тими захолустными начальниками никогда ничего не знаешь. Интересно, что сказал бы сам Лукас, услышь он ее размышления? Наверное, назвал бы ее неврастеничкой и расхохотался своим обычным заразительным смехом. Лукас всегда умел вернуть Софи с небес на землю. "Ты опять слишком много думаешь, детка", - обычно говорил он и в общем-то был прав. Лукас полагался на чутье, и Софи это в нем нравилось. Он жил больше сердцем и гормонами, чем умом. Что, по мнению Софи, и делало их такими отличными партнерами. Единственное, на что она могла пожаловаться, так это на его странные взгляды по части их взаимоотношений. Ей всегда казалось, что Лукас возвел между ними некую стену, прозрачную и непреодолимую. Во всяком случае, он не осмеливался выходить за рамки дружеских отношений. Всякий раз, когда Софи начинала отпускать шуточки на этот счет, Лукас повторял одно и то же - слишком близкие отношения с напарником не приводят ни к чему хорошему... Однако чем больше Софи думала об этом, тем серьезнее подозревала о существовании какой-то более глубокой, личной и, возможно, очень болезненной причины. Такой, которую лучше не трогать. Еще раз взглянув на дверь кабинета шерифа, Софи взяла со столика журнал и сделала вид, что читает. Тук-тук-тук... Опять! На протяжении всего разговора Баум периодически слышал этот странный металлический стук в своем собственном кабинете, но ему никак не удавалось определить, откуда, черт возьми, он исходит... ...Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук... Этот звук выводил Баума из себя. С того момента, как огромный чернокожий шофер-дальнобойщик вошел в его кабинет и уселся перед шерифом, это ритмичное постукивание не давало Бауму покоя, словно он ехал в машине с неотрегулированными клапанами. - Так, парень, - в третий раз прервал он рассказ шофера. - Хватит болтать всю эту ерунду про ведьминское проклятие! От тебя требуется только одно: за каким чертом ты посмел проделать такой опасный трюк на трассе?! Лукас вытер губы тыльной стороной ладони. Он сидел на вращающемся стуле напротив стола шерифа, нервно барабаня пальцами по краю стола. - Послушайте! Я знаю, это звучит нелепо, но парень сказал нам, что непременно умрет, как только остановится. Моей напарнице показалось, что он говорит искренне. - Опять ты за свое... Значит, ты принял слова того парня за чистую монету? Лукас пожал плечами. - Я не говорил, что ему поверил. Я сказал, что парень настолько свихнулся, что сам мог себе поверить. Тук-тук-тук... Недовольно хмыкнув, шериф достал коробку с жевательным табаком. - И поэтому ты решил подвергнуть смертельной опасности жизнь других людей? Лукас замолчал и уставился на шерифа неожиданно пристальным взглядом. От этого взгляда Бауму сделалось как-то не по себе. Понизив голос, Лукас сказал доверительным тоном, словно поверяя свою тайну: - Если честно, я сделал это на спор с моей напарницей. - Иди ты к!.. - Шериф недоверчиво покачал головой и заложил за щеку кусок табака. - Честное слово, - повторил Лукас, - у меня слабость заключать пари... В кабинете повисла напряженная тишина. Баум задумчиво снял с губы прилипшую табачную крошку. Вся эта история ему сильно не нравилась. Здоровенный шоферюга с запада выводил его из себя. Пока он сидел в его кабинете и лепил какую-то чушь, обугленный труп отвезли в морг напротив здания окружного суда, и никто не знал, что, как и почему. - Ладно, слушай меня внимательно, парень, - сказал наконец шериф. - Мне плевать на твои слабости и азарт игрока! В каком-то странном дорожном происшествии погиб молодой парень, и никто не может объяснить, что же там произошло. Мне это очень не нравится, ты слышишь меня? - Я в таком же недоумении, как и вы, шериф, - развел руками Лукас. - Признаюсь, мы совершили глупый и опасный поступок, но откуда взялось пламя, совершенно непонятно! Клянусь Всевышним, мы только пытались спасти этого парня! Тук-тук-тук-тук-тук... Баум раздраженно окинул взглядом свой кабинет, находившийся в цокольном помещении, как раз под камерами предварительного заключения. Небольшая квадратная комната пропахла вчерашним кофе и табачным дымом. Свет сюда проникал сквозь узенькие окошки, расположенные под самым потолком. Вдоль дальней стены стояли старые выдвижные ящики каталога, над ними висели в рамках дипломы и наградные грамоты. Пара плетеных ковриков и самодельные абажуры были призваны создать некоторое подобие домашнего уюта. Эта комната - святая святых для шерифа, - годами в буквальном смысле поглощала его существо. Там, у дальней стены, прислонившись к ящикам, стоял его помощник Делберт Моррисон, тощий как жердь, веснушчатый, с очень серьезным выражением лица. Он внимательно ловил каждое слово, нахмурив брови и слегка поджав губы. Казалось, он многократно повторял про себя историю, рассказанную Лукасом. Неожиданно тишину нарушил громовой раскат голоса раздраженного донельзя шерифа: - Делберт! Черт побери! Что это за звук?! - Какой звук? - встрепенулся Моррисон. - Чертово постукивание! Это ты? - Никак нет, сэр, - выпрямился Моррисон. - Тогда откуда же это постукивание, черт побери?! Тук-тук-тук-тук-тук... Баум резко повернулся к Лукасу: - Так это ты?! Лукас непонимающе уставился на шерифа: - Извините, что? - Это чертово постукивание! - рявкнул Баум. - Да откуда ж оно... Внезапно шериф, наклонившись, заглянул под стол. На кафельном полу что-то поблескивало совсем рядом с ножкой стола. Окованный металлом носок левого ковбойского сапога Лукаса. И этот сапог постукивал о железную ножку стола. Баум выпрямился и язвительно улыбнулся Лукасу: - Мистер Хайд, у вас что, в штанах муравьи ползают? Лукас озадаченно моргнул: - Что, простите? - Ты зачем стучишь сапогом о ножку стола? Взглянув вниз, Лукас пожал плечами. - Тебе нужно отлить, что ли? - продолжал Баум. - Нет, сэр, спасибо. Отвернувшись, шериф сплюнул в корзину для бумаг и снова повернулся к Лукасу: - Почему же ты так дергаешься? Помолчав несколько секунд, Лукас ответил: - Наверное, потому что мне не терпится вернуться на дорогу. Я должен быть дома самое большее через два дня. - Ну да, - кивнул шериф, - тебе просто не терпится вылететь на трассу! - Точно так, сэр, - с готовностью отозвался Лукас. Лениво жуя табак, Баум размышлял о том, как ему следует поступить с этим чернокожим шофером и его напарницей. Вроде бы явный случай ненамеренного человекоубийства, но опять же - девица вызвала спасательную команду еще до того, как Мелвил сгорел дотла. Сунуть эту парочку в каталажку - придется потом составлять обвинение и писать кучу бумаг Кроме того, шериф вовсе не был уверен в том, что всю эту историю надо усложнять сверх необходимого. Тук-тук-тук-тук... Закатив глаза, Баум яростно буркнул: - Выкатывайся отсюда! - Что? - не поверил своим ушам Лукас. Шериф повторил. - Значит, я могу идти? - расплылся в улыбке Лукас. Сверкнув глазами, Баум молча указал ему на дверь, а потом сказал: - Если только еще раз узнаю, что ты снова выкидываешь коленца на шоссе, я лично тебя достану, понял?! А теперь катись отсюда, пока я не прибил твой чертов сапожище гвоздями к полу! Вскочив на ноги, Лукас поспешно поблагодарил шерифа и направился к двери. Не успел Баум и глазом моргнуть, как Лукаса и след простыл. Сплюнув еще раз, шериф некоторое время молча смотрел ему вслед. Вдруг за его спиной раздался негромкий голос: - Вы уверены, что поступили правильно? Баум обернулся к своему помощнику: - Делберт, заткнись. Лукас нашел Софи на диванчике рядом с кабинетом Баума. Она грызла ногти и внимательно разглядывала старый номер журнала "Пипл". Рядом валялась пустая смятая сигаретная пачка, пепельница была переполнена окурками. Надевая куртку, Лукас бросил: - Похоже, нас отпустили. Мотаем, пока они не передумали! Отложив журнал, Софи тут же собрала все свои вещи в сумочку. - А что случилось? Что они тебе сказали насчет Мелвила? - В машине расскажу. Лукас быстрым шагом направился к входной двери. Софи побежала следом, не поспевая за ним. - Что за спешка? - недоуменно пробормотала она. - Просто хочу оставить между нами и этой конторой побольше миль. Распахнув стеклянные двери, Лукас направился к припаркованному в дальнем углу стоянки грузовику. Он шел огромными шагами, словно очень торопился куда-то. - Помедленнее, Лукас! - взмолилась Софи. - Дорога никуда не убежит! - Просто мне не терпится скорее снова сесть за руль. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОТКРЫТЫЙ ГРОБ Любовь подчас бывает скоротечна, Но ненависть способна длиться вечно. Байрон, "Дон Жуан" 8. СКЕЛЕТЫ НА ВЕЛОСИПЕДАХ Флако Фигероа смешивал краски в своем старом сарае. И тут случилось это. В висок словно вонзилась ледяная игла. Зашатавшись от резкой внезапной боли, он попятился, уронил банку с краской, и красные потеки поползли по дощатому настилу, заполняя щели. Флако стиснул зубы, чтобы не закричать. Этому невысокому, сухенькому восьмидесятилетнему испанцу с лицом, изборожденным глубокими морщинами, и припудренными сединой антрацитовыми волосами, такая боль была хорошо знакома. За свою долгую жизнь он заработал артрит, гипертонию, аденому простаты и псориаз. Ему было не привыкать терпеть. Но ничто не могло сравниться с той страшной болью, которая приходила во время внезапных пророческих видений. Оступившись, Флако упал, повалив при этом маленький шкафчик, содержимое которого тут же высыпалось на пол. Многочисленные стеклянные баночки, в которых хранились ржавые винтики и шурупчики всевозможных размеров, раскатились по полу, издавая тонкий мелодичный звон металла о стекло, но Флако ничего не слышал. Он ощущал подступавшую тошноту и сильное головокружение, сопровождавшееся чувством глубокого ужаса. Впрочем, в этом для него не было ничего нового. Такие состояния начались у него давно, ему тогда было десять лет и он жил с родителями в Мексике. Как правило, видения посещали его ночью, во время сна. Смутные образы всегда сопровождались паническим страхом. Мать сочла эти ночные кошмары результатом недавно перенесенного тяжелейшего гриппа и стала прикладывать Флако ко лбу листья оливы, завернутые во влажное холодное полотенце. Однако страшные видения продолжались вплоть до того дня, когда он, женившись, эмигрировал в США. После переезда на новое место видения практически оставили его. Но под старость, после смерти любимой жены Луизы, они возобновились с невиданной прежде силой. Сегодняшний приступ оказался невероятно сильным. Флако задыхался, словно в воздухе совсем не оставалось кислорода. Сердце охватил леденящий ужас, голова кружилась, вдоль позвоночника побежали колючие мурашки. Ему показалось, что стены старого сарая стали надвигаться на него. На лице, шее и руках выступил холодный липкий пот Он попытался встать, но слабые ноги скользили по пролитой на пол краске. - За что? Боже мой, за что? - едва слышно пробормотал Флако по-испански. Перед его мысленным взором, затуманенным болью и страхом, теснились расплывчатые образы. Они раздувались, росли и множились. - Cuando?! [Когда?! (исп.)] - превозмогая боль, прошептал Флако, обращаясь неизвестно к кому. - Когда?! Когда это должно случиться?! Когда он был подростком, в их деревню пришли миссионеры-францисканцы. Они говорили об Откровении - Апокалипсисе, и с тех пор Флако уверился, что его видения истинны. Они как предостережение. Символы апокалиптических событий. Он не знал, откуда взялась эта уверенность. Он ничего не знал. Просто чувствовал в своем сердце, что все эти годы Господь Бог что-то говорил ему. Что-то очень важное. - Боже милосердный! - Флако поднес ко рту дрожащие старческие руки. Происходящее вызывало у него слезы страха, заставляло волосы у него на голове подняться дыбом. Мысленные образы, светясь и вращаясь, стали сливаться в одно целое. Огромный вращающийся столб дыма постепенно стал обретать определенную форму. Спустя несколько секунд Флако уже мог различить очертания кисти человеческой руки. У него бешено забилось сердце. Впервые за всю жизнь видение обрело отчетливые очертания. Это была почти черная и, несомненно, зловещая рука с открытой в апокалиптическом жесте ладонью. В ушах у Флако зазвучал нечленораздельный, лихорадочный шепот и неясные слабые стоны. Потом ладонь стала сжиматься в кулак, и Флако издал жуткий, почти животный вопль невыносимого ужаса. Почти в ту же секунду видение с той же внезапностью исчезло, словно кто-то нажал на выключатель. В обшарпанном сарае снова воцарились тишина и спокойствие. На улице, за стенами, пели птички. Едва слышно сочились сквозь щели в полу капли разлитой краски. С трудом переводя дыхание, Флако с немалым усилием поднялся на дрожащие ноги, пораженные артритом. От удара болел затылок. Но в остальном он чувствовал себя почти сносно. Убрав с лица прядь поредевших к старости волос, Флако обернулся в поисках тряпки, чтобы убрать лужу краски на полу. В углу у двери стоял пластмассовый бак со старыми футболками и истертыми махровыми полотенцами. Выудив из бака самое большое из них, Флако вернулся на середину сарая, задумчиво разглядывая большое пятно краски на полу. Приглядевшись, он вздрогнул всем телом. Пятно приняло уже знакомые очертания раскрытой человеческой ладони с мясистым отставленным большим пальцем. Встав на колени рядом со страшным пятном и тихо читая молитвы, старик принялся дрожащими руками собирать тряпкой лужи красной краски. Через час Флако вышел из ветхого сарая и медленно побрел прочь. Колени пронзала острая боль, вся рубашка была мокрой от пота, но старик упрямо двигался вперед, к намеченной цели. Он тащил под мышками две картонные коробки с банками краски и древесными опилками. Он шел через крошечный, поросший сорняками участок у края дороги, отделявшей одно соевое поле от другого. Этот участок принадлежал ему, Флако. На этом крошечном клочке земли стоял старый школьный автобус. Обшарпанный, с облупившейся краской, изрисованный углем, испещренный многочисленными царапинами, автобус служил Флако самодельным передвижным домом. В старые добрые времена он почти каждое утро отвозил в местную школу ораву весело болтавших ребятишек за сто девяносто долларов в неделю. Вместе с небольшой пенсией, заработанной на обувной фабрике, этих денег вполне хватало на жизнь Флако и его жене Луизе, обосновавшимся в небольшой, забытой Богом и людьми деревушке. Однако весной 1981 года Флако постиг двойной удар судьбы. От рака гортани умерла Луиза, а потом он провалил ежегодную переэкзаменовку на водительские права. Потеряв работу, Флако вынужден был съехать со служебной квартиры. Деваться ему было некуда, только поселиться на этом клочке земли, оставшемся после смерти жены в его распоряжении. Школьная администрация милостиво продала ему старый школьный автобус почти за спасибо. И Флако не смог придумать ничего лучше, как поставить автобус на своем участке и поселиться в нем. Поднявшись на самодельное сложенное из шлакоблоков крыльцо, Флако отворил дверь и вошел в салон. Внутри было сумрачно и прохладно. Пахло старой жевательной резинкой, кожаными сиденьями, тмином и перцем, которым старик обильно приправлял свой обед. Поставив коробки рядом с водительским сиденьем, Флако окинул взглядом внутренность своего дома. Оборудованный старым дизельным генератором, автобус обеспечивал его электричеством, необходимым для различных бытовых нужд. К тому же он был в полной боевой готовности, так как старик чуть ли не каждую неделю собирался упаковать свои нехитрые пожитки и отправиться назад в Мексику. Он демонтировал вдоль одной стены все пассажирские сиденья и на их место установил небольшую кровать, пару настенных светильников, маленькую электроплитку, рукомойник и совсем крошечный холодильник. Несколько окон пришлось заколотить наглухо, над остальными соорудить козырьки от солнца. В самом конце салона, рядом с надписью "Аварийный выход", был домашний алтарь - засушенные цветы, хлеб приношения, множество статуэток, ряды старых фотографий в рамочках. Красноватый свет сорокаваттной лампочки омывал алтарь, придавая всему некую мистическую окраску. На большинстве фотографий, сделанных в разные годы в разных местах, была Луиза. В молодости она слыла красавицей - с кожей цвета молочного шоколада и густой гривой иссиня-черных волос. Жизнь превратила ее в располневшую матрону с подслеповатыми глазками. В самом сердце алтаря, в обрамлении разноцветных бус и искусно сделанных муляжей плодов и фруктов, стоял большой, восемь на двенадцать дюймов, образ Иисуса Христа в Его божественной славе. Со сложенными на коленях руками, с мягко светившимся словно изнутри лицом Он благосклонно взирал из венка засушенных цветов. Флако приблизился к алтарю и преклонил колена. Суставы пронзила острая боль. В висках бешено стучало, к горлу подступала тошнота. Порывшись в нагрудном кармане, он вынул оттуда пачку сигарет "Кэмел" без фильтра. При жизни - любимые сигареты Луизы. После смерти жены Флако взял себе за неукоснительное правило хотя бы раз в месяц класть на алтарь пачку "Кэмела". Сегодня, после жутких пророческих видений, Флако почувствовал острую необходимость поговорить в молитве со своей покойной женой. Бережно положив сигареты на маленькую деревянную подставку, Флако склонил голову в молитве. Несмотря на то что страшный образ черной человеческой руки все еще стоял у него перед глазами, он молился не за себя, потому что уже давно не боялся страданий и смерти. Нет, он молился за тех, кому еще предстояла долгая жизнь... Жизнь всегда страшила Флако больше, чем смерть. Истинный мексиканец, он с молоком матери впитал присущее его предкам, ацтекам, уважение к смерти и восхищение перед ней. Для ацтеков смерть была катарсисом - избавление от жизни страданий и бедствий. Детские годы, проведенные на родине, в Мексике, укрепили его в этой вере. Каждую осень вся его семья тщательно готовилась к празднованию Дня Поминовения Усопших. В этот праздник дети мастерили пластмассовые скелеты и маски смерти. Пекари пекли хлеба и булочки в форме человеческих черепов. Витрины магазинов пестрели всевозможными скелетами - на велосипедах, с гитарой в руках, в белом халате дантиста рядом с зубоврачебным креслом. Жители всех кварталов собирались на кладбищах, чтобы почистить, подновить и украсить могилы близких. Образы смерти заполняли деревни и города. Смысл этого праздника состоял в том, что нужно радоваться смерти, потому что она тоже часть жизни. Флако не боялся того дня, когда он присоединится к Луизе и своим родным там, на небесах. Но он боялся встретиться здесь, на земле, со страшным злом, грозящим грядущим поколениям. Прервав свою безмолвную молитву, Флако взглянул на алтарь. Что-то было не так. Он это почувствовал. Какая-то перемена. Что-то - в образе самого Христа. С трудом поднявшись на ноги, Флако стал внимательно вглядываться в картину в центре алтаря. Он не верил своим глазам! Картине было по крайней мере лет двадцать, и всю ее поверхность покрывал тончайший слой пыли. Обтерев тряпочкой изображение Христа, Флако принялся еще внимательнее разглядывать его. Несомненно, что-то изменилось. В нижней трети картины появилось несколько обесцвеченное пятно, незаметное для постороннего, но только не для Флако, ревностно заботившегося о своем домашнем алтаре. Едва заметное изменение показалось ему чуть ли не катастрофой. Старик снова упал на колени. Ему вдруг захотелось заплакать, свернувшись в комочек, или убежать, навсегда исчезнуть в лесу... Однако он отлично понимал, что не в силах бежать от этого дурного предзнаменования. У него не было ни малейший сомнений в том, что едва заметное изменение и было знаком, ниспосланным именно ему, Флако, и никому другому... Старик снова начал молиться. Однако вскоре его отвлек звук шагов рядом с автобусом. - Кто там? - Tio! [Дядя! (исп.)] - раздался голос у входа в автобус. - Tio Флако, ты здесь? Это был голос Анхела. Флако поспешил к дверям, открыл их и увидел стоявшего на пороге Анхела. От его одежды нестерпимо воняло бензином, а уродливое лицо светилось от возбуждения. Позади него отъезжал в сторону шоссе полицейский джип. - Анхел! Господи! - недоуменно воскликнул Флако, глядя на удалявшийся полицейский джип. - У тебя неприятности с полицией? - Не совсем, - ответил Анхел, проходя в автобус. Флако поспешил вслед за племянником. - С тобой все в порядке? - Да, я в полном порядке, - отозвался Анхел, поудобнее устраиваясь на дядиной койке. Он глубоко дышал и пытался взять себя в руки. - У тебя есть цай со льдом? Старик принес ему немного чая и присел на скамью напротив. - От тебя несет бензином, - сказал он, указывая на рубашку Анхела. - Что с тобой стряслось? Отхлебнув большой глоток ледяного напитка, Анхел вытер рот и сказал, все еще слегка дрожа: - Сегодня был свидетелем самого узасного события в моей зизни... Повисла неловкая пауза. Флако посмотрел на алтарь, в центре которого все так же мягко светился образ Христа, едва заметно поблекший в нижней части. Неожиданно старику пришла мысль, что Анхел тоже заметит это изменение, и он испугался еще больше. Мальчик ведь может подумать, что это дурное предзнаменование касается именно его. Резко поднявшись на ноги, Флако закрыл алтарь от глаз Анхела своей сухенькой спиной. - Цто с тобой, дядюска? - недоуменно спросил Анхел, пытаясь заглянуть через плечо старика. - Цто слупилось с алтарем? - Ничего с ним не случилось, - проворчал старик, но руки у него почему-то тряслись. Перед его мысленным взором вновь возник образ поблекшей картины. Словно чувствуя волнение и нешуточное беспокойство старика, Анхел снова спросил: - Цто слуцилось? - Ничего. - Скази мне, дядя, - настаивал Анхел, безуспешно пытаясь разглядеть алтарь. - Все нормально, - пробормотал Флако, пятясь к алтарю. - Ничего с ним не случилось. Проворно обернувшись, Флако схватил попавшееся под руку покрывало и накинул его на алтарь. Теперь-то Анхел наверняка ничего не заметит! Набрасывая покрывало, Флако внезапно увидел еще одно пугающее изменение - левая рука Христа сделалась угольно-черной. 9. НА КРЮЧКЕ Около полудня в кабине грузовика раздался странный пронзительный звук. Поначалу он показался Лукасу каким-то металлическим, неестественным, и он автоматически нажал на педаль тормоза. Кабина слегка завибрировала, пронзительный звук тут же повторился. На этот раз Лукас узнал голос Софи. Вот уже несколько часов она дремала в спальном отсеке. Наверное, приснился кошмарный сон. Крики перешли в приглушенные ругательства, и тогда Лукас, включив радио, закричал, не оборачиваясь назад: - Эй, Коэн? Что там с тобой? Софи долго не отвечала. Потом наконец до ушей Лукаса донеслось: - Боже всемогущий, какой ужас... - Тебе приснился кошмар? - Да, - едва слышно отозвалась Софи. - И еще и цветной... Лукас потер висок. Последние два часа он не переставал размышлять о странном чувстве, которое охватило его в кабинете шерифа, - невероятно сильном желании поскорее сесть за руль грузовика и снова ехать по шоссе. Несмотря на то что он пока себя прекрасно чувствовал, воспоминания о пережитых событиях не давали ему покоя. - Кажется, эта штука распространяется, словно зараза, - заметил Лукас. - Ну да... Наверное, ты меня и заразил! - проворчала Софи. - Не надо шить мне дело, крошка! - огрызнулся Лукас. - Кого же мне еще в этом обвинять? - спросила Софи, и в ее хриплом голосе отчетливо прозвучали напряжение и озабоченность. - Кроме того, ты всегда хоть в чем-нибудь, да виноват... Лукас невесело улыбнулся: - Вылезай из гроба, и мы вместе проанализируем твой кошмарный сон. Послышалось шуршание ткани, плеск воды в умывальнике и мягкие шорохи, производимые зубной щеткой. Спустя несколько минут Софи выбралась из спального отсека и села на пассажирское сиденье. Волосы были заплетены в тугую косичку, на Софи была надета свежая футболка. Глаза выражали одновременно тревогу и усталость. - Ты не видел мои сигареты? - спросила она. - Нет. - Вот черт... - Ты слишком много куришь, - сказал Лукас, не отрывая взгляда от дороги. Они уже отъехали на добрую сотню миль от округа Пеннингтон, где произошли самые трагические события в их жизни. Теперь грузовик мчался где-то посреди штата Кентукки. Холмистый ландшафт начинал заметно сглаживаться и светлеть. Порывшись в карманах, Софи обнаружила старую забытую пачку сигарет. Заглянув в нее, она в сердцах воскликнула: - Черт побери! Осталась всего одна! Осторожно зажав сигарету между зубами, она щелкнула зажигалкой. Руки ее слегка дрожали. - Ну, рассказывай свой сон, - сказал Лукас. Софи медленно выдохнула сигаретный дым и задумчиво поглядела в боковое окно. - Да тут и рассказывать-то, в общем, нечего. Просто бессмысленный тревожный кошмар... - Давай рассказывай, не стесняйся, - хмыкнул Лукас. За годы совместной работы Лукас и Софи приобрели стойкую привычку пересказывать друг другу сны, что служило не только превосходным средством против дорожного однообразия и скуки, но и позволяло им обоим лучше узнавать друг друга, не задавая при этом бестактных вопросов. Содержание сна достаточно ярко характеризовало видевшего его с точки зрения скрытых страхов, желаний, надежд, уязвимых мест... В этом смысле каждое сновидение было уникальным, словно отпечаток пальцев. - Ну хорошо, сам напросился, - пожала плечами Софи и начала свой рассказ: - Это была какая-то смесь реальных утренних событий и невероятной чепухи, которую я даже никак не могу осмыслить. Мне снилось, что меня заперли на каком-то складе в Бейкерсфилде, и все помещение было почему-то заполнено водой чуть ли не до самого потолка; между поверхностью воды и потолком осталось всего два фута. Вода была очень грязная, покрытая масляными пятнами. И я плавала в этой воде... - И уровень поднимался все выше и выше, - перебил ее Лукас. У него было такое ощущение, словно ему самому снился такой же сон, причем совсем недавно. - Нет, - отрывисто бросила Софи. - Вовсе нет. Просто это была грязная, стоячая вода, на поверхности которой местами то и дело вспыхивали маленькие язычки пламени, словно горели пятна разлитой нефти. От их неровного света по потолку и грязной воде плясали причудливые тени. Не знаю почему, но я была совершенно уверена в том, что попала в ловушку, в какой-то чудовищный лабиринт без начала и конца. И мне оставалось лишь одно - барахтаться в грязной воде. Софи замолчала и жадно затянулась табачным дымом, поеживаясь от неприятных воспоминаний. - А потом я заметила и всех остальных. - Остальных? - удивленно спросил Лукас. - Остальных людей, - уточнила Софи. - Они все были подо мной, бродили в грязной воде. Там были работники склада - секретари, кладовщики, грузчики. Освещенные неясным голубоватым, непонятно откуда взявшимся светом, они бродили, сидели за столами, заполняли какие-то бумаги, куда-то названивали по телефону. Но все они были страшно бледными, какими-то обесцвеченными, как будто провели под водой не один год. Раздутые, словно утопленники, они продолжали прилежно работать. И тут я почему-то испугалась, что они заметят меня и сочтут, что я отлыниваю от работы, потому что плаваю над ними и не выполняю своих обязанностей... Софи нервно засмеялась и на какое-то время замолчала. - И тогда я поплыла к какому-то торчащему из воды предмету, - продолжила она спустя несколько минут - Я решила, что с его помощью мне удастся уплыть оттуда, вырваться на свободу... - Предмету? Какому предмету? - спросил Лукас. - Ну да, эта штука плавала в двадцати футах от меня. Она была какой-то очень темной, блестящей и несколько вытянутой... Сначала я подумала, что это бревно или что-то в этом роде... Она жадно сделала еще одну затяжку. - И что это было? - спросил Лукас. - Человеческая рука. - Рука? Софи обернулась к нему и сказала: - Огромная черная мертвая человеческая рука. Обрубок кисти сочился кровью, а на пальцах были видны длинные грязные ногти. И я схватилась за эту руку... Софи с трудом перевела дыхание и произнесла сдавленным голосом: - И вдруг мертвые пальцы обвились вокруг моей руки, словно ядовитые змеи... Софи замолчала. - И тогда ты проснулась, - подсказал Лукас. - Да, - едва слышно произнесла Софи. - Вот так сон! - покачал головой Лукас. Вынув изо рта окурок, Софи снова поежилась: - Ты сам просил меня рассказать... Некоторое время оба молчали. Лукасом овладело непонятное беспокойство. В голове у него почему-то засели ее слова о черной мертвой руке... Что-то мучило его, словно больной зуб. - Погоди-ка... Ты говорила о руке... Он запустил пальцы в карман выцветших джинсов, где рядом с армейским складным ножом, пачкой жевательной резинки и несколькими десятицентовыми монетками нащупал холодные морщинистые пальцы руки - чудной талисман, который висел в машине Мелвила. Лукас извлек талисман на свет. От одного только прикосновения к этому ювелирному изделию у Лукаса закололо в кончиках пальцев, словно эта штука была заряжена электричеством. - Что это за чертовщина? - спросила Софи, с изумлением уставившись на талисман. Не отрывая взгляда от дороги, Лукас протянул ей на раскрытой ладони инкрустированную драгоценными камнями вещицу, загадочно поблескивающую на солнечном свете. - Хочешь услышать странную историю? - спросил Лукас. - Прекрати дурить меня, Лукас! - Я получил эту вещицу от Мелвила. - Ты украл ее? - Да ты что! Конечно, нет! Во всяком случае, я взял ее не нарочно. Подобрал с пола и держал в руках, когда загорелся пролитый бензин. Лукас замолчал, вспоминая подробности утренней трагедии. Он действительно не собирался стащить эту штуковину, хотя красть для него было не в новинку. В детстве он иногда воровал в магазинах самообслуживания, но делал это всегда бескорыстно, из чувства противоречия, или желая доказать сверстникам свою храбрость и ловкость. Повзрослев, он полностью пересмотрел свое отношение к воровству. Он понял, что это - несомненный порок, съедающий души бедняков. Во время недавних волнений в Лос-Анджелесе Лукас не мог смотреть телерепортажи о безумцах, грабивших друг друга. Его просто физически тошнило от этого зрелища. Так что же заставило его взять безделушку из машины Мелвила? Почему он нарушил собственные принципы? - Наверное, я просто сунул эту штуковину в карман... - задумчиво пробормотал он, не отвлекаясь от управления грузовиком. Софи не сводила глаз с талисмана. - Ничего себе шуточки! Ты украл у парня его вещь, пока он жарился на медленном огне?! - Я же сказал, это вышло случайно! - Черт возьми, Лукас! - Софи была не на шутку напугана. - Ты хоть понимаешь, что могло случиться, если бы полицейские увидели у тебя вещь, украденную из его машины?! - Да откуда им пронюхать об этом? - Ради Бога, Лукас! Ты же знаешь, нас чуть было не обвинили в непредумышленном убийстве! - Послушай, - примирительно произнес Лукас. - То, что случилось сегодня утром, произвело на меня ужасное впечатление, и мне уже никогда не удастся забыть страшную гибель Мелвила. Пойми, никто не станет искать какую-то безделушку, висевшую в его машине... Лукас замолчал и снова взглянул на талисман. В ярком свете дня рука казалась еще чернее - высохшая и сморщенная, словно чернослив или клок старой, съежившейся кожи. Длина не превышала четырех дюймов. Обрубок у запястья был покрыт чем-то вроде шеллака. Неизвестный мастер ловко вставил вместо косточек пальцев маленькие драгоценные каменья. Приглядевшись, Лукас заметил не только тонкие ногти, но и нежную кожицу у их основания. На подушечках пальцев был виден сложный кожный узор. Да, вещица была выполнена с большим мастерством и выглядела крайне реалистичной. Возможно, даже слишком... - Не могу поверить своим глазам! Неужели ты действительно взял это в машине несчастного Мелвила? Софи искоса глядела на талисман, словно считала происшедшее кощунством. Лукас протянул ей безделушка: - Да ты только посмотри, какая тонкая работа! - Убери эту штуку, - покачала головой Софи. - Что? - Мне противно даже прикасаться к ней. - Да это же просто кусок камня! - воскликнул Лукас. - Она не кусается! Софи провела языком по пересохшим губам и взглянула на талисман. Потом наморщила лоб и, взяв вещицу в руки, стала внимательно разглядывать ее со всех сторон. Ее глаза расширились от ужаса, и она резким движением отбросила от себя талисман, словно он обжег ей пальцы. - Боже всемогущий! - воскликнула она в истерике. Талисман упал на приборную панель, как раз перед рулевым колесом, и наполовину провалился в узкую щель вентиляционной системы. Не выпуская руля, Лукас наклонился вперед и выудил талисман из щели. - Что это с тобой такое? - недоуменно спросил он Софи, которая уставилась на талисман, словно увидела привидение. На ее лице была написана страшная догадка, глаза расширились от неподдельного ужаса. - Боже милосердный, - тихо пробормотала она. - Да что с тобой, Софи? Сначала она ничего не могла сказать. В кабине слышно было лишь ровное гудение мощного двигателя да шорох шин. Наконец Софи выдавила: - Эта штука сделана вовсе не из камня. Около полудня шериф Баум решил выпить чашку кофе. Его кабинет был расположен по соседству с кабинетом окружного налогового инспектора, отделом регистрации, финансовым отделом и кабинетом окружного секретаря. К немалому огорчению Баума, на все эти кабинеты полагалась одна электрическая кофеварка из нержавеющей стали, сделанная много-много лет назад. Этот монстр бытовой техники был намертво установлен в углу коридора. С каждым годом кофе становился все отвратительнее, и Баум с трудом заставлял себя пользоваться ужасной кофеваркой. Налив чашку, Баум сделал глоток и поморщился от отвращения. Коричневая жидкость по вкусу напоминала дизельное топливо. За его спиной раздался знакомый голос: - Никаких результатов! Баум обернулся так резко, что чуть не пролил кофе. Перед ним стоял Делберт Моррисон, с огорченным видом размахивающий компьютерной распечаткой. Баум закатил глаза и рявкнул: - Делберт, что ты там плетешь? - Я имею в виду тот старый лимузин, что вы видели. Проверил по нашей базе данных и получил в ответ пшик! - разочарованно сказал Моррисон, и по его виду Баум понял, что его помощник явно рассчитывал на какой-нибудь неожиданный и интересный оборот событий. Но надежды оказались тщетными. - Ты сверялся со списком угнанных машин? - Так точно, сэр. Баум снова отхлебнул кофе и снова поморщился. - А как насчет того несчастного, что погиб? - Его родители уже умерли. Подружки нет дома, а ее родители сейчас за границей. - А как насчет той старой дамы? Ну, той чертовой двоюродной тетки... как там ее... - Дега, - подсказал Моррисон, глядя на компьютерную распечатку. - Совсем немного информации. Ничего странного или необычного. Ее дом является памятником исторического значения, внесен в Историческую книгу города Мобила. Пытался как-то связаться с ней, но ничего не вышло. - И это все? - Так точно, сэр. Похоже, на большее, чем смерть в результате несчастного случая, утреннее происшествие не потянет. Впрочем, мы пока не видели результатов вскрытия. Повисла неловкая пауза. Баум молча глядел на Моррисона, расстроенного совсем по-детски, и удивлялся его неутомимому рвению к расследованию. С тех пор как этот парень поступил на службу в полицию, он говорил только о своей любимой телепередаче под названием "Американский детектив", о своих любимых журналах и книгах типа "Журнал настоящих преступлений" или "Детективные истории, основанные на реальных событиях". Бауму это казалось весьма трогательным, особенно если принять во внимание, что Моррисон при необходимости не сразу мог найти свой собственный пистолет. Что-то в этом пареньке все же привлекало Баума. Ему нравилась его забавная бойскаутская серьезность и добросовестность. Может, потому, что у них с Глорией никогда не было детей, а может, потому, что Делберт напоминал ему собственную молодость и начало службы в дорожной полиции Мемфиса... - Погоди-ка, Делберт, - пробормотал Баум, едва заметно улыбаясь пришедшей ему мысли. Хоть гибель Мелвила Бенуа действительно казалась ему результатом несчастного случая, шерифу все же хотелось подсластить эту горькую для Делберта пилюлю. - А ты пробовал добыть какую-нибудь информацию в базе данных Бюро охраны правопорядка? Моррисон мрачно кивнул: - Да, запрашивал файлы приводов в полицию, наложения штрафных санкций, административных взыскании и прочее в том же духе. А что? - Пойдем-ка со мной. Шериф повел своего помощника в компьютерную комнату. Это было небольшое помещение, освещенное люминесцентными лампами, все стены сплошь увешаны картами, информационными сводками, факсами и еще какими-то бумагами. Баум усадил Делберта за главный компьютер и сказал: - Еще раз введи в программу фамилию погибшего. Усевшись поудобнее за большой клавиатурой, Делберт набрал: БЕНУА. Через несколько мгновений на экране появилось пустое окно. - Ну вот, - сказал Делберт, - чисто, информация отсутствует. - Ладно, тогда введи имя старой дамы. Делберт набрал: ДЕГА. И снова в ответ появилось чистое окошко. - И тут ничего, - пробормотал Делберт. - Погоди-ка... - Баум задумчиво закусил губу. Он вспомнил, что в Алабаме полиция работает с другой программой - "Национальный информационный центр криминальных происшествий". - Попробуй-ка выйти на "Национальный центр". Делберт переключился на "Национальный Центр" и набрал обе фамилии. И снова никакого результата. Баум задумчиво глядел на зеленоватый экран. - Давай попробуем поискать под рубрикой "Письменные жалобы", - сказал он наконец. - Жалобы? - Ага. Делберт ввел команду найти случаи подачи неким Мелвилом Бенуа письменных жалоб на протяжении последних двенадцати лет Спустя несколько секунд он-получил отрицательный ответ. Тогда Баум предложил ввести фамилию старой дамы. Делберт набрал ДЕГА, и компьютер неожиданно выдал результат. Достав из нагрудного кармана очки, Баум стал читать информацию, высветившуюся на экране монитора. Судя по всему, семья Дега подавала письменную жалобу на Мемориальное кладбище Хокинса в штате Алабама, и это случилось десять лет назад. В жалобе шла речь о пренебрежении кладбищенскими смотрителями своими служебными обязанностями. Хотя подробности были неясны, суть жалобы состояла в том, что кто-то совершил акт вандализма в фамильном склепе Дега. Странное дело, на документе стоял гриф секретности. Очевидно, факты совершения актов вандализма на кладбище Хокинса с точки зрения служебной безопасности не подлежали публичной огласке. - Спокойнее, Шерлок, - укоризненно сказал Баум, глядя на загоревшиеся азартом глаза Моррисона, почуявшего след. - Там, на шоссе, прежде чем изжариться живьем, этот Бенуа болтал про какую-то ерунду, взятую из чьей-то могилы. Возможно, тут была определенная доля правды вперемешку с параноидальным бредом. Кроме того, возможно, из того склепа были похищены ценные вещи, которые следовало вернуть законным владельцам. - Знаете, шериф, наверное, парни из полиции Алабамы вряд ли захотят подробно говорить об этом случае по телефону, - сказал Делберт, с надеждой глядя на Баума. - Ты хочешь сказать, что с удовольствием отправился бы в этот городишко, чтобы провести серьезное расследование? У Делберта был вид щенка, просящего, чтобы его почесали за ухом. - Сэр, у меня сегодня вторая половина дня свободна. - И что? - Я мог бы с