копья, оружие восставших аборигенов. Мы зовИм их лемурами. По счастью, доблестный имперский десант успел вовремя. Мы обращаемся к обер-лейтенанту Паулю Фляйшнеру, командиру Н-ской роты, принимавшей участие в операции по наведению порядка на Зете-пять. Просим вас, господин обер-лейтенант! (В кадре - бравый детина с погонами обер-лейтенанта; на нем пятнистый комбинезон, поперИк груди висит штурмовая винтовка. На левой стороне груди обер-лейтенанта - Железный крест.) - Здравствуйте, Пауль. Что вы можете рассказать нашим зрителям об операции в этой деревне? Как развивались события?.. - Как только мы получили сигнал, что в этом районе имеют место нападения на мирных поселенцев, мы немедленно отправились на место. Ведь лемуры, они настолько коварны, что способны притворяться слабыми и беззащитными. Но это только маска. На самом же деле они беспощадные людоеды. Некоторые из несчастных поселенцев были почти что съедены заживо! - Какой ужас! Но что же было дальше? - Мы прибыли вот сюда... к деревне. Начали прочИсывать. Находили повсюду убитых, растерзанных людей... (В кадре - обезглавленный труп. Грудь, руки, бедра - всИ превращено в кровавую массу. Кажется, что видны даже кости.) - Просим прощения у наших зрителей, что вынуждены показывать это. Но такова суровая правда! И мы должны знать еИ, чтобы ещИ крепче сплотиться вокруг нашего обожаемого Императора, Его Величества кайзера, потому что только единство может помочь нам, людям, отстоять то, что нам принадлежит по праву!.. Простите меня, Пауль, я... Так что же было дальше? - Мы прочИсывали деревню. Нашли немало живых. Наши колонисты отстреливались. До последнего патрона... (Снова смена кадра. Оконный проИм, стИкла выбиты, рама выломана. Бессильно свесилось через подоконник человеческое тело. Внизу, под окном, лежит выпавшее из рук ружьИ. Камера наезжает, и зритель видит несколько стреляных гильз в траве ) - Они отстреливались до последнего патрона. И многие смогли продержаться до того, как подошли мы. Многих мы спасли... (Толпа десантников вперемешку с гражданскими. Люди страшно возбуждены, какая-то девушка рыдает, обнимая солдата, пожилая женщина, плача, гладит другого десантника по щеке, словно сына, суровый немолодой мужчина хлопает третьего по плечу. ЧетвИртый солдат держит на руках сразу двоих детей, мальчика и девочку. Дети радостно смеются.) - Но многие наши сограждане, увы, погибли. Мы не могли успеть раньше... - Но как же так? Где же был гарнизон планеты, вправе спросить наши законопослушные налогоплательщики, неужели он ничего не смог сделать?.. - Не говорите так о гарнизоне. Ребята дрались героически. Но что делать, если их на всю планету - лишь два усиленных взвода? Они спасали всех, кого только могли. И они спасли. Несколько тысяч человек. Они сражались, , как настоящие львы. Но их было слишком мало. Ведь в этом-то и заключается коварство лемуров - десятилетиями они усыпляли нашу бдительность, притворяясь чуть ли не нашими друзьями, и мы не держали больших сил на Зете-пять. - Как же протекал бой? Что вы имеете право нам рассказать, не нарушая, само собой, режима секретности ? - Лемуры напали на нас, когда мы выводили спасИнных людей к ожидающим их транспортным средствам. Засыпали стрелами, камнями, копьями... пытались опутать сетями, поймать в ловушки... мы ответили им огнИм. На уничтожение! (Крупно - дюжина лемурьих тел, в беспорядке набросанных возле какого-то дома. У иных оторваны головы, у других - руки или ноги.) - Мы стреляли и стреляли, пока у нас не раскалились стволы. Но они всИ лезли и лезли. Дикари, наверное, накурились какой-нибудь дряни или наелись ядовитых грибов... Но, конечно, разве они могли устоять против нас? Мы смели их, как букашек. Людям на Зете-пять больше ничто не угрожает. Отныне тут будет сильный гарнизон. А мы, люди, должны быть бдительны! - Благодарю вас, Пауль. Соотечественники! Впервые человечеству довелось столкнуться с таким врагом. Впервые мы сошлись в бою с Чужими. Не мы первые пролили их кровь. Они, они нанесли первый удар, подлый и коварный. Но мы встретили их нашим мужеством, нашей сплочИнностью, нашей верностью, самими нашими жизнями! И мы отразили натиск. Зета-пять наша! И навечно останется таковой! А теперь, в честь славного успеха наших ВооружИнных сил - троекратное "зигхайль!"... (Вступает музыка "Хороша Весселя".) - А теперь к другим новостям нашей Великой Империи... (Заставка - кружащаяся трИхмерная карта околосолнечного пространства. Звучит торжественная "Стража на Рейне".) Как известно, чем дальше в лес, тем толще партизаны. Короткий отпуск закончился, и господин штабс-вахмистр вновь вернулся к своему обычному настроению. И наша жизнь тоже вошла в привычную колею. Муштра, занятия, тесты. Тесты, занятия, муштра. Свои награды мы сдали на "гарантированное хранение", а взамен нашили на боевые комбинезоны соответствующие колодочки. Мы приняли присягу. Я поклялся верно служить Империи. Говорят, что подобные слова ничего не могут значить. Империя - враг; присяга врагу - не более чем военная хитрость. Но для меня это не так. Я ненавижу эти знамИна, тщательно выполненные реплики со знамИн, под которыми другие солдаты, тоже одетые в Feldgrau, выжгли всю Европу, а их союзники - добрую половину Азии. Я слишком хорошо знаю о том, что творилось во имя этих знамИн. Но я поклялся им служить. И дороги назад теперь нет. Впрочем, я знал это с самого начала, едва переступив порог вербовочного центра. Не знал я лишь одного - что мне будет настолько тяжело и горько, когда мне придИтся опуститься на одно колено перед знаменем с одноглавым римским орлом и поцеловать его шИлк. Я так и не заставил себя коснуться его губами. Теперь мы все сделались "господами рядовыми и обер-ефрейторами действительной службы". Переформирование и доукомплектование "Танненберга" завершилось. Батальон был готов к бою. Оставалось только ждать, куда нас пошлИт военная судьба, - почему-то после Кримменсхольма и Ингельсберга никто уже не сомневался, что война на пороге. Жизнь вновь входила в обычную, будничную колею. МоИ отделение приняло нового рекрута, присланного с последним пополнением, и по сравнению с этим заморышем даже Раздвакряк выглядел удалым молодцом-десантником. Недолго думая, я поручил рекрута ему, пообещав спросить нормативы с обоих. По выходным, за исключением дежурств по части или когда случались учебные тревоги, я ходил в городок. Я нашИл себе новую подружку, Мари, приятельницу Гил-ви, и отсиживался у неИ, аккуратно проставляя крестики и галочки в соответствующих квадратиках серо-голубого "листка по учИту...". Мари, в отличие от Гилви, моему отсутствию специфического интереса к ней откровенно радовалась, старалась во всИм угодить, тоже поила чаем, угощала печеньем собственного изготовления и не мешала. С Гилви я встретился пару раз, просто поболтать, "на нейтральной территории". Это было неплохо, но как-то раз я заметил еИ на "Невском" под руку с каким-то лощИным штабным обер-лейтенантом, и отчего-то продолжать наши с ней беседы мне совершенно расхотелось. Неужто я еИ стал ревновать? Ревновать "подружку", фееч-ку, в просторечии - солдатскую шлюху, подстилку, если не сказать ещИ и некое иное слово на вторую букву алфавита?.. Так шло время. Миновала "зима", в кавычках, потому что на тИплой и ласковой планете не бывало настоящих зим. Отговорили своИ звонкие февральские дожди. Наступила весна. И всИ в жизни моей вроде бы шло путИм, если посмотреть со стороны, но... ...Мне нужен бой, думал я. Скоро шесть месяцев, как я обер-ефрейтор. Хватит. Я не могу ждать двадцать лет. Шанс надо хватать за хвост и не давать мошеннице-судьбе ни отдыха, ни срока. Иначе ничего не получится и все мои усилия на самом деле окажутся напрасными. Нужен бой, нужна возможность отличиться. Да так, чтобы дело не обошлось одной-единственной медалькой или даже орденом. Но минули и март и апрель, наступил май, а никакими "осложнениями международной или внутренней обстановки" даже и не пахло. Шифровка 5 Салим - Баклану. Гладиатор прибыл благополучно. Начал внедрение. Согласно оперативным сводкам штаба дивизии, события на Зете-пять классифицированы как совершенно секретные с допуском - "Альфа-Омега". Даже для младшего и среднего офицерского состава, лично принимавшего участие в боевых действиях, распространяется версия о "спонтанном" восстании лемуров, об "отсутствии доказательств внешнего воздействия" и о "латентных псионических способностях аборигенов, не обнаруженных предыдущими, недостаточно тщательными исследованиями". Вышеупомянутое позволяет сделать вывод, что секрет биоформов уже не является секретом для высшего командования рейхсвера... Шифровка 6 Гладиатор - Баклану. Приступил к работе. Первую сводку ожидайте через четырнадцать дней. Шифровка 7 Баклан - Гладиатору. Уделите особое внимание приготовлениям к возможному противостоянию с биоморфами. Памятки, наставления, учения, занятия с личным составом. Доклад представить пак быстро, как только возможно. Шифровка 8 Баклан - Салиму. Выношу благодарность за оперативно проведИнную разработку. Вами получена ценная информация. Продолжайте работать в направлении рассогласований между официальной версией событий на Зете-пятъ и имевшим место в действительности боестолкновением. Особенный интерес вызывает информация о нанесении ядерного удара по своим - как военным, так и гражданским. Июнь. ТИплое, местами даже жаркое сибирское лето. Уже много месяцев, как я ношу череп на рукаве. И уже много месяцев "Танненберг" бездействует. После Зетььпять я так больше и не увидел того самого секуриста, что грозил мне разбирательствами. Он словно в воду канул. И, само собой, расспрашивать о нИм кого бы то ни было я не мог. Меня самого никто не трогал, во взводе я был на хорошем счету, выиграл сперва взводные, а потом ротные состязания по стрельбе, попал на батальонный финал, где занял второе место - 567 очков, уступив победителю всего шесть. Отличился и Мумба, правда, в неофициальной части состязаний. В конкурсе "кто быстрее слопает усиленный полевой паИк" с ним никто так и не смог сравниться. Нет, нельзя сказать, что жизнь наша была сплошной малиной. Ночные тревоги, марш-броски, учебные высадки, батальонные учения и так далее. Патрулирование. Пятая рота, официально считавшаяся учебной, в рутинном мероприятии участия обычно не принимала, однако время от времени, когда на базу прибывали для отдыха другие взводы и даже роты, нас бросали, что называется, затыкать прорыв. Обычно это были достаточно отдалИнные от Нового Севастополя районы, но, само собой, по закону подлости, когда подошла очередь вставать на подмену нашему взводу, нам, естественно, выпал именно Новый Севастополь. И господин штабс-вахмистр, и господин лейтенант при этом выразительно смотрели на меня - когда нам зачитывался приказ о заступлении на временное патрулирование столицы Нового Крыма. Но я только по-уставному пялил глаза и на предложение кому-то добровольно остаться в лагере на "санитарных работах" не отозвался. Я хорошо помнил и секуриста, и слова лейтенанта о том, что "не стоит становиться плохим шпионом". Яснее ясного, в Севастополе за мной станут наблюдать. Не дам ли я поблажку "местным", не окажется ли, что я, как говорится, "затесался в ряды с подрывными намерениями". Я всИ это знал. Проверки детские, но эффективные. Какие-то наивно-рыцарские. И эффективны-то они тоже только с наивными рыцарями. Вопрос теперь только в том, не окажусь ли таким же наивным рыцарем я сам... В Новый Севастополь нас перебросили имперским транспортником. Посадили на военной базе, за чертой города, где стояла рота постоянного новосевастопольского гарнизона. Наверное, у имперцев были основания держать тут целую роту: как-никак, Новому Крыму оставили право содержать свою собственную криминальную полицию и "контингент поддержания порядка". Имелся и "отряд особого назначения", вроде как для противодействия возможному терроризму. На вооружении у этих подразделений имелось вполне современное оружие. Немного, но всИ же лучше, чем ножи и дубины, с которыми, было дело, шли прямо на танки отчаявшиеся поселенцы. Третья рота, настоящая, кадровая рота, где собрана была старая гвардия, ветераны, никого со сроком службы меньше трИх лет, отправлялась на отдых, в Сибирь. Правильнее было бы говорить "на Сибирь", поскольку наша Сибирь - не более чем остров, но... так уж мы все привыкли. И даже правила русского языка видоизменили. Ввели "нашу" Сибирь в качестве исключения. Их место занимали мы. Наш взвод. На десять дней. Не так уж и много, да и хлопот особых у патрульных не было. Кроме "Танненберга", на планете имелись и ещИ кое-какие имперские части, небоевые - тылы, госпиталь, ремонт, склады боезапаса и тому подобное. Имелись и строители. Разумеется, прислуга при штабе. Вся эта публика не пренебрегала скромными удовольствиями ночной жизни Севастополя, и патрули в основном занимались отловом тех, кто отправился в самоволку. Кстати, даже офицеры штаба, медики, медсестры и тому подобные жили не на городских квартирах. Имперцы построили для них особый квартал на отшибе, рядом с авиабазой. Чтобы удирать было бы сподручнее, случись чего? Инструктаж давал сам господин штабс-вахмистр, проникшийся серьИзностью момента. Солидно откашлявшись, он принялся "доводить до нас вводную", пересыпая речь своими любимыми "скотскими жирафами", "слонами-переростками" и "удавами узловатыми". Нам предписывалось, в соответствии с уставом патрульной и сторожевой службы, следить за: - соблюдением имперскими военнослужащими установленной формы одежды; - соблюдением имперскими военнослужащими правил поведения в общественных местах; - и то и другое распространялось как на рядовой и вахмистерский состав, гак и на офицерский. Ссылки одетого не по форме офицера, что, к примеру, обер-ефрей-тор-патрульный не имеет права делать замечаний старшему по званию, во внимание не принимать и заносить таковое в рапорт; - следить за общественным порядком, не подменяя местной полиции, но тем не менее: пресекать хулиганские выходки, давать отпор антиэстетическому поведению (бедному вахмистру пришлось изрядно напрячься, прежде чем он сумел выговорить слово "антиэстетический", а на наивный вопрос Раздвакряка, в чИм же, по мнению господина вахмистра, заключается таковое поведение, дал ответ по-десантному чИткий и двойственного толкования не допускающий: кто по улице с голым афе-дроном расхаживать станет, тот, стало быть, и ведИт себя "антиэстетически"). Но были нам даны и другие инструкции, типа: - следить за появлением листовок, плакатов, постеров антиобщественного и антиимперского содержания, клевещущих на общественный строй, мораль, идеологию государства, равно как и на личность Его Императорского Величества кайзера; - пресекать все незаконные, т.е. незарегистрированные и не одобренные городской управой уличные шествия, митинги, собрания, манифестации и иные формы выражения общественного мнения. - Можно вопрос, господин штабс-вахмистр? - Задавай, обер-ефрейтор. - Получается, что мы таки подменяем собой полицию? Ведь всякие там митинги и шествия - дело городской управы, не имперского гарнизона, не так ли? Клаус-Мария снисходительно хмыкнул. - Молод ты ещИ, обер-ефрейтор. А я тебе так скажу - если на сборище оскорбляют Его Императорское Величество кайзера, то это значит, что оскорбляют и его верную армию, а если оскорбляют армию, то оскорбляют и меня, Клауса-Марию Пферцегентакля. А когда меня оскорбляет какая-то штафирка, я, честный штабс-вахмистр, становлюсь просто сам не свой, - он вновь широко ухмыльнулся, давая понять, что "штафирке" не поздоровится, стоит ей, бедняге, оказаться на пути у господина старшего мастера-наставника. - То есть мы должны вмешиваться, только если задеты честь и доброе имя Его Величества? - Вот лошак крымский, непонятливый! Не заставляй меня думать, что обер-ефрейторство тебе дали зазря. На любом сборище, повторяю, на любом сборище, которое городской управой не разрешено, а может, и на том, что разрешено, могут начать оскорблять Его Величество. Наш долг - не дать верноподданным скатиться до столь позорного поведения, обер-ефрейтор. Надеюсь, теперь понятно? Я молча откозырял и сел. Вопросов больше не было. Итак, гарнизон таки должен был следить за политическим благонравием столичных обитателей. А оно, понятное дело, не всегда оказывалось на высоте. В конце концов, я сам шесть лет учился здесь в университете, славном своими традициями вольнодумства. В договоре Нового Крыма с Империей имелся особый пункт о независимости Новосевастопольского университета, неподотчИтного имперскому министерству образования. Ректор назначался советом попечителей, деканы избирались свободным голосованием преподавателей и научных сотрудников факультетов. А совет попечителей, хотя и включал в себя представителя имперской администрации сектора, решения принимал квалифицированным большинством, а не консенсусом, так что присутствие одного мышиного мундира ничего не меняло. - Обер-ефрейтор! - нарушил мои воспоминания злорадный голос Клауса-Марии. - ВозьмИшь своИ отделение. РазобьИшь на две патрульные группы. Одну возглавишь сам, другую - твой заместитель. Ваш объект - комплекс студенческих общежитии в районе улиц Чехова и Достоевского. Время патрулирования четыре часа, с двадцати ноль-ноль до двадцати четырИх. Потом, в соответствии с уставом, явитесь с докладом в комендатуру. ВсИ ясно? Выполнять, обезьяны бесхвостые! Общаги. Ничего хуже не придумаешь. Они что, рехнулись? Сегодня пятница. Студенческая братия расслабляется после трудовой недели - июнь, время сессии. И в это осиное гнездо, куда и наши-то либеральные городовые не заглядывали, молчаливо признав за студенчеством право стоять в "своИм" районе на голове и ходить на ушах. Да и когда я сам учился, имперские патрули нам не досаждали. Порядок изменился, что ли? Или это всИ специально подстроено - ради моей проверки? ВсИ тем же приснопамятным секуристом?.. Получить ответ на этот вопрос можно только опытным путИм. Патрули в Новом Севастополе всегда носили оружие. Но не только боевое, а и полицейское. Слезоточивый газ, короткоствольные шотганы, палившие резиновыми кругляшами, и тому подобное. Так что "манлихеры" были у нас заброшены за спину и даже магазины отомкнуты - чтобы случайно чего не вышло. Я наметил с Ханем маршрут. - Связь каждые пять минут, - снова и снова напоминал я ему. - И если что случится... - Командир, да не переживай ты так, - басил в ответ Мумба, уже предвкушавший знакомство с симпатичными студенточками. Я не стал заранее его разочаровывать и перечислять те слова и действия, которые последуют со стороны оных студенточек на его первую же попытку подъехать к кому-нибудь. Джип высадил мою группу и покатил дальше. Ханю я оставил участок полегче - спальные корпуса, где сейчас всИ равно никого нет и ещИ не скоро появится: навеселившиеся индивидуумы, равно как и созревшие длятю-стели парочки, станут появляться далеко за полночь. Себе я оставил главное - район "Бесильни", как прозывался небольшой квартальчик клубов, кабачков, виртуалок и тому подобных заведений. "Красных фонарей" тут, само собой, не допускалось. Там сейчас главное веселье. Пиво льИтся рекой, языки развязываются, а кулаки, само собой, чешутся. Появляться там имперскому солдату, пусть даже и с повязкой патруля, просто бессмысленно - если только он не хочет нарваться на крупные неприятности. Тем не менее нас туда отправили. - Внимание, патруль, - негромко сказал я ребятам. Джонамани, вылечившийся и вернувшийся к нам Сурендра, Глинка и Раздвакряк. С Ханем пошли Микки, Фатих, Назариан, Мумба и присланный вместо погибшего Кеоса рекрут, впрочем, уже принявший присягу и превратившийся просто в рядового. - Маршрут всем известен. Следовать строго за мной. Никаких разговоров, никаких шуточек. Рты на замок. Когда будем проходить мимо заведений - даже голов не поворачивать. Смотреть вперИд, перед собой. На провокации не поддаваться. Выкрики, оскорбления... пусть себе. Нам не нужно побоища. ВсИ понятно? Они мрачно покивали. Кажется, народ начинал понимать, в какую задницу мы угодили. - И ни в коем случае не хвататься за оружие. Отбиваться, если придИтся, дубинками, кулаками, ногами, но ни в коем случае не стрелять. Кто прикоснИтся к винта-рю - лично голову оторву. И никакой старшина-вахмистр не поможет. ВсИ ясно? Помолчав для внушительности и убедившись, что серьИзностью момента проникся даже Раздвакряк, я скомандовал: - Пошли. И мы пошли. Улицы студенческого квартала были ярко освещены. Тут не было тИмных закоулков, студенты-старшекурсни-ки-сами ходили обходами, организовав добровольную дружину, так что насильникам тут было б не разгуляться. Они, собственно говоря, и не разгуливались. Улицы в университетском квартале по старинке были вымощены булыжником. Я невольно припомнил известное изречение про "оружие пролетариата" и выругался про себя. Не хотелось бы испытывать прочность своей брони таким способом. - Командир, а тут неплохо! - заявил Раздвакряк, едва окинув взглядом ярко освещИнные улочки, купы сирени и жасмина, распахнутые двери и окна заведений, откуда доносилась весИлая музыка. Каждый бар или кабачок "Бесильни" старался выделиться, в каждом играли только свою музыку - где-то отдавали предпочтение тяжИлому року, где-то признавали только бардов, и каждый вечер устраивали живые концерты, а где-то и вообще играли одну лишь полумистическую "музыку эльфов". На площадках перед заведениями, как всегда в это время, роился народ. Нет, тут решительно ничего не менялось. Кроме разве что мод. В этом сезоне девчонки поголовно обтянули бюсты - кому было что обтягивать - кричаще-яркими тряпками и обнажили пупки. Шириной же клИшей они смело могли потягаться с самыми отвязаными мореманами. Мои ребята пялились на них и пускали слюни, забыв про все мои наставления. Пришлось одИрнуть их - по коммуникатору. Спокойным шагом, держа строй, мы двинулись по улочке. Направо от нас надрывался "Бойцовый петух", ему вторил совершенно немыслимыми обертонами эль-фьих напевов "Старый маг" через дорогу. В "Старом маге", я знал, собирались интербригадовцы, и потому я хотел миновать это место как можно быстрее и раньше, пока народ не успел как следует разогреться, чтобы начать делать глупости. - Держи равнение и не глазей по сторонам, - шипел я в переговорник. - Тут всИ в порядке. Никто не покушается на общественное спокойствие и не оскорбляет особу Его Императорского Величества. Спокойно проходим мимо... Над дверьми "Старого мага", совершенно не согласуясь с названием, развевался красный флаг с серпом и молотом, а чуть пониже красовался не менее вызывающий лозунг "Но пасаран!", написанный отчего-то по-русски, а не по-испански. Горящий рвением Раздвакряк забеспокоился. - Господин обер-ефрейтор, осмелюсь обратить внимание... Он обратился "господин обер-ефрейтор", не "командир", как обычно делали все. "Обер-ефрейтором" ребята называли меня, только когда требовалось, как говорится, придать делу официальный ход. ОсИл, подумал я. Что тебе не нравится, Селезень ты несчастный?.. Хочешь, чтобы нас всех... - ВсИ в порядке, Селезень. Это флаг интербригады, у них официальное разрешение... Дай бог, чтобы пронесло, взмолился я. Однако Раздвакряк заупрямился. Что называется, вожжа под хвост попала. - Да нет, господин обер-ефрейтор, нам же господин вахмистр ясно сказал... Я не успел ответить дураку Раздвакряку. Потому что в этот самый миг двери "Старого мага" распахнулись и на деревянную балюстраду, опоясывавшую здание и где обычно устраивались танцы, вывалила целая орава ребят и девушек. Многие носили поперИк лба красные повязки - знак принадлежности к интербригаде. И ещИ через секунду я увидел Дальку. В камуфляжной майке и чИрных шортах, с красной повязкой, босую. В левой руке она держала открытую бутылку "Медведя", нашего знаменитого пива, а другой... Другой она обнимала за плечи хлыщеватого вида парня, на полголовы меня ниже и примерно настолько же уже в плечах, с модной у нонконформистов всех времИн и народов причИской типа "конский хвост". Наверное, этим бы всИ и кончилось. Но, на беду, Далька меня узнала. Мы стояли на хорошо освещИнном месте, и лицом я был обращИн как раз к ней, а забрало шлема поднято... - Смотрите, какого шакала к нам занесло! - громко, так, чтобы все услыхали, бросила она. - Гадюка имперская. И с целой кодлой. В одиночку-то они нас боятся. Боятся ведь, верно, ребята?.. В принципе, ничего странного в том, что мы столкнулись с Далькой, не было - в интербригаде она состояла давно, и "Старый маг" тоже давно уже слыл их неформальным штабом. Так что вероятность налететь на неИ тут на самом деле была велика... и, полагаю, тот, кто послал нас сюда, именно на такой исход и рассчитывал. - Не реагировать, - быстро сказал я. - Пошли отсюда, ребята... - Да она же нас оскорбляет! - дружно возмутились и Кряк, и индусы. Глинка поморщился, но ничего не сказал. - Если обращать внимание на каждый... - начал я, и тут Далька, видно, совсем потеряла терпение. Как я говорил, она всегда отличалась пылким темпераментом. Во вcex смыслах. Она сбросила руку длинноволосого, легко сбежала по ступеням. Мои ребята явно растерялись - никакого оружия у Дальки явно не было, прятать его совершенно негде, не под обтягивающей же майкой и столь же обтягивающими шортами?.. Но в лицо она мне засветила вполне профессионально. Далька давно занималась сИтоканом, и теперь, видно, решила продемонстрировать свои познания на мне. Это была не пощИчина - хорошо нацеленный удар, каким обученные бойцы ломают нос противнику, после чего тот уже совершенно небоеспособен вследствие болевого шока. Я успел перехватить еИ руку. Отшиб в сторону. Думал, что это еИ приостановит, но куда там! Далька зашипела разъярИнной кошкой, не хуже всИ той же кошки засверкала глазищами и явно вознамерилась напасть снова. - Мужики, да это же Фатеев! - вдруг крикнул кто-то из задних рядов. Я давно окончил университет, но, как видно, среди интербригадовцев были не только студенты. - Фатеев, который в эсэсовцы подался! Эсэсовец - на Новом Крыму страшное, несмываемое оскорбление. Вернее, его можно смыть, но только дуэлью. Мы - наверное, единственная планета, где Империя терпит существование собственного дуэльного кодекса. Кроме, разумеется, Гейдельберга. Нас быстро обступили со всех сторон. Далька стояла прямо передо мной, грудь еИ бурно вздымалась, кулаки плотно сжаты - она явно намечала точку следующей атаки. - А ну, разойтись! - заорал Раздвакряк, для пущей убедительности наводя на толпу шотган. Все разговоры до этого, само собой, шли по-русски, и никто в моИм патруле, кроме меня, понятное дело, не понимал ни слова, кроме первой фразы Дальки, нарочно произнесИнной на общеимперском. - Кряк, спокойно! - рявкнул я на имперском. - Все остальные тоже! Вы все, - я обвИл взглядом подступившую толпу, - вы осуществляете нападение на военнослужащих, находящихся в патруле и, следовательно, имеющих право, как и часовые, в случае посягательства на свою неприкосновенность, после второго предупреждения открыть огонь на поражение. Разойдитесь миром! Это первое предупреждение. Вторым станет выстрел под ноги. Третьего предупреждения не будет. Мы положим вас всех и будем в своИм праве. Нас наградят, а вас, кто выживет, сошлют на Сваарг! ВсИ ясно? Р-разойтись! Моя патетическая речь была встречена дружным хохотом. Далька опять шагнула вперИд. - Ну, давай, не жди, псица, - она вызывающе вздИрнула подбородок, - давай, не жди. Вот она я. Стреляй. Давай-давай, стреляй. Должны оке были тебя научить хотя бы убивать безоружных! Нам оставалось только одно. - Маски! - коротко скомандовал я. Нас окружали уже со всех сторон. Джонамани с Сурендрой оставались спокойны, а вот Кряк, похоже, запаниковал. - Буду стрелять! - взвизгнул он, словно не слыша моей команды. Шотган он забыл, руки судорожно пытались взять на изготовку висящий за спиной "манлихер". - Не сметь, Кряк! Маску надень! - Да бей их, ребята! Чего трусить! - взвыла Далька и ничтоже сумняшеся ринулась на меня. Тело моИ отреагировало совершенно автоматически. ПриИм, которым меня изводил господин штабс-вахмистр, получился почти как в учебнике. Уход вперИд-влево и мгновенная контратака по двум уровням - голова и область почек. Прибавьте к этому, что мои кулаки были в увесистых боевых перчатках. Такие удары, если проведены правильно, отправляют противника в глубокий нокаут. Дальку отбросило, ноги у неИ подломились, и она подстреленной птицей рухнула на землю. Болван Кряк только теперь додумался задействовать дыхательную маску, и, недолго думая, я рванул чеку газовой гранаты. Имперская слезогонка - штука ядрИная, от неИ не спасИшься мокрым носовым платком или примитивным респиратором. Народ с воплями кинулся в разные стороны от повалившего из жестянки густого белого дыма. Что это такое, здесь, похоже, очень хорошо знали. Я нырнул в едкую мглу. Маска работала идеально, автоматически выдвинувшийся прицел позволял ориентироваться, поэтому лежащую Дальку я увидел сразу. Бросился, подхватил на руки. Вынести из облака, вынести как можно скорее, пока не случилось серьИзного ожога всех слизистых... "Сирень", полицейский слезоточивый газ, очень едок, 'но, по счастью, не летуч. Распространяется относительно медленно, поэтому облако не успело покрыть большую Площадь. Несколько шагов - и я вырвался из белой пелены. В коммуникаторе заполошно загалдели разом и Кряк, и Джонамани, я не отозвался. Осторожно положил Дальку на траву. Ветер дует на нас, облако не дойдИт сюда ни при каких обстоятельствах. Миг - и я нырнул обратно в клубящуюся тучу. - Командир! Господи обер-ефрейтор! - надрывался Кряк. - Спокойно, ребята, спокойно - Несколько шагов, , и я уже рядом с ними. - Ничего особенного не произошло. Продолжаем обход. Я доложу о случившемся. Отчего-то я не сомневался - за всей этой сценой наблюдали. Издали, но пристально. Нельзя было сейчас ни в чИм отклоняться от устава. Я переключил коммуникатор на волну комендатуры. Коротко, без лишнего драматизма доложил о случившемся. - Что вы говорите, обер-ефрейтор?! Нападение на имперский патруль?! Немедленно высылаем... - Господин обер-лейтенант, ничего не случилось. Это было личное. Это... была моя девушка. Бывшая моя девушка, с которой мы поссорились. Никто из остальных не предпринял никаких угрожающих действий. Только она и только в отношении меня. Мы продолжаем патрулирование. - Гм... благодарю за оперативность и откровенность, обер-ефрейтор. Ваше решение применить слезоточивый газ одобряю. Самый лучший способ рассеять толпу. Продолжайте патрулирование. Докладывайся каждые десять минут, обер-ефрейтор Я буду на связи. Отбой. Тут очень кстати доложился и Хань, у него, как я и ожидал, всИ было в порядке. За нашими спинами колыхалось, медленно опадая и рассеиваясь, плотное облако "сирени". - Кряк, повесь винтовку. Шотган не потерял со страху? Джонамани, форму поправь. Сурендра, ты в порядке?.. Идем дальше, ребята. Нам ещИ четыре часа тут на своих двоих прохаживаться... Конечно, я не сомневался, что с рук нам это не сойдИт. Горячие головы так просто не успокоятся. Да и то сказать - слишком уж долго не было на Новом Крыму серьИзных беспорядков. Никогда у армии не было повода по-настоящему вмешиваться для подавления действительно массовых волнений. Так что этого повода создавать нельзя. Даже если кому-то в штабе "Танненберга" или geheimestaatspolizei этого бы очень хотелось. - Держать строй, - резко сказал я ребятам. - Мы - десант. Дрались с монстрами. Под ядерным взрывом сидели. А тут? Пара десятков каких-то сопляков. А нас пятеро. Пятеро вооружИнных до зубов, в броне, которую и пуля-то не вдруг пробьИт. Выше голову! Нам надо думать не о том, что нас убить могут, а о том, чтобы самим никого не убить. Едва ли это особенно понравилось бы господину штабс-вахмистру! Последний аргумент подействовал особенно хорошо. А меж тем по всей "Бесильне" расползалась тревога. Я ощущал еИ физически, всем своим существом и вдруг подумал, что испытывал что-то подобное, когда стоял под дверью командирской каюты на "Мероне" и слушал разговор обер-лейтенанта фон Валленштейна с моим взводным. Сейчас тоже было что-то похожее. Мне казалось, я улавливаю слабые отзвуки гневных голосов, звяканье стальной арматуры, звон бьющегося стекла. Где-то работали ломом. Наверное, разбирали мостовую, собираясь пустить в ход то самое сакраментальное "оружие пролетариата". Гнусно. Интербригадовцы, похоже, завелись. И если этих идиотов сейчас не остановить... Тем временем суматоха, поднятая моей гранатой, мало-помалу затихала. "Бесильня" невелика, многие наблюдали за происходящим из окон, многие видели, как по ярко освещИнной брусчатке расползалась мохнатая, клубящаяся молочно-белая клякса, словно сливки в кофе. Я благодарил Бога за то, что никто сдуру не кинулся сразу же в драку. Мы миновали целую вереницу рестораций, кухмистерских, пивных и закусочных. Повсюду - в окнах, возле входных дверей - торчали людские головы. Нас провожали пристальными, ненавидящими взглядами - признаться, я даже не ожидал такой сосредоточенной, концентрированной ненависти. Здесь, оказывается, память держалась крепче, чем я полагал когда-то, призывая на головы своих соплеменников громы и молнии, чтобы только встряхнуть их. Здесь, похоже, не требовалось никаких гроз. Сухой хворост только ждал искры. ...Нас встретили за поворотом. Не меньше трИх десятков решительно настроенных юнцов и примерно дюжина ещИ более решительно настроенных девиц. ВооружИнных всем, что попалось под руку, от бит для лапты до ломов, кувалд и кусков арматуры. Разумеется, и классических уличных "розочек" хватало, равно как и мотоциклетных цепей, нунчак, тонф и прочих восточных хитростей. Они успели подготовиться, замотать лица белыми шарфами, платками, всем, что подвернулось. И на нас они бросились тоже сразу, со всех сторон, чтобы не дать проклятым "фрицам" опомниться и схватиться за оружие. Если бы не моИ непреходящее чувство тревоги, мы бы точно пропали. А так я успел скомандовать "Маски!" за пару секунд до того, как мы свернули за угол. И, увидав толпу, я без колебаний привИл в действие вторую газовую гранату. С секундной задержкой бросили источающие сомнительный аромат "сирени" жестянки и Сурендра с Джонамани Кряк с перепугу выпалил в толпу резиновой болванкой из шотгана, но, конечно же, не попал. Они не ожидали от нас столь быстрой реакции. Опыта борьбы с полицией и полицейскими газами у них не было никакого, и толпа просто разбежалась, осыпая нас отборными проклятьями. Впрочем, убежали они недалеко. Со всех сторон в нас посыпались увесистые булыжники. Один едва не впе-чатался мне прямо в забрало, другой угодил Сурендре в плечо. - Прекратить! - гаркнул я по-русски во всю мочь своих легких. Куда там. - Бей фашистов! - задорно донеслось из кустов пополам с заливистым кашлем - "сирень" делала своИ дело. Я стиснул зубы. Далька, моя бедная глупая честная Далька, прямая, как русский меч, не знающая компромиссов, лежала сейчас где-то там, позади, на траве, сбитая с ног моим собственным кулаком. Внутри у меня всИ горело, и немалых трудов стоило оставаться спокойным внешне. Этим юнцам не хватает октана? Сейчас вам будет октан. Да такой, что не обрадуетесь! Щелчок - выдвинулся и заработал нашлемник. В оранжевом круге заплясали тени, фигуры размахивали руками, наугад швыряя камни в облако слезоточивого газа. Мы стояли внутри, и сейчас нам ничего не угрожало, однако... Я быстро поднял шотган. Алая точка, обозначавшая конец линии прицеливания, легла на правое плечо самого ретивого из нападавших, ближе всех оказавшегося к облаку. Я нажал на спуск. Парня швырнуло назад шагов на пять, он покатился кубарем. К чести его товарищей, они сразу же кинулись к упавшему, подхватили под руки; кто-то истошно завопил: "Убили, убили!", но склонившиеся над упавшим тотчас замахали руками - мол, всИ в порядке, он жив. По моей команде выстрелили и Сурендра с Джонамани. Раздвакряк в панике забыл перезарядить своИ оружие. ...Больше до самого конца обхода нас никто не побеспокоил. Заведения "Бесильни" закрывались одно за другим, угрюмый и мрачный молодняк кучками тянулся прочь, в сторону спальных корпусов; а мы знай себе вышагивали вокруг да около, то и дело поглядывая на часы. Кряк со страху чуть не напустил в штаны; бедняга вдруг вообразил, что если б он застрелил кого-то из студентов, то неминуемо угодил бы на каторгу. Когда мы вернулись в комендатуру, она уже гудела, как тот самый "растревоженный улей". Откуда-то взялось десятка три военных полицейских, не меньше двух дюжин срочно поднятых по тревоге офицеров и так далее. Мне пришлось немало потрудиться, убеждая всех, что ситуация под контролем. - Обер-ефрейтор! Ты должен будешь вместе с нами свидетельствовать перед городской администрацией, - повернулся ко мне комендант. Только этого мне и не хватало! Этих-то людей, из управы, я знал почти всех. И они почти все знали меня. Многие не раз бывали в нашем доме, многие - добрые знакомые отца, некоторые так и вовсе друзья семьи... Тем не менее я щИлкнул каблуками и лихо, по-уставному, отрапортовал, что готов отправиться немедленно. - Немедленно ты будешь писать рапорт о случившемся, обер-ефрейтор, - остановил меня комендант. - Твой патруль тоже. Мне нужно как можно больше свидетельских показаний, чтобы идти к голове. Ну, теперь-то я его прижучу! С таким-то материалом!.. - Он злорадно потИр руки. Я стоял, совершенно закаменев. Перед глазами - падающая Далька. Закрытые глаза. Помертвевшее лицо. Оставалось только надеяться, что она на самом деле не успела наглотаться газа. Продержали нас в комендатуре чуть ли не полночи. Со всех снимали показания. Меня заставили писать подробный рапорт. Составили два акта о списании "четырИх гранат газовых, полицейского образца, модель G-8, заполнение - газ кратковременного раздражающего действия..." и выполняли прочие "следственные действия". На следующее утро меня вызвал наш ротный. Гаупт-манн МИхбау, который, по словам командира "Таннен-берга", терпеть не мог секуристов. Уж не знаю, так ли он сильно их не любил, но, во всяком случае, мой старый знакомый из нашей сигуранцы там имел место. Вместе с моим лейтенантом Руди. Я ожидал мрачной гримасы на лице последнего - однако тот выглядел, словно ничего не случилось. Всю ночь, вернее, еИ остаток, я не спал. Имя Дальки гремело в опустошИнном мозгу, словно чИрный каучуковый мячик, ударялось о кости черепа, отлетало обратно, и так - без конца. Что я наделал? В кого превратился? Никто не будил во мне зверя - я сделал это сам. По собственному желанию. Никто не мог помешать мне уклониться. Спортивное карате Дальки не шло ни в какое сравнение со свирепой школой десантного рукопашного боя, где смешались все стили и направления, подчинИнные одной-единственной цели - убить противника. Любыми средствами и за минимально в