я жизнь, мои дела - а их еще так много! - все могло погибнуть от руки этого мальчишки! Так вот погиб отец, от руки такого же ничтожества. О, клянусь Зевсом, это несправедливо. Воин должен умирать в бою!" Он долго сидел за оградой дворца на большом, поросшем зеленью камне. Над горами полыхало оранжевое облако, оно казалось зловещим. Одолевали тяжелые мысли: "Аристотель любил меня. А потом прислал своего племянника, который хотел меня убить. Каллисфен восхвалял меня. А потом решил освободить от меня Македонию. Убить. А ведь это проще всего. Труднее - понять. Когда же перестанут мешать мне выполнить то, что я хочу, что я должен выполнить!" Солнце свалилось за горы. Зримо наступала тьма. Александр не выдержал. Он вскочил и бегом вернулся во дворец. - Гефестион! - В его крике было отчаяние. - Где ты, Гефестион?.. - Я здесь, Александр. Гефестион ждал его у входа, спокойный, добрый, надежный. - Вели принести вина, Гефестион, - попросил Александр, - побольше вина. И не надо разбавлять. И потом, пусть придут друзья. И света побольше, света! И снова на всю ночь пошел пир в царском дворце. Александр пил неразбавленное вино, за что эллины и македоняне его сильно порицали. "Он пьет, как варвар", - говорили они. А царю хотелось забыться, развеселиться, как веселился раньше. Но раньше ему было весело и без вина. А теперь и вино не помогало. Он уснул лишь на рассвете тяжелым, как забытье, сном. Телохранители ночевали около его спальни. Проснувшись к полудню, царь спросил о Каллисфене: - Что он? - Он в цепях, царь. - Он очень бранится, - сказал телохранитель Леоннат, - угрожает гневом Аристотеля. - Вот как! - сразу вспыхнул Александр. - Гневом Аристотеля? А моего гнева он не боится? Держать его в цепях. До конца его жизни. Он в цепях пойдет за моим войском. Аристотель! Ему тоже многое не нравится в моих делах. Ну ничего, я еще доберусь и до него! Эти слова, сказанные в запальчивости, многих неприятно поразили. Друзья, те, кто знал Аристотеля, ничего не посмели сказать в его защиту. Те, кто не знали, согласились с царем: а почему же и не добраться до него, если он не одобряет того, что решил царь? Лишь Гефестион сказал, мягко и грустно улыбнувшись: - Александр, вспомни Миэзу, где Аристотель учил всех нас в детстве. Если бы не наш великий учитель, был ли бы ты сейчас здесь, на краю земли? Ведь не только жажда славы и завоеваний привела тебя сюда. Но и мечта увидеть край земли, узнать землю. А кто пробудил в твоей душе эту мечту? Аристотель! Не будь неблагодарным, Александр! Александр притих, задумался. А потом сказал упрямо: - А Каллисфена я все-таки буду держать в цепях до самого суда. И судить буду в присутствии Аристотеля. Каллисфен не был военным, поэтому царь не мог отдать его на суд войска. "ПУСТЬ ГОРИТ ВСЕ!" - Ты знаешь, Роксана, какой щит выковал Гефест для Ахиллеса? В первую очередь выковал щит он огромный и крепкий, Всюду его изукрасив: по краю же выковал обод Яркий, тройной; и ремень к нему сзади серебряный сделал, Пять на щите этом было слоев; на них он искусно Много представил различных предметов, хитро их задумав. Создал в середине щита он и землю, и небо, и море, Неутомимое солнце и полный серебряный месяц. Изобразил и созвездья, какими венчается небо... [Гомер. "Илиада", песнь XVIII.] Александр оглянулся на Роксану. Роксана слушала очень внимательно. - Ты понимаешь, о чем тут сказано? - Если ты мне расскажешь, Искандер, то я пойму. Роксана уже понемногу лепетала по-эллински, мешая речь эллинов со своей родной, бактрийской. Но стихи Гомера ей было трудно понять. - У Ахиллеса был щит. А на этом щите была изображена земля, вся Ойкумена. Круглая суша, а в середине - Эллада, центр Вселенной. Понимаешь, моя светлая? Роксана засмеялась - так называла ее кормилица. - А вокруг Ойкумены вода, - продолжал Александр, - река Океан. Наверху - свод небес, по этому своду летит на своей золотой колеснице бог Гелиос - Солнце. Внизу - нижний свод. И там - Аид, царство мертвых. - Там страшно, Искандер? - Не думаю, чтобы страшно. Тоскливо там. Люди уже не люди, а просто тени. Скучно это. - А небо очень далеко от земли, Искандер? - Поэт Гесиод пишет, что если сбросить наковальню с небес, то она будет падать до земли целых девять дней и ночей. И целых девять дней и ночей, если сбросить ее с земли, будет падать в преисподнюю. - Искандер, ты все знаешь! Александр улыбнулся, взглянув в восхищенные глаза Роксаны. Он свернул "Илиаду" и положил в ларец. В тот самый драгоценный ларец, который когда-то привез ему Парменион из Дамаска. - Но Ойкумена вовсе не такова, как изобразил ее Гомер, - задумчиво продолжал он, рассуждая скорее с самим собой, чем обращаясь к Роксане, - и совсем не такова, как говорил Аристотель. Карта Гекатея обманула меня. Если верить ей, я бы уже давно достиг предела земли. Однако я прошел неизмеримые пространства, а края земли еще и не видно. Впереди еще Индия... И уже только там, у Океана, будет край Ойкумены. - Ты пойдешь в Индию, Искандер? - Я пойду в Индию, Роксана. - Я тоже? - Думаю, что тебе туда идти не следует. Это трудно и опасно. - Я ничего не боюсь, Искандер! - Но я боюсь за тебя. - Около тебя со мной ничего плохого не случится, Искандер. Александр освободил свою руку из ее рук, провел своей шершавой, загрубевшей от копья и рукоятки меча ладонью по ее нежным белокурым волосам. - А ты думаешь, мне легко расстаться с тобой, Роксана? - Ну, так и не надо расставаться. Только вот зачем же тебе идти в Индию, Искандер, если это и трудно и опасно? - Зачем? - Александр встал и прошелся взад и вперед. - Ах, Роксана, земля так велика! У скифов я слышал рассказ о неизвестной стране Син или Цин, не знаю. И страна эта за высокой каменной стеной. А где эта Син? И что лежит за этой страной? Аристотель говорил нам в Миэзе, что есть где-то чудесный источник, откуда начинается река Эфиоп и наполняет водой Нил в Египте. И что истоки Нила очень близки к истокам индийской реки Инда... Значит, если я пройду в Индию, то могу вернуться по Нилу в Египет... - Он вдруг посмотрел на Роксану и улыбнулся. - Бедняжка! Я совсем замучил тебя всеми этими странами и реками. Ну ничего. Зато я добуду тебе в Индии жемчугов и янтаря: говорят, что там есть янтарь - солнечный камень! - Значит, все-таки ты меня не оставишь, Искандер? Он нежно прижал ее голову к своей груди. - Я никогда не оставлю тебя, Роксана. Ведь ты моя жена! И вышел, потому что его военачальники уже собрались на военный совет. Впрочем, так привыкли говорить - военный совет. Но даже в самой ранней юности, когда Александр впервые надел доспехи и повел войско на трибаллов и гетов, военного совета не получалось. Военачальники собирались лишь для того, чтобы принять приказания царя. Нельзя сказать, что он не выслушивал советов. Говорить мог каждый из них, но делал царь только так, как находил нужным сам. Так же было и теперь - военачальники собрались, чтобы услышать, что войско идет в Индию. Приглашены были историки, которые вели дневники похода, и географы, и землемеры, и "шагатели", специально обученные равномерному шагу, чтобы измерять пройденные пространства земли: двести шагов - стадия. Александр попросил рассказать, что кому известно об этой стране - Индии? Рассказы хлынули потоком. Говорят, там в горах живут люди с собачьими головами и с хвостами. Но говорят, что они праведные и живут долго. А внутри страны есть пигмеи - люди ростом в два локтя, бородатые. И скот у них тоже маленький - маленькие коровы и совсем крохотные овцы... - Я слышал, что там есть племя длинноухих. Уши у них такие огромные, что они ими одеваются, как плащом. А ночью закутываются ушами и спят. - Одноногие тоже есть. Ступня одна, зато широкая, как щит. Когда жарко, эти люди ложатся на землю. Лягут, поднимут ногу кверху и загораживаются своей ступней от солнца. - Это не в Индии. Это в Эфиопии. - А я слышал, что в Индии. - Говорят, там водятся единороги... - И мартихоры [Мартихор - человекоглотатель.] тоже. Колючие тигры, И хвост у них с колючками. Вспомнили и о реке, текущей к восточному Океану, устье которой сияет от янтаря. И волшебный источник, в котором ничего не тонет. Александр потребовал карты. Неуверенные линии обозначали реки, дороги, берега залива... - Что это? - Это - Яксарт. Здесь - Александрия Дальняя. Это - рукав Яксарта, он обходит Гирканский залив... Дальше он становится рекой Танаисом. - Какой залив? - Залив Океана. - Гирканское море - залив Океана? - Так сказано у Ктесия [Ктесий - эллин, врач персидского царя Артаксеркса - Оха; составил очень путаную географию.]. Александр с досадой вздохнул: - Ктесий много напутал. Отбросьте Ктесия, он только мешает. Но если Гирканское море и в самом деле залив Океана - так, значит, и Океан недалеко? Этому хотелось верить. Если Океан недалеко, значит, они скоро дойдут до его берегов. И это будет окончанием похода. Конец войны, конец усталости, опасностям и тяжелым лишениям. - Значит, Океан недалеко, - повторил Александр, - но все-таки Каспий - залив или озеро? Надо будет выяснить это. Выясним, когда вернемся. Снова склонялись над картой, обдумывая предстоящий путь. Но карта, составленная по догадкам, по слухам, по, предположениям, обманная, слепая, мало помогала им в этом. - Перейдем Паропамис, вступим в страну индов... Дойдем до реки Инда. - А оттуда можно вернуться водой, по реке Инду до Нила, в Египет. Ведь Аристотель говорит, что истоки Нила близко к Инду. - Можно вернуться и другим путем - по Яксарту в Танаис, по Танаису в Эвксинский Понт. Перед тем как выступить в индийский поход, Александр явился войску в своих сверкающих доспехах и в шлеме с белыми перьями, Как всегда перед трудным походом, он произнес речь, вдохновляющую на подвиги. Он напомнил воинам, что когда-то ассирийская царица Семирамида пыталась пройти в Индию, но не смогла. Не смог пройти в Индию и великий персидский царь Кир. Но Александр уверен, что македоняне сделают это. Герои - боги Геракл и Дионис - дошли до Океана и прославились. Они, македоняне, тоже дойдут до берегов, где кончается земля, и получат бессмертие! Войска ликованием отозвались на эту речь. Но не все. Македонские ветераны ворчали в бороду: - Для того чтобы дойти туда, надо прежде стать бессмертным... Многие приуныли. Ведь еще у Гавгамел им было сказано, что это их последняя битва и что на этом поход их закончится. Но они идут все дальше и дальше, и походу не видно конца. И все меньше надежд когда-нибудь вернуться в родную Македонию. Армия огромной массой двинулась по дороге к Паропамису - так македоняне называли Гиндукуш. Александр со свитой этеров и телохранителей мчался в колеснице вдоль войска по правому краю дороги, который ему всегда оставляли свободным. Он зорко оглядывал воинские ряды, строго следя за дисциплиной, за правильным строем, за точным распределением всех частей армии... "Вот моя македонская армия, - думал с гордостью Александр, - разве такой была армия, когда я переходил Геллеспонт? Она стала почти в четыре раза больше, чем была! И неизмеримо могущественней!" Он мчался мимо с неподвижным лицом, с твердо сжатыми губами, подняв подбородок и, по своему обыкновению, чуть-чуть склонив голову к левому плечу. Воины подтягивались под его взглядом, шаг становился четче, осанка бодрее. Александр любовался своей фалангой, своими гипаспистами, своей мощной конницей. Конница, еще конница, больше половины армии - конница. Александр остановился, пропуская войско. Лицо его понемногу омрачалось. Шла армия, а казалось, что происходит какое-то переселение народов. Войска растянулись на огромное пространство. Сзади, отягощая движение, с грохотом шли осадные и стенобитные машины. И особенно тяжел был безмерно разросшийся обоз. Тут на повозках, груженных разными товарами, ехали торговцы. Тащились на мулах жрецы. Бесчисленные вьючные животные: лошади, верблюды, мулы, ослы, еле шагающие под своими вьюками, - имуществом военачальников, царских этеров и самого царя. В одной из больших закрытых повозок ехала и жена царя Роксана. Все это двигалось медленно, с натужным скрипом колес, с ревом ослов, с криками погонщиков, подгонявших животных... Александр смотрел на тяжелое шествие, и глаза его мрачнели. - Откуда столько? - гневно спросил он. - Царь, - сухо, но почтительно сказал Птолемей, сын Лага, - уже много лет прошло, как мы в походе. Твои воины живые люди, каждому хочется иметь семью. Не могли ведь они ждать, когда вернутся домой. Тем более, что о возвращении еще не было речи. - Кроме того, царь, - добавил Леоннат, - там много детей. Это - твои будущие воины! - Это правда! - оживился Александр. - Это очень хорошая мысль. Дети, родившиеся в походе, куда же они пойдут отсюда! Их родина - мое войско! Это так. Но зачем тащить с собою столько огромных вьюков? - Это их имущество, - пожав плечами, сказал Птолемей, - богатство, добытое в бою. И наше тоже. И твое, царь. И твоей жены Роксаны, которая следует за тобой. Не бросать сокровища на дорогах. Александр снова нахмурился. - Нам предстоит перевалить огромные горы. Вы сами знаете, что это такое. Куда же с этими повозками, с этим скотом, с этими вьюками? Кто мы? Войско или целая колония, которая ищет земли, чтобы поселиться? - Царь, - сказал Гефестион, видя, что Александр начинает закипать от гнева, - я готов в любую минуту сжечь все, что принадлежит мне. Александр быстро взглянул на него. Сжечь? Это правильно. Иначе избавиться от этой тяжести невозможно. - Так я и сделаю, - ответил он, - сожгу. - Ого... - проворчал Леоннат, - будет много шума. Александр не боялся этого. И когда после многих трудных дней перехода в ясном весеннем небе засветились белые вершины гор, Александр на привале обошел войсковые части. Как всегда красноречивый, умеющий без ошибки находить нужные слова, он обратился к своим воинам: - Мы не за тем пришли сюда, чтобы собирать сокровища. Боги гневаются, когда человек так умножает свое имущество. Мы пришли завоевывать чужие земли, а тащимся с этим обозом, как переселенцы. Нам надо избавиться от всего лишнего, чтобы снова стать войском победителей! Где мои сокровища? - закричал он, закончив свою речь. - Свалите все вместе! Возчики подгоняли подводы с царским добром, снимали вьюки и все бросали в кучу. Веревки на вьюках лопались, золотые чаши, посуда, пурпурные хитоны и шитые золотом плащи сверкали перед изумленными и испуганными глазами толпившихся вокруг воинов. Царь потребовал зажженный факел. И тут же поджег свои богатства. Загорелись дорогие ткани, сваленные грудой. Сначала огонь шел туго, набрав силу" он запылал высоко и ярко. Воины, окаменев, стояли вокруг, не сводя с костра изумленных глаз... - Подожгите и мою поклажу, - приказал Гефестион. - И мою! - крикнул Кратер. - И мою тоже! - сказал Птолемей. Вздох прошел по рядам воинов, послышались восклицания, пока еще неопределенные, невнятные. Слуги тащили из палаток этеров и военачальников все, что добыто в походе, сваливали в груду, поджигали... Царедворцы молча смотрели, как вспыхивают пурпурные плащи, как плавится на них золото, как оплывают и превращаются в куски металла дорогие амфоры и чаши. С Гарпалом, хранителем сокровищ царя, вышла заминка. Этот тщедушный человек, неспособный к военной службе, страдал безмерной жадностью. Жажда богатства одолевала его. Он брал и грабил где только мог и тащил все в свой шатер и там прятал в тяжелых сундуках, скрывая ото всех, даже от друзей, свои сокровища. Когда запылали костры этеров, Гарпал онемел от горя. Бледный, он стоял возле своей палатки и глядел куда-то в неопределенную даль, будто не видя и не слыша, что происходит. А может, его не заметят, может, оставят... Но и этеры, и воины, стоявшие у костров с пристальным вниманием ждали, что сейчас выволокут из палатки Гарпала. И когда он увидел, что слуги с факелами идут к нему, Гарпал бросился к Александру: - Царь, прошу тебя, пусть зажгут всю палатку, пусть все сразу сгорит. Незачем вытаскивать... Александр засмеялся. Он все понял. И еще раз пощадил Гарпала: он много прощал ему в память их давней дружбы. - Сделайте, как он просит. Сожгите все вместе с палаткой. - Я сам. Гарпал выхватил факел из рук слуги и сам зажег свою палатку вместе со всем богатством, что в ней находилось, пока ничего этого не вытащили и не увидели. Красный огонь факела ложится пятнами на его побледневшее лицо. Когда пламя оранжевой бахромой побежало вверх по краю палатки, все ждали, что Гарпал сейчас упадет и умрет на месте... Но палатка запылала, Гарпал добавил еще огня и там и тут. И вдруг все увидели, что он смеется. - Пусть горит! - закричал он со смехом. - Эх, пусть горит все! Это сразу разрядило трудное молчание войска. Шум пошел по равнине, где стоял лагерь. Какое-то бесшабашное веселье охватило воинов. - Пусть горит все! - кричали в лагере. - Пусть горит, пусть пропадает! По лагерю заметались факелы, задымились костры. С криками отгоняли развьюченных животных, опрокидывали повозки, волокли в огонь разодранные тюки, охапками бросали в костры все, что тащили по длинным дорогам Азии. Женщины тихонько плакали в повозках. А воины, охваченные яростным весельем разрушения, бросали в костры все, что попадало под руку. - Эх, пусть все горит! Повозки обоза опустели. Лишь обоз с военным снаряжением остался нетронутым. Охрана возле него стояла строгая, невозмутимая, с оружием в руках. - Эх, пусть горит! Теперь им уже не страшны ни крутизна, ни снежные перевалы, ни темные ущелья. А путь впереди предстоял опять через те же грозные скалы Паропамиса, из которых они уже однажды едва вырвались. А дальше - в Индию, в неизведанную и, может быть, такую же трудную страну. - Пусть горит! ВОРОТА В ИНДИЮ Быстрый, сверкающий Кофен [Кофен - приток Инда, ныне Кабул.], возникший где-то под самым небом, в горных вершинах, стремился вниз по узкой долине. Скалы громоздились по сторонам Кофена, будто удивляясь смелости этой реки, которая пробилась в их каменное царство и теперь бежит, гремя и ликуя, в долину Пешавара. Двойной и тройной стеной стоят твердыни гор, охраняя страну индов. Узкие проходы на севере завалены снегом, грозят льдами и обвалами. Скалистые ущелья на юге дышат пламенем нестерпимого зноя и ужасом гибели в бездонной пропасти, оскалившейся острыми красными глыбами камня... Нет дороги в Индию никому. Нет дороги! Когда-то, во времена ассирийского могущества, пыталась проникнуть в Индию царица Семирамида. Искали путей к покорению Индии и персидские цари Ахемениды. Сам великий Кир добивался этого. Но ни одному Ахемениду не удалось проникнуть в зачарованную, овеянную легендами страну. Нет путей в Индию, не найти ворот туда! Александр эти ворота нашел. Много веков в долине Кофена слышался только шум воды и голос ветра в ущельях. А сейчас по его берегам шла македонская армия - конница, пехота, военный обоз... По правому, южному берегу Кофена, в предгорьях Сефий-Куха, шли с войском Гефестион и Фердикка. По левому, северному берегу, у отрогов Гималаев, вел свое войско Александр. Он знал: здесь таятся опасные горные племена, с которыми придется сразиться. Он знал, что Кофен приведет его в цветущую равнину Пешавара, а потом и к реке Инду. Он уже многое знал. Еще в Александрии Кавказской, где отдыхало его войско, Александр получил письмо от Таксилы, индийского раджи, царство которого лежало как раз там, где Кофен впадает в Инд. Таксила узнал, что царь македонский готовится к походу в Индию. Даже тройная стена гор не задержала вестей о непобедимости Александра. Если он задумал идти в Индию, так он придет. Он отыщет долину Кофена и спустится прямо к нему, в его царство. Что делать Таксиле? Принять бой, встать на пути в родную страну и не пропустить врага? Может быть, так бы он и сделал. Но у него у самого кругом враги. Особенно сильный враг раджа Пор: его царство граничит с царством Таксилы. Оба они, и Таксила и Пор, хотят расширить свои владения, и оба готовы погубить друг друга. Если Александр разобьет Таксилу - а он его разобьет! - то Пор не бросится на защиту, нет, он поможет чужеземцам погубить его... Так не лучше ли Таксиле помочь чужеземцам и погубить Пора? Тогда он и предложил Александру свою дружбу и помощь против тех, кто вздумает сопротивляться македонскому царю. Александр ехал во главе конницы на крупном гнедом коне. Его Букефал шел в поводу: Александр сейчас особенно заботливо берег его. Предстоят битвы, а в бою только Букефал мгновенно понимал волю хозяина и никогда не ошибался. И стар он уже стал, не те силы у него... Кони мерно шагали по каменистому ущелью. На отвесных скалах бродили фиолетовые тени от проходящих облаков. Серебряно гремела река. Александр перебирал в мыслях недавние события и встречи. На границе Паропамиса, в верней равнине Кофена, у него в лагере уже побывали многие индийские раджи. Он послал им глашатая - пусть придут к Александру, царю македонскому. Он готов принять от них изъявление покорности. И они пришли. Роскошное было шествие. Ехали на разукрашенных цветами, попонами и драгоценностями слонах, поднимавших подрезанные золоченые бивни. Среди этих раджей был и Таксила. Они привезли Александру богатые дары. Предложили, если ему нужно, и слонов, двадцать пять огромных животных, с глазами добрыми и умными. Александр принял их. - Я надеюсь в течение лета покорить земли в долине Инда, - сказал он индийским раджам, - я сумею наградить тех царей, которые явились ко мне. Но я сумею заставить повиноваться и тех, которые не явились. Зиму я думаю провести на Инде. А весной накажу твоих врагов, Таксила! Путь мирной тишины, как и ожидал Александр, не был слишком долгим. Жители, услышав о том, что Александр вступил в долину Кофена, бежали и прятались в горах, спешили укрыться за стенами крепостей. Так предгрозовой ветер гонит листву по дорогам. И битва разразилась, как гроза. Здесь, в горах, жили аспазии [Аспазии - одно из индийских племен.]. В узких долинах ютились их села; иногда македоняне видели их дымы, поднимавшиеся из-за скал. Случалось увидеть их стада на дальних склонах - словно белые облака, медленно двигались по горам стада белых овец... Через несколько дней пути македонское войско остановилось у их крепости. Ворота крепости были закрыты, и вдоль стен стояли густые, грозные ряды воинов, готовых защищать город. Громкая слава Александра проникла в горы аспазиев. Но аспазии собрали все свои силы, решив отстаивать от чужеземцев свою родную землю. Александр, не дожидаясь, когда подойдет фаланга, мгновенно посадил пеших гипаспистов на коней. С восемью сотнями гипаспистов и со всей конницей, которая была в его отряде, кинулся на крепость и тут же, с ходу, пошел в атаку. Аспазии защищались отчаянно. Только вечер остановил битву. Густая черная тьма свалилась без сумерек, лишь солнце ушло за горы. Македоняне успели загнать аспазиев за стены города, но города не взяли. Тьма заставила Александра опустить меч. Красный туман застилал глаза; только сейчас он почувствовал, что рана, оставленная индийской стрелой в правом плече, сильно болит и рука немеет. Войско в изнеможении возвращалось в лагерь. Скрипя зубами от боли, Александр дал снять с себя доспехи и перевязать рану. - Где Птолемей? Я видел, его ранили! - У него рана не опасная, царь. Он уже пришел в себя. - Где Букефал? Где Букефал? - Здесь, в лагере, царь. Конюхи приняли его. Александр вздохнул. Букефал сегодня был не очень проворен в битве. Он хрипел... Был весь мокрый от пота. Бедный друг, старость одолевает его! И все-таки надо узнать, что с Птолемеем. Александр попытался встать, но врач Филипп удержал его: - Потерпи, царь. Сейчас закончу. - Стар ты становишься, Филипп. Сколько времени возишься с такой пустяковой раной! - Не очень-то она пустяковая, царь. Тебе надо немедленно лечь. - Ладно, ладно. Я сам знаю, что мне надо. Как только Филипп-Акарнанец закончил перевязку, Александр вышел из шатра. Черная индийская ночь, пронизанная жаркими лучистыми звездами, безмолвно обнимала землю. Лагерь спал, всюду, будто рубины, разбросанные по черному бархату, дотлевали костры... Странно кругом, красиво и странно! Стража стояла на местах. Темным силуэтом среди звезд возвышалась крепость. Александр направился в шатер Птолемея. Птолемей лежал, укрытый походным плащом. Он поднял было голову, но царь приказал ему лежать. - Опасно? - спросил он. Птолемей напряженно улыбнулся. В неверном свете светильника он казался очень бледным. Тени резко отмечали прямые, правильные черты его лица. - Завтра пойдем на приступ, царь. - Да, нам нельзя медлить, Птолемей. Ты ведь это знаешь. Если мы промедлим, не промедлят они, нам нельзя упускать времени. Завтра мы возьмем крепость. Они поймут, кто пришел сюда. И я думаю, следующие города поостерегутся закрывать передо мной ворота. Птолемей вздохнул. - Это так, царь. Но, как видно, немало боев придется принять нам в этой стране... Царь, посмотри, у тебя повязка набухла кровью! Как же ты возьмешь завтра меч? Ведь ты не сможешь поднять правую руку! - Возьму меч в левую! Уж не думаешь ли ты, что инды смогут остановить нас? - Не думаю, что остановят... Но надо быть готовым к тяжелым битвам. - Я знаю, Птолемей. Я к этому готов. Слава никому не дается даром. Александр в эту ночь спал тяжело. Плечо болело, он стонал, просыпался. Забытье и усталость одолевали его, а рана будила. Филипп-Акарнанец не отходил. Александр гнал его, но Филипп менял повязку, варил какие-то снадобья, клал припарки. К утру Александр уснул, но тут же над его головой засверкали мечи. Кто? Это Бесс. Это Бесс явился убить его... И кто-то еще... Филота! В его руке кинжал, он крадется к Александру, размахивает кинжалом... Кинжал скользит мимо сердца и вонзается в плечо... - Ох! - Царь, выпей... Это успокаивает. Александр открыл глаза и встретил заботливый взгляд Акарнанца. Врач держал перед ним чащу с лекарством. - Скоро ли утро, Филипп? - Еще только занимается заря, царь. Выпей лекарство и уснешь спокойно. - Занимается заря! - закричал Александр и вскочил с постели. - Заря занимается - время ли мне спать?! Ступай скажи трубачам, чтобы трубили!.. Нежно-зеленое небо светилось на востоке, предвещая зарю. Царская труба разбудила лагерь. Все кругом мгновенно зашевелилось, вспыхнули костры, послышались голоса... Труба гудит - к бою, к бою! Значит, царь справился со своей раной, значит, снова в сражение, на приступ! Да они по камню разнесут эту крепость! Разъяренное вчерашней неудачей, македонское войско с нетерпеливой яростью бросилось штурмовать крепость. Со стен летели на головы воинов стрелы, камни, раскаленный песок, валились корзины с клубками ядовитых змей. Македоняне, персы, агриане, бактрийцы, согды - все смешались сейчас у этой стены, забыв, кто варвар и кто не варвар. С криком, с бранью лезли они по штурмовым лестницам. Кто-то падал, сраженный стрелой или камнем, кто-то погибал. Но сотни, тысячи воинов поднимались все выше на стены города, и впереди всех неизменно маячили белые перья на шлеме царя. С огромными усилиями одолели стену. Но когда взобрались на ее гребень, увидели, что за этой стеной стоит другая, еще более крепкая, еще более высокая... Краткое замешательство прошло среди воинов. А сам Александр на мгновение растерялся. - Идут! Наши идут! - вдруг закричал кто-то. Александр поднял голову. И отсюда, с высоты стены, он увидел, что подходит его основное войско, идет его фаланга... Впереди фаланги шел его любимый и надежный полководец Кратер. Воины, увидев их, радостно закричали. Те в ответ закричали тоже и с ходу бросились на помощь своим. Буря стрел взлетела над защитниками крепости. И пока те отстреливались, македоняне ставили лестницы к внутренней стене. Вскоре аспазии поняли, что сопротивляться больше невозможно. Они старались вырваться из крепости, бежать в горы. Македоняне убивали этих несчастных без пощады. Почти все защитники крепости были убиты. Стены города разрушены. Город сровняли с землей. И еще долго стояла над развалинами зловещая красноватая пыль... Ужас пошел впереди Александрова войска. Соседний город аспазиев Андака, услышав, что Македонянин направляется к нему, заранее открыл ворота. Заняв город, Александр позвал к себе Кратера: - Кратер, я оставляю тебя здесь с твоими фалангами. Я поручаю тебе завоевать все окрестные города. Потом иди через горы в долину. А я с остальным войском пойду на северо-восток, к городу Эвасиле. Мне надо попасть туда как можно скорее - там сидит царь аспазиев. Мне надо захватить его. Ты меня понял, Кратер? - Я все понял, царь. И сделаю все, как ты приказал. Снова македонская конница неслась вперед, будто поднятая ураганом. Царь ехал в колеснице: он не мог сидеть на коне - рана кровоточила. На другой же день, проскакав неведомо сколько стадий, конница явилась к городу Эвасиле... И опоздала. Город горел. - Они сожгли город! - вне себя от гнева закричал Александр. - Они не захотели впустить меня! Аспазии бежали из своего пылавшего города по всем дорогам, по всем склонам гор, бежали, спасаясь от македонян. Это вызвало еще большую ярость в македонских войсках: воины убивали их и копьями и мечами, хотя те были безоружны и не защищались. Александр двинулся вверх по течению реки. Пленные индийцы вели его к городу Аригею. Но еще издали македонян поразило мертвое молчание этого города. И когда подошли ближе, увидели, что города нет, только черные головни и голубой пепел встретили их... Жители, убедившись, что не смогут защитить его, сожгли свой прекрасный Аригей. Александр остановил войско. Он сам на коне, со свитой, объехал окрестности. Он успевал замечать все - и необычайную пышность природы, красоту гор, силу растений, яркое оперение невиданных птиц... И видел то, что хотел увидеть, - выгодное местоположение сожженного города. - Сожгли Аригей! - с досадой говорил он. - Сожгли такой хороший, такой нужный мне город! Вскоре подошел со своим войском верный Кратер. В тот же вечер они сидели с царем в его царском шатре. - Ты построишь здесь новый город, Кратер. Это очень важная позиция. Здесь проходит дорога на реку Хоасп. Так у нас будут в руках оба прохода к Хоаспу: Андака и Аригей. Заселяй местными людьми, заселяй македонянами, которые больше не могут держать оружие. И не только македонянами - всеми, кто не в силах следовать за войском... Тихо вошел юноша, один из тех македонских юношей, что взяты к царю для личных услуг. - Гонец привез письмо, царь. Царь взял свиток. Милые каракули пестрели на папирусе. "Я не видала тебя сто лет, Искандер. А я ведь здесь, в твоем лагере. У тебя много дорог, Искандер. Но ни одна дорога не приводит тебя ко мне. Я очень тоскую..." Бедняжка! Да, он уже давно не видел Роксану. Но когда ему видеться с ней? Обоз, где едут все жены и дети воинов, где едет и царская жена, всегда далеко в тылу. А как он может хоть на один день покинуть лагерь? Страна враждебная, опасная, именно за один это день может погибнуть все и он сам! - Подожди, Кратер. Мне надо написать кое-что... Он тут же начал было писать письмо Роксане. Но сбился - перебила мысль о будущем городе. Как поставить его? Сколько ворот сделать?.. Он разорвал папирус и начал писать снова. Но вошел начальник стражи: - Царь, на горах появились огни. Похоже на войско. Александр еще раз разорвал папирус. - Пошлите разведчиков в горы да позовите гонца, который привез письмо от Роксаны. Гонец явился. - Поезжай обратно. Скажи госпоже, что я скоро буду у нее. Гонец поклонился, вышел. Кратер позволил себе еле заметную улыбку. Он уже столько раз слышал это "скоро". Александр метнул на него подозрительный взгляд. Он видел эту улыбку и знал, что думает Кратер. И царь и его полководцы слишком долго и слишком тесно шли рядом все эти годы и часто уже без слов понимали друг друга. - К делу, к делу! - прикрикнул он на Кратера. - И смотри, чтобы твой город был не хуже, чем прежний! Оставив Кратера на огромном пепелище, Александр поспешил дальше. Снова двинулась его разноплеменная армия. Она шла в глубь Индии с битвами, с тяжелыми осадами городов, с трудными сражениями в горах и долинах. Она проходила крутыми дорогами ущелий и зелеными долинами рек, через виноградники и миндальные рощи, захватывала города и деревни, осаждала и брала неприступные крепости... Оставались нетронутыми лишь те города, которые открывали Александру ворота и приносили покорность. Он принимал покорившихся, брал их в свою армию и награждал за победы наравне с македонянами... Но несоглашавшихся к подчинению заставлял подчиниться. И тогда земля чернела от крови, а города превращались в пожарища. ВСТРЕЧА И ПРОЩАНИЕ - Апа, посмотри, не вернулся ли гонец? - Светлая моя, если бы он вернулся, он уже стоял бы перед тобою! - Апа, тебе просто не хочется выйти на солнце. Мне нельзя, я жена царя. А тебе не хочется. Вот сидим и ничего не знаем... Кормилица вздохнула, тяжело поднялась и вышла из шатра. И тут же вернулась: - Гонца еще нет. А солнце такое, что готово сожрать человека. То ли дело у нас, на Скале: и тепло, и прохладно, а свежесть-то какая! Роксана подошла к деревянной клетке, стоявшей на столе. В ней сидела перепелка - у них, в Бактрии, любят пение перепелок. - Почему ты молчишь? - грустно спросила у птицы Роксана. - Ты не можешь петь в чужой стороне? - Да кто же поет на чужбине! - отозвалась кормилица. - Вот и ты уже не поешь больше... Голос Роксаны прозвучал еле слышно: - Не пою... В эту минуту вошла рабыня и сказала, что прибыл гонец. Роксана вскочила. Кормилица остановила ее: - Сядь, Рокшанек! И все ты забываешь, что ты - жена Александра, царя царей. Я сама возьму письмо. - Нет, пусть войдет! Гонец, еле переводя дух, остановился у входа. Пот бежал струйками по его смуглому лицу, мешаясь с пылью. Потрескавшиеся губы еле смыкались... - Давай! - Роксана протянула руку, унизанную чуть не до плеча драгоценными браслетами. - Письма нет, госпожа, - ответил гонец. - А где же оно? Гонец притронулся к свое голове: - Здесь. Румянец исчез с нежных щек Роксаны. Она стояла белая, как весенний цветок крокуса, растущий на Скале. Слезы, готовые пролиться, остановились в глазах. - Что же там? - Царь сказал, что он сам приедет к тебе, госпожа. - Приедет?! Когда?! - Он сказал - скоро. - О!.. - Роксана улыбнулась горькой улыбкой. - Скоро! Скоро... Это значит неизвестно когда. Вечером, когда жгучее солнце, склоняясь к горам, теряло свою силу, Роксана вышла из шатра. Кормилица следовала за нею, не отставая ни на шаг. Стража тотчас окружила жену царя щитами - ее оберегали. А жене царя хотелось быть одной. Хоть немного побыть одной со своими думами, со своей печалью. Огромное небо наливалось горячим золотом зари, бледнело, угасало... Звенели цикады. И отовсюду с гор, чужих, затаившихся в своем безмолвии, наплывало одиночество. Александр приехал неожиданно. Он вошел в шатер запыленный, в шлеме, мокрый от пота. Роксана охнула и бросилась ему навстречу, протянув руки. Его трудно было узнать - осунувшийся, загорелый до черноты, отчего глаза казались еще светлее. Он снял шлем. - Роксана! - О Искандер! О, наконец-то! Она обхватила его за шею, прижалась щекой к его плечу. Оба молчали, потому что не было таких слов, какими можно выразить счастье свидания. Несколько дней Александр отдыхал в ее шатре. Но заботы и тут не давали ему покоя. Воины сейчас рубят лес у реки, хороший лес, корабельный. Будут строить корабли, чтобы отправиться вниз по Инду... Неарх-критянин, корабельщик, следит за работами. Там же и его верные этеры. Но Александру все нужно видеть и самому давать распоряжения. Река неизвестна, страна чужая. Мало ли неожиданностей может встретиться им в пути? А инды народ опасный, непокорный, всегда готовый к битве, к нападению... Эти дни покоя и радости пролетели, как птицы на заре. И вот наступило утро, когда Александр взял в руки свой украшенный золотом и белыми перьями шлем. - Разве тебе уже пора, Искандер? - Пора, моя светлая, пора! Роксана долго смотрела, как серебряное облако пыли, поднятое конным отрядом Александра, уходило по дороге. В обозе уже шла суета, обозники готовили повозки, свертывали палатки, готовились в путь. Обоз пойдет по следам армии. И Роксана поедет вслед за Александром. В глубь Индии, до Океана, до конца света. Новые корабли Александра, пахнущие свежим Деревом, плыли вниз по реке Инду. Широкая вода Инда держала в себе отражение белого от зноя неба; напористые заросли прибрежных мангровых рощ, удивлявших македонян, подходили к воде. Корабли медленно шли мимо селений и городов. Индусы, коричнево-темные, с прямыми черными волосами, с белыми повязками на бедрах, толпами стояли на берегу и, молча, в изумлении и страхе смотрели на них. Растения, животные, птицы - здесь все было другое, удивительное, сказочное... - Смотри, какие люди скачут по деревьям! Может, это и есть пигмеи? - Ты не слышал, что ли, что это обезьяны? Спроси у пленных. - Как бы их ни называли, все-таки они люди. Смотри, как ловко они чистят бананы! У них же руки есть! - Руки-то есть. Но ведь и хвосты есть. А где ты видел людей с хвостами? - У нас-то не видел. А здесь - кто их знает? Здесь все может быть!.. Корабли шли длинной чередой, золотисто светясь на темной воде. По расчетам Александра, они скоро должны прибыть в то место, где Гефестион и Фердикка строят через Инд большой мост. Как они там? Справились ли? Река широка и быстра... Но вот настало утро, когда расступились прибрежные заросли и над темной, полной золотых бликов водой возникло четкое очертание моста. Мост, настланный на поставленных в ряд кораблях, перекинулся с одного берега на другой, оседлав могучую реку. Александр почувствовал, как радость хлынула ему в сердце. Мост готов, он есть, он ждет Александра. И ждет Александра его друг Гефестион. Гефестион и Фердикка стояли на берегу, окруженные войском. Лишь показались царские корабли, воины подняли радостный крик. С кораблей ответили им. Началось ликование встречи, ведь никто не был уверен, что эта встреча произойдет. Захватывая города и пленных, македоняне и сами втайне чувствовали себя пленниками в этой заколдованной стране. Александр, торопливо ответив на приветствия, осмотрел мост. Он прошел по настилу на другой берег, перешел обратно, придирчиво разглядывая его устройство. Гефестион и Фердикка, инженеры и строители - все ходили с ним рядом, готовые отвечать на вопросы, которые задаст царь. А он их задаст непременно - это они знали. Мост держали два тридцативесельных корабля. Между ними стояли малые суда. - Как вы установили корабли? - Свои вколотить было невозможно, царь, - рассказывали, обступив Александра, строители, - река слишком глубокая и сильная. Вот и сделали такой - Ксеркс когда-то делал такой мост через Геллеспонт. А суда установили так: мы их пускали по реке кормой вперед. Большой корабль идет, а маленькое суденышко на веслах удерживае