Оцените этот текст:



     Когда же вышел он (Иисус) на берег, встретил  Его  один
человек...  одержимый  бесами с давнего времени... Он (нечистый
дух) долгое время мучил его, так что  его  связывали  цепями  и
узами,  но  он разрывал узы... Иисус спросил его: как тебе имя?
Он сказал: "легион".
                                              Евангелие от Луки

     Джеймс Торелло: Джексона повесили на мясной  крюк.  Под
такой  тяжестью тот даже разогнулся немного. И на этом крюке он
провисел трое суток, пока не издох.
     Фрэнк Буччери (посмеиваясь): Джекки,  ты  бы  видел  этого
парня.   Этакая   туша,  а  когда  Джимми  подсоединил  к  нему
электрическим провод...
     Торелло (возбужденно): Он  так  дергался  на  этом  крюке,
Джекки! Мы побрызгали его водичкой, чтобы он лучше почувствовал
электрические разряды, и он так заорал...
                                                   (запись ФБР)





     Палящее  солнце  крупными каплями выжимало пот из упрямого
старика, которого мучило дурное предчувствие. Оно  было  похоже
на холодные мокрые листья, прилипающие к спине.
     Раскопки   закончены.   Курган   полностью   и   тщательно
исследован, все находки изучены, внесены в список и  отправлены
по   назначению.  Бусы  и  кулоны,  резные  драгоценные  камни,
фигурки, изображающие фаллос, каменные ступки с едва  заметными
остатками    охры,   глиняные   горшки.   Ничего   выдающегося.
Ассирийская шкатулка слоновой кости. И человек.  Точнее,  кости
человека.  Бренные  останки великого мученика, которые когда-то
заставляли старика задумываться  о  сущности  материи,  Бога  и
дьявола. Теперь он узнал все. Он почувствовал запах тамариска и
перевел  взгляд  на холмы, поросшие тростником, и на каменистую
дорогу, которая, извиваясь,  вела  в  места,  повергающие  всех
смертных  в  благоговейный  страх.  Поехав на север, можно было
попасть в Мосул, на восток -- в Эрбил. На  юге  лежали  Багдад,
Керкук и великий Небухаднезар.
     Старик  сидел  за столом в придорожной чайхане и, медленно
потягивая чай, смотрел на  свои  истоптанные  ботинки  и  брюки
цвета  хаки. Мысли одна за другой приходили ему в голову, но он
не мог соединить их в единое целое.
     Рядом  кто-то  засопел.   Хозяин   чайханы,   морщинистый,
сухощавый  старик, подошел к нему, шаркая пыльными ботинками со
смятыми задниками.
     -- Kaman chay, chawaga? / Еще чаю, парень? (арабск.)/
     Человек в хаки  отрицательно  покачал  головой,  продолжая
смотреть  вниз,  на  грязные ботинки, пропыленные суетой жизни.
Частички Вселенной, медленно размышлял он,-- материя, и тем  не
менее в основе этого -- дух. Для него дух и ботинки были только
двумя сторонами вечной и бесконечной материи.
     Курд  все  еще ждал. Человек в хаки посмотрел на его лицо.
Глаза у чайханщика были тусклые, словно на них натянули  мутную
пленку. Глаукома.
     Старик   вынул   бумажник   и   стал  медленно  перебирать
содержимое. Вот  несколько  динаров,  потрепанные  водительские
права,  выданные  в  Ираке,  поблекший  календарь  из  пластика
двенадцатилетней  давности.  На  обратной   стороне   виднелась
надпись:  "Все, что мы отдаем неимущим, возвратится к нам после
нашей  смерти".  Такие   календари   изготовлялись   иезуитской
миссией.  Он  заплатил  за чай, оставив 50 филсов на расколотом
столе, направился к своему джипу, сунул ключ в замок зажигания.
Нежное  позвякивание  ключей  в  этой  тишине  показалось   ему
оглушительным
     На  мгновение  старик  замер,  прислушиваясь  к окружающей
тишине. Впереди, на вершине далекого  холма  возвышались  крыши
домов.  Весь  Эрбил,  казалось,  висел  в  воздухе,  сливаясь с
черными тучами. Он почувствовал, как по спине пробежал холодок.
Что ждало его?
     -- Allah ma'ak, chawaga. /Аллах с вами, парень (арабск.)/
     Какие гнилые зубы. Курд, улыбаясь, махал ему  на  прощание
рукой.  Человек  в  хаки  собрал все то доброе, что у него было
внутри, и улыбнулся.  Но,  как  только  он  отвернулся,  улыбка
исчезла.  Он  включил мотор, резко повернул руль и направился в
Мосул. Курд, в то время как джип набирал скорость, наблюдал  за
ним  с  непонятным чувством потери. Что уходило от него? Что он
чувствовал, пока этот незнакомец был рядом?  Курду  показалось,
что  рядом  с  посетителем он был в полной безопасности. Теперь
это чувство таяло вместе с исчезающим из вида джипом. Ему стало
неуютно и одиноко.
     Доскональная перепись находок была закончена в шесть часов
десять  минут.  Хранителем  древних  экспонатов  в  Мосуле  был
пожилой  араб  с  отвислыми  щеками.  Записывая в большую книгу
последнюю находку, он вдруг остановился на секунду и,  обмакнув
перо  в чернильницу, посмотрел на своего визави. Человек в хаки
о чем-то сосредоточенно думал. Он стоял у окна, засунув руки  в
карманы, и смотрел вниз, будто прислушиваясь к шепоту прошлого.
Хранитель музея с любопытством наблюдал за ним некоторое время,
а  затем  вновь  вернулся  к книге и мелким аккуратным почерком
дописал последнее слово. Затем, с облегчением вздохнув, положил
ручку и посмотрел на часы. Поезд в Багдад отправлялся в  восемь
часов. Он промакнул страницу и предложил выпить чаю.
     Человек  в  хаки  отрицательно покачал головой, пристально
разглядывая что-то на  столе.  Араб  наблюдал  за  ним  с  чуть
заметным  чувством  беспокойства.  Какая-то  тревога  витала  в
воздухе.  Он  встал,  подошел  поближе  и  почувствовал  легкое
покалывание  в  затылке. Его друг наконец шевельнулся и взял со
стола амулет. Он  задумчиво  повертел  его  в  руке.  Это  была
зеленая   каменная   головка   демона  Пазузу,  олицетворяющего
юго-западный ветер.  Демон  повелевал  хворями  и  недугами.  В
голове  виднелось  отверстие. Его владелец когда-то использовал
амулет как защиту от болезней.
     -- Зло  против  зла,--  сказал  хранитель  музея,   лениво
обмахиваясь  французским  научным журналом, на обложке которого
расплылось жирное пятно.
     Старик не двигался и не отвечал.
     -- Что-нибудь случилось, святой отец?
     Человек в хаки, казалось, не слышал его, весь  поглощенный
мыслями  об амулете. Это была самая последняя находка. Потом он
положил фигурку назад и вопросительно посмотрел на араба.
     Хранитель музея взял старика за руки и крепко сжал их.
     -- Святой отец, я чувствую, что вам не надо уходить.
     Его друг спокойно ответил, что уже пора, уже поздно.
     -- Нет-нет-нет, я имел в виду, чтобы вы не уезжали домой.
     Человек в хаки уставился на  крошечное  зернышко.  которое
прилипло  к  губе  старого  араба.  "Домой",--  повторил  он. В
звучании этого слова ему слышался какой-то безысходный конец.
     -- В Америку,-- добавил хранитель музея  и  сам  удивился,
зачем он это сказал.
     Человек  в  хаки  посмотрел на араба. Им всегда было легко
вдвоем.
     -- Прощай,--  прошептал  он.  Потом  быстро  повернулся  и
шагнул в сумерки навстречу длинной дороге к дому.
     -- Увидимся  через  год!  --  крикнул  ему  вслед араб. Но
человек в хаки не оглянулся. Араб наблюдал, как  старик  уходил
все  дальше и дальше. Скоро он вышел на окраину города, перешел
через Тигр. По дороге к развалинам он замедлил шаг, потому  что
с  каждым  шагом  зародившееся дурное предчувствие угнетало его
все сильней и сильней. Ему нужно было быть готовым, и  он  знал
это.
     Маленький   деревянный  мостик  через  мутный  ручей  Хоср
заскрипел под его тяжестью. Через минуту старик  стоял  на  том
холме,  где когда-то сверкала под солнцем Ниневия, открывая все
свои  пятнадцать  ворот  ассирийским  племенам.  Теперь   город
простирался  внизу,  покрытый кровавой пылью судьбы. Он стоял и
ощущал тревогу, чувствовал, что кто-то разрушает его мечты.
     Сторож-курд вышел из-за угла,  снял  с  плеча  винтовку  и
побежал  к нему. Затем, узнав его, резко остановился, улыбнулся
и пошел дальше.
     Человек в хаки осмотрел развалины. Храм Набу. Храм Иштара.
Он медленно шел вперед. Во дворце Ашурбанипала он остановился и
посмотрел  на  массивную  статую  из  извести:  острые  крылья,
когтистые  лапы, выпуклый, похожий на обрубок пенис. Рот застыл
в дикой усмешке. Демон Пазузу.
     И вдруг он поник. Он все понял. Неминуемое приближалось.
     Он смотрел на пропыленные  камни.  Сумерки  сгущались.  Он
услышал  лай  бездомных  псов,  рыскающих  стаями  по  окраинам
города. Солнечный диск медленно опускался к краю земли.  Старик
опустил  закатанные рукава рубашки, застегнул пуговицы. Подул с
юго-запада ветерок.
     Человек в хаки заспешил в Мосул. Сердце  его  сжималось  в
предчувствии скорой встречи со старым врагом...








     Дом  сдавался  внаем.  Очень  ухоженный дом. Аккуратный. В
колониальном стиле. Обвитый плющом. Находился он в  Вашингтоне,
в  районе  Джорджтауна.  Через  дорогу располагалась территория
университета. Сзади -- крутой спуск на шумную М-стрит, а  внизу
-- мутный Потомак.
     Ранним утром первого апреля в доме было тихо. Крис Макнейл
лежала  в кровати и просматривала текст сценария для завтрашней
съемки. Регана, ее дочь, спала  внизу.  В  комнате  у  кладовой
спали  немолодые  экономка и мажордом, Уилли и Карл. Примерно в
половине  первого  Крис  оторвалась  от  текста.  Она  услышала
какое-то  постукивание.  Очень странные звуки. То приглушенные,
то громкие и  четкие.  Очень  ритмичные.  Похожие  на  какую-то
недобрую морзянку.
     Забавно.
     Минуту    она   прислушивалась,   затем   отвлеклась,   но
постукивание не прекращалось, и она не  могла  сосредоточиться.
Крис в сердцах швырнула сценарий на кровать.
     Боже, я сойду с ума!
     Она встала с твердым намерением разобраться, в чем дело.
     Крис  вышла  в  коридор  и  огляделась. Ей показалось, что
звуки идут из комнаты Реганы.
     Что это она там делает?
     Она спустилась в холл, постукивание стало  слышно  громче.
Когда  же  она  распахнула дверь и вошла в комнату, звуки резко
затихли.
     Что за чертовщина?
     Ее симпатичная одиннадцатилетняя дочка спала, прижавшись к
большому плюшевому круглоглазому медведю.
     Крис подошла к кровати, нагнулась и шепнула:
     -- Рэгс, ты не спишь?
     Дыхание ровное. И глубокое.
     Крис оглядела комнату. Бледные лучи света из зала легли на
картины, нарисованные Реганой, на ее игрушки.
     Ну, ладно,  Рэгс.  Твоя  глупая  мамочка  попалась.  На
удочку. Скажи теперь: "Первый апрель, никому не верь!"
     И  все  же  Крис знала, что на нее это не похоже. Ее дочка
была скромной и очень робкой девочкой.  Тогда  где  же  шутник?
Какой-нибудь дурак спросонок решил проверить отопительные трубы
или  канализацию?  Однажды  в  горах Бутана она несколько часов
подряд  смотрела  на  буддийского  монаха,  который  сидел   на
корточках   и   занимался   созерцанием.   В  конце  концов  ей
показалось,  что  он   воспарил.   Скорее   всего   показалось.
Рассказывая  об  этом  случае,  она  всегда  добавляла  "скорее
всего". Возможно, и теперь  ее  воображение  (довольно  богатое
само по себе) и выдумало этот стук.
     Ерунда -- я же слышала!
     Неожиданно   она   посмотрела   на  потолок.  Ага!  Слабое
царапанье!
     Крысы на чердаке! Господи! Крысы!
     Она вздохнула. Ну вот. Огромные толстые  хвосты.  Шлеп,
шлеп.  Как  ни  странно,  ей  полегчало.  И тут она впервые
обратила внимание на холод. Комната была совершенно выстужена.
     Мать подошла к окну.  Проверила  его.  Закрыто.  Потрогала
батареи. Горячие.
     В чем дело?
     Удивленная,  она  вернулась  к  кровати  и  потрогала щеку
девочки. Она была гладкая, немного влажная.
     Я, наверное, заболела.
     Крис посмотрела на дочь, на ее курносый нос и  веснушчатое
лицо, потом быстро наклонилась и поцеловала теплую щеку. "Я так
люблю  тебя",--  прошептала  она.  Затем  Крис вернулась в свою
спальню и вновь принялась за чтение сценария.
     Ей хотелось спать. Она перевернула страницу.  Бумага  была
измята,  края оборваны. Это работа режиссера-англичанина. Когда
он нервничает, то дрожащими руками отрывает полоску  бумаги  от
первой  попавшейся  страницы  и  жует ее, пока во рту у него не
вырастает большой бумажный ком.
     Милый Бэрк!
     Крис  зевнула  и  вновь  взглянула  на  сценарий.   Многие
страницы  были  объедены.  Она  вспомнила  про  крыс. У этих
маленьких сволочей, безусловно,  есть  чувство  ритма.  Она
решила утром отправить Карла за крысоловками.
     Пальцы Крис разжались. Сценарий выпал из рук.
     Крис  уснула.  Ей  снилась  ее  смерть.  Она  задыхалась и
растворялась, терялась в пустоте и все время думала: меня не
будет, я умру, меня не  будет  никогда,  о,  папа  не  допустит
этого,  я не хочу превратиться в ничто, навсегда,-- и опять
таяла, растворялась, и этот звон, звон, звон...
     Телефон!
     С тяжело бьющимся сердцем Крис вскочила и сняла трубку.
     Звонил помощник режиссера.
     -- В гримерной в шесть часов, дорогая.
     -- Ладно.
     -- Как дела?
     -- Если сейчас пойду под душ и приду в себя, значит, все в
порядке.
     Он засмеялся.
     -- Увидимся.
     -- Хорошо.
     Она повесила  трубку.  Немного  посидела,  раздумывая  над
своим  сном.  Сон?  Это  скорее  напоминало раздумья в полусне.
Такая    удивительная     ясность!     Конец     существования.
Невозвратимость.  Она  раньше  не  могла себе представить. О
Боже, этого не может быть!
     Но это, к сожалению, правда.
     Крис надела халат и быстро спустилась вниз, к реальному  и
шкворчащему жареному бекону.
     -- Доброе утро, миссис Макнейл!
     Седая  Уилли  склонилась  над  столом. Она выжимала сок из
апельсинов. Под глазами синие мешки. Чуть заметный акцент. Она,
как и Карл, была родом  из  Швейцарии.  Экономка  вытерла  руки
салфеткой и направилась к плите.
     -- Я  сама достану, Уилли. -- Крис, всегда наблюдательная,
заметила ее усталый взгляд.  Уилли  вернулась  к  столу,  ворча
что-то  себе  под нос. Крис налила кофе и принялась за завтрак.
Посмотрев на свою тарелку, она  тепло  улыбнулась.  Алая  роза.
Регана.  Мой  ангел.  Каждое утро, когда Крис снималась,
Регана тихонько вставала с кровати, шла на  кухню  и  клала  ей
цветок  на  тарелку,  а  потом,  сонная,  опять шла спать. Крис
покачала головой, вспомнив, что она когда-то хотела назвать  ее
Гонерильей.  Да. Все верно. Надо быть готовой к худшему.
Ее большие зеленые глаза стали вдруг похожи на глаза бездомного
или осиротевшего человека. Она вспомнила  о  другом  цветке.  О
сыне. Джэми. Он умер давно, когда ему было всего три года. Крис
в  то  время  была  молоденькой неизвестной девочкой из хора на
Бродвее. Она поклялась, что никого не будет любить так  сильно,
как Джэми и его отца, Говарда Макнейла. Уилли подала сок, и тут
Крис вспомнила о крысах.
     -- Где Карл? -- спросила она экономку.
     -- Я здесь, мадам.
     Мажордом   выглянул   из-за   двери   кладовой.  Властный.
Почтительный. Энергичный.  Вежливый.  Живые,  блестящие  глаза.
Орлиный нос. Абсолютно лысый.
     -- Послушай,  Карл.  На чердаке завелись крысы. Неплохо бы
купить капканы.
     -- Крысы?
     -- Я же сказала.
     -- На чердаке чисто.
     -- Ну, значит, у нас чистоплотные крысы.
     -- Никаких крыс.
     -- Карл, я их слышала ночью. -- Крис едва сдерживалась.
     -- Может, канализация,-- попробовал возразить Карл,--  или
отопительные трубы?
     -- Крысы!  Ты купишь в конце концов эти проклятые ловушки?
И перестань спорить!
     -- Да, мадам. Я пойду прямо сейчас!
     -- Не сейчас, Карл! Все магазины закрыты!
     -- Они и правда закрыты,-- проворчала Уилли.
     -- Посмотрим.
     Он ушел.
     Крис и Уилли обменялись взглядами,  потом  Уилли  покачала
головой  и  вернулась  к  бекону. Крис вспомнила про свой кофе.
Странный.  Странный  человек.  Так  же,  как  и   Уилли,
трудолюбивый,  очень  преданный.  И  все  же  было в нем что-то
такое, от чего Крис становилось не по себе. Что именно?  Может,
его  чуть  заметная заносчивость? Или его вызывающее поведение?
Нет. Что-то другое. Супруги жили у нее уже почти шесть лет,  но
Карла она никак не могла понять до конца.
     Крис  поднялась  в  свою  комнату  и надела свитер и юбку.
Посмотрела в зеркало и с удовольствием начала расчесывать  свои
короткие  рыжие  волосы,  вечно казавшиеся растрепанными. Потом
состроила рожицу и глупо усмехнулась. Эй,  милая  соседушка!
Можно  поговорить  с  твоим  мужем?  С  твоим  любимым? С твоим
негодяем?А, твой негодяй в богадельне? Это он  звонит!  Она
показала  язык  своему  отражению.  Поникла.  О Боже, что за
жизнь! Взяла коробку с гримом и париками, спустилась вниз и
вышла на тенистую чистую улицу.
     На мгновение Крис  остановилась,  вдохнула  полной  грудью
свежий  утренний  воздух  и посмотрела направо. Пошла дальше. К
своей работе, к этой веселой путанице, к бутафорской, шутовской
старине.
     Как только Крис вошла через главные ворота, ее  настроение
немного  улучшилось,  а  потом,  увидев  знакомые ряды фургонов
вдоль южной стены, где размещались костюмерные и гримерные, она
и вовсе повеселела. В восемь утра первого дня  съемок  она  уже
почти  пришла  в  себя,  потому  что  начала  спорить по поводу
сценария.
     -- Эй! Бэрк! Будь так добр, посмотри,  что  это  здесь  за
ерунда, а?
     -- Ага,  у  тебя  все-таки  есть  сценарий!  Прекрасно! --
Режиссер Бэрк Дэннингс, подтянутый и  стройный,  как  принц  из
волшебной  сказки,  озорно  и  лукаво  подмигнул ей и аккуратно
оторвал дрожащими пальцами полоску бумаги от сценария.
     -- Сейчас я начну чавкать,-- засмеялся он.
     Они стояли  на  площадке  перед  административным  зданием
университета среди актеров, статистов, технического персонала и
рабочих  ателье. Кое-где на лужайке уже разместились любопытные
зрители.  Собралось  множество  детей.  Оператор,  уставший  от
шумихи, поднял газету, которую жевал Дэннингс. От режиссера уже
с утра слегка отдавало джином.
     -- Да, я жутко доволен, что тебе дали сценарий.
     Это  был  изящный,  хрупкий,  уже  немолодой  человек.  Он
говорил с таким изысканным британским акцентом, что в его устах
даже самые страшные ругательства звучали красиво. Когда он пил,
то постоянно хохотал, казалось, что ему трудно сдерживать  себя
и оставаться хладнокровным.

     Пока  шли  съемки, солнце то ярко светило, то пряталось за
тучи, и к четырем часам небо окончательно нахмурилось. Помощник
режиссера распустил труппу до следующего дня.
     Что-нибудь стоящее следующей неделе
     Крис пошла домой. Она чувствовала усталость.  На  углу  ее
выследил   из   дверей   своего  бакалейного  магазина  пожилой
итальянец  и  попросил  дать  автограф.  Крис  расписалась   на
бумажном пакете и добавила "с наилучшими пожеланиями". Пока она
стояла  у  светофора,  взгляд  ее упал на католическую церковь.
Кто-то ей говорил, что здесь женился Джон Ф. Кеннеди. Здесь  он
и  молился.  Крис  попыталась  представить  его  среди набожных
морщинистых старушек и жертвенных свечей.
     Мимо  промчался   развозящий   пиво   грузовик,   громыхая
запотевшими банками.
     Крис перешла на другую сторону. Пошла вдоль улицы, и когда
проходила   мимо   школы,   ее  обогнал  какой-то  священник  в
нейлоновой куртке. Подтянутый. Небритый. Он  свернул  налево  и
направился в сторону церкви.
     Крис,   остановившись,   с  интересом  наблюдала  за  ним.
Священник торопился к небольшому  коттеджу.  Заскрипела  старая
дверь, и появился еще один священник. Этот был очень мрачный и,
по  всей вероятности, нервничал. Он кивнул молодому человеку и,
опустив голову,  заспешил  в  церковь.  Опять  скрипнула  дверь
коттеджа, и Крис увидела еще одного священника. Он поздоровался
со  своим  гостем  и  обнял  его за плечи. В этом движении было
что-то покровительственное. Он вовлек молодого человека внутрь,
и дверь захлопнулась с противным скрипом.
     Крис в недоумении уставилась  на  свои  туфли.  Что  за
ерунда?    Ей    стало    интересно,   ходят   ли   иезуиты
исповедоваться.
     Послышался отдаленный  раскат  грома.  Крис  взглянула  на
небо. Интересно, будет дождь или нет... воскресение...
     Да,  да,  конечно.  В  следующий вторник. Сверкнула
молния.  Можешь  не  волноваться,  малышка,  мы  сами   тебе
позвоним.
     Подняв  воротник пальто, Крис заторопилась домой. Ей очень
хотелось, чтобы пошел дождь.

     Через минуту Крис была уже на месте. Сначала она  зашла  в
ванную, оттуда -- на кухню.
     -- Салют, Крис, успешно поработали?
     Это   Шарон  Спенсер.  Симпатичная  блондинка  двадцати  с
небольшим лет. Вечно юная. Родом из Орегона. Уже три  года  она
работала   секретарем  у  Крис  и  одновременно  была  домашней
учительницей Реганы.
     -- Да как всегда, ерунда. -- Крис подошла к столу и лениво
начала перебирать почту. -- Что-нибудь стоящее внимания?
     -- Не желаете ли отобедать на  следующей  неделе  в  Белом
доме?
     -- Не знаю, Марти, а что я там буду делать?
     -- Объедаться пирожными до отвала.
     Крис засмеялась:
     -- А где Рэгс?
     -- Внизу, в детской.
     -- Чем занимается?
     -- Лепит. По-моему, птицу. Для тебя.
     -- Да,  птица  мне нужна,-- улыбнулась Крис. Она подошла к
плите и налила в чашку горячего кофе.
     -- Ты пошутила насчет обеда?
     -- Конечно, нет,-- удивилась Шарон.
     -- В четверг.
     -- Народу много будет?
     -- Да нет. По-моему, человек пять или шесть.
     -- Кроме шуток?
     Крис было приятно. Она  даже  не  особенно  удивилась.  Ее
общество  любили  многие:  кучера и поэты, профессора и короли.
Что им нравилось в ней? Ее жизнь? Крис села.
     -- Как прошли занятия?
     Шарон зажгла сигарету и нахмурилась:
     -- Опять плохо с математикой.
     -- В самом деле? Интересно.
     -- Вот именно. Это же  ее  любимый  предмет,--  поддержала
Шарон.
     -- Ну,  это, наверное, из-за современных методов обучения.
Я бы даже не сумела различить номера автобусов, если бы...
     -- Привет, ма!
     Регана выскочила из-за двери, широко расставив  в  стороны
руки.  Рыжие  хвостики.  Светящееся  от радости лицо. И миллион
веснушек.
     -- Привет, маленькая  негодяйка.  --  Крис  поймала  ее  в
объятия  и  крепко  прижала  к себе, смачно чмокая в щечку и не
пытаясь  сдерживать  свою  нежность.   Потом   с   любопытством
спросила:  --  Что  же  ты  делала  сегодня?  Что-нибудь  очень
интересное?
     -- Да, ерунда.
     -- Какая именно ерунда?
     -- Дай вспомнить.  --  Регана  уперлась  коленями  в  ноги
матери и медленно раскачивалась взад-вперед. -- Ну, как всегда,
я занималась.
     -- Так.
     -- И рисовала.
     -- Что ты рисовала?
     -- Цветы, такие, знаешь... как маргаритки, только розовые.
А потом,  ну  да,  потом была лошадь! -- Регана широко раскрыла
глаза и начала с восхищением рассказывать. -- У этого дяди была
лошадь, ну, у того, который живет там, у реки. Ма, мы гуляли, и
вдруг эта лошадь, такая красивая! Ма, ты бы ее видела!  И  этот
дядя  сам  разрешил  мне  посидеть  на  ней. Правда-правда! Ну,
конечно, только на минуточку!
     Крис многозначительно подмигнула Шарон.
     -- Неужели сам? -- спросила она, удивленно поднимая брови.
Когда Крис приехала на съемки в Вашингтон, Шарон (она была  уже
членом  семьи) жила вместе с ними в отдельной комнате на втором
этаже. Потом она  познакомилась  с  каким-то  конюхом,  который
работал  на  конюшне,  расположенной  неподалеку.  Теперь Шарон
нужна была отдельная квартира. Крис сняла для нее номер-люкс  в
дорогой  гостинице  и  при этом настояла на том, чтобы за номер
платила именно она, а не Шарон.
     -- Сам,-- улыбнулась Шарон.
     -- Лошадь была серая! -- добавила Регана. -- Ма, а неужели
мы не можем купить лошадь? То есть ведь мы могли бы, да?
     -- Посмотрим, малышка.
     -- Когда у меня будет лошадь?
     -- Посмотрим. Ну, а где твоя птица?
     На секунду Регана замерла, а потом, недовольно взглянув на
Шарон, сжала губы и укоризненно покачала головой.
     -- Это был сюрприз. -- Она засмеялась.
     -- Ты хочешь сказать...
     -- Ну да. С длинным смешным носом, как ты и хотела!
     -- Рэгс, ты прелесть. Можно посмотреть?
     -- Нет, мне еще нужно ее раскрасить. Когда будем  обедать,
ма?
     -- Ты голодная?
     -- Умираю от голода.
     -- Так  ведь  еще и пяти нет. Когда же мы ели? -- спросила
Крис у Шарон.
     -- Где-то в двенадцать,-- попыталась припомнить Шарон.
     -- А когда вернутся Уилли и Карл?
     Крис отпустила их до вечера.
     -- Часов в семь,-- ответила Шарон.
     -- Ма, пошли в кафе, а? -- попросила Регана. -- Можно?
     Крис взяла дочь за руку, притянула ее к себе и поцеловала.
     -- Беги наверх, одевайся, сейчас пойдем.
     -- Как я тебя люблю!
     Регана выбежала из комнаты.
     -- Малыш, надень новое платье!  --  крикнула  ей  вдогонку
Крис.
     -- Тебе   хотелось   бы   опять   стать  одиннадцатилетней
девочкой? -- задумчиво спросила Шарон.
     -- Это предложение?
     Крис глянула на письма и начала  безразлично  раскладывать
исписанные листки.
     -- Ты его принимаешь? -- настаивала Шарон.
     -- Со  всеми  заботами,  которые у меня сейчас? И со всеми
воспоминаниями?
     -- Да.
     -- Ну уж нет.
     -- Подумай хорошенько.
     -- Я думаю. -- Крис подняла письмо с прикрепленным впереди
конвертом. Джаррис. Ее агент. -- Кажется, я просила его пока ни
о чем мне не писать.
     -- Прочитай,-- предложила Шарон.
     -- А что такое?
     -- Я читала его сегодня утром.
     -- Что-нибудь хорошее?
     -- Великолепное.  Они  хотят  взять   тебя   режиссером,--
ответила Шарон и сделала очередную затяжку.
     -- Что?!
     -- Прочитай письмо.
     -- О  Боже,  Шар,  ты не шутишь? Крис вцепилась в письмо и
начала жадно пробегать его глазами:  --  "...Новый  сценарий...
триптих...  студия  просит  сэра  Стефана  Мора...  При наличии
согласия на..." Я буду режиссером!
     Размахивая руками, она заверещала от радости:
     -- О Стив, ты ангел, ты не забыл!
     Они снимали какой-то фильм в Африке. Он  здорово  напился.
Сидя  в шезлонге, на закате дня, Стив как-то сказал ей, что ему
нравится работа актера. "Ерунда,-- ответила Крис. -- Ты знаешь,
что  такое  настоящая  работа?  Самому  ставить   фильмы!"   --
"Согласен".  -- "Надо сделать что-то свое собственное, я имею в
виду что-то такое, что будет жить потом". -- "Ну и займись этим
сама". -- "Я пыталась, но меня не берут". -- "Почему?"  --  "Им
кажется,  что я не справлюсь с монтажом". Дорогие воспоминания.
Теплая улыбка. Милый Стив!
     -- Ма, я не могу найти платье! -- крикнула Регана.
     -- В стенном шкафу! -- ответила Крис.
     -- Уже смотрела!
     -- Сейчас иду! -- На секунду Крис задумалась, взглянула на
письмо и поникла. -- А вдруг ерунда какая-нибудь и  не  в  моем
стиле?
     -- Да вряд ли. Мне кажется, фильм стоящий.
     -- Ну  да,  ты  всегда  считала,  что в фильмы ужасов надо
вставлять комедийные эпизоды.
     Шарон засмеялась.
     -- Мама!
     Крис медленно встала.
     -- У тебя сегодня свидание. Шар?
     -- Да.
     Крис покосилась на корреспонденцию.
     -- Тогда иди, а с остальной ерундой разберемся завтра.
     Шарон встала.
     -- Хотя подожди-ка. --  Крис  что-то  вспомнила.  --  Одно
срочное письмо надо отправить сегодня же.
     -- Хорошо.   --   Шарон   взяла  блокнот  и  приготовилась
записывать.
     -- Ма-а-а-м! -- Регана уже подвывала от нетерпения.
     -- Подожди, я сейчас,-- попросила Крис Шарон.
     Шарон глянула на часы.
     -- Крис, мне уже пора заниматься созерцанием.
     Крис пристально и с чуть заметным раздражением  посмотрела
на   нее.   За  полгода  ее  секретарша  вдруг  превратилась  в
"искательницу спокойствия". Началось это с  самогипноза  еще  в
Лос-Анджелесе,  а  потом  закончилось  буддийским  песнопением.
Последнее время, пока Шарон жила под одной  крышей  с  Крис,  в
доме  поселилась  апатия, сопровождаемая безжизненными, унылыми
напевами "Nam myoho renge kyo" ("Крис, ты просто  повторяй  эти
слова,  ничего  больше,  и твои желания исполнятся, и все будет
так, как ты хочешь..."). Эти завывания  доносились  до  Крис  и
днем,  и ночью, и чаще всего именно тогда, когда она разучивала
роль.
     -- Можешь  включить  телевизор,--  великодушно   разрешила
Шарон  своей  хозяйке.  --  Все  нормально.  От песнопения меня
никакой шум не отвлекает.
     На этот раз она  собралась  заниматься  трансцендентальным
созерцанием.
     -- Шар,  неужели  ты  действительно  веришь,  что  вся эта
чепуха может хоть каким-то образом помочь тебе?  --  равнодушно
спросила Крис.
     -- Это меня успокаивает,-- ответила Шарон.
     -- Понятно,--   сухо  отчеканила  Крис  и  пожелала  Шарон
спокойной ночи. Она не напомнила про письмо и, выходя из кухни,
пробормотала: -- "Nam myoho renge kyo".
     -- Повторяй эти слова минут пятнадцать  или  двадцать!  --
крикнула ей вдогонку Шарон. -- Может, это и тебе поможет!
     Крис  остановилась  и хотела возразить, но передумала. Она
поднялась в спальню Реганы и сразу же подошла к стенному шкафу.
Регана застыла посередине комнаты и внимательно вглядывалась  в
потолок.
     -- Что такое? -- забеспокоилась мать.
     Крис  пыталась найти платье. Бледно-голубое, ситцевое. Она
купила его неделю назад и хорошо помнила, что повесила платье в
стенной шкаф.
     -- Странный шум,-- заметила Регана.
     -- Я знаю. У нас завелись друзья.
     -- Разве? Какие? -- Регана перевела взгляд на мать.
     -- Белки, крошка моя, белки на чердаке.
     Ее дочь была брезглива и терпеть не могла крыс. Даже. мыши
приводили ее в ужас.
     Поиски платья не увенчались успехом.
     -- Мам, посмотри, его тут нет.
     -- Вижу, вижу. Может, Уилли случайно бросила его в стирку?
     -- Как будто исчезло.
     -- Ну, ладно. Надень тогда синее, оно тебе тоже идет.

     Они пошли в кафе. Крис довольствовалась салатом, а  Регана
после  супа  с  четырьмя булочками и жареного цыпленка уплетала
шоколадный  коктейль,  полторы  порции  пирога  с  голубикой  и
кофейное  мороженое. И куда это все умещается? В кости идет,
что ли? Девочка была очень худенькая.
     Крис докурила и, медленно допивая кофе, посмотрела в окно.
     Темная вода Потомака застыла в каком-то ожидании.
     -- Какой хороший был обед, мам.
     Крис повернулась к ней и, как это часто с  ней  случалось,
увидела  в  своей  дочке Говарда. Она тут же перевела взгляд на
тарелку.
     -- А пирог не будешь доедать? -- спросила Крис.
     Регана опустила глаза.
     -- Я наелась конфет.
     Крис потушила сигарету и улыбнулась:
     -- Тогда пошли.

     Около семи они были дома.  Уилли  и  Карл  уже  вернулись.
Регана  сразу  побежала  в  детскую,  чтобы побыстрее закончить
птицу для матери. Крис пошла на кухню за письмом. Уилли  варила
кофе  в  старой  кастрюльке  без  крышки. Она была раздражена и
недовольна.
     -- Привет, Уилли, как кино? Хорошо провели время?
     -- Не спрашивайте. -- Она бросила щепотку соли  и  немного
яичной  скорлупы  в  булькающее  содержимое кастрюльки. Да, они
сходили в кино, объяснила Уилли. Она хотела посмотреть  кино  с
участием  "Битлз",  но  Карл  настоял  на своем: ему приспичило
пойти на фильм про Моцарта.
     -- Ужас! -- кипела она, уменьшая огонь на плите. --  Такой
дурак!
     -- Ну  извини. -- Крис сунула письмо под мышку. -- Кстати,
Уилли, ты не видела платье, которое я купила Регане на  прошлой
неделе? Такое голубое, из ситца?
     -- Да, сегодня утром оно было в стенном шкафу.
     -- И куда ты его положила?
     -- Оно там.
     -- Может,  ты  случайно  прихватила  его,  собирая грязное
белье?
     -- Оно там.
     -- С грязным бельем?
     -- В стенном шкафу.
     -- Там его нет. Я смотрела.
     Уилли хотела что-то  ответить,  но  только  сжала  губы  и
бросила сердитый взгляд на кастрюльку с кофе. Вошел Карл.
     -- Добрый  вечер,  мадам. -- Он направился к умывальнику и
налил стакан воды.
     -- Ты расставил капканы? -- спросила Крис.
     -- Никаких крыс.
     -- Ты их расставил?
     -- Конечно, я их расставил, но на чердаке чисто.
     -- А теперь скажи: тебе кино понравилось?
     -- Очень.  --  По  его  поведению,  так  же,  как   и   по
непроницаемому выражению лица, ничего нельзя было понять.
     Крис  пошла  к  себе в комнату, про себя напевая известную
песенку  "Битлз".  Но  внезапно  остановилась.  Сейчас  я  тебе
покажу!
     -- Карл, а тебя не затруднило достать мышеловки?
     -- Ничуть.
     -- В шесть часов утра?
     -- В ночном универмаге, мадам.
     -- О Боже!
     Крис  долго  купалась,  наслаждаясь  теплой водой, а когда
вошла в свою спальню за халатом, то в стенном шкафу  обнаружила
пропавшее платье Реганы. Оно лежало смятое на куче белья.
     Крис  подняла  его.  Как  оно здесь очутилось? Этикетки не
были сорваны. Крис задумалась. Потом вспомнила, что  в  тот  же
день,  когда  покупала  платье,  купила  и  кое-что  для  себя.
Наверное, я все сюда и бросила.
     Крис отнесла платье в спальню Реганы  и,  повесив  его  на
вешалку,  убрала  в  шкаф.  Она  мельком  взглянула  на туалеты
дочери. Прекрасные платья. Да, Рэгс, смотри лучше на них  и  не
думай о папе, который даже писем не пишет.
     Крис закрыла шкаф и, резко повернувшись, ударилась ногой о
письменный стол. О Боже, этого еще не хватало!
     Она  приподняла  ногу  и  потерла  ушибленный палец. И тут
только  заметила,   что   стол   сдвинут   с   прежнего   места
приблизительно   на   метр.  Неудивительно,  что  я  ударилась.
Наверное, Уилли пылесосила и отодвинула его.
     Крис с письмом от своего агента  спустилась  в  кабинет  и
присела на мягкий низкий диван у огня.
     Она   еще   раз   просмотрела  письмо.  Вера,  Надежда,
Любовь. Три независимые части, в  каждой  свой  режиссер  и
актерский  состав.  Ей  предлагали  Надежду.  Замысел ей
нравился. Немного скучновато, подумала она, но зато  изысканно.
Наверняка  название изменят на что-нибудь типа "Суматоха вокруг
добродетели".
     В прихожей послышался звонок. Пришел Бэрк Дэннингс. У него
не было своей  семьи,  и  он  часто  заходил  к  Крис.  Будущий
режиссер  задумчиво улыбнулась и покачала головой, услышав, как
Бэрк что-то съязвил в отношении  Карла,  которого  ненавидел  и
постоянно поддразнивал.
     -- Ну,  привет.  Дай  выпить!  --  первым делом потребовал
Бэрк, войдя в комнату и устремившись к бару.
     Бэрк был немного раздражен и чем-то расстроен.
     -- Опять в поисках? -- спросила Крис.
     -- Что ты имеешь в виду, черт возьми? -- огрызнулся он.
     -- У тебя озабоченный вид. -- В таком  состоянии  она  его
уже  видела,  когда снимали фильм в Лозанне. Они остановились в
приличной гостинице с видом на Женевское озеро. В  первую  ночь
после  приезда  Крис  никак не могла заснуть. В пять часов утра
она вскочила с кровати, оделась и спустилась вниз, чтобы выпить
чашечку кофе  или  просто  поболтать  с  кем-нибудь.  Ожидая  в
коридоре  лифта,  она  выглянула в окно и увидела Дэннингса. Он
вышагивал вдоль берега озера, засунув руки в карманы пальто,  и
не  обращал  никакого  внимания  на  жуткий  холод.  Когда Крис
спустилась в вестибюль, Бэрк как раз входил в гостиницу.
     -- Ни одной шлюхи на горизонте! --  разочарованно  выпалил
он, проходя мимо нее с опущенными глазами. Затем Дэннингс вошел
в  лифт  и  поднялся к себе в номер спать. Позже, когда Крис со
смехом вспомнила этот случай, Дэннингс пришел в ярость, объявил
публично, что она страдает "избытком галлюцинаций", и  добавил,
что  верят  ей  "только потому, что она кинозвезда". Тогда Бэрк
назвал ее ненормальной, а  несколько  позже  спокойно  объяснил
(чтобы  не обижать ее), что, возможно, она кого-то и видела, но
по ошибке приняла за Дэннингса. "Кстати,--  заметил  он,--  моя
прапрабабушка, кажется, была родом из Швейцарии".
     Крис подошла к бару и напомнила ему об этом случае.
     -- Не  будь дурой! -- закричал Дэннингс. -- Я провел целый
вечер за чаем, я был на факультетском чаепитии!
     Крис облокотилась о стойку бара:
     -- Так ты пил только чай?
     -- Да, не ухмыляйся так глупо.
     -- И нализался чаем,-- сухо  отрезала  она.  --  Вместе  с
иезуитами.
     -- Нет, иезуиты были трезвые.
     -- Они не пьют?
     -- Ты  что,  рехнулась?  -- продолжал кричать Бэрк. -- Они
нажрались! Никогда в жизни не встречал таких алкашей!
     -- Потише, Бэрк, не забывай: здесь Регана.
     -- Да, Регана,--  зашептал  Дэннингс.  --  Дай  же  скорее
выпить, черт тебя дери!
     -- Что же ты делал на факультетском чаепитии?
     -- Идиотская   общественная   деятельность,   всегда  надо
заниматься какой-нибудь ерундой.
     Крис протянула ему стакан джина со льдом.
     -- Мы обсуждали, как сильно  испоганили  их  территорию,--
пробурчал  режиссер. Он поднес стакан к губам и сделал набожный
вид. -- Ну да, смейся. Все, что ты  умеешь,--  это  смеяться  и
вертеть задом.
     -- Я только улыбнулась.
     -- Ну, все равно. Лучше скажи, как у тебя дела.
     Крис неопределенно пожала плечами.
     -- У тебя плохое настроение? В чем дело?
     -- Не знаю.
     -- Не рассказывай сказки.
     -- Чертовщина  какая-то, я, пожалуй, тоже выпью,-- сказала
она, протягивая руку за стаканом.
     -- Правильно, это полезно для желудка. Ну, так  в  чем  же
дело?
     Крис медленно налила себе водки.
     -- Ты когда-нибудь думал о смерти?
     -- Извини, но...
     -- Да,   о   смерти,--   перебила   она   его.   --  Думал
когда-нибудь, Бэрк? Что это такое? Я  хочу  сказать,  на  самом
деле, что это такое?
     -- Не знаю,-- ответил Дэннингс слегка раздраженно. -- Нет,
не знаю.  Я  вообще об этом не думаю. Я воспринимаю смерть, как
она есть, и все. Какого черта ты вздумала говорить об этом?
     Крис пожала плечами.
     -- Не знаю,-- медленно  произнесла  она.  Бросила  кусочек
льда себе в стакан и задумчиво наблюдала за ним. -- Да... да...
я  думаю,  это  что-то вроде... как сон в момент пробуждения. Я
хочу сказать, что именно так мне  показалось...  что  смерть...
именно  такая.  Я имею в виду конец, конец, я раньше никогда об
этом не думала. -- Крис потрясла головой. -- О Боже, меня  даже
в  дрожь бросило! Мне показалось, что я падаю с нашей проклятой
планеты со скоростью сто миллионов в час.
     -- Чушь! Смерть -- это покой,-- вздохнул Дэннингс.
     -- Но только не для меня, дорогой мой.
     -- Твоя жизнь будет продолжаться в твоих детях.
     -- Перестань! Мои дети -- это не я.
     -- Да, и слава Богу! Одной такой вполне достаточно.
     -- Нет,  Бэрк,  ты  только  вдумайся!  Никогда  больше  не
существовать! Это...
     -- О  Господи,  помилуй! Приходи на факультетское чаепитие
на следующей неделе, и, может, священники тебя успокоят.
     Бэрк поставил стакан.
     -- Давай лучше выпьем.
     -- Знаешь, а я и не догадывалась, что они пьют.
     -- Ты просто глупая.
     В  его  глазах  сверкнула  злоба.   Бэрк   приближался   к
агрессивной  стадии  опьянения. Крис задумалась. Ей показалось,
что она задела его за живое.
     -- Они ходят исповедоваться? -- спросила она.
     -- Откуда я знаю? -- неожиданно взревел Бэрк.
     -- А ты разве не учился на...
     -- Где этот проклятый джин?
     -- Хочешь кофе?
     -- Не будь дурой. Я хочу выпить.
     -- Выпей кофе.
     -- Ну перестань. Давай налей на дорожку.
     -- Что-нибудь полегче?
     -- Нет, никакой дряни. Терпеть не могу пить всякую  дрянь.
Ну, давай же наливай в конце концов!
     Бэрк протянул стакан, и Крис плеснула ему немного джина.
     -- Может, мне пригласить двух или трех священников к себе?
     -- Кого?
     -- Я  не  знаю.  --  Она  снова  пожала  плечами.  --  Ну,
кого-нибудь поважней.
     -- От них потом не отвяжешься. Все они ворюги и  зануды,--
выпалил Бэрк и залпом осушил стакан.
     Да,  он  начисто  забывается. Крис быстро переменила тему.
Она рассказала о новом сценарии и о том, что ее  приглашают  на
съемки в качестве режиссера.
     -- Неплохо,-- пробормотал Дэннингс.
     -- Но я боюсь.
     -- Ерунда.  Самое главное -- это заставить всех поверить в
то, что поставить фильм было очень сложно. В первый  раз  я  не
понимал  этого,  зато  теперь  я,  как  видишь,  на высоте. Это
элементарно.
     -- Бэрк, если говорить честно, то именно сейчас, когда мне
сделали такое предложение, я чувствую себя очень неуверенно.  И
особенно в отношении технической стороны дела.
     -- Послушай,   предоставь   это   другим.   У  тебя  будут
операторы, редакторы, сценаристы. Подыщи хороших  специалистов,
и  они  обо  всем  позаботятся.  Самое  важное  -- это работа с
актерами, а здесь ты справишься превосходно. Ты ведь можешь  не
только словами сказать им, как двигаться и произносить реплики,
милая,  но  и  показать.  Вспоминай  других  режиссеров  и будь
сдержанней.
     Крис еще не верила ему.
     -- И все-таки  что  делать  с  техникой?  --  обеспокоенно
спросила  она. Пьяный или трезвый, Дэннингс был как-никак одним
из лучших режиссеров, и Крис очень нужны были его советы.
     Битый час она вникала в таинство режиссерского искусства.
     -- Дорогая моя, единственное, что тебе нужно,-- это  найти
хорошего  редактора,-- усмехнулся Дэннингс, закругляя разговор.
-- Человека, действительно разбирающегося в этом деле.
     Опасный момент агрессивности миновал, и теперь Бэрк  являл
собой очаровательного собеседника.
     -- Извините, мадам. Вы что-то хотели?
     У дверей в кабинет стоял Карл.
     -- А,  привет,  Торндайк,--  засмеялся  Бэрк.  --  Или это
Генрих? Никак не могу запомнить.
     -- Это Карл.
     -- Ах да, конечно. Как же я мог забыть, черт меня  побери!
Скажи-ка, Карл, ты был внештатным осведомителем при гестапо или
официальным? Мне кажется, здесь есть разница.
     Карл вежливо ответил:
     -- Ни тем, ни другим, сэр, я швейцарец.
     -- Да-да,  конечно,-- захохотал Дэннингс. -- И ты, конечно
же, никогда не играл с Геббельсом?
     Непроницаемый Карл повернулся к Крис.
     -- И никогда не летал вместе с Рудольфом Гессом?
     -- Мадам чего-нибудь желает?
     -- Я не знаю. Бэрк, ты хочешь кофе?
     -- А пошел твой кофе...
     Бэрк резко встал и, выйдя с воинственным видом из комнаты,
покинул дом.
     Крис покачала головой и повернулась к Карлу.
     Отключи телефон,-- произнесла она равнодушно.
     -- Хорошо, мадам. Что-нибудь еще?
     -- Нет, спасибо. Где Рэгс?
     -- Внизу, в детской. Позвать ее?
     -- Да, уже пора спать. Нет, погоди, не  надо.  Я  пойду  к
ней, взгляну на птицу.
     -- Хорошо, мадам.
     -- И в сотый раз прошу прощения за Бэрка.
     -- Я не обращаю внимания.
     -- Знаю. Вот это его и бесит.
     Крис  вышла  в  коридор,  открыла  дверь  на первый этаж и
крикнула сверху:
     -- Эй, разбойница! Ты что там делаешь? Птица готова?
     -- Да, иди посмотри. Спускайся сюда, я ее уже закончила.
     -- Ну, ты молодчина!  --  воскликнула  Крис,  когда  дочка
протянула  ей фигурку птицы. Та еще не совсем высохла, и краски
немного растеклись. Птица была выкрашена в  оранжевый  цвет,  а
клюв  --  в  зеленую  и  белую полосочку. К голове был приклеен
хохолок из перьев.
     -- Тебе нравится? -- спросила Регана.
     -- Да, крошка, очень нравится. Как ее зовут?
     -- М-м-м...
     -- Так как мы ее назовем?
     -- Не знаю. -- Регана пожала плечами.
     -- Давай подумаем. -- Крис задумалась и  прижала  палец  к
губам.   --   Может   быть,   Птичка-Глупышка?   А?  Просто  --
Птичка-Глупышка.
     Регана  прыснула  и  прикрыла  рот   ладонью,   чтобы   не
расхохотаться. Она радостно закивала.
     -- Итак,   Птичка-Глупышка   большинством  голосов!  Пусть
останется здесь и  подсохнет,  а  потом  я  отнесу  ее  в  свою
комнату.
     Крис  поставила  птицу на место и вдруг заметила планшетку
для спиритических сеансов. Она лежала рядом на столе. Крис была
любопытна  и  в  свое  время  купила   эту   планшетку,   чтобы
исследовать   собственное  подсознание.  Но  у  нее  ничего  не
получилось. Пару раз  она  пробовала  с  Шарон  и  один  раз  с
Дэннингсом.  Но  Бэрк очень ловко научился управлять планшеткой
("Так  это  ты  ее  все  время  двигаешь,  голубчик?"),  и  все
"послания"  были начинены ругательствами. Впоследствии Дэннингс
сваливал все на "этих дефективных духов".
     -- Ты играешь с планшеткой?
     -- Ага.
     -- Ты умеешь?
     -- Ну конечно. Давай я тебе покажу. -- Она  с  готовностью
подошла к столу.
     -- Я думала, что для игры нужно два человека.
     -- Совсем необязательно, я все время играю одна.
     Крис пододвинула стул:
     -- Давай играть вдвоем, хорошо?
     Секунду девочка раздумывала:
     -- Хорошо.
     Регана пододвинула пальцы к белой планшетке, и, как только
Крис захотела до нее дотронуться, планшетка резко повернулась и
остановилась у отметки "нет".
     Крис лукаво улыбнулась:
     -- Это  значит:  "Мамочка,  я  хочу  поиграть одна"? Ты не
хочешь, чтобы я с тобой играла?
     -- Нет, я хочу. Это капитан Гауди сказал: "Нет".
     -- Какой капитан?
     -- Капитан Гауди.
     -- Малышка, а кто такой этот капитан Гауди?
     -- Ты знаешь... Ну, я задаю ему вопросы, а он отвечает.
     -- Да?
     -- Да, он очень хороший.
     Крис чуть заметно нахмурилась.  Она  вдруг  встревожилась.
Регана  любила своего отца, но внешне никак не отреагировала на
развод родителей. А вдруг она плакала в своей комнате, но  Крис
даже  не  знала  этого?  Она боялась, как бы депрессия и другие
отрицательные  эмоции  не  отразились   на   здоровье   Реганы.
Фантазии,  выдуманный  друг.  Это  было уже явное отклонение. И
почему "Гауди"?  Очень  похоже  на  "Гауард",  так  звали  отца
Реганы. Очень похоже.
     -- Как  же  так, то ты не можешь придумать имени для своей
птички, то вдруг у тебя появляется  капитан  Гауди?  Почему  ты
называешь его "капитан Гауди"?
     -- Потому что его так зовут,-- улыбнулась Регана.
     -- Кто это сказал?
     -- Ну он, конечно.
     -- А что он тебе еще говорит?
     -- Ерунду.
     -- Какую ерунду?
     -- Просто ерунду.
     -- Например.
     -- Сейчас увидишь. Я у него кое-что спрошу.
     -- Пожалуйста.
     Регана  прикоснулась  пальцами  к планшетке, уставилась на
дощечку и сосредоточилась:
     -- Капитан  Гауди,  моя  мама  красивая?  Секунда...  пять
секунд... десять... двадцать...
     -- Капитан Гауди?
     Прошло  еще несколько секунд. Крис была удивлена. Она была
уверена, что ее дочь сама сдвинет планшетку на отметку "да".
     Боже мой, что же  это  такое?  Бессознательная  неприязнь?
Нет, этого не может быть.
     -- Капитан Гауди, это уже невежливо,-- обиделась Регана.
     -- Малышка, а может, он уже спит?
     -- Ты думаешь?
     -- Я думаю, что и тебе пора спать.
     -- Уже?  Он  дурачина,--  пробурчала  Регана  и  пошла  за
матерью наверх.
     Крис уложила ее в постель и села рядом.
     -- Кроха, в воскресенье я не работаю.  Хочешь  куда-нибудь
пойти?
     -- Куда?
     Несколько  раз  Крис  пыталась найти для Реганы подруг. Ей
удалось познакомиться  с  одной  двенадцатилетней  девочкой  по
имени  Джуди.  Но сейчас Джуди уехала на пасхальные каникулы, и
Крис показалось, что Регана чувствует себя одинокой.
     -- Ну, я не знаю,-- ответила Крис. --  Куда-нибудь.  Давай
посмотрим  город?  А  может,  пойдем к цветущим вишням? Вот это
мысль, они наверняка уже цветут. Ты хочешь?
     -- Конечно, хочу, ма.
     -- А завтра вечером пойдем в кино. Ладно?
     -- Как я тебя люблю!
     Регана обняла ее, и Крис в ответ крепко прижала девочку  к
себе, прошептав:
     -- Рэгс, милая, я тебя тоже очень люблю!
     -- Можешь пригласить и мистера Дэннингса, если хочешь.
     Крис удивилась:
     -- Мистера Дэннингса?
     -- Да, все нормально. Я не против.
     Крис засмеялась:
     -- Нет,  не  нормально. Почему я должна приглашать мистера
Дэннингса?
     -- Он же тебе нравится.
     -- А тебе он разве не нравится?
     Она не ответила.
     -- Крошка моя, что с тобой происходит? --  Крис  решила  у
нее все выпытать.
     -- Ведь  ты же собираешься выйти за него замуж. -- Это был
уже не вопрос, а утверждение.
     Крис рассмеялась:
     -- Малышка моя, конечно, нет! О чем ты говоришь? И как это
пришло тебе в голову?
     -- Но он же тебе нравится.
     -- Мне нравятся пироги, но я не собираюсь выходить за  них
замуж. Малышка, он мой друг, просто старый хороший друг.
     -- Тебе он нравится не так, как папа?
     -- Я люблю твоего папу и всегда буду любить твоего папу, а
мистер  Дэннингс  часто ко мне приходит, потому что ему скучно,
он совсем один, вот и все. Он мой друг.
     -- А я слышала...
     -- Ты слышала? От кого ты слышала?
     В глазах дочери еще проглядывало сомнение, но  вскоре  оно
рассеялось.
     -- Не знаю. Я просто подумала.
     -- Ну это совсем глупо. Забудь.
     -- Хорошо.
     -- А теперь спи.
     -- Можно я почитаю? Я не хочу спать.
     -- Конечно, можно. Почитай немного и ложись спать.
     -- Спасибо, мамочка.
     -- Спокойной ночи, кроха.
     -- Спокойной ночи.
     Крис  послала ей воздушный поцелуй и вышла. Она спустилась
вниз. Ох уж эти дети! Откуда они столько выдумывают?
     Крис  стало  любопытно,  не  считает  ли  Регана  причиной
развода  Дэннингса.  Ну  нет, это уж совсем глупо. Регана знала
только,  что  Крис  подала  на  развод.  Этого  хотел   Говард.
Причиной,   как   он  считал,  являлись  длительные  разлуки  и
подавление его личности, поскольку  никто  не  воспринимал  его
иначе  как "мужа кинозвезды". Регана ничего этого не знала. Ну,
хватит.  Прекрати  заниматься  дилетантским   психоанализом   и
займись дочерью.
     Крис  вернулась  в кабинет. Она заметила сценарий и решила
еще раз перечитать его. На середине Крис вдруг подняла глаза  и
увидела перед собой Регану.
     -- Привет, что случилось?
     -- Мам, там какие-то странные звуки.
     -- В твоей комнате?
     -- Как будто кто-то стучится. Я не могу заснуть.
     Где, черт возьми, эти мышеловки?!
     -- Кроха, ложись в моей спальне, а я пойду посмотрю.
     Крис проводила ее до спальни и уложила.
     -- Можно я немножко посмотрю телевизор?
     -- А где книга?
     -- Не могу найти. Можно?
     -- Конечно.   --   Крис   включила   маленький  переносной
телевизор. -- Так не громко?
     -- Нормально.
     -- И постарайся заснуть.
     Крис выключила свет и направилась  в  коридор.  Оттуда  по
узкой  лесенке,  покрытой  коврами,  она  поднялась  на чердак,
открыла дверь, на ощупь включила свет  и,  пригнувшись,  прошла
вперед.
     На   сосновом   полу  валялись  картонные  коробки  из-под
посылок. И ничего больше, не считая шести мышеловок. Все  шесть
были  начинены  приманкой.  На всем чердаке ни одной пылинки. В
воздухе пахло свежестью и чистотой. Чердак не обогревался.  Тут
не было никаких труб и батарей. Не было и дыр в крыше.
     -- Ничего нет.
     Крис  похолодела  от  ужаса.  Боже мой! Она прижала руку к
тяжело бьющемуся сердцу и оглянулась.
     -- Господи, Карл!
     Он стоял у входа на чердак.
     -- Извините, но вы видите сами. Здесь чисто.
     -- Да, все чисто. Большое спасибо.
     -- Может, лучше кошку?
     -- Что?
     -- Ловить крыс.
     Не дожидаясь ответа,  он  кивнул  головой  и  вышел.  Крис
посмотрела  ему вслед. Либо у Карла чувство юмора отсутствовало
полностью,  либо  было   настолько   глубоко   запрятано,   что
ускользало от ее внимания.
     Крис  вспомнила  о  звуках. Поглядела на крышу. Улица была
густо засажена деревьями, стволы которых обвивали плющ и другие
ползучие растения. Ветви лип скрывали  добрую  треть  особняка.
Может  быть,  и  в  самом деле белки? Наверняка. Или ветви. Да,
скорее всего, ветви. Ночью дул сильный ветер.
     "Может, лучше кошку?" Крис  вспомнила  Карла.  Кто  он:
идиот   или   притворяется?   Она  лукаво  улыбнулась,  как
девчонка, придумавшая очередную шалость, спустилась  в  спальню
Реганы,  подняла  что-то с пола, опять прошла на чердак и через
минуту вернулась в свою спальню. Регана спала.  Крис  перенесла
дочку  в  ее  комнату  и  вернулась  к  себе.  Затем  выключила
телевизор и заснула.
     До утра в доме все затихло.
     Во время завтрака Крис как бы между прочим заметила Карлу,
что ночью слышала звук захлопнувшейся мышеловки.
     -- Ты посмотришь? -- спросила она, потягивая кофе и  делая
вид, будто полностью поглощена чтением газеты.
     Не сказав ни слова. Карл поднялся на чердак.
     Крис  направилась  к лестнице и по дороге встретила Карла,
спускавшегося с чердака. В руках  он  держал  большую  плюшевую
мышь. Он нашел ее в мышеловке.
     Крис, удивленно подняв брови, уставилась на мышь.
     -- Кто-то  шутит,--  пробормотал  Карл, проходя мимо нее и
относя игрушку в спальню Реганы.
     -- Сколько интересного происходит в доме,--  заметила  про
себя  Крис, входя в спальню. Она сняла халат и стала готовиться
к съемкам. Да, может быть, лучше кошку,  старый  осел.  Гораздо
лучше. Она усмехнулась, и лицо ее сразу сморщилось.
     Съемки  шли  успешно.  К  12  часам  дня пришла Шарон, и в
коротких перерывах они  занимались  делами  в  гримерной  Крис.
Написали  письмо агенту с обещаниями обдумать предложение, дали
согласие  на  приглашение  в  Белый  дом,  сочинили  телеграмму
Говарду,  напомнив  ему,  чтобы  он  позвонил  Регане в день ее
рождения, настрочили просьбу менеджеру Крис о годовом отпуске и
составили  план  проведения  вечеринки,  которую  решено   было
устроить двадцать третьего апреля.
     Вечером  Крис повела Регану в кино, а на следующий день на
"ягуаре",   принадлежащем   Крис,   они   поехали   осматривать
достопримечательности   Вашингтона.   Они   посетили   Мемориал
Линкольна, Капитолий, лагуну цветущих вишен. Потом  поехали  на
Арлингтонское  кладбище  к  могиле Неизвестного солдата. Регана
вдруг посерьезнела, а у могилы Джона  Ф.  Кеннеди  даже  слегка
взгрустнула.  Она  долго  глядела  на Вечный огонь, потом вдруг
взяла мать за руку.
     -- Ма, а почему люди должны умирать?
     Эти слова ранили Крис. О, Рэгс, и ты тоже? Неужели  и  ты?
Нет, нет! Что она могла ответить ей? Соврать она не могла. Крис
всмотрелась  в личико дочери, повернутое к ней, в ее блестевшие
слезами глаза. Неужели Регана читала ее  собственные  мысли?  У
нее это всегда получалось. Всегда получалось раньше...
     -- Малышка, люди очень устают,-- ответила Крис.
     -- Почему же Бог разрешает им уставать?
     Крис удивилась и забеспокоилась. Сама она была атеисткой и
никогда не говорила с Реганой о религии считая, что это было бы
нечестно.
     -- Кто рассказал тебе про Бога?
     -- Шарон.
     -- Понятно. Надо будет с ней поговорить.
     -- Ма, ну почему Бог разрешает нам уставать?
     Крис  посмотрела в эти глаза, ждущие ответа, увидела в них
боль и сдалась -- она не могла рассказать  ей  того,  что  сама
считала правдой.
     -- Понимаешь,  Бог скучает по нас, Рэгс, и хочет, чтобы мы
к нему вернулись.
     Регана ничего не ответила. Молчала она и по дороге  домой.
В таком настроении Регана оставалась в течение двух дней.
     Во  вторник  был  день  рождения  Реганы, и ее настроение,
казалось, улучшилось. Крис прихватила ее с собой на  съемки,  и
когда  рабочий  день  закончился,  все  участники  фильма спели
Регане  песню  "С  днем  рождения",  а  потом  подарили   торт.
Дэннингс,  будучи  всегда  добрым по трезвости, зажег юпитеры и
заснял момент, когда  Регана  разрезала  торт.  Он  назвал  это
"пробной   съемкой"   и   пообещал   впоследствии   сделать  ее
кинозвездой. Регана веселилась от души.
     Но после обеда, получив подарки, девочка опять  заскучала.
Говард так и не позвонил. Крис сама набрала его номер в Риме, и
портье  ответил,  что  Говард  отсутствует  уже несколько дней.
Наверное,  катается  где-нибудь  на  яхте.  Крис  извинилась  и
повесила   трубку.   Регана   понимающе   кивнула  головой.  Но
настроение  у  нее   было   окончательно   испорчено.   Девочка
отказалась  даже  выпить шоколадный коктейль. Ничего не сказав,
она пошла в детскую и оставалась там до вечера.
     На следующий день Крис проснулась и увидела рядом с  собой
полусонную дочь.
     -- Что   такое,   какого...   Что  ты  здесь  делаешь?  --
улыбнулась она.
     -- Моя кровать трясется.
     -- Ты с  ума  сошла.  --  Крис  поцеловала  ее  и  накрыла
одеялом. -- Иди спи, еще рано.
     То,  что  казалось  утром,  было  на  самом  деле  началом
бесконечной ночи.




     Священник стоял в метро  на  краю  пустынной  платформы  и
прислушивался к грохоту поездов, который заглушал его боль. Эта
боль  уже долгое время никак не утихала в нем. Но так же, как и
сердцебиение,  особенно  отчетливо  она  слышалась  в   тишине.
Священник   переложил   портфель  из  одной  руки  в  другую  и
пристально вгляделся в нутро тоннеля. Цветные  огоньки  убегали
вдаль,  и  казалось,  что  они  освещают  дорогу  к  отчаянию и
безнадежности.
     Послышался кашель.  Священник  обернулся.  Какой-то  седой
бродяга сидел на полу в луже собственной мочи и не шевелился. У
него  было  сморщенное,  измученное  лицо,  и  в  желтых глазах
светилась тоска.
     Священник отвернулся. Сейчас этот бродяга подойдет к  нему
и  начнет  скулить.  Помогите  старому дьяцку, отця! Позалейте!
Рука, испачканная в блевотине, судорожно  нащупывала  на  груди
медаль.  Воздух был полон отблесками тысяч исповедей, смешанных
с запахом вина, чеснока и  сотен  других  исконно  человеческих
грехов,  выплеснувшихся  наружу... Они обволакивают... душат...
душат...
     Священник почувствовал, что бродяга медленно поднимается.
     Не подходи!
     Шаги.
     Боже, спаси и сохрани!
     -- Эй, отця!
     Священник вздрогнул. И поник. Он не мог обернуться. Не мог
видеть  Христа,  стонущего  в  этих  пустых   глазах,   Христа,
страдающего  от  гнойных  ран  и кровавого поноса, того Христа,
который не мог дольше жить. Невольно он  потрогал  свой  рукав,
будто  проверял,  на  месте  ли  траурная  повязка.  Смутно  он
припомнил и другого Христа.
     -- Эй, отця!
     Послышался  шум  приближающегося  поезда.   Сзади   кто-то
споткнулся.  Священник  оглянулся  на  бродягу.  Тот зашатался.
Затем оступился и упал.  Не  размышляя  ни  секунды,  священник
рванулся к нему, подхватил и подтащил к скамейке у стены.
     -- Я католик,-- пробормотал несчастный.
     Священник  попытался  успокоить  его. Он осторожно положил
нищего на скамейку. В  этот  момент  подошел  поезд.  Священник
быстро  достал из бумажника доллар и сунул его бродяге в жилет.
Потом ему показалось,  что  так  доллар  может  потеряться.  Он
вытащил  банкноту  и запихнул ее поглубже в карман мокрых брюк.
Потом поднял свой портфель и вошел в двери поезда.
     Священник сел в углу и  притворился  спящим.  На  конечной
остановке  он  сошел и пешком побрел в Фордгэмский университет.
Доллар,  доставшийся  бродяге,  предназначался  для  поездки  в
такси.
     Войдя  в  зал  для  приезжих,  священник вписал свое имя в
специальный журнал. Дэмьен Каррас. Потом проверил  запись.  Ему
показалось,  что  чего-то  не  хватает. Вспомнив, он приписал к
своему имени еще три слова: "член ордена иезуитов".
     Каррас снял комнату  в  Уэйджель-Холле  и  уже  через  час
крепко спал.
     На   следующий   день  ему  надо  было  идти  на  собрание
Американской  ассоциации  психиатров.  Священник   должен   был
выступить  с основным докладом на тему "Психологические аспекты
духовного  развития".   После   собрания   вместе   с   другими
психиатрами он пошел на вечеринку, но ушел оттуда рано. Ему еще
надо было зайти к матери.
     Каррас   подошел   к  полуобвалившемуся,  построенному  из
песчаника дому, расположенному в восточной части Манхэттена  на
двадцать   первой  улице.  Остановившись  у  лестницы,  ведущей
наверх, он  заметил  играющих  неподалеку  детей.  Неухоженные,
плохо одетые, бездомные дети. Ему вспомнились унижения, которые
приходилось терпеть, лишь бы не быть выселенными из дома.
     Каррас  поднялся по лестнице и с болью толкнул дверь будто
вскрывал незажившую рану. Приторно пахло  гнилью  Он  вспомнил,
как  ходил  в  гости  к миссис Корелли в ее крошечную каморку с
восемнадцатью  кошками,  и  ухватился  за  поручни.  Неожиданно
резкая  слабость овладела им. Он почувствовал свою вину. Нельзя
было оставлять ее одну.
     Мать очень обрадовалась, увидев его.  Даже  вскрикнула  от
радости.  Расцеловала  и бросилась на кухню варить кофе. Темные
волосы, узловатые, разбухшие вены на  ногах.  Дэмьен  сидел  на
кухне   и  слушал  ее  бесконечное  щебетание.  Он  разглядывал
выцветшие обои и грязный пол, которые так часто всплывали в его
памяти.  Жалкая   лачуга!   Помощь   от   конторы   социального
обеспечения  и несколько долларов в месяц от брата -- вот и все
доходы матери.
     Мать села за стол.  Заговорила  о  своих  знакомых.  В  ее
разговоре  до  сих  пор  слышался  акцент.  Дэмьен  пытался  не
смотреть в ее полные грусти глаза. Он не должен  был  оставлять
ее одну. Дэмьен, правда, написал ей несколько писем. Но мать не
умела  ни  читать,  ни писать по-английски. Тогда он починил ей
старый треснувший радиоприемник. У  нее  появился  свой  мирок,
полный новостей и сообщений о майоре Линдсее.
     Дэмьен  прошел в ванную. Пожелтевшие газеты, наклеенные на
треснувшие кафельные плитки. Проржавевшая раковина и ванна. Да,
в этом доме он впервые ощутил свое призвание.  Здесь  он  понял
суть  любви.  Теперь любовь остыла. По ночам он чувствовал, как
она,  остывшая,  еще  воет  в  его  сердце,  подобно   осеннему
заблудившемуся ветру. Без четверти одиннадцать Каррас поцеловал
мать   и,   попрощавшись,  обещал  при  первой  же  возможности
вернуться. Он ушел, а старый приемник все сообщал и сообщал  ей
о происходящих в мире событиях...

     Вернувшись в свою комнату в Уэйджель-Холле, Каррас еще раз
обдумал текст письма к архиепископу штата Мэриленд. Когда-то он
хорошо  знал  его.  Священник  просил перевести его в Нью-Йорк,
чтобы быть поближе к матери. Просил о должности  учителя  и  об
освобождении  от прежних обязанностей. При этом Каррас ссылался
на свою "непригодность" быть священником.
     Мэрилендский  архиепископ  познакомился  с  ним  во  время
ежегодной   инспекции   в   Джорджтаунском   университете.  Эта
процедура напоминала проверку  в  армии,  когда  генерал  лично
выслушивает  жалобы и просьбы подчиненных. Услышав просьбу быть
поближе к матери, архиепископ согласился и понимающе кивнул, но
когда дело дошло до  "непригодности"  в  работе,  он  возразил.
Каррас настаивал на своем:
     -- Видишь  ли, Том, дело здесь даже не в психиатрии. Ты же
сам знаешь. Некоторые людские  проблемы  переиначивают  всю  их
жизнь  и  смысл  жизни.  Это просто ад, и не только секс играет
здесь роль, а прежде всего их вера. Я больше так не  могу.  Это
слишком.  Я  выхожу  из  игры.  У меня появились свои проблемы,
вернее, сомнения.
     -- А у кого их нет, Дэмьен?
     Архиепископ был всегда очень  занят,  и  у  него  не  было
времени  выпытывать  у  Карраса  настоящие  причины. Дэмьен был
благодарен ему за это.  Он  знал,  что  ответы  его  все  равно
покажутся безумными: необходимость пожирать пищу, а затем ею же
и гадить. Вонючие носки. Юродивые дети. Он не мог упомянуть и о
газетной  статье,  в  которой  говорилось о молодом священнике,
стоявшем на автобусной остановке. О том,  как  незнакомые  люди
облили  его керосином и подожгли. Нет. Это слишком. Все это так
непонятно. И в то же время  так  реально!  Молчание  Бога  тоже
корнями  уходило в туман. В мире так много зла. И большая часть
его родилась из сомнений добрых и честных людей.  Разумный  Бог
должен  покончить  с  этим.  Он должен показаться людям. Должен
заговорить. Боже, дай нам знамение.
     Воскрешение Лазаря ушло в далекое прошлое. Никто из  живых
не слышал его смеха. Почему нет знамения?
     Очень  часто Дэмьену хотелось жить в одно время с Христом,
видеть его, дотрагиваться до него, смотреть ему в глаза.  О,
мой  Бог,  дай  мне увидеть тебя! Дай мне узнать тебя! Приди ко
мне хотя бы во сне!
     Сильная тоска охватила его.
     Каррас  сидел  за  письменным  столом  и   держал   ручку.
Возможно,  не  время заставило архиепископа молчать. Видимо, он
понял, что вера и любовь нераздельны.
     Архиепископ обещал рассмотреть просьбу Дэмьена, но до  сих
пор пока ничего не сделал. Каррас написал письмо и пошел спать.
     Он  с трудом проснулся в пять часов утра и пошел в часовню
Уэйджель-Холла. Там Каррас достал  гостию  /ритуальный  хлеб  у
католиков/, вернулся в свою комнату и стал молиться.
     "Et  clamor meus ad te vemat",-- с болью шептал он. -- "Да
приблизился к тебе вопль мой..."
     Сосредоточившись,  Дэмьен   поднял   гостию   со   смутным
воспоминанием прежней радости. В этот момент он почувствовал на
себе  пристальный  взгляд, светящийся издалека и несущий в себе
давно потерянную любовь.
     Священник разломил гостию над потиром.
     -- В мире я оставляю тебя. Мое смирение я отдаю  тебе.  --
Дэмьен сунул гостию в рот и проглотил вместе с комком отчаяния,
застрявшим в горле.
     Когда  месса была окончена, Каррас тщательно вытер потир и
осторожно положил его в портфель. Затем быстро встал и пошел на
вокзал. Священник торопился на утренний  поезд  в  Вашингтон  и
уносил в своем черном чемоданчике боль и страдание.




     Ранним утром одиннадцатого апреля Крис вызвала по телефону
своего     врача    в    Лос-Анджелесе    и    попросила    его
проконсультироваться  у   известного   психиатра   относительно
Реганы.
     -- Что случилось?
     Крис  объяснила.  На  другой  день  после дня рождения она
вдруг заметила резкую перемену в поведении и настроении дочери.
Бессонница.    Раздражительность.    Приступы    злости.    Она
разбрасывала  вещи.  Кричала  без  причины. Не ела. Вдобавок ко
всему у нее появился избыток энергии. Она постоянно  двигалась,
бегала,  топала  ногами,  прыгала  и  ломала  вещи.  Совсем  не
занималась уроками.  Выдумала  себе  несуществующего  друга.  И
совершенно ненормальными способами привлекала к себе внимание.
     -- Например? -- спросил врач.
     Во-первых,  этот  стук.  С  тех  пор, как Крис обследовала
чердак,  она  слышала  стук  еще  пару  раз.  При  этом  Регана
находилась  в  своей комнате. Когда же Крис входила к ней, стук
прекращался.  Во-вторых,  Регана  постоянно  "теряла"  вещи   в
комнате:  то  платье,  то зубную щетку, то книги, то туфли. Она
жаловалась, что кто-то "двигает" ее мебель. В довершение  всего
утром  после  вечеринки  в  Белом доме Крис увидела, что Карл с
середины комнаты передвигает письменный стол в  спальне  Реганы
на  прежнее  место.  Когда Крис спросила его, что он делает, он
повторил свои слова "кто-то шутит" и отказался  от  дальнейшего
обсуждения  этого  вопроса.  Вскоре Регана пожаловалась матери,
что ночью, пока она  спала,  кто-то  опять  переставил  всю  ее
мебель.
     После  этого  все  подозрения  Крис слились воедино. Стало
ясно, что все это делает сама Регана.
     -- Ты имеешь в виду лунатизм? Она делает все это во сне?
     -- Нет, Марк. Она делает  это  вполне  сознательно.  Чтобы
привлечь к себе внимание.
     Крис  рассказала  и  о трясущейся кровати. Это повторилось
еще дважды, и  каждый  раз  Регана  просилась  спать  вместе  с
матерью.
     -- Ну  уж  у  этого  может  быть вполне реальная основа,--
предположил врач.
     -- Нет,  Марк,  я  не  говорю,  что  кровать  тряслась.  Я
сказала, что она говорит, будто кровать трясется.
     -- А ты уверена, что кровать не трясется?
     -- Нет.
     -- Возможно, это клонические судороги,-- пробормотал врач.
     -- Что-что?
     -- Температура есть?
     -- Нет.  Ну  и что ты думаешь по этому поводу? -- спросила
Крис. -- Вести ее к психиатру?
     -- Крис, ты говорила про уроки. Как у нее с математикой?
     -- А почему ты спрашиваешь?
     -- Ты мне не ответила,-- настаивал Марк.
     -- Ужасно. То есть вдруг неожиданно стало очень плохо.
     Марк замычал.
     -- А почему ты об этом спрашиваешь?
     -- Это один из признаков синдрома.
     -- Какого синдрома?
     -- Ничего серьезного. Но по телефону  я  не  хочу  строить
никаких догадок. У тебя ручка рядом.
     Марк   хотел   посоветовать   ей   хорошего   терапевта  в
Вашингтоне.
     -- Марк, а ты не мог бы приехать и осмотреть  ее  сам?  --
Крис  вспомнила про Джэми. Затянувшаяся инфекция. Врач прописал
новый универсальный антибиотик.  Выдавая  лекарство  в  аптеке,
фармацевт недоверчиво посмотрел на нее: "Не хочу тревожить вас,
мэм,  но  это...  Видите  ли,  это  совсем  новое  лекарство, и
некоторые врачи из штата Джорджия  считают,  что  оно  вызывает
апласстическую анемию в..." Джэми. Джэми умер. И с тех пор Крис
больше не доверяла врачам. Только Марку. Да и то не сразу, а по
истечении многих лет.
     -- Марк, ну я прошу тебя,-- взмолилась она.
     -- Нет,  я  не  могу. Да ты не волнуйся. Это очень хороший
врач. Возьми ручку.
     Молчание. Потом:
     -- Ну ладно.
     Крис записала фамилию.
     -- Пусть осмотрит ее и позвонит мне,-- сказал врач.  --  И
забудь о психиатре.
     -- Ты уверен в этом?
     Марк  объяснил  ей,  что обычно все торопятся с выводами и
забывают простую вещь: болезнь тела очень  часто  начинается  с
болезни мозга.
     -- Что  бы ты сказала,-- продолжал он,-- если была бы моим
врачом, да простит мне Бог, а  я  бы  поведал  тебе,  что  меня
мучают  головные  боли,  ночные  кошмары, тошнота, бессонница и
искры перед глазами. К тому же я постоянно ощущаю  беспокойство
и  неуверенность  в  работе.  Ты  бы,  конечно,  сказала, что я
нервнобольной!
     -- Нашел кого спрашивать,  Марк!  Я-то  уж  знаю,  что  ты
сумасшедший!
     -- А ведь это симптом опухоли в мозге, Крис. Проверь тело.
Это во-первых. А там будет видно.
     Крис сразу же позвонила терапевту и договорилась о приеме.
Времени  у  нее было достаточно. Съемки закончились, по крайней
мере для нее.  Бэрк  Дэннингс  продолжал  работать  со  "вторым
составом", снимая второстепенные сцены.

     Больница  находилась  в  Арлингтоне. Доктора звали Самюэль
Кляйн. Пока  Регана  раздраженно  ожидала  в  смотровой,  Кляйн
усадил мать в своем кабинете и выслушал историю болезни Реганы.
Крис  рассказала  все.  Врач  кивал, изредка что-то записывая в
блокнот.  Когда  Крис  упомянула  трясущуюся  кровать,   доктор
нахмурился. Крис продолжала:
     -- Марк  насторожился,  когда  узнал,  что  у Реганы стало
плохо с математикой. Почему?
     -- В смысле с уроками?
     -- Да, но в особенности с математикой. Почему?
     -- Давайте не торопиться, миссис Макнейл. Я должен сначала
осмотреть ее.
     Врач извинился и вышел. Он полностью осмотрел Регану, взял
у нее анализы мочи и крови.
     После этого Кляйн усадил Регану перед собой и беседовал  с
ней,  наблюдая  за  ее  поведением.  Затем он вернулся к Крис и
сразу принялся выписывать рецепт.
     -- Похоже, у нее гиперкинетическое расстройство нервов.
     -- Что?
     -- Нервное расстройство. Так по крайней  мере  думаем  мы.
Сейчас  мы точно не знаем, что при этом происходит в организме,
но в таком возрасте это часто случается. Все  симптомы  налицо:
ее   чрезвычайная   активность,   темперамент,  плохие  дела  с
математикой.
     -- Да-да, с математикой. Но при чем тут математика?
     -- Она требует наибольшего сосредоточения. -- Кляйн вырвал
листок с рецептом из крошечного голубого  блокнота  и  протянул
его Крис.
     -- Вот вам рецепт на риталин.
     -- На что?
     -- Метилфенидат.
     -- Понятно.
     -- Будете давать по десять миллиграммов два раза в день. Я
советую  принимать одну порцию в восемь часов утра, а вторую --
в два часа дня.
     -- А что это? Транквилизатор?
     -- Стимулятор.
     -- Стимулятор? Да она сейчас и без этого...
     -- Состояние   девочки   не   совсем   соответствует    ее
поведению,--  объяснил  Кляйн.  --  Это форма перераспределения
энергии. Реакция организма на депрессию.
     -- На депрессию?
     Кляйн кивнул.
     -- Депрессия... -- тихо повторила Крис.
     -- Вы здесь упомянули ее отца,-- продолжал Кляйн.
     Крис посмотрела на него:
     -- Так вы думаете, ее не надо показывать психиатру?
     -- Нет-нет. Давайте подождем и  понаблюдаем  за  действием
риталина.  Мне кажется, в этом и будет отгадка. Подождем недели
две или три.
     -- Вы считаете, что это нервы?
     -- Похоже, что так.
     -- А ее вранье? Оно прекратится?
     Его ответ удивил Крис. Кляйн  спросил,  слышала  ли  Крис,
чтобы Регана ругалась или употребляла неприличные слова.
     -- Никогда,-- ответила Крис.
     -- Понимаете,  это в какой-то степени похоже на ее вранье:
так же нетипично для нее, как вы утверждаете. Но при  некоторых
нервных расстройствах может...
     -- Подождите-ка,--    перебила    Крис,   пораженная   его
словами,-- откуда вы знаете, что Регана употребляет неприличные
слова. Или, может, я что-нибудь не так поняла?
     Секунду Кляйн удивленно смотрел на нее, а потом  осторожно
сказал:
     -- Да, я хотел сказать, что она знает такие слова. А вы об
этом не подозревали?
     -- Я  и  до  сих  пор  об  этом  не  подозреваю!  О чем вы
говорите?
     -- Ну, в общем, она нецензурно ругалась, пока я осматривал
ее, миссис Макнейл.
     -- Да вы шутите! В это трудно поверить.
     -- Мне кажется, она сама не понимает того, что  говорит,--
успокоил ее врач.
     -- Я  тоже  так думаю,-- пробормотала Крис. -- Может, и не
понимает.
     -- Давайте ей риталин,-- посоветовал он. -- Посмотрим, что
будет дальше. А через две недели я снова ее осмотрю.
     Кляйн взглянул на календарь, лежавший на столе.
     -- Значит, так. Давайте встретимся  двадцать  седьмого,  в
среду. Вам удобно? -- спросил он, глядя на Крис.
     -- Да, разумеется,-- ответила она, встав со стула, и смяла
рецепт в кармане пальто. -- До двадцать седьмого, доктор.
     -- Я поклонник вашего таланта,-- улыбаясь, заметил Кляйн и
открыл ей дверь.
     В  дверях  Крис  остановилась и, погруженная в свои мысли,
прижала палец к губам. Потом взглянула на доктора:
     -- Так вы считаете, не надо к психиатру?
     -- Не знаю. Но самое  простое  объяснение  всегда  кажется
самым лучшим. Давайте подождем. Увидим, что из этого получится.
-- Врач  обнадеживающе улыбнулся. -- А пока что постарайтесь не
волноваться.
     -- Как?
     Крис вышла.
     По дороге домой Регана выпытывала у матери, что сказал  ей
доктор.
     -- Что ты нервничаешь.
     Крис  решила  ничего  не  выяснять  у  Реганы относительно
нецензурных выражений.
     Но немного позже с Шарон Крис завела  такой  разговор.  Ей
необходимо   было   узнать,  слышала  ли  Шарон,  чтобы  Регана
ругалась.
     -- Конечно, нет,-- удивилась Шарон. --  Даже  в  последнее
время ничего подобного не слышала. Но мне помнится, как однажды
учительница   рисования   в  ее  присутствии  выругалась  (Крис
специально нанимала человека, который учил Регану  рисованию  и
лепке на дому).
     -- Давно это было? -- спросила Крис.
     -- Нет,  на прошлой неделе. Но ее-то ты знаешь. Может, она
чертыхнулась или сказала что-нибудь вроде "чушь собачья".
     -- Да, кстати, ты что-нибудь говорила Регане о религии?
     Шарон вспыхнула.
     -- Нет, совсем немного. Ты  понимаешь,  этот  вопрос  было
трудно обойти. Она ведь задает так много вопросов и... ну... --
Она  беспомощно  пожала  плечами.  --  Мне было трудно. Подумай
сама, как бы я ей все объяснила, не рассказав о том, что я сама
считаю величайшим враньем?
     -- Расскажи ей все,  а  что  есть  правда  --  пусть  сама
выбирает.

     В  последующие  дни,  вплоть  до  вечеринки, которую давно
запланировала Крис, Регана аккуратно  принимала  риталин.  Крис
сама  следила за этим. Однако она не заметила никаких перемен к
лучшему.  Напротив,  появились  некоторые  признаки  ухудшения.
Провалы   памяти,  забывчивость,  нечистоплотность,  жалобы  на
тошноту. Появился еще один способ привлекать  к  себе  внимание
(хотя  прежние больше не повторялись): Регана уверяла мать, что
в ее комнате чем-то отвратительно пахнет.  Крис  принюхивалась,
но ничего не чувствовала.
     -- Ты не чувствуешь?
     -- Ты  хочешь  сказать,  что  и сейчас пахнет? -- спросила
Крис.
     -- Ну конечно!
     -- И на что это похоже?
     Регана сморщилась:
     -- Как будто что-то горит.
     -- Да? -- Крис опять принюхалась.
     -- Неужели не чувствуешь?
     -- Ну конечно, кроха,-- солгала Крис. -- Совсем  немножко.
Давай откроем окно и проветрим комнату.
     На  самом  деле Крис не ощутила никакого запаха, но решила
не спорить с Реганой, по крайней мере до  следующего  визита  к
врачу.  Кроме  того, у нее было полно дел. Во-первых, надо было
готовиться  к  приему  гостей.  Во-вторых,   требовалось   дать
окончательный  ответ относительно сценария. Перспектива ставить
фильм ей нравилась, но давать согласие второпях она не  хотела.
Между  тем агент звонил ей ежедневно. Крис объяснила, что хочет
знать мнение Дэннингса, поэтому отдала сценарий ему, и Дэннингс
его читает.
     В-третьих (и это было самое главное), у  Крис  провалились
сразу  две  финансовые  сделки:  покупка  обратимых облигаций с
предварительным  выплачиванием  доходов  и  вклад  капитала   в
ливийскую   нефтедобывающую   компанию.   Таким   образом  Крис
намеревалась избавить свои капиталы от уплаты налогов. Но  дело
обернулось  против  нее:  нефти  в  Ливии не оказалось, а из-за
подскочивших вверх доходов была  объявлена  срочная  распродажа
облигаций.
     Для обсуждения этих и других проблем приехал менеджер Крис
по вопросам  бизнеса.  Он  прибыл в четверг. Переговоры длились
всю пятницу. В конце концов Крис во всем согласилась  со  своим
менеджером,  который  пришел  от  этого  в веселое расположение
духа. Лишь один момент вызвал его недовольство:  Крис  заявила,
что хочет купить "феррари".
     -- Что? Новую машину?
     -- А  почему бы и нет? Помнишь, я в одном фильме ездила на
"феррари". Если написать на завод и напомнить им об этом, может
быть, удастся устроить сделку? Как ты думаешь?
     Менеджер так не думал. Он считал, что покупка новой машины
была бы расточительством.
     -- Бен, в прошлом году я заработала восемьсот тысяч, а  ты
говорить,  что  я не могу купить какую-то дурацкую машину! Тебе
это не кажется нелепым? Куда же девались деньги?
     Бен напомнил ей, что большая часть денег  лежит  в  банке.
Потом  представил  ей  полный  список,  куда утекают ее деньги.
Федеральный   подоходный   налог,    предстоящий    федеральный
подоходный  налог,  налог  штата,  налог  на  поместье,  десять
процентов  комиссионных  агенту,  пять  процентов   ему,   пять
процентов   агенту   по   рекламе,  один  процент  с  четвертью
жертвуется фонду процветания кинематографа, затем  шли  расходы
на туалеты самой последней моды, зарплата Уилли, Карлу и Шарон,
управляющему  в  доме  в  Лос-Анджелесе,  расходы,  связанные с
поездками в разные города, и,  наконец,  ежемесячные  карманные
расходы.
     -- Ты в этом году будешь еще сниматься? -- спросил Бен.
     -- Не знаю. Ты считаешь, что это необходимо?
     -- Думаю, да.
     Крис  подперла  руками  подбородок  и  уныло посмотрела на
него.
     -- Может, тогда купим "хонду"?
     Бен ничего ей не ответил.
     Немного позже Крис решила отложить в сторону  все  дела  и
занялась приготовлением к завтрашней вечеринке.
     -- Давайте  не  будем  устраивать  застолье.  Сделаем ужин
"а-ля фуршет". Приготовим рагу с  мясным  соусом,--  предложила
она Уилли и Карлу. -- Стол поставим в углу гостиной. Ладно?
     -- Очень хорошо, мадам,-- быстро согласился Карл.
     -- Как  ты  думаешь,  Уилли, может быть, сделать на десерт
салат из свежих фруктов?
     -- Это будет великолепно,-- одобрил Карл.
     -- Спасибо, Уилли.
     Крис  пригласила  на  вечер  интересную  и   разношерстную
компанию.  Кроме  Бэрка  ("Только  не  напивайся,  черт бы тебя
побрал!") и молодого ассистента режиссера, она ожидала сенатора
(с  супругой),  астронавта  (с  супругой),  двух  иезуитов   из
Джорджтауна, своих соседей, Мэри Джо Пэррин и Эллен Клиари.
     Мэри   Джо   Пэррин   была  седой  толстушкой,  прослывшей
вашингтонской пророчицей. Крис познакомилась с ней на приеме  в
Белом  доме,  и та ей очень понравилась. Крис казалось, что эта
женщина должна быть  строгой,  чопорной,  но  Мэри  Джо  Пэррин
оказалась простой и добродушной женщиной.
     Эллен    Клиари,   женщина   средних   лет,   работала   в
госдепартаменте. В свое время, когда Крис увлекалась туризмом и
путешествовала по России, Эллен Клиари  работала  в  посольстве
США   в  Москве.  В  последующие  годы  Крис  с  благодарностью
вспоминала Эллен и, как только приехала  в  Вашингтон,  тут  же
решила встретиться с ней.
     -- Послушай, Шар, а кто придет из священников? -- спросила
Крис.
     -- Точно не знаю. Я пригласила президента и декана, но мне
кажется,  что  президент  пришлет  кого-нибудь  вместо  себя. Я
разговаривала с его секретарем, и  он  сказал,  что  президенту
обязательно нужно вечером быть в городе.
     -- Кого же он пришлет? -- с интересом спросила Крис.
     -- Сейчас  посмотрю. -- Шарон порылась в своих записях. --
Вот. Его помощник -- отец Джозеф Дайер.
     -- Он из университета?
     -- Не уверена.
     -- Ну  ладно,  не  все  ли  равно.   Крис   была   немного
разочарована -- Следи завтра за Бэрком,-- попросила она.
     -- Обязательно.
     -- Где Рэгс?
     -- Внизу.
     -- Знаешь,  может быть, тебе лучше туда перенести машинку?
Ты бы смогла  печатать  и  заодно  присматривать  за  девочкой.
Ладно? Я не хочу, чтобы она подолгу оставалась одна.
     -- Неплохая мысль.
     -- Но это потом. А теперь иди домой. Занимайся созерцанием
или поиграй с лошадками.
     Приготовления   подходили   к   концу.  Крис  вдруг  опять
почувствовала тревогу. Она попробовала смотреть  телевизор.  Но
сосредоточиться  никак не удавалось. Ей было не по себе. Что-то
необычное  чувствовалось  во  всем  доме.   Какое-то   странное
спокойствие. Как пыль, застывшая в бликах света.
     К  полночи  все в доме спали. Это была последняя спокойная
ночь.




     Первой приехала Мэри Джо Пэррин вместе со своим  сыном  --
подростком  Робертом.  Последним прибыл розовощекий отец Дайер.
Это был молодой  человек  маленького  роста  и  очень  хрупкого
телосложения,  робко  глядевший на присутствующих сквозь очки в
стальной оправе. Еще в дверях он извинился за опоздание:
     -- Никак не мог подобрать подходящий галстук.
     Крис, опешив, посмотрела на  него,  а  потом  рассмеялась.
Депрессия, длившаяся целый день, понемногу отступала.
     Вино  сделало  свое  дело.  Уже  без четверти десять гости
разделились на небольшие группы и вели оживленную беседу.
     Крис положила себе  на  тарелку  дымящееся  рагу  и  пошла
искать  Мэри  Джо  Пэррин. Она сидела на диване рядом с деканом
иезуитов,  отцом  Вагнером.   Крис   при   знакомстве   коротко
переговорила  с  ним  и уже успела составить о нем свое мнение.
Отец  Вагнер  был  лысый,  весь  осыпанный  веснушками,   очень
добродушный  и  внимательный  человек.  Крис  подошла  к  ним и
уселась по-турецки на полу перед столиком с кофе.  Пророчица  о
чем-то весело щебетала.
     -- Продолжайте,  Мэри Джо! -- улыбнулся декан и насадил на
вилку кусок рагу.
     -- Да-да, продолжайте, Мэри Джо! -- поддержала его Крис.
     -- Ого! Превосходное рагу! -- похвалил декан. -- Не  очень
горячее?
     -- Нет,  в  самый  раз.  Мэри Джо сейчас рассказывала, что
когда-то жил  на  свете  иезуит,  который  одновременно  был  и
медиумом.
     -- А он мне не верит! -- засмеялась пророчица.
     -- Это  не  совсем  так,-- поправил ее декан. -- Я сказал,
что в это трудно поверить.
     -- Он,  наверное,  был  медиумом  постольку-поскольку?  --
засомневалась Крис.
     -- Да,  конечно,-- согласилась Мэри Джо. -- Но ему удалось
освоить даже левитацию.
     -- Я  занимаюсь  этим  каждое  утро,--  спокойно   заметил
иезуит.
     -- А  он  проводил  сеансы  спиритизма? -- спросила Крис у
Мэри Джо.
     -- Разумеется,-- ответила та. -- Он был очень  известен  в
девятнадцатом  столетии.  Его,  пожалуй,  единственного из всех
медиумов не считали мошенником.
     -- А я утверждаю, что он не был иезуитом,-- опять вмешался
декан.
     -- О Господи, да  был  же,  я  вам  говорю!  --  Мэри  Джо
засмеялась.   --   Когда   ему   стукнуло   двадцать   два,  он
присоединился  к  иезуитам  и  поклялся   больше   никогда   не
заниматься  спиритизмом. Но его вскоре выгнали из Франции после
одного спиритического  сеанса,  который  он  проводил  прямо  в
королевском  дворце.  Вы  представляете  себе  что он сделал? В
середине  сеанса  он  предсказал  императрице,  что  сейчас  ее
коснется  рука  ребенка, дух которого вот-вот материализуется и
станет осязаемым. Вдруг кто-то включил свет, и все увидели, что
иезуит положил свою голую ногу на руку августейшей особы!
     Иезуит улыбнулся и поставил тарелку на столик.
     -- Ну все, больше не ждите от меня снисхождения,  когда  я
буду отпускать вам грехи.
     -- Но  вы же должны согласиться, что в каждом стаде должна
быть одна паршивая овца.
     -- Наши паршивые овцы вымерли вместе с папами из семейства
Медичей.
     -- А со мной один раз вот что произошло,-- начала Крис.
     Но декан перебил ее:
     -- Что, уже начинается исповедь?
     Крис улыбнулась и заметила:
     -- Ну уж нет, я не католичка.
     -- Иезуиты тоже не католики,-- усмехнулась Мэри Джо.
     -- Это сплетни монахов-доминиканцев,--  возразил  декан  и
обратился к Крис: -- Извините, так о чем вы начали говорить?
     -- Мне  кажется,  я  видела,  как  один человек возносился
вверх. В горах Бутана.
     Она рассказала об этом случае.
     -- Как  вы  считаете,  это  возможно?  --  спросила   она,
завершая рассказ. -- Я вполне серьезно.
     -- А  кто  его знает? -- Декан пожал плечами. -- И вообще,
что такое гравитация? Или, если  уж  на  то  пошло,  что  такое
материя?
     -- Хотите знать мое мнение? -- вмешалась Мэри Джо.
     Декан ответил ей:
     -- Нет, Мэри Джо, я принял обет нищеты.
     -- И я тоже,-- пробормотала Крис.
     -- Что такое? -- заинтересовался декан, наклоняясь к ней.
     -- Ничего  особенного. Я о чем-то хотела спросить вас. Да,
вы знаете маленький коттедж, который стоит за церковью? -- Крис
махнула рукой в неопределенном направлении.
     -- Святая Троица?
     -- Да, говорят, там  проводится  черная  месса,--  зловеще
прошептала миссис Пэррин.
     -- Черная что?
     -- Черная месса.
     -- А что это такое?
     -- Мэри Джо пошутила,-- ответил декан.
     -- Я знаю,-- продолжала Крис. -- Но я не разбираюсь в этих
вещах.
     -- В  общем,  это  пародия на католическую святую мессу,--
объяснил декан. -- Она связана с черной магией  и  колдовством.
Поклонение дьяволу.
     -- В самом деле? Неужели такое возможно?
     -- Я  не  могу  сказать  точно.  Хотя  как-то  слышал, что
статистика утверждает, будто в  Париже  ежегодно  черная  месса
проходит не менее пятидесяти тысяч раз.
     -- Как, в наше время? -- удивилась Крис.
     -- Это только то, что я слышал.
     -- Да,  а  источник информации, наверное, секретная служба
иезуитов? -- поддразнила его миссис Пэррин.
     -- Совсем нет,--  возразил  декан,--  я  слышу  внутренние
голоса.
     -- Вы  знаете,  у  себя дома в Лос-Анджелесе,-- подхватила
Крис,-- я часто слышала  жуткие  рассказы  о  культах  ведьм  и
колдунов. Но мне как-то не верилось, что это правда.
     -- Я  уже  сказал,  что  не могу ответить вам наверняка,--
начал декан. -- Но я знаю человека, который в этом разбирается.
Это отец Джо Дайер. Где Джо?
     Декан оглядел комнату.
     -- А, да вот же  он!  --  воскликнул  декан  и  указал  на
священника.  Тот  стоял около буфета спиной к ним. И уже второй
раз накладывал себе в тарелку добавку.
     -- Эй, Джо!
     Молодой священник обернулся. Лицо его решительно ничего не
выражало.
     -- Вы звали меня, святой отец?
     Иезуит поманил его пальцем.
     -- Ладно, подождите минуточку,-- пробурчал Дайер продолжая
наступление на рагу и салат.
     -- Это  наш  единственный  гномик  среди  всех  служителей
церкви,--  с нежностью в голосе сказал декан. -- У них в Святой
Троице на прошлой неделе произошли  осквернения.  Джо  говорит,
что это, похоже, дело рук поклонников дьявола. Мне кажется, что
он кое-что знает об этом.
     -- А  что случилось в церкви? -- заинтересовалась Мэри Джо
Пэррин.
     -- Это так омерзительно. -- Декана передернуло.
     -- Расскажите, мы все равно уже не едим.
     -- Нет уж, увольте,-- запротестовал он.
     -- Расскажите!
     -- А вы разве не можете прочитать мои мысли, Мэри Джо?  --
съехидничал декан.
     -- Я   могла   бы,--  засмеялась  она,--  но  считаю  себя
недостойной вторгаться в эту святая святых!
     -- Это противно,-- предупредил декан.
     Он рассказал  об  осквернениях.  В  первом  случае  старый
ризничий нашел в церкви кучу человеческих испражнений на алтаре
прямо перед молельней.
     -- Да, это мерзко,-- сморщилась миссис Пэррин.
     -- А второе еще хуже того,-- заметил декан.
     Избегая  фривольных  мест  и заменяя грубые слова на более
приличные выражения, он рассказал, что к статуе Христа, стоящей
недалеко  от   алтаря,   кто-то   прилепил   огромный   фаллос,
вылепленный из глины.
     -- Ну что, вам еще не противно? -- закончил он.
     Крис  заметила,  что  Мэри  Джо  действительно стало не по
себе, потому что она сказала:
     -- Да, пожалуй, хватит. Я уж и не рада, что попросила  вас
рассказать об этом. Давайте переменим тему.
     -- Нет, я зачарована,-- возразила Крис.
     -- Еще  бы,  я  ведь  очаровательный человек. -- Эти слова
произнес  отец  Дайер.  Он  застыл  над  ней,  держа  в   руках
тарелку.--  Погодите минуточку, мне надо кое о чем переговорить
с астронавтом.
     -- О чем же? -- спросил декан.
     С серьезным видом отец Дайер сказал:
     -- Что вы думаете о первом миссионере на Луне?
     Все рассмеялись.
     -- Вы им  как  раз  подойдете  по  размерам,--  захихикала
миссис   Пэррин.  --  Они  вас  без  труда  засунут  в  носовое
отделение.
     -- Нет, я не про себя,-- поправил  ее  отец  Дайер.  Потом
повернулся  к декану и объяснил: -- Я хотел договориться насчет
Эмори.
     -- Это наш приверженец пресвитерианства,--  пояснил  Дайер
женщинам. -- На Луне ведь никого нет, а это как раз то, что ему
нужно. Понимаете, он очень любит тишину и спокойствие.
     -- А  каких  грешников  он будет там обращать? -- спросила
миссис Пэррин.
     -- Конечно же, астронавтов. Это ему подходит. Один или два
человека, никаких толп. Парочка грешников и довольно.
     Он с серьезным видом посмотрел на астронавта.
     -- Извините,-- сказал Дайер и устремился к нему.
     -- Мне он нравится,-- улыбнулась миссис Пэррин
     -- И мне тоже,-- согласилась  Крис.  Затем  повернулась  к
декану:  --  Что же все-таки у вас в том коттедже? -- напомнила
она о прерванном разговоре. -- Или это страшная тайна? Что  там
за священник? Такой смуглый. Вы понимаете, о ком я говорю?
     -- Отец  Каррас,-- тихо сказал декан. На лице его появился
оттенок грусти.
     -- Чем он занимается?
     -- Он наш советник. -- Декан  поставил  рюмку  на  стол  и
повертел ее за ножку. -- Прошлой ночью у него произошло большое
несчастье. Бедняга!
     -- Что такое? -- с участием спросила Крис.
     -- У него умерла мать.
     Крис почувствовала, как ее охватывает жалость.
     -- Я не знала,-- прошептала она.
     -- Он  очень сильно переживает,-- продолжал иезуит. -- Она
жила совсем одна и, наверное, пролежала мертвая несколько дней,
прежде чем ее нашли.
     -- Как это ужасно,-- пробормотала миссис Пэррин.
     -- Кто же нашел ее? -- печально спросила Крис.
     -- Управляющий. Они, наверное, и до сих  пор  об  этом  не
знали  бы,  если  б... Просто ее соседи пожаловались, что у нее
днем и ночью играет радио.
     -- Как это грустно,-- тихо промолвила Крис.
     -- Извините меня, мадам.
     Перед ней  стоял  Карл.  Он  держал  поднос  с  рюмками  и
стаканами.
     -- Поставь сюда. Карл, пожалуйста.
     Крис  сама  любила  разносить вино гостям. Ей казалось что
это прибавляет вечеру особую интимность и очарование
     -- Ну ладно. Начнем с вас. -- Она предложила вина декану и
миссис Пэррин, потом обошла всю комнату, угощая гостей.
     Дайер  и  астронавт,  не  обращая  ни  на  кого   внимания
продолжали свою беседу.
     -- На  самом  деле  я  не священник,-- услышала Крис голос
Дайера. Он положил руку на плечо астронавту который  смеялся  и
все никак не мог успокоиться. -- Я скорее, передовой раввин.
     Через  некоторое  время Крис услышала, как Дайер спросил у
астронавта:
     -- Что такое космос?
     Астронавт  пожал  плечами  и  ничего  не  ответил.   Дайер
нахмурился и недовольно произнес:
     -- А ведь вы должны знать.
     Крис стояла рядом с Эллен Клиари. Они вспоминали поездку в
Москву.  Вдруг  Крис  услышала знакомый резкий и злобный голос,
доносившийся из кухни.
     О Боже! Это Бэрк!
     Он уже кого-то ругал.
     Крис извинилась и быстро  направилась  в  кухню.  Дэннингс
отчаянно  орал  на Карла, а Шарон безуспешно пыталась успокоить
его.
     -- Берк! -- закричала Крис. -- Прекрати сейчас же!
     Дэннингс не обратил на нее никакого внимания  и  продолжал
орать.  От  злости  на  губах  у  него  выступила  пена. Карл с
безучастным выражением лица  стоял  около  раковины  и,  сложив
руки, смотрел прямо в лицо Дэннингсу.
     -- Карл!  --  воскликнула  Крис.  -- Может быть, ты уйдешь
отсюда? Убирайся! Ты что, не видишь, в каком он состоянии?
     Но Карл так и не сдвинулся с места, пока Крис буквально не
вытолкнула его за дверь.
     -- Нацистская свинья! -- орал ему  вслед  Дэннингс,  потом
добродушно  посмотрел  на  Крис  и  потер  руки  в предвкушении
вкусного.
     -- А что у нас на десерт?  --  как  ни  в  чем  не  бывало
спросил он.
     -- На десерт! -- Крис в ужасе схватилась за голову.
     -- Но я же голоден! -- пожаловался Берк.
     Крис повернулась к Шарон:
     -- Накорми его! Мне надо укладывать Регану. И, пожалуйста,
Бэрк,  ради  всего святого, веди себя прилично! Там священники!
-- Она указала на гостиную.
     Бэрк в изумлении поднял брови,  и  в  его  глазах  блеснул
неподдельный интерес.
     -- И ты тоже заметила? -- искренне изумился он.
     Крис  вышла из кухни и спустилась вниз к Регане. Дочь весь
день играла одна. Сейчас она занималась планшеткой. Регана была
сосредоточенна и,  казалось,  ничего  не  замечала  вокруг.  Ну
ладно,  по  крайней мере она не настроена агрессивно. В надежде
как-то развлечь Регану Крис повела ее в гостиную и  представила
своим гостям.
     -- Какое прелестное дитя! -- восхитилась жена сенатора.
     Регана  вела  себя  подозрительно  хорошо, кроме, пожалуй,
одного момента,  когда  при  знакомстве  с  миссис  Пэррин  она
замолчала   и   не   ответила   на  рукопожатие.  Но  пророчица
отшутилась:
     -- Знает, что я мошенница,-- и весело  подмигнула  хозяйке
дома. Немного позже она сама с любопытством взяла руку Реганы и
слегка  сжала ее, будто хотела нащупать пульс. Регана отдернула
руку, и глаза ее злобно заблестели.
     -- Ой-ой-ой, наверное, она очень устала,-- сказала  миссис
Пэррин, с беспокойством продолжая следить за Реганой.
     -- Она  немного  больна,-- извинилась Крис и посмотрела на
Регану: -- Правда, крошка?
     Регана ничего не ответила. Она смотрела в одну точку и  не
шевелилась.
     Крис повела Регану в спальню и уложила в кровать.
     -- Ты хочешь спать?
     -- Не  знаю,-- сонным голосом ответила Регана, повернулась
на бок и уставилась в стену невидящим взглядом
     -- Хочешь, я тебе немного почитаю?
     Дочь отрицательно покачала головой.
     -- Ну, хорошо. Постарайся заснуть.
     Крис наклонилась, поцеловала ее, потом подошла к  двери  и
выключила свет.
     -- Спокойной ночи, кроха.
     Она  уже  выходила  из комнаты, когда услышала тихий голос
Реганы:
     -- Мама, что со мной?
     На секунду Крис растерялась. Но быстро справилась с  собой
и ответила:
     -- Я  же  тебе  говорила,  крошка,  это  нервы. Ты еще две
недели будешь принимать таблетки, и все пройдет. Ну,  а  теперь
постарайся заснуть. Ладно?
     Молчание. Крис ждала ответа.
     -- Ладно? -- переспросила она.
     -- Ладно,-- шепотом ответила Регана.
     Крис  почувствовала,  как по ее коже побежали мурашки. Она
потерла руку. О Боже, в этой комнате становится холодно. Откуда
здесь может сквозить?
     Она подошла к окну и проверила, не дует ли  из  щелей.  Но
все было в порядке.
     -- Тебе не холодно, малышка?
     Молчание.
     Крис подошла к кровати.
     -- Регана, ты спишь?
     Глаза закрыты. Дыхание глубокое и ровное.
     Крис  на  цыпочках  вышла  из  комнаты. Из зала доносились
музыка и  пение.  Спускаясь  вниз,  Крис  не  без  удовольствия
заметила,  что  отец Дайер играет на фортепиано и поет, а гости
ему охотно подпевают. Когда Крис входила в  гостиную,  они  как
раз заканчивали песню "До нашей следующей встречи".
     Крис  решила  присоединиться  к  поющим,  но на полпути ее
остановили сенатор с супругой. Они собирались  уходить.  Вид  у
них был весьма раздраженный.
     -- Вы так быстро меня покидаете? -- спросила Крис.
     -- О,    извините   нас,   дорогая,   вечер   был   просто
великолепный! --  приступил  к  извинениям  сенатор.  --  Но  у
бедняжки Марты начались головные боли.
     -- Мне  так  неловко,  но  я  на  самом  деле  ужасно себя
чувствую,-- простонала жена сенатора. -- Крис, вы ведь извините
нас, правда? Нам так понравилась ваша вечеринка.
     -- Мне не хочется вас  отпускать!  --  огорчилась  Крис  и
проводила  их  до  двери,  пожелав им спокойной ночи. Проходя в
комнату, она столкнулась с Шарон, которая как раз  выходила  из
кабинета.
     -- Где Бэрк? -- забеспокоилась Крис.
     -- Здесь,--   успокоила  ее  Шарон  и  кивком  указала  на
кабинет. -- Отсыпается. Что  тебе  сказал  сенатор?  Что-нибудь
этакое? Я представляю...
     -- Что  ты имеешь в виду? -- не поняла Крис. -- Они просто
ушли.
     -- Я догадываюсь.
     -- Шарон, объясни немедленно, в чем дело.
     -- Да все из-за Бэрка,-- вздохнула Шарон.
     Убедившись, что их никто не подслушивает, она рассказала о
встрече сенатора с режиссером. Дэннингс, проходя мимо сенатора,
заметил, что, дескать, в его джине бултыхается какой-то вонючий
волос, упавший, по всей  вероятности,  с  чего-то...  Затем  он
повернулся к сенатору и тоном обвинителя продолжал:
     -- Никогда в жизни не видел такого волоса. А вы видели?
     Крис  засмеялась.  Шарон продолжала описывать, как сенатор
растерялся и не знал, что ответить, а в это время Дэннингс впал
в донкихотство и выразил свою "безграничную  благодарность"  за
само  существование  политиков,  ибо без них, как он выразился,
"мы  бы  вообще  не  знали  и   не   подозревали,   кто   такие
государственные деятели".
     Когда оскорбленный сенатор удалился, Дэннингс повернулся к
Шарон и заявил с гордостью:
     -- По-моему,   я  довольно  деликатно  с  ним  объяснился,
правда? Крис опять расхохоталась:
     -- Ну ладно, пусть спит. Но ты все-таки останься с  ним  а
то вдруг он проснется? Хорошо?
     -- Хорошо,-- согласилась Шарон и направилась в кабинет.
     Дайер, улыбнувшись Крис, прервал игру на рояле.
     -- Ну,  молодая леди, чем мы вас сегодня порадуем? Для вас
можно придумать что-нибудь поинтересней.
     Крис улыбнулась в ответ:
     -- Я  бы  предпочла  узнать  побольше  о  черной  мессе,--
сказала она. -- Отец Вагнер проговорился, что вы большой знаток
в этой области.
     Гости, стоявшие у рояля, притихли и с интересом посмотрели
на Дайера.
     -- Да  нет  же,--  запротестовал Дайер, наигрывая какую-то
несложную мелодию. -- А почему вы вспомнили о черной мессе?
     -- Мы разговаривали о... ну...  о  том,  что  случилось  в
Святой Троице, и...
     -- А, об осквернениях! -- опередил Крис священник.
     -- Послушайте,  о  чем  вы  здесь  говорите? -- вмешался в
разговор астронавт. -- Введите-ка меня в курс дела.
     -- И  меня  тоже,--  добавила  Эллен  Клиари,--  а  то   я
запуталась.
     -- В   церкви,  которая  находится  на  этой  улице,  были
обнаружены следы осквернений,-- объяснил Дайер.
     -- А именно? -- заинтересовался астронавт.
     -- Не стоит уточнять,-- посоветовал отец Дайер. --  Скажем
просто, что там произошли омерзительные события. Ладно?
     -- Отец  Вагнер  нам  говорил,  будто вы считаете, что это
черная месса,-- подсказала Крис. -- Мне  хотелось  бы  побольше
узнать об этом.
     -- Да  я  почти ничего не знаю,-- запротестовал священник.
-- Обо всем, что я знаю, мне рассказал другой джеб.
     -- Кто такой "джеб"? -- спросила Крис.
     -- Сокращенно "иезуит". Отец Каррас -- большой  специалист
в этой области.
     Крис сразу насторожилась:
     -- Это тот смуглый священник из Святой Троицы?
     -- Вы его знаете? -- удивился Дайер.
     -- Нет, но я слышала это имя.
     -- Мне  помнится,  он  даже написал статью. Хотя, конечно,
Каррас интересовался всем этим с точки зрения психиатрии.
     -- Что вы хотите сказать? -- не поняла Крис.
     -- А что вы хотите сказать своим "что вы хотите сказать"?
     -- Вы хотите сказать, что он психиатр?
     -- Конечно. То есть я считал, что вы сами это знаете.
     -- Послушайте,  может,  мне  кто-нибудь  в  конце   концов
объяснит,   о   чем  здесь  разговор?  --  нетерпеливо  перебил
астронавт. -- Что происходит во время черной мессы?
     -- Давайте  назовем  это  извращением.  --   Дайер   пожал
плечами.  -- Надругательство. Богохульство. Сатанинская пародия
на святую мессу, здесь вместо Бога поклоняются дьяволу и иногда
приносят ему человеческие жертвы.
     Эллен Клиари покачала головой и отошла в сторону.
     -- Для  меня  это  слишком  страшно.  --  Она   попыталась
улыбнуться.
     -- А  вы  откуда это знаете? -- выпытывала Крис у молодого
иезуита. -- Если черная месса существует на самом деле, кто  же
будет о ней рассказывать другим?
     -- Мне  кажется,--  ответил Дайер,-- подробности узнают от
разоблаченных сатанистов: они сами признаются во всем.
     -- Перестань,-- перебил его декан. -- Эти признания ничего
не стоят, Джо. Их же пытают.
     -- Нет, только слабых,-- возразил Дайер.
     Гости нервно рассмеялись. Декан взглянул на часы.
     -- Ну, мне пора,-- обратился он к Крис. -- В шесть часов у
меня месса в часовне Дальгрен.
     -- А вот у меня музыкальная месса. -- Дайер улыбнулся.
     Затем уставился в  пространство  за  спиной  Крис  и  тихо
добавил:
     -- Мне кажется, у нас гостья, миссис Макнейл.
     Крис  оглянулась  и  в ужасе замерла. Регана, стоя в одной
ночной рубашке,  обильно  мочилась  на  ковер.  Она  уставилась
пустым   взглядом   на  астронавта  и  произнесла  безжизненным
голосом:
     -- Там, наверху, ты и умрешь.
     -- О Господи! -- в страхе воскликнула Крис и  бросилась  к
дочери. -- О Боже, о моя крошка, пошли, пошли скорей со мной!
     Она  схватила  Регану  за  руку и увела ее, на ходу бросая
робкие извинения мертвенно-бледному астронавту:
     -- О, извините ее! Она больна,  она,  наверное,  и  сейчас
спит на ходу! Она не понимает того, что говорит!
     -- Да,  нам,  пожалуй,  пора  идти,--  обратился к кому-то
Дайер.
     -- Нет-нет,    оставайтесь,--     запротестовала     Крис,
оглянувшись  на  гостей.  --  Пожалуйста,  оставайтесь!  Все  в
порядке, я через минуту вернусь!
     Около кухни Крис  остановилась  и  попросила  Уилли  смыть
пятно  на  ковре.  Потом она проводила Регану в ванную, подмыла
девочку и сменила ей ночную рубашку.
     -- Кроха, зачем ты сказала это? -- Крис пыталась  добиться
ответа  у Реганы, но та ничего не понимала и бормотала какую-то
несуразицу. Глаза ее были затуманены  и,  казалось,  ничего  не
видели.
     Крис  уложила  девочку в кровать, и Регана тут же заснула.
Крис немного подождала, прислушиваясь к ее дыханию, и вышла  из
комнаты.
     На  лестнице она заметила, как Шарон и ассистент режиссера
помогали Дэннингсу выйти из  кабинета.  Они  заказали  такси  и
собирались проводить его до гостиницы.
     -- Не переживайте особенно! -- крикнула им вслед Крис.
     Неожиданно,   на  какую-то  секунду  придя  в  себя,  Бэрк
пробубнил:
     -- К  чертовой  матери!  --  И  растворился  в  тумане   у
поджидающего такси.
     Крис  вернулась  в  гостиную.  Миссис Пэррин сидела молча,
отрешенно наблюдая за огнем в камине. В  таком  же  подавленном
настроении  находился  и астронавт. Крис знала, что в этом году
он должен лететь на Луну. Астронавт смотрел на  свой  стакан  и
время  от  времени  хмыкал,  выказывая тем самым свое участие в
разговоре. Никто из присутствующих не заикнулся о жутких словах
Реганы.
     -- Ну уж теперь мне  и  в  самом  деле  пора  на  мессу,--
заявил, вставая, декан.
     За ним потянулись и остальные. Гости поблагодарили Крис за
вечер и угощения.
     В  дверях  отец  Дайер  взял  Крис за руку и заглянул ей в
глаза:
     -- Как вы думаете, не найдется ли в одном из ваших фильмов
роль для священника, который умеет играть на рояле?
     -- Если даже и нет,-- засмеялась Крис,-- мы напишем  такую
роль специально для вас, святой отец.
     -- Я  хлопочу за своего брата,-- уточнил Дайер с серьезным
видом.
     -- Вы неисправимы! -- Крис опять  рассмеялась  и  пожелала
ему спокойной ночи.
     Последней  уходила  Мэри  Джо Пэррин с сыном. Крис немного
поболтала с ними у дверей. Ей показалось, что  Мэри  Джо  хочет
что-то   сказать,  но  сомневалась,  стоит  ли.  Чтобы  немного
задержать ее, Крис спросила, что Мэри думает о возне  Реганы  с
планшеткой  и  о  ее  безумном  увлечении вымышленным капитаном
Гауди.
     -- Вы считаете, что это плохо? -- обратилась Крис  к  Мэри
Джо.
     Она  была  уверена, что после двух-трех фраз миссис Пэррин
распрощается с  ней,  и  поэтому  удивилась,  когда  Мери  Джо,
нахмурившись,  уставилась  вниз  на  ступеньки.  Миссис  Пэррин
задумалась, спустилась к ожидающему ее на крыльце сыну  и  тихо
проговорила:
     -- Я бы отобрала у нее эту планшетку.
     Она протянула сыну ключи от машины:
     -- Бобби,  заведи  мотор  и  подожди  в  машине,  а то уже
холодно.
     Взяв  ключи,  Роберт  признался  Крис,  что   всегда   был
поклонником  ее  таланта,  и  направился  к  старому, разбитому
"мустангу", стоявшему неподалеку, на той же улице.
     В голосе миссис Пэррин звучало сомнение.
     -- Я  не  знаю,  что  вы  думаете  обо   мне,--   медленно
заговорила она. -- Многие считают, что я занимаюсь спиритизмом.
Но  это  не  так.  Да,  у  меня  есть дар, но в этом нет ничего
таинственного. Я сама католичка и считаю, что мы живем  в  двух
мирах  одновременно.  Первый, который мы осознаем,-- это время.
Но иногда какой-нибудь "каприз природы", вроде  меня,  начинает
чувствовать и другой мир, который, мне кажется, лежит...
в   вечности.  В  вечности  нет  времени.  Там  будущее  всегда
существует в настоящем. И когда я  чувствую  тот  мир,  я  вижу
будущее.  Кто  знает,  может  быть,  на  самом деле все не так.
Может, это всего-навсего совпадение. А если это правда, то  все
настолько естественно! Теперь о тайнах... -- Тут она замолчала,
будто  подбирала слова. -- Тайна -- это совсем другое. Играть в
эти игры я считаю крайне опасным. Это относится и к планшетке.
     До сих пор Крис считала миссис Пэррин бесстрашной женщиной
с потрясающей силой духа. Теперь же она разглядела в Мэри Джо и
беспокойство,   и   озабоченность.   Крис    овладело    дурное
предчувствие, которое она попыталась отогнать прочь.
     -- Пожалуйста,  продолжайте,  Мэри Джо,-- улыбнулась Крис.
-- А вы не знаете, как действует эта планшетка? Она  рассчитана
на подсознание человека?
     -- Да, скорее всего,-- согласилась миссис Пэррин. -- Но мы
можем   только   предполагать.   Рассказывают,   что  во  время
спиритических   сеансов   с   планшеткой    удавалось    иногда
приоткрывать  завесу тайны. Конечно, не ту, что отделяет нас от
мира духов, в это вы не поверите. Нет, именно ту завесу, что вы
называете подсознанием.  Однако,  моя  дорогая,  во  всем  мире
немало сумасшедших домов, где держат людей, шутивших с этим.
     -- Вы это серьезно?
     Мэри Джо замолчала. Затем из темноты донесся ее монотонный
голос:
     -- Крис,  в  Баварии жила одна семья. Это случилось в 1921
году. Я не помню  фамилии.  Их  было  одиннадцать  человек.  Вы
можете   проверить   это   по   старым  газетам.  После  одного
спиритического  сеанса  они  все  сошли  с  ума.   Все   сразу.
Одиннадцать  человек.  В  буйном веселье они подожгли свой дом.
Когда была сожжена вся мебель, они хотели  сжечь  трехмесячного
ребенка  одной из младших дочерей, но соседи успели вмешаться и
остановили их. Вся семья,--  закончила  миссис  Пэррин,--  была
помещена в сумасшедший дом.
     -- О  Боже!  --  воскликнула  Крис,  вспомнив про капитана
Гауди.  Теперь  увлечение  дочери  приобретало  жуткий   смысл.
Безумие.  Неужели правда? Что-то в этом было. Я же говорила,
что нужно показать ее психиатру!
     -- О, ради Бога,-- воскликнула миссис  Пэррин,  выходя  на
свет,-- вы не меня слушайте, а своего доктора!
     В   ее  голосе  чувствовалась  уверенность.  Она  пыталась
успокоить Крис.
     -- Я  предсказываю  будущее,  но   насчет   настоящего   я
абсолютно  беспомощна.  Миссис Пэррин порылась в своей сумочке.
-- Где же мои очки? Я их опять положила не на место. А,  вот  и
они. -- Мэри Джо нашла их в кармане пальто.
     -- Очаровательный  домик,--  заметила  она,  надев  очки и
взглянув на фасад дома. -- От него веет теплом.
     -- Вы меня успокоили. Я думала, вы сейчас скажете,  что  в
нем водятся привидения!
     -- Почему я должна вам это говорить?
     Крис вспомнила о своей подруге, известной актрисе, которая
жила в  Беверли Хиллз и продала дом только потому, что считала,
будто в нем обитает привидение.
     -- Не знаю. -- Крис попыталась  улыбнуться.  --  Наверное,
из-за того, что вы предсказываете будущее. Я пошутила.
     -- Это очень красивый дом. Я раньше часто бывала здесь.
     -- Правда?
     -- Да,  его снимал один мой друг, адмирал. Он мне и сейчас
изредка пишет. Его, беднягу, опять отправили в море. Я даже  не
знаю,  по  ком  я  больше скучаю: по нему или по этому дому. --
Мэри Джо улыбнулась. --  Но,  может  быть,  вы  меня  сюда  еще
как-нибудь пригласите.
     -- Мэри    Джо,    конечно,   с   большой   радостью.   Вы
очаровательнейшая женщина.
     -- Ну уж если не очаровательнейшая,  то  по  крайней  мере
чувствительнейшая из всех ваших друзей!
     -- Я серьезно. Позвоните мне. Пожалуйста. Позвоните на той
неделе.
     -- Да,   конечно,  мне  наверняка  захочется  узнать,  как
здоровье вашей дочери.
     -- У вас есть мой номер?
     -- Да. Дома, в записной книжке.
     Что-то было не совсем так. Крис удивилась. В  голосе  Мэри
Джо звучала какая-то странная нотка.
     -- Спокойной  ночи,--  попрощалась миссис Пэррин. -- И еще
раз спасибо за прекрасный вечер.
     Крис закрыла дверь и почувствовала, что смертельно устала.
Тихая ночь. Что за ночь... Что за ночь...
     Она вошла в гостиную и  увидела,  как  Уилли,  нагнувшись,
расчесывала ворс на ковре в том месте, где было мокрое пятно.
     -- Я  пробовала  сводить уксусом,-- пробормотала Уилли. --
Два раза.
     -- Сходит?
     -- Может, в этот раз,-- засомневалась Уилли. --  Не  знаю.
Сейчас посмотрим.
     -- Нет, сейчас ничего не увидишь, надо, чтобы ковер высох.
     Да  уж,  действительно  очень  ценное  замечание. Толстуха
несчастная! Иуда, иди лучше спать!
     -- Оставь, Уилли. Иди спать.
     -- Нет, я закончу.
     -- Ну ладно. Спасибо тебе за все. Спокойной ночи.
     -- Спокойной ночи, мадам.
     Крис медленно поднялась по лестнице.
     -- Великолепное рагу, Уилли. Всем очень понравилось.
     -- Да, мадам. Спасибо.

     Крис заглянула  к  Регане.  Дочь  еще  спала.  Потом  Крис
вспомнила про планшетку. Может быть, спрятать ее? Или выкинуть?
Боже,  Пэррин  ведь  не  очень разбирается в этих делах!
Крис и сама понимала, что вымышленный друг  --  это  не  совсем
нормально. Да, пожалуй, я ее лучше выкину.
     Крис  колебалась,  стоя  у  кровати и глядя на Регану. Она
вспомнила один случай.  Дочери  было  тогда  три  года.  Говард
решил,  что  Регане пора уже спать без бутылочки, к которой она
сильно привыкла. Он забрал у нее бутылочку,  и  Регана  кричала
всю  ночь до четырех утра, а потом на протяжении еще нескольких
дней у нее были  приступы  истерии.  Крис  боялась,  что  такая
реакция  может  повториться и сейчас. Лучше подожду немного,
пока не проконсультируюсь у психиатра. К тому же и  риталин
пока что не произвел желаемого эффекта.
     Она  решила  подождать.  Вернувшись  в  свою комнату, Крис
забралась в кровать и  сразу  же  заснула.  Проснулась  она  от
отчаянного, истеричного крика.
     -- Мама, иди скорей, иди сюда! Я боюсь!
     Крис  бросилась  через  холл  в  спальню  Реганы.  Девочка
визжала. Из спальни доносился скрип пружин.
     -- Крошка, что случилось? -- воскликнула Крис  и  включила
свет. -- О Боже!
     Напрягая  все тело, Регана распласталась на спине. Лицо ее
было  заплаканное  и  исказившееся  от  ужаса.  Руками  девочка
судорожно вцепилась в кровать.
     -- Мамочка,  почему  она  трясется?  --  закричала она. --
Останови ее!
     Матрац на кровати резко дергался взад и вперед.





     Пока мы спим,  неуемная  боль  редкими  толчками  будет
биться  в  сердце,  покуда  в  отчаяньи  и помимо воли нашей не
снизойдет к нам мудрость, посланная богом.
                                                          ЭСХИЛ



     Ее снесли в дальний угол маленького кладбища,  где  земля,
скованная надгробными плитами, задыхалась от тесноты.
     Месса  была  такой  же печальной и унылой, как и вся жизнь
этой женщины. Приехали ее братья из Бруклина, пришел бакалейщик
из углового магазина, отпускавший ей продукты в кредит.  Дэмьен
Каррас наблюдал, как ее опускают в темноту. Горе и слезы душили
его.
     -- Ах, Димми, Димми...
     Дядя обнял его за плечи.
     -- Ничего, она сейчас в раю, Димми, она сейчас счастлива.
     О  Боже, пусть будет так! О мой Бог! Я прошу тебя! Молю
тебя, пусть будет так!
     Его уже ждали в машине, но Дэмьен никак не мог  отойти  от
могилы.  Воспоминания давили его. Ведь мать всегда была одна...
Все это время  она  терпеливо  и  покорно  ждала,  пока  Дэмьен
вернется.   Почему   же   все   теплые   человеческие   чувства
ограничились в нем хранением в бумажнике  той  самой  церковной
карточки: "Помни..."?
     Каррас   вернулся  в  Джорджтаун  к  обеду,  но  есть  ему
совершенно не хотелось. Дэмьен слонялся взад-вперед по комнате.
Приходили с соболезнованиями знакомые иезуиты,  обменивались  с
ним парой фраз, обещали молиться за нее и уходили.
     В  начале  одиннадцатого  явился Джо Дайер. Он с гордостью
вытащил бутылку шотландского виски и прокомментировал:
     -- Отличная марка!
     -- Откуда ты  взял  деньги?  Позаимствовал  из  фонда  для
бедных?
     -- Не будь идиотом, это было бы нарушением обета нищеты.
     -- А откуда же они у тебя?
     -- Я украл бутылку.
     Каррас  улыбнулся  и покачал головой. Затем достал стакан,
кофейную  кружку  и,  ополоснув  их  в  крошечном  умывальнике,
промолвил:
     -- Я верю тебе.
     -- Такую безоглядную веру я первый раз встречаю.
     Каррас  вдруг  почувствовал  знакомую  боль. Он отогнал ее
прочь и вернулся к  Дайеру.  Тот  уже  сидел  на  его  койке  и
открывал бутылку. Дэмьен устроился рядом.
     -- Ты  когда предпочитаешь отпустить мне грехи: сейчас или
попозже?
     -- Лей давай,-- отрезал Каррас,-- и  отпустим  грехи  друг
другу.
     Дайер наполнил стакан и кружку.
     -- Президент  колледжа не должен пить,-- проговорил он. --
Это было бы дурным примером. Пожалуй, я избавил его от большого
искушения.
     Каррас выпил. Он не поверил Дайеру. Слишком хорошо он знал
президента. Это был очень тактичный  и  добрый  человек.  Дайер
пришел,  конечно,  не  только как друг, его наверняка просил об
этом президент.
     Дайер старался изо всех сил: смешил Дэмьена, рассказывал о
вечеринке и об актрисе миссис Макнейл, выдавал свежие  анекдоты
о  префекте.  Дайер  пил  немного,  но  стакан Карраса наполнял
регулярно, и Дэмьен быстро опьянел. Дайер встал, уложил друга в
постель и снял с него ботинки.
     -- Собираешься украсть... и мои ботинки? --  заплетающимся
языком проворчал Каррас.
     -- Нет, я гадаю по ноге. А теперь замолчи и спи.
     -- Ты не иезуит, а вор-домушник.
     Дайер  усмехнулся  и,  достав  из  шкафа пальто, накрыл им
Дэмьена.
     -- Да, конечно, но кому-то  ведь  надо  оплачивать  счета.
Все,  что вы умеете делать,-- это греметь четками и молиться за
хиппи на М-стрит.
     Каррас ничего  не  ответил.  Дыхание  его  было  ровным  и
глубоким. Дайер тихо подошел к двери и выключил свет.
     -- Красть грешно,-- вдруг пробормотал в темноте Каррас.
     -- Виноват,-- тихо согласился Дайер.
     Он  немного  подождал,  пока Каррас окончательно заснет, и
вышел из коттеджа.
     Проснулся Дэмьен вялым и разбитым. Шатаясь,  он  прошел  в
ванную, принял душ, побрился и надел сутану. Было 5.35 утра. Он
отпер дверь в Святую Троицу и начал молиться.
     -- Memento etiam... -- шептал он в отчаянии. -- Помни рабу
твою, Мэри Каррас...
     В  дверях  молельни  ему вдруг привиделось лицо сиделки из
госпиталя Беллеву. Он услышал плач и причитания.
     "Вы ее сын"?
     "Да, я Дэмьен Каррас".
     "Не заходите к ней сейчас. У нее приступ".
     Через приоткрытую дверь  он  видел  комнату  без  окон,  с
потолка  свисала  ничем  не  прикрытая  электрическая лампочка.
Обитые стены.  Холодно.  И  никакой  мебели,  кроме  больничной
койки.
     -- ...Прими  ее к себе, молю тебя, помоги ей обрести мир и
покой...
     Их глаза встретились, мать  вдруг  замерла  и,  подойдя  к
двери, спросила его недоумевающе:
     "Зачем это, Димми?"
     Ее взгляд был кротким, как у ягненка.
     -- Agnus  Dei,--  прошептал Дэмьен и, наклонившись, ударил
себя в грудь. -- Агнец Божий,  уносящий  с  собой  грехи  наши,
помоги ей обрести покой...
     Он закрыл глаза, взял гостию и увидел свою мать в приемной
больницы. Руки сложены на коленях, лицо покорное и растерянное.
Судья разъяснил ей заключение психиатра из Беллеву.
     "Ты все поняла, Мэри?"
     Она  кивнула,  но  ничего  не сказала. У нее вынули зубные
протезы.
     "И что ты об этом думаешь, Мэри?"
     Она ответила с гордостью:
     "Вот мой мальчик, и он будет говорить за меня".
     Каррас склонил голову над гостией, и тихий стон сорвался с
его губ. Он опять ударил себя в грудь, будто что-то хотел  этим
изменить, и прошептал:
     -- Domine,  no  sum dignus... -- Я недостоин... Скажи лишь
слово и исцели мою душу.
     После мессы он вернулся к себе  и  попытался  заснуть,  но
безуспешно.  Через некоторое время в дверь постучали. В комнату
заглянул молодой священник, которого Дэмьен никогда  прежде  не
встречал.
     -- Вы не заняты? К вам можно ненадолго?
     В  глазах  священника  застыла  тоска.  Какое-то мгновение
Каррас не мог заставить себя взглянуть на священника. В душе он
ненавидел этого молодого иезуита.
     -- Войдите,-- тихо предложил Дэмьен.
     Молодой священник смущенно топтался на месте, не  зная,  с
чего  начать.  Каррас  заботливо  усадил  его. Предложил кофе и
сигареты. Затем попытался изобразить  на  своем  лице  интерес.
Проблема,  приведшая  к  нему  этого  визитера,  была известна:
одиночество священника.
     Из всех трудностей, с которыми Каррасу  приходилось  здесь
встречаться,   эта  проблема  наиболее  волновала  священников.
Иезуиты были отрезаны от семейной жизни  и  вообще  от  женщин,
поэтому  они  часто  боялись проявлять чувство привязанности по
отношению к своим товарищам или завязывать крепкую дружбу.
     -- Иногда мне хочется положить на плечо друга руку,  но  в
этот  момент я начинаю опасаться, как бы он не подумал, будто я
гомосексуалист.  Сейчас  много  говорят  о   том,   что   среди
священников   немало   скрытых   гомосеков.  Поэтому  я  ничего
подобного не делаю. Я даже не хожу к друзьям послушать  музыку,
или  поболтать, или просто покурить. Дело не в том, что я боюсь
Бога, мне страшно подумать, что Он начнет опасаться за меня.
     Каррас  чувствовал,  как  тяжесть  наболевшего  постепенно
покидает  молодого священника и ложится на его, Карраса, плечи.
Он не противился и терпеливо слушал своего гостя. Каррас  знал,
что  теперь  этот иезуит будет часто заходить к нему, ибо здесь
он  найдет  спасение  от  одиночества.  Потом   они   сделаются
друзьями,  и когда молодой человек обнаружит, что это произошло
естественно и непринужденно, тогда, возможно, он начнет дружить
и с другими священниками.
     Дэмьен почувствовал слабость, и горе опять завладело  всем
его существом. Он взглянул на карточку, которую ему подарили на
прошлое  рождество.  На  ней  было  написано: "Когда мой брат в
печали, я разделяю его боль и в нем встречаю Бога".
     В действительности у Дэмьена это не получалось, и  в  душе
он  винил  себя.  Мысленно Каррас всегда пытался разделить беду
кого-либо из братьев, но только мысленно.
     Дэмьену всегда казалось, что его боль  принадлежит  только
ему одному.
     Наконец гость взглянул на часы. Пора было идти в трапезную
обедать.  Иезуит  поднялся и собрался уходить, но в этот момент
заметил на столе у Карраса недавно вышедший роман.
     -- Не читал еще? -- полюбопытствовал Каррас.
     Молодой священник отрицательно покачал головой.
     -- Нет. Хорошая книга?
     -- Не знаю, я только что прочел ее, но не уверен, что  все
правильно понял,-- солгал Каррас. Он поднял книгу и протянул ее
гостю:  -- Хочешь взять? Мне очень хотелось услышать чье-нибудь
мнение.
     -- Конечно,-- согласился иезуит, запихивая книгу в  карман
куртки,-- я постараюсь вернуть ее дня через два. Настроение его
явно улучшилось.
     Когда  дверь  за  гостем  захлопнулась, Каррас на какое-то
мгновение  почувствовал  умиротворение.  Он  достал  требник  и
направился во двор, читая молитву.
     После обеда к нему заглянул еще один гость, пожилой пастор
из Святой  Троицы. Он пододвинул стул поближе к столу и выразил
свои соболезнования по поводу кончины матери Карраса.
     -- Я молился за нее, Дэмьен. И за вас тоже,-- закончил  он
хриплым голосом с чуть заметным провинциальным акцентом.
     -- Вы так добры ко мне, святой отец. Большое спасибо.
     -- Сколько ей было лет?
     -- Семьдесят.
     -- Прекрасный возраст.
     Каррас смотрел на молитвенную карточку, которую захватил с
собой пастор. Во время мессы использовались три такие карточки.
Они изготовлялись   из  пластика,  и  на  них  печатался  текст
молитвы, произносимой священником. Психиатру  стало  интересно,
для чего пастор принес эту карточку.
     -- Послушайте,  Дэмьен,  сегодня  у  нас  в  церкви  опять
кое-что произошло. Еще одно осквернение.
     Пастор рассказал ему о том, что статуя Девы Марии  в  углу
церкви была размалевана под проститутку.
     -- А  вот  еще.  Это  было уже утром, в тот день, когда вы
уехали в этот... в Нью-Йорк.  В  субботу,  кажется.  Ну  да,  в
субботу.  Ну,  в общем, посмотрите. Я только что разговаривал с
сержантом полиции и...  ну...  это  самое...  ну...  посмотрите
сюда, пожалуйста, Дэмьен.
     Каррас  взял  в  руки  карточку.  Пастор объяснил ему, что
кто-то вставил отпечатанный на машинке листок  между  настоящим
текстом и пластиковой пленкой. Фальшивка, в которой встречались
опечатки  и  другие  типографские  ошибки,  была  тем  не менее
составлена на хорошем латинском языке. Текст представлял  собой
яркое  и  подробное описание вымышленной лесбийской любви между
Девой Марией и Марией Магдалиной.
     -- Ну достаточно, это не обязательно  читать  до  конца,--
прервал  пастор,  забирая назад карточку, как будто боялся, что
чтение может содействовать греху. -- Это  великолепная  латынь,
здесь  выдержан  стиль, это настоящая церковная латынь! Сержант
заявил, что разговаривал с одним психиатром, и тот поведал, что
все это мог сделать... ну, это,  в  общем...  это  мог  сделать
священник... это очень больной священник. Как вы считаете?
     Психиатр на секунду задумался. Потом кивнул.
     -- Да.  Да.  Возможно. Возможно, протестуя против чего-то,
он делает это в состоянии лунатизма. Я, конечно, не уверен,  но
такое может быть.
     -- Вы кого-нибудь подозреваете, Дэмьен?
     -- Я вас не понимаю.
     -- Рано  или  поздно они ведь все приходят к вам, верно? Я
имею в виду больных на территории колледжа,  если  такие  есть.
Есть  ли  среди них что-нибудь подобное? Я хотел сказать, среди
их болезней.
     -- Нет, таких нет.
     -- Я знал, что вы мне все  равно  не  скажете.  --  Святой
отец,  я ничего не смог бы узнать в любом случае. При лунатизме
человек способен разрешить многие  свои  проблемы,  в  основном
такие  решения бывают чисто символическими. Поэтому я все равно
ничего не узнал бы.




     Регана лежала на столе в смотровой Кляйна с раскинутыми  в
стороны  руками  и ногами. Врач обеими руками прижал ее стопу к
лодыжке. Несколько секунд он крепко  удерживал  стопу  в  таком
положении,   затем   неожиданно  отпустил.  Стопа  вернулась  в
нормальное положение.
     Кляйн несколько раз  проделал  это,  и  каждый  раз  стопа
неизменно  возвращалась в первоначальное положение. Однако врач
был явно недоволен таким результатом. Он  попросил  присмотреть
за девочкой и вернулся в свой кабинет, где его ждала Крис.
     Было  двадцать  шестое  апреля.  Кляйн  не  был в городе в
воскресенье и понедельник, так  что  Крис  смогла  застать  его
только  сегодня.  Она сразу же рассказала ему о происшествии на
вечеринке и о том, что произошло после этого.
     -- Кровать действительно двигалась?
     -- Да, она двигалась.
     -- Долго?
     -- Не знаю. Может, десять секунд, а может, пятнадцать.  То
есть  это  то,  что  я  сама  видела. Потом Регана замерла, и я
заметила, что кровать  мокрая.  Может  быть,  она  намочила  ее
раньше, я не знаю. Но после этого она сразу же крепко заснула и
не просыпалась до следующего дня.
     Доктор Кляйн задумался.
     -- Что это может быть? -- заволновалась Крис.
     Когда  она  приезжала  в  первый  раз,  Кляйн  сказал, что
кровать может двигаться вследствие клонических  судорог,  когда
мышцы то напрягаются, то расслабляются. В хронической форме эта
болезнь  называется  клонус  и  является показателем каких-либо
изменений в мозгу.
     -- Да,  но  результат  проверки  этого  не   подтвердил,--
недоумевал  Кляйн и описал Крис процедуру. Он объяснил, что при
клонусе прижимание стопы вызвало бы судороги. Врач сел за стол.
Вид у него был крайне обеспокоенный.
     -- Она никогда не падала?
     -- В смысле на голову? -- удивилась Крис.
     -- Ну да.
     -- Нет, такого я не припомню.
     -- Чем она болела в детстве?
     -- Да ничем особенным. Корью, свинкой, ветрянкой.
     -- Она ходила во сне?
     -- Только теперь.
     -- То есть вы хотите сказать, что  на  вечеринке  она  все
делала во сне?
     -- Конечно. Она до сих пор ничего не может вспомнить. Даже
того, что с ней происходило недавно.
     -- А что такое?
     -- В  воскресенье,  когда  она  спала,  позвонил Говард из
Рима.
     "Что с Рэгс?"
     "Спасибо тебе за телефонный звонок в день ее рождения".
     "Я не мог выбраться с яхты. Так что, Бога ради, отстань от
меня. Как только я вернулся в отель, я сразу же ей позвонил".
     "В самом деле?"
     "Разве она тебе не говорила?"
     "Ты с ней разговаривал?"
     "Да. Поэтому я и решил, что лучше поговорить с  тобой  Что
там за чертовщина у вас происходит?"
     Рассказывая  об  этом доктору Кляйну, Крис объяснила, что,
когда Регана окончательно проснулась, она ничего не помнила  ни
о телефонном разговоре, ни о том, что произошло на вечеринке.
     -- Тогда,  вероятно,  она  говорит правду и насчет мебели,
которую якобы кто-то двигает,-- предположил Кляйн.
     -- Я не понимаю вас.
     -- Несомненно, она  двигает  ее  сама,  но  делает  это  в
состоянии  прострации.  Это  называется автоматизмом. Состояние
вроде транса. Пациент либо не понимает того, что  делает,  либо
ничего не помнит.
     -- Да,  но  мне  вот  что  пришло  в  голову, доктор. В ее
комнате есть стол  из  тикового  дерева.  Он  весит,  наверное,
полтонны. Как же она могла сдвинуть его с места?
     -- Патология часто связана с огромной физической силой.
     -- Да? А как это объяснить?
     Доктор только пожал плечами:
     -- Этого  никто не знает. Ну, а кроме того, что вы мне уже
рассказали, больше вы не заметили ничего необычного в поведении
дочери?
     -- Она стала очень неряшливой.
     -- Особенно необычного,-- настаивал врач.
     -- Для нее это как раз особенно необычно. Подождите-ка,  я
вспомнила.  Вы  помните  ту  планшетку,  с которой она играла в
капитана Гауди?
     -- В вымышленного друга?
     -- Теперь она его слышит.
     Кляйн весь подался вперед и грудью лег на  стол.  По  мере
того  как  Крис  рассказывала  ему о дочери, в его глазах росло
недоумение. Врач задумался.
     -- Вчера утром,-- продолжала Крис,-- я слышала, как Регана
разговаривала с Гауди в спальне. То есть она бормотала какие-то
слова, потом чего-то ждала,  как  будто  играла  с  планшеткой.
Когда  я  тихонько  заглянула  в  комнату,  планшетки  у нее не
оказалось. Рэгс сидела одна.  Она  кивала  головой,  как  будто
соглашалась с ним.
     -- Она его видела?
     -- Не  думаю.  Рэгс  склонила  голову  немного  набок. Она
всегда так делает, когда слушает пластинки.
     Врач в задумчивости кивнул головой.
     -- Да-да, понимаю. А еще что-нибудь  в  этом  роде?  Может
быть, она видит что-нибудь? Или чувствует запахи?
     -- Запахи,--  вспомнила  Крис.  -- Да, верно. Ей постоянно
кажется, что у нее в спальне плохо пахнет.
     -- Пахнет горелым?
     -- Точно! -- воскликнула Крис. -- Как вы догадались?
     -- Иногда это случается при нарушении химико-электрической
деятельности мозга. У вашей дочери эти нарушения должны быть  в
височной доле головного мозга.
     Кляйн указал ей на переднюю часть черепа.
     -- Вот  здесь,  в  передней  части  мозга. Теперь подобное
встречается редко, но в таких случаях у  пациента,  в  основном
перед  приступом, возникают необычные галлюцинации. Эту болезнь
часто путают с шизофренией, но это не шизофрения. Возникает она
вследствие поражения  височной  доли  головного  мозга.  Мы  не
ограничимся  проверкой на клонус, миссис Макнейл. Я считаю, что
теперь ей надо сделать ЭЭГ.
     -- А это что такое?
     -- Электроэнцефалограмма. Она покажет нам работу  мозга  в
виде волнообразной кривой. Обычно, исходя из этой кривой, сразу
выявляют все отклонения.,
     -- Но  вы  действительно  считаете,  что  у  нее  поражена
височная часть мозга?
     -- Симптомы   похожи,   миссис   Макнейл.   Например,   ее
нечистоплотность,  драчливость,  неприличное поведение, а также
автоматизм. И, конечно, эти припадки, из-за  которых  дергалась
кровать.  Обычно после таких приступов больной мочится, или его
рвет, или и то, и другое одновременно, а потом крепко засыпает.
     -- Вы   хотите   проверить   Регану   прямо   сейчас?   --
забеспокоилась Крис.
     -- Да,  я  думаю,  это надо сделать немедленно, но ей надо
ввести успокоительное. Если девочка шевельнется  или  дернется,
это  скажется  на  результатах. Вы разрешите ввести ей, скажем,
двадцать пять миллиграммов либриума?
     -- О  Боже,  конечно,  делайте  все,   что   необходимо,--
выговорила Крис, потрясенная всем услышанным.
     Она  прошла с ним в смотровую. Увидев в руках врача шприц,
Регана завизжала, и кабинет огласился потоком ругательств.
     -- Крошка, это поможет тебе,-- произнесла  Крис  умоляющим
голосом. Она крепко держала Регану, и доктор Кляйн сделал укол.
     -- Я   сейчас   вернусь,--  пообещал  врач.  Пока  сиделка
подготавливала в смотровой аппаратуру,  он  успел  принять  еще
одного   пациента.  Вернувшись  через  некоторое  время,  Кляйн
обнаружил, что либриум еще  не  подействовал  на  Регану.  Врач
очень удивился.
     -- Это была приличная доза,-- в недоумении заявил он Крис.
     Кляйн ввел девочке еще двадцать пять миллиграммов либриума
и вышел, а когда вернулся, Регана была уже кроткой и послушной.
     -- А  что вы сейчас делаете? -- испугалась Крис, наблюдая,
как Кляйн присоединяет трубки  с  физиологическим  раствором  к
голове Реганы.
     -- С  каждой  стороны по четыре провода,-- начал объяснять
врач. -- Мы можем сравнить работу правого  и  левого  полушарий
мозга.
     -- А зачем их сравнивать?
     -- Так можно обнаружить значительные расхождения .в работе
обоих  полушарий.  Например,  был у меня один пациент, которого
мучили  галлюцинации,--  продолжал   объяснять   Кляйн,--   как
зрительные,  так  и  слуховые.  Я  обнаружил отклонения, только
сравнивая "волны" левого и правого полушарий, и оказалось,  что
галлюцинации возникали только в одной половине мозга.
     -- Это дико.
     -- Левое  ухо и левый глаз функционировали нормально, лишь
правая половина видела и слышала то,  чего  на  самом  деле  не
было.  Ну,  ладно,  давайте  теперь  посмотрим.  --  Он включил
машину. На флюоресцентном экране вспыхнули волны. -- Сейчас  мы
наблюдаем  работу обоих полушарий,-- пояснил Кляйн. -- Здесь мы
будем искать остроконечные волны, имеющие форму  шпиля.  --  Он
пальцами  нарисовал в воздухе острый угол. -- Надо искать волны
очень высокой амплитуды. Они проходят со скоростью  от  четырех
до  восьми  за секунду. Наличие этих "шпилей" и будет признаком
поражения височной доли мозга,-- закончил врач.
     Он тщательно  рассматривал  на  экране  кривую  линию,  но
никакой  аритмии  не обнаружил. Острых углов не было. Сравнивая
работу правого и левого полушарий,  Кляйн  и  здесь  не  выявил
отрицательных результатов.
     Врач   нахмурился.  Он  ничего  не  мог  понять.  Повторил
процедуру сначала. Никакой патологии не было.
     Кляйн позвал сиделку и, оставив ее  с  Реганой,  прошел  с
Крис в кабинет.
     -- Так что же с ней такое? -- осведомилась Крис.
     Врач задумчиво сидел на краю стола.
     -- Видите  ли, ЭЭГ могла подтвердить мое предположение. Но
отсутствие аритмии не опровергает его  окончательно.  Возможно,
это  истерия, но уж очень сильно отличаются кривые работы мозга
до и после приступа.
     Крис наморщила лоб:
     -- Доктор, вот вы постоянно повторяете  "приступ".  А  как
называется эта болезнь?
     -- Это не болезнь,-- спокойно парировал врач.
     -- Ну  все  равно,  ведь  как-то вы это называете? Есть же
какой-нибудь термин?
     -- "Это" называется эпилепсией, миссис Макнейл.
     -- О Боже!
     Крис упала в кресло.
     -- Не переживайте так сильно,-- успокоил ее Кляйн. -- Я по
опыту знаю, что  многие  люди  часто  преувеличивают  опасность
эпилепсии,   и  рассказы  о  ней  большей  частью  обыкновенная
выдумка.
     -- А это не наследственная болезнь?
     -- Предрассудки,-- продолжал  объяснять  Кляйн.  Хотя  так
думают  многие  врачи.  Практически  каждый  человек  склонен к
припадкам. Большинство людей рождается  с  сопротивляемостью  к
ним,  только у некоторых эта сопротивляемость невелика. Так что
разница  между  вами  и   эпилептиками   не   качественная,   а
количественная. Вот и все. И это не болезнь.
     -- Тогда что же это, просто галлюцинации?
     -- Расстройство. Расстройство, которое можно вылечить. Оно
имеет   огромное  количество  разновидностей,  миссис  Макнейл.
Например, вот  вы  сейчас  сидите  передо  мной  и  на  секунду
отключаетесь,  в  результате  чего, скажем, упускаете несколько
слов из моей речи. Это один из видов эпилепсии, миссис Макнейл.
Вот так. Это настоящий эпилептический припадок.
     -- Да, но с Реганой происходит совсем другое,--  возразила
Крис,-- и возможно ли, чтобы это проявлялось так неожиданно?
     -- Послушайте,  мы  же  еще  точно  не  знаем, что с вашей
дочерью. Может быть, вы были правы, когда хотели отвести  ее  к
психиатру.  Мы  не исключаем, что это психическое расстройство,
хотя я лично в этом сомневаюсь. Лет  двести  или  триста  назад
таких больных считали одержимыми дьяволом.
     -- Что-что?
     -- Считали,  что мозгом таких людей управляет бес. Одно из
обывательских объяснений расщепления личности.
     -- Послушайте, ну скажите мне хоть  что-нибудь  хорошее,--
еле слышно проговорила Крис.
     -- Вы  особенно  не переживайте. Если это поражение мозга,
то в каком-то смысле вам  повезло.  Надо  только  удалить  этот
шрам.
     -- Я уже ничего не понимаю.
     -- Может  оказаться,  что  это  всего  лишь внутричерепное
давление. Надо сделать несколько рентгеновских снимков  черепа.
У  нас  в  этом здании есть специалист. Может быть, мне удастся
направить вас к нему прямо сейчас. Хорошо?
     -- Да, конечно, договоритесь с ним.
     Кляйн позвонил по телефону, и  ему  ответили,  что  Регану
примут сразу же.
     Он  повесил  трубку  и  написал на клочке бумаги: "Комната
21-я на 3-м этаже".
     -- Я позвоню вам завтра или в четверг. Надо пригласить еще
невропатолога. А пока что назначаю ей либриум.
     Он вырвал из блокнота рецепт и протянул его Крис.
     -- Будьте  всегда  рядом  с  дочерью,  миссис  Макнейл.  В
состоянии  транса,  если  это  транс,  она  может удариться или
упасть. Ваша спальня находится рядом с ее комнатой?
     -- Да.
     -- Это хорошо. На первом этаже?
     -- Нет, на третьем.
     -- В ее спальне большие окна?
     -- Одно окно. А почему вас это интересует?
     -- Закрывайте получше окно, а  еще  лучше,  сделайте  так,
чтобы  оно  запиралось  на  замок. В состоянии транса она может
выпасть из окна.
     Крис подперла лицо руками и задумчиво проговорила:
     -- Вы знаете, я сейчас подумала кое о чем.
     -- О чем же?
     -- Вы говорили, что после припадка  она  должна  сразу  же
крепко засыпать. Как в субботу вечером. Ведь вы так говорили?
     -- Да,-- согласился Кляйн. -- Все правильно.
     -- Но  как же тогда объяснить, что, жалуясь на дергающуюся
кровать, моя дочь всегда бодрствовала?
     -- Вы мне про это не рассказывали.
     -- Но это так. И выглядела Регана очень хорошо. Она просто
приходила в мою комнату и просилась ко мне на кровать.
     -- Она мочилась в кровати? Или ее рвало?
     Крис отрицательно покачала головой:
     -- Регана прекрасно себя чувствовала.
     Кляйн задумался на мгновение и закусил губу.
     -- Давайте подождем результата рентгеновских снимков.
     Крис отвела Регану в рентгеновский  кабинет  и  подождала,
пока  будут  сделаны  все снимки. Потом она отвезла дочь домой.
После второго укола Регана вела себя необычайно спокойно и  все
время молчала. Теперь Крис решила как-нибудь занять девочку:
     -- Хочешь,  поиграем  в "Монополи" /"Монополи" (монополия)
-- настольная игра, рассчитанная на  широкий  круг  участников.
Основана   на   постижении   экономических  законов./  или  еще
что-нибудь придумаем?
     Регана отрицательно покачала головой и взглянула  на  мать
невидящими  глазами.  Казалось,  что  девочка  смотрит  куда-то
вдаль.
     -- Я  хочу  спать,--  выговорила  она  голосом,  таким  же
сонным,  как ее глаза. Потом Регана повернулась и направилась в
спальню.
     Наверное, действует либриум. Крис посмотрела  вслед
дочери,  вздохнула  и пошла на кухню. Здесь Крис налила в чашку
кофе и села за стол рядом с Шарон.
     -- Ну, как дела?
     -- Не спрашивай.
     Крис вытащила рецепт.
     -- Лучше позвони  в  аптеку,  пусть  принесут  вот  это,--
произнесла она и рассказала Шарон все, что говорил врач.
     -- Если  я буду занята или уйду куда-нибудь, смотри за ней
хорошенько, ладно, Шар? Он...
     Вдруг она что-то вспомнила.
     -- Да, кстати.
     Крис встала из-за стола  и  поднялась  в  спальню  Реганы.
Дочка лежала в кровати и, похоже, уже спала.
     Крис  подошла  к  окну  и  закрыла  его  на  щеколду.  Она
взглянула вниз. Окно выходило  на  крутую  городскую  лестницу,
ведущую на М-стрит.
     Да, лучше всего вызвать столяра, и немедленно.
     Крис  вернулась  на  кухню  и  добавила для Шарон в список
домашних работ еще один пункт.  Потом  перечислила  Уилли,  что
приготовить на обед, и позвонила своему агенту.
     -- А как насчет сценария? -- поинтересовался он.
     -- Сценарий прекрасный, Эд. Давай согласие. Когда начало?
     -- Твоя  часть  будет сниматься в июле, так что подготовку
надо уже начинать.
     -- Как?! Уже?!!
     -- Да, надо начинать. Это тебе не роль играть, Крис.  Надо
провести    большую   подготовительную   работу.   Заняться   с
декоратором, костюмером, гримером,  продюсером.  Нужно  выбрать
оператора,  редактора и обговорить все сцены. Ну, я надеюсь, ты
все это и сама знаешь.
     -- Черт!
     -- У тебя что-нибудь случилось?
     -- Да, у меня проблема.
     -- Что случилось? -- Регана серьезно заболела.
     -- Да? Что с ней?
     -- Еще не знаю. Ждем результата анализов. Послушай, Эд.  Я
не могу ее бросить.
     -- А кто говорит, что ты должна ее бросить?
     -- Нет-нет,  ты меня не понял, Эд. Я должна быть с ней. Ей
нужен мой уход. Я не могу объяснить тебе  всего.  Эд,  это  так
запутано. Но неужели нельзя немного подождать?
     -- Нельзя.  Они хотят пустить фильм под Рождество. Поэтому
и спешат так.
     -- Ради Бога, Эд, ну две-то недели они могут  повременить.
Поговори с ними!
     -- Я ничего не понимаю. Сначала ты мне все уши прожужжала,
что хочешь поставить фильм, а теперь неожи...
     -- Все  правильно,  Эд,--  перебила Крис. -- Я очень хочу,
просто ужас  как  хочу  поставить  фильм,  но  тебе  все  равно
придется сказать им, что мне нужно немного времени.
     -- Если  я  так  скажу,  мы  только  все испортим. Это мое
личное мнение. Они ведь не особенно держатся за  тебя,  и  тебе
это  известно.  Если  Мору  передадут,  что  ты не очень горишь
желанием, он переиграет. Так что будь  разумней,  Крис.  Делай,
конечно, то, что сочтешь нужным. Мне все равно. Пока этот фильм
не  станет  популярным,  мы  не получим за него много денег. Но
если ты хочешь, я попрошу у них отсрочки, хотя этим  мы  только
все испортим. Так что я должен им сказать?
     -- О Боже! -- вздохнула Крис.
     -- Я знаю, это нелегко.
     -- Да уж. Ну послушай...
     Она задумалась. Потом покачала головой.
     -- Нет, Эд, они просто должны подождать.
     -- Это твое окончательное решение?
     -- Да, Эд. И позвони мне потом.
     -- Ладно, позвоню. До свидания.
     Крис повесила трубку и закурила сигарету.
     -- Между  прочим,  я разговаривала с Говарардом. Я тебе не
рассказывала? -- спросила она Шарон.
     -- Да? Когда? Ты сказала ему про Рэгс?
     -- Да, я попросила, чтобы он к ней приехал.
     -- Приедет?
     -- Не знаю. Вряд ли,-- засомневалась Крис.
     -- Может, попытается вырваться?
     -- Да, наверное,-- вздохнула Крис. -- Но его можно понять,
Шар. Я-то знаю, в чем тут дело.
     -- В чем же?
     -- Опять эта  проблема:  "муж  кинозвезды".  А  Рэгс  была
частью  этого.  Она  везде  была со мной. Нас вместе снимали на
обложки журналов, в любой рекламе мы  также  выступали  вдвоем.
Неразлучные  мать  и  дочь  --  на  всех  фотографиях.  -- Крис
стряхнула пепел. -- А может, это чепуха, кто его знает? У  меня
все смешалось. Но с ним трудно наладить отношения, Шар. Лично я
просто не в состоянии.
     Она заметила у Шарон книгу.
     -- Что ты читаешь?
     -- Не  поняла.  А,  это!  Я  совсем  забыла. Миссис Пэррин
просила тебе передать.
     -- Она заходила?
     -- Да, утром.  Жалела,  что  не  застала  тебя  дома.  Она
уезжает из города, но как только вернется, сразу же позвонит.
     Крис    кивнула   и   посмотрела   на   книгу.   "Изучение
дьяволопоклонничества и явлений, связанных с ним". Она  открыла
книгу и внутри нашла записку от Мэри Джо:
     "Дорогая   Крис,   я   случайно   зашла   в  библиотеку
Джорджтаунского университета и взяла для вас эту  книгу.  Здесь
есть  главы  о черной мессе. Но вы прочитайте все, мне кажется,
вы найдете здесь много интересного. До скорой встречи,
     МЭРИ ДЖО.
     -- Очаровательная женщина-- восхитилась Крис.
     -- Да,-- согласилась Шарон.
     Крис провела пальцем по обрезу книги:
     -- Ну и что там  насчет  черной  мессы?  Что-нибудь  очень
противное?
     Шарон потянулась и зевнула:
     -- Вся эта чушь меня не интересует.
     -- А как же твои религиозные увлечения?
     -- Да брось ты.
     Крис оттолкнула книжку, и та по столу заскользила к Шарон,
     -- Прочитай и расскажи мне.
     -- И потом мучайся ночью в кошмарах, да?
     -- А за что я тебе деньги плачу?
     -- За упреки.
     -- Могу  и без тебя обойтись,-- проворчала Крис и раскрыла
вечернюю газету. -- Все, что от  тебя  требуется,--  это  молча
выслушивать мои наставления, а ты уже целую неделю огрызаешься.
-- В  порыве раздражения она отбросила газету. -- Включи радио,
Шар. И поймай новости.
     Шарон пообедала с Крис, а потом ушла  на  свидание.  Книгу
она забыла. Крис увидела, что книга по-прежнему лежит на столе,
и  решила  заглянуть  в нее, но почувствовала вдруг, что сильно
устала, оставила книгу и поднялась наверх.
     Крис заглянула к Регане. Дочка еще спала, и спала, видимо,
крепко. Крис еще раз проверила  окно.  Уходя  из  комнаты,  она
оставила  дверь  открытой  и, прежде чем лечь спать, убедилась,
что дверь в ее спальню тоже открыта.  Крис  немного  посмотрела
телевизор и вскоре заснула.
     На следующее утро книга о дьяволопоклонничестве исчезла со
стола. Но никто этого не заметил.




     Невропатолог  принялся рассматривать рентгеновские снимки.
Он искал в черепе маленькие углубления,  похожие  на  следы  от
крошечных  гвоздиков.  За его спиной, сложив руки, стоял доктор
Кляйн. Врачам не удалось обнаружить  по  снимкам  ни  поражения
мозга,  ни  скопления  жидкости,  ни  изменения  в  шишковидной
железе. Теперь они искали характерные патологические  изменения
формы   черепа,   указывающие   на  хроническое  внутричерепное
давление.
     Но им так и не удалось ничего найти. Было двадцать восьмое
апреля, четверг.
     Невропатолог снял очки и  аккуратно  засунул  их  в  левый
нагрудный карман куртки.
     -- Сэм, я ничего не нахожу. Абсолютно ничего.
     Кляйн, нахмурившись, уставился в пол и качал головой.
     -- Этого не может быть.
     -- Хочешь, сделаем дополнительные снимки?
     -- Не стоит. Надо взять пункцию спинного мозга.
     -- Да, пожалуй.
     -- А пока что тебе надо ее осмотреть.
     -- Сегодня?
     -- Я...  --  Тут зазвонил телефон. -- Извини. -- Он поднял
трубку. -- Я слушаю.
     -- Вас просит миссис  Макнейл.  Говорит,  что  дело  очень
срочное.
     -- По какому коду?
     -- Номер двенадцать.
     Кляйн сразу же соединился с Крис.
     -- Миссис Макнейл, это доктор Кляйн. Что у вас случилось?
     Срывающимся от истерики голосом Крис закричала:
     -- О Боже, доктор, с Реганой плохо! Вы можете прийти прямо
сейчас?
     -- Что с ней?
     -- Не  знаю,  доктор, я просто не могу этого описать! Ради
Бога, приходите! Как можно скорей!
     -- Иду.
     Он повесил трубку и соединился со своим секретарем:
     -- Сюзанна, попроси Дрезнера принять моих пациентов.
     Переодевшись, Кляйн обратился к невропатологу:
     -- Это она. Хочешь, пойдем  вместе  со  мной,  это  совсем
рядом, через мост.
     -- У меня есть час свободного времени. -- Тогда пошли.

     Через  несколько  минут врачи были на месте. Дверь открыла
испуганная Шарон, и они сразу же  услышали  из  спальни  Реганы
крики ужаса и стоны.
     -- Меня  зовут  Шарон Спенсер,-- представилась девушка. --
Проходите, пожалуйста. Она наверху.
     Шарон открыла дверь в спальню:
     -- Крис, врачи пришли.
     Крис рванулась к двери. Лицо ее было искажено ужасом.
     -- О Господи, проходите! -- дрожащим голосом выдавила она.
-- Вы посмотрите, что с ней делается!
     -- Это доктор...
     Кляйн  запнулся.  Он  увидел  Регану.  Истерично  крича  и
заламывая  руки, она поднялась над кроватью, на секунду зависла
в горизонтальном положении и тяжело рухнула на матрац. Затем ее
тело опять приподнялось и вновь упало.
     -- Мамочка, останови его! --  визжала  девочка.  --
Останови  его! Он хочет меня убить! Останови его!
Остано-о-о-о-о-в-и-и-и-и его-о-о-о-о, ма-а-а-а, ма-а-а-а!
     -- Крошка моя! -- зарыдала  Крис  и  закусила  кулак.  Она
умоляюще  посмотрела  на  Кляйна: -- Доктор, что это? Что с ней
происходит?
     Врач растерянно покачал головой и, не веря  своим  глазам,
продолжал   наблюдать   за  Реганой.  Она  то  поднималась  над
постелью, то, задыхаясь, падала  на  кровать,  будто  невидимые
руки хватали ее и подбрасывали снова и снова.
     Крис дрожащей рукой прикрыла свои глаза.
     -- О Боже, Боже,-- прохрипела она,-- доктор, что это?
     Неожиданно  движение прекратилось, и Регана закрутилась на
кровати. Глаза ее закатились, и теперь были видны одни белки.
     -- Он сжигает меня... сжигает меня! -- стонала  девочка.--
Я горю! Горю!
     Она  начала  быстро сучить ногами. Врачи подошли поближе и
встали по обе стороны кровати.. Дергаясь  и  извиваясь,  Регана
выгнула   шею  и  запрокинула  назад  голову.  В  глаза  врачам
бросилось ее  распухшее  горло.  Она  начала  бормотать  что-то
странным грубым голосом, исходившим, казалось, из груди.
     -- ...откъиньай... откъиньай...
     Кляйн нащупал ее пульс.
     -- Ну,   маленькая,   давай   посмотрим,   что   с   тобой
случилось,-- тихо предложил он.
     Вдруг врач пошатнулся и отпрянул, чуть  не  упав  на  пол.
Регана  неожиданно  села и оттолкнула его с такой силой, что он
отлетел в другой конец комнаты. Лицо ее было искажено злобой.
     -- Этот поросенок мой! -- взревела она.  --  Она  моя!  Не
прикасайтесь к ней! Она моя!
     Регана визгливо рассмеялась и упала на спину, как будто ее
кто-то толкнул.
     Крис, задыхаясь от слез, выбежала из комнаты.
     Кляйн  подошел  к  постели.  Регана нежно поглаживала свои
руки.
     -- Да-да, ты моя жемчужина,-- тихо  напевала  она  тем  же
странным   грубым  голосом.  Глаза  девочки  были  закрыты,  и,
казалось, она входит в экстаз:
     -- Мой ребенок... мой цветочек... моя жемчужина...
     Потом Регана вдруг  опять  начала  извиваться,  выкрикивая
лишь  отдельные  невнятные  слова.  Внезапно  она  резко села с
беспомощным и испуганным выражением лица.  Глаза  девочки  были
широко раскрыты.
     Она замяукала.
     Потом залаяла.
     Потом заржала.
     Потом,  согнувшись  пополам,  начала  стремительно вращать
свое туловище. При этом Регана тяжело и прерывисто дышала.
     -- О,  остановите  его!  --  рыдала  она.  --  Пожалуйста,
остановите    его!    Мне    так    больно!    Заставьте    его
остановиться! Мне трудно дышать!
     Кляйн  не  смог  вынести  это  зрелище.   Он   взял   свой
чемоданчик,  поставил  его на подоконник и начал приготавливать
все для укола.
     Невропатолог оставался у кровати. Регана упала  на  спину,
как  будто  ее  снова  кто-то  толкнул. Глаза ее закатились, и,
бешено вращая одними белками, она  забормотала  что-то  низким,
грудным   голосом.  Невропатолог  склонился  над  ней,  пытаясь
разобрать слова. Потом он заметил, что Кляйн  подзывает  его  к
себе. Врач направился к окну.
     -- Я введу ей либриум,-- зашептал ему Кляйн, поднося шприц
к свету,-- но тебе придется подержать ее.
     Невропатолог  кивнул.  Он  внимательно  вслушивался в бред
девочки, склонив голову в сторону кровати.
     -- Что она говорит? -- еле слышно поинтересовался Кляйн.
     -- Не знаю. Какую-то чепуху. Бессмысленный набор звуков.
     Такое объяснение ему самому не очень-то понравилось.
     -- Она  произносит  эти  слова  так,  будто   они   что-то
обозначают. Я ясно слышу ритм.
     Кляйн  кивнул  ему,  и  они тихо подошли к кровати с обеих
сторон. Когда они приблизились, Регана  напряглась  и  застыла.
Врачи  понимающе  переглянулись. Тело девочки начало изгибаться
назад, как лук, в немыслимую дугу, пока голова  не  дотронулась
до пола. При этом Регана оглушительно визжала от боли.
     Врачи  вопросительно  взглянули друг на друга. Кляйн подал
сигнал невропатологу. Внезапно Регана потеряла сознание,  упала
и помочилась на кровать.
     Кляйн нагнулся и приподнял ей веко. Потом нащупал пульс.
     -- Она скоро придет в себя,-- прошептал он. -- По-моему, у
нее обморок. Как вы считаете?
     -- Кажется, да.
     -- Давайте все же застрахуемся,-- предложил Кляйн.
     Он сделал ей укол.
     -- Что  вы  думаете?  --  поинтересовался  у невропатолога
Кляйн, прижав ватку к месту укола.
     -- Поражение височной доли мозга. Возможно, Сэм,  что  это
шизофрения,  но  началось все слишком неожиданно. Раньше ничего
этого не было?
     Кляйн отрицательно покачал головой.
     -- Может быть, истерия?
     -- Я уже думал об этом.
     -- Естественно.  Но  ведь  тогда   получается,   что   она
проделывает  все  это  сознательно. -- Невропатолог недоверчиво
покачал головой. -- Нет, здесь явная патология, Сэм.  Ее  сила,
бред  преследования,  галлюцинации.  Да, при шизофрении все эти
симптомы наблюдаются. Но такие приступы бывают и при  поражении
височной   доли   мозга.  Здесь  есть  еще  кое-что,  что  меня
беспокоит... -- Он не договорил и, задумавшись, поднял брови.
     -- Что такое?
     -- Я  точно  не  уверен,  но  мне  кажется,  здесь  налицо
признаки  раздвоения личности: "моя жемчужина... мой ребенок...
мой цветочек", "поросенок". Мне показалось,  что  она  говорила
это про себя. А ты как думаешь?.. Или я уже сам начинаю сходить
с ума?
     Кляйн пальцами поглаживал себя по губам, обдумывая ответ.
     -- Ну,  если  говорить честно, тогда я об этом не подумал,
но  теперь...  --  Кляйн  замычал.  --  Возможно.  Да-да,   это
возможно.  Сейчас, пока она еще не пришла в себя, можно взять у
нее пункцию спинного мозга, и, может быть, кое-что прояснится.
     Невропатолог кивнул.
     Кляйн  порылся  в  своем  чемоданчике,  нашел  таблетку  и
положил себе в карман.
     -- Ты можешь остаться?
     Невропатолог взглянул на часы.
     -- У меня есть еще полчаса.
     -- Давай поговорим с ее матерью.
     Они вышли из комнаты и направились в зал.
     Крис  и  Шарон, опустив головы, стояли у балюстрады. Когда
врачи подошли, Крис утерла  нос  влажным,  скомканным  платком.
Глаза ее покраснели от слез.
     -- Девочка спит,-- сказал Кляйн.
     -- Слава Богу,-- вздохнула Крис.
     -- Я   ввел   ей  большую  дозу  успокоительного.  Теперь,
возможно, она проспит до завтрашнего утра.
     -- Хорошо,--  прошептала  Крис.  --  Доктор,  вы  уж  меня
простите, что я веду себя, как ребенок.
     -- Вы себя прекрасно ведете,-- попытался убедить ее Кляйн.
-- Это  очень  трудное  испытание.  Да,  кстати,  позвольте вам
представить доктора Дэвида.
     -- Очень приятно,-- выдавила из  себя  Крис.  На  ее  лице
появилось подобие улыбки.
     -- Доктор Дэвид -- невропатолог.
     -- И  что вы об этом думаете? -- обратилась к обоим врачам
Крис.
     -- Мы все-таки считаем, что это  поражение  височной  доли
мозга,-- настаивал Кляйн,-- и...
     -- Боже,  да  о  чем,  черт  возьми, вы здесь говорите! --
взорвалась Крис. -- Она  ведет  себя,  как  психопатка,  у  нее
раздвоение личности! Что вы...
     Вдруг  она  запнулась  и  опустила  голову. -- Наверное, я
перенервничала.  Извините.  --   Затравленными   глазами   Крис
посмотрела на Кляйна. -- Что вы говорили?
     Ответил ей Дэвид:
     -- Миссис  Макнейл,  настоящих,  признанных наукой случаев
раздвоения личности не наберется  и  сотни.  Это  очень  редкая
болезнь. Я знаю, что проще всего сейчас обратиться к психиатру,
но  любой  опытный психиатр сначала должен убедиться в том, что
исключены все возможные болезни тела. Так  надо  действовать  и
нам.
     -- Ладно. Так что же дальше? -- вздохнула Крис.
     -- Надо взять пункцию спинного мозга,-- заявил Дэвид.
     -- Спинного мозга?
     Дэвид кивнул:
     -- То,  что  мы  не  увидели на рентгеновских снимках и на
кривой ЭЭГ, может быть, проявится здесь. По  крайней  мере  это
исключит  некоторые  другие  предположения. Лучше заняться этим
прямо сейчас, пока  девочка  спит.  Я,  разумеется,  сделаю  ей
местное обезболивание, но, боюсь, как бы она не пошевелилась.
     -- Как  же  Регана могла прыгать на кровати таким странным
образом? -- прищурилась от волнения Крис.
     -- Думаю, что мы это уже обсудили,-- отрезал Кляйн. -- При
патологическом состоянии может наблюдаться огромная  физическая
сила  и  ускоренная  реакция  организма. Как насчет анализа? Вы
согласны?
     Крис вздохнула и поникла, уставившись в пол.
     -- Давайте,--  пробормотала  она.  --  Делайте  все,   что
необходимо, только бы она выздоровела.
     -- Постараемся,--   заверил   ее   Кляйн.   --   Можно,  я
воспользуюсь вашим телефоном?
     -- Конечно. Пройдемте в кабинет.
     -- Да,  кстати,--  вставил  Кляйн,--  ей   надо   поменять
постельное белье.
     -- Я  все  сделаю,--  вызвалась  Шарон  и прошла в спальню
Реганы.
     -- Не хотите выпить кофе? -- предложила Крис по  дороге  в
кабинет.  --  Сегодня  слуг  дома  нет,  но  я могу приготовить
растворимый.
     Врачи отказались.
     -- Я смотрю, вы еще ничего не сделали с  окном,--  заметил
Кляйн.
     -- Нет,  мы  уже  сделали заявку,-- возразила ему Крис. --
Завтра придут мастера и вставят замки, запирающиеся на ключ.
     Врач одобрительно кивнул.
     Они  вошли  в  кабинет.  Кляйн  позвонил  в   больницу   и
проинструктировал   своего   помощника,   какие  медикаменты  и
инструменты принести.
     -- И подготовьте лабораторию для  исследования  анализа,--
добавил он. -- Сразу после процедуры я сам займусь этим.
     Положив   трубку,  Кляйн  повернулся  к  Крис  и  попросил
рассказать, что произошло  с  тех  пор,  как  он  видел  Регану
последний раз.
     -- Так.  Во вторник,-- раздумывала Крис,-- ничего не было.
Регана сразу пошла в спальню и  проспала  до  следующего  утра,
потом...  Нет-нет, подождите. Нет, она не спала. Все правильно.
Уилли мне говорила, что рано утром в кухне слышала ее. Помню, я
еще обрадовалась, решив, что к ней вернулся аппетит. Но  Регана
опять возвратилась в спальню и оставалась там весь день.
     -- Она спала? -- заинтересовался Кляйн.
     -- Нет,  по-моему,  она  читала,--  задумалась  на секунду
Крис. -- И я немножко успокоилась. Подумала, что дело пошло  на
лад. Прошлой ночью опять ничего не случилось. Все началось этим
утром. -- Она шумно вздохнула. -- Боже, неужели все это было!
     Крис  рассказала врачам, что с утра сидела на кухне. Вдруг
туда визжа вбежала Регана и спряталась за стулом. Она вцепилась
в руки матери и испуганным голосом сообщила, что за ней гонится
капитан Гауди. Он ее щиплет, толкает, ругается, грозится убить.
"Вот он!" -- пронзительно закричала девочка, указывая на  дверь
в  кухню.  Потом  она  упала  на  пол.  Тело  ее  задергалось в
судорогах,  она  задыхалась  и  плакала.   Регана   кричала   и
жаловалась,  что капитан Гауди бьет ее ногами. Потом неожиданно
встала  посреди  кухни,  выставила  руки  в  стороны  и  начала
вертеться,  "как волчок". Это длилось несколько минут, пока она
в изнеможении не свалилась на пол.
     -- А потом вдруг,-- дрожащим голосом продолжала Крис,--  я
заметила  в  ее  глазах  ненависть,  такую  ненависть...  и она
сказала мне...
     Ей не хватало воздуха.
     -- Она назвала меня... О Боже!
     Крис, закрыв лицо  руками,  расплакалась.  Кляйн  спокойно
подошел  к бару, достал стакан и налил воды из-под крана. Потом
вернулся к Крис.
     -- Проклятие, где сигареты? -- Она робко вздохнула.
     Кляйн протянул  ей  стакан  с  водой,  а  также  маленькую
зеленую таблетку.
     -- Лучше проглотите вот это,-- посоветовал он.
     -- Это транквилизатор?
     -- Да.
     -- Дайте мне еще одну.
     -- Одной вполне хватит.
     -- Вы не слишком щедры,-- попыталась улыбнуться Крис.
     Она проглотила таблетку и вернула доктору пустой стакан.
     -- Спасибо.  Потом  все  началось.  Вся эта ерунда. Регана
вела себя так, как будто это была не она, а кто-то другой.
     -- Например, капитан Гауди? -- вмешался Дэвид.
     Крис удивленно посмотрела на него.
     Дэвид ждал ответа.
     -- Что вы имеете в виду? -- не поняла Крис.
     -- Не знаю,-- пожал плечами Дэвид. -- Я просто спросил.
     Крис повернулась к камину и уперлась в него  отсутствующим
взглядом. Она была чем-то напугана.
     -- Я  не  знаю,-- грустно закончила Крис. -- Просто кто-то
другой.
     На мгновение все замолчали. Потом Дэвид встал  и  сообщил,
что  ему  пора  идти.  Бросив  на прощание несколько ободряющих
слов, он откланялся и вышел.
     Кляйн проводил его до двери.
     -- Ты проверишь на сахар? -- напомнил ему Дэвид.
     -- Нет, я же провинциальный идиот.
     Дэвид чуть заметно улыбнулся.
     -- Я сам немного перенервничал,-- задумчиво проговорил  он
и отвернулся. -- Странный случай.
     Невропатолог,  размышляя  о  чем-то,  рассеянно поглаживал
свой подбородок. Потом он взглянул на Кляйна:
     -- Если что-нибудь обнаружишь, дай мне знать.
     -- Ты будешь дома?
     -- Да. Позвони мне. -- Дэвид махнул на  прощание  рукой  и
вышел.

     Через  некоторое  время  привезли необходимые инструменты.
Кляйн сделал Регане обезболивающий укол новокаина  в  спину,  и
Крис  с Шарон наблюдали, как он, поглядывая время от времени на
манометр, выкачивал спинномозговую жидкость.
     -- Давление нормальное,-- тихо констатировал врач.
     Когда все было кончено, он подошел к окну и  проверил,  не
помутнела ли жидкость.
     Она была прозрачной.
     Кляйн   осторожно  сложил  пробирки  с  жидкостью  в  свой
чемоданчик.
     -- Вряд ли она проснется до утра,-- заверил  он  женщин,--
но  если вдруг это произойдет ночью, могут возникнуть кое-какие
проблемы. Вам понадобится медсестра, которая сможет  делать  ей
уколы.
     -- Можно, я сама буду их делать? -- забеспокоилась Крис.
     -- А почему не медсестра?
     .  Крис  не  хотела признаваться в том, что не доверяет ни
врачам, ни медсестрам.
     -- Я' лучше буду делать сама,-- попросила она. -- Можно?
     -- Эти уколы  делать  непросто,--  засомневался  врач.  --
Крошечный пузырек воздуха может стать крайне опасным.
     -- Я  знаю,  как  это  делается,-- вмешалась Шарон. -- Моя
мать была директором орегонской школы медсестер.
     -- Шар, а может быть, ты сама смогла бы делать эти  уколы?
Ты не можешь остаться сегодня на ночь? -- попросила Крис.
     -- Только на сегодня,-- вмешался Кляйн. -- Ей, может быть,
придется  достаточно  долго  лежать  под капельницей. Это будет
зависеть от течения болезни.
     -- А  вы  не  можете  научить  меня   делать   уколы?   --
заволновалась Крис.
     Врач кивнул.
     -- Думаю, что смогу.
     Он  выписал рецепт на торазин и на шприцы. Потом отдал его
Крис.
     -- Вот это пусть принесут прямо сейчас.
     Крис передала рецепт Шарон.
     -- Пожалуйста, сделай это  для  меня,  хорошо?  Позвони  в
аптеку,  и  пусть все это доставят сюда. А я пойду с доктором и
дождусь результата анализа... Вы не возражаете? -- спросила она
врача.
     Кляйн заметил, как застыло  в  ожидании  ответа  ее  лицо.
Поймав беспомощный и смущенный взгляд Крис, он кивнул.
     -- Представляю  себе,  что  вы сейчас чувствуете. -- Кляйн
улыбнулся.  --  Я  себя  примерно  так   же   чувствую,   когда
разговариваю о своей машине с механиком.
     Они  вышли  из  дома  вчетвером в шесть часов восемнадцать
минут.

     В   своей   Росслинской   лаборатории    Кляйн    проводил
исследование  спинномозговой  жидкости.  Сначала  он  определил
количество белка. Норма.
     Потом  перешел  к  подсчету  кровяных  телец  и,  наконец,
исследовал жидкость на сахар. Патологии не обнаружил.
     Крис в отчаянии заломила руки.
     -- Вот  и  все.  Приехали,--  промолвила  она безжизненным
голосом.
     -- У вас в доме есть наркотики? -- поинтересовался врач.
     -- Что?
     -- Фенамин? ЛСД?
     -- Да нет. Ничего подобного я у себя не держу.
     Кляйн уставился на свои ботинки, потом снова посмотрел  на
Крис и произнес:
     -- Ну     вот     теперь,     миссис     Макнейл,     пора
проконсультироваться у психиатра.

     Крис вернулась домой вечером в семь  часов  двадцать  одну
минуту и у двери окликнула Шарон.
     Шарон в доме не было.
     Крис поднялась в спальню Реганы. Девочка все еще спала. На
постельном  белье  ни  единой морщинки. Крис заметила, что окно
распахнуто настежь.  Пахло  мочой.  Наверное,  Шарон  хотела
проветрить комнату. Куда она ушла?
     Крис спустилась по лестнице и встретила Уилли.
     -- Привет, Уилли. Как сегодня развлекались?
     -- Ходили по магазинам. Потом в кино.
     -- А где Карл?
     Уилли неопределенно махнула рукой.
     -- Сегодня он отпустил меня послушать "Битлз".
     -- Неплохо.
     Уилли  победно  взмахнула  рукой. Было семь часов тридцать
минут.
     В  восемь  часов  одну  минуту,  пока  Крис   в   кабинете
разговаривала  по  телефону со своим агентом, вернулась Шарон с
парой свертков, плюхнулась на стул и  вопросительно  уставилась
на свою хозяйку.
     -- Где ты была? -- поинтересовалась Крис, повесив трубку.
     -- А он тебе ничего не передал?
     -- Кто?
     -- Бэрк. Его здесь нет? Где он?
     -- Он был здесь?
     -- А разве, когда ты вернулась, его уже не было?
     -- Ну-ка, расскажи все по порядку,-- попросила Крис.
     -- Да  тут  такая  ерунда получилась,-- раздраженно начала
Шарон и тряхнула головой. -- Я не смогла дозвониться  аптекарю,
и  когда пришел Бэрк, я подумала, что оно к лучшему; он посидит
с Реганой, пока я схожу за торазином. -- Она пожала плечами. --
Я должна была это предвидеть.
     -- Вот именно. Ну, и что же ты купила?
     -- Я подумала: раз у меня есть время, куплю-ка я резиновую
простыню для Реганы. -- Шарон достала покупку.
     -- Ты ела?
     -- Нет еще.  Думаю,  можно  проглотить  бутерброд.  Ты  не
хочешь?
     -- Пожалуй. Пойдем перекусим.
     -- Ну как анализы? -- спросила по дороге на кухню Шарон.
     -- Никак.   Все   результаты  отрицательные.  И  теперь  к
психиатру,-- с отчаянием в голосе вымолвила Крис.
     После бутербродов и кофе Шарон научила Крис делать уколы.
     Некоторое время Крис терзала шприцем грейпфрут и  добилась
определенных  успехов.  В  девять часов двадцать восемь минут в
прихожей раздался звонок. Уилли открыла дверь. Пришел Карл.  По
дороге  в  свою комнату он со всеми поздоровался и объявил, что
забыл дома ключи.
     -- Не могу в это поверить,-- засомневалась Крис. -- Первый
раз за все время он что-то забыл.
     Весь  вечер  они  проторчали  в  кабинете,  уставившись  в
телевизор.
     В  одиннадцать  часов  сорок шесть минут зазвонил телефон.
Крис сняла трубку. Звонил молодой ассистент режиссера. Голос  у
него был расстроенный.
     -- Ты еще ничего не слышала, Крис?
     -- Нет, а что такое?
     -- Очень плохие дела.
     -- В чем дело? -- заволновалась Крис.
     -- Бэрк  умер.  Он где-то напился. Оступился на лестнице и
скатился по ней. Пешеход на М-стрит видел, как он  падал.  Бэрк
сломал себе шею. Жуткое зрелище. Такой страшный конец!
     Трубка  выпала  из  рук  Крис.  Она беззвучно рыдала, едва
удерживаясь на ногах. Шарон подхватила ее,  опустила  трубку  и
проводила Крис до дивана.
     -- Бэрк умер! -- всхлипнула Крис.
     -- Боже мой! -- выдохнула Шарон. -- Что с ним случилось?
     Крис  не  могла  ничего  толком  рассказать.  Она плакала.
Немного позже они разговорились и  проболтали  всю  ночь.  Крис
пила. Она вспоминала Дэннингса.
     -- Ах,  Боже  мой!  --  вздыхала  Крис.  -- Бедный Бэрк!..
Бедный Бэрк!
     К ней снова вернулись мысли о смерти.
     В пять часов утра Крис  стояла,  облокотившись  на  стойку
бара  и уныло свесив голову. Она ждала, когда из кухни вернется
Шарон со льдом.
     Наконец Крис услышала шаги.
     -- Я до сих пор  не  могу  в  это  поверить,--  промолвила
Шарон, входя в кабинет.
     Крис взглянула на нее и замерла.
     Прижимаясь  к  полу, в какой-то паучьей позе, позади Шарон
стояла Регана. Тело ее было выгнуто, голова почти касалась ног,
язык, как жало змеи, то и дело высовывался изо рта со  страшным
присвистом.
     -- Шарон! -- выдохнула Крис, холодея от ужаса и не спуская
глаз с Реганы.
     Шарон    остановилась.    Регана   тоже   замерла.   Шарон
повернулась...  и  ничего  не  увидела.  И   вдруг   завизжала,
почувствовав, как язык Реганы коснулся ее лодыжки.
     Крис побелела.
     -- Звони   доктору   и   поднимай  его  с  кровати!  Пусть
немедленно приходит!
     Куда бы ни направлялась Шарон, Регана по  пятам  следовала
за ней.




     Пятница, двадцать девятое апреля. Пока Крис ждала в холле,
доктор Кляйн и известный психиатр осматривали Регану.
     Врачи  уже  полчаса  наблюдали  за  ней.  Девочка время от
времени корчила гримасы и прижимала к ушам руки, как  будто  ее
мучили оглушительные звуки. Она изрыгала ругательства. Орала от
боли.  Потом упала лицом в подушку и, подтолкнув на живот ноги,
замычала что-то нечленораздельное.
     Психиатр отозвал Кляйна от кровати.
     -- Давайте введем ей транквилизатор,--  прошептал  он.  --
Может быть, мне удастся с ней поговорить.
     Терапевт   кивнул   и   приготовил  шприц  с  пятьюдесятью
миллиграммами торазина. Почувствовав приближение врачей, Регана
быстро повернулась, а когда  психиатр  попытался  ее  удержать,
закричала   от  ярости.  Она  ударила  его,  а  потом,  укусив,
отпихнула прочь. Позвали на помощь Карла, и только тогда Кляйну
удалось сделать укол. Однако одной дозы оказалось недостаточно.
Сделали второй укол и стали дожидаться результатов.
     Регана успокоилась. Она изумленно уставилась на  врачей  и
заплакала:
     -- Где мама? Я хочу маму!
     Психиатр кивнул Кляйну, и тот пошел за Крис.
     -- Твоя  мама  сейчас  придет, крошка,-- успокаивал Регану
психиатр.
     Он присел на кровать и погладил девочку по голове.
     -- Успокойся, маленькая. Все хорошо. Я доктор.
     -- Я хочу маму! -- не унималась Регана.
     -- Она уже идет. Тебе больно, малышка?
     Регана кивнула. Слезы ручьями лились по ее щекам.
     -- Где?
     -- Везде! -- всхлипнула Регана. -- Все болит!
     -- О моя малышка!
     -- Мамочка!
     Крис подбежала к  кровати  и  крепко  обняла  дочь.  Потом
расцеловала ее и попыталась успокоить. После этого расплакалась
сама.
     -- Рэгс! Ты опять с нами! Теперь это действительно ты!
     -- Мама, он мне делает больно! -- сквозь слезы проговорила
Регана.   --   Пусть   он  перестанет  бить  меня.  Ладно?  Ну,
пожалуйста!
     Крис непонимающе взглянула на дочь,  потом  на  врачей.  В
глазах ее была мольба.
     -- Ей   ввели  большую  дозу  успокоительного,--  спокойно
объяснил психиатр.
     -- Вы хотите сказать...
     Он перебил ее:
     -- Посмотрим.
     Затем повернулся к Регане.
     -- Ты можешь сказать, что с тобой случилось, малютка?
     -- Я не знаю,-- ответила девочка. -- Я не знаю, почему  он
так со мной обращается. -- Слезы покатились из ее глаз. -- Ведь
мы с ним всегда дружили!
     -- С кем?
     -- С  капитаном  Гауди!  И  еще  мне кажется, будто во мне
кто-то сидит! И заставляет меня безобразничать!
     -- Капитан Гауди?
     -- Я не знаю!
     -- Человек?
     Регана кивнула.
     -- Кто?
     -- Я не знаю!
     -- Ну ладно, не волнуйся. Давай сыграем в одну игру.
     Психиатр достал из кармана  блестящий  маленький  диск  на
серебряной цепочке.
     -- Ты видела когда-нибудь в кино, как людей гипнотизируют?
     Девочка кивнула.
     -- Ну   вот,   я  и  есть  гипнотизер.  Да,  я  все  время
гипнотизирую людей. Конечно, если они мне сами разрешают делать
это. Если я тебя сейчас  загипнотизирую,  то  человек,  который
внутри   тебя,   выйдет   наружу.   Ты  хочешь,  чтобы  я  тебя
загипнотизировал? Посмотри, твоя мама здесь, она рядом с тобой.
     Регана вопросительно взглянула на мать.
     -- Давай попробуем, крошка,-- подбодрила ее  Крис.  --  Не
бойся.
     Регана повернулась к психиатру и кивнула.
     -- Ладно,-- прошептала она. -- Только не очень долго.
     Психиатр  улыбнулся и вдруг услышал звук бьющегося стекла.
Хрупкая фарфоровая ваза упала на пол  с  письменного  стола,  о
который  опирался локтями доктор Кляйн. Врач изумленно взглянул
на свой локоть, а потом на разбитую вазу. Он нагнулся  и  начал
подбирать осколки.
     -- Ничего-ничего, Уилли все уберет,-- запротестовала Крис.
     -- Сэм,  закрой,  пожалуйста, ставни,-- попросил психиатр.
-- И задерни занавески.
     Когда в комнате стало темно, психиатр взял в руку  цепочку
и   начал   легонько  раскачивать  блестящий  диск.  Он  поймал
светящийся блик и приступил к гипнозу.
     -- Смотри  сюда,  Регана,  смотри   сюда,   и   ты   скоро
почувствуешь, как твои веки становятся все тяжелей и тяжелей...
     Скоро девочка вошла в состояние транса.
     -- Очень похоже,-- прошептал психиатр.
     Затем он обратился к девочке:
     -- Тебе удобно, Регана?
     -- Да. -- Голос был тихий и спокойный.
     -- Регана, сколько тебе лет?
     -- Двенадцать.
     -- Внутри тебя кто-нибудь есть?
     -- Иногда.
     -- Когда?
     -- Когда как.
     -- Этот "кто-то" живой?
     -- Да.
     -- Кто это?
     -- Я не знаю.
     -- Капитан Гауди?
     -- Я не знаю.
     -- Человек?
     -- Я не знаю.
     -- Но он находится в тебе?
     -- Да, иногда.
     -- А сейчас?
     -- Не знаю.
     -- Если я попрошу его поговорить со мной, ты разрешишь ему
отвечать?
     -- Нет!
     -- Почему нет?
     -- Я боюсь.
     -- Чего?
     -- Не знаю!
     -- Если  он  поговорит со мной, Регана, я думаю, он выйдет
из тебя. Ведь ты хочешь, чтобы он вышел из тебя?
     -- Да.
     -- Тогда разреши ему говорить. Ты разрешаешь ему говорить?
     -- Да.
     -- Сейчас я говорю с тем, кто находится  внутри  Реганы,--
уверенно   начал  психиатр.  --  Если  ты  здесь,  то  ты  тоже
загипнотизирован и должен отвечать на все мои вопросы.
     На секунду он замер, чтобы дать возможность  словам  дойти
до ее сознания. Потом повторил еще раз:
     -- Если  ты  здесь,  то  ты тоже загипнотизирован и должен
отвечать на все мои вопросы. Теперь отвечай: ты здесь?
     Молчание. И  тут  произошло  что-то  невероятное:  дыхание
Реганы  вдруг  стало  смрадным. Его можно было почувствовать на
расстоянии нескольких шагов.  Блик  от  диска  застыл  на  лице
девочки.
     Крис  в  ужасе  затаила  дыхание.  Черты  девочкиного лица
исказились,   превращаясь   в   отвратительную   маску:    губы
растянулись в разные стороны, распухший язык вывалился изо рта.
     -- Боже мой! -- выдохнула Крис.
     -- Ты  и  есть  существо,  живущее  в Регане? -- продолжал
выспрашивать психиатр.
     Девочка кивнула.
     -- Кто ты?
     -- Откъиньая,-- пробасила она грудным голосом.
     -- Это твое имя?
     Регана кивнула.
     -- Ты человек?
     Она прорычала:
     -- Ад!
     -- Это твой ответ?
     -- Ад!
     -- Если это "да", то кивни головой.
     Она кивнула.
     -- Ты говоришь на иностранном языке?
     -- Ад.
     -- Откуда ты? Кто тебя прислал?
     -- Гоб.
     -- Ты из пустыни Гоби?
     -- Агобтаайтэнь,-- возразила Регана.
     Психиатр на секунду задумался, а потом решил  сделать  еще
одну попытку:
     -- Когда  я  буду задавать тебе вопросы, отвечай движением
головы: кивок, если "да", и покачивание в стороны, если  "нет".
Ты понимаешь меня?
     Регана кивнула.
     -- Твои ответы имеют смысл? -- спросил он. -- Д а.
     -- Тебя Регана знала раньше? -- Н е т.
     -- Ты ее собственное изобретение? -- Н е т.
     -- Ты существуешь на самом деле? -- Д а.
     -- Как часть Реганы? -- Н ет.
     -- Ты ее любишь? -- Н е т.
     -- Не любишь? -- Д а.
     -- Ты ее ненавидишь? -- Д а.
     -- За какой-то ее проступок? -- Д а.
     -- Ты винишь ее за развод родителей? -- Н е т.
     -- Это имеет отношение к ее родителям? -- Н е т.
     -- К ее друзьям? -- Н е т.
     -- Но ты ненавидишь ее? -- Д а.
     -- Ты наказываешь ее?-- Д а.
     -- Ты хочешь причинить ей боль? -- Д а.
     -- Убить ее?-- Д а.
     -- Если она умрет, ты тоже умрешь? -- Н е т.
     Этот  ответ  обеспокоил психиатра, и он в раздумье опустил
глаза. Врач поудобнее устроился на кровати, и пружины  противно
заскрипели.  В  тишине слышалось только тяжелое дыхание Реганы,
от которого за версту несло зловонием.
     Психиатр  снова  глянул  на  искаженное  злобой  лицо.  Он
лихорадочно пытался что-нибудь придумать.
     -- Может  ли девочка сделать так, чтоб ты из нее вышел? --
Д а.
     -- Ты можешь мне сказать, что для этого надо сделать? -- Д
а.
     -- Ты мне скажешь? -- Н е т.
     -- Но...
     Вдруг он вскочил с кровати, задохнувшись от нечеловеческой
боли. Психиатр  с  ужасом  почувствовал,  как  Регана  стальной
хваткой   вцепилась   в   него.  Выпучив  глаза,  он  попытался
высвободиться из этих страшных когтей, но безуспешно.
     -- Сэм! Сэм, помоги мне! -- в ужасе закричал он.
     Крис бросилась к выключателю.
     Кляйн рванулся вперед.
     Регана, запрокинув голову назад, дьявольски расхохоталась,
а потом по-волчьи завыла.
     Крис щелкнула  выключателем.  Она  повернулась  и  увидела
жуткую  картину,  похожую  на  замедленное  кино:  Регана и оба
доктора возились на кровати.  Мелькали  ноги  и  руки,  гримасы
сменяли  одна  другую,  слышались  неровное дыхание и отдельные
выкрики, хохот, переходящий в вой, и потом снова -- дикий смех.
Регана хрюкала,  ржала,  и  это  странное  кино  крутилось  все
быстрее  и быстрее, кровать двигалась взад-вперед со скоростью,
которую  трудно  было   себе   представить.   Мать   беспомощно
наблюдала,  как  Регана  снова закатила глаза и испустила такой
отчаянный вопль, что у Крис кровь застыла в жилах.
     Регана рухнула на постель и потеряла сознание.  Наваждение
исчезло.
     Все  затаили дыхание и замерли на месте. Потом, постепенно
приходя в себя, врачи осторожно встали. Оба не спускали глаз  с
девочки.  Кляйн  подошел  к  постели  и,  не обращая ни на кого
внимания, нащупал пульс. Пульс был нормальный, и Кляйн,  накрыв
Регану  одеялом,  кивком  указал  на дверь. Все тотчас покинули
комнату и спустились в кабинет.
     Некоторое время врачи и Крис молчали.  Женщина  сидела  на
диване.  Кляйн  и  психиатр  устроились  на стульях друг против
друга.  Психиатр  о  чем-то  думал:  он  вперился  взглядом   в
журнальный  столик  и  пощипывал себя за губу. Потом, вздохнув,
взглянул на Крис. Она уставилась на него невидящим взглядом.
     -- Что же это такое, черт возьми! --  воскликнула  Крис  с
болью в голосе.
     -- Вы   не   поняли,  на  каком  языке  она  говорила?  --
поинтересовался психиатр.
     Крис отрицательно покачала головой.
     -- Вы верите в Бога?
     -- Нет.
     -- А ваша дочь?
     -- Нет.
     Потом  психиатр  расспросил  ее  о  подробностях   течения
болезни. Рассказ Крис обеспокоил его.
     -- Что  это? -- пытала его Крис, нервно сжимая побелевшими
пальцами скомканный платок. -- Что это за болезнь?
     -- Это что-то не  совсем  понятное,--  уклончиво  объяснил
психиатр.  --  И  если  говорить  начистоту, то ставить диагноз
после такого кратковременного осмотра было бы  с  моей  стороны
крайне неразумно.
     -- Но  какие-нибудь  мысли у вас должны быть,-- настаивала
Крис.
     -- Я понимаю, вам  не  терпится  узнать  хоть  что-нибудь,
поэтому я выскажу кое-какие предположения.
     Крис   напряженно   кивнула   и  подалась  вперед.  Пальцы
судорожно цеплялись за платок.
     Она перебирала пальцами кружевную кайму, как будто у нее в
руках были тряпичные четки.
     -- Прежде  всего  могу  сказать,--  начал  врач,--  весьма
непохоже, что она симулирует.
     Кляйн одобрительно закивал головой.
     -- Для  этого  у нас есть несколько признаков,-- продолжал
психиатр. -- Например, ее болезненные и ненормальные  движения,
а  главным признаком я считаю изменение черт лица при разговоре
с так называемым  человеком  внутри  ее.  Видите  ли,  подобные
действия   могут   происходить   лишь  тогда,  когда  она  сама
верит, что это существо находится у нее внутри. Вы  меня
понимаете?
     -- По-моему,  да. -- От удивления Крис прищурила глаза. --
Но я только никак не пойму, откуда  это  существо  взялось!  Я,
конечно,  часто  слышала  о  раздвоении  личности,  но  никаких
объяснений мне при этом не давали.
     -- И никто не даст, миссис Макнейл. Мы  используем  разные
термины: "сознание", "разум", "личность",-- но на самом деле мы
не  очень  четко представляем себе, что каждое из них означает.
-- Врач покачал головой. -- Не знаем. Совсем ничего  не  знаем.
Поэтому,  когда  я  начинаю  говорить о раздвоении личности, то
прекрасно понимаю,  что  все  объяснения  вызывают  только  еще
большее  количество вопросов. Фрейд считал, что некоторые мысли
и чувства каким-то  образом  подавляются  сознанием,  но  могут
проявиться в бессознательном состоянии. Они активно проявляются
в  различных психических отклонениях. Эти подавленные чувства и
эмоции  давайте  назовем  "диссоциирующими",  так   как   слово
"диссоциация" означает отклонение от основного потока сознания.
Так  вот, когда "диссоциирующее" становится самостоятельным или
когда  личность  больного  слабеет  и  дезорганизуется,   может
возникнуть  психоз  шизофрении.  Он  отличается  от  раздвоения
личности,--  предупредил  психиатр.  --   Шизофрения   означает
расшатывание  личности.  Если  же "диссоциирующее" может как-то
выделиться и организовать подсознание больного, вот  тогда  эта
часть  начинает  действовать  вполне независимо; она становится
самостоятельной личностью и может принять на себя также функции
тела.
     Врач вдохнул в себя воздух. Крис внимательно слушала  его.
Потом психиатр продолжил:
     -- Это одна из теорий. Есть еще несколько. Но, возвращаясь
к Регане, хочу сказать, что у нее и намека нет на шизофрению, и
ЭЭГ показала, что кривая работы ее мозга совершенно нормальная.
Поэтому  я  склонен  отвергнуть  все  подозрения на шизофрению.
Остается истерия.
     -- В  которой  я  и  находилась  всю   прошлую   неделю,--
пробормотала Крис.
     Психиатр чуть заметно улыбнулся.
     -- Истерия,--  продолжал  он,--  это  форма  невроза,  при
которой эмоциональное расстройство превращается в телесное. При
психоастении, например, человек теряет  способность  осознавать
свои  поступки  и,  делая  что-то сам, приписывает это "что-то"
другому лицу. Хотя в этом случае другая личность осознается  им
не до конца. У Реганы несколько иной случай. Мы подошли к тому,
что  Фрейд называл "трансформированной" истерией. Она вырастает
из  бессознательного  чувства  вины  и  необходимости   понести
наказание.  Диссоциация  здесь играет первостепенную роль, я бы
даже сказал,  не  только  диссоциация,  но  и  само  раздвоение
личности.  При  этом  могут  наблюдаться  и  судороги,  как при
эпилепсии, галлюцинации, чрезмерное возбуждение.
     -- Да, все это похоже на ее состояние,-- уныло подтвердила
Крис. -- А вы как считаете? То есть все,  кроме  чувства  вины.
Какую вину она может за собой чувствовать?
     -- Ну,   первое,   что   приходит  в  голову,--  продолжал
психиатр,--  это  развод.  Дети  часто  считают,  что  родители
расстаются  именно  из-за  них, и поэтому принимают всю вину на
себя. Но в данном случае такое можно только предположить. Я вот
еще о чем думаю: у девочки могла развиваться депрессия на почве
размышления  о  смерти  --  танатофобия.  У  детей  она   часто
сопровождает  чувство вины и возникает на почве страха потерять
кого-нибудь  из  близких.  В  результате  развиваются   нервное
расстройство  и  возбудимость.  Вдобавок  вина здесь может быть
просто неизвестна.  Ее  трудно  выявить  конкретно,--  закончил
врач.
     Крис замотала головой.
     -- Я  запуталась,--  пробормотала  она. -- Никак не пойму,
откуда берется эта новая личность.
     -- Крайне необычно то, что ребенок в таком  возрасте  смог
воедино  собрать  и систематизировать все части новой личности.
Конечно, удивительно и многое другое. Например, игра девочки  с
планшеткой  указывает  на то, что она легко поддается внушению.
Однако на самом деле мне не удалось  загипнотизировать  ее.  --
Психиатр пожал плечами. -- Возможно, она сопротивлялась. Но что
удивительнее  всего:  уровень  развития новой личности довольно
высок. Это не двенадцатилетний ребенок. Здесь  человек  гораздо
старше. И еще тот язык, на котором она разговаривала... -- Врач
уставился на лежавший перед камином коврик и задумчиво подергал
себя за нижнюю губу. -- Есть, конечно, похожее состояние, но мы
знаем  о  нем  совсем  мало: это форма лунатизма, при которой у
больного неожиданно проявляются способности и  знания,  которых
никогда   не  было  раньше.  При  этой  форме  вторая  личность
стремится разрушить первую. Однако... -- Психиатр  не  закончил
фразу и неожиданно взглянул на Крис.
     -- Это  очень  запутанно,--  пробормотал  он.--  И  я  все
значительно упрощаю.  Ей  следует  обследоваться  у  нескольких
специалистов   в   течение  двух  или  трех  недель.  Проводить
обследование нужно  тщательно,  скажем,  в  дэйтонской  клинике
Бэрринджер.
     Крис опустила глаза.
     -- У вас есть затруднения?
     -- Нет.  Все  в  порядке.  --  Она  вздохнула. -- Просто я
потеряла "Надежду". Вот и все.
     -- Я не понял вас.
     -- Это моя личная трагедия.
     Психиатр позвонил из кабинета в клинику Бэрринджер. Регану
согласились сразу  же  принять  и  советовали  привезти  ее  на
следующий день.
     Врачи ушли.
     Крис   вспомнила  о  Дэннингсе,  и  ей  стало  грустно.  С
размышлением о смерти нахлынули мысли о пустоте, о  невыносимом
одиночестве   и   спокойствии  под  землей,  где  нет  никакого
движения, никакого  движения...  Она  заплакала.  Это
слишком.  Я  не  могу...  Потом  Крис  успокоилась и начала
собирать вещи.

     Крис стояла в своей спальне и выбирала парик для поездки в
Дэйтон. Неожиданно в дверях появился Карл. Он  сообщил,  что  к
ней кто-то пришел.
     -- Кто там?
     -- Детектив.
     -- И он пришел ко мне?
     Карл  кивнул.  Потом  передал  ей  визитную карточку. Крис
бегло пробежала ее. УИЛЬЯМ Ф. КИНДЕРМАН,-- стояло на визитке,--
ЛЕЙТЕНАНТ, а в нижнем левом углу,  как  забытая  всеми  сирота,
приткнулась  еще  одна  надпись:  "Отделение  по  расследованию
убийств". Отпечатана она была замысловатым готическим  шрифтом;
отдать  предпочтение такой изощренной форме букв мог, очевидно,
только какой-нибудь любитель древности.
     Крис оторвала взгляд от карточки. В душе у нее  зародилось
смутное подозрение.
     -- Карл,  а  нет ли у него в руках чего-нибудь такого, что
может  оказаться  рукописью  сценария?  Какого-нибудь  большого
конверта, или свертка.
     Карл отрицательно покачал головой. Крис стало любопытно, и
она поспешила  вниз.  Бэрк?  Может  быть,  это  имеет  какое-то
отношение к Бэрку?
     Детектив   тоскливо   слонялся   по   залу,   зажав   свою
бесформенную    шляпу   в   толстых,   коротких,   только   что
наманикюренных пальцах. Это был пухлый человек лет  пятидесяти.
Толстые  щеки  лоснились  от частого и тщательного употребления
хорошего  мыла.  На  нем  болтались  мятые  брюки,  потертые  и
мешковатые,  никак  не  соответствующие его прилежному уходу за
собственным  телом.  Старомодное  твидовое  пальто  бесформенно
висело.  Его  карие,  влажные,  немного  раскосые  глаза  были,
казалось, постоянно обращены в прошлое, в них отражалась  тоска
по  ушедшему времени. Крис заметила, что дыхание детектива было
напряженное, с подкашливанием, как у астматика.
     Она подошла ближе. Детектив протянул ей руку  и  заговорил
каким-то болезненно хриплым шепотом:
     -- Ваше лицо я бы узнал в любом гриме, миссис Макнейл.
     -- Разве  на  мне сейчас грим? -- искренне удивилась Крис,
пожимая его руку.
     -- О Боже мой, конечно, нет,-- поспешно  поправился  он  и
замахал  рукой, как будто отгонял муху. -- Это формальность. Вы
сейчас заняты, давайте завтра. Я приду завтра еще раз.
     Он  повернулся  и   собрался   было   уходить,   но   Крис
взволнованно спросила:
     -- А что случилось? Бэрк? Бэрк Дэннингс?
     Беспечность  детектива еще сильнее взбудоражила ее интерес
и беспокойство.
     -- Мне  даже  неудобно.  Неловко  как-то,--  вздохнул  тот
опустив глаза.
     -- Его убили? Вы из-за этого пришли ко мне? Его убили? Да?
     -- Нет-нет. Это простая формальность,-- повторил детектив.
-- Ничего  особенного.  Ведь  вы  понимаете,  он был знаменитым
человеком, поэтому мы не могли оставить все просто так.  Мы  не
могли,-- чуть ли не извиняясь, продолжал он. -- Только один или
два  вопроса.  Он упал? Или, может быть, его кто-то подтолкнул?
-- Детектив ритмично покачивал рукой  и  головой.  Потом  пожал
плечами и хриплым голосом добавил: -- Кто знает?
     -- Его не ограбили?
     -- Нет,  его  не  ограбили,  миссис  Макнейл, его никто не
грабил. Но в наше  время  ограбление  --  это  не  единственная
причина для убийства. Сегодня, миссис Макнейл, искать повод для
убийства  очень  хлопотно,  это только лишняя обуза. Наркотики,
проклятые наркотики. -- Детектив недовольно  замолчал.  --  Эти
наркотики,  ЛСД...  --  Он  посмотрел  на  Крис  и  забарабанил
пальцами по груди. -- Поверьте мне, я сам отец  и  когда  вижу,
что  происходит  вокруг,  у меня сердце разрывается. У вас есть
дети?
     -- Да, один ребенок.
     -- Сын?
     -- Дочка.
     -- Так-так...
     -- Пойдемте  в  кабинет,--  нетерпеливо  перебила  Крис  и
повернулась, чтобы проводить его.
     -- Миссис Макнейл, можно попросить вас об одном одолжении?
     -- Да, пожалуйста.
     -- Мой   желудок.  --  На  лице  его  появилось  выражение
нестерпимого  мучения.  --  У  вас   не   найдется   стаканчика
минеральной  воды? Если это трудно, то не надо. Я ничем не хочу
вас беспокоить.
     -- Нет-нет, это меня совсем не затруднит. Присядьте пока в
кабинете. -- Она показала, где находится кабинет,  и  пошла  на
кухню. -- По-моему, у меня в холодильнике стоит одна бутылка.
     -- Нет-нет,  я  тоже  пойду на кухню,-- возразил детектив,
следуя за ней. -- Я так не люблю причинять лишние хлопоты.
     -- Ничего страшного.
     -- Да нет, я же вижу, что вы заняты. У вас есть  дети?  --
спросил  он  по дороге на кухню. -- Ах да, все правильно, у вас
есть дочка, вы же мне говорили, все правильно. Одна дочка.
     -- Одна дочка.
     -- Сколько ей лет?
     -- Только что исполнилось двенадцать.
     -- Тогда вам еще рано волноваться. --  Детектив  вздохнул.
-- Еще  рано.  Вот немного попозже вам придется смотреть в оба.
-- Он покачал головой.
     Крис заметила, что походка у него была вразвалку.
     -- Когда вы наблюдаете за происходящими в мире  событиями,
вы  перестаете  во  что-либо верить. Это немыслимо. Все сошли с
ума. Вы знаете, я как-то глянул на свою жену и  сказал:  "Мэри,
весь  мир  находится  в каком-то постоянном нервном напряжении.
Все сошли с ума. Весь белый свет".
     Они вошли на кухню. Карл чистил плиту. Он не заметил их  и
не оглянулся.
     -- Мне и правда так неловко,-- хрипло пробормотал детектив
и уставился на Карла. Взгляд его с любопытством скользил по его
спине, рукам и шее. Так, наверное, маленькая птичка скользит по
поверхности озера.
     -- Я встретился с известной кинозвездой,-- продолжал он,--
и прошу ее дать мне стакан минеральной воды. О Боже!
     Крис нашла бутылку и теперь искала открывалку.
     -- Вам со льдом? -- поинтересовалась она.
     -- Нет, просто так. Я люблю просто так.
     Крис открыла бутылку.
     -- Вы  помните  фильм с вашим участием, который называется
"Ангел"? -- напомнил детектив. -- Я смотрел его шесть раз.
     -- Если  вы  ищете  убийцу,--   съязвила   Крис,   наливая
пузырящуюся   шипящую  жидкость,--  то  арестуйте  продюсера  и
редактора.
     -- Нет-нет,  фильм   был   превосходный,   и   мне   очень
понравился.
     -- Садитесь. -- Она кивком указала на стул.
     -- Спасибо.  --  Детектив сел. -- Нет, фильм был чудесный.
Такой  трогательный.  Только  одно  упущение.  Одна   крошечная
незначительная помарка. Спасибо вам большое.
     Крис поставила стакан с водой и села напротив него, сложив
руки перед собой на столе.
     -- Так  вот,  что касается небольшой погрешности,-- как бы
извиняясь, продолжал  детектив.  --  Совсем  маленькой.  И  уж,
пожалуйста,  поверьте,  что  я  -- дилетант. Вы же понимаете, я
всего-навсего простой зритель. Но все же  мне  показалось,  что
музыкальное оформление в некоторых сценах действовало на нервы.
Оно   было  слишком  навязчивым.  --  Теперь  детектив  говорил
начистоту и был увлечен разговором.  --  Из-за  этой  музыки  я
постоянно   чувствовал,   что  нахожусь  в  кинозале.  Вы  меня
понимаете? И что все действующие лица -- это только симпатичные
актеры. Это меня расстроило. А кстати, о музыкальном оформлении
-- композитор ничего не позаимствовал у Мендельсона?
     Крис тихо барабанила пальцами по столу. Странный детектив.
И почему это от постоянно посматривает в сторону Карла?
     -- Вот этого я не знаю,-- отрезала Крис. -- Но я рада, что
фильм вам понравился. Лучше выпейте вот это. -- Она указала  на
стакан с водой. -- А то весь газ выйдет.
     -- Да-да, конечно, я заболтался. Вы заняты. Простите меня.
-- Детектив  поднял  стакан, как будто хотел произнести тост, и
осушил его.  --  Вода  хорошая,  очень  хорошая.  --  Отставляя
стакан,  детектив  заметил  фигурку  птицы, слепленную Реганой.
Птица стояла на столе, и ее клюв забавно свисал над солонкой  и
перечницей.  --  Необычная  фигурка.  -- Детектив улыбнулся. --
Симпатичная. Профессиональный скульптор?
     -- Моя дочь,-- возразила Крис.
     -- Очень симпатичная птица.
     -- Видите ли, я не люблю, когда...
     -- Да-да, я  понимаю,  я  причиняю  много  хлопот.  Только
один-два  вопроса -- и все. Даже один вопрос. -- Он взглянул на
часы, будто торопился на свидание. -- Так как несчастный мистер
Дэннингс закончил съемки в нашем городе, то мы подумали,  может
быть,  в  день катастрофы он ходил к кому-нибудь в гости. Кроме
вас, у него были знакомые где-нибудь поблизости от этого места?
     -- Он был у меня в тот вечер,-- уточнила Крис.
     -- Да? -- Детектив удивленно  поднял  брови.  --  Как  раз
перед тем, как случилось несчастье?
     -- А когда это случилось? -- заволновалась Крис.
     -- В семь часов пять минут,-- ответил детектив.
     -- Да, примерно в это время.
     -- Тогда  все  становится  понятно.  -- Киндерман кивнул и
заерзал на стуле, как будто собирался подняться и уйти.  --  Он
был  пьян,  а  когда уходил домой, свалился с лестницы. Да, все
становится понятно. Тогда для протокола скажите мне, во сколько
приблизительно он ушел из дома?
     -- Я не знаю,-- ответила Крис.
     -- Я его не видела.
     -- Я не понял вас.
     -- Видите ли, он приходил сюда, когда меня не было дома. Я
ходила в Росслинскую лабораторию.
     -- А, понимаю. Конечно. Но тогда откуда вы знаете, что  он
был здесь?
     -- Мне сказала Шарон.
     -- Шарон? -- перебил детектив.
     -- Шарон Спенсер. Это мой секретарь. Она была здесь, когда
заходил Бэрк, она...
     -- Он приходил к ней?
     -- Нет, ко мне.
     -- Да-да, конечно. Простите, что я вас перебил.
     -- У  меня  заболела  дочка,  и  Шарон, оставив его с ней,
пошла за лекарством. Когда я вернулась домой, Бэрк уже ушел.
     -- Когда это было?
     -- Семь пятнадцать.
     -- А когда вы ушли?
     -- Где-нибудь около четверти седьмого.
     -- Когда ушла мисс Спенсер?
     -- Я не знаю.
     -- Между уходом мисс Спенсер и вашим возвращением кто  еще
находился в доме с мистером Дэннингсом? Кроме вашей дочери?
     -- Никого.
     -- Никого? И он оставил ее одну?
     Крис кивнула.
     -- Слуг не было?
     -- Нет. Уилли и Карл в это время...
     -- Кто они такие?
     Крис  почувствовала,  как пол уходит у нее из-под ног. Она
вдруг поняла, что эта невинная беседа оказалась на  деле  самым
настоящим допросом.
     -- Карл,  вот  он. -- Она кивком указала на слугу. Тот все
еще чистил плиту...
     -- А Уилли -- его жена,-- продолжала Крис.  --  Они  ведут
хозяйство. Я их отпустила вчера после обеда, а когда вернулась,
их еще не было дома. Уилли...
     Крис запнулась.
     -- Что Уилли?
     -- Да  нет,  ничего. -- Она пожала плечами и отвела взгляд
от мускулистой спины  Карла.  Крис  заметила,  что  плита  была
абсолютно чистой. Почему же Карл так усердно скреб ее?
     Крис достала сигарету. Киндерман дал ей прикурить.
     -- Итак,  только  ваша  дочь знает, когда Дэннингс ушел из
дома?
     -- Это был несчастный случай?
     -- Конечно.  Это  формальность,  миссис  Макнейл,  простая
формальность.  Мистера  Дэннингса не ограбили, и у него не было
врагов. По крайней мере мы не знаем, чтобы такие были  в  нашем
городе.
     Крис  на  секунду  взглянула  на  Карла  и быстро перевела
взгляд снова на Киндермана. Заметил ли он? Кажется, не заметил.
Он ощупывал фигурку птицы.
     -- Эта птица ведь как-то называется, но я  никак  не  могу
вспомнить,  как  именно.  Нет,  не могу. -- Детектив заметил во
взгляде Крис легкое смущение. -- Извините меня, вы так  заняты.
Еще  минуточку  --  и все. Так вы говорите, ваша дочь не знает,
когда ушел мистер Дэннингс?
     -- Нет, вряд ли. Ей ввели большую дозу снотворного.
     -- О, извините, мне так неловко, так  неловко.  --  В  его
раскосых   глазах   появилось  участие.  --  С  ней  что-нибудь
серьезное?
     -- Боюсь, что да.
     -- Могу  я   узнать?..   --   осторожно   полюбопытствовал
детектив.
     -- Мы еще сами толком не знаем.
     -- Опасайтесь сквозняков,-- предупредил он.
     Крис, казалось, ничего не слышала.
     -- Сквозняк  зимой  --  прекрасное  поле  деятельности для
микробов. Так говорила моя мать. Может быть. Но все эти приметы
и народные мудрости для меня все  равно  что  меню  в  шикарном
французском  ресторане:  великолепный камуфляж всяких гадостей,
вроде лягушек, есть которых просто так никогда не придет вам  в
голову,-- честно признался он. -- Ее комната на втором этаже?
     Крис кивнула.
     -- Не открывайте окно, и она скоро поправится.
     -- Вы   знаете,   там   окно  всегда  закрыто,--  заверила
детектива Крис, пока он  искал  что-то  во  внутреннем  кармане
пиджака.
     -- Она выздоровеет,-- повторил детектив нравоучительно. --
И помните: немного предосторожности...
     Крис снова забарабанила пальцами по столу.
     -- Вы  заняты. Все, я уже ухожу. Только запишу кое-что для
формальности, и все.
     Он  извлек  из  кармана  отснятую  на  ротапринте   смятую
программку  школьной  постановки  "Сирано  де Бержерака". Потом
порылся  в  кармане  пальто  и  достал   замусоленный   огрызок
карандаша, заточенный, как показалось Крис, с помощью ножниц.
     Детектив  развернул  программку  на  столе  и попытался ее
разгладить.
     -- Только пару фамилий,-- вздохнул он. -- Спенсер  пишется
через два "е"?
     -- Да, через два "е".
     -- Через  два "е",-- бормотал детектив, записывая фамилию.
-- А ваши слуги? Джон и Уилли...?
     -- Карл и Уилли Энгстром.
     -- Карл. Ну да, правильно,  Карл.  Карл  Энгстром.  --  Он
записывал  имена  крупным  шрифтом.  --  Я вспоминаю времена,--
отвлекся детектив, поворачивая  программку  в  поисках  чистого
места,-- я вспоминаю... Нет, подождите. Я совсем забыл. Да, так
насчет ваших слуг, когда, вы говорили, они пришли домой?
     -- Я  еще  ничего об этом не говорила. Карл, вчера вечером
ты когда вернулся домой? -- обратилась Крис к слуге.
     Швейцарец обернулся с невозмутимым лицом.
     -- Ровно в девять часов тридцать минут, мадам.
     -- Да, верно,  ты  забыл  дома  ключи.  Я  вспомнила,  что
посмотрела на часы, когда ты позвонил в дверь.
     -- Интересную картину смотрели? -- поинтересовался у Карла
детектив.--  Я  никогда  не  хожу  на  фильмы  после рекламы,--
объяснил он, обращаясь к Крис.  --  Мне  важно,  что  о  фильме
думают живые люди, зрители.
     -- "Король  Лир" с участием Скофилда,-- отчетливо произнес
Карл.
     -- А,  этот  фильм  я   уже   видел.   Прекрасный   фильм.
Отличнейший фильм.
     -- Да.   В   кинотеатре   "Крэст",--  продолжал  Карл.  --
Шестичасовой сеанс,  вечерний.  Сразу  после  фильма  я  сел  в
автобус.
     -- Это  не так важно,-- попытался убедить его детектив. --
Помилуйте.
     -- Мне не трудно.
     -- Ну, если вы настаиваете...
     -- Я вышел на пересечении Висконсин-авеню  и  М-стрт  Было
где-то  около  двадцати  минут  десятого. Потом я шел пешком до
дома.
     -- Что вы, помилуйте, это уж совсем не важно,  --  заверил
его  детектив. -- Но тем не менее большое спасибо. Вы мне очень
помогли. Вам понравилось кино?
     -- Великолепный фильм.
     -- Да, я с  вами  вполне  согласен.  Ну,  а  теперь...  --
Киндерман  повернулся  к  Крис,  продолжая что-то записывать на
программке. -- Я потратил столько вашего времени, но  это  ведь
моя  работа.  Еще минуточку, и я ухожу. Трагично. Как трагично.
Такой талант. И такой человек. Он умел обращаться с  людьми.  С
такими  людьми,  от  которых  зависело, будет фильм хорошим или
нет: с оператором, со звукооператором, с композитором, ну, и  с
другими. Пожалуйста, поправьте меня, если я заблуждаюсь, но мне
кажется,  что  такой  знаменитый  человек должен стоять в одном
ряду с Дэйлом Карнеги, например. Может быть, я не прав?
     -- Иногда Бэрка удавалось  вывести  из  себя,--  вздохнула
Крис.
     Детектив положил программку на место.
     -- Ну, возможно, такое бывает у всех великих людей, у всех
знаменитостей,  а он ею был. -- Киндерман опять что-то записал.
-- Многое зависит и от маленьких людей, так сказать,  от  серой
массы.  Эти люди отвечают за всякие мелочи, а эти мелочи вместе
составляют немаловажные детали. Как вы считаете?
     Крис бросила взгляд на свои ногти  и  решительно  покачала
головой.
     -- Если  Бэрк  и  сердился, он никогда никого не унижал,--
заявила она, и на  ее  лице  появилась  чуть  заметная  горькая
улыбка.  --  Сэр,  когда  он  напивался,  такое,  может быть, и
случалось.
     -- Ну  вот  и  все.  Теперь  мы  закончили.  --  Киндерман
поставил  последнюю  точку.  --  О  нет, подождите. -- Он вдруг
спохватился. -- А миссис Энгстром? Они ушли и пришли вместе? --
Детектив махнул рукой в сторону Карла.
     -- Нет, она ходила смотреть фильм  с  участием  "Битлз"  и
пришла через несколько минут после меня.
     -- Зачем я это спросил? Это не имеет никакого значения. --
Киндерман  пожал  плечами,  сложил  программку  и  засунул ее в
карман пиджака с карандашным огрызком. -- Ну вот и все. Когда я
вернусь  в  контору,  безусловно,  вспомню,  о  чем  забыл  вас
спросить. У меня всегда так бывает. Тогда я вам позвоню.
     Детектив шумно выдохнул воздух и встал.
     Крис поднялась вместе с ним.
     -- Вы  знаете, я уезжаю из города недели на две,-- сказала
она.
     -- Это не срочно,-- успокоил  ее  детектив,  посмотрел  на
фигурку  птицы  и  улыбнулся. -- Симпатичная. Очень симпатичная
птичка.
     Потом взял ее в руки и потер клюв большим пальцем.
     Крис нагнулась и подняла с пола какую-то нитку.
     -- У вас хороший врач? -- вдруг  спросил  детектив.  --  Я
имею в виду врача, который лечит вашу дочь.
     Он  поставил  фигурку  на  место  и собрался уходить. Крис
пошла за ним, наматывая по дороге нитку на большой палец.
     -- У меня их очень много,-- тихо проговорила  она.  --  Но
сейчас  я  хочу, чтобы ее обследовали в клинике. Там занимаются
примерно тем же, что и  вы,  только  объектом  внимания  врачей
являются бактерии и вирусы.
     -- Будем  надеяться,  что со своей работой они справляются
лучше меня. Эта клиника находится не в городе?
     -- Нет, не в городе.
     -- Хорошая?
     -- Посмотрим.
     -- Держите девочку подальше от сквозняков.
     Они дошли до парадной двери. Киндерман взялся за ручку.
     -- Я мог бы сказать, что мне  было  очень  приятно,  но  в
связи с такими обстоятельствами... Извините, ради Бога. Мне так
неловко.
     Крис,  скрестив  руки,  рассматривала  коврик. Не глядя на
детектива, она кивнула в ответ.
     Киндерман открыл дверь и вышел  на  крыльцо.  Он  еще  раз
повернулся к Крис и, уже надевая шляпу, откланялся:
     -- Желаю вашей дочери быстрейшего выздоровления.
     -- Спасибо. -- Крис тускло улыбнулась. -- А вам -- удачи в
ваших делах.
     Детектив  кивнул, его взгляд был теплым и слегка грустным.
Крис наблюдала, как Киндерман подошел  к  дежурной  полицейской
машине,  ожидавшей  его  на  углу  перед пожарным гидрантом. Он
рукой прижимал к голове шляпу,  спасая  ее  от  порывов  южного
ветра. Полы его пальто трепетали. Крис закрыла дверь.
     Киндерман  сел в полицейскую машину, потом обернулся и еще
раз взглянул на дом.  Ему  почудилось,  что  в  комнате  Реганы
произошло  какое-то  движение:  гибкая,  едва  различимая  тень
мелькнула и тут же скрылась. Киндерман не  мог  точно  сказать,
было  ли  это  на самом деле или ему показалось. Но он заметил,
что ставни раскрыты. Странно. Он немного подождал. Но никто  не
появлялся.  Детектив  нахмурился, потом открыл бардачок и вынул
оттуда маленький коричневый  конверт  и  перочинный  ножик.  Он
раскрыл  конверт  и  с помощью крошечного лезвия выскреб из-под
ногтя большого пальца краску, содранную с фигурки птицы.  После
этого  он  заклеил  конверт  и  кивнул  шоферу-сержанту. Машина
поехала.
     Конверт Киндерман положил в карман.
     -- Не спеши,-- предупредил он шофера, увидев, что  впереди
образовался  затор, и устало потер глаза руками. -- Это работа,
а не удовольствие. Что за жизнь. Что за жизнь!

     Вечером, в  тот  момент,  когда  по  дороге  в  дэйтонскую
клинику доктор Кляйн делал Регане успокаивающий укол, лейтенант
Киндерман задумчиво стоял в своем кабинете, опершись ладонями о
стол.  Он  сосредоточенно  пытался  увязать  воедино  имевшиеся
факты. Изучал заключение патологоанатома о смерти Дэннингса.
     "...повреждение спинного мозга, перелом  костей  черепа  и
шеи.   Многочисленные   ушибы,  разрывы  и  ссадины;  кожа  шеи
растянута.  На  ней  кровоподтеки.  Сдвиги   грудинно-сосковой,
пластырной, трапециевидной и различных мелких мышц шеи. Перелом
позвоночника. Сдвиг передних и задних связок спины..."
     Киндерман  выглянул  из окна. Светилась ротонда Капитолия.
Конгресс  засиживался  допоздна.  Он  опять  закрыл   глаза   и
припомнил  разговор с патологоанатомом, состоявшийся в ту ночь,
когда умер Дэннингс.
     "Это могло произойти в результате падения?"
     "Нет,  вряд  ли.  Видите  ли,  он  был  пьян,   и   мышцы,
безусловно,  были  расслаблены.  Если  толчок  оказался сильным
и..."
     "И если предположить, что он падал с высоты  двадцати  или
тридцати футов..."
     "Да,  конечно.  Кроме  того,  сразу после удара его голова
должна  была  стукнуться  обо  что-то.  Другими  словами,   при
стечении   этих  условий  оно,  конечно,  и  могло  привести  к
летальному исходу. Может быть. Я повторяю: может быть".
     "А мог ли это сделать другой человек?"
     "Да, но он должен обладать большой силой".
     Киндерман проверил алиби Карла Энгстрома на момент  смерти
Дэннингса.  Время  сеанса  в  кинотеатре  совпадало, совпадал и
график  движения  транзитного  автобуса.  Кроме   того,   шофер
автобуса,  на  котором  Карл,  по его собственному утверждению,
возвращался домой, закончил работу и сменился на остановке, где
Висконсин-авеню пересекает М-стрит, именно там, где, по  словам
Карла,  он  и  сошел  приблизительно  в  9.20.  Автобус немного
запаздывал, но шофер успел нагнать время в дороге и приехал  на
остановку в 9.18.
     На  столе  у Киндермана лежал еще один документ: обвинение
Энгстрома в уголовном преступлении от 27 августа 1963 года.  Он
обвинялся  в  неоднократном  хищении  наркотиков  на протяжении
нескольких месяцев. Брал он их из дома врача в  Беверли  Хиллс,
где служил вместе с Уилли.

     "...родился  20  апреля  1921  года  в Цюрихе (Швейцария),
женился на Уилли Браун  7  сентября  1941  года.  Дочь  Эльвира
родилась  в  Нью-Йорке  11  января 1943 года, адрес неизвестен.
Подсудимый..."
     А дальше шло совсем непонятное.
     Врач, который, без всякого сомнения, должен  был  выиграть
дело,  неожиданно,  не  дав  никаких  объяснений,  отказался от
обвинения.
     Через два месяца  Энгстромы  нанялись  на  работу  к  Крис
Макнейл.   Это   означало,   что   врач  дал  им  положительную
рекомендацию.
     Энгстром, безусловно, воровал  наркотики,  но  медицинская
экспертиза  показала, что у него не было ни малейших признаков,
изобличавших его как наркомана.
     Почему?
     Детектив  все  еще  не  открывал  глаз.  Он   начал   тихо
декламировать "Бармаглота" Льюиса Кэрролла:
     "-- Варкалось. Хливкие шорьки..."
     Это тоже помогало ему прояснить сознание.
     Дочитав  стихотворение,  он  открыл  глаза  и уставился на
ротонду Капитолия. Попытался ни о чем  не  думать.  Но,  как  и
прежде,  ему  это не удавалось. Детектив вздохнул, и взгляд его
упал на отчет полицейского психолога -- об осквернении в Святой
Троице.
     "...статуя... фаллос... экскременты...  Дэмьен  Каррас..."
Некоторые  слова были подчеркнуты красным карандашом. Киндерман
посидел немного в тишине, потом, достав пособие по колдовству и
черной магии, открыл его...
     "Черная  месса...  форма   поклонения   дьяволу.   Ритуалы
включают в себя:
     1. Проповедь зла среди членов общины.
     2.  Совокупление  с  бесом (по общему мнению, болезненное,
так как пенис беса обычно описывается как "ледяной").
     3. Различные осквернения, чаще всего сексуальные".
     Киндерман нашел  абзац,  в  котором  описывались  ритуалы,
связанные  с  человеческими жертвами. Он медленно прочитал его,
покусывая себя  за  подушечку  указательного  пальца.  Закончив
чтение,   он  нахмурился  и  покачал  головой.  В  задумчивости
детектив взглянул на лампу и выключил ее. Потом вышел из здания
и поехал в морг.
     Дежурный, сидевший за письменным столом, жевал бутерброд с
ветчиной и сыром. Когда Киндерман подошел  к  нему,  он  быстро
стряхнул крошки с кроссворда.
     -- Дэннингс,-- хрипло прошептал детектив.
     Дежурный    кивнул,    записал   в   кроссворде   какое-то
пятибуквенное  слово,  потом  поднялся  и,  прихватив  с  собой
бутерброд, пошел по холлу. Киндерман последовал за ним, зажав в
руке  шляпу.  Ему  казалось,  что  вокруг  пахнет  тмином и еще
чем-то,  напоминающим  горчицу.  Они  подходили  к  морозильным
установкам,  которые  хранят  тех,  кто  спит  вечным  сном без
сновидений.
     Они остановились у  номера  32.  Дежурный  с  безразличным
выражением  на лице выдвинул ящик с трупом. Потом откусил кусок
бутерброда,  и  маленькая   крошка   ржаного   хлеба,   облитая
майонезом,  упала  на  саван. Некоторое время Киндерман смотрел
вниз. Потом медленно и очень аккуратно отодвинул край  простыни
и увидел то, во что никак не хотел верить.
     Голова  Дэннингса была повернута на 180А и лежала затылком
вверх.




     По  глинистой  овальной  дорожке  зеленой  университетской
низины  в  полном  одиночестве  бегал разминочным темпом Дэмьен
Каррас. На нем были шорты цвета хаки и хлопчатобумажная рубашка
с короткими рукавами, насквозь пропитанная  потом.  Впереди  на
холме  белел  известковый  купол  астрономической обсерватории.
Сзади находилась медицинская  школа,  которую  со  всех  сторон
обступали холмы развороченной земли.
     С   тех   пор   как  Дэмьена  освободили  от  обязанностей
советника, он приходил сюда каждый день.  И  накручивал  круги,
гоняясь  за  здоровым, спокойным сном. Он уже почти выздоровел,
вырвав из сердца цепкие когти горя. Теперь оно почти  отпустило
его.
     Двадцать кругов...
     Почти отпустило.
     Еще! Еще парочку!
     Почти отпустило...
     Кровь  гудела  в его сильных мышцах. Длинными пружинистыми
шагами Каррас огибал поворот и тут заметил  человека,  сидящего
на  той  самой  скамейке,  где  он  оставил свитер, полотенце и
брюки. Дэмьену показалось, что человек наблюдает за ним.  Может
быть,   он   ошибся?  Нет...  Человек  повернул  голову  в  том
направлении, куда побежал Каррас.
     Священник увеличил скорость и пошел на последний круг. Ему
казалось, что от его шагов дрожит земля. Потом Дэмьен  замедлил
бег;  тяжело и шумно вдыхая воздух, он перешел к ходьбе. Дэмьен
прошел мимо скамейки, прижимая руки к бокам  и  не  обращая  на
незнакомца  никакого внимания. Мускулистая грудь и плечи сильно
растянули   рубашку   и   деформировали   надпись   "Философы",
нанесенную  на  ткань  с  помощью трафарета. Когда-то эти буквы
были черными. Но в результате частой стирки  они  потускнели  и
теперь едва прочитывались.
     -- Отец Каррас? -- хрипло позвал лейтенант Киндерман.
     Священник оглянулся и, прищурив глаза от солнечного света,
кивнул.  Он  подождал,  пока  Киндерман подошел к нему, а потом
жестом пригласил его пройтись.
     -- Вы не возражаете? А то я  упаду,--  задыхаясь,  пошутил
он.
     -- Конечно,  конечно, пожалуйста,-- без особого энтузиазма
согласился детектив и засунул руки в карманы.
     -- Мы не встречались раньше? -- начал иезуит.
     -- Нет, святой отец. Нет, но мне кто-то  говорил,  что  вы
похожи  на  боксера.  По-моему,  какой-то  священник,  я уже не
помню. -- Детектив вытащил свой бумажник. -- У меня  совершенно
нет памяти на имена.
     -- А свое собственное имя вы помните?
     -- Уильям  Киндерман,  святой  отец. -- Сыщик показал свое
удостоверение. -- Отдел по расследованию убийств.
     -- Правда? -- Каррас рассматривал значок и удостоверение с
нескрываемым   мальчишеским   любопытством.    Его    взмокшее,
раскрасневшееся лицо выражало наивность. -- А что случилось?
     -- Вы   знаете,   святой   отец,--  задумался  на  секунду
Киндерман, вглядываясь в грубые  черты  лица  священника,--  вы
действительно  похожи  на боксера. Извините меня, но этот шрам,
вот  этот,  около  глаза,  делает  вас  похожим  на  Брандо  из
кинофильма   "Портовый   район".   Вы  настоящий  Брандо.  Вам,
наверное, все об этом говорят, святой отец?
     -- Нет, не говорят.
     -- А вы когда-нибудь занимались боксом?
     -- Совсем немного.
     -- Вы из Вашингтона?
     -- Из Нью-Йорка.
     -- Клуб "Золотые перчатки"? Я угадал?
     -- Вы дослужитесь до капитана -- Каррас улыбнулся. --  Чем
я могу быть полезен?
     -- Замедлите   немного   шаг,   пожалуйста.  Эмфизема.  --
Детектив указал на свое горло.
     -- Извините. -- Каррас пошел медленнее.
     -- Ничего. Вы курите?
     -- Да.
     -- Вам не следует курить.
     -- Да, конечно. А теперь объясните  мне,  в  чем  все-таки
дело.
     -- Разумеется.  Я  заболтался.  Между прочим, вы сейчас не
заняты? -- поинтересовался детектив. -- Я  не  отрываю  вас  от
чего-нибудь?
     -- От чего именно? -- удивился Каррас.
     -- Может быть, от молитвы.
     -- Да, вы непременно будете капитаном. -- Каррас загадочно
улыбнулся.
     -- Извините, я что-нибудь упустил?
     Каррас покачал головой, но улыбка не сходила с его губ.
     -- Я   сомневаюсь,   что  вы  вообще  когда-либо  что-либо
упускаете,-- возразил он.
     Киндерман остановился  и  попытался  придать  своему  лицу
сконфуженное выражение, но, встретив взгляд священника, опустил
голову и рассмеялся.
     -- Ну  да.  Конечно...  конечно...  вы же психиатр. Кого я
хочу провести? -- Он пожал плечами. -- Вы знаете, святой  отец,
у меня такая привычка. Вы уж меня простите. У меня свои методы.
Ну,  хорошо,  давайте  остановимся,  и  я  вам расскажу, о чем,
собственно говоря, идет речь.
     -- Осквернения,-- угадал Каррас, кивнув головой.
     -- Да, мой метод не удался,-- спокойно заметил детектив.
     -- Извините.
     -- Ничего,  святой  отец,  я   заслужил   это.   Да,   эти
происшествия  в  церкви,--  подтвердил он. -- Верно. Но, помимо
этого, и еще кое-что более серьезное.
     -- Убийство?
     -- Да. Отгадайте еще что-нибудь. Мне это нравится.
     -- Но вы же из отдела по расследованию убийств. --  Иезуит
пожал плечами.
     -- Это  ничего не значит, Марлон Брандо. Ничего не значит.
Вам не говорили раньше, что вы очень умный священник?
     -- Моя вина,-- пробормотал Каррас. Он продолжал улыбаться,
хотя начал понимать, что помимо воли задел своего  собеседника.
-- Я все же не понимаю, какая здесь связь?
     -- Послушайте,  святой отец, можно мне надеяться, что этот
разговор останется между нами?  Конфиденциально?  Так  сказать,
небольшая исповедь?
     -- Конечно. -- Дэмьен открыто смотрел на детектива. -- Так
в чем дело?
     -- Вы знаете режиссера, который снимал здесь фильм, святой
отец? Бэрка Дэннингса?
     -- Да, я видел его.
     -- Вы  его  видели.  --  Детектив  кивнул  головой.  -- Вы
знаете, как он умер?
     -- Ну, из газет... -- Каррас снова пожал плечами.
     -- Это только часть правды.
     -- Да?
     -- Только часть. Послушайте, а что вы знаете о  поклонении
дьяволу?
     -- Что?
     -- Терпение.  Я вас подвожу к главному. Поклонение дьяволу
-- вам это знакомо?
     -- Немного.
     -- А все, что касается самих ведьм, не охоты  за  ними,  а
самих ведьм?
     -- Да, я когда-то писал статью по этому вопросу. -- Каррас
улыбнулся. -- С точки зрения психиатрии.
     -- В  самом деле? Отлично! Это большой плюс. Вы можете мне
очень помочь, даже в большей степени, чем я ожидал. Послушайте,
святой отец. Итак, о поклонении дьяволу... Осквернения.  Они  у
вас никак не ассоциируются с поклонением дьяволу?
     -- Возможно. Такие ритуалы есть в черной мессе.
     -- Это  уже  хорошо. А теперь насчет Дэннингса. Вы читали,
как он умер?
     -- Он упал.
     -- Ну что ж, я скажу вам. Пожалуйста, между нами.
     -- Конечно.
     -- Бэрка  Дэннингса,  святой  отец,   нашли   у   огромной
лестницы.  Ровно  в  семь  часов  пять  минут  его  голова была
свернута на спину, как у цыпленка.
     Отчаянные  крики  раздались  с  бейсбольного   поля,   где
тренировалась университетская команда. Каррас замер и посмотрел
лейтенанту в глаза.
     -- Так  это  произошло не в результате падения? -- наконец
произнес священик.
     -- В принципе это возможно. -- Киндерман пожал плечами. --
Но...
     -- Маловероятно,-- задумчиво продолжил Каррас.
     -- И что вам приходит  в  голову  относительно  поклонения
дьяволу?
     -- Ну,--  вымолвил наконец иезуит,-- предположим, что бесы
таким  образом  ломают  шеи  ведьмам.  По  крайней   мере   так
утверждает легенда.
     -- Легенда?
     -- В  основном  да. Хотя, по-моему, некоторые люди умирали
подобным  образом.  Наиболее  вероятно,  что  это  были   члены
сборища, которые либо отреклись от черной мессы, либо выдали ее
секреты. Но это только догадка.
     Киндерман кивнул.
     -- Точно.  Я  вспомнил  о подобном убийстве в Лондоне. Это
было уже в наше время. Вернее, не так давно,  четыре  или  пять
лет тому назад, святой отец. Я читал об этом в газетах.
     -- Да,  я тоже читал, но все это оказалось газетной уткой.
Я ошибаюсь?
     -- Нет, все верно, святой  отец,  абсолютно  верно.  Но  в
данном  случае  вы  можете  проследить  некоторую  связь  между
убийством и осквернением в церкви.  Может  быть,  это  какой-то
сумасшедший  священник  или некто, настроенный против церкви? А
может быть, подсознательный протест...
     -- Больной священник,-- пробормотал Каррас. -- Вы об этом?
     -- Вы психиатр, святой отец, вот вы и скажите мне.
     -- Безусловно, в осквернениях есть психическое отклонение,
какая-то патология,-- задумался Каррас.  --  И  если  Дэннингса
убили, то я считаю, что убийца страдает расстройством психики.
     -- И, возможно, что-то знает о поклонении дьяволу?
     -- Возможно?
     -- Возможно,--  хмыкнул детектив. -- Тот, кто подходит под
эту статью, очевидно, живет где-то поблизости и имеет по  ночам
доступ в церковь?
     -- Больной  священник,--  тихо  повторил Каррас и протянул
руку к выгоревшим брюкам  цвета  хаки.  --  Послушайте,  святой
отец,  вам  это,  конечно,  тяжело.  Я все понимаю. Но ведь для
священников на территории университета вы --  психиатр,  святой
отец.
     -- Нет, у меня теперь другие обязанности.
     -- В самом деле? В середине года?
     -- Таков  приказ  ордена.  --  Каррас пожал плечами и стал
надевать брюки.
     -- И все-таки вы должны знать, кто болен, а кто здоров. То
есть вы понимаете, какую болезнь я имею в виду. Это  вы  должны
знать.
     -- Совсем    не    обязательно,   лейтенант.   Совсем   не
обязательно. Если бы я и знал, это было бы чистой случайностью.
Я не занимаюсь психоанализом. Мои обязанности -- давать советы.
Я действительно не знаю, кто бы это мог быть.
     -- Ах, ну да. Врачебная этика. Если бы вы и знали, то  все
равно не сказали бы.
     -- Скорее всего нет.
     -- Между  прочим, это я вспомнил так, к слову. Такая этика
очень часто идет вразрез с законом.  Я  не  хочу  утомлять  вас
мелочами,  но  не  так  давно  одного калифорнийского психиатра
посадили в тюрьму за то, что он  не  дал  полиции  определенных
сведений о своем пациенте.
     -- Это угроза?
     -- Не говорите ерунду. Я сказал к слову.
     -- Я   всегда   смогу   объяснить   судье,  что  это  была
исповедь,-- усмехнулся иезуит.
     Детектив мрачно взглянул на Карраса.
     -- Хотите заняться делом, святой отец?
     -- Послушайте,  я  действительно  ничего   не   скрываю,--
объяснил  он.  --  На  самом  деле.  Но  если бы я и знал этого
больного священника, я не назвал бы его имени. Скорее  всего  я
доложил  бы  об  этом архиепископу. Но я даже приблизительно не
могу себе представить, кто бы это мог быть.
     -- Ну ладно,-- вздохнул детектив. -- Если говорить честно,
я не думал, что это мог быть священник.  Если  бы  я  объяснил,
какие  у  меня  подозрения, вы бы назвали меня ненормальным. Не
знаю. Все эти общества и культы, где жизнь человеческая и гроша
ломаного не стоит. Начнешь задумываться. Чтобы идти в  ногу  со
временем, надо быть чуточку сумасшедшим, Каррас кивнул.
     -- Что   написано  на  вашей  рубашке?  --  спросил  вдруг
Киндерман.
     -- Что именно?
     -- На  вашей  футболке,--  уточнил  детектив.  --  Надпись
"Философы".
     -- А-а,  я читал лекции в одно время,-- объяснил Каррас,--
в Вудстокской  семинарии  штата  Мэриленд.  Я  играл  в  низшей
бейсбольной команде. Она называлась "Философы".
     -- А высшая?
     -- "Богословы".
     -- Странно  все  это,  очень  странно,-- печально произнес
детектив. -- Послушайте, святой отец. Или я сошел с ума, или  в
Вашингтоне  существует  община  Ведьм.  Возможно  ли это в наше
время?
     -- Ну-ну, продолжайте,-- подстегнул его Каррас.
     -- Значит, возможно.
     -- Я вас не понимаю.
     -- Вы мне точно не ответили и опять поступили очень  умно.
Вы   играете   роль  защитника  дьявола,  святой  отец,  да-да,
защитника. Может быть,  вы  не  хотите  показаться  доверчивым.
Суеверный  священник  и  рациональный  умница  Киндерман. -- Он
постучал пальцем у виска. -- Но гений находится рядом, это  наш
Век разума. Правильно. Ну скажите, я прав?
     Иезуит посмотрел на детектива с уважением.
     -- Ну что ж, это довольно проницательное замечание.
     -- Тогда  ладно,--  понизил до хрипа голос Киндерман. -- Я
вас  еще  раз  спрашиваю:  может   ли   сейчас   в   Вашингтоне
существовать община Ведьм?
     -- Но  я действительно не знаю,-- задумался Каррас, сложив
руки на груди. -- Говорят, что где-то в Европе есть  почитатели
черной мессы.
     -- В наши дни?
     -- В наши дни.
     -- Такие,  как  в  средние века, святой отец? Вы знаете, я
многое читал об этом, между прочим, и о сексе, и о  статуях,  и
еще  бог  знает  о чем. Я не хочу вызывать у вас отвращения, но
неужели они действительно этим занимались?
     -- Я не знаю.
     -- Но выскажите хотя бы свое мнение по этому поводу.
     Иезуит рассмеялся.
     -- Ну хорошо. Тогда я считаю, что все  это  правдоподобно.
По  крайней  мере  я  так  думаю.  Но  здесь я исхожу только из
патологии. Ну да, об этой самой черной  мессе.  Все,  кто  этим
занимался,  были,  видимо, психически больными. В медицине даже
есть специальный термин для подобного  расстройства:  сатанизм.
Эти  люди  не могут получать сексуального наслаждения, если оно
не  связано  с  богохульством  и   осквернением   святых.   Это
встречается  не  так уж редко даже в наше время, а черная месса
только подтверждает правильность моих слов. В отчетах парижской
полиции можно  и  сейчас  найти  описание  интересного  случая,
который  произошел  с двумя монахами. Сейчас вспомню. По-моему,
это было в Крэпи. Эти два монаха пришли в  гостиницу  и  начали
ругаться,  требуя  трехместную  кровать.  Третьего они тащили с
собой: это была статуя божьей матери в человеческий рост.
     -- О  боже,  это  потрясающе,--  выдохнул   детектив.   --
Потрясающе.
     -- Но  это самая настоящая правда. И она подтверждает, что
все, прочитанное вами, основано на фактах.
     -- Да, секс... Может быть, может быть. Я  теперь  понимаю.
Но  это  немного  другое.  Не  важно.  А  ритуалы,  связанные с
убийствами, святой отец? Это тоже правда? Расскажите! Они берут
кровь грудных младенцев?
     -- Я ничего не знаю о ритуальных  убийствах,--  проговорил
Каррас.  --  Нет,  не  знаю.  Но  в  Швейцарии одна акушерка на
исповеди призналась, что убила около 30  или  40  младенцев  во
время черной мессы. Возможно, у нее выведали это под пытками,--
поспешил   добавить   он.   --   Кто  знает?  Но  говорила  она
убедительно. Акушерка рассказывала, что прятала в рукав длинную
тонкую  иглу,  и,  когда  надо  было  принимать  ребенка,   она
незаметно  высовывала  иглу  и  втыкала ее в родимчик на голове
ребенка, а потом опять прятала иглу в  рукав.  После  этого  не
оставалось  никаких  следов,--  пояснил  Каррас  и  взглянул на
Киндермана. -- Все считали, что  ребенок  родился  мертвым.  Вы
слышали,    что   европейцы-католики   весьма   предосудительно
относятся к акушеркам? Так вот, эта предосудительность вытекает
именно отсюда.
     -- Это страшно.
     -- И в нашем веке встречается безумие. Во всяком случае...
     -- Подождите. Все эти истории... ведь их рассказывали  под
пытками,  верно?  Так  что  на них нельзя полностью полагаться.
Сначала они подписывали  свои  признания,  а  уж  потом  кто-то
другой  мог их дополнить. Я хочу сказать, что в этих случаях не
было ни клятв, ни, так  сказать,  предписания  о  представлении
виновных  перед  судом для рассмотрения законности их ареста. Я
прав?
     -- Да, вы правы, но тем не  менее  многие  признания  были
сделаны добровольно.
     -- Кто же будет добровольно рассказывать о таких вещах?
     -- Ну, хотя бы те, у кого болела душа.
     -- Ага! Еще один достоверный источник!
     -- Конечно  же,  вы  правы,  лейтенант.  Я выступаю в роли
адвоката дьявола. Но есть одна  вещь,  часто  нами  забываемая:
люди,  у  которых  хватает  духу  сознаться  в  подобных делах,
возможно, способны  и  совершить  их.  Ну,  например,  вспомним
легенду об оборотнях. Конечно, это звучит смешно, ведь никто не
может  превратиться  в  дикого зверя. Но если человек поверит в
то, что он оборотень, он и будет вести себя как оборотень.
     -- Ужасно. Только теория или факт?
     -- Ну,  существовал  же,  например,  Уильям  Стампер.  Или
Питер.  Я  точно  не  помню.  Он жил в Германии в XVI веке, был
уверен в том, что он оборотень, и убил больше 20 человек.
     -- Вы хотите сказать, что он сам признался в этом?
     -- Да, но думаю, что это признание было обосновано.
     -- Чем?
     -- Когда его поймали, он пожирал мозги двух своих  молодых
невесток.
     Детектив  и  иезуит  подошли  к  стоянке.  Поравнявшись  с
полицейской машиной, Киндерман посмотрел на Карраса.
     -- Так кого же мне искать, святой отец? -- спросил он.
     -- Сумасшедшего,--  тихо   ответил   Дэмьен   Каррас.   --
Возможно, наркомана.
     Детектив  задумался и, ни слова не говоря, кивнул головой.
Потом повернулся к священнику:
     -- Хотите, подброшу?  --  предложил  он,  открывая  дверцу
машины.
     -- Спасибо, мне здесь близко.
     -- Не  важно,  садитесь!  -- Киндерман нетерпеливым жестом
пригласил  священника  в  машину.  --  Потом  расскажете  своим
друзьям, что катались в полицейской машине.
     Иезуит улыбнулся и опустился на заднее сиденье.
     -- Ну  вот  и  хорошо.  -- Детектив шумно выдохнул воздух,
откинулся назад и захлопнул дверцу.
     Каррас показал дорогу. Они поехали  на  Проспект-стрит,  к
современному  зданию, куда недавно перевели иезуитов. Каррас не
мог больше оставаться  в  коттедже,  понимая,  что  священники,
привыкшие к его помощи, будут продолжать свои посещения.
     -- Вы любите кино, отец Каррас?
     -- Очень.
     -- Вы видели "Короля Лира"?
     -- У меня нет возможности.
     -- А я видел. У меня есть пропуск.
     -- Это хорошо.
     -- У  меня  есть  пропуск на самые лучшие фильмы. Моя жена
очень устает и поэтому никогда со мной не ходит.
     -- Это плохо.
     -- Да,  это  плохо,  я  не  люблю  ходить  в  кино   один.
Понимаете,   мне   нравится  поговорить  о  фильме,  поспорить,
покритиковать его.
     Каррас молча кивнул, глядя вниз на большие и сильные руки,
зажатые  между  колен.  Так  прошло  несколько  секунд.   Потом
Киндерман  неуверенно  повернулся  и,  с  хитринкой  в  глазах,
предложил:
     -- Может быть, вы когда-нибудь согласитесь сходить со мной
в кино, отец Каррас? Это бесплатно... У меня пропуск,--  быстро
добавил он.
     Священник взглянул на него и улыбнулся.
     -- Как говорил Эльвуд Дауд в кинофильме "Гарвей": когда?
     -- О!   Я   позвоню   вам,   позвоню!  --  Лицо  детектива
засветилось.
     Они подъехали к дому и остановились.
     Каррас взялся за ручку и открыл дверцу.
     -- Пожалуйста, позвоните. Извините,  что  я  не  смог  вам
помочь.
     -- Ничего,  вы мне все-таки помогли. -- Киндерман неуклюже
помахал рукой. Каррас уже выходил из машины.
     -- Послушайте,  святой  отец,  я  совсем  забыл,--   вдруг
остановил  его  Киндерман.  --  Совсем  вылетело  из головы. Вы
помните ту карточку с осквернительным текстом?  Ту  самую,  что
нашли в церкви?
     -- Карточка с молитвами?
     -- Ну да. Она еще у вас?
     -- Да,  она  у  меня.  Я  проверял латинский язык. Она вам
нужна?
     -- Да, она, может быть, мне чем-нибудь поможет.
     -- Одну секундочку, сейчас принесу.
     Пока  Киндерман  ждал  около  полицейской  машины,  иезуит
прошел  в  свою  комнату  на  первом этаже, выходящую окнами на
Проспект-стрит, и взял карточку. Потом вышел на улицу  и  отдал
ее Киндерману.
     -- Может  быть,  остались отпечатки пальцев,-- предположил
Киндерман, осматривая карточку, а потом добавил: --  Хотя  нет,
вы  же  держали ее в руках. Хорошо, что я вовремя сообразил. --
Он  вглядывался  в  пластиковую  обертку  карточки.   --   Ага,
подождите-ка, что-то есть, что-то есть! -- Потом с нескрываемым
ужасом детектив посмотрел на Карраса. -- Вы ее вынимали отсюда?
     Каррас усмехнулся и кивнул.
     -- Ну,  это  не  важно, может быть, мы что-нибудь все-таки
найдем. Кстати, вы ее изучали?
     -- Да.
     -- Ваше заключение?
     Каррас пожал плечами.
     -- На шутника не похоже.  Сначала  я  подумал,  что  текст
сочинил  какой-то  студент.  Но  теперь  я в этом сомневаюсь. У
того, кто писал эти  строки,  несомненно,  сильное  психическое
расстройство.
     -- Как вы и говорили.
     -- И латынь... -- Каррас нахмурился. -- Текст не безликий,
лейтенант,   здесь   чувствуется   определенный  стиль,  вполне
индивидуальный стиль. Человек, который это писал, должен думать
на латинском языке.
     -- А священники думают на латыни?
     -- Ну-ну, продолжайте!
     -- Ответьте на вопрос, мистер Вечно-Подозревающий.
     -- Да, на определенной стадии освоения языка  это  бывает.
По  крайней  мере  у иезуитов и некоторых других священников. В
Вудстокской семинарии некоторые философские дисциплины читались
на латыни.
     -- Почему?
     -- Для четкости мышления. Это стройная система.
     -- Ага, понимаю.
     Каррас посерьезнел:
     -- Послушайте,  лейтенант,  можно,  я  скажу   вам,   кто,
по-моему, действительно сделал это?
     Детектив придвинулся к нему:
     -- Кто же?
     -- Доминиканцы.  Поищите  среди  них. -- Каррас улыбнулся,
помахал на прощание рукой и пошел.
     -- Я вам сказал  неправду!  --  вдруг  крикнул  ему  вслед
лейтенант. -- Вы похожи на Саль Минео!
     Киндерман  следил  взглядом  за  священником.  Тот еще раз
махнул рукой и вошел в здание. Детектив  повернулся,  уселся  в
машину, вздохнул и пробормотал:
     -- Он  колеблется,  колеблется.  Совсем  как  камертон под
водой.

     Новая   комната   Карраса   была    обставлена    скромно:
односпальная  кровать,  удобный стул, письменный стол и книжные
полки, встроенные в стену. На письменном  столе  стояла  старая
фотография его матери, а в изголовье кровати молчаливым упреком
висело металлическое распятие.
     Эта узкая комната вполне устраивала Карраса и являла собой
его мир. Дэмьен не заботился о вещах, главное, чтобы они всегда
были чистыми.  Каррас  принял душ, быстро побрился. Надев брюки
цвета хаки и рубашку с короткими рукавами, он  легкой  походкой
направился   в  столовую  для  священников.  Здесь  он  заметил
розовощекого Дайера, одиноко сидящего в углу.
     -- Привет, Дэмьен! -- поздоровался Дайер.
     Каррас кивнул и,  встав  рядом  со  стулом,  скороговоркой
пробубнил молитву. Потом благословил себя, сел и поздоровался с
другом.
     -- Ну,  как  дела  у  бездельника?  -- пошутил Дайер, пока
Каррас развертывал на коленях салфетку.
     -- Кто это бездельник? Я работаю.
     -- Читая одну лекцию в неделю?
     -- Здесь важно качество,--  возразил  Каррас.  --  Что  на
обед?
     -- А по запаху не определишь?
     -- Кошмар! Кислая капуста да конская колбаса.
     -- Здесь  важно  количество,--  с  напускной  серьезностью
парировал Дайер.
     Каррас покачал головой  и  протянул  руку  к  алюминиевому
кувшину с молоком.
     -- Я бы не стал рисковать,-- пробормотал Дайер, не меняясь
в лице  и намазывая масло на добрую половину пшеничного батона.
-- Видите там пузыри? Селитра.
     -- Мне полезно,-- отрезал  Каррас,  пододвинул  к  кувшину
свой стакан и услышал, как кто-то подошел к столу.
     -- Я   наконец-то   прочитал   книгу,--   весело   сообщил
подошедший.
     Каррас поднял глаза и почувствовал болезненную тревогу,  а
потом  свинцовую  тяжесть  в  суставах.  Он  узнал  священника,
приходившего к нему недавно за советом. Того самого который  не
мог ни с кем подружиться.
     -- Да?  И  что  же  вы  о ней думаете? -- полюбопытствовал
Каррас и поставил кувшин на место.
     Молодой священник  заговорил,  а  уже  через  полчаса  вся
столовая сотрясалась от смеха Дайера.
     Каppac взглянул на часы.
     -- Не  хочешь  одеться? -- спросил он молодого священника.
-- Можно пойти полюбоваться закатом.
     Через некоторое время  они  уже  стояли,  облокотившись  о
перила лестницы, ведущей на М-стрит.
     Рыжие  лучи заходящего солнца освещали западную часть неба
и мелкими красноватыми зайчиками разбегались по  темной  речной
глади.
     Однажды  в  это  же  время  Каррас встретил Бога. Это было
давно. Но, как покинутый любовник, он помнил об этом свидании.
     -- Красивое зрелище,-- восхищался Дайер.
     -- Да -- согласился Каррас. -- Я стараюсь  приходить  сюда
каждый вечер.
     Университетские  часы  начали  отбивать  время.  Было семь
часов вечера.
     В  7  часов   23   минуты   лейтенант   Киндерман   изучал
спектрографические    данные,   подтверждавшие,   что   краска,
отколупленная  с  птицы  Реганы,  была   идентична   краске   с
оскверненной статуи девы Марии.
     А  в  8  часов  47  минут в трущобах северной части города
бесстрастный    Карл    Энгстром    вышел    из    запущенного,
полуразвалившегося   жилого   дома,   прошел   три  квартала  к
автобусной остановке, минуту подождал, не меняя выражений лица,
а потом вдруг согнулся и зарыдал, опершись о фонарный столб.
     В это время лейтенант Киндерман был в кино.




     В среду, 11 мая, они вернулись домой.  Регану  положили  в
кровать, установили замки на ставнях и убрали все зеркала из ее
спальни и ванны.

     "...все  меньше  и меньше работает ее сознание, а во время
припадков она полностью  отключается.  Это  новый  симптом,  и,
пожалуй  он  исключает истерию. В то же время проявились другие
симптомы в области,  которую  мы  называем  парапсихологическим
феноменом..."

     Пришел доктор Кляйн. Крис вместе с Шарон наблюдали, как он
демонстрировал  им  необходимые  действия по подключению Регане
питания во время комы. Он показывал им носожелудочную трубку:
     -- Сначала...
     Крис заставляла себя смотреть и в то же  время  не  видеть
лица  дочери,  слушать  врача  и забыть о словах, произнесенных
врачом в клинике...
     Но они пробивались в ее сознание, как туман  сквозь  ветви
деревьев.

     Кляйн направил трубку в желудок Реганы.
     -- Сначала  вы  должны  проверить, не попала ли жидкость в
легкое,-- инструктировал он, зажимая трубку,  чтобы  прекратить
доступ сустагена. -- Если...

     "...синдром  разновидности  такого  расстройства,  которое
вряд  ли  встретишь  еще  где-нибудь,  может  быть   только   у
примитивных   народов.   Мы   называем   это  "сомнамбулическая
одержимость". Честно говоря,  мы  мало  об  этом  знаем,  разве
только  то,  что  она  начинается с конфликта или чувства вины,
приводящего больного к впечатлению, будто в его теле  находится
посторонний разум, душа, если хотите.
     Раньше,  когда  люди  верили  в  дьявола, это вторгающееся
существо считалось бесом. В современных случаях это  чаще  душа
какого-либо   умершего  человека,  знакомого  больному  прежде,
которому он подсознательно может  подражать  мимикой,  голосом,
манерами   и   иногда  даже  воспроизводить  черты  лица  этого
знакомого. Говорят..."

     После того, как мрачный доктор  ушел,  Крис  связалась  со
своим  агентом в Беверли Хиллз и безжизненным голосом сообщила,
что не будет принимать участия в съемках. Потом  она  позвонила
миссис  Пэррин.  Но  последней не оказалось дома. Крис повесила
трубку и почувствовала отчаяние.
     Хоть бы кто-нибудь был рядом. Кто-нибудь, кто  мог  бы  ей
помочь...

     "...есть   более   простые  случаи,  относящиеся  к  душам
умерших, здесь редко встречается  ярость,  сверхактивность  или
мышечное    возбуждение.    Однако    в   большинстве   случаев
сомнамбулическая одержимость новой, вселившейся личности всегда
злобно настроена и враждебно относится к  первой.  Ее  основная
цель  --  разрушить,  замучить, а иногда даже уничтожить первую
личность..."

     В  дом  доставили  несколько  смирительных  ремней.  Крис,
усталая и опустошенная, стояла и наблюдала, как Карл привязывал
их  к  кровати  и  к рукам Реганы. Когда Крис поправляла Регане
подушку, швейцарец выпрямился и с жалостью глянул в  искаженное
лицо девочки.
     -- Она выздоровеет? -- спросил он.
     Крис   уловила   участие   в  его  голосе,  но  не  смогла
ответить... В тот момент, когда  Карл  обратился  к  ней,  Крис
нащупала под подушкой какой-то предмет.
     -- Кто положил сюда распятие? -- возмутилась она.

     "...Этот   синдром  --  только  проявление  конфликта  или
какой-то вины, поэтому мы и пытаемся  выяснить  причину.  Самый
лучший способ в этом случае -- гипнотерапия, однако здесь мы не
могли  успешно ее применить. Поэтому выбрали наркосинтез -- это
вид лечения наркотиками,  но,  честно  говоря,  опять  зашли  в
тупик.
     -- Так что же дальше?
     -- Время покажет. Боюсь, что теперь только время может все
выявить.  Мы попытаемся что-нибудь сделать и будем надеяться на
перемены. Пока что придется положить ее в больницу..."

     Крис отыскала Шарон  на  кухне  в  тот  момент,  когда  та
ставила  на  стол пишущую машинку. Шарон только что принесла ее
из детской. Уилли около раковины резала морковь для рагу.
     -- Шар,  это  ты  сунула  распятие  ей  под  подушку?   --
выпытывала Крис с напряжением в голосе.
     -- Что ты имеешь в виду? -- опешила Шарон.
     -- Ты не клала?
     -- Крис,  я  не  пойму,  о чем ты говоришь. Послушай, я же
тебе говорила еще в самолете: я  рассказала  Регане,  что  "бог
создал мир", и еще, возможно, о...
     -- Хорошо, Шарон, я тебе верю, но...
     -- Я тоже ничего не клала,-- проворчала Уилли.
     -- Но  ведь  кто-то  положил  его  туда,  черт  возьми! --
взорвалась Крис и тут  же  накинулась  на  Карла,  открывавшего
холодильник.
     -- Я  тебя  еще  раз спрашиваю: это ты положил распятие ей
под подушку? -- Голос ее почти срывался.
     -- Нет,  мадам,--  спокойно  возразил  Карл,   заворачивая
кусочки льда в полотенце. -- Нет. Не знаю никакого креста.
     -- Но этот идиотский крест не мог сам попасть туда! Кто-то
из вас  врет!  Отвечайте  все: кто сунул его туда?! Кто? -- Она
вдруг тяжело опустилась на стул и зарыдала, закрыв лицо руками.
     -- Простите меня, ради Бога, простите, я не соображаю, что
делаю,-- всхлипывала Крис. -- О боже, я ничего не понимаю!
     Уилли и Карл молча смотрели  на  нее.  Шарон  успокаивающе
дотронулась до ее шеи.
     -- Ну перестань. Все хорошо, все хорошо.
     Крис вытерла лицо рукавом.
     -- Да,  я  понимаю,  что  тот,  кто  это сделал, хотел как
лучше.

     "-- ...Послушайте, я вам снова и снова повторяю, вы  лучше
поверьте мне: я не отдам ее ни в какой сумасшедший дом!
     -- Это...
     -- Мне  не важно, как вы это называете! Но я должна видеть
ее все время!
     -- Тогда извините.
     -- Конечно! "Извините"! О боже! Сотня докторов, и все, что
вы мне можете сказать, это ваше идиотское..."

     Крис затянулась сигаретным дымом,  потом  нервно  затушила
бычок  и поднялась в спальню Реганы. В сумерках Крис разглядела
прямую фигуру, сидящую на стуле у кровати Реганы. "Что  он  тут
делает? -- удивилась она. -- Карл?"
     Крис  подошла ближе, но швейцарец даже не взглянул на нее,
продолжая пристально смотреть на девочку.
     Рука Карла была протянута вперед, касаясь лица Реганы. Что
у него в руке?
     Крис  приблизилась  к  кровати  и  различила   самодельный
компресс  со  льдом,  который  Карл  наспех  соорудил на кухне.
Швейцарец пытался охладить девочке лоб.
     Крис  была  тронута  и  с  удивлением  наблюдала  за  этой
картиной.  Заметив,  что  Карл не обращает на нее внимания и не
двигается, она повернулась и тихо вышла из комнаты...

     "...внешняя случайность, ведь одержимость редко  связывают
с  истерией,  поскольку  корни  синдрома  почти  всегда ведут к
самовнушению. Должно быть, ваша дочь  слышала  об  одержимости,
верила  в  нее, знала симптомы, поэтому сейчас ее подсознание и
воспроизводит синдром. Если это возможно  установить,  тогда  и
лечение надо проводить на основе самовнушения. В таких случаях,
мне  думается,  сыграло  бы на руку потрясение. Хотя, вероятно,
большинство терапевтов с этим не согласятся.
     Ну, и как я уже  говорил,  повлиять  может  любая  внешняя
случайность.  Поскольку  вы  возражаете  против  госпитализации
своей дочери, я...
     -- Говорите же, ради Бога, что "я"?
     -- Вы когда-нибудь слышали  о  ритуале  изгнания  дьявола,
миссис Макнейл?.."

     Книги в кабинете были для Крис лишь частью обстановки, она
не читала ни одной из них.
     Теперь  же  Крис  жадно  всматривалась  в названия, упорно
искала...

     "...специфический ритуал, во время  которого  раввины  или
священники  пытаются изгнать духа. В настоящее время сохранился
только у католиков. Для тех, кто считает себя  одержимым,  этот
ритуал   вполне   действенное   средство.   Обычно  этот  метод
срабатывает, здесь играет роль сила внушения. Вера  больного  в
одержимость  вызывает  синдром, и в той же мере вера в изгнание
беса  может  заставить  исчезнуть  все  признаки   одержимости.
Этот... ну вот, вы уже нахмурились. Ну, может быть, здесь будет
к   месту  рассказать  вам  об  австралийских  аборигенах.  Они
считают, что если какой-нибудь колдун  мысленно  на  расстоянии
пошлет  им  "луч  смерти", то они обязательно должны умереть. И
ведь в  самом  деле  умирают!  Ложатся  и  постепенно  умирают!
Единственное,  что иногда спасает их, это то же самое внушение:
аннулирующий луч, посланный другим колдуном!
     -- И вы хотите, чтобы я отвела ее к колдуну?
     -- Да. То есть  я  хочу  сказать,  что  ее  надо  показать
священнику.   Я   понимаю,  что  это  немного  странный  совет,
возможно, даже опасный, ведь мы не уверены в  том,  что  Регана
хоть  что-нибудь  знала раньше об одержимости, и в частности об
изгнании бесов. Как вы думаете, она могла об этом прочитать?
     -- Не думаю.
     -- Может быть, она видела это в кино? Или по телевизору?
     -- Нет.
     -- Может быть, читала Евангелие, Новый Завет?
     -- А почему вы об этом спрашиваете?
     -- Там есть упоминание об одержимых и о том,  как  Христос
изгонял бесов. Описание признаков одержимости.
     -- Нет.  Забудьте  об  этом.  Слышал  бы сейчас все это ее
отец..."

     Указательный палец Крис скользнул по корешкам книг. Ничего
нет. Ни Библии, ни Нового Завета, ни...
     Спокойствие!
     Ее взгляд вернулся к заглавию книги, стоящей в самом низу.
Это был один из томов о колдовстве, который  ей  прислала  Мэри
Джо  Пэррин.  Крис  достала  книгу и отыскала оглавление. Палец
заскользил вниз по странице.
     Вот!
     Название  главы  пульсом  отдалось  в  висках:  "Состояние
одержимости".
     Крис захлопнула книгу и прикрыла глаза. Она растерялась...
     Может быть... Может быть...
     Крис  открыла  глаза  и  медленно  побрела на кухню. Шарон
печатала на машинке. Крис показала ей книгу.
     -- Шар, ты прочитала это?
     Шарон продолжала печатать, не отрывая глаз от листа.
     -- Что именно прочитала? -- переспросила она.
     -- Книгу о колдовстве.
     -- Нет.
     -- Это ты ее отнесла в кабинет?
     -- Нет. Я вообще ее не трогала.
     -- А где Уилли?
     -- Ушла на рынок.
     Крис кивнула, что-то обдумывая. Затем поднялась в  спальню
Реганы и показала книгу Карлу.
     -- Карл, ты не ставил эту книгу в кабинет? На стеллаж?
     -- Нет, мадам.
     -- Может  быть, Уилли,-- пробормотала Крис, уставившись на
книгу. Смутные ужасные догадки начали мучить ее. Неужели  врачи
в  клинике  Бэрринджер были правы? Неужели это правда, и Регана
сама внушила себе психическое расстройство после  прочитанного?
Можно  ли  найти  здесь  описание  подобного  состояния? Что-то
специфическое, что присутствует и в поведении Реганы?
     Крис села за стол, открыла главу об одержимости  и  начала
искать:
     "Непосредственное  явление,  вытекающее  как  следствие
веры в бесов,  так  называемая  одержимость,--  состояние,  при
котором  люди считают, что их физическим и моральным поведением
руководит либо бес (наиболее часто в описываемый период),  либо
дух умершего человека. Это явление встречалось в истории во все
времена  и  по  всей территории земного шара. Его еще предстоит
объяснить. После тщательного  исследования  Траготта  Ойстраха,
впервые опубликованного в 1921 году, этот вопрос практически не
изучался.  Достижения  психиатрии  почти ничего не добавляют по
существу этого явления".
     Крис нахмурилась. После разговора с врачом у нее сложилось
другое впечатление.
     "Известно следующее: некоторые люди подвергались  таким
изменениям,  что  для окружающих они становились совсем другими
личностями. Менялись не только голос, манеры, выражение лица  и
характерные телодвижения, но и сам человек начинал чувствовать,
что  он  отличается  от своего прошлого "я", и осознавал, что у
него теперь иное имя (человеческое или  дьявольское)  и  другая
судьба..."
     Симптомы... Где же симптомы? -- нервничала Крис.
     "...В  малайском архипелаге, где одержимость до сих пор
-- обычное явление, вселившийся дух умершего  часто  заставляет
одержимого  повторять  жесты  усопшего,  подражать его голосу и
манерам до  такой  степени,  что  родственники  усопшего  часто
впадают  в истерику. Здесь можно столкнуться и с так называемой
квазиодержимостью   --   это   может    быть    либо    простое
надувательство,  либо  паранойя  или  истерия.  Проблема всегда
состояла лишь в том, как объяснить  явление,  и  самое  древнее
толкование   этому   --   вселение   духа.   Такое   толкование
подтверждали еще тем, что вселившаяся личность вела себя совсем
по-иному. В бесовской форме одержимости  "бес",  например,  мог
разговаривать на иностранном языке, неизвестном первой личности
или..."
     Вот!  Это  уже  кое-что!  Ее  бред!  Попытка воспроизвести
какой-то язык. Крис торопливо продолжала читать:
     "...или  проявление  парапсихологических  способностей,
например,  телекинеза:  перемещение предметов без использования
материальной силы..."
     Стук? Подпрыгивание кровати?
     "В случаях вселения духа умершего  происходят  и  такие
явления,    как   описанный   Ойстрахом   эпизод   с   монахом,
становившимся  во  время  приступов  одержимости  способным   и
одаренным  танцором,  хотя  до  заболевания  никогда и нигде не
танцевал.  Такие  явления  могут  быть  весьма   впечатляющими.
Психиатр  Юнг  после изучения сеансов одержимости мог дать лишь
частичное объяснение тем  явлениям,  которые  бесспорно  нельзя
симулировать..."
     Это уже звучало тревожно.

     "...И   Уильям  Джеймс,  величайший  психолог  Америки,
указывал  на  "правдоподобность"  духовного  объяснения   этого
явления,  после  того как тщательно изучил так называемое "Чудо
Вацека", девочку-подростка из Вацека в штате Иллинойс,  которую
нельзя  было  отличить от девочки по имени Мэри Рофф, умершей в
сумасшедшем доме двенадцать лет назад..."
     Крис, нахмурившись, читала и не слышала,  как  в  прихожей
раздался звонок. Она не слышала, как Шарон перестала печатать и
пошла открывать.
     "Обычно  считают,  что  демоническая  форма одержимости
восходит к истокам Христианства... На самом деле и одержимость,
и изгнание бесов появились задолго до времени  Христа.  Древние
египтяне,  а также жители древнейших цивилизаций Тигра и Ефрата
считали, что  физические  и  духовные  расстройства  вызываются
вторжением  в  организм  бесов.  Приводим  в  качестве  примера
заклинание против детских  болезней  в  Древнем  Египте:  "Уйди
прочь,  исчадье  тьмы, нос твой как крючок, а лицо наизнанку...
Ты пришел лобзать мое дитя... Ты не смеешь..."

     -- Крис?
     Увлекшись, она продолжала читать дальше:
     -- Шар, я занята.
     -- К тебе явился детектив по делу об убийстве.
     -- О боже, Шар, скажи ему... -- Крис задумалась.  --  Хотя
не надо. -- Она нахмурилась, все еще глядя в книгу. -- Не надо.
Пусть войдет. Пригласи его.
     Послышались шаги.
     Крис замерла в ожидании.
     Чего я жду?
     Детектив  вошел  вместе  с Шарон. Комкая в руках шляпу, он
сопел, почтительно склонившись немного вперед.
     -- Мне так неловко. Вы заняты, я вижу, вы  заняты.  Я  вас
побеспокоил.
     -- Ну, как ваши дела с миром?
     -- Очень плохо, очень плохо. А как ваша дочь?
     -- Никаких перемен.
     -- О,  извините,  мне ужасно неловко. -- Детектив неуклюже
топтался у стола. В глазах его проскальзывало  участие.  --  Вы
знаете, я бы вас никогда не стал беспокоить, у вас больна дочь,
это  так  неприятно.  Боже мой, когда моя Руфь болела, или нет,
нет, это была Шейла, моя младшая...
     -- Пожалуйста, присаживайтесь,-- перебила Крис.
     -- Да-да,  спасибо.  --  Киндерман  шумно  выдохнул  и   с
благодарностью уселся на стул напротив Шарон.
     Та опять принялась печатать письма.
     -- Извините,  так  на  чем вы остановились? -- возобновила
разговор Крис.
     -- Ах, да, моя дочь, у нее... ах, ну,  это  не  важно.  --
Детектив  сменил тему. -- Вы ведь заняты. А я тут лезу со своей
жизнью, хотя о ней можно было снять целый фильм. В самом  деле!
Это  просто невероятно! Если бы вы знали хоть половину из того,
что происходило в моей сумасшедшей семье! Я расскажу вам  всего
один  случай. Моя мама каждую пятницу готовила нам рыбный фарш.
Так всю неделю, понимаете, всю неделю никто  не  мог  помыться,
потому  что  моя  мамуля  запускала в ванну карпа, вот он там и
плавал себе целую неделю,  потому  что  моя  мама,  видите  ли,
считала,   что   это   очищает   его   организм   от  ядов!  Вы
приготовились? Потому что... Ах, ну ладно...  Этого  достаточно
-- Киндерман   вздохнул  и  махнул  рукой.  --  Иногда  полезно
посмеяться хотя бы для того, чтобы не расплакаться.
     Крис безразлично смотрела на детектива и ждала...
     -- Вы  читаете?  --  Киндерман  взглянула   на   книгу   о
колдовстве. -- Это нужно вам для фильма? -- поинтересовался он.
     -- Просто читаю.
     -- Нравится?
     -- Я только начала.
     -- Колдовство,--  пробормотал детектив. Вытянув голову, он
попытался прочитать название книги.
     -- В чем дело? -- рассердилась Крис.
     -- Да-да, извините. Вы заняты, я сейчас уйду.  Как  я  уже
говорил, я бы никогда не стал вас беспокоить, но тут...
     -- Что?
     Детектив стал серьезным и положил руки на стол.
     -- Понимаете, миссис Макнейл, мистер Дэннингс...
     -- Ну?
     -- Черт  побери!  --  яростно  воскликнула  Шарон и вынула
испорченное письмо из машинки. Она скомкала его  и  швырнула  в
корзину для бумаг, стоящую около Киндерма-на.
     -- О,   извините,--   осеклась   Шарон,  заметив,  что  ее
внезапная вспышка гнева перебила их разговор.
     Крис и Киндерман смотрели на нее.
     -- Вы -- мисс Фенстер? -- обратился к Шарон Киндерман.
     -- Спенсер,-- поправила Шарон и отодвинула стул, собираясь
встать и поднять листок.
     -- Не   беспокойтесь,   не   беспокойтесь,--   затараторил
Киндерман, нагибаясь и поднимая скомканный листок.
     -- Спасибо,-- поблагодарила Шарон.
     -- Ничего. Извините, вы -- секретарь?
     -- Шарон, это...
     -- Киндерман,-- напомнил детектив. -- Уильям Киндерман.
     -- Ну да. А это Шарон Спенсер.
     -- Рад  познакомиться,--  кивнул  Киндерман блондинке. Она
положила руки на машинку и с любопытством рассматривала его. --
Возможно, вы нам поможете,-- добавил детектив. -- В ночь гибели
мистера Дэннингса вы ушли в аптеку  и  оставили  его  одного  в
доме, верно?
     -- Не совсем. Оставалась еще Регана.
     -- Это моя дочь,-- пояснила Крис.
     Киндерман продолжал задавать вопросы Шарон.
     -- Он пришел повидать миссис Макнейл?
     -- Да.
     -- Он считал, что она скоро придет?
     -- Я ему сказала, что она должна вернуться очень скоро.
     -- Очень хорошо. А когда вы ушли? Вы этого не помните?
     -- Надо  подумать.  Я  смотрела новости, поэтому... Ну да,
верно. Я помню еще  разозлилась,  когда  аптекарь  заявил,  что
рассыльный мальчик уже ушел домой. Я тогда еще сказала: "Ну-ну,
а  всего-то  шесть  тридцать". Значит, Бэрк пришел через десять
или двадцать минут после моего разговора.
     -- Значит,-- подытожил детектив,-- он пришел сюда где-то в
6.45.
     -- А что все это значит? -- заволновалась Крис, чувствуя в
душе растущее напряжение.
     -- Понимаете, тут возникает вопрос,  миссис  Макнейл,--  с
хрипотцой  в голосе произнес Киндерман, поворачиваясь к ней. --
Приехать в дом, скажем, без четверти семь и  уйти  всего  через
двадцать минут...
     -- Ну  и  что?  Это  же Бэрк,-- возразила Крис. -- На неге
похоже.
     -- А похоже ли  на  мистера  Дэннингса,--  поинтересовался
Киндерман,-- посещать бары на М-стрит?
     -- Нет.
     -- Я так и думал. Я просто проверил. А имел ли он привычку
ездить  в  такси?  Обычно  он  вызывал  машину  из  дома, когда
собирался уходить?
     -- Да.
     -- Тогда приходится задуматься, зачем же он разгуливал  по
лестнице.  Удивительно  и  то,  что  в таксопарках нет записи о
заказе в тот вечер из этого дома,-- добавил Киндерман. -- Кроме
той, где зафиксировано, что  таксист  заехал  за  мисс  Спенсер
ровно в шесть сорок семь...
     -- Я  ничего  не  знаю,--  пробормотала Крис. Голос ее был
бесцветным... Она ждала...
     -- Вы же знали  об  этом!  --  крикнула  детективу  Шарон,
потрясенная его словами.
     -- Да, простите меня,-- извинился детектив. -- Однако дело
теперь приняло серьезный оборот.
     Крис часто задышала, не сводя с Киндермана глаз.
     -- В   каком  смысле?  --  пролепетала  она  неестественно
писклявым голосом.
     Детектив уперся подбородком в кулаки,  все  еще  сжимающие
скомканный листок.
     -- Судя   по   отчету   патологоанатома,  миссис  Макнейл,
вероятность случайной гибели исключена... Однако...
     -- Вы хотите сказать, что его убили? -- Крис напряглась.
     -- Положение... Я понимаю, это очень неприятно.
     -- Продолжайте.
     -- Положение его головы и определенные травмы мышц шеи...
     -- О боже! -- вскрикнула Крис.
     -- Да. Это неприятно. Извините. Мне  ужасно  неловко.  Но,
понимаете,  в  таком  состоянии  --  детали можно упустить -- в
таком состоянии тело мистера Дэннингса могло оказаться,  только
пролетев  определенное  расстояние,  ну,  скажем,  двадцать или
тридцать футов. И только потом оно  должно  было  скатиться  по
лестнице.  Так  что  вполне  вероятно,  что... Но, позвольте, я
сначала спрошу вас...
     Детектив повернулся к нахмурившейся Шарон.
     -- Когда вы ушли, мистер Дэннингс был здесь? С девочкой?
     -- Нет, он был внизу... В кабинете.
     -- Может ли ваша дочь вспомнить,-- Киндерман повернулся  к
Крис,-- был ли в тот вечер мистер Дэннингс в ее комнате?
     Была ли она когда-нибудь вообще с ним наедине?
     -- А  почему  вы  об  этом спрашиваете? Нет, я же говорила
раньше: ей дали сильное успокоительное и...
     -- Да-да, вы мне говорили,  это  верно,  я  вспомнил.  Но,
может быть, она проснулась. Ведь это возможно?
     -- Нет. И потом...
     -- Когда  мы  с вами разговаривали в прошлый раз, она тоже
спала после успокоительного?
     -- Да, она действительно спала,-- вспомнила  Крис.  --  Ну
так что?
     -- Мне показалось, что в тот день я видел ее у окна.
     -- Вы ошиблись. Киндерман пожал плечами:
     -- Может быть, может быть, я не уверен.
     -- Послушайте, почему вы все это спрашиваете? -- вымолвила
наконец Крис.
     -- Видите  ли,  есть  вероятность,  как я уже говорил, что
покойный напился до такой степени, что споткнулся  и  выпал  из
окна спальни вашей дочери.
     Крис отрицательно покачала головой:
     -- Этого  никак не могло случиться. Во-первых, окно всегда
закрыто, а во-вторых, Бэрк  был  всегда  пьяный,  но  при  этом
всегда аккуратный и осторожный. Ведь так, Шар?
     -- Так.
     -- Бэрк   даже   работал   "под  мухой".  Как  же  он  мог
споткнуться и выпасть из окна?
     -- Может быть, вы еще кого-нибудь ждали в  тот  вечер?  --
спросил Киндерман.
     -- Нет.
     -- Может  быть,  у  вас  есть  друзья, которые заходят без
звонка?
     -- Только Бэрк,-- уверила его Крис. -- А что?
     Детектив   опустил   голову   и,    нахмурившись,    начал
разглядывать смятый листок в руках.
     -- Странно...   это   так   загадочно.  Покойный  приходит
навестить вас, остается только на двадцать  минут,  уходит,  не
встретив  вас,  и  при  этом  оставляет тяжело больную девочку.
Говоря точнее, миссис Макнейл, вы исключаете, что он мог упасть
из окна. Кроме того, после падения он  не  мог  получить  такие
травмы шеи. Такое происходит в одном случае из тысячи...
     Детектив указал на книгу о колдовстве.
     -- Вы читали в этой книге про ритуальные убийства?
     Крис  отрицательно  покачала головой. Предчувствие сковало
ее.
     -- Может быть, не в этой книге,-- засомневался  Киндерман.
-- Однако  простите  меня, я упомянул об этом просто так, чтобы
вы лучше подумали. Ведь бедного Дэннингса  нашли  со  свернутой
шеей.  Именно  подобным образом совершаются ритуальные убийства
так называемыми бесами, миссис Макнейл.
     Крис побледнела.
     -- Какой-то   сумасшедший   убил   мистера    Дэннингса,--
продолжал  детектив,  пристально глядя на Крис. -- Сначала я не
говорил этого,  чтобы  не  расстраивать  вас.  И,  кроме  того,
теоретически  это  мог быть и несчастный случай. Но лично я так
не думаю. Это мое мнение. Моя догадка. Я считаю, что  его  убил
очень сильный человек. Это раз. Трещины на черепе -- это два. И
еще  разные  мелочи, о которых я говорил, допускают возможность
того факта, что покойного убили,  а  потом  столкнули  из  окна
комнаты  вашей дочери. Это могло произойти, если кто-то зашел к
вам в промежутке между уходом мисс Спенсер  и  вашим  приходом.
Поэтому я и спрашиваю еще раз: кто мог зайти?
     -- О  боже,  подождите  секунду!  -- потрясенно прошептала
Крис срывающимся голосом.
     -- Да-да, извините... Это так неприятно. Возможно, я вовсе
не прав, признаю... Но вы подумайте. Кто? Кто мог зайти?
     Крис опустила голову и,  нахмурившись,  задумалась.  Потом
взглянула на Киндермана.
     -- Нет. Не могу никого вспомнить.
     -- Может  быть,  тогда  вы,  мисс  Спенсер?  --  обратился
детектив к Шарон. -- Кто-нибудь к вам сюда приходит?
     -- О нет, никто,-- удивилась Шарон, широко раскрыв глаза.
     Крис повернулась к ней:
     -- А твой жокей знает, где ты работаешь?
     -- Жокей? -- переспросил Киндерман.
     -- Это ее друг,-- пояснила Крис.
     Шарон отрицательно покачала головой.
     -- Он никогда не приходил сюда. Кроме того, в тот вечер он
был в Бостоне. У них там какой-то съезд.
     -- Он торговец?
     -- Нет, адвокат.
     Детектив опять повернулся к Крис.
     -- А ваши слуги? У них бывают посетители?
     -- Нет. Никогда.
     -- Может  быть,  вы  ждали  в  тот   день   посылку?   Или
какой-нибудь пакет?
     -- Я об этом ничего не знаю. А что?
     -- Мистер  Дэннингс  был  --  о  мертвых плохо не говорят,
царство ему небесное,-- но, как вы выразились, "под  мухой".  В
этом  состоянии  он был, ну, скажем, вспыльчив, возможно, мог к
чему-нибудь придраться и разозлить человека,  в  данном  случае
посыльного,  который зашел для того, чтобы передать вам что-то.
Вы никого не ждали? Может быть, белье из чистки? Или что-нибудь
из магазинов? Какой-нибудь сверток?
     -- Я действительно не знаю,--  недоумевала  Крис.  --  Все
приносит Карл.
     -- Да, я понимаю.
     -- Хотите спросить его?
     Детектив  вздохнул  и откинулся на спинку стула, засовывая
руки  в  карманы  пальто.  Он  хмуро  уставился  на   книгу   о
колдовстве.
     -- Не  важно,  не  важно. Это было давно. У вас ведь очень
больна дочь, и, пожалуйста, не волнуйтесь. Очень рад был с вами
познакомиться, мисс Спенсер.
     -- Я тоже. -- Шарон слегка кивнула.
     -- Загадочно,-- покачал  головой  Киндерман.  --  Странно.
Извините меня, я потревожил вас впустую.
     -- Ничего,  я  провожу  вас  до  двери,-- предложила Крис,
думая о чем-то своем.
     -- Не беспокойтесь.
     -- Мне нетрудно.
     -- Ну, если вы настаиваете. Кстати, один шанс на  миллион,
я  понимаю,  но ваша дочь,-- может быть, вы спросите ее, видела
ли она мистера Дэннингса в своей комнате в тот вечер?
     Крис шла, сложив руки.
     -- Послушайте,  прежде  всего  у  него  не   было   причин
подниматься к ней.
     -- Я  понимаю, я все понимаю, это верно. Но ведь если бы в
свое время английские ученые не задали вопрос: "А  что  это  за
грибок?"  --  у  нас сегодня не было бы пенициллина. Не так ли?
Пожалуйста, спросите ее. Вы спросите?
     -- Когда она достаточно поправится. Да, я спрошу.
     -- Я не хотел огорчать вас... -- Они уже подошли к входной
двери,  когда  Киндерман  вдруг  замялся  и  в  нерешительности
приложил  пальцы  к  губам:  --  Вы  знаете,  мне очень неловко
просить вас, однако...
     Крис напряглась в ожидании очередного удара.  Предчувствие
опять неприятно защекотало где-то внутри.
     -- Что такое?
     -- Для  моей  дочери...  не  могли бы вы дать автограф? --
Детектив покраснел, и Крис чуть не рассмеялась от облегчения.
     -- О, конечно. Где карандаш? -- засуетилась она.
     -- Вот он! --  Киндерман  одной  рукой  вынул  из  кармана
пальто замусоленный карандашный огрызок, а другой -- из пиджака
-- визитную карточку. -- Она будет так благодарна.
     -- Как  ее  зовут?  --  спросила  Крис, прижимая визитку к
двери и приготовившись надписать ее.
     Последовало  какое-то  непонятное   замешательство.   Крис
слышала  за  спиной  только  тяжелое дыхание. Она обернулась на
детектива и заметила в его глазах смятение.
     -- Я солгал,-- выдавил он наконец. -- Это для меня.
     Киндерман уставился на визитку и покраснел.
     -- Напишите: "Уильяму".
     Крис уставилась на него  с  неожиданной  и  чуть  заметной
нежностью,   потом,  взглянув  на  обратную  сторону  карточки,
написала: "Уильям Ф. Киндерман, я люблю вас!" -- и расписалась.
     -- Вы очень милая женщина,-- заметил детектив, не глядя на
Крис, и засунул карточку в карман.
     -- А вы очень милый мужчина.
     Киндерман покраснел еще сильнее.
     -- Нет, я не милый. Я надоедаю. Не обращайте  внимания  на
то, что я здесь наговорил. Это так неприятно. Забудьте об этом.
Думайте только о вашей дочери. Только о дочери.
     Крис кивнула, и подавленное настроение опять захватило ее,
как только Киндерман вышел на крыльцо.
     -- Но вы спросите ее? -- напомнил детектив, повернувшись к
Крис.
     -- Да,-- прошептала Крис. -- Я обещаю. Я спрошу.
     -- До свидания. Будьте осторожны.
     Крис еще раз кивнула и добавила:
     -- И вы тоже.
     Она  закрыла  дверь.  И  тут  же опять открыла ее, услышав
стук.
     -- Как  неприятно.  Я  так  вам  надоел.  Я  забыл  у  вас
карандаш. -- Его лицо выражало смущение.
     Крис обнаружила у себя в руках огрызок, слабо улыбнулась и
отдала его Киндерману.
     -- И еще... -- Он колебался. -- Это бесполезно, я понимаю,
я уже  надоел,  но  все же я не усну спокойно, если буду знать,
что где-то сумасшедший или наркоман гуляет на свободе.  Как  вы
думаете,  мог  бы  я  поговорить  с мистером Энгстромом? Насчет
доставок... По поводу доставок на дом. Мне, пожалуй,  следовало
бы это сделать.
     -- Конечно, входите,-- чуть слышно проговорила Крис.
     -- Нет,  вы  заняты. Этого достаточно. Я могу поговорить с
ним здесь. Здесь хорошо.
     Он прислонился к перилам.
     -- Если  вы  так  настаиваете...  --  Крис  едва   заметно
улыбнулась. -- Он с Реганой. Я его сейчас пришлю.
     Крис  поспешно  закрыла  дверь.  Через  минуту  на крыльцо
шагнул Карл. Высокий и статный, он смотрел на Киндермана прямым
холодным взглядом.
     -- Да?
     -- Вы имеете право не отвечать мне,-- начал Киндерман, так
же прямо глядя ему в глаза. -- Если вы не  воспользуетесь  этим
правом,  то все, что вы скажете, может быть использовано против
вас на суде. У вас есть  право  переговорить  с  адвокатом  или
пригласить  адвоката на допрос. Если вы желаете иметь адвоката,
но не имеете средств,  вам  будет  назначен  адвокат  бесплатно
перед допросом. Вы поняли?
     Птицы   щебетали   в   густой  листве  деревьев,  и  гудки
автомобилей с М-стрит доносились сюда приглушенно, как жужжание
пчел на дальнем лугу. Взгляд Карла  не  изменился.  Он  коротко
бросил:
     -- Да. -- Вы отказываетесь от права молчать?
     -- Да.
     -- Вы   хотите   отказаться  и  от  права  переговорить  с
адвокатом или пригласить его на допрос?
     -- Да.
     -- Вы утверждали ранее,  что  28  апреля,  в  день  смерти
мистера Дэннингса, вы посетили кинотеатр "Крэст"?
     -- Да.
     -- В котором часу вы вошли в кинотеатр?
     -- Я не помню.
     -- Вы  утверждали,  что  ходили на шестичасовой сеанс. Это
поможет вам вспомнить?
     -- Да. На шестичасовой сеанс. Я вспомнил.
     -- Вы смотрели эту картину с самого начала?
     -- Да.
     -- И ушли после окончания фильма?
     -- Да.
     -- Не раньше?
     -- Нет, я досмотрел до конца.
     -- После  этого  вы  сели  в  транзитный   автобус   перед
кинотеатром  и  сошли  на пересечении М-стрит и Висконсин-авеню
приблизительно в 9.20 вечера?
     -- Да.
     -- И пошли домой пешком?
     -- И пошел домой пешком.
     -- И были дома примерно в 9.30?
     -- Я был дома ровно в 9.30.
     -- Вы в этом уверены?
     -- Да, я посмотрел на часы. Абсолютно уверен.
     -- Так вы досмотрели фильм до самого конца?
     -- Да, я уже сказал.
     -- Ваши  ответы   записываются   на   магнитофон,   мистер
Энгстром, и я хочу, чтобы вы были уверены в том, что говорите.
     -- Я уверен.
     -- Вы  помните  ссору  между  служащим кинотеатра и пьяным
зрителем, происшедшую за пять минут до окончания фильма?
     -- Да.
     -- Вы мне не можете назвать причину этого недоразумения?
     -- Этот мужчина напился и мешал другим.
     -- И чем все кончилось?
     -- Выставили. Его выставили из кинотеатра.
     -- А  ведь  никакой  ссоры  не  было.  А  помните  ли   вы
вынужденную  паузу  по  техническим  причинам, она продолжалась
примерно 15 минут, и фильм был прерван.
     -- Нет.
     -- Вы помните, как возмущались зрители?
     -- Нет. Никакой паузы не было.
     -- Вы уверены?
     -- Ничего не было.
     -- Было, и это записано в  журнале  киномеханика,  поэтому
фильм  кончился  в  тот  вечер  не в 8.40, а примерно в 8.55, а
значит, самый первый  автобус,  который  смог  вас  довезти  до
пересечения  М-стрит  и Висконсин-авеню, подошел не в 9.20, а в
9.45. Дома вы могли быть не ранее чем без пяти десять, а  не  в
9.30,  что подтвердила и миссис Макнейл. Теперь не смогли бы вы
объяснить это загадочное несоответствие?
     -- Нет.
     Несколько секунд детектив  молча  разглядывал  его,  потом
вздохнул и, опустив голову, выключил магнитофон, спрятанный под
подкладку пальто.
     -- Мистер  Энгстром,--  проникновенно  начал Киндерман. --
Возможно, совершено серьезное преступление. Вы под подозрением.
Мистер Дэннингс оскорблял  вас,  я  узнал  об  этом  из  других
источников.   Очевидно   и   то,   что   вы  говорили  неправду
относительно места  вашего  пребывания  в  момент  его  смерти.
Иногда  случается  --  все  мы  люди,  почему  бы и нет? -- что
женатый человек оказывается в таком месте,  о  котором  ему  не
хотелось бы упоминать. Вы заметили, я устроил все так, чтобы мы
разговаривали с вами наедине? Теперь я не записываю. Магнитофон
выключен. Вы можете доверять мне. Если уж получилось, что в тот
вечер  вы  были  не  с  женой,  а  с другой женщиной, вы можете
сказать мне об этом, я проверю  ваше  алиби,  и  вы  не  будете
больше  на  подозрении,  а  ваша  жена... она ничего не узнает.
Скажите, где вы были в тот момент, когда умер Дэннингс?
     На секунду в глубине глаз швейцарца  что-то  блеснуло,  но
тут же пропало.
     -- В кино! -- упорно настаивал на своем Карл.
     Детектив  пристально смотрел на него. В тишине было слышно
только его сиплое дыхание. Шли секунды...
     -- Вы меня арестуете? --  разорвал  наконец  тишину  Карл.
Голос его слегка дрожал.
     Детектив  не  ответил  и продолжал, не мигая, разглядывать
швейцарца. Карл собрался что-то сказать, но детектив неожиданно
спустился с крыльца и направился к полицейской машине,  засунув
руки в карманы.
     Карл  бесстрастно  и  спокойно  наблюдал за ним с крыльца.
Киндерман открыл дверцу машины, достал  пачку  салфеток,  вынул
одну  и высморкался, безразлично уставившись на реку. Потом сел
в машину и даже не оглянулся. Карл  взглянул  на  свою  руку  и
заметил, что она дрожит. Когда захлопнулась входная дверь, Крис
стояла  у  стойки  бара в кабинете и наливала водку в стакан со
льдом. Она услышала шаги. Карл  поднимался  по  лестнице.  Крис
взяла  стакан и медленно направилась в кухню, помешивая напиток
указательным пальцем. Она шла  и  ничего  вокруг  не  замечала.
Что-то  вокруг  пугающе  изменилось.  Ужас  просачивался  в  ее
сознание. Что там, за дверью? Что это?
     Не смотри!
     Крис вошла на кухню, села за стол и отхлебнула из стакана.
"Я считаю, что его убил очень сильный человек..."
     Взгляд ее упал на книгу о колдовстве.
     Что-то...
     Шаги. Это Шарон. Вернулась  из  спальни  Реганы.  Вот  она
вошла. Села за машинку. Вставила чистый лист бумаги в каретку.
     -- Что-то...
     -- Довольно-таки  неприятно,-- пробормотала Шарон, опустив
пальцы на клавиатуру и рассматривая стенограмму, лежащую рядом.
     Тишина.   Что-то   тяжелое   зависло   в   воздухе.   Крис
отсутствующе продолжала пить.
     Шарон   нарушила   тишину.  С  напряжением  в  голосе  она
произнесла:
     -- Сейчас  развелось  много  хиппи  в  районе  М-стрит   и
Висконсин.  Разные  оккультисты.  Полиция  называет  их  "адовы
собаки". Я подумала, может быть, Бэрк...
     -- О Боже, Шар! Забудь об этом, прошу тебя! --  взорвалась
Крис. -- Я должна думать сейчас только о Рэгс! Ты понимаешь?
     Шарон   повернулась   к  машинке  и  застучала  с  бешеной
скоростью. Потом резко поднялась и вышла из кухни.
     -- Я пойду погуляю,-- холодно бросила она.
     -- Ради   бога,   держись   подальше   от   М-стрит!    --
напутствовала Крис и опять уставилась на книгу.
     -- Ладно!
     -- И от Н-стрит тоже!
     Крис слышала, как открылась и закрылась входная дверь. Она
вздохнула  и почувствовала, что жалеет о том, что произошло. Но
вспышка сняла напряжение, не полностью, конечно.
     Крис попыталась сосредоточиться на книге. Она нашла место,
где остановилась, с нетерпением принялась пробегать страницу за
страницей, отыскивая описание симптомов  Реганы:  "...бесовская
одержимость...   синдром...   случай   с  8-летней  девочкой...
ненормально... четыре взрослых человека едва могли удержать..."
     Перевернув очередную страницу, Крис уставилась  на  нее  и
застыла.
     Она услышала шум. Это Уилли вернулась с продуктами.
     -- Уилли?.. Уилли?.. -- срывающимся голосом позвала Крис.
     -- Да, мадам,-- отозвалась Уилли, ставя на пол сумки.
     Не глядя на нее, Крис подняла книгу.
     -- Это ты положила книгу в кабинет, Уилли?
     Уилли  взглянула  на  книгу и кивнула, потом повернулась и
принялась разгружать сумки.
     -- Уилли, где ты ее нашла?
     -- Наверху, в спальне,-- ответила Уилли.
     Она засовывала в холодильник бекон.
     -- Когда ты ее там нашла? -- продолжала допытываться Крис,
не отрывая взгляда от страниц.
     -- После того как все уехали в больницу,  мадам,  когда  я
пылесосила в спальне Реганы.
     -- Ты уверена?
     -- Уверена, мадам.
     Крис  застыла. Взгляд ее замер, дыхание остановилось. В ее
памяти болезненно четко вспыхнула картина  того  вечера,  когда
умер  Дэннингс.  Она  ясно  вспомнила  открытое  окно в спальне
Реганы. Что-то совсем знакомое шевельнулось в ее  мозгу,  когда
она  взглянула на первую страницу книги. По всей длине страницы
была аккуратно оторвана тоненькая полоска бумаги.
     Крис дернулась, услышав наверху  в  спальне  Реганы  звуки
возни.
     Стук,  очень  частый, с мощнейшим резонансом, будто кто-то
кувалдой молотил в комнатах!
     Истошный крик Реганы, ее испуганный, умоляющий голос!
     Карл! Это Карл что-то со злостью кричит Регане.
     Крис выскочила из кухни.
     О Бог мой, что там происходит?
     Обезумев,  она  бросилась  к  лестнице  в  спальню.   Крис
услышала  удар.  Кто-то  споткнулся,  кто-то рухнул на пол, как
тяжелый мешок.
     Раздался крик Реганы:
     -- Нет! Нет! Прошу тебя, нет!  --  и  потом  жуткий  голос
Карла. Нет-нет, это не Карл! Там кто-то еще!
     Крис  пролетела через холл, задыхаясь, ворвалась в спальню
и замерла в ужасе. Невероятные удары сотрясали стены. Карл  без
сознания   лежал   около  письменного  стола.  Девочка  волчком
вертелась на кровати, а  кровать  подпрыгивала  и  тряслась.  В
руках  Регана  сжимала белое костяное распятие и направляла его
во влагалище, с ужасом уставившись на  крест.  Ее  глаза  почти
вылезли  из  орбит от страха, все лицо было перепачкано кровью,
сочащейся из носа, трубка для питания валялась рядом.
     -- Я прошу тебя! Нет! Ну, пожалуйста! -- кричала  девочка,
а  руки  все ближе придвигали крест. Казалось, она изо всех сил
пытается оттолкнуть распятие, но не может.
     -- Ты сделаешь  то,  что  я  говорю,  мерзавка!  Ты
сделаешь это!
     Ужасный  бас,  эти  жуткие  слова  шли от Реганы, голос ее
вдруг стал низким  и  грубым,  свирепыми  яростным,  и  в  одно
мгновение  выражение  ее лица изменилось, превратившись в дикую
бесовскую маску, виденную Крис на сеансе гипноза. И теперь лицо
и голос менялись  с  невероятной  скоростью.  Оглушенная,  Крис
продолжала смотреть.
     -- Нет!
     -- Ты сделаешь это!
     -- Прошу тебя!
     -- Ты сделаешь это, или я убью тебя!
     -- Прошу тебя!
     Глаза  Реганы раскрылись еще шире, она невидяще уставилась
перед собой, отступив перед  какой-то  страшной  неизбежностью,
открыла рот и закричала с неистовым отчаянием. Потом черты беса
опять проявились на лице Реганы, комната наполнилась зловонием,
и  стало  очень  холодно, казалось, что этот холод шел от стен.
Удары прекратились, и  пронзительный  крик  девочки  перешел  в
грудной,  захлебывающийся  злобный  крик  ликующего победителя.
Регана ткнула распятие во влагалище и яростно начала  глубже  и
глубже  вонзать его, при этом она свирепо приговаривала все тем
же низким, оглушительным басом:
     -- Теперь ты моя, ты моя, вонючая скотина!
     Крис не могла пошевелиться, а Регана яростно бросилась  на
мать.  Лицо ее изменилось до неузнаваемости, она вытянула руку,
схватила Крис за волосы и дернула вниз.
     -- А-а-а! Мамаша маленькой хрюшки! --  пророкотал  тот  же
низкий  голос.  -- А-а-а-а! -- Затем рука, вцепившаяся в голову
Крис, дернулась вверх, а другая сильно ударила ее в грудь. Крис
отлетела от кровати и стукнулась  головой  о  стену,  а  Регана
продолжала злобно хохотать.
     Крис  в полуобморочном состоянии лежала на полу, перед ней
мелькали какие-то лица,  раздавались  непонятные  звуки.  Перед
глазами  вертелось  что-то  бесформенное,  расплывчатое, в ушах
шумело и свистело. Крис пыталась встать, но  это  ей  никак  не
удавалось.  Она  посмотрела  на  заляпанную  кровью кровать, на
дочь, лежащую к ней спиной, и поползла мимо  Карла  к  кровати.
Вдруг  Крис  съежилась  и  подалась  назад. Она разглядела, как
голова   дочери   начала   медленно    поворачиваться    вокруг
неподвижного   туловища,  все  круче  и  круче,  пока  Крис  не
показалось, что голова повернулась на 180А
     -- Ты  знаешь,  что  она  сделала,  твоя  трахнутая
девка? -- захихикал знакомый голос.
     Крис  взглянула  на  это  безумное  ухмыляющееся  лицо, на
пересохшие растрескавшиеся губы,  на  лисьи  глаза  и  потеряла
сознание.







     Крис  ожидала  его, стоя на набережной около Кей-Бридж. На
дороге то  и  дело  скапливались  машины,  водители,  спешившие
домой,   сигналили   в   образовавшихся   заторах  с  будничным
безразличием.
     Она нервно стряхнула  пепел  с  сигареты  и  взглянула  на
дорогу,  ведущую  к  мосту  из  города. Кто-то торопливо шел по
тротуару. Крис разглядела брюки цвета хаки и синий свитер. Нет,
это не священник.
     Краем глаза она увидела, как  человек  в  свитере  положил
руку на парапет, и резко обернулась.
     -- Двигай дальше, развалина,-- жестко сказала Крис, бросая
сигарету в воду,-- или, клянусь Богом, я сейчас позову полицию.
     -- Мисс Макнейл? Я отец Каррас.
     Она   вздрогнула,   покраснела   и   повернулась  к  нему.
Шероховатое, морщинистое лицо.
     -- О Боже мой! Я... Боже!
     Нервничая, она сняла темные очки и тут же снова надела их,
встретив взгляд ясных и грустных глаз.
     -- Мне надо было предупредить вас, что я  буду  в  обычной
одежде. Извините.
     Голос звучал успокаивающе, он словно снимал все волнения и
тревоги.  Отец Каррас аккуратно сложил свои огромные и вместе с
тем такие чувствительные руки на груди. Крис  поймала  себя  на
том, что не может оторвать глаз от этих рук.
     -- Я  думал,  что  так  будет  менее  заметно,-- продолжал
священник. -- Ведь вы, кажется, хотели, чтобы  все  осталось  в
тайне?
     -- Мне  нужно  было  лучше  позаботиться  о  том, чтобы не
выглядеть такой дурой,-- ответила Крис, роясь в сумочке.  --  Я
думала, что вы...
     -- Простой человек? -- вставил он с улыбкой.
     -- Я поняла это сразу, когда увидела вас в университете,--
теперь она начала обыскивать карманы своего костюма. -- Поэтому
и позвонила   вам.  Да,  вы  производите  впечатление  простого
человека. -- Крис взглянула на него и  увидела,  что  священник
пристально  смотрит  на ее руки. -- У вас не найдется сигареты,
святой отец?
     -- Ничего, что без фильтра?
     -- Сейчас я выкурю любую солому.
     -- Мои доходы таковы, что я часто так и поступаю.
     -- Обет нищеты,-- пробормотала  она,  вынимая  сигарету  и
улыбаясь через силу.
     -- Обет  нищеты  иногда  приносит  пользу,-- возразил отец
Каррас, отыскивая спички.
     -- Как, например?
     -- Делает солому вкуснее. -- Слегка улыбаясь, он  смотрел,
как  в руке у Крис дергалась сигарета, затем решительно взял ее
и прикурил, пряча спичку в ладонях. Потом вернул сигарету  Крис
и сказал: -- Машины поднимают такой ветер, что прикурить просто
невозможно.
     -- Спасибо,  святой  отец.  --  Крис  посмотрела на него с
благодарностью. -- Откуда вы родом, отец Каррас?
     -- Из Нью-Йорка.
     -- Я тоже. Но тем не менее никогда бы туда не вернулась. А
вы?
     -- И я.-- Каррас проглотил комок, подкативший к  горлу,  и
попытался улыбнуться. -- Но не мне принимать подобные решения.
     -- Ну  да,  какая  же  я глупая. Вы же священник. Вы едете
туда, куда вас направят.
     -- Да.
     -- А  как  случилось,  что  вы  из   психиатра   сделались
священником? -- спросила Крис.
     Отцу  Каррасу не терпелось побыстрее вникнуть в суть дела,
но  в  то  же  время  он  понимал,  что  нельзя  торопиться   с
расспросами. Крис сама должна выйти на нужный разговор.
     -- Тут как раз наоборот,-- поправил он. -- Общество...
     -- Какое общество?
     -- Общество Христа. Или, по-другому, иезуиты...
     -- А, понимаю.
     -- Общество   направило  меня  в  университет  учиться  на
психиатра.
     -- Куда?
     -- В Гарвард, к Джону Хопкинсу.
     Каррас вдруг поймал себя на мысли,  что  хочет  произвести
впечатление  на Крис. "Почему?" -- удивленно подумал он, но тут
же нашел ответ, вспомнив  дешевые  галерки  в  восточной  части
города и трущобы, где пролетело его детство. Маленький Джимми и
кинозвезда.
     -- Неплохо,-- кивнула она.
     Маленький Джимми достиг цели.
     -- Мы не даем обета моральной нищеты.
     Крис  почувствовала  легкое  раздражение и, пожав плечами,
перевела взгляд на реку.
     -- Видите ли, я вас не знаю, и... -- Глубоко  затянувшись,
она  выдохнула дым и потушила окурок о парапет. -- Вы ведь друг
отца Дайера?
     -- Да, я его друг.
     -- И довольно близкий?
     -- Достаточно близкий.
     -- Он рассказывал вам о вечеринке?
     -- В вашем доме?
     -- Да. Он вам говорил что-нибудь о моей дочери?
     -- Нет, я и не знал, что у вас есть дочь.
     -- Ей двенадцать лет. Он вам не рассказывал про нее?
     -- Нет.
     -- И не рассказывал, что она сделала?
     -- Он вообще не упоминал о ней.
     -- Похоже, священники умеют молчать.
     -- Когда как,-- ответил Каррас.
     -- А от чего это зависит?
     -- От священника.
     В  глубине  его  сознания   вдруг   мелькнула   мысль   об
извращенности  некоторых  женщин,  страстно  желающих под любым
предлогом завлечь и совратить именно священника.
     -- Я  хотела  сказать,  что  наш  разговор  смахивает   на
исповедь. Вам ведь запрещено разглашать тайну исповеди, верно?
     -- Да, это так.
     -- А то, что не относится к исповеди? -- спросила Крис. --
Я хочу  сказать,  что  если...  --  Ее  руки  дрожали.  --  Мне
интересно... Я... Мне, правда, очень хочется узнать. Что,  если
какой-то  человек,  скажем,  убийца,  или  что-то  в этом роде,
понимаете? Если он обратится к вам за помощью, вы его выдадите?
     Пыталась ли она что-то выведать у него или  же  ей  просто
хотелось рассеять свои сомнения?
     -- Если  он  придет  ко мне за духовной помощью, то нет,--
ответил Каррас.
     -- Вы бы его не выдали?
     -- Нет, но я бы попытался убедить его в том, что он должен
сознаться сам.
     -- А как вы изгоняете бесов?
     -- Не понял.
     -- Если человек одержим,  то  как  вы  изгоняете  из  него
бесов?
     -- Для  начала,  думаю,  надо  посадить  этого  человека в
машину времени и доставить в XVI век.
     -- Что вы хотите этим сказать? Я вас не понимаю.
     -- Видите  ли,  мисс  Макнейл,  это  явление   больше   не
встречается.
     -- С каких пор?
     -- С   тех   пор,   как  мир  узнал  о  таких  психических
заболеваниях, как паранойя, или раздвоение личности,  и  других
патологических  отклонениях,  которые  я  изучал  в Гарвардском
университете.
     -- Вы шутите?
     Крис смутилась. Голос ее дрожал, и Каррас в душе проклинал
себя за болтливость. "Что это на меня нашло?"  --  удивился  он
про себя, а вслух продолжил:
     -- Многие  образованные  католики,  мисс Макнейл, не верят
больше в дьявола, а что касается одержимости, то  с  того  дня,
как  я  стал  иезуитом,  я  не  встречал  ни одного священника,
который бы изгонял бесов. Ни одного.
     -- Я  начинаю  сомневаться  в  том,  что  вы  священник,--
промолвила  Крис с ноткой горького разочарования в голосе. -- А
как же библейские  рассказы  о  Христе,  изгоняющем  всех  этих
бесов?
     -- Видите  ли,  если  бы  Христос  назвал одержимых просто
шизофрениками, что, как я полагаю, было истиной, его распяли бы
на три года раньше.
     -- В самом деле? -- Крис взялась за очки, пытаясь сдержать
себя. -- Дело в том, отец Каррас, что один  очень  близкий  мне
человек,  возможно,  одержим,  и  ему  нужна помощь. Вы сможете
провести изгнание бесов?
     Все вокруг показалось вдруг Каррасу нереальным: и мост,  и
кафе, и автомобили, и кинозвезда Крис Макнейл.
     Он  уставился  на  нее,  размышляя,  как лучше ответить, и
уловил мучительный страх и  отчаяние  в  покрасневших  от  слез
глазах.
     -- Отец  Каррас,  это  моя дочь,-- прошептала Крис. -- Моя
дочь!
     -- Тогда тем более нужно забыть об изгнании...
     -- Но почему? О Боже, я  не  понимаю!  --  надрывно
вскрикнула Крис.
     Каррас взял ее за руку.
     -- Прежде всего это может только ухудшить дело.
     -- Как?
     -- Ритуал  изгнания  бесов целиком основан на внушении. Он
может вызвать одержимость там, где ее не было, или укрепить  ее
там,  где она уже зародилась. Кроме того, мисс Макнейл, прежде,
чем церковь даст разрешение на такой ритуал, ей нужно  провести
расследование,  чтобы  убедиться в правомерности вашей просьбы.
На это нужно время. Между тем ваша...
     -- А вы не можете провести изгнание? --  взмолилась  Крис.
Ее нижняя губа дрожала, в глазах стояли слезы.
     -- Послушайте  меня.  Право  изгонять  бесов  имеет каждый
священник, но  ему  необходимо  разрешение  церкви,  и,  честно
говоря, это разрешение дается очень редко, поэтому...
     -- Но вы хотя бы гляньте на нее!
     -- Конечно, как психиатр, я мог бы, но...
     -- Ей нужен священник!-- яростно вскричала Крис. --
Я уже  показывала  ее  всем  этим  идиотским  психиатрам, и они
послали меня к  вам.  Теперь  вы  посылаете  опять  к
ним!
     -- Но ваша...
     -- Господи  Иисусе, неужели мне никто не поможет?--
этот отчаянный вопль переполошил птиц, которые  откликнулись  с
берегов  взбудораженным  криком.  -- О Боже, помогите мне, хоть
кто-нибудь! -- разрыдалась  Крис  и  прижалась  к  Каррасу.  --
Пожалуйста,  помогите  мне!  Помогите!  Прошу  вас! Пожалуйста!
Помогите...
     Священник заглянул ей в глаза и положил свои крупные  руки
на   голову  Крис.  Пассажиры,  попавшие  в  затор,  равнодушно
наблюдали за ними из окон автомобилей.
     -- Конечно, конечно,-- прошептал Каррас,  похлопывая  Крис
по плечу. Он пытался успокоить и взбодрить ее, прервать женскую
истерику.
     Дочь? Да ей самой нужна помощь психиатра.
     -- Хорошо, я осмотрю ее,-- сказал священник. -- Осмотрю.
     Они  молча  подошли  к  дому.  Карраса  угнетало  ощущение
нереальности происходящего, к тому же в голове вертелись  мысли
о  завтрашней  лекции  в  университете.  Надо  было подготовить
кое-какие заметки. Каррас понял, что не успеет  к  обеду.  Было
без десяти шесть. Крис открыла дверь и повернулась к нему.
     -- Святой отец... может быть, вам лучше надеть сутану?
     -- Слишком  опасно,--  ответил  он и почувствовал какую-то
леденящую, гнетущую тревогу. Острыми осколками льда она вошла в
его тело, сконцентрировалась и поползла вверх, замерев в горле.
     -- Отец Каррас?
     Он поднял глаза. Крис вошла в дом и придерживала дверь.
     Какую-то долю секунды священник стоял не шевелясь, а потом
решительно  вошел  в  прихожую,  испытывая  при  этом  странное
чувство обреченности.
     Он  услышал  звуки возни, доносившиеся сверху. Хриплый бас
кому-то угрожал,  посылая  всевозможные  проклятия  с  яростной
ненавистью.
     Крис   стала   подниматься   на  верхний  этаж.  Священник
последовал за ней в спальню Реганы. Карл стоял напротив  двери,
прислонившись  к  стене. Руки его были сложены, голова опущена.
Он медленно поднял голову и посмотрел на Крис. Каррас уловил  в
его взгляде страх и смятение. Бас громыхал где-то совсем рядом.
Он  был  таким  громким,  что  казалось,  в  комнате установлен
электронный усилитель.
     -- Оно  пытается  вырваться  из   смирительных   ремней,--
вымолвил Карл слабеющим от ужаса голосом.
     -- Я сейчас вернусь, святой отец,-- пробормотала Крис.
     Каррас  наблюдал,  как  она шла через зал к своей спальне.
Потом взглянул на Карла.
     -- Вы священник? -- спросил Карл.
     Каррас кивнул. В этот момент  из  комнаты  послышался  рев
какого-то животного, похожий на мычание вола.
     Кто-то тронул его за руку.
     -- Это  она,--  выдохнула  Крис.  -- Регана. -- И дала ему
фотографию. -- Эта фотография была сделана четыре месяца назад.
-- Она взяла карточку и кивнула в сторону спальни. -- А  теперь
идите и посмотрите, что с ней стало. А я подожду здесь.
     -- Кто с ней?-- спросил Каррас.
     -- Никого.
     Он   выдержал   ее  пристальный  взгляд  и,  нахмурившись,
повернулся к спальне. Как только  он  взялся  за  ручку  двери,
звуки,  доносившиеся  оттуда,  резко  оборвались. В напряженной
тишине Каррас медленно  вошел  в  комнату  и  чуть  не  вылетел
обратно, ощутив резкое зловоние.
     Быстро  придя  в  себя,  он  закрыл  за собой дверь. И тут
взгляд  священника  упал  на  существо,  которое  прежде   было
Реганой.  Оно полулежало на кровати, подпертое подушкой. Широко
открытые проницательные глаза сверкали безумным  лукавством.  С
интересом  и  злобой они уставились на Карраса. Лицо напоминало
страшную маску. Каррас перевел взгляд на спутанные, свалявшиеся
волосы, на исхудалые руки и ноги, на  раздутый  живот  и  потом
снова на глаза: они наблюдали за ним, буравили его насквозь.
     -- Привет,  Регана,--  как ни в чем не бывало поздоровался
священник. -- Я друг твоей матери.  Она  мне  сказала,  что  ты
неважно  себя  чувствуешь. Сможешь рассказать, что произошло? Я
хочу помочь тебе.
     Немигающие глаза яростно  блеснули,  и  на  подбородок  из
уголков  рта поползла желтоватая слюна. Потом губы напряглись и
выгнулись в злобную насмешливую улыбку.
     -- Ну-ну,--  злорадно  прохрипела  Регана,  и  у   Карраса
побежали  мурашки  по  всему  телу  от этого невероятно низкого
баса, полного угрозы и силы. -- Итак, это  ты...  они  прислали
тебя! Ну тебя-то нам нечего бояться.
     -- Да, это верно. Я твой друг. Я бы хотел помочь тебе.
     -- Тогда   ослабь  ремни,--  загремел  голос  Реганы.  Она
попыталась поднять руки, и только теперь  Каррас  заметил,  что
они были стянуты двойными смирительными ремнями.
     -- Они тебе мешают?
     -- Чрезвычайно.    Они    создают    крайнее   неудобство.
Адское неудобство. -- В ее глазах блеснул тайный азарт.
     Каррас заметил следы царапин  на  лице  и  раны  на  губах
девочки. Наверное, она кусала их.
     -- Боюсь, что ты можешь сделать себе больно, Регана.
     -- Я   не  Регана,--  басом  откликнулся  голос.  На  лице
оставалась  все  та  же  злобная  усмешка,  и   Каррасу   вдруг
показалось,  что  таким  оно  было  всегда.  Как  нелепо это
выглядит со стороны.
     -- Да, я понимаю. Тогда, наверное, нам надо познакомиться.
Я -- Дэмьен Каррас. А ты кто?
     -- А я-- дьявол.
     -- Ага,  хорошо,  очень  хорошо,--   одобрительно   кивнул
Каррас. -- Теперь мы можем поговорить.
     -- Поболтаем немного?
     -- Если хочешь.
     -- Это  так приятно для души. Однако ты скоро поймешь, что
я не могу свободно разговаривать, пока  на  мне  эти  ремни.  Я
привык  жестикулировать.  Как  тебе  известно,  я  провел много
времени в Риме, дорогой Каррас. Будь так добр, развяжи ремни!
     Какая точность мыслей и выражений!
     -- Так ты говоришь, что ты дьявол? -- спросил Каррас.
     -- Уверяю тебя.
     -- Тогда почему ты не  можешь  сделать  так,  чтобы  ремни
исчезли?
     -- Это  слишком  примитивное проявление моей силы, Каррас.
Слишком грубое. В конце концов, я же король! --  Смех.  --  Для
меня  предпочтительней  убеждение.  Я  люблю,  чтобы в мои дела
кто-нибудь вмешивался и  помогал  мне.  Если  я  сам  расслаблю
ремни, мой друг, я лишу тебя возможности совершить благодеяние.
     -- Но   ведь   благодеяние,--   возразил   Каррас,--   это
добродетель, и именно то, что дьявол должен предотвращать,  так
что  я  помогу  тебе,  если не буду снимать ремни. При условии,
конечно,-- он пожал плечами,-- что ты  на  самом  деле  дьявол.
Если же нет, то я, пожалуй, сниму их.
     -- Ну  ты  лиса, Каррас. Если бы любезный Ирод был с нами,
он гордился бы тобой.
     -- Какой Ирод? -- прищурившись, спросил Каррас. -- Их было
двое. Ты говоришь о короле Иудеи?
     -- Об Ироде из  Галилеи!  --  с  ненавистью  и  презрением
выкрикнула она и улыбнулась, продолжая тем же зловещим голосом:
-- Ну  вот,  видишь,  как  меня расстроили эти проклятые ремни.
Развяжи их. Развяжи, и я сообщу тебе твое будущее.
     -- Очень соблазнительно.
     -- Это я умею.
     -- А как я узнаю, что ты действительно видишь будущее?
     -- Я же дьявол.
     -- Да, ты так говоришь, а вот доказательств не даешь.
     -- В тебе нет веры.
     Каррас застыл:
     -- Веры в кого?
     -- В  меня,  дорогой   Каррас,   в   меня!--
Маленькое  пламя  заплясало  в злобных и насмешливых глазах. --
Доказательства -- это так расплывчато!
     -- Мне подошло бы что-нибудь  очень  простое,--  продолжал
Каррас. -- Ну, например... дьявол ведь знает все, верно?
     -- Не  совсем:  почти  все,  Каррас, почти. Ты меня
понимаешь? Люди говорят, что я зазнаюсь. Это не так. К чему  же
ты клонишь, лиса?
     -- Я думаю, что мы сможем проверить твои знания.
     -- Ах да, конечно! Самое большое южноамериканское озеро,--
насмешливо  произнесла  Регана,--  озеро  Титикака  в Перу! Это
подойдет?
     -- Нет, мне нужно от тебя только то, что  известно  одному
дьяволу. Например, где Регана? Ты знаешь это?
     -- Она здесь.
     -- Где "здесь"?
     -- В свинье.
     -- Дай мне взглянуть на нее.
     -- Зачем?
     -- Я должен быть убежден, что ты говоришь правду.
     -- Ты  хочешь  поразвлекаться  с  ней?  Ослабь  ремни  и я
разрешу тебе это сделать.
     -- Я хочу видеть ее.
     -- Она ничего из себя не представляет как собеседница, мой
друг. Я бы посоветовал тебе остановить свой выбор на мне.
     -- Ну вот, теперь мне ясно, что ты не знаешь, где она.  --
Каррас пожал плечами. -- Очевидно, ты не дьявол.
     -- Я--   дьявол!--  неожиданно  взревела  Регана  и
дернулась вперед. Лицо ее исказилось от злобы. Каррас вздрогнул
от  этого  низкого  громыхающего  голоса,  сотрясшего  стены  в
комнате. -- Я-- дьявол!
     -- Ладно,  ладно,  так  дай  же мне взглянуть на Регану,--
попросил Каррас. -- Это и будет доказательством.
     -- Я докажу  тебе!  Я  отгадаю  твои  мысли!  --  вскипело
существо. -- Задумай число от одного до десяти!
     -- Нет,  это  мне  ничего  не  докажет.  Мне  нужно видеть
девочку.
     Неожиданно Регана засмеялась и откинулась на подушку.
     -- Нет, тебе никто ничего не сможет  доказать,  Каррас.  И
это  прекрасно.  В самом деле, это прекрасно! А мы тем временем
постараемся развлечь тебя на  славу.  В  конце  концов  нам  бы
сейчас очень не хотелось потерять тебя.
     -- Кому это "нам"? -- заинтересовался Каррас.
     -- Мы    --    маленькая   симпатичная   компания   внутри
поросенка,-- кивнула Регана. -- Да-да,  великолепное  маленькое
общество.   Позднее,   возможно,  я  тебя  кое  с  кем  из  нас
познакомлю. А пока у меня мучительно чешется в одном месте,  до
которого  я не могу достать. Ты не мог бы на минуточку ослабить
ремень, Каррас?
     -- Нет. Скажи мне, где у тебя чешется, и я почешу.
     -- Ах, как хитро! Как хитро!
     -- Покажи мне Регану, тогда я, возможно,  и  развяжу  один
ремень,-- предложил Каррас. -- Если...
     И  вдруг  он  замер.  Дэмьен  понял,  что смотрит в глаза,
переполненные ужасом; на губах девочки застыл беззвучный вопль.
     В ту же секунду облик Реганы исчез, и  черты  лица  быстро
изменились, превратившись опять в жуткую маску.
     -- Ну,  так  снимешь  эти  ремни? -- спросил бас с сильным
британским акцентом.
     -- Помогите старому дьяцку, отця! Позалейте!  --  Существо
вдруг  перешло  на гаденький скрипучий голос, а потом с хохотом
откинулось назад.
     Каррас сидел неподвижно.  Внезапно  он  почувствовал,  как
будто  к  его  шее  прикоснулись  чьи-то  холодные руки. Регана
перестала смеяться и сверлила его взглядом.
     -- Кстати, твоя мать здесь, с нами, Каррас. Ты  ничего  не
хочешь ей передать? Я бы мог это сделать.
     Побледнев,    Каррас    уставился   на   кровать.   Регана
торжествующе засмеялась.
     -- Если   это   правда,--   ровным   голосом    проговорил
священник,-- тогда ты должен знать имя моей матери. Назови его.
     Регана  зашипела на него, глаза ее безумно заблестели, шея
по-змеиному изогнулась.
     -- Так назови его.
     Регана взревела, и этот вопль, прорвавшись  через  ставни,
заставил задрожать стекла огромного окна. Глаза ее закатились.
     Некоторое время Каррас наблюдал за Реганой, потом вышел из
комнаты.
     Крис  быстро  отошла  от  стены,  вопросительно  глядя  на
иезуита.
     -- Вы держите ее на транквилизаторах? -- спросил Каррас.
     -- Да. На либриуме.
     -- Какая дозировка?
     -- Сегодня ей ввели 400 миллиграммов, святой отец.
     -- Четыреста?
     -- Да, иначе нам не удалось бы надеть на нее эти ремни. Мы
с трудом все вместе...
     -- Вы дали ей 400 миллиграммов за один раз?
     -- Ну да. Регана такая сильная, вы не поверите.
     -- Она получает питание?
     -- Нет, святой отец. Только сустаген во время сна. Но  она
выдернула трубку.
     -- Выдернула?
     -- Сегодня.
     Каррас забеспокоился и серьезно произнес:
     -- Она должна быть в больнице.
     -- Я   не   могу  этого  сделать,--  безжизненным  голосом
ответила Крис.
     -- Почему?
     -- Просто не могу! -- повторила она. -- Нельзя  допустить,
чтобы  еще  кто-то  был  в этом замешан. Она... -- Крис глубоко
вздохнула. Потом медленно  выдохнула  воздух.  --  Она  кое-что
сделала,  святой  отец. Я не могу рисковать. Никто не должен об
этом знать.  Ни  врач...  ни  сиделка.  --  Крис  взглянула  на
Карраса. -- Ни одна душа.
     Нахмурившись,   священник   выключил  воду.  Что,  если
человек, скажем, преступник... Он опустил голову.
     -- Кто дает ей сустаген? Либриум? Другие лекарства?
     -- Мы сами. Доктор показал нам, как это делается.
     -- Но вам будут необходимы рецепты.
     -- Кое-чем вы смогли бы  нам  помочь,  святой  отец,  ведь
верно?
     Каррас  повернулся к Крис, встретил ее запуганный взгляд и
прочел в нем какой-то необъяснимый, тайный ужас.
     -- Святой отец, на что это похоже? -- спросила Крис. -- Вы
думаете, что она одержима?
     -- А вы?
     -- Я не знаю. Я считала вас специалистом.
     -- Что вы знаете об одержимости?
     -- Только то, что прочитала. И еще то рассказали врачи.
     -- Какие врачи?
     -- В больнице Бэрринджер.
     -- Вы католичка?
     -- Нет.
     -- А ваша дочь?
     -- Нет.
     -- А какой религии вы придерживаетесь?
     -- Никакой, но я...
     -- Зачем же вы тогда пришли ко мне? Кто вам посоветовал?
     -- Я  пришла,  потому  что  мне  некуда  больше  идти!  --
крикнула Крис взволнованно. -- Никто мне не советовал!
     -- Вы  говорили,  что  вам  посоветовали обратиться ко мне
психиатры.
     -- Я уже не знаю, что говорила. Я почти потеряла рассудок!
     -- Послушайте, для меня важно только  одно:  помочь  вашей
дочери.  Но я должен предупредить вас: если вы рассчитываете на
ритуал изгнания, как на какое-нибудь  лечение  потрясением  или
внушением,  то церковь не даст своего разрешения, и вы упустите
драгоценное время, мисс Макнейл.
     Каррас вцепился в вешалку, чтобы успокоить дрожь в  руках.
В чем дело? Что случилось?
     -- Между прочим, я миссис Макнейл,-- сухо отрезала Крис.
     Каррас опустил голову и попытался говорить мягче.
     -- Видите  ли,  для  меня  не  важно,  что  это -- бес или
психическое расстройство. Я сделаю все, чтобы  помочь  девочке.
Но  мне  нужно  знать  правду.  Пока  что я только пробираюсь в
темноте. Почему бы нам не спуститься вниз,  где  мы  смогли  бы
поговорить?  --  Он повернулся к Крис и ободряюще улыбнулся ей.
-- Я бы выпил чашку кофе.
     -- А я бы выпила что-нибудь покрепче.
     Они устроились в кабинете. Каррас сел в кресло у камина, а
Крис -- на диван. Она  рассказала  священнику  историю  болезни
Реганы, аккуратно опуская все, что касалось Дэннингса.
     Каррас  слушал,  лишь  изредка  перебивая ее, чтобы задать
вопрос. Он кивал головой и время от времени хмурился.
     Крис призналась, что вначале действительно считала,  будто
изгнание может подействовать как потрясение.
     -- А  теперь  я  и  сама  не знаю,-- засомневалась она. Ее
веснушчатые руки нервно вцепились в  колени.  --  Я  просто  не
знаю.  --  Крис взглянула на задумавшегося священника. -- А что
вы думаете, святой отец?
     -- Вынужденное поведение, вызванное чувством какой-то вины
и, возможно, основанное на раздвоении личности.
     -- Святой отец, мне уже говорили о подобной чепухе! Как же
вы можете предполагать это после виденного?!
     -- Если   бы   вы   наблюдали    столько    пациентов    в
психиатрических  больницах, сколько я, вы утверждали бы это так
же легко,-- убедительно  возразил  Каррас.  --  Пойдем  дальше.
Одержимость  бесами  --  ладно.  Давайте  представим,  что  это
возможно и иногда случается. Но ведь ваша дочь не говорит,  что
она   бес,   а  уверяет,  что  она  сам  дьявол,  а  это
равносильно тому, как если бы она утверждала, что она Наполеон!
Понимаете?
     -- Тогда объясните стук и все прочее.
     -- Но я не слышал стука.
     -- Его слышали в больнице, святой отец, это было не только
здесь, в доме.
     -- Возможно, но, чтобы объяснить его, вовсе не обязательно
привлекать сюда чертей.
     -- А что же? -- потребовала Крис.
     -- Психокинез.
     -- Что?
     -- Вы слышали о том, что происходит на сеансах спиритизма,
не правда ли?
     -- Когда  призраки  и  души  швыряются  вещами  и  двигают
блюдечко?
     Каррас кивнул.
     -- Это  встречается  не так уж редко и обычно получается у
эмоционально неуравновешенных подростков. Очевидно, невероятное
внутреннее  напряжение  будит  невидимую  энергию,  которая   и
передвигает   предметы   на   расстоянии.  В  этом  нет  ничего
сверхъестественного. То же можно сказать и о чрезвычайной  силе
Реганы.  Назовите это "разум, преобладающий над материей", если
хотите.
     -- Лучше я назову это кошмаром.
     -- Ну, в любом случае подобное  встречается  за  пределами
одержимости.
     -- Черт  возьми,  это прекрасно,-- тихо пробормотала Крис.
-- Вот мы сидим здесь: я атеистка, а вы священник и...
     -- Лучшее  объяснение   любому   явлению,--   перебил   ее
Каррас,--  всегда  то,  что  проще других и включает в себя все
факты.
     -- Может  быть,   я   глупа,--   парировала   Крис,--   но
объяснение,   будто   "что-то   непонятное   в  чьей-то  голове
подбрасывает блюдце к потолку", мне тоже ничего  не  дает!  Так
что же это? Можете вы объяснить, ради всех святых?
     Каррас задумался и откинулся на спинку кресла.
     -- У Реганы низкий голос? -- поинтересовался он.
     -- Нет, я бы даже сказала -- очень высокий.
     -- У нее не раннее развитие?
     -- Нет. Среднее.
     -- А что она читает?
     -- В основном Нэнси Дру и комиксы.
     -- А сама манера разговаривать сильно отличается сейчас от
ее обычной речи?
     -- Полностью. Она не употребляла и половины слов, которыми
пользуется теперь.
     -- Нет, я имею в виду не содержание речи, а стиль.
     -- Стиль?
     -- Ну, как она соединяет слова в предложении.
     -- Я не уверена, что поняла вас правильно.
     -- У  вас нет ее писем? Сочинений? А запись ее голоса была
бы...
     -- Да, у меня есть пленка, которую  она  наговаривала  для
отца,-- перебила Крис. -- Она хотела отослать ее вместо письма,
но так и не закончила. Возьмете ее?
     -- Да,  и  еще  мне  нужна  история  болезни, записанная в
Бэрринджере.
     -- Послушайте, святой отец, я уже прошла  через  все  это,
и...
     -- Да-да, я понимаю, но мне их нужно просмотреть для себя.
     -- Значит, вы все еще против изгнания?
     -- Я  только против того, что принесет вашей дочери больше
вреда, чем пользы.
     -- Но вы сейчас говорите как психиатр?
     -- Нет, я говорю и как священник. Если я пойду  в  церковь
за  разрешением на изгнание беса, то первым делом я должен буду
дать существенные доказательства того, что у  вашей  дочери  не
обычное психическое расстройство. Потом мне нужны будут данные,
исходя из которых церковь признает, что она одержима.
     -- Например?
     -- Еще не знаю, надо почитать книги.
     -- Вы шутите? Мне казалось, что вы в этом разбираетесь.
     -- Возможно,  вы  сейчас знаете об одержимости больше, чем
большинство священников. А пока что скажите, когда  вам  смогут
прислать записи из больницы?
     -- Если будет нужно, я найму самолет.
     -- А пленка?
     Крис встала:
     -- Пойду поищу.
     -- И еще кое-что,-- добавил Каррас. -- Та книга, о которой
вы говорили,  с  главой  об одержимости, вы не вспомните, когда
Регана ее читала: до начала болезни?
     Крис сосредоточилась, постукивая по зубам ногтями.
     -- Мне помнится, она что-то  читала,  перед  тем  как  это
дерьмо...  как эта ужасная штука началась,-- быстро поправилась
она. -- Но я не могу сказать точно. Думаю, что она  ее  читала.
То есть я в этом уверена. Абсолютно уверена.
     -- Я бы хотел просмотреть эту книгу. Вы мне ее дадите?
     -- Она  ваша.  Ее  взяли  в  вашей  библиотеке.  Я  сейчас
принесу. А пленка, по-моему, внизу. Я скоро  вернусь.  --  Крис
вышла из кабинета.
     Каррас  отсутствующе  кивнул,  рассматривая узор на ковре.
Прождав Крис несколько минут, он встал, прошел через кабинет  и
остановился  в  темном  холле.  Дэмьен  словно  застыл в другом
измерении; засунув руки в карманы,  он  уставился  в  никуда  и
слушал  доносившиеся  сверху  звуки; то хрюканье свиньи, то вой
шакала, то шипение и икание.
     -- А, вы здесь! А я искала вас в кабинете.
     Каррас обернулся и заметил, что Крис включает свет.
     -- Вы уходите? --  Она  подошла  к  нему,  держа  книгу  и
пленку.
     -- Боюсь,  что  да.  Мне  нужно подготовиться к завтрашней
лекции.
     -- Вы читаете лекции? Где?
     -- В медицинской школе. --  Дэмьен  взял  у  нее  книгу  и
пленку.  --  Я  приду  к  вам завтра, днем или вечером. Но если
случится что-нибудь непредвиденное, звоните мне в любое  время.
Я  попрошу  телефонистку  на  коммутаторе,  чтобы  вас  со мной
соединили.
     Крис кивнула. Иезуит открыл дверь.
     -- Как у вас обстоит дело с медикаментами?
     -- Пока  хорошо,--  успокоила  она  священника.   --   Нам
выписали рецепт на бланке, который каждый раз возвращают.
     -- Вы больше не будете вызывать врача?
     Крис прикрыла глаза и чуть заметно покачала головой.
     -- Вы же знаете, я не терапевт,-- предупредил Каррас.
     -- Я не могу,-- прошептала она. -- Не могу.
     Священник чувствовал, как в ней поднимается тревога.
     -- Вы   понимаете,   что  рано  или  поздно  мне  придется
рассказать обо всем высшему духовенству, особенно если  я  буду
бывать здесь по ночам?
     -- Это так необходимо? -- Крис нахмурилась.
     -- Иначе  это  будет  выглядеть  несколько  странно, вы не
считаете?
     Крис опустила глаза.
     -- Да, я понимаю, что вы  хотите  сказать,--  пробормотала
она.
     -- Вы  не  против? Я расскажу только самое необходимое. Не
волнуйтесь. -- Иезуит попытался успокоить ее.-- Больше никто не
узнает.
     Крис подняла свои измученные глаза и, встретившись  с  его
грустным взглядом, прочитала в нем боль и сочувствие.
     -- Хорошо,-- согласилась Крис.
     Она поверила этому взгляду.
     Каррас кивнул:
     -- Мы еще поговорим.
     Он уже собирался выйти, но замешкался на секунду в дверях,
приложил к губам пальцы, о чем-то раздумывая:
     -- Ваша дочь не знала, что я священник?
     -- Нет. Никто не знал, кроме меня.
     -- Вы знали, что у меня недавно умерла мать?
     -- Да. Мне очень жаль.
     -- А Регана знала об этом?
     -- Нет.
     Каррас кивнул.
     -- А  почему вы об этом спрашиваете? -- не унималась Крис,
удивленно приподнимая брови.
     -- Это не важно. -- Иезуит пожал плечами.  --  Мне  просто
хотелось узнать.
     Он посмотрел на актрису, в его глазах мелькнула тревога.
     -- Вы ночью спите?
     -- Да, немного.
     -- Принимайте таблетки. Вы пьете либриум?
     -- Да.
     -- Сколько? -- поинтересовался Каррас.
     -- По десять миллиграммов, два раза в день.
     -- Принимайте  по  двадцать. Попробуйте пока не заходить к
дочери. Чем чаще вы ее видите в  таком  состоянии,  тем  скорее
начнете   неправильно   судить   о  ней.  Лучше  оставайтесь  в
неведении. И успокойтесь. В состоянии нервного расстройства  вы
ей ничем не поможете. Да вы и сами это знаете.
     Опустив глаза, Крис грустно кивнула.
     -- А  теперь,  пожалуйста, ложитесь спать,-- тихо попросил
священник. -- Прямо сейчас идите и ложитесь.
     -- Да, хорошо,-- послушно согласилась Крис. --  Хорошо.  Я
вам  обещаю.  --  Она попыталась улыбнуться. -- Спокойной ночи,
святой отец. Спасибо. Спасибо вам большое.
     Секунду он молча смотрел на нее, потом повернулся и быстро
вышел.
     Крис, стоя в дверях, наблюдала за  священником.  Когда  он
перешел  через  улицу,  она  вдруг  поняла,  что сегодня Каррас
остался без обеда.
     Заметив,  что  он   опускает   закатанные   рукава,   Крис
забеспокоилась, не холодно ли ему.
     На  углу  Проспект-стрит  и  П-стрит иезуит уронил книгу и
резко остановился, чтобы  поднять  ее,  потом  обогнул  угол  и
скрылся   из   виду.   Глядя   ему  вслед,  Крис  почувствовала
облегчение. Она не заметила, что  в  легковой  машине,  стоящей
рядом с ее домом, сидит Киндерман.
     Крис закрыла дверь.

     Каррас принял душ, сел за письменный стол и обнаружил блок
сигарет  "Кэмел"  без  фильтра, а рядом с ним два ключа: один с
отметкой "Лингафонная лаборатория", а  другой  --  "Холодильник
столовой".  Ко второму ключу была приложена записка: "Лучше это
сделаешь ты, чем крысы". Каррас прочитал надпись  и  улыбнулся:
"Леденцовый  мальчик".  Он отложил записку, снял часы и положил
их перед собой на стол. Было 12 часов  28  минут  ночи.  Каррас
начал   читать.   Фрейд.   Маккасланд.   "Сатана".   Тщательные
исследования Ойстраха. Чтение он закончил уже под  утро.  Глаза
нестерпимо болели. Каррас взглянул на пепельницу, переполненную
пеплом  и смятыми окурками. Дым густой пеленой повис в воздухе.
Он встал, медленно побрел к окну, открыл  его,  вдохнул  полной
грудью  свежий  утренний воздух и задумался. У Реганы выявились
физические признаки одержимости. Он не сомневался  в  этом.  Во
всех   приведенных   случаях,   независимо  от  эпохи  и  места
нахождения больного, симптомы одержимости всегда были одни и те
же. Некоторые из них, правда, у Реганы еще не проявились: пятна
на  теле,  желание  есть  непригодную  к   употреблению   пищу,
нечувствительность  к боли, громкая и продолжительная икота. Но
остальные  выявились  в  достаточной  степени:   непроизвольное
мышечное   возбуждение,  зловонное  дыхание,  обложенный  язык,
раздутый живот, раздражение на коже и слизистых оболочках.  Но,
что более важно, налицо были основные симптомы, наличие которых
Ойстрах   относил   к   "истинной"  одержимости:  поразительные
перемены в голосе и чертах лица в сочетании с появлением  новой
личности.
     Каррас  поднял  глаза  и  уставился в темноту. Через ветви
деревьев ему померещились дом и большое окно в спальне  Реганы.
Когда  одержимость добровольная, как у медиумов, новая личность
часто бывает доброй. "Как Ция",-- отметил про себя Каррас.  Дух
женщины,  который  вселился в мужчину-скульптора. Приступы были
непродолжительными, длились  не  более  часа.  Но  в  Регане
находится  не  Ция. Эта вторая личность была злой. Типичный
случай бесовской одержимости,  когда  новая  личность  пытается
разрушить тело своего хозяина. И это ей часто удается.
     В задумчивости иезуит подошел к столу, взял пачку сигарет,
закурил.  Ну, хорошо. У нее синдром бесовской одержимости. А
как  это   лечить?   Все   зависит   от   того,   что   вызвало
одержимость.
     Священник  присел  на  край  стола.  Задумался.  Например,
монахини в монастыре Лилль. Это случилось во Франции  в  начале
семнадцатого  века.  Монахини  признались  на  исповеди, что во
время  одержимости  они  часто  посещали  дьявольские  оргии  и
занимались  развратом  с  женщинами,  с  мужчинами, с домашними
животными и с драконами. И с драконами!.. Иезуит покачал
головой.  Во  многих  случаях  одержимости  встречается   смесь
фантазии   и   мифомании.  Одержимость  может  быть  вызвана  и
психическими    расстройствами:     паранойей,     шизофренией,
неврастенией,  психоастенией,-- в этом крылась основная причина
того,  что  уже  в  течение  многих  лет   церковь   советовала
священникам  работать  вместе  с психиатрами и невропатологами.
Однако  не  все  случаи  одержимости  объяснялись  так  просто.
Некоторые  из  них Ойстрах характеризовал как "отдельные случаи
расстройства",   не   прибегая   к   психиатрическому   термину
"раздвоение  личности",  а  заменяя  его  примерно такими же по
смыслу оккультными понятиями "бес" или "дух усопшего".
     Записи, сделанные  в  Бэрринджере,  свидетельствовали,  по
словам  Крис, о том, что расстройство Реганы могло быть связано
с внушением  или  с  чем-то,  вызвавшим  истерию.  Каррас  тоже
придерживался   этого   вывода.   Он  считал,  что  большинство
изученных  им  случаев  имели  в  своей  основе  эти   причины.
Во-первых,  подобное  почти  всегда  случается  с женщинами.
Во-вторых, вспомнить хотя бы вспышки  эпидемий  одержимости.  И
еще  священников,  занимавшихся  изгнанием  бесов... Каррас
нахмурился. Они сами часто становились одержимыми. Он подумал о
Лодане. Франция.  Урсулинский  женский  монастырь.  Из  четырех
священников, посланных туда во время эпидемии одержимости, трое
-- отец  Лукас,  Лактанц  и  Транкуилл  -- не только сами стали
одержимы, но и вскоре умерли, вероятно, от нервного потрясения.
Четвертый, Пьер Сурин, ставший одержимым в 33 года, сошел с ума
и провел остальные 25 лет своей жизни в безумии.
     Если расстройство  Реганы  было  истерического  характера,
если  внушение  есть  причина  одержимости,  тогда на это могла
повлиять прочитанная глава из книги о колдовстве.  Глава  об
одержимости. Читала ли она ее?
     Иезуит  пролистал  несколько страниц. Может быть, здесь он
найдет  какое-то  сходство  описания  припадков  одержимости  с
поведением Реганы? Это было бы доказательством. Это могло бы
помочь.
     Кое-где он нашел совпадения:
     "...случай  с  8-летней  девочкой,  который описывали так:
"Она ревела, как бык, тяжелым, низким басом". (И  Регана  также
ревела).
     ...Случай  с  Элен  Смит, которую лечил известный психолог
Флауэрни. Психолог  описывал,  как  с  поразительной  скоростью
менялись  черты  ее  лица  и  голос.  (С  Реганой  было  то же.
Личность, которая разговаривала с британским акцентом.  Быстрая
перемена. Почти моментальная.)
     ...Случай  в Южной Африке. Сведения получены от известного
этнолога Юнода. Он рассказал о женщине, которая  однажды  ночью
исчезла  из  дома.  Ее  нашли  на  следующее утро. Женщина была
привязана  к  верхушке  высокого  дерева   "широкими   прочными
лианами",  а  потом  "сползла  с  дерева  вниз  головой, шипя и
высовывая язык, как змея. Некоторое время она висела на  дереве
и  говорила  на  языке,  которого  до  сих пор никто из местных
жителей не слышал". (Регана тоже ползала за Шарон, как змея.  А
ее   бессмысленная   речь?  Что  это  --  попытка  говорить  на
"неизвестном языке"?)
     ...Случай  с  Джозефом  и  Тибатом  Бернерами.   Им   было
соответственно  10  и  8 лет. Говорили, что они "вдруг начинали
волчками вертеться с огромной скоростью". (Очень похоже на  то,
как дергается и крутится Регана.)
     Да,  причины,  чтобы подозревать внушение, имелись: в этой
главе упоминалось об  огромной  силе,  о  сквернословии.  Более
того,   в  ней  подробно  описывалось  течение  одержимости  по
стадиям: "Первая -- заражение--  сюда  входят  нападение
жертвы   на   предметы  окружающей  обстановки,  шумы,  запахи,
перемещение предметов, вторая -- одержимость-- нападение
на субъект с целью запугивания,  нанесения  увечий  посредством
ударов руками и ногами".
     Может  быть,  она  все  это  и  читала.  Но  Каррас не был
убежден. И Крис тоже. Она сильно в этом сомневалась.
     Священник снова подошел  к  окну.  Так  где  же  ответ?
Настоящая  одержимость?  Бес?  Он  опустил  глаза и покачал
головой.  Нет.   Это   невероятно.   Парапсихологические
проявления?  Конечно.  Почему  бы и нет? Сколько опытных
наблюдателей описывало их. И терапевты, и психиатры.  Например,
Юнод.   Но   все   дело  в  том,  как  ты  преподнесешь  эти
проявления. Каррас опять вспомнил Ойстраха, его рассказ про
шамана в горах Алтая. Шамана исследовали в  больнице  во  время
левитации.  Незадолго  до  начала левитации его пульс участился
сначала до ста, а потом до двухсот  ударов  в  минуту.  Заметно
изменилась   частота   дыхания,   поднялась   температура.  Его
ненормальное состояние было тесно связано  с  физиологией.  Оно
было вызвано какой-то материальной силой или энергией.
     Но в качестве доказательства настоящей одержимости церковь
требовала иные внешние проявления, которые...
     Каррас  забыл  формулировку  и  заглянул  в  книгу. Провел
пальцем по странице и  отыскал  нужное  место:  "...достоверные
внешние  проявления,  свидетельствующие  о  высшем  вторжении в
интеллект человека". "Есть ли это у Реганы?"  --  спросил  себя
Каррас.
     Он   прочитал   строчки,   которые   отчеркнул   для  себя
карандашом: "Изгоняющий бесов должен убедиться в  том,  что  ни
одно  из  проявлений  не  осталось  незамеченным..."  Священник
зашагал по комнате,  перечисляя  в  уме  признаки  расстройства
Реганы и пытаясь по возможности объяснить их. Он перебирал один
признак за другим:
     Невероятная перемена черт лица Реганы.
     Частично вследствие болезни. Частично в результате плохого
питания  и  ухода.  Но  скорее всего, решил он, из-за того, что
лицо должно отражать психическую конституцию.
     Невероятная перемена голоса.
     Иезуит ни разу не слышал ее нормального  голоса.  Но  даже
если он и был высоким, как утверждает мать, постоянный крик мог
огрубить  голосовые  связки, и, следовательно, голос стал более
низким. Дело было даже не в этом, а  в  удивительной  громкости
голоса,  которая  физиологически  невозможна. И все же, подумал
Каррас, в состоянии возбуждения и в патологии огромная  сила  и
напряжение  мышц считаются нормальным явлением. Не может ли это
относиться и к голосовым связкам?
     Резкое   увеличение   словарного   запаса   и    объема
знаний.
     Криптомнезия: сохранившаяся и отложившаяся в глубине мозга
информация,  полученная  с  первого  дня  жизни. У сомнамбул, а
иногда и у людей, находящихся при смерти,  эта  подсознательная
информация пробивается наружу с поразительными подробностями.
     Она узнала, что я священник.
     Регана   могла  догадаться.  Если  она  читала  главу  про
одержимость, то могла ожидать, что к  ней  пришлют  священника.
Юнг  утверждал, что подсознательная интуиция и чувствительность
у  истерических  больных  в  десятки  раз  выше  той,   которую
проявляют  медиумы  во  время  "чтения  мыслей"  и  на  сеансах
спиритизма. Ведь "чтение  мыслей"  --  это  не  что  иное,  как
вибрации, незаметное сотрясение воздуха, идущее от человеческих
рук.   Эти  вибрации  создают  определенный  рисунок,  он-то  и
является условным кодом для  разных  букв  или  чисел.  Регана,
угадав его профессию, могла "прочитать" и мысли священника. Она
ведь  наблюдала  за  его  манерами, руками, могла почувствовать
запах церковного вина.
     Регана узнала, что у него умерла мать.
     Всего лишь логический домысел. Ему уже сорок шесть лет.
     "Помогите старому дьяцку..."
     Католичество   признает   телепатию   как    реальное    и
естественное явление.
     Раннее развитие интеллекта у Реганы.
     Психиатр Юнг, наблюдая однажды случай раздвоения личности,
обладающей  якобы оккультными способностями, сделал заключение,
что  истерический  лунатизм  не  только  обостряет  чувственное
восприятие, но и повышает интеллектуальные способности, так как
новые,  вторгающиеся личности оказываются намного умнее первой.
"Но все же,-- удивился Каррас,--  может  ли  констатация  факта
объяснить его?"
     Внезапно  священник  застыл  над  столом. Его осенило, что
намек Реганы на Ирода  был  гораздо  тоньше,  чем  ему  сначала
показалось:  когда  фарисеи рассказали Христу об угрозах Ирода,
Христос ответил им:  "Идите  и  скажите  этой  лисе,  что  я
изгоняю бесов..."
     Каррас  взглянул  на  пленку  с  записью  голоса  и устало
опустился на стул. Он прикурил еще  одну  сигарету...  выпустил
дым... и опять вспомнил братьев Бернеров и восьмилетнюю девочку
со всеми признаками настоящей одержимости. Какую же книгу могла
прочитать   девочка,  чтобы  подсознательно  так  правдоподобно
симулировать  симптомы?  И,  может  быть,  одержимые  в   Китае
каким-то образом связывались с одержимыми в Сибири, в Германии,
в Африке, ведь симптомы всегда были одинаковы?
     "Кстати, твоя мать с нами здесь, Каррас..."
     Сигаретный  дым  поднимался  вверх  и  возвращал Дэмьена в
прошлое. Он откинулся назад, уставившись на нижний  левый  ящик
стола,  затем  выдвинул  ящик и вытащил из него старую школьную
тетрадь, тетрадь своей матери. "Обучение взрослого  населения".
Дэмьен  положил  ее  на  стол  и с трепетом пролистал. Алфавит,
опять и опять алфавит. Потом простые упражнения:
     Урок 4.
     Мой полный адрес.
     Между страницами она пыталась написать ему письмо:
     "Дорогой Димми,
     Я долго ждала тебя..."
     Еще одно письмо. Незаконченное. Дэмьен отвернулся. В  окне
привиделись ее глаза. В них застыла тоска.
     "Отец наш, я недостоин..."
     Глаза  матери  вдруг  превратились  в  глаза  Реганы.  Они
молили... Они. ждали...
     "Скажи хоть слово..."
     Священник взглянул на пленку с записью голоса Реганы.
     Он  вышел  из  комнаты,  прихватив  с  собой   пленку,   и
направился  в  лабораторию.  Отыскал свободный магнитофон. Сел.
Заправил пленку. Надел наушники. Щелкнул выключателем.  Подался
поближе и приготовился слушать.
     Некоторое  время  было слышно только шипение пленки. Потом
раздался щелчок включаемого аппарата, и сразу же какой-то  шум,
звуки  возни.  "Привет..."  Потом,  видимо,  пленку остановили.
Откуда-то издалека донесся приглушенный голос Крис Макнейл: "Не
так близко к микрофону, малышка. Держи его чуть  подальше".  --
"Так?"  --  "Нет,  еще  дальше". -- "Так?" -- "Да, вот так. Ну,
давай. Говори дальше". Смех. Микрофон стучит  по  столу.  Потом
веселый голос Реганы Макнейл.
     "Привет,  папа!  Это  я.  М-м-м-м".  Опять  смех и шепот в
сторону: "Я не знаю, что говорить!" "Ну, расскажи  ему,  как  у
тебя дела. Расскажи, чем ты занимаешься". Снова смех. "М-м-м...
папа...  ну, я... Ты меня хорошо слышишь? Я... м-м... ну вот...
м-м-м... мы... нет, подожди, сначала, нет... мы сейчас живем  в
Вашингтоне,  знаешь? Это где президент и этот дом... ты знаешь,
папа, он такой... нет, подожди, я лучше начну сначала. Ну  вот.
В общем, здесь..."
     Остальное Каррас слышал неясно, звуки доносились издалека,
в ушах   шумело,   в   груди,   где-то   внутри,  всколыхнулось
предчувствие: существо, которое я видел в той комнате,--  не
Регана!
     Он  вернулся  к  себе.  Произнес молитву, а когда поднимал
гостию, пальцы его задрожали. Дэмьен вдруг  ощутил  надежду,  о
которой не смел даже думать; против этой надежды восставала вся
его воля, каждая клеточка, каждый нерв.
     "Это мое тело..." -- прошептал он с трепетом.
     Нет, это хлеб! Это только хлеб!
     Дэмьен не осмеливался полюбить вновь и опять потерять свою
любовь.  Прежняя утрата была для него слишком тяжела. Священник
опустил голову и проглотил гостию.  Надежда  растаяла,  а  хлеб
больно оцарапал его пересохшее горло.
     После мессы Дэмьен позавтракал, набросал кое-какие заметки
и отправился  читать лекцию в медицинскую школу Джорджтаунского
университета. С  трудом  давалась  плохо  подготовленная  речь:
"...и  рассматривая  симптомы  маниакальных  состояний,  вы..."
"Папа, это я... это я..."
     Но кто "Я"?
     Каррас отпустил студентов пораньше и вернулся домой.
     Он сразу же сел за стол  и  еще  раз  просмотрел  главу  о
признаках одержимости: "...телепатия... естественное явление...
движение   предметов...  теперь  предполагается...  тело  может
излучать некий флюид... наши  предки...  наука...  в  настоящее
время   надо  быть  более  осторожным.  Однако  сверхнормальные
явления  не  выдерживают  критики..."   Дэмьен   начал   читать
медленней:  "...нужно  тщательнее  анализировать все разговоры,
которые  ведутся  с   пациентом.   Если   в   них   сохраняется
логико-грамматическая структура и та же система ассоциаций, что
и  в нормальном состоянии, то одержимость следует поставить под
сомнение".
     Каррас тяжело задышал.  Он  сильно  устал  за  это  время.
Неужели  единственная надежда для Реганы -- это обряд изгнания?
Неужели ему придется приподнять завесу прошлого?
     Нет, нужно еще раз проверить. Он должен знать  правду.  Но
как  ее  узнать? "...разговоры с больными надо тщательно..." Ну
да. Почему бы не попробовать? Если обнаружится,  что  структура
речи  Реганы  и  "беса"  совпадает, то даже со сверхнормальными
проявлениями,  конечно  же...  Верно.  Только  резкое   отличие
докажет, что одержимость возможна!
     Священник  нервно  зашагал  по комнате. Надо еще что-то
срочно придумать. Она... Он остановился, уставившись в  пол
и  сложив  за спиной руки. Эта глава... Эта глава в книге по
колдовству... Бесы всегда реагируют на  священную  гостию,  она
вводит  их  в ярость, как и другие реликвии... Святая вода!
Вот то, что мне надо! Я приду к девочке и  окроплю  ее  простой
водопроводной водой, но скажу, что это святая вода! Если Регана
среагирует  на  нее  так, как должны реагировать на святую воду
бесы, то будет ясно, что она  не  одержима...  что  причина  во
внушении... А если нет, то это...
     Настоящая одержимость?
     Может быть...
     Дрожа,  как  в  лихорадке, Дэмьен пошел искать пузырек для
святой воды.

     Уилли  открыла  священнику  дверь.  Еще  из  прихожей   он
взглянул  на  дверь  спальни  Реганы,  откуда доносились крики.
Кто-то ругался. Но это был уже не тот низкий громкоголосый бас.
Голос отличался резкостью, в нем явственно слышался  британский
акцент... Когда Каррас видел Регану в последний раз, именно эта
личность на секунду возникла перед ним.
     Каррас  посмотрел  на  Уилли. с удивлением рассматривающую
его рясу.
     -- Скажите, пожалуйста, где миссис Макнейл? -- обратился к
служанке священник.
     Уилли указала наверх.
     -- Спасибо.
     Дэмьен поднялся по лестнице  и  увидел  Крис.  Она  сидела
рядом  со спальней Реганы. Голова ее была опущена, руки сложены
на груди. Когда иезуит подошел поближе, Крис услышала шорох его
одежды и встала.
     -- Здравствуйте, святой отец.
     Под глазами мешки. Каррас нахмурился:
     -- Вы спасти?
     -- Немного.
     Он с упреком покачал головой.
     -- Я просто не могла,-- вздохнула Крис, кивком указывая на
спальню. -- Это продолжается всю ночь. -- Она взяла  священника
за  рукав,  будто  пыталась  увести  его в сторону. -- Пойдемте
вниз, там мы сможем...
     -- Нет. Я хотел бы посмотреть на нее,-- перебил Каррас, не
трогаясь с места.
     -- Прямо сейчас?
     Что-то неладно. Она напряжена. Чем-то напугана.
     -- А почему бы нет? -- поинтересовался он.
     Крис с опаской взглянула  на  дверь,  ведущую  в  спальню.
Оттуда доносился пронзительный мужской голос:
     -- Проклятый нацист! Нацистская свинья!
     Крис отвернулась, потом в отчаянии кивнула:
     -- Идите. Идите к ней.
     -- У вас есть магнитофон?
     Она  метнула  на него удивленный взгляд. -- Принесите его,
пожалуйста, сюда и еще чистую ленту.
     Крис подозрительно нахмурилась:
     -- Зачем? Вы хотите записать?
     -- Да. Невоз...
     -- Святой отец, я не могу...
     -- Мне нужно сравнить структуру ее речи, -- резко  перебил
ее Каррас. -- И, пожалуйста, запомните: вы должны мне доверять!
     Из  спальни  выскочил Карл, вслед ему несся поток отборной
ругани. Мрачное лицо швейцарца было землистого оттенка. В руках
он сжимал пеленки и постельное белье.
     -- Ты их сменил. Карл? -- спросила Крис, как только  слуга
закрыл за собой дверь.
     -- Да, сменил,-- сухо отчеканил Карл и заспешил через холл
к лестнице.
     Крис посмотрела ему вслед и повернулась к Каррасу.
     -- Хорошо.  Хорошо.  Его  принесут сюда. -- Она неожиданно
отвернулась и вышла из холла.
     Каррас следил за ней, ничего не  понимая.  Что  произошло?
Потом  прислушался.  В  спальне было тихо. Но тишина взорвалась
вдруг дьявольским смехом. Каррас нащупал в  кармане  пузырек  с
водой, открыл дверь и шагнул в спальню.
     Зловоние  было  еще  сильнее, чем в прошлый раз. Священник
прикрыл за собой дверь и уставился на кровать.
     Бес наблюдал за ним насмешливым взглядом. Глаза  его  были
полны лукавства, ненависти и силы.
     -- Здравствуй, Каррас.
     -- Здравствуй, Дьявол. Как ты себя чувствуешь?
     -- В  настоящий момент счастлив видеть тебя. Очень рад. --
Язык вывалился наружу, глаза нахально рассматривали Карраса. --
Теперь ты в своем обычном одеянии. Очень  хорошо.  Кстати,  кто
тебе сказал, что я -- Дьявол?
     -- Разве не так?
     -- Нет.  Просто  бедный  разбуянившийся  демонишка.  Черт.
Однако я не совсем забыт нашим папочкой, который сейчас обитает
в аду. Кстати, ты ведь ему не расскажешь о моей непростительной
оговорке, Каррас? Не расскажешь, когда его увидишь?
     -- Я увижу его? Он здесь? -- вздрогнул священник.
     -- В  поросенке?  Конечно,  нет.  Здесь  только  маленькая
несчастная  компания  скитающихся  душ,  мой  друг.  Ты ведь не
винишь нас за то, что мы здесь, правда? Дело  в  том,  что  нам
деться-то некуда. Мы бездомные бродяги.
     -- И как долго ты собираешься здесь находиться?
     Голова  дернулась,  Регану  перекосило  от  ярости,  и она
зарычала:
     -- Пока  не  подохнет   поросенок!   --   Неожиданно   она
откинулась  назад и, пуская слюни, улыбнулась: -- Между прочим,
какой сегодня прекрасный день! Как раз для изгнания, Каррас.
     Книга! Она прочитала это в книге!
     -- Ну начинай же. Побыстрее, пожалуйста.
     -- Разве тебе этого хочется?
     -- Безумно.
     -- Но это выгонит тебя из Реганы
     Закинув голову, бес дико расхоххотался. Потом  смех  резко
оборвался.
     -- Это нас сплотит.
     -- Тебя и Регану?
     -- Тебя  и нас, мой милый друг,-- заскрипел бас. -- Тебя и
нас.
     Каррас замер. Он ясно  почувствовал  прикосновение  к  шее
чьих-то рук. Будто кто-то дотронулся до него ледяными пальцами.
Мгновением  позже ощущение пропало. "Это от страха",-- успокоил
себя иезуит. От страха.
     Страха перед чем?
     -- Ну да, ты присоединишься  к  нашей  маленькой  семейке,
Каррас.  Беда  в  том,  моя  крошка,  что,  хоть  раз распознав
знамение  Бога  и  поверив  в  него,  человек  уже   не   имеет
оправданий.  Ты, наверное, заметил, как мало чудес происходит в
последнее время? Не наша вина, Каррас, не обвиняй в  этом  нас.
Мы стараемся.
     Каррас  дернулся и повернул голову, услышав резкий громкий
скрип. Ящик шкафа был выдвинут на всю длину. Священник  увидел,
как  ящик  сам  собой  задвинулся  с  тем же противным скрипом.
Что это? Он тут же успокоился, и душа  его  освободилась
от   мелькнувших   на   мгновение   сомнений,  подобно  дереву,
сбросившему оковы состарившейся коры. Психокинез. Каррас
услышал хохот.
     -- Как приятно поболтать с тобой, Каррас,-- оскалился бес.
-- Я чувствую себя свободным. Как развратник. Я расправляю свои
огромные крылья. Ведь даже то, что я просто рассказываю тебе об
этом,  должно  удесятерить  твои  проклятия,  мой  доктор,  мой
бездарный лекарь.
     -- Это ты сделал? Ты двигал сейчас ящик?
     Но  бес  уже  не слушал его. Он уставился на дверь. Кто-то
приближался к спальне.
     Черты его лица опять изменились, и перед Каррасом  явилось
новое существо.
     -- Проклятый  мерзавец!  --  закричало  оно  с  британским
акцентом. -- Поганый лгун!
     Вошел Карл. Он быстро приблизился к кровати, держа в руках
магнитофон, поставил его, отвернулся от Реганы и так же  быстро
вышел из комнаты.
     -- Прочь,  Гиммлер!  Прочь  с  моих  глаз!  Вали  к  своей
косолапой   дочке!   Поднеси   ей   квашеной   капустки    и
героинчику! Ей это придется по нраву, ей...
     Неожиданно  существо  успокоилось  и  мирно наблюдало, как
Каррас заправляет в магнитофон пленку.
     -- О, что у нас там новенького в  программе?  --  радостно
заверещало оно. -- Мы что-то собираемся увековечить, падре? Как
здорово! Я люблю новые роли, ты же понимаешь! Просто обожаю!
     -- Я -- Дэмьен Каррас,-- начал священник, когда магнитофон
заработал. -- А кто ты?
     -- Ты  что  же,  меня  не  узнаешь?  Ерунда  какая-то.  --
Существо захохотало. -- Кстати, где здесь дают выпить? А  то  у
меня в горле пересохло.
     Священник аккуратно поставил микрофон на ночной столик.
     -- Если  ты  назовешь  мне  свое имя, то я, пожалуй, поищу
что-нибудь.
     -- Ну да, конечно,-- хихикнуло существо.  --  А  потом,  я
полагаю, сам все и вылакаешь.
     Каррас нажал на кнопку "запись" и продолжал:
     -- Как тебя зовут?
     -- Задрюченный  ворюга!  --  заорало  существо. И в тот же
момент исчезло. Вместо него появился бес. -- А  что  мы  сейчас
делаем, Каррас? Записываем нашу милую трепотню?
     Каррас  напрягся.  Он  посмотрел  на беса, переставил стул
поближе к кровати и сел.
     -- Ты не возражаешь?
     -- Вовсе нет,-- заскрипел бес. -- Мне всегда нравились эти
адские механизмы.
     И вдруг новый  сильный  запах  ударил  в  нос  священнику,
запах, похожий на...
     -- Квашеная капуста, Каррас. Ты заметил?
     Действительно,   пахнет  квашеной  капустой.  Потом
запах исчез, и его сменило обычное зловоние. Каррас нахмурился.
Неужели показалось? Самовнушение?  Он  решил,  что  пора
доставать   пузырек.  Хотя  нет,  еще  рано.  Надо  записать
побольше.
     -- С кем я говорил перед этим? -- спросил Каррас.
     -- С одним из нашей компании, Каррас.
     -- С демоном?
     -- Ты ему льстишь.
     -- Каким образом?
     -- Слово "демон" означает "мудрый", а он придурок.  Иезуит
встрепенулся.
     -- А на каком языке "демон" означает "мудрый"?
     -- На греческом.
     -- Ты говоришь по-гречески?
     -- Совершенно свободно.
     Один из признаков! Она говорит на незнакомом языке.
На подобное священник даже не рассчитывал.
     -- Pos  egnokas  hoti presbyteros eimi? -- быстро задал он
вопрос на классическом греческом языке.
     -- Я не в духе, Каррас.
     -- А-а-а. Тогда не умеешь...
     -- Я не в духе!
     Каррас почувствовал разочарование.
     -- Это ты выдвигал ящик стола? -- поинтересовался он.
     -- Да, уверяю тебя.
     -- Очень эффектно. -- Каррас кивнул. --  Ты  действительно
очень сильный демон. Интересно, а можешь повторить?
     -- В свое время повторю.
     -- Сделай,   пожалуйста,   сейчас,   мне   очень   хочется
посмотреть.
     -- В свое время.
     -- Почему не сейчас?
     -- Надо же оставить  тебе  сомнения,--  прорычал  бес.  --
Некоторые  сомнения.  Чтобы таким образом обеспечить правильный
исход событий. -- Он откинул голову и злобно рассмеялся. -- Как
нехарактерно для меня брать в союзницы истину и выигрывать с ее
помощью! Как это заводит!
     Ледяные пальцы вновь дотронулись до шеи. Каррас  окаменел.
Опять страх? Страх? Но страх ли это?
     -- Нет,  не страх,-- возразил бес, ухмыльнувшись. -- Это я
сделал.
     Ощущение прикосновения пропало. Каррас нахмурился Еще одно
проявление. Телепатия? Проверить Немедленно проверить.
     -- Ты можешь сказать, о чем я сейчас думаю?
     -- Твои мысли слишком скучно читать.
     -- Значит, ты не умеешь читать мысли.
     -- Думай, как хочешь...
     Попробовать святую воду? Сейчас? Каррас слышал, как
поскрипывает мотор магнитофона. Н е т. Еще не  время.
Надо еще немного записать.
     -- Ты очаровательное создание,-- начал Каррас.
     Регана ухмыльнулась.
     -- Нет-нет,  в  самом  деле,-- продолжал Каррас. -- Я бы с
удовольствием  послушал  подробности  о  твоем   прошлом.   Ну,
например, ты никогда не говорил мне, кто ты такой.
     -- Я -- черт,-- представился бес.
     -- Да, знаю, но какой именно черт? Как тебя зовут?
     -- Какая разница, Каррас? Зови меня Гауди.
     -- Да-да, капитан Гауди. -- Каррас кивнул. -- Друг Реганы.
     -- Очень близкий друг.
     -- Правда?
     -- В самом деле.
     -- Тогда почему ты мучаешь ее?
     -- Потому что я ее друг. Поросенку это нравится.
     -- Нравится?
     -- Она без ума от этого.
     -- Но почему?
     -- Спроси ее!
     -- И ты разрешишь ей ответить?
     -- Нет.
     -- Тогда какой смысл спрашивать?
     -- Никакого! -- В глазах беса заблестела ярость.
     -- С кем я говорил раньше? -- выпытывал Каррас.
     -- Ты уже спрашивал об этом.
     -- Я знаю, но ты мне так и не ответил.
     -- Еще  один хороший приятель нашего сладкого поросеночка,
дорогой Каррас.
     -- Можно мне поговорить с ним?
     -- Нет. Им сейчас занимается  твоя  мамаша.  --  Бес  тихо
загоготал  и  добавил:  --  Прекрасный язычок у твоей мамаши. И
ротик замечательный.
     Он хитро  и  выжидающе  уставился  на  Карраса.  Священник
почувствовал  резкий прилив ярости, но понял, что она относится
не  к  Регане,  а  к  бесу.  Бес!  Что  случилось  с  тобой,
Каррас? Он попробовал успокоиться, глубоко вздохнул, достал
из кармана рубашки пузырек и откупорил пробку.
     Демон насторожился:
     -- Что это?
     -- А  ты  разве  не  знаешь?  --  удивился  Каррас, слегка
прикрывая большим  пальцем  горлышко  пузырька  и  разбрызгивая
содержимое на Регану. -- Это святая вода, черт.
     В  то же мгновение бес съежился и начал корчиться, в ужасе
выкрикивая:
     -- Она  жжет!  Она  меня  жжет!   А-а-а!   Прекрати   это!
Остановись, мерзкий святоша! Прекрати!
     Каррас  хладнокровно закрыл пузырек. Истерия. Внушение.
Она все же читала эту книгу. Он  посмотрел  на  магнитофон.
Зачем тогда записывать?
     Заметив,  что  Регана  затихла,  Каррас  взглянул на нее и
нахмурился. В  чем  дело?  Что  происходит?  Черты  лица
изменились,  они  лишь отдаленно напоминали только что виденную
Каррасом  страшную  маску.  Регана  что-то   бормотала.   Очень
медленно.  Какой-то  бред. Каррас подошел к кровати, нагнулся и
стал вслушиваться. Что это? Набор звуков. И все же...  Здесь
прослеживается  определенный  ритм...  Похоже на непонятный
язык. Возможно ли это? Не будь дураком! И все-таки...
     Каррас проверил уровень  записи  на  магнитофоне.  Слишком
тихо.  Он добавил громкость и стал прислушиваться, пригнув свою
голову к губам девочки. Бред тем временем  прекратился,  слышно
было только глубокое хриплое дыхание.
     Каррас выпрямился.
     -- Кто ты? -- обратился он к Регане.
     -- Откъиньай,--  выдохнула она. Стон. Потом шепот. Девочка
говорила с надрывом, казалось,  каждое  слово  вызывало  у  нее
сильную боль. Веки задрожали.
     -- Откъиньай.
     -- Это твое имя? -- нахмурился Каррас.
     Губы   зашевелились.   Девочка   лихорадочно   произносила
непонятные  слоги.  Что-то   совсем   неразборчивое.   Внезапно
прекратился и этот шепот.
     -- Ты понимаешь меня?
     Тишина.  Приглушенное  глубокое дыхание. "Странный звук,--
подумал Каррас.  --  Так  дышат  больные  люди,  когда  спят  в
кислородной камере".
     Иезуит ждал, надеясь услышать еще что-нибудь.
     Тишина.
     Каррас  перемотал  пленку  и,  прихватив  кассету,  поднял
магнитофон.
     Последний  раз  взглянул  на  Регану.  В   нерешительности
задержался,  уставившись  на  ослабшие  ремни,  потом  вышел из
комнаты и спустился вниз.
     Крис и Шарон пили на кухне кофе. Заметив  священника,  они
впились в него напряженными взглядами. Крис обратилась к Шарон:
     -- Иди проверь Регану. Хорошо?
     Шарон  отпила  маленький  глоток  кофе,  кивнула Каррасу и
вышла. Священник устало опустился на стул.
     -- Ну как там? -- спросила Крис, ловя его взгляд.
     Каррас собрался было ответить,  но  в  этот  момент  вошел
Карл, вознамерившийся вычистить над раковиной кастрюли.
     Крис проследила за взглядом священника.
     -- Все  нормально,--  тихо успокоила она его. -- Говорите.
Как там дела?
     -- Появились две новые личности. Вернее, одна появлялась в
прошлый  раз,  она  говорит  с  британским  акцентом.  Это  ваш
знакомый?
     -- А это так важно? -- переспросила Крис.
     -- Да, важно.
     Крис опустила глаза и кивнула:
     -- Я его знаю.
     -- Кто это?
     -- Бэрк Дэннингс.
     -- Режиссер?
     -- Да...
     -- Режиссер, который...
     -- Да,-- быстро вставила Крис.
     Некоторое  время  иезуит  молчал, обдумывая услышанное. Он
заметил, как нервно подергиваются его пальцы.
     -- Вы не хотите выпить кофе? -- предложила Крис.
     Каррас покачал головой:
     -- Нет, спасибо. -- Он облокотился на стол. -- Регана была
с ним знакома?
     -- Да. -- И...
     Раздался звон  падающей  посуды.  Крис  вздрогнула,  резко
повернулась и увидела, что Карл уронил па пол сковородку.
     -- В чем дело, Карл?
     -- Извините, мадам.
     -- Выйди  отсюда. Сходи в кино или еще куда-нибудь. Нельзя
же нам  всем  сидеть  в  этом  доме,  как  в  тюрьме.  --  Крис
повернулась  к  Каррасу, взяла пачку сигарет и, услышав, как он
запротестовал, хлопнула ею по столу.
     -- Нет, я лучше посмотрю за...
     -- Карл, я не шучу! -- не оборачиваясь,  нервно  вскричала
Крис.  --  Убирайся!  Уйди из дома, ну хоть ненадолго! Нам всем
надо выходить отсюда. Иди!
     -- Да-да, иди! -- поддержала вошедшая  на  кухню  Уилли  и
отобрала у Карла сковородку.
     Карл взглянул на Крис и Карраса и вышел.
     -- Извините, святой отец,-- смущенно пробормотала Крис. --
Ему так много пришлось пережить в последнее время.
     -- Вы правы,-- мягко начал Каррас. -- Все должны стараться
понемногу выходить из дома. И вы в том числе.
     -- Так что говорил Бэрк? -- поинтересовалась Крис.
     -- Он ругался,-- пожал плечами Каррас.
     -- И это все?
     Священник заметил, что голос ее дрогнул.
     -- Разве  этого  недостаточно?  --  Он  заговорил тише. --
Кстати, у Карла есть дочь?
     -- Дочь? Нет, я ничего не знаю. Если и есть, то он  о  ней
никогда не говорил.
     Уилли  чистила  кастрюли  у  раковины, и Крис обернулась к
ней.
     -- Разве у вас есть дочь, Уилли?
     -- Она умерла, мадам. Очень давно.
     -- Извини меня.
     Крис повернулась к Каррасу.
     -- Я сама об этом первый раз слышу,-- прошептала она. -- А
почему вы спросили? Откуда вы узнали?
     -- Регана говорила о ней,-- ответил Каррас.
     Крис молча уставилась на него.
     -- А вы никогда не  замечали  у  нее  сверхчувствительного
восприятия? -- спросил священник. -- Я имею в виду, до болезни.
     -- Ну... -- Крис запнулась. -- Даже не знаю. Я не уверена.
То есть,  бывало, что наши мысли совпадали, но мне кажется, это
часто происходит с близкими людьми.
     Каррас кивнул и задумался.
     -- А вторая личность, о которой я говорил,--  начал  он,--
это она появлялась во время гипнотического сеанса?
     -- Та, которая бредит?
     -- Да. Кто это?
     -- Я не знаю.
     -- Она вам совсем незнакома?
     -- Нет.
     -- А вы посылали за медицинскими отчетами?
     -- Да,  их  привезут  сегодня и сразу же передадут вам. --
Крис отпила глоток кофе. -- Мне это стоило большого труда.
     -- Я знал, что вы столкнетесь с трудностями.
     -- Трудности были, но тем не менее документы вам принесут.
Так как же насчет изгнания беса, святой отец?
     Каррас опустил глаза и вздохнул:
     -- Я не совсем уверен, что епископ одобрит это изгнание.
     -- Что значит "не совсем уверен"? -- Крис поставила  чашку
на стол и нетерпеливо взглянула на священника.
     Иезуит сунул руку в карман и вынул оттуда пузырек.
     -- Вы видите это?
     Крис кивнула.
     -- Я  сказал  девочке,  что  это  святая  вода,-- объяснил
Каррас. -- И когда начал разбрызгивать ее,  Регана  реагировала
очень бурно.
     -- Ну и что?
     -- Это  не  святая  вода.  Это  обыкновенная водопроводная
вода.
     -- Может быть, некоторые бесы просто не знают разницы?
     -- Вы действительно верите, что в ней сидит бес?
     -- Я верю, что Реганой завладел тот, кто хочет  ее  убить,
отец  Каррас. А может ли он отличить мочу от воды, по-моему, не
так уж и важно. Разве я не  права?  Извините,  конечно,  но  вы
хотели  знать  мое  мнение!  Какая разница между святой водой и
водопроводной?
     -- Святую воду освящают.
     -- Великолепно, отец Каррас, я так счастлива,  что  узнала
об этом! Значит, вы говорите, об изгнании не может быть и речи?
     -- Нет,  я  только начал разбираться в этом деле,-- горячо
возразил Каррас. -- Но у церкви свои критерии, и  с  ними  надо
считаться.  Нельзя  без  разбора  верить  во все предрассудки и
рассказы о левитирующих священниках или плачущих статуях святой
девы  Марии.  Я  не  хочу  стоять  в  одном   ряду   с   такими
рассказчиками.
     -- Вы не хотите принять либриум, святой отец?
     -- Извините, но вы хотели знать мое мнение.
     -- И я узнала его.
     Каррас полез за сигаретами.
     -- Дайте и мне тоже,-- попросила Крис.
     Иезуит  протянул  ей  пачку, поднес спичку и прикурил сам.
Они шумно выдохнули дым и тяжело откинулись на спинки стульев.
     -- Извините,--  мягко  проговорил  священник.   --   Такие
крепкие  сигареты  вас  погубят.  Он  повертел  в  руках пачку,
шелестя целлофаном.  --  У  нас  есть  все  необходимые  церкви
признаки. Ваша дочь говорит на языке, который никогда прежде не
знала  и  не  изучала.  Я  все  записал  на  пленку.  Потом  ее
ясновидение.  Правда,  современные  взгляды  на   телепатию   и
сверхчувствительное  восприятие  несколько  иные, чем в средние
века,  и  церковь  может  не  принять  их  как   доказательство
одержимости.
     -- А вы сами-то верите в эту чепуху? -- Крис нахмурилась.
     Каррас посмотрел на нее и продолжил:
     -- И  последнее  --  ее  сила.  Она не соответствует ни ее
возрасту, ни ее состоянию. Это уже ближе к мистике.
     -- А стук в стенах?
     -- Сам по себе он ничего не значит.
     -- А то, как она подпрыгивала на кровати?
     -- И этого недостаточно.
     -- А чертовщина на коже?
     -- Что такое?
     -- Разве я вам не рассказывала?
     -- О чем?
     -- О, это  было  в  больнице,--  объяснила  Крис.  --  Там
были...  --  Она  провела пальцем по груди. -- Ну, как надпись.
Просто буквы. Они появились у нее на груди, а потом исчезли.
     Каррас нахмурился.
     -- Вы сказали "буквы", а не целые слова?
     -- Нет, не слова. Сначала один  или  два  раза  появлялась
буква "М", потом "П".
     -- Вы это видели? -- спросил Каррас.
     -- Нет, мне рассказывали.
     -- Кто?
     -- Врачи из больницы. Все записано в истории болезни.
     -- Я  вам  верю.  Но  опять  же повторяю: это естественное
явление. Оно встречается довольно часто.
     -- Где? В Трансильвании? --  недоверчиво  поинтересовалась
Крис.
     Каррас покачал головой.
     -- Нет,  я  читал  об  этом в журнале. Мне запомнился один
случай. Тюремный психиатр сообщил, будто  один  из  заключенных
мог  по  своему  желанию  впадать в транс, и в этом состоянии у
него на груди появлялись знаки Зодиака. -- Иезуит провел  рукой
по  груди.  --  Он  заставлял  кожу  на  груди приподниматься в
определенных местах.
     -- Пожалуй, вы не очень-то верите в чудеса.
     -- Однажды  был  проведен  такой  эксперимент,--  спокойно
объяснил Каррас. -- Пациента загипнотизировали, ввели в транс и
на  каждой  руке  сделали  надрезы. Ему сказали, что левая рука
будет кровоточить, а правая  --  нет.  И  действительно,  кровь
пошла только из левой руки. Сила мозга удерживала ток крови. Мы
не знаем, как это происходит, но факты налицо. То же самое и со
знаками  у  заключенного,  то  же самое и у Реганы: подсознание
контролирует скорость течения крови и посылает  ее  увеличенное
количество  туда,  где  кожа  должна  вздуться.  Таким  образом
появляются  рисунки,  буквы  или  что  угодно.  Это,   конечно,
таинственно, но вряд ли сверхъестественно.
     -- С вами очень трудно, святой отец.
     Каррас прикусил ноготь большого пальца.
     -- Я  попробую  вам  объяснить,--  начал он. -- Церковь --
заметьте, не я, а церковь,-- издала однажды предупреждение  для
священников,  занимающихся  изгнанием  бесов. Я читал его вчера
вечером. Там было сказано,  что  большинство  людей,  считающих
себя  одержимыми,--  я  цитирую,--  "гораздо больше нуждаются в
помощи врача, нежели священника". Как вы думаете, в каком  году
было издано это предупреждение?
     -- В каком же?
     -- В тысяча пятьсот восемьдесят третьем.
     Крис  удивленно  взглянула на него и задумалась. Потом она
услышала, что священник встает со стула.
     -- Разрешите, я подожду, когда принесут больничные записи,
и просмотрю их?
     Крис кивнула.
     -- А пока что,-- продолжал иезуит,-- я  выберу  из  пленок
нужные  места  и  отвезу их в Институт лингвистики. Может быть,
это  бессмысленное  бормотание  все-таки  имеет   отношение   к
какому-нибудь  языку.  Хоть я и сомневаюсь в этом, но все может
быть. Там выявят  еще  и  структуру  речи.  Если  она  окажется
постоянной, вы можете быть уверены, что девочка не одержима.
     -- И что тогда? -- заволновалась Крис.
     Священник   пристально   посмотрел   на   нее.  Крис  была
обеспокоена. Беспокоится, что ее дочь  не  одержима!  Он
вспомнил Дэннингса. Что-то здесь не то. Совсем не то.
     -- Мне  очень  неудобно  просить  вас,  но  не могли бы вы
одолжить мне на некоторое время свою машину?
     -- На некоторое время я могу вам одолжить хоть собственную
жизнь,--  пробормотала  Крис.  --  Только  верните   машину   к
четвергу, вдруг она мне понадобится.
     С  болью  смотрел  Каррас  на  эту  беззащитную,  поникшую
женщину. Ему так хотелось взять ее за руку и успокоить, сказав,
что все уладится. Но как это сделать?
     -- Подождите, я дам вам ключи,-- заговорила она
     Получив ключи, Каррас прошел  в  комнату,  взял  пленку  с
записью  голоса  Реганы  и  возвратился  на  стоянку,  где была
припаркована машина Крис.
     Садясь в машину, он услышал с крыльца оклик Карла.
     -- Отец Каррас!
     Каррас обернулся. Карл бежал к  нему,  натягивая  на  ходу
куртку, и махал рукой.
     -- Отец Каррас! Подождите минутку!
     Каррас опустил стекло, и Карл просунул в окно голову.
     -- Вы в какую сторону едете, отец Каррас?
     -- На круг Дюпон.
     -- Это  здорово.  Вы меня туда не подбросите, святой отец?
Можно?
     -- Рад буду помочь. Садитесь. -- Каррас  завел  мотор.  --
Сделаю доброе дело, если вывезу вас отсюда на. некоторое время.
     -- Да, я пойду в кино. Идет хороший фильм.
     Каррас включил скорость, и машина тронулась.
     Некоторое время они ехали молча.
     Каррас    был   занят   своими   мыслями.   Одержимость
Невозможно. Святая вода. И все-таки...
     -- Карл, вы ведь хорошо знали мистера Дэннингса?
     Карл уставился на ветровое стекло, потом кивнул:
     -- Да, я его знал.
     -- Когда   Регана...   когда   она   пытается   изобразить
Дэннингса,  вам  не  кажется,  что  она  действительно  на него
похожа?
     Молчание. Потом короткий сухой ответ:
     -- Да.
     Больше они не разговаривали. Выехав на круг Дюпон,  машина
затормозила перед светофором.
     -- Я сойду, отец Каррас.-- сказал Карл, открывая дверь. --
Здесь  можно  пересесть  на  автобус.  Большое спасибо, вы меня
очень выручили.
     Швейцарец стоял посреди  улицы  и  ждал,  когда  загорится
зеленый  свет.  Он улыбнулся, помахал священнику рукой и следил
за машиной, пока она не скрылась за  поворотом  на  Массачусетс
авеню. Потом побежал к автобусу и сел в него. Проехав несколько
остановок,  Карл  сделал  пересадку, доехал до северо-западного
жилого района и зашагал к полуразрушившемуся старому зданию.
     Он остановился около  мрачной  лестницы  и  задумался.  Из
кухни  несло  кислятиной. Где-то в квартире надрывался ребенок.
Швейцарец опустил голову.  Из-под  плинтуса  выполз  таракан  и
заспешил  к  лестнице.  Карл  вцепился  в  перила  и хотел было
вернуться, но потом покачал головой и пошел наверх. На  третьем
этаже  он  свернул в темный закуток и остановился перед дверью.
Постоял так некоторое время, положив руку на дверную  ручку,  и
нажал  на  кнопку  звонка.  Из  глубины  квартиры донесся скрип
пружин.  Кто-то  раздраженно  выругался.  Послышались  неровные
шаги,  как  будто  человек  шел  в  ортопедической обуви. Дверь
неожиданно приоткрылась, гремя, натянулась дверная цепочка, и в
образовавшейся щели показалась женщина в одной  комбинации.  Из
уголка рта торчала сигарета.
     -- А, это ты,-- мрачно произнесла она и сняла цепочку.
     Карл наткнулся на ее жесткий взгляд. Эти глаза, похожие на
два переполненных  болью  колодца,  обвиняли  его. Он разглядел
печальный изгиб  рта  на  опустошенном  лице  молодой  девушки,
похоронившей  свою  юность  и  красоту  в  дешевых  гостиничных
номерах, ночами тоскующей по несостоявшейся жизни.
     -- Скажи там, чтобы побыстрее проваливали! --  донесся  из
глубины квартиры мужской голос.
     Девушка грубо отрезала:
     -- Не трепыхайся, это мой папаша!
     Потом повернулась к Карлу:
     -- Пап, он пьяный. Ты лучше туда не ходи.
     Карл кивнул.
     Равнодушные глаза молча следили за его руками. Карл достал
из заднего кармана брюк бумажник.
     -- Как  мама?  --  поинтересовалась  девушка,  затягиваясь
сигаретным дымом и не сводя глаз с бумажника. Карл вынул деньги
и отсчитывал десятидолларовые купюры.
     -- Она чувствует  себя  хорошо.  --  Он  кивнул.  --  Мама
чувствует себя хорошо.
     Девушка судорожно закашлялась и прикрыла рот рукой.
     -- Проклятые сигареты,-- прохрипела она.
     Карл заметил у нее на руке следы от уколов.
     -- Спасибо, пап.
     Он  почувствовал,  как  она  вытягивает  у него из пальцев
деньги.
     -- О Боже, нельзя там  побыстрей?  --  заорал  мужчина  из
комнаты.
     -- Слушай, пап, давай поскорей, а? Ты же его знаешь!
     -- Эльвира!..  --  Карл  неожиданно  сделал  шаг  вперед и
схватил ее за руку. -- Сейчас в Нью-Йорке  открылась  больница!
-- почти умоляя, прошептал он.
     Дочь скорчилась и попыталась вырвать руку.
     -- Ну хватит!
     -- Я  пошлю  тебя  туда!  Они  помогут!  Тебя не посадят в
тюрьму! Это...
     -- О Боже  мой,  ну  хватит,  па!  --  хрипло  воскликнула
девушка, высвободив, наконец, руку.
     -- Нет, прошу тебя! Это...
     Она захлопнула перед ним дверь.
     Карл  горестно  опустил  голову  --  последняя его надежда
рухнула.
     Из  квартиры  раздались  приглушенные  голоса,  послышался
циничный женский смех, перешедший в кашель.
     Карл  повернулся  и  застыл  на  месте.  Перед  ним  стоял
лейтенант Киндерман.
     -- Может быть, мы поговорим, мистер Энгстром?  --  засопел
детектив.  Он  стоял, засунув руки в карманы, и грустно смотрел
на Карла. -- Я думаю, теперь мы можем поговорить.




     В кабинете директора Института лингвистики Каррас  вставил
в магнитофон кассету.
     Он  выбрал  на  пленке  нужные  места  и  переписал  их на
отдельную кассету. Сейчас Каррас  собирался  прослушать  первую
запись.  Он  включил  магнитофон  и  отошел  от стола. Каррас и
директор молча  слушали  лихорадочное  и  невнятное  бормотание
Реганы. Потом Каррас повернулся к директору.
     -- Что это, Фрэнк? Это язык?
     Директор  --  полный  седеющий  мужчина  --  сидел на краю
письменного  стола.  Пленка  кончилась.  Лицо  Фрэнка  выражало
крайнее удивление.
     -- Какая-то дикость. Где вы это взяли?
     Каррас остановил магнитофон.
     -- Эта  запись  хранится  уже  несколько  лет.  У меня был
пациент, страдающий  раздвоением  личности.  А  сейчас  я  пишу
статью по этому вопросу.
     -- Понятно.
     -- Ну, и что вы думаете?
     Директор снял очки и начал покусывать черепаховую оправу.
     -- Нет,   лично   я   такого   языка  никогда  не  слышал.
Однако...-- Он нахмурился. И опять  взглянул  на  Карра-са.  --
Можно еще раз прокрутить?
     Каррас быстро перемотал пленку и запустил ее еще раз.
     -- Ну, теперь ваше мнение не изменилось?
     -- Ритм,    характерный    для    языков   вообще,   здесь
присутствует.
     -- Да, мне тоже так показалось,-- согласился Каррас.
     -- Но язык мне  незнаком,  святой  отец.  Он  древний  или
современный? Или вы сами этого не знаете?
     -- Не знаю.
     -- Оставьте   пленку  у  меня.  Я  попрошу  ребят,  и  они
проверят.
     -- Фрэнк, а  вы  не  могли  бы  переписать  ее?  Я  должен
оставить оригинал у себя.
     -- Да-да, конечно.
     -- Но это еще не все. У вас есть время?
     -- Да. Что там у вас?
     -- Если я дам вам пленку с записью речи двух разных людей,
не могли   бы   вы,   сделав   семантический  анализ,  сказать,
принадлежит ли речь в первом и во втором случаях одному и  тому
же лицу?
     -- Думаю, что смогу.
     -- Каким образом?
     -- Здесь    можно   применить   метод   подсчета   частоты
употребления тех или иных знаков. Если у  вас  есть  запись  из
тысячи  или  более  слов,  можно  подсчитать  количество разных
частей речи.
     -- А можно ли положиться на такой вывод?
     -- Безусловно. Почти  на  сто  процентов.  Такая  проверка
выявляет  разницу  и  в  основном словарном запасе. Здесь имеют
значение не столько сами слова, сколько стиль. Мы это  называем
"индексом  разнообразия".  Дилетанту  здесь разобраться трудно,
что, впрочем, нас устраивает.
     -- Директор чуть заметно улыбнулся. Потом кивком указал на
пленки, которые Каррас держал в  руках.  --  Если  я  правильно
понял, здесь записана речь двух разных людей.
     -- Нет.  И  голос,  и  слова  принадлежат  одной  и той же
личности, Фрэнк. Я  уже  говорил  вам,  это  случай  раздвоения
личности.  И слова, и голоса кажутся совершенно разными, но все
это принадлежит одному и тому же лицу. Я буду вам очень обязан.
     -- Вы хотите, чтобы  я  проверил  записи?  С  радостью.  Я
передам их специалисту.
     -- Нет,  Фрэнк, я прошу вас о большем -- чтобы это сделали
именно вы и как можно скорее. Это очень важно.
     Директор заглянул ему в глаза и поспешно кивнул.
     -- Хорошо-хорошо, я займусь этим.
     Фрэнк сделал копию записи с пленки  священника,  и  Каррас
вернулся  в свою комнату. На полу за дверью он нашел записку. В
ней сообщалось, что история болезни уже доставлена.
     Каррас расписался  за  пакет.  Вернувшись  в  комнату,  он
немедленно  принялся  за чтение и вскоре убедился, что напрасно
ездил в институт.

     "...предполагается  навязчивая  идея  вины  с  последующим
истерико-сомнамбулическим..."

     Но  сомнения  все-таки  остались. Все зависит от того, как
объяснять эти явления. А пятна на коже у Реганы?  Каррас
закрыл  лицо руками. То, о чем рассказывала Крис, действительно
упоминалось в бумагах. Но там также указывалось, что  у  Реганы
сверхактивная  кожа,  и  она  сама могла это делать, проводя по
груди   пальцем   незадолго   до   появления   букв.    Обычная
дерматография.
     Она сама это делала. Каррас был убежден в этом. Как
только  Регане  стянули ремнями руки, таинственные буквы больше
ни разу не появлялись.
     Обман. Сознательный или подсознательный, но  все  равно
обман.
     Священник  поднял  глаза  и  взглянул  на  телефон. Может,
позвонить Фрэнку? Он снял трубку. Абонент не отвечал, и  Каррас
продиктовал   автоответчику,   чтобы   Фрэнк   ему  перезвонил.
Измученный и уставший, он медленно поднялся и побрел  в  ванну.
"...Изгоняющий  дьявола должен убедиться в том, что не осталось
признаков..." Дэмьен глянул на свое отражение в зеркале.  Может
быть,  он  что-то  упустил? Что? Запах квашеной капусты.
Каррас повернулся, снял  с  вешалки  полотенце  и  вытер  лицо.
Самовнушение, вспомнил он. К тому же люди с психическими
заболеваниями так умеют переделывать свой организм, что от тела
начинают исходить самые различные запахи.
     Удары... Ящик, открывающийся и закрывающийся сам по
себе.  Телекинез? Но может ли это быть? "Неужели вы верите в
эту  чепуху?"  Мысли  путались  и  разбегались.  Слишком
устал. Тем не менее Каррас продолжал думать о Регане.
     Он   вышел   из  здания  и  направился  в  университетскую
библиотеку, нашел нужный журнал  и  прочитал  статью  немецкого
психиатра Ганса Бендера об исследовании явлений парапсихологии.
     Сомнений  нет,  решил  Каррас, закончив чтение: психокинез
существует,  в  его  пользу  говорят  авторитетные   документы,
случаи,   которые   удалось  заснять  на  пленку,  и  случаи  в
психиатрических  клиниках.  Но  ни  в  одном  из  них  даже  не
упоминалось   об   одержимости   бесами.   Предполагалось,  что
телекинез достигается за  счет  энергии  мозга,  высвобожденной
подсознательно   и   (что   особенно   произвело   на   Карраса
впечатление) встречающейся у подростков в моменты  "чрезвычайно
высокого     внутреннего     напряжения,    расстройства    или
озлобленности".
     Каррас протер усталые глаза, еще раз просмотрел выдержки с
описанием симптомов, тщательно обдумывая каждый из них. "Что
же пропущено?-- удивлялся он. -- Ч т о?"
     И тут же с отчаянием осознал, что  ответом  было  жестокое
слово: "НИЧЕГО".
     Каррас  вернул  журнал и направился к дому миссис Макнейл.
Уилли открыла ему дверь и провела в кабинет.
     Крис, облокотившись  на  стойку  бара  и  подперев  руками
голову, стояла спиной к священнику.
     -- Здравствуйте, святой отец.
     В  ее  голосе  сквозило  отчаяние. Обеспокоенный священник
подошел к актрисе.
     -- Вам плохо? -- тихо спросил он.
     -- Нет, мне хорошо.
     Эту фразу она почти выдавила из себя.  Каррас  нахмурился.
Крис закрыла лицо руками. Руки дрожали.
     -- Что вы делали? -- спросила Крис.
     -- Я  читал  больничные записи. -- Каррас подождал. Она не
отвечала. Тогда он заговорил снова:  --  Я  считаю...  Поймите,
лично  мое мнение таково, что Регане сейчас помогут психиатры и
соответствующее лечение.
     Крис медленно покачивала головой.
     -- Где ее отец? -- спросил священник.
     -- В Европе,-- чуть слышно прошептала Крис.
     -- Вы сообщили ему, что случилось?
     Крис столько раз порывалась рассказать ему обо всем. Может
быть,  это  несчастье  снова  их  сблизило  бы.  Но  Говард   и
священники...  Это  невозможно.  Ради Реганы Крис решила ничего
ему не говорить.
     -- Нет,-- тихо ответила она.
     -- Мне кажется, будет лучше, если он приедет сюда.
     -- Послушайте, нет ничего лучше, чем  то,  что  далеко  от
нас!  -- неожиданно взорвалась Крис. -- И нет никого лучше, чем
тот, кто убирается от нас ко всем чертям!
     -- Я думаю, стоит послать за ним.
     -- Зачем?
     -- Это может...
     -- Я просила вас выгнать дьявола, а  не  тащить  сюда  еще
одного!  --  истерично  закричала  Крис.  Лицо ее исказилось от
страданий. -- Что же вдруг случилось со всеми священниками?
     -- Послушайте...
     -- На кой черт мне здесь Говард?
     -- Мы можем поговорить об этом...
     -- Так поговорите об этом сейчас! На кой черт здесь  нужен
Говард? Какой от него толк?
     -- Есть  сильные  подозрения,  что расстройство Реганы как
раз началось с ее чувства вины по поводу...
     -- По поводу чего?
     -- Это может быть...
     -- Развод? Этот бред я уже слышала от психиатров!
     -- Видите ли...
     -- Регана  виновата,  потому  что   она   убила   Бэрка
Дэннингса!--  завизжала  Крис,  со всей силой сдавив руками
виски. -- Она убила его! Регана убила его, и теперь ее пытаются
убрать! Ее посадят в тюрьму! О Боже мой. Боже мой...
     Крис  зарыдала  и  пошатнулась.  Каррас  подхватил  ее   и
проводил до дивана.
     -- Успокойтесь,-- тихо повторял он,-- успокойтесь.
     -- Нет,  они  все равно ее уберут! -- всхлипывала женщина.
-- Все равно... они... ее... О-о-о! Боже мой!.. Боже мой!
     -- Ну, успокойтесь.
     Каррас усадил Крис на диван, помог лечь, а сам  присел  на
край дивана и взял ее ладони в свои руки.
     Он  думал  о Киндермане. О Дэннингсе. Об этих слезах. Нет,
все это нереально.
     -- Успокойтесь, все в порядке... не переживайте...  так...
успокойтесь...
     Вскоре  всхлипывания  прекратились, и Крис, приподнявшись,
села.  Каррас  принес  ей  воды  и  пачку  бумажных   салфеток,
найденных им на полке в баре. Потом снова присел рядом с Крис.
     -- Я  рада,--  проговорила  она, сморкаясь. -- Боже, как я
рада, что наконец-то рассказала об этом.
     Карраса одолело смятение. Чем спокойней становилась  Крис,
тем сильнее он сам начинал волноваться. Необъяснимая и гнетущая
тяжесть  навалилась  на  священника.  Он весь напрягся изнутри!
Нет! Молчи! Не говори больше ничего!
     -- Может быть, вы хотите мне еще что-то сказать?  --  тихо
вымолвил Каррас.
     Крис  кивнула,  глубоко  вздохнула  и вытерла глаза. Очень
сбивчиво и отрывочно она рассказала о Киндермане,  о  книге,  о
своей  уверенности  в  том,  что  Дэннингс  заходил  к Регане в
спальню, о невероятной силе Реганы и о  том,  как  она  увидела
повернувшееся к ней на 180А лицо Дэннингса.
     Крис  замолчала.  Теперь  она ждала, что скажет священник.
Некоторое  время  Каррас  обдумывал  услышанное.  Наконец  тихо
проговорил:
     -- Вы же не знаете, что это сделала она.
     -- Но   голова   повернулась   и   уставилась  на  меня,--
воскликнула Крис.
     -- Вы сами довольно сильно ударились  головой  о  стену,--
возразил  Каррас.  -- К тому же находились в шоковом состоянии.
Вам это показалось.
     -- Она  сама  сказала  мне  об  этом,--  настаивала   Крис
безжизненным голосом.
     Молчание.
     -- А   Регана  не  рассказала  вам,  как  именно  она  это
проделала? -- поинтересовался Каррас.
     Крис отрицательно покачала головой.
     -- Нет, не говорила.
     -- Тогда ее слова ничего не значат,-- заверил  Каррас.  --
Это  все  ерунда, раз Регана не рассказала вам все подробности,
знать которые может только убийца.
     Крис с сомнением пожала плечами.
     -- Я не знаю,-- промолвила она. -- Не знаю, правильно ли я
поступила. Я считаю, что это сделала Регана  и  что  она  может
убить  еще  кого-нибудь.  Я  не  знаю...  -- Крис замолчала. --
Святой отец, что же мне делать?
     Ощущение тяжести, обрушившейся на  него,  становилось  все
отчетливей и острей, и Каррас внезапно осознал, что эта тяжесть
никогда  больше  его  не  оставит. Он уперся локтями в колени и
прикрыл глаза.
     -- Вы правильно поступили, что рассказали мне обо  всем,--
спокойно начал Каррас. -- А сейчас перестаньте думать об этом и
положитесь на меня.
     Священник почувствовал ее взгляд и обернулся.
     -- Вам лучше?
     Крис кивнула.
     -- Вы не сделаете мне одолжения
     -- Что такое?
     -- Сходите в кино.
     Она вытерла ладонью глаза и улыбнулась:
     -- Я терпеть не могу кино.
     -- Тогда сходите в гости к друзьям.
     Крис положила руки на колени и тепло взглянула и Карраса.
     -- Мой друг сидит передо мной,-- произнесла она.
     Иезуит улыбнулся.
     -- Отдохните-ка лучше,-- посоветовал он.
     -- Ладно.
     Каррас снова задумался.
     -- Вы  считаете,  что это Дэннингс отнес книгу наверх? Или
она уже была там?
     -- Я думаю, что она уже была там,-- ответила Крис.
     Священник обдумал ее ответ. Встал.
     -- Ну, хорошо. Вам нужна сейчас машина?
     -- Нет, можете пока оставить ее у себя.
     -- Отлично. Я к вам зайду попозже.
     -- До свидания, святой отец.
     -- До свидания.
     Дэмьен в полном смятении вышел  на  улицу.  В  голове  все
перемешалось.  Регана.  Дэннингс.  Невозможно!  Нет!  И  все
же... Крис, впав в истерику, почти убедила  его.  Вот  в
том-то  и  дело:  истеричное  воображение.  И  все же... он
перебирал ее варианты и искал, искал ответ.
     Вернувшись к себе, иезуит позвонил в институт.  Но  Фрэнка
там  не  оказалось.  Дэмьен  положил  трубку.  Святая  вода.  И
водопроводная вода. Что-то здесь не так. Он открыл  "Инструкцию
для изгоняющих дьявола": "злые духи... неверные ответы... таким
образом  может  показаться, что данная личность не одержима..."
Каррас задумался. Черт возьми! Какие еще "злые духи"?
     Он  с  треском  захлопнул  книгу,  взгляд  его   упал   на
медицинские  записи.  Дэмьен  перечитал  их,  отыскивая  места,
которые можно было упомянуть в разговоре с епископом.
     Вот. Нет подозрения на истерию. Это уже кое-что. Но  мало.
Нужно  еще.  Смутно  припоминалось  какое-то несоответствие. Но
какое? Дэмьен отчаянно пытался вспомнить. И вдруг его осенило.
     Он поднял трубку, набрал  номер  и  услышал  сонный  голос
Крис:
     -- Это вы, святой отец?
     -- Вы спали? Извините.
     -- Ничего.
     -- Крис,  где  этот  доктор...  --  Каррас заглянул в свои
записи. -- Доктор Кляйн?
     -- В Росслине.
     -- В больнице?
     -- Да.
     -- Позвоните ему и передайте, что  к  нему  зайдет  доктор
Каррас,  который  желает посмотреть ЭЭГ Реганы. Скажите, доктор
Каррас. Вы меня поняли?
     -- Поняла.
     -- А с вами я поговорю попозже.
     Повесив трубку, Каррас быстро переоделся в свитер и  брюки
цвета  хаки. Сверху он надел черный плащ и застегнул его на все
пуговицы. Посмотрев на себя в зеркало,  он  нахмурился.  Так
выглядят  только  священники  и  полицейские.  В  их одежде
всегда  найдется  какая-нибудь  деталь,  сразу  указывающая  на
профессию.  Каррас расстегнул плащ, снял черные ботинки и надел
белые теннисные тапочки.
     Он сел в машину Крис и поехал в Росслин.  Остановившись  у
светофора  перед  мостом, Дэмьен выглянул из окна и обомлел. Из
черной полицейской машины на 35-й улице перед винным  магазином
Дикси выходил Карл. За рулем машины сидел Киндерман.
     Загорелся  зеленый  свет. Каррас дал полный ход и вырвался
вперед. Он въехал на мост и глянул в  зеркальце  заднего  вида.
Видели они его или нет? Вряд ли. Но почему они были вместе? Что
это: чистая случайность? Или тоже связано с Реганой?
     Забудь  об этом! Нельзя все время думать об одном и том
же.
     Каррас  припарковал   машину   у   больницы   и   принялся
разыскивать  кабинет  Кляйна.  Доктор  был  занят, но медсестра
передала Каррасу электроэнцефалограмму.  В  отдельном  кабинете
Дэмьен,  пропуская  между пальцев длинную узкую полоску бумаги,
изучал результат ЭЭГ.
     Вскоре к нему присоединился Кляйн.
     -- Доктор Каррас?
     -- Да. Рад с вами познакомиться.
     -- Я -- доктор Кляйн. Как дела у девочки?
     -- Ей лучше.
     -- Рад слышать.
     Каррас вернулся к изучению рисунка. Кляйн водил пальцем по
зигзагообразной линии.
     -- Видите? Волны очень ритмичные. Никаких отклонений.
     -- Да, вижу,-- Каррас нахмурился. -- Очень любопытно.
     -- Любопытно?  Если  учитывать,  что  мы  имеем   дело   с
истерией...
     -- Я  полагаю,  что  это  пока малоизвестно,-- пробормотал
Каррас,  продолжая  рассматривать  ленту.  --  Бельгиец  Айтека
обнаружил,   что  при  истерии  наблюдаются  довольно  странные
колебания волн на рисунке. Очень незначительные, но  постоянные
изменения. Я искал их здесь, но пока не смог найти.
     Кляйн ухмыльнулся:
     -- Ну и что?
     Каррас посмотрел в его сторону:
     -- Но   все-таки,   когда   вы  делали  ЭЭГ,  у  нее  было
расстройство?
     -- Да, было. Я бы сказал, что было. То есть,  конечно  же,
было.
     -- Неужели  вас  не поразило то, что результаты получились
идеальные? Даже в нормальном состоянии субъекты способны менять
рисунок  волн  в  пределах  допустимого,  а   у   Реганы   было
расстройство.  Можно  было  логически  предположить, что на ЭЭГ
появятся колебания. Если...
     -- Доктор,  миссис  Симмонс  нервничает,--  перебила   его
медсестра, открывая дверь.
     -- Да-да, иду,-- вздохнул Кляйн.
     Медсестра  поспешно  удалилась.  Кляйн  шагнул  к выходу и
обернулся:
     -- Кстати, об истерии,-- сухо вставил он. -- Извините, мне
надо бежать.
     Кляйн закрыл за собой дверь. Каррас услышал его торопливые
шаги. Потом стало слышно, как в  приемной  открылась  дверь,  и
оттуда донесся голос:
     -- Ну, как мы себя сегодня чувствуем, миссис?..
     Дверь   закрылась.   Каррас  вернулся  к  бумажной  ленте,
досмотрел ее, свернул, перевязал и вернул медсестре в приемной.
Что-то есть. Об этом он  мог  упомянуть  в  разговоре  с
епископом.  Каррас  мог  утверждать, что у Реганы не истерия, а
значит,  она,  возможно,  одержима.  С  другой   стороны,   ЭЭГ
порождала  еще  одну загадку: почему на ней не было отклонений?
Совсем никаких?!
     Священник возвращаются к дому Крис, но у  дорожного  знака
на  углу  35-й  улицы и Проспект-стрит сердце его екнуло: между
знаком и домом  иезуитов  стояла  машина  Киндермана.  Детектив
сидел в машине один, высунув из окна локоть и уставившись прямо
перед собой.
     Каррас  нашел  свободное место, припарковал машину и запер
ее. Неужели он наблюдает  за  домом?  Призрак  Дэннингса
вновь  отчетливо  встал  перед  его  глазами. Неужели Киндерман
думает, что Регана...
     Спокойно. Не спеши. Спокойно.
     Священник подошел к машине и нагнулся к окошку:
     -- Здравствуйте, лейтенант.
     Детектив быстро обернулся, удивленно посмотрел на него,  а
потом расплылся в улыбке:
     -- А, отец Каррас.
     Успокойся!  Каррас  почувствовал, что ладони у него
увлажнились и похолодели.
     Спокойней.  Не  показывай  ему,  что   ты   волнуешься!
Спокойней!
     -- С  вас сейчас штраф возьмут, вы это знаете? По будням с
4 до 6 здесь запрещена остановка.
     -- Не важно,-- засопел Киндерман. -- Я  ведь  разговариваю
со священником. А здесь все полицейские набожные.
     -- Как у вас дела?
     -- Говоря откровенно, отец Каррас, так себе. А у вас?
     -- Не могу пожаловаться. Вы так и не раскрыли то дело?
     -- Какое дело?
     -- Смерть режиссера.
     -- А,  это...  --  Детектив  махнул  рукой.  --  Лучше  не
спрашивайте. Послушайте, а что вы делаете сегодня  вечером?  Вы
не  заняты?  У  меня  есть  пропуск  в "Крэст". Там сейчас идет
"Отелло".
     -- А кто играет?
     -- Дездемону -- Молли Пайкон, а Отелло  --  Лео  Фукс.  Вы
довольны?  Это  же  Шекспир!  Какая разница, кто играет! Так вы
идете?
     -- Боюсь, что нет. У меня очень много работы.
     -- Вижу.  Извините,   но   выглядите   вы   отвратительно.
Засиживаетесь допоздна?
     -- Я всегда выгляжу отвратительно.
     -- А  сейчас  хуже обычного. Бросьте свои дела! Один вечер
можно и отдохнуть. Пойдемте!
     Каррас решил проверить Киндермана:
     -- А вы уверены, что именно эти актеры  в  главных  ролях?
Мне  помнится,  что  сейчас  на экранах идет картина с участием
Крис Макнейл.
     Детектив не отреагировал:
     -- Нет, я уверен. Там идет "Отелло".
     -- Кстати, что вас привело в наши места?
     -- Я приезжал специально из-за  вас,  хотел  пригласить  в
кино.
     -- Да,  конечно,  гораздо проще приехать, чем позвонить по
телефону,-- съязвил Каррас.
     Детектив невинно поднял брови и развел руками.
     -- Ваш номер был занят.
     Иезуит молча уставился на него.
     -- Что  случилось?  --  спустя  мгновение  поинтересовался
Киндерман.
     Каррас  с  мрачным  видом  просунул  внутрь  машины руку и
приподнял Киндерману веко. Осмотрел глаз.
     -- Не знаю. Вы ужасно выглядите.  У  вас  может  развиться
мифомания.
     -- Я не знаю, что это такое,-- проговорил Киндерман, когда
Каррас убрал руку.
     -- Это серьезно?
     -- Не смертельно.
     -- Но что это? Я умираю от любопытства.
     -- Загляните в справочник,-- посоветовал Каррас.
     -- Не  будьте злюкой. Я некоторым образом на страже закона
и могу вас задержать. Вы это понимаете?
     -- А за что?
     -- Психиатр не должен  заставлять  людей  волноваться.  Вы
эпатируете  публику,  святой отец. Нет, я серьезно, эта публика
не прочь от вас  отделаться.  Что  же  это  за  экстравагантный
священник, расхаживающий в свитере и тапочках?
     Чуть заметно улыбнувшись, Каррас кивнул.
     -- Мне  пора. Будьте осторожны. -- Прощаясь, Дэмьен дважды
постучал по окошку, потом повернулся и медленно побрел к дому.
     -- Сходите  к  психоаналитику!  --  хрипло  крикнул  вслед
детектив.  Проезжая  мимо  Карраса,  он посигналил и махнул ему
рукой.
     Каррас помахал в ответ, остановился на тротуаре и дрожащей
рукой осторожно провел по лбу. Неужели она могла это сделать?
     Неужели  Регана  так  чудовищно   разделалась   с   Бэрком
Дэннингсом?  Дэмьен  поднял  голову  и взглянул на окно Реганы.
Что же там, в этом доме? И сколько уже времени Киндерман
идет по следу Реганы? Может быть, он видел кого-то, похожего на
Дэннингса? Или слышал голос  этого  человека?  Сколько  времени
будет мучиться Регана?
     Или она умрет?
     Он должен переговорить с высшим духовенством.
     Священник  торопливо  перешел  улицу  и  направился к дому
Крис. Надавил на кнопку звонка. Дверь открыла Уилли.
     -- Миссис прилегла отдохнуть,-- заявила она.
     Каррас кивнул.
     -- Хорошо. Очень хорошо. --  Он  прошел  мимо  служанки  и
поднялся   наверх.   Ему   срочно  понадобились  неопровержимые
доказательства.
     Священник вошел в спальню Реганы и увидел Карла. Тот сидел
у окна, сложив руки и уставившись на девочку. Своей солидностью
и спокойствием  швейцарец  гармонировал  с   добротной   темной
мебелью комнаты.
     Каррас  подошел  к кровати и посмотрел на Регану. Глаза ее
закатились, слышалось невнятное бормотание, похожее на какое-то
неземное заклинание. Каррас перевел взгляд на Карла.  Потом  не
спеша  нагнулся  и  начал  развязывать  ремни, стягивающие руки
Реганы.
     -- Святой отец, не надо!
     Карл  подскочил  к  кровати   и   резко   оттолкнул   руку
священника.
     -- Не  надо,  святой  отец!  Она  сильная!  Очень сильная!
Оставьте эти ремни!
     В глазах его  без  труда  читался  неподдельный  страх,  и
Каррас  понял,  что  разговоры  о  силе  Реганы  не были пустой
болтовней. Она могла это сделать, могла свернуть шею Дэннингсу.
О боже, Каррас! Спеши! Отыщи доказательства!  Думай!  Спеши,
или...
     -- Ich  mochte Sie etwas fragen, Engstrom!/ Я хочу вас кое
о чем спросить, Энгстром! (нем.)/
     Горячей  волной  в  кровати  нахлынула   надежда.   Каррас
вздрогнул  и посмотрел на кровать. Бес издевательски ухмылялся,
обращаясь к Карлу:
     -- Tanzt Ihre Tochter gern?/ Ваша  дочь  любит  танцевать?
(нем.)/
     Немецкий!  Бес  спрашивает, любит ли дочь Карла танцевать!
Сердце Карраса забилось, он повернулся и увидел,  что  у  слуги
щеки  стали  пунцовыми.  Карл весь затрясся, в глазах сверкнула
ярость.
     -- Карл, вам лучше выйти,-- посоветовал Каррас.
     Швейцарец отрицательно замотал  головой  и  только  крепче
сжал кулаки.
     -- Нет, я останусь.
     -- Вы  уйдете  отсюда.  Я  прошу  вас,--  твердым  голосом
произнес иезуит, глядя прямо в глаза Карлу.
     После некоторого замешательства Карл уступил  и  вышел  из
комнаты.
     Смех  прекратился. Каррас оглянулся. Бес с довольным видом
наблюдал за священником.
     -- Итак, ты вернулся,--  пробасил  он.  --  Я  удивлен.  Я
считал,  что  неудача  со  святой водой навсегда отобьет у тебя
охоту появляться здесь. Но я совсем забыл,  что  у  священников
нет совести.
     Каррас  изо  всех сил пытался сдержаться и ждал, что будет
дальше. Ему  необходимо  было  сосредоточиться  и  оценить  все
трезво.  Он знал, что языковая проверка требует разговора, ведь
отдельно произнесенные  фразы  могли  оказаться  подсознательно
запомнившимися.   Спокойно!   Ты   помнишь  ту  девочку?
Служанку-подростка? Она была одержима и в  бреду  разговаривала
на   каком-то   языке,   который   в   конце   концов  оказался
древнесирийским. Каррас представил себе, как это поразило всех,
когда выяснилось, что девочка одно время работала в  доме,  где
одним из квартирантов был студент, изучающий теологию. Накануне
экзаменов он шагал по комнате, поднимался по лестнице и на ходу
читал  вслух  древнесирийские  тексты. Девочка все это слышала.
Спокойно!
     -- Sprechen  sie  deutsch?/  Говорите  ли  вы  по-немецки?
(нем.)/ -- тихо спросил Каррас.
     -- Если хочешь поразвлекаться?
     -- Sprechen  sie  deutsch?  -- повторил он и почувствовал,
как сердце в надежде застучало еще быстрей.
     -- Naturlich,   /Конечно,   (нем.)    /--    злобно
усмехнулся  бес.  --  Mirabile  dictu  / Отличное произношение,
(лат.)/ не правда ли?
     Сердце иезуита замерло. Не только немецкий, но  и  латынь!
Да еще разговорная!
     -- Quod  nomen  mihi  est?  -- быстро спросил Каррас. (Как
меня зовут?)
     -- Каррас.
     Священник возбужденно продолжал:
     -- Ubi sum? (Где я?)
     -- In cubiculo. (В комнате.)
     -- Et ubi est cubiculum? (А где комната?)
     -- In domo. (В доме.)
     -- Ubi est Dennings? (Где Бэрк Дэннингс?)
     -- Mortuus. (Он умер.)
     -- Quornodo mortuus est? (Как он умер?)
     -- Inventus est capite reverso. (Его  нашли  со  свернутой
головой.)
     -- Quis occidit eum? (Кто его убил?)
     -- Регана.
     -- Quornodo  еа  occidit  ilium? Die mihi exacte! (Как она
убила его? Расскажи мне подробно!)
     -- Ну ладно, пока и этого вполне достаточно,-- сказал бес,
оскалившись. -- Достаточно. И  вообще  хватит.  Хотя,  конечно,
тебе  и в голову не пришло, как я полагаю, что, пока ты задавал
свои вопросы на латыни, ты в уме сам же проговаривал  и  ответы
на  латыни.  -- Он рассмеялся. -- Разумеется, подсознательно. И
что бы мы вообще делали без этого подсознания? Ты понимаешь, на
что я намекаю, Каррас? Я совсем не умею говорить  по-латыни.  Я
читаю твои мысли. Я просто нашел ответы в твоей голове.
     Каррасу  стало  страшно. Уверенность его была поколеблена,
постоянно мучили сомнения, глубоко засевшие в его мозгу.
     Демон усмехнулся и продолжал:
     -- Да, я знал, что до тебя это дойдет, Каррас. За  это  ты
мне и нравишься. За это я уважаю всех разумных людей. -- Голова
его откинулась, и он захохотал.
     Мозг  священника  лихорадочно  работал.  Он  пытался найти
такой  вопрос,  на  который  можно  было  бы   дать   несколько
ответов.  Но,  может  быть,  я буду думать обо всех ответах?
Ладно. Тогда можно задать вопрос,  на  который  сам  не  знаешь
ответа! А правильность его можно будет определить позже.
     Он подождал, пока смех прекратится, и спросил:
     -- Quam   profundus  est  imus  Oceanus  Indicus?  (Какова
глубина Индийского океана в самом глубоком месте?)
     Глаза беса засветились.
     -- La plume de mа tante,/ Ручка моей тетушки, (фр.)
/-- злобно произнес он.
     -- Responde Latine./ Отвечай на латыни, (лат.)/
     -- Bon  jour!  Bonne  nuit!/  Добрый  день!  Доброй  ночи!
(фр.)/
     -- Quam...
     Каррас  не  договорил.  Глаза беса закатились, и появилось
существо, бормочущее на неизвестном языке.
     Каррас с нетерпением потребовал:
     -- Я хочу говорить с бесом!
     Ответа не было. Только дыхание.
     -- Quis es tu? (Кто ты?) -- резко спросил  он.  Голос  его
звучал раздраженно.
     Молчание.
     -- Дай мне поговорить с Бэрком Дэннингсом!
     Существо начало икать.
     -- Дай мне поговорить с Бэрком Дэннингсом!!!
     Икота  продолжалась  с  равномерными  промежутками. Каррас
покачал головой. Затем подошел к стулу и  сел  на  самый  край.
Сгорбившись, он принялся ждать...
     Время  шло.  Каррас  начал дремать. Вдруг он резко вскинул
голову и посмотрел на Регану. Тишина, икота прекратилась.
     Спит?
     Он  подошел  к  кровати  и  посмотрел  на  девочку.  Глаза
закрыты.  Дыхание  глубокое. Он нагнулся и нащупал пульс, потом
тщательно осмотрел ее губы. Они были сухими и растрескавшимися.
Каррас  выпрямился,  подождал  еще  немного,  затем  вышел   из
комнаты.
     Он  спустился  в кухню в надежде найти Шарон. Шарон сидела
за столом и ела суп. В руке у нее был бутерброд.
     -- Вам что-нибудь  приготовить  поесть,  отец  Каррас?  --
спросила она. -- Вы, наверное, голодны.
     -- Спасибо, не надо. Я не хочу,-- ответил Дэмьен и взял со
стола блокнот Шарон. Достал ручку.
     -- Ее мучила икота. У вас есть компазин?
     -- Да, осталось еще немного.
     Каррас  писал  что-то  на  листке  и,  не поднимая головы,
сказал:
     -- Сегодня вечером  поставьте  половину  25-миллиграммовой
свечки.
     -- Хорошо.
     -- У нее началось обезвоживание организма,-- продолжал он.
-- Поэтому  я перевожу ее на внутривенное питание. Первым делом
позвоните в магазин медицинского оборудования и скажите,  чтобы
сюда доставили вот это.
     Он протянул ей исписанный листок.
     -- Она  спит,  поэтому сейчас можно установить сустагенное
питание.
     -- Хорошо,-- кивнула Шарон. Я все сделаю.
     Выгребая ложкой остатки супа, она придвинула к себе листок
и проглядела список.
     Каррас молча наблюдал за ней.
     -- Вы ее учительница?
     -- Да.
     -- Не учили ли вы ее латыни?
     Она удивилась:
     -- Нет.
     -- А немецкому?
     -- Только французскому. И довольно серьезно.
     -- Но ни немецкому, ни латыни?
     -- Да нет же!
     -- А Энгстромы, они между собой иногда говорят по-немецки?
     -- Конечно.
     -- Регана могла это слышать?
     Шарон пожала плечами.
     -- Наверное. -- Она встала и понесла тарелки  в  раковину.
-- Да, я даже уверена в этом.
     -- А вы сами никогда не изучали латынь?
     -- Никогда.
     -- Но могли бы отличить ее на слух? -- Да, конечно.
     -- Она   никогда   не   разговаривала  по-латыни  в  вашем
присутствии?
     -- Регана?
     -- С тех пор, как заболела.
     -- Нет, никогда.
     -- А на каком-нибудь другом языке?  --  пытался  дознаться
Каррас.
     Шарон закрутила кран и задумалась.
     -- Может быть, мне это показалось, но...
     -- Что?
     -- Ну,  мне  показалось... -- Она нахмурилась. -- Я готова
поклясться, что она разговаривала по-русски.
     Каррас внимательно посмотрел на нее.
     -- А вы сами говорите по-русски? -- спросил  священник.  В
горле у него пересохло.
     Шарон пожала плечами.
     -- Чуть-чуть.  --  Она  сложила  кухонное  полотенце. -- Я
изучала его в колледже, вот и все.
     Каррас обмяк. Она  выбирала  латинские  слова  из  моей
головы.  Он  сидел, опустив голову на руки и ничего не видя
вокруг. Его терзали и сомнения.  и  факты.  Телепатия  часто
встречается  в  состоянии сильного напряжения. Человек начинает
говорить на языке, знакомом кому-нибудь из  присутствующих.
Что  же  делать?  Надо  немного  отдохнуть.  А потом еще раз
попробовать... еще раз... еще раз... еще раз...  Он  встал.
Шарон,  прислонившись  к  раковине  и  сложив  руки,  задумчиво
наблюдала за ним.
     -- Я пойду к себе,-- сказал Дэмьен. -- Как  только  Регана
проснется, позвоните мне.
     -- Хорошо, я позвоню.
     -- И насчет компазина,-- напомнил он. -- Не забудьте.
     Она кивнула:
     -- Конечно, не забуду. Я все сейчас сделаю.
     Каррас  пытался  припомнить,  не  забыл  ли  он что-то еще
сказать Шарон. Так всегда: когда  надо  сделать  очень  многое,
обязательно о чем-то забываешь.
     -- Святой  отец, что происходит? -- спросила Шарон. -- Что
же это? Что случилось с Реганой?
     Он поднял свои поблекшие от горя и слез глаза.
     -- Я не знаю.
     Затем повернулся и вышел из кухни.
     Проходя через зал, Каррас услышал шаги.  Кто-то  торопливо
догонял его.
     -- Отец Каррас!
     Он оглянулся. Карл нес его свитер.
     -- Извините,-- сказал слуга, протягивая свитер священнику.
-- Я хотел это сделать раньше, но совсем забыл.
     Пятна были выведены, и от свитера приятно пахло.
     -- Большое  спасибо.  Карл,-- ласково сказал священник. --
Вы очень заботливы.
     -- Спасибо  вам,  отец  Каррас.  Спасибо  за  помощь  мисс
Регане. -- Карл повернулся и с достоинством удалился.
     Каррас  смотрел  ему вслед и вспоминал о том, как встретил
его в машине Киндермана. Еще одна тайна...
     Он с трудом открыл  дверь.  Было  уже  темно.  С  чувством
отчаяния Дэмьен шагнул вперед -- из одного мрака в другой.
     Он перешел улицу и заспешил навстречу близкому отдыху, но,
войдя  в  комнату, увидел на полу у двери записку. Записка была
от Фрэнка.  Насчет  пленок.  Домашний  телефон  и  "пожалуйста,
позвоните..."
     Дэмьен   набрал   номер  и  замер  в  ожидании.  Руки  его
подрагивали.
     -- Алло?  --  зазвучал  в  трубке  писклявый  мальчишеский
голос.
     -- Можно мне поговорить с твоим папой?
     -- Да.  Подождите, пожалуйста. -- Трубку положили и тут же
снова подняли. Опять мальчик: -- А кто это?
     -- Отец Каррас.
     -- Отец Каритц?
     Сердце Дэмьена бешено стучало,  но  он  спокойно  поправил
мальчика:
     -- Каррас. Отец Каррас.
     Трубку  опять  положили, и через несколько секунд раздался
голос:
     -- Отец Каррас?
     -- Да. Здравствуйте, Фрэнк. Я тщетно  пытался  дозвониться
вам.
     -- О, извините. Я занимался дома нашими пленками.
     -- Уже закончили?
     -- Да. Это какая-то чертовщина.
     -- Я  и  сам  знаю.  --  Каррас  пытался  говорить  ровным
голосом.
     -- Так что же там, Фрэнк? Что вы обнаружили?
     -- Начнем с частности..
     -- Ну?..
     -- Здесь недостаточно примеров, чтобы  сказать  наверняка,
вы  понимаете,  но  выводы  сделать  можно.  Эти  два голоса на
пленках, возможно, принадлежат разным людям.
     -- Возможно?
     -- Под присягой я не стал бы на этом настаивать, но ошибка
почти исключена.
     -- Почти исключена... --  автоматически  повторил  Каррас.
Опять  сомнения...  -- А что насчет бреда? -- спросил он
безнадежно. -- Это какой-нибудь язык?
     Фрэнк рассмеялся.
     -- Что тут смешного?
     -- Это что, психологический тест, святой отец?
     -- Я вас не понимаю, Фрэнк.
     -- Или вы перепутали пленки, или я уж не знаю..
     -- Фрэнк, это язык или нет? -- перебил Каррас.
     -- Я бы сказал, что это язык. Да, именно язык.
     Каррас напрягся:
     -- Вы шутите?
     -- Вовсе нет.
     -- И что это за язык?
     -- Английский.
     Несколько секунд Каррас  молчал,  а  потом  изо  всех  сил
закричал:
     -- Фрэнк,  или я вас не расслышал, или вы решили надо мной
подшутить?
     -- У вас есть магнитофон? -- спросил Фэнк.
     Магнитофон стоял на письменном столе.
     -- Да, есть.
     -- Там есть кнопка реверса?
     -- А в чем дело?
     -- Есть или нет?
     -- Подождите. -- Каррас раздраженно положил трубку на стол
и снял с магнитофона крышку. -- Такая кнопка есть. Но  что  все
это значит?
     -- Поставьте пленку и проиграйте ее в обратную сторону.
     -- Что?!
     -- Там  какие-то  злые  гномы.  --  Фрэнк рассмеялся. -- В
общем, вы прослушайте, а  завтра  побеседуем.  Спокойной  ночи,
святой отец.
     -- Спокойной ночи, Фрэнк.
     -- Желаю вам хорошенько развлечься.
     Каррас  повесил трубку, разыскал нужную ленту и вставил ее
в магнитофон. Сначала он просто прослушал ее. Покачал головой.
     Ошибки быть не могло: бред -- и все.
     Дэмьен промотал пленку до конца и включил  ее  в  обратную
сторону.  Он услышал свой голос, произносящий слова наоборот. А
потом  голос  Реганы  --  или  еще  кого-то   --   говорящий...
по-английски!
     ..Marin,  Marin,  Karras,  be  us  let  us.../  ...Мэррин,
Мэррин, Каррас, жить нам дай... (англ.)/
     Английский. Какая-то чепуха, но на аглийском! К а к
она это делает, черт возьми!
     Он прослушал пленку, перемотал ее и поставил снова.  Потом
еще  раз.  Итолько  после  этого  осознал, что слова тоже шли в
обратном порядке!
     Взяв бумагу  и  карандаш,  Дэмьен  сел  за  стол  и  начал
записывать  транскрипцию  слов. Он работал увлеченно, то и дело
щелкая выключателем магнитофона. Когда с этим  было  покончено,
на другом листке бумаги он записал те же слова, только меняя их
порядок в предложениях.
     Наконец  откинулся  на  спинку стула и прочитал все, что у
него получилось.
     ...опасность.   Но   не   совсем,    (неразборчиво)
умрет. Мало времени. Теперь (неразборчиво). Пусть она
умрет. Нет, нет так хорошо! Так хорошо в этом теле! Я чувствую!
Здесь  (неразборчиво).  Лучше (неразборчиво), чем
пустота. Я боюсь священника. Дай нам время.  Бойся  священника!
Он  (неразборчиво).  Нет,  не  этот,  а тот, который
(неразборчиво). Он болен. Ах, эта кровь,  почувствуй  кровь,
как она (поет?).
     На этом месте Каррас спросил: "Кто ты?" и ответом было:
"Я никто, я никто".
     Тогда  Каррас  спросил:  "Это  твое  имя?"  -- "У меня нет
имени. Я никто. Нас много. Дай нам жить. Дай  нам  согреться  в
теле.   Не  (неразборчиво)  из  тела  в  пустоту,  в
(неразборчиво).  Оставь  нас,  оставь  нас.  Дай  нам  жить.
Каррас. (Мэррин? Мэррин?)...
     Он  вновь  и  вновь перечитывал написанное. Его пугали эти
слова, казалось, что здесь говорят  несколько  людей  сразу.  В
конце концов от многократного перечитывания текст превратился в
бессмысленный  набор  слов. Каррас отложил листок и закрыл лицо
руками. Это не  неизвестный  язык.  Писать  слова  наоборот  не
считалось  сумасшествием, и такое явление часто встречалось, но
говорить!
     Переделывать  произношение  так,  чтобы  при  проигрывании
назад  слова  звучали  фонетически  верно. Это было не под силу
даже чрезмерно возбужденному  интеллекту.  Может,  это  и  есть
ускоренное развитие подсознания, на которое ссылается Юнг? Нет.
Здесь что-то другое...
     Каррас  подошел к полкам, отыскивая книгу Юнга "Психология
и патология так называемых оккультных явлений", и нашел  нужную
страницу:  "Отчет  об эксперименте относительно автоматического
написания слов". Субъект подсознательно отвечал на все  вопросы
анаграммами.
     Анаграммы!
     Он  положил  открытую  книгу  на стол, склонился над ней и
прочитал часть отчета:
     "3-й день.
     -- Что такое человек?-- ...
     -- Это анаграмма? -- Да.
     -- Сколько в ней слов? -- Пять.
     -- Какое первое слово? -- Смотри.
     -- Какое второе слово? -- И-и-и-и.
     -- Смотри? Я должен разгадать его сам? -- Попробуй.
     Решение анаграммы субъектом было найдено:
     (Жизнь в меньшей степени может.) Он сам был  удивлен.  Это
доказывало,  что в его мозгу существует интеллект совершенно от
него независимый. Поэтому он продолжая задавать вопросы:
     -- Кто ты? -- Клелия.
     -- Ты женщина? -- Да.
     -- Ты жила на земле? -- Нет.
     -- Ты будешь жить? -- Да.
     -- Когда? -- Через шесть лет.
     -- Почему ты разговариваешь со мной? -- ...
     Субъект расшифровал и эту анаграмму: ( Я Клелию чувствую.)
     4-й день.
     -- Это я отвечаю на вопросы? -- Да.
     -- Клелия здесь? -- Нет.
     -- Тогда кто здесь? -- Никого.
     -- Клелия существует? -- Нет.
     -- Тогда с кем я разговаривал вчера? -- Ни с кем".
     Каррас   перестал   читать.   Покачал   головой.    Ничего
сверхнормального   здесь   не   было:   просто   неограниченные
возможности интеллекта.
     Он достал сигарету,  потом  снова  сел  и  закурил:  "Я
никто.  Нас  много".  Жутко.  Откуда  она  могла это взять?
"Ни с кем".
     Может  быть,  и  Клелия  появилась  так   же?   Неожиданно
возникающие личности?
     "Мэррин   ...   Мэррин..."   "Ах,   эта  кровь..."  "Он
болен"...
     Утомленный взгляд  Дэмьена  упал  на  книгу  "Сатана".  Он
вспомнил первые строки: "Не дай дьяволу увести меня...".
     Каррас  выпустил  дым,  закрыл  глаза  и закашлялся. Горло
саднило. Глаза слезились от дыма. Он встал,  повесил  на  дверь
табличку   "Прошу   не  беспокоить",  выключил  свет,  задернул
занавески, сбросил  ботинки  и  рухнул  на  кровать.  В  голове
мелькали  обрывки  мыслей.  Регана,  Дэннингс,  Киндерман.  Что
делать? Он должен помочь, но как? Поговорить с епископом,  имея
лишь  то  немногое,  что у него есть? Нет, рано. Пока еще он не
может отстаивать свою правоту до конца.
     Каррас подумал о том, что  неплохо  было  бы  раздеться  и
забраться  под  одеяло.  Но  он  слишком устал. Тяжесть событий
давила на него, а он хотел быть свободным.
     "...Дай нам жить!"
     "Дай мне жить!" -- ответил он на это. Тяжелый глубокий сон
постепенно окутал его.

     Дэмьен проснулся от телефонного звонка.  Слабой  рукой  он
потянулся  к выключателю. Интересно, сколько сейчас времени? Он
снял трубку. Звонила Шарон и просила его прийти  прямо  сейчас.
Каррас снова почувствовал себя затравленным и измученным.
     Он  прошел в ванную, умылся холодной водой, натянул свитер
и вышел из дома.
     Было еще темно. Несколько кошек  в  испуге  шарахнулись  в
разные стороны.
     Шарон  встретила  его внизу. Она была в кофте и куталась в
одеяло. Вид у нее был перепуганный.
     -- Извините,  святой  отец,--  прошептала  Шарон,--  но  я
подумала, что вы должны это видеть.
     -- Что?
     -- Сейчас  увидите. Только тише. Я не хочу будить Крис. --
Она кивком пригласила Карраса следовать за ней.
     Войдя в спальню Реганы, священник ощутил ледяной холод. Он
нахмурился и недоуменно посмотрел на Шарон.
     -- Отопление включено на полную мощность,-- прошептала она
и взглянула на Регану, на страшные белки  ее  глаз,  сверкающие
при свете ночника. Казалось, Регана находится в бессознательном
состоянии.  Дыхание тяжелое, полная неподвижность. Трубка -- на
месте, сустаген медленно вливается через нос в горло ребенка.
     Шарон осторожно подошла к кровати, наклонилась и  медленно
расстегнула  Регане воротник пижамы. Каррас с болью наблюдал за
тем, как обнажается  исхудалое  тело  девочки.  По  выступившим
ребрам,  казалось, можно было сосчитать остаток ее дней на этой
земле.
     Он почувствовал, что Шарон смотрит на него.
     -- Я  не  знаю,  святой  отец,   может   быть,   это   уже
прекратилось,-- прошептала она. -- Но вы посмотрите на грудь.
     Брови  Карраса поползли вверх. Он заметил, что кожа Реганы
начала краснеть, но не на всей груди, а только местами.
     -- Вот, начинается,-- шепнула Шарон.
     По телу Карраса поползли мурашки, но не от  холода,  а  от
того,  что  он увидел на груди Реганы. Ярко-красными рельефными
буквами на коже четко проступили два слова:

     ПОМОГИТЕ МНЕ

     -- Это ее почерк,-- прошептала Шарон.
     В 9 часов утра священник Дэмьен Каррас явился к президенту
Джоджтаунского   университета   и   попросил   предварительного
разрешения на проведение ритуала изгнания дьявола. Получив его,
он отправился к епископу епархии. Тот серьезно выслушал рассказ
Карраса.
     -- Вы  уверены,  что это настоящая одержимость? -- спросил
епископ.
     -- Я  могу  утверждать,  что  все  признаки,  описанные  в
"Ритуале",  сходятся,-- уклончиво ответил Каррас. Он все еще не
осмеливался  поверить  в  случившееся.  Не  разум,   а   сердце
заставило  его  прийти  сюда.  Жалость  и надежда, что внушение
поможет излечить девочку.
     -- Вы  хотели  бы  провести  изгнание  сами?  --   спросил
епископ.
     Дэмьен  почувствовал  в  себе  прилив  сил. Ему захотелось
сбросить с  себя  тяжкий  груз  и  избавиться  от  надоедливого
призрака собственного неверия.
     -- Да, конечно,-- ответил он.
     -- Как ваше здоровье?
     -- В порядке.
     -- Вам    когда-нибудь   приходилось   делать   что-нибудь
подобное?
     -- Никогда.
     -- Хорошо, мы примем решение. Конечно, в таких делах лучше
всего иметь  человека  с  опытом.  Их,  конечно,  немного,  но,
возможно,  кто-нибудь вернулся из заграничной миссии. Дайте мне
время  подумать.  Когда  что-нибудь  прояснится,  я  сразу   же
поставлю вас в известность.
     После того как Каррас ушел, епископ связался с президентом
Джорджтаунского  университета,  и они поговорили о Дэмьене, уже
второй раз за этот день.
     -- Да, он знает всю историю болезни,-- заметил в разговоре
президент. -- Я  думаю,  не  будет  вреда,  если  взять  его  в
качестве  помощника.  В  любом  случае  необходимо  присутствие
психиатра.
     -- А кого пригласить для изгнания? У вас есть какие-нибудь
предложения? Я ума не приложу.
     -- Здесь сейчас Ланкэстер Мэррин.
     -- Мэррин? Мне казалось, что он сейчас в Ираке.  По-моему,
я читал, что он работает на раскопках где-то в Ниневии.
     -- Да,  рядом  с  Мосулом.  Все  правильно,  только он уже
закончил работу и три или четыре месяца назад  вернулся.  Он  в
Вудстоке.
     -- Преподает?
     -- Нет, работает над очередной книгой.
     -- Бог  да  поможет  нам!  Вам, однако, не кажется, что он
слишком стар? Как его здоровье?
     -- Наверное, неплохо,  иначе  он  не  стал  бы  заниматься
раскопками, не так ли?
     -- Думаю, вы правы.
     -- Кроме того, у него есть опыт, Майкл.
     -- Я этого не знал.
     -- По крайней мере так говорят.
     -- Когда это было?
     -- Мне  кажется,  10 или 12 лет назад, по-моему, в Африке.
Изгнание длилось несколько месяцев, он сам чуть не погиб.
     -- В таком случае  я  сомневаюсь,  чтобы  он  захотел  это
повторить.
     -- Мы  делаем  то,  что  нам  говорят,  Майкл.  Среди нас,
священнослужителей, мятежников нет.
     -- Спасибо за напоминание.
     -- Ну и что же вы думаете?
     -- Я полагаюсь на вас и на архиепископа.
     Этим  же  вечером  молодой  человек,   готовящийся   стать
священником, бродил по Вудстокской семинарии штата Мэриленд. Он
искал  худого  седовласого  иезуита  и  нашел  его, когда тот в
раздумье прогуливался по аллеям  семинарии.  Юноша  вручил  ему
телеграмму.  Пожилой  человек поблагодарил его, тепло посмотрел
на юношу, затем повернулся и продолжал свои размышления. Он шел
и любовался природой; иногда  останавливался,  прислушиваясь  к
пению  малиновки и наблюдая за поздними бабочками. Он не вскрыл
телеграмму и не прочитал ее,  так  как  уже  знал,  что  в  ней
написано. Он прочитал ее в пыльных храмах Ниневии.
     Он   был   готов,  поэтому  и  продолжал  свою  прощальную
прогулку.




     "Да приидет вопль мой пред лице твое.."

     "Тот, кто остается верным любви, остается верным Богу,
     а Бог -- ему..."
                                                 СВЯТОЙ ПАВЕЛ.



     Киндерман  сидел  за  столом  в  полумраке  своего  тихого
кабинета.  Свет  от настольной лампы падал на ворох документов.
Рапорты  полицейских  и  отчеты  из  лабораторий,  вещественные
доказательства  и служебные записки. В задумчивости он медленно
разложил их в виде лепестков цветка, чтобы сгладить то  мерзкое
заключение,  к  которому  они его привели и которые он никак не
мог принять.
     Энгстром был невиновен. Во время гибели Дэннингса он был у
своей дочери -- снабжал ее деньгами для покупки наркотиков.  Он
солгал в первый раз, чтобы не выдать ее и чтобы мать, считавшая
дочь  умершей,  ничего  не  узнала.  Когда  Киндерман рассказал
Эльвире,  что  ее  отец  подозревается  в  соучастии   убийства
Дэннингса, она согласилась все рассказать. Нашлись и свидетели,
которые  подтвердили рассказ. Энгстром был невиновен. Невиновен
и молчалив. От него нельзя было узнать, что происходит в доме у
Крис.
     Киндерман нахмурился, рассматривая свой  "цветок":  что-то
ему не понравилось.
     Он  передвинул один "лепесток" немного ниже и правее и еще
раз проанализировал все факты.
     Киндерман уставился в самую середину своей бумажной  розы,
где  лежала  старая  выцветшая  обложка  популярного журнала. С
фотографии на него смотрели Крис и  Регана.  Он  пригляделся  к
девочке:  симпатичное,  веснушчатое  лицо,  волосы  завязаны  в
"хвостики", не хватает переднего зуба.  Киндерман  посмотрел  в
окно. На улице было темно. Моросил надоедливый дождик.
     Он  пошел  в  гараж,  сел  в черный автомобиль и поехал по
блестящим,  мокрым  от  дождя  улицам  в  сторону  Джорджтауна.
Припарковавшись   на   восточной   стороне  Проспект-стрит,  он
просидел в машине около четверти часа, глядя  на  окно  комнаты
Реганы.  Может быть, нужно постучаться и потребовать, чтобы ему
ее показали? Он опустил голову и потер лоб рукой.
     Уильям В. Киндерман! Вы больны!  Идите  домой!  Примите
лекарство и ложитесь спать!
     Он  опять  посмотрел  на окно и задумчиво покачал головой.
Нет. Неумолимая логика руководила его поступками.
     К дому подкатил автомобиль.
     Детектив насторожился, повернул ключ зажигания  и  включил
дворники.
     Из такси вышел высокий пожилой человек. На нем были черный
плащ и  шляпа,  в  руках  он  держал  видавший виды чемоданчик.
Старик заплатил шоферу и остановился, осматривая дом  с  улицы.
Такси  тронулось и повернуло на 36-ю улицу. Киндерман поехал за
ним. Поворачивая за угол, он заметил, что пожилой человек так и
не двинулся с места; он стоял в туманном свете уличного фонаря,
как памятник путнику: полный спокойствия и застывший на века.
     Детектив посигналил фарами таксисту.

     В это время Шарон делала Регане укол либриума, а Каррас  и
Карл  держали  девочку за руки. За последние два часа доза была
увеличена до четырехсот миллиграммов. Это было очень много,  но
после   временного   затишья,   длившегося   много  часов,  бес
неожиданно проснулся в таком приступе  ярости,  что  ослабевший
организм Реганы не смог бы долго продержаться.
     Каррас  измотался.  После  визита  к представителю высшего
духовенства  он  вернулся  к  Крис,  чтобы  рассказать   ей   о
результатах.   Потом   помог  наладить  для  Реганы  внутреннее
питание, вернулся домой и сразу же рухнул в кровать. Однако уже
через полтора часа  его  разбудил  телефонный  звонок.  Звонила
Шарон.  Регана все еще была без сознания, и ее пульс постепенно
замедлялся.  Каррас  сразу  же  бросился  на  помощь,  захватив
чемоданчик  с  медикаментами.  Он  уколол  Регану  в ахиллесово
сухожилие, чтобы посмотреть на ее реакцию. Реакции не было.  Он
с   силой   надавил   на   ноготь.   То   же  самое.  Священник
забеспокоился. Хотя он знал, что  при  истерии  и  в  состоянии
транса  иногда  наблюдается  невосприимчивость к боли, в данном
случае  он  опасался  наступления  комы,  которая  легко  могла
закончиться  смертью.  Каррас  измерил  давление:  девяносто на
шестьдесят, пульс -- шестьдесят. Он оставался в комнате и делал
повторные измерения через каждые  пятнадцать  минут  в  течение
полутора  часа,  пока  не  убедился в том, что Регана была не в
состоянии шока,  а  в  оцепенении.  Шарон  получила  инструкцию
продолжать  измерять  пульс  каждый  час.  После  этого  Дэмьен
вернулся к себе, чтобы поспать. Но его снова разбудил  телефон.
Ему  сообщили,  что  "изгоняющим  дьявола"  назначен  Ланкастер
Мэррин, а помощником -- он, Каррас.
     Новость   потрясла   его.   Мэррин!   Философ-палеонтолог,
человек, обладающий удивительным, тонким умом! Его книги всякий
раз  приводили  в  волнение  церковь,  потому  что  в  них вера
объяснялась  с  точки  зрения  науки,  постоянно  развивающейся
материи,   судьба  которой  --  стать  субстанцией  духовной  и
присоединиться к Богу.
     Каррас тут же позвонил Крис,  чтобы  передать  новость,  и
узнал, что епископ уже сообщил ей об этом лично.
     -- Я  ответила  епископу,  что Мэррин может остановиться у
нас,-- сказала Крис. -- Это займет день или два, верно?
     -- Я не знаю,-- ответил Каррас.
     Подождав еще немного он продолжал:
     -- Вы не должны слишком многого ждать от него.
     -- Я хотела сказать,  если  это  поможет.  --  Голос  Крис
звучал подавленно.
     -- Я   и   не  думал  убеждать  вас  в  том,  что  это  не
подействует,-- подбодрил ее Каррас. -- Просто на это, возможно,
понадобится время.
     -- Сколько времени?
     -- Бывает по-разному.
     Он  знал,  что  изгнание  дьявола  часто  затягивалось  на
недели,  а  то  и  на  месяцы.  Знал,  что  часто оно вообще не
помогало. Предчувствовал, что бремя лечения  свалится  на  него
очередным и на сей раз последним грузом.
     -- Это  занимает  несколько  дней  или недель,-- сказал он
Крис.
     После  разговора  Каррас  почувствовал  себя  до   предела
усталым  и  измученным.  Вытянувшись  на  кровати,  он  думал о
Мэррине. Волнение и сомнения овладели им.  Дэмьен  считал  себя
вполне  подходящим  кандидатом  для  проведения ритуала, однако
епископ выбрал не его. Почему? Из-за того, что  Мэррину  раньше
уже приходилось делать это?
     Он  закрыл  глаза  и  вспомнил,  что  для  изгнания  бесов
выбирают тех, "кто  набожен"  и  обладает  "высокими  душевными
качествами".   Ему  припомнился  отрывок  из  Евангелия,  когда
ученики спросили Христа, почему они не могут изгонять бесов,  и
он ответил им: "Потому что вера ваша слаба".
     Архиепископ знал о его проблеме, знал об этом и президент.
Может быть, один из них и рассказал епископу?
     Каррас   повернулся   на   кровати   и  почувствовал  себя
недостойным, неумеющим, отвергнутым. Эта мысль  больно  ужалила
его.  В  таком  подавленном  настроении он все же заснул, и сон
постепенно заполнил все трещины и пустоты в его сердце.
     Но и на этот  раз  он  проснулся  от  телефонного  звонка.
Рыдающая  Крис  сообщила,  что  у  Реганы опять приступ. Дэмьен
поспешил к ним  и  проверил  у  девочки  пульс.  Сердце  бешено
колотилось. Он ввел ей либриум, потом еще раз. И еще раз. После
этого  Каррас  отправился  на кухню и сел рядом с Крис за стол,
чтобы выпить чашечку кофе.  Крис  просматривала  одну  из  книг
Мэррина, которые по ее просьбе были доставлены на дом.
     -- Мне  это  недоступно,--  тихо сказала она. Однако по ее
виду можно было догадаться, что книга ей очень понравилась.
     Она перелистала назад несколько страниц, нашла  отмеченное
место и передала книгу Каррасу. Он прочитал:
     "...У нас есть установившееся мнение относительно порядка,
постоянства  и  обновления материального мира, окружающего нас.
Хотя каждая часть его преходяща и все  элементы  его  движутся,
все  же  он  связан  законом  постоянства, и хотя он постепенно
умирает, он  так  же  постоянно  и  возрождается.  Исчезновение
одного  только  лишь  дает  рождение  другим,  и  смерть -- это
появление тысячи новых жизней. Каждый час бытия свидетельствует
о том, как преходяще и как одновременно с этим твердо и  велико
сие грандиозное существование единства. Оно подобно отражению в
воде:  всегда  одно  и  то же, хотя вода течет. Солнце заходит,
чтобы снова взойти, ночь поглощает день, чтобы он снова родился
из нее, такой же ясный,  словно  никогда  и  не  угасал.  Весна
становится летом, а потом, пройдя лето и осень,-- зимою, но тем
яснее  и  ближе  становится  ее  возвращение, которое все равно
восторжествует над холодом, хотя к холоду весна стремится уже с
самого первого своего мгновения. Мы горюем  о  майских  цветах,
потому что они непременно завянут, но мы знаем, что однажды май
непременно  возьмет верх над ноябрем, и этот круговорот никогда
не остановится. Это учит нас надеяться и никогда ни  в  чем  не
отчаиваться..."
     -- Да,  это  красиво,--  тихо  сказал  Каррас,  не отрывая
взгляда от книги.
     Сверху послышался крик беса:
     -- Негодяй! Подонок! Набожный лицемер!..
     -- Она всегда клала мне розу на тарелку... утром...  перед
тем, как мне уходить на работу.
     Каррас вопросительно посмотрел на Крис.
     -- Регана,--  пояснила  она  и опустила глаза. -- Я совсем
забыла,  что  вы  ее  раньше  никогда  не   видели.   --   Крис
высморкалась и коснулась пальцами век.
     -- Вам  налить  немного  бренди  в  кофе,  отец Каррас? --
спросила она, силясь придать голосу бодрость.
     -- Спасибо, не нужно.
     -- А для меня просто кофе не подходит,--  прошептала  она.
-- Я налью себе бренди, если вы не возражаете.
     Крис вышла из кухни.
     Оставшись  один,  Каррас мелкими глотками допил свой кофе.
Ему было тепло в свитере, надетом под рясу. То, что он не  смог
успокоить  Крис,  слегка расстроило его. Он вдруг вспомнил свое
детство, и ему стало грустно. У него жила  собачонка  Джинджер,
простая  дворняга,  которая  однажды  заболела и лежала в ящике
прямо в его комнате. Ее все время лихорадило и рвало, и  Каррас
укрывал  ее  полотенцами,  заставлял  пить теплое молоко. Потом
пришел сосед и сказал, что  собака  больна  чумой.  Он  покачал
головой  и  добавил: "Надо было сразу же делать уколы". Однажды
он вышел из школы... на улицу... они шли парами...  И  на  углу
его  ждала  мать...  она была очень грустная... потом она взяла
его за руку и вложила в нее монетку в  полдоллара...  он  тогда
еще обрадовался: так много денег!.. и тут же раздался ее голос,
мягкий и нежный: "Джинджер больше нет..."
     Он  посмотрел  на  горькую  черноту в чашке и ощутил холод
утраты.
     -- Проклятый святоша!!!
     Бес все еще был в бешенстве.
     "Надо было сразу же делать уколы".
     Каррас вернулся в спальню  Реганы  и  удерживал  ее,  пока
Шарон делала укол либриума. Доза на этот раз составляла пятьсот
миллиграммов.  Шарон прижала тампон к месту укола, и тут Каррас
изумленно  взглянул  на  Регану.  Ругательства  на   этот   раз
относились  не  к  ним,  а к кому-то другому, кто был невидим и
находился далеко отсюда.
     -- Я сейчас вернусь,-- сказал  он  Шарон  и  спустился  на
кухню, где в одиночестве за столом сидела Крис, подливая себе в
кофе бренди.
     -- Вы не передумали, святой отец? -- спросила она.
     Он  отрицательно  покачал  головой  и  устало опустился на
стул.
     -- Вы разговаривали с ее отцом?
     -- Да, он звонил. -- Молчание. -- Он  хотел  поговорить  с
Рэгс.
     -- И что же вы ему сказали?
     -- Я сказала, что она ушла в гости.
     Снова  тишина.  Каррас  взглянул на Крис и увидел, что она
смотрит на потолок.  Он  заметил,  что  крики  наверх;  наконец
смолкли.
     -- Мне  кажется, либриум подействовал,-- с удовлетворением
произнес Дэмьен.
     В дверь позвонили. Он посмотрел на  Крис,  и  она  уловил.
догадку в его глазах.
     Киндерман?
     Потянулись  долгие  секунды.  Они  ждали.  Уилли отдыхала,
Шарон и Карл были еще наверху. Крис резко поднялась и  пошла  в
комнату.  Она  приподняла  занавеску  и  посмотрела  в  окно на
незваного гостя. Слава Богу! Это  не  Киндерман.  Вместо
детектива  она  увидела  высокого пожилого мужчину в поношенном
плаще. Склонив голову, он терпеливо ждал под  дождем,  держа  в
руках старомодный, потертый чемоданчик.
     Звонок прозвенел еще раз.
     Кто он?
     Удивленная   Крис  пошла  к  выходу,  приоткрыла  дверь  и
высунулась в темноту.
     -- Я вас слушаю.
     Поля шляпы скрывали глаза незнакомца.
     -- Миссис Макнейл? -- раздался его голос. Он  был  чистым,
мягким и вместе с тем достаточно уверенным.
     Старик снял шляпу, и Крис увидела глаза, которые ошеломили
ее. Умные   и   добрые,  они  словно  сияли  и  были  наполнены
пониманием и состраданием. Они излучали тепло, и источник  этой
целительной  энергии  был  одновременно  в них самих и вовне, и
поток этот не имел границ.
     -- Я отец Мэррин.
     Секунду она непонимающе смотрела на  него,  на  его  худое
лицо  аскета,  на  рельефные, тщательно выбритые скулы, а потом
поспешно распахнула дверь:
     -- О Боже! Пожалуйста, входите!  О,  входите!  Видите  ли,
я... В самом деле! Я не знаю, где мои...
     Он вошел в дом, и она закрыла дверь.
     -- То  есть  я хочу сказать, что я ждала вас только завтра
утром!
     -- Да, я знаю,-- услышала она в ответ.
     Крис обернулась и увидела, что отец Мэррин стоит,  склонив
голову  набок  и  смотрит  вверх, как будто слышит что-то, нет,
чувствует  чье-то  невидимое   присутствие...   Какие-то
отдаленные   вибрации,   которые   ему  давно  знакомы.  Она  с
удивлением наблюдала за пришельцем.
     -- Можно, я помогу вам,  святой  отец?  Мне  кажется,  ваш
багаж слишком тяжел.
     -- Спасибо,--  мягко  ответил  он.  -- Этот чемодан -- как
часть меня самого: такой же старый... и  потрепанный.  --  Отец
Мэррин  опустил глаза, и в них мелькнуло что-то совсем доброе и
ласковое. -- Я привык к грузу... Отец Каррас здесь?
     -- Да, он на кухне. Кстати,  вы  сегодня  обедали,  святой
отец?
     Послышался скрип открываемой двери.
     -- Да, я поел в поезде.
     -- Вы не хотите еще перекусить?
     Через секунду дверь закрыли.
     -- Нет, спасибо.
     -- Этот  противный дождь,-- сокрушалась Крис. -- Если бы я
только знала, что вы приедете, я бы вас встретила на вокзале.
     -- Это не важно.
     -- Вы долго искали такси?
     -- Всего несколько минут.
     -- Все равно я перед вами виновата, святой отец!
     С лестницы быстро спустился Карл, взял из  рук  священника
чемодан и понес его через зал.
     -- Вам  приготовлена  постель  в  кабинете, святой отец,--
засуетилась Крис. -- Там  очень  удобно,  я  подумала,  что  вы
любите,  когда  вас  не  беспокоят.  Я  провожу. -- Она шагнула
вперед и остановилась. -- Или, может быть, вы  хотите  повидать
отца Карраса?
     -- Прежде  всего  я  хотел бы повидать вашу дочь,-- сказал
Мэррин.
     Она удивилась.
     -- Прямо сейчас, святой отец?
     -- Да, прямо сейчас.
     -- Она спит.
     -- Не думаю.
     -- Ну, если...
     И  тут  Крис  вздрогнула,  услышав,  как  сверху  раздался
приглушенный  яростный  крик беса. Он был похож на вопль заживо
похороненного человека:
     -- Мэр-р-р-ри-и-и-и-и-н-н-н!
     За этим последовал глухой удар, потрясший стены спальни.
     -- О, Боже всемогущий!--  Крис  прижала  руки  к  груди  и
онемела  от  ужаса.  Священник не шевелился. Он смотрел наверх,
напряженно и сосредоточенно, и в глазах его не было и намека на
удивление. Даже больше, отметила про  себя  Крис,  он,  похоже,
узнавал этот голос.
     Еще один удар потряс стены.
     -- Мэр-р-р-и-и-и-н-н-н-н-н-н-н-н-н!!!
     Иезуит медленно двинулся вперед, не обращая внимания ни на
Крис,  ни  на  Карраса,  внезапно  появившегося в дверях кухни.
Жуткие удары о стены не прекращались. Отец Мэррин  хладнокровно
подошел  к  лестнице,  и  рука  его,  тонкая  и  изящная, будто
вылепленная из гипса, легко заскользила вверх по перилам.
     Каррас подошел к Крис и вместе с ней наблюдал, как  Мэррин
вошел  в  спальню  Реганы  и  закрыл  за собой дверь. Несколько
секунд было тихо. Внезапно раздался  резкий  хохот  дьявола,  и
Мэррин  вышел  из  комнаты.  Он закрыл за собой дверь и пошел в
зал.  Дверь  в  спальню  снова  открылась,   оттуда   выглянула
удивленная Шарон.
     Иезуит  быстро  спустился  по  лестнице  и  протянул  руку
Каррасу, ждавшему его внизу.
     -- Отец Каррас...
     -- Здравствуйте, святой отец.
     Мэррин стиснул руку Карраса и  серьезно  посмотрел  ему  в
глаза.
     Сверху  доносились  дикий  хохот  и  ругательства  в адрес
Мэррина.
     -- Вы  очень  плохо  выглядите,--  сказал  Мэррин.  --  Вы
устали?
     -- Нет. А почему вы об этом спрашиваете?
     -- У вас есть с собой плащ?
     Каррас отрицательно покачал головой.
     -- Тогда   возьмите   мой,--   сказал  седовласый  иезуит,
расстегивая плащ. -- Я попросил бы вас принести мне  рясу,  два
стихаря, орарь, немного святой воды и два экземпляра "Ритуала".
-- Он  протянул  плащ изумленному Каррасу. -- Мне кажется, надо
начинать.
     Каррас нахмурился:
     -- Что вы имеете в виду? Прямо сейчас?
     -- Да, именно так.
     -- Может быть, вы сначала  хотите  послушать  ее  историю,
святой отец?
     -- Зачем?
     Мэррин непонимающе поднял брови.
     Каррас  понял,  что  ему  нечего  на это ответить, и отвел
взгляд от чистых бесхитростных глаз.
     -- Хорошо,-- ответил он. -- Я сейчас все принесу.
     Мэррин посмотрел на Крис.
     -- Вы не возражаете, если мы  начнем  сразу  же?  --  тихо
спросил он.
     Она  смотрела  на  него и чувствовала, как все ее существо
наполняется облегчением, решимостью и уверенностью. Эти чувства
обрушились внезапно, как гром среди ясного неба.
     -- Вы, наверное, устали, святой отец? Не хотите ли чашечку
кофе? Его только что заварили. -- Голос ее звучал настойчиво, и
в то же время в нем прослушивались нотки мольбы. -- Он горячий.
Не хотите, святой отец?
     Мэррин заметил и ее усталые, измученные глаза, и  то,  как
она нервно сжимала и разжимала кулаки.
     -- Да,  с  удовольствием,--  тепло  сказал он. -- Спасибо.
Если только это вас не затруднит.
     Крис провела его на кухню, и через минуту он уже держал  в
руке чашку с черным кофе.
     -- Хотите, я налью в кофе немного бренди, святой отец?
     Мэррин склонил голову и ровным голосом произнес:
     -- Врачи  не разрешают. -- И добавил, протягивая ей чашку:
-- Но, слава Богу, воля у меня слабая.
     Крис увидела веселую искорку в его  глазах  и  налила  ему
бренди.
     -- Какое  у вас чудесное имя,-- сказал он.-- Крис Макнейл.
Это не псевдоним?
     Она налила себе немного бренди и покачала головой.
     -- Нет, мое настоящее имя не Эсмеральда Глютц.
     -- Ну и слава Богу,-- пробормотал Мэррин.
     Крис улыбнулась.
     -- А что такое Ланкэстер,  святой  отец?  Такое  необычное
имя. Вас назвали в чью-нибудь честь?
     -- В  честь  грузового  судна.  Или  в  честь  моста.  Да,
помнится, это был мост. -- Он задумался,  потом  продолжил:  --
Дэмьен!  Как  бы мне хотелось, чтобы меня звали Дэмьен! Это имя
священника, который посвятил  свою  жизнь  прокаженным  острова
Молокай.  В  конце  концов  он  сам  заболел. Прекрасное имя. Я
считаю, что если бы меня звали Дэмьен, я даже согласился бы  на
фамилию Глютц.
     Крис  засмеялась,  и  ей  стало легче. Некоторое время они
разговаривали с Мэррином о домашних делах и разных  мелочах.  В
дверях  появилась  Шарон. Мэррин встал, как будто только и ждал
ее появления, отнес кружку в мойку, ополоснул  ее  и  аккуратно
поставил в сушилку.
     -- Спасибо, кофе был очень вкусный, как раз то, что надо.
     -- Я провожу вас в вашу комнату.
     Он поблагодарил и пошел за ней к кабинету.
     -- Если  вам  что-нибудь понадобится, святой отец, скажите
мне.
     Он положил ей руку на плечо и  ободряюще  сжал  его.  Крис
почувствовала,  как  в нее вливаются сила и тепло. И покой. Она
явно  ощутила   покой!   И   еще   одно   странное   чувство...
безопасности.
     -- Вы  очень  добры.  --  Ее глаза улыбались. -- Благодарю
вас.
     Он опустил руку и посмотрел ей вслед. Но как  только  Крис
скрылась, лицо его исказилось от боли. Мэррин вошел в кабинет и
тщательно  закрыл  дверь. Из кармана брюк он достал коробочку с
надписью  "аспирин",   открыл   ее,   вынул   оттуда   таблетку
нитроглицерина и осторожно положил ее под язык...
     Крис  прошла на кухню. Прислонившись к двери, она смотрела
на Шарон, которая стояла у плиты и, положив руки  на  кофейник,
ждала, когда подогреется кофе.
     -- Послушай,  дружок,  почему  ты  не хочешь отдохнуть? --
озабоченно спросила Крис.
     Молчание. Казалось, Шарон была  погружена  в  размышления.
Потом она повернулась и уставилась на Крис.
     -- Извини. Ты что-то сказала?
     Крис заметила какое-то напряжение в ее лице.
     -- Что произошло наверху, Шарон?
     -- Где произошло?
     -- В комнате. Когда туда вошел отец Мэррин.
     -- Ах,  да...  --  Шарон  нахмурилась.  --  Да.  Это  было
забавно.
     -- Забавно?
     -- Странно. Они только...  --  Она  запнулась.  --  Ну,  в
общем,  они  молча посмотрели друг на друга, а потом Регана, то
есть это существо, сказало...
     -- Что сказало?
     -- Оно сказало: "На этот раз ты проиграешь".
     -- А потом?
     -- Это все,-- ответила Шарон. -- Отец Мэррин повернулся  и
вышел из комнаты.
     -- А как он при этом выглядел? -- спросила Крис.
     -- Забавно.
     -- О  Боже,  Шарон,  оставь в покое это слово! -- вспылила
Крис и хотела добавить еще что-то, но вдруг заметила, как Шарон
склонила голову набок, будто к чему-то прислушивалась.
     Бес внезапно прекратил бушевать, и еще... что-то тревожное
и тягостное  разливалось  в   воздухе   вокруг   них.   Женщины
уставились друг на друга.
     -- Ты тоже это чувствуешь? -- спросила Шарон.
     Крис  кивнула.  Дом. Что-то было в самом доме. Напряжение.
Воздух постепенно сгущался, в нем явно  угадывалась  пульсация,
вибрация какой-то посторонней энергии.
     Звонок у входной двери вывел их из оцепенения.
     -- Я открою.
     Шарон  пошла  в  холл  и  открыла дверь. Вернулся Kappac и
принес с собой картонную коробку из-под белья.
     -- Спасибо, Шарон.
     -- Отец Мэррин в кабинете,-- сообщила она Дэмьену.
     Каррас  осторожно  постучал  и  вошел,  неся  коробку   на
вытянутой руке.
     -- Извините, святой отец,-- сказал он. -- Я немного...
     Каррас  неожиданно  остановился.  Мэррин, одетый в брюки и
рубашку с короткими рукавами, стоял  на  коленях  у  кровати  и
молился, опустив голову на сложенные руки. Каррас секунду стоял
неподвижно,  как  будто вдруг очутился в детстве и увидел себя,
бегущего куда-то вперед с перекинутой через руку рясой дьячка.
     Он перевел взгляд на  коробку  из-под  белья,  на  еще  не
просохшие  капельки  дождя.  Потом  медленно подошел к дивану и
молча  выложил  на  него  содержимое  коробки.   Закончив   эту
процедуру,  он  снял плащ и аккуратно повесил его на стул, взял
стихарь из белой  материи  и  стал  надевать  поверх  рясы.  Он
услышал, как Мэррин встал и сказал:
     -- Спасибо, Дэмьен.
     Каррас повернулся к нему, поправляя одежду. Мэррин подошел
к дивану и оглядел принесенные вещи.
     Каррас взял в руки свитер.
     -- Я  подумал,  может  быть, вы наденете под рясу вот это,
святой отец? -- сказал он, протягивая его Мэррину. -- В комнате
иногда становится очень холодно.
     Мэррин дотронулся до свитера.
     -- Вы очень внимательны, Дэмьен.
     Каррас взял с дивана рясу Мэррина и  молча  наблюдал,  как
тот  надевает  свитер.  Только  теперь  он ощутил величие, силу
этого человека, этой минуты, тишины дома, которая сейчас давила
и душила его.
     Он опомнился, когда почувствовал, что Мэррин тянет у  него
из рук рясу.
     -- Вы знакомы с правилами ритуала, Дэмьен?
     -- Да,-- коротко ответил Каррас.
     Мэррин начал застегиваться.
     -- Особенно важно не вступать с бесом в разговоры...
     Б  е с. "Он произнес слово как бы между прочим",-- подумал
Каррас. Именно это и поразило его.
     -- Мы можем спрашивать  только  очень  немногое,--  сказал
Мэррин, застегивая пуговицу на воротнике. -- И помните, что все
излишнее  -- чрезвычайно опасно. -- Он взял стихарь и надел его
поверх рясы. -- Ни в коем случае не прислушивайтесь к тому, что
он говорит. Бес -- лжец. Он будет лгать, чтобы смутить нас,  но
при  этом  будет  подмешивать  к  своей  лжи  долю  правды. Это
психологическая атака, Дэмьен. И очень серьезная.  Не  слушайте
его. Помните об этом и не слушайте.
     Каррас   передал   ему   епитрахиль/   Элемент   облачения
священника./, и Мэррин спросил:
     -- Вы еще что-то хотите узнать, Дэмьен?
     Каррас отрицательно покачал головой.
     -- Нет, но я думаю, что вам стоит познакомиться с  разными
личностями, которыми одержима Регана. Пока что их три.
     -- Всего  одна,--  мягко ответил Мэррин, поправляя одежду.
На секунду он крепко сжал епитрахиль, и на лице  его  появилось
мучительное  выражение страдания и боли. Потом он взял "Ритуал"
и дал один экземпляр Каррасу.
     -- Литании святым мы пропускаем. У вас есть святая вода?
     К.аррас вынул  из  кармана  маленький  пузырек,  заткнутый
пробкой. Мэррин взял его и кивнул в сторону двери:
     -- Идите, пожалуйста, первым, Дэмьен.
     Наверху в напряженном ожидании стояли Крис и Шарон. На них
были надеты теплые кофты и свитера. При звуке открываемой двери
они повернулись  и,  глядя  вниз,  увидели, что к лестнице идут
Каррас и Мэррин.
     "Высокие,--  подумала  Крис,--   какие   они   высокие   и
величественные!"
     Наблюдая  за  тем,  как Каррас подходит все ближе и ближе,
Крис возликовала. Ко мне на помощь пришел мой старший  брат,
и   берегись   теперь,   проклятый!   Она  ощутила  сильное
сердцебиение.
     Около двери в комнату иезуиты остановились. Увидев  теплую
одежду Крис, Каррас нахмурился.
     -- Вы тоже собираетесь пойти туда?
     -- Мне показалось, что так будет лучше.
     -- Не  надо,  прошу вас,-- принялся убеждать ее Каррас. --
Не надо. Вы совершите большую ошибку.
     Крис вопросительно посмотрела на Мэррина.
     -- Отцу Каррасу виднее,-- спокойно ответил тот.
     -- Хорошо,-- в отчаянии произнесла она  и  прислонилась  к
стене. -- Я буду ждать здесь.
     -- Какое второе имя у вашей дочери? -- спросил Мэррин.
     -- Тереза.
     -- Прекрасное  имя. -- Мэррин ободряюще посмотрел ей прямо
в  глаза,  потом  перевел   взгляд   на   дверь.   Крис   вновь
почувствована  какое-то  напряжение,  будто темнота сгущалacь и
давила на нее. Изнутри. Оттуда, из спальни.
     -- Все в порядке,-- тихо произнес Мэррин.
     Каррас  открыл  дверь  и  сразу  же  отшатнулся  от  волны
зловония  и  ледяного  холода.  В  углу комнаты, сгорбившись на
стуле, сидел Карл. На нем был старый зеленый охотничий  костюм.
Карл  вопросительно посмотрел на Карраса. Иезуит перевел взгляд
на беса, чей яростный взгляд сверлил фигуру Мэррина.
     Каррас подошел к кровати и встал в ногах у беса, а Мэррин,
высокий и стройный, подошел сбоку. Он остановился  и  склонился
над кроватью.
     Гнетущая  тишина  воцарилась в комнате. Регана облизнулась
распухшим, почерневшим языком. Раздался звук, похожий на  шорох
пергамента.
     -- Ну   что,   чирей   проклятый,--   проскрипел  бес.  --
Наконец-то! Наконец-то ты явился собственной персоной!
     Старый священник поднял  руку  и  перекрестил  кровать,  а
потом  и всю комнату. Повернувшись, он открыл пузырек со святой
водой.
     -- Ах, ну да! Вот и святая моча! -- зарычал бес.  --  Семя
святых!
     Мэррин поднял пузырек, и лицо беса исказилось от злости.
     -- Давай же.
     Мэррин  начал  разбрызгивать  воду.  Бес  вскинул голову и
затрясся от ярости.
     -- Давай, продолжай! Валяй, Мэррин! Вымочи нас! Потопи нас
в своем поту! Ведь твой пот священный, святой Мэррин! А  теперь
нагнись и испусти немного благовония!
     -- Молчи!
     Слово вылетело, как стрела. Каррас резко повернул голову и
с удивлением  посмотрел  на Мэррина, который повелевающе глядел
на Регану. Бес замолчал. Он тоже смотрел на Мэррина, и в глазах
его мелькнуло сомнение. Бес насторожился.
     Мэррин закрыл пузырек, встал на колени у  кровати,  закрыл
глаза и начал читать "Отче наш".
     Регана  плюнула,  желтоватый  комок  слюны  попал  в  лицо
Мэррина и начал медленно сползать по щеке.
     -- ...Да  приидет  царствие  Твое.  --  Мэррин  достал  из
кармана  платок  и  не спеша вытер с лица плевок. -- И не введи
нас во искушение.
     -- Но избави нас от лукавого,-- подхватил Каррас и коротко
взглянул на Регану.
     Ее глаза закатились так, что были видны одни белки. Каррас
встревожился, почувствовав усиливающийся в  комнате  холод.  Он
вернулся к тексту и стал следить за молитвой.
     -- Бог и Отче наш, я взываю к святому имени Твоему, молю о
милосердии  Твоем,  сжалься  и помоги мне одолеть врага Твоего,
который измывается над созданием  Твоим,  помоги  мне,  Боже,--
продолжал молиться Мэррин.
     -- Аминь,-- произнес Каррас.
     -- Боже, создатель и защитник рода человеческого, сжалься,
смилуйся  над  рабой Твоей, Реганой-Терезой Макнейл, чья душа и
тело находятся в лапах врага нашего, искусителя, который...
     Каррас услышал, что Регана зашипела, и  взглянул  на  нее.
Она  выпрямилась, закатила глаза и быстро задвигала языком. При
этом голова ее тоже двигалась, как у кобры.
     Каррас снова ощутил беспокойство и снова заглянул в текст.
     -- Спаси рабу Твою,-- молился Мэррин, читая "Ритуал".
     -- Которая верует в Тебя, Господи,-- отзывался Каррас.
     -- Пусть же она найдет защиту в Тебе...
     -- И избавь ее от врага...
     Мэррин продолжал читать молитву.
     Вдруг Каррас услышал  испуганный  крик  Шарон.  Он  быстро
повернулся и увидел, что та в оцепенении уставилась на кровать.
Каррас  обернулся и обомлел. Передняя часть кровати медленно
отрывалась от пола!
     Он не верил своим  глазам.  Четыре  дюйма.  Полфута.  Фут.
Потом начали подниматься и задние ножки.
     -- Gott  in  Himmel!/  Боже  праведный! (нем.)/-- в
ужасе прошептал Карл.
     Кровать поднялась еще на фут и зависла в воздухе, медленно
покачиваясь и кренясь,  будто  плавала  по  поверхности  тихого
озера.
     -- Отец Каррас! -- послышался сзади шепот.
     Регана извивалась и шипела.
     -- Отец Каррас!
     Дэмьен  обернулся.  Мэррин  смотрел на него в упор, кивком
указывая на "Ритуал", который Каррас держал в руках.
     -- Ответьте, пожалуйста, Дэмьен.
     Каррас недоуменно посмотрел на него.
     -- Не позволь же бесу возыметь власть над  нею,--  тихо  и
уверенно повторил Мэррин.
     Каррас  торопливо  заглянул  в  книгу  и  с гулко бьющимся
сердцем прочитал ответ:
     -- И  пусть  порожденный   несправедливостью   не   сможет
причинить ей зла.
     -- Господи, услышь мою молитву,-- продолжал Мэррин.
     -- Да приидет вопль мой пред лице Твое.
     -- Господь с нами.
     -- И с душами нашими!
     Мэррин  начал  читать  следующую  молитву,  и Каррас опять
посмотрел на кровать. Дрожь пробежала  по  всему  телу.  Она
там!  Она  там! Прямо передо мной! Вот она! Он услышал, как
открылась дверь, и оглянулся. Шарон и Крис, вбежав  в  комнату,
остановились как вкопанные, все еще не веря своим глазам.
     -- Боже мой!
     -- ...Всемогущий Боже, Господи...
     Мэррин поднял руку и будничным жестом три раза перекрестил
лоб Реганы, продолжая читать молитву из "Ритуала":
     -- ...который  послал  своего  сына единородного сражаться
против врага нашего...
     Шипение  прекратилось,  и  из  перекошенного  рта   Реганы
исторгся душераздирающий бычий рев.
     -- ...вырви  из  когтей  торжествующего дьявола рабу Твою,
созданную по образу и подобию Твоему...
     Мычание   становилось   все   сильнее,   заставляло   тело
содрогаться, проникало в каждую клеточку, в каждый нерв.
     -- Господи,  создатель,  отец  наш...  --  Мэррин спокойно
вытянул руку и прижал орарь к  шее  Реганы:  --  И  сатана  был
низвергнут с небес и упал на землю, повергая в ужас...
     Рев   прекратился.   Комната  заполнилась  тишиной.  Потом
обильная и зловонная рвота ровными толчками  поползла  изо  рта
Реганы,  покрывая  ее лицо толстым слоем и стекая, как лава, на
руки Мэррина.
     -- Протяни руку свою, изгони злого беса  из  Терезы-Реганы
Макнейл, которая...
     Каррас  смутно  слышал,  как дверь снова открылась, и Крис
вылетела из комнаты.
     -- Выгони его, преследующего невинных...
     Кровать начала медленно раскачиваться, накренилась и стала
двигаться вверх-вниз, а потом вправо-влево, но Мэррину  удалось
приспособиться  и  к  этим движениям. Он плотно прижимал орарь/
Длинная лента, элемент дьяконского облачения./  к  шее  Реганы,
которую все еще рвало.
     -- Наполни   дух   наш  отвагой,  чтобы  мы  смогли  смело
сражаться с нечистым...
     Неожиданно  кровать  замерла.  Каррас  увидел,   как   она
спокойно,  подобно  перышку,  заскользила вниз и с приглушенным
стуком опустилась на коврик.
     -- Господи, дай нам силу...  Услышь  мою  молитву,--  тихо
произнес Мэррин.
     Он сделал шаг назад, и комната затряслась от его приказа:
     -- Я  изгоняю  тебя,  нечистый  дух,  и всякую сатанинскую
силу! Все порождение ада!
     Мэррин, встряхнув рукой, сбросил комки рвоты на коврик:
     -- Это Христос приказывает тебе, чье слово усмиряет  ветер
и море! Тот, кто...
     Регану  перестало  рвать.  Она  сидела молча и смотрела на
Мэррина. Стоя в ногах кровати, Каррас с напряжением наблюдал за
всем происходящим, его потрясение понемногу стало проходить, но
в мозгу с новой силой вспыхнули сомнения.  Он  вспомнил  сеансы
спиритизма,  психокинез, силу мысли и напряжения у подростков и
нахмурился. Потом подошел к кровати и взял Регану за  запястье.
И  тут  же  понял,  что  опасения его были не напрасны. Пульс у
Реганы возрос до  невероятной  частоты.  Каррас  считал  удары,
глядя  на  свои  часы,  и  не мог поверить, что сердце способно
выдержать такой ритм.
     -- Это Он приказывает тебе, Тот, Кто сверг тебя с небес!
     Властные заклинания Мэррина  отдавались  эхом  в  сознании
Карраса,  а  в  это  время  пульс  Реганы  неумолимо  продолжал
учащаться. Все быстрее  и  быстрее  билось  ее  сердце.  Тонкие
струйки  пара поднимались от рвоты вверх. Каррас присмотрелся и
почувствовал, как волосы у него  на  голове  становятся  дыбом.
Очень  медленно, как в кошмарном сне, сантиметр за сантиметром,
голова Реганы начала поворачиваться, вращаться,  как  у  куклы,
шея  при  этом хрустела, как старый, несмазанный механизм, и ее
страшные, сверкающие глаза уставились прямо на него.
     -- ...и посему трепещи в страхе, Сатана...
     Голова медленно повернулась назад, в сторону Мэррина.
     -- ...ты, попирающий  справедливость!  Породитель  смерти!
Предатель рода. человеческого! Ты, отбирающий жизнь, ты...
     Каррас  устало  огляделся  по  сторонам.  Накал  в  лампах
неожиданно  ослаб,  и  они  очутились  в   страшном,   мигающем
полумраке.  Дэмьена  передернуло.  Становилось  все  холоднее и
холоднее.
     -- ...Ты, повелевающий убийцами, ты, враг...
     Приглушенный удар потряс комнату. Потом  еще  один.  Затем
стал   слышен   ритмичный  стук,  сотрясающий  стены  и  пол  и
раскалывающий потолок. Стук этот словно пытался войти в ритм  с
биением бесовского сердца.
     -- Уходи  прочь,  чудовище!  Твоя доля -- быть в изгнании!
Твое жилище -- в гнезде гадюк! Ползай же, подобно им!  Сам  Бог
повелевает тебе! Кровь и...
     Стук усилился, удары раздавались все чаще и чаще.
     -- ...Приказываю тебе...
     И еще чаще.
     -- ...именем   судьи   всех   живых   и   мертвых,  именем
создателя...
     Шарон  вскрикнула,  зажимая  уши   руками.   Удары   стали
оглушительными и раздавались с бешеной скоростью.
     Пульс  у Реганы стал таким частым, что его невозможно было
подсчитать. С другой стороны кровати подошел Мэррин и  медленно
перекрестил  грудь  Реганы,  покрытую  слоем рвоты. Его молитва
была полностью заглушена грохотом.
     Неожиданно Каррас  почувствовал,  что  сердцебиение  стало
уменьшаться.   Когда  Мэррин  перекрестил  Регане  лоб,  грохот
прекратился, словно по мановению безумного дирижера.
     -- Господи, повелитель на  земле  и  в  небесах,  Господи,
властелин   над  всеми  ангелами  и  архангелами...  --  Каррас
прислушивался к молитве, а пульс становился все реже и реже...
     -- Гордец,  скотина  Мэррин!   Подонок!   Ты   все   равно
проиграешь! Она умрет! Поросенок сдохнет!
     Мерцающий  туман поредел. Бес вновь с ненавистью накинулся
на Мэррина:
     -- Развратная гадина! Еретик!  Заклинаю  тебя:  повернись,
посмотри   на  меня!  Посмотри  на  меня,  дрянь!--  Бес
дернулся и плюнул в лицо Мэррину,  зашипев:  --  Вот  так  твой
хозяин исцеляет слепых!
     -- Господи,  создатель  всего живого... -- молился Мэррин,
доставая в то же время платок и вытирая лицо.
     -- Последуй теперь его примеру, Мэррин! Давай же!  Соверши
чудо... Исцели поросенка, святой Мэррин!
     -- ...освободи рабу свою...
     -- Лицемер!  Тебе  же  плевать  на  свинью!  Тебе  на всех
плевать! Ты отдал ее нам на растерзание!
     -- ...Я смиренно...
     -- Врешь! Ты врешь! Расскажи нам,  где  ты  растерял  свою
смиренность?  В  пустыне?  На  развалинах?  В  могилах, куда ты
позорно сбежал от своих друзей? Куда ты нагло  смылся?  Как  ты
смеешь   разговаривать   после   этого  с  людьми,  ты,  вшивая
блевотина!..
     -- ...отпусти...
     -- Твое место в гнезде у павлина, Мэррин! Твоя  участь  --
остаться  наедине с самим собой! Уединись где-нибудь подальше и
поговори сам с собой, ведь тебе больше нет равных!
     Мэррин продолжал молиться, не обращая  внимания  на  поток
оскорблений.
     Каррас  попытался  сосредоточиться на тексте. Мэррин читал
отрывок из Библии:
     -- ..."он сказал "легион", потому что много бесов вошло  в
него.  И  они  просили  Иисуса,  чтобы  не  повелевал им идти в
бездну. Тут же на горе паслось большое  стадо  свиней,  и  бесы
просили  Его,  чтобы  позволил  им войти в них. Он позволил им.
Бесы, вышедшие из человека, вошли в свиней, и  бросилось  стадо
из крутизны в озеро, и потонуло, и..."
     -- Уилли, у меня для тебя хорошие вести! -- заскрипел бес.
Каррас  поднял  глаза  и  увидел в дверях Уилли, которая тут же
замерла, держа в  руках  ворох  простыней  и  полотенец.  --  Я
облегчу  тебе  страдания,--  загремел голос беса. -- Эльвира
жива! Она жива! Она...
     Уилли уставилась на него, а Карл закричал:
     -- Нет, Уилли, нет!
     -- Она наркоманка, Уилли, совершенно безнадежная...
     -- Уилли, не слушай! -- кричал Карл.
     -- Сказать тебе, где она живет?
     -- Не слушай! Не  слушай!  --  Карл  попытался  вытолкнуть
Уилли из комнаты.
     -- Сходи, навести ее в праздник, Уилли, удиви ее! Сходи...
     Неожиданно   бес   замолчал  и  внимательно  посмотрел  на
Карраса,  который,  подсчитав  пульс   Реганы   и   найдя   его
нормальным,  решил,  что  можно ввести еще немного либриума. Он
попросил Шарон приготовить все для инъекции.
     Шарон кивнула и быстро  отошла  в  сторону.  Когда  она  с
опущенной   головой   подошла   к   кровати,  Регана  с  воплем
"Потаскуха!" обдала ей лицо рвотой.
     Шарон остановилась как вкопанная, и тут появилась личность
Дэннингса и заорала:
     -- Проклятая шлюха!
     Шарон вылетела из комнаты.
     Новая личность скорчила недовольную физиономию, огляделась
и спросила:
     -- Может быть, кто-нибудь откроет окно? Пожалуйста!  Здесь
такая жуткая вонища! Это просто...
     -- О нет-нет, не надо,-- вдруг передумав, продолжал тот же
голос.  --  Ради Бога, не делайте этого, а то еще кого-нибудь к
черту угробят! -- Потом Дэннингс засмеялся, подмигнул Каррасу и
исчез.
     -- ...это он изгоняет тебя...
     -- Неужели, Мэррин? Да неужели? -- Снова появился  бес,  и
Мэррин  молился,  время  от времени перекладывая орарь и крестя
Регану. Бес снова принялся ругать его.
     "Слишком долго длится этот приступ,-- подумал Кар-рас.  --
Слишком уж он затянулся".
     -- А, вот и свиноматка появилась! -- засмеялся бес.
     Каррас  повернулся  и увидел, что к нему приближается Крис
со шприцем и тампоном. Она пыталась не смотреть на него.
     -- Шарон переодевается, а Карл...
     Каррас перебил ее коротким "Хорошо", и она подошла с ним к
кровати.
     -- Да-да,  посмотри  на  свое  произведение,  мама-свинья!
Подойди сюда! -- захихикал бес.
     Крис  изо  всех  сил  пыталась  не  смотреть на Регану, не
слушать ее, пока Каррас потуже привязывал руки девочки.
     -- Посмотри на  эту  блевотину!  --  взревел  бес.  --  Ты
довольна?  Это  все  из-за  тебя!  Да!  Это все из-за того, что
карьера тебе важнее всего на свете, важнее мужа, важнее дочери,
важнее...
     Каррас оглянулся. Крис не шевелилась.
     -- Давайте же! -- приказал он. -- Не слушайте! Давайте!
     -- ...твой развод! Иди  к  священникам!  Но  они  тебе  не
помогут!  --  У  Крис  затряслись руки. -- Она сошла с ума! Она
сошла с ума! Поросенок спятил! Это ты довела ее до сумасшествия
и до убийства, и...
     -- Я не могу. -- Лицо  у  Крис  исказилось.  Посмотрев  на
трясущийся  шприц,  она  покачала  головой. -- Я не могу делать
укол!
     Каррас выхватил у нее шприц:
     -- Ладно, протрите руку! Протирайте! Вот  здесь,--  твердо
приказал он.
     Бес  дернулся  и,  сверкая глазами от ярости, повернулся к
нему.
     -- Кстати, и о тебе, Каррас!
     Крис прижала тампон к руке и протерла нужное место.
     -- А теперь уходите! -- решительно приказал Каррас, вонзая
иглу в тело. Крис вышла.
     -- Да, уж  мы-то  знаем,  как  ты  заботишься  о  матерях,
дорогой  Каррас!  --  закричал бес. Иезуит отступил и некоторое
время не мог шевельнуться. Потом  вынул  иглу  и  посмотрел  на
закатившиеся глаза. Из горла Реганы доносилось тихое, медленное
пение,  похожее на голос мальчика из церковного хора: -- Tantum
ergo sacramentum veneremur cernui...
     Это был католический гимн.  Каррас  стоял  как  вкопанный,
пока  продолжалось  жуткое,  леденящее  кровь  пение. Он поднял
глаза и увидел Мэррина с полотенцем в руках. Аккуратно и  очень
осторожно он вытер рвоту с шеи и лица Реганы.
     -- ...et antiguum documentum...
     Пение продолжалось.
     Чей же это голос? И эти обрывки: Дэннингс, окно...
     Каррас  не  заметил, как вернулась Шарон и взяла полотенце
из рук Мэррина.
     -- Я закончу, святой  отец,--  сказала  она.  --  Уже  все
прошло.  Перед  компазином  я  бы хотела переодеть ее и немного
привести в порядок. Можно? Вы не могли бы на минуточку выйти?
     Священники  вышли  в  теплый  полутемный  зал   и   устало
прислонились к стене.
     Каррас  все  еще  прислушивался  к страшному приглушенному
пению, раздававшемуся из комнаты.  Через  несколько  секунд  он
обратился к Мэррину.
     -- Вы  говорили...  вы  говорили  мне,  что  в  ней только
одна... новая личность.
     -- Да.
     Они разговаривали, опустив головы, будто на исповеди.
     -- А все остальное -- только формы  приступов.  Да,  здесь
всего...  всего  один  бес. Я знаю, что вы сомневаетесь. Видите
ли, этот бес... В общем, я один раз уже встречался  с  ним.  Он
очень могучий, очень.
     Они снова помолчали, потом заговорил Каррас:
     -- Говорят, что бес.. появляется помимо желания жертвы.
     -- Да,  это  так... это так. Он может появиться и там, где
нет греха.
     -- Тогда  какова  цель  одержимости?  --  спросил  Каррас,
хмурясь. -- Отчего это происходит?
     -- Кто  знает,--  ответил  Мэррин,  задумался  на секунду,
потом продолжил: -- Мне, однако, кажется, что цель беса  --  не
сама  жертва,  а  другие люди, мы... те, кто видит все это, кто
живет здесь. И  я  думаю,  я  уверен  --  он  хочет,  чтобы  мы
отчаялись,  потеряли  человеческий  облик и сами стали зверьми,
подлыми, разложившимися личностями,  забывшими  о  человеческом
достоинстве.  В  этом,  видимо, и весь секрет -- дьяволу нужно,
чтобы мы сами считали себя недостойными. Я думаю,  что  вера  в
Бога  не  зависит от разума, а от нашей любви, от того, считаем
ли мы, что Бог любит нас...
     Мэррин помолчал,  а  потом  заговорил  медленней,  как  бы
вспоминая о чем-то:
     -- Он  знает... бес знает, куда бить. Тогда, давно, я даже
отчаялся любить ближнего своего. Некоторые люди...  отталкивали
меня.  Это  меня  мучило,  Дэмьен,  и  привело  к  тому,  что я
разочаровался в себе, после чего мог легко разочароваться  и  в
своем Боге. Моя вера была расшатана.
     Каррас с интересом посмотрел на Мэррина.
     -- И что же произошло потом? -- спросил он.
     -- ...В  конце концов я понял: Бог никогда не потребует от
меня того,  что  невозможно  с  точки  зрения  психологии,  что
любовь, которая нужна ему, находится во мне, она в моих силах и
совсем   непохожа  на  обычные  эмоциональные  чувства.  Совсем
непохожа! Ему нужно было только, чтобы я делал все  с  любовью,
делал  даже для тех, кто отталкивает меня,-- а ведь это требует
от нас большой любви. -- Он покачал головой.  --  Конечно,  все
ясно  и  так,  сейчас  я  понимаю, Дэмьен. Но тогда не понимал.
Странная слепота. Как много мужей и жен считают, что их  любовь
прошла,  потому  что  сердца их больше не бьются в восторге при
виде возлюбленного! Боже! -- Он снова покачал головой.  --  Вот
здесь-то  и  лежит  ответ,  Дэмьен...  Одержимость. Не в войнах
суть, как считают многие,  и  даже  не  в  таких  случаях,  как
этот...  Эта девочка... бедный ребенок. Нет, главное в мелочах,
Дэмьен... в бесчувственном, мелочном  непонимании.  Ну,  ладно.
Ведь  и  сатана  не  нужен,  чтобы  началась  война.  Для этого
достаточно нас самих... нас самих.
     Из спальни все  еще  доносилось  ритмичное  пение.  Мэррин
взглянул на дверь и прислушался:
     -- А  ведь  даже  от  зла может исходить добро. Конечно, в
каком-то смысле, который мы не можем ни понять, ни увидеть.  --
Мэррин  помолчал. -- Возможно, что зло -- это суровое испытание
добра,-- задумчиво продолжал он. -- И, возможно,  даже  Сатана,
сам  Сатана,  не  желая  этого,  делает что-то такое, что потом
служит во благо добру.
     -- А если бес  будет  изгнан,--  спросил  Каррас,--  какая
гарантия, что он больше не вернется назад?
     -- Я  не  знаю,--  ответил Мэррин,-- не знаю. Но такого не
случалось никогда. -- Он приложил руку к лицу. -- Дэмьен. Какое
красивое имя.
     Каррас почувствовал смертельную усталось в его  голосе.  И
что-то еще. Какое-то усилие, которым он пытался подавить боль.
     Неожиданно  Мэррин шагнул вперед, извинился и, закрыв лицо
руками,  поспешил  вниз,  в  ванную.  Каррас  же   почувствовал
откровенную  зависть  к сильной и искренней вере иезуита. Пение
прекратилось. Чем же кончится эта ночь? Он глубоко  вздохнул  и
вернулся  в  спальню.  Регана  заснула. "Наконец-то! -- подумал
Каррас. -- И наконец-то можно отдохнуть".
     Он нагнулся,  взял  ее  худую  руку  и  начал  следить  за
секундной стрелкой часов.
     -- Почему ты так со мной поступил, Димми?
     Дэмьен застыл от ужаса.
     -- Почему?
     Каррас  не  мог  сдвинуться  с  места,  у него перехватило
дыхание. Существо смотрело на него таким одиноким и  обвиняющим
взглядом. Глаза его матери. Его матери!
     -- Ты  бросил  меня,  чтобы  стать  священником, Димми, ты
думал, мне будет легче...
     Не смотри!
     -- А теперь ты меня выгоняешь?
     Это не она!
     -- Зачем ты это делаешь?
     В висках застучало, к  горлу  подкатил  комок.  Он  крепко
зажмурился, а голос становился все более умоляющим и страшным.
     -- Ты  же  у  меня хороший мальчик, Димми! Прошу тебя! Мне
страшно! Не гони меня отсюда, Димми! Ну, пожалуйста!
     Это не моя мать!
     -- Там, снаружи, нет ничего! Только  темнота,  Димми!  Мне
будет так одиноко! -- Голос ее дрожал от слез.
     -- Ты не моя мать,-- прошептал Каррас.
     -- Димми, прошу тебя!
     -- Ты не моя...
     -- О, ради Бога, Каррас!
     Это уже был Дэннингс.
     -- Послушай,  нехорошо  гнать нас отсюда! В самом деле! То
есть, что касается меня, я здесь  нахожусь  по  справедливости.
Сучка!  Она  отняла  у меня тело, и мне кажется, что я по праву
остался здесь, как ты думаешь? О, ради Христа, Каррас, посмотри
на  меня,  а?  Посмотри  же!  Мне  не  очень-то  часто  удается
поговорить. Ну, оглянись на меня!
     Дэмьен завороженно поднял глаза.
     -- Ну  вот,  так-то лучше. Послушай, она же меня убила! Не
наш хозяин, Каррас, а она! Это точно! -- Существо
усердно затрясло головой. --  Она!  Я  занимался  своими
делами  возле бара, и мне вдруг послышалось, что кто-то стонет.
Наверху. Я должен был посмотреть, что там ее беспокоило. Ну,  я
пошел к ней наверх, и эта стерва, представь себе, схватила меня
за  горло!  Боже,  никогда в своей жизни я не видел такой силы!
Она начала орать, что я как-то  надул  ее  мамашу,  и  что  она
развелась  из-за меня, и еще что-то в том же роде. Я уж точно и
не помню. Но уверяю тебя, милый мой, что это она выкинула  меня
из  проклятого окна. -- Голос осекся и продолжал уже фальцетом:
-- Она убила меня! И теперь ты считаешь, что это  честно
-- выгонять  меня  отсюда?  Послушай,  Каррас, ну-ка ответь! Ты
считаешь, это честно? А?
     Каррас сглотнул.
     -- Да или нет? -- настаивал голос. -- Честно?
     -- Каким образом... шея оказалась свернутой? -- через силу
выдавил из себя Каррас.
     Дэннингс осторожно огляделся.
     -- Ну,  это  чистая  случайность...  Я  ведь  ударился   о
ступени, понимаешь... так что это случайность.
     У  Карраса  пересохло  в  горле. Сердце бешено стучало. Он
поднял руку Реганы и растерянно посмотрел на часы.
     Снова появилась его мать:
     -- Димми, прошу тебя! Не оставляй меня одну!  Если  бы  ты
стал  не  священником,  а доктором, мы жили бы в красивом доме,
таком  хорошем,  Димми,  без  тараканов,  я  не   осталась   бы
одна-одинешенька в квартире... И тогда...
     В отчаянии он пытался не слушать, но голос молил:
     -- Димми, пожалуйста!
     -- Ты не моя мать...
     -- Боишься  посмотреть  правде  в глаза, тварь вонючая? --
Теперь появился  бес.  --  Веришь  тому,  что  говорит  Мэррин?
Веришь, что он святой и хороший? Нет, он не такой! Он гордец, и
недостоин  уважения!  Я докажу тебе, Каррас! Я докажу это, убив
поросенка!
     Каррас открыл глаза, но все еще не  осмеливался  повернуть
голову.
     -- Да,  она умрет, и ваш Бог не спасет ее, Каррас! И ты не
спасешь  ее!  Она  умрет  из-за  его   высокомерия   и   твоего
невежества! Сапожник! Не надо было давать ей либриум!
     Каррас  обернулся  и  посмотрел  в  эти сверкающие победой
глаза.
     -- Пощупай  пульс!  --  усмехнулся  бес.  --  Ну,  Каррас!
Пощупай пульс!
     Каррас   все  еще  держал  Регану  за  руку  и  озабоченно
хмурился. Пульс был частый и...
     -- Слабый? -- засмеялся бес. -- Ах,  да!  Но  это  ерунда.
Пока что ерунда.
     Каррас  взял  свой  чемоданчик  и  достал  стетоскоп.  Бес
закричал:
     -- Послушай ее, Каррас! Хорошенько!
     Каррас услышал далекое и слабое биение сердца.
     -- Я не дам ей спать!
     Каррас быстро взглянул на беса и похолодел.
     -- Да, Каррас! -- хохотал он. -- Она не  будет  спать.  Ты
слышишь? Я не дам поросенку заснуть!
     Каррас  онемел. Бес откинул голову и злорадно ухмыльнулся.
Никто не заметил,  как  в  комнату  вернулся  Мэррин,  встал  у
кровати рядом с Каррасом и взглянул ему в глаза.
     -- Что такое? -- спросил он.
     Каррас глухо ответил:
     -- Бес...  сказал,  что  не  даст ей спать. -- И измученно
посмотрел на Мэррина.  --  Сердце  начало  сбиваться  в  ритме,
святой  отец. Если она в скором времени не получит хоть немного
отдыха, она умрет от сердечной недостаточности.
     Мэррин встревожился.
     -- Вы можете дать ей  какое-нибудь  лекарство,  чтобы  она
заснула?
     Каррас покачал головой.
     -- Нет, это опасно. Может наступить кома.
     Он  повернулся  к  Регане,  которая  в  это  время  начала
кудахтать, как курица.
     -- Если давление упадет  еще  ниже...  --  Он  не  закончи
фразу.
     -- Что можно сделать? -- спросил Мэррин.
     -- Ничего... ничего,-- ответил Каррас. -- Я не знаю, может
быть, есть какие-то новые средства. -- И вдруг он добавил: -- Я
хочу пригласить специалиста-кардиолога, святой отец.
     Мэррин кивнул.
     Каррас    спустился    вниз.   Из   кладовой   раздавались
всхлипывания Уилли и голос  Карла,  пытающегося  успокоить  ее.
Крис   не   спала   и  сидела  на  кухне.  Каррас  объяснил  ей
необходимость консультации, умолчав, однако, о  той  опасности,
которая  угрожала  Регане.  Крис согласилась, и Каррас позвонил
приятелю,  известному   специалисту   медицинского   факультета
Джорджтаунского  университета,  разбудил  его  и кратко изложил
суть дела.
     -- Сейчас приеду,-- ответил кардиолог.
     Он прибыл примерно  через  полчаса  и  был  очень  удивлен
обстановкой  в  комнате.  С ужасом и состраданием смотрел он на
Регану. Она бредила, то напевая,  то  издавая  животные  звуки.
Потом появился Дэннингс.
     -- О,  это  невыносимо! -- пожаловался он врачу. -- Просто
ужасно!  Я  надеюсь  на  вас,  вы  должны  что-то  сделать!  Вы
что-нибудь  предпримете?  Иначе  нам  некуда будет пойти, и все
из-за... О, этот проклятый, упрямый дьявол!
     Доктор удивленно поднял  брови.  Пока  он  измерял  Регане
давление, Дэннингс обратился к Каррасу:
     -- Какого  черта  вы здесь торчите? Вы что, не видите, что
эту сучку нужно немедленно отправить в  больницу?  Ее  место  в
сумасшедшем  доме,  Каррас!  Теперь  ты  понимаешь, да? Давайте
оставим в стороне все суеверия! Если она умрет, виноваты будете
вы! Только вы! Если Он такой упрямый, это еще не значит, что  и
вы  должны  так  же  вести себя! Вы же врач! Вы должны понимать
это, Каррас! И войдите в наше положение: сейчас с жильем  очень
трудно, и если мы...
     Вернулся  бес  и  завыл  по-волчьи. Кардиолог хладнокровно
упаковал свои инструменты и кивнул Каррасу.  Обследование  было
закончено.
     Они вышли в зал. Кардиолог на секунду оглянулся на дверь в
спальню и повернулся к Каррасу.
     -- Что за чертовщина здесь происходит, святой отец?
     -- Я не могу объяснить вам,-- честно признался Каррас.
     -- Ладно.
     -- Что вы нашли?
     Доктор был мрачен:
     -- Она  уже  на  пределе. Ей нужно выспаться... прежде чем
упадет давление.
     -- Можем ли мы ей помочь, Билл?
     -- Молитесь,-- ответил врач.
     Он попрощался и ушел. Каррас смотрел ему  вслед  и  каждой
клеткой, каждым нервом молил об отдыхе, о надежде, о чуде, хотя
знал, что чудес не бывает.
     "...не надо было давать ей либриум!"
     Он вернулся в спальню.
     Мэррин  стоял  у  кровати  и  смотрел  на  Регану, ржавшую
по-лошадиному.  Лицо  у  него  было  грустным,  потом  на   нем
отразились смирение и, наконец, твердая решимость. Мэррин встал
на колени:
     -- Отче наш... -- начал он.
     Регана   отрыгнула   на   него   темную  вонючую  желчь  и
засмеялась:
     -- Ты проиграешь! Она умрет! Она умрет!
     Каррас взял свою книгу и раскрыл ее. Потом стал  наблюдать
за Реганой.
     -- Спаси  рабу  Твою,--  молился  Мэррин.  --  Перед лицом
опасности.
     Сердце Карраса терзалось в отчаянии. Засни!  Засни!
-- неустанно повторял он.
     Но Регана не засыпала.
     Ни на рассвете.
     Ни днем.
     Ни вечером.
     Не  заснула  она  и в воскресенье, когда пульс был уже сто
сорок  ударов  в  минуту   и   заметно   ослаб.   Приступы   не
прекращались.  Каррас  и  Мэррин  не переставая читали молитвы.
Каррас  пытался   сделать   все   возможное:   он   использовал
смирительную рубашку, чтобы свести движения Реганы до минимума,
выгнал  всех  из  комнаты,  чтобы  проверить:  вдруг отсутствие
посторонних лиц приостановит приступ. Но  ничего  не  помогало.
Крик  Реганы  становился  все  более  слабым,  как  и она сама,
давление, однако, не падало. Сколько  это  еще  может  длиться?
Нервы у Карраса были на пределе.
     Господи, не дай ей умереть! Не дай ей умереть! Ниспошли
ей сон!
     В  воскресенье,  в  семь  часов вечера, Каррас, совершенно
изможденный, сидел в спальне рядом с Мэррином. Он думал о  том,
что  ему не хватает веры, знаний, о том, что он ушел от матери,
надеясь обрести положение в  обществе.  И  о  Регане.  О  своей
ошибке. "...Не надо было давать ей либриум..."
     Священники  закончили  очередной  этап  ритуала  и  теперь
отдыхали, прислушиваясь к Регане. Она пела "Ранис Анжеликус".
     Они редко покидали комнату. Каррас вышел только один  раз,
чтобы  принять  душ  и  переодеться.  Однако  при  таком холоде
бодрствовать было легко. Запах  в  комнате  с  утра  изменился:
теперь  было  похоже,  что  где-то поблизости находится гнилая,
разложившаяся  плоть.  От  спертого  воздуха  сильно   тошнило.
Лихорадочно  следя  за  Реганой  красными, утомленными глазами,
Каррас вдруг услышал какой-то  звук.  Будто  что-то  скрипнуло.
Потом еще раз. Как раз в тот момент, когда он моргнул. Потом до
его  сознания дошло, что звук доносится из-под его затвердевших
век. Он повернулся к Мэррину. Слишком уж  большой  дефицит  сна
накопился  в  старом  организме.  Это в его-то возрасте! Мэррин
сидел с закрытыми глазами, опустив подбородок на грудь.  Каррас
с  трудом  поднялся, подошел к кровати, проверил пульс Реганы и
приготовился  измерить  давление.  Оборачивая  черную   материю
вокруг  руки,  он  несколько раз подряд моргнул, чтобы прийти в
себя: комната уже начала расплываться у него перед глазами.
     -- Сегодня мой праздник, Димми.
     Сердце рванулось из груди.  Потом  он  заглянул  в  глаза,
которые принадлежали уже не Регане. Это были глаза его матери.
     -- Разве  я  не  была  к тебе добра? Почему ты бросил меня
одну умирать, Димми? Почему? Почему? Почему ты...
     -- Дэмьен!
     Мэррин крепко сжал его руку:
     -- Пожалуйста, идите и отдохните немного!
     У Карраса подкатил комок к горлу,  и  он  молча  вышел  из
спальни.  Кофе?  Да,  он  хотел  бы выпить чашечку кофе. Но еще
больше ему хотелось принять душ, побриться и переодеться.
     Он вышел из дома, пересек улицу, вошел в подъезд и  открыл
дверь в свою комнату... Но как только он увидел свою постель...
     Забудь о душе. Поспи. Хотя бы полчаса.
     Едва  он  протянул  руку  к телефону, собираясь попросить,
чтобы его разбудили через тридцать минут, как телефон  зазвонил
сам.
     -- Да, я слушаю,-- хрипло сказал он.
     -- Вас ожидают, отец Каррас. Некий мистер Киндерман.
     Задумавшись на секунду, Каррас ответил:
     -- Пожалуйста, скажите ему, что я сейчас выйду.
     Повесив  трубку,  Каррас  заметил  на  столе пачку сигарет
"Кэмел". В ней торчала записка Дайера.
     "В часовне нашли ключ от  клуба  Плейбой.  Не  твой  ли
случаем? Можешь взять его в приемной".
     Каррас  равнодушно  отложил  записку,  переоделся в чистое
белье и вышел из комнаты, забыв захватить сигареты.
     В приемной он увидел Киндермана, увлеченного перестановкой
цветов в большой вазе. Детектив, держа в руке розовую  камелию,
повернулся к Каррасу.
     --  А,  святой отец! Отец Каррас! -- Лицо детектива
приняло выражение озабоченности. Он быстро  воткнул  цветок  на
прежнее место и подошел к Каррасу.
     -- Вы  ужасно  выглядите!  В чем дело? Вот к чему приводит
бег по стадиону! Бросьте вы это! Послушайтесь меня!
     Он взял Карраса за локоть и потянул его на улицу.
     -- У вас есть время? -- спросил Киндерман, когда они вышли
из приемной.
     -- Очень мало,-- пробормотал Каррас. -- А что случилось?
     -- У меня к вам небольшой разговор. Мне нужен  ваш  совет.
Простой совет, ничего более.
     -- Какой совет?
     -- Одну  минуточку.  -- Киндерман махнул рукой. -- Давайте
прогуляемся, подышим воздухом. Это так  полезно.  --  Он  повел
иезуита  через  Проспект-стрит.  -- Посмотрите-ка вон туда. Как
красиво!  Просто  великолепно!   Нет,   ей   богу,   вы   плохо
выглядите,-- повторил он. -- Что случилось. Вы не больны?
     "Когда  же он поймет, что происходит?" -- подумал про себя
Каррас, а вслух произнес:
     -- У меня много дел.
     -- Тогда отложите их,-- засопел детектив. --  Притормозите
немного.  Отдохните.  Кстати,  вы видели балет Большого театра?
Они выступают в Уотергейте.
     -- Нет.
     -- И я не  видел.  Но  мне  очень  хочется.  Балерины  так
изящны... Это очень красиво!
     Они прошли еще немного. Каррас взглянул в лицо Киндерману,
который в задумчивости смотрел на реку.
     -- Что вы задумали, лейтенант? -- спросил Каррас.
     -- Видите ли, святой отец,-- вздохнул Киндерман. -- У меня
появилась проблема.
     Каррас   мимолетом  взглянул  на  закрытое  ставнями  окно
Реганы.
     -- Профессиональная проблема?
     -- Частично... только частично.
     -- Что случилось?
     -- Ну, в общем... -- Киндерман замялся. -- В основном  это
проблема  этики.  Можно сказать так... Отец Каррас... вопрос...
-- Детектив повернулся и,  нахмурившись,  прислонился  к  стене
здания.  -- Я ни с кем не мог поговорить об этом, даже со своим
капитаном, понимаете... Я не  мог  рассказать  ему.  Поэтому  я
подумал...  --  Его  лицо  неожиданно оживилось. -- У меня была
тетка... Это очень смешно. В течение многих лет она была просто
в ужасе от моего дяди.  Никогда  не  осмеливалась  сказать  ему
слово;  даже боялась взглянуть на него. Никогда! Поэтому
когда она сердилась на него за что-то, то пряталась  в  шкаф  в
своей  спальне,  и  там,  в темноте -- вы мне не поверите! -- в
темноте, среди одежды и моли, она  ругалась.  Ругалась!  --  на
дядю!  --  в  течение двадцати минут! И говорила все, что она о
нем думает! Когда ей становилось легче, она выходила из  своего
шкафа,  она шла к дяде и целовала его в щечку. Как вы считаете,
отец Каррас, это хорошо или плохо?
     -- Очень хорошо,-- ответил, улыбаясь, Каррас. --  Так  что
же, сейчас я -- ваш шкаф? Это вы имели в виду?
     -- В  какой-то  степени.  -- Киндерман задумчиво посмотрел
вниз. -- В какой-то степени. Только здесь дело более серьезное,
отец Каррас. -- Он немного помолчал, затем добавил: --  И  шкаф
должен говорить.
     -- У  вас есть сигареты? -- спросил Каррас. У него дрожали
пальцы.
     -- В моем состоянии еще и курить?
     -- Ах да... Конечно, нет,-- пробормотал  Каррас,  прижимая
ладони к стене. Перестаньте дрожать!
     -- Ну  и  доктор!  Вы все еще сводите бородавки лягушками,
доктор Каррас?
     -- Жабами,-- мрачно ответил священник.
     -- Вы что-то сегодня  совсем  не  в  духе,--  обеспокоился
Киндерман. -- Что-нибудь случилось?
     Каррас молча покачал головой и тихо попросил:
     -- Продолжайте.
     Детектив вздохнул и посмотрел на реку.
     -- Я  говорил...--  Он  засопел, потом почесал лоб большим
пальцем. -- Я говорил, что... Ну, давайте  предположим,  что  я
работаю над одним делом, отец Каррас. Речь идет об убийстве.
     -- Дэннингс?
     -- Нет,  я говорю чисто гипотетически. Считайте, что вы об
этом ничего не знаете. Ничего.
     Каррас согласно кивнул.
     -- Убийство похоже на ритуальное жертвоприношение,-- хмуро
продолжал  детектив,  медленно  подбирая  слова.   --   Давайте
предположим,  что  в  доме живут пять человек, и один из них --
убийца. И я знаю об  этом  совершенно  точно.  --  Он  медленно
повернул  голову. -- Но вот проблема... Все улики -- понимаете?
-- указывают на ребенка, на маленькую девочку лет десяти, может
быть, двенадцати... Далее. В этот дом приходит священник, очень
известный, и, так как это дело чисто теоретическое,  я,  святой
отец,  чисто  теоретически  предположил,  что священник вылечил
однажды очень специфическую болезнь. Болезнь,  кстати  сказать,
психическую.
     Каррас почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
     -- И   еще   здесь  замешан  сатанизм...  плюс  сила.  Да,
невероятная сила. И эта  выдуманная  девочка  могла,  например,
свернуть  взрослому  человеку  шею.  Да, ей это было вполне под
силу. -- Он кивнул головой. --  Да,  да...  Теперь  вопрос.  --
Киндерман  в задумчивости наморщил лоб. -- Видите ли... Девочка
здесь ни при  чем.  Она  сумасшедшая.  И  всего  лишь  ребенок.
Ребенок!  И  все  же  ее  болезнь...  Девочка может быть
опасна. Она может убить кого-нибудь еще. Вот  в  чем  проблема.
Что делать? Я имею в виду, теоретически. Забыть об этом? Забыть
и   надеяться...   --  Киндерман  замялся,--  на  то,  что  она
поправится? Или...  Святой  отец,  я  не  знаю...  Это  ужасное
решение,  просто  ужасное.  И мне не хотелось бы принимать его.
Как правильно поступить в таком случае? Я имею в  виду  теорию.
Как вы считаете?
     Некоторое  время  иезуит боролся со своими противоречивыми
чувствами, злился на себя за  то,  что  снова  ощутил  страшный
груз. Потом, встретив прямой взгляд Киндермана, тихо ответил:
     -- Я   бы   оставил   решение   вопроса   тем,  кто  более
компетентен.
     -- Я полагаю, что они это сейчас и решают. Я знал, что  вы
мне  именно  так  ответите. Ну, мне пора, а то миссис Киндерман
начнет нервничать  и  твердить,  что  вот  опять  обед  стынет!
Спасибо  вам,  святой  отец. Мне сейчас легче... гораздо легче.
Да, кстати, вы мне не откажете  в  любезности?  Если  встретите
человека по имени Энгстром, скажите ему: "Эльвира в больнице, у
нее  все  в  порядке". Он поймет. Передадите? Если, конечно, вы
его встретите.
     Каррас удивленно посмотрел на него.
     -- Обязательно,-- сказал он. -- Обязательно.
     -- Послушайте, а когда же мы с вами сходим в кино,  святой
отец?
     Иезуит опустил глаза и пробормотал:
     -- Скоро.
     -- "Скоро".  Вы,  как  тот раввин, который говорит о мессе
всегда только "скоро". Послушайте, сделайте мне еще  одолжение.
Прекратите  этот  бег  по  стадиону, хотя бы ненадолго. Ходите,
просто ходите. Сбавьте темп! Вы мне обещаете?
     -- Обещаю.
     Детектив сунул руки  в  карманы  и  смиренно  уставился  в
землю.
     -- Понятно,--   вздохнул   он.  --  Скоро.  Всегда  только
"скоро".
     Перед тем  как  уйти,  Киндерман  положил  руку  на  плечо
иезуиту и крепко сжал его.
     -- Элия Казан шлет вам поклон.
     Некоторое  время  Каррас  наблюдал,  как  он шел по улице.
Наблюдал с удивлением. С любовью. И поражался  тем  изменениям,
которые  могут происходить в сердце человека. Он прижал кулак к
губам  и  почувствовал,  как  печаль  исторгается  из  груди  и
затуманивает глаза. Взглянув на окно Реганы, он решил вернуться
в дом.
     Дверь  открыла Шарон, держа в руках испачканное белье. Она
извинилась:
     -- Я несла это вниз постирать.
     Глядя на нее, он подумал было о кофе, но тут  же  услышал,
как  наверху  бес  орет  на Мэррина. Он двинулся к лестнице, но
вдруг вспомнил о Карле. Где он сейчас? Дэмьен пошел  на  кухню,
но   Карла  там  не  было.  Только  Крис  сидела  за  столом  и
разглядывала... альбом?
     Приклеенные фотографии, вырезки из  газет.  Она  закрывала
голову руками, и Каррас не смог разглядеть выражения ее лица.
     -- Извините,-- тихо спросил Каррас. -- Карл у себя?
     Крис покачала головой:
     -- Он вышел, -- Каррас услышал, что она всхлипнула. -- Там
есть кофе,  святой  отец. Вот-вот закипит. -- Крис встала из-за
стола и вышла из кухни.
     Каррас  перевел  взгляд  на  альбом,  подошел  к  столу  и
пролистал его. Он увидел фотографии маленькой девочки и с болью
осознал,  что смотрит на Регану: вот здесь она в день рождения,
задувает свечки на торте, здесь сидит в шортах и маечке, весело
помахивая рукой фотографу. Спереди на майке виднелась  какая-то
надпись,  сделанная по трафарету: "Лагерь..." Дальше он не смог
разобрать.
     На следующей странице детским почерком  на  листке  бумаги
было написано:

     "Если бы вместо обычной глины
     Я могла бы взять самые красивые вещи,
     Например, радугу,
     Или облака, или песенку птицы,
     Может быть, тогда, милая мамочка,
     Если бы я все это перемешала,
     Я бы по-настоящему вылепила тебя"

     Ниже:  "Я  люблю тебя! Поздравляю с праздником!" и подпись
карандашом: "Рэгс".
     Каррас закрыл глаза. На сердце стало тяжело  от  случайной
встречи  с  чужим  прошлым.  Он  отвернулся и стал ждать, когда
закипит  кофе.  Выкинь  все   из   головы!   Немедленно!
Прислушиваясь  к  бульканью  закипающего кофе, он почувствовал,
как у него задрожали руки, жалость  вдруг  переросла  в  слепую
ярость,  в  злость  на  эту  болезнь, на эту боль, на страдания
детей и  на  хрупкость  тела,  на  чудовищную  и  непреодолимую
разрушительную силу смерти.
     "...Если бы вместо обычной глины..."
     Злоба   снова   медленно  превращалась  в  сострадание,  в
беспомощную жалость.
     "...амые красивые вещи..."
     Больше он не мог ждать. Он должен  идти...  Должен  что-то
сделать... помочь... попытаться...
     Каррас  вышел из кухни. Проходя мимо гостиной, он заглянул
в дверь и увидел, что Крис лежит на диване и  рыдает,  а  Шарон
сидит  рядом  и  пытается  ее  успокоить. Он отвернулся и пошел
наверх, в спальню. Бес отчаянно ругал Мэррина:
     -- ...все равно ты бы проиграл! И ты знал это! Ты подонок,
Мэррин! Скотина!  Вернись!  Вернись  и...  --  Каррас  перестал
слушать.
     "...или песенку птицы..."
     Он  посмотрел  на  Регану.  Ее  голова  была  повернута  в
сторону. Приступ бесовской ярости продолжался.
     "...самые прекрасные вещи..."
     Он  медленно  подошел  к  своему  стулу,  и  только  тогда
заметил,  что Мэррина в комнате нет. Когда же Дэмьен направился
к  Регане,   чтобы   измерить   давление,   то   споткнулся   о
распростертое  на  полу тело. Мэррин лежал возле самой кровати,
безвольно раскинув руки, лицом вниз. В ужасе  Каррас  опустился
на  колени, перевернул тело и увидел страшное, посиневшее лицо.
Он  взял  его  за  руку  в  надежде  нащупать  пульс.   Жгучая,
невыносимая боль пронзила его сердце: Мэррин был мертв!
     -- ...священная     напыщенность!     Умер,     да?
Умер? Каррас,  вылечи  его!  --  заорал  бес.  --
Верни его, дай. нам закончить, дай нам...
     "Сердечная    недостаточность.   Коронарная   артерия   не
выдержала..."
     -- О Боже всевышний!  --  чуть  слышно  простонал  Каррас,
закрыл  глаза и затряс головой. Он не хотел, не мог поверить. В
безумном порыве горя он изо всей  силы  сжал  бледное  запястье
Мэррина,  будто  хотел  выжать  из  мертвых сухожилий пропавшее
биение жизни.
     -- ...набожный...
     Каррас заметил крошечные таблетки, раскатившиеся по  всему
полу.  Нитроглицерин.  Глазами,  красными  от  слез,  он
посмотрел на мертвое тело  Мэррина.  "...идите  и  отдохните
немного, Дэмьен..."
     -- Даже черви не будут жрать твои останки, ты...
     Каррас услышал слова беса, и его заколотило от злобы.
     Не слушай!
     -- ...гомосек...
     Не слушай! Не слушай!
     На  лбу  у  Карраса  вздулись пульсирующие жилы. Он поднял
руки Мэррина и стал осторожно складывать их на груди.
     Плевок вонючей слюны угодил прямо в глаз Мэррину.
     -- Последний обряд! -- обрадовался бес, запрокинув голову,
и дико захохотал.
     Некоторое время  Каррас  молча  смотрел  на  плевок  и  не
шевелился. Он ничего не слышал, кроме шума приливающей к голове
крови.  Потом очень медленно, весь дрожа, поднял голову. На его
багровом лице застыла маска ненависти и злобы.
     -- Ты, с-сукин сын,-- прошептал он, и эти  слова  рассекли
воздух,  как  сталь.  --  Ты, подонок! -- Хотя он не шевелился,
каждый мускул его был напряжен, и жилы на шее  натянулись,  как
веревки.
     Бес перестал смеяться и зло уставился на него.
     -- Ты проиграешь! Ты всегда проигрывал!
     -- Да,  ты  прекрасно  расправляешься  с детьми! -- Дэмьен
дрожал, как в лихорадке. -- С маленькими  девочками!  А  ну-ка,
давай посмотрю, способен ли ты на что-нибудь большее! Давай же,
попробуй!  -- Он выставил свои огромные руки и медленно поманил
к себе. -- Давай, ну, давай же! Попробуй, возьми  меня!  Оставь
девочку, возьми МЕНЯ!
     Крис  и  Шарон  услышали,  что в спальне Реганы происходит
нечто  странное.  Крис  сидела  возле  бара,  Шарон   смешивала
напитки.  Она поставила водку и тоник на стойку бара, и тут обе
женщины  одновременно   поглядели   наверх.   Послышался   звук
падающего  тела.  Потом  удары по мебели, по стенам. И голос...
беса? Да, беса. Были слышны его ругательства. Но голос был  уже
немножко  другим.  Он  менялся.  Каррас?  Пожалуй,  Каррас  мог
говорить таким голосом. Но ЭТОТ голос был громче. И глубже.
     -- Нет, я не позволю тебе обижать их!  Ты  не  посмеешь
причинить им зло! Ты...
     Крис  уронила  стакан  и  вздрогнула от звука разбившегося
стекла. В  ту  же  секунду  они  вместе  с  Шарон  выбежали  из
кабинета, помчались вверх к спальне Реганы.
     Они  увидели,  что  ставни,  снятые  с петель, валяются на
полу, а окно!.. Стекло было полностью высажено!
     Встревоженные женщины кинулись к окну,  и  в  эту  секунду
Крис  увидела  Мэррина,  лежавшего  на  полу возле кровати. Она
замерла. Потом подбежала к нему, нагнулась,  и  у  нее  тут  же
перехватило дыхание.
     -- О  Боже!  --  закричала  она.  --  Шарон! Шар, подойди!
Скорее, сюда!
     Шарон выглянула в окно,  тоже  вскрикнула  и  рванулась  к
двери.
     -- Шар, что случилось?
     -- Отец Каррас! Отец Каррас!
     Рыдая,  она вылетела из комнаты, а Крис встала и подошла к
окну. Она смотрела вниз, и сердце ее в эту минуту  готово  было
вырваться  из  груди.  В  самом  конце  лестницы,  на  М-стрит,
окруженный собравшейся толпой, беспомощно лежал Каррас.
     От  ужаса  она  не  могла  шевельнуться  и   стояла,   как
парализованная.
     -- Мама?
     Слабенький, тоненький голосок, дрожащий от слез, позвал ее
откуда-то сзади. Крис окаменела. Она боялась верить.
     -- Что   случилось,  мама?  Пожалуйста,  подойди  ко  мне!
Мамочка, пожалуйста! Я боюсь! Я...
     Крис обернулась.  Она  увидела  детские  слезы,  умоляющее
родное лицо и бросилась к кровати.
     -- Рэгс, моя маленькая, моя крошка! О, Рэгс...
     ...Шарон  неслась  к  дому иезуитов. Она вызвала Дайера,--
тот сразу же вышел в приемную,-- и все  ему  рассказала.  Дайер
побледнел.
     -- Вы вызвали "Скорую помощь"?
     -- О Боже, я об этом как-то не подумала!
     Дайер  быстро  проинструктировал  дежурного  у  телефона и
кинулся вперед. Шарон едва  успевала  за  ним.  Они  перебежали
улицу и спустились по ступенькам вниз.
     -- Дайте  мне пройти! Расступитесь! -- Проталкиваясь через
зевак,  Дайер  слышал  обрывки  реплик:  "Что  произошло?"   --
"Какой-то  тип  упал с лестницы". -- "Вы видели?" -- "Наверное,
напился. Видите, его рвало". -- "Ну, пошли, а то опоздаем в..."
     Наконец Дайеру удалось протиснуться внутрь  кольца,  и  он
застыл на миг от чувства неутешного горя и скорби. Каррас лежал
на   спине,   около  головы  его  растекалась  лужа  крови.  Он
безразлично смотрел в небо, рот был слегка приоткрыт. Но вот он
заметил Дайера и слегка шевельнулся. Как  будто  хотел  сказать
ему что-то очень важное и срочное.
     -- Ну-ка,  разойдись!  А  ну, отойдите! -- К толпе подошел
полицейский.
     Дайер опустился на колени и  положил  ладонь  на  разбитое
лицо. Как много порезов! Из уголка рта струйкой стекала кровь.
     -- Дэмьен...  --  Дайер запнулся и постарался справиться с
комком,  подкатившим  неожиданно  к  горлу.  Он  увидел  слабую
улыбку, озарившую лицо Карраса, и придвинулся поближе.
     Каррас  медленно  дотянулся  до  руки  Дайера и, глядя ему
прямо в глаза, сжал ее слабеющими пальцами.
     Дайер еле сдерживал слезы.  Он  придвинулся  еще  ближе  и
прошептал ему прямо на ухо:
     -- Ты хочешь исповедаться, Дэмьен?
     Каррас снова сжал ему руку.
     Дайер  немного  отодвинулся  и  медленно  перекрестил его,
произнеся слова отпущения грехов:
     -- Ego   te   absolve.../   Я   прощаю    тебе    грехи...
(лат.)/
     Слеза  выкатилась  из глаза Карраса, и Дайер почувствовал,
что он еще сильнее сжимает его руку.
     -- in nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sarcti. Amen. /
Во имя отца. и сына, и святого духа. Аминь, (лат.)/.
     Дайер склонился над Каррасом, подождал немного и прошептал
ему на ухо:
     -- Ты... --  И  тут  же  осекся,  почувствовав,  что  рука
Карраса  разжалась.  Он  посмотрел  на него и увидел, что глаза
Дэмьена наполнились покоем и чем-то еще: какой-то  таинственной
радостью  от  того,  что  сердце наконец-то перестало страдать.
Глаза устремились в небо, но они уже ничего не  видели  в  этом
мире.
     Медленно  и  очень нежно Дайер опустил Каррасу веки. Вдали
послышалась сирена "Скорой помощи". Он хотел сказать: "Прощай",
но не смог, а  только  опустил  голову  и  заплакал.  Подъехала
"Скорая".  Санитары положили тело Карраса на носилки, задвинули
их в машину. Дайер тоже залез внутрь и сел рядом с  врачом.  Он
нагнулся и взял Карраса за руку.
     -- Вы  ему  больше  ничем не поможете, святой отец.-- Врач
пытался говорить как можно мягче. -- Не расстраивайте себя. Вам
не надо ехать.
     Дайер не сводил глаз с разбитого лица и отрицательно качал
головой.
     Врач посмотрел на дверцу,  около  которой  терпеливо  ждал
шофер, и кивнул ему. Дверца захлопнулась.
     Шарон  стояла  на тротуаре и молча наблюдала, как "Скорая"
медленно скрывается за углом.
     Вой сирены будоражил ночь и  несся  над  рекой,  но  потом
шофер,  видимо,  вспомнив,  что  спешить  уже  некуда, отключил
сигнал. Стало совсем тихо, и река вновь обрела покой.





     Стоял конец июня. В спальне Крис собирала  вещи,  и  яркие
солнечные лучи пробивались через стекло. Она положила цветастую
кофточку в чемодан и закрыла крышку.
     -- Ну  вот  и все,-- сказала она Карлу. Тот закрыл чемодан
на ключ, и Крис пошла к Регане.
     -- Эй, Рэгс, ты готова?

     Прошло уже шесть недель после смерти  священника  и  после
того,  как  Киндерман закрыл дело, хотя не все было выяснено до
конца. Крис могла только догадываться о случившемся,  и  частые
размышления  доводили  ее  до того, что она нередко просыпалась
среди ночи в слезах.
     Киндерман  тоже  не  мог   успокоиться.   Смерть   Мэррина
наступила от острой сердечной недостаточности. Но Каррас...
     -- Интересно,--  сопел  Киндерман  в попытках добраться до
истины. -- Это не девочка. В тот момент она была крепко связана
смирительными ремнями. Очевидно,  сам  Каррас  убрал  ставни  и
выбросился из окна. Но зачем? От страха? Или в попытке избежать
чего-то  ужасного?  Нет!  --  Киндерман  сразу  же отбросил эту
версию. Если бы Дэмьен хотел уйти, то вышел бы  спокойно  через
дверь,  тем  более что Каррас был не из тех, кто бежит в минуту
опасности.
     Тогда чем объяснить этот прыжок?
     Киндерман  решил  поискать  ответ  в  показаниях   Дайера,
который  говорил,  что  у  Карраса  были  большие эмоциональные
перегрузки: чувство вины перед матерью, ее смерть, проблема его
собственной вины. Когда Киндерман  добавил  к  этому  несколько
бессонных  ночей, вину перед неизбежной смертью Реганы, издевки
беса, принимавшего облик его матери, и удар, нанесенный смертью
Мэррина, он с грустью заключил, что у Карраса помутился  разум.
Кроме  того,  расследуя  смерть  Дэннингса,  детектив вычитал в
книгах, что во время изгнания бесов  священники  часто  и  сами
становились    одержимыми,   когда   этому   благоприятствовали
обстоятельства: сильное чувство вины, желание  быть  наказанным
плюс    сильная    самовнушаемость.    Каррас   был   к   этому
предрасположен.  Звуки  борьбы,  меняющийся  голос  священника,
который  слышали  Шарон  и  Крис,--  все это также подтверждало
гипотезу Киндермана.
     Однако Дайер не  согласился  с  таким  предположением.  Он
снова   и  снова  приходил  поговорить  с  Крис,  пока  девочка
выздоравливала и набиралась сил. Он  всякий  раз  спрашивал,  в
состоянии  ли  Регана  вспомнить,  что  же все-таки случилось в
комнате в тот вечер. Но ответ был всегда один: "Нет".
     Дело было закрыто.

     ...Крис заглянула в спальню Реганы и увидела, что  девочка
сидит,  обняв  двух  плюшевых  зверей,  и недовольно смотрит на
упакованный чемодан на кровати.
     -- Ну как, ты уже уложила вещи, крошка? -- спросила Крис.
     Регана, такая худенькая и слабая, с  черными  кругами  под
глазами, посмотрела на нее:
     -- Не хватает места вот для них!
     -- Ну,  ты  же  все  равно  не  сможешь взять сейчас всех,
дорогая. Оставь их, а Уилли все привезет. Пойдем, кроха,  а  то
опоздаем на самолет.
     В  полдень  они  улетали  в Лос-Анджелес, оставляя Шарон и
Энгстромов собирать вещи. Потом Карл  на  "ягуаре"  должен  был
привезти домой все оставшееся.
     -- Ну, ладно,-- нехотя согласилась Регана.
     -- Вот   и   хорошо.   --  Крис,  услышав  звонок,  быстро
спустилась по лестнице и открыла дверь. На  пороге  стоял  отец
Дайер.
     -- Привет, Крис! Я зашел попрощаться.
     -- О,  я  очень  рада! Я как раз сама собиралась к вам. --
Она сделала шаг назад. -- Заходите.
     -- Да нет, не стоит, Крис. Я знаю, что вам некогда.
     Крис молча взяла его за руку и втащила в зал:
     -- Прошу вас. Я как раз собиралась выпить кофе.
     -- Ну, если вы уверены, что...
     Она была уверена. Они пошли на кухню, сели за стол, выпили
по чашечке кофе, поговорили о мелочах, а в это  время  Шарон  и
Энгстром продолжали заниматься багажом, бегая по всему дому.
     Крис заговорила о Мэррине: она была очень удивлена, увидев
так много известных людей -- и американцев, и иностранцев -- на
его похоронах.  Потом  они  помолчали, и Дайер принялся грустно
разглядывать свою чашку. Крис без труда отгадала его мысли.
     -- Регана ничего не помнит,-- произнесла она. -- Простите.
     Иезуит молча кивнул. Крис  взглянула  на  свой  нетронутый
завтрак.  На  тарелке  все  еще  лежала  роза. Она взяла ее и в
задумчивости повертела в руках стебелек.
     -- А он так и не увидел ее,-- прошептала Крис, ни  к  кому
не  обращаясь.  Потом  посмотрела  на  Дайера  и  встретила его
взгляд.
     -- А как вы думаете, что же произошло на самом  деле?  Как
неверующая,-- тихо спросил он,-- вы считаете, что она и в самом
деле была одержима?
     Крис  опустила  глаза  и  задумалась, продолжая поигрывать
цветком.
     -- Что касается Бога, то я действительно в него  не  верю.
До  сих  пор.  Но  когда речь идет о дьяволе, тут совсем другое
дело. В это я поверить могу. И я  верю.  В  самом  деле!  И  не
только  после  того,  что  случилось  с  Рэгс, а вообще. -- Она
положила цветок. -- Вот вы  обращаетесь  к  Богу.  Представьте,
сколько  он должен отдыхать от наших просьб и молитв, чтобы они
ему не надоели, если он, конечно, существует. Вы  понимаете,  о
чем  я  говорю? А дьявол постоянно сам создает себе рекламу. Он
везде, он всюду совершает сделки.
     -- Но  если  все  зло  мира  заставило  вас   поверить   в
существование   дьявола,   то   что  вы  скажете  насчет  всего
добра, которое есть в мире?
     Она задумалась и отвела глаза в сторону. Потом  посмотрела
на тарелку.
     -- Да...  да,--  тихо  согласилась  Крис. -- Об этом стоит
подумать.
     Со дня смерти Карраса печаль настолько глубоко вошла в  ее
сознание,  что оставалась в нем и по сей день. Хотя впереди она
предвидела светлые дни и все  время  вспоминала  слова  Дайера,
которые  он  произнес,  провожая  ее  до  машины  после похорон
Карраса.
     -- Вы не могли бы зайти ко мне? -- спросила она тогда.
     -- Я бы с удовольствием, но боюсь опоздать на  праздник,--
ответил он.
     Крис была поражена.
     -- Когда  умирает  иезуит,-- пояснил Дайер,-- у нас всегда
праздник. Для него это только начало, и мы должны отметить  это
событие.
     У Крис мелькнула еще одна мысль.
     -- Вы говорили, что у отца Карраса была проблема с верой?
     Дайер кивнул.
     -- Я не могу в это поверить,-- сказала она. -- Я никогда в
жизни не встречала такой набожности.
     -- Такси уже здесь, мадам,-- доложил появившийся Карл.
     Крис вышла из задумчивости:
     -- Спасибо,  Карл.  Все  в порядке. -- Она встала, и Дайер
вслед за ней поднялся из-за стола.
     -- Нет-нет, вы оставайтесь, святой отец. Я сейчас вернусь.
Я только поднимусь за Рэгс.
     Крис  ушла,  а  Дайер  вновь   принялся   размышлять   над
последними  непонятными  словами  Карраса, над криками, которые
слышали перед самой его смертью. Здесь  что-то  скрывалось.  Но
что?  Этого-то  он  и  не  понимал.  И Крис, и Шарон вспоминали
только  какие-то  смутные  обрывки   фраз.   Дайеру   отчетливо
вспомнилась  затаенная  радость в глазах умирающего священника.
Этот странный блеск не давал  ему  покоя,  было  в  них  что-то
похожее  на...  триумф? Дайер не был уверен в этом, но от такой
мысли ему почему-то стало легче.
     Он встал, вышел в зал, прислонился к двери и, засунув руки
в карманы, молча стал наблюдать, как Карл  помогает  укладывать
багаж  в  такси.  Воздух  был  горячим  и  влажным. Дайер вытер
взмокший лоб и услышал, что Крис спускается  вниз.  Она  вышла,
держа  Регану  за  руку.  Мать  и дочь подошли к Дайеру, и Крис
поцеловала его в щеку. а потом, коснувшись его рукой, заглянула
прямо в глаза.
     -- Все  в  порядке,--  сказал  он  и  улыбнулся.  --   Мне
почему-то кажется, что все будет хорошо.
     Крис кивнула:
     -- Я позвоню вам из Лос-Анджелеса. Ждите.
     Дайер  посмотрел  на  Регану. Она нахмурилась, взглянув на
него, будто  вспоминая  что-то,  потом  протянула  руки.  Дайер
нагнулся, и она его поцеловала.
     Крис отвернулась.
     -- Ну,  пошли,--  сказала  она, взяв Регану за руку. -- Мы
опоздаем, кроха. Пошли.
     Дайер, не отрываясь, смотрел, как  они  шли  к  машине,  и
махал  им  на  прощание.  Крис  послала ему воздушный поцелуй и
быстро села в такси вслед  за  Реганой.  Карл  уселся  рядом  с
шофером,  и  такси  тронулось.  Дайер  дошел  до поворота и все
смотрел им вслед. Вскоре машина повернула за угол и скрылась.
     Сзади  раздался  скрип  тормозов.  Священник  оглянулся  и
увидел   полицейскую  машину,  из  которой  выходил  Киндерман.
Детектив не спеша обошел  автомобиль  и  проковылял  к  Дайеру,
приветливо махнув ему рукой.
     -- Я пришел попрощаться.
     -- Вы опоздали.
     Киндерман остановился и поник.
     -- Уже уехали?
     Дайер кивнул.
     Киндерман  посмотрел на улицу и горестно покачал головой..
Потом обратился к Дайеру:
     -- Как девочка?
     -- Все в порядке.
     -- Это  хорошо.  Очень  хорошо.  А   остальное   меня   не
интересует.   Ну,   ладно.  Надо  возвращаться  на  работу.  До
свидания, святой отец.
     -- Он повернулся и шагнул к машине, потом  Остановился  и,
раздумывая о чем-то, уставился на Дайера.
     -- Вы ходите в кино, отец Дайер?
     -- Конечно.
     -- У  меня  есть  контрамарка. -- Он поколебался секунду и
добавил: --  На  завтрашний  вечер  в  "Крэст".  Вы  не  хотите
составить мне компанию?
     Дайер стоял, засунув руки в карманы
     -- А что там идет?
     -- "Высоты Вутеринга".
     -- А кто играет?
     -- Хатклиффа  --  Джэки  Глизон, а Катерину Эрншоа -- Люси
Болл.
     -- Я уже смотрел,-- ответил Дайер.
     Киндерман молча посмотрел на него и отвернулся.
     -- Еще один,--  пробормотал  он.  Потом  вдруг  подошел  к
Дайеру, взял его под руку и повел по улице.
     -- Мне  вспомнились слова из фильма "Касабланка",-- сказал
он весело. -- В самом конце Хэмфи Богарт говорит Клоду Рэйнс:
     -- Знаете, а вы немного похожи на Богарта.
     -- И вы заметили?
     Наступило время забвения. Но они старались  запомнить  все
до последней детали...

Last-modified: Fri, 14 Aug 1998 08:39:19 GMT

Оцените этот текст: