Оцените этот текст:


 Tanith Lee. Companions on the road, 1975
 Изд: Игроки зимы: Фант. произведения / Сост. И. А. Кузовлев; Худ. К. Ю.
 Комардин. -- Ек.: КРОК-ЦЕНТР, 1993
 Перевод: А. Козлова
 Страница автора: http://www.tanithlee.com/
--------------------------------------------------------




     Ночь, когда пала Авиллида, была ночью крови и багряных пожаров.
     Это был последний город  по эту сторону Большой  Реки, - финал  долгого
осеннего похода, совершенного  по приказу короля.  Деревья торчали черные и
бесплотные, словно старые скелеты, когда отряды шли с юга вверх по  течению;
на блеклом небе затаился  снег. Король и его  вельможи решились на осаду,  и
среди людей  царило  недовольство.  Солдаты  на  корточках  сидели  у  своих
костров, офицеры громко говорили за вином в своих палатках. Молва  следовала
за армией по грязным  колеям, пробитым телегами,  и вдоль разоренных дорог,
тихая, но со своей  особой настойчивостью, в то  время как город за  городом
падал перед королем, и полоса битв отодвигалась все дальше на север.
     В ту ночь, когда должна была пасть Авиллида, нечто нависло над лагерем,
как туман. Господин Авиллиды, по Слухам, находился в союзе с силами, тьмы.
     Хейвор из Таона сидел  у костра один,  когда наступили ранние сумерки.
Был второй  день  осады,  как и  все.  Солдаты  и он  настроился  на  долгое
ожидание.   Глухое   чувство   бессмысленности   нависло  над ним - чувство,
связанное с пустотой надвигающейся зимы, но прежде всего с его  собственным,
отрезвлением в отношении войны, в которой он участвовал уже два года.
     Хейвор был чужеземцем, пришедшим с  той стороны Большой реки,  высокий,
стройный,   долговязый,   с   темно-пепельными  волосами и желто-коричневыми
глазами   сокола,   которые   обеспечили  ему соответствующее прозвище среди
солдат.   Будучи   моложе   многих,   он   получил  я начале осеннего похода
командование,   хотя   и   не   бог   невесть  какое, над одним отрядом. Ему
исполнилось всего восемнадцать, а  он уже носил  изображение медведя - знак
короля - и отдавал приказы тридцати солдатам. Неплохое начало для  человека,
которому захочется  подниматься ступень  за ступенью  в королевском  войске.
Для нет в этой войне все складывалось удачно, но вонь, картины разрушений и
крики боли, тянувшиеся за  ней как стервятники,  наполняли его горечью. Да,
Хейвор умел  сражаться. И  убивать. Он  боялся смерти  - как  и другие,  ему
просто удавалось  забывать  о  ней  во  время  сражения.  Но  вид  последних
курящихся дымом руин произвел в нем  странный переворот. Он больше не  видел
смысла в войне; это происходило, видимо, оттого, что он дрался не для себя,
а для короля, не понимая истинной цели.
     Родные Хейвора  давно  умерли; он  их  едва помнил.  Говорили,  что их
забрала чума, сам Хейвор попал  в один из больших, руководимых  священниками
сиротских домов на  севере. Мало хорошего  было в том  месте, где  множество
бездомных жили без всякой ласки. К десяти годам Хейвор прошел огонь, воду и
научился   пробиваться   в   жизни   сам. Он поработал купеческим посыльным,
учеником в  пекарне,  качал  меха  в  кузнице,  был  перевозчиком  на  реке,
продавал лошадей на восточных рынках, а став старше, намного умнее и жестче,
нанялся в войско короля.
     Неподалеку, в лощинке между  деревьями, сыпали ругательствами и  шумели
за пивом его люди, но в их смехе был странно неестественный оттенок.
     - Ага, - сказал  кто-то за его спиной,  - сегодня вечером ты  выглядишь
мрачным соколом, Хейвор!
     Голос был  легкий,  благодушный, но  Хейвору  он не  нравился. Фелуче,
назначенный его заместителем,  подкрался как  тень. Манера  его речи  всегда
была вежливой, с налетом иронии. Фелуче был сыном торговца сукном, с юга, и
всегда внимательно следил за  тем, чтобы быть на  виду, так как считая  себя
чем -то  особенным.  Обойдя вокруг  костра,  Фелуче, улыбаясь,  стоял перед
Хейвором,   двумя   пальцами   зацепив   ремень, элегантный, приятного вида,
белокурый и, вероятно, надменный. Он  возбуждал в Хейвор горькую  ненависть,
которую юноша всегда  старался подавить, так  как подлинной причины назвать
не мог.
     - Ну, -  заговорил Фелуче, -  знаешь новости о  Господине Авиллиды?  По
всей Видимости, он превратился в черное облако и уплыл навстречу закату.  По
крайней мере сто человек клялось,  будто видели это собственными глазами,  и
сотворили знак Святого Круга.
     - Нет, я ничего об этом не слышал.
     - Конечно, все это ерунда! Просто сказочки с мурашками и  привидениями!
Кровавые жертвы силам зла...  Причем Господин Авиллиды, оказывается,  бывший
маг, его сын - колдун, а дочь  - ведьма! Говорят, у нее золотые волосы...  -
добавил Фелуче,  считавший, что  имеет  успех у  женщин. Во  всяком случае,
семейке, имеющей  такие дружеские  отношения с  чертями и  демонами,  должно
быть, удалось уйти от нашей жалкой осады, а?
     - Рассказывают, что жители Авиллиды ненавидят Господина и его детей,  -
вмешался другой голос.
     Хейвору, обладавшему  хорошим  слухом,  не  надо  было  поворачиваться,
чтобы 4узнать говорившего.  Голос принадлежал Лакону,  одному из его людей,
еще неопытному  в драке  мальчику. Предстоящая  битва, если  до нее  дойдет,
станет первой на его счету.
     - Э, малыш! - сказал Фелуче. Он всегда так называл Лакона,  подчеркнуто
дружески,   а   Лакон,   связанный   дисциплиной   субординации,  краснел от
оскорбленной гордости и приглушенного гнева.
     - Фелуче, - сказал Хейвор спокойно,  - проверь лучше, получили ли  люди
пайки. Прежде из-за этого бывали неприятности.
     Фелуче залился своим тихим, мелодичным  смехом и прежде чем  отправился
в направлении лощины, поклонился как комедиант.  Это был предлог, и он  знал
это. Хейвор почувствовал в Лаконе мечущийся страх, тягу поговорить. С  одной
стороны, всегда тяжело было отдать Фелуче приказ, не вызвав спора.
     - Садись, - если хочешь, - сказал Хейвор юноше. Уже поел?
     Лакан   присел   с   другой   стороны   маленького   костерка. Над ними
показывались   холодные   белые   созвездья   зимы.  Лагерь и огромные валы,
отдаленные половиной  мили,  срастались  в  одну темную  массу,  тут  и  там
разрываемую красными пятнами костров.
     - Я...не голоден, сир.
     Хейвор бросил юноше кожаную флягу.
     - Вот! Глотни-ка отсюда.
     Юноша   смущенно   поблагодарил   и   припал к фляжке. Хейвор удивлялся
собственному поведению.  Он знал,  что через  неделю, ну,  месяц, придет  же
осада когда-то  к концу,  и отряды  будут распущены,  он избавится  от  этой
жизни, от  своих обязанностей,  и  тогда больше  не будет  никаких Лаконов,
пытающихся объяснить свои страхи. Но Лакон ошарашил его.
     - Сир, в  войске я еще  недавно... Но... можно попросить  вас об одном
одолжении... личном одолжении?
     - О чем это ты?
     - О моей семье, капитан... о моей  матери и двух сестрах. Они живут  на
ферме,   на   юго-западе,   недалеко   от  Венки. Земля там неплодородная. Я
попытался сберечь для них часть своего жалования. И... если со мной что-то..
. если будет сражение  за Авиллиду, и  я... Не могли  бы вы потом  доставить
моим вот это?
     Лакон протянул дрожащей рукой  маленький матерчатый кошелек, в  котором
тихо позвякивали монеты. Хейвор сидел  совершенно тихо, не принимая  деньги.
Доверие юноши потрясло, ошеломило его.
     - Я знаю... много требую... - добавил Лакон и убрал было руку назад.
     - Лакон,  -  сказал Хейвор  медленно,  - откуда  ты знаешь,  что  я не
прикарманю эти деньги... все равно, умрешь ты или останешься в живых?
     - О, нет, капитан. Вы этого никогда бы не сделали.
     Хейвор слабо улыбнулся.
     - У меня что, честность  на лбу написана? -  он взял кошелек и спрятал
его. - Ну, ладно. Не волнуйся. Сохраню, пока наш король не возьмет Авиллиду.
Тогда ты получишь его обратно и сможешь сам передать своей матери.
     Лакон встал и серьезно сказал:
     - Большое спасибо, капитан. Рядом  с фермой проходит старая  дорога...,
а дом вы узнаете по  высокой кривой сосне с  западной стороны... - Затем он
глубоко втянул воздух и, немного смущаясь, добавил:
     - Теперь я  буду спать спокойнее.  Если вы не против...  там в низинке
они жарят мясо, а я что-то вдруг проголодался...
     Странно, какими  разными бывают  страхи у  людей! Чуть  позднее  Хейвор
завернулся в  одеяло и  сонно глядел  на  огонь. Уже  погружаясь в  сон,  он
услышал вой  волка, -  где-то  далеко-далеко в  черных лесах  - скелетах...
первого волка зимы.
     Кто -то тряс его за плечо.
     - Капитан,  встань!  Будите ваших  людей!  Хейвор уставился  в залитую
лунным светом ночь. Ветер имел вкус дыма.
     - Что случилось? Они нападают?
     - Нет,  - человек  усмехнулся.  - Мы  на  них. Город  ненавидит своего
господина и терпеть осаду ради него  не желает. Один изменник открыл  ворота
и дал нам знать.
     - Это может оказаться ловушкой.
     - Король в это не верит.
     И человек  кинулся  дальше  -  стряхивать  сон  со  следующего.  Хейвор
разбудил отряд. Пока  люди вооружались, орали  приказы и забрасывали костры
землей,   Хейвор,   стоя   на   гребне   холма, смотрел на лагерь. Лихорадка
предстоящего сражения была ему хорошо знакома, однако в эту ночь,  благодаря
темноте   и   таинственности,   в   которой   все должно было произойти, она
содержали в  себе нечто  чуждое,  лживое. Били  копытами лошади,  в воздухе
висел дым. Тут и  там звучало монотонное  бормотание полевых священников, в
спешке принимавших исповеди.  Люди Хейвора были  неверующим сбродом,  только
Лакон   украдкой   удалился   и   вскоре  вернулся с тем странным выражением
удовлетворения на лице, которое  Хейвор никогда не  мог понять. Ребенком он
слишком   близко   соприкоснулся   со   скверной   стороной   религии, чтобы
воспринимать ее как утешение. На  родине священники католики его  заставляли
голодать, и эти воспоминания наложили  отпечаток на его отношение к  Святому
Кругу Вечной Жизни.
     Через полчаса  отряд тихо  скакал  по бледной  осенней траве  холмов к
Козьим Воротам города, где с  узкой калитки засовы были сняты.  Прокравшиеся
вперед разведчики вернулись с известием,  что сторожевая башня покинута.  На
улицах шмыгали только крысы.
     Для   Хейвора   вторжение   разыгрывалось   как   жуткий сон. Молчаливо
продавливалась через  маленькие ворота  огромная масса  войска,  всасываемая
тьмой и молчанием притонов я переулков, чтобы потом разделиться на  воинские
единицы и  развернуться  длинной  цепью.  Их  никто  не  замечал,  нигде  не
загорелось, ни огонька.
     О том, что происходит в Авиллиде, люди в своих халупах наверняка знали.
Была ли это  ненависть к своему  господину - магу,  заставившая их  молчать,
или ужас перед захватчиками? Дело шло  к полуночи. Тишина и крадущиеся  тени
давили на Хейвора.
     Улицы начали расширяться. У домов авиллидской знати взмыл боевой  клич,
красным и желтым зазмеились языки факелов, ударили в высоту, осветили  город
и небо. Хейвор видел, как занялся в  пламени первый дом, - огненные нити  на
стенах, переходы,  поднявшиеся подобно  ребрам к  пылающему сердцу,  - в  то
время, как  люди  словно муравьи  высыпали  на улицу.  Авиллида  была самым
последним городом похода и самым густо населенным. Король - Хейвор это  знал
- имел собственное представление о справедливости. Он бы приказал  разрушить
Авиллиду без  всякого сожаления,  а  то, что  город достался  ему благодаря
предательству, только усугубляло наказание. Король ненавидел измену, хотя  в
ходе войны часто использовал ее к своей выгоде. Когда темнота  закровоточила
карминовым цветом, хаос  сражения сомкнулся над  Хейвором. Извилистые  улицы
были полны шума и огня. От битвы сохранились только отрывочные воспоминания,
например, как он  добирался по  круто поднимающимся улицам  к цитадели.  Они
взяли укрепление штурмом, меч встречался с мечом с глухим, жестоким  лязгом.
Первоначальный страх  обратился в  грубое  насилие. Не  встретив  достойного
сопротивления, солдаты обрушились  на Авиллиду,  как обрушились  бы в  своих
деревнях на  знахаря,  потому  что  приняли его  за  чародея.  Из  цитадели,
которая находилась в самой  высокой точке города  внезапно ударило пламя, и
дымные колонны взмыли в пурпурное  зимнее небо. Хейвор стоял в  колеблющейся
тени и пытался успокоить свою  возбужденную лошадь. Его меч блестел  красным
в отсветах пламени. Ревущие банды бежали по улицам, а где -то крикливо били
в колокол. Выше горел дворец Господина Авиллиды. Он пристально смотрел туда,
пока пламя  не стало  гаснуть, и  пытался понять,  сдались ли  Господин  его
дети. Как-то  в  это мало  верилось.  Значит, дворец  стал  их погребальным
кострищем.
     Хейвор вел лошадь по улицам.  Вокруг царила та странная  предрассветная
полутьма, которая делает высоким небо и выбеливает ландшафт задолго до того,
как первые пальцы  света ощупывают горизонт.  Город был местом опустошения.
Повсюду солдаты грабили дома:  они казались единственными живыми  существами
в Авиллиде, которая подобно трупу на погосте ожидала восхода солнца.
     Тут и  там происходили  конфликты. В  одном переулке  Хейвор  обнаружил
солдата, пытавшегося вырвать  серьги у  хромой девушки,  и сбил  его с  ног.
Девушка   тут   же   заковыляла   прочь.   Вмешательство  показалось Хейвору
бессмысленным. Повсюду  в городе  происходило нечто  подобное, а  он не  мог
быть сразу везде.
     На одной из  улиц грузили  на телеги узлы  шелка и  Мехов. В  помещении
разграбленного господского дома  Хейвор передал свое  подразделение и  знаки
различия   ругающемуся,   покрытому   щетиной   полковнику,   положившему на
почерневший от  огня табурет  свою кровоточащую  ногу. Полковник  пошутил  в
адрес Хейвора и на том же входе обругал фельдшера, накладывавшего бинты.
     Хейвор вышел на улицу с солоноватым привкусом во рту. Он имел так мало
и столь многое отдал. Из амуниции ему принадлежали лишь меч и черная лошадь
с серой гривой. Король не считал нужным снабжать нижние чины чем -то, кроме
самого необходимого. А все остальное, что он приобрел за последние два года,
было отнято у него  одним махом. Хотя решение  покинуть армию Хейвор  принял
уже давно,  он все  же  чувствовал себя  сбитым  с толку,  нерешительным, а
прежде всего, страшно усталым.
     На углу стояла небольшая винная лавка. Дверь еле - держалась на  петлях
и наружу  сочился  свет. Помещение  было  забито солдатами  короля, которых
украденная водка  сделала шумными  и драчливыми.  Группа, в  которой  Хейвор
узнал кое -  кого из своих  людей, глазела  в желтом свете  входа на  парня,
элегантно подносившего к губам мех с вином.
     Несколько человек заметили Хейвора  и смущенно отсалютовали,  возможно,
заметив, что знак "медведя"  исчез с его левого  плеча. Фелуче опустил  мех,
повернулся и рассмеялся.
     - Не соколок ли из Таона... наш храбрый капитан? Давай, Хейвор,  выпей-
ка с нами за нашу победу!
     - Лакон с вами? - спросил Хейвор, игнорируя предложение своего  бывшего
заместителя.
     - Лакон?  Нет, -  Фелуче усмехнулся.  - Видел  его кто-нибудь  из  вас?
Думаю, он боится простыть на утренней прохладе.
     Некоторые   хохотнули.   Фелуче   обладал   грубым   шармом, неотразимо
притягивающим определенных  людей,  которые  восхищались  его  внешностью  и
острым языком.
     С краю толпы стоял человек с повязкой на голове.
     - Ему уже  не простыть,  капитан. Лакон  лежит у  восточной стены,  где
копают могилы. А ты, Фелуче, не имеешь права насмехаться над мертвыми.
     Воцарилось   неловкое   молчание.   Даже   сейчас   разговор   о смерти
воспринимался как нечто роковое.
     - Ба! - Фелуче  сплюнул, - Верши свой  Святой Круг где-нибудь в  другом
месте! Ты-то уцелел, баран, а?
     Хейвор повел свою  лошадь прочь, вверх  по улице. Где  -то в  восточной
стороне   разрушенного   города   редко   и   безнадежно   раздавались удары
погребального колокола. Значит,  Лакон все-таки  погиб. Неужели  чувствовал,
что Авиллида его не отпустит, когда пришел со своими сбережениями и  доверил
их человеку, которого почти не знал? Хейвор нащупал кошелек в поясе. Ну, по
крайней мере, ясно, куда  ведет его путь. Черная,  горькая дорога с  черным,
горьким посланием, которое  он должен  передать. Добравшись  почти до  конца
улицы, Хейвор  заметил,  что Фелуче  следует  за ним.  Белобрысый  солдат с
улыбкой поравнялся.
     - Что дальше, Хейвор? Зимовка в столице или приключения в дороге? Вижу,
ты оставил знак "медведя".
     Хейвор не ответил.  Фелуче раздражал  его и было  бы неплохо  оказаться
милях в сорока  от него,  но темное лицо  северянина не  выдавало мыслей,  и
только привычное  непроницаемое  одиночество  окутало  Хейвора  как  угрюмое
дыхание.
     Они завернули  за  угол.  В  конце короткой  аллеи  внезапно  взмыли  к
холодному бледному небу черные каменные цоколи цитадели. Пепел и дым  висели
над обрушившимся дворцом Авиллиды.
     - Ты  слышал?  - спросил  Фелуче.  - Маг  и его  отпрыски  не захотели
сдаться нашему королю. Остались в своем гнезде и сгорели.
     В этот момент из ниши ворот вылетел человек.
     Все   произошло   молниеносно,   неожиданно.   Незнакомец  столкнулся с
Хейвором, споткнулся, словно ухватился за Фелуче... Хейвор нащупал свой нож,
так как подумал о нападении. В  какой-то миг он разглядел кольчугу  южанина,
рыжие вихры  и  лисье  лицо  с узкими  глазами.  Затем  человек  пробормотал
извинение и побежал через аллею к большим дворцовым воротам.
     Хейвор стоял, сбитый  с толку.  А Фелуче, недоверчивый  по отношению  к
потенциальным мошенникам, так как подобное было близко ему самому, прошипел:
     - Дьявол  его  забери... мое  жалование!  Хейвор схватился  за  пояс и
обнаружил, что исчез маленький матерчатый кошелек. Сбережения Лакона.
     Единственное утешение,  которое  он  мог доставить  бедной  женщине  на
ферму вблизи Венки. В нем вскипела ярость.
     - Наверняка посчитал нас за пьяных, - выдавил Фелуче. - Давай, Соколок,
на коня! Изловим этого подлеца!
     Дурацкий инцидент сделал их союзниками. Хейвор прыгнул в седло,  Фелуче
сел позади него и  крепко ударил лошадь в  бока. Они прискочили под  темной,
холодной тенью  ворот  и галопом  проскакали  по террасовым  ступеням вала,
очутившись возле высоких останков стен, через которые лился утренний свет.
     - Вон эта крыса! - Фелуче снова дал шенкеля лошади.
     Но человек, юркий как ласка,  мчался дальше, возможно, уже привыкший  к
погоням.
     В стене оказалась  дыра... Вор  с лисьим лицом  про скользнул  в нее  и
исчез. Лошадь,  гнавшаяся за  ним, внезапно  остановилась. Они  оказались  в
кошмарном саду. Каждый куст и каждое дерево, благодаря огню, превратились  в
скрюченные черные скелеты.
     Фелуче спрыгнул и кинулся в обгоревшие заросли. Взлетело облако  черной
пыли. Фелуче выволок маленького рыжего вора и приставил к его горлу нож.
     Рыжий не шелохнулся. Его взгляд шнырял по Хейвору.
     - Он твой, капитан,  или нет? -  зашипел он на Фелуче.  - Ты не  можешь
меня убить, пока командир не прикажет. Фелуче ударил вора по лицу.
     - Сволота грязная! Куда ты засунул деньги?
     - В поясе, сударь.
     Фелуче вытащил оба кошелька, один  маленький, другой больше и  тяжелее.
Фелуче всегда имел  денег больше,  чем другие в  его чине.  Без сомнения  он
обладал собственными воровскими приемами,  возможно, более изощренными,  чем
пойманный вор.  Хейвор  ощутил жжение  в  горле и  желание  забрать большой
кошель и доставить его семье Лакона.
     - Пожалейте, - забормотал маленький человек со страхом
     - Я вовсе не хотел красть деньги... это... эта...
     - Даю тебе время  для молитвы, - сказал  Фелуче. - Потом перережу  твою
бесполезную шею!
     - Подождите!
     - Молись!
     - Предлагаю вам сделку. Вы оставите  меня в живых, а я... расскажу то,
что знаю об этом месте...
     Фелуче улыбнулся.
     - Что ты можешь знать?
     - Это правда... клянусь... во дворце. Господина есть сокровище.
     - Возможно и было. Но теперь оно уже погибло в пламени.
     Глаза рыжего заблестели.
     - Нет.  Под дворцом  тайные  камеры... Я  знаю, как  туда добраться...
случайно узнал несколько месяцев назад...  Один старик в кабаке показал  мне
карту... Не убивайте меня сударь, и я вас поведу.
     Фелуче бросил взгляд на Хейвора.
     - Как полагаешь, герой-капитан?
     - Полагаю, врет,  чтобы спасти свою  жизнь, - ответил Хейвор  и слез с
лошади. - А вот это не тебе решать! - Он нагнулся, чтобы поднять  матерчатый
кошелек, и быстрым движением  выбил у Фелуче нож.  Тот зафыркал, как  хищный
кот.
     Секундой позже рыжий вырвался, но не убежал.
     - Честность есть честность,  - сказал он  с наигранным великодушием. -
Мое слово крепкое. Меня  зовут Качиль, и  я, рад, что  мне не придется  идти
туда одному.
     КУБОК
     В   общем   и   целом   Качиль   казался   безобидным мошенником. Но он
представлял для Хейвора  загадку, подобно темному  хаосу сгоревшего  дворца.
Голова   Хейвора   гудела   от   усталости  и пережитого раздражения. Злость
улетучилась, но накатила жесткая,  со скрежетом зубовным, решительность.  Он
тоже хотел грабить и не постеснялся бы обшарить карманы мертвецов. Он  хотел
наполнить кошель  Лакона,  чтобы  хоть немного  смягчить  тяжелое  известие,
которое должен  был доставить  в Венку...  не только  ради матери  и  сестер
юноши, но и ради самого вестника. Оставить  что -то себе ему не приходило  в
голову. Богатство имело в его глазах что -то стесняющее.
     Оно ковало свои собственные цепи. А  так как пребывание в карцере  было
ему знакомо,  он предпочитал  идти свободным.  Они проникли  вглубь  дворца.
Качиль провел их через дыру с  зазубренными краями, которая когда - то была
Воротами в наклонную штольню. Из сумерек они вступи - ли в ночь.
     - Эй, рукосуй! -  крикнул Фелуче. -  Не думай, что  ты одолеешь меня  в
темноте!
     - Терпение, сударь, я взял с собой огарок. Один момент!
     Бледно-желтый, беспокойный  свет,  затанцевал  на  их  лицах.  Шелковый
занавес, черный  и  мягкий как  воронье  перо, клочьями  висел  перед ними.
Качиль отодвинул его в сторону, и они двинулись дальше.
     Коридор опускался  вниз.  Хейвору  казалось, что  на  своих  плечах он
чувствует груз разрушенной  цитадели, тяжелая масса  земли давила на виски.
Мертвая тишина нарушалась только их шагами. Но даже их шаги звучали  странно
приглушенно.
     Качиль боялся тишины. Его глаза стреляли вокруг, свеча в руке  дрожала.
Фелуче казался  натянутым  как  струна  арфы,  вибрирующая  от  собственного
напряжения. Через некоторое время он прошипел:
     - Это помойная крыса не знает, куда нас ведет!
     - О нет, сударь.  На карте стояло, что  проход изгибается... И затем  -
скрытая камера...  - Как  мы увидим  ее,  если она  скрыта, болван?  Или  ты
колдовать умеешь?
     В этот момент проход резко повернул и кончился голой черной стеной.
     - Ха!  - воскликнул  Фелуче  презрительно и  слишком громко  в мертвой
тишине - Придется мне здесь, внизу, положить конец твоей жалкой жизни.
     - Что  означают  эти  знаки  на  стене?  -  спросил  Хейвор.  Он  видел
высеченные в камне очертания сказочных животных и незнакомые символы.
     - Вход, - сказал Качиль шепотом. - Это должен быть вход.
     Одну секунду. Если я не давлю здесь. И здесь...
     Они услышали грубый скрежет камня о камень.
     - И... вот! - Окрикнул Качиль с триумфом в голосе. Стена разделилась и
освободила темный прямоугольник. Фелуче испустил  тихое проклятие. - Не  так
уж был глуп маг Авиллиды!
     Хейвор заметил, как выражение испуга  скользнуло по лисьему лицу  вора,
и тот описал в воздухе Святой Круг.
     Фелуче расхохотался и пихнул Качиля  вместе с его свечой через  зияющее
отверстие.
     - Стой! - сказал Хейвор. - А дверь останется открытой, когда мы войдем?
     - Да, пока мы снова  не нажмем на символы.  Во всяком случае, так было
указано на карте старика... А пока все подтверждалось.
     - Интересный старик... - начал Фелуче и ступил через порог.
     - Отчего он сам не пришел  сюда, пока маг со своим колдовским отродьем
не был где-нибудь занят?
     Качиль усмехнулся, его усмешка в  свете свечи казалась демонической,  а
голос звучал хрипло:
     - Возможно, старик и был тут. Я же говорил, что его рассудок помутился.
Именно... в этом помещении... правители  вызывали силы тьмы и приносили  злу
жертвоприношения.
     - Удивительно, что они не укрылись здесь, когда пришло войско короля.
     Хейвор, вошедший  в покои  последним, почувствовал,  как его  обхватил;
жестокий, гнилостный холод. Холод,  сказал он себе,  который бывает во всех
подземных помещениях. Фелуче взял свечу и поднял ее над головой.
     Желтый колышущийся свет озарил камеру. Стены были сложены из камней  и,
казалось помещение не  содержало ничего, кроме  теней. Затем, чуть заметно,
одна из теней шевельнулась. Качиль начал тихо скулить. Фелуче отпрыгнул,  но
тут же разразился грубым смехом:
     - Черный  занавес, такой  же, как  снаружи! И  подняв мерцавшую  свечу,
подошел ближе.
     - И столько усилий ради заплесневелого драного бархата!?
     Фелуче рванул занавес вниз и стал глотать воздух как утопающий.
     На стене  за  занавесом  висело  багряное  полотно,  расшитое  теми  же
животными и символами, что снаружи были высечены в камне... шелковые нити  в
крикливых   цветовых   тонах,   от   зеленого   и  голубого до шафранового и
пурпурного. Ниже находился белый мраморный  блок, на котором было  несколько
темных пятен.
     Хейвор почувствовал, что сердце его заколотилось с бешеной скоростью.
     На блоке стоял кубок,  величиной с трех  - или четырехлетнего ребенка,
изготовленный из чистого золота.
     Работа производила впечатление  чуждой и древней,  возможно из  другого
времени   или   даже   из   другого   мира. Извилистые спирали, напоминавшие
безглавых змей, вращались и пучились под чужим солнцем, а раковины и.  усики
содрогались под ветром  неизвестного мира.  В золото  были вправлены  камни:
голубые   сапфиры,   огненные   диаманты,   кровавые рубины и топазы серного
пламени. Свет  свечи пенился  и дрожал  как море  вокруг кубка,  вливался  в
желтый огонь,  ныряй  в мерцающие  каскады  каждой грани  и  каждой горящей
драгоценности.
     Неожиданно Качиль начал подпрыгивать:
     - Что я говорил! Что я говорил!
     - Целое состояние, - прошептал Фелуче. - Целое состояние для  человека.
Даже для троих...
     Хейвор вынул  свой меч  и в  холоде покоев  лязгнуло железо.  Качиль  в
ужасе повернулся.
     - Сейчас ты хочешь меня убить?
     - Нет,  - объяснил,  Хейвор, -  хочу спасти  твою шкуру.  И твою  тоже,
Фелуче, и свою собственную.  - Видите Святой Круг  на. рукоятке? Кладите  на
него правую руку,  как делаю я,  и клянитесь или поделить  это сокровище по
справедливости или  вообще  не трогать!  Клянитесь,  что не  обманите  и не
убьете друг  друга. Пока  мы не  продадим  кубок, и  выручка не  зазвенит  в
карманах, мы вынуждены оставаться соратниками.
     Фелуче улыбнулся:
     - Видишь ли, суровый Соколок... Ты больше не мой капитан...
     - Иначе ты, убьешь меня ночью в какой-нибудь ночлежке, -сказал  Хейвор.
- Или я тебя. Или мы Качиля. Или Качиль нас...
     Качиль бросил на Фелуче оценивающий взгляд и быстро
     сказал:
     - Клянусь. Это  мудрая предосторожность.  Может статься и  так, что  мы
будем обязаны держаться вместе, если другие будут наступать нам на пятки.
     Хейвор положил свою руку на руку Качиля и сказал:
     - Теперь ты, Фелуче.
     - Право, не  знаю, северянин.  Ты же  не веришь  в Святой  Круг и тому
подобное. Можно ли доверять твоей клятве?
     - Я  имею  обыкновение держать  свое  слово, независимо  от  того, чем
клянусь.
     Фелуче был в ярости, он чувствовал твердую решимость своих спутников  и
уступил.   Он   положил   свою   руку   и  поклялся в братстве. Гарантия эта
призрачная, подумал Хейвор, но  лучше, чем ничего.  Его взгляд скользнул по
золотому великолепию. эта вещь принесет смерть, если быть невнимательным!  У
Хейвора не было  оснований для  такого мнения,  оно просто  возникло в  нем.
Кубок оказывал какое-то давление. И не  золото было тому причиной. Скорее  -
безупречная красота. Он испытывал желание коснуться переплетающегося  узора,
золотых  лепестков,  хотел  окунуть пальцы  в   холодный огонь   драгоценных камней...
     Хейвор вернул меч  в ножны  и, шагнув к  высокому кубку,  поднял его  с
цоколя. Странно,  но кубок  оказался достаточно  легким, нести  его могла  и
девушка.
     Повернувшись Хейвор  посмотрел на  Фелуче с  Качилем и,  бросив  взгляд
мимо них на дверь, двинулся к темному прямоугольнику выхода.
     Снаружи   их   ожидал   бледный,   холодный   день. К седлу Хейвора был
прикреплен   кожаный   мешок,   в   котором   он   хранил провиант, огниво и
повседневные мелочи. Они положили туда  кубок, заложив его разными вещами  с
тем, чтобы мешок выглядел  обыденно и его содержимое  нельзя было узнать  по
очертаниям.
     Хейвор вел  лошадь,  Качиль шел  с  другой стороны,  а  Фелуче замыкал
шествие.
     Они вернулись к кабаку, где Фелуче оставлял своего коня, красно  -сивой
масти. Светильники были погашены, шум умолк,  а солдаты храпели во дворе.  У
Качиля не  было лошади,  но  исчезнув на  некоторое  время, он  вернулся со
смирной кобылкой,  которая явно  принадлежала  не ему.  К  тому же  он явно
отяжелел и  на два  кошелька,  когда они  покинули  кабак. На  юго-запад от
Авиллиды вела всего одна  дорога, которая шла  через разбросанные деревни и
торговые местечки,  которые  до  прошедшей ночи  платили  городу  подати, а
теперь принадлежали  королю. Потом  дорога поворачивала  на запад  и вела  к
Венке, городу золотых дел мастеров и торговцев драгоценностями.
     - Нам лучше  отправиться этим путем,  - сказал Качиль,  - ведь  большая
часть войска пойдет  на юг,  в столицу. Чем  меньше людей  мы встретим,  тем
лучше.
     Хейвор согласился  с ним,  так  как вспомнил  о форме.  Перекусив, они
двинулись в путь. Дорога начиналась у западных ворот, покрытые  выщерблинами
железные порталы которых все еще  плотно закрыты. Несколько высоких,  черных
как вороны деревьев  с жесткой зимней  корой теснились за  стенами города  и
сопровождали дорогу с разными интервалами, подобно стражникам.
     Копыта лошадей выбивали из камня  глухой металлический звон. Тут и  там
в щелях скопился мох. Дорога была древней, построенной неизвестным  народом,
который когда-то владел этой страной.
     Бледно-желтое солнце взобралось на небесный купол, когда они  отъезжали
от Авиллиды.



     В течение трех часов долгой скачки путники никого не встретили.  Видимо
в этом направлении  не было шумных,  полных ругательствами солдатских толп,
несущих домой военную добычу.  Они вообще не  встретили ни одного человека.
Дорога   словно   вымерла.   По   обе   стороны  от дороги находились густые
переплетения низкого зимнего  кустарника, и только  изредка взлетали к небу
одинокие черные  деревца.  За кустарничком  простирались  мерцающие  голубые
волны далеких холмов. Было очень тихо,  и лошадиные копыта гулко звенели  по
булыжнику. Один  раз с  дерева, резко  взмахивая крыльями,  взлетела  черная
птица и беззвучно стала описывать круги. Больше никаких следов жизни они  не
видели.
     - Эй, ворюга! -крикнул Фелуче рыжему.  - Ты сказал, что знаешь  дорогу.
Есть тут  поблизости деревня  или хотя  бы ночлежка,  где мы  найдем ужин  и
приют на ночь?
     - Сам я здесь никогда  не бывал, - торопливо  возразил Качиль. - Но по
рассказам мы должны скоро наткнуться  на одно поселение. Его называют  Акса,
и там есть трактир.
     Фелуче зевнул:
     - Наверняка жалкая дыра, где проезжающим подсовывают крысиное мясо!
     С самого отъезда  Фелуче вел  себя заносчивее и  жеманнее, чем  прежде.
Его взгляд скользнул по кожаному мешку, прикрепленному к седлу Хейвора.
     - Сокровище-то надежно спрятано, благородный капитан?
     - Вполне надежно.
     Усталость Хейвора уступила  место сосредоточенному напряженному,  почти
невесомому состоянию. Лента  дороги и  небо пульсировали  в одинаково  яркой
белизне. Каждый жест казался обрамленным  серебром так, что оставлял  легкое
очертание в воздухе.  Хейвор обратил  внимание, что Качиль  уже более  часа,
постоянно поворачивается и  со страхом всматривается  назад. Видимо,  Фелуче
тоже заметил это, так как спросил:
     - Преследователей боишься, Длинные Пальчики?
     - Я  всего лишь  начеку,  - объяснил  Качиль.  Его страх  перед Фелуче
видимо еще не прошел.  - Мы же не  хотим, чтобы нас надули,  а? - Он  сделал
паузу и  неуверенно добавил:  - У  меня  такое ощущение,  что за  нами  едет
парочка всадников.  Уже час  это чувствую,  но сказать  точно... не  могу...
Фелуче бросил взгляд через плечо.
     - Нет, не видно. Рыжий Лис. Ты галлюцинациями не страдаешь?
     - Странно, я бы мог поклясться...
     - Эй, Хейвор, а ты как? Напряги свои соколиные глазки!
     Хейвор заметил,  что  Качиля  гложет  нечто  неприятное.  Рыжий  нервно
перебирал поводья  украденного  коня.  Да и  заносчивость  Фелуче  выглядела
попыткой вскрыть какое-то иное чувство.
     Повернувшись в седле,  Хейвор внимательно  осмотрел пройденный  отрезок
пути.
     Дорога долго казалась совершенно пустой,  но далеко позади, на  пределе
зрения что-то двигалось. Вначале Хейвор не доверился своему глазу, казалось,
он видит сгусток тумана,  но вот сгусток  распался, переменил форму, принял
новый образ.
     - Солдаты? - спросил Качиль.
     - Нет, - ответил Хейвор  тихо. - Три темных  всадника... один из них в
желтом шлеме.
     Он отвел взгляд  от дороги и  посмотрел на двух мужчин  рядом с собой.
Фелуче снова зевнул, подчеркнуто небрежно. Качиль жевал нижнюю губу.
     - Кто это может быть?  Возможно, священники, - сиронизировал Фелуче.  -
И мы будем иметь  возможность исповедоваться в  этом дерьмовом захолустье в
наших позорных деяниях!
     Он запрокинул голову и  начал распевать веселую  песенку. У Фелуче был
красивый голос, но в этот момент мелодия звучала ненатурально.
     Они   двинулись   дальше   по   древнему мощеному пути. Солнце медленно
потухало За  деревьями,  когда стены  Аксы  появились за  вершинами ближних
холмов. Это были мощные стены из темно  - красного камня, с двумя или  тремя
узкими красноватыми башнями  и большим  числом косых крыш  на заднем  плане.
Темнота захватывала  небо и  часовые  как раз  хотели запирать  ворота. Они
впустили трех  всадников, но  с  большим недоверием  рассматривали  кольчуги
южан.
     - Эй,  вы!  -  крикнул  Фелуче  повелительно.  -  Где  здесь  ближайший
приличный трактир?
     Стражники обменялись взглядами. Один, помедлив, ответил:
     - Попытайтесь в  "Черной птице"...  Сначала налево,  потом по  Куриному
переулку... - Он осекся и спросил. - Вы идете из Авиллиды?
     - Авиллида? - Фелуче дернул плечом.  - В нескольких милях позади  лежат
кучи дымящихся развалин.  Возможно, это была  Авиллида. Стражник  побледнел.
Трясущейся рукой он сотворил знак Святого Круга.
     - А Господин Авиллиды? - спросил он снова.
     - Превратился в  пепел. Вместе  со своим  сыном и  прекрасной дочкой  -
ведьмой.
     Иронически   отдав   честь,   Фелуче   развернул  коня и они поскакали.
Стражник остался стоять в темном переулке, застывший словно камень.
     Пока   они   ехали   по   тесным  улицам между приземистыми домами, чьи
фронтоны словно сплетничали, склоняясь друг к другу, Качиль причитал:
     - Этим не нужно было хвалиться, сударь... Это неправильно...
     - Придержи  язык,  слизняк!  Пусть  знают,  что  наш  король  делает  с
непокорными захолустьями. Нас будут  здесь касаться бархатными  рукавичками.
К тому  же эти  дураки боялись  Господина, это  видно по  их лицам.  Как  ты
думаешь, Хейвор?
     - Похоже на то.
     Качиль бормотал что-то. Его морозило,  зубы стучали, а худощавое  лицо,
казалось, пылало.  Озноб  охватил  Качиля  час  назад,  и  это  сделало  его
капризным и боязливым. Внезапно он расхохотался.
     - Чему радуешься, паяц? - зашипел Фелуче.
     - Те, другие... эти всадники... пока достигнут... ворота будут закрыты.
     - Они добрались до  конца Куриного переулка и  нашли трактир -  широкое
строение с изогнутыми, окошками,  в которых мерцал  теплый свет камина. Над
входом раскачивалась  большая  старая  латунная  клетка,  в  которой  сидела
ворона, блестя  черным опереньем,  с одним  глазом, резко  мерцавшим  словно
бисерина. Она теребила пару сырых кусков  мяса, но все же испустила  хриплые
стенания и запрыгала на жердочке, когда увидела всадников.
     Фелуче засмеялся. Он приподнялся в  стременах и стукнул рукояткой  ножа
клетку так, что она Сильно закачалась. Ворона заскользила на жерди,  пытаясь
удержаться, и громко начала вопить.
     На улицу  выскочил человек  и, заметив  их, резко  остановился. У  него
было широкое обветренное  лицо и  прорезанный голубыми  жилками нос.  Взгляд
его коснулся кольчуг.
     - Чем могу?..
     - Мы люди  короля, -  объяснил Фелуче с  ухмылкой. -  Смотри, чтобы  мы
получили хороший  ужин, лучше,  чем  тот, к  которому привыкли  твои убогие
гости! К нему лучшее из твоих, без сомнения, отвратительных вин, а  позднее,
хорошо проветренные постели, по возможности без клопов и блох!
     - Сударь, да здесь самый чистый ночлег!
     - Этого ты  не говори!  Пошли конюха,  чтобы позаботился  о лошадях,  и
подай пива!
     Хозяин ушел с ничего  не выражающей миной  внутрь. Качиля морозило, он
похихикивал про себя. Наружу выбежал подросток и принял их лошадей.
     - Чтобы к утру  их вычистить и хорошо  накормить, обнял? - крикнул  ему
вслед Фелуче.
     Янтарно-золотистый свет камина  заливал гостиную,  и белокурая  девушка
как раз зажигала свечи в закапанных  воском стенных нишах. За столиками и у
огня сидело несколько посетителей, судя по всему местных жителей.  Разговоры
умолкли при появлении  трех путешественников. Все  глаза были направлены на
них.
     Фелуче уверенной  походкой  подошел  к камину  и  презрительно  оглядел
группу, удобно  расположившуюся  у огня.  Его  рука элегантно  покоилась на
рукоятке меча. Люди, один за другим, безмолвно поднялись, предоставив  место
ему и его спутникам.
     Фелуче бросил на Хейвора насмешливый взгляд:
     - Тебе мешают  мои манеры? Душа  моя разрывается от боли!  Где там наш
сувенир? Хейвор положил мешок на скамью рядом с Фелуче.
     Качиль уставился на тючок и снова захихикал.
     - Хочу пить вино из золотого бокала! - неожиданно заговорил он.  Фелуче
вдавил его в стул:
     - Придержи  язык,  слабоумный!  Когда  ты  прекратишь  испытывать  наше
терпение своим чертовым идиотизмом?
     - Оставь его в покое, - сказал Хейвор спокойно. - Он болен.
     - А меня он  делает больным своей простотой,  - Фелуче повернулся и  во
весь голос потребовал пива. Девушка с серыми глазами бросилась из  гостиной.
В кабачке не было  слышно ни звука кроме  потрескивания в очаге, эха  голоса
Фелуче и торопливых шагов девушки.
     Хозяин сам  вышел из  кухни, неся  пиво.  Лицо его  все еще  ничего  не
выражало, когда он поставил кружки на стол возле камина.
     - А теперь,  - потребовал Фелуче,  - тащи жареную рыбу,  мясо и овощи,
свой лучший сыр, свежие фрукты, белый хлеб и красное вино!
     - Здесь  я  должен  разочаровать вас,  сударь,  -  подчеркнуто вежливо
ответил хозяин. - В доме нет ни овощей, ни рыбы. Могу предложить баранину  с
чесноком, брынзу  и Ягодное  вино. Придется  вам довольствоваться  тем,  что
есть.
     Фелуче сплюнул в очаг. Глаза его приобрели опасный холодный блеск.
     - Возможно, мы должны были остановиться в другом месте?
     - Возможно и должны.
     Хозяин был здоровенный малый,  а сейчас он казался  еще выше. Пальцы  -
Фелуче двинулись к  мечу. Хейвор  сделал шаг вперед  и отбросил  его руку  в
сторону.
     -   Прошу   прощения,   хозяин.   Мой   спутник позволил себе шутку. Мы
удовлетворимся тем, что будет на столе.
     Хозяин долго  смотрел  на  Хейвора.  На  лице  молодого  северянина  не
дрогнул ни один мускул. В конце концов, трактирщик кивнул.
     - Хорошо, сударь, - он повернулся и вышел.
     - Черт побери, Хейвор! - зашипел Фелуче - Зачем ты испортил игру? Я  бы
с этим типом разделался по -своему.
     - Из-за твоего  "по-своему" вышли бы  ненужные неприятности, а желудки
наши остались бы пустыми.
     Вскоре появилась девушка и накрыла  на стол. Помедлив, остальные  гости
возобновили разговоры.  Когда принесли  еду,  она, несмотря  на  происшедший
спор, оказалась горячей и вкусно приготовленной.
     Хейвор почувствовал, как тепло,  ужин и вино  расслабили его и вызвали
дремоту. Но надо было оставаться  начеку. Качиль только поковырялся в  своей
тарелке, при этом  сильно налегая на  вино. Теперь он пьяно  смеялся, и был
идеальной мишенью для злых шуточек Фелуче.
     Хейвор проклинал  их  обоих  и  одновременно  злился,  что,  поддавшись
желанию утяжелить кошелек Лакона,  связался с ними.  Уйди он сейчас наверх,
чтобы завалиться спать,  эти двое  могут натворить  бог знает  что. Но  даже
оставаясь здесь, с трудом  держа открытыми слезящиеся  от усталости глаза и
неутомимо   напрягая   натруженные   мускулы,   действительно   ли он сможет
предотвратить ссору, которая казалась неизбежной?
     Фелуче грохнул пустой  кружкой по столешнице  и громко позвал хозяина.
Хозяин пришел, выполняя  свой долг обслуживать  гостей, но взор  у него  был
какой -то особый, углублявшийся с каждым разом, когда Фелуче призывал его.
     - У  меня  нынче  вечером  праздничное  настроение,  -  объявил  Фелуче
звенящим голосом. - Принеси каждому из твоих гостей кружку лучшего пива!
     Тихая беседа  в  комнате  оборвалась.  Было уже  поздно,  и  в  таверне
оставалось всего девять человек.
     Вскоре всем присутствующим принесли пиво.  Люди смотрели в пол.  Фелуче
поднял свою кружку и выжидательно осмотрелся.
     Мужчины медленно поднимали свои.
     - Кто платит, тот произносит тост, - сказал Фелуче.
     - За короля!  Фелуче выпил и  был ошарашен, когда  никто не  последовал
его примеру.
     - Но, государи мои, это граничит с государственной изменой!
     Люди один  за другим,  помедлив,  чуть отпивали.  Фелуче  расхохотался,
радуясь удавшейся  выходке,  в  то  время  как  Качиль  глазел  на  пламя  и
бессмысленно похихикивал. Фелуче снова треснул кружкой по столу.
     - Куда подавалась белокурая девица? Хозяин подтянул плечи:
     - Она моет посуду. Фелуче щелкнул языком:
     - Какая жалость! У нее  руки от этого покраснеют, кожа  потрескается...
Есть ли у  нее сходство с  дочерью Господина Авиллиды? По  слухам, у ведьмы
тоже были светлые волосы.
     Качиль крякнул от удовольствия, но в целом наступило неловкое молчание.
     - Нет, - сказал хозяин приглушенно. - Она всего лишь моя дочь. Госпожа
Авиллиды во всем превосходила ее.
     Эти   слова   обладали   странным   подтекстом.   Они казались ритуалом
успокоения, который свершали,  чтобы отвести  зло... Почти  как молитва  или
суеверное постукивание костяшками  пальцев но  дереву. -  Ладно. Умеет  твоя
дочь петь, танцевать? Мы, южане, такое любим.
     - Моя  дочь не  танцовщица,  сударь. А  что до  пения  - она  немая  от
рождения.
     По спине Хейвора пробежал холодный зуд.
     - Хватит, Фелуче, - сказал он.
     - Что хватит, Хейвор? Ничего страшного не произошло. Я пытаюсь  оживить
этот мрачный балаган.  Ну-ка, хозяин,  веди свою дочь!  Возможно, она  умеет
жонглировать ножами если уж не умеет петь и танцевать!
     - У моей дочери есть работа на кухне. - Вот как?
     - Упрямишься? - Фелуче допил пиво, встал и шагнул к хозяину, с улыбкой
отодвинув его в сторону.
     Хейвор   смотрел,   как   Фелуче,   покачиваясь, направился на кухню. В
затихшую гостиную проник хрупкий  звон разбитой миски,  - ясный, как ливень
искр в камине, Дурашливое хихиканье Качиля началось сызнова.
     Лицо хозяина побагровело от гнева, но он сдержал себя. Очевидно он  уже
слыхал, что король мстит жестоко, если плохо обращаются с его людьми.
     Фелуче появился  в  дверях.  Он  тащил  за  руку  белокурую  девушку  к
свободному пространству перед камином. Одним рывком он поставил ее на  стол,
где стояли пустые кружки, а затем начал бить в ладоши, притопывать ногами и
насвистывать мелодию.
     - Давай, девушка, танцуй...
     Та, полупарализованная от страха, сделала пару неловких шагов.
     Хейвор   вскочил,   чтобы   прекратить   балаган,   но   в  этот момент
самообладанию хозяина  пришел конец.  Он двигался  быстрее, чем  можно  было
ожидать от его грузной фигуры. Прежде  чем Фелуче смог отпрыгнуть в  сторону
или вытащить  меч, хозяин  нанес ему  в грудь  удар кулаком.  С криком  боли
Фелуче упал на  длинную скамью  у камина.  Хейвор видел,  как кожаный  мешок
скользнул на  пол, с  густым  звоном большого  колокола ударился  о жесткий
каменный пол. Все безобидные предметы, которые они засунули для  маскировки,
вылетели   наружу.   Кожа,   как   показалось,   жутким   образом сама собой
вывернулась, и свет огня блеснул на золотом крае кубка.
     Еще до этого царила тишина, то теперь наступило гробовое молчание.  Оно
отражалось от стен, сочилось из щелей каменного пола, молчание,  порожденное
первобытным   ужасом,   передающимся   от   поколения  к поколению. Никто не
шелохнулся. Люди словно окаменели. Все  глаза были направлены на яркий  круг
вокруг черной горловины. Хейвор как  в трансе подумал о  том, что он до сих
пор не смотрел на этот кубок под таким странным углом зрения. Красота кубка
терялась   совершенно,   если   человек   смотрел   внутрь, в это отверстие,
напоминавшее круглую широко разинутую пасть;
     Затем тихо, почти беззвучно заговорил хозяин, но его голос отдавался  в
тишине слишком громко.
     - Я чуть было не  послал вам проклятие, южане.  Теперь да будет с вами
мое сочувствие.
     Фелуче   поднялся,   его   глаза   превратились  в щелки. Вынув меч, он
направил острие в грудь хозяина.
     - Ты отважился сбить меня с ног! Я должен тебя убить!
     Хозяин не  обратил на  него  внимания. Он  был  все еще  скован желтым
огненным пятном на полу. Фелуче кольнул его мечом.
     - Предупреждаю тебя!  Не вздумай касаться  золота! Оно принадлежит нам
троим. Мы умеем драться, и  сон у нас легкий. -  Он развернулся. - Это всех
касается, понятно?
     Пустые бледные лица уставились на него,  а хозяин ответил так же  тихо,
как и раньше:
     - Ни один человек в Аксе не коснется этой вещи и пальцем. Не  коснется,
чтобы спасти  от голодной  смерти  свою жену  и  детей. Не  коснется, чтобы
выкупить себя у палача!
     Фелуче, сморщив лоб, спрятал меч.
     - Надеюсь, что ты говоришь правду.
     Девушка   осторожно   спустилась   со   стола.   Белокурые  волосы были
растрепаны. Она прижалась к  руке своего отца,  и он наполовину повернулся,
готовый увести ее.
     - Погоди-ка! - крикнул  ему Хейвор. Мужик остановился,  не глядя ему  в
глаза.
     - Значит, вы знаете, что мы несем с собой?
     - Кубок Авиллиды.
     - Что ты имел в виду, когда сказал, что твое сочувствие с нами?
     Все так же отвернувшись, хозяин сказал:
     - Об этом вы скоро догадаетесь сами.
     Он увел девушку  на кухню, и  вскоре там погас свет.  Вокруг дома мела
пурга. Входная дверь громко ударила засовом. Хейвор вскинул брови и. увидел,
что они остались в  таверне одни. Он  подошел к одному из  окон и глянул  на
улицу. За туманными вогнутыми стеклами  жались тесные переулки и  нависающие
друг к другу дома. Во всей Аксе не было, кажется, ни огонька.
     В гостиной вскрикнул человек. Это был крик, знакомый Хейвору по битвам,
смесь боли, страха  и отчаянья, смертный  крик. Он стремительно повернулся,
держа нож в руке.  Качиль, постанывая, стоял на  коленях у камина,  направив
взгляд на кубок.
     Хейвор подошел к нему. Большие капли пота выступили на лбу рыжего вора.
     - Надо его  отвести наверх,  - сказал  Хейвор. -  Лихорадка совсем  его
развалила. Фелуче пожал плечами.
     Свечи мерцали и блекли.
     Мальчик, который  отвел  их  лошадей  в  стойло,  тихо  проскользнул  в
гостиную, чтобы показать  им комнаты.  Он не отваживался  смотреть в  глаза,
держался в  отдалении,  словно  они страдали  заразной  болезнью.  Фелуче и
Хейвору не оставалось  другого выбора,  как тащить Качиля  наверх, по  узкой
деревянной лестнице. На каждой ступени белокурый южанин испускал  проклятия.
Хейвор уложил  больного в  постель и  прикрыл  его, в  то время  как  Фелуче
небрежно прислонился к косяку.
     - Прилежная ты нянька, Хейвор!
     Хейвор ничего не ответил. Он привык к Фелуче и его манере разговора.
     -   При   таком   уходе,   -   продолжал   Фелуче, - он уж точно быстро
выздоровеет.
     - Да,  если он  ночью крепко  пропотеет, утром,  возможно,  почувствует
себя лучше.
     Когда Хейвор оставил помещение и прикрыл за собой дверь,
     Фелуче подумал вслух:
     - Мы могли бы поехать дальше, здоров он или нет. Это увеличило бы  нашу
долю...
     - Может быть, - согласился  Хейвор. - Но я  не хочу менять наши планы.
Ночью мешок будет  в моей комнате,  Фелуче, и я предостерегаю  тебя! У меня
тоже легкий сон.
     Фелуче почувствовал жесткость во взгляде и голосе Хейвора,
     - Смотри-ка,  -  мимоходом  обронил он,  -  Соколок  показывает когти.
Хорошо-хорошо, я нахожу твою честность похвальной.
     Добравшись до своей  комнатушки, Хейвор снял  кольчугу, сапоги и залез
под одеяло. Рубаху и  штаны он оставил, а  нож лежал наготове под  подушкой.
Не только Фелуче,  но и мрачная  ночлежка с ее  суеверными хозяевами  делала
его недоверчивым.
     Целый вечер он боролся с усталостью, но теперь сон не хотел  приходить,
вел себя как строптивый полудикий конь, который уступает, когда не нужен,  и
упирается, как только видит  сбрую и седло. Тем  не менее Хейвор  чувствовал
себя достаточно  уютно. Он  мог слышать  ветер, со  стонами бежавший  вокруг
углов дома, но здесь,  внутри, Хейвора укутывал теплый  мир, и было  приятно
вытянуться на мягком  ложе; Хотя  постель была достаточно  жесткой, земля  у
ворот Авиллиды была гораздо тверже. Сегодня он, как и его спутники,  изрядно
потратился - еду и постель. Фелуче и Качиль рассчитывали на то, что продажа
кубка покроет это мотовство. А он? Ну, новую -то заботу он нашел наверняка,
новую калитку  в конце  этой дороги,  если передаст  свою долю  золота  трем
женщинам на одиноком, бедном дворе вблизи Венки.
     Бедняга Лакон, подумал Хейвор неожиданно. Чтобы я не терял, чего бы  не
лишался... жизнь я все-таки  надеюсь сохранить Качиль недоверчиво  жмурился.
Он не мог вспомнить, где  находился, и скверное предчувствие пронизало  его.
Такое пробуждение было ему знакомо в карцере или подвале мелкого  дворянина.
Качиль, знал,  что будет  дальше. Его  будут морить  голодом, бить,  пороть,
пока он  не скажет,  где находится  его жалкая  добыча, а  затем выкинут  на
улицу. Жизнь Качиля постоянно проходила  по этим станциям - кража,  насилие,
отчаянье. Он не  видел никакой возможности  избежать такого круговорота. Он
обладал некоторой хитростью, но  не подлинным умом и  уж совсем не  встречал
удачи.
     Хотя, здесь, кажется, карцера не было. Это была ночлежка.
     Качиль открыл глаза и, успокоившись, осторожно потянулся, как  человек,
который не  хочет  привлекать  к себе  излишнего  внимания  Трактир казался
знакомым, но Качиль не  мог вспомнить, что когда  -либо был здесь. Он  видел
грязное окно  и  больший  очаг.  Потом  заметил,  что  его  предосторожности
излишни: большая  комната,  душная, была  совершенно  пустынна. Или  нет? В
самом дальнем  углу  он  обнаружил  стройный, закутанный  в  плащ  силуэт  и
камеевый профиль  девушки.  Незнакомка  медленно повернулась  и  глянула  на
Качиля, затем, слабо  шевельнув рукой,  дала понять, что  он должен  подойти
поближе. Качиль был удивлен, польщен, испуган. Он встал, радуясь, что  можно
отойти от  огня,  который  мучил  его  своим  жаром,  хотя  зной,  казалось,
последовал за  ним. Не  говоря ни  слова, незнакомка  знаком предложила  ему
сесть и что -то положила перед собой.
     Это была коробочка  с камнями, разрисованными  с двух сторон, которыми
пользовались предсказатели. Коробочку  нужно было  встряхнуть и  изображения
на трех Или  четырех верхних  камешках становились  символами твоей  судьбы.
Подобные вещи  беспокоили Качиля.  Как  многие преследуемые  несчастьем,  он
научился их уважать. Кроме того, Качиль сразу увидел, что камни для  девушки
выпали скверно. На самом верху были череп, сломанное кольцо и горящая башня.
Тем не  менее  девушка  улыбнулась,  привела в  порядок  камни  и  протянула
коробочку Качилю.
     - О нет, леди, - сказал Качиль. - Лучше не надо. Я лучше подожду пока..
     Но она  снова  улыбнулась  и  сама  потрясла  коробочку,  выбросив  три
верхних камня. Качиль содрогнулся. Пот побежал по бровям и затуманил зрение.
Ему тоже выпал череп,  а в довесок стрела,  обозначавшая болезнь, и  веревка
палача. Качиль судорожно глотнул и заставил себя невесело рассмеяться:
     - Жуткое содержимое у этого ящичка, леди! Словно придерживаясь того  же
мнения, незнакомка  оставила  лежать  камни и  поднялась.  Что-то  заставило
Качиля следовать за ней.
     Девушка открыла  дверь  на  улицу. Качиль  надеялся,  что  зимняя ночь
охладит его,  но  ничего подобного  не  произошло;  В его  животе  и  висках
бушевало пламя. Никакого облегчения не было.
     Ветер сбросил  с  головы женщины  капюшон  и развернул  ее  волосы как
шафрановый веер. Что-то в этих волосах сильно встревожило Качиля.
     Он видел на  дороге темный экипаж  и черных лошадей  с белыми  гривами.
     Рядом ждали две неясные фигуры, а дверца экипажа была широко открыта.
     Карета явно принадлежала незнакомке, но  ожидавшие не помогли ей  войти
туда... Неожиданно они схватили Качиля и крепко держа, потащили к  открытому
экипажу, он беззвучно сопротивлялся, но  все было бесполезно. Его  последний
взгляд поймал улыбающуюся  женщину с  развевающимся веером  волос. Затем  он
рухнул в экипаж. Почему внутри было так темно и душно... а звуки доносились
так приглушенно?  И почему  дверь  открывалась сверху,  а  не сбоку,  как в
нормальных экипажах? И так тесно было...
     Неожиданно Качиль понял ответ,  в тот же момент  дверь над ним с  шумом
захлопнулась.
     Качиль катался и  извивался. Он был  заперт в гробу, вместе  с жарой и
удушливым чадом. Он  не получал  ни глотка  воздуха... Качиль  почувствовал,
как что  -то мягко  скользнуло вдоль  его горла  и шеи.  Качиль заскулил  от
ужаса. Это ощущалось...  как волосы...  Одна прядь, мягко  щекоча, легла  на
его губы, затем вторая. Затем волосы  заструились в темноте. Он бил  руками,
задыхался.   Он   хотел   наполнить   свои   трескавшиеся  легкие, и чернота
взорвалась в груди и мозгу.
     У Хейвора  создалось  впечатление,  что не  было  разделительной  черты
между бодрствованием и  сном. Теплая  постель неожиданно исчезла,  и он  уже
мчал по пустынной  дороге. Только ветер  следовал за ним  во сне,  холодный,
тоскливый, по -волчьи завывающий - ветер. Других звуков не было.
     Белый свет  плыл  высоко  в  небе.  Хейвор  поднял  глаза,  рассчитывая
увидеть луну, но  вместо нее  ему улыбался мерцающий  перламутром череп:  из
пустых глазниц которого сочились облачные черви.
     Он бросил взгляд через плечо. За ним по чуть белеющей дороге  двигалась
похоронная процессия.  Черное знамя,  позолоченный катафалк  с покрытием  из
чернильно-черного бархата;  темной  масти кони  с  белыми гривами,  из -под
копыт которых разлетались  искры, Страх охватил  Хейвора, страх, который он
не мог определить.  Он стал  понукать свою  лошадь, но  та не  могла или не
хотела бежать, а двигалась торжественно, как и другие; грива ее  становилась
все светлее, пока не приобрела цвет соли.
     Ветер выл.
     Вой   разбудил   его,   и   Хейвор   понял, что это был голос человека,
кричавшего от ужаса где-то в доме.
     - Качиль, - сказал он громко.
     Воспоминание о сне висело в комнате как клейкая, рваная паутина.
     Хейвор   вскочил   с   кровати.   Спальня  казалась затхлой и холодной.
Лихорадка у  Качиля  явно усугубилась,  если  он так  кричал.  Хейвору были
знакомы подобные припадки, и он знал, что они могли привести к смерти, если
за больным не  следить. Хейвор  был не  в восторге  от ночной  вахты, но он
обладал чувством  ответственности  по  отношению  к  другим  людям.  Вытащив
огниво, он  зажег свечной  огарок,  и, закутавшись  в плащ,  вышел. Качиль,
кажется, успокоился, и во всем доме снова царила давящая тишина.
     За   порогом   висела   темнота,   которую   не могла одолеть маленькая
мерцающая   свеча   Комната   Качиля   находилась за изгибом коридора, сразу
напротив узкого оконного отверстия в стене. Серое стекло светилось в  блеске
луны, но, как и свеча, этот  свет казался неспособным проникнуть в  черноту.
Хейвор был почти  у окна,  когда из тени  выступила фигура  и выделилась  на
фоне оконного  прямоугольника, несомненно  стройный девичий  силуэт,  словно
скроенный из черного материала на  фоне лунного света. Видимо дочь  хозяина,
та белокурая,  боязливая немая  девица,  проснувшаяся, как  и он,  от крика
Качиля. Хейвор тихо сказал:
     - Не бойся... я погляжу за ним.
     Контур, казалось,  расплылся  по краям,  как  это часто  происходит на
ярком световом фоне.  Затем фигура скользнула  в сторону и  снова исчезла  в
темноте. Когда Хейвор  прошел мимо  окна, там  никого не  было. Странно,  он
должен был встретить  ее, когда сворачивал  за угол. Его  охватила жуть.  Он
встряхнулся, словно сбрасывая клочья сна, и открыл дверь Качиля.
     Слабый   свет   падал   на   скрюченную   фигуру в постели. Рука лежала
вытянутой на подушке, и,  когда Хейвор поднес свечу  ближе, его взгляд  упал
на нечто  длинное, блестевшее  у рукава.  Он дернул  за это,  отчего  пламя,
казалось, взвилось выше. Одинокий золотистый волос.
     Когда он  отпустил  его, волос  медленно  опустился на  одеяло. Хейвор
наклонился и осмотрел покрывало внимательнее.
     Ему вспомнилась  собака одного  торговца  лошадьми с  востока,  которая
каждую ночь  спала в  ногах  хозяина и  утром  как знак  своего присутствия
оставляла на штанинах  старого мошенника большое  количество грубой  шерсти.
Хейвору показалось,  что поперек  постели Качиля  спал огромный  пес. Пес  с
волосами, такими тонкими, длинными и золотистыми как у девушки. Пламя  свечи
затанцевало на лице Качиля.  Его глаза и рот  были широко раскрыты, но  тело
было холодным и безжизненным, как ночь.



     Утро подсветило тьму  до матовой  костяной белизны,  а солнце  всходило
как дешевая стекляшка без  какого бы то  ни было огня.  В трактире ничто  не
шевелилось. Даже Фелуче, казалось,  еще крепко спал  несмотря на свои слова
накануне вечером. В гостиной большой огонь в очаге превратился в кучу пепла.
Холодный утренний свет  лился через  широкое окно и  делал комнату  большой,
пустой, неестественно необитаемой и бесцветной.
     - Хозяин! -  позвал Хейвор.  Собственный голос показался  ему тонким  и
тихим, но  через  некоторое  время  мужик вступил  в  помещение,  с  той  же
каменной миной, как и вечером.
     - Чем могу служить, сударь?
     - Один  из  моих  попутчиков  сегодня  ночью  умер,  -  Сказал  Хейвор.
Странным образом он  не ждал  от хозяина удивления  или какого-либо  другого
проявления чувств. Мужик, и правда, скрестил руки на груди так хладнокровно,
словно Хейвор говорил о погоде или о состоянии пути.
     - В Аксе есть священник?
     - Да.
     Хейвор ждал некоторое время, но мужик молчал и пришлось спросить снова:
     - Где я могу его найти?
     - Не здесь. Вам придется ехать миль двадцать к Осилю.
     Сейчас священник  выполняет  там свои  церковные  службы. Мы  ждем его
возвращения только  к ближайшему  празднику. Здесь,  в Аксе,  вам не  видать
похорон со священником.
     - Значит, нам самим придется выкопать могилу. Хозяин спокойно озразил:
     - Здесь вам не предоставят ни заступа, ни клочка земли.
     - Чтобы мы  верно друг друга  поняли... - сказал Хейвор,  - человек, о
котором я говорю,  не тот,  который вчера вечером  удручал вас.  Я говорю  о
рыжеволосом, который сидел у камина. Он умер от лихорадки.
     - Вы это точно знаете?
     Ветер,   завывавший   вокруг   дома,   казалось, прошелся холодом между
лопаток Хейвора.
     - Да, хозяин, я это знаю точно. Ты полагаешь что-то иное?
     - Я полагаю, что в Аксе вздохнут с облегчением, если вы уедете с  вашим
другом... живым или мертвым!
     - Твоя дочь,  - заговорил  Хейвор снова.  - Что  ей надо  было ночью в
коридоре? Она хотела покопаться в наших вещах?
     - Моя дочь? Она не покидала своей комнаты.
     - Тогда какая-то  служанка. Я  видел возле  спальни больного  белокурую
девушку.
     Впервые что -то дрогнуло в лице хозяина. Он улыбнулся холодной,  кривой
улыбкой.
     - Не удивительно.
     Хейвор посмотрел на него и промолчал.
     Вместо этого он пошел наверх, чтобы разбудить Фелуче, а затем в  город,
чтобы найти лопату и выкопать, для Качиля могилу.
     Небо   было   покрыто   исхлестанной   массой  белых облаков, в которые
вгрызалась буря. Ворона в  латунной клетке над  дверью трактира съежилась в
растрепанный клубок перьев. На улицах не было ни души.
     - Хейвор некоторое  время бродил по  ним. То здесь, то  там он замечал
наблюдавшее из высоких окон лицо, которое живо скрывалось, едва он  поднимал
голову. Один раз он встретил ребенка, одиноко игравшего на дороге  гальками,
но тот  вскочил и  помчался прочь,  когда заметил  Хейвора. Новости  в  Аксе
распространялись быстро. Жители избегали его. Подобным образом относились  к
заразным или больным, если свирепствовала  чума. Он почувствовал мурашки  на
коже. Ветер бил ему в лицо.
     Наконец Хейвор услышал  глухие, но далеко  отдающиеся удары молота. Он
пошел на  звук  по  узенькому  проулку и  вышел  к  кузнице.  Ворота  стояли
открытыми, и за ними багряный жар смешивался с пульсирующими тенями.  Хейвор
разглядел могучую, темную  фигуру человека,  который в ровном  ритме бил  по
наковальне -  оглушительное  эхо в  тихом,  ломком воздухе.  Хейвор остался
стоять у широкой пасти  входа, и, немного  погодя, человек перестал ковать,
потому что  почувствовал  присутствие  незнакомца.  Не  оглядываясь,  кузнец
выпрямился, огни горна ярко -красными  ручейками бежали по его голым  рукам,
крепким и  напряженным  как сам  металл.  В тишине  гудело  воспоминание об
ударах молота.
     - Что ты хочешь?
     - Город  кажется  необычно  пустым,  -  ответил  Хейвор.  Кузнец  снова
повернулся к нему спиной и промолчал.
     - Почему ты не затаился в доме, как другие?
     - Если я  затаюсь в  доме, работу  никто не  сделает и  я останусь без
денег.
     - Мне нужен инструмент, чтобы выкопать могилу, - сказал Хейвор.
     - Могилу для друга?
     - Для человека, который мне повстречался.
     - Значит,  ты не  печалишься  по-настоящему о  нем?  Ты не  обязан его
хоронить. Волки были бы тебе благодарны.
     - Ты продашь мне лопату? - спросил Хейвор тихо.
     - Вон в углу стоит  одна, - ответил кузнец.  Сам он даже не оглянулся,
когда Хейвор прошел через мастерскую и взял железный заступ.
     - Сколько я за нее должен?
     - Я не возьму ничего, - объявил кузнец.
     - Боюсь, мне придется похоронить  мертвого за пределами Аксы. Тогда  ты
лопату больше не получишь.
     - Я бы и  так ее не взял,  после того, как ты  ее коснулся, -  серьезно
сказал кузнец.
     Хейвор обошел  наковальню,  глянул  на  кузнеца  и  обнаружил  железное
самообладание в широком, покрытом потом лице.
     - Кубок, - сказал Хейвор ясно и отчетливо. - Из золота.
     Кузнец взял молот  и с  убийственным взмахом грохнул  им по  наковальне
между собой  и  чужаком. Зашипели  и  брызнули фиолетовые  искры.  Но глаза
кузнеца были как у слепого.
     Хейвор взял заступ и побрел через покинутые улицы назад к трактиру.
     - Какие идиоты! - торжествовал Фелуче. - Какие идиоты!
     Они снова ехали по древней  дороге. Акса осталась позади. Качиль  лежал
поперек своего коня, завернутый в попону. Хейвор привязал кобылу за повод  к
своему седлу.  Фелуче, смеясь,  ехал немного  впереди. Ветер  облизывал  его
волосы подобно невидимому кошачьему  языку. Хозяин не  принял от них денег.
Ужин, хорошие  отдельные  комнаты  и  теплые постели  -  все  это  оказалось
бесплатным. Они везли кубок  Черного Господина из  Авиллиды. Теперь ни один
человек во всей Аксе не мог коснуться даже их монетки. Но жители отказались
укрыть их на следующую  ночь и не позволили,  чтобы они погребли мертвого  в
городе.   Примерно   в   трех   или   четырех  милях от Аксы между деревьями
показались первые прогалины. Хейвор слез, привязал лошадь и начал копать.
     Фелуче сел рядом, посмотрел на него и сказал:
     - Мы ведь понимаем друг друга, Хейвор! Я не собираюсь выступать в роли
могильщика. Если  тебя это  дело  не оставляет  в  покое, то  тебе придется
улаживать его одному.
     Хейвор промолчал. Заступ вгрызался во влажную черную почву.
     - Чем глубже  ты выкопаешь  дырку, тем лучше.  Ты же  не хочешь,  чтобы
волки в ней порылись.
     Затем Фелуче  замолчал  и начал  обкусывать  ногти. Слышен  был только
скрежет заступа.
     Хейвор не думал  ни о  чем, пока  копал могилу.  Как только  углубление
было готово, он подхватил  Качиля и уложил его  в темный овал. Когда  Хейвор
выбрался наверх, перед его глазами возникла картина: деревья и пышные цветы,
росшие из  этой  земли. Одновременно  его  захлестнула волна  сострадания и
жалости. Хотя он  едва знал  этого Качиля, вора  с лисьим  лицом, Хейвор  со
всей остротой видел убогость и низость его жизни, все упущенные  возможности
и, наконец, последнее поражение. Словно  по принуждению он забормотал  слова
полузабытой молитвы.
     Фелуче не мог не сыронизировать;
     - Язычник молится за проклятого!
     Они двинулись  дальше,  оставив Качиля  под  свеженасыпанным  холмиком.
Хейвор по -прежнему  вел третью лошадь  за повод,  так как в  Аксе никто  не
захотел ее купить. Заступ остался возле могилы, прислоненный к дереву.
     Дневной свет  мерцал  разгораясь.  Облака  тянулись  теперь  медленнее,
обрамленные дымно-желтым блеском. Дорога, казалось, повторяла окраску  неба,
словно она была сделана  из застывшей воды  или гладкого, плохо отражающего
стекла. В полдень путники поели черного  хлеба, и выпили выдохшегося пива  -
солдатский обед, который приняли на ходу.
     Они миновали одну деревню, но она  была пуста и покинута. Венка  лежала
еще в нескольких днях  пути. Венка с ее  широкими улицами, с домами  богатых
торговцев и ювелирными лавками.
     - Он еще у тебя? - спросил Фелуче внезапно.
     - Конечно... ты же знаешь!
     - Я хочу его видеть! Дай бросить взгляд на золото!
     Хейвор развязал мешок и дал  Фелуче посмотреть на золотой край.  Фелуче
нежно погладил кубок пальцем.
     - Теперь нас только  двое, - сказал он.  - Каждый получает половину.  -
Он вскинул глаза и  любезно спросил: -  Ты убил Качиля,  Хейвор? Он умер,  а
обнаружил его ты. Или это было иначе?
     В облаках  над ними  что  -то изменилось.  Они, казалось,  сразу стали
тяжелее и мрачнее.
     - Скоро пойдет снег, - сказал Хейвор. - Поторопимся!
     Фелуче задумчиво улыбался.
     - Хотел бы  я знать, как  она выглядела, эта -  Госпожа Авиллиды, дочь
мага... с золотыми волосами...
     - Ты никогда этого не узнаешь.
     - В  известном смысле  я  это и  так знаю.  В  последнюю ночь  она  мне
снилась. Длинные, развевающиеся белокурые волосы и черное одеяние с  голубым
отливом, - он усмехнулся. - Если бы я верил в такую чепуху, тут же пошел  бы
к заклинателю и попросил вызвать ее, чтобы поглядеть еще разик.
     Бледные хлопья стали приглаживать их кожу, таяли на гривах лошадей.
     Хейвор бросил взгляд через плечо. С того момента, как они удалились  от
могилы Качиля, он больше не оборачивался. Сквозь белый снежный рой он  видел
какое-то движение.
     - Наши попутчики все еще  тут, - констатировал Фелуче легкомысленно.  -
Странно, что они не пришли в Аксу,  когда мы там были. Возможно, они  поедут
с нами, если мы остановимся и подождем их.
     - Мы же договорились, что будем  по дороге избегать чужого общества,  -
возразил Хейвор.
     Фелуче только  усмехнулся. Хейвор  заметил тонкий  волос, подобно  змее
обвившийся вокруг рукава.  Фелуче, и  еще один  на его  вороте, две  золотые
шелковые нити, которые не подходили к его белокурой шевелюре.
     Через   полмили   они   добрались   до   развалившейся   башни, которая
проглядывала сквозь снег подобно закутанному  в темные клочья призраку,  так
как ползучие растения покрывали ее снизу доверху. Это была сторожевая  башня
былых времен, возможно,  построенная каким-то королем,  покорившим страну  и
оставившим гарнизон.
     Руины не  могли  дать  укрытия.  Они проехали,  было,  мимо,  но  нечто
выползло оттуда и  стало на  дороге. Было  тяжело разобрать  что -то  сквозь
вихри снега.  Конь Фелуче  отпрянул  и забил  по снегу  передними копытами.
Фелуче с руганью рванул поводья.  Хейвор разглядел женскую фигуру.  Женщину,
закутанную в темные лохмотья. Его сердце послало по телу глухой удар паники.
Но это была только  старуха, древняя и  сгорбленная, насколько он разобрал,
с бегающими безумными глазами на морщинистом лице.
     - С дороги, старая карга! - прикрикнул на нее Фелуче.
     Но женщина не тронулась с места. - - Что ты хочешь? - спросил Хейвор  и
немного склонился. Возможно, она была нищенкой, изголодавшейся на  колоде...
Рука его  нашаривала кошелек  под рубахой,  но тут  старуха завопила  тонким
голосом гнездящейся в лесах черной птицы:
     - Я не возьму ничего, что принадлежит тебе!
     - Что ты тогда ждешь? - спросил он.
     - Сокол... -забормотала  она. -  Сокол и  Кот... Лис  ушел. Лис  мертв.
Сначала Лис, потом Кот, потом Сокол! Фелуче улыбнулся:
     - Что за обворожительная дама! Тебе надо бы поберечь язык, старая!
     Хейвор удивился, что она  знает о Качиле. Он  закопал его в  нескольких
милях позади. Она не могла увидеть, а потом добрести сюда по холоду, пешком,
в такую даль.
     - Я много, что знаю, - сказала старуха, словно могла читать его мысли.
- Полет птиц, падение листьев, форма облаков. У всего есть свой смысл.
     - Может  ты  и мертвых  вызываешь?  - спросил  Фелуче,  глаза которого
блеснули, а в щеки  бросилась краска, словно его  охватили тайная радость  и
возбуждение.
     Старуха   рассматривала   Фелуче,   немного   скосив голову. Теперь она
напоминала хищную птицу.
     - Не нужно, - прокаркала она, - Совсем не нужно. Только потерпи!
     - До ближайшего местечка далеко? - резко спросил Хейвор.
     Когда она  отвернулась  от Фелуче  и  глянула на  него,  то, казалось,
претерпела обратное превращение и опять выглядела как старая мужичка.
     -До Арноса? К  наступлению темноты  туда не  доберетесь, не  доберетесь
вообще.
     Фелуче склонился и положил ей руку на плечо:
     - А как насчет того, чтобы расположиться у тебя, красавица?
     - Это слишком далеко. И  у меня в хижине  тесно. Но ты сегодня найдешь
убежище на дороге. И, возможно, общество.
     Они оба напряженно рассмеялись, словно впряженные в жуткий,  спонтанный
разговор, - красивый молодой человек, скользкий и элегантный, чья  злобность
обнаруживалась только  в  дрожи уголков  рта  и остром  языке,  и костлявая
старуха с дырами вместо зубов и глубоко запавшими в складки глазами.  Хейвор
почувствовал мурашки на затылке. Он  стряхнул неприятное чувство, выудил  из
кошелька, который носил на шее, монету и бросил ее карге.
     Она отпрыгнула с  резким вскриком,  как будто в  нее швырнули  пылающий
уголь.
     Медная монета покатилась  по дороге. Голова  старухи натянулась, как у
гадюки, и она  плюнула между  собой и  медяшкой. Затем  заковыляла прочь,  в
сторону леса и исчезла за снежным занавесом.
     Фелуче запел. Его голос звучал  мелодично и самоуверенно. Он дал  шпоры
коню, и они поскакали быстрее по уже смутно различаемой дороге.
     Снег   залеплял   Хейвору   глаза,   ему приходилось постоянно моргать.
Однажды он  видел жениха,  который  ехал на  свою свадьбу,  подобно Фелуче,
радостный молодой  парень,  работавший  полгода  и  копивший  деньги,  чтобы
заключить в объятия девушку своей мечты.
     И, возможно, общество.
     Ночь начинала  менять  окраску  окружающего.  Лавандовые  и  сумерки  и
хлопья снега, которые  напоминали бледно  -голубые перья  птицы. Фелуче  все
еще галопировал впереди.
     Посреди размытой голубизны возник  темный твердый контур. Все  казалось
призрачным, а новообразование -  в особенности. Неужели  они в конце концов
обрались до Арноса? Или это  был город -мираж, вызванный колдовством  старой
ведьмы?
     Когда подъехали ближе, Хейвор  различил форму и  величину. Не город, а
старый замок... Покинутые руины у края дороги. Когда -то в строении  бушевал
пожар. Оно  было выедено  пламенем, как  устричная раковина,  изжевано,  как
мозговая кость  жадной собакой.  Было  безжалостно голо.  Оставалась  только
маска.



     Чернота ночи накрыла  небо и  землю, но мерцающий  снежный узор  бледно
выделялся   на   фоне   темной   почвы.   За  краем светового круга, который
образовывал костер,  поднимались обглоданные  руины. За  ними лежала  чужая,
тихая местность, серо-белая лента дороги, на которой ничто не двигалось,  не
шевелилось, кроме слабого снежного ветерка, веявшего над пустотой.
     Они накормили  лошадей  и  поели  сами.  Фелуче  казался  возбужденным,
нетерпеливым и вздрагивающим, как  костер или как  человек в лихорадке. Как
Качиль. Он  травил анекдоты,  рассказывал о  своей семье  на юге,  об  отце,
тучном торговце  полотном,  о заботливой  матери  или о  своих  проделках в
войске. Говорил быстро и  непрерывно. Хейвор слушал, но  сам не произнес  ни
слова. Он наблюдал за Фелуче. Прежде  он никогда не видел своего спутника в
таком настроении, и в закоулках его мыслей постоянно гнездился  настойчивый,
могильный страх. Один  раз Хейвору  показалось, что он  услышал тягучий  вой
волка. Он напряг слух,  но звук не повторился.  Это было странно,  следовало
бы   услышать   множество   волков.   Теперь,  когда выпал первый снег, стаи
наверняка выходят из чащобы. Фелуче лежал,  опираясь на локоть, и с  улыбкой
смотрел на  кожаный мешок  с кубком,  словно он  и это  сокровище  разделяли
какую -то тайну. Через некоторое время он завернулся в свое одеяло и зевнул.
     - Ночь  безлунная, -  сказал Хейвор,  - Нам  лучше посменно  сторожить.
Первые часы мои, а потом я тебя разбужу...
     - Залезай под  одеяло! Я  посплю и без  твоей защиты,  но, надеюсь,  со
сладкими снами, - Фелуче тихо засмеялся.
     Пока Хейвор за ним наблюдал, он, улыбаясь, закрыл глаза,
     и, казалось, тут  же погрузился  в сон.  Огонь бросал  бронзово-красные
блики на его лицо. Через некоторое время Фелуче повернулся спиной к Хейвору.
     Хейвор время от времени бросал  ветки в костер, но свинцовая  усталость
овладела им. Он внимательно огляделся и лег, как это сделал Фелуче.
     - Мне нечего бояться, - подумал он  и тут же поправился. - Пока  нечего
бояться.
     Неожиданно над  ним появилась  огромная  луна. Надутая,  темно  -желтая
луна, вырезанная из янтаря или  изготовленная из золота, гигантское  водяное
колесо в  небе. И  на фоне  желтого шара  вырисовывались три  дымных  пятна,
которые, сжимаясь, образовывали три силуэта. Двое мужчин с жесткими,  ясными
очертаниями, а  между  ними  девушка  с  длинными  развевающимися  волосами.
Гиганты в воздухе.
     Вот, где поджидал страх, во сие,  как он и подозревал. Хейвор  боролся,
чтобы   остаться   бодрствующим,   но   фигуры   уже побледнели, и сама луна
съежилась как свечной огарок.  Эта ночь не была  предназначена для него.  На
него   опускалась   глубокая,   темная   сфера   сна.  Он погружался, словно
отягощенный свинцом, в складки плаща, и его страх тонул вместе с ним.
     Фелуче проснулся  у  ворот  замка. Проснулся,  полный  Ожидания,  и не
обманулся. Все кардинально переменилось. Замок был цел и так светел,  словно
сиял изнутри.  На колоннах  больших  решетчатых ворот  горели два  факела в
пестрых стеклянных трубках, они отбрасывали зеленые и рубиновые пятна  света
на широко  раскрытые железные  створки и  вымощенный въезд.  Фелуче  пересек
проход и шагнул на  ступени. Он прошел резной  деревянный портал и  каменные
хищные птицы с глазами  из отшлифованного кварца  с хрустом вытягивали шеи,
чтобы глянуть, когда он  проходил мимо них. Он  засмеялся, в восторге от  их
причуд.
     Полы замка  были  выложены  маленькими  квадратными  плитками  черного,
багряного и белого цвета. Он дошел до распахнутой створчатой двери, на  этот
раз обитой золотом, и обнаружил банкетный зал.
     Светильники в зале  были из  голубого, фиолетового и  темно -  красного
стекла,   поэтому   хаотичные,   необыкновенные   расцветки   пульсировали в
помещении. Занавески и гобелены украшали  стены, каждый гобелен стоил  целое
состояние, как  Фелуче, будучи  сыном  торговца полотном,  догадался  сразу,
бросив украдкой  взгляд.  На  длинном столе  в  золотых  канделябрах горели
высокие свечи. Столешница  сгибалась под испускающими  пар блюдами с мясом,
изящными печеностями и изысканными  фруктами, а между  ними стояли сосуды с
вином, как будто  все только  что было доставлено  с кухни.  Где -то  играла
тихая музыка, но музыканты оставались невидимыми.
     Четыре золотых  стула были  придвинуты  к столу.  На верхнем  и нижнем
конце стола сидели  двое мужчин в  черных одеяниях -  его хозяева.  Напротив
Фелуче сидела  прекрасная  женщина,  взглянуть  на  которую  он  мечтал  уже
несколько дней.  Когда он  посмотрел на  нее, она  встала и,  обойдя  вокруг
стола, вышла ему навстречу. Она была всем, о чем он грезил, и даже больше.
     Ее кожа казалась светлой и гладкой как тонкий пергамент, волосы  сейчас
не падали свободно,  а были  заправлены в  искусную прическу,  с локонами  и
косами, пронизанными  перламутровыми  шнурами;  Ее брови  и  густые  длинные
ресницы имели  тот же  золотой  оттенок, как  кайма накидки  священника, но
глаза мерцали черным, как глаза каменных  птиц в портале. Она носила  одежду
из темно -голубого  шелка, которая  зимой напоминала о  лете, и  скреплялась
поясом в  виде  глотающих  друг  друга  золотых  гадюк.  Из  змеиных  пастей
выглядывали сапфиры.
     Она улыбнулась, взяла Фелуче под руку и подвела к стулу. Он должен был
сидеть напротив нее,  между двумя одетыми  в черное мужчинами.  Он почти  не
замечал их,  так  приковывала  его  взгляд женщина.  Не  предрекала  ли  его
тщеславная мать,  что  ее  красавчик  сын в  один  прекрасный  день  сделает
блестящую партию и, благодаря женитьбе, поднимется над своим сословием?
     Мужчина слева налил Фелуче пива, а  другой отрезал ему мяса. Фелуче  ел
и пил с волчьим аппетитом. Еще никогда  он не пробовал таких вкусных блюд  и
тонких напитков. Хозяева замка ничего не  ели, но это не удивляло Фелуче. И
то, что они не произнесли ни слова, не беспокоило его.
     Конечно,   он   следил,   чтобы   не   есть  с жадностью. Он чувствовал
благородную атмосферу  сдержанности.  И это  чувство  не обмануло,  так как
через некоторое  время блондинка  поднялась, протянула  ему руку,  и  Фелуче
каким-то образом догадался, что должен пригласить ее к танцу.
     Это был торжественный  танец, Фелуче не  знал его, но  ему удалось  так
элегантно делать  свои шаги,  что этот  прокол не  бросался в  глаза.  После
танца партнерша  повела  его  в небольшие  покои,  где  светильники мерцали
зеленым и небесно-голубым, а бассейн  в середине пола был наполнен.  Комната
была так прекрасна, что  Фелуче не мог себе  такое представить даже в  самых
смелых мечтах.
     Из ноздрей причудливых каменных тварей бил в бассейн фонтан,  заставляя
пузыриться   гладкое   зеркало   посередине.   Маленький пруд был зеленым, и
роскошные пестрые рыбки шныряли в нем тут и там.
     На краю бассейна женщина остановилась  и протянула ему кончики  пальцев
для поцелуя.
     До этого момента Фелуче был возбужден и уверен в победе, но, когда его
губы   коснулись   прохладной,   бледной   кожи   пальцев, от них, казалось,
взметнулся холод, пронзивший все его тело.
     А затем ее белые, прекрасные руки скользнули мимо его лица и легли ему
на шею.
     Порыв   ветра   прошел   через   помещение.   Это  был вороненый ветер,
потушивший пестрые светильники,  и в наступившей  темноте Фелуче  обнаружил,
что его обняла не  девушка, а высокая темная  тень с жесткими,  беспощадными
костистыми руками.  Фелуче попытался  ее оттолкнуть  и не  почувствовал  под
своими трясущимися пальцами ни кожаных перчаток, ни плоти, а жесткие,  голые
кости. Руки скелета душили его.
     Фелуче испустил приглушенный  крик. Он колотил  по призрачной фигуре и
натыкался на кости. Из глазниц черной маской навстречу ему зияла пустота.
     Отчаянно   защищаясь,   Фелуче   поскользнулся,   упал   и почувствовал
обжигающе холодную  воду бассейна  на своей  коже. Пол  под его  ногами  был
скользким. Тень не оставляла  его, она последовала  за ним с нечеловеческой
силой вдавила его в ледяной, жидкий огонь.
     Хейвор открыл глаза. На утреннем  небе стояли нежные облака  -паутинки,
а за ними солнце распространяло бессильный розовый свет.
     Его тело было пронизано холодом. Он крепко спал, и свинцовая  усталость
все еще сжимала его. Костер уже давно не горел.
     Хейвор одеревенело  поднялся  и  потянулся.  Затем,  нагнувшись,  чтобы
заново раздуть огонь, он заметил, что Фелуче не было.
     Он резко повернулся и бросил взгляд  на кожаный мешок, но контур  кубка
выделялся ясно.  Он увидел  одеяло Фелуче  на земле  точно там,  где  южанин
прошлым вечером  улегся спать.  Три  лошади стояли,  привязанные в  углу, и
тряслись от холода.  Хейвор пошел  тяжелыми шагами по  искрошенной плитке  к
одной из трещин в стенах старого замка и глянул через нее. Снежный простор,
черные остовы деревьев. Ни дымка, ни звука, ни следа жизни.
     Хейвор пошел назад  и остановился  возле серого  пепла кострища.  Через
некоторое время он крикнул:
     - Фелуче!
     Где-то потрескивали на морозе старые ветки. Хейвор побрел через  руины,
ища дорогу между  кучами обломков рухнувшей  крыши. Он пришел  к месту,  где
когда -то  находился высокий  портал,  на полу  лежал толстый  слой пестрых
стеклянных осколков.
     - Бывший банкетный зал, - догадался он. Длинный металлический стол  был
перекошен от  жара когда-то  бушевавшего тут  пожара. Тяжелая  балка  лежала
поперек столешницы.
     В стене  виднелась арка,  а за  ней находилась  разрушенная комната,  в
которую сверху  и  с двух  сторон  стекал  холодный зимний  день.  В  центре
комнаты в пол был вделан бассейн,  нежный зеленоватый лед покрывал воду,  по
краям растрескавшийся и поломанный.
     Хейвор подошел  ближе  и заглянул  в  глубину. Через  лед  и отражения
облаков он пристально смотрел в пару широко раскрытых глаз.
     Осознание как туман рассеялось в извилинах мозга Хейвора.
     Фелуче лежал  в искусственном  водоемчике, достаточно  глубоком,  чтобы
утонуть. И когда  Хейвор заново  рассматривал остекленевшие  глаза, что  -то
шевельнулось, всплыло  на  поверхность.  Горсть  волос,  длинный,  мерцающий
золотом, водоворот, медленно описывающий круги и извивающийся.
     - Итак,  я следующий,  -  подумал Хейвор.  И  ужас вошел  через широко
открытую дверь в его мысли.
     Он пошел  к лошадям,  взобрался на  своего вороного,  а двух  повел  за
поводья следом. Ветер дул ледяными иглами,  но он его не чувствовал.  Кубок,
прикрепленный к седлу, ударял по колену.
     Удалившись на  полмили от  руин,  он оглянулся  через плечо  и заметил
вдали что-то похожее на тень, отражение,  облако. Хотя теперь он ехал  один,
он по-прежнему  имел  попутчиков.  И  отделаться от  них  не  имел,  видимо,
возможности, до самой смерти.



     Вторая половина  дня наступила  в Арнос,  усталая и  желтая под  низким
небом. Улицы были пусты, в сточных канавах скапливался снег, достигая  узких
дверей. Только  горбатый  карлик, приютившийся  в  тени ворот  и клянчивший
монеты, услышав  стук  копыт, вскинул  голову.  Он увидел  подъезжавшего на
вороной лошади солдата, ведущего за  собой двух коней без всадников.  Карлик
выскочил на дорогу и поднял свою чашку за подаянием.
     Солдат повернулся  в  седле, выудил  монетку,  а затем,  казалось, ему
пришла в голову  какая-то мысль,  и он помедлил.  Но тоскливое,  отчаявшееся
лицо калеки переубедило его. Он бросил в сосуд блестящий круглешок.
     - Скажи, где живет священник?
     Карлик, тряся головой, показал на свои губы. Он был нем.
     - Ты  можешь  проводить  меня?  Карлик  засиял  и  помчался  по  улице,
останавливаясь время от времени, чтобы посмотреть, следует ли за ним солдат.
     Так они  двигались через  переулки  и улицы  Арноса. Карлик  ковылял и
подпрыгивал впереди, солдат медленно ехал позади него. Они достигли площади,
где полуразвалившаяся церковь склонилась к стенам маленьких соседних  домов.
Карлик указал на один из них. Дом священника.
     Хейвор посмотрел сначала  на дом,  затем на жалкую  церковь. Его  глаза
слезились от холода.  Бедность этих стен  подавляла его. Чтобы  жить в  них,
одной надежды было мало.  Но ведь он пришел,  чтобы найти надежду,  утешение
или защиту? В принципе он не ожидал ничего. Хейвору пришло в голову, что  он
осуществляет   своего   рода   ритуал,  подобно лицедею, который великолепно
провел свою роль, не упустив ни одного слова или жеста.
     Он поймал себя  на том,  что детально рассматривает  церковь. Она  была
стара. Башня поднималась тремя  уступами из бурого  камня, с узкими черными
оконными щелями. Свет играл вокруг одной, повернутой к солнцу стороне.  Тени
теснили другую. Святой  Круг на  шпиле возвышался серебром  в мутных  желтых
облаках.
     - Он видел как умирают люди. Одни расставались с жизнью гордо и слепо,
другие кричали - во власти страха. Третьи, подобно ему в нынешней  ситуации,
казались вцепившимися в какой-то предмет,  булыжник, соломинку, - как  будто
хотели сохранить  в  своей  памяти  его  форму,  цвет  и  структуру,  каждую
песчинку и каждое и  каждое волокно, дабы  унести его в  мир, лежащий по  ту
сторону гильотины или виселицы.
     Хейвор отвел  свой  взгляд  от  башни  и  оглянулся,  ища  карлика,  но
маленький калека  уже  спешил  прочь. Перед  церковью  были  перила. Хейвор
привязал к ним лошадей, отцепил кожаный мешок и положил в тени ворот. Затем
он ступил  в глубокую  полость церкви,  неожиданно плененный  воспоминаниями
детства.
     Мрачно, пыльно, голо.  Центральный неф. Отражающая  эхо вымостка  между
стройными колоннами,  подобно  Призрачным  пальцам,  тянувшимися  в  высоту,
штандарты   мутно-красного   и   пятнисто-золотистого  цвета, развернувшиеся
опахалами над  алтарем,  Святой Свет  в  своих зеленых  лампадках, бледные,
капающие воском ряды свечей.
     Он стоял  перед высеченным  в камне  Кругом  и думал  о том,  как  его,
пятилетнего,   избили   священники,   потому   что  он сказал, что эта штука
выглядит как тяжелое колесо.  На его плечо неожиданно  легла рука. Это  была
рука, которая тянулась  из детства в  настоящее. Он ощутил  на спине  жгучую
боль от удара кожаного ремня и резко повернулся, хватаясь за нож.
     Священнику было  около тридцати.  Строгий, сильный  и высокий  мужчина,
способный при  необходимости  защитить  себя.  Взгляд  монаха  скользнул  по
боевому поясу Хейвора, но он спокойно сказал:
     - Я не  хотел тебя  пугать, солдат, но  ты носишь  кольчугу южанина,  и
богу ведомо, что  мы хорошо оберегаем  те немногие ценности,  которые у  нас
еще остались.
     Храбрый человек, подумал Хейвор. Знает грубые привычки
     южан и отваживается открыто об этом говорить:
     - Я пришел не за  тем, чтобы ограбить вас, отец,  - сказал Хейвор. - Я
хотел кое о чем спросить. Священник улыбнулся.
     - Это моя обязанность отвечать на вопросы, солдат. О чем же идет речь?
     - Об Авиллиде. И о мертвом Господине Авиллиды. Священник сразу же  стал
очень серьезным, глаза его, казалось, сузились.
     - Я полагаю, у тебя есть  весомое основание спрашивать именно об  этом.
На карте, явно, стоит многое.
     - Моя жизнь, - ответил Хейвор.
     До сих  пор  в нем  жило  некоторое отрицание  существующего положения
вещей. После  этого ответа  оно больше  не имело  смысла. Он  видел  черноту
преисподней,   встающую   из   сосуда,   и   бросающуюся на него. Священник,
внимательно смотревший ему в глаза, видел ее, очевидно, тоже.
     - Иди со  мной! - сказал  он и повел Хейвора  из церкви в  свой дом.  У
портала Хейвор поднял кожаный мешок, священник не сказал ничего.
     Дом священника был  довольно жалок,  голый, как  и церковь,  но без  ее
замкнутого великолепия. К  тому же  было темно  и священник,  сняв с  полки,
зажег маленький светильник.  Несмотря на  жестокий холод, в  камине не  было
огня.
     Священник   сел   и   предложил   Хейвору   сделать  то же самое. Затем
воцарилось молчание, молчание,  пожирающее само  себя и  нараставшее до  тех
пор, пока не начало казаться, что никто из них уже не способен его нарушить.
     Наконец Хейвор собрался с духом.
     - Вы, возможно, знаете, что произошло в Авиллиде.
     Новости здесь распространяются быстро.
     - Да.  Три дня  назад мы  видели знамение  на северной  стороне неба  -
красный свет и красный дым.
     - Авиллида  стояла в  пламени,  - подтвердил  Хейвор. Король  - Черный
Медведь покорил город. Потом пошел грабеж.
     - Так я и думал, - сказал священник.
     - Значит, вы, возможно, знаете и то, что здесь?
     Священник   отшатнулся,   все   краски   спали   с его лица, кожа стала
напоминать высушенное дерево.
     - До меня дошел слух... о большом золотом бокале...
     Хейвор достал  кубок.  Вся  комната  засияла  в  его  блеске,  мерцание
пронзило его руки, словно сделав их прозрачными, заставило, подобно  пламени
свечи, выступить темные артерии пальцев.
     - Я нашел  эту вещь  в развалинах  Авиллиды... вместе  с двумя  людьми.
Один   умер   от   лихорадки,   второй   утонул.  Что-то преследовало нас. Я
предполагаю, что следующая очередь - моя.
     - Ты суеверен? - спросил священник хрипло. - Боишься мертвецов?
     - Нет,  отец?  Я верю  только  в то,  что  вижу. За  нами  в отдалении
следовало трое всадников, один из них в золотом шлеме. Сегодня я понял, что
этот шлем  в  действительности  состоит  из белокурых  волос...  так  как  с
восходом солнца эти трое приблизились.
     Глаза священника  были  направлены  на  руки  Хейвора.  Хейвор  опустил
взгляд и заметил, что гладит металл,  как будто это грива любимого коня или
волосы возлюбленной.
     - Вы видите сами, - сказал он и заставил свои руки остановиться. -  Что
произойдет теперь? Моя смерть неизбежна?
     - Этого я не знаю, - ответил священник тихим, вымученным голосом. - Но
скажу тебе одно: Ты не должен смыкать глаз, пока не избавишься от этой вещи!
     - Тогда  скажи мне,  как  от нее  избавиться,  отец! Разве  здесь... в
церкви?
     - Нет! Ради  всего святого, не  здесь... и нигде на  старой дороге! Ее
построили древние люди  темного времени. Она  бы притянула зло  и силы  зла,
как высокие деревья притягивают молнию.  Попытайся продержаться до Венки!  В
полумиле от города эта дорога кончается.  А в Венке есть большая церковь со
святыми реликвиями... Возможно, там ты найдешь помощь.
     - Всего  лишь,  возможно, -  вымолвил  Хейвор. -  А до  Венки  три дня
конного пути?  Что произойдет,  если  я просто  оставлю  кубок в  Арносе, в
сточной канаве или перед какой-нибудь закрытой дверью?
     Бледные черты лица священника сразу стали жестче.
     - Тогда ты навлечешь  на невинных проклятие,  которое навлекла на тебя
алчность! Где бы  ни спрятал ты  это золото, это место  будет осквернено во
веки веков. Кроме  того сброд,  который тебя преследует,  чует тебя.  Только
сильные слова и сильная воля еще способны спасти тебя. Возможно, в Венке...
     - А, возможно, и нет, - добавил Хейвор. Внутри его, казалось, зазвенел,
а затем замолчал колокол.
     - Совершенно верно, - ответил священник и опустил взгляд.
     Хейвор поднял мешок.  Золотой блеск  опустился туда  и лишил  помещение
своих лучей.
     - Глупец, вот кто  ты! - священник  разом вышел из  себя. - Неужели  ты
никогда не слышал историй, которые рассказывают о черном Маге и его отродье?
Этот бокал, до  краев наполненный  кровью, Служил при  его греховных  мессах
для принесения жертв гнуснейшим, отвратительнейшим из всех... - далее он  не
говорил. Когда  Хейвор достиг  двери, священник  тихо добавил:  - Ты  имеешь
знак Святого Круга на своем мече, чужак?
     - Да, - ответил Хейвор. - Но он мало полезен, так как я не верю в него.
Прощайте, отец, спасибо за совет!
     Священник поклонился и скоро услышал  цокот копыт на улице. Но  дыхание
смерти долго не хотело выветриваться из маленькой комнаты.
     Круглое красное солнце  стояло совсем  низко. Хейвор  иногда видел  его
между крышами, пока ехал по извилистым улочкам Арноса.
     Мешок казался  тяжелее,  словно  кубок  приобрел  больше  веса,  словно
смерть двух человек  легла грузом  в зияющем черном  отверстии. Возможно,  и
его собственная гибель, которой он явно не мог уже избежать.
     Какой же будет его смерть?
     Ключом к душе Качиля были суеверие и страх, к душе Фелуче - честолюбие
и чувственность. С чем они подступятся к нему?
     Я могу выехать из города, думал он, сесть на краю дороги и ждать  ночи.
Ждать своих преследователей.  Просто. Легче  всего. Тем не  менее, при  всех
обстоятельствах он вел себя как животное, еще чуявшее возможность бегства.
     У ближайшего угла стоял старик, вылавливавший отбросы из стока.
     Хейвор окликнул его.  Когда старик  обернулся, Хейвор  увидел, что  тот
был слеп. Его  бросило в  дрожь от этой  картины. Он  встретил за  последнее
время слишком  много  ущербных и  искалеченных,  они казались  частью тьмы,
которая сжималась вокруг него.
     - Ты  знаешь  в Арносе  знахаря  или собирателя  трав?  Старик склонил
голову набок.
     - Собирателя трав,  -сказал он,  немного подумав.  - В  крайнем доме  у
южных ворот.
     Когда Хейвор  хотел тронуться  дальше, человек  резким голосом  крикнул
ему вслед:
     - Милостыни!  Есть ли  у вас  монетка, сударь,  без которой  вы  можете
обойтись?
     - Конечно, - ответил  Хейвор. - Но  со мной кубок  из Авиллиды. Ты  все
еще хочешь моих денег?
     Он не  получил  ответа, а  когда  повернулся, то  увидел,  что старик,
нащупывая дорогу,  торопился  прочь,  как ослепленная  светом  дня  мокрица,
которую обнаруживают под камнями. Горькая улыбка заиграла на губах  Хейвора.
Он вез с собой огромное сокровище, но был застрахован от разбойников  лучше,
чем любой торговец с парой жалких медных монет.
     Дома у  Южных  ворот  плотно  прижимались к  валу  -  жалкие  лачуги  с
крохотными окошками и  затхлой вонью бедняцкого  квартала. Домишко  торговца
травами был  сооружен из  бурого  рассыпчатого кирпича,  как и  все здешние
строения, однако над  притолкой, как  знак его промысла,  висела цепочка  из
нанизанных на бечевку крысиных черепов.
     Хейвор привязал  лошадей  к  столбу перед  домом.  Входная  дверь была
вынесена глубоко внутрь. Хейвор помедлил.  Мутное зеленое оконце было  такое
маленькое, что  в нем  нельзя  было ничего  разглядеть,  однако из  щелей и
трещин стен просачивался причудливый запах, смесь из растений, гнили.
     Компоста   и   сена,   острый   и затхлый одновременно. Хейвор постучал
рукавом кольчуги. Казалось,  от этого  звука содрогнулся  весь дом.  Вначале
никаких признаков жизни  не обнаруживалось,  но затем  за волнистым  зеленым
стеклом мелькнула тень.
     - Кто там? - спросил грубый голос.
     -   Проезжий,   который   хотел   бы воспользоваться твоими услугами, -
ответил Хейвор.
     Голос пробормотал нечто нечленораздельное. Потом возвысился снова:
     - В чем же ты нуждаешься?
     - Впусти  меня и  я объясню  тебе все.  Наступила долгая  тишина, в  то
время, как существо в доме, то ли мужчина, то ли женщина, по голосу было  не
узнать, размышляло.  Затем раздался  скрежет ржавого  засова, и  дверь  чуть
приоткрылась. Хейвор вошел  в маленькую мрачную  комнатку. Запах растений и
корней охватил его  как оглушающий  туман. Лавочник был  сутулым типчиком  в
бурой блузе,  из которой  торчала сморщенная  черепашья голова  и  маленькие
черепашьи лапки. Пальцы сжимали свечной огарок.
     - Чего  вы хотите  от меня?  -спросил мужчина  и описал  свечкой  круг,
который окунул комнату  в мерцающую бледность.  Хейвор бросил беглый взгляд
на различные кучки  зерен, ступки  с серо-зелеными  растениями и  втиснутыми
туда цветами, а также  на ряды узких, закрытых  пробками сосудов. Высоко  на
стене висели оленьи рога,  рядом с гладко  отполированными костями черепа -
дьявольская картина. Через более низкую  дверь в глубине сочилась чернота  и
погребной запах грибов.
     - Ты можешь изготовить напиток, который убережет человека от сна?
     Лавочник согнулся еще ниже и поднял  свечу так, что ее тонкий,  жесткий
свет упал на лицо Хейвора.
     - Напиток,  который  убережет  от  сна?  Люди  большей  частью  требуют
противоположное.
     - Бывают исключения.
     - Возможно, вполне возможно. Снова наступила длинная пауза, и  лавочник
что -то тихо бормотал себе под нос. Затем спросил:
     - Вам  нужен напиток,  чтобы подлить  его другому  человеку? Или  чтобы
совершить преступление?
     - Ни то, ни другое. Я должен три-четыре ночи бодрствовать.
     - А что произойдет, если вы заснете?
     - Это будет означать для меня смерть, - сказал Хейвор спокойно, так же,
как прежде священнику, и его снова охватило это чувство неотвратимости.
     - Вы можете заплатить? - живо спросил торговец травами.
     - Да... если ты возьмешь что-то от меня.
     - А отчего не взять? Здесь, в городе, я редко получаю живыми деньгами.
Люди приносят тощих  кур и  поношенную одежду... или  обещают вещи,  которые
они никогда в руках не держали.
     - Я  украл золотой  бокал Господина  Авиллиды  и несу  его с  собой,  -
объяснил Хейвор. - Кубок Крови.
     Теперь он  откажется  мне помочь,  подумал  он. Я  должен  был сказать
правду позднее или, вообще, не выдавать ее.
     Но человечек только звонко рассмеялся.
     - На улице стоят  три коня, -  сказал он. - Я  сварю вам напиток,  если
отдадите мне  двоих.  В  один  прекрасный день  их  наверняка  можно  хорошо
продать. Ну,.. что вы задумались? Это  абсурдно высокая цена, я знаю, но вы
находитесь в отчаянном положении... а я жаден, но не боюсь.
     - Ты прав, - сказал Хейвор. - Я нуждаюсь в твоих услугах.
     Лошади принадлежат тебе.
     - Тогда садитесь и ждите.
     Целый час Хейвор просидел в комнатке, пропитываемой острым паром, в  то
время, как этот человек  рылся в своих травах,  смешивая их, и бормотал  под
нос что-то непонятное. Возможно,  этот тип - шарлатан,  - думал Хейвор, -  и
понимает в травах не  больше, чем в  свойствах луны. Я  заплачу и буду  пить
его варево, а оно в  конце концов не поможет.  Но ему не оставалось другого
выбора. А оба коня означали для него только обузу.
     Снаружи   пряталась   вторая   половина   дня.   Хейвор не заметил, как
подкрался вечер,  так как  комнатушка  не имела  порядочного окна,  но тени
незаметно сгустились. Огромные оленьи рога, казалось, расплылись по краям  и
слетались матовой белизной, когда все вокруг стало темным.
     Наконец лавочник вынырнул из темной соседней комнаты. В руке он  держал
фиолу из мутного стекла. Жидкость,  плескавшаяся в ней, напоминала  болотную
воду.
     - Это то самое?
     - То самое,  - подтвердил  лавочник. -  Принимайте с  интервалом в  два
часа маленький  глоток!  О  большой точности  говорить  нечего.  Чем дольше
будете оставаться без  сна, тем слабее  будет действовать микстура. Поэтому
ближе   к   концу   вашего   бодрствования придется принимать дозу побольше.
Возможно, средства не хватит, чтобы вас спасти. Я делал, что мог.
     Хейвор поблагодарил.  Честные слова,  хотя и  укрепили его  сомнение  в
исходе дела, но придали напитку правдоподобность.
     Его морозило.  Отвратительно  цепенящий  холод,  казалось,  глодал  его
кости. - Торговец травами последовал за ним на улицу.
     Лошади скребли копытами и топтались. Кобыла Качиля и сивый Конь Фелуче,
казалось, признали  нового хозяина.  Они  заржали и  стали тыкать  носами в
бурую блузу.  К  удивлению  Хейвора  человечек  извлек  из  кармана  немного
сахарку. Значит, не так уж плохо им придется. Хейвор был рад этому.
     Он вскочил в  седло и  поскакал через  Южные ворота  Арноса на  древнюю
дорогу.
     Мы еще поборемся, -  думал он. И хотя  настоящего страха не  испытывал,
но большой надежды тоже не питал.
     Возможно,   это   и   была   ключом   к   Хейвору из Таона - то, что он
добровольно и со стоическим хладнокровием шел навстречу судьбе.
     Через некоторое время он принял полглотка варева. Оно горело на  языке,
и вскоре после этого стали гореть его глаза. Щекочущая, напряженная  энергия
помчала по его телу, как лихорадка.



     Арнос исчез за холмами,  и на вечернее  небо напялилось серое облачное
покрывало. Затем снова начал идти снег. Вначале хлопья падали мягко и легко,
словно крылышки  насекомых, задевавших  его лицо.  Затем в  горах  проснулся
ветер и  понесся,  визжа,  с  востока  по  склонам.  Буря  хлестала  снегом,
превратив   его   мягкое   изобилие   в   миллионы   игл,  и скрыла землю за
разлетавшимся занавесом хлопьев.
     Долгое время Хейвор продолжал ехать с опущенной головой.
     Мокрые тяжелые  комья падали  с копыт  его коня.  Он не  видел  ничего,
кроме сотрясаемой  ветром белизны,  ничего не  слышал, кроме  пронзительного
ветра. Снег глушил цокот копыт по покрытию дороги.
     Неожиданно из снега  возникла черная  масса. Лошадь  отпрянула, но  это
были только останки старой стены.
     Хейвор слез  и повел  коня под  низкую арку  из раскрошившегося  камня.
Возможно, это была сторожевая башня, как  и та, задушенная плющом руина,  на
которую они с Фелуче  уже натыкались. Он подумал  о старухе, выползшей из  -
под   стены,   об   отвратительной   тайне,   которая   сделала  ее и Фелуче
улыбающимися заговорщиками.  Но  думал  он недолго,  думать  о  смерти было
слишком холодно и безутешно.
     Снег   продолжал   свою   круговерть.   Создавалось впечатление, что он
собирался бушевать целую вечность.
     Огромная   волна   усталости   наползла   на   Хейвора, когда он присел
подветренной стороны  руин. Он  извлек  травяной настои  и сделал  еще один
маленький глоток. Огонь  запылал в  его горле. Через  некоторое время  ветер
стал   спадать.   Снег   падал   длинными,   белыми   полосами, а затем стал
прекращаться.
     Хейвор увидел  широкую, белую  равнину, тут  и там  пробитую  отдельным
деревцем или мелким кустарником. Всклоченные, низкие лесочки растворились  в
небытии. с От дороги не осталось и следа.
     Он посмотрел назад, на дуть, который прошел.
     Ландшафт казался пустым, хотя отдельные  его черты можно было с  трудом
различить. Тем  не  менее его  сердце  начало колотиться,  словно требовало
ответа.
     В буране он сбился с дороги. Могло ли получиться так, что он оторвался
и от своих темных попутчиков?
     Снег перестал. Он  вышел из-под  защиты арки и  глянул вверх.  Холодные
белые звезды усеяли небо. Теперь  ему придется наблюдать за созвездиями  как
моряку, если он хочет достичь Венки.
     Хейвор вывел  лошадь и  сел  в седло.  В  голове все  расплывалось. Он
вцепился в лику седла,  чтобы не потерять  равновесие, и звезды завихрились
как кометы  в его  глазах.  Но головокружение  быстро  прошло, и  он пустил
лошадь по  нетронутой белой  почве. Знаки  зодиака указывали  ему дорогу  на
запад.
     Он ехал сквозь ночь. Только один раз он принял глоток травяного отвара.
Он чувствовал себя  таким бодрым, как  будто никогда в жизни  не был обязан
спать,   таким   уверенным   и   решительным,   как   будто внезапно овладел
сверхъестественной защитой.
     Но   в   уголке   его   мозга   все   время   горела   крохотная искра,
предостерегавшая: "Не доверяй этому чувству! Оно обманывает! Ты в опасности!
У тебя нет никакой защиты! Это трава  вводит тебя в эйфорию!" Тем не  менее,
именно в данный момент ему было тяжело приглушить надежду.
     Утро - наступило внезапно,  сшило золотой нитью  воедино края холмов и
облаков. Ландшафт не  переменился, словно в  течение ночи он  не двигался  с
места. Звезды бледнели  и исчезали, но,  судя по положению солнца,  он по -
прежнему ехал на запад.
     Ночью он  не миновал  ни одного  хутора,  да и  сейчас не  видел  следа
человеческого жилья. Это была покинутая страна.
     Хейвор взглянул на себя  и на своего коня  со стороны. Он увидел  обоих
глазом хищной птицы: два маленьких живых aci%ab" , нацарапанных - темным  на
снежной равнине, простиравшейся во все стороны в; бесконечность.
     Он почувствовал, как лошадь под  ним стала спотыкаться от усталости,  и
свернул к далекому кустарнику, темным пятном выделявшемуся на снегу.
     Добравшись до  деревьев,  он  привязал  коня,  накормил  его  и  накрыл
собственным одеялом. Затем  расчистил маленькую площадку  от снега,  устроил
костер   и   присел   возле   него   с  куском черного хлеба. На равнине он.
чувствовал себя  неуютно. Небо  над  ним также  казалось слишком  высоким и
пустым, он представлял собой отличную цель в этой снежной пустыне.
     Хлеб пришелся не по вкусу, но он заставил себя есть. От влажных ветвей
восходил плотный, голубоватый пар. Хейвор прикрыл глаза, так как они  начали
слезиться.
     До сих пор  он не  чувствовал себя усталым,  но закрытые  глаза как  бы
дали сигнал телу, и гигантская волна сна накатилась на него.
     Хорошо. Сейчас  -то он  поспит. Дорога  исчезла; те  другие -  тоже,  с
самого снегопада он больше не видел преследователей. Прошедшей ночью он  уже
остался в  живых, а  кроме того,  сейчас на  небе стояло  солнце...  Тяжелый
прибой окатил его и понес в журчащее море.
     По снегу двигалась девушка.
     На ней были голубые,  расшитые золотом сапожки.  Хейвор поднял глаза и
глянул ей в лицо.  Оно напоминало пламя свечи,  белый овал жара в  середине,
обрамленный   желтым   сиянием.   Ее   левая рука помахивала двумя пушистыми
кусками меха, одним  рыжим, другим белым.  Хейвор узнал хвост  лиса и  хвост
белого кота.  Правой  рукой она  протянула  ему словно  в  подарок длинные,
связанные пучком перья сокола.
     Она улыбалась.
     Что-то укололо его в  запястье. Он вздрогнул  и испустил крик. Горящий
кусок ветки вылетел  из костра и  обжег кожу. Он рассеянно  тер ранку. Пот,
словно огонь и лед, бежал по телу.
     Значит спать он все же не должен. Даже днем. Еще бы чуть - чуть...  Тем
не менее,  он не  достаточно ясно  разглядел ее  лицо, только  белую кожу  и
золотистое сияние волос. И улыбку.
     Хейвор глотнул из  стеклянной фиолы.  Он размышлял.  Я потерял  дорогу.
Можно ли полагаться на то, что солнце приведет меня к Вейке? Два дня дороги,
возможно даже  три, без  проводника,  и фиола  уже наполовину  пуста. Кроме
того измучена лошадь.
     Кожа между  лопатками  зудела.  Он,  повернувшись,  стал  всматриваться
назад, и увидел их. Приподнятое настроение, затуманившее его глаза, исчезло.
Далеко -далеко позади,  как и  прежде, но совершенно  отчетливо. Три  черных
коня с  бледными  гривами, три  черных  фигуры, одна  с  беспокойным желтым
пламенем вокруг  головы.  Они  стояли совершенно  тихо,  ждали.  Три черных
ворона на дереве висельника.
     Какой-то момент  на  губах Хейвора  теснилась  молитва, но  он  не мог
вымолвить ни слова. За себя молиться  он был неспособен. Для него эти слова
навсегда   захлебнулись   в   свисте   кожаного   ремня, в хныканье голодных
мерзнувших детей  голой убогости  сиротского приюта  на далеком  севере,  из
которого он бежал восемь лет назад.
     Через некоторое  время он  затоптал  костер, взял  лошадь под  уздцы и
пошел дальше. Ему нельзя было спать.
     Он оставался в движении целый  день. Дважды по полчаса  останавливался,
чтобы дать отдых лошади.  Во второй половине дня  снова появились леса,  как
темные тени, протянувшиеся  поперек равнины.  У опушки  корявых деревьев  он
нашел широкий пруд. Хейвор сломал лед и начерпал воды для себя и для лошади.
Когда он выпрямился, то  решил, что видит в  глубине два неподвижных  глаза,
но это были лишь два светлых камешка, которые лежали рядом друг с другом.
     Тело болело от усталости, но спустя некоторое время он этого почти  уже
не замечал; ему казалось,  что он так чувствовал  себя всегда. Незадолго  до
захода солнца он увидел блестевший на  его рукаве длинный белокурый волос  и
удалил его. Назад он не посмотрел.
     Солнце опустилось  -  огромный  красный шар  из  северной  меди. Когда
наступили сумерки и плотной пурпурной мантией зацепились за кроны  деревьев,
Хейвор увидел Качиля и Фелуче, стоявших  на его пути. Но, подъехав  поближе,
нашел только темные тени между двумя искривленными деревцами.
     Хейвор   почти   ни   о   чем   не  думал. Тело его, казалось, парило и
одновременно одеревенело. Ему было трудно  оценивать расстояние, так что  он
время от времени  спотыкался на  своем пути о  предметы, которые,  казалось,
уже   миновал.   А   когда   поднялись   звезды,  их расположение на небе не
обнаружило для него  смысла. Звезды  образовывали сочетания,  которые он  не
знал.
     Показался тонкий  серп луны.  Немного позднее  один гигантский  корень,
казалось, вздыбился перед ним, как змей, и обвился вокруг ног.
     Падение оглушило Хейвора. Мир вращался, и ему было плохо. Он боролся  с
тьмой, но она поглощала его.
     В темноте было окно, высокое желтое окно с темной решеткой. Он не знал,
состояло ли  оно из  желтого стекла  или же  за ним  мерцал желтый  свет,  а
возможно, желтоватое небо. В окне висела черная луна.
     Хейвор открыл глаза и, тяжело дыша, выпрямился.
     Позади заржал  конь.  Вокруг морды  была  пена, он  выкатывал  глаза и
взбудоражено танцевал. Хейвор схватился за  узду и заметил светлый волос  на
локте, Скользнувший на землю, как гадюка.
     - Пошли! - закричал он коню хрипло, - Пошли!
     Лошадь вздернула  голову и  вздыбилась так,  что ее  копыта блеснули  в
темноте, как  серебряные  метеоры.  Что -то  упало  с  глухим металлическим
звуком на почву. Конь пронзительно заржал и помчался прочь.
     Хейвор   пробежал   за   ним   два   или  три шага и затем остановился,
задержанный толстым  древесным стволом.  Кожаный  мешок лежал  у его  ног в
снегу.
     Он поднял  его.  В мешке  не  оставалось больше  ничего,  кроме кубка.
Напуганная лошадь, умчавшаяся в ночь, унесла его последний провиант,  теплое
одеяло, огниво. Теперь осталось  ничтожно мало защиты между  ним и тьмой,  и
тем, что тьма подготовила для него.
     В какой-то момент он  просто думал оставить кубок  лежать, но в  мыслях
возникла отвратительная картина: голые, скрюченные деревья, вонь  безымянной
чумы,   ужас   и   кошмар,   сочащиеся   из  широких краев золотого кубка, и
распространяющиеся, пока их яд не покроет всю местность. Могло ли произойти,
действительно, нечто  подобное, он  не  знал, но  слова священника  все еще
звучали в ушах.  Поэтому он  взял мешок,  как кающийся  грешник в  священных
книгах, влачивший груз  своих пороков  по жизни.  А мешок  давил тяжело,  по
крайней мере так ему казалось.
     Потом Хейвор побрел  дальше, без  дороги и без  цели. Он  не знал,  где
лежит Венка или  существует ли  Венка, вообще, он  только смутно  осознавал,
что за ним следуют Охотники, и ему нельзя останавливаться.
     Шло время, которое  он не  мог измерить, и  которое не  имело для  него
никакого значения.  Затем  из  черного,  как смола,  и  белого,  как  кость,
беззвучного мира отделился резкий звук,  отзвеневший и снова опустившийся  в
пустоту.
     Вой волка.
     Хейвор остановился. Поднял  голову и  напряженно вслушался,  повторится
ли жуткий, тягучий звук. Долго ждать ему не пришлось. Издали отчетливо  эхо,
потом еще одно. Значит, волки, много волков. Стая.
     Озноб пробрал Хейвора, но это был примитивный, чисто физический  страх.
Он продолжил блуждание  между деревьями, и  волчьи призывы сопровождали его
как хриплые тона треснувшей флейты. Но пока волки были далеко.
     Он подошел к возвышенности и взобрался на нее. Деревья расступились,  и
у его ног  легла темная масса  вытянутых строений хутора,  из окон  которого
жалили копья янтарного света.
     Придорожный трактир... одна  из этих, похожих  на укрепление,  ночлежек
юга... Значит, он  был ближе  в Венке,  чем полагал.  Возможно, его  чувство
времени заплутало в снежной пустыне...
     Глубоко и тяжко дыша, Хейвор побрел вперед. Теперь он чувствовал холод,
боль и  страх,  все обрушилось  на  него, потому  что  неожиданно появилась
надежда на выигрыш.
     На переднем  дворе  росло одно  из  высоких, черных  деревьев.  На его
ветвях висели сосульки, зазвеневшие при приближении Хейвора, как стекло.  Из
высоких окон падали снопы света, образуя узор на снегу.
     Над дверью висела на золотой цепочке серебряная клетка.
     Хейвор посмотрел наверх. Что -то подобное он уже видел. На полу  клетки
лежал череп большой птицы, в одной из глазниц торчал рубин.
     Хейвор рукой толкнул дверь. Обрывки черного шелкового занавеса  лизнули
его по лицу. Он очутился в вытянутом, низком помещении, освещенном  пламенем
камина. Худощавый рыжеволосый человек стоял у огня.
     - Добро пожаловать,  Хейвор, - сказал  человек, поворачиваясь. Это был
Качиль.
     Хейвор подошел ближе,  встал перед  камином, но огонь  не давал  тепла.
Взглянув на пламя, Хейвор увидел очертания  башен и дворцов на колосниках  -
горела Авиллида.
     - Две  ночи, -  сказал  Качиль. -  Две  ночи ты  у  них уже  украл,  но
ускользнуть не сможешь.
     - Да, мой благородный капитан, ты не сможешь ускользнуть, ни в  снежной
пустыне, ни в Венке.
     Хейвор повернулся и увидел Фелуче, небрежно прислонившегося к  дальнему
краю камина. Южанин улыбнулся  и поклонился, как  актер. Вокруг его затылка
обвилось   илисто   -   зеленое   водяное   растение,   а  в складках рукава
поблескивали осколки льда.
     - Мне все это мерещится, - сказал Хейвор.
     - Ну, хотя бы и так... - Фелуче пожал плечами.
     - Это все от травяного напитка и долгой бессонницы, - продолжал Хейвор.
- Галлюцинации...
     Качиль засмеялся и превратился в кроваво-красного лиса, который  хрипло
затявкал и прыгнул  в огонь.  Хейвор глянул на  Фелуче, но  Фелуче исчез,  и
белый кот зашипел на него, выгнулся дугой и растаял в воздухе.
     Хейвор пересек  комнату и  поднялся вверх  по лестнице.  Он очутился  в
огромной церкви  с черными  колоннами и  высокими узкими  окнами, в  которых
светилось желтое стекло. Каким  -то образом через эти  окна струился снег  и
образовывал на полу сугробы. Черный снег.  Хейвор нагнулся и провел по  нему
пальцами, и это был не снег, а воронье оперенье.
     На алтаре  стоял Святой  Круг,  но посреди  него проходила  трещина, а
перед ним, как Костер,  пылал золотой кубок. Хейвор  бросил взгляд в  черную
впадину но она была сейчас до краев наполнена красным, темным красным...
     - Нет! - завопил Хейвор. - Я тащу тебя на спине!
     Кубок растворился в дым.
     Хейвор оглянулся и стал нащупывать колонны.
     - Деревья, деревья...
     В голове его раздалось глуховатое пение. Он встряхнулся и открыл глаза,
вокруг снова  был белый  пустой мир.  Никакой гостиницы.  Только пустыня,  и
вой волков.
     Он поглядел через плечо. Прямо  над землей, полускрытые в  переплетении
кустарников искристые волчьи глаза. Вот  где, значит, был его конец.  Одного
похитила лихорадка,  другого -  вода,  третьего -  клыки дикой  бестии. Или
волки ему тоже мерещились?
     Хейвор прошел  пару  шагов и  услышал  слабый шорох  в  кустарнике, не
слишком близко, вероятно, в броске копья. Он безусловно побрел прочь.  Через
некоторое время юноша заметил, что его преследует один -единственный  зверь,
другие выли далеко -далеко. Он  чувствовал запах хищника, слабый на  холоде,
но очень  ровный. Отчего  волк не  нападал на  него? Возможно,  он тоже  был
неуверен, ослаблен голодом, болен и изгнан  из своей стаи. Да, видимо,  так.
Поэтому охотился в одиночку, тащился  за двуногим, который означал для  него
жизнь. Сейчас волк  не нападает,  но будет  следовать за  своей жертвой,  не
спуская с нее глаз, будет наступать на пятки, пока не упадет...
     Хейвор неожиданно увидел себя глазами волка  - кровь, мясо. И при  этом
взгляде возникла какая -то  жалость к самому себе  и странное упорство.  Вот
это самое он мог осмыслить,  этому противнику он мог оказать  сопротивление.
Он   мог   забыть   любого   другого   охотника,   потому  что здесь грозила
непосредственная опасность.
     - Значит, ты положил  на меня глаз, браток,  - сказал Хейвор громко.  -
Ты хочешь моей плоти.
     Не останавливаясь,  он  извлек фиолу  торговца  травами и  опрокинул в
горло два или три глотка. Оставалась четверть смеси.
     - Ну, давай, двинемся дальше! - сказал он волку. - Я пытаюсь добраться
до города, а ты хочешь вцепиться мне в горло. Поглядим, кто быстрее!
     На этот раз,  жидкость прояснила голову  Хейвора. Он почувствовал себя
крепче, бодрее. Иногда луна казалась ему черепом мертвеца, но он говорил:  "
Луна!" - и видел ее  вновь такой, какой она была  на самом деле. Иногда лес
казался заполнен высокими резными колоннами, тогда он прижимал к ним  ладони
и говорил:  "Деревья!" Однажды  из -за  ветвей на  него смотрел  Качиль,  он
услышал пенье Фелуче, но  девушка с золотым  сиянием волос не показывалась.
Новый охотник находился между ними.
     Хейвор и волк тащились дальше. Это было своего рода товарищество.
     Утренние сумерки пробили в небе широкую щель и просочились сквозь  нее.
Лес остался позади.
     Хейвор прислонился к стволу дерева и немного передохнул. Нигде не  было
видно ни деревни, ни хутора,  ни жалкой хижины. Солнце рисовало  красноватые
пятна на снегу.
     - Ну, брат, - сказал он волку,  - Выглядит, вроде так, будто ты  можешь
выиграть.
     Волк, казалось, понял, что  он сказал, так  как неожиданно выбрался из
кустарника в  двадцати шагах  от него  и сел,  наблюдая. Хейвор  предполагал
правильно, зверь  был болен.  Его  мех не  обладал глянцем,  глаза казались
молочно - мутными.
     Сострадание охватило Хейвора.  Он бы  охотнее всего  бросил волку  пару
кусков снеди, но, когда зверь  поднялся и подкрался ближе, Хейвору  пришлось
бросить твердый снежный ком. Волк отпрыгнул и уселся снова.
     - Бедный брат,  - сказал  Хейвор. Волк моргнул.  Юноша залюбовался  его
осанкой, даже сейчас зверь был еще красив.
     Через некоторое время Хейвор выпрямился и побрел дальше.
     К полудню  его ноги  ослабели.  Поднялся ветер,  и там,  где местность
возвышалась, в ушах его визжали и свистели вихри.
     - Долго это не продлится, - сказал он волку.
     Хейвор ничего не  чувствовал. Страха у  него не было. Он  мог упасть и
волк убил бы его. Все произошло бы так быстро, что те, другие, не успели  бы
вмешаться. Он  не позволит  им  взять себя  во  сне. Он  предпочитал долгую
темноту, которая, по его мнению, следовала за жизнью, и надеялся быть в ней
один.
     Ветер превращался  в  хлещущие  ремни  священников.  Хейвор  ругался  и
стонал под свистящими ударами, а затем почва пошла на него, и он покатился,
увидев небо и мчащиеся по нему тучи - конные отряды войска призраков.
     Затем Хейвор увидел  волка, стоящего у  его ног. Юноша  нащупал нож  на
своем поясе. Он  был почти рад  тому, что его смерть,  если она оказывалась
неизбежной, означало спасение для голодного волка.
     - Подожди, брат, -  сказал он. - Еще  одну минутку! И волк,  испуганный
его голосом, отпрыгнул. Пальцы  Хейвора так окоченели,  что ему было трудно
держать нож. Когда  он уже совсем  решил нанести удар,  по воздуху  пронесся
подобный молнии луч, ударивший волка между глаз.
     Зверь не  издал ни  звука. Он  повернулся один  раз вокруг  своей  оси,
рухнул и остался лежать неподвижно.  Хейвор с усилием приподнялся на  локтях
и коснулся волка.
     Тело зверя было теплым.  Снег приклеился к его  меху, а из лба  торчала
рукоятка ножа.
     - Бедный брат, - сказал Хейвор. Глаза его сразу наполнились слезами.
     Я его убила без всякого желания,  - сказал кто-то сверху. - Мой волчий
сброд убивает, чтобы поддерживать друг  друга, и мы, люди, должны  держаться
вместе. Кроме того, думаю, он и так был близок к смерти.
     Хейвор снова опустился в  снег и поднял  голову, слишком слабый, чтобы
встать.
     Он решил, что  видит стройного парня,  еще очень молодого, закутанного
от холода в меховой плащ с  капюшоном. Чужак показался ему знакомым.  Хейвор
вспомнил лагерный костер, матерчатый кошелек с деньгами, испуганный голос...
Лакон. Лакон, попросивший его  отнести сбереженное жалованье матери.  Лакон,
ради которого он боролся за долю в кубке. Лакон, который был мертв и  лежал,
погребенный под стенами Авиллиды.
     - Ты  - привидение,  - пробормотал  Хейвор. Юноша  опустился на  колени
возле него.
     - Я человек. А ты болен. Ты прошел длинный путь?
     Неожиданно Хейвор понял, что  перед ним не  парень, а девушка, девушка
шестнадцати или  семнадцати  лет,  с  нежным  овалом  лица  и  своеобразными
зелеными глазами, цвет которых напоминал молодые желуди. Длинные  коричневые
волосы, вылезавшие  из-под капюшона.  Она была  настолько иной,  нежели  его
видения, и ее черты имели так мало  общего с лицом свечного пламени, что  он
доверился ее словам Она  взяла свой нож  и быстро очистила  его в снегу.  Ее
лицо было бледным, но спокойным и решительным.
     - Пойдем, солдат, -сказала она. -Попытайся встать. Я помогу тебе...
     Силы у  нее оказалось  больше, чем  можно было  ожидать от  ее  хрупкой
фигуры. Она поддержала его, и  Хейвор выпрямился. Под защитой деревьев  ждал
маленький пони с вязанкой хвороста на спине. Девушка сбросила груз на  землю
и помогла Хейвору взобраться на лошадь. Затем взяла поводья и пошла вперед.
     - Мой дом за ближайшим пригорком, -  сказала она. - Зимой я не  решаюсь
уходить далеко. Это  было счастье, что  ты говорил громко, иначе  бы я тебя
никогда не нашла. Ты куда добирался? В Венку?
     - Да, - ответил он.
     - Заедем  сначала на  хутор, -  сказала она.  - Ты  можешь  обогреться,
подкрепиться и идти дальше, когда выспишься. До Венки не больше мили.
     - Все, только  не спать,  - пробормотал  он, но  так тихо,  что она не
услышала.
     Они достигли пригорка,  и он увидел  хутор - сараи,  кладовые и  старый
дом, из камина  которого поднимался  тонкий шлейф дыма.  С западной  стороны
одиноко стояло дерево, искривленная сосна.
     Голос в мозгу Хейвора сказал: "Вы  узнаете дом по большой кривой  сосне
с западной стороны..."
     - Лакон, - сказал он громко.
     Девушка помедлила и не оборачиваясь, спросила:
     - Так ты познакомился с моим братом на войне короля, солдат?
     - Да, - ответил  Хейвор непослушным языком.  Значит теперь он добрался
до цели и должен  передать весть о  смерти и кошель с  монетами. Мать и  две
сестры Лакона.
     Он извлек напиток, выпил его до последней капли и бросил фиолу в снег.
     В Венке для него  никакой помощи не  было -это он  знал. Он думал,  что
волк принесет ему  смерть, но это  оказалось заблуждением и  смерть все  еще
сидела в засаде.  Но теперь -  надо было держаться, чтобы  уладить еще одно
дело.
     Были ля Деньги Лакона  запятнаны, потому что исходили  из его рук?  Ну,
он мог предупредить женщин. Взял же лавочник его лошадей. Но  воздействовало
ли на третьих лиц золотое проклятье, которое он тащил с собой?
     Девушка не обменялась  с ним  больше ни словом.  Возможно, поняла,  что
брата больше  не было  в живых.  Он бы  позднее сказал  им правду,  протянув
маленький матерчатый кошелек.
     После этого он, как уже один раз было, взял бы заступ и ушел  подальше.
Хейвор хотел выкопать глубокую яму, опустить в нее кубок и ждать поблизости.
Ждать смерти.

        Силси

     Тело   Хейвора,   казалось,   понимало,   что  должно оказать последнее
сопротивление. Кровь  начала  шуметь,  голова  стала  совершенно  ясной.  Он
воспринимал холод и яркий дневной свет. Когда во дворе он слез с пони,  ноги
уже не подгибались и у него уже  было чувство, что он способен пройти  мили,
не уставая. Но  между тем Хейвор  прекрасно знал, что  эйфория обманчива,  и
надеялся, что  она продержится,  пока  он не  справится со  своей последней
задачей.
     Ему бросилось в глаза,  что на ферме нигде  не было видно живности;  Он
тщетно прислушивался:  ни  мычанья коров,  ни  похрюкиванья свиней  или лая
собаки. Даже куры или утки не показывались во дворе.
     Девушка увела пони в  один из низких сараев  и сразу же вернулась.  Она
отворила толстую дощатую  дверь в дом  и ждала, пока он  войдет - старинный
жест вежливости южан.
     Внутри было бедновато: только стол, скамья, три больших потемневших  от
времени сундука и высокий  стул возле огня. Девушка  зажгла воск в  глиняном
светильнике, так как, за исключением крошечного глазка над дверью,  комнатка
была без окон и, несмотря на  тлеющий очаг, темной. Она сказала с некоторым
упрямством в голосе:
     - Я владею немногим, но охотно поделюсь с тобой. Меня зовут Силси.
     - Твоей матери и твоей сестры нет? -спросил он.
     - Нет.
     Она сказала это  со странной  горечью, которая  скрывала нечто  другое.
Хейвор как -то стал восприимчив к этим тонкостям. -
     - Далеко они? До захода солнца вернутся?
     - Недалеко, солдат, но домой они  больше не придут. На холме за фермой
их могила.  Я выкопала  ее сама.  Была эпидемия,  многие в  деревнях  вокруг
Венки умерли. Они больше никогда не  придут домой. - Она посмотрела на него
и добавила: - Прошу тебя, никакой жалости и утешительных слов.
     Nни не могут быть серьезными, потому что ты не знал их обоих.
     - Твой  брат  Лакон,  - объявил  Хейвор  тихо,  - погиб  на  севере,  в
Авиллиде.
     Ее лицо осталось неподвижным.
     - Так и думала, - ответила она кратко. Она отвернулась и уставилась на
огонь.
     - Он вбил себе в  голову, Что должен сражаться  в войске короля. А чем
бы его удержали?  Жалким клочком земли,  которая ничего не  родит, и  каждый
день на  которой проходит  так же  серо,  как любой  другой? Он  верил,  что
разбогатеет с помощью войны и обогатит нас. Мираж. Но он был таким юным.
     - Он сберег это для вас, - сказал Хейвор и извлек маленький матерчатый
кошелек из пояса, положив его на стол.
     Девушка пристально посмотрела на Хейвора.
     - Ты прошел такой долгий путь, чтобы принести нам деньги?
     - И да и нет, - ответил он.  - Сначала я хотел уладить в Венке дело,  а
затем зайти сюда. Но вышло иначе.
     Он снял кожаный мешок с  плеча и тоже положил  на стол. Силси не стала
задавать вопросов и склонилась над очагом, чтобы согреть пиво.
     - Мое имя Хейвор, -  сказал он медленно. - Хейвор  из Таона. Я родом с
севера. В  последнее время  я был  капитаном твоего  брата. Я  не знаю,  как
Лакон нашел смерть, но знаю, что он хотел, чтобы вы получили этот кошелек.
     Девушка ничего  не  ответила  и  Хейвор  продолжил,  медленно  подбирая
нужные слова, в то время, как свет  и тепло старой каморки проникали в  него
и будили желание молчать и не бояться больше ничего на свете.
     - Прежде,  чем оставить  Авиллиду, я  с двумя  другими похитил  большое
сокровище. Золотой бокал. Я несу его с собой.
     - Так  ты грабитель?  - спросила  она  тихо. -  Это меня  удивляет.  Ты
терпел нужду?
     -В известном смысле, да.
     Она подошла  и поставила  перед ним  пиво,  а также  поднос с  сыром  и
хлебом. Он сделал пару глотков, но не чувствовал голода, хотя почти два дня
ничего не ел,
     - Угощайся! -  упрямо сказала  она -  Я не  так бедна,  чтобы не могла
угостить гостей.
     Внезапно   все   завращалось   в   его голове. Короткий, резкий приступ
головокружения совершенно разбил  его. Он ничего  не хотел ей рассказывать,
но услышал лишь собственное бормотание:
     - Не растрачивай свою еду на проклятого!
     - Проклятого? Что ты имеешь в виду? Ты что, совершил убийство?
     - Убийство? А что  такое война как не  убийство? Однако нет, Силси,  не
это я имею в виду.
     - А что же?
     Он заметил, что она села возле  него. В ее юном, нежно очерченном лице
чувствовались воля, желание  помочь ему,  несмотря на  собственные печали  и
заботы. Она  излучала  спокойную  силу,  которая  только  подчеркивалась  ее
хрупкой фигурой. Ее доброта будила  в нем намерение ничего не  рассказывать,
чтобы не усугублять горе, уже пережитое Силси, но потом он сделал  полностью
противоположное: описал, запинаясь, отрывистыми  фразами, что произошло.  Он
думал, что она способна его понять.  Или, если не поймет, выкажет  презрение
и страх. Она, однако,  не шелохнулась вообще.  Только лицо девушки казалось
таким же бледным, как в тот момент, когда она очищала нож в снегу.
     - Да,  -сказала она,  когда  он закончил.  -  Я знаю  такие проклятия.
Читала о них.
     - Отнеси деньги Лакона  священнику, в Венку,  - продолжал Хейвор, хотя
его губы словно пересохли. - Возможно,  они смогут произнести над ними  свои
молитвы.
     Она улыбнулась тонкой пренебрежительной улыбкой.
     - Священники еще никогда не  помогали нашей. семье. Кроме того,  сейчас
это по сравнению с другим - мелочь. Я только - все еще не понимаю, зачем  ты
взял кубок.
     - Сейчас это уже не играет роли.
     В очаге треснул уголек,  и искры взвились в  высоту. Они засветились  в
глазах девушки, затем потухли, как будто бы их поглотило зеленое море.
     - Вечереет, - сказал он.
     Маленький квадратик  над  дверью потемнел.  Скоро  заход солнца  и его
время остановится.
     - Для нас! - внезапно воскликнула  Силси. Он снова посмотрел на нее. -
Ты украл тот кубок для нас, правда?  Лакон рассказал тебе, как мы бедны,  и,
когда ты увидел кубок... ты подумал, что золотом сможешь смягчить наше горе.
     - Нет, - возразил Хейвор. - Или, в лучшем случае, вначале...
     Но даже  тогда уже  вмешалось  колдовство. Я  хотел взяться  за кубок,
держать его. Не думай, что я украл его для вас. Это была такая же  алчность,
которая охватила и Качиля, и Фелуче. Она затрясла головой.
     - Не забывай, я слышала, как ты говорил с волком. Ты украл для нас,  не
для себя.  Я чувствую  такие вещи  - это  дар, которым  владеет наша  семья,
Лакон предугадывал свою смерть, не так ли?
     - Сейчас это безразлично, - сказал Хейвор И встал. Все его тело болело
и сопротивлялось. Теперь недолго, утешал он свои мускулы, как утешал  волка.
Скоро всему конец.
     - Погоди, - сказала она.
     - Зачем?
     - Куда ты идешь... что ты намерен делать?
     - Хочу взять  заступ, если  такой у  тебя есть,  - сказал  он. - Затем
унесу эту штуку  как можно дальше  отсюда, выкопаю глубокую яму  и опущу ее
туда.
     Она бросила взгляд на  кожаный мешок. Она не  хотела видеть кубка.  Все
другие страстно желали этого, даже испытывая страх.
     - А потом? - спросила Силси.
     - Конечно, -  Хейвор пошел к  двери и чуть-чуть  приоткрыл ее.  Ледяной
ветер проскочил  мимо ног,  и  пламя в  очаге  гневно затрещало.  В течение
минуты огонь  казался ему  огромным  рыжим лисом,  защищавшим Силси.  Но он
отбросил эту мысль и посмотрел на заснеженные поля.
     Солнце уже опустилось.  Вечер всходил в  голубизне, и выше  к лесу,  на
гребне холма, по которому он недавно спускался, он увидел их: три  всадника,
черные на  голубом  фоне,  на  своих темных  конях,  и  над  головой  одного
пламенные языки белокурых волос.
     Только сейчас он заметил, что Силси стояла рядом с ним.
     - Ты видишь  их? -  спросил он.  Почему -то он  не верил,  что Эти три
фигуры могут причинить ей вред. Они положили глаз только на него.
     -Я различаю... что -то. Возможно,  тени. Хорошо, подумал Хейвор,  пусть
они для тебя останутся тенями. Для меня они обладают субстанцией.
     - Ты можешь дать мне заступ?
     Она помедлила.
     - Да.
     - Неси его немедленно, Силси,  - сказал он. -  Я хочу, чтобы как можно
большее расстояние было между мной и твоим двором, прежде, чем мне  придется
остановиться.
     Она повернулась и вышла на двор, в сумерки. В то время, как ее не было,
он пристально  смотрел на  трех  всадников на  вершине  холма или  на тени,
которые он принимал за трех всадников, но они не двигались с места, а  Силси
вскоре вернулась.
     - Вот.
     Он   взвесил   тяжелый   старый   инструмент  в своей руке. Лезвие было
зазубрено, рукоятка отполирована  от долгого  употребления. Использовала  ли
Силси этот заступ, чтобы выкопать могилу матери и сестре?
     - Спасибо, - сказал он.
     Она отступила на шаг и холодно спросила:
     - Далеко ли ты уйдешь? Ты и сейчас уже полумертвый.
     - Достаточно далеко. Если выйду немедленно.
     Ее губы сжались. Казалось, Силси приняла решение.
     - Здесь есть узкая тропа, по  которой идти быстрее. Я могу показать ее
тебе.
     - Нет, -отказался Хейвор. Он не хотел, чтобы она выходила с ним в ночь,
если троица следовала за ним.
     - Пошли! - сказала она. - Это недалеко, но нам надо идти по склону.
     Все формы имели теперь  размытые края. В голове  его стучало и  звенело
при каждом ударе сердца. Они прошли  мимо кривой сосны. Он видел дерево как
нечто, находившееся под водой, и снова были видения. В ветвях сидела  нимфа,
искалеченная, как и дерево, и плакала в своем жилище из коры.
     Склон был гладким  как стекло.  Он скользнул,  то и  дело съезжал,  идя
вслед за девушкой.  Раз или два  он оглянулся, но ничего  не смог различить
сквозь шепчущий ветер. Он становился слабее с каждым шагом.
     Раньше он полагал, что знаком с отчаяньем, но теперь понял" что  всегда
был далек от  этого. Подлинным  отчаяньем был этот  болезненный подъем,  это
упрямое стремление к тьме.  Это был черный груз  на его шее, черная  пещера,
которая его поглощала.
     Теперь дороги назад не было.  Дело шло к завершающей схватке.  Избежать
ее нельзя.
     Они подобрали  тот  же  самый ключ  к  нему,  как к  Качилю  и  Фелуче.
Согласие.   Качиль   пошел   на   согласие  в страхе, сломленный... Фелуче -
радостный и полный ожидания. Теперь  шея на согласие Хейвор, без  подлинного
страха, но уж точном и без радости. Но этого было достаточно.
     Они достигли  вершины  холма.  Хейвор стоял,  тяжело  дыша,  и девушка
посмотрела ему в лицо.  Ее собственные черты  были белыми, ясно различались
только   глаза,   такие   светло-голубые,   что напоминали благородные камни
восточных стран.
     Затем запылала рукоятка заступа в его ладони, он посмотрел в сторону  и
увидел торчащую из -под снега памятную дощечку.
     - Да, -сказала  Силси, не  поворачиваясь. - Они  похоронены здесь,  моя
мать и маленькая сестра. Я вырезала их имена на дощечке. А вон там дорога.
     Хейвор   повернулся   и   увидел   извилистую  тропу, более низкую, чем
окружавшая ее почва. Контур тропы казался ему по жуткому выделенным,  словно
тушью провели по снегу. Он  хотел сказать Силси еще  что -нибудь, но ему не
доставало настоящих слов.
     - Иди же! - крикнула она внезапно, - Иди же, наконец!
     Хейвор подумал,  что девушка  боится, он  быстро повернулся  к тропе  и
почти бегом сделал первые шаги, в то время, как она осталась возле могилы.



     Взошла луна. Сейчас она не казалась Хейвору черепом мертвеца, а скорее,
белой бумажной маской, повисшей на небе. Ветер успокоился. Было очень  тихо.
Только его сапоги поскрипывали в снегу.
     Он шел  по тропе.  Вначале  окружение представлялось  бесконтурным,  но
затем снова пошли леса, растопырившие  свои припудренные белым пальцы.  Один
раз он  увидел вдали  отблеск  на горизонте,  словно тысяча  светильников и
факелов   города   в   ночи.   Возможно,   Венка,   но наверняка он не знал.
Действительность. или иллюзия, теперь это было все равно.
     Он шел по  тропе. Шел  внимательно, потому  что боялся  сделать круг  и
снова оказаться вблизи старой  фермы. Но он боялся  и того, что тропа  может
привести к какой-нибудь деревне,  он представлял себе,  как уронит кубок, и
черное дыхание вырвется из  его зева, заражая  все вокруг. Поэтому примерно
через час он - оставил тропу и углубился в лес.
     Сосульки блестели  и  позванивали над  его  головой. Хейвор  ничего не
чувствовал -  ни  холода,  ни  колючек  кустарника,  ни  острых  камней  под
подошвами. Вскоре он перестал чувствовать ноги и ему приходилось следить  за
каждым шагом,  каждым движением  колена, каждым  соприкосновением с  почвой,
чтобы не споткнуться.
     Затем земля перед ним кончилась.
     Он остановился и  уставился в бездну  из снега и  черной скалы.  Старая
каменоломня, давно забытая. Сюда  уже никто не являлся,  кроме птиц, змей  и
сбившейся с пути дичи,  которая опрометчиво попадала в  эту яму, ибо на  дне
впадины, примерно  в  двадцати  футах, лежали  кости  животных,  полускрытые
снегом.
     Хейвор   почувствовал,   что   это   подходящее  место. Здесь он должен
оставить кубок и ждать своего конца.
     За края  каменоломни  цеплялись  деревья. Он  использовал  их  ветви и
рукоять заступа как опоры и благополучно одолел пару шагов. Но дальше  склон
был голым. Он  оскользнулся, заступ вылетел  из рук и  полетел вниз.  Хейвор
прополз на четвереньках, примерно,  метр, затем снова поскользнулся,  больно
упал на спину и покатился в глубину.
     Он лежал в снегу и  хохотал, не зная, почему.  Он был так оглушен, что
не мог сказать, поранился  он или нет. Хейвор  поднялся и почувствовал,  что
может стоять.
     Заступ торчал вертикально в снегу. Он вытащил его. Была ли земля  здесь
внизу мягкой?  Лезвие  проскрежетало  несколько раз  по  обломкам  скалы. С
каждой попыткой у Хейвора становилось меньше сил. На его руках, как  золотые
спирали, лежали  два  или  три  бледных волоса.  Он  не  тратил  сил,  чтобы
стряхнуть их. Затем заступ  врезался в почву, и  Хейвор начал копать.  Кубок
раскачивался в мешке при каждом движении то туда, то йода.
     Это продолжалось  недолго,  так как  скоро  Хейвор снова  наткнулся на
твердую скалу,  но дыра,  которую он  выкопал, была  достаточно глубока.  Ом
развязал ремни, открыл мешок и, вытащив кубок, поднял его вверх.
     Где-то наверху, на краю каменоломни,  ему послышался звук ударов  копыт
по снегу.
     Хейвор поднял голову.
     -   Ладно,   вы   там,   трое,   -   сказал он. Голос прозвучал пусто и
металлически в ледяном воздухе.  - Я здесь. Спуститесь  и берите меня!  Нет?
Вы можете победить  меня только  во сне, не  правда ли?  Так борются  только
трусы.
     Он выпустил  кубок. Сосуд  упал  в плоскую  яму, с  колокольным звоном
ударившись   о   скалу.   Хейвор   взял   заступ   и  с усилием стал бросать
полусмерзшуюся землю  и  снег.  Когда  яма  была  заполнена,  он  пристально
посмотрел и подумал, что видит, как сквозь почву мерцает желтоватый свет.
     Мысль пришла неожиданно,  из кубка  вырастет дерево,  золотое дерево  с
драгоценными камнями на  ветвях. Ему  вспомнилось, Что что  -то подобное  он
думал, когда хоронил Качиля.
     Где-то наверху,  на краю  каменоломни,  ему послышался  звук,  подобный
вздоху ветра. Он ничего не видел.
     - Да, да,  - шептал Хейвор,  - нетерпеливое отродье!  Вам придется  еще
немного подождать.
     Он нашел каменный  обломок и  подтащил его  к месту,  где зарыл  кубок,
затем еще один и еще. Чем меньше были камни, которые он таскал, тем  тяжелее
они весили.  Он  представлял  себе,  как  дерево  с  золотыми  руками-змеями
проникает сквозь почву вверх и раздвигает камни в сторону.
     Была старая сказка: королевский сын  дрался с великаном, оглушил его  и
связал. Затем  наколдовал Гору  перед входом  в пещеру,  чтобы враг  не  мог
ускользнуть.
     - Мне  нужна  гора, -пробормотал  Хейвор.  Где он  слышал  эту сказку?
Возможно, в сиротском  приюте. Там  был мальчик,  который ночью  рассказывал
истории...
     Где-то наверху, на  краю каменоломни шорох  теней, дыхание. Хейвор лег
на застывшую почву, но  не чувствовал холода, только  холод в глубине  своей
души.
     Что дальше?  - размышлял  он.  - Засни!  И  тогда они  явятся. Никакой
борьбы, никакой боли. Встреча во тьме.
     Хейвор закрыл глаза. Гигантское море сна накатило на него.
     Он не имел веры  - Ее задушили священники.  Но сейчас, в это  последнее
мгновение, он шептал молитву, без  всякой надежды и желания, и,  собственно,
без какой -либо осознанной причины,  ту молитву, которую он шептал  ребенком
восьми лет в убогости и одиночестве севера:
     "О мой Бог, прости мне мои грехи и вину, избави меня от ночи и от  тьмы
ночи, дай мне силу против  страха и предохрани меня  от зла, чтобы дожил до
ближайшего утра. Аминь."
     Затем высокие волны  обрушились, накрыли  его, а прибой  бушевал в  его
голове, и Хейвор потерялся в океанской пене.
     Дорога. Он был на дороге.
     По обеим сторонам лежал снег,  мертвенно -белый, но дорога была  белее.
Царила темнота, но утро было  не за горами, так  как на краю неба виднелась
светлая краснота.
     Он мчался, не на своем гнедом, а  на создании из ночи и снега,  черном,
как уголь,  с  бело-лунной гривой  и  хвостом, с  кожей,  которая ощущалась
гладкой и холодной, как полированный камень.
     Над дорогой  бежали  облака,  которые  обвивались  вокруг  ног  лошади,
распадались и  снова  бежали дальше,  черные  облака, которые  мчали вперед
независимо от ветра.
     Лошадь достигла возвышенности, и наверху, на гребне, его ждал  траурный
экипаж.
     Черные знамена.  Три черных  коня с  белыми гривами  стояли  совершенно
тихо и смотрели  на него.  Они были  впряжены в  черный катафалк,  очертания
которого вырисовывались  на фоне  небесного багрянца.  Над ним  был  натянут
черный шелковый балдахин  с золотом,  а с четырех  углов поднимались  медные
факельные держаки,  из которых  извивались зеленые  языки пламени.  На  краю
балдахина беззвучно восседал ворон.
     Двое мужчин и женщина стояли рядом с лошадьми. Мужчины были закутаны  в
черное, с черными капюшонами, а на узких пальцах перчаток блестели топазы  и
диаманты, но в глазных отверстиях капюшонов  не было ни блеска, там  таились
только тени. Женщина тоже носила черное, и черная вуаль покрывала ее волосы,
но лицо,  плечи и  руки  были обнажены  и  белы как  воск.  На ней  не  было
драгоценных камней, колец,  но у  нее были  глаза, угольно  -черные глаза  с
золотыми ресницами.
     Отчего она обладает плотью, подумал Хейвор, в то время как отец и брат
только скелеты? Ах, да,  маг и его  сын сгорели а она  задохнулась в дыму  и
умерла, прежде  чем пламя  поглотило ее.  Такие они  в своих  воспоминаниях,
такими остались и по ту сторону могилы.
     Хейвор размышлял  обо  всем этом  совершенно  спокойно, но  сердце его
свинцовыми ударами  отстукивало медленный,  холодный ужас.  Он казался  себе
одновременно двумя людьми - жертвой и наблюдателем.
     Лошадь, на  которой  он ехал,  одолела  вершину, и  Хейвор  был теперь
достаточно близко,  чтобы  заглянуть женщине  в  лицо. Она  была  еще очень
молода. Он ощутил странную вспышку сочувствия,  а затем обнаружил, что он  и
она едут  бок о  бок на  светлогривых  конях, а  катафалк катится  за  ними.
Хейвор смотрел на  ее профиль  и думал:  в действительности  ее нет,  только
призрак.
     Он громко сказал ей:
     - Ты - мой сон. Тебя не существует. Как ты можешь причинить мне зло?
     Но   девушка   ничего   не   ответила.   Его  слова, казалось, не имели
реальности, и он понял, что подчинен законам этого призрачного царства.
     Затем Хейвор бросил  взгляд на ее  стройные руки и  заметил, что  Ногти
были длинными и изогнутыми, как  когти. Значит, верно, что. ногти  мертвецов
еще некоторое время  продолжают расти в  могиле? Ужас охватил  его, так  как
девушка принадлежала  к ожившим  трупам и  исчезала из  логического  порядка
вещей.
     Копыта лошадей выбивали искры из булыжника. Хейвор видел, что  утренний
багрянец все еще  стоял на горизонте,  но это  была не та  сторона неба.  Он
понял, что вдали бушевал пожар: Авиллида.
     Они подъехали к высокой башне,  очень древней, но не разрушенной,  хотя
части стены недоставало. Как черный  разрыв торчала она в небе,  пронизанном
пламенеющими жилами. Лошади  остановились. Один  из мужчин  подошел ближе  и
помог женщине сойти на землю.
     - Вежливость среди мертвецов, - подумал Хейвор. - Они взяли с собой во
тьму господские обычаи.  На затем к  нему пришла мысль,  что они,  возможно,
очень любили  друг друга,  эти  трое, и  снова  его захлестнула  жалость. -
Глупец, - подумал  он. -  Глупец, они  хотят убить  тебя! Не  расточай в их
адрес никаких чувств!
     Хейвор заметил, что тоже  сошел с коня. Он  не знал, когда это  сделал.
Казалось, не  было  никаких  промежутков между  отдельными  сценами,  как в
обычном сне. Внутри  башни находилась  лестница. Женщина шла  впереди, а  он
следовал за ней. Он слышал шелест ее  одеяния, и на его спине лежал  тяжелый
груз, как  бремя смерти.  Иногда  они проходили  мимо узких  оконных щелей,
сквозь которые светились далекие огни горящего города.
     На верху башни  находилась большая  платформа. В  лицо Хейвора  пахнуло
дымом. Облака теперь находились прямо  над ним, они клубились и  скатывались
в темно-илистую Зелень.
     Головокружение   охватило   Хейвора.   Из   головокружения и из облаков
сформировалось нечто, и внезапно на  террасе башни возник катафалк. Вопил  и
хлопал крыльями ворон. В клюве он держал кость.
     Хейвор   рассматривал   кость,   как  зачарованный. Кость человека? Она
повернулась в  клюве черной  птицы  и указала  вниз,  на гроб  из эбенового
дерева. Хейвор подошел к  гробу и глянул внутрь.  Сначала он увидел  Качиля,
потом Фелуче, затем Хейвор увидел  себя самого, спокойно вытянувшегося,  как
мраморная фигура, на гробовой доске.
     Хейвор вскинул голову. Они  стояли здесь и  ждали, немного в отдалении
от него.  Перед разрушенной  стеной  возвышался каменный  блок, и  на блоке
стоял огромный  кубок,  не  золотой,  а черный,  и  из  него  вился  тонкий,
багровый дымок.
     Женщина сделала знак, но двое мужчин остались стоять неподвижно.
     Хейвор пошел к ней.
     - Мне не остается другого выбора, -  подумал он. - Я зарыл кубок, а  он
снова здесь.  Красный дым  ослепит меня,  и если  женщина меня  коснется,  я
почувствую ее пальцы  как огонь. Я  упаду с башни и  разобьюсь. Значит, вот
какова моя смерть.
     Что-то внутри  его  говорило, что  кубок  выкопал  он и  вместе  с  ним
вскарабкался по откосу каменоломни, а не по ступеням башни, и что он упадет
вниз на скалу, а  не на твердую мостовую  древней, языческой дороги. Но  это
почти не играло роли. Так или иначе, он бы умер.
     Черный кубок  гигантом обозначился  на фоне  неба. Дым  пах  священными
травами. Женщина взяла его  руку и свою. Ее  пальцы были очень маленькими  и
холодными. В ее вуали свернулась гадюка.
     Они были на краю башни. Земля в глубине завращалась. Женщина  выпустила
его руку.
     - Сейчас! -подумал он.
     Он полагал, что  руки скелетов схватят  его и столкнут  через край,  но
ничего не произошло.
     Хейвор повернулся.  Дым... это  явно был  дым, который  обманывал  его,
являя   шесть   фигур   вместо   трех...  Под возбужденным водоворотом неба,
закутанная в вуаль  женщина и двое  мужчин в  капюшонах. Но за  ними -  трое
других, совсем слабые, как бледный туман, однако становившиеся отчетливее  с
каждой секундой... Хейвор  уставился на  них. Юноша и  женщина средних  лет,
ведущая за руку ребенка. Они казались бесцветными, размытыми, но позади  них
обозначилось странное сияние, своего рода скважина в облаке.
     Госпожа   Авиллиды   повернула   голову.   Змея вокруг ее шеи, блеснув,
зашипела. Женщина  же  зашипела  как  разъяренный  леопард.  Так  на  рынках
Востока в своих клетках шипели  хищники, если видели плеть, принуждавшую  их
к послушанию.
     Две темные фигуры -  маг и его  сын - отпрянули  назад. Дым повалил  из
кубка, взмыл багровой колонной.  Хейвора начали трясти.  Он упал на колени,
потому что  не мог  больше стоять.  Он  видел, что  трое из  Авиллиды  стали
нерешительными и ждали.
     - Чего  они  боятся?  -  подумал он.  -  Тех,  других,  которые  смутно
обозначились на фоне неба?
     Глаза Хейвора стало  жечь, когда он  попытался рассмотреть  появившиеся
фигуры -  женщину с  заплетенными  волосами, ,  маленькую девочку...  да, с
тряпичной куклой на руках, это он мог видеть точно... юношу в кольчуге южан,
с мечом на поясе...
     - Лакон! -закричал Хейвор.
     Небо прорезала белая молния. Слезы сбегали у Хейвора по щекам,  горячие
слезы радости, ужаса или отчаяния, точно он сказать не мог.
     Лакон...  -  запинаясь,  бормотал   он. -   Погибший,   погребенный   в  Авиллиде... Мать и  сестра Лакона. Обе,  умершие от чумы  - на старой  ферме с  кривой сосной...
     На этот раз  зигзаг света  распорол тени. Хейвор  видел проем,  пучину.
Где-то тряслась и дыбилась  земля. Часть башни раскрошилась  и ушла из  -под
левой руки Хейвора, но он стоял, наклонившись вперед, и смотрел на фигуры.
     Ароматный дым уступил место вони паленого мяса и падали. Ворон на  краю
балдахина внезапно сорвался с  места и расплавился в  черном дыму. Гроб  сам
собой распался, балдахин опрокинулся набок и разлетелся кучей черного пепла.
     Золотоволосая дочь Господина  Авиллиды закричала.  Ее голос  не имел  в
себе ничего  человеческого. Он  ничем не  напоминал душевную  муку  женщины.
Крик походил на вой  бестии, у которой  отняли добычу, дикий, переполненный
ненависти.
     Светлые фигуры плыли по направлению к башне. Когда они достигли  кубка,
дым опустился  и  белое  развевающееся  нечто достигло  мага  и  его  детей,
опутало их  тонкими дымными  нитями,  закрыло. Хейвор  видел, как  в тумане
воспламенились золотистые волосы, а затем потухли как свеча.
     Теперь над террасой была  только гигантская, возвышающаяся  колокольней
серо-белая туча.  Туча извивалась  и  напирала на  какую -то  силу, которую
теснила назад,  в расщелину  в небе,  вжимала ее  туда, пока  та не  исчезла
вместе со своей последней нитью.
     Хейвор, стоявший на коленях у края башни, видел, что небо опустело.  Он
медленно повернул голову в  поисках кубка. Там, где  тот стоял, сейчас  была
клетка   из   костей,   и   в  клетке находилось нечто бесформенное, которое
вспыхнуло и угасло.
     Затем мир  содрогнулся и  обрушился. Каменный  край под  ним  поддался.
Хейвор почувствовал, что скользит по  воздуху, воздух был гладок как  стекло
и он не мог  удержаться. В бездне таилось  последнее черное облако,  которое
раскрыло свою пасть и поглотило его.
     Хейвор смотрел в гигантское,  исхлестанное ветром опаловое небо.  Небо,
принадлежащее к настоящему миру, а не  к империи снов, с мягким золотисто -
розовым цветом подлинных утренних сумерек.
     - Я живу, - подумал  он внезапно. - Я живу,  и я совсем здоров. В  этом
не было никаких сомнений.
     Хейвор помнил каждую  мелочь - с  первого мгновения своей сознательной
жизни до последней секунды своего  падения сквозь пространство... Он  ничего
не утратил, ничем не заплатил за то, что видит восход нового дня.
     Хейвор   с   удивлением   оглядывался.   Он   лежал   на середине ската
каменоломни, удерживаемый ветвями колючего  куста, которые вцепились в  него
и оградили  от  падения. Дно  каменоломни  было покрыто  обломками  скалы и
галькой, которая  скатывалась  из -под  него,  но сам  он  лежал совершенно
невредимый в сильных ветвях кустарника. Он расслабился и спокойно  вздохнул,
пока мысли пробегали в его голове. Я никогда не верил, что увижу это утро.
     В   нем   царил   полный   покой,   он   чувствовал   себя как человек,
наслаждающийся жизнью после  долгой болезни. Хейвор  повернулся и  осторожно
высвободился из объятий
     колючих   ветвей.   Он   не   чувствовал  усталости, пока не ощутил под
пальцами холодную  скалу  и  не  начал  взбираться  по  склону  каменоломни.
Слабость пришла внезапно, но она не содержала страха.
     - Скоро ты  сможешь отдохнуть, -  подумал он. Это  убежище придало  ему
сил, он пополз выше, преодолел место, где обрушилась земля, и выпрямился.
     Утреннее солнце обливало его лучами. В  их светлых снопах лежало что  -
то черное, обугленное,  словно они  сами опалили это.  Хейвор коснулся  этой
вещи, оказавшейся деревянным  кубком, украшенным дешевыми,  растрескавшимися
стекляшками.
     Когда -то он упал  в огонь, и пламя  закоптило его. Он  собственноручно
закапывал кубок Авиллиды и накладывал
     сверху обломки скалы, а это был только дешевый бокал для питья, но все
-таки... Хейвор присел на холодную землю. Солнце упало на его пальцы,  когда
он поднял сосуд. Он не  знал, превратился ли кубок  в эту штуку после того,
как силы тьмы были  сломлены, или он всегда  был таким невзрачным хламом,  и
только его  колдовство ослепляло  так, что  они видели  его  драгоценностью.
Хейвор вспомнил, как легко  его было нести, несмотря  на величину и  металл.
Так легко,  что  его  могла  бы  поднять  и  девушка,  и,   возможно,  его и поднимала...
     Бокал выпал у  него из рук,  разбился и стекляшки  покатились по  земле
как слезы.
     Хейвор повернулся.  Темноволосая,  со светло-зелеными  глазами  девушка
стояла под деревьями и смотрела на него.
     - Так значит, ты спасен, - сказала она.
     - Как видишь, - он не шелохнулся. - А ты... ты тоже ведьма, Силси?
     - Я знаю обычаи Древних. Ничего  Злого в них нет. Они могут показаться
немного странными, но только, если их не знаешь.
     - Что ты сделала? - спросил Хейвор.
     - Я произносила определенные слова над  могилами, - объяснила она. -  Я
рассказала им, что ты сделал и почему.
     - И они пришли, -  добавил он. - Твой  брат, твоя мать, твоя сестра...
Она несла куклу в руках...
     - Она держала ее в  руках, когда умерла, - сказала  Силси. - Я дала ее
ей в последнее успокоение. Я рада, что она приносит ей утешение.
     - Значит они пришли, - продолжал Хейвор. - Но почему они смогли спасти
меня?
     - Потому что их было трое, как  и тех, что тебя преследовали, и  потому
что они умерли в страданиях...  но без '+.!k. Потому  что ты украл бокал не
из жадности, и  они могли это  засвидетельствовать. И еще  потому, что  силы
тьмы не выносят сочувствия.  Ты пожалел их, и  благодаря этому они  потеряли
часть своей силы. Но прежде всего потому, что ты такой, какой есть, Хейвор.
     Она стояла совершенно тихо и смотрела на него, и он, казалось,  понимал
ее так, как будто они знали друг друга всю жизнь.
     - Сейчас пойдем обратно, - сказала она. - В камине горит огонь.
     Перед глазами  возникла  старая ферма,  искривленное  дерево,  янтарный
свет в маленьком  окне, который  сопровождал его  до последнего,  и все  это
ждало его как родной дом, которого он  никогда не знал и о котором  тосковал
всегда.
     - Позднее ты можешь ехать дальше, в Венку, - сказала она.
     Хейвор улыбнулся  девушке,  и она  ответила  улыбкой. Он  пошел  к ней
навстречу, и они вместе  побрели домой, как будто  оба знали, что Венка  ему
больше не нужна.
     На тропе остался разбитый бокал.
     К вечеру  солнце  потемнело, и  поднявшийся  ветер погнал  перед собой
голубовато-белую снежную пыль. Когда снег  в плотных, бледных прядях лег  на
землю, от черного бокала не было уже ничего видно.
     Ночью над  облаками  плыла  луна  и  бросала  на  тропу  свой  жесткий,
холодный, лишенный теней свет.


Last-modified: Thu, 06 Feb 2003 19:29:55 GMT

Оцените этот текст: