не сделал шиворот-навыворот.
     -- Откуда ты знаешь?
     --  Оттуда! Погляди  на  себя и на  меня. Ик!  Что,  так  ничего  и  не
понимаешь?
     И  самой-то Тирании лишь  в эту минуту  стало по-настоящему ясно, о чем
она  говорит.  Тетка  уставилась  на  племянника,  племянник  на тетку.  Оба
переменились в лице: тетка пожелтела, племянник позеленел.
     -- Д-да в-ведь эт-то значит, -- Бредовред начал  заикаться, -- что наши
договорные обязательства мы не выполнили!
     -- Хуже, все гораздо хуже, -- запричитала Тирания. -- Мы профукали все,
что  успели сделать за год, все что могли бы представить в  свое оправдание.
Профукали на все сто процентов!
     -- Мы погибли! Спасенья нет! -- завопил Бредовред.
     -- Караул!  --  завизжала  Тирания.  --  Нет! Не  хочу!  Не  надо  меня
наказывать!.. Смотри, смотри, там наберется еще по бокалу пунша.
     Если  мы  сейчас  придумаем  что-нибудь,  ну  совсем,  совсем страшное,
что-нибудь такое ужасное, такое кошмарное... Может быть, мы спасемся!




     В  дикой  спешке они наполнили бокалы  остатками пунша. Бредовред  даже
поднял и перевернул вверх дном чашу из Холодного пламени, чтобы вылилось все
до последней капли. Потом колдун и ведьма залпом осушили бокалы.
     Оба  начали тужиться и пыжиться, но ни тот ни другой не могли придумать
ужасающе страшного пожелания.
     Не  получается, захныкал Бредовред. -- Я  не  могу придумать  проклятия
даже для тебя, тетя!
     -- И у меня ничего не выходит, малыш, -- заплакала Тирания. -- А знаешь
почему? Потому что мы теперь слишком добрые!
     Ужасно,  --  запричитал  колдун.  --  Я  хочу,  желаю... Желаю  стать в
точности таким, каким был раньше. Тогда все будет в порядке...
     -- И я! И я тоже!
     Эти пожелания не были рифмованными, однако  волшебный пунш их исполнил.
В  мгновение  ока  тетка и племянник сделались такими,  какими были  всегда:
злобными в душе и весьма непривлекательными с виду.
     Но это им уже  не помогло: ведь  катастрофа-нархисториязвандалкогорючий
кунштюк-пунш  был  выпит  до  последней   капли.  И  последняя  капля  стала
действительно  последней  для  ведьмы  и   колдуна:  оба  мертвецки   пьяные
повалились на пол.
     В тот же миг в пустой чаше из Холодного пламени раздался гулкий, мощный
звон колокола. Чаша раскололась на куски.
     А в городе зазвонили церковные колокола.




     -- Господа, -- сказал  Могилус Трупп, который, оказывается, был тут как
тут  --  сидел  в старинном  кресле  Бредовреда, --  ваше  время  истекло. Я
приступаю  к  исполнению   своих  должностных  обязанностей.  Имеете  ли  вы
что-нибудь возразить?
     В ответ послышался  лишь храп  на два голоса.  Трупп встал  и, прищурив
безвекие глаза, оглядел лабораторию.
     --  Н-да,   похоже,  они   славно  повеселились.  Но  когда  проснутся,
настроение  у  них будетдалеко  не веселое.  --  Он  поднял  с полу один  из
бокалов, с любопытством понюхал его и в ужасе отпрянул.
     -  Тьфу ты, ангел!  --  выругался инфернальный чиновник и с отвращением
отшвырнул бокал. --  Какой мерзкий  запах!  Сразу чуешь, что в напитке  была
какая-то дрянь. --Он покачал  головой и  вздохнул. -- И как  это люди  такое
пьют? Впрочем,  не удивительно, повывелись знатоки...  Поистине,  пора этому
бездарному сброду уйти с нашей дороги.

     Могилус  Трупп  открыл свой черный портфель и достал несколько почтовых
марок с изображением летучей мыши. Лизнув одну марку,  он налепил ее на  лоб
Бредовреду.  Потом  прилепил такую  же марку на  лоб Тирании. Марки при этом
зашипели.
     Затем Трупп снова  уселся в  кресло,  положил ногу на ногу и стал ждать
прихода адских  душегубов, которые должны были уволочь  тетку и племянника в
преисподнюю.   Трупп  тихонько   насвистывал   и  пребывал  в   великолепном
настроении, раздумывая о предстоящем повышении по службе.
     В  это  время  Якоб Карр и Мяуро  ди Мурро сидели  высоко на колокольне
городского собора.
     Они  еще раз забрались сюда, но на  сей раз без труда, ведь  сил  у них
теперь было предостаточно.  Они с радостью поглядывали вниз и видели за ярко
освещенными окнами  людей, которые поздравляли друг друга  с  Новым  годом и
веселились.  А  над городом взлетали в небо бесчисленные ракеты, рассыпавшие
искры  разноцветных  огней. Кот  и  ворон слушали величественный  концерт --
новогодний колокольный звон.
     Святой Сильвестр -- на сей раз он был каменным изваянием -- с блаженной
улыбкой смотрел на город с высоты соборной колокольни.
     -- Счастливого Нового года тебе, Якоб, -- взволнованно сказал Мяуро.
     -- И  тебе! --  ответил ворон. -- Желаю  успеха.  Всего  тебе хорошего,
Мяуро ди Мурро.
     Ты говоришь так, будто мы прощаемся, -- удивился кот.
     --  Да.  Так  будет  лучше, --  сурово  прокаркал Якоб.  --  Можешь мне
поверить. Когда природные условия придут в норму, кошки и птицы снова станут
врагами по природе.
     -- Жаль, ах как жаль...
     -- Э, брось! Все в порядке.
     Некоторое  время  они  молча   слушали  колокольный   звон.  Затем  кот
заговорил:
     --  Хотелось  бы мне знать, что стало  с колдуном и ведьмой. Неужели мы
никогда этого не узнаем?
     -- Подумаешь какое горе! Главное, все сошло хорошо.
     -- Хорошо?
     --  А то нет! Опасность миновала. Мы, вороны, такие вещи чувствуем. Тут
мы никогда не ошибаемся.
     Кот на минуту задумался, потом тихо сказал:
     --  В чем-то мне их  почти жаль... Тех двоих.  Ворон строго поглядел на
него.
     -- Все! Ставим на этом точку.
     Они замолчали  и  снова  стали  слушать  концерт  колоколов.  Обоим  не
хотелось расставаться.
     -- В любом случае, -- снова заговорил кот, -- для всех наступающий  год
будет наверняка очень  хорошим. Я хочу  сказать,  если везде все  получилось
так, как с нами.
     -- Наверное, так и есть, --  глубокомысленно кивнул Якоб. -- А вот кому
они всем обязаны -- этого люди никогда не узнают.
     --  Люди  не узнают,  -- согласился кот. --  И даже если кто-нибудь  им
расскажет, они скорее всего подумают, что это сказка.
     Вновь настала долгая пауза, но ни кот ни ворон не собирались прощаться.
Они  смотрели  на  искрящиеся  звезды, и  обоим казалось,  что  никогда  еще
звездное небо не было таким высоким и ясным.
     -- Видишь, -- сказал Якоб, -- вот они, вершины жизни, которых ты до сих
пор не знал.
     -- Да, -- восторженно подхватил кот, -- Вершины жизни! С этой минуты  я
буду покорять все сердца моими песнями, правда?
     Якоб искоса настороженно поглядел на красавца кота и ответил:
     -- Кошачьи сердца -- конечно. Ну а мне  бы  вернуться поскорей в уютное
гнездышко, к моей Эльвире. Уж и подивится она, увидев меня такого молодого и
в  шикарном  фраке. --  Он  аккуратно  пригладил  клювом несколько  торчащих
перышек.
     -- Эльвира? -- переспросил кот. -- Скажи честно, сколько у тебя жен?
     Ворон чуть смущенно кашлянул.
     --  Да знаешь ли, нельзя им доверять. Надо вовремя сделать себе хороший
запас, а то в конце концов один останешься.  Тому, у кого нет родного крова,
нужно везде иметь теплое гнездышко. Э, да тебе этого пока что не понять.
     Кот возмутился.
     -- Я этого никогда не пойму!
     -- Поживем -- увидим, господин лирический тенор, -- сухо ответил Якоб.
     Колокольный  звон  понемногу стихал. Кот и  ворон молчали. Наконец Якоб
подвел итог:
     --  Теперь  надо  сообщить  обо  всем Высокому Совету зверей.  А  потом
вернемся к обычной жизни. И тут наши пути разойдутся.
     -- Погоди! Успеем еще в  Высокий Совет.  Прежде я хочу спеть мою первую
песнь.
     Якоб оторопел.
     --  Так я и думал! -- каркнул он. -- Кому же ты хочешь петь? Публики-то
нет,  а я абсолютно  лишен музыкального  слуха. У меня абсолютное отсутствие
слуха, абсолютное!
     --  Я  спою для святого Сильвестра  и  во  славу  Всемогущего Небесного
Котищи.
     -- Пожалуйста, если уж тебе  так хочется, --  ворон пожал плечами. -- А
ты уверен, что там, наверху тебя услышат?
     -- Тебе этого не  понять,  друг мой, -- с достоинством  отвечал кот. --
Это вопрос моего стиля.
     Он  наскоро пригладил свою шелковистую шерстку, разгладил  внушительные
усы, приосанился  и  замяукал  свою  первую и самую прекрасную арию,  подняв
голову к звездному небу. Ворон слушал терпеливо,  хоть ничего и не понимал в
музыке.
     А так как чудесным образом у кота  вдруг появилось великолепное  знание
итальянского   языка,   то   пел   он   по-итальянски,   несравненно  мягким
неаполитанским лирическим тенором:


     Tutto е ben' quell' che finisce bene...


     Что значит:


     Все хорошо, что хорошо кончается.



     Здесь Михаэль Энде пошутил -- привел немецкую поговорку: "Ende gutalles
gut", обыграв свою фамилию.



     MICHAEL ENDE Der satanarchaolugenialkohollische Wunschpunsch
     Перевод с немецкого Г. В. Снежинской
     Иллюстрации Регины Кен
     OCR Victor Pekarin