о если ты имеешь в виду Пилигрима, то он не
мудак. Он просто плохо знает Россию.
-- А не знаешь -- не лезь. Представляешь, что сейчас происходит в
Грозном?
-- Скорей, в Гудермесе или возле него, -- поправил Голубков. -- База
Рузаева там.
-- Пусть в Гудермесе, -- кивнул Нифонтов. -- Пилигрим, конечно, сразу
объявил Рузаеву, что никакой он не Генрих Струде. Рузаев запрашивает местное
МВД. А там лишь голая ориентировка Интерпола. Со старым снимком. Пилигрим
требует запросить из Москвы его полное досье. Полное, понимаешь? Он человек
западного склада ума и вкладывает в слово "полное" западный смысл. Рузаев
запрашивает. Через то же МВД, допустим. И что он получит? А вот что.
Нифонтов вскрыл подготовленный к отправке пакет и вытащил оттуда все
снимки Пилигрима, сделанные "наружкой". После чего вызвал начальника
экспедиции и вручил ему досье в его первозданном виде.
-- Запечатать, зарегистрировать и передать спецкурьеру.
-- Слушаюсь.
-- Понял? -- спросил Нифонтов.
-- Красивая комбинация, -- оценил Голубков. -- И если бы проблема
заключалась только в Пилигриме, она была бы уже закрыта. Вряд ли в Чечне
найдутся эксперты класса наших. Да и не будет проводить Рузаев никаких
экспертиз. Он просто пристрелит Пилигрима -- и это лучшее, на что тот может
рассчитывать. Но Пилигрим лишь часть дела.
-- А может, этим и ограничимся? -- помолчав, спросил Нифонтов. -- В
конце концов, какой приказ мы получили? Решить проблему Пилигрима. Мы ее,
считай, решили. Руками Рузаева. Не нарушив при этом ни одного закона. Ни
людского, ни Божьего. Он сам сунулся к Рузаеву. И евреи не смогут выставить
нам никаких претензий. Нет Пилигрима. Исчез. Мы всей душой рады бы вам его
выдать, да не можем -- отсутствует такая субстанция в сфере влияния
российских правоохранительных органов.
-- "Ваш доброжелатель", -- напомнил Голубков.
-- Да и хрен с ним! Кто бы он ни был! Мы свое дело сделали!
-- Это ты меня уговариваешь? Или себя? -- поинтересовался Голубков. --
Не будет Пилигрима, найдется другой. И мы можем узнать о нем слишком поздно.
Мы же обо всем договорились.
-- Знаешь, что я тебе, Константин Дмитриевич, скажу? Ты мелкий и
тщеславный человечек! Ты родил хороший план. Классный, ничего не скажу. И
понятно, что тебе хочется его реализовать и стать генералом. Так вот, не
станешь ты генералом! Плевать всем на твои планы. Даже если все получится,
как надо. А если не получится, так с нас даже те звездочки, что есть,
сдерут! Понял?
-- А у нас что -- задача сохранить звездочки? -- спросил Голубков. --
Тогда командуй. Операция отменяется. Хозяин -- барин. Ты начальник -- я
дурак.
-- Змей ты, Дмитрич! Уж и помечтать не даешь о спокойной пенсии. С
рыбалкой, грибами, с этими -- как их? -- патиссонами!
-- Что такое патиссоны?
-- Понятия не имею. Овощ какой-то. Вроде огурца, только плоский. Ладно,
бери ручку, пиши: - "Москва, директору ФСБ генерал-полковнику..." Написал? А
дальше так:: "Направляем Вам полученные оперативным путем фотоснимки
секретного агента отдела 12-С Деева..." Как его там?
-- Геннадия Степановича.
-- "...Геннадия Степановича, а также копию только что поступившего к
нам экспертного заключения об идентификации его личности как..."
-- Мы получили заключение две недели назад, -- напомнил Голубков.
-- А что такое две недели по сравнению с семью годами, которые Пилигрим
мирно лежал ребром между столами? Миг! Так что не придирайся. "...Как
находящегося в розыскных списках Интерпола международного террориста Карлоса
Перейры Гомеса по кличке Пилигрим, или Взрывник". С новой строки, --
продолжил диктовать Нифонтов. -- "...Считаем необходимым приобщить эти
материалы к находящемуся в архиве ФСБ досье". Все. За моей подписью.
Перепечатай на нашем бланке на машинке. Сам. Никаких вторых экземпляров.
Черновик сразу сожги. Завтра утром отвезешь пакет в приемную директора ФСБ.
Лично. Ты там кого-нибудь знаешь?
-- Не имел удовольствия.
-- Тем лучше. Подойдешь к одному из референтов, представишься и
спросишь, кому ты должен передать пакет. Он спросит, что в пакете. Ты
скажешь.
-- А если не спросит?
-- Все равно скажешь. Ну, попросту, свои же люди. У тебя получится. Но
он обязательно спросит.
-- Значит, Рузаев не соврал, когда сказал в интервью, что у него на
Лубянке есть свои люди? -- заключил Голубков.
Нифонтов подтвердил:
-- Да. Пока на подозрении двое. Оба дежурили в тот день, когда пришла
шифрограмма с грифами: "Весьма срочно, совершенно секретно, экземпляр
единственный". Это установила служба собственной безопасности ФСБ.
-- Сами? -- недоверчиво переспросил Голубков.
-- Конечно, сами, только они и могли это сделать. Ну, дал я небольшой
намек их шефу. А он мужик очень догадливый.
-- Кто же из двух?
-- Скоро узнаем. Тот, кто снимет сегодня копию с досье и завтра
переправит ее в Грозный первым утренним рейсом.
-- Он может передать ее по Интернету уже сегодня вечером.
Нифонтов пожал плечами:
-- Значит, Пилигриму предстоит пережить не лучшую в его жизни ночь. И
камера в Дармштадте покажется ему раем.
-- Может и не пережить, -- заметил Голубков.
-- До утра как-нибудь дотянет. Вряд ли они его прикончат, пока не
выяснят, кто он такой. А утром ты привезешь пакет. И эта сука кинется
звонить в Чечню. Ребята из ФАПСИ предупреждены. Надеюсь, не подкачают.
Разговор будет документирован. И уж трибунал мало ему не отвесит. Не сейчас,
конечно, а когда придет время. Так что, Константин Дмитриевич, будем
считать, что с одной задачей твоего плана мы справились: обеспечили контакт
наших фигурантов. В условиях несколько напряженных, но в конечном итоге
способствующих взаимному доверию.
-- Мы вышли на решение и более важной задачи, -- сказал Голубков. --
Гораздо более важной и сложной.
Нифонтов осуждающе покачал головой:
-- А ведь я тебя, Константин Дмитриевич, предупредил. Никогда не
показывай генералу, что ты умней его. Мы, генералы, этого очень не любим. От
этого мы начинаем нервничать. Какой задачи?
-- Нарисовался канал. По нему мы выведем Пилигрима на Пастуха и его
ребят.
-- Через этого суку-референта?
-- Да.
-- Как?
-- Есть мыслишка. Нужно еще подумать.
-- Думай, -- то ли разрешил, то ли приказал Нифонтов. -- Вот что еще.
Этот звонок Пилигрима в Стокгольм. Очень мне он не нравится. Номер, куда он
звонил, узнали?
-- Да. Но в телефонной книги Стокгольма его нет.
-- Значит?
-- Ничего не значит. Даже в Москве ты можешь дать свой номер в
справочник, а можешь и не давать.
-- Нужно выяснить. Кому поручим -- ГРУ или СВР?
-- Давай погодим, -- предложил Голубков.
-- Боишься утечки?
-- Да. В Стокгольме у Пилигрима сообщник, это как пить дать. И он снова
попытается с ним связаться. Может, удастся перехватить звонок.
-- Согласен, -- подумав, кивнул Нифонтов. -- Вроде все, -- подвел он
итог и двинулся к двери.
-- Вопрос, -- остановил его Голубков. -- Что было в шифровке,
ксерокопия которой оказалась у Рузаева?
Нифонтов помрачнел:
-- Лучше бы ты не спрашивал. Ни хрена хорошего там не было. Информация
Минобороны о предстоящей поездке инспекторов Генштаба в Чечню. В связи с
обострившейся обстановкой. Ну, как положено: агентурное обеспечение, система
охраны маршрутов и все прочее. Доохранялись, твою мать!
-- Вряд ли это рузаевские дела, -- прокомментировал Голубков. -- Он
сразу бы объяснил.
-- Да? -- переспросил Нифонтов. -- И Масхадов тут же выдал бы его с
потрохами. Потому что иначе -- война. А Масхадов президент, пока мир. Каким
бы долбаным этот мир ни был.
-- С момента нападения прошло больше недели. А рузаевская армия сидит
без бабок. Им уже три месяца не платили. Это самые свежие агентурные данные.
А нападение на инспекторов Генштаба -- согласись, не из дешевых работа. Не
для тех, конечно, кто лупит из гранатомета. Для самого Рузаева. Миллиона на
полтора-два баксов вполне потянет. Не думаешь же ты, что Рузаев будет
тратить на такие дела свой золотой запас, насчет которого у меня есть очень
большие сомнения?
-- Не думаю. Но он кое-что получил. Правда, не два миллиона, а всего
шестьсот тысяч долларов. Они были перечислены на счет его фонда "Ичкерия"
несколько дней назад. Из стамбульского банка "Босфор".
-- Что это за банк?
-- Пытаемся выяснить. Копия платежки у нас есть. А что он не платит
своим абрекам... Возможно, выжидает. Боится расшифроваться. Они же сразу
начнут пить-гулять, верно? Может, конечно, это и не рузаевские дела, а
кто-то им прикрывается. Но что эта засада -- пробный шар, тут, по-моему,
вопросов нет.
-- Тут нет, -- согласился Голубков. Нифонтов помолчал и неожиданно
спросил:
-- Как у тебя с английским?
-- С английским? -- удивился Голубков странному и неуместному в этом
разговоре вопросу. -- Ну, как? Дорогу спросить могу. И даже понять ответ.
Может быть. "Хау мач", "монинг", "экскьюз ми, плиз".
-- Ты же проходил интенсивный курс после перевода к нам, -- напомнил
Нифонтов. -- Все проходят.
Голубков пожал плечами:
-- А толку?
-- С твоей-то памятью?
-- Язык требует практики. Припрет -- освежу, конечно. Но не думаю, что
понадобится. Нас не очень-то приглашают на международные симпозиумы. И вряд
ли будут приглашать в обозримом будущем.
-- Как знать, как знать, -- неопределенно отозвался Нифонтов. -- Ладно,
работай, -- кивнул он и вышел из кабинета.
Оставшись один, полковник Голубков положил перед собой принесенные
Нифонтовым конверт и листок и стал пристально всматриваться в четкие, будто
бы врезанные в бумагу буквы. Что-то напоминал ему, этот почерк. Где-то он
видел его. И не так уж давно.
Где? Когда? При каких обстоятельствах?
О памяти Голубкова в управлении ходили легенды, но на этот раз, сколько
Голубков ни напрягал ее, так ничего и не вспомнил.
"Ваш доброжелатель".
Ну и дела!
Голубков вложил листок в конверт, отметил число и время получения и
сунул конверт в папку с надписью: Операция "Пилигрим". Досье было пока
тощим, но Голубков не сомневался, что пройдет немного времени, и бумаги
перестанут вмещаться даже в самую объемистую папку. Он вспомнил расхожую
фразу, слышанную от взрослых еще в детстве: "Дела идут -- контора пишет".
Помнил он и окончание фразы: "Рубль дадут, а два запишут".
I V
Минут сорок Голубков потратил на то, чтобы чисто, без опечаток,
отшлепать двумя пальцами на старой электрической "Оптиме" продиктованный
Нифонтовым текст.
Испорченных страниц оказалось столько, что нечего было и думать жечь их
в пепельнице. Поэтому следующие двадцать минут он провел в кабинке мужского
туалета, разрывая черновики на мелкие клочки и спуская их в унитаз. Затем
подписал сопроводиловку у Нифонтова, отнес ее вместе с фотоснимками
Пилигрима и копией экспертного заключения в экспедицию, потребовал при нем
упаковать и засургучить пакет. Пакет он спрятал до завтрашнего утра в своем
сейфе, после чего удобно устроился за столом и положил перед собой чистый
лист, обдумывая свою самую главную на сегодня работу.
"Совершенно секретно..."
Нет, не годится. Служебная переписка ФСБ вся секретна, особо выделять
не стоит. Бумага должна выглядеть рутинной отпиской, а бланк с шапкой УПСМ
уже сам по себе привлечет внимание.
Кого нужно.
Поэтому лучше начать просто:
"Директору ФСБ РФ. На Ваш запрос сообщаем..."
Тоже плохо. На чей "Ваш"? Директора ФСБ? Так он не обращался ни с
какими запросами. И никто не обращался. Кто мог обратиться? А вот кто --
начальник службы собственной безопасности. Нифонтов с ним хорошо знаком,
договорится, чтобы не было никаких накладок.
Стоп. Подписать бумагу должен сам Голубков. А он не имеет права даже
знать фамилию начальника ССБ. Как-то это нужно сделать более обтекаемо.
Как?
Через два часа весь письменный стол полковника Голубкова и даже пол
вокруг стола был завален испорченными листками. Но зато перед ним лежал
текст, каждое слово в котором было тщательно обдумано, проверено и
перепроверено.
Он откинулся в кресле, посидел с закрытыми глазами, стараясь забыть то,
что написал, чтобы взглянуть на текст незамыленным глазом. Лучше, конечно,
было бы оставить это на утро. Но утром эта бумага вместе с засургученным
дополнением к досье Пилигрима должна быть вручена одному из двух референтов
в секретариате директора ФСБ. А кому именно -- этим сейчас и занимаются люди
из ССБ. И не два-три человека, а не меньше десятка.
"ФСБ РФ От начальника оперативного отдела УПСМ полковника Голубкова К. Д.
На запрос, поступивший от ССБ ФСБ РФ, докладываю.
Оперативный отдел УПСМ располагает определенной информацией о группе
бывших российских военнослужащих, привлекших к себе внимание ССБ.
А именно:
о бывшем капитане спецназа Пастухове С.С. (кличка Пастух), 1970 г.р.,
прож. в дер.Затопино Зарайского р-на Московской обл.;
о бывшем капитане мед службы Перегудове И.Г. (Док), 1963 г.р., прож. в
г.Подольске;
о бывшем старшем лейтенанте спецназа Хохлове Д.А. (Боцман), 1968 г.р.,
прож. в г.Калуге;
о бывшем старшем лейтенанте спецназа Злотникове С.Б. (Артист), 1969
г.р., прож. в г.Москве;
о бывшем лейтенанте спецназа Мухине О.Ф. (Муха), 1972 г.р., прож. в
г.Москве.
Все вышеперечисленные проходили службу в Чечне и принимали
непосредственное участие в военных действиях в составе специальной
диверсионно-разведывательной группы, которую возглавлял Пастухов С.С.
Операции группы отличались чрезвычайно высокой результативностью, что было
неоднократно отмечено командованием. Все члены группы имеют медали и ордена
РФ, а Пастухов С.С. награжден также американским орденом "Бронзовый орел" за
освобождение захваченных боевиками сотрудников Си-Эн-Эн Арнольда Блейка и
Гарри Гринблата.
Весной 1996 г. все члены группы во главе с Пастуховым приказом
замминистра обороны РФ были разжалованы и уволены из армии "за невыполнение
боевого приказа". По неизвестным причинам какая-либо информация о
случившемся полностью отсутствует.
Летом 1996 г. в силу сложившейся ситуаций оперативный отдел УПСМ
привлек Пастухова и членов его бывшей команды к участию в мероприятии,
требующем высокой профессиональной подготовки и полной непричастности
исполнителей к спецслужбам. Поставленные перед ними задачи были выполнены
весьма успешно. Это побудило нас и позже иногда прибегать к их услугам. Но в
настоящее время..."
Голубков промокнул платком взмокший от напряжения лоб. Того, что он
написал дальше, не хотелось читать. Но было нужно.
Он шумно вздохнул и вернулся к тексту.
"Но в настоящее время мы не поддерживаем с ними никаких отношений.
Все они являются профессионалами чрезвычайно высокого класса, в
совершенстве владеют всеми видами огнестрельного и холодного оружия, боевой
и гражданской техникой, исключительно эффективными приемами рукопашного боя,
обладают навыками оперативной работы и т. д. Однако внутреннее духовное
перерождение, происшедшее после увольнения из армии во всех фигурантах, а
особенно в Пастухове, вынудило нас принять решение полностью отказаться от
любых форм сотрудничества с вышеперечисленными лицами.
Первой причиной является их непомерно возросшая алчность. Даже за
участие в операциях, не связанных с риском для жизни, они требуют не меньше
50 тысяч ам. долларов на каждого, причем наличными и вперед.
Второе. При выполнении поставленной перед ними задачи они проявляют
далеко не всегда оправданную обстоятельствами жесткость, а порой и вовсе
выходят за рамки закона.
Третье. Беспрекословно подчиняясь своему командиру Пастухову, они
слишком часто игнорируют указания руководителей операции, достигая цели
методами, которые им самим кажутся более оптимальными.
Четвертое. Несмотря на то что уже в течение довольно длительного
времени оперативный отдел УПСМ не привлекает их к сотрудничеству и,
следовательно, никаких гонораров не выплачивает, все фигуранты, судя по
всему, не испытывают недостатка в финансовых средствах, хотя только один из
них, Пастухов, работает в построенном им столярном цехе. Возможно, они
выполняют конфиденциальные поручения частных лиц или коммерческих структур,
но нельзя исключать и их связи с крупным криминалитетом -- связи если не
существующей уже, то вполне вероятной в будущем.
Мне не было разъяснено, чем конкретно был продиктован запрос ССБ,
поэтому я лишен возможности дать более подробные комментарии.
Начальник
оперативного отдела УПСМ
полковник Голубков".
Голубков расписался, еще раз тяжело вздохнул и пошел к Нифонтову.
Рабочий день давно закончился, коридоры были пусты, в приемной
начальника УПСМ даже дежурного не было, а сам Нифонтов сидел на краю стола,
вжав в ухо трубку телефона спецсвязи, и подавал лишь короткие реплики:
-- Да... Есть... Понял... Все-таки он?.. Ну, сука!.. Понял. Все, конец
связи.
Он вернул трубку в гнездо аппарата и объяснил:
-- Нашли. Майор. Лысый. Как зайдешь -- первый стол справа. Фамилия тебе
не нужна, других лысых там нет. Второй референт -- подполковник. Ну, что ты
создал, показывай!
Голубков положил перед ним листки. Нифонтов быстро пробежал текст и
сочувственно покачал головой:
-- Поэма! Непросто было это написать, а?
Голубков не ответил.
- Насчет духовного перерождения, -- помолчав, продолжал Нифонтов. --
Понятно, зачем ты вставил эту фразу. Но не кажется ли тебе, что в ней есть и
небольшой истинный смысл?
-- Не кажется, -- буркнул Голубков. -- Это полная туфта. И
предназначена она не для твоих глаз. Сам знаешь для чьих.
-- Я когда-то прочитал, что борьба, даже за правое дело, не делает
человека лучше, -- заметил Нифонтов.
-- Делает хуже? -- хмуро переспросил Голубков. Дурацкие и совершенно не
ко времени и не к месту рассуждения Нифонтова почему-то очень его
раздражали.
-- Хуже? Не знаю. Но и не лучше. Я служу уже тридцать лет. Как и ты.
Стали мы за это время добрей? Нет. Мудрей? Нет. Великодушней? Вряд ли. Мы
стали опытней, да. Возможно, умней. Но не более того. Нет, не более. А они
-- молодые ребята. Им бы жить и жить. Влюбляться, жениться, растить детей,
радоваться каждому божьему дню. А мы швыряем их в ад.
-- Вот давай и будем думать о том, чтобы они выбрались из этого ада
живыми и невредимыми. А о спасении их душ будут молиться те, кто их любит.
Потому что некому больше. Некому! -- повторил Голубков.
-- Ладно, займемся делом, -- согласился Нифонтов. Он еще раз очень
внимательно и как бы чужими глазами перечитал подготовленный Голубковым
текст и подвел итог: -- Ну что? Если бы я был Пилигримом, то как раз такую
команду и заказал бы. По-моему, все на месте. Должно сработать.
-- А если нет?
-- Будем искать другие подходы.
-- Он шакал, -- заметил Голубков.
-- Кто?
-- Пилигрим.
-- Почему?
-- Не знаю. Такое у меня ощущение.
-- И что?
-- Ничего. Просто сказал. Очень осторожные твари.
-- Пастухов проинструктирован?
-- Да.
-- Как?
-- Как мы и договаривались. "Ничего сверх меры".
Нифонтов помолчал, словно бы оценивая ситуацию не в частностях, а в
целом, и убежденно повторил:
-- Должно сработать. Чует мое сердце -- клюнет!
Через три дня полковник Голубков позвонил Нифонтову из войсковой части
ПВО, базировавшейся в тридцати километрах от Затопина, и сказал только одно
слово:
-- Клюнул!
Глава четвертая КОНТАКТ
I
Этих двоих я приметил еще в поселке новых русских на Осетре, когда
привозил туда очередную партию столяры и двойные стеклянные блоки размером
три на два метра для оранжереи, которую мой первый заказчик-банкир надумал
пристроить к южной стене своего замка. Ну почему бы и нет? Красиво жить не
запретишь.
Если бы я стал рассказывать об этой встрече Ольге, то сказал бы,
конечно, что сначала обратил внимание на машину -- двухместную новенькую
"БМВ" серебристого цвета с откинутым верхом, -- потом на пассажира и лишь
после этого -- на его молодую, лет двадцати пяти, спутницу, которая стояла
возле открытой водительской дверцы, покуривая длинную коричневую сигарету и
поигрывая ключами на золотом брелочке.
Но если честно, уставился я сразу на женщину. Пятый номер бюста -- не
уставься! Мишка Чванов, которого я прихватил, чтобы выгрузить из прицепа
хрупкие рамы, даже толкнул меня в бок:
-- Ј-мое! Буфера-то! А? Гляди-гляди, Серега! И без лифчика, спорим? А
вот насчет задницы недоработка, -- с некоторым сожалением добавил он.
У него всегда было только два критерия. Для бутылки -- емкость и
крепость. А для женщины -- ну, эти вот два параметра.
-- Ты бы хоть не пялился внаглую-то! -- попытался я его остудить, но у
Мишки на этот счет были свои убеждения.
-- Да ты че, Серега?! Обидится! Или расстроится. Что ж я, подумает, уже
совсем стала такая, что мужики на меня даже не смотрят? Зачем обижать девку?
Ну, задницей не вышла, так это же не ее вина, верно?
Оценка Мишки не показалась мне объективной. Кому что, конечно, а по мне
так все у нее было в полном порядке. Стройная фигура, копна соломенных
волос, прихваченная золотым обручем, смуглое выразительное лицо, длинные
ноги. Она была в белой кожаной куртке с золотым шитьем, наброшенной поверх
белой футболки в обтяжку, в белых узких штанах по щиколотку. А на ногах
что-то вроде сандалий, тоже белых и тоже подернутых золотой ниткой.
"Бээмвушка" очень ей личила, а вот спутник -- не очень. Среднего роста,
лет на пятнадцать старше, с жестким белобрысым ежиком, одетый прилично и
даже дорого, с небольшим кейсом в руке. Но какой-то он был никакой. Из
банкиров, возможно, к кому-то приехал в гости. Или тоже решил присмотреть
здесь участок. На бойфренда своей вызывающе яркой спутницы он явно не тянул.
Спонсор, скорее всего. Или, как раньше говорили, "папик". К этому выводу
пришел и Мишка.
-- И чего такие девки в этих пеньках с глазами находят? -- расстроено
произнес он. -- А ведь сколько настоящих мужиков кругом, нет? Взять хоть
тебя, -- великодушно добавил он.
-- Или тебя?
-- А что -- нет? -- не без вызова спросил он.
-- Так и быть, я тебе скажу, что она находит в нем и чего не найдет в
тебе, даже если разберет тебя по косточкам.
-- Ну, чего?
-- Хотя бы единственного завалящего бакса.
Я думал, что Мишка обидится, но он неожиданно захохотал и подтвердил:
-- Это -- да! Это -- в точку!
И мы принялись за работу.
II
Этот день выдался для меня довольно хлопотливым. Три рейса из Затопина
на Осетр, к новым русским, потом в налоговую инспекцию в Зарайск, потом в
леспромхоз на пилораму и в сушилку -- проверить, как там идут дела. Я уже и
думать забыл об этих на новенькой "бээмвушке", но тотчас же вспомнил, когда
в седьмом часу вечера вернулся домой и увидел их тачку у моих ворот.
Возле нее стояли Ольга и эти двое. Я остановился рядом и спрыгнул с
высокой подножки.
-- К тебе, -- сказала Ольга и представила меня: -- Мой муж, Сергей. Это
-- Люси. Манекенщица. Поразительно. Я считала, что все манекенщицы плоские,
как сушеные воблы. Оказывается, не все.
-- Журналист Генрих Струде, "Таген блатт", -- отрекомендовался пенек с
глазами. -- Можете называть меня просто Генрихом.
-- И вы все время здесь живете? -- защебетала Люси. -- Как я вам
завидую! Настоящая русская природа. Рассветы, закаты! Как я мечтала бы так
жить! И этот запах с лугов, речная прохлада. И... -- Она умолкла и как бы
принюхалась. -- Чем это пахнет?
-- Дерьмом, мадам, -- галантно объяснил я. -- Вы вляпались в коровье
дерьмо. Это часть русской природы. Ничего страшного, говно экологически
чистое. Проводи нашу гостью к мосткам, пусть ополоснется, -- попросил я
Ольгу и обернулся к пеньку: -- Что привело скандинавского журналиста в нашу
глушь?
-- Мы можем где-нибудь спокойно поговорить?
-- Почему нет? Можно здесь, на бревнышках. Или, если хотите, в доме.
-- Лучше в доме.
В доме так в доме. Оно и мне было лучше. Потому что я уже понимал, что
этот Генрих Струде и есть тот человек, о скором появлении которого меня
предупреждал полковник Голубков.
Заказчик. А я, стало быть, наемник. Тертый-перетертый. Знающий себе
цену. Ну-ну.
Я попросил его немного подождать, загнал "террано" в гараж и зашел в
столярку -- проверить, обесточили ли мои работяги станки, а заодно включить
"пожарную сигнализацию". Похоже, она дождалась своего часа. После чего
проводил гостя на второй этаж моего дома.
Нижнюю часть дома я кое-как довел до ума, кухня была в полном порядке,
а в детской и в гостиной, которая пока служила нам с Ольгой спальней, вполне
можно было существовать. Второй же этаж представлял собой огромную комнату,
в которой были лишь настланы полы и вставлены окна. Посреди комнаты стоял
дощатый стол с еще прадедовскими лавками, а в углу грудились раскладушки --
на них спали Артист, Боцман, Док и Муха, когда им случалось собираться у
меня по делу или так, покупаться, позагорать, сбросить жирок городской жизни
легкой пробежкой километров на тридцать по пересеченной местности.
-- Располагайтесь, -- предложил я. -- Чай, кофе? Спиртного нет, у нас
тут безалкогольная зона.
-- Спасибо, ничего не нужно. Недешево, должно быть, строить такой дом?
-- поинтересовался мой гость, осматриваясь.
-- Прорва, -- подтвердил я. -- Раскладывайте свои документы. Что вы
собираетесь возводить? Коттедж? Замок? Шале? Мне нужен поэтажный план.
Только учтите: начать в вашем доме работу мы сможем только в августе, раньше
не получится, много заказов.
-- А тогда для чего вам сейчас план?
-- Прикинуть, сколько нужно леса, какого. Заготовить, разрезать,
высушить. Чтобы потом не стоять.
Мой гость раскрыл кейс, но извлек из него не проект или план, а
небольшую черную пластмассовую коробочку, потыкал кнопками, глядя на
дисплей, удовлетворенно кивнул и убрал коробочку на место,
-- Пейджер, -- объяснил он мне. -- Никаких срочных сообщений.
Ну, я бы, может, и поверил, что это пейджер. Но был у меня в жизни
случай, когда точно за такую же игрушку марки "Сони" я отдал шестьсот
баксов. Она была похожа на пейджер. Но это был не пейджер, а детектор для
обнаружения прослушки. Хороший детектор, он вынюхивал все чипы на расстоянии
до двадцати метров. Но "пожарную сигнализацию" полковника Голубкова все-таки
не засек -- она, видно, была основана на каком-то другом принципе.
-- Ваши заказчики очень хорошо отзываются о вас, -- продолжал мой
гость. -- Но не думаю, Сергей, что дело ваше слишком выгодное.
-- Есть и выгодней, -- согласился я. -- Например, грабить банки. Но мое
дело другим хорошо -- оно позволяет спать спокойно.
-- Не только. Ваш бизнес -- прекрасное прикрытие.
-- Для чего?
-- Для всего.
Тут уж я внимательно, не маскируя своего интереса, рассмотрел своего
гостя.
Мишка Чванов был не прав, назвав его пеньком с глазами. Верней, лишь
отчасти прав. Он мог производить и такое впечатление. Никакой. Ни то ни се.
Нувориш, умудрившийся хапнуть столько, что хватило и на дорогую машину, и на
любовницу из дома моделей "Шарм", и еще, вероятно, на многое. Но он как бы
пребывал в некоторой растерянности. Оттого ли, что ему, в сущности ничем
особенным не одаренному простаку, удалось вдруг сорвать такой куш. То ли
оттого, что он не совсем еще понимает, что ему с этим неожиданным богатством
делать. Или оттого, что не знает, как себя вести в новом для него окружении.
И даже в дорогом, по моде мешковатом костюме он словно бы чувствовал себя
неуютно: поеживался, будто за шиворот ему насыпало с сосен сухой хвои.
Он ничем не выделялся среди новых русских, прикативших на своих
"гранд-чероки" и "мерседесах" посмотреть, как идет строительство их дворцов.
Он был бы незаметен на какой-нибудь финансовой или политической тусовке. Или
даже среди публики телевизионного ток-шоу. Да и за столиком обыкновенной
пивнушки, оденься чуть проще, не привлек бы никакого внимания. И я не
проявил бы к нему ни малейшего интереса.
А вот это говорило о многом. Мимикрия. Не случайная -- впитавшаяся в
саму его суть за годы и годы. И только здесь, в пустой недостроенной комнате
моего дома, ему не с чем было сливаться. Да он и не старался. Какой там
пенек с глазами! Сильный, жесткий, уверенный в себе человек. Только
почему-то все время словно бы болезненно морщится.
-- Кто вы? -- спросил я.
-- Заказчик. Я хочу предложить вам работу. Не сомневаюсь, что мы с вами
договоримся.
-- Может быть, -- подумав, кивнул я. -- Но сначала вы спуститесь вниз и
бросите в багажник "бээмвухи" свою пушку. Я не люблю разговаривать с
вооруженными заказчиками.
-- С чего вы взяли, что я вооружен?
-- Вы не поняли, Генрих. Я не спрашиваю, вооружены вы или нет. И не
спрашиваю, хотите ли отнести свою пушку в машину. Вы просто сделаете это. И
все.
Он словно бы подобрался и не без вызова прищурился:
-- А если нет? Рискнете отнять?
Ну, когда так ставят вопрос...
Кобура у него была пристегнута чуть ниже правого колена, а карман
модных брюк-бананов не имел дна. Решение остроумное, но имело один крупный
недостаток. Чтобы извлечь пушку, нужно было нагнуться. Лишний такт. На
него-то у моего гостя и не хватило времени.
Пушка оказалась компактным девятимиллиметровым шестизарядным
"Кобальтом". Последняя разработка тульских умельцев, я о таких только
слышал. Новенькая, даже от плохо убранной заводской смазки маслились пальцы.
Одно гнездо в барабане было пустым. Но мне некогда было подробно
рассматривать инструмент. Я прислонил Генриха Струде к стене и пошлепал по
щекам, приводя в сознание. А пока он выходил из состояния "грогги", извлек
из его кармана бумажник. Никаких документов не было, кроме ламинированной
журналистской карточки корреспондента газеты "Таген блатт". Выглядела она
вполне нормально. Но поскольку наше интервью началось не совсем обычно, я
решил кое-что уточнить.
Сначала набрал на своем сотовом номер корреспондента Си-Эн-Эн Арнольда
Блейка.
Автоответчик.
Набрал другой номер -- напарника Арнольда, его телеоператора Гарри
Гринблата. Он оказался дома и был, судя по радостному приветствию, уже на
хорошем взводе. Он почти сразу понял мою просьбу, залез в свой компьютер и
через пару-тройку минут сообщил мне, что никакого Генриха Струде среди
иностранных корреспондентов не существует.
Мой гость уже вполне оклемался и мирно сидел на лавке, не делая никаких
лишних движений.
-- Ну? Так кто же вы? -- спросил я. -- Как мне вас называть и как
расценивать этот визит?
-- Для вас я -- Генрих, -- твердо ответил он. -- А кто я на самом деле
-- вас не касается.
-- Генрих, ты скоро? -- послышался снизу капризный голос его спутницы.
-- Мне скучно!
-- Любуйся природой! -- не слишком деликатно посоветовал ей Генрих и
повернулся ко мне: -- Мы договоримся. Похоже, вы тот человек, который мне
нужен.
-- Приведите себя в порядок. А то у вас такой вид, будто вы вывалились
из автобуса в час пик.
Он поправил галстук и начал застегивать пуговицы на рубашке. И тут меня
будто что-то кольнуло.
-- Минутку!
Я распахнул рубашку на его груди и задрал майку. Вся грудь была
исполосована ножом. И рисунок был слишком знакомым. Кто хоть раз такой
видел, уже никогда не забудет. А я-то их навидался. И таких, и куда похуже.
Так вот почему он поеживался и морщился.
-- Одевайтесь, -- сказал я. -- Чечня?
Он кивнул.
-- Не больше недели назад?
Он снова кивнул.
-- За каким чертом вас туда понесло?
-- Дела. Меня захватили случайно.
-- Зачем вас пытали?
-- Хотели узнать, кто я.
-- Узнали?
-- Нет. Иначе я перед вами бы не сидел.
-- Отпустили тоже случайно?
-- Меня выкупили.
-- Кто?
-- Люси. За пятьдесят тысяч долларов.
-- Недорого.
-- Они не знали, кто я. А когда узнали, было уже поздно.
-- Так кто же вы?
-- Вы узнаете об этом. В свое время. Надеюсь, вы-то не будете меня
пытать, чтобы узнать это немедленно?
-- Откуда у манекенщицы такие деньги? -- продолжал я свои расспросы.
-- Она получила кое-что от своего бывшего мужа при разводе. По условиям
брачного контракта. Их ей вернули.
-- Кто?
-- Те, на кого я работаю. И на кого будете работать вы.
-- Вы не слишком спешите? -- поинтересовался я. -- Сначала есть вопрос,
на который я хотел бы получить ответ. Как вы на меня вышли?
-- Ваше досье есть в ФСБ. Ваше и вашей бывшей команды. Боцман, Док,
Муха, Артист.
-- Чушь, -- сказал я. -- Никакого нашего досье в ФСБ нет.
-- А тогда откуда я все это знаю? Я даже знаю, что ваш стандартный
гонорар -- пятьдесят тысяч долларов на каждого. Причем наличными и вперед. Я
знаю, о чем вы думаете. Нет, я не работаю на ФСБ. И эту информацию получил
неофициальным путем. И даже, можно сказать, незаконным. Я ее купил.
-- У кого?
-- Этого я вам, естественно, не скажу. У меня есть для вас предложение.
Это очень серьезное дело.
Я прервал его:
-- Хватит, а то скажете лишнее. Вот ваша пушка и ваша ксива. А теперь
берите свою подругу, садитесь в тачку и очень быстро уезжайте отсюда. И не
запоминайте дорогу.
-- Вы отказываетесь, даже не выслушав?
-- Да.
-- Но почему?
-- Потому что вы горячий. Дымите, как головешка. Неужели вы думаете,
что чеченцы так просто от вас отстанут? А у меня нет никакого желания с ними
пересекаться.
-- Я вас не понимаю. Вы рисковали жизнью за какие-то жалкие пятьдесят
тысяч и отказываетесь от дела, которое может принести вам вчетверо больше? И
без всякого риска для жизни!
-- Бросьте, Генрих. Так не бывает.
-- Ну, скажем так -- с минимальным.
И тут я вспомнил, что я наемник.
-- Сколько, вы сказали? Двести штук? Я вас правильно понял?
-- По двести. На каждого.
-- Так с этого надо было и начинать! Что за дела?
Мой гость убрал бумажник с документами в карман пиджака, а "Кобальт",
чтобы, вероятно, руки смазкой не пачкать, обернул носовым платком и сунул в
кейс.
-- Дело такое. Оно состоит из двух частей. Вы правы. Чеченцы уже
поняли, что продешевили, и не оставят меня в покое. Вывести их на меня может
только один человек. Я хочу, чтобы этот человек исчез. Бесследно и чисто.
Желательно -- способом, не вызывающим подозрений.
-- Нет ничего проще, -- тоном бывалого киллера заявил я. -- Камнем по
черепу и в коллектор.
-- По-вашему, этот способ не вызовет подозрений?
-- Ни малейших. Обыкновенное ограбление и убийство. О таких случаях
даже в газетах уже не пишут -- скучно. А вот если он бесследно исчезнет --
это как раз и вызовет подозрения.
-- Вам видней. Это -- первая часть дела. Будем считать ее отдельной
работой. И она будет отдельно оплачена.
-- Сколько? -- спросил я, вполне уже освоившись с ролью наемника.
-- Пятьдесят.
-- За такую мокруху?!
-- Ладно, сто. Но вторые пятьдесят -- после того, как задание будет
выполнено.
-- Не пойдет. У нас немного принципов, но теми, что есть, мы дорожим.
Все сразу наличными и вперед.
-- Вы забываете, что это лишь неглавная часть дела.
-- Какая главная?
-- Мы поговорим об этом, когда вы выполните первую часть работы. Я имею
о вас хорошие рекомендации. Но я должен убедиться, что они соответствуют
действительности.
-- Кто этот человек?
Мой гость извлек из кейса два пакета. Один -- плотный, тяжелый. Второй
совсем тощий. Объяснил:
-- Это аванс. Можете не пересчитывать.
Но какой бы я был наемник, если бы не пересчитал и не прощупал бабки.
Все было верно: пять пачек новых американских стольников в банковской
упаковке.
-- А здесь -- информация о вашем объекте, -- объяснил мне гость,
придвигая второй конверт. -- Снимки, домашний и служебный адреса, адрес
дачи, телефоны, номер машины, традиционные маршруты, привычки и все прочее.
Я перебрал снимки.
Высокий, спортивного вида парень лет тридцати с небольшим: возле новой
белой "Нивы", в толпе на Пушкинской площади, возле подъезда старого
московского дома.
-- Кто он?
-- Корреспондент "Совершенно секретно" Игорь Сергеевич К.
С полминуты я взирал с нескрываемым обалдением на своего абсолютно
невозмутимого гостя. Потом затолкал снимки в конверт, а конверт вместе с
баксами -- в его кейс. После чего защелкнул замки и вручил кейс Генриху
Струде.
-- Счастливого пути. С проселка поворот на Москву налево, не
перепутайте. Занятно было с вами поговорить. Мне только одно непонятно: вы
сам идиот или меня считаете идиотом?
-- Объясните.
-- А нужно? Корреспондент "Совершенно секретно". Да вы представляете,
что начнется? Все спецслужбы, менты и агентура будут поставлены на уши! У
вас есть только три способа решить эту проблему. И лишь один надежный.
Первый: нанять суперкиллера. Это обойдется вам, конечно, не в сто штук, а
несколько больше. Второй: найти каких-нибудь отморозков, которые за две дозы
замочат кого угодно. Но и вас сдадут без секунды раздумий.
-- Какой же третий способ?
-- Держаться от этого корреспондента как можно дальше.
Генрих Струде встал. В нем словно бы произошла какая-то неуловимая
перемена. Теперь это был такой же сильный и уверенный в себе человек, как и
раньше, но другой по существу: слегка насмешливый, снисходительный, даже
доброжелательный. Удовлетворенный результатами разговора.
-- Поздравляю, Серж, -- проговорил он. -- Все испытания вы прошли
безупречно. Я был бы разочарован, если бы даже за большие деньги вы взялись
за мокрое дело. С таким человеком я не стал бы работать. Проблему с этим
корреспондентом я решу сам. И уверяю вас: методами вполне цивилизованными.
Так что можете не опасаться, что я засвечен. Когда вы сможете устроить мне
встречу с вашей командой?
-- Вы уверены, что я захочу это сделать?
-- Почему нет? Это вас ни к чему не обязывает. Я изложу дело, а вы сами
все вместе решите, стоит ли за него браться. Я мог бы рассказать о нем и
вам, но не вижу смысла повторяться. Итак?
-- Мне нужно пару дней, чтобы связаться с ребятами.
-- Прекрасно. Значит, через два дня. Суббота, шестнадцать ноль-ноль.
Устраивает?
-- Где? -- спросил я.
-- Для вас это имеет значение?
-- Никакого.
-- Тогда здесь. Договорились? Мне было интересно познакомиться с вами.
Пока могу повторить: вы тот человек, который мне нужен. А теперь нам пора
ехать.
В радиорубке войсковой части ПВО, выдававшей свое присутствие среди
заливных затопинских лугов и березовых околков низинного берега Чесны
огромными вращающимися радарами, полковник Голубков снял наушники и
озадаченно пробормотал:
-- Ничего не понимаю!
Молодой лейтенант-оператор вопросительно на него посмотрел.
-- Все в порядке, -- кивнул полковник. -- Проверь запись и сделай
копию.
Не мог же он объяснить этому лейтенанту, что еще сегодня утром на его
стол легла сводка МВД. В ней сообщалось, что на пересечении Каширского шоссе
и Московской кольцевой автодороги на стоянке большегрузных машин был
обнаружен автомобиль "Нива" белого цвета и в нем водитель, корреспондент
ежемесячника "Совершенно секретно" Игорь Сергеевич К. Он был убит выстрелом
в упор. Убийство, по предварительному заключению судмедэксперта, произошло
ориентировочно в промежутке от часа до трех часов ночи. Вероятный мотив --
ограбление, так как на полу салона была обнаружена стодолларовая купюра,
выпавшая, вероятно, из кармана погибшего и не замеченная преступником или
преступниками.
Информация об этом еще не попала в прессу, но не было сомнений, что
через день-два обязательно попадет и вызовет не меньший взрыв общественного
негодования, чем убийство тележурналиста Листьева или корреспондента
"Московского комсомольца" Холодова.
III
Как и положено любезному хозяину, я проводил гостей до машины,
посоветовал Люси внимательней смотреть под ноги,