ной ими войны и на самом деле собираются заблокировать нас и удерживать взаперти. - Да, сэр. - А наша задача очень проста, - сказал лейтенант-коммандер Бонсон. - Мы должны остановить их. Эти слова офицер произнес с таким воодушевлением, что даже голос его немного задрожал. Его глаза вспыхнули огнем в добром старом стиле героев острова Иводзима<Иводзима - вулканический остров в Тихом океане, южнее Японии. В 1945 - 1968 гг. находился под военным управлением США.>. Однако Донни не мог не заметить, что на груди коммандера не было ленточки медали за службу во Вьетнаме. - Вы помните ноябрь? - спросил Бонсон. - Да, сэр, - ответил Донни. Он действительно помнил, хотя в памяти застряла не вся последовательность событий, а всего лишь один момент, который мог бы показаться довольно-таки абсурдным. В сердце Америки было уже поздно, около полуночи, и морские пехотинцы из роты "Браво" в полном боевом снаряжении входили в расположенное рядом с Белым домом здание Государственного казначейства, занимая оборонительные позиции, чтобы приготовиться к отражению возможного штурма, который на следующее утро могли предпринять двести тысяч сердитых молодых людей, расположившихся лагерем на Молл<Молл - широкая парковая аллея, соединяющая Капитолий с рекой Потомак.>. В небе сияла желтовато-белая, как сухая кость, луна; погода была прохладной, но до настоящих холодов дело еще не дошло. Морские пехотинцы выгружались из грузовиков, держа свои М-14 на плече; штыки были примкнуты, но пока что оставались в металлических ножнах. Когда Донни вел своих людей к входу, он заметил неподалеку слабый свет и всмотрелся в ночь. Кирпичный контрфорс в конце подъездного пути располагался почти точно посередине между очень-очень белым Белым домом слева и очень-очень темным Казначейством справа и позволял хорошо видеть Пенсильвания-авеню, где предводители крестового похода за мир организовали молчаливое непрерывное шествие со свечами. Таким образом, одна группа молодых американцев с винтовками, пятнадцатью килограммами снаряжения и железными кастрюлями на головах входила в правительственное здание, а в семи метрах под совершенно точным прямым углом к ним двигалась по пустынной улице другая группа молодых американцев, прикрывавших согнутыми ладонями свечи, и на их лицах нежно мерцал свет, казавшийся сверхъестественным, неземным. В этот момент Донни почувствовал, что на него снизошло откровение: независимо от того, что утверждали пылающие праведным гневом кадровые вояки и о чем вопили предводители защитников мира, обе группы американцев практически не различались между собой. - Да, сэр, - сказал Донни. - Я помню. - Известно ли вам, капрал, что радикальные элементы были готовы к тому, что в операции по охране порядка будет задействовано только одно подразделение, а именно рота "Б" из казарм Корпуса морской пехоты, и что лишь по чистой случайности городской полицейский обнаружил бомбу, установленную таким образом, чтобы ее взрыв уничтожил телефонный туннель, ведущий в Казначейство? Это значит, что при взрыве рота "Б" оказалась бы отрезанной от места развития событий, а Белый дом и, следовательно, президент остались бы без защиты! Подумайте об этом, капрал. Без защиты! Слова "без защиты" прозвучали в его устах как тяжелейшее обвинение; ноздри раздувались, глаза метали искры. Донни понятия не имел, что ему следует говорить. Он никогда не слышал о бомбе в телефонном туннеле. - Откуда они могли узнать, что вы там находились? Как им стало известно, куда вы направитесь? - требовательно напирал на него лейтенант-коммандер. Донни осенило: рядом с Белым домом находятся всего лишь два здания. Одно из них - это администрация президента, а второе - Казначейство. И если власти намереваются подтянуть войска для прикрытия Белого дома, то куда же они могут их поместить, как не в одно из этих двух зданий? Больше просто некуда. - Я не... - Он прикусил губу, чтобы не разразиться хохотом, который, несомненно, оборвал бы всю его карьеру прямо здесь и сейчас. - Именно тогда разведслужба включилась в работу с экстремистами. В лице моей группы! - объявил лейтенант-коммандер. - Да, сэр. - Мы провели всеобъемлющее предварительное расследование во всех трех казармах морской пехоты. И мы думаем, что нашли нашего человека. Донни на мгновение онемел. А затем почувствовал, что его охватывает гнев. - Сэр, я думал, что мы все прошли проверку на благонадежность еще до того, как нас включили в это подразделение. - Да, но это делается не слишком-то тщательно. Одному дознавателю приходится рассматривать по сотне личных дел за неделю. Бывают промахи. А теперь позвольте мне спросить вас кое о чем. Что вы скажете, если я сообщу вам, что у одного из солдат вашей роты есть за пределами базы незаконная квартира, которую он делит с членами известной антивоенной организации? - Я ничего об этом не знаю, сэр. - Это рядовой первого класса Эдгар М. Кроу. Кроу! Конечно, это может быть только Кроу. Энсин Вебер взял лист бумаги и прочел вслух: - Кроу имеет квартиру в доме 2311 по С-стрит, Юго-запад, где проживает совместно с неким Джеффри Голденбергом, аспирантом журналистики Северо-западного университета в Вашингтоне. Вы знаете, Фенн, что Кроу вовсе не обычный морской пехотинец. Он исключен из Йельского университета и попал в парадное подразделение лишь потому, что имеет дядю, связанного с одним конгрессменом, который смог устроить так, чтобы Кроу не грозила отправка во Вьетнам. - Поразмыслите обо всем этом, Фенн, - добавил коммандер Бонсон, поднявшись с места. - Вы там подставляете свою задницу под пули, а он здесь марширует на парадах и передает секретные сведения наркоманам-пацифистам и хиппи, мешающим нам одержать победу. Несомненно, это Кроу. Вечный путаник, сачок, умник, использующий свой незаурядный интеллект для того только, чтобы его не вышибли из парадной роты, но не желающий ничего делать по-настоящему хорошо. И в то же время Кроу - салага, еще не сформировавшийся юнец, на первый взгляд ничем не отличающийся от остальных. Мальчишка, чуть ли не подросток, не сумевший уберечься от искушений и неразберихи этого полного соблазнов и такого запутанного времени. - Мы знаем вас, Фенн, - заявил лейтенант-коммандер. - Вы единственный человек во всей роте, кто пользуется настоящим уважением как среди честных морских пехотинцев, прошедших, подобно вам, через бои во Вьетнаме, так и среди мальчишек, которые оказались здесь лишь для того, чтобы избежать Вьетнама. Они все любят вас. И поэтому мы подобрали для вас задание. Если вы справитесь с ним - а я, как военный человек, знаю, что нет никаких оснований считать, будто вы не сумеете справиться, - то через двенадцать дней вы закончите свою службу полным сержантом Корпуса морской пехоты Соединенных Штатов. Это я вам гарантирую. Донни кивнул. Все это ему нисколько не нравилось. - Я хочу, чтобы вы стали новым лучшим другом Кроу. Вы его однополчанин, его приятель, его отец-исповедник. Пусть ему льстит то внимание, которое вы будете ему уделять. Шляйтесь с ним по городу. Ходите на вечеринки в кабаки, где собираются все эти миротворцы, знакомьтесь с его длинноволосыми друзьями. Напивайтесь с ним. Он начнет делиться с вами своими мыслями и планами; сначала понемногу, а потом, со временем, все больше и больше. Он посвятит вас во все свои тайны. Он, скорее всего, так гордится собой и той маленькой игрой, которую ведет, что его до смерти распирает желание похвастаться всем этим и он будет только рад показать, какой он лихой парень. Добудьте для нас побольше сведений, чтобы мы могли выдвинуть против него обвинение до того, как он сможет предать свою роту первого мая. Мы отправим его в Портсмут на долгий, очень долгий срок. Он выйдет оттуда стариком. Бонсон умолк и опустился на стул. Ну вот, Донни наконец услышал все до конца. Но все же многие важные слова не были произнесены. Предположим, он откажется. Что в таком случае произойдет с ним самим? Куда зашлют его? - Я не... Сэр, я ведь не обучен разведывательной работе. Я не уверен, что смогу справиться с заданием. - Фенн очень непосредственный и прямой морской пехотинец, - вмешался капитан Догвуд. - Он трудолюбивый простодушный парень, а не шпион. Донни заметил, что слова его ротного командира глубоко задели лейтенант-коммандера Бонсона, но тот ничего не ответил, а лишь смерил Донни яростным взглядом. - У вас две недели, - сказал он после долгой паузы. - Мы будем контролировать вас и рассчитываем получать донесения через день. Впереди ожидает большая опасность, и на вас рассчитывают очень многие. Это высокая честь - выполнять свой долг служения стране. Донни промолчал и сразу же возненавидел себя за это. - Ты сам знаешь, что устроился здесь совсем неплохо, - отеческим, а скорее фамильярным тоном продолжил Бонсон, так и не дождавшись от Донни ответа. - Имеешь в казарме отдельную комнату, а не живешь в общем кубрике. У тебя отличная должность, необременительные обязанности. Ты находишься в Вашингтоне, округ Колумбия. Сейчас весна. Ты возвращаешься в колледж, герой, увешанный всевозможными цацками и со всеми льготами ветеранского положения, плюс к тому имеешь Бронзовую звезду и приличное звание. Я бы сказал, что не так уж много молодых людей в Америке настолько близки ко всему этому, как ты. - Да, сэр, - в очередной раз произнес Донни. - То, о чем говорит коммандер, - негромко добавил энсин Вебер, - может исчезнуть, как дым. От одного дуновения ветра. Стоит только подготовить приказ. Тебя могут вернуть во Вьетнам топтаться по колено в грязи на рисовых полях, и вокруг тебя снова будут летать пули и всякое дерьмо. Такие случаи уже бывали. Парень очень скоро замечает, что ему поручают самые опасные дела. Ладно, ты и сам знаешь все эти истории. Он получает приказ выйти на операцию и в первый же день погибает. Письма его матери, статьи в газетах, ужас, да и только... Бедному парню очень сильно не повезло. Но иногда все случается именно так. В кабинете вновь повисла тишина. Донни совсем не хотел возвращаться во Вьетнам. Он уже отбыл там свой срок, получил свои раны. Он помнил страх, который испытывал, буквально физически ощутимую, раздирающую легкие плотность этого чувства, которое в первое же свое появление начало сокрушать окружающий его мир. Он ненавидел мерзость запустения, жестокие убийства. Сейчас, когда нормальная жизнь была так близка, ему нисколько не хотелось, чтобы ее украли у него прямо из-под носа. Его прямо-таки взбесила мысль о том, что он больше никогда, ни при каких обстоятельствах не увидит Джулию. Он успел подумать о том, как какой-нибудь гражданский тупица станет утешать ее после того, как его не станет, и решил, что вряд ли у парня хватит сил, чтобы сделать это как следует. Он очень коротко, почти незаметно кивнул. - Вот и прекрасно, - отозвался Бонсон. - Вы приняли верное решение. Глава 2 Донни стоял перед входом, испытывая идиотское чувство. Из-за двери доносились отрывистые звуки рок-музыки. А внутри было шумно, ярко, празднично, многолюдно. Он чувствовал себя круглым дураком. Он обернулся. В "форде", стоявшем у тротуара на противоположной стороне С-стрит, сидел энсин Вебер. Вебер ободряюще кивнул и чуть заметно дернул головой в сторону, как будто хотел сказать: ну, валяй, заходи же, черт бы тебя побрал! И вот теперь Донни стоял у входа в "Ястреб и голубь", одно из знаменитых питейных заведений Капитолийского холма, где молодые мужчины и женщины, направлявшие течение войны, боровшиеся против войны или описывавшие войну, по обыкновению собирались после шести часов, когда конторы официального Вашингтона закрывались и лишь некоторые старые зануды оставались торчать в наглухо закупоренных кабинетах, дожидаясь самых последних новостей об авиационных бомбовых ударах или несчастных случаях с многочисленными жертвами. Стоял приятный вечер, нежаркий и умиротворяющий. Донни оделся в обрезанные выше колен джинсы, легкую яркую рубашку и теннисные туфли "Джек Перселл", точно так же, как и половина парней, вошедших в забегаловку за те минуты, пока он стоял перед нею. Единственное отличие между ним и остальными заключалось в том, что уши у него торчали да на макушке был лишь небольшой кружок коротко подстриженных волос - верная примета кувшиноголового. Но было известно, что рядовой первого класса Кроу обычно ошивался именно в "Ястребе и голубе", и потому Донни тоже был послан именно в "Ястреб и голубь". "Боже!" - снова произнес про себя Донни, еще раз взглянул на Вебера, и тот опять дернул головой. Донни повернулся и нырнул в забегаловку. Там, как он и ожидал, было темно, многолюдно и тесно. Рок-музыка гулко отдавалась от стен. Звучало что-то вроде "Буффало Спрингфилд": "Там сидит парень с пушкой, ну а может, и не сидит..." - или что-то еще вроде этого; во всяком случае, Донни смутно припоминал слова и музыку. Все до одного курили и безостановочно переходили с места на место. Молодежь в полумраке разглядывала друг друга - смазливенькие девушки с Холма, хрупкие юноши с Холма, - и казалось, что самый воздух пропитан сексом. Почти все парни имели на головах огромные копны волос, но все же иногда на глаза Донни попадались такие же "белые плеши", как у него самого, или короткие прически кадровых военных. Однако в отношении к ним большинства окружающих не чувствовалось особой напряженности, как будто все на время позабыли о вражде, оставили ее в удел могущественным объединениям своих единомышленников; молодые не считали необходимым что-либо доказывать здесь кровожадному старичью, управляющему миром. Донни пробился к стойке, заказал, раскошелившись на доллар, кружку "Будвайзера" и вспомнил недавний разговор: "Сохраняйте все чеки. Вы сможете потом предъявить их, и наша контора оплатит ваши расходы. Только не перестарайтесь. Если вы начнете горстями нюхать порошок, Бонсон просто взбесится". "Я никогда даже и не пробовал порошка, - ответил Донни. - Хотя не исключено, что этой ночью придется попробовать". "Это было бы крайне нежелательно", - кисло заметил Вебер. Донни не спеша потягивал пиво. Рядом с ним какой-то парень, не умолкая, бранил девушку. Вся ссора происходила исключительно шепотом, но накал ее был очень силен. - Ты идиотка, - чуть слышно бормотал парнишка. - Ты просто невероятная идиотка. Как ты могла дать ему? Ему! Как ты могла дать ему? Ты идиотка. Девушка не мигая смотрела перед собой и молча курила. Между тем время шло. Полученные инструкции были совершенно ясными. Ему не следовало первым приближаться к Кроу. Это было бы ошибкой. Рано или поздно Кроу заметит его и сам подвалит к нему, а затем все пойдет так, как пойдет. Если же он сам бросится к Кроу, то вся эта проклятущая операция провалится. Донни взял еще кружку пива и посмотрел на часы. Делать ему было просто нечего. Неподалеку крутилось несколько симпатичных цыпочек, но ни одна из них и в подметки не годилась Джулии, девушке, в которую он был влюблен. "Люди, - усмехнулся он про себя, - у меня есть кое-что получше". Их отношения походили на банальный роман между героем-футболистом и капитаном группы поддержки, но на деле не были такими. Да, он и впрямь был героем футбольных матчей. Да, она действительно была капитаном группы поддержки. Но он никогда не любил футбол по-настоящему, а ей не доставляло большого удовольствия дирижировать поклонниками команды во время матчей. Если честно говорить, то они сблизились не по своей воле, а под нажимом своих однокашников по школе округа Пима, однако вскоре обнаружили, что между ними нет настоящей любви, и разошлись. Но после разрыва, когда у них завязались отношения с другими людьми, они поняли, насколько скучают друг по другу. Однажды вечером они встретились вчетвером: он пришел с Пегги Мартин, лучшей подругой Джулии, а она - с Майком Уиллисом, его лучшим другом. И в эту ночь они по-настоящему нашли друг друга. До окончания школы оставался год. Война была в ту пору очень далеко, существовала только на экранах телевизоров. Перестрелки в Бьенхоа и Дранге (он и понятия не имел об этих городах), бочки с напалмом, вываливающиеся из "фантомов" и летящие, кувыркаясь, вниз, чтобы на земле расцвести ковром пляшущего пламени, покрывающим без единого промежутка огромные пространства джунглей, - все это ничего не значило. В том году Донни и Джулия всюду бывали вместе. Они стали неразлучны. Это было лучшее лето всей его жизни, но выпускной год оказался еще лучше. В тот год Донни задал жизни всей Лиге юго-западных округов, набирая в среднем по две сотни за игру. Он был большим и быстрым. А Джулия была очень красива, но при этом еще и очень мила. О, она была так мила! Она была... изумительна - вот единственное подходящее слово, хотя и оно не выражало всего. - Господи! Одновременно с этим возгласом на плечо Донни опустилась чья-то рука. Он обернулся. - Какого черта тебя занесло сюда? Конечно же, это был Кроу в джинсах и рабочей рубашке, выглядевший настоящим пролетарием. На голову он напялил полевую панаму армейского образца (интересно, где он ее раздобыл?), которая надежно скрывала бритую голову. В руке он держал кружку с пивом, а за спиной у него стояли еще трое молодых людей, почти неотличимо похожих на него, если не считать того, что их длинные волосы были натуральными. Они напоминали трех Иисусов. - А-а, Кроу, - безразличным тоном откликнулся Донни. - Я и не знал, что ты бываешь в таких местах, - сказал Кроу. - Такое же место, как и все остальные. Здесь есть пиво. Какого хрена мне еще может понадобиться? - ответил Донни. - Это мой капрал, - сообщил Кроу своим приятелям. - Он самый настоящий герой из Корпуса морской пехоты. И по-настоящему убивал врагов. Но он хороший парень. Сегодня он заставил меня отжаться только двадцать пять раз вместо пятидесяти. - Кроу, если бы ты выучил наконец свои хреновы движения, то тебе не пришлось бы отжиматься ни разу. - Но это значило бы, что я стал сотрудничать. - Ах вот оно что. Значит, обосрать воинские похороны - это часть твоей партизанской войны против убитых горем матерей Америки? - Нет-нет, я просто пошутил. Но ты не поверишь, я ведь и в самом деле путаю правую и левую стороны. Честно говорю. - В морской пехоте говорят: правый и левый галс, - поправил Донни. - Ну так их я тоже путаю. Да ладно, плевать. Не хочешь присоединиться к нам? Рассказал бы этим ребятам о Вьетнаме. - Вряд ли они захотят меня слушать. - Нет, а правда, - вмешался один из спутников Кроу. - Дружище, там ведь, наверное, чертовски страшно. - Он получил Бронзовую звезду, - с неожиданной гордостью в голосе доложил Кроу. - Он был героем. - Мне просто сильно повезло, что я не сгинул там попусту, - поправил его Донни. - Нет, никаких боевых историй. Так что извини. - Послушай, мы идем на вечеринку. Мы хорошо знаем этого парня; у него всегда собирается много народу. Не хочешь пойти с нами, капрал? - Кроу, когда мы не на службе, называй меня Донни. А тебя зовут Эд. - Эдди и Донни! - Совершенно верно. - Правда, Донни, пойдем. Там будут отличные цыпочки. Это на С-стрит, совсем рядом с Верховным судом. Парень, у которого все это происходит, клерк, приятель моего старшего брата из Гарварда. Нет, ты только представь себе: в одном месте соберется столько милашек, сколько ты, может быть, в жизни не видел. - Донни, почему бы тебе и впрямь не пойти? - подхватил один из мальчишек. Донни подумал, что его репутация героя каким-то образом пробила брешь в неокрепших политических убеждениях этого свежеиспеченного борца за мир, который всего несколько лет назад поклонялся героям Джона Уэйна. - Я помолвлен, - неубедительно возразил Донни. - Но ведь ты же можешь смотреть, правда? Или она тебе и этого не позволяет? - Наверное, позволяет, - ответил Донни. - Только мне бы очень не хотелось никаких восхвалений и прочего дерьма в честь Хо Ши Мина<Хо Ши Мин (1890 - 1969) - председатель ЦК Партии трудящихся Вьетнама, президент Демократической Республики Вьетнам.>. Хо Ши Мин пытался прикончить меня. И он совершенно не мой герой. - Уверен, что там не будет ничего подобного, - пообещал Кроу. - Он понравится Тригу, - заявил еще один из мальчишек. - Триг сделает из него пацифиста, - пообещал другой. - И кто же такой этот Триг? - поинтересовался Донни. Идти действительно было совсем недалеко. Как только они вышли на улицу, один из мальчишек достал сигарету с травкой и закурил. Закрутку привычно передавали из рук в руки, и вскоре она дошла до Донни. Тот после секундного колебания затянулся, задержав дым в груди. Он чуть не пристрастился к зелью, пока был в 'Наме, но смог преодолеть привычку. Теперь знакомый сладковатый дымок проник в легкие, и в голове сразу же зашумело. Показалось, что мир заискрился разноцветным сиянием, что впереди открылось множество новых, доселе неведомых возможностей. Донни с силой выдохнул. "Хватит, - подумал он. - Довольно с меня этого дерьма". Капитолийский холм, густо усаженный деревьями с шелестевшей под вечерним бризом листвой, походил на маленький городок в штате Айова. Но стоило сделать несколько шагов, как впереди открылся Капитолий, сверкающий в ночи огромный белый купол, освещенный яркими дуговыми лампами. - Тут они приносят девственниц в жертву богам войны, - с пафосом произнес один из юнцов. - Каждую ночь. Можно даже услышать их крики. Вероятно, эти слова подсказала ему травка, но Донни все равно заставил себя улыбнуться. Девственниц на самом деле приносили в жертву, но вовсе не здесь. Это происходило в пятнадцати тысячах километров отсюда, на рисовых чеках, залитых бурой от буйволиного навоза водой. - Донни, - подхватил Кроу. - Ты можешь вызвать артиллерию? Мы должны уничтожить это место, чтобы спасти его. И это, скорее всего, говорил не он сам, а травка. - Эй, Дробовик-зулу-три, - принялся импровизировать Донни. - У меня есть для вас огневая работенка, смотрите по координатной сетке: четыре ближе к девять-шесть, шесть-пять-четыре от Альфы-семь-ноль-два-пять. Нас сильно прижали очень уж поганые парни, просим "отель "Эхо"", огонь на поражение, заранее благодарны. - Вот это круто! - восхитился один из юнцов. - А что такое "отель "Эхо""? - Бризантный заряд, - объяснил Донни. - В отличие от осколочного или белого фосфора. - Круто, как дерьмо, - воскликнул парень. Музыка известила о месте вечеринки гораздо раньше, чем поступило какое-либо визуальное подтверждение. Точно так же, как в "Ястребе и голубе", она вырывалась в ночь, тяжелый психоделический рок, заполняющий темноту и разносящийся чертовски далеко. Впрочем, то же самое он слушал и там; это было здорово. Молодые морские пехотинцы любили рок. Они непрерывно слушали его, и если бы не козни суровых сержантов, то не расставались бы с музыкой и во время патрулирования в джунглях. - Интересно, Триг будет здесь? - спросил один из парней. - Когда речь идет о Триге, то ничего нельзя сказать заранее, - ответил Кроу. - Кто такой этот Триг? - снова спросил Донни. Вечеринка вроде бы почти не отличалась от тех, на которых Донни бывал, когда учился в Аризонском университете, разве что волосы у парней были подлиннее. Мельтешили люди самого разного облика. Все выглядело точь-в-точь как в баре, только происходило в куда более тесных и душных комнатах. Воздух казался густым от сладковатого запаха травки. На стенах портреты Хо и Че. В ванной, куда Донни зашел, чтобы отлить, висел даже флаг Северного Вьетнама, хотя изготовлен он был не в Хайфоне, а в Скенектади<Скенектади - небольшой город неподалеку от восточного побережья США.>. У Донни даже мелькнула мысль незаметно поджечь его, но он решил, что это наверняка сорвет всю затею. И в конце концов, это же был всего лишь флаг. Мужчины выглядели в основном его ровесниками, хотя попадались и немного моложе. Несколько человек средних лет слонялись по комнатам и оглядывали окружающих пристальными высокомерными взглядами, которые внушают такое почтение рядовым обывателям округа Колумбия. Судя по прическам, только он и Кроу представляли здесь морскую пехоту Соединенных Штатов, хотя Кроу вряд ли годился на должность представителя. Кстати, тот уже рассказывал кому-то знакомую историю о том, как ему чуть не удалось откосить от призыва, прикинувшись психом. - Ну так вот, - рассказывал он, - стою я голый, а на голове у меня ковбойская шляпа. Я очень вежлив, и все остальные тоже очень вежливы со мной - поначалу. Я делаю все, чего они от меня хотят: наклоняюсь и выпрямляюсь, ношу свое нижнее белье в маленьком пакете, улыбаюсь и называю всех сэрами. Я лишь отказываюсь снимать свою ковбойскую шляпу. "Э-э, сынок, ты не мог бы снять эту шляпу?" - "Я не могу, - объясняю я. - Если я сниму ковбойскую шляпу, то умру". Понимаете, самое главное здесь - вести себя очень вежливо. Если ты начнешь психовать, то они сразу поймут, что ты косишь. Довольно скоро они собрали кучу майоров, и генералов, и полковников, и все они принялись орать на меня, требуя, чтобы я снял ковбойскую шляпу. Я стою голый в маленьком кабинетике перед всеми этими парнями и наотрез отказываюсь снять свою ковбойскую шляпу. Вот вам самый настоящий герой! Что там Джон Уэйн! Они орут, аж пена брызжет, а я так спокойненько им отвечаю: "Если я сниму свою ковбойскую шляпу, то умру". - И тебя не забрали? - Ну да, им это надоело, и меня вышвырнули. Потом они несколько недель возились с моими документами, а за это время мой дядя договорился с Большой шишкой о том, чтобы меня засунули в такую щель морской пехоты, из которой не выдергивают в 'Нам. Вы же понимаете, что, когда вся эта заваруха закончится, обо всех обвинениях забудут. Никому до них не будет никакого дела. Все просто-напросто спишется. Поэтому любой, кто позволит убить себя ни за что ни про что, просто слабоумный идиот. Ну скажите мне: за что погибать-то? Хороший вопрос, подумал Донни. За что? Он попытался вспомнить ребят из своего взвода 1/3 "Браво", погибших на протяжении семи месяцев, которые он провел с ними. Это оказалось непростым делом. И потом: кого прикажете считать? Нужно ли включать в список парня, задавленного армейским грузовиком в Сайгоне? Может быть, он все равно стоял на очереди. Может быть, если бы он выбрался из Сайгона, то все равно получил бы пулю на перекрестке в Шебойгане. Нужно ли его считать? Этого Донни не знал. Зато несомненно нужно считать того парня - как же его звали? нет, на самом деле, как его звали? - который наступил на "бетти" и был изрешечен осколками. Он первый из тех, кого помнил Донни. А сам Донни был тогда совсем лопоухим салагой. Парень просто упал навзничь. Сколько было крови! Все столпились вокруг него, хотя этого нельзя было делать, а он казался таким спокойным перед смертью. Но никто потом не зачитывал никакого неотправленного им письма к матери, в котором он рассказывал о своем славном взводе и о том, как они доблестно сражаются за демократию. Просто положили его в пластиковый мешок и оставили на месте гибели. Донни помнил его лицо, но никак не мог восстановить в памяти имя. Этакий жирный тип. Рожа как блин, маленькие глазки. У него даже не росла щетина, и ему не нужно было бриться. Как же его звали? Во второго угодила винтовочная пуля. Он бился, вопил, стонал, и никто не мог уговорить его замолчать. Он задыхался от негодования. Это так несправедливо! Что ж, это действительно было несправедливо. Казалось, он хотел спросить своих друзей: почему меня, почему не вас? Он был стройным и поджарым парнем из Спокана. Мало разговаривал. Всегда держал винтовку в порядке. Кривоногий. А как его звали? Донни не помнил. Были у него и еще кое-какие воспоминания, но, впрочем, ничего из ряда вон выходящего. Донни не довелось принимать участие в каких-либо крупных сражениях или в серьезных операциях с драматическими кодированными названиями, о которых в газетах сообщали на первых полосах. Главным образом ему приходилось топать пешком, постоянно опасаясь, что кто-нибудь выскочит из кустов, или ты обо что-нибудь споткнешься, или на тебя что-то свалится сверху и прибьет на месте. По большей части это было скучно, по большей части это было грязно, по большей части это было стыдно. Он не хотел возвращаться туда и знал это совершенно точно. "Дружище, если ты позволишь им послать тебя обратно сейчас, когда вся эта пакость уже близится к концу, когда подразделения то и дело возвращаются назад, потому что началось время, которое президент назвал "вьетнамизацией", если ты сейчас позволишь себе сгинуть ни за грош, то ты просто слабоумный идиот". Внезапно кто-то с силой толкнул его. - Виноват, - сказал Донни, отступая в сторону. - Так оно и есть, - с угрозой произнес незнакомый голос. Интересно, откуда они взялись? Их было трое, и габаритами они почти не уступали ему самому. Все с длинными волосами, с яркими повязками на головах, одетые в затертые джинсы и армейские рабочие рубахи. - Ты говнюк из морской пехоты, верно? Кадровый? - Да, я из морской пехоты, - признался Донни. - И возможно, говнюк. Но я не кадровый. Все трое уставились на него. Было заметно, что глаза у них мутны с перепою, но все равно они горели ненавистью. Тот, который толкнул Донни, судя по всему предводитель, сильно покачивался. В кулаке он сжимал горлышко бутылки с джином, причем явно намеревался воспользоваться ею как оружием. - Вот из-за таких, как ты, дерьмовых вояк мой брат вернулся домой в пластиковом мешке! - выкрикнул он. - Я очень сожалею о твоем брате, - ответил Донни. - А этот кадровый козел получил подполковника. - Подобные пакости случаются не так уж и редко. Какой-нибудь ловкач хочет получить еще одну нашивку и посылает своих парней на холм. Он получает нашивку, а парням достаются пластиковые мешки. - Да, но случается это только потому, что говнюки вроде тебя это допускают, потому что в ваших долбаных душах нет ни грамма смелости, чтобы сказать Большому Брату "нет". Если бы у вас было хоть чуть-чуть мужества, то все это дело давным-давно прекратилось бы. - А ты значит, сказал Большому Брату "нет"? - И без этого обошелся, - с гордостью заявил парень. - Я был первогодком, и меня эти игры не касались. Донни захотелось сказать ему, что раз уж ты согласился вписаться в классификацию, то совершенно неважно, в какой разряд попал. Все равно ты подчинялся приказам и работал на Большого Брата. Просто некоторым парням отдавали более приятные приказы, чем другим. Но в этот момент парень шагнул к нему, его лицо перекосила злобная пьяная гримаса, и он еще крепче стиснул бутылку. - Эй, я пришел сюда не затем, чтобы драться, - негромко сказал Донни. - Я просто гулял со знакомыми парнями. Осмотревшись вокруг, он увидел, что оказался в центре круга уставившихся на него юношей. Даже музыка умолкла, и дым, казалось, клубился не так густо. Кроу, конечно, куда-то исчез. - Значит, ты, подонок, забрел туда, куда не следовало, - рявкнул парень и напрягся, видимо намереваясь подойти еще на шаг. Донни лихорадочно соображал, что же ему делать: то ли постараться вырубить дурака, то ли поскорее свалить отсюда и не ввязываться в потасовку. Но внезапно между ним и его противником втиснулась чья-то фигура. - Остановитесь, - сказал незнакомый человек. - Братья, братья мои, не теряйте своего священного хладнокровия. - Да ведь это же поганый... - начал было агрессор. - Он такой же парень, как и ты, и у тебя не больше оснований обвинять его в происходящем, чем себя самого или кого-нибудь другого. Ведь все дело в системе, разве ты этого не понимаешь? Помилуй боже, неужели ты так ничего и не понял? - Да, но ведь надо же с чего-то начать! - Джерри, остынь. Пойди, дружище, забей, что ли, косячок с кем-нибудь. Я не допущу, чтобы трое парней набрасывались с пустыми бутылками на несчастного солдата, который забрел сюда, не желая никаких приключений. - Триг, я... Но этот самый Триг положил ладонь на грудь Джерри, твердо посмотрел ему прямо в глаза - в этом взгляде, казалось, было столько огня, что можно было расплавить едва ли не все, что существует на свете, - и Джерри отступил, сглотнул и посмотрел на своих приятелей. - Хрен с ним, - сказал он после продолжительной паузы. - Но все равно мы с тобой не согласны. С этими словами троица резко повернулась и, расталкивая присутствующих, зашагала к двери. Неожиданно снова загремела музыка - "Satisfaction" в исполнении "Роллинг Стоунз", - и вечеринка вновь забурлила. - Слушай, спасибо тебе, - спохватился Донни. - Мне меньше всего на свете хотелось драться. - Пустяки, - откликнулся спаситель. - Кстати, меня зовут Триг Картер. Он протянул Донни руку. У Трига было одно из тех удлиненных серьезных лиц, на которых кожа туго обтягивает кости, а глаза кажутся одновременно и влажными и светящимися. Он очень напоминал киношного Иисуса. В его манере смотреть на собеседника было что-то очень притягательное. Он обладал редким даром с первого взгляда вызывать симпатию. - Рад познакомиться, - ответил Донни, удивившись, что рукопожатие такого хрупкого с виду человека оказалось очень крепким. - А я Фенн. Донни Фенн. - Я знаю. Ты тайный герой Кроу. Настоящий головорез. - Господи боже, я никак не гожусь в его герои. Мне нужно дослужить свой срок, а потом я навсегда уберусь отсюда в страну кактусов и индейцев-навахо. - Я там бывал. Траурные голуби, они ведь оттуда, верно? Маленькие белые птички, которые так быстро носятся по ложбинам и кустам, что их трудно рассмотреть. - О да, - ответил Донни. - Мы с отцом любили на них охотиться. Нужно пользоваться самой легкой дробью - восьмеркой или девяткой. И все равно попасть очень непросто. Впрочем, ты, наверное, и сам это знаешь. - Похоже, что это и впрямь забавно, - заметил Триг. - Но я-то охочусь на них не с ружьем, а с фотоаппаратом. А потом рисую их. - Рисуешь? - переспросил Донни. Он никогда не видел большого смысла в этом занятии. - Ну да. Картины. Вообще-то я художник-орнитолог. Мне довелось немало поездить по миру, рисуя портреты птиц. - Здорово! - восхитился Донни. - И за это платят? - Кое-что. Я иллюстрировал книгу моего дяди, Роджера Прентиса Фуллера. "Птицы Северной Америки". Он зоолог из Йельского университета. - Э-э... Пожалуй, никогда не слышал о нем. - Когда-то он был охотником. В начале пятидесятых ездил на сафари вместе с Элмером Кейтом. Это имя произвело на Донни впечатление. Кейт был прославленным стрелком из штата Айдахо, автором книг "Элмер Кейт и его шестизарядный револьвер" и "Элмер Кейт и большая ружейная охота". - Вот это да! - воскликнул он. - Элмер Кейт! - Роджер рассказывал, что Кейт был злобным крошечным человечком. Он ужасно обгорел в детстве и всю жизнь стремился отыграться за свои увечья. Они больше не общаются. Элмера интересовала только стрельба, и ничего больше. Он просто не мог увидеть никакого смысла в том, чтобы хоть как-то ограничить себя. А Роджер больше не стреляет. - Думаю, что после 'Нама я тоже больше не буду стрелять, - сказал Донни. - Для морского пехотинца сказано просто здорово, Донни. Кроу был прав насчет тебя. Может быть, когда закончишь службу, присоединишься к нам? - Триг улыбнулся, и его глаза вспыхнули, как у кинозвезды. - Ну... - протянул Донни. Он представил себя борцом за мир - с длинными волосами, курящим дурь, размахивающим плакатами, распевающим "К черту все, мы не пойдем" - и рассмеялся вслух. - Триг! Когда ты появился? Это был Кроу со своей свитой, к которой теперь присоединилось еще несколько девчонок. Вся эта толпа каким-то образом закружилась вокруг Трига, как будто тот был средоточием поля, вроде электромагнитного. И спустя несколько секунд Триг исчез, словно смытый потоком восторженного поклонения, которого Донни никогда не понимал. Он повернулся к стоявшей поблизости девушке. - Эй, прошу прощения, - сказал он, - но кто все-таки такой этот Триг? Она выпялила на него изумленные глаза, а затем возмущенно спросила: - Слушай, парень, с какой планеты ты свалился? С этими словами она умчалась вслед за Тригом, и в ее глазах сияла любовь. Глава 3 - Триг Картер! - воскликнул коммандер Бонсон. - Да, совершенно верно. Я никак не мог вспомнить фамилию, - согласился Донни, который на самом деле помнил фамилию очень хорошо, но никак не мог заставить себя произнести ее вслух. - Мне показалось, что он очень симпатичный парень. Бонсон занимал ничем не примечательный кабинет в одной из слепленных на скорую руку во время Второй мировой войны построек, все еще сохранившихся на территории Вашингтонской верфи военно-морского флота, которая находилась в полумиле от казарм "Восемь-один". Наутро Донни под каким-то благовидным предлогом отправили туда для отчета о первом дне его шпионской охоты. - Вы видели вместе Трига Картера и Кроу. Так? Почему же Донни все это казалось таким гадким? Он чувствовал себя грязным, будто его кто-то подслушивал. Скосив глаза, он оглядел кабинет. Президент Никсон сурово смотрел на него со стены сверху вниз, повелевая ему выполнить свои обязанности перед Богом и страной. Диплом Нью-Гемпширского университета придавал кабинету дополнительную торжественность. Несколько парадных фотографий лейтенанта-коммандера Бонсона в обществе различных высокопоставленных чиновников придавали обстановке завершенность. Если не считать этого, в помещении не было и следа какой-либо индивидуальности или даже ощущения присутствия человека. Оно было неестественно аккуратным: даже скрепки для бумаги в небольшой пластмассовой коробочке были аккуратно сложены, а не брошены кучей. Лейтенант-коммандер Бонсон наклонился вперед, вперившись в Донни своим темным пристальным взглядом. Это был тощий темноволосый человек с гладко выбритыми сизыми щеками. Он производил впечатление глубочайшей сосредоточенности. В нем было нечто фанатическое, казалось, что ему самое место на кафедре проповедника, откуда он гневно обличал бы мини-юбки и "Битлз". - Да, сэр, - собравшись с духом произнес Донни. - Они оба были там. И еще около сотни народу. - Повторите еще раз, где это было. - На вечеринке. Э-э... С-стрит, на Холме. Адреса я не заметил. - Три сорок пять, С, Юго-восток, - сообщил энсин Вебер. - Вебер, вы проверили этот дом? - Да, сэр. Там проживает некий Джеймс К. Филлипс, клерк судьи Дугласа и, согласно данным ФБР, гомосексуалист. - Скажите, Фенн, было ли большинство присутствовавших там гомосексуалистами? Была ли это сходка гомиков? Донни не знал, что на это сказать. Сборище было самой обычной вашингтонской вечеринкой и, вероятно, ничем не отличалось от любой другой вечеринки в Вашингтоне. Там было много молодых людей, была травка, было пиво, музыка и атмосфера веселья и надежды. - Не могу сказать ничего определенного, сэр. Бонсон задумчиво откинулся на спинку стула. Мысль о сборище гомосексуалистов, похоже, застряла в его мозгу, и некоторое время он не мог от нее отделаться. Но вскоре он вновь вышел на след. - Значит, вы видели их вместе? - Не совсем так, сэр. В одной и той же толпе. Было ясно, что они знакомы друг с другом. Но мне не показалось, что за этим знакомством стоит нечто большее. - Кроу мог передать ему какие-нибудь сведения о дислоцировании роты? Донни чуть не рассмеялся, но Бонсон смотрел на него таким тяжелым взглядом, что было ясно: поддаться этому порыву будет большой ошибкой.