образных людей, или человекообразных пауков -- как хотите, -- этот город не мог быть делом рук людей вообще. Это было создание непостижимого интеллекта, применившего, возможно, ядерное излучение. И этот интеллект -- наполовину безумный, если уж он задумал такой город -- наверное, давно перестал существовать; или паукообразные люди были его слугами? Я почему-то думал, что могущественный интеллект был мертв и люди-пауки были сами по себе, поскольку в коридорах и комнатах лежали слои пыли и висела паутина, а они могли скопиться только за очень долгий срок -- за столетия. Я недоумевал, как вообще могли появиться паукообразные люди. Может, они были как-то связаны с огромными пауками, которых я видел снаружи. Если они были "родственниками", какой ненормальный союз в далеком прошлом мог дать такое потомство? Они спешили вперед, быстро перебирая своими мохнатыми ножками. Пока они несли меня, я старался ко думать о том, что может случиться. Я был уверен, они готовили какие-то мучения, может, собирались съесть во время чудовищного ритуала. Я был всего лишь мушкой, попавшей в их паутину. Моя догадка была даже ближе к истине, чем я поначалу предполагал. Наконец мы вошли в зал, гораздо больший по размерам, чем все остальные. Он был освещен лишь тусклым свечением от каменных стен. Действие яда постепенно ослабевало, и я попробовал пошевелить руками и ногами, хотя липкая паутина, которая и впрямь образовывалась внутри паукообразных людей, очень сковывала мои движения. И тут я кое-что увидел! Под потолком зала от одной стены до другой была натянута паутина. Она чуть сверкала в тусклом свете, исходящем от камня стен, и я с трудом различил на ней фигуру. Мне показалось, я узнал Гула Хаджи. К самим тварям паутина не липла. Несколько пауков стали поднимать меня вверх, чтобы присоединить к первой жертве, и теперь я точно знал, что это был Гул Хаджи. Там, наверху, рядом с другом, они и оставили меня, зашелестев прочь на своих мохнатых ножках. С тех самых пор, как я впервые увидел их, они не произнесли ни слова. Мускулы лица еще были стянуты из-за яда, но мне удалось сказать несколько слов. Меня положили на паутину в стороне от Гула Хаджи, под ним, и я видел только его левую ногу, и то не выше колена. -- Гул Хаджи, ты.. можешь говорить? -- Да. Ты имеешь хоть какое-нибудь представление о том, что они собираются с нами сделать? -- Нет. -- Прости, что втянул тебя во все это, Майкл Кейн. -- В этом нет твоей вины. -- Если бы я вел себя осторожнее -- как и следовало, -- мы бы уже давно были далеко отсюда. Самолет в порядке? -- Да, насколько я знаю. Я начал исследование паутины. Та сеть, в которую я был завернут, становилась все более хрупкой и начала ломаться, поэтому вскоре мне удалось освободить руку. Но тут же я снова попался: она прилипла к нитям паутины, на которой мы с моим другом лежали. -- Я уже все это пробовал, -- сказал сверху Гул Хаджи. -- Не знаю, можно ли вообще отсюда выбраться. Приходилось признать, что он, скорее всего, был прав, но я не переставал ломать себе голову. У меня возникло ощущение, что, если мы срочно не найдем выход, нас ждет что-то ужасное. Я стал пробовать освободить вторую руку. И тут мы услышали звук -- громкий шуршащий звук, как будто на нас надвигался многократный увеличенный человекообразный паук. Взглянув вниз, мы вдруг увидели два огромных глаза -- фунта четыре в диаметре. Это были глаза паука. Сердце замерло в моей груди. Раздался голос -- мягкий, ироничный, шелестящий голос, который мог принадлежать только тому, чьи глаза сейчас, не мигая, смотрели на нас. -- Шшто-ш, лакомый куссочек, сславно я по-ппирую. -- Ты кто? -- я постарался, чтобы голос мой звучал резко, но куда там! -- Я -- Мишасса, Великий Мишасса, посследний из рода шшассаженов. -- А те... существа, они твои слуги? Раздался звук, который можно было принять за какое-то нечеловеческое кряхтение. -- Мое потомство. Появившшеесся на совет благодаря эксперименту в лабораториях шшассаженов. Кульминация... Но вы, наверное, хотите знать, шшто васс ждет. Я вздрогнул. Кажется, я уже догадался. -- Эй ты, маленький, ты будешь мне ужином, и ужже сскоро. Теперь я видел это существо более отчетливо. Это был гигантский паук -- очевидно, один из многих, вызванных к жизни атомным излучением, которое поразило природу этих мест много тысяч лет назад. Мишасса стал медленно взбираться по паутине вверх, и она стала прогибаться под его тяжестью. Все это время я не прекращал попыток вытащить руку из сети, и мне это наконец удалось. Рука стала свободной и не прилипала больше к паутине. Я вспомнил про маленький ножик, спрятанный в моих доспехах, и решил попробовать достать его, если смогу. Дюйм за дюймом я придвигал руку к ножику. Дюйм за дюймом... Наконец пальцы мои оказались на рукоятке, и я вытащил нож из ножен. Гигантский паук подползал все ближе. Я начал обрезать паутину в том месте, где к ней прилипла другая рука. Я трудился изо всех сил, но паутина поддавалась медленно. Наконец рука была свободна, и я потянулся к мечу. Выхватив клинок, я сразу же ударил по паутине, лишавшей Гула Хаджи возможности двигаться, и, освободив его, повернулся, чтобы встретить паука. Он прошелестел: -- Нет, не ссбежишшь. Даже ессли бы ты был ссовершшенно ссвободен, от меня не ссбежжишшь. Я ссильнее тебя, я проворнее тебя... Он говорил правду, но меня это не могло остановить. Вскоре его ужасные ноги уже были в нескольких дюймах от меня, и я приготовился защищаться из последних сил. И тут я услышал крик Гула Хаджи и увидел, как он пролетел мимо меня и оказался на спине чудовища. Мой друг вцепился в его шерсть и крикнул, чтобы я попытался сделать то же самое. Я плохо понимал, что он задумал, но прыгнул, полностью освободившись наконец от паутины, и приземлился рядом с Гулом Хаджи на спину нашего врага. Одной рукой сжимая меч, я запустил другую в его странный мех. -- Дай мне меч, -- попросил Гул Хаджи. -- Я сильнее. Я отдал ему меч и снова вытащил свой нож. Когда мы стали колоть его и бить по спине, паук зашипел от ярости, слов было не разобрать. Похоже, Ан привык к смиренным, или, по крайней мере, смирным подношениям в виде его слуг, но мы были воинами Вашу и собирались дорого отдать свою жизнь, прежде чем стать "лакомым кусочком" для этого болтливого паука. Он свистел, шипел и бранился В ярости он кинулся с паутины на пол, но мы держались крепко, при этом продолжая наносить ему удары в надежде найти тот единственный -- смертельный -- удар, который нас спасет. Он попытался перевернуться на спину, чтобы раздавить нас тяжестью своего тела, но, возможно, его удержал инстинкт, свойственный многим насекомым: оказавшись на спине, они уже не могут снова встать на ноги. Как бы то ни было, только в самый последний момент он сохранил равновесие и стал метаться по всему залу. Из десятка ран на его теле текла липкая черная кровь, но ни одна из этих ран не ослабила, казалось, его прыти. Вдруг он понесся по прямой, издавая ноющий жалобный крик. Мы продолжали крепко держаться за его шерсть, а скорость все росла, и мы стали изумленно переглядываться. Он мчался, как машина, -- 60 миль в час или даже больше -- по тоннелям, унося нас все глубже и глубже в свой каменный город... Издаваемый им звук стал громче. Зверь впал в неистовство. Отчего это произошло, мы не знаем: или вдруг им овладело сумасшествие, которое досталось ему по наследству от ненормальных предков и которое он больше не мог скрывать, или он обезумел от боли, причиняемой ему ранами. И вдруг я заметил над нами какое-то движение. Группа -- стая? -- человекообразных пауков -- тех же самых, что доставили нас в зал с паутиной, или других -- была явно охвачена паникой, когда увидела, что происходило. И тут огромный умный паук замедлил свой сумасшедший бег и стал нападать на них, отрывая им головы, перекусывая их пополам, давя их между своими гигантскими челюстями. Какое же это было отвратительное зрелище! Мы продолжали держаться за шерсть метавшегося в исступлении зверя. Время от времени из его пасти вылетали членораздельные звуки, но что означали эти слова, мы не знали. Вскоре позади гигантского паука осталась лишь гора обезображенных трупов: ни один из паукообразных людей не избежал страшной участи. Моя рука болела. В любую секунду пальцы могли разжаться и выпустить шерсть паука, и я мог свалиться к нему под ноги и стать его жертвой. Судя по мрачному выражению лица Гула Хаджи, он тоже уже не выдерживал напряжения этих гонок. И тут совершенно неожиданно для нас паук остановился и стал медленно оседать. Паук опустился на землю посреди того, что некогда было его свитой. Он уничтожил своих слуг, кажется, в предсмертной агонии, ибо он выкрикнул лишь: "Их больше нет!" -- и умер. Мы убедились, что сердце его перестало биться, и буквально упали вниз с его спины. Прежде чем уйти, мы остановились посмотреть на него. -- Я рад, что умер он, а не мы, -- сказал я. -- Но должно быть, он понимал, что был последним представителем своего аномального вида. О чем думало это безумное, обозленное существо? Я ему в какой-то степени сочувствовал. Можно даже сказать, что он умер достойной смертью. -- Ты, наверное, заметил что-то, что ускользнуло от моего внимания, -- возразил Гул Хаджи. -- Я видел только врага, который нас чуть не уничтожил. Но вместо этого мы убили его, и это великолепно. Прагматизм моего друга вернул меня к действительности: я перестал заниматься неуместными в данных обстоятельствах размышлениями о судьбе нашего недавнего грозного противника и о мире, который он здесь, в скале, устроил, и начал раздумывать, как из этого мира выбраться. Я также подумал, все ли человекообразные пауки были убиты их агонизирующим повелителем. Мы пробрались между трупами и по тоннелю вышли в огромный зал. Мы обнаружили там еще один тоннель и пошли по нему просто потому, что рано или поздно надеялись попасть в комнату, где будет дверь, ведущая наружу, или, по крайней мере, окно, а они должны были быть, мы видели их снаружи. Тоннели таили в себе некоторые неудобства для Гула Хаджи. Ибо только некоторые из них были достаточно большими для синего великана или, скажем, для гигантского паука Мишассы. Из этого мы заключили, что даже среди себе подобных это существо было чем-то особенным. И снова во мне шевельнулось что-то вроде сочувствия к этому бесформенному созданию, которое обладало таким недюжинным интеллектом и так плохо было приспособлено для мира. Несмотря на то, что этот паук угрожал моей жизни, я не мог больше его ненавидеть. И вот когда я все еще был настроен философски, мы дошли до комнаты, которая представляла собой огромный чан с жидкостью. Но сначала появился запах. Вдыхая его, мы почувствовали, как наши мускулы словно немеют, становятся менее гибкими. Войдя в комнату, мы увидели, что вдоль стен были расположены доски, по которым только и можно было пройти, так как пол, расположенный ниже, был залит зловонной пузырящейся жидкостью. Мы остановились и посмотрели вниз на эту жидкость. -- Я, кажется, знаю, что это такое, -- сказал я Гулу Хаджи. -- Яд? -- Точно. Тот самый, которым они нас парализовали. -- Я нахмурился. -- И кажется, нам он тоже мог бы пригодиться. -- Каким образом? -- спросил мой друг. -- Еще не знаю. Но мне кажется, что рано или поздно ему найдется применение. Не помешает взять немного. -- И я показал на дальнюю стену. Там на полке стояли глиняные кувшины и целый ряд шестов с иглами на конце. Мы осторожно подошли по доскам к полке. Мы старались сдержать дыхание, чтобы ядовитые пары не смогли парализовать наши мускулы и, лишенные контроля над ними, мы не упали бы вниз, где или утонули бы в отвратительной жидкости, или умерли от чрезмерной дозы яда. Наконец мы добрались до полки. Наши мускулы становились тверже с каждым шагом. Я взял два кувшина прекрасной , работы, хотя и несколько странных на вид, и передал их Гулу Хадже, который наполнил их ядовитой жидкостью. Плотно закупорив кувшины, мы повесили их на пояс. Потом взяли несколько шестов с иглами и поспешили убраться из комнаты через ближайший выход. Тоннель пошел вверх, и у нас появилась надежда. Впереди, кажется, стало светлее, хотя источник этого света еще не был виден. Повернув налево, мы оказались в небольшом коридоре и увидели, что из расположенного в конце этого коридора окошка, сделанного в форме неправильного четырехугольника, идет дневной свет. Но тут свет заслонили огромные пауки, которых я уже раньше видел. Через окошко они забирались внутрь. Их было очень много. Я вытащил меч, который мне вернул Гул Хаджи, а сам он приготовился действовать шестом. Когда пауки увидели нас, они на мгновение замерли, собираясь напасть, но потом прошелестели мимо и исчезли в тоннеле, ведущем в город. То, что я сначала принял за нападение, таковым вовсе не являлось. Просто ночные обитатели джунглей на день возвращались в свое логово, чтобы в темноте дождаться наступления следующей ночи. Мы вылезли через окно наружу и постояли немного на "крыше" города в скалах и каньонах из тускло сверкающей в темноте лавы. Скорее всего лава просто застыла в таком виде. Вряд ли это сооружение было в прямом смысле слова построено, как строят города. Осторожно, чтобы не поскользнуться на гладкой поверхности, мы спустились вниз. Мы вдруг поняли, то не имеем ни малейшего представления о том, в Какой стороне мог быть наш воздушный корабль. Мы бы бродили по джунглям много часов или даже дней, если бы не увидели вдруг плотную фигуру Джила Диэры. Мы закричали и замахали руками. Он резко обернулся и положил руку на эфес, но его настороженность прошла, когда он увидел нас. -- Где Вас Оола? -- спросил я, когда мы поприветствовали друг друга. -- Все еще у самолета, сторожит его, -- ответил воин. -- По крайней мере, -- он оглянулся вокруг с явным отвращением, -- надеюсь, что он там. -- А почему ты здесь? -- спросил Гул Хаджи. -- Когда к ночи вы оба не вернулись, я забеспокоился. Я подумал, что вас схватили, поскольку не слышал ничего, что указывало бы на то, что по джунглям бродит огромный дикий зверь. На рассвете я пустился в путь по вашим следам и вышел на это место. Видели, кто здесь живет? Огромные пауки! -- А труп еще одного жителя этих мест, гораздо более крупного, ты найдешь где-нибудь там, под землей, -- лаконично заметил Гул Хаджи. -- Надеюсь, ты оставил какие-нибудь знаки, чтобы найти путь назад, -- сказал я Джилу Диэре, в душе ругая себя за то, что сам об этом не подумал. -- Оставил, -- и Джил Диэра показал на джунгли. -- Нам сюда, идите за мной. С тех пор, как мы ускользнули из башни якшей, неудачи преследовали нас, и мы очень беспокоились: как бы с нашим воздушным кораблем что-нибудь не случилось. Если его разрушили, нам придется плохо: мы окажемся одни в незнакомом месте, из которого не сможем выбраться. Но корабль был цел, как и Вас Оола, который приветствовал нас с видимым облегчением. Поднявшись в кабину, мы отвязали веревки, удерживавшие нас на земле, и стали медленно подниматься вверх. Когда мы оказались на подходящей высоте над джунглями, простиравшимися во все стороны, насколько мог видеть глаз, я завел мотор. Мы уточнили наш курс и вскоре уже направлялись -- как мы горячо надеялись -- в Мендишарию, чтобы узнать, могли ли мы как-нибудь спасти от поражения так неудачно начавшуюся революцию. Глава 9 Приговоренные к смерти К счастью, мы без приключений пересекли океан Я приземлились наконец у границ Мендишарии. Спрятав самолет в горах, мы отправились узнать О том, что происходит в стране. Поначалу на пути встретились только две деревни, разрушенные до основания. Потом нам повезло, и мы увидели старуху, чудом избежавшую смерти. Она рассказала, что людей арестовывали целыми семьями, много деревень сожгли дотла, несколько сотен или тысяч людей убили. Она рассказала нам, что казнь захваченных вождей революции собирались обставить как торжественный ритуал, руководить которым должен был этот выскочка "брадхинак" Джевар Бару. Старуха не знала, когда все это должно было случиться, но утверждала, что вожди революции были еще живы. Мы решили, что нам нужно попасть в Мендишарлинг, чтобы самим увидеть, как обстояли дела, каково было настроение людей, и чтобы, если будет возможно, спасти приговоренных. В одной из разрушенных деревень мы нашли одежду, и Гул Хаджи оделся как странствующий торговец, а я должен был изображать сверток -- его ношу. Я бы неизбежно привлек к себе внимание, если бы попробовал изображать из себя кого-то, пришлось стать вещью -- товаром торговца. Именно так, на спине Гула Хаджи, я впервые оказался в столице Мендишарии. Невеселое это было место. Выглядывая в дырочку, которую я проделал в мешке, я увидел, что, если не считать разряженных нахальных приозов, не было ни одной распрямленной спины, ни одного лица, не искаженного горем, ни одного ребенка, который выглядел бы сытым и беззаботным. Мы прошли по рынку, но ничего хорошего там не продавалось. В городе царили отчаяние и запустение, которые казались еще более безысходными рядом с роскошью Немногих избранных -- приозов. По книгам я знал, что такое может быть, но никогда сам не видел, чтобы тиран был настолько не уверен в своей безопасности, что не осмеливался ни на секунду разжать железные тиски, в которых он держал своих подданных. Какой бы оборот ни приняли события сейчас, размышлял я, свернувшись в мешке на спине у своего друга, который мало заботился о моем удобстве, рано или поздно тиран падет, ибо людей нельзя унижать до бесконечности. Рано или поздно тиран или его подручные ослабят хватку, и его подданные этим воспользуются. В маленькой таверне недалеко от центральной площади Гул Хаджи нашел комнату и сразу же прошел туда. Когда он опустил меня на жесткую кровать и уселся рядом, вытирая пот со лба, я вылез из мешка и попытался улыбнуться. -- У меня такое чувство, будто каждая моя косточка вывихнута, -- сказал я. -- Ну прости, -- улыбнулся Гул Хаджи. -- Но как странно и подозрительно бы я выглядел, если бы стал трястись над своей поклажей, как будто в ней что-то драгоценное, а не пара свертков материи и несколько шкур, как я сказал страже. -- Наверное, ты прав, -- согласился я, пытаясь размять руки и ноги, чтобы восстановить нормальное кровообращение. -- Что теперь? -- Подожди, пока я пройду по городу и узнаю обстановку в стране, а также о настроении людей. Если они готовы выступить против Джевара Бару, -- а это вполне вероятно, нужен только толчок, -- тогда мы все обдумаем и найдем способ положить конец правлению этого самозванца. Он сразу же отправился в путь, оставив меня одного без всякого дела. Я пришел с ним сюда по нескольким причинам. Во-первых, я был его другом и союзником и не мог и не хотел оставлять его одного. А во-вторых, если его схватят, я надеялся вернуться к нашим друзьям и передать все новости, чтобы вместе с ними прилететь на самолете на помощь Гулу Хаджи. Я был один довольно долго, и к вечеру на улице произошло какое-то волнение. Я осторожно подошел к окну и выглянул наружу. Гул Хаджи стоял внизу и горячо спорил с парой приозов весьма наглого вида. -- Я лишь бедный торговец, -- повторял он. -- Не больше и не меньше. Бедный торговец, господа! -- Ты очень подходишь под описание Гула Хаджи, претендента на престол. Он бежал -- струсил, наверное, -- из деревни, где мы его хотели схватить несколько недель назад, и предоставил своим сторонникам возможность сражаться за него. Мы ищем этого слабака, потому что ему удалось убедить несколько глупцов в том, что он будет лучшим правителем Мендишарии, чем достойный брадхи Джевар Бару. -- Судя по вашему рассказу, он полное ничтожество, -- сказал Гул Хаджи, выражая почтение и согласие с официальной политикой. -- Настоящий мерзавец! Надеюсь, благородные господа, вы его поймаете. А я должен вернуться... -- А мы-то как раз думаем, что ты и есть этот hwokkak Гул Хаджи, -- сказал один стражник, загораживая моему другу путь. Он назвал брадхинака самым обидным словом, которое только есть в марсианском словаре. Буквально hwokkak -- пресмыкающееся, обладающее особенно отвратительными привычками, но переносное значение этого слова -- еще более мерзкое, и оно не поддается никакому описанию. Хотя Гул Хаджи делал над собой героические усилия, возможно, он чем-то выдал себя, услышав это слово. Хотя, кажется, в любом случае не было никакого шанса, что стражники позволят ему вернуться в таверну. -- Ты пойдешь с нами для дознания, -- сказал второй стражник, -- и если ты и правда не Гул Хаджи, тебя, возможно, отпустят, хотя наш брадхи не очень-то жалует всякий сброд вроде странствующих торговцев. Ничего другого не оставалось, приходилось действовать. В мешке с ворохом тряпья лежал меч -- всю Дорогу до таверны я боялся, что он вонзится мне в Живот или в ногу. Я подошел к кровати, вытащил меч и снова вернулся к окну. Пора было помочь своему другу, ибо, если весь город растревожится и решит его задержать, у нас не будет шанса живыми покинуть Мендишарлинг. На мгновение я задержался на подоконнике, чтобы сохранить равновесие, и оттуда с криком спрыгнул на ближайшего ко мне стражника. Гигантский воин остолбенел, когда увидел, как какой-то коротышка, вроде меня, прыгает на него с обнаженным мечом. Я приземлился очень близко от него и сразу же напал. Понимая, что в данной ситуации мое решение было единственно верным и сохранять тайну дольше было невозможно, Гул Хаджи тоже вытащил меч и напал на второго стражника. Вскоре улица опустела, как по мановению волшебной палочки. Остались только двое приозов и мы: остались, чтобы биться насмерть. Я надеялся, что среди убежавших с места сражения людей не было доносчиков, которые привели бы приозам подкрепление. Если нам удастся справиться с этими двумя, мы еще можем попытаться скрыться из города. Мой противник все еще был ошарашен. Кажется, он так и не пришел в себя, потому что через несколько минут я пронзил его мечом, и он упал на булыжник мостовой. Гул Хаджи расправился со своим противником также довольно быстро. Мы обернулись на топот множества ног и увидели целый отряд приозов, надвигающихся на нас. Впереди них на огромной серой дахаре ехал высокий, крепко сложенный мендишар в золотых доспехах. -- Джевар Бару! -- как проклятье, прозвучал голос Гула Хаджи. Очевидно, этих воинов никто не звал, они просто услышали шум нашего сражения. Гул Хаджи приготовился защищаться, но я схватил его за руку. -- Не будь идиотом. Через секунду же тебя схватят. Уйдем, чтобы вернуться через короткое время и отплатить тирану за несправедливость. Гул Хаджи неохотно вошел за мной в таверну, и мы забаррикадировали дверь. Почти сразу же раздался дикий грохот: это в таверну ломились приозы. Мы побежали на самый верх -- на третий этаж и оттуда через люк -- на крышу. Дома в этой части города были расположены вплотную друг к другу, и прыгать с крыши на крышу было делом простым. Позади нас появились стражники, но без Джевара Бару, который, несомненно, предпочел остаться в безопасности внизу. Приозы влезли на крышу и, преследуя нас, кричали, чтобы мы остановились. Думаю, они еще не узнали Гула Хаджи, хотя к этому времени у приозов уже должна была быть информация о том, что в бою вместе с ним часто сражается человек вроде меня. Узнай приозы, кто был их противником, они бы из кожи вон лезли, чтобы поймать его. Дома становились все ниже, и вот мы уже бежали по крыше одноэтажного дома. У городской стены мы снова спустились на землю. Люди смотрели на нас с изумлением. Мы вовремя заметили, как из какого-то кабачка выходят два подвыпивших приоза и, с некоторой неуверенностью передвигая ноги, направляются к своим дахарам. Мы оказались у дахар первыми и, вскочив на них верхом, ускакали из-под самого носа противников. Мы уже направились к городским воротам, а приозы все еще стояли в полном недоумении, не двигаясь с места. У ворот нам встретились четыре приоза, у которых с реакцией дело обстояло лучше. Увидев нас на дахарах, которые, как было очевидно, мы украли, они попытались загородить нам путь. Наши мечи взлетели вверх и опустились, и двое приозов остались лежать на земле. Еще взмах -- и оставшиеся двое были ранены. А мы продолжали скакать что было сил прочь из Мендишарлинга. За нами послали погоню. Мы мчались галопом по тропинке, потом резко повернули налево в горы. В горах наши дахары стали спотыкаться, а враги Продолжали преследовать нас. Если бы не ночь, думаю, нам бы пришлось вступить с противниками в сражение, выиграть которое, учитывая их огромное преимущество, у нас не могло быть ни малейшей надежды. Но ночь наступила, и прежде чем взошли марсианские "луны", нам удалось ускользнуть от погони. Мы нашли какую-то пещеру, и там, чувствуя себя в относительной безопасности, Гул Хаджи рассказал мне обо всем, что узнал в городе. Люди уже почти открыто роптали, но были слишком напуганы, чтобы сделать что-то против тирана, и слишком плохо организованы, чтобы, если они все же выступят, их усилия оказались ненапрасными. Гул Хаджи сказал, что, как ему кажется, вести о разоренных и разрушенных до основания деревнях и о сотнях и тысячах невинных жертв дошли до горожан, хотя приозы делали все возможное, чтобы развеять подобные подозрения и слухи. Почти двести пленных всех возрастов и обоих полов томились в темницах Джевара Бару. Их готовили к ужасному жертвоприношению на центральной площади. Им всем был вынесен смертный приговор за помощь Гулу Хаджи и его сторонникам. Но некоторые из пленных даже не знали, что Гул Хаджи приходил в Мендишарию; и, конечно, дети не могли иметь ко всему этому ни малейшего отношения. Джевар Бару собирался проучить мендишаров, и это должен был быть жестокий урок. После такой казни, как та, что он задумал, можно было еще два-три года продолжать удерживать народ в повиновении, но не больше. -- Дело не в этом, -- сказал я Гулу Хаджи. -- Вопрос в том, как спасти этих несчастных -- сейчас. -- Конечно, -- согласился он. -- Знаешь, как зовут главного пленника Джевара Бару -- того, кто занимает особое место в планах "брадхи"? -- Как? -- Морахи Ваджа. Его схватили в бою. У приозов был специальный приказ -- взять его живым! -- А на какой день назначено это жертвоприношение? -- спросил я. Гул Хаджи сжал голову руками: -- Их убьют завтра в полдень, -- простонал он. -- О, Майкл Кейн, что мы можем сделать? Как предотвратить казнь? -- Мы можем сделать только одно, -- сказал я мрачно. -- Нужно использовать все и всех, что у нас есть. Мы вчетвером -- ты, я, Джил Диэра, Вас Оола -- должны напасть на Мендишарлинг. -- Как могут четыре человека напасть на огромный город? -- спросил он недоверчиво. -- Я все тебе расскажу, -- ответил я ему, -- но, честное слово, шансов мало. -- Поделись со мной своим планом, -- сказал мой друг. Глава 10 Отчаянный план Я стоял за пультом управления воздушного корабля и через иллюминаторы всматривался в простиравшиеся перед нами земли. Три великана за моей спиной стояли молча. Им нечего было сказать. Наш план -- достаточно простой по замыслу -- обсудили во всех деталях. Близился полдень, и мы спешили. План в основном и зависел от того, насколько правильно мы сможем рассчитать время. Если он провалится, поражение будет зрелищем, происходящим на глазах у всех людей, и, может, тем самым оно поднимет их на сопротивление приозам. Впереди показались башни Мендишарлинга. Город украсили, словно для праздника. На башнях и флагштоках развевались знамена -- по случаю праздничных торжеств, мог бы подумать чужестранец. Но мы-то знали, в чем было дело... На городской площади стояли две сотни столбов. К ним были привязаны двести пленников -- муж-пго, женщин, детей. Рядом с ними стояли двести приозов -- разряженных, держащих наготове жертвенные ножи. В центре площади, на платформе, окруженной этими столбами, стоял сам Джевар Бару, облаченный в золотые доспехи и тоже держащий золотой нож. На помосте возвели столб, к которому был привязан Морахи Ваджа. Его лицо было сосредоточенно, глаза смотрели вперед и не видели, вероятно, ничего, кроме атрибутов предстоящего жертвоприношения, которые напоминали ему об ожидавшей его участи. Площадь окружали толпы людей, согнанных сюда по специальному указу самозванного брадхи. Здесь было, кажется, все население Мендишарлинга. Джевар Бару стоял, воздев руки к солнцу, с жестокой улыбкой на тонких губах. Он был возбужден. С нетерпением, которое было неуместно и потому отвратительно, он ждал, когда солнце достигнет зенита. На площади царила бы гробовая тишина, если бы не возбужденные вскрикивания и разговоры детей в толпе и у столбов -- детей, которые не знали, что должно было случиться. Родители шикали на них, но ничего не объясняли. И как можно было такое объяснить? Не отрывая взгляда от солнца, Джевар Бару заговорил: -- О мендишары! Есть среди вас те, кто предпочел повиноваться Великой Силе Мрака, те, кто ослушался приказов Великой Силы Света, чьим материальным выражением является Дающее Жизнь Солнце. Движимые эгоизмом, злобой и тщеславием, они призвали на помощь убийцу и труса Гула Хаджи, чтобы тот возглавил их бунт против избранного вами брадхи. И он пришел, призываемый ими бандит и мерзавец, из самых дальних, забытых судьбой бесплодных земель, из ночи, чтобы сразиться с приозами, детьми неба, сыновьями Силы Света. Но от Великой Силы Света Джевар Бару получил предупреждение, и Джевар Бару отправился воевать с Гулом Хаджи, который позорно бежал и который никогда больше не осмелится при свете Дающего Жизнь Солнца появиться здесь, ибо он предпочитает прятаться в ночи. Итак, трус бежал, и Великий Свет восторжествовал. Сюда привели мы сегодня сторонников самозванного брадхинака. Они будут принесены в жертву Великому Свету. Это не месть. Это дар Тому, Кто Следит Сверху -- Великому Свету, -- чтобы мендишары очистились и кровь этих предателей смыла бы наши прегрешения. В ответ на это неслыханное лицемерие он не услышал восторженных криков. Джевар Бару повернулся к Морахи Вадже, подняв над его грудью золотой нож и готовясь совершить кровавый ритуал -- вырезать сердце из груди воина. Все люди замерли в напряжении. Действия Дже-вара Бару должны были стать сигналом для его двухсот подручных вырвать сердца двухсот ни в чем не повинных людей. Через несколько минут солнце окажется в зените. Джевар Бару начал произносить заклинание. Он уже плохо понимал, что происходит вокруг, поскольку собственными речами и молитвами привел себя в состояние полного экстаза. Тут-то над площадью и появился наш воздушный шар. Он остался незамеченным, так как все глаза были прикованы к Джевару Бару или закрыты, что было нарушением его указа о том, что все должны были видеть происходящий ритуал. На это мы и рассчитывали, поэтому так четко планировали время появления нашего воздушного корабля, хотя в нашем распоряжении оказывалось всего несколько минут на то, чтобы попытаться спасти жертвы. Мы остановили двигатели и зависли над площадью, спускаясь все ниже и ниже. Тень воздушного шара упала на помост Джевара Бару как раз в тот момент, когда он собирался вонзить нож в грудь Морахи Ваджи. Джевар Бару вздрогнул и поднял голову, за ним -- все остальные. Глаза Джевара Бару округлились от удивления. И тогда из кабины я метнул в самозванного брадхи то, что я держал в руке -- пику. Острие пики, как я и рассчитывал, вошло в его горло. Этого было достаточно. Джевар Бару, словно обратившись в камень по велению какого-то божества, застыл в той позе, в которой он был, когда впервые взглянул на нас. Мы использовали предрассудки против предрассудков: все устроили так, чтобы появление корабля над площадью выглядело как пришествие разгневанного божества. Накануне полета я смастерил что-то типа простейшего мегафона, и когда я заговорил, мой голос был искажен и усилен, причем больше из-за того, что он эхом отзывался от стен близлежащих домов. -- Жители Мендишарлинга! Ваш тиран повержен. Расправьтесь с его подручными! Люди на площади стали роптать: они были одновременно ошеломлены и разъярены, но ярость их была направлена не на нас. Мы сделали точный психологический ход. Мы рассчитывали, что когда нанесем Джевару Бару удар, приозы потеряют присутствие духа и не будут знать, что делать, а народ, наоборот, воодушевится. Толпа стала потихоньку сжимать кольцо вокруг площади и надвигаться на приозов, которые уже в панике оглядывались и вытаскивали мечи. Я опустил воздушный корабль поближе к помосту, чтобы Гул Хаджи мог спрыгнуть вниз. -- Гул Хаджи! -- воскликнул Морахи Ваджа, все еще привязанный к столбу. -- Гул Хаджи! -- воскликнули приозы, узнавшие изгнанника. -- Гул Хаджи! -- воскликнул народ на площади, услышав, как приозы с ужасом повторяют это имя. -- Да, это я, Гул Хаджи, -- закричал мой друг, поднимая меч. -- Джевар Бару утверждает, что я трус, покинувший свой народ. Что же, посмотрите, я вступаю в город почти безоружным, чтобы спасти друзей и призвать вас сбросить его с престола. Долой приозов, которые так долго вами командовали. Не упустите шанс отплатить им. На мгновение наступила мертвая тишина, затем по площади прокатился гул, который начал нарастать, пока не перешел в рев. Все население Мендишарлинга стало наступать на застывших в ужасе приозов. Многие из мендишаров умерли, прежде чем остальным удалось сломить сопротивление приозов, и ни один из тех, кто готовился совершить жертвоприношение, не ушел с площади живым. Почти все приозы были буквально разорваны на куски, целых трупов было мало. Что ж, весьма подходящая, хотя я слишком кровавая смерть. Сам я в сражении не участвовал, просто не успел. Наш план был рассчитан на то, чтобы верно учесть настроение людей, на то, какое огромное воздействие окажет на них наше появление, а также на то, что яд, которым было смазано острие пики, парализует Джевара Бару. Так нам пригодилась жидкость, которую мы с Гулом Хаджи захватили из города пауков. Если бы план провалился, нас бы уничтожили так же быстро, как были уничтожены враги. От напряжения последнего часа и от облегчения меня трясло, когда я спустился по веревке из кабины воздушного шара и встал рядом с Гулом Хаджи. Мы отвязали Морахи Ваджа от столба. А внизу на площади мендишары развязывали веревки, которые все еще удерживали у столбов двести несчастных жертв. Народ с новым чувством облегчения стал приветствовать Гула Хаджи, и эти крики раздавались долго. Тем временем Джил Диэра и Вас Оола спрыгнули с корабля и привязали его к столбу, стоящему на помосте. Я выступил вперед и закричал мендишарам: -- Приветствуйте брадхи Гула Хаджи! Вы принимаете его? -- Принимаем! -- отозвалась толпа. Гул Хаджи поднял руки, тронутый таким приемом. -- Спасибо. Я освободил вас от власти тирана, помог одолеть его вместе с подручными, но истинным вашим спасителем является Майкл Кейн. А сейчас нужно разыскать оставшихся приозов и схватить их. Они поплатятся за все, что творили здесь в последние годы. Идите, возьмите оружие наших врагов и разыщите тех приозов, которые еще живы. Мужчины подбирали оружие приозов и пускались в погоню за врагами по улочкам Мендишарлинга. Вскоре со всех сторон послышались звуки отчаянных схваток. Когда действие яда начало ослабевать, мы крепко связали Джевара Бару. Он что-то бормотал, на губах появилась пена. Он обезумел. Наверное, какое-то время он уже был не в себе, но неожиданное поражение окончательно вывело его из равновесия. -- Что ты думаешь с ним делать? -- спросил я Гула Хаджи. -- Убью, -- просто ответил мой друг. Наступила развязка. Напряжение было позади. Мы быстро достигли цели. Снова мной овладело ощущение бесцельности происходящего. Мы заняли дворец, в котором располагался Джевар Бару. До него здесь поколение за поколением жили предки Гула Хаджи, пока выскочка Джевар Бару не повел народ за собой к вырождению и гибели. Морахи Ваджа возглавил отряд, отправившийся на поиски скрывшихся врагов. Он ушел, но вскоре вернулся, чтобы сообщить, что многие приозы еще не вернулись в столицу из карательных рейдов по деревням, остальные бежали. Чтобы их найти, понадобится время, и, возможно, некоторым удастся избежать наказания. Когда я это услышал, у меня появилась идея. Хотя приозы, сбежавшие из Мендишарлинга, не могли представлять собой никакой реальной угрозы для Гула Хаджи, нельзя было оставлять их безнаказанными. Они совершили много кровавых преступлений, и часто их жертвами становились люди невинные. Я решил, что смогу помочь мендишарам. -- Я буду вашим разведчиком, -- сказал я. -- С помощью самолета я смогу двигаться значительно быстрее приозов и следить, куда они перемещаются и где разбивают лагеря. Потом я вернусь и расскажу, где искать тех, кто сбежал. -- Хороший план, -- кивнул Гул Хаджи. -- Я бы сам отправился с тобой, но здесь слишком много дел. Передохни и утром трогайся в путь. Действительно, мне нужно было отдохнуть. Я уснул сразу же, едва добрался до предоставленной мне спальни. Наутро я сел в кабину воздушного корабля, помахал рукой Гулу Хаджи и сказал, что меня не будет, вероятно, несколько дней. Большая часть приозов направилась на лог, и я отправляюсь туда же. Заработал мотор, завертелись двигатели, и вскоре И уже покинул Мендишарлинг и Гула Хаджи. Тогда я еще не знал, что готовила мне судьба, которая почему-то вдруг заинтересовалась моей скромной персоной. Глава 11 Летающее чудовище Через два дня я был уже далеко на юге. По дороге я видел несколько отрядов приозов и отметил их местонахождение и направление, в котором они двигались. Я пересек границу Мендишарии и увидел на юге вершины черных высоких гор, которые показались мне знакомыми. Я подумал, что других приозов я уже не встречу, в перед возвращением решил исследовать горы, чтобы убедиться, что я действительно видел их раньше и знаю, что это за горы. Так я и думал. Я прежде бывал в этих горах. Там раньше была Аргзуния -- или еще только будет? Там я сражался с подданными коварной и злой Хоргул и со зверем, которым благодаря гипнозу она полностью управляла. Что-то дрогнуло в душе. Ностальгия? Я пролетел над горами. Конечно, я не мог любить это место, но оно напомнило мое первое пребывание на Вашу или, если точнее, то недолгое счастье, которое мне довелось испытать, когда я узнал, что Шизала любит меня и согласна выйти замуж. Трудно даже представить, что моей возлюбленной еще нет на свете. Я подумал, не спуститься ли вниз, но рассудил, что если аргзуны еще не разбиты, они со мной расправятся в два счета. Такая смерть абсолютно бессмысленна. Я уже разворачивал корабль, когда увидел, как из темного ущелья вылетело нечто и направилось прямо ко мне. Это было чудовище самых невероятных пропорций, и поначалу я даже принял его за летающую машину. Никакая сила, кроме созданного человеком мотора, не могла бы поднять с земли, не говоря уж о том, чтобы заставить двигаться с такой скоростью, эту огромную тушу. Но это б