ьме кое-что сладкое сверху, а по некоторому раздумью - и что-то теплое снизу. Себе он положил меду. Письмо шелестело от восторга, уголки его сворачивались в трубочку. Так они сидели долго, и время от времени Муравей поднимался с места и писал что-то на полях Письма. Когда стемнело, Письмо откланялось. Шел снег, и оно медленно пробралось по сугробам назад на к буку, вскарабкалось наверх и пролезло под дверь в комнату Белки. - Ну, - сказала Белка, - с возвращением. - Ага, - сказало Письмо и принялось рассказывать склонившейся над ним Белке о том, как там было, в гостях у Муравья, и напоследок о том, что он, Муравей, думал о Белке. - Ну и что же? - спросила Белка. - Да вот, сама читай, - сказало Письмо. Прочтя письмо, Белка спросила у него, нельзя ли положить его себе под подушку. - Да пожалуйста, - отвечало Письмо. А за окнами бушевала метель, и Белкин домик трещал, и снег валил все гуще, и все вокруг делалось белей и белей. Но ни Белка, ни Письмо об этом даже не догадывались. Они спали и мечтали о теплых словах и сладких чернилах. - А ВОТ ЕСЛИ Я СКАЖУ, что пора мне в путь-дорогу, - спросил Муравей у Белки, - ты тогда огорчишься? Они сидели на берегу реки и глядели на другую сторону. Было лето, солнце стояло высоко в небе, река поблескивала. - Ага, - сказала Белка, - огорчусь. А если я тогда скажу, чтобы ты не уходил, ты рассердишься? - Ага, - ответил Муравей, - рассержусь. Ну а если я тогда скажу, что все-таки ухожу, и что ты меня не сможешь удержать, ты тогда сильно огорчишься? - Ага, - сказала Белка, - сильно огорчусь. - Она откинулась на спину и крепко зажмурилась. - Но если я тогда что-нибудь выдумаю, - продолжала она, - из-за чего тебе не захочется уходить, ты тогда здорово рассердишься? - А чего ты придумаешь? - заинтересовался Муравей. - Ну, это... - смешалась Белка. - Я придумаю, как только ты скажешь... - А я сейчас хочу знать! - заорал Муравей. - Но я еще ничего не придумала, - сказала Белка. - Ну тогда я пошел, - сказал Муравей. Белка огорчилась и сказала: - Нет. Не уходи. Муравей рассердился и сказал: - Нет, я пошел. - И сделал шаг. Белка промолчала и откинулась на спину. Долгое время ничего не происходило. - Ну? - спросил Муравей наконец. - Что ты теперь выдумаешь? Но Белка покачала головой. - Ты же еще не ушел, - сказала она. - Но я на самом деле ухожу, слышишь? - объявил Муравей и сделал вид, что уходит. Через каждые два шага он оборачивался и спрашивал: - Ну? Придумала, нет? Но Белка всякий раз мотала головой. Все это ей казалось очень сложным. Она боялась, что Муравей вдруг и в самом деле уйдет, и зайдет так далеко, что уж больше не вернется. Но она ничего не сказала. Муравей уходил все дальше и делался все меньше. До Белки все еще долетали обрывки его слов: "Что-то придум... уж... Бел... " В конце концов он совершенно скрылся из глаз. "Теперь он в самом деле ушел, - думала она. - Теперь он в самом деле совершенно ушел". В глазах у нее что-то покалывало. "Слезы", - подумала она. Но внезапно на горизонте возникло пыльное облако. Это к ней на всех парах несся Муравей. Через несколько мгновений он стоял перед ней. - Ну уж теперь ты должна мне сказать, - задыхаясь, выпалил он, уставился на Белку пронизывающим взглядом и погрозил пальцем прямо у нее перед носом. Пыльное облако медленно оседало на землю. "Вот теперь придется мне сказать", - подумала Белка и что-то наконец придумала. ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ Белка и Муравей сидели рядышком на самой высокой ветке бука. Было тихо и тепло, и они глядели на верхушки деревьев и на звезды. Они поели меду и поговорили про солнце, про речной берег, про письма и предчувствия. - Я этот вечер собираюсь сохранить, - сказал Муравей. - Как думаешь? Белка уставилась на него с удивлением. Муравей извлек откуда-то маленькую черную коробочку. - Вот тут у меня уже день рождения Дрозда, - сказал он. - День рождения Дрозда? - не поверила Белка. - Ну, - сказал Муравей и достал из коробочки день рождения Дрозда. И снова они ели торт из сладких каштанов с бузинными сливками, и снова плясали под соловьиные трели, и Светлячок мерцал, а клюв Дрозда сиял от удовольствия. Это был самый замечательный день рождения, какой они только могли припомнить. Муравей снова запихал его в коробочку. - Вот и этот вечер туда же положу, - сказал он. - Там уже под завязку. Он закрыл коробочку, попрощался с Белкой и отправился домой. Белка еще долго сидела на ветке и думала о коробочке. Что там с ним сейчас, с этим вечером? А что, если он сядет или выцветет? А вкус меда, он сохранится? А вдруг его будет уже назад не запихнуть, если разок из коробочки достать? Что, если он вдруг упадет, или разобьется, ли, или закатится куда-нибудь? А что там еще, в коробочке этой? Приключения Муравья в его одиноких странствиях? Ранние утра в траве на берегу реки, когда волны поблескивают? Письма далеким зверям? И можно ли ее когда-нибудь действительно под завязку набить? А бывают другие коробочки, скажем, для печальных случаев? Голова у нее закружилась. Она вернулась в дом и забралась в постель. Муравей уже давно спал в своем домике под кустом. Коробочка лежала на полке у него над головой. Но крышку он прикрыл неплотно. Среди ночи она внезапно отскочила, и из нее в комнату стремительно вылетел минувший день рожденья. И вот Муравей уже отплясывает со Слоном, в лучах луны, под липой. - Да, но я сплю! - возмущается Муравей. - Ах, да ладно тебе, - отвечает Слон, вертя Муравья в танце. Он размахивает ушами и хоботом и приговаривет: "Славненько мы с тобой пляшем, а? - и - Ой, пардон", - когда наступает Муравью на ноги. И Муравей, говорит он, тоже может не стесняться оттаптывать ему пальцы, - на здоровье! Светлячок мерцает в кустах шиповника, а Белка сидит на нижней ветке липы и машет Муравью. Внезапно день рождения вновь втянулся в коробочку, и немного погодя Муравей проснулся. Он протер глаза и огляделся кругом. Луна заливала комнату и осветила коробочку на полке. Муравей встал и плотно закрыл крышку. Но перед этим он ненадолго прижался ухом к коробочке и услышал шорох и плеск волн. И ему даже показалось, что он разобрал запах меда, но не был уверен, что ему это не показалось. Он нахмурился и снова забрался в постель. ОДНАЖДЫ ПАСМУРНЫМ ДНЈМ в конце года звери собрались на опушке леса. Меж голых деревьев гулял пронизывающий ветер, и большинство зверей чихали и кашляли или громко дрожали от холода. - Ведь вот мороз красный нос, - сказала Лягушка, гордая своими познаниями. - Не говори, - поддакнула, клацая зубами, стоявшая рядом с ней Муха. - А давайте все спрячемся, - предложил Сверчок. - А кто нас будет искать? - спросил Воробей. - Да никто, - ответил Сверчок. - Мы просто ветер попросим дунуть, как весна придет. Он же может сделать так, что первые листочки шепнут: "Эй, вылезайте", - и тут-то мы все и выскочим. - Запросто! - провыл ветер. Звери грустно переглянулись. Все пожали друг другу руки и разбрелись прятаться. Щука забралась под лист водяной лилии, Выпь укрылась за какой-то серой вешкой, Улитка залезла в самый темный угол своего домика, а Ворон закопался в собственные перья. Светлячок спрятался в темноте, у Медведя нашлась старая медовая кадушка с остатками меда на дне, а Белка заперлась в своем шкафу, обставившись бутылками с сиропом из буковых орешков. Никто не знал, где прятались остальные. И все ждали весну. И все же Белка не утерпела и написала письмецо Муравью. К своему невыразимому удовольствию, уже в первый день нового года она получила ответ. Бушующая метель подсунула конвертик ей под дверь, пустила письмо кружиться по полу и протиснула его в щелку шкафа. "Привет, Белка! " - писал Муравей, и Белка прикрепила письмо к внутренней стороне шкафа и глядела на него всю зиму напролет, пока все остальные сидели попрятавшись. - Привет, Муравей, - говорила она письму время от времени. И время проходило быстрее и чуть веселее. Перевод с нидерландского: Ольга Гришина