а выслали, раз вы такие хорошие? - В характеристике и препроводительных документах, - с видимым усилием. чтобы "отпетому" стало ясно, что разговор кончается, сказал я, - дана обоснованная мотивировка причин перевода в Северный городок. - бте... - "отпетый" разинул рот, - ты, парень, стихи, что ли, пишешь? Или в писаря навострился? Ты что же, думаешь, что я буду твою препроводиловку читать? У меня времени нет, чтобы фантастику почитать, а ты мне поганую бумажку подсовываешь - читай, мол, там про меня написано... Я подтерся уже давно твоей характеристикой. - Очевидно, - вежливо сказал я, - вы наклали в штаны и подтерлись, не снимая штанов... "Отпетый" махнул кулаком, и я не смог отбить удар, поскольку Диего схватил меня за руки. Вслед за тем "отпетый" ахнул по челюсти Диего. - Вы что? - изумился Диего, - хватаясь за скулу. - Ничего, - буркнул "отпетый", - нашелся союзничек. Помогать мне кинулся. В следующий раз вообще мозги вышибу. Оставшуюся часть пути ехали молча. Стены туннеля были испещрены надписями и незамысловатыми рисунками, трактующими вечную тему борьбы и дружбы двух полов. Грузовик притормозил у огромных ворот в стене, обрубающей, оканчивающей туннель. Ворота поехали в разные стороны, открывая вид на Северный городок. Перед нами был плац. На плацу стояли кадки с пальмами. Пальмы поливал из лейки какой-то "отпетый". Вместе с ним бродила кошка. У стены сидел на стульчике другой "отпетый" в расстегнутом кителе. Грузовик въехал на плац. "Отпетый" тронул некий рычаг, и ворота, скрипя, закрылись. "Отпетый"-драчун спрыгнул из кузова на бетонный пол. - Ден, - крикнул драчун поливальщику, - сколько я тебе говорил, чтобы ты эту дрянь с собой не таскал? Ден, не поднимая головы, не прерывая своего занятия, спокойно ответил: - Валь, чего ты вяжешься? Сходи к полковнику - с ним и разбирайся. Он Аграфену приволок. Кошка замурлыкала и принялась тереться о ногу Дена. - Его любили кошки, женщины и дети, - провозгласил сидящий у стены на стуле "отпетый", - ибо он был силен, жесток и тверд, как настоящий мужчина. Валек, здорово! Наши все - в малахитовой. Монстров ловят... - Ловят, - буркнул недовольно Валек, - я знаю, как они ловят! Надрались небось - и спят под сталактитами. Ты бы хоть застегнулся, Пауль. "Отпетый", сидящий на стуле, почесал грудь, зевнул и дружелюбно спросил: - Валечка, тебя что - в звании повысили, пока ты за "младенцами" ездил? Или стаж прибавился? нашивочки? Ты иди и "младенцев" муштруй, а от "годков" отлипни. Диего выглянул из кузова и робко спросил: - Разрешите выйти? - Выходи! - крикнул Пауль. - Сидеть! - прикрикнул Валя. Диего остался сидеть. - Я ни хрена не понял, - Пауль пристукнул кулаком по колену, - что за орлов ты привез? Они что, недавно после киносеанса? Победа над жутким зверьем так вскружила им головы, что они не слушаются взрослых? Выходи! Диего дернулся. - Сидеть! - расхохотавшись, заорал Пауль. Диего застыл с задранной ногой на борту грузовика. По лицу его бродила глуповатая испуганная улыбка, он понимал, что над ним смеются, и не хотел, чтобы его побили. Ден прекратил поливать, поставил лейку на край кадки, ухмыльнулся: - Во цирк. Ребята, сидите. Пока полковник не пришел, сидите спокойно. - Ты вот там поливаешь, - обозлился Валя, - ну и поливай. Тебе пальмы доверили, ну и не суйся... Вылезай, - заорал он Диего. Диего спрыгнул на бетонный пол. Я остался сидеть. Сидел и смотрел на высоченный потолок, к которому были привинчены мощные лампочки. - Слушай, - обиделся Ден, - ты тово, - ты действительно умом хряснулся? Ты чего - поливаешь, ну и поливай? Ты зачем так сказал? Ты нехорошо сказал. - А он забыл, - лениво напомнил Пауль, - как его первый год в унитаз головой макали и как он к полковнику стучать бегал. - Точно, - обрадованно воскликнул Ден, - было такое. Стукач. Сука... И Ден, удовлетворившись этим воспоминанием, продолжал полив. Валя покраснел. Пауль подошел к Диего. - Погоди, погоди, - он потрогал скулу Диего, - это у тебя что за вздутие... Это тебя коллега Валя так приласкал? А? Воспитатель! Тут я прибегнул к методу, который в принципе отвергал, но который спасал меня в невыносимых ситуациях. Коллега Валя дал тебе по морде? - Пауль, - начал Валя, несколько смутившись, - ты чего? - Помолчите, коллега, - поморщился Пауль, - дайте на второго орла поглядеть, он что, прячется? Пауль встал на колесо грузовика, заглянул в кузов. Он был рыжеволос и веснушчат. - О, - воскликнул он, - здорово. Интеллигентное лицо - и фонарь под глазом. Я вижу, тут была массовая порка восставших крестьян. - Никак нет, - равнодушно ответил я, - грузовик трясло, и мы несколько раз ударились о борт. - Вот хорошо, - одобрительно кивнул Пауль, - правильно воспитанный молодой человек. Слово "аборт" знает. Он спрыгнул на бетонный пол, побил ладонь о ладонь. - Только, дорогие мои, - радостно продолжил он, - дорогие мои новички, новобранцы, запомните раз и навсегда! Рукоприкладство среди "отпетых" за-пре-ще-но! И строго преследуется! Устав есть устав. - О, лепит, - восхитился Ден, - тебя в "комнату Джорджи" вместо "старшего друга" - от бы там заливал! Ден потряс лейкой. Из лейки нехотя выпало несколько капель. Ден вздохнул и пошел вглубь площади. Кошка Аграфена легко, чуть пританцовывая, направилась за ним. - Эй, - крикнул Валя, - наглец! Тебя что - не касается? Вылезай на фиг. Я выпрыгнул из машины и не успел уклониться от подножки Вали. Я довольно сильно ударился о бетонный пол и поднялся нескоро, перемогая боль. - Очень плохая реакция, - равнодушно сказал Пауль, - и совсем скверно держит удары. В первой же пещере "стрелочник" выжжет "младенцу" глаз. И пальцем он ткнул в мое лицо. Палец Пауля остановился в миллиметре от радужной оболочки глаза, и я увидел огромную дубину, застившую весь мир справа, готовую выдавить, выколоть, превратить в слизь... - Ничего, - одобрительно сказал Пауль и убрал палец, - бледнеет и зеленеет, но не дергается и не прудит в штаны - тоже достижение. Кто тебе синяк поставил под глаз, воин? - Я уже ответил на ваш вопрос, Пауль, - вежливо сказал я, - и хотел бы, чтобы и вы обращались ко мне на "вы". Меня зовут Джек Никольс. Пауль переглянулся с Валей. - Валя, - спросил Пауль, - на какой помойке ты его подобрал? Между тем Ден вернулся с лейкой, наполненной водой. На сей раз кошка сидела у него на плече и лизала ему ухо. Ден завершал полив. - Я же и говорю - ужасно наглый народ. За двумя "младенцами" - целый грузовик. - Да, да, - закивал Пауль, - целый грузовик и одного идиота - это слишком. Пешком бы дошел по карте, азимуту и компасу. - Пауль, - всерьез обиделся Валя, - что ты надо мной при "младенцах" стебаешься? То насчет унитаза... Теперь "идиот" говоришь. - А че, - крикнул Ден, аккуратно нагибая лейку, - не было че ли этого? Пауль, помнишь, как он орал: "Ой, не могу, ой, не буду!" Веселые были ребята, - вздохнув, окончил Ден. - Да, - согласился Пауль, - и где они теперь? Иных уж нет, а тех долечат... Кого растерзали безжалостные когти, кого пронзили язвящие жала, кого растоптали тяжелые слоновьи лапы... А кого... кого, - Пауль поднял руку, словно задумавшись, словно припоминая что-то, и будто вспомнив, сообразив, легко вспрыгнул на подножку грузовика и крикнул в полуоткрытое окно кабины: - Витек, покажись новичкам. Дверь кабины распахнулась. Кошка зашипела и вцепилась в Деново плечо. - Аграшка, дура, - сморщился Ден, поставил лейку и принялся отцеплять кошкины когти, - ты что, "превращенцев" не видела? Я -то помнил по квартире Натальи Алексеевны подобных существ, а Диего отчаянно закричал, что, по-моему, говорило только в его пользу. Перед нами стоял, раздувая отвратительное мешковидное горло, длиннорылый печальноглазый монстр. - Дитя, - изумился Пауль, - что ко мне ты так страстно прильнул? Ты что, "борцов" не видел? - Таких - нет, - ответил я за Диего. - Хорошо отвечает, - одобрил Пауль. Лапа Вити дернулась конвульсивно резко, я не успел сообразить, что происходит, а рептилия уже деловито и ловко мяла мое лицо. - Витек, Витек, - позвал Пауль, - довольно ласк, довольно... Он понял. Понял. Ну, что сказано! Кнут! - гаркнул Пауль. - Хлыст! Витек отдернул лапу, точно ожегшись, испуганно пискнув. Я подивился тому, какой у него тоненький, тоненький жалобный писк. - Все, - сказал Пауль, - все! Массаж лица окончен. Марш в кабину. Витек ловко впрыгнул в кабину на водительское сидение и захлопнул дверцу. Я украдкой потрогал саднящее лицо. - Что, малыш, - усмехнулся Пауль, - проверяешь, не произошли ли необратимые изменения? Да нет, покуда не произошли... Смирно! - заорал вдруг Пауль, застегиваясь. Мы вытянулись. Из кабины выскочил Витек и застыл рядом с нами. Пауль успел застегнуться до того, как попал в поле зрения полковника. Одна кошка нагло мяучила и лизала ухо нервно помаргивающего, вытянувшегося Дена. У Витька нервно опадал и раздувался зоб. Диего стоял серовато-белый, как нависший над нами потолок, и сглатывал подступающую к горлу тошноту. Я обратил внимание, что его кадык дергался в такт вздувающемуся и опадающему зобу рептилии. "Как мы на них похожи", - подумал я. Полковник, заложив руки за спину, шел на нас. Он был низенький, толстенький. На нем был гражданский штатский сюртук и брюки с потертыми, вытершимися от времени лампасами. - б-те, - сказал полковник, - вольно, вольно. Денушка, еб-те, прекрати скотоложество, пусти Аграньку погулять... Ат... царапается, царапается, Грунечка, Грунечка, кисонька, кыс-кыс, иди, иди сюда... Ат... еб-те, не идет... Виктор Петрович, в кабинку, в кабинку, неча эстетику портить... Павлик, не выпячивай грудь, я в окно видел: расселся на стуле, ноги расставил, расстегнулся, декольте с волосами навыпуск, еб-те, борода и бакенбарды, плавно переходящие в волосы на груди... Иди садись. Валентин Аскерханович, привезли? - полковник подошел поближе к кадкам, сунул палец в землю, - еб-те, Денушка, я те что сказал: полить, а ты что сделал? Ай-я-яй, еб-те двадцать, ты же их залил, за-лил. Ну, смотри, лужи вокруг кадок... А? Что за болото развел. Ну, напецкал так напецкал. Ден стоял понурившись и шмыгал носом. - Коллега полковник, - начал он. - б-те, - махнул рукой полковник, - ну тя к монстру в бриллиантовой, ну, гляди, какую сырость развел... Грунечка, Грунечка, кыса, кыса... Кошка зашипела, выгнула спину и попятилась за Денову ногу. - Вот, еб-те, дилемма... понимаешь, закавыка, загадка... Я Груню люблю, а она меня нет, еб-те, шипит, а она меня, еб-те, кусает. - Чем меньше женщину мы любим, - подал голос от вахты Пауль, - тем легче нравимся мы ей. А кошка - женщина, коллега полковник. - бте, - изумился полковник, - Павлик, ты че влез? зачем? для чего? какая твоя цель?.. - полковник смерил Пауля взглядом. - Ну, Валентин Аскерханович, покажи новичков. У, какие, у, еб-те... Полковник похлопал меня по плечу... - Молодец, молодец, еб-те... Назовись, еб-те,. - Джек Никольс, - выкрикнул я и как-то само собой у меня вырвалось: - бте. Пауль фыркнул. Валя разинул рот. Диего встал по стойке смирно. Ден выронил лейку. Потом сделалось тихо, и в наступившей тишине стало слышно умильное мурлыкание кошки Аграфены, трущейся о ногу Дена. - бте, - сказал наконец справившийся с волнением полковник, - да ты, я гляжу, артист-пародист... Для артистов, еб-те, у нас есть третья рота. Павлик оттуда, Валентин Аскерханович...Ты что, еб-те, думаешь, ты семь русалок, еб-те, и уже можешь, еб-те, полковника, еб-те... Полковник всерьез разволновался, он вынул из кармана большой клетчатый платок и вытер шею и затылок. У меня тоже вспотели шея и затылок. Я сглотнул и выдавил: - Виноват, коллега полковник, обмолвился. Сорвалось. - бте, - полковник сунул в карман клетчатый платок, - Виктор Петрович тебе коллега, а не Гордей Гордеич... Нашел себе коллегу... Виктор Петрович, сиди, сиди, не скалься... И тут я заметил, что рептилия высунулась из кабины и глядит на меня с живейшим, хищным каким-то интересом. - Брысь, сказал, еб-те, зубы повыдергаю, брысь! - не то разозлился, не то испугался полковник. Витек хлопнул дверцей машины. - бте, - поуспокоившись, сказал полковник, - ну а тебя как звать? - Диего Хальцедонов, - отрапортовал Диего. - Молодец, еб-те, - одобрил полковник, - умница, золотко... Диего старательно тянулся, ел глазами полковника. - бте, - вздохнул полковник, - жалеешь, небось, что к "чистильщикам" попал? - Никак нет! - бодро гаркнул Диего. - Не жалею! Рад... - бте, - нахмурился полковник, - Бриллиантов, как тебя, Аметистов... - полковник пощелкал пальцами, - этот Альфонсо Аметистов... - Дие... - робко начал Диего. - Я сказал: Альфонсо Аметистов, - рявкнул полковник, - ебте, - добавил он поспокойнее, - я не чаю, как отсюда выбраться, этот... мне выкаблучивает... рад... ну, я покажу тебе рад, еб-те, я тебе покажу рад, - он погрозил пальцем и, покачав головой, громко приказал Вале, - Валентин Аскерханович, этого весельчака тоже в третью роту... Прислали, еб-те, один артист-пародист, другой - коверный, еб-те, рот до ушей, хоть завязочки пришей... Весь вечер на манеже... В третью их, в третью... - Лезь в машину, - коротко приказал Валя, - разрешите? - обратился он к полковнику. - Давай, давай, - полковник замахал руками, - вези их, еб-те, с глаз долой - из сердца вон. Я плюхнулся на твердую скамью, рядом расположился Диего. Следом в кузов нырнул, хищно и ловко, Валя. Он не успел постучать в крышу кабины, как в кузов заглянул сияющий Пауль. - Ну, - Пауль был в восторге, - ну, пародист, Пиздей Пиздеич тебя верно назвал. Не, парень, - Пауль был вне себя от переполняющих его чувств, - не жить тебе с людьми, - и не дожидаясь моего вопроса "почему"?, сразу ответил: - Уж больно талантлив. Пиздей Пиздеича аж в пот бросило... - Просто наглец, - сухо заметил Валентин Аскерханович. Пауль покачал головой: - Не, ты его не ругай, не ругай, он тебя еще может в пещере пополам перекусить, а будешь себя с ним хорошо вести - и он тебе поможет. - Кончай глумиться и стебаться, - рассердился Валя, - сойди с колеса, дай отсюда уехать. - Да катитесь вы отсюда колбасой, - немного обиделся Пауль и спрыгнул вниз. Валентин Аскерханович постучал в крышу кабины, дескать, поехали. И мы покатили вдоль кадок с пальмами. Впрочем, я еще успел услышать, как Ден радостно вопит, размахивая лейкой: - бте! Кликуха есть! Пародист будет "бте". - Засветился, - с удивившей меня печалью выдохнул Валентин Аскерханович. - Как это, - сказал я, - полковник быстро и тихо ушел. - Пиздей-то? - переспросил Валя. - Да, он у нас мастак по уходам-приходам, херак - и нету его, херак - и тут он. Бегунок, - и Валя, усмехнувшись, добавил:- бте...бегунок. Дружелюбный тон Валентина Аскерхановича меня нимало не обрадовал, скорее насторожил. Но Валя, казалось, в самом деле помягчел к нам после скандала с полковником. - Слышь, - обратился он ко мне. - бте, пародист, это правда, что ты семь русалок выловил? - Меня зовут Джек Никольс, - твердо сказал я. - бте, - покачал головой Валентин Аскерханович, - Пауль прав. Ты очень борзой. Тебе здесь не прожить. Слышь, бте? Ты не в карантине, это в карантине можно было даже сержанта жизни обучать, а в Северном, - Валя шмыгнул носом, - я вот тоже гордый был, уставник был. - Я не гордый, - сказал я, - я просто - Джек Никольс. Грузовик миновал кадки с пальмами, возле одной из которых сидела рыжая собачонка с лихо торчащим одним ухом и горестно повисшим другим, так что вместе они напоминали знаки восклицательный и вопросительный в конце гневного восклицания - и понесся вдоль стены с множеством разнокалиберных дверей. Потолок здесь был так высок, что не диво было увидеть под ним птиц и в какое-то мгновенье забыть, что ты в подземелье. Птицы, и в самом деле, метались вверху. Валентин Аскерханович проследил мой взгляд и кивнул: - Тут дыры неба - неподалеку. Пару раз в карантине я видел длиннющие, уходящие вверх, суживающиеся вверху сияющей иголкой, звездой туннели - "дыры неба". - Ну, - продолжил Валентин Аскерханович, - еще из пещер поналетели, там такие летающие крокодилы с бегемотами водятся, - Валя хмыкнул, - Пиздей Пиздеич кадок с пальмами наставил, вот они и поналетели, позасрали здесь все. - Он, я вижу, - осторожно спросил Диего, - у вас вообще живность любит? - Юннат, - скривился Валентин Аскерханович, - юный натуралист. У него в штабе, в кабинете, хомяк живет и попугай. Попугай дурной такой, ни хрена слов не знает. Пиздей Пиздеич его учил-учил: и "попка-дурак", и "Антоша хороший" - скорее бы хомяка выучил разговаривать, тупой, блин, попугай оказался, как бревно... Грузовик остановился. Валентин Аскерханович заколотил в крышу кабины: - Дальше, дальше, Витек. Этих раздолбаев в к нам определили. Грузовик фыркнул и поехал. - Эт, - Валя покачал головой, - совсем Витек мышей у нас не ловит. Видел же, что Пиздей Пиздеич недоволен, а тормозит у первой... Слышь, бте, бте, оглох? Ты не обижайся, у нас у всех кликухи. Вон даже Гордей Гордеича Пиздей-Пиздеичем прозвали. - Валентин Аскерханович, - вежливо поинтересовался я, - у вас какая кликуха: п...бол или мудозвон? На сей раз Диего не стал вмешиваться, и мне удалось отбить удар. - Блин, - в бешенстве заговорил Валентин Аскерханович, - блин, да ты еще и драться умеешь? бте... пародист... К нему по-человечески, а он... драться умеет... он, - Валентин Аскерханович покрылся от волнения пятнами, - ругается. С ним нормально разговаривают, а он - оскорбляет. Ты сам - п...бол. Вот! Грузовик остановился как раз, когда Валентин Аскерханович произносил "вот". Это вышло настолько забавно, что я рассмеялся. Валя еще раз махнул кулаком, я ответил. - Брэк! - услышали мы резкий, не слишком приятный высокий голос. В кузов заглядывал здоровенный мужик с тоненькими, аккуратно пробритыми усиками. - Мишель, - морщась от боли, сказал Валя, - вот пополнение привез. Ты - за дежурного? Мишель помолчал, потом спросил: - Это они что же, всю дорогу тебя так мудохают? - Нет, - начал объяснять Валентин Аскерханович. - Понятно, - перебил его Мишель, - делают перерывы, чтобы отдохнуть... Ну, капитан ты, самый здоровый, подь, капитан, сюда... Мишель спрыгнул с колеса и ждал меня внизу. - Это такая борзота, - пожаловался Валентин Аскерханович, - он и полковника на хер послал. - Правильно сделал, - кивнул Мишель, - туда ему и дорога... Знаешь. что он сегодня сделал? - Ну? - "Летающего воробья" выпустил... Здоровый, - крикнул мне снизу Мишель, - быстро вниз прыгай, сейчас меня будешь посылать. - Как же это он, - искренно ужаснулся Валя. - Мудак, - объяснил Мишель, - на волю птичку выпускаю... Я спрыгнул вниз - и тут же получил в живот, в грудь, в скулу - удар за ударом. Я упал и скорчился, стараясь не стонать от боли, закрываясь руками от возможных ударов. На какое-то мгновение боль застила все мое существо, и я не расслышал, что говорил Мишель. Потом услышал: -...Привезли, все нормально, а этот мудак открывает клетку, я, говорит, думал, это - птичка... - А, - догадался Валя, - так это за "летающим" все сорвались? - Сорвались, сорвались, - подтвердил Мишель и тронул меня за плечо, - вставай, приехали. Я поднялся. Диего стоял руки по швам, навытяжку. Мишель деловито въехал мне пару раз по скуле, потом развернул меня и с силой дал под зад ногой. - Таким вот путем, - объяснил Мишель, - чтобы руки не распускал. Марш в расположение! Живо! Что ты стоишь? Лицо у меня горело. Нет ничего страшнее и унизительнее, чем идти с битой рожей и битым задом. Кто хоть раз испытал это - не забудет никогда. Если хоть раз вам въехали в морду, а вы не смогли защититься, то чувство бессилия и унижения выжгут в вашей душе славный чудесный след, траншейку, и долго, долго на вашем небе вместо доброго солнца над вами будет нависать насмешливый кулак. Но тут и неба не было, но здесь и удар кулаком по морде был не самое - ей-же-ей - страшное. Подумаешь. Вон Валентина Аскерхановича головой в унитаз окунули, а он - ничего. Жив и здоров, силен и весел. Все дело в дивной способности человека забывать. Ведь если бы унижение, испытанное Валентином Аскерхановичем тогда, было бы живо в нем до сих пор, как бы он жил? Как бы он мог бы жить? Он загремел бы в "вонючие" - и не вылезал бы из болота. Валентин Аскерханович распахнул перед нами двери, тяжелые, кованые. Казарма как казарма. Двое "отпетых", голых по пояс, натирали пол. - Хуан, Федя, - окликнул их Мишель, - кончай работы. Прибыло молодое пополнение... - У, - подивился Хуан, - молодое пополнение уже получило в морду? Так скоро? Это, наверное, очень лихое молодое пополнение. - Так, - сказал Мишель и ткнул в меня пальцем, - южный наглец. Докладывай. - Джек Никольс. Бывший воспитанник седьмого карантина прибыл в третью роту "отпетых" Северного городка. Валентин Аскерханович прошел к совей кровати, уселся на табурет и сказал: - Он - пародист, блин, такие штуки отмачивает. Полковнику представляется: "Джек, ебте, Никольс, ебте. Прошу любить и жаловать, ебте. Пиздея чуть удар не хватил. "Отпетые" и Мишель расхохотались. Диего заулыбался, я усмехнулся и тут же получил тычок в зубы. - Рукоприкладство у "отпетых", - сказал я и потрогал расшибленную губу, - запрещено. Мишель сунул мне кулаком в ухо. Я шатнулся, схватил табурет, стоящий рядом, - и целый град ударов посыпался на меня. Я свалился на пол, табурет брякнулся рядом со мной. Боль, соленый вкус крови, бессилие и тяжесть собственного тела, ставшего просто мешком из боли и тяжести, придавили меня к полу. - Ну, - спросил Мишель, подождав, пока я восстановлю дыхание, - что кряхтишь, как старый дед? Встал и пошел драить унитазы и медные ручки в умывальнях... Давай, давай, очень медленно, страх как медленно... Я поднялся, морщась от боли, поставил на место табуретку, взялся за спинку кровати и пообещал: - Я тебя убью. - Убьешь, убьешь. - презрительно хмыкнул Мишель, - вон Валентин Аскерханович, когда его только, только привезли, тоже бегал по расположению - орал: убью, зарежу - растопчу - не помилую. Я нервный и у меня воо такой нож есть! Помнишь, Валек, - Мишель подмигнул Валентину Аскерхановичу, - как ты тут всех воо таким ножом стращал? - Помню, а как же? - заулыбался едва ли не радостно Валентин Аскерханович, - а нож у меня, кстати, был. - Нож, - сказал один из "отпетых", что натирал пол, а ныне наблюдал за воспитательной сценой, - это не главное! Зарезать можно и ногтем - было бы старание, умение и желание. - И любовь к однажды выбранному делу, - шмыгнув носом, сказал второй "отпетый". - Что стоишь? - поинтересовался Мишель. - Что скрипишь зубами? Пыхтишь, сопишь? В чем дело? Ты плакать собрался? Нет? Вон там каптерка. Хуан пойдет с тобой, выдаст рабочую робу и кальсоны. Вопросы? Чего ты ждешь? О чем думаешь? - Я... думаю... как... тебя... убить, - раздельно выговорил я. - Ох, - вздохнул один из "отпетых", по всей видимости, Хуан, - да ты и в самом деле пародист. Так нельзя. Кулаки Мишеля утюжили мое лицо, превращая его в морду, в физиономию, в побитое рыло, в которое чем дальше, тем больше хочется бить, бить и бить. Мишель бил и приговаривал: - Раз навсегда запомни: не пугай, не пугай! Не хами. Знай свое место... Самое главное - знай свое место. Наконец Мишель утомился и перестал бить. А еще говорят, что душа не связана с телом! За пять минут из уверенного в себе выпускника карантина я вновь превратился в жалкого неуча, в дурня, в побитого пса, каким меня приволокли в карантин под начало к сержанту Джонни. - Но если я, - сказал я, сел шевеля разбитыми губами, - буду знать свое место, как же я убью Его? - Что, что? - не понял Мишель и , не поняв, заинтересовался. Я подождал, приводя в порядок мысли, разбросанные кулаком Мишеля по закоулкам сознания, и наконец сказал: - "Отпетый", по-моему, как раз и не знает своего места, раз его конечная цель - убить... - я сглотнул боль, мешавшую говорить, - зверя... то есть главная задача "отпетого" - не знать своего места, потому-то он и может оказаться в "вонючих". - Ах ты падла, - всерьез рассердился Мишель, - так ты еще и философ! - Он еще и поет, - рассмеялся Хуан. Я получил удар в ухо и вновь полетел на пол. ...Я поднялся и побрел к каптерке получать робу, по пути получив пинок от Мишеля. Валентин Аскерханович хмыкнул: - Из карантина теперь такие наглые выползают, только что крыльев и когтей нет, а так все при всем. - Ничего, - сказал Хуан, двинувшийся следом за мной с ключами от каптерки, - ничего страшного: здесь мы мигом крылья выдернем, а когти острижем. - До тех пор, - подсказал Федя, - покуда новые не отрастут - крепче, надежнее. _____________________________________________________________ Эта неделя слилась для нас с Диего в одну нескончаемую, освещенную лампами дневного света, бессонную ночь. Кажется, не было уголка в казарме, которого мы не вычистили, не вылизали, не отодрали. В долго тянущиеся часы бодрствования за мелкой унизительной или тяжелой работой я порой с внезапной ясностью понимал: я - один. Совершенно, абсолютно один, надо мной гигантская толща почвы и камня, и я запихнут в самый темный и самый грязный закуток. Мне вспомнились слова, слышанные мной уже очень давно: "Всякому человеку есть что терять. И чем меньше человек имеет, тем больше он может потерять, тем с большей жалостью он вцепляется в то, что имеет". Это было правдой. Сон - вот что оставалось у меня, и я жадно припадал к часу, часику, полу-, четверь часику выкраденного, выцыганенного сна. Несколько раз я заснул на занятиях. Незнакомый капитан растолковывал нам про самого для нас опасного зверя - про "птичку - черную точку" на горизонте, серую пичужку в клетке - на воле, едва лишь встретится с противником, моментально расползающуюся жгучим уничтожающим студнем с множеством присосок, шевелящихся мохнатых лапок, - про "летающего воробья". Такого и среди тренажеров в карантине не было: как его приручишь? Как приучишь "тренажерствовать" безжалостный расплескивающийся студень, в секунду обращающий тебя в ничто, в прах и пепел, и от восторга уничтожения еще и шевелящий своими лапками, щупальцами, чмокающий присосками, еще бы кого, еще бы что... С таким чудищем можно работать только на экране, нажимая кнопочки, подергивая рычажки. - ...Не совсем понятно, - лениво тянул капитан, он даже не представился нам, когда пришел на занятия, - можно ли назвать "летающего воробья" живым существом в полном смысле этого слова? Кажется, что это некая межеумочная, срединная организация материи. В лабораториях... Я с силой надавил кнопку и снова опоздал: на голубом экране белесой кляксой расплылась моя очередная неудача. Капитан сделал пометку в журнале и сказал: - Джек Никольс. Я стал подниматься. - Сидите, юноша, сидите, - недовольно замахал рукой капитан, - что вы, в самом деле? Я буду запускать вам помедленнее, но вообще... вообще-то, - капитан покачал головой, - если вы на вольном воздухе так будете телепаться. .. На экране зачернелась точечка. Я хлопнул по кнопке. Точка вспыхнула ослепительно-белым. - Да что вы по кнопкам-то колотите? - поморщился капитан, - вы бы еще кулаком бы саданули. В классе засмеялись. - Молчать, - не повышая голоса, сказал капитан и сделал в журнале сразу несколько пометок, - будете много веселиться, я вам так экраны запорошу - замаетесь кнопочки нажимать. Я еле поспевал за появляющимися на экранах точками. Откуда-то издалека, сквозь гудущую, гудящую вату усталости, головной боли, разламывающихся висков, доносились слова, обрывки фраз: - ...И здесь главное - успеть... Или отойти... Вообще не щекотать... Не-попадание в "летающего воробья" - все равно что попадание лично в вас... Лучше пальнуть из огнемета в себя, чем пальнуть из огнемета в "летающего воробья"... и не попасть. Я увидел перед собой множество деревянных застекленных строений. В синем небе чернели опасной сыпью точки и точечки. Они напоминали черные звезды, черные снежинки, застрявшие в небе по пути к земле. В одном из застекленных бараков? павильонов? крепких прозрачных клеток? я увидел огромную лоснящуюся черную пантеру. Бока у пантеры тяжело ходили в такт пережитому ею недавно унижению. Пантера походила на избитого униженного сильного человека, которого поставили не на колени - на четвереньки. Я почувствовал резкий удар в лицо и с удивлением отметил, что ударивший меня кулак? лапа? проминается, вдавливается, оставаясь, однако же, твердым и жестким, безжалостным и жестоким. Рык и рев наполнили мои уши. Пантера раззявила красную пасть и гоготала по-человечьи, из ее глаз текли прозрачные слезы. - Джек Никольс! - услышал я. - Джек Никольс! - и еще, и еще раз. - Вы что, глиссандо решили сыграть? Башкой по всем кнопкам? Чтобы точно никто не ушел? Я разлепил глаза. Я поднял голову. По экрану метались оранжевые, желтые полосы. "Отпетые" веселились. - От это бац, - охал Федя, - рожей по всем кнопкам - брр мм, бррмм. - Виртуоз, - всхлипывал от смеха Пауль, - Ференц Лист на приеме у князя Бюлова. Я встал и проговорил, изумляясь хрипоте своего голоса: - Виноват, коллега капитан. Капитан подошел ко мне. - Вам что, - спросил он, - не хватает времени для сна? - Никак нет, - ответил я, - хватает. Капитан встал на корточки перед экраном, покрутил какие-то ручки, оранжевые и желтые полосы исчезли. - Бриганд? - позвал капитан, поднимаясь. - Я, - отозвался Мишель. - Оставьте Диего Хальцедонова и Джека Никольса здесь... Для беседы. - Есть, - бодро выкрикнул Мишель. Занятия кончились. Мишель построил роту, пару раз матернулся и увел "отпетых". Капитан подождал, пока из туннеля, напоминающего школьный коридор, "отпетые" вышагнут в туннель, напоминающий пещеру, и повторил вопрос: - Диего Хальцедонов, Джек Никольс, вам что, не хватает времени для сна? Мы оба вскочили почти одновременно и отрапортовали хором : - Никак нет! Хватает! Капитан сидел молча, постукивал костяшками пальцев по столу. - Вас бьют? - наконец поинтересовался он. - Вас загружают работой? Вам не дают спать? - Никак нет! - так же хором ответили мы. Выглядело это, наверно, комично, но капитан не засмеялся. - Черт-те, - как бы про себя сказал он, - что вы за люди такие? К драконам в пасть - всегда пожалуйста, а хулиганов ротных боитесь?.. - Вы хотели сказать, - заметил я, - что мы за люди такие? Капитан внимательно посмотрел на меня, потом сказал: - Нет, так я сказать не хотел, но благодарю за поправку, - капитан улыбнулся, - благодарю за уточнение. - Разрешите идти? - Диего даже каблуком пристукнул. - Идите, - махнул рукой капитан. Мы пошли. Это было наслаждением - идти без строя. Просто идти себе и идти. Руки в карманы. Или вести рукой по странно теплой стене подземелья - тоже хорошо, тоже прекрасно. - Слышь, - сказал Диего, - Джекки, а может, скажем? А? Сейчас вернемся - и скажем. Ведь забьют же на фиг. Мы же им всю казарму вылизали, а нам еще и еще наваливают. Я еле на ногах стою. А ну как в пещеры с огнеметом топать? Я уже забыл, где там спусковой крючок. Я со шваброй лучше управлюсь. - Возьми швабру, - посоветовал я. - От, блин, ты шутишь... Ну, чего тут шутить. Задавят в пещерах и кишки по сталактитам размажут. Давай стукнем. Ну сил же нет... Что, очень хочется слетать-полетать? Да мы с тобой до вылетов сдохнем здесь. Обнявши унитаз. Я молчал, почти не обращая внимания на слова Диего. О себе-то я уже решил. Знал, как себя вести. - Вон погляди, - говорил Диего, - Пауль и Ден стукнули раз-два. И ничего! Один пальмы поливает, другой на воротах сидит. Если в пещеру идти - сумку через плечо. Медбрат, санинструктор. Не служба - лафа. - Как хочешь, - сказал я. - Я хочу, - помолчав, продолжил Диего, - я очень хочу жить и спать. Ты извини, брат, но я к Пиздею уже ходил. Я остановился, пораженный. - Как же ты успел? - Успел, - усмехнулся Диего, - выкрал время. И, заметь, нас поменьше кантовать стали. - Что-то я не заметил, - вздохнул я.. Глава одиннадцатая. Пещеры Мишель ходил вдоль стоя. - Значит, так, - он погрозил пальцем, - говорю еще раз, специально для "младенцев", прочим тоже полезно послушать: если, блин, встретились с "квашней" и не уверены, что попадете, - Мишель задрал голову и пихнул себе под подбородок пальцем, - лучше уходите или вызывайте второго, третьего - все равно кого. Мне трупы в пещерах ни к чему. Выволакивать вас... Режьте себе на равные части "червячков", глушите "царевен", но не нарывайтесь, не геройствуйте. Вопросы? Строй молчал. - Ну, - вздохнул Мишель, - потопали. "Младенцы"! Чтоб через каждые полчаса мне пипикали. Ясно? - Так точно! - гаркнули мы. - Не слышу ни хера! - Так точно! - заорали мы изо всех сил. - А, - кивнул Мишель, - приблизительно. - Заботливый "дедушка", - донесся из строя голос Пауля. Он специально гнусавил, получилось смешно. В строю засмеялись. Мишель улыбнулся: - Павлуша, кончай стебаться. Ты же видишь, какое чмо из карантина нам присылают. Пошли. Мы не в лад затопали по туннелю. У пещер, темнеющих разверстыми ртами, уже стояли "чистильщики" и прохаживался Гордей Гордеевич. - Ага, - язвительно сказал он, - третья рота, ебте, тянется последней и как школьники на прогулку... Вы еще за руки возьмитесь. Вы,ебте, должны так топать, чтобы дома над вами подскакивали! - Строиться, - угрюмо приказал Мишель. Мы построились. - бте, - распалялся полковник, - а песня строевая где? Какая песня? - Непобедимы, как орлы, - буркнул Мишель, опустив голову. - бте, - разозлился полковник, - да по мне хоть "обосраны, как голуби", мне интересно, почему вы эту песню не поете? Скрываете, что ли? Стесняетесь, ебте? - Мы не успели разучить, - Мишель еще ниже опустил голову. - бте, - полковник развел руками, - это же гимназия на пленэре - не успели выучить! Вы уже три года этих своих "непобедимых орлов" учите. Первая, - полковник загнул палец один, потом другой, - поет - со стен штукатурка отваливается, вторая поет, третья - ни гу-гу... ебте. - Мы выучим, коллега полковник, - печально пообещал Мишель. - Выучите, - кивнул Гордей Гордеевич, - еще бы вы не выучили, ебте. В строй, бриганд Мишель. Мишель отдал честь и пошел, чеканя шаг, к нам. - Блин, - тихо, но с тем большей ненавистью произнес он, останавливаясь проив нашего строя, - обезьяны! Вернемся из пещер - всем листки с песней раздам... Чтоб выучили, блин, чурки, обезьяны? Нам выдали целую гроздь ламп, и мы двинулись раздавать лампы "чистильщикам". Они вешали лампы на грудь. - Зря батарейки, - предупреждал Мишель, - не жечь. Понятно? "Младенцы"? "Коверный", бте, в светлую пещеру вперлись - сразу назад. Мы включили лампу и вошли в холодную пещеру. После бессонных ночей у меня неистово болела голова, и я боялся только одного, что вот сейчас я грянусь о склизкие, какими-то водорослями облепленные камни - и засну. - Братья, - громко провозгласил Пауль и отвалил от стены здоровенный камень, - вот моя норка-каморка. За камнем оказалась аккуратная учрежденческая дверь, обитая дерматином. Пауль щелкнул ключом, растворил дверь, и я увидел сухое выметенное помещеньице с топчаном и полочками на стене. Из помещения потянуло теплом, уютом, покоем, и я остро позавидовал Паулю. Я понял, что сейчас он завалится на топчан, закроет дверь и... - Иди, иди, - беззлобно сказал Валентин Аскерханович, - дрыхни... - Звоните 01, - весело закончил Пауль, - вызывайте "скорую", - и продекламировал: - Сладко, когда на просторах морских разыграются ветры, С твердой земли наблюдать за бедою, постигшей другого, Не потому, что для нас будут чьи-либо муки приятны, Но потому, что себя вне опасности чувствовать сладко. - Закрой дверь, - уже несколько раздраженно посоветовал Валентин Аскерханович. Пауль моментально скрылся в помещении. - бте, - сказал Валентин Аскерханович, - ты к стенке не жмись, со стенки всякая дрянь отлипает и падает. Ты иди по центру. По центру вроде страшнее, а на самом деле безопаснее. Иди, иди. Я безропотно пошел вглубь пещеры. Никогда мне не было так страшно. Я был измочален, устал, и я боялся, что не успею нажать на спусковой крючок, промажу. Первый вынырнувший, выползший в круг света от моей лампы белесоватый гигантский червяк с опасно причмокивающими розовыми присосками на извивающемся, клубящемся теле, возвратил мне способность действовать. Я разрезал его так же быстро и равнодушно, как разрезает лопатой гусеницу огородник. Я шел как во сне и нажимал спусковой крючок огнемета, едва лишь свет лампы выхватывал нечто ворочающееся, выползающее, извивающееся. Пару раз я выкликал по ящичку, висевшему на груди рядом с лампой, Мишеля. - Ага, - говорил Мишель, - ходи, ходи... Далеко не забредай... Тут, поблизости. Порой я выходил на кого-нибудь из наших. Набрел на Федю, деловито ножиком открамсывающего ор разрезанного "червяка" куски и отправляющего их в рот. - У, - сказал Федя, - "младенец"? Хошь попробовать? Ты чего? "Кровь дракона" лакаешь, а почти сваренным, спеченным червячком брезгуешь? Эт ты зря, - Федя почмокал языком и добавил: - Такой ростбиф окровавленный получается - мое почтение! Я помнил рассказы Натальи о тех, кто жрет "поверженных врагов". "Вкусно, но опасно", - предупреждала меня Наталья. Я пошел прочь от Феди. Иногда мне казалось, что клубящиеся существа, которых я рассекал огнем, не живут сами по себе, а вырастают из пещеры, наподобие оживших сталактитов или движущихся хищных растений. Глаза у меня заболели от непрерывного вглядывания в неярко освещенную лампой местность, потому я обрадовался, когда увидел свет. Я помнил, как Мишель предупреждал нас: "В освещенные пещеры не суйтесь. Что вы там не видели?" - "У, - засмеялся тогда Пауль, - как раз многое они там не видели. И если увидят, то многое запомнят, если, конечно, смогут выбраться..." Мне было все равно. Светящаяся пещера - это не то, что человек, жующий сварившуюся плоть агонизирующей рептилии. Светящиеся пещеры - это опасно, но красиво. И Наталья мне ничего о них не говорила. Наталье я больше доверял, чем Мишелю. Я поправил лампу, покрепче сжал огнемет и пошел на свет. "Червяков" становилось все меньше и меньше, а когда засияли мягким светом острые режущие купы прозрачных сталактитов, "червяки" и вовсе исчезли. Здесь было сухо, остро и светло. Я потушил лампу и вошел в пещеру. Ее крастота резала глаз. "Тише, - сказал я сам себе, - тише, Джекки, держи душу за копыта. Вспомни русалок". Я вовремя предостерег себя. За купами каменных светящихся цветов мелькнула узкая зеленая линия, ожившая тугая стрела. Я еле успел навести огнемет и нажать спусковой крючок. "Стрекозел" лопнул, разорванный струей пламени, и его коричнавая спекшаяся кровь забрызгала светящиеся прозрачные острые камни, за которыми хоронился он, вжатый в крошечную расселинку, вылетающий, расправляющий все свое ту