анализационного люка. И вставили туда 10-метровое дерево, которое спилили неподалеку. "Ну вот как, скажите, пожалуйста, можно потерять такую здоровенную чугунную крышку?" -- спрашивали друг друга американцы и не могли найти ответа. Граждане США были потрясены темой лекции, прочитанной русским капиталистам (в рамках проводимых "Фактом" платных семинаров, которые давали приток денег): "Чувствительность иностранцев к запахам". Там давался совет -- менять рубашку каждый раз, как сходишь в душ. Другая цитата из американских мемуаров: "Сегодня "Правда" попрекала "Коммерсант" тем, что зарплата там втрое выше, чем в других кооперативах. А вчера я встречался с одним парнем из американского торгпредства, он сказал, что сперва русские казались ему очень милыми, теперь же он думает, что они заслуживают того, чтобы на них ставили генетические эксперименты. У меня страшное похмелье, хотя я и не пил накануне". После долгих и мучительных попыток они пришли к выводу: "Англоязычное издание "Коммерсанта" похожее на результат литературного эксперимента среди бабуинов". В итоге затея с русской газетой для американцев была оставлена. А вот итог работы иностранной мысли над изучением русского менталитета: "Русский никогда не скажет тебе правду. Но и не солжет. Он скажет то, что ты хочешь услышать". Впрочем, самому Яковлеву они пророчили светлое будущее: "Единственный торговец точной коммерческой информацией в стране, которая постоянно занималась поисками истины, неизбежно должен был разбогатеть". Вам, может, интересно будет узнать, что слово "истина" по-английски писалось ими так: istina. Людям, которые никогда не жили в России, наши американцы давали такое высокохудожественное объяснение: Istina is the Russian Zen. Сказано, да, весьма изящно. Он потом всем боком вышел, этот яковлевский zen. Деньги "Все разговоры про легкие деньги в России -- ерунда. В Москве всегда можно было влегкую срубить четыре-пять тысяч долларов. Если напрячься -- сто. Но дальше дело не пойдет. Начинают играть по-крупному здесь только те люди, кто работает не ради денег, а ради процесса созидания. И выигрывают они потому, что хотят не столько заработать, сколько что-то создать. Например, Смоленский. Так же как любой другой успешный бизнесмен в этой стране, он прежде всего созидатель. Это человек, который любит процесс созидания. Он созидает там, где больше всего понимает, и так, как ему больше нравится. Мне больше нравится заниматься этим на издательском поприще, Смоленскому -- на банковском. Но я глубоко уверен в том, что в России специфика рынка такова, что к успеху может прийти только человек, имеющий вкус и стремление к созиданию. А не просто к деньгам". "[У меня] есть возможность и дальше двигаться по горизонтали, все больше расширяясь, все больше зарабатывая денег. Но это, на мой взгляд, холостой ход. Мне дорог процесс созидания. Конечно, деньги играют в нем большую роль, но как инструмент, как кирпич или доски. Деньги -- строительный материал. Не более того. Хочешь построить дом -- это необходимо. Ни один из моих знакомых не делает деньги ради денег. В какой-то момент это становится скучно. Наступает момент, когда твои личные потребности обеспечены. И деньги теряют свою первоначальную притягательность. Потребности российского человека на самом деле не так уж велики. Здесь никто не имеет по двадцать домов и десятку замков. Никто не строит собственный небоскреб в центре Москвы". -- Так тебе не нужно много денег? -- Нет, нет, нет. Мне нужно чтоб мне хватало денег на мои потребности. А много денег -- зачем? Че с ними делать -- солить их, что ли? "Я не считаю для себя возможным заниматься зарабатыванием денег ради денег. С моей точки зрения, проекты по принципу "деньги ради денег" обречены на провал. Я, по крайней мере, не знаю ни одного человека, у которого это получилось бы. Который просто задался целью заработать денег и в результате создал крупную успешную структуру. Никогда в жизни не встречал". "Поэтому к деньгам я не стремлюсь. Людям, которые ко мне обращаются, я очень легко отдаю деньги, во всяком случае в определенных суммах. Кто-то воспринимает это как манерничанье или каприз. Это не так". (Я сам не раз передавал от него разные суммы людям, у которых были проблемы. Вообще я не встречал в жизни человека, который бы с такой легкостью отдавал деньги посторонним людям. -- Прим. авт.) "Существует огромное количество видов бизнеса более выгодных, чем издательский. Поскольку я занимаюсь свободным предпринимательством практически с того момента, когда оно было разрешено в России, то у меня было много возможностей переключиться на что-то другое тогда, когда это "что-то" только запускалось. Был момент, когда запускался банковский бизнес. Был момент, когда запускался нефтяной. Или, например, оружейный. Все они были и остаются намного прибыльнее издательского. Ну и что?" "Я считаю, что бизнес как бизнес в чистом виде, только ради денег, в природе не существует. Существуют профессии и профессиональная работа. Если человек работает профессионально, то деньги являются одной из составляющих его работы (это как стройматериал, не более и не менее) -- будь то адвокат, строитель или журналист. В журналистике, в издательском деле деньги играют ту же роль обязательного для работы инструмента... Профессионал не может работать, не учитывая фактора денег, но человек, работающий исключительно ради денег, прежде всего не профессионал. Я привык к удобствам и не очень представляю, как бы обходился без них. ...Есть определенная система зависимостей. На сегодня я в зависимости от денег. Может быть, завтра ее не будет, а может, она станет еще больше". Разговоры за жизнь "Я был назван в честь своего деда, который в гражданскую командовал Одесской ЧК. Я еврей. Вот. У меня папа русский, мама еврейка, и поэтому вот я еврей. Это факт, которому я, честно говоря, никогда особого значения не придавал". "Свой характер я бы охарактеризовал как плохой. Как очень плохой". "До посинения боюсь летать на самолетах. Это если говорить о хорошем, капитальном страхе". (Страх возник после того, как он слетал однажды на самолете, груженном трупами, -- это были погибшие альпинисты; он как раз писал неплохую, кстати, заметку про сложности с розыском пропавших. С тех пор самолет у него ассоциируется со смертью. -- Прим. авт.) "...но вынужден мужественно переносить частые полеты через Атлантику, прибегая к помощи нелюбимого алкоголя". "Сам я не пью. Ранее алкоголиком не был, не злоупотреблял, не подшивался. Мне просто не нравится ощущение опьянения в принципе. Это не запрет самому себе, -- ну, могу и выпить..." "Борьбу я пьянством я веду не из соображений здоровья/нездоровья. А по другой причине. Любой человек, который долго работал в журналистике, не раз видел, как спиваются редакции. Это страшная вещь, процесс может достигнуть такой интенсивности, что остановить его будет невозможно. Сама профессия журналиста связана с такими психологическими нагрузками, что за счет них алкоголизация резко ускоряется. Мы тоже через это прошли: достаточно вспомнить старый еженедельник "Коммерсант" в последний год его существования, когда этот процесс там был очень активным. Несмотря на все запреты. Эту-то опасность я предпочитаю убивать в зародыше. (Виновных в потреблении алкоголя на рабочем месте ставили перед выбором: или увольнение, или штрафные занятия каратэ в редакционном спортзале. Обычно люди выбирали второе. Одному провинившемуся Яковлев пообещал, что сразится с ним после отбытия наказания. Человек усиленно тренировался, но зря: матч так и не состоялся. Впрочем, надо сказать, что с уходом Яковлева от дел сухой закон в издательском доме сам собой рассосался. Но контора не спилась. -- Прим. авт.) -- Кем ты себя ощущаешь больше -- бизнесменом или журналистом? -- А я никогда не был бизнесменом. Я всегда был журналистом. Просто в журналистике есть разные профессии. Там есть задачи, неизбежно связанные с коммерцией. Это последствия кооператорства. "Кто этот человек? Бизнесмен. Нет на свете бизнесменов-то. Есть журналисты, промышленники, банкиры. Это профессии, частью которых является коммерция. -- То есть ты хочешь сказать, что просто речь идет о разном отношении к собственности? Репортер не имеет акций, а у тебя контрольный пакет, так? -- Да. Просто у меня другое отношение к собственности, чем у репортера, -- ну и о'кей... -- Когда из "Коммерсанта" кто-нибудь из серьезных людей уходит, ты делаешь вид, что "отряд не заметил потери бойца". Тебя это действительно оставляет равнодушным? -- Я думаю очень простую вещь. "Коммерсант" с момента своего создания был школой, кадровой базой для московских и центральных изданий. Если посмотреть на сегодняшние новые издания, то в очень многих из них или главные редактора, или верхний аппарат редакции прошли через "Коммерсант". (Тут много правды. Да, непонятно, откуда Яковлев сам узнал, как надо, -- но это знание у него есть, по меньшей мере было, и он передал его многим людям. -- Прим. авт.) Мне это кажется нормальной вещью. (Почему бы под этими словами не подписаться и корифеям, в которых Яковлев на прощание кидался пепельницами. -- Прим. авт.) Люди долго работают в "Коммерсанте", а потом уходят делать свои издания. Я считаю нездоровой скорее обратную ситуацию -- человек хотел бы свой журнал, но у него не получается и поэтому он сидит на какой-то другой должности и тоскует. Поэтому я не считаю, что это страшная или критическая ситуация. -- Володя, у тебя в "Коммерсанте" есть сотрудники, которые раскапывают серьезные тайны и добывают компромат страшно сказать на кого. Они, может, и тебя тоже видят насквозь -- ты этого не боишься? -- Меня это совершенно не смущает, потому что у меня в общем-то нет секретов. Я уже давно ничего скрываю. -- Интересно! То есть ты сначала вынужден был что-то скрывать, а после перестал? Необходимость отпала? -- Я бы так не сказал. Ну, когда-то у меня какие-то секреты были, а потом я понял, что на самом деле в этом мире секретов не бывает. Да и зачем мне их иметь. Я не вижу чего особенно такого, что мне нужно скрывать. Может, ты у меня что-то этакое спросишь и я обнаружу, что у меня есть секреты. Спрашивай! Это он так шутит. Яковлев-сын и Яковлев-отец "Мгновенная смена чарующей улыбки на пронзительную холодность, небрежная склонность к пижонским вещицам" -- это общее у отца и сына Яковлевых подметил один журналист, который имел удовольствие поработать у обоих и потому сравнивать может. У сына с отцом происходят иногда задушевные беседы, которые Яковлев-старший публикует. Вот любопытные отрывки из речей, с которыми Володя обращается к Егору: "Позиция -- я буду строить коммунизм, потому что это общество плохо, по сути своей есть терроризм. Ты хотел построить коммунизм, ты хотел улучшить общество, а это кончилось тем, что ты уничтожил то, что было, а создал нечто новое, что оказывается ненамного лучше того, что было. То есть задача изменения внешних обстоятельств кончилась их уничтожением, а не улучшением. Тогда, до перестройки, ты считал себя в оппозиции и был в оппозиции. Сейчас ты тоже в оппозиции. Все кончилось там же, где началось. Все, что ты получил в результате многих лет работы, это внутренний опыт. Хотя это и не было твоей целью, но стало единственным результатом". "Проблема заключается в том, что жизнь у человека одна. Часто (великолепное словечко, в данном контексте; что за этим стоит -- вера в личное бессмертие? -- Прим. авт.) она кончается смертью. И поэтому вопрос скорости, с которой вы получаете свой внутренний опыт, имеет принципиальное значение. ...Если бы твоей задачей, целью с самого начала был именно внутренний опыт, а не улучшение-разрушение-уничтожение, то все бы получилось намного быстрее. ... Вопрос во времени и количестве затраченных усилий. Мы это поняли раньше". Может быть, вы тут заметили интонации гуру. И порадовались забавной точке зрения. А вот чистейшей воды дзенский коан, который Володя применил в беседе с отцом, уча того мудрости: "Если сделать фотографию двух машин, двигающихся в разных направлениях, то они в какой-то момент могут оказаться в одной точке". Каратэ "Я занимался долго каратэ и потом айкидо. Сегодня мне уже надоели боевые дисциплины. Если посмотреть на развитие восточных единоборств, можно заметить, что по мере их совершенствования происходит уменьшение агрессивности. Стартовая база -- каратэ -- очень агрессивный вид спорта. (Многим памятна страсть, которой Яковлев одно время предавался, -- метание ножей и шурикенов, завоз из Японии деревянных мечей, оборудование зала для восточных поединков с приобщением к ним сотрудников, которые на одном этом могли сделать карьеру. -- Прим. авт.) Более высокая ступень, например, кунфу, когда ты учишься использовать не только собственную силу, но и силу противника. Потом идет айкидо, уже целиком построенная на чужой агрессии. Однако айкидо -- тоже конфликт. Если вдуматься, окажется, что следующий шаг в развитии восточных единоборств -- это вообще не заниматься ими". Буддизм -- Может ли сильное увлечение буддизмом помешать работе? -- Нет. Почему ты спрашиваешь об этом? -- Почему? Я тебе сейчас попытаюсь объяснить почему. Раньше, когда человек говорил: "Я из "Коммерсанта", ему отвечали: "О-о!" А теперь часто отвечают так: "А, это где буддизм? Ну-ну... И вас же еще, кстати, продают". Вот такая эволюция образа "Коммерсанта"... Тебе-то что? Людям краснеть. С тобой нельзя быть уверенным, что однажды, уехав по своим буддистским делам, ты не вернешься, а останешься, например, в монастыре. И люди нервничают! Буддизм ведь учит, что жизнь -- не самоцель, и вообще этих жизней у человека полно, и каждая из них -- всего лишь трудный утомительный урок. Небуддисты же, напротив, дорожат своей единственной жизнью. Им страшно: придут они однажды на работу, а ее нет. "Ваш начальник, -- скажет уборщица, -- велел вам передать, что ему ничего не нужно, ну вот все и ухнулось". -- Могу ли я сделать так, что людям негде будет работать? Вряд ли я так поступлю, зачем мне это надо. Да и людей жалко... И кстати, вот еще что. Меня никогда об этом не спрашивали, и я потому никому не говорил. Но я на самом деле не буддист. -- Но почему тогда тебя все держат за буддиста? -- А х.. его знает. Я не знаю. -- То есть можно говорить не более чем об интересе к этому буддизму? -- Ну да. Мне интересны разного рода духовные практики и течения, буддизм в частности. У меня есть много друзей-буддистов. Я несколько раз встречался с разными ламами... Но я не буддист. Вообще принадлежность человека к той или иной религии это настолько личные вещи, что странно об этом говорить... Это моя личная жизнь. Но если меня спросят, не принадлежу ли я к какому-то из массовых религиозных течений, я отвечу: нет, не принадлежу. Я два раза ездил в буддистские монастыри в Европе. Мне очень понравилось. Могу посоветовать любому. -- Но там ведь тяжелый режим, в монастырях. Вставать в пять утра, подметать, говно убирать... -- Нет, я же не монах, я туда ездил скорее как турист. Это своего рода экскурсия. (Однажды я в беседе с Яковлевым высказал догадку, отчего он не может ходить в простой русский православный храм, раз уж его тянет на духовность: там же можно запросто столкнуться с собственной кухаркой или с шофером. А в Америку на семинар те точно не полетят, и там с ними не придется брататься и быть на равных. Он выслушал, но ничего не ответил в отличие от восточного философа Игоря Малашенко, с которым я об том же говорил, см. стр. 221--237. -- Прим. авт.) Работа над собой "Моя жизнь разделена как бы на отдельные куски. Один -- до окончания университета -- его трудно определить. Другой -- работа в государственных изданиях. Потом кооператив. Нынешние дела. И есть ощущение завершенности каждого из этих кусков. Наверное, потому, что жизнь -- это процесс постижения мира, который начинается с рождения и продолжается до самого конца или до того, что, согласно распространенным убеждениям, мы считаем концом. Возможно, завершается еще один кусок моей жизни и начинается другой". "Меня все больше занимает понимание мира как целостной системы и того, что в нем нет ни хорошего, ни плохого, занимает отношение к смерти, к тому, что происходит с нами после нее". "Есть два типа самореализации. Первый -- через других людей. Я придумываю, какой должна быть газета, и другие люди ее такой делают, то есть я навязываю им свои мерки, заставляю их делать то, что считаю правильным. А есть другое -- личный труд без привлечения или подчинения других людей. Такой личный труд бывает разным по степени сложности -- сад ли сажать, книгу ли писать, дрова рубить. Вот этот второй тип становится для меня все более привлекателен". "Если бы я занимался не собой, а исключительно бизнесом, то я бы имел намного больше денег, чем сейчас". "Деньги -- это некоторая приятная составляющая жизни. Как и любую приятную составляющую, деньги можно получить, если ты придерживаешься определенных правил игры. Можно назвать это "этическим комплексом" или "стремлением учиться". Богатым может быть любой человек, готовый реально учиться на том, что с ним происходит. Я имею в виду учебу вообще в отношениях с миром, которая, в частности, сказывается и на зарабатывании денег. Нужно понять, что ни с одним человеком не происходит что-либо, что не являлось бы результатом его собственных действий. Человек, который учится, может заработать все, что угодно". -- В этом и была причина твоего успеха? Ты все время старался понять уроки, которые тебе давались? -- Да. Любому человеку, кем бы он ни был, где бы он ни был, миллионер он или нищий, в течение всей жизни даются уроки. Вопрос не в том, есть эти уроки или нет. Они есть всегда. Вопрос в том, способен ли человек их усваивать или хотя бы стремился ли он к этому. Это проблема не денежной обеспеченности, а проблема глобальная -- счастья. Ars Amandi (Искусство любви) "Бизнес -- это вообще великолепная школа любви к людям. Конкретная практическая школа. Я скажу тебе необычную вещь: в этой жизни нет человека, который не любил бы других людей. На самом деле каждый из нас исполнен любви. Ты не можешь найти никого, кто сказал бы тебе: я совершил нечто сознательно во зло другим. Любой человек действует во благо, какие бы страшные вещи он при этом ни совершал. Проблема не в том, любишь ли ты людей. Проблема -- как ты выражаешь свою любовь. Вот это -- искусство, это -- настоящее учение. Буддизм, как и христианство, и иудаизм, и мусульманство, учит прежде всего любви, искусству любить. И если ты учишься этому искусству, то не важно, где и при каких обстоятельствах ты ее (любовь) проявляешь. Ты стремишься сделать ее постоянной частью своего существования, которая проявляется везде. С этой точки зрения нет разницы между, скажем, бизнесом и сидением в лесу за чтением книги". -- Кстати, о любви, об искусстве любви. Что стоит за разговорами о твоем увлечении тантрическим сексом? Публика узнала об этом из интервью, которое ты взял у какого-то специалиста по тантре и опубликовал в журнале "Домовой". -- На самом деле тантра -- это не секс. Тантра -- это духовное течение, духовная школа, очень большая, основная задача которой -- научить людей любить жизнь. Научить искусству любви в широком смысле слова. Существуют тантрические школы, которые работают с сексом достаточно серьезно. Есть школы, где секс вообще не присутствует и царит стопроцентный целибат. Есть школы, которые опираются на целибат, но в определенные периоды прибегают к сексуальным упражнениям. Поэтому тантрический секс вообще странная формулировка. При этом я знаю, что в Москве существуют семинары по тантре. Если кого-то это интересует, я могу поговорить с руководителями этих семинаров и помочь желающим туда попасть. Независимость приобресть и рыбку съесть -- Что, по-твоему, такое -- независимость прессы? -- Поскольку я в этой игре в свободную прессу нахожусь с момента ее запуска, то я бы хотел, чтоб в этой стране пресса была независимой. Независимость -- это не только отсутствие зависимостей, но и способность журналистов работать на определенном уровне качества и представлять интересы читателя, для которого они пишут. А это "Коммерсантом" еще не достигнуто на все 100 процентов. (Такой скромной оценка была летом 97-го. Возможно, процент независимости подпрыгнул после продажи издательского дома олигархам. -- Прим. авт.) -- А кто ж тогда независимый, если не "Коммерсант"? -- Самое главное во всей этой штуке то, что на сегодняшний день в России нет ни одного независимого издания! В стране, по крайней мере в Москве, не осталось изданий, которые в той или иной степени не находились бы под контролем крупных финансовых структур. Финансово-промышленные группировки -- они сегодня в большой степени не что иное, как структура власти в России. И писать о них очень непросто. На самом деле когда журналисты находятся под влиянием и вынуждены писать исходя из принципов тех или иных боевых действий или, наоборот, замирений между банковскими структурами, это проще, чем когда ты должен писать реально независимо. Не скатываясь на позицию никакой из сторон, а пытаясь разобраться с общечеловеческих, общегосударственных отношений. То есть, кроме денег на издание такой газеты, нужны и люди, которые могли бы осмысливать жизнь на таком вот уровне. А финансовая зависимость плоха тем, что издание -- для банка. Я сознательно утрирую, но зависимое издание работает для банка (и для рекламодателя). А читатель им учитывается постольку-поскольку. Еще про ответственность перед читателем. Контроль над прессой приводит к тому, что у журналиста понятие ответственности перед читателем меняется на понятие ответственности перед банкиром. И что получается? Его главный редактор слушает банкира. И когда журналист пишет о том, что банкира затрагивает, он очень серьезно думает о том, что пишет. (Хотя и тенденциозно пишет.) А когда пишет о вещах, которые банкира не затрагивают, у него вообще ответственности никакой нет. Он пишет все, что ему в голову взбредет. Вот в одном журнале напечатали историю, что я якобы строю буддистский храм, -- это ровно из той оперы. Банкира это не затрагивает, ну и почему бы не написать, что Яковлев строит храм? Или собачью конуру? Подтверждений нет никаких, но отчего бы и не написать. И даже без ссылки, что, мол, это слух. -- Я так понимаю, ты решил принять меры, и теперь "Коммерсант" будет писать полную правду про банк "Столичный"? -- Про любой банк. -- А если банк обидится и не даст денег? -- А мы не будем у него просить. Мы найдем альтернативные источники финансирования. -- Какие такие альтернативные? Многие хотят и невинность соблюсти, и капитал приобрести. Это уже удавалось кому-то? -- Ну, тот же "Тайм" -- независимое издание. -- А как у него получается быть независимым? -- Думаю, его акционеры заинтересованы в том, чтоб издание было независимым... -- Акционеры "Коммерсанта" тоже вроде заинтересованы. Но у них, то есть у вас, на независимость не хватает денег. Что ж делать? -- Некоторые западные издания продают акции, но так, чтоб не потерять контрольный пакет и не попасть в зависимость. Но не факт, что западные схемы могут быть успешно применены в России... Предпродажная подготовка -- Говорят, что "Коммерсант" выставлен на продажу, а может, уже и продан, -- просто никто про это не знает. (Разговор имел место летом 97-го. -- Прим. авт.) -- Ответ простой: "Коммерсант" не продается. Да, предложения были. Но это не значит, что "Коммерсант" будет продан. -- А какой могла бы быть цена, теоретически? -- Не знаю. Но если бы "Коммерсант" был предложен к продаже, думаю, его купили бы быстро и легко -- по моим ощущениям. Но "Коммерсант" не продается. -- Но все-таки чем-то должны же быть вызваны слухи на эту тему? -- Может быть, тем, что мы начинаем довольно серьезную перестройку "Коммерсанта". Фактически это новый проект. Как любой новый газетный проект, это финансово очень емкое мероприятие. И конечно, встает вопрос: как будет финансироваться этот проект? Какими-то деньгами располагает сам "Коммерсант", и нам было бы несложно получить деньги в том или ином банке. Но задача в том, чтобы сделать то, чего на российском рынке пока ни одно издание не сделало: привлечь те или иные деньги, но без попадания в зависимость от финансовых структур. Эту задачу мы пытаемся решить, и, наверное, это вызвало слухи. Но "Коммерсант" не продается, и мы не пойдем ни на какое привлечение капитала, которое могло бы сделать нас зависимыми, -- такого не будет. -- А что это за перестройка такая? -- Смысл этой перестройки такой. Вместо разрозненных изданий "Коммерсанта" будет единая связка из ежедневной газеты и трех приложений: политическое приложение "Коммерсант-Власть", экономическое приложение "Коммерсант-Деньги", московское приложение "Коммерсант-Столица". (Ежемесячные журналы мы не тронем.) Мы, акционеры и главные редактора, решили попытаться добиться того, чтобы "Коммерсант" взял на себя роль вот того независимого издания, которое сейчас в России, как мне кажется, необходимо. Речь идет не только о независимости от финансовых структур, но и более высоком уровне журналистской работы. -- Очень интересно. Разумеется, сразу возникает много вопросов. Главный такой. Вот ты опять говоришь о том, что "Коммерсант" должен стать независимым изданием. То есть все-таки нельзя сказать, что он уже является им? -- В той или иной степени можно. Но ровно в той или иной степени. "Коммерсант" сейчас не имеет финансовой зависимости, которая влияла бы на его публикации. -- То есть ты хочешь сказать, что выплатил все кредиты? И никому не должен денег? -- На сегодняшний день "Коммерсант" не находится под влиянием ни одной финансовой группировки. Мы не имеем инвестиций и вложений со стороны. Те кредиты, которые были взяты, нами возвращены. Мы только взяли небольшой оперативный кредит на журнал "Столица" в "Столичном" и небольшой оперативный же кредит в "Альфа-банке". Но это именно оперативные кредиты, а не кредиты влияния. -- А вот некоторые СМИ утверждают, что издательский дом живет по принципу пирамиды, то есть одни кредиты берутся для того, чтоб расплатиться по другим, и это якобы единственный источник денег. -- Издательский дом не является пирамидой, это совершенно однозначно. Но он тем не менее имеет кредиты в банке "Столичный", и достаточно объемные кредиты. Эти кредиты связаны с тем, что издательский дом в течение всего времени с момента своего создания быстро развивался. Было много проектов, что соответствовало рынку, темпам его развития -- как мне кажется. Естественно, что при такой скорости мы активно набирали кредитную массу. Это нормально для любого запускающегося бизнеса. Сейчас мы эти кредиты возвращаем. Это тоже нормально. Я не вижу в этом оснований для того, чтобы играть словами -- "пирамида"... -- Что вообще значит -- купить "Коммерсант"? Не то же ли это самое, что купить пару квартир в доме 17 по Хорошевскому шоссе -- и ожидать, что из них вылупятся независимые издания? -- В смысле? Не понял. -- Ну, если "Коммерсант" будет продан, то там многое изменится -- тебя не будет, еще каких-то людей... Это уже будет совсем другая контора. -- Ну, наверно... -- Так, может, в покупке товарного знака "Б" нет смысла? -- М-м-м... Не знаю. С коммерческой точки зрения, если б мне были нужны деньги, я бы мог продать "Коммерсант" и получил бы много денег. Но мне это не нужно. Рантье Первый раз Яковлев уходил от дел в 95-м. Весной ушел, а к зиме вернулся. Почему ушел? Что так быстро вернулся? По возвращении он сам объяснял это так: -- Я бы не сказал, что уходил в отставку. Просто перестал быть генеральным директором, потому что устал им быть. Остался только акционером. А гендиректором я работал не переставая с 1988 года. И я решил немного отдохнуть, развеяться, поэтому ушел с должности. Честно говоря, уходя, я не очень предполагал на эту должность возвращаться. Но спустя меньше чем год "Коммерсант" оказался в достаточно тяжелом положении. У Дома появились финансовые проблемы. Они стали следствием менеджерских проблем: старшие менеджеры "Коммерсанта" показали низкие способности к управлению. Ситуация была неприятной, но не критической. Если бы она развивалась и дальше в том же направлении, было бы хуже. Мне пришлось вернуться и самому стать фактором повышения работоспособности. И жизнеспособности "Ком-мерсанта". -- Менеджеры, которых ты по возвращении уволил, -- плохие? -- Не могу сказать, хорошие они или плохие. Они ушли, потому что, с моей точки зрения, не справлялись с работой, которая им была поручена, и выполняли ее, с моей точки зрения, плохо. -- Чем ты занимался этот почти год, пока не работал гендиректором? -- Скажем так: я шлялся по миру. Либо сидел в Жуковке, либо шлялся по миру. Второй уход Яковлева от дел случился в начале 97-го. Летом того же года он рассказывал о своей жизни в таких терминах: -- Вот уже пять месяцев я не переставая в дороге, и это дико интересное ощущение само по себе. Два месяца я путешествовал по Ирландии, которая дико красивая страна, до этого путешествовал по Индонезии, а теперь собираюсь поехать еще куда-нибудь. -- Ну что -- все? Ты перебрался на Запад? -- Нет, так передо мной вопрос не стоит. Я никогда не принимал решения не возвращаться в Россию, никогда -- нет такой необходимости. У меня такое ощущение, что, может быть, год, а может, дольше я буду заниматься своими личными делами. Я бы хотел попутешествовать, поездить, кое-что посмотреть, с кем-то увидеться... -- Это большой отпуск? -- Нет, не отпуск, поскольку я больше не работаю в "Коммерсанте"! Я -- не главный редактор ни одного из изданий, не гендиректор. А просто совладелец компании. Сидеть в "Коммерсанте" и управлять через голову генерального директора, который -- настоящий начальник компании? Это было бы странно... -- То есть ты решил наслаждаться плодами своего труда и пожинать лавры? -- Да. Я работал, занимался "Коммерсантом" девять лет. А теперь я не обязан ходить на работу. Пришло время, когда я могу себе позволить жить так, как я хочу! Я рад, что теперь могу заниматься тем, чем хочу. О'кей? Да, я буду наслаждаться положением рантье! -- Будешь ли ты заниматься какими-то новыми проектами, вообще работать -- или ты совсем ушел на покой и посвятил себя личным делам? -- Я не знаю. Я не знаю. Победа демократии: "Коммерсантъ" проданъ. "Коммерсантъ" купленъ. -- Володя, ты много рассказывал о том, что "Коммерсант" не будет продан. И все-таки. Перейди "Коммерсант" в другие руки, что бы изменилось на рынке, в политике? -- Э-э-э... Не знаю. Это зависит от того, в какие руки перейдет "Коммерсант". На сегодняшний день он принадлежит мне и еще двум частным лицам. И они заинтересованы в том, чтоб "Коммерсант" развивался и был независимым. У них нет другой структуры интересов. А когда газета переходит в руки людей, у которых есть и другие коммерческие интересы, часто более привлекательные, чем газета, -- то понятно, что происходит... 1990, 1999 ПРИЛОЖЕНИЕ К вопросу о гениальности и помешательстве По понятным причинам автор этой книжки деликатно обходит молчанием ряд подробностей из жизни великих. Однако общую информацию о том, каковы вообще бывают гении -- притом что исключений, разумеется, полно, любой из наших персонажей запросто мог в список этих исключений попасть, -- любопытный читатель может легко почерпнуть из забавной книжки Чезаре Ломброзо "Гениальность и помешательство". Для тех читателей, которые одновременно и любопытны, и ленивы, здесь приводится краткий конспект упомянутой книги. "Все, кому выпало на долю редкое счастье жить в обществе гениальных людей, поражались их способности перетолковывать в дурную сторону каждый поступок окружающих, видеть повсюду преследования и во всем находить повод к глубокой, бесконечной меланхолии. ...Даровитый человек более способен находить истину и в то же время легче придумывает ложные доводы в подтверждение основательности своего мучительного заблуждения". "Вследствие такой преувеличенной и сосредоточенной чувствительности как великих людей, так и помешанных чрезвычайно трудно убедить или раз-убедить в чем бы то ни было. ...Источник истинных и ложных представлений лежит у них глубже и развит сильнее... Отсюда следует, с одной стороны, что не дколжно никому верить безусловно, даже великим людям, а с другой стороны, что моральное леченье мало приносит пользы помешанным". "Самое большое проявление злобы коварных мучителей Руссо видит в том, что они осыпают его похвалами и благодеяниями. По его мнению, "им удалось даже подкупить продавцов зелени, чтобы они отдавали ему свой товар дешевле и лучшего качества, -- наверное, враги сделали это с целью показать его низость и свою доброту". "Великий мыслитель Огюст Конт... в продолжение 10 лет лечился... от психического расстройства и затем по выздоровлении без всякой причины прогнал жену, которая своими нежными попечениями спасла ему жизнь". "Слабоумный, глухой, бессильный, неблагодарный относительно друзей -- так охарактеризовал он (в данном случае Свифт. -- Прим. авт.) сам себя". "Чувства привязанности были ему (Шопенгауэр. -- Прим. авт.) совершенно незнакомы". "О гениальных людях, точно так же как о сумасшедших, можно сказать, что они всю жизнь остаются одинокими, холодными, равнодушными к обязанностям семьянина и члена общества. Микел-анджело постоянно твердил, что его искусство заменяет ему жену". "Бодлер, Кардан, Свифт, По, Гофман... почти у всех этих великих людей были какие-нибудь ненормальности в отправлениях половой системы". "...Самым выдающимся признаком ненормальности рассматриваемых нами гениев (здесь имеются в виду Паскаль, Руссо, Байрон, Шуман. -- Прим. авт.) служит, как мне кажется, крайне преувеличенное проявление тех двух перемежающихся состояний -- экстаза и атонии, возбуждения и упадка умственных сил, которые до известной степени заметны почти у всех великих мыслителей, даже у совершенно здоровых, и составляют, в сущности, чисто физиологическое явление". "Меланхолия, уныние, застенчивость, эгоизм -- вот жестокая расплата за высшие умственные дарования, которые они тратят, подобно тому как... неумеренность в пище сопровождается желудочными катарами". "...Большей впечатлительности соответствует и большая ограниченность мышления (concetto). Ум, находящийся под влиянием экстаза, не воспринимает слишком простых и легких положений, не соответствующих его мощной энергии". "...Гениальные люди отличаются наравне с помешанными и наклонностью к беспорядочности, и полным неведением практической жизни, которая кажется им такой ничтожной в сравнении с их мечтами". "Кардан, о котором современники говорили, что это умнейший из людей и в то же время глупый, как ребенок... сам сознавался, что обладает всеми пороками -- склонен к пьянству, к игре, лжи, к разврату и зависти". * * * "Есть страны, где уровень образования очень низок и где поэтому с презрением относятся не только к гениальным, но даже к талантливым людям". Вторая жизнь "по Вийе" Так называется описанный французским психиатром начала 20 века и в честь него же названный синдром, который наблюдался у разных великих людей. В отличие от болезни, которая имеет свое течение, развитие, синдром -- разовая вещь: это случилось, и -- все. Смысл этого синдрома такой. Человек живет, живет некой размеренной жизнью, движется по накатанной колее, его будущее ясно и предсказуемо. И вдруг ни с того ни с сего все меняется -- резко, быстро и разительно. Характер, мировоззрение, жизненные планы, ценности, судьба -- все теперь другое. Часто эта вторая жизнь не имеет никакой связи с первой. Так, обычный клерк бросает службу и семью, уезжает на Таити и там становится знаменитым художником (Гоген). Или, к примеру, убежденный атеист, фронтовой генерал, дважды Герой Советского Союза вдруг уходит в монастырь и становится настоятелем Псково-Печерской Лавры (реальный случай). Другой пример: простой репортер вдруг уходит в бизнес и становится миллионером (М. Мельник) и др. Этот момент перехода от первой жизни ко второй пациенты Вийе описывали как озарение, волну, яркий свет. Возможно, толчок к такой резкой перемене дает шизофренический приступ -- но точно ничего не известно. Тайна сия велика есть. (Со слов Андрея Бильжо, который сам полжизни был психиатром, а после резко ушел в художники.) Краткое содержание предыдущих и последующих книг Книга No 1. "Москва за океаном" (О путешествии по американским городам с названием Moscow, которых там 22 штуки) Список штатов, в которых есть Moscow: Alabama (Lamar County), Alabama (Marengo County), Arkansas, Illinois, Indiana, Iowa, Kansas, Kentucky, Maine, Maryland, Michigan, Minnesota, Mississippi, Ohio, Pennsylvania, Rhode Island, Tennessee, Texas, Vermont, Virginia, West Virginia, Wisconsin.  К истории индейского вопроса Индейцы, совершенно как коммунистические депутаты Госдумы, не могли никак постигнуть умом, что земля может быть собственностью. Они просто не понимали друг друга. Фермер, например, вырастил урожай. На поле приходят индейцы и рвут кукурузу, -- растения же ничьи, они всегда сами по себе росли. И еще индейцы забивают фермерскую ручную свинью -- ведь звери, они специально созданы Богом для охоты. Фермер обижается на индейца так, как обиделся бы на белого за то же самое. И требует законной компенсации. Индеец смеется ему в лицо и обзывает полным идиотом. Тогда фермер убивает индейца. Другие индейцы приходят и убивают фермера и сжигают ферму. Соседские фермеры в священном гневе идут мстить индейцам, и так далее. Столкновение культур!  Русские и негры -- близнецы-братья ...Они страшно самобытны и не желают учиться у более успешных соседей, перенимать их полезные привычки. Они полагают, что кто-то обязан окружать их социальной заботой. Там, где они живут, много винных лавок, маленьких и сумрачных. Пара-тройка местных толпится там у прилавков, ожидая, не нальет ли еще кто -- добавить. Штукатурка на их домах облупленная, а асфальт на дороге весь в выбоинах. Они любят петь и плясать, и это их искусство благосклонно принимается в разных странах. Национальные их поделки из дерева хорошо раскупаются иностранцами на сувениры. А промтовары они делают такие плохие, что самим тошно. ...Законы они не очень уважают, предпочитая им свое понятие о справедливости. Отношения с полицией у них вообще как-то не складываются. Никому не придет в голову оставить на ночь новый дорогой автомобиль возле их дома -- не угонят, так непременно что-нибудь отвинтят, ну или просто стекло разобьют из "классовых" чувств. Слабые их стороны и недостатки часто пытаются объяснить рабским прошлым; от рабства их очень поздно освободили -- многих в 60-х годах прошлого ве