Эйв Дэвидсон. Возьмем, "к примеру", деревянных индейцев
-----------------------------------------------------------------------
Avram Davidson. Take Wooden Indians (1959). Пер. - О.Воейкова.
Авт.сб. "Феникс и зеркало". СпБ., "Северо-Запад", 1993.
OCR & spellcheck by HarryFan, 3 October 2001
-----------------------------------------------------------------------
Он ушел с улиц (утренний воздух уже стал серым и прогорклым от
выхлопных газов и фабричного дыма) и спустился в битком набитое метро. Его
одежда выглядела слегка неуместно среди этой унылой толпы, но особого
интереса ни у кого не вызывала. Усталое, настороженное, циничное, мрачное,
недовольное безразличие обволокло лицо, словно маслянистая пленка, и люди
смотрели не столько на него, сколько поверх и сквозь него.
Он изо всех сил старался удержаться на ногах, пытался сохранить
равновесие. Эта борьба, всего лишь преддверие каждодневного существования,
уже давалась нелегко. А вдобавок еще необходимость постоянно держаться
настороже из-за Общества Деревянных Индейцев (ОДИ); он полагал, что у него
есть причины для взвинченности и напряженности. "Бенедикт, ведущий
современный скульптор свободных форм, работающий по дереву..." Ха!
Дважды он замечал за собой хвост, им удалось выследить его до самой
площади Таймз. Дважды ему удавалось скрыться. А на третий раз...
Мужчина в чуть странной одежде (по имени Дон Бенедикт, но кое-кто звал
его Дасти) задержался на минуту у одной из деревянных вывесок с красными
буквами, бросил быстрый взгляд на бумагу, которую держал в руке (словно
чтобы убедиться в том, что она на месте, а не затем, чтобы посмотреть, что
в ней написано), повернулся кругом и отправился обратно тем же путем,
которым пришел. Через некоторое время он очутился возле лестницы, поднялся
на пять ступенек вверх, затем развернулся и пошел вниз. В конце...
В конце концов все упиралось в Элвелла, а Элвелл умер; не от кашля,
раздиравшего его на протяжении многих лет, он умер из-за клочка скользкой
ледяной поверхности, размером не больше кисти руки. Элвелл при смерти,
кровь в уголках его рта, он сжимает руку Дона словно в тисках, а тот,
младший из двоих, чувствует, как из них уходит тепло.
- Но ведь это принадлежит ОДИ, - запротестовал Дон.
А Элвелл: "Нет, Дон, нет, оно принадлежит мне. Я его создал. Я его
доказал".
- Они никогда не позволят...
С отчаянной медлительной силой, тряся головой, Элвелл объяснил. Дон
неохотно согласился. Ему казалось, что он дает согласие лишь на
изначальный риск, не более того. Но потом, когда Элвилл умер, ОДИ
ополчилось на них обоих, вначале проявляя холодность, затем шумно выражая
протест, а потом действуя с молчаливым упорством, тревожившим его куда
сильней, и тогда Дон Бенедикт понял, что на его долю выпало не только
начало, а все до конца. Навсегда.
Краешком глаза он заметил человека на нижней ступеньке лестницы, при
этом он пристально следил за ногами, чьи шаги выбивались из общей схемы.
На мгновенье он остановился, собираясь просто свернуть. Но так и остался
стоять. Человек (это был Эндерс) подхватил его за руку, словно понукая
идти дальше.
- Я пойду с тобой, Бенедикт. - Глаза горят, в голосе стальная
жесткость.
- Я пойду один.
- Ты злоупотребил доверием, воспользовался тем, что принадлежит всем
нам, воспользовался только в своих собственных интересах. ОДИ...
Теперь, как и всегда, Общество Деревянных Индейцев само себе навредило:
Эндерс дрожал от ярости и, сам того не замечая, ослабил хватку. Дон
приложил ладонь подушечками к подбородку Эндерса, изо всей силы толкнул
вперед и вверх. И тут же быстро (но не забываясь, не пускаясь наутек)
закончил то, что необходимо было сделать. Эндерс отшатнулся назад,
замолотил руками в воздухе, теряя точку опоры; затем Дон в последний
момент обернулся и увидел, как он упал в ослепительно-ярком электрическом
свете среди выложенных белой плиткой стен.
У него, как обычно, дрогнула нога, и он на дюйм не дотянул до
привычного настила. Он сменил шаг, приноравливаясь к плитам мостовой в
переулке. Он уходил на двадцать футов вперед, и столько же оставалось у
Дона за спиной. Никого не было видно.
Где-то на полпути находилась глубокая ниша, заложенная кирпичами дверь,
и Дон прятался в ней до тех пор, пока не убедился, что Эндерсу не удалось
пробраться. Он никогда не знал наверняка, а вдруг ОДИ сумело во всем
разобраться, при помощи слежки - каким-то образом - постепенно разобраться
во всем. Это напряжение ощущалось постоянно, даже здесь, хоть и слабее,
гораздо слабее. В конце концов, если им и удастся пробраться, он уже не
будет являться для них первоочередной целью. Ею окажется фирма "Демут". А
она пусть сама о себе беспокоится.
Он ждал, навострив уши, и ему вспомнилось последнее собрание ОДИ,
которое он отважился посетить. Глаза Мак-Дональда сверкали в глубине
глазниц, он прервал течение взвешенных слов Дервентуотера, ткнул
трясущимся пальцем Дону в лицо.
- _Вы считаете себя презервационистом? Да или нет? Встаньте и
отчитайтесь!_
Смело глядя ему в лицо, он ответил: "Я считаю себя презервационистом
философского плана. Я не верю в насильственные..."
Искаженное лицо, сжатые кулаки в воздухе. "_Предатель! Предатель!_" -
завопил Мак-Дональд.
Дон не сдавался и начал было говорить, но стоило ему назвать имя
Элвелла, как его голос заглушили протесты и угрозы Мак-Дональда... и
Эндерса, Гамперта, Де Джиованетти - практически всех. _Сколько заплатили
ему у Демута? За сколько он продался?_
"Демут"! Дон произнес это название с презрением. Он даже не притронулся
бы к их грязным деньгам. Он убедился на печальном опыте, что Элвелл был
прав с самого начала, что ОДИ - фанатики, которые не отступятся ни перед
чем. Что ж, он тоже не намерен отступаться.
Дон Бенедикт вышел из ниши - на этот раз Эндерсу не удастся пробраться,
это ясно - и последовал дальше по переулку. Не прошло и минуты, как он
очутился во дворе, по одну его сторону лежали кучи стружек и опилок, а по
другую - сена. Из строения слева вышел человек в измазанных навозом
сапогах с ведром молока в руке. Он остановился, прищурился, пощипал бороду
в табачных пятнах и опустил ведро на землю.
- Эй, Дасти! Рад тебя видеть! - приветствовал он вновь прибывшего. -
Только что приехал в город?
- Ии-йап, - сказал Дон Дасти. - Ты как, Суон?
Суон сказал, что он в порядке, и осведомился, как обстоят дела в
Сиракузах.
- Отлично, - сказал Дасти. - Сено идет по прекрасной цене...
Суон тяжело вздохнул, сплюнул на опилки: "Им, может, и хорошо. Мне нет.
По-моему, ты вдарил по бутылке, а, Дасти? Ты опять на взводе, всегда с
тобой так поначалу".
- По бутылке? Немного мне достается из тех бутылок, которые я покупаю.
Мой проклятый зять (он говорил правду, он и позабыл про Уолтера, хорошо бы
никогда о нем не вспоминать) пьет мою выпивку, курит мои сигары, носит мои
рубашки и тратит мои деньги.
Суон сочувственно заохал, поднял ведро. "Почему ты не выкинешь его к
чертям?"
Хороший совет, приятно было бы ему последовать. Конечно, Мэри бы этого
не перенесла. Бедная крольчишка Мэри.
- Мне бы только снова заняться работой. Сразу приду в себя. - Дон Дасти
помахал рукой и пошел дальше через двор ко входу в высокое кирпичное
здание справа. Внутри стояла темнота и прохлада, пахло деревом и краской.
Дасти сделал глубокий вдох и заулыбался.
Он стал подниматься по лестнице, оставил без внимания нарисованную руку
с вытянутым пальцем и надпись "Бюро" на втором этаже. Добравшись до
третьего этажа, он совсем расплылся в улыбке. Он принялся тихонько
напевать "Ора Ли" и вошел в незапертую дверь.
На чердаке было просторно и темно, сквозь маленькие грязные окошки едва
пробивался свет, газовые рожки, расположенные на одинаковом расстоянии
друг от друга, горели неровным светом. Дасти задержался, чтобы
поздороваться с друзьями. Не отводя глаз, молчаливо глядели они на него
из-под руки, щитком приложенной ко лбу, протягивая руки, безмолвно
приветствуя его; полыхали неистовые краски головных уборов из перьев.
- Привет, Текумзе! Как дела, принцесса Красное Крыло! Оцеола,
Покахонтас...
Показался невысокий румяный человек в длинном полосатом фартуке,
передвигавшийся быстрой походкой; каждую из его щек украшал клочок похожих
на снег волос, голову прикрывала шапка из газеты.
- Дасти, Дасти, чертовски рад тебя видеть! - воскликнул он.
- Привет, Чарли Воулз. Как дела в С.П.Хеннаберри?
Чарли покачал головой. "И хорошо, и плохо, - сказал он. - И хорошо, и
плохо. Оскар напоролся рукой на гвоздь, когда ворошил дома какое-то
награбленное добро, и она загноилась просто жуть как. Мы сначала боялись,
как бы не было гангрены, но, по-моему, он пошел-таки, наконец, на
поправку. Хотя работать не может, не-е-ет, не может работать. А Хеннери
переусердствовал по части выпивки, опять запил, и мне кажется, он все еще
в Брайдвелле, если только его срок не истек сегодня. А работа все копится
и копится. Гром и молния, да: краснокожие, розанчики, помпейчики, два
турка по заказу..."
- Два? - Дасти застыл, вытащив руки из рукавов куртки только
наполовину, присвистнул.
Чарли с гордостью кивнул. "Господин из Чикаго открывает большой
магазин, два турка и еще два сэра Уолтера. Единственно, что, - его румяное
лицо затуманилось, - господин требует товар, говорит, если вскоре его не
получит, закажет из Детройта. Ты ж понимаешь, что это значит, Дасти: стоит
упустить клиентуру, и она уже назад не воротится. Да-а, бедняга майор все
усы на себе повыдергал от беспокойства. Хотя, конечно, раз ты снова
здесь..."
Дасти поджал губы, завязывая фартук. "Да вот, Чарли... ты ведь знаешь,
мне всегда не больно нравились собственные работы по особым фигурам. Я
хочу помочь майору Хеннаберри всем, чем только могу, но..." Он с сомнением
покачал головой и начал раскладывать инструменты.
Чарли Воулз досадливо заохал. "Оскар и Хеннери делали турок, а потом
один заболел, а другой запил. Я сделал трех первых сэров Уолтеров, но мне
пришлось отвлечься, чтобы разобраться со срочными заказами на вождей. Вот
если бы ты взял вождей на себя, мне удалось бы закончить особые. Как на
твой взгляд?"
Дасти сказал, что на его взгляд - прекрасно. Он подошел к шахте
гидравлического лифта и дважды пронзительно свистнул.
- Рассыльный! - крикнул он. - Рассыльный! Бенни?
С этажа, на котором находилось бюро, дискантом осведомились, он ли это,
мистер Дасти, и сказали, что сейчас поднимутся. Судя по доносившемуся
снизу топоту и тяжелому дыханию, кое-кто еще тоже вот-вот должен был
подняться.
- Бенни, мне бы надо позавтракать, - сказал Дасти, кидая ему монетку. -
Вот четверть доллара. Принеси, как обычно, яичницу, оладьи, сосиски,
гренки, кофе и жареных пирожков. Принеси пива м-ру Воулзу. А сдачу можешь
оставить себе. Приветствую, майор Хеннаберри!
Клетка лифта медленно поднималась. Сначала показалась лысина майора
Хеннаберри, затем его глаза горчичного цвета, красный нос и щеки, усы с
проседью, а через некоторое время и сам тяжело дышащий майор. В руке он
держал какую-то брошюру.
Майор медленно с присвистом прошел вперед, пожал Дасти руку.
- Не пойму, что сталось нынче с американскими мастеровыми, - проговорил
он наконец с астматическим придыханием. - Похоже, они никак не могут
удержаться в пределах города в трезвости и безопасности и ведут себя так,
будто врата ада разверзлись на денек... Есть у меня прекрасная белая сосна
для тебя, мой мальчик, прямо с лесосклада. Не теряй ни минуты: сразу, как
покончишь с едой, берись за работу. Если тебе нужен какой-то аванс, возьми
у кассира, хоть доллар, хоть два, а то и золотую пятерку.
- С тех пор, как я вошел в дело, впервые у меня так много заказов и так
мало людей для работы, - продолжал майор, похрипывая. - Я даже подрядил
для поисков Рэта Нолана, чтобы он прочесал Южную улицу и квартал дешевых
притонов, пообещал ему по три доллара за каждого резчика, которого удастся
найти. Ничего, ни одного не отыскал. Это из-за каталога поднялся такой
бум, мальчик мой. Сила рекламы. Вот, прочитай за едой, мне будет приятно
узнать, какого ты мнения.
Пыхтя и присвистывая, он пошел обратно к лифту, дернул два раза за
веревку, медленно скрылся из виду.
Дасти повернулся к старому мастеровому. "Чарли, - медленно заговорил
он, словно не успел до конца подобрать слова, - не слыхать ли чего насчет
Демута?"
Чарли скорчил гримасу: "Что бы ты хотел услыхать об этой мерзкой
конторе толкачей?"
Слегка изменив предмет расспросов, Дасти спросил: "Ну, а ты никогда не
задумывался о значении деревянных индейцев для истории Америки?"
Старик почесал пушистую бакенбарду на левой щеке. "Черт побери, экие
возвышенные речи, - сказал он с некоторой подозрительностью. - Хм-м. Ну,
что я могу тебе сказать - истории, а? - разве что рекламные фигуры для
табачных магазинов или еще там каких стали делать из-за парового
двигателя. Точно. Мы, старики, все начинали тут, на Южной улице, резали
носовые фигуры для парусников. Примерно в то время, когда старина
Хеннаберри получил чин майора в отделении Коммерческих Зуавов, ну, ты
знаешь, которые охраняли Нью-Йорк от мексиканцев. Да, сэр. Но когда пришел
пар, носовые фигуры ушли. Что ж, это был еще не конец света".
И он рассказал о том, как он сам и его товарищи по ремеслу приложили
свои умения в области изготовления рекламных фигур, являвшегося до тех пор
делом довольно-таки случайным. "История, а? Ну, мне такое приходило в
голову: вроде бы странно, чем меньше становится живых индейцев, тем
сильней прибывает деревянных. Но ты вообще зачем спрашиваешь, Дасти?"
Тщательно подбирая слова, Дасти предложил Чарли представить себе
некоторое время в далеком будущем, когда деревянных индейцев - любые
рекламные фигуры - перестанут вырезать из дерева.
Когда их, собственно говоря, на долгое время совеем позабудут, и они
превратятся в совершеннейшую редкость. Но постепенно интерес к вождям
возродится, и люди станут их коллекционировать, будто это древние статуи
из мрамора, и попытаются узнать о них все, что можно.
И вот, некоторых из таких коллекционеров, назвавших себя Обществом
Деревянных Индейцев, повергла в печаль мысль о повороте истории, заставшем
врасплох деревянные фигуры, которые успели им полюбиться. Они заявили, что
упадок и гибель этого национального вида ремесел является поворотным
пунктом в истории Америки.
- Как будто, Чарли, как будто тогда полностью пришел конец прежним
временам, - продолжал Дон, - славным прежним временам, национальные
ремесла и национальная целостность потерпели окончательное поражение перед
лицом новых, злых сил индустриализации. Они все думали об этом, и в них
накапливалась горечь, и мысли их становились все мрачней. Пока они не
принялись наконец строить замыслы о том, как бы отменить происшедшее. Они
считали так; если бы они смогли путешествовать из своего времени в наше
время, как мы ездим отсюда, скажем, в Бруклин...
Что из этого сможет понять Чарли? Вероятно, не следовало и пытаться.
Дон Дасти заговорил быстрее: "Если бы им удалось перенестись в данный
период времени, они смогли бы уберечь деревянных индейцев от гибели. И
тогда огромные перемены к худшему никогда бы не произошли. Старые времена
и нравы не претерпели бы изменений или, по крайней мере, менялись бы
медленно".
- Ты хочешь сказать, им взбрело в голову, будто они, вероятно, сумеют
изменить ход истории Америки, если им удастся изменить то, что случилось с
деревянными индейцами?
Дасти кивнул.
Чарли рассмеялся: "Ну, они просто сумасшедшие, то есть были бы, если бы
такие люди вообще существовали, верно? Потому что никак невозможно..."
Дасти заморгал. Потом его лицо просветлело: "Нет, конечно, невозможно.
Просто мрачная мысль от дурного настроения. А вот и Бен, несет мне
завтрак".
Чарли взял пиво с уставленного едой подноса, жестом поблагодарил, выпил
его, поставил стеклянную кружку, громко крякнув от удовольствия.
Неожиданная мысль пришла ему в голову, и он наморщил лоб: "А позволь вот о
чем тебя спросить, Дасти. Что же могло такое произойти, чтобы заглохло
столь необходимое, прочно устоявшееся дело, как производство рекламных
фигур? М-м-м?"
Дасти сказал, что эти люди из Общества Деревянных Индейцев, как
нарисовало ему мрачное воображение, очень тщательно все расследовали. И
пришли к сильнейшему и глубочайшему убеждению, что событием, погубившим
деревянных индейцев и так ужасно изменившим историю Америки к худшему,
явилось изобретение и введение в рыночное обращение индейцев,
изготовленных из чугуна или цинка. Индейцев без души, без сердца, без
красы, без жизни, которые, впрочем, никогда не изнашиваются и не требуют
замены.
И их будут продавать настолько удачно, что из-за них погибнет
деревянная резьба, а в то же время в людях пропадет привязанность к этим
новым рекламным фигурам.
Чарли пришел в изумление: "Что ты, это было бы ужасно, Дасти... такое
кого хочешь в самое сердце поразит! Чугун! Цинк! Но вот что я тебе скажу,
если бы когда-нибудь какая-нибудь компания и натворила бы такое, есть
всего одна, способная на это. "Демут". Вот кто. Я не ошибся?"
Дасти опустил голову. Тихим прерывающимся голосом сказал: "Ты не
ошибся".
Дасти прислонил каталог к сосновой дощечке, принялся читать за едой.
- Не знаю, почему, - сказал он старику Чарли, - на меня тут такой
аппетит находит. Я вообще не завтракаю, когда я... - Он замолчал, засунул
в рот кусок сосиски, стал внимательно читать.
"С уважением предлагаем для обозрения широкой публики большой и богатый
ассортимент наших ДЕРЕВЯННЫХ РЕКЛАМНЫХ ФИГУР, которые мы постоянно
производим для предприятий всех видов, например: МАГАЗИНЫ СИГАР, ВИНА и
КРЕПКИХ НАПИТКОВ, СУДОВЫЕ ПОСТАВЩИКИ, ИЗГОТОВИТЕЛИ ИНСТРУМЕНТОВ, АПТЕКАРИ;
ГАЛАНТЕРЕЯ ЯНКИ, ЗОНТЫ, ОДЕЖДА, КИТАЙСКИЕ ЧАЙНЫЕ МАГАЗИНЫ, ОРУЖЕЙНИКИ,
МЯСНИКИ и т.д. и т.п. Наши фигуры, вырезанные и раскрашенные с
непревзойденным мастерством, надежны и исполнены на высоком художественном
уровне, мы продаем их по самым низким из существующих цен. К нам постоянно
поступают заказы на статуи и символические изображения, мы можем быстро
поставить вышеуказанные предметы любого необходимого образца".
Сосиска была свежая, вкусная, и кофе тоже. Дасти увлеченно жевал и
глотал, медленно перелистывая каталог.
"НАШ НОМЕР 23. Краснокожий, мужчина, высота 5 футов, пучок из 20 шт. в
вытянутой руке (прав.), окраска обычная. Прекрасная рекламная фигура
основного типа, которую без стыда может выставить любое предприятие
средних размеров. В конкурирующих фирмах до 75 долларов. Цена у
С.П.Хеннаберри: 50 долларов без аксессуаров (в боевом шлеме 55 долларов).
Примечание. Абсолютно невозможно указать стоимость фигур, присылаемых
по почте в счет оплаты новых, так как она зависит от возраста, размеров,
состояния фигуры, а также от рыночных условий на данный момент времени.
НАШ НОМЕР 24. То же, что и выше, с мушкетом вместо томагавка.
НАШ НОМЕР 36. Турок, мужчина, высота 6 футов, для магазинов, торгующих
турецким табаком, многоцветный турок, сжимающий обеими руками длинный
лист, тюрбан двухцветный, окраска на выбор. ТОЛЬКО У С.П.ХЕННАБЕРРИ: 165
долларов (с бородой и длинной трубкой +5 долларов)".
Когда Дасти покончил с завтраком, они пошли наверх, но задержались на
четвертом этаже (фигуры, бывшие в употреблении), чтобы поздороваться с
Отто и Лэрри.
Молодой Лэрри считался пока учеником, а потому ему не разрешалось
выходить за пределы замены рук, кистей рук, носов и прочих дополнительных
частей.
Отто, без сомнения, являлся искусным резчиком, но имелись очки не в
пользу Отто. В своем родном Тироле Отто обучился в юные годы святой
иконографии; в годы зрелости в Америке Отто приучился пить. В результате,
когда он бывал навеселе, - если только тщательно за ним не присматривать,
в его индейцах появлялась некая святость, рождавшая в покупателях смутное
чувство вины. С другой стороны, стоило Отто протрезвиться, как в чертах
его вождей проступал до некоторой степени апокалиптический ужас, неизменно
отпугивавший клиентов.
В силу этого Отто поручали работу над дополнительными частями: пучками
сигар, коробками сигар, пучками табачных листьев, табачными листьями,
нанизанными на шпагат, гирляндами табачных листьев, ножами, томагавками -
всем, что вкладывали в руки фигурам, и столь же безопасные задачи,
например, соскабливание старой краски, обработку шкуркой, перекрашивание и
нанесение завершающих штрихов.
Глаза его покраснели от полопавшихся сосудов, он грустно кивнул Дасти и
Чарли, раскрашивая охрой и киноварью боевой шлем. "Ох, Иисусе", - тихо
простонал он.
Поднявшись на склад, они осмотрели деревянные бруски. "Тебе ведь вовсе
не обязательно доделывать те, что я начал, - сказал Чарли. - Возьми новые,
если хочешь. Правда, я только набросал очертания и вроде как чуть их
прорезал. И сделал наверху дырки для болтов".
Дасти отошел и прищурился. "О, Чарли, по-моему они отлично пригодятся,
- сказал он. - Ну, давай переправим их вниз".
Они так и сделали, и Чарли вернулся к работе над сэром Уолтером. Он
стал осторожно вырезать на плаще барельефную надпись "Вирджинский табак".
Дасти взял топор и приблизительно наметил, где будет голова, туловище
до пояса, вчерне набросал ноги и ступни. Затем он вставил железный болт в
пятидюймовое отверстие, заготовленное для него, и отклонил брус назад, так
чтобы выступающая часть болта уперлась в подставку. Когда голова и
туловище будут закончены, он таким же образом поднимет нижнюю часть
фигуры.
Покончив наконец с разметкой, он взял киянку и стамеску.
- Теперь я нанесу удар во имя свободы, - сказал он.
С радостной улыбкой он принялся стучать киянкой. Песенка, которую он
напевал, называлась "Ора Ли".
Дон Дасти Бенедикт украдкой пробрался в мастерскую, но притаиться ему
не удалось. До него донесся скрежет передвигаемого стула, и он понял, что
его зять Уолтер там, наверху. Еще через секунду Уолтер и сам сообщил об
этом Дону с акцентом, вероятно, куда сильней отдававшим Югом, чем в те
времена, когда он еще мальчишкой перебрался на Север.
- Дон, мы наверху.
- Благодарю за информацию, - пробормотал Дон.
- Дон, мы _наверху_.
- Да, Уолтер. Ладно, сейчас приду.
Вместо приветствия Уолтер зафыркал на него: "С какой, к черту, стати ты
вечно надеваешь эти дурацкие одежды, когда куда-то ездишь? Хотя это
неважно. Мне просто хотелось бы _самому_ иметь возможность вот так сняться
и уехать, когда появится настроение. Где ты побывал на этот раз?"
- Сиракузы, - промямлил Дон.
- Сиракузы. Новый американский край отдыха. - Уолтер неприятно
рассмеялся. - Дон, ты вправду рассчитываешь, что я тебе поверю? Сиракузы!
Почему бы просто не сказать откровенно: "У меня женщина"? И все. Я бы и
слова не вымолвил. - Он налил себе несколько глотков шотландского виски
Дона.
"Да уж, пожалуй, не вымолвил бы", - подумал Дон. Вслух: "Как ты, Мэри?"
Сестра ответила, что все прекрасно, вздохнула, почти сразу же подавила
вздох, заметив кислую мину супруга.
Уолтер сказал: "Заходил Роджер Таунз. Для тебя еще одна продажа, а для
меня - комиссионные. Я их заработал, уж поверь, долго заливал ему, что
Музей Современного Искусства гоняется за твоими последними произведениями.
Так что он попросил меня пустить в ход собственное влияние. Он снова
придет, он ее возьмет. При таком ходе дел Современное Искусство и впрямь
скоро станет за тобой гоняться".
Про себя Дон счел это маловероятным, хотя все возможно в этом мире,
лишенном ценностей. Он вовсе не "современный художник, работающий в
области свободных форм", уж, если на то пошло, он вообще не художник. Он -
ремесленник в мире, которому ремесленники без нужды.
- Но _только_... - еще одно из сонма качеств, позволявших переносить
отсутствие Уолтера с такой легкостью: Уолтер любил тыкать пальцем, - но
_только_, если ты закончишь эту проклятую штуку. Пора бы уже, верно? Я
имею в виду, отдых дело хорошее, но счета...
Дон сказал: "Ну, мои дела в надежных руках, а именно в твоих".
Уолтер встал на дыбы: "Если ты это в насмешку!.. Слушай, я в любой
момент могу найти себе другое занятие. В действительности я _уже_
рассматриваю кое-что чертовски многообещающее. Фирма продает канадские
акции. Зашел к ним вчера. "Мистер Свифт, вы именно тот человек, который
нам нужен, - сказали мне. - С вашим богатым опытом и знанием человеческого
характера..."
Уолтер вызывающе посмотрел в лицо шурину, словно предлагая как-то
проявить полнейшее отсутствие веры в его слова, которое испытывал Дон;
Уолтер отдавал себе в этом отчет. Дон уже перестал делать вид, будто
реагирует на его вранье. Он просто оставлял его без внимания - он вообще
просто терпел Уолтера - ради сестры. И возвращался сюда только из-за нее и
детишек.
- Я хотел бы выпить, - сказал Дон, когда Уолт замолк.
Обед проходил, как проходили все обеды. Уолт говорил почти непрерывно,
в основном об Уолте. Дон заметил, что его собственные мысли опять заняты
Обществом Деревянных Индейцев. Дервентуотер, заканчивающий каждую речь
словами: "Delendo est Demuth's!" [Конец Демуту! (лат.)] Гамперт и его
вечное: "Всего лишь брусок динамита, Дон, всего один!" Рычание Де
Джиованетти: "Дай нам уравнение, и мы сами все сделаем!"
Глупцы! Им пришлось бы разузнать имена всех людей, которым пришла в
голову идея насчет отвратительных металлических индейцев, устроить резню
на Канальной улице. Нелепость. Абсурд.
Нет, Элвелл оказался прав. Не зная, как именно осуществить дело
презервации, он тем не менее трудился долгие годы, создавая средство для
его выполнения. И только доведя работу до конца, он смог в полной мере
оценить непримиримость ОДИ. И, оценив ее, обратился к Дону.
- Прими эстафету, - попросил он. - Пусть каждый твой вождь будет создан
с такой любовью, что грядущие поколения просто не смогут их уничтожить.
И Дон попытался. Способности к работе всегда были в нем, они пытались
пробиться на свет, а он совсем этого не понимал!
Постепенно становилось все труднее игнорировать звук голоса Уолтера.
- ...и новая машина тебе тоже понадобится. Я уже недолго смогу водить
эту развалюху. Ей два года, будь она проклята!
- Я хотел бы выпить, - сказал Дон.
К моменту неожиданного прибытия Эдгара Фелда Дон успел выпить уже не
раз.
- Я не только взял на себя смелость явиться без предупреждения, во и
привел с собой друга, м-ра Уайта, - сказал торговец произведениями
искусства. Он был невысок и весьма ухожен. М-р Уайт был худощав и
незлобив.
- Друзей Эдгара следует остерегаться, - сказал Дон. - Вам чего налить
выпить?
Уолт сказал, что они несомненно хотят побывать в мастерской. А времени,
чтобы выпить, у них предостаточно.
- Времени? - пробормотал Дон. - Да что ты в этом понимаешь?
- Проходите прямо сюда, - громко сказал Уолт, бросив на шурина
убийственный взгляд. - Мы думаем, мы склонны, - сказал он, снимая
покрывало с огромной скульптуры, - назвать ее Близнецы...
Дон добродушно заметил, что ее ведь надо _как-то_ назвать, а Близнецы,
по его мнению, звучит лучше, чем Больная Почка.
М-р Уайт рассмеялся. Эдгар Фелд рассмеялся следом, но не совсем от
души: "Из всех современных художников, работающих по дереву или прочим
материалам, м-р Бенедикт, как никто другой, склонен умалять достоинства
своих работ и относится к себе очень скромно".
М-р Уайт сказал, что это весьма похвально. Он спросил Дона, не хочет ли
он выкурить сигару.
- И впрямь хочу! - согласился скромный художник. - В наше время
воздухом стало невозможно дышать из-за дыма сигарет, бензиновых и
дизельных выхлопных газов... Так, значит, Эдгар пытается впутать вас в
область современного искусства, а, Уайти?
- Хо-хо! - неискренне засмеялся Эдгар Фелд.
- Ничего нет лучше хорошей сигары, - с удовольствием пуская клубы дыма,
сказал Дон.
Уайт застенчиво сказал, что еще только начинает изучать современное
искусство. "Раньше я собирал предметы, характерные для американской
культуры", - пояснил он.
Эдгар Фелд сообщил, что прежде м-р Уайт владел коллекцией деревянных
индейцев. Он говорил тоном, подразумевающим, что это нельзя воспринимать
всерьез, но и открытое насмехательство неуместно.
Дон поставил стакан, который принес с собой. Нет, м-р Уайт вряд ли
годится как материал для ОДИ. Опасности нет: "Правда? У вас случайно нет
работ Тома Милларда? Том вырезал несколько лучших из когда-либо
произведенных на свет фигур краснокожих".
Лицо м-ра Уайта просветлело. "Вы тоже увлекаетесь деревянными
индейцами? - воскликнул он. - Да-да, у меня и вправду были две фигуры
краснокожих Милларда и один из его помпейчиков..."
Уолт загоготал: "Кто такие краснокожие и помпейчики?"
- Краснокожий - это фигура индейского вождя с простертой рукой, -
сказал Дон. - Помпейчик - это мальчишка-негр.
- Розанчик, - с радостью принялся развивать эту тему м-р Уайт, - это
фигура скво. Скаут держит руку щитом над глазами. Том Миллард, ах, да! Еще
у меня были работы Джона Кромвелла, Ника Коллинза, Томаса В.Брукса и Тома
Уайта, моего тезки. Слушайте! Может, вы сможете мне сказать: Леопольд
Швагер был предприниматель или художник?
Дон Бенедикт презрительно рассмеялся: "Леопольд Швагер был торговец
барахлом! Скупал старые фигуры по пять-десять долларов, шпаклевал их,
красил и продавал по двадцать пять". "Кобб! - неожиданно воскликнул он. -
У вас есть что-нибудь из работ Кобба, м-р Уайт?"
- Кобба с Канальной улицы? Нет, мне всегда хотелось приобрести, но...
Эдгар Фелд взглянул на Уолтера Свифта, прокашлялся: "Послушайте,
Дон..."
- Кобб с Канальной улицы, - громко сказал Дон, - никогда не пользовался
киянкой. Нет, сэр. Вгонял резец ладонью руки. А потом был еще Чарли
Воулз...
Фелд повысил голос, заглушая слова Дона: "Да, мы непременно поговорим
когда-нибудь об этом восхитительном, хотя и устаревшем виде искусства. Не
хотите ли подойти чуть поближе к Близнецам, м-р Уайт?"
- Да, Уайт, провались оно все, покупайте проклятых Близнецов, чтобы они
перестали нам досаждать, и тогда мы сможем поговорить о _настоящем_
искусстве, - сказал Дон.
И сможем забыть про Уолтера, Демута и ОДИ, - добавил он про себя.
На следующее утро он попытался вспомнить, что же произошло потом. Уайт
_купил_ бесформенную деревянную глыбу, которую Уолт назвал Близнецами.
(Что он скажет Роджеру Дауну, частному коллекционеру? Наврет с три короба,
будьте уверены.) Он точно помнил, как Уайт вынул чековую книжку. А потом?
Неясная картина: Уайт рассматривает полированную поверхность, указывая на
что-то...
Дону Бенедикту была остро необходима чашка кофе. Его комната находилась
рядом с мастерской, а там когда-то стояла электроплитка, но Уолт
распорядился, чтобы ее убрали в целях безопасности. И теперь, когда Дону
хотелось выпить кофе, ему приходилось подниматься в квартиру к Уолту.
Уолту нравилось, чтобы все происходило таким образом: младший брат идет к
старшему. Что ж, ничего не поделаешь. Дон отправился наверх, предвкушая
холодные взгляды, резкие замечания на каждом шагу.
Однако этим утром Уолт был сама любезность. Кофе оказался уже готов,
Уолт налил его в чашку прежде, чем Дон успел войти в кухню. Когда он выпил
одну чашку (напитка из незакипевшей воды, растворимого кофе и холодного,
как лед, молока), Уолт всучил ему вторую. Чтобы избежать препирательств,
он взял ее.
По неискренне приветливому тону Уолтера Дон понял, что затевается
нечто. Он проглотил чуть теплую жижу и встал: "Спасибо. До скорого,
Уолтер..."
Но Уолтер потянулся к нему и взял его под руку. "Давай поговорим о
Копях Пропавшего Голландца. ("О чем?") Об испанских сокровищах. ("Я
не...") Пишется э-эл-вэ-е-два эл", - с хитрым и в то же время ликующим
видом сказал Уолтер.
Дон тяжело опустился на сидение.
- Не знаешь, что подразумевается под этими образными выражениями?
Странно. Вчера знал. Собственно говоря, ты их сам придумал, - сказал
Уолтер, поджав губы и подло забавляясь. Он освежит кое-что в памяти Дона,
Вчера вечером м-р Уайт спросил Дона, откуда у него столько сведений о
временах, когда делали деревянных индейцев. Дон рассмеялся. "Пожилой
старатель, с которым я подружился, оставил мне карту, где отмечены Копи
Пропавшего Голландца, - сказал он, размахивая стаканом. - Испанские
сокровища".
Озадаченный м-р Уайт спросил, что он имеет в виду, а Дон ответил: "Это
несложно. Просто надо обойти вокруг лошадей". Так что же, что именно
подразумевалось под этими словами Дона?
- Уолтер, я, вероятно, был пьян.
- О да, ты был пьян, это точно. Но in vino veritas... Так вот, я все
это весьма тщательно обдумал, Дон. По-моему, "старая крыса пустыни", о
которой ты упоминал, и есть тот самый Элвелл, который поскользнулся на
льду поза-позапрошлой зимой. Которого ты отвез в больницу и регулярно
навещал до самой его смерти. Я прав, Дон? Прав?
Дон сокрушенно кивнул. "Проклятый алкоголь", - сказал он вдобавок.
- Вот _теперь_ мы несколько продвинулись вперед, - сказал Уолт. -
_О'кей_. Теперь насчет этой карты с копями. Мне известно, что он оставил
тебе эту чертову записную книжку. Это мне известно. Но я очень внимательно
ее просмотрел и нашел всего лишь кучу накаляканных цифр, уравнений или как
их, к черту, называют. Но ведь в ней было еще что-то, верно? То, что ты
вынул. Что именно - до этого мы еще доберемся. Так... и как раз вслед за
этим ты повадился ездить на отдых. Это вызвало у меня любопытство.
Странная одежда, которую ты надевал.
Дон застыл в напряжении, он сидел в светлой чистенькой кухне и смотрел,
как вздымается волна. Ничто не удерживало его в данном месте, только Мэри
и дети, а он любил их с такой же самоотверженностью, с какой они любили
его. Когда-то он обрадовался появлению Уолта; был счастлив, когда они
поженились; несчастлив, когда подлинный характер Уолта заявил о себе; был
очень доволен, когда представился случай предложить шурину "место". Дурные
предчувствия, возникшие, когда некоторые люди и вправду изъявили желание
приобрести бесформенные деревянные штуки, которые он сделал почти без
всякой цели (ведь он понимал, что он не скульптор, а мастеровой), исчезли,
стоило ему понять, что это идеальный способ содержания Мэри и детей.
Разумеется, с течением времени Дону удалось организовать большую часть
"сделок по продаже". Трата времени на вытесывание деревянных кошмаров,
которые приобретали для "частных коллекций", была прискорбна. Вся система
оказалась ужасно неуклюжей, но во всяком случае она служила, и успешно,
единственной своей цели: созданию мира, в котором Уолтер был бы доволен, а
Мэри счастлива.
Или служила до сих пор.
Что же произойдет теперь, ведь Уолтер вот-вот все раскроет?
- А Сиракузы, что за дурацкое алиби! Я, конечно, решил, что у тебя есть
женщина, которую ты скрываешь и впустую тратишь время, вместо того чтобы
работать, так что... ну, мне хотелось разузнать, кто она такая, где живет.
И поэтому всякий раз, как ты возвращался из этих самых "поездок на отдых",
я проверял твои карманы...
- Уолтер, не может быть!
Но разумеется, он распрекрасно знал, что так оно и было. Знал уже
давно, что Уолтер этим занимается. Действовал соответственно. Вместо того
чтобы прятать улики, он нарочно их подсовывал, да таким образом, что
исходя из них нельзя было не придти к одному-единственному выводу.
- Какая куча барахла! - насмехался Уолтер. - Как будто кто-то подметал
лавку старьевщика и скинул весь мусор к тебе в карманы. Корешки квитанций
со странным старинным шрифтом, вырезки из газет многолетней давности и все
такое прочее. _Однако_, - он торжествующе ткнул в Дона толстым пальцем, -
деньги есть деньги, и неважно, сколько им лет. Верно? _Совершенно_ верно!
Старые долларовые бумажки, старинные золотые монеты. Время от времени. Ты
не особо осторожничал, приятель. Так что давай, _что же_ за "Испанское
Сокровище" ты выкачиваешь? Выкладывай детали, сынок, а не то мне станет
здорово грустно. А когда мне грустно, Мэри тоже...
Он говорил чистую правду. Дон уже давно это понял. А если Мэри не в
состоянии себя защитить, разве дети смогут уберечься?
- Видишь ли, Дон, мне надоело жалкое существование из десяти процентов.
Во мне говорит великое старинное американское желание: я хочу иметь
собственное дело. А ты снабдишь меня капиталом. Итак, еще раз - последний
- выкладывай детали.
Может, пришло время сказать ему? И после тяжелых раздумий возник ответ:
"Да, настало время, время сказать правду". На душе у него сразу стало
легко и весело, тяжкий груз (как ужасно долго, неизменно, привычно)
свалился с его плеч.
- М-р Элвелл, пожилой джентльмен, поскользнувшийся на льду, ты не
ошибся на этот счет, Уолтер...
Лицо Уолтера расплылось в привычной самодовольной улыбке.
- М-р Элвелл работал учителем математики в средней школе в конце
квартала. Представь себе: такой гений и вколачивает алгебру в головы
унылых детей! Но его это не сломило, ведь он просто зарабатывал на жизнь
таким образом. А главным смыслом его жизни были пространственно-временные
теоремы. Мы называли их "Уравнениями Элвелла"...
Уолтер фыркнул: "Ты хочешь сказать, что старый калека путешествовал во
времени и оставил тебе свою машину?"
- Это не машина. Это просто... ну, как я понимаю, это и в _самом деле_
что-то вроде карты. Он пытался разъяснить мне свои теории, но я никак не
смог их понять. Они вроде чем-то похожи на шахматные задачи - в _них_ я
тоже никогда не мог ничего уразуметь. И когда мы договорились, что я
отправлюсь в 1880 год, он мне все написал. Это вроде схемы. Нужно идти то
вперед, то назад, то вверх, то вниз и через некоторое время...
- Через некоторое время оказываешься в 1880 году?
- Именно так.
На лице Уолтера возникло своеобразное выражение. "Я предполагал, ты
попытаешься утаить от меня то, что я уже и сам сообразил", - сказал он, и
преувеличенная тягучесть его южного выговора достигла предела. Он впервые
говорил так с Доном, хотя тому чрезвычайно часто доводилось слышать, как
подобный выговор звучал в разговорах с Мэри и детьми: "Карта, все те
улики, которые ты по глупости оставлял в карманах, и уж самая большая
глупость: ты вырезал свою корявую подпись на каждом из многих дюжин старых
деревянных индейцев. Думаешь, я не в состоянии сообразить, что к чему?"
- Но то было на Канальной улице в 1880 году, а это теперь, - сказал
Дон, старательно выражая голосом уныние. - Мне казалось, опасности нет.
Уолтер посмотрел на него. Уолтер, который за всю жизнь не заработал
честно ни одного доллара и не потрудился хотя бы сделать вид, будто кормит
жену, с тех пор как стали продаваться работы Дона, этот самый Уолтер
спросил: "Ну хорошо, а почему 1880 год... и почему деревянные индейцы?"
Дон объяснил, что там он чувствовал себя в своей тарелке, что воздух
там чище, еда вкусней, а русские представляют собой угрозу лишь для
русских, что... вожди! Какое подлинное искреннее удовольствие, какая
гордость рождались в нем, когда он вырезал эти фигуры.
Их _использовали_! В отличие от дурацких современных штуковин, которые
он производил в настоящем, вся ценность которых зиждется лишь на том, что
торгашам вроде Эдгара Фелда удается обмануть критиков и публику, и те
верят в их достоинства.
Вряд ли Уолт что-либо расслышал.
- А сколько же денег ты можешь заработать, делая деревянных индейцев?
- По современным меркам не очень много. Но, понимаешь, Уолт, я
вкладываю деньги.
Это и служило приманкой в расставленной им ловушке, и Уолт попался на
нее, его зацепило: "Рынок! Будь оно все проклято, ну _конечно_ же!
Перспектива возникновения (впервые за всю его поганую карьеру) абсолютно
верного дела, решительного шага, который непременно окажется метким
броском, возможность перенестись туда, где ему будет известно наверняка,
что произойдет дальше", - Уолтеру чуть не перехватило дыхание.
- Магнатом, - задыхаясь, проговорил он. - Ты мог бы стать магнатом, а
тебя хватило лишь...
Дон сказал, что не хочет быть магнатом. Хочет просто вырезать
деревянных...
- Да что там, я мог бы превратить нас в нечто получше магнатов! В
королей! Императоров! Один самолет... - Он притих, когда Дон растолковал
ему, что с помощью уравнения Элвелла можно переместить только человека
вместе с одеждой и поклажей. "Люгеры, - забормотал он. -
Пистолеты-пулеметы. Если я стану миллионером, мне понадобятся
телохранители. Гульд, Фиск, Морган - пусть глядят в оба, вот так-то".
Постепенно его взгляд снова сфокусировался на лице Дона. "И карту
понесу я", - сказал он.
Он протянул руку. Неторопливо, как будто испытывая неисчислимые дурные
предчувствия. Дон передал ему бумагу с уравнением Элвелла для 1880 года.
Уолтер посмотрел на нее, губы его зашевелились, брови изогнулись, и
Дону вспомнилась его собственная растерянность, когда старик показал ему
уравнение.
"...где икс - один шаг, а игрек - пять шестых гипотенузы прямоугольного
треугольника, оба катета которого имеют длину икс..."
- Что ж, - сказал Уолтер, - а теперь перейдем к делу. - Он встал, вышел
в гостиную, через минуту вернулся. Следом за ним шел человек с застывшим
напряженным лицом фанатика. Он посмотрел на Дона горящими глазами.
- Эндерс! - воскликнул Дон.
- Где уравнение? - спросил Эндерс.
- О, оно у _меня_, - сказал Уолтер.
Он вынул его, дал Эндерсу мельком взглянуть, засунул к себе в карман.
Он сделал шаг назад, поставил стул между собой и человеком из ОДИ.
- Не так сразу, - сказал он. - Оно у меня, у меня и останется. Пока
что, по крайней мере. И давайте поговорим о деле. Где наличные?
Когда Эндерс, тяжело дыша, извлек пачку банкнот, Дон застонал: "Ох,
Уолтер, что же ты наделал? Не бросай меня в ежевичные заросли, Братец
Волк!"
- Это первая часть, - сказал Эндерс, игнорируя бывшего компаньона по
ОДИ. - За эту сумму вы согласны отправиться на Канальную улицу в 1880 год
и уничтожить любыми подручными средствами - печально известную фирму
"Демут". В том случае, если ее члены после разрушения вновь примутся за то
же дело, что маловероятно...
- Не займутся. Наймем на эти деньги самых лучших бандитов, положитесь
на меня...
Эндерс заколебался.
Уолтер тут же сказал: "Нет, мы не сможем взять вас с собой. И больше не
просите. Только мы с ним. Он мне понадобится, чтобы кое-что разнюхать.
Когда вернемся, я свяжусь с вами. Как мы и условились, я принесу вам
экземпляры нью-йоркских газет, сообщивших о взрыве или пожаре, происшедшем
в фирме "Демут". Вам пора".
Бросив на Дона единственный исполненный ненависти, не без примеси
торжества, взгляд, Эндерс удалился. Дверь закрылась. Уолтер засмеялся.
- Ты не... - заговорил было Дон.
- Ни в коем случае. Что я, по-твоему, с ума сошел? Пусть он вместе со
своими тронутыми приятелями ищет-свищет эти денежки. Малыш Донни, тебе,
конечно, интересно, как это мне удалось сосчитать столбиком, сколько будет
два плюс два. Ну, как только я сообразил, что "старатель" - это Элвелл, и
увидел у тебя в кармане карточку члена ОДИ, я вспомнил, что раньше вы с
ним вместе посещали эти самые собрания ОДИ, и я с ними связался. Они
рассказали мне практически все, но я хотел получить от тебя подтверждение.
Ладно, подымайся. Нам пора на прополку грядки с горохом.
Пока Уолт брился. Дону и Мэри удалось провести несколько минут вместе.
- Почему бы тебе просто не уйти. Дон? - просительно сказала она. - Я
имею в виду навсегда; туда, где ему тебя не разыскать, там и остаться. Не
беспокойся из-за меня и детей. Мы справимся.
- Но он же попытается выместить всю злость на тебе и на них.
- Я тебе говорю вполне серьезно: за нас не беспокойся. Понимаешь, не
такой уж он плохой. Ох, временами на него находит, но только потому, что
он так и не приспособился к жизни на Севере. Может, нам вернуться в его
родной город - он все время об этом говорит - я думаю, там он вел бы себя
иначе...
Он грустно слушал, как она говорит, разрываясь между желанием выручить
брата из беды и надеждой на перемены, которые невозможны.
- Мэри, - перебил он, - тебе не нужно больше ни о чем беспокоиться. Я
возьму Уолта с собой и пристрою его, в самом деле пристрою. И, слушай... -
он написал имя и адрес на обороте составленного сестрой списка покупок, -
сходи к этому человеку. Я вкладывал деньги в его фирму, там предостаточно
для тебя и детей... даже если с Уолтом и со мной случится что-нибудь
неладное. Этот человек позаботится обо всех твоих расходах.
Она молча кивнула. Они улыбнулись, пожали друг другу руки. Никакой
необходимости заключать друг друга в объятия, говорить: "Поцелуй детей".
Уолтер возвратился, насвистывая "Дикси" [общее название Южных штатов,
также Диксиленд].
- Пошли, - сказал он.
- До свидания. Дон, - сказал Мэри.
- До свидания, Мэри, - сказал Дон.
В тот день Дон Бенедикт и Уолтер Свифт посетили театрального костюмера
и нумизмата, а затем пошли на станцию метро "Канальная улица". Те, кому
приходилось иметь дело с этим подземным перекрестком Манхэттена, знают,
насколько он огромен и схож с лабиринтом. Лишь несколько человек вяло
посмотрели на них с пустым любопытством, пока они вышагивали в
соответствии с математической картой покойного м-ра Элвелла. Никто не
стоял поблизости, когда они прошли под вывеской, на которой красными
буквами значилось "Линия Канарси", и исчезли.
Почувствовав под ногами плиты мостовой, Уолтер мигом обернулся и стал
смотреть. Вместо коридора с белой плиткой он увидел влажную каменную
стену. Мгновенье он стоял, чуть слышно ругаясь. Затем рассмеялся.
- Полный карман длинной зелени [бумажные деньги конца XIX века], а в
другом - золотые десятки! - воскликнул он. - Куда отправимся сначала? Эри
или центральные общинные земли Нью-Йорка? [позднее там возник Центральный
Парк] Нет, сначала я хочу увидеть место, где ты работаешь. О да, _хочу_.
Упрямство ничего тебе не даст. Показывай дорогу.
Дону хотелось постепенно подвести Уолта к конторе Хеннаберри, а потому
он вывел его сначала на Канальную улицу. Комиссионный магазин Леопольда
Швагера находился на другой стороне, вдоль по тротуару выстроились
престарелые вожди. В двух шагах оттуда находились прочие заведения,
торгующие рекламными фигурами, с нарядными вывесками, флагами и фигурами,
выставленными на обозрение. Стучали копыта, мимо проезжали кэбы, подводы,
телеги, частные экипажи.
Уолтер увлеченно наблюдал за движением вокруг, бросая на женщин
плотоядные взгляды; по-видимому, это соответствовало его представлениям о
наилучших манерах сердцеедов 1880 года. Потом он наморщил нос.
- Будь оно все проклято, - сказал он. - Я не думал, что от
администрации Хейеса [американский президент, Резерфорд Б.Хейес
(1877-1881)] так мощно несло лошадьми. Но _тебе_ это, видимо, по вкусу?
Да, - презрительно сказал он, - скорее всего. Что ж, наслаждайся, пока
можешь. Я намерен получить патент на двигатель внутреннего сгорания, как
только мне удастся раскопать кое-какие старые чертежи.
Дон почувствовал, как у него холодеет кожа.
- Вероятно, Джон Д.Рокфеллер очень, оч-чень сильно заинтересуется, -
ликующе заявил Уолт. - Да что там, лет через пять ты эту самую улицу
просто не узнаешь... На что ты показываешь?
Дон махнул рукой в ту сторону, где у входа в магазин стоял скаут в
полном боевом оперении, а на навесе виднелась надпись "Август Шварц Сегар
Предпр-тель а также Нюхательный Табак, Прессованный и Крученый Жевательный
Табак, Прессованный Табак для Курения".
- Один из моих, - сказал он, и к ощущению гордости приметалось растущее
чувство решимости.
Уолтер проворчал: "Больше у тебя времени на такого рода штучки не
будет, ты понадобишься мне самому. Кроме того... а почему бы и нет? Ввести
машины для изготовления сигарет. Начать мощную рекламную кампанию, чтобы
каждый американец старше шестнадцати лет засунул в рот сигарету".
По улице, пошатываясь, шел пьяный матрос, он пел "Милая Ида Джейн из
Портленда, штат Мейн". Дон машинально посторонился и дал ему пройти.
- Но если ты это сделаешь, - сказал он, уже ничуть не сомневаясь, что
так и будет, если только Уолтеру это удастся, - тогда совсем не станет...
никому не понадобится... я хочу сказать, моя работа...
Уолтер раздраженно сказал: "Я же говорю, у тебя не будет времени, чтобы
заниматься ерундой с киянкой и резцом. А теперь давай-ка поглядим на твои
копи с деревянными индейцами".
Дон повел себя так, будто, по его мнению, ничто уже не имело никакого
значения, он повернулся и пошел, указывая дорогу к кирпичному зданию, где
фирма "С.П.Хеннаберри, Рекламные Фигуры и Символические Изображения" вела
свои дела. Мальчишка-посыльный Бен оторвался от нескончаемого стирания
пыли с предназначенных на продажу фигур, чтобы помахать рукой и
поздороваться. Он пристально поглядел на Уолта.
В глубине здания находилось бюро, где старик Ван Уорт, клерк-кассир, и
старик Консидайн, клерк-бухгалтер, как обычно, корпели над книгами, сидя
на высоких табуретках. На стене висела грязная фотография в
задрапированной черной тканью рамке с надписью "Досточтим. Уим. Марси
Твид, Великий Вождь Колумбийского Ордена св.Таммани" [руководитель
отделения демократической партии в Нью-Йорке, известен злоупотреблениями
властью и хищениями], а под фотографией располагался майор собственной
персоной.
- Так вот это место! - провозгласил Уолтер, и мощные звуки наигранного
южного акцента разнеслись по комнате. Друг майора Хеннаберри, полковник
Кокс, сидевший на краю стола, отрезая себе кусочек жевательного табака,
подпрыгнул, словно ужаленный дробиной. Его изрядно засаленная фуражка из
котика сползла, закрыв один глаз.
- Кого у тебя тут только не бывает, верно, Сефас? - проворчал он. -
Могу лишь одно сказать: я побывал в Фредериксбурге, я побывал в Шило и
могу лишь одно сказать: хороший повстанец - это мертвый повстанец!
Майор и сам ненавидел повстанцев со страстью, доступной лишь демократу
Таммани, чьи доходные спекуляции заблаговременно приобретенным хлопком
прервались на четыре долгих неурожайных года, о чем Дон прекрасно знал.
Знал он и о том, что майор без проволочек разделывается со сторонниками
Пропащего Дела и со всеми прочими людьми, вынудившими его пойти на
издержки или создавшими угрозу оных, стоило только ввести его в курс дела.
И сейчас майор поднял взгляд, глаза его холодно блеснули, задержавшись
на Уолтере, который с любопытством осматривал не слишком чистую комнату: -
Да, сэр, чем могу служить, сэр? Может, хорошую фигуру краснокожего? Могу
предложить по бросовой цене Шотландского Горца с моделью мельницы для
нюхательного табака в руках, без дополнительной платы за шотландский
берет. А-а, Дасти. Рад тебя видеть...
"Дасти" невнятно представил всех друг другу. Как быстро все изменилось
- однако далеко не в лучшую сторону - и как парадоксально: он отказался
выполнить требование ОДИ изменить прошлое при помощи насилия, чтобы на
неопределенный срок оттянуть приход модернизма, а теперь из-за этого ему
придется увидеть собственными глазами, как модернизм наступит чуть ли не
сразу. Конечно, если только...
- Зять, да? - сказал майор Хеннаберри, начиная похрипывать. - Дасти
кое-что о вас рассказывал. - Он резко обернулся к Дону Дасти. - Мальчик
мой, что это такое рассказал мне Чарли Воулз, будто Демут строит какие-то
дьявольские планы насчет производства чугунных рекламных фигур? - Дасти
вздрогнул, и это движение не укрылось от наблюдательного, хоть и налитого
кровью взгляда человека, являвшегося в данное время его нанимателем: "Так
это _правда_? Ужасное, бессовестное дело. Стоило мне об этом услышать, как
у меня сызнова заболела печень. С тех пор сижу на целебных настоях".
Уолт со злобой накинулся на шурина: "Кто тебе велел раскрывать свой
дурацкий проклятый рот?"
Слегка лиловые губы майора разделились, растянулись в гримасу,
несомненно задуманную как улыбка.
- Ладно, джентльмены, - сказал он, - не будем ссориться. Чему быть,
того не миновать, а?
- Вот _теперь_ вы дело говорите, - сказал Уолт и, явно не понимая, что
они с Хеннаберри имеют в виду совершенно разные вещи, добавил: - Все
переменится, но вы к этому привыкнете.
Видя, что майор начинает хрипеть в приливе неуемной ярости, Дасти
понял, что возникла необходимость в каталитическом действии. "Не выпить ли
нам, майор? - предложил он. - Особой Рэта Нолана?"
Лицо майора приняло обычное выражение, он позвал Бена, теперь уже
только кивая и присвистывая. Достав монетку из кошелька для мелочи, он
сказал: "Сбегай в кабак к Хитрюжке, принеси стаканов и кувшин ромовой
смеси. И спроси Хитрюжку, не знает ли он, где Нолан. У меня к нему дело".
Мальчик умчался вприпрыжку, и наступило недолгое напряженное молчание.
Затем заговорил полковник Кокс, из уголков его рта от предвкушения
просочилась коричневая жижа: "Я был на острове номер десять, и я был на
горе Кенисо, и говорю вам: хороший повстанец - мертвый повстанец".
Уолт ухмыльнулся и ничего не говорил, пока Бен не вернулся с выпивкой.
- Ну что же, это не шотландское виски со льдом, - сказал он, отпив
чуть-чуть, - но тоже неплохо.
Он мельком бросил безразличный взгляд на невысокого изворотливого
человека с Бернсайдовскими бакенбардами, который пришел вместе с Беном и
принес стаканы.
- За науку, за изобретения! - вскричал Уолт. - За прогресс! - Он
наполовину осушил стакан. Лицо его позеленело, затем побелело. Он начал
было сползать набок, но человечек с бакенбардами подхватил его.
- Ну-ну, простофиля, потихоньку, - сказал м-р Рэт [Проныра]. Нолан, а
это был именно он. - Надо же, надо же! Надеюсь, это не приступ той самой
холеры морбус, которая так широко распространена. Думаю, нам лучше
отправить его к доктору, верно, джентльмены?
Майор Хеннаберри сказал, что на этот счет нет никаких сомнений. Он с
трудом подошел к шахте лифта, пронзительно свистнул. "Чарли? - позвал он.
- Лэрри? Оскар? Отто? Хеннери? Спускайтесь сюда, быстро!"
Дасти оправился от изумления, вызванного гладкостью всего происшедшего.
Он засунул руку в карман пиджака Уолтера и вынул бумажку с Уравнением
Элвелла. Теперь он в безопасности, и Канальная улица, и 1880 год тоже. А
что касается событий, которые произойдут, когда Уолтер придет в себя после
этого странного приступа... ну, будет видно.
Из лифта вышли сотрудники фирмы с явным глубоким интересом на лицах.
Очевидно, Бен улучил минутку, пока исполнял поручение, и перекинулся с
ними парой слов. Майор Хеннаберри махнул рукой в сторону серолицего
Уолтера, прислоненного к заботливому м-ру Рэту Нолану, крепко державшему
его.
- Джентльмену стало плохо, - объяснил майор. - Пусть двое из вас выйдут
и попробуют найти кэб - Сноу Фергюссона или Блинки Пула, или кого-нибудь
из этих шаромыжников - и скажите, чтобы они подъехали со стороны переулка.
Никакого смысла загружать бедного джентльмена с парадного входа.
Франц, Лэрри и Чарли кивнули и ушли.
Взгляд Отто застыл. "Терефянных индейцев не станет, если у него сто-то
выйдет, - наконец сказал он в отчаянии и простонал. - Хо, Иизусе!"
Дасти заговорил было: "Майор, все это так..."
- Ну-ну, ты насчет своего зятька не беспокойся, - успокаивающим тоном
сказал Рэт Нолан. - Ведь доктор Койл - несравненный мастер по части
излечения недугов, которыми страдают все бледные чахоточные типы вроде
этого.
Дасти сказал, что ничуть в этом не сомневается. "Где теперь находится
приемная доктора Койла?" - спросил он.
М-р Рэт Нолан легонько кашлянул и уставился на паутину в углу под
потолком: "Юго-западный рейс в Амой [крупный портовый город в Китае на
острове Фуцзянь] через проливы Малайского архипелага - вот что рекомендует
Док своим пациентам и непременно сам их сопровождает, дабы удостовериться,
что они последовали предписаниям доктора, до такой степени доходит его
нежная, исполненная любви и милосердия забота..."
Дасти одобрительно кивнул.
- Ах, он - редкий человек, - с энтузиазмом в голосе проговорил Рэт
Нолан, - этот забияка Койл, капитан "Берии Джесперс", курсирующей по линии
Черной Звезды! Редкий человек, и чудной; без него Шанхайство
[шанхайствовать (жарг.) - отправлять людей матросами в плавание, опоив их]
оказалось бы на полпути к могиле, ведь на таком деле люди выходят в
расход. И они отплывают с утренним приливом.
Послышалось "топ-топ", и лошади забрякали упряжью в переулке. Вошли
Чарли, Лэрри и Хеннери, а следом за ними - скрытного вида извозчик с
большим красным крючковатым носом, по-видимому Сноу Фергюссон или Блинки
Пул, или один из этих самых шаромыжников.
- Ах, коммерция, коммерция, - вздохнул Рэт Нолан. - Ни с чьими
желаниями она не считается. - Он быстренько прошелся по карманам Уолтера и
поделил деньги на равные кучки. Из своей он взял чуть выщербленную золотую
монету в пять долларов и вручил ее Дасти: - Делиться, делиться поровну, и
вот обычная плата. Именно эта идея и принесла Америке величие. Пускай
поостерегутся все эти иностранные монархи... Ребята, подвезите-ка нас
вместе с этим джентльменом...
Чарли взялся за голову, Отто и Хеннери за руки, а Лэрри с Беном
ухватились за ноги. Придерживая дверь, извозчик отметил: "Чертовски
славные ботинки на этом разгильдяе".
- Это мне, - тут же сказал Рэт Нолан. - Без них ему будет легче
карабкаться по реям. Ребята, поосторожнее в дверях, не попортите товар!
Процессия двигалась по полуосвещенным проходам, мимо фигур краснокожих,
скаутов, розанчиков, помпейчиков, шотландских горцев и турок. Горели
газовые рожки, плясали тени, хмуро глядели вожди.
- Если он очухается и начнет брыкаться, - крикнул майор Хеннаберри, -
дайте ему кто-нибудь по голове киянкой! - Он повернулся к Дасти, положил
ему руку на плечо: - Мальчик мой, я понимаю, что никто в нашей Великой
Республике не несет ответственности за поступки собственного зятя, но все
же, надеюсь, это послужит тебе уроком. Я рассматриваю твое молчание как
знак согласия. Теперь, что с твоей сестрой - не могу видеть слез на лице
леди...
Дасти глубоко вздохнул. Восхитительно пахло свежим деревом и краской.
"Она приспособится", - сказал он. Благодаря его вложениям Мэри будет
совсем неплохо обеспечена. Так что нет никакой, совсем никакой
необходимости возвращаться. А если ОДИ попробуют пойти по его следу и
натворить еще каких-нибудь бед, что ж, для этого имеется Рэт Нолан.
- Майор Хеннаберри, сэр, - решительно сказал он, - мы еще побьем
Демута. Помните, вы сами говорили о могуществе рекламы, когда вышел
каталог? Мы нанесем сокрушительный удар по их металлическим монстрам и
поставим по деревянной фигуре краснокожего на углу каждой улицы в Америке!
И так они и сделали.
Last-modified: Wed, 03 Oct 2001 16:56:21 GMT