Джек Макдевит. Двигатели Бога ----------------------------------------------------------------------- Jack McDevitt. The Engines of God (1994). Пер. - Н.Хаустова. М., "АСТ", 1996 ("Координаты чудес"). Ё http://www.ast.ru OCR & spellcheck by HarryFan, 16 August 2001 ----------------------------------------------------------------------- Мы ждем на улицах Хау-Кай. Опустится ночь и подступит зима, Огни мира станут холодными. И в тот трехсотый год Со дня пришествия Билата Он явится - идущий по заре, Попирающий ногами солнце, Тот, кто судит души людей. Он пройдет по крышам домов И запустит двигатели Бога. Куракуанская Книга Молитв Марии с любовью ПРОЛОГ Япет. Воскресенье, 12 февраля 2197 года, 08:45 по Гринвичу. Статую вырезали из льда и скалы. Она спокойно стояла на пустынной снежной равнине - существо из ночных кошмаров - с загнутыми когтями и неземными глазами. В изгибе губ - приоткрытых и округленных - что-то зовущее, пожалуй, даже чувственное. Присцилла Хаткинс не понимала, почему ей так неспокойно. Тревожил не только хищный облик существа, угроза, исходившая от длинных когтей и крадущихся, как лунный свет, нижних лап. И дело даже не в подчеркнутой агрессивности позы и не в том, что фигура стоит посреди безжизненной равнины, в октябрьском свете Сатурновых колец. Пожалуй, беспокойство вызывает интерес статуи к кольцевому миру, который навсегда застыл над полосой низких холмов и горных кряжей на западе. В ледяных чертах застыло странное выражение, пожалуй, вернее всего это назвать философской жестокостью. - Я возвращаюсь, - эхом прозвучал в ее наушниках голос Ричарда. Чувствовалось, что он волнуется. - Среди всех Монументов этот был найден самым первым и до сих пор считается самым выдающимся экземпляром. Они стояли на помосте, специально построенном, чтобы сохранить следы участников предыдущей экспедиции. Вот здесь стоял Терри Кейс, а там Катти Чанг. А эти тяжелые отпечатки следов вокруг фигуры принадлежали самому Штейницу. (Она знала все, потому что без конца смотрела древние видеозаписи, наблюдая за астронавтами, неуклюже передвигавшимися в тяжелых скафандрах.) Вспомнив об этом, она улыбнулась, сунула руки в карманы и взглянула на Ричарда Вальда. Он был в мятых серых джинсах, белом свитере, а на голове - как всегда - ирландская шляпа. (Эта одежда не очень-то хорошо гармонировала с пузырьком связанной энергии, который обеспечивал пространство для дыхания.) Он был слегка не в фокусе, и она с трудом различила его внутри поля Фликингера. Так же он одевался и в обычной жизни. Ричард - светило в археологии. Его имя будут помнить, пока не угаснет интерес человечества к своему происхождению и пока не перестанут посылать исследователей в космос. Сейчас они благоговейно стояли перед "этим" и чувствовали себя детьми. А вокруг только тишина и одиночество. Хаткинс, на первый взгляд, принадлежала к той категории миниатюрных женщин с точеными чертами и очаровательной улыбкой, которые явно уместнее в гостиной, чем среди этой пустынной равнины. В темных глазах - только спокойная вежливость. Но эти глаза умели гореть. Короткие черные волосы выглядывают из-под широкополой шляпы-сафари. Все знакомые считали, что ее амбиции - результат хрупкого сложения, и чтобы компенсировать этот недостаток ей приходится завоевывать мужчин, профессиональный успех и, наконец, звезды. Она знала (или считала, что знает), что это не так. На самом деле все гораздо проще, но она далеко не всем хотела об этом рассказывать. Отец взял ее с собой на Луну, когда ей было всего лишь восемь лет. Присцилла смогла ощутить притягательную силу древнего лунного величия, а потом это как наваждение преследовало ее во сне и наяву. Именно эта таинственная сила помогла ей понять собственную душу. "Живи, пока живешь, наслаждайся каждым мгновением жизни." Прежние ощущения снова ожили сейчас, когда она увидела ледяную статую. Ричард Вальд сложил руки на груди и зябко передернул плечами, как будто ему вдруг стало холодно в энергетической оболочке. В нем чувствовалось осознанное достоинство - такое самоощущение присуще людям, которые достигли славы, но не придают этому значения. Ричарду уже шестьдесят, но он все еще полон жизненных сил. Не секрет, что он не прочь выпить, повеселиться на вечеринке, да и вообще не пренебрегает женским обществом. Он сохранил строго деловые отношения со своим пилотом Хаткинс. Во внешности Ричарда было что-то от пророка: седая грива волос и усы, высокие скулы и обезоруживающе чистый взгляд голубых глаз. Но суровая внешность всего лишь прикрытие. Хаткинс видела в нем "котенка". Ричард бывал здесь и раньше. Это место - в некотором смысле - его родина. Найденный здесь Монумент был первым, невероятным псевдоконтактом, который двести лет назад встревожил все человечество, заставив понять, что оно вовсе не одиноко во Вселенной. Исследователи нашли на других звездах еще тринадцать других Монументов, несколько отличающихся друг от друга по манере исполнения. Ричард считал, что существуют еще многие тысячи. Великие Монументы - его всепоглощающая страсть. Фотографии Монументов украшали стены его дома в штате Мэн: дымчатая пирамида, вращающаяся по орбите вокруг скалистого мира в системе бело-голубого Сириуса, черная гроздь кристальных сфер и конусов, установленная на снежном поле у южного полюса безжизненного Армиса-5, прозрачный клин на орбите вокруг Арктура. (Микрофон на шее Хаткинс был изумительной копией этого клина.) Самое интересное среди реликвий - это объект, похожий на круглый павильон с колоннами и ступеньками, вырезанный на склоне горы астероида из системы Проксиона. (Кажется, - говорил ей Ричард, - что туда вот-вот должен прибыть оркестр.) Хаткинс видела только фотографии, сама она еще не была в этих волшебных местах. Но она будет там. Она проведет с ними по целому дню и ощутит руку создателей, так же как она ощущала ее здесь. Самой ей нелегко добиться этого - пилотов много, а экспедиций мало. Но Ричард разглядел в ней родственную душу. Он хотел, чтобы она увидела Монументы, потому что в ее ощущениях он видел отражения собственных. И к тому же она чертовски хороша собой. Среди всех находок только статую с Япета можно рассматривать как автопортрет. Крылья полусложены. Руки - на каждой - по шесть пальцев, устремлены к Сатурну. Несомненно, изображение женщины, смотрящей куда-то мимо Ричарда. Ноги напряжены, туловище слегка наклонено вперед. Почти эротическая поза. Пустой взгляд устремлен вдаль. Она стояла на ледяном постаменте, вес которого составлял примерно треть ее собственного. На льду выгравированы три строки четких белых символов. Буквы утонченные и изящные. Похоже на арабский - характерные петли, полумесяцы и изгибы. И, когда солнце, двигаясь по небу, касалось их своими лучами, символы впитывали свет и оживали. Никто не понимал, что значит эта надпись. Ширина постамента примерно полразмаха рук Хаткинс. Рост существа - три с половиной метра. Известно, что это автопортрет, - экспедиция Штейница обнаружила следы, соответствовавшие ноге существа. Помост сделали так, чтобы пришедшие могли, ничего не повредив, подойти поближе и прикоснуться к статуе. Ричард стоял перед ней в глубокой задумчивости. Он тронул пальцами постамент, кивнул и снял с пояса лампу. Затем включил ее и осветил буквы. Символы стали ярче, увеличились и сдвинулись. - Неплохой эффект, - заметила Хаткинс. Надпись была на каждом Монументе. Но все надписи принадлежали к разным системам письма. Теория гласила, что это действительно Монументы, но все они созданы в разные эпохи. Хаткинс заглянула в пустые глазницы. - Здесь была Килрой, - сказала она. Она знала, что все Монументы относились к пятитысячелетнему отрезку времени, закончившемуся примерно девятнадцать тысяч лет до нашей эры. Эта фигура значилась одной из самых ранних. - Интересно, почему прекратили создавать Монументы? - спросила она. Ричард посмотрел вверх на звезды. - Кто знает? Пять тысяч лет - это очень долго. Может, им надоело. - Он подошел и встал рядом. - Цивилизации меняются. Не стоит ожидать, что Монументы будут создавать вечно. Вопрос, который она не стала задавать. - Существовали ли они вообще? Как жаль, что мы их потеряли. Все, кто здесь побывал, чувствовали то же самое, совсем рядом. Всего несколько тысячелетий, в масштабах космоса - лишь краткий миг. Шаттл экспедиции Штейница был оставлен на планете, серый и неуклюжий, со старым американским флагом, нарисованным около открытой двери грузового отсека. Корабль лежал в двухстах метрах отсюда, у дальнего края настила. Затерянная частица ушедшего мира. Кабина пилота приветливо светилась, приглашая туристов на экскурсию. Ричард снова повернулся к надписи. - Что тут написано, как вы думаете? - спросила она. - Имя и дата. - Он отступил на шаг. - Я думаю, что вы все поняли правильно. "Килрой была здесь." Она оторвала взгляд от Монумента и посмотрела на долину - бесплодную и белую, изрытую кратерами. Долина поднималась вверх к веренице горных кряжей, виднеющихся вдали в мертвенном свете гигантской планеты. (Япет был таким маленьким, что, казалось, вы стоите прямо на сфере. Ее это совершенно не трогало, но она знала, что, когда волнение Ричарда уляжется, он оценит этот эффект.) Существо смотрело прямо на Сатурн. Планета висела низко над горизонтом и была в третьей четверти. Ее положение не изменилось с тех пор, как "она" побывала здесь, и останется таким же и через двадцать тысяч лет. Несколько сплюснутая у полюсов, на вид она была немного больше Луны. Кольца наклонились вперед - сверкающая панорама зеленых и голубых цветов, перечеркнутых тенью планеты. Ричард скрылся за Монументом. Его голос потрескивал в наушниках. - Она великолепна, Хатч. Закончив осмотр статуи, они удалились в шаттл Штейница. Хатч рада была избавиться от лунного пейзажа и от энергетического поля (которое всегда вызывало неприятное покалывание) и снова обрести свой обычный вес и наслаждаться покоем стен и внутреннего освещения. Корабль более или менее поддерживался в том состоянии, в каком он и был двести лет назад. Интерьер дополняли фотографии членов команды Штейница. Ричард, подгоняемый внутренним волнением, шел, рассматривая ряды фотографий. Хатч налила кофе и подняла свою чашку. - За Фрэнка Штейница, - предложила она. - И за его экипаж. Штейниц. Одно это имя, как считали многие, могло служить заклинанием. Он первым отправился в далекое путешествие к Сатурну. Это была попытка привлечь внимание общественности к умирающей космической программе - исследованию странного объекта, сфотографированного "Вояджером" на Япете лет двадцать назад. Они вернулись, но без ответов на поставленные вопросы. Только ледяная статуя, происхождение которой никто не мог объяснить, да фильм с отпечатками следов на холодной поверхности. Экспедиция оказалась страшно дорогой. Это очень понравилось политическим крикунам, и президентская система в Америке была уничтожена. Группа Штейница вернулась с неизлечимыми травмами: они обнаружили, кроме всего прочего, новые проявления воздействия на организм длительного пребывания в невесомости. Связки и сухожилия ослабли, мускулы почти атрофировались. У нескольких астронавтов появились болезни сердца. Все страдали от различных неврозов. Это было первым указанием на то, что человечеству будет не так-то легко привыкнуть к жизни вне Земли. Фотография Штейница была в центре экспозиции. Его образ хорошо знаком Хатч: полный, агрессивный, фанатик своего дела - человек, который солгал о своем возрасте, когда НАСА подбирала кандидатов. - Чертовски жаль, - сказал несколько торжественно Ричард, повернувшись к окну и глядя на ледяную статую, - что мы никогда их не увидим. Хатч поняла, что Ричард говорит о создателях Монументов. - Именно это сказал Штейниц, - продолжал он, - впервые увидев ее. И он был прав. - Прав для своего времени. Но совсем не обязательно для нашего. - Она не совсем верила в то, что говорила, - ведь создатели Монументов, казалось, исчезли навсегда. Но она все-таки сказала то, что требовали обстоятельства. Хатч заглянула в свою чашку. - Интересно, как им удалось выразить такую экспрессию и такие мелкие детали в куске льда. - Что вы о ней думаете? - спросил Ричард. - Не знаю. Впечатление тревожное. Почти гнетущее. Просто не знаю, как выразить. Возможно, это одиночество. - Я знаю, что это, - сказал он. - Там ее следы. И только ее. Хатч не поняла. - Она была одна. Фигура явно идеализирована. В линиях тела изящество и благородство. Хатч рассмотрела кое-что еще, затаившееся в уголках глаз: надменность и недоверие - и стоицизм: Упорство. Возможно, даже страх. - Надпись, - сказала она. - Это, вероятно, имя существа. - Такую гипотезу разделяет Манси. Но если статуя - произведение искусства и только, то надпись, может быть, и названием работы. "Наблюдатель". "Часовой". Или что-то в этом роде. - Или, может, имя божества, - добавила Хатч. - Возможно. Один из членов первой экспедиции предположил, что это может быть знак заявки. - Если так, - сказала она, - мы приветствуем их в этих скалах. - Они больше думали о Солнечной системе. - Равнина была плоской и безжизненной. Ярко, подобно лезвию ножа, сверкали кольца. - Ты готова к прогулке? Они прошли по помосту на равнину. По одну сторону помоста видны следы ботинок астронавтов. Приблизительно в полутора километрах на запад появились ее следы. Две цепочки следов, идущие в противоположных направлениях. У нее не было обуви. Длина как ступней, так и шагов, соотнесенных с анатомическим строением ледяной фигуры, говорила о том, что рост существа около трех метров. Можно различить шесть пальцев на каждой ступне - как и у статуи. - Все выглядит так, будто она просто прилетела и пошла прогуляться, - сказала Хатч. Леденящая душу мысль. Оба непроизвольно оглянулись. Одна цепочка следов тянулась на запад, к горным кряжам. Вторая - петляла по равнине, указывая направление на север от Монумента. Следы астронавтов тянулись за цепочкой следов существа, как в том, так и в другом направлении. Ричард и Хатч повернули на север. - Голые ступни их шокировали, - сказал Ричард. - Теперь и мы можем повторить этот трюк, если захотим. Примерно через четверть километра следы затерялись в толще снега. Обе цепочки, идущие туда и обратно. - Очевидно, здесь находился корабль, - сказала Хатч. - Видимо, да. - Дальше снег остался нетронутым. Здесь помост описывал круг, отделяя пространство размером с бейсбольное поле. Ричард прошел по всему периметру, иногда останавливаясь и осматривая поверхность. - Ты видишь отверстия? - спросил он, указывая на дыры в снегу. - Корабль, должно быть, стоял на высоких опорах. Следы указывают место, где существо появилось в первый раз. Оно, или она, прошло тем же путем, что и мы, и направилось в сторону холмов. Она вырезала глыбу льда и камня из стены там вверху. Мы пойдем взглянуть на это место. Затем она высекла статую, погрузила ее на корабль и перелетела с ней на нужную площадку. - Он взглянул в направлении ледяной фигуры. - Там сзади тоже есть отверстия. - Зачем было тащить все это? Почему не оставить прямо там, на холмах? - Кто знает? Почему мы кладем что-то именно здесь, а не там? Может, это было слишком просто. - Он постучал ногой по помосту. - Мы в долине. Ее плохо видно, потому что горы вокруг невысокие, а кривизна поверхности очень большая. Но ледяная статуя именно здесь. И расположена точно в центре. Через некоторое время они вернулись назад и направились по следам в сторону холмов. Помост местами был проложен в глубоком снегу или парил над оврагами. Следы дважды подходили к отвесной стене и исчезали. - Они снова продолжаются наверху, - сказал Ричард. - Антигравитация? - Считается, что она невозможна. Но как еще можно все это объяснить? Хатч пожала плечами. Они вошли в лощину, из которой брали камень и лед для статуи. Блок гладко вырезан в стене - там осталась ниша. Следы петляли поблизости, а потом шли вверх по склону и исчезали под толстым слоем льда. И вновь появились уже немного дальше - на вершине гряды. Земля резко уходила вниз по обе стороны помоста. Ричард молча передвигался по помосту большими прыжками. Он погрузился в размышления. Хатч пыталась предупредить его, что энергетическое поле создает слишком слабое притяжение, а это опасно. - Можно легко оттолкнуться, и кажется, что медленно опускаешься, но стоит коснуться поверхности и последует сильный удар. - Ричард, что-то проворчав, сбавил скорость. Они продвигались вдоль гребня хребта, пока следы не оборвались на небольшой площадке. Отсюда хорошо виден Сатурн и захватывающая панорама уходящего вниз близкого горизонта. Судя по путанице следов, существо провело здесь какое-то время. Потом оно, разумеется, пошло назад. Ричард склонился над следами. Ночь была звездной. - Она пришла сюда до того, как вырезала глыбу льда, - сказала Хатч. - Замечательно. Но зачем она вообще сюда явилась? Хатч перевела взгляд на равнину, светящуюся в бледных лучах Сатурна. Равнина уплывала, вызывая легкое головокружение. Звезды казались тяжелыми и холодными, и черное пространство вокруг давило. Примерзшая к небу планета не сдвинулась с места с тех самых пор, когда "она" стояла здесь. - Статуя на равнине, - произнесла Хатч, - внушает страх не потому, что у нее крылья и клюв, а потому, что она одинока. Хатч начала мерзнуть, а путь до корабля не близкий. (В полях Фликингера со временем становится прохладно. Этого не должно быть, и существует множество тестов, доказывающих, что это не так. И тем не менее.) В небе светило полдюжины лун: Титан с его метановой атмосферой; Рея, Гиперон и другие, более мелкие, спутники; такие же замерзшие, вращающиеся нагромождения скал, как и та, где они находились - безжизненные, невероятно древние, способные поддержать жизнь мыслящего существа не лучше, чем та разреженная атмосфера, в которой они крутились. Ричард проследил за ее взглядом. - Должно быть, она была очень похожа на нас. Вселенная - несовершенное и ненадежное место для всего, что может мыслить. Нас чертовски мало, а мир необозримо велик. Хатч думала о ней. Что занесло ее так далеко от дома? Почему она путешествовала одна? Конечно, она давно обратилась в прах. И все же, всего ей хорошего. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВОСХОД ЛУНЫ 1 Куракуа. 28-й год Миссии. 211-й день, вторник, 29 апреля 2202 года, 06:30 по местному времени. Все цивилизации, существовавшие на этой планете, погибли. По крайней мере, дважды это случалось внезапно: примерно около 9000 года до нашей эры и еще раз восемь тысяч лет спустя. В мире, наполненном странностями, именно этот факт не давал Генри спать спокойно. Мучаясь бессонницей, он лежал, думая о том, как мало у них осталось времени и о том, что жители Куракуа все-таки узнали об аномалии, существовавшей на их луне. Они были в полном неведении о двух предыдущих катастрофах, и воспоминания о них остались лишь в мифах. Но они знали об Оз. Арт нашел монету, которая не оставляла никаких сомнений. На монете полумесяц и виден крошечный квадрат в районе Западного Моря. Как раз там, где находится Оз. Интересно, правильно ли предположение Линды, что в эпоху Нижних Храмов уже существовали оптические приборы. А может, у древних просто было хорошее зрение. Что они об этом думали? Генри зарылся головой в подушку. Стоило куракуанцам посмотреть на свою луну в телескоп - и они увидели бы город в центре обширной равнины. Увидели бы длинные авеню на планете, где нет воздуха, здания и широкие площади. И мощную оборонительную стену. Он перевернулся на другой бок. Наверняка Оз упоминается в куракуанских мифах и литературе. Но, чтобы их прочитать, надо собрать достаточно первоисточников. И овладеть языками. Впрочем, на это уже нет времени. Аномалия - это всего лишь скала, но такая причудливая, что создается полная иллюзия города. Это действительно загадка. А разгадку Оз могла подсказать только раса, жившая на этой планете. Эта раса создала сложную культуру и сложные философские системы, просуществовавшие десятки тысяч лет. Но их гений не распространялся на технику, оставшуюся на уровне нашего девятнадцатого века. В дверь позвонили. - Генри? - Голос в интерфоне звенел от возбуждения. - Ты спишь? - Нет. - Он открыл дверь. - Вы проникли внутрь? - Да. Генри поправил простыню. - Подожди пару минут. Я не думал, что это случится так быстро. В коридоре стоял Фрэнк Карсон. - У тебя там внизу хорошая команда. - В тусклом освещении он казался довольным. - Кажется, все уцелело. - Здорово! Это просто чертовски здорово! - Генри включил настольную лампу. За окном с поверхности едва просачивался солнечный свет. - Вы уже все рассмотрели? - Только краешком глаза. Мы ждали вас. - Да. Спасибо. - Эта традиционная ложь позабавила Генри. Он знал, что все они сунули туда нос. А сейчас будут делать вид, что предоставляют ему право первооткрывателя. Среди археологов Академии вряд ли можно найти человека более некрасивого, чем Генри Якоби. Как сказала когда-то Линда Томас, он всегда выглядел так, будто на него случайно уронили кучу металлолома. Все лицо как-то измято и взъерошено, а фигура совершенно искривлена. Общую картину дополняют волосы неопределенного цвета и вечно косящие глаза. Причиной косоглазия, возможно, было стремление исследовать сразу слишком много древних надписей. Все же это не мешало ему оставаться вполне светским и общительным человеком. Все любили его, женщины выходили за него замуж (у него набралось уже четыре бывшие жены) и люди, которые его знали, пошли бы за ним в огонь и воду. Он был настоящим профессионалом. Как палеонтологи, которые могут из коленной кости собрать бронтозавра, так и Генри мог восстановить из горсти пепла целое общество. Он прошел за Карсоном через пустую кают-компанию, потом они спустились по лестнице в операторскую. Жанет Аллегри, дежурившая за главным пультом, подняла вверх большой палец - все в порядке. На экране кругового обзора плавно колыхались водоросли и плавали ядовитые рыбки. Дальше морское дно усеивали огни маркерных ламп. Солнечный свет почти не проникал в воду, и контуры Храма расплывались во мраке. Они вошли в шлюзовой отсек и надели костюмы Фликингера с реактивными моторами. Генри потирал руки, предвкушая удовольствие. Карсон по-военному расправил плечи. Он был крупным мужчиной с квадратным подбородком и живыми, зорко смотревшими на мир глазами. Глядя на его выправку, никто не удивился бы, узнав, что он полковник в отставке армии Северо-Американского Союза. - Это только начало, Генри. Я по-прежнему считаю, что нам надо оставаться здесь. Что они сделают, если мы откажемся уйти? Генри вздохнул. Карсон плохо разбирался в политике. - Академии здорово достанется, Фрэнк. А когда мы с тобой вернемся домой, то опять станем школьными учителями. Хорошо еще если обойдется без судебного разбирательства. - Надо уметь рисковать, когда борешься за свои убеждения, Генри. На самом деле он тоже задумывался об этом. Кроме Земли они знали еще три планеты, на которых возникли цивилизации. Одна из них - цивилизация Ноки, продолжала свое существование на Инакадемире. Жители Пиннэкла вымерли три четверти миллиона лет назад. И Куракуа. Куракуа была, конечно, золотой жилой. Пиннэкл слишком давно отошел в прошлое, а у Ноков возможности исследования были ограничены наличием местных жителей. Но все равно редко можно встретить студента-дипломника, который бы не нашел остатков древнего города, не раскрыл загадки массовой миграции, не обнаружил бы не известную ранее цивилизацию. Это был золотой век археологии. Генри Якоби сознавал важность спасения этого мира. Но он не собирался рисковать жизнью людей. Для этого он слишком стар. - Мэгги знает, что мы пробились? - Ей сейчас сообщают об этом. Бедной женщине не дают отдохнуть. - Отдохнет, когда мы уберемся отсюда. - Мэгги - его ведущий филолог. Точнее, она расшифровывала коды и надписи, прочитать которые было просто невозможно. Лампочка на запястье левой руки замигала зеленым светом. Он включил энергетическое поле. Карсон нажал кнопку выхода, замок повернулся, и дверь открылась. В шлюз хлынула вода. Видимость снаружи плохая. Они находились слишком близко от берега. Лампы всегда покрыты слоем осадков, а в воде слишком много песка и редко удавалось увидеть целиком весь Храм. Храм Ветров. Злая шутка. Он затонул во время землетрясения, случившегося примерно во времена Томаса Джефферсона, когда здесь образовалась новая береговая линия. Храм был одновременно военным форпостом и святым местом - путешественники совершали туда паломничества задолго до того, как были заложены Ур и Ниневея. Рыба метнулась перед ним и поплыла рядом. Слева в воде двигалось что-то большое. Карсон направил туда фонарь. Свет прорезал воду. Это всего лишь медуза. Совершенно безобидная. Она покрылась рябью, сменила окраску и не спеша поплыла дальше. Фасад Храма украшала колоннада. Они опустились на каменный пол рядом с круглой колонной. Одной из десяти, которая еще сохранилась. Всего их когда-то насчитывалось двенадцать. Неплохо для здания, пережившего землетрясение. - Фрэнк, - прозвучал в наушниках голос Линды. Она, похоже, была довольна. И не без причины. Именно она планировала эту часть раскопок - правильно все рассчитала, и теперь они работают с опережением графика. При данных обстоятельствах выигрыш во времени очень важен. - Генри со мной, - сказал Карсон. - Мы идем к вам. - Генри, - сказала она, - в пределах видимости путь вперед свободен. - Прекрасно, Линда. Мои поздравления. Двери Храма широко распахнуты. Они заплыли в неф. Линии цветных огней уводили в темноту. Генри всегда казалось, что свет ламп увеличивает размеры помещений. - Голубые, - произнес Карсон. - Вижу. - Они поплыли в глубь Храма, ориентируясь по голубым огонькам. От крыши Храма почти ничего не осталось. Серый свет, пробивавшийся с поверхности, казался маслянистым и тусклым по сравнению с веселыми огоньками маркерных ламп. Генри чувствовал себя неважно. Плавание утомило его, но он неоднократно заявлял, что пользоваться реактивными моторами в зоне раскопок слишком опасно. Приходилось подчиняться собственным правилам. Голубые огоньки резко повернули налево и нырнули в яму в полу. По общему каналу связи он слышал голоса Линды, Арта Гиббса и еще чьи-то. Они смеялись, подбадривали его и поздравляли друг друга с находкой. Он поплыл вниз через подводный лабиринт к туннелю. Карсон плыл следом и все время советовал не торопиться. Генри наконец потерял всякое терпение и попросил его помолчать. Он миновал последний поворот и увидел впереди огни. Все расступились, давая шефу дорогу. Трифон Павлевич - рослый русский с огромной седой бородой - слегка поклонился. Карл Пикенс просиял, а Арт Гиббс с гордым видом плавал рядом с Линдой. Рыжеволосая Линда Томас это не девушка, а настоящая динамо-машина. Она всегда знала, что делает, и в любой момент была готова поделиться всем, что имеет, с коллегами. И они любили ее за это. Сейчас Линда стояла у шахты и махала ему. Когда Генри подплыл к ней, она пожала ему руку, и их поля тускло засветились. - Ладно, - оживленно сказал он. - Давайте посмотрим, что мы нашли. Кто-то вложил ему в руку лампу. Он опустил ее вниз в темноту, увидел барельефы и начал спускаться в отверстие. Помещение оказалось довольно большим. Стены покрыл резной орнамент. На подвесных полках лежали какие-то предметы. Сразу трудно определить, какие именно. Возможно, представители местного подводного мира, попавшие сюда до того, как доступ в комнату был закрыт. А может, предметы древней культуры. Команда последовала за ним. Трифон предупредил всех, чтобы ничего не трогали. - Надо нанести все на карту, пока предметы не сдвинуты. - Мы знаем, Триф. Цветные блики играли на настенных рисунках. Он смог разобрать изображения животных, но они были совсем не похожи на куракуанских зверей. Скульптуры мыслящих существ на этой планете встречались очень редко, и то лишь в храмах. Это наблюдение относилось ко всем эпохам. И было свойственно всем куракуанским культурам. Видимо, существовал запрет на запечатление своего образа в камне. Конечно же, существовали причины подобных запретов, но они их еще не знали. Пол покрывал полуметровый слой ила. За этой комнатой виднелись другие. В наушниках звучали счастливые голоса: - Это стол. - Это символы из серии Казумеля, правильно? - Арт, посмотри-ка сюда. - Наверно, там есть еще. - Здесь. Вот здесь. В комнате, расположенной с северной стороны, Линда высоко подняла вверх лампу, освещая барельеф с изображением трех куракуанцев. Трифон осторожно прикоснулся к лицу одной фигуры, провел пальцами по подбородку, по линии губ. Куракуанцы были теплокровными, двуногими, покрытыми мехом существами. В них есть что-то от рептилий. В общем, аллигаторы, но с лицами. Фигуры были в одежде. Рядом стояло четвероногое животное. - Генри. - Она поманила его. Фигуры просто великолепны. Они излучали мощь и достоинство. - Это боги? - спросил он. - Кто же еще? - ответил Трифон. - Не совсем, - поправила Линда. - Вот это Тельмон - создательница. - Она указала на центральную фигуру. - Великая Мать. А это две ее ипостаси - Разум и Чувство. - Великая Мать? - казалось, Генри удивлен. На закате цивилизации куракуанцы поклонялись богам-мужчинам. - Матриархат у них не редкость, - ответила Линда. Трифон делал фотоснимки, и Линда, позируя, встала рядом со статуей. - Хотя бы для масштаба. Если нам когда-нибудь удастся более или менее хорошо изучить Нижний Храм, - продолжила она, - бьюсь об заклад, мы обнаружим, что там тоже был матриархат. Более того, вполне возможно, в той эпохе мы тоже найдем Тельмон. По персональному каналу Якоби зазвучал голос Карсона. - Генри, здесь есть нечто, что тебе стоит посмотреть. Карсон ждал его в самой большой комнате. Он стоял рядом с барельефом и махал рукой. Генри подплыл поближе, и Карсон поднял лампу. Еще куракуанские фигуры, каждая в отдельной рамке. - Их двенадцать, - сказал он многозначительно. - Как христианских апостолов. - Мистическое число. Генри медленно двинулся вдоль комнаты. Фигуры были изумительной работы. От одних откололись куски, другие пострадали от времени. И все же это были куракуанские боги во всем божественном величии. В руках боги держали вилы, копья и свитки. И в самом конце шеренги стояло устрашающее существо с лицом, наполовину прикрытым капюшоном. - Смерть, - определила Линда. "Всегда одно и то же, - подумал Генри. - Здесь, в Вавилоне и в Нью-Йорке. Все изображают ее одинаково". - А что это? Вы знаете? Линда сияла. - Это история Талла - освободителя. Здесь, - она показала на первую картину, - Талл принимает чашу с вином от Тельмон. Это вино сделало его простым смертным. А тут он идет за плугом. Куракуанская мифология не была специальностью Генри, но Талла он знал. - Христос, - сказал он. - Озирис. Прометей. - Да. Вот он посещает оружейную мастерскую. - Она скользила вдоль фризов, останавливаясь перед каждым. - И сцены битвы. - Тут не все сходится, - сказал Карсон. - Миф возник позже этого периода, ведь так? - Мы не совсем в этом уверены, Фрэнк, - ответила Линда. - Или, может быть, это место вовсе не такое древнее, как мы думаем. Но все это не так важно по сравнению с тем, что здесь есть полный набор сцен. - Замечательно, - сказал Генри. - Пусть их повесят в Западном Крыле и поместят под ними наши имена. Кто-то спросил, что на них изображено. - Здесь, - начала Линда. - Все начинается здесь. Талл младенец, и он взирает сверху на мир. - Это шар, - заметил Арт. - Они знали, что планета круглая. - Эти знания несколько раз терялись и вновь возникали в истории. Так или иначе, Талл позавидовал людям, живущим в этом мире. - Куракуанцам. - Да. - Почему? - Почему - не ясно. Куракуанцы явно считали такое поведение бессмертного бога вполне нормальным, но никак его не объясняли. По крайней мере, в тех записях, которые нам удалось найти. - Вот здесь он, предположительно, говорит о своей привязанности к миру смертных. Он просит у своей матери дара стать человеком. Посмотрите на его распростертые руки. - А тут, - она была теперь за спиной Генри, - тут он учитель. А вот его настигают в битве. Рука поднята. Лицо свирепое. Его правая рука сломана. - Иначе в ней было бы оружие, - продолжала Линда. - Он находился в сложной ситуации. Боги сделали его смертным, но не лишили божественных свойств. Он ощущал страдания врагов. Провидел будущее. Знал, что в этой битве его ждет смерть и знал, как он умрет. Напоминающее крокодила изображение бога-героя было не лишено благородства. На одном фризе он размышляет о смертности в присутствии одетой в черное Смерти. - В конце концов, - продолжила Линда, - он просит, чтобы его снова сделали богом. Посмотрите на руки, сложенные в умоляющем жесте. Генри кивнул. - Видимо, ему это позволили? - Тельмон предоставила ему самому принимать решение. "Я соглашусь с твоим решением. Но ты уже сделал выбор. Иди своим путем, и тебя будут любить, пока нога человека ступает по этой земле". Она, конечно, не говорила слов "человек" и "земля", а пользовалась куракуанскими эквивалентами. - Линда осветила последнее изображение. - Тут он уже принял решение и в последний раз взялся за оружие. - После смерти мать поместила его среди звезд. - Она повернулась к Генри. - В этом смысл мифа. Смерть неизбежна. Даже боги умирают. Подобно скандинавским богиням. Добровольные объятия со смертью - для иных признак настоящей божественности. Темная фигура в черных одеждах внушала смутное беспокойство. - В ней есть что-то знакомое, - заметил Генри. Карсон покачал головой. - Мне она просто напоминает Черного Жнеца. - Нет. - Он уже видел это раньше. Где же? - Это не куракуанец, так ведь? Арт осветил фигуру. - Что ты сказал? - Это не житель Куракуа. Посмотри на него. - Вроде нет, - согласилась Линда. - А какое это имеет значение? - Может, и никакого, - сказал он. - Но присмотрись повнимательнее. Что это тебе напоминает? У Карсона захватило-дух. - Статуя на Япете, - определил он. - Это один из Монументов. "Дорогой Фил, Сегодня мы нашли полный набор фресок "Подвиги Талла". Я добавила описание архитектурных деталей и прорисовки восьми клинописей с надписями на линейном письме "С" по Казумелю. Нам очень повезло - находки в отличном состоянии, если учитывать, что большую часть времени они находились вблизи моря, а последние несколько столетий - в воде. Если бы у нас было время, мы могли бы отметить это как следует. Но мы заканчиваем работы здесь. Через несколько недель все сдадим землеформирователям. На самом деле мы последняя команда, оставшаяся на Куракуа. Все улетели домой. Генри, благослови его Бог, останется здесь до тех пор, пока не нажмут на кнопку. Все равно твой вундеркинд разыскал золотое дно. Генри думает, что новая библиотека Академии будет носить мое имя. Линда". Линда Томас. Письмо руководителю, доктору Филиппу Бертольду, Антиохский Университет. Датируется 211 днем 28-го года Куракуанской Миссии. Получено в Йеллоу Спрингс, Огайо, 28 мая 2202 года. 2 Принстон. Четверг, 6 мая 2202 года, 17:30. Хатч выключила мотор, фары и смотрела, как первая волна служащих разбегается под дождем в разные стороны. Большинство направилось на железнодорожный вокзал - поднятую над землей платформу, скрытую сейчас потоками страшного ливня. Некоторые забежали в магазин Тарпли, чтобы там переждать дождь, а некоторые - наиболее состоятельные - ринулись к машинам. Небо нависло прямо над стоянкой, и нижние слои облаков освещались огнями домов и фарами машин. Свет в его комнате еще горел, но жалюзи были опущены. Это угловой офис на самом верхнем этаже приземистого стандартного здания - глыбы из стекла и бетона, в котором разместились адвокатские фирмы, страховые агентства, маклерские конторы. В этом здании, безусловно, нет ничего романтичного. Но возможность снова оказаться здесь, увидеть это место собственными глазами вызвала у нее бурный прилив чувств. Люди столпились у главного входа. Они поднимали повыше воротники и сражались с непослушными зонтиками. Вспыхнули два или три энергетических поля. Начали отъезжать, подрагивая, машины. Свет фар расплывался в тумане, ритмично работали дворники. Хатч сидела и ждала, когда погаснет свет, и на улице появится Келли Хартлетт. Она размышляла, что будет делать, когда наконец увидит его. И злилась на себя, что вообще сюда приехала. Давно пора все забыть, а вместо этого она сидит здесь, как влюбленная девчонка, и надеется, что увидев ее, он передумает. Как будто можно все вернуть. Но если она не попытается, ей придется и дальше терзаться бесконечными сомнениями. В первый раз он признался ей в любви в этом самом офисе. В тот незабываемый вечер Хатч работала с ним как системотехник, и они не расставались до рассвета. Кажется, с тех пор прошла целая вечность. Сейчас у нее перерыв между двумя полетами. Когда она возвращалась домой, все ей казалось таким возможным. _Мы что-нибудь придумаем_. Вдали показался глайдтрейн - сверкающая нить огней во мраке. Несколько человек, торопливо идущих к платформе через стоянку, побежали. Поезд описал длинную плавную дугу, затормозил и прошелестел к станции. Келли был финансовым аналитиком из маклерской фирмы Формана и Даера. Он любил свою работу, развлекался, играя с цифрами, и восхищался ее профессией. _Мой звездный пилот_. Он любил слушать ее рассказы о дальних мирах, заставил ее пообещать, что как-нибудь она возьмет его с собой. - Хотя бы, - улыбнулся он, - на Луну. У него были серые глаза, каштановые волосы и милые морщинки вокруг глаз, как у тех, кто часто смеется. И он любил ее. Свет в его комнате погас. Он жил в восьми кварталах отсюда. Келли был фанатом здорового образа жизни, и даже в такую погоду он ходил домой пешком. Глайдтрейн отошел от платформы, прибавил скорость и уплыл в шторм. Густой поток людей превратился в тонкий ручеек. Машинально она наблюдала за оставшимися. Некоторые решили отложить поездку, двое бежавших к платформе перешли на шаг. И тут в двери показался он. Даже на таком расстоянии и при тусклом освещении она сразу же его узнала. У нее перехватило дыхание. Келли засунул руки в карманы мягкой коричневой куртки и быстрым шагом пересек стоянку. Хатч смотрела, как он идет по тротуару, обходя лужи и не сгибаясь под ветром. Немного поколебавшись, она очень медленно нажала на педаль сцепления и включила мотор. Машина бесшумно двинулась и поравнялась с Келли. До последней минуты она не была уверена, свернуть или нет. Потом он увидел ее. Окно в машине опущено, дождь заливал внутрь. Келли казался удивленным, обрадованным, потрясенным и немного сконфуженным. Вся гамма эмоций разом отразилась на лице. - Хатч? Что ты здесь делаешь? Она улыбнулась и обрадовалась, что приехала. - Тебя подвезти? Дверца машины открылась, но он стоял и смотрел. - Я не знал, что ты в