рюмкой бренди и размышляет о ней, о Лили? Нет, скорее - о своей погибшей невесте... наверняка... ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Сэр Джон, проездом в западные края, в отдел Министерства обороны, встретиться с Лили не пожелал. Это не удивило Гримстера. Шеф до минимума ограничивал свои деловые знакомства. Лили была для него лишь именем в одной графе и соответствующей проблемой в другой. Связываться с ней напрямую он не имел ни малейшего желания. После обеда Гримстер прокрутил для сэра Джона и Копплстоуна записи бесед с Лили и высказал на сей счет свои соображения. Сэр Джон слушал молча. Сидел, поигрывая рюмкой с портвейном - плотный, в красновато-коричневом с иголочки пиджаке и брюках гольф, в носках с зелеными петельками, - и источал едва различимый запах вереска. Он полузакрыл глаза, отчего временами казался спящим. Когда записи окончились и Гримстер отчитался, придерживаясь фактов, избегая пока любых умозаключений, сэр Джон спросил: - У вас нет сомнений, что Диллинг ее загипнотизировал? - Нет. - Не слишком ли это хитроумная предосторожность? - Такой уж он был человек. Лично я склонен думать, что это не столько предосторожность, сколько выходка для потехи. Его "я" не смогло устоять перед искушением вымарать реальный день из памяти мисс Стивенс и заменить его выдуманным. Сэр Джон, покончив с портвейном, начал размеренно, не спеша закуривать. - Вы считаете, события того дня похоронены в ее памяти навечно? И до них не докопаться? - Нет, не считаю, сэр Джон. Хотя Диллинг и сумел лишить мисс Стивенс этих воспоминаний, факт остается фактом: сведения находятся у нее в памяти и добраться до них можно. - Можно, но не вам? - Пожалуй, так. В конце концов, я только любитель. Даже меньше того. Сэр Джон положил сигарету точно на край пепельницы: - Видимо, вы правы. Честно говоря, у меня сложилось мнение, что лучше было вообще не экспериментировать с мисс Стивенс. По-моему, вы лишь замутили воду, и настоящему специалисту будет от этого труднее. Это был явный выговор. Гримстер принял его, не оправдываясь. Сэр Джон дал ему опомниться и продолжал: - Тесной духовной и плотской связи, я считаю, найдется замена. Опытный специалист - если остальные методы не подойдут - воспользуется наркотиками. Опьянение или героиновый транс - разве это не разновидности гипноза? - Возможно. Хотя опьянение - это, по-моему, потеря контроля над собой, а не добровольная передача другому. Сэр Джон медленно поднял брови, адресуя гримасу не Гримстеру или Копплстоуну лично, а миру вообще, и тем самым показал, что считает философствования неуместными. - Есть ли у нас кто-нибудь, способный с этим справиться? - обратился он к Копплстоуну. Тот поерзал в кресле и ответил, сожалея, что до графина с портвейном не дотянуться: - Из имеющих допуск - никого. Если открыть шлюзы, мисс Стивенс, возможно, выдаст такую информацию, которая не должна вылиться наружу. - Точно сказано. К тому же тогда Ведомство распишется в собственном бессилии. Почему мы не заботимся об эксперте заранее, а спешно находим его, проверяем и даем допуск, лишь когда необходимость уже возникла? Среди наших служащих должен быть психиатр-консультант, знающий толк во врачебном гипнозе. - Сэр Джон поднял сигарету, затянулся судорожно, как-то по-птичьи, и отдал распоряжение Копплстоуну: - Завтра же, как только приедете в Лондон, займитесь поисками. Подходящую кандидатуру, вероятно, удастся найти в других отделах - это избавит вас от необходимости проверять, но я предпочел бы иметь такого человека в непосредственном подчинении. И пусть у него не будет знакомых на континенте. И никаких инородцев. Любым способом нужно решить этот вопрос как можно скорее. Мягчайшим, а потому совершенно чуждым собственному настроению голосом Копплстоун ответил: - Будет исполнено, сэр Джон. - Значит, мисс Стивенс придется задержать здесь еще на некоторое время, - вмешался Гримстер. - Но она не захочет сидеть в усадьбе неделями. - Займите ее чем-нибудь, - отрезал сэр Джон. - Она в вашем подчинении. Но запомните раз и навсегда: больше никакого гипноза. Мы найдем специалиста, хотя, по-моему, все это - пустая трата времени. - Он повернул голову к Копплстоуну: - Передайте Кранстону, пусть приведет мою машину. Оставшись наедине с сэром Джоном, Гримстер ожидал, что тот не станет его задерживать. Сэр Джон нежно тронул пальцами острые грани горлышка хрустального графина с портвейном. Несколько секунд он не отрывал руку, словно прикосновение было для него жизненно важным. Гримстер сразу понял, что его еще не отпускают. Хотя за годы работы в Ведомстве Гримстер редко сталкивался с сэром Джоном, чутьем, интуицией он его хорошо понимал. Видел в нем человека честолюбивого, самоуверенного, который носит эти качества бесстрастно, как носят чопорный фрак; замечал в нем жестокость, которая указывала на изворотливый и необычайно многогранный ум. Очень редко мысль сэра Джона была простой, искренней, благородной или бескорыстной. Иначе он ни за что не достиг бы своего теперешнего положения, его бы отправили в отставку, убили, уничтожили: тот особый мир, в котором он жил, отверг бы его... как чужеродное тело. Гримстер чувствовал, что, отослав Копплстоуна, сэр Джон развязал себе руки для настоящею разговора. Его пальцы оставили графин, он, словно беседа не прерывалась, спросил: - Насколько я понимаю, Гаррисон еще в Барнстепле? - Как мне сказали, да. Сэр Джон взглянул на Гримстера и сказал: - Я долго решал для себя, нужно ли такой щекотливый вопрос обсуждать прямо с вами. Даже сейчас я не уверен, что поступаю правильно. Сказать по правде, я бы и не сделал этого, не будь я необычайно высокого мнения о нас, Гримстер, не принимай я вашу судьбу так близко к сердцу. Вы, конечно, знаете, Ведомство не терпит двойственности. - Без сомнения, сэр Джон. - Так вот, я хочу поговорить о мисс Тринберг. - Да, сэр Джон. - Гримстера немного удивило лишь то, что шеф не начал этот разговор раньше. Видимо, сэру Джону не так-то просто было подойти к признанию. - Будем предельно откровенны. Насколько я понимаю, вы считаете, будто из соображений безопасности Ведомство, скажем так, предприняло определенные шаги. - Да, такую возможность я не исключаю. - Я вас понял. Этим, естественно, хочет воспользоваться Гаррисон. Почему бы и нет? Ему на руку совратить вас. А мы, конечно, задумались над тем, что будет, если ему это удастся и вы повернетесь против нас. Это вас тоже удивлять не должно. - И не удивляет, сэр Джон. - Отлично. А сейчас я скажу вам нечто, вызванное величайшим уважением к вам, к вашим способностям и возможностям. Прямо я об этом еще не говорил, но, думаю, вам приходила в голову мысль, что я буду рекомендовать вас на пост главы Ведомства, когда мне придет время выйти в отставку. - Приятно это слушать, сэр Джон. - Но при сегодняшнем раскладе это невозможно. Пока у вас остаются хоть малейшие подозрения относительно смерти мисс Тринберг, вы, понятно, представляете для нас опасность - опасность, от которой, признаюсь, я избавлюсь любой ценой. Это вас, надеюсь, тоже не удивляет. - Нет, сэр Джон. - Гримстер улыбнулся. - Я, честно говоря, уже сказал себе, что вы решили избавиться от меня. После выполнения этого задания, например. Сэр Джон постучал пальцем по горлышку графина. - Гримстер, такого отличного работника, как вы, нельзя терять из-за одних подозрений, поэтому я хочу поставить все точки над "i". Мисс Тринберг погибла случайно. Ведомство к ее смерти руку не приложило, могу вам поклясться. Другого способа убедить вас, кроме собственного честного слова, у меня нет. Я прошу вас поверить мне, но не только потому, что это правда, а еще и потому, что высоко ценю вас как специалиста и вообще человека. И не желаю, чтобы досадное недоразумение повредило вашей карьере в Ведомстве. К гибели мисс Тринберг Ведомство не имеет никакого отношения. Я не спрашиваю, верите вы мне или нет. Я сказал вам правду, пытаясь защитить вас. Если вы поверите, я это сразу увижу. Если нет... ну что ж, Джонни, это будет прискорбно до глупости. - Сэр Джон встал. Послышался шум подъезжавшего к дому автомобиля. - Спасибо за все, что вы сказали, сэр Джон, - откликнулся Гримстер. - Могу я заверить вас, что всегда считал гибель Вальды случайной. Хотя сомнения, естественно, возникали. Теперь они рассеялись. Вашего слова мне более чем достаточно. - Тогда все прекрасно, Джонни. Да, еще одно, и только между нами. Я отменяю приказ насчет Лили Стивенс. Продолжай любые опыты над ней, какие посчитаешь целесообразными, пока мы сами что-нибудь не организуем. Как только мы подключимся, для тебя найдется более интересная работа. Позже, оставшись в своей комнате один, Гримстер задумался, почему сэр Джон пошел ва-банк, воззвал к его чувствам, дал ему слово, которое могло быть как честным, так и лживым? Гримстер, конечно, понимал: в Ведомстве он человек конченый. Какой же смысл в поступке сэра Джона, каковы мотивы этого поступка?.. Вот если допустить, что и в самом деле Вальда погибла нечаянно... Возможно, работа приучила Гримстера ничего не принимать на веру. Ничто катастрофическое уже не казалось ему случайным. Чудес не бывает. Все происходит умышленно. Однако бывают и случайности, но с ними так трудно свыкнуться... Гримстер еще долго сидел, размышляя о Вальде и сэре Джоне. Копплстоун привез досье на Билли. Гримстер прочел его после ужина у себя в гостиной. Уильям Прингл, тридцати трех лет от роду, владел в Хай-Вайкомбе небольшим магазином по продаже птиц и тропических рыбок. Его отец, в прошлом священник, жил в Линкольншире. Прингл учился в Аундле, потом в колледже Клэр в Кембридже. Ни определенных занятий, ни каких-либо других, кроме магазина, источников дохода у него не было. А хозяином зоомагазина он стал менее полугода назад. До этого перепробовал множество профессий, строил дома и дороги, немного работал младшим преподавателем подготовительной школы в Эссексе. Женат не был, под судом и следствием не состоял. Гримстер сразу раскусил Прингла. Зоомагазин был для него лишь отдушиной. Отец Уильяма, видимо, сделал все, чтобы дать сыну образование, но Прингл-младший вышел из Кембриджа, не имея ни малейшего желания заниматься тем, чего ждали от него родители. Переходил с работы на работу. Таких сотни, выходцев из обеспеченных и респектабельных семей, опустившихся до положения полубродяг. Лишь один интересный момент был в биографии Прингла. Пять лет назад, когда умерла мать, он унаследовал все ее сбережения. Они составляли семь тысяч фунтов. Большую часть этих денег он вложил в компанию Диллинга по производству электронных приборов и после ее банкротства стал главным кредитором Гарри. В досье не указывалось, где и когда они познакомились. "Любопытно, - подумал Гримстер, - Диллинг выплачивал Билли в счет долга лишь по двадцать фунтов в месяц". Диллинг умер, оставив пять тысяч фунтов наличными, но завещал их Лили все до пенса. Было бы вполне естественно оставить Принглу хоть что-нибудь. Хотя, конечно, Прингл мог занять у Диллинга крупную сумму еще до получения наследства, и они могли прийти к соглашению, что потеря капиталовложения Прингла сводит этот долг на нет. И все же в их дружбе было что-то непонятное. Может быть, дело в том, что составлявшие досье лично не встречались с Принглом. Если его расспросить, возможно, выяснится немало интересного. Однако Гримстер сомневался, что Билли ему поможет. Прингл явно был лишь приятелем Диллинга, а не деловым партнером. И денежные расчеты они, наверняка, давно уладили. Хотя было поздно, Гримстер, взяв досье, пошел посоветоваться с Копплстоуном. Сэр Джон уже уехал. Утром и Копплстоун вернется в Лондон. А сейчас он был пьян и говорить о Прингле отказался. На столе рядом с ним стояли две бутылки виски - одна полная, другая почти пустая. Копплстоун развалился в кресле, положив ноги на скамеечку. Он пил и до ужина, и за столом, и после, у себя в номере. Его лицо отекло, покраснело от выпитого, но речь оставалась связной, хотя и замедлилась. Он приветствовал Гримстера, взмахом руки предложил присоединяться. Гримстер пить отказался, но сел напротив и стал раскуривать сигару. - Наш маленький Наполеон, - проговорил Копплстоун, - отправился дальше на запад разворачивать свои войска. Говорят - но только говорят, слышишь? - он любит жену и двух сыновей до безумия. Если увижу это воочию, потом не жаль и умереть. - Он потянулся к рюмке, хлебнул неразбавленного виски, подержал во рту и, поморщившись, проглотил. - Успокаивает? - спросил Гримстер. Копплстоун взглянул на него из-под густых бровей и криво улыбнулся. - У каждого своя боль. Даже у твердого, как гранит, Гримстера. - Подражая хмельно голосу сэра Джона, Копплстоун продолжил: - "Приведите мою машину, Копплстоун. Экспериментируя с мисс Стивенс, вы, Гримстер, кажется, только спутали карты специалисту. Отвяжитесь от нее. И никаких инородцев-гипнотизеров. С ними слишком много возни. К тому же они ненадежны". Бог предполагает, а сэр Джон располагает. Тебе следовало бы знать то, что знаю я, и видеть то, что я видел. - Внезапно он расплылся в улыбке и спросил: - Не правда ли? - Сегодня ты не в себе, Коппи. Отчего? - осведомился Гримстер. - Вечно ты играешь в сыщика. Нет, сегодня я не просто не в себе. Сегодня я хуже, чем не в себе, и это длится уже много дней и ночей. Но мои ночи - спасибо разумному графику моей работы - принадлежат мне, слава Богу, целиком... Расскажи-ка, в чем суть гипноза. В сексуальном превосходстве, в преимуществе сильной личности?.. Вперишься в жертву чарующим взглядом, и ни в чем тебе отказа нет? - кроме как в сведениях о той дурацкой пятнице. А теперь тебе запрещают работать. Шеф приказал не путать карты. - Коппи, почему бы тебе не завязать на сегодня? Ложись спать. - А что мне это даст, кроме снов, которые я не хочу видеть? Определенные области коры головного мозга не затормаживаются. Или все дело в спинном мозге? - Ты, я вижу, кое-что читал. Копплстоун кивнул: - Да, когда стали поступать твои отчеты. Это и есть тот перстень? - Он показал на руку Гримстера. - Он самый. - Дай-ка посмотреть. Гримстер поднес руку к глазам Копплстоуна. Это движение, внезапный блеск перстня и застывшее от выпитого лицо Копплстоуна подсказывали ему фантастическую идею. Конечно, Гримстер был далеко не уверен, что Копплстоуна удастся загипнотизировать. Хотя, получив власть над Лили, он иногда тешил себя этой мыслью. Ведь думал и действовал он с одной целью - подтвердить собственные иссушенные временем и пока беспочвенные подозрения. А сейчас Копплстоун предоставил ему возможность сделать это. Непринужденно Гримстер объяснял: - Лили смотрит на перстень, а я поднимаю его над ее глазами, приказываю следовать за ним только взглядом и потом потихоньку опускаю. Между тем Гримстер плавно опустил руку на несколько дюймов ниже переносицы Копплстоуна, который не оторвал от перстня взгляд и так же, как Лили, опустил глаза. - И все? - Копплстоун, не вставая, протянул руку за рюмкой. - Все. И хотя подопечный сначала обычно сопротивляется гипнозу - из гордости или с непривычки, - каждый, в сущности, хочет погрузиться в транс. Хочет покоя, избавления от суеты... В этом все дело. - Гримстер ничуть не волновался, просто надеялся, что пьяный Копплстоун поддастся внушению, и тогда он, Гримстер, по счастливой случайности получит сведения, которых от Копплстоуна не добиться никакой хитростью. Гримстер продолжал: - Надо следить за перстнем. Одним взглядом. Вверх и понемногу вниз, и ты чувствуешь, как веки становятся тяжелее и тяжелее, как возникает желание уснуть... отдохнуть... забыться. Глубоко-глубоко уснуть, как никогда не спал раньше... Копплстоун пошевелился и вдруг сказал: - Совершенная чушь... совершенная... - Но слова замерли у него на устах, когда глаза, прикованные к перстню, опустились вновь, потянув за собой и веки, а голова немного свесилась. Спокойным, дружеским голосом Гримстер продолжил: - Каждому хочется найти забвение или в вине, или во сне, или в исповеди... Мы оба это понимаем. На душе у нас немало такого, от чего мы не прочь ее избавить... Гримстер видел, что Копплстоун переходит в гипнотический сон, погружается в транс точь-в-точь, как Лили. Ничуть не возбужденный тем, что стоит на пороге тайны, исполненный лишь холодного точного расчета, Гримстер, скрупулезно поддерживая равновесие между мгновенно задуманным и тут же воплощенным планом, говорил ровно и бесстрастно: - Ты спишь. Ты хотел уснуть. Тебе хотелось обрести покой, ты обрел его, и ничто тебе уже не страшно. Ты ведь слышишь меня, Коппи? Даже во сне ты все равно меня слышишь, верно? Копплстоун негромко вздохнул и сказал: - Да, я слышу тебя. - Хорошо. Очень хорошо. Это все потому, что ты хочешь мне многое сказать. То, что спрятано у тебя в глубине души и от чего ты не прочь избавиться. Разве не так? - Не прерывая разговора, он протянул руку, осторожно взял у Копплстоуна рюмку с виски и поставил ее на поднос. Потом правой рукой аккуратно устроил голову Копплстоуна на спинку кресла: - Так лучше, правда? - Да, так лучше. - Тогда расслабься, ляг поудобнее. Так хорошо ты еще в жизни не спал, а когда проснешься, забудешь, что твой сон навеян мною и перстнем. Запомнишь только, что я приходил поговорить и выпить, но ты отключился прямо в кресле, а когда проснулся, меня уже не было. Ясно, Коппи? Так монотонно, как Лили, автоматическим, лишенным чувств голосом Копплстоун ответил: - Да, ясно. - Хорошо. Тогда не станем торопить события. Сначала убедимся, что ты и в самом деле готов мне помочь. Вытяни правую руку вперед. Гримстер был стреляный воробей, поэтому решил проверить, не было ли то, что он считал счастливым случаем, лишь уловкой, притворством Копплстоуна, который теперь ради личной выгоды или по приказанию сверху пытается выяснить истинные намерения Джона. Подобные испытания Гримстер еще не проводил, но абзацы из книги Вальгиези легко приходили на память. - Поверни руку ладонью вверх, Коппи. Тот повиновался. - А теперь по моему приказу ты должен опустить руку, но не сможешь этого сделать. Рука не будет тебе повиноваться. Ты и двинуть ею не сумеешь. Понятно? - Да. - Хорошо. Опусти руку. Рука Копплстоуна осталась на месте. Секунду по его телу бежали мышечные спазмы. Потом он взмолился: - Не могу. - Не волнуйся, - успокоил его Гримстер. - Это просто проверка. - С этими словами он взял со стола круглый поднос с двумя бутылками виски, рюмками и графином с водой. - Держи поднос на руке. Тебе это легко удастся. Ты его не уронишь. - Он поставил на ладонь Копплстоуну поднос, установив его так, чтобы бутылки не упали, и сказал: - Вот так. Сейчас ты удерживаешь его без труда. Он тяжелый, но сил у тебя хватает, верно? - Верно. - Рука не сгибается, она совсем онемела, да? - Да. - Ты не можешь ею пошевелить, так? - Так. - И не сможешь, пока я не прикажу тебе. Понятно? - Да. - Хорошо. Тогда попытайся сбросить поднос. Гримстер внимательно следил за Копплстоуном. Рука его не шевельнулась, ни один мускул даже не дрогнул. Но на мгновение левая половина лица исказилась от попытки опустить руку. - Не могу, - признался Копплстоун. - Хорошо. И не пытайся больше. Даже теперь он мог обманывать Гримстера. Копплстоун был достаточно силен, чтобы удержать поднос, но через минуту и ему станет невмоготу. Гримстер решил испытать его до конца... Уж кому, как не ему, Гримстеру, было известно искусство Ведомства придавать лжи стопроцентную видимость правды. По опыту общения с Копплстоуном он знал, что тот далеко не так психопассивен, как Лили. Он умен, циничен и осторожен - более неподходящую для внушения натуру не сыщешь. Он из тех, кто, уже поддавшись гипнозу, обретает самообладание. Гримстер следил за уровнем воды в графине. Пока он почти не нарушился. Гримстер произнес наконец: - У тебя здорово получается. И только потому, что ты мне доверяешь, хочешь помочь. Правда? - Да, правда. - Кто я? - Ты Гримстер. - Правильно, Коппи. Я Гримстер. А ты - Копплстоун, мой друг. Сейчас я задам несколько вопросов и попрошу тебя ответить на них. Ты ведь не против? - Нет. - Хорошо. И помни: когда очнешься, забудешь все, о чем мы говорили. Скажи, ты поддерживаешь связь с Гаррисоном? Копплстоун без колебаний ответил утвердительно. - Через Ведомство или минуя его? - Минуя. - И когда ты связался с ним? - Около месяца назад. - Как ты считаешь, сэр Джон знает об этом? - Нет. - Зачем ты это сделал? - Не так-то просто ответить. Думаю, потому что посчитал такую связь выходом. - Что значит - выходом? - Выходом из разумных положений. - Гаррисону материалы о мисс Стивенс передаешь ты? - Да, я. - И давно? - Последние две недели. - На кого работает Гаррисон? - Точно не знаю. - А предположительно? - На американцев. Или немцев. Возможно, и на частную фирму, если она предложила больше. - Что же собирался продать Диллинг? - В двух словах не расскажешь. - Опиши в общем. Ведь он зашел настолько далеко, что даже Ведомство им заинтересовалось. Не так ли? - Да. Речь шла о применении лазерного луча в военных целях. Преимущественно для нужд пехоты. - Он умер, не успев раскрыть все технические секреты? - Да. Гримстер снял поднос с ладони Копплстоуна и поставил его на стол. В том, что Копплстоун действительно загипнотизирован, у него не осталось никаких сомнений. - Хорошо, теперь можешь опустить руку. Рука Копплстоуна упала. Сейчас он принадлежал Гримстеру целиком, со всеми потрохами, но, хотя Джону до смерти хотелось узнать от него только одно, он понимал: для собственной безопасности и профессионального удовлетворения нужно извлечь и второстепенную информацию - она тоже может оказаться полезной. Как некогда он не спешил задавать Лили вопросы о пятнице, так теперь не торопился спрашивать о Вальде, о цене честного слова сэра Джона. А Копплстоун лежал в кресле громадным обрюзгшим сейфом с информацией, готовым к вскрытию. Гримстер спросил: - То, что спрятал Диллинг, - это, наверное, были научные документы? Технические подробности его открытия? - Так он утверждал. - Почему он их спрятал - не доверял тебе и сэру Джону? - Верно. - Если бы можно было похитить документы, ты бы сделал это? - Естественно. Похищение уже и готовилось. Так мы бы деньги сэкономили. На то и Ведомство, чтобы шантажировать, грабить и убивать... - Понятно, Коппи. Не торопитесь. Что сталось бы с мисс Стивенс, если бы документы нашлись? Ведь они принадлежат ей, не так ли? - Да, это ее собственность. - Как сэр Джон решил этот вопрос? - Как только мы получим бумаги, она погибнет. - В автомобильной катастрофе, чтобы не было подозрений? - Гримстер спрашивал, не удивляясь. Эта мысль, спрятавшаяся в уголке сознания, преследовала его с самого начала: он знал сэра Джона и его стремление к экономии и его кредо - платить лишь тогда, когда нет другого выхода. - В автомобильной катастрофе. - А мы с тобой понимаем, как легко ее организовать, верно? - Да. - Вы с сэром Джоном делали это уже не раз, так? - Так. - Хорошо. Пусть следующий вопрос тебя не смущает. Мы друзья и знакомы не первый день. Меня интересует только правда. Когда ты ответишь, я не расстроюсь. Правда ли, что сэр Джон подстроил автомобильную катастрофу Вальде Тринберг? - Да, подстроил. - Как? - Ее машину столкнул в пропасть наш автомобиль. Гримстера не удивило, что всего несколько часов назад сэр Джон солгал ему о смерти Вальды. Пытаясь изменить ход событий в свою пользу, шеф не останавливался ни перед чем... Гримстер представил, как машина Вальды спускается по крутой извилистой дороге к озеру, лежащему далеко внизу, как ее догоняет другой автомобиль - его так и не удалось найти, - как он сворачивает, врезается в машину, и та, медленно кувыркаясь, падает в трехсотфутовую пропасть. Гримстер понял: если удастся выведать имя сидевшего в том автомобиле, он убьет его, а если нет, он убьет сэра Джона. Впрочем, сэра Джона он уничтожит в любом случае. - Как звали исполнителя? - спросил Гримстер. Бесстрастным голосом Копплстоун, ставший теперь чем-то вроде справочной службы, ответил: - Не знаю. Кто-то из европейского отдела. Его инструктировал лично сэр Джон. По-моему, он уже мертв. "Или его ни за что не найти, - подумал Гримстер. - Но это уже не важно. Сэр Джон жив, и его нужно убить". - Сэр Джон считал, что из-за нашего с Вальдой брака может пострадать безопасность Ведомства, да? - Да. - Но ведь и другие женились. Почему же он был против именно нашей свадьбы? - Потому что ты на особом счету. - В каком смысле? - Я думаю, он решил посадить тебя на свое место. И не хотел, чтобы ты был связан, делил свою жизнь с кем-то, кроме Ведомства. - Ему приходило в голову, что он ошибся? - Да. Теперь он это признает. - И только. Не раскаивается? - Пожалуй, да - в том смысле, что ты стал очень опасен. Следующий вопрос Гримстер задал непроизвольно, зная сэра Джона. - И как же он собирается поступить со мной? - Организовать еще один несчастный случай, едва ты выполнишь задание. Копплстоун зашевелился, его тело напряглось. - Ладно, - отрезал Гримстер. - Хватит разговоров. Ты устал, очень устал и глубоко заснул. Спи дальше. Именно к этому ты стремишься? К долгому и глубокому сну? - Да. - Хорошо. Спи полчаса. Потом, не просыпаясь, ты встанешь, пойдешь в спальню, ляжешь в постель и проспишь до утра. Понял? - Да. - А когда проснешься, забудешь, что случилось с тобой, что ты сказал мне. Все. Ясно? - Да. - Утром вспомнишь одно: ты здорово напился, к тебе ненадолго находил я, а когда ушел, ты завалился спать. Теперь спи спокойно. Придет время - ляжешь в постель. Голова Копплстоуна свесилась набок, тяжелое дыхание заклокотало в горле. Гримстер потянулся к бутылке, налил себе виски. Бережно держа рюмку в руке, он сел напротив Копплстоуна. Несмотря на тяжелый груз мыслей и еле сдерживаемых чувств, в нем преобладала обычная осторожность. Копплстоун не дурак. Проснувшись, он ничего не вспомнит, но о многом подумает, а кое-что, возможно, и заподозрит. Любая мелочь может навести его на мысль о происшедшем. Вот почему так важно, чтобы на подносе стояли две рюмки со следами виски, а в пепельнице была, по меньшей мере, пара окурков. Гримстер и Копплстоун просто сидели, выпивали, а потом, когда Копплстоун отключился, Гримстер ушел. Вот и все. Гримстер взглянул на часы. Перевалило за полночь. Он сидел, не сводя глаз с Копплстоуна. ... Худшие предположения подтвердились. Но разгадка принесла лишь оцепенение. Многое нужно обдумать, многое сделать, но сейчас, в полночь, ему хотелось лишь отрешиться от всего. Он сидел, пил и курил, а через полчаса Копплстоун заерзал в кресле, тяжело поднялся и, не открывая глаз, покачиваясь, поплелся в спальню. Вошел, оставив дверь открытой. Послышался щелчок выключателя, шелест снимаемой одежды, грохот упавших на пол ботинок и, немного погодя, скрип кровати под тяжестью тела. Гримстер постоял на пороге спальни. Копплстоун не выключил свет. Он лежал, обнажив руки и торс, едва прикрывшись простыней, и тихонько похрапывал. Гримстер вышел, не прикоснувшись ни к двери, ни к выключателю. По дороге бросил в пепельницу на столе гостиной еще один окурок. Когда Джон вернулся к себе, был почти час ночи. Он начал раздеваться, прохаживаясь между спальней и ванной, и тогда почувствовал в воздухе тонкий запах духов, узнал его и без особого интереса и удивления сообразил, что Лили недавно приходила сюда. Но мысль о ней была так же мимолетна, как трепет листа на дороге в Хайленд, когда машина Вальды пробила грубый деревянный бордюр и медленно, кувыркаясь, полетела к заросшим вереском гранитным склонам. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Он не спал. Он лежал в постели и сквозь незашторенные окна смотрел, как по небу медленно плывут звезды, изредка слышал крики маленьких коричневых сов, охотившихся в зарослях вереска и в темной полосе подстриженных тисов вокруг теннисного корта. Мыслей не было - он оставался все в том же духовном и телесном оцепенении, которое и не хотел прерывать. Пока не нужно было ни думать, ни действовать. А вскоре придется. Теперь он убедился в том, о чем раньше лишь подозревал. И не испытывал ни удивления, ни гнева, ни печали. Он лежал, глядя, как бледнеет, наливается ясным перламутровым светом ночное небо; потом встал, надел старые брюки, свитер и вышел из номера. Дежурный за столом у двери взглянул на него заспанными глазами и кивнул. Садясь в машину, он понял: когда он вернется, то вернется к самому себе и к тому, что обязан сделать. Он знал, так и будет, а потому не спешил. Он вывел машину на дорогу, миновал ферму и выехал к воротам, ведущим в густой лес над горным прудом. Светало, легкокрылые воробьи стайками порхали над самой землей, летели в поля кормиться. Лесной голубь величественно поднялся с сосны, захлопал крыльями и воспарил в утреннем восходящем потоке. Гримстер машинально открыл капот, вынул болотные сапоги и начал собирать удочку. Это была старая снасть из магазина Харди. Добротная, ухоженная. При известной сноровке на нее можно было выловить на перекате двадцатифунтового лосося. Гримстер шел через лес по опавшим листьям, сосновым иглам, по скользкому мху прямо к реке, которая быстро мелела, отчего вода приобретала прозрачный янтарный цвет, - мушкой теперь придется играть, проводя ею поперек реки или пуская по течению. Тропинка обрывалась у самой заводи. Здесь Гримстер перешел реку, едва не набрав воды в сапоги, потом двинулся вверх по течению сквозь густую, отяжелевшую от росы траву ярдах в пяти от воды. Навстречу пролетел зимородок, охладил пылающую грудку в брызгах водопада, которым кончалась заводь. По правую руку от Гримстера, за полями, скрывалась в тумане железнодорожная насыпь. Проходя мимо старой рыбачьей хижины, Джон заметил, как заиграла в первых солнечных лучах окропленная росой паутина под крышей. Он уже пришел в себя, оцепенение сменялось ощущением нового дня, но обретенные чувства не принесли ни боли, ни удовольствия. Он просто пытался убить время, ждал подходящее для решительных действий время. Охотившаяся у горловины заводи цапля поднялась и, лениво взмахивая крыльями, полетела через реку в долину, ее серое тело быстро скрылось в сером тумане. Гримстер встал на ее место, потоптался немного, чувствуя, как холод просачивается сквозь резину сапог, затем наблюдал, как река вливается в заводь, как ее течение замирает, а бурные воды, извиваясь, смешиваются со стоячими. На другом берегу под огромными дубами гранитные скалы заросли папоротником и мхом, на нем тяжелыми каплями оседал утренний туман. Гримстер знал - внизу, в холодной глубине ходит рыба. Вынув из кармана потертую жестяную коробку, он выбрал мушку. Это был маленький "Дасти Миллер" с серебристым тельцем, его Гримстер смастерил сам. Утренний ветерок крепчал, поверхность заводи начала рябить. Гримстер знал заводь и в половодье, и в засуху. Во время рыбалки он видел не только взбаламученную воду - он чувствовал и устланную галькой впадину, и ребристый обломок скалы, и валун на каменистом дне. Он уже был во власти рыбалки, и это занятие наполнило жизнь смыслом, радость вселилась в душу, когда он закинул удочку и оглядел извивы лески. Едва мушка погрузилась, он осторожно вывел ее на поверхность и придержал, пока она не оказалась на мели, где клевало чаще. Он смотрел на воду, на леску, туда, где должен был находиться крючок. Мгновенно впитывал все происходящее вокруг, подмечал каждую мелочь; державшие удочку пальцы как будто пронзал электрический ток. Гримстер стоял как раз посреди заводи, когда и заметил Гаррисона. Тот вышел из-за хижины, его тяжелые шаги ясно различались в неумолчном шуме воды. Гримстер бросил на него быстрый взгляд. Гаррисон был уже на берегу в трех футах над ним. Старый грязный плащ, блестящие от воды резиновые сапоги и поношенная твидовая шляпа с загнутыми кверху полями. Лицо красное и опухшее, на широком тяжелом подбородке - двухдневная щетина. В левой руке он держал сигарету, а в правой - пистолет. Гримстер заметил все это и снова обратил взгляд на воду, машинально повел удочкой, заставил мушку плыть против слабенького течения в завопи. - Доброе утро, - произнес Гаррисон. Гримстер кивнул в ответ, не обернувшись. Гаррисон не спускал с него глаз; когда Гримстер делал шаг вниз по течению, чтобы вновь закинуть удочку, он шел следом. Гримстер не боялся Гаррисона и почти не обращал на него внимания, хотя понимал: тот пришел убить его. Он был уверен - Гаррисон не сможет его убить. Сегодня, во всяком случае. - Что у тебя за наживка? - спросил Гаррисон. Только тогда Гримстер заговорил: - "Дасти Миллер". Гаррисон затянулся, потом смял окурок и выбросил в воду. - Был бы я сентиментальным, - продолжал он, оглядевшись, - я бы назвал это подходящим местом в подходящее время для смерти. Твоей смерти. А я надеюсь умереть в постели. От апоплексического удара, вызванного оргазмом. Гримстер почувствовал, как улыбка тронула его губы. Гаррисон, несший ему смерть, возрождал в нем жизнь. - Как ты узнал, что я буду здесь? Гаррисон усмехнулся: - Рано или поздно ты должен был оказаться на этом месте. Я прихожу сюда уже третий день. - И каждый раз с пистолетом? - Гримстер трижды закинул удочку в одно и то же место, лишь увеличивая длину лески. - Да, с пистолетом. Приказ, ничего не поделаешь. - Чего же ты от меня хочешь? - Какая разница? Неужели тебя не оставляет любопытство даже сейчас, за несколько минут до смерти? - Вон как заговорил! Что-то, извини, не своим голосом. - Раннее утро сделало мою речь напыщенной, Джонни. Извини. Не из страха, не из желания выиграть время, но потому, что тепло жизни возвращалось к нему, и потому, что он не мог объяснить поведение Гаррисона, а давно уже привык находить причины всему и мог для этого даже притвориться слабым, Гримстер с наигранной искренностью сказал: - Сейчас я готов заключить с тобой сделку. - Вальда? Гримстер снова кивнул, не оборачиваясь. У крючка вода вдруг забурлила, потом успокоилась. Рыба подошла к наживке совсем близко. Он пустил мушку полукругом по течению, придержал и немного поиграл ею, надеясь или вернуть ту рыбу, или привлечь новую. - Боюсь, ты опоздал, - произнес печально Гаррисон и добавил другим тоном: - Чуть не клюнуло. Вчера, когда я стоял тут, рыбы плескались дюжинами. Гримстер подтянул леску и вновь закинул удочку. В последнюю секунду привычно дернул удилище на себя, чтобы леска не вытянулась до конца и мушка плавно, как живая, поплыла бы вниз по течению, а не противостояла напору воды. - Значит, ты пришел меня убить? - Помимо всего прочего, да. Гримстер понял: большего от Гаррисона не дождешься. Но все-таки, как мало он ни сказал, кое за что уже можно ухватиться. - Тогда не мешкай, - спокойно сказал Гримстер. Он размышлял, хватит ли у Гаррисона мужества сделать это. Ведь они близки, как братья, а брат не может убить брата, не оправдав сначала свой грех, не объяснив его другому. Так и случилось. - С удовольствием подожду, когда ты вытащишь эту рыбу, - отозвался Гаррисон. - Всему свое время. Гримстер подметил, что леска вытягивается и мушка погружается. Не было ни резкого удара, ни сильного натяжения. Он опустил удилище, пытаясь ослабить леску, и заметил, что она не провисла - значит, там, на глубине трех-четырех футов, наживку легонько ухватил лосось. Джон вновь вытравил леску, чтобы течением мушку снесло прямо в пасть рыбине. Через несколько секунд он дернет удилище в сторону, и крючок, если еще не вошел, обязательно вонзится в ее плоть. Вероятно, и Гаррисон следит теперь за леской. В подтверждение его мыслей Гаррисон, которого Гримстер видел краем глаза где-то слева, сказал: - Одна есть, Джонни. Подсекай, я подожду. Пусть она станет моим прощальным подарком. Я должен тебе гораздо больше, но могу позволить только это. Твердо держа в руках удилище, Гримстер нарочно повел его наискось и сразу почувствовал, как упирается рыба. Выбрав лишнюю леску, он понял, что крючок сидит глубоко. На мгновение лосось замер. Позади раздался голос Гаррисона: - Вытаскивай его, Джонни. Это мой прощальный подарок. Судьба не может без театральных эффектов. Лосось неожиданно рванулся вверх, леска ослабла в пальцах Гримстера, удилище распрямилось, но прогнулось вновь, когда он немного подтянул леску. Достигнув поверхности, рыба выпрыгнула из воды. На фоне мрачных затененных скал она показалась ослепительно серебристой. Рыбина боком шлепнулась в воду, подняв тучу брызг. Гримстер держал леску в натяжении, постоянно подматывая ее левой рукой, а сам пятился к берегу. Лосось выпрыгнул еще дважды и ушел на дно, устав от борьбы. Перейдя на крошечную отмель у поросшего травой берега, Гримстер придержал рыбину. Потом пошел в воду, собираясь подхватить улов снизу, все время поддерживая леску в натяжении, чтобы лосось не ушел на перекат. Гаррисон оказался выше по течению и немного позади. Леска теперь тянула лосося в сторону, отчего он переплыл стрежень и вновь пошел против течения. Гаррисон сказал: - Приличный улов. Фунтов на пятнадцать. Не мешкай, Джонни, вытаскивай скорей. У меня мало времени. На миг Гримстеру захотелось отпустить леску и дать рыбе выйти из воды, чтобы самому последовать за нею на перекат. Гаррисон сдержит обещание, преподнесет свой прощальный подарок. Гримстеру останется только войти в реку и добраться до дальнего берега. Удастся ему остаться в живых или нет - пятьдесят на пятьдесят. Между тем Гримстер шел вверх по течению, удочка сгибалась под тяжестью рыбы. Наконец он вновь выбрался на крошечную отмель. Вдруг лосось развернулся и ринулся назад, получив свободу от ослабевшей на мгновение лески. Не успел Гримстер ее смотать, как рыбина рванулась поперек заводи. Избыток лески был выбран мгновенно, и она со свистом начала сматываться с катушки. Доплыв до дальних скал, лосось выпрыгнул очень высоко, поэтому Гримстер немного наклонил удилище, чтобы оно не сломалось. Через несколько секунд он понял, что рыба сдалась. Гримстер наматывал леску - лосось не сопротивлялся. Стоя рядом, Гаррисон сказал: - Наконец-то. Но не расслабляйся. Он хитрый малый. Гримстер подтянул рыбу. Дважды она пыталась уйти, но Гримстер знал: если крючок выдержит, деваться ей некуда, и эта мысль согревала его. Он был жив, сознавал свое превосходство, жалел Гаррисона и колебался только в одном: убить его или отпустить. Ему не раз приходилось убивать, выполняя приказ, так что совесть его не замучит. Но теперь, когда тепло в душе требовало настоящего убийства, Гримстер понимал: придется подождать и посмотреть, распространяется ли храднокровно принятое вчера решение на Гаррисона, который уже убил бы его, если бы эта ленивая, скучающая рыбина не ухватилась за намокшего "Дасти Миллера". В двенадцати футах от Гримстера лосось вышел из глубины и перевернулся от изнеможения. Гримстер шагнул в воду и поднял его, взмахнув удочкой. Лосось повис на леске в футе под водой - испещренная черными точками широкая спина, серебристые бока, мушка в зубастой пасти, крючок под челюстью. Гримстер вытянул рыбину