со мной в одной комнате! Я была для него всего лишь необходимым атрибутом - необходимым, но раздражающим. Господи! Не спрашивайте меня, почему так получилось! Элизабет вспомнила слова сына: "Мне пора жениться... Из нее получится хорошая жена". Почему он произнес эти слова? Почему это было для него так важно? - Он был верен вам? Молодая женщина откинулась в кресле и горько рассмеялась: - А вы знаете, что это такое - делить мужа с кем-то еще? Я никогда до конца не была уверена, с кем именно. - Все эти новомодные психологи утверждают: мужчины ведут себя так, чтобы компенсировать что-то, чего им недостает в браке. Чтобы убедить себя, что они... соответствуют требованиям. - Вы снова ошибаетесь, мадам Скарлатти, - Джанет произнесла "мадам Скарлатти" с легким сарказмом. - Ваш сын "соответствовал", очень даже "соответствовал". Полагаю, мне не стоит об этом говорить, но все же скажу: поначалу мы занимались любовью довольно интенсивно. Когда, где - это для Алстера было неважно. Так же неважно для него было, хочу ли я этого или нет. Мои желания в расчет не принимались. Да, вот это главное: мои желания для него не значили ничего. - Тогда почему вы с этим мирились? Вот этого я никогда не смогу понять. Джанет Скарлетт достала из сумочки сигарету и нервно закурила. - Я и так многое, слишком многое вам рассказала. Что ж, скажу до конца... Я боялась. - Чего же? - Не знаю. Я никогда об этом не думала, не продумывала до конца. Давайте назовем это так: я боялась того, как все будет выглядеть со стороны. - Позволю заметить, что подобный взгляд кажется мне весьма глупым. - Вы забываете, что я стала женой самого Алстера Стюарта Скарлетта, я его "подцепила", как говорят... И очень трудно признаться себе и окружающим, что не сумела удержать. - Понимаю.... Мы обе знаем, что развод на основании предполагаемого нарушения супружеского долга был бы для вас тогда наилучшим исходом, но что верно, то верно - о вас бы начали судачить, и немилосердно. Правила хорошего тона такого не позволяют. - Я решила подождать еще год и тогда уже подавать на развод. Год - достаточный срок. Если Алстер за это время не появится, меня не станут осуждать. - Не уверена, что это было бы разумным выходом. - Почему? - Вы тогда полностью отделили бы себя и частично отделили бы вашего сына от семейства Скарлатти. Буду с вами откровенна: я бы в данных обстоятельствах не стала доверять Чэнселлору. - Не понимаю... - Как только вы предпримете первый шаг, он использует все законные средства, чтобы признать вас саму "не отвечающей требованиям". - Что?! - Чэнселлор добьется того, чтобы и воспитание ребенка, и наследство находились под его контролем. К счастью... - Вы сошли с ума! - ... к счастью, - Элизабет не обратила никакого внимания на реплику Джанет, - Чэнселлор - весьма чопорный господин, его страсть к приличиям доходит порой до смешного, поэтому он не станет предпринимать подобных действий. Но если его спровоцируют... Нет, Джанет, развод - это не выход. - Да вы понимаете, что вы говорите? - Уверяю вас, да... И если бы я была уверена, что и через год буду жива, я бы сама благословила вас на этот шаг. Но я старая женщина. А без меня Чэнселлор может повести себя как настоящий дикарь. - Но Чэнселлор ничего, понимаете, ничего не сможет со мной сделать! Ни со мной, ни с моим сыном! - Успокойтесь, дорогая. Я отнюдь не моралистка. Но ваше поведение было все же далеко не безупречным. - Я не обязана все это выслушивать! - Джанет встала с дивана и начала лихорадочно натягивать перчатки. - Я никого не осуждаю. Вы умная девочка. И я знаю, что вы ничего не стали бы делать без причины... Если вас это успокоит, то готова признаться: я понимаю, что вы год провели в аду. - Да. Год в аду, - повторила Джанет. Элизабет встала из-за стола и подошла к окну. Она говорила быстро, стараясь удержать Джанет: - Давайте говорить откровенно. Если бы Алстер был здесь, то развод можно было бы организовать быстро и без лишних разговоров. В конце концов, все не безупречны. Однако одна из сторон отсутствует, возможно, ваш муж умер, но смерть его пока не признана официально. И есть ребенок, единственный ребенок. Этот ребенок - наследник Алстера. И проблема, Джанет, заключается именно в этом. Интересно, начала Джанет хоть что-нибудь соображать? Беда с этими новыми богачами, подумала Элизабет. Они полагают, что доставшиеся им деньги ценны сами по себе, а на самом деле деньги лишь побочный продукт. Но они - основа всякой власти и именно потому очень опасны. - Стоит вам сделать первый шаг, как стервятники из обоих лагерей встрепенутся и заклюют вас. Кончится тем, что имя Скарлатти начнут трепать по барам, пусть и фешенебельным, и по атлетическим клубам. Вот этого я не потерплю! Элизабет вынула из ящика письменного стола несколько папок, выбрала одну, остальные положила обратно. Она сидела за столом и в упор разглядывала молодую женщину. - Вы понимаете, о чем я говорю? - Кажется, понимаю, - медленно произнесла Джанет, опустив взгляд на свои руки в перчатках. - Вы хотите как можно пристойнее убрать меня куда-нибудь подальше, чтобы ничто не смущало покой ваших дорогих Скарлеттов, - она подняла голову и встретилась взглядом со старой дамой. - А я-то подумала, что вы печетесь обо мне, - с горечью добавила Джанет. - Я полагаю, что вы вряд ли ждали от меня благотворительности. - Нет, безусловно нет. Да я и не ищу благотворительности, так что данный вопрос не важен. Повторяю: мне просто на миг показалось, что вы, хоть и по-своему, беспокоились именно обо мне. - Значит, вы сделаете так, как я вас прошу? - Элизабет взяла папку, чтобы положить ее в стол. - Нет, - твердо произнесла Джанет Саксон Скарлетт. - Я буду делать то, что считаю нужным, и так, чтобы не превратиться в посмешище для наших светских спортсменов. - Не будьте такой самоуверенной! - Элизабет с силой шлепнула папкой по столу. - Я подожду, пока пройдет год после исчезновения Алстера, а потом начну действовать. Мой отец знает, как поступать в таких случаях, и я выполню его указания. - Не забывайте, что ваш отец - бизнесмен, а бизнесмены склонны к различным разорительным ошибкам. Или, напротив, могут совершать благоприятные сделки. - Но он все-таки мой отец! - Дорогая моя, я это прекрасно понимаю. Вы не поверите, до какой степени хорошо я это понимаю. И потому, прежде чем мы расстанемся, позвольте мне задать вам несколько вопросов. Элизабет встала, подошла к двери и повернула начищенную медную ручку - теперь в библиотеку не мог войти никто. Джанет наблюдала за свекровью с любопытством и не без страха - Элизабет была не из тех, кто боялся нежданных посетителей: она просто выставляла их вон. - Говорить нам больше не о чем. Я ухожу. - Согласна: вам больше нечего сказать, - Элизабет вернулась к столу. - Вам ведь понравилось в Европе, дорогая? Париж, Марсель, Рим... После этого Нью-Йорк должен был показаться довольно скучным местечком, не так ли? Да, жизнь за океаном предлагает куда больше развлечений. - Что вы имеете в виду? - А вот что. Мне показалось, что вы наслаждались той жизнью несколько... неумеренно. Мой сын нашел себе в вашем лице отличную партнершу. Однако, должна отметить, он обстряпывал свои делишки более осторожно. - Не понимаю! Элизабет открыла папку и достала несколько страниц. - Так, поглядим... В Париже был некий цветной трубач, джазмен... - Что?! - Он доставил вас в гостиницу - в ту самую гостиницу, где вы жили вместе с Алстером, - в восемь утра. Совершенно очевидно, что вы провели где-то ночь. Джанет, не веря своим ушам, смотрела на свекровь. - Да, - торопливо произнесла она. - Да, в Париже я провела эту ночь с ним. Но вовсе не так, как вы предполагаете. Мы всю ночь... - тут голос ее сорвался, - мы всю ночь разыскивали Алстера. Этот человек мне помогал. - Сей факт в донесении не отражен. А зафиксировано лишь то, что вы явились в отель в восемь утра в сопровождении чернокожего трубача. Кстати, он поддерживал вас за плечи. - Я еле стояла на ногах от усталости. - Здесь использовано другое определение: вы были пьяны. - Это ложь! Старая дама перевернула несколько страниц. - А как насчет той недели на юге Франции? Вы помните, где вы провели уик-энд? - Нет, - неуверенно сказала Джанет. - А что там такое было? Элизабет встала и переложила папку подальше, чтобы молодая женщина не могла видеть ее содержимого. - Тот уик-энд вы провели у мадам Ариоль. Как называется ее милый особняк? Ах да, "Силуэты". Довольно претенциозное название, вы не находите? - Но мадам Ариоль - старый друг Алстера. - И конечно же, вы и понятия не имели, какая слава ходит об этих "Силуэтах" по всему югу Франции? - Неужели вы думаете, что я имею ко всему этому хоть какое-то отношение? - Так что говорят на юге Франции о мадам Ариоль и ее "Силуэтах"? - Нет, нет! - Что происходило в "Силуэтах"? - Элизабет повысила голос. - Я... я не знаю. Я не знаю! - Что именно? - Я не стану вам отвечать! - Весьма героично, но, боюсь, этот номер не пройдет. Все знают, чем славен дом мадам Ариоль - опиумом, гашишем, марихуаной, героином... Прекрасное меню для наркоманов всех мастей. - Я ничего об этом не знала! - Вы не знали? Да вы там провели три дня и так ничего не поняли? А ведь у мадам как раз был разгар сезона. - Нет!.. Да, я поняла, и я сбежала оттуда. Как только увидела, чем они там занимаются. - Оргии, наркотические оргии, вот чем там занимались. Прекрасный шанс для любого извращенца-вуайера. Дамы и господа, накачавшиеся наркотиками, сбросившие всякий стыд. А невинная миссис Скарлетт ничего не понимает! - Но я клянусь вам, что я действительно сначала ничего не поняла! Элизабет сбавила тон, но голос ее приобрел еще большую твердость. - Я вам верю, дорогая моя, но вряд ли вам кто-либо еще поверит, - она выдержала паузу. - Здесь, в досье, много интересных страниц, - она спокойно листала бумаги. - Берлин, Вена, Рим. Самое интересное - в Каире. Джанет подбежала к столу, наклонилась и в ужасе уставилась в лицо сидевшей в кресле Элизабет. - Алстер бросил меня там на две недели! Я не знала, где он. Я не знала, что делать! - Вас видели в весьма странных местах, моя дорогуша. Более того, вы совершили преступление, наказуемое по всем международным законам. Вы купили человека! Рабыню! - Нет! Нет! Это было не так! - О, именно так все и было. На подпольном рынке, где торгуют проститутками, вы купили тринадцатилетнюю арабскую девочку. Вы американская гражданка, и в нашей стране есть особые законы... - Это ложь! - закричала Джанет. - Мне сказали, что если я заплачу, эта девочка скажет, где Алстер! Вот почему я заплатила! - Вы приобрели эту девочку в подарок своему мужу. Маленькую тринадцатилетнюю девочку. И вы это прекрасно знаете. А об этой несчастной девочке вы не задумались ни на секунду. - Я только хотела найти Алстера! Мне было ужасно плохо, когда я об этом узнала. Я не понимала! Я не понимала, о чем они все говорят, что они имеют в виду! Я хотела только разыскать Алстера и выбраться из этого ужасного места. - Я не собираюсь оспаривать ваши утверждения. Но другие будут. - Кто? - Джанет дрожала, как лист на ветру. - Например, суд. Или газеты, - Элизабет разглядывала трясущуюся от страха женщину. - Мои друзья... Даже ваши друзья. - И вы... И вы позволите использовать против меня всю эту грязную ложь? Элизабет пожала плечами. - Против меня и против вашего внука? - А я сомневаюсь, что он будет считаться вашим сыном. Я имею в виду, по закону. Убеждена, что суд назначит на время разбирательства какого-то опекуна, а потом официально передаст его под опеку Чэнселлора. Джанет медленно опустилась на кушетку. По лицу ее текли слезы. - Успокойтесь, Джанет. Я не требую, чтобы вы превратились в монахиню. Более того, я даже не прошу вас ограничивать нормальные потребности, свойственные женщинам вашего возраста и аппетитов. Вы ничем не ограничивали себя в последние месяцы, и я не предполагаю, что вы станете сдерживать себя в будущем. Единственное, о чем я вас прошу: соблюдайте приличия и будьте слегка осторожнее. Если же вы| забудете об этой моей просьбе, уверяю, меры последует незамедлительно. Джанет Саксон Скарлетт отвернулась, веки ее были крепко сжаты. - Вы - чудовище, - прошептала она. - Да, сейчас вы и должны меня считать чудовищем. Но пройдет время, и вы поймете, что это не так. Джанет вскочила. - Бога ради, успокойтесь. Скоро прибудут Чэнселлор с Эллисон. Вы мне нужны, дорогая моя. - Выпустите меня! - молодая женщина дергала дверь, совершенно забыв, что она заперта. - Что вы еще от меня хотите? Элизабет знала, что победа - за ней. Глава 16 Мэтью Кэнфилд стоял, прислонясь к стене какого-то дома на южном углу Пятой авеню, в том месте, где ее пересекает Шестьдесят третья улица. Перед ним был внушительный подъезд резиденции Скарлатти. Он потуже запахнул плащ - шел холодный осенний дождик - и взглянул на часы: без десяти шесть. Он торчал здесь уже больше часа. Молодая женщина вошла в этот дом без четверти пять; неужто она пробудет до ночи или, не дай Господь, до утра? Он дал себе на ожидание два часа, если, конечно, раньше ничего особого не случится. Оснований полагать, что в эти два часа что-то произойдет, не было, но интуиция подсказывала ему: жди! Он уже пять недель занимался этим объектом. Кое-что знал наверняка, кое-что позволял себе домысливать. Послезавтра старая леди отправляется в путь. Одна, без сопровождающих. Весь мир знал, что она скорбит о потере сына - газеты на том всячески настаивали. Однако старая дама умело эту скорбь скрывала и продолжала заниматься делами. Что же касается жены Скарлетта, то тут все было как-то странно. Если она и оплакивала исчезнувшего супруга, то очень незаметно. Заметно было другое: она не верила в смерть Алстера Скарлетта. Что это там она говорила в "Кантри-клубе" на Ойстер-бей? Хоть она тогда уже и здорово набралась, речь ее все же звучала ясно. - Моя дорогая свекровь считает себя самой умной! Хорошо б она встретилась со своим сыночком! Сегодня вечером между ней и свекровью явно происходила ответственная встреча, и Мэтью Кэнфилд очень хотел бы знать, о чем там говорилось. Холод пробирал до костей. Кэнфилд решил перейти через улицу, на ту сторону, где начинался парк. Достал из кармана газету, расстелил на скамье у ограды Центрального парка, сел. Перед входом в дом мадам Скарлатти остановились двое - мужчина и женщина. Было уже довольно темно, и Кэнфилд не мог различить лиц. Женщина что-то оживленно говорила, мужчина, похоже, не слушал. Он достал из кармана часы и сверил время. Кэнфилд глянул на свои часы: без двух минут шесть. Медленно встал и спокойно вернулся на первоначальную позицию. Мужчина подошел поближе к свету уличного фонаря, женщина продолжала что-то говорить. Кэнфилд без удивления отметил, что это старший брат, Чэнселлор Дрю Скарлетт, и его жена Эллисон. Кэнфилд сделал вид, что направляется к Шестьдесят третьей улице, а Чэнселлор Дрю взял жену под руку и повел вверх по ступенькам. Кэнфилд услышал позади какой-то шум, повернулся, увидел, что дверь дома Элизабет Скарлатти широко распахнулась, и кто-то столкнулся с Чэнселлором Дрю и его супругой. Грохот распахнутой двери эхом пронесся по тихой Пятой авеню. По ступенькам мчалась Джанет Скарлетт. Она поскользнулась, вскочила и ринулась дальше по улице. Кэнфилд бросился за ней - она явно ушиблась, как раз время помочь. Следователь уже был ярдах в тридцати, как вдруг из-за угла показалась большая черная машина, "пирс-эрроу". Кэнфилд остановился. Он увидел, как сидевший за рулем человек перегнулся назад и начал вглядываться в бегущую женщину. Свет уличного фонаря упал на его лицо - это был приятной наружности господин лет около пятидесяти с великолепно ухоженными усами, мужчина того круга, в котором вращалась Джанет. Кэнфилду показалось, что этот человек явно поджидал ее появления. Машина резко остановилась, человек распахнул дверцу, быстро обошел автомобиль и направился к Джанет. - Это вы, миссис Скарлетт? Садитесь. Джанет наклонилась и потерла разбитое колено. Кэнфилд притаился в тени подъезда. - Что? Это же не такси... Нет! Я вас не знаю... - Садитесь! Я отвезу вас домой. Ну, быстренько! - человек говорил тревожным, но властным тоном. Он взял Джанет Скарлетт за локоть. - Нет! Нет! Я не хочу! - она начала вырываться. Кэнфилд выступил из тени. - Хэлло, миссис Скарлетт! Я так и думал, что это вы. Нужна помощь? Господин с ухоженными усами оставил Джанет и взглянул на Кэнфилда. Он был растерян и разозлен. Не говоря ни слова, он рванулся назад к машине и вскочил на сиденье. - Эй, минутку, мистер! - следователь подбежал к автомобилю и схватился за ручку. - Вам и вправду лучше нас подвезти! Автомобиль рванул с места, и Кэнфилд не удержался и упал. Рывок был такой сильный, что он чуть было не сломал руку. С трудом, корчась от боли, он поднялся. - Ваш приятель как-то странно себя ведет! - обратился он к Джанет. Она смотрела на него с благодарностью. - А я никогда его раньше не видела... По крайней мере не могу вспомнить... Простите, но я не помню и как вас зовут. - Не стоит извиняться. Мы встречались только раз. Пару недель назад в клубе на Ойстер-бей. - О! - похоже, молодая женщина припомнила тот вечер. - Нас познакомил Крис Ньюланд. Меня зовут Кэнфилд. - О да... - Мэтью Кэнфилд. Я из Чикаго. - Ах да, теперь я вспомнила. - Пойдемте возьмем такси. - У вас кровь на руке. - А у вас на колене. - Ну, у меня только ссадина. - И у меня тоже. Это только на вид страшно. - Может, лучше все-таки обратиться к врачу? - Все, что мне надо - носовой платок да немного льда. Платок на руку, а лед в виски, - они дошли до угла, и Кэнфилд взял такси. - Вот и все лечение, миссис Скарлетт. Джанет Скарлетт неуверенно улыбнулась: - Кажется, эти лекарства и я могу предоставить. Холл в особняке Алстера Скарлетта был именно таким, каким ему и положено быть: высокие потолки, массивная дверь, прямо против двери лестница, ведущая на второй и третий этажи. По стенам огромные зеркала, двойные двери. Левая дверь была открыта, за ней виднелась большая столовая. Правая, закрытая дверь явно вела в гостиную. Дорогие восточные ковры на натертом паркете... Да, таким и должен быть холл в доме Алстера Стюарта Скарлетта. Но что поразило скромного следователя - так это цветовое решение. Стены были обиты темно-красным дамаском, а высокие двери украшены черными бархатными портьерами. Это странное, вульгарное сочетание неприятно контрастировало с изящной французской мебелью. Джанет Скарлетт заметила удивление Кэнфилда. - Бьет в глаза, не так ли? - Я не заметил, - вежливо ответил он. - Мой муж настаивал почему-то на красном, я подобрала портьеры в тон, так он заменил их на черные. А когда я попробовала возражать, закатил мне ужасную сцену, - она открыла двери, прошла вперед и зажгла настольную лампу. Кэнфилд последовал за ней в причудливо обставленную огромную гостиную - площадью она была в пять теннисных кортов. И всюду кресла, кушетки, канапе. Силуэты бесчисленных ламп на бесконечных маленьких столиках. Все это было как-то беспорядочно разбросано по огромному пространству, лишь напротив гигантского камина вырисовывался четкий полукруг диванов. Привыкнув к полумраку, Кэнфилд разглядел, что над камином развешано огромное количество фотографий в черных рамках. Они веером расходились от висевшего в центре в золотой рамке документа. Женщина заметила взгляд Кэнфилда, но предпочла ничего не объяснять. - Здесь напитки и лед, - сказала она, указывая на бар. - Налейте себе сами. Вы подождете минутку? Я переоденусь, - и она исчезла в холле. Кэнфилд подошел к стеклянному столику на колесах и налил два небольших бокала виски. Достал из кармана чистый носовой платок, окунул в ледяную воду и крепко перевязал кровоточащую руку. Потом зажег еще одну лампу, поближе к камину, и подошел к фотографиям. И буквально остолбенел. Фотографии тщательно документировали военную карьеру Алстера Стюарта Скарлетта. От офицерской школы до посадки на корабль, от прибытия во Францию до боевых окопов. Здесь же висели расцвеченные красными и синими линиями карты сражений. И на всех фотографиях Алстер Скарлетт был в центре событий. Он уже и раньше видел фотографии Скарлетта, но то были в основном моментальные снимки, сделанные на различных светских раутах или спортивных соревнованиях, и там он представал в виде игрока в теннис, в поло, пловца. На всех этих снимках он выглядел как настоящий денди - магазин "Брукс бразерс" мог гордиться таким клиентом. Здесь же он был среди солдат, и, что ужасно раздражало Кэнфилда, явно на полголовы выше, чем самый высокий из его комбатантов. Военные всех рангов и званий. Неуклюжие ополченцы, предъявляющие оружие для осмотра, усталые сержанты перед строем таких же усталых солдат, опытные полевые офицеры, серьезно чему-то внимающие, - и все они лишь статисты, на фоне которых выгодно выделяется энергичный, стройный лейтенант. Все они - антураж, удачное обрамление для того, кто дарит их своим обществом. На иных фотографиях высокий лейтенант стоял, положив руки на плечи робко улыбающихся офицеров, словно уверяя их: ничего, старые добрые денечки еще вернутся! Судя по выражениям лиц тех, кого он стремился утешить, они не очень-то верили в возвращение доброго старого времени. Однако сам он излучал бесконечный оптимизм. Холодный, самоуверенный тип, подумал Кэнфилд. В центре в золотой рамке висел наградной лист. Серебряная звезда за доблесть, проявленную при Мез-Арагоне. Судя по этой выставке, Алстер Скарлетт родился героем, которому крупно повезло: на его век выпала большая война. Тревожило другое - сам факт сей экспозиции. Она была явно не к месту. Такая выставка уместна в тихом кабинете отставного генерала, увенчанного полувековой славой, а не здесь, на Пятьдесят четвертой улице, в гостиной человека, всей душой преданного поискам жизненных удовольствий. - Интересное зрелище, не так ли? - Джанет вернулась в гостиную. - Впечатляющее, если не сказать больше. Да, Алстер Скарлетт - незаурядный человек. - С этим трудно спорить. А если кто-нибудь и забывал, достаточно было пригласить забывчивого в гостиную. - Полагаю... Полагаю, эта замечательная выставка на тему выигранной войны - не ваша идея? - он протянул Джанет бокал и заметил, как крепко она его схватила и как быстро поднесла к губам. - Естественно, не моя, - она выпила неразбавленный "скотч" одним глотком. - Присядьте. Кэнфилд быстро глотнул виски. - Позвольте освежить? - он указал на бокал. Она села на один из диванов перед камином, а он направился к бару. - Никогда не думал, что ваш муж до такой степени подвержен... военному похмелью, - он кивнул в сторону камина. - Очень точное определение: похмелье после большого праздника. А вы философ. - Вот уж не считал себя таковым. Но я не предполагал, что ваш муж принадлежит к такому типу людей, - он подал ей бокал и остался стоять. - А вы разве не читали его военных воспоминаний? По-моему, газеты сделали все, чтобы развеять последние сомнения в том, кто именно победил кайзера, - она выпила. - О, газетчики! Они напишут что угодно, лишь бы продать свой товар. Я никогда не относился к их сообщениям всерьез. Да и ваш муж тоже. - Вы говорите так, будто были знакомы с моим мужем. Кэнфилд изобразил удивление и даже отставил поднесенный было ко рту бокал. - А вы разве не знаете? - Что? - Да конечно же, мы были с ним знакомы. Я знал его достаточно хорошо. Мне казалось, что и вам о нашем знакомстве известно. Извините. Джанет свое удивление скрыла. - Что вы, незачем извиняться. У Алстера было много знакомых. Возможно, я знаю далеко не всех. Вы что, познакомились с ним в Нью-Йорке? Не помню, чтобы он когда-либо называл ваше имя. - О нет, мы лишь встречались время от времени, когда я наезжал на восток. - Ах да, вы ведь из Чикаго? - Совершенно верно. Но, откровенно говоря, из-за работы я много езжу, - что правда, то правда: из-за работы Кэнфилду приходилось ездить по всей стране. - А чем вы занимаетесь? Кэнфилд пригубил виски и сел. - Если убрать все словесные украшения, я, считайте, разъездной торговец. Но словесные украшения убирать как-то не принято. - А чем вы торгуете? Я знаю множество людей, которые занимаются торговлей, и они как-то не беспокоятся по поводу украшений. - Ну, они же продают ценные бумаги, акции или недвижимость, даже мосты. Я же торгую теннисными площадками. Джанет рассмеялась - у нее был приятный смех. - Вы шутите! - Нет, серьезно. Я продаю теннисные корты. Он поставил стакан и сделал вид, что роется в карманах. - Дайте-ка поглядеть, сдается мне, я тут один с собой прихватил... Нет, я продаю отличные корты. Уимблдонский стандарт, правда, за исключением газона. Так наша компания и называется: "Уимблдон". Говорю вам как на духу: у нас отличные корты. Вы наверняка играли на дюжине наших кортов, только не знаете, кому обязаны этим удовольствием. - Потрясающе! А почему люди покупают ваши корты? Неужели они не могут построить собственные? - Могут, конечно. Но мы убеждаем их, что их корты ни к черту не годятся. И вот мы сносим выстроенный ими самими корт и на его месте делаем новый. - Вы надо мной издеваетесь! Теннисный корт - это всего лишь теннисный корт. - А газон? Разве это не существенно? Обычно трава весной еще слишком короткая, а осенью желтеет. Наши же корты вечнозеленые. Она снова засмеялась. - На самом деле все просто. Наша компания разработала асфальтовое покрытие, от которого мяч отскакивает, как от газона. Это покрытие не плавится под солнцем и не трескается от мороза. Хотите купить такое? Через три дня мы подошлем грузовики, они завезут первый слой гравия. У нас здесь есть отделение. Вы и оглянуться не успеете, как у вас будет лучший теннисный корт на всей Пятьдесят четвертой улице. Теперь рассмеялись они оба. - Наверное, вы и сами играете, как чемпион. - Вот уж нет. Я играю, но не очень хорошо. Да и не очень-то люблю теннис. Мы платим нескольким игрокам международного класса за то, что они рекламируют наши корты. Когда заканчиваем укладку, проводим показательные матчи - вам я устрою такой бесплатно. Можете пригласить всех своих друзей, устроите вечеринку. На наших кортах прошло множество замечательных вечеринок - они, как видите, выдерживают и коктейли. А для нас это выгодно: на вечеринках мы получаем новые заказы. - Очень интересно! - От Атланты до залива Бар! Лучшие корты, лучшие вечеринки, - и он поднял стакан. - Так, значит, вы пытались продать Алстеру корт? - И не пробовал. Хотя стоило. Насколько мне известно, он как-то даже купил дирижабль. Что такое теннисный корт по сравнению с таким мощным приобретением? - Чепуха, конечно, - она хихикнула и протянула ему свой вновь пустой бокал. Кэнфилд направился к бару, по пути развязал повязку и спрятал платок в карман. Она медленно, нарочито точными движениями загасила в пепельнице сигарету. - Но сели вы не принадлежите к нью-йоркскому кругу, как вы познакомились с моим мужем? - Мы встречались еще в колледже. Но это знакомство было кратким - я ушел с середины первого курса, - интересно, подумал Кэнфилд, позаботились ли в Вашингтоне поместить мое личное дело в архив Принстонского университета? - Что, потянуло к книгам? - Потянуло к деньгам: дело в том, что все деньги достались не той ветви семьи. А потом мы встречались на военной службе - и тоже ненадолго. - Вы служили? - Служил. Но не с такой славой, - и он показал на камин. - То есть? - Мы вместе проходили подготовку в Нью-Джерси. Он отправился во Францию, к славе, а меня назначили в Вашингтон, к скуке кабинетной службы, - Кэнфилд наклонился к ней и постарался придать голосу пьяноватую интимность. - Но мы успели немножко повеселиться. Хотя, конечно, подписав брачный контракт, он оставил холостяцкие проделки. - Да нет, Мэтью Кэнфилд, не оставил. Он пристально посмотрел на нее: голос ее звучал твердо, но с явно ощутимым оттенком горечи. - Тогда он еще больший идиот, чем я думал. Она смотрела на него так, как смотрят на письмо, в котором силятся понять не слова, а то, что написано между строк. - Вы очень симпатичный человек, - с этими словами она быстро поднялась, но пошатнулась и поставила бокал на маленький столик. - Вы извините, я сегодня не ужинала, и если сейчас не поем, боюсь, алкоголь подействует не лучшим образом. А я не люблю, когда алкоголь действует не лучшим образом. - Позвольте пригласить вас на ужин. - Чтобы вы залили кровью ни в чем не повинного официанта? - Да крови уже нет, - Кэнфилд протянул руку. - Поверьте, мне бы очень хотелось поужинать с вами. - Да, вам действительно этого очень бы хотелось, - она вновь взяла бокал и стала слева от камина. - Вы знаете, что я чуть было сейчас не сделала? - Нет, - он остался сидеть. - Я чуть было не попросила вас уйти. Кэнфилд начал протестовать. - Подождите! Я хотела остаться одна и кое-что обдумать, но потом решила, что это не такая уж хорошая идея. - Это чертовски плохая идея. - Так что я вас не прогоню. - Отлично. - Но мне не хочется никуда выходить. Не согласитесь ли вы остаться здесь и вместе со мной - как это говорят? - порыться в горшках? - А это не очень вас затруднит? Джанет дернула шнур звонка. - Если кого это и затруднит, так только экономку. А с тех пор как мой муж... покинул нас, она не очень-то перегружена. Экономка откликнулась на зов с такой быстротой, что Кэнфилд подумал: а не подслушивала ли она под дверью? Мэтью Кэнфилд никогда не видел такую здоровенную бабищу - особенно впечатляли руки. - Да, мадам? Мы не ждали вас сегодня вечером. Вы сказали, что поужинаете у мадам Скарлатти. - А разве я не могла передумать, Ханна? Мистер Кэнфилд будет ужинать со мной, здесь. Я сказала ему, что нам, вероятно, придется поскрести по горшкам, так что подайте, что вы там в горшках наскребете. - Хорошо, мадам. У нее среднеевропейский, может быть, шведский или немецкий акцент, отметил Кэнфилд. Полное лицо, обрамленное затянутыми в узел седыми волосами, должно было бы быть добродушным. Но оно не было добродушным. Напротив, это было жесткое, почти что мужское лицо. Тем не менее она заставила кухарку приготовить отличный ужин. - Когда эта старая стерва чего-нибудь хочет, она всех в угол загонит, но своего добьется, - говорила Джанет. Они вернулись в гостиную и сидели на диване, попивая бренди. Плечи их соприкасались. - Это естественно. Насколько я понимаю, она заправляет всем делом сама. Так что неудивительно, что все ей прислуживают. Наверное, и я б ей подчинялся безоговорочно. - А вот мой муж так не считал, - сказала она тихо, - поэтому она так и бесилась. Кэнфилд сделал вид, что это его совершенно не интересует. - Правда? - бесстрастно протянул он. - А мне казалось, что между ними не было никаких столкновений. - О нет, столкновений не было. И проблем никаких не было тоже - Алстер просто не позволял никому и ничему его беспокоить. Потому она так и злилась. Он не вступал в споры. Он просто делал что хотел, и все. Он был единственным, на кого она не имела никакого влияния, и за это она его ненавидела. - Но она могла перестать давать ему деньги, разве нет? - наивно спросил Кэнфилд. - У него были свои собственные средства. - Да, тогда управлять им было невозможно. Это кого угодно сведет с ума. Молодая женщина пристально смотрела в камин. - Он и меня до безумия довел. Так что она не единственная, - произнесла она как бы про себя. - Но ведь она его мать... - А я - жена, - она уже была совершенно пьяна и с ненавистью уставилась на фотографии. - Она не имеет права загонять меня в капкан, словно я зверь какой-то! Угрожать мне глупыми сплетнями! Ложью! Все это сплошная ложь! Это были все друзья моего мужа, не мои! Да если б это были и мои друзья, она все равно не смеет! - Да, у Алстера всякие приятели водились, это я хорошо помню. Но даже если они и вели себя дурно по отношению к вам - забудьте. Они вам не нужны. Джанет расхохоталась. - Именно так я и сделаю! Отправлюсь в Париж, в Каир, черт его знает куда еще и дам объявление в газетах: "Вы, дружки этого ублюдка, Алстера Скарлетта, я плевать на вас хотела! Подпись: Дж. Саксон Скарлетт, вдова". Надеюсь, вдова. Следователь решил немного надавить: - Она что, собирала о вас сведения... во всех этих местах? - О, она ничего не упустила. Если у трудолюбивой мадам Скарлатти на вас нет досье - считайте, вы никто. Вы разве этого не знали? И так же быстро, как рассердилась, Джанет успокоилась: - Но это все не важно. Пусть она катится ко всем чертям, - весело произнесла она. - А почему она едет в Европу? - А вам-то какое дело? Кэнфилд пожал плечами. - Не знаю. Просто прочел об этом в газете. - Понятия не имею. - А может, все дело в сплетнях, что донесли ей из Парижа и прочих мест? - он попытался говорить невнятно, словно хорошенько уже набрался. - Спросите у нее сами. Кстати, а бренди ничего, - она допила остатки и поставила бокал на стол. Следователь глянул в свой бокал - он был почти полон. Он сделал глубокий вдох и выпил. - Вы правы. Она старая стерва. - Да, она старая стерва, - Джанет откинулась назад, на руку Кэнфилда, лежавшую на спинке дивана, и заглянула ему прямо в глаза. - Но вы ведь не старая стерва? - Нет, к тому же я не старый, да и мужского рода. Так зачем она едет в Европу? - Я и сама уже тысячу раз задавала себе этот вопрос, ответа так найти и не могу. Да мне все равно. А вы хороший человек? - Лучший из лучших. - А я вот вас сейчас поцелую, и тогда пойму. Я всегда могу определить по первому же поцелую... - Неужели у вас такой опыт? - О, опыт - не опыт, а я умею узнавать, - она обняла Кэнфилда за шею и притянула к себе. Она вся дрожала. Он ответил на поцелуй с каким-то мягким изумлением. Она была полна отчаянья, и, по непонятной причине, он вдруг почувствовал, что больше всего на свете хотел бы защитить, укрыть ее. Она положила руку ему на грудь. - Пойдемте наверх, - сказала она. На лестнице они вновь поцеловались, и Джанет Скарлетт погладила его по щеке. - Она сказала... Она сказала, что это очень здорово - быть Скарлетт, когда Скарлетта рядом нет... Вот что она сказала. - Кто? Кто это сказал? - Матушка-стерва. Вот кто. - Его мать? - Хоть бы она его не нашла... Тогда я свободна! Возьми меня, Мэтью, пожалуйста, возьми меня. Ради Бога! Помогая ей добраться до постели, Кэнфилд думал о том, что должен во что бы то ни стало убедить начальство отправить его в Европу на том же корабле. Глава 17 Джефферсон Картрайт завернулся в полотенце и вышел из парной. Прошел в душ, позволил водяным иглам сначала исколоть затылок, потом запрокинул лицо и стоял так, пока кожа не начала саднить. Подкрутил кран, вода становилась все прохладней, превратилась в ледяную. Накануне вечером он здорово выпил. Откровенно говоря, он начал пить сразу после обеда и пил до ночи, а ночью понял, что домой добираться не стоит, и остался ночевать в клубе. У него были все причины для такого праздника. После победной для него встречи с Элизабет Скарлатти он провел несколько дней за тщательным анализом дел "Скаруик фаундейшн". Сейчас он был готов выступать как равный среди равных. Он все время помнил о заключенном с Элизабет соглашении. Пока он держал его в своем портфеле - пока не постигнет дела "Скаруик фаундейшн" до такой степени, что даже его собственные адвокаты будут впечатлены этими знаниями. Вода долбила его по затылку - он вспомнил, как запер портфель в багажной ячейке на Центральном вокзале. Многие коллеги уверяли, что багажные ячейки Центрального вокзала надежнее всяких сейфов. Уж точно надежнее сейфов Скарлатти! После обеда он заберет портфель и отправится к своим поверенным. Они, конечно, будут потрясены и, надеялся он, забросают его вопросами о "Скаруике". А он с такой скоростью вывалит на них собрание фактов и цифр, что они обалдеют. Он уже слышал их удивленные возгласы: "О, Джефф, мы и представления не имели!" Картрайт весело расхохотался, стоя под душем. Он, Джефферсон Картрайт, был самым видным кавалером в команде "Виргинских кавалеров"! Эти тупоголовые северяне, чья холодная кровь не может согреть даже их собственных жен, они теперь будут вынуждены считаться со стариной Джеффом. Вот теперь они попоют! Мой Бог, подумал он, да я же теперь могу купить и продать половину членов этого клуба. Что за чудесный денек! После душа Джефферсон не спеша оделся и, в полной мере ощущая свою силу и значительность, прошел в клубный бар. Члены клуба уже собирались к обеду, и некоторые, с притворной радостью, приняли его приглашение "выпить по рюмочке". Однако их внутреннее сопротивление быстро растаяло, когда он эдак небрежно объявил, что теперь полностью отвечает за "закрома "Скаруика". Пара-тройка присутствующих вдруг поняли, что у хвастливого и туповатого Джефферсона Картрайта есть и весьма милые черты, как-то раньше ими не замеченные. Нет, если серьезно, разобраться, так он неплохой парень... В нем определенно что-то есть! И вскоре тяжелые кожаные кресла, окружавшие дубовый стол, были заняты все до единого. В половине третьего члены клуба начали по очереди извиняться и отправляться в свои офисы и к своим телефонам: заработала система связи, и весть о потрясающем назначении Картрайта, о его альянсе со "Скаруик фаундейшн" понеслась из офиса в офис. Однако один из джентльменов никуда не спешил. Он присоединился к нескольким господам, всегда готовым променять дело на хорошую пьянку, и вместе с ними составил двор царствующего Джефферсона Картрайта. На вид ему было лет пятьдесят, из породы людей светских - особенно подчеркивали сей факт прекрасно ухоженные седые усики. Странно, никто из собравшихся за столом не знал его по имени, но никто не хотел в этом признаться. В конце концов, все мы члены одного клуба, не так ли? Как только представилась возможность, джентльмен как бы между делом уселся в кресло рядом с Картрайтом. Он болтал с южанином, настоял, что теперь выпивку закажет за свой счет. Когда напитки прибыли, хорошо одетый джентльмен потянулся за ними - он как раз рассказывал какую-то смешную историю, - на секунду поставил оба мартини перед собой, а потом пододвинул один Картрайту. Джефферсон взял свой мартини и залпом осушил бокал. Джентльмен извинился - пора идти. Дела, дела... Через две минуты Джефферсон Картрайт рухнул лицом на стол. Глаза у него не были закрыты или полузакрыты, как бывает у людей, здорово перебравших. Напротив, они были широко открыты. Глаза просто вылезли из орбит. Джефферсон Картрайт был мертв. А хорошо одетый джентльмен так никогда больше в этом фешенебельном мужском клуб и не появлялся. В типографии иллюстрированной нью-йоркской газетки - из тех, что разносит сплетни, - наборщик набирал очередной заголовок. Сама заметка должна была появиться на десятой странице: "В ФЕШЕНЕБЕЛЬНОМ МУЖСКОМ КЛУБЕ УМИРАЕТ БАНКИР" Наборщику