Какой же я дурак,-- прошептал он, затем сделал паузу, словно ожидая, что ему возразят или с ним согласятся, но, не дождавшись отклика, продолжил: -- Я идиот. Совершенно верно, аккорд -- прекрасная аналогия, но имейте в виду -- всего лишь аналогия. Так что я еще не вполне уверен. Хотя взаимосвязь между человеком реального мира и его эхом для меня очевидна -- это же элементарная пропорциональность, но не знаю, достаточно ли это╜го. Надо считать, а в оставшееся время я не успею построить математическую модель. -- Не надо никакой модели, просто сделайте это. -- Но какая красивая аналогия! -- Пановский прикрыл глаза, его пальцы двигались, словно беззвучно играя на рояле.-- Вы на╜жимаете "до" в средней октаве и, одновременно, "до" октавой выше. Ухо не может разделить двух нот, обертоны сливаются в единый аккорд. -- Обертонами будут ткани тела,-- серьезно рассуждал Хэн╜зард,-- мускулатура, отпечатки памяти в мозгу, группа крови -- вся структура организма. Совместите две одинаковые структуры, и они войдут в резонанс, сплетутся. -- Да, в ваших рассуждениях проглядывает естественная гармо╜ния. -- И как вы считаете, станет тогда возможным общение? -- Откуда я могу знать это, не имея ровным счетом никаких доказательств? Но шанс есть, и я обязан им воспользоваться. Но если получится, Натан, это же будет значить, что мы с вами, словно в самом пошлом фильме, в последнюю минуту спасли мир! Ну что вы опять нахмурились? Чего вам теперь не хватает? Вы сомневаетесь в моем плане? Так знайте, что у Наполеона тоже были свои скеп╜тики, что не помешало ему далеко пойти. Нет, я абсолютно уверен, что если я свяжусь с Пановским суб-первым, мы спасем мир. Да-да, именно спасем, хоть это и звучит напыщенно. Теперь осталось найти этого джентльмена... Ну вот, кто помянет черта... В библиотеку сквозь открытую дверь вкатился Пановский. -- Вы должны были ожидать меня около передатчика,-- недо╜вольно сказал он.-- Не думайте, что входить в пустой дом -- радо╜стное занятие. Ну что вы двое уставились на меня, словно я приви╜дение? Да, я действительно привидение, и вы должны это знать. Кстати,-- повернулся он к Хэнзарду,-- нас, кажется, еще не пред╜ставили друг другу. -- Вы не Пановский суб-первый,-- сказал Хэнзард. -- Вы мыслите по-армейски -- кратко и верно. Пановский только что отправился в Москву. Вы должны были знать -- я отмечал это в календаре. -- А Бриджетта? -- спросил двойник. -- Отправилась вместе с ним. -- Надолго? -- До второго июня, когда Малинова повторит свою "Жизель". Господи, Бернар, в чем дело? Вы выглядите так, будто я только что объявил о конце света. Часом позже разговор принял другое направление. -- Мне не справиться с такой работой,-- возражал Хэнзард. -- Чепуха, Натан, там нечего делать. Перепаять несколько про╜водов сумеет даже кретин. На марсианской базе наверняка есть запасные части. Вам понадобится не больше пятнадцати минут, чтобы превратить эти детали в то, что нам нужно. -- Но в лагере Джексон такой маленький передатчик! -- Сколько раз вам повторять, Натан, что размеры, так же как и расстояние, не имеют никакого значения. А энергию, которая вам нужна, даст обычная батарейка. Самое сложное -- не собрать передатчик, а точно установить координаты. Я думаю, мы можем позволить себе один день потратить на тренировку. Вы когда-нибудь собирали усилитель? -- В школе. -- Тогда у вас не будет никаких трудностей. Усилитель много сложней передатчика. Давайте я покажу, что вы должны будете сделать. Пошли в лабораторию. Да, прямо сейчас. Нечего отлыни╜вать... быстро, быстро. Вечером двадцать девятого мая Хэнзард и Бриди стояли на Гоув-стрит и следили, как солдаты лагеря Джексон ходили сквозь стену насосной станции. Их количество сильно уменьшилось, Хэнзард насчитал меньше десятка. Чтобы попасть на Марс, надо было использовать эти передатчики, работавшие в постоянном режиме, поскольку в лагере на ближайшие две недели не планировалось ни одного прыжка на Марс. А если бы у Пановского были координаты марсианского командного пункта, Хэнзард вообще мог бы отправиться с виллы Пановского, а не ехать зайцем через воздушный насос. Наконец последний солдат покинул здание станции. Подождав еще полчаса, они осторожно перешли улицу и сквозь стену проникли на территорию станции. Весь свой багаж они катили в инвалидном кресле. Дверь насосной станции была открыта, суб-вторая вода вы╜ливалась наружу, стекала с холма и образовывала возле стены нечто вроде рва, окружающего крепость. По счастью, ров оказался мелким, его удалось перейти, лишь немного промочив ноги. В самой станции вода стояла на несколько дюймов, а из передатчика хлестал водо╜пад -- эхо воды, передаваемой на Марс. Холодный ветер из пере╜датчика воздуха шевелил их одежду. -- Теперь,-- отрывисто сказала Бриди,-- попробуем разобраться, на какой из пунктов они ведут передачу. Походи за техниками и посмотри, что они делают. А я осмотрю оборудование. Через пять минут они нашли переключатель, управляющий по╜дачей воздуха. Они проследили два полных цикла передач, во время которых воздух последовательно направлялся на каждый из коман╜дных пунктов. Между передачами был перерыв, в среднем около пяти секунд. Только в это время Хэнзард мог безопасно войти в камеру передатчика -- ошибись он хоть на одну секунду, и его передадут на Марс по кускам, как это случилось с головой Уорсоу. -- Ничего не получится, времени не хватит,-- несчастным голо╜сом сказала Бриди. -- Времени хватит,-- ответил Хэнзард. Они надули резиновый матрац, который надо было бросить на пол камеры. Без этой прокладки какая-нибудь существенная часть Хэнзарда могла провалиться сквозь пол и остаться на Земле. Хэнзард извлек дыхательное оборудование, которое было укреп╜лено под креслом Пановского. На Марсе не будет суб-второго воз╜духа, так что ему придется захватить воздух с собой. Он натянул хрупкого вида пластиковую маску, закрепил ее у себя на горле и повернул вентиль, регулирующий подачу кислорода. -- Три, четыре, пять,-- сказал он,-- я иду искать. Эти слова были неосознанным отзвуком дурашливой игры, в которую он играл так недавно. Бриди что-то сказала, но сквозь плотную маску он ничего не услышал. Она встала перед ним и повторила слова, утрируя движения губ и поясняя сказанное жес╜тами: -- Мы... ВаС... лЮбиМ. Хэнзард коротко кивнул головой. -- Я тоже,-- прошептал он. Бриди привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его. Их губы соприкоснулись через пленку пластика. -- СчАстлиВо... ВоЗВраЩайся. Он встал перед камерой передатчика. Бриди через плечо техника смотрела, как тот орудует переключателями. Она кивнула Хэнзарду, и он осторожно положил резиновый матрац на пол камеры и, про╜скользнув сквозь тонкую металлическую стенку, распластался на нем. В то же мгновение матрац лопнул, и воздух с шумом стал выходить из него. -- О черт! -- воскликнул Хэнзард. Поворачивать обратно было уже поздно. В любой момент щелчок тумблера мог послать его на Марс. Мучительно тянулись секунды. Хэнзард вспомнил, как он в про╜шлый раз проходил через передатчик: долгое ожидание, рука, про╜совывающаяся сквозь стену камеры... Хэнзард вздохнул, он понял, что уже прибыл на место, а матрац лопнул в момент перехода оттого, что его нижняя часть провалилась в пол и осталась за пределами передающего поля. Так что матрац все-таки спас Хэнзарда, поскольку продырявиться мог сам Хэнзард или, скажем, кислородная маска. Хэнзард встал на ноги и шагнул вперед в непроницаемой тьме передающей камеры. Он нащупал стену и прошел сквозь нее. В первом же светлом помещении он увидел генерала Питмана. Рядом с ним сидел и пил кофе капитан армии Соединенных Штатов Аме╜рики -- Натан Хэнзард. Ни один человек еще не казался Хэнзарду таким странным, как это капитан. ...матрац лопнул, и воздух с шумом стал выходить из него. -- О, черт! -- воскликнул Хэнзард и тут же почувствовал, как расступается под ним пол. Суб-третий Хэнзард, слишком невеще╜ственный, чтобы его могла удержать энергия реального мира, начал медленно тонуть в полу. Воздушный передатчик, в отличие от того, что был установлен в лагере Джексон, передавал непрерывно, и каждая передача рождала бесконечную цепь отзвуков на Земле и на Марсе. Долгое, нескончаемое эхо. Осознав безнадежность ситуации, Хэнзард суб-третий перекрыл подачу кислорода в маску. Бесчисленное множество Натанов Хэнзардов, каждый из которых был тенью тени, сделало то же самое. Они умерли, цепляясь за одну спасительную мысль: "Я надеюсь, что у него получится".  Глава 16 АККОРД -- Что-то вы, Натан, неважно выглядите. Впрочем, это и не уди╜вительно. Не думаю, чтобы у меня тоже был слишком цветущий вид. Генерал Питман кривил душой. Если говорить о нем, то лучшего определения, чем "цветущий вид", нельзя было отыскать. Если Хэнзард за последние недели словно постарел лет на десять, то генерал стал странно и неуместно моложав. Его манеры приобрели непривычную свободу, если не сказать -- развязность. Форменный галстук был завязан небрежно, воротник рубашки расстегнут. Во╜лосы генерала нуждались в стрижке, ботинки -- в сапожной щетке. В походке появилась легкость, жесты стали резкими, речь убыстри╜лась. Ничего подобного прежде за ним не замечалось. Так в октябрь╜ский полдень погода может напомнить о весне. Хэнзард безучастно разглядывал маслянистые полоски на повер╜хности кофе в своей чашке. С заметным усилием он оторвался от этого занятия и заставил себя произнести: -- Нет, сэр. -- Должно быть, вам не хватает витаминов. Я заметил, что вы не всегда приходите обедать. Мы должны заботиться о своем здо╜ровье. Крепкое здоровье -- самое большое наше достояние. Хэнзард не мог понять, издевается над ним генерал или он в самом деле не видит неуместности тех благоглупостей, что он изрекает. -- Если бы я был Юлием Цезарем, я бы остерегался человека вроде вас, который "тощ, в глазах холодный блеск". Последнее замечание было не лишено смысла, поэтому Хэнзард сделал усилие, чтобы ответить: -- Какому блеску прикажете быть в моих глазах, ежели нас кормят исключительно замороженными блюдами? Достаньте на обед что-нибудь другое, и я сразу оттаю. Смех Питмана был явно непропорционален натянутому калам╜буру его помощника. Отсмеявшись, генерал разразился филиппикой в адрес армейского питания. Речь генерала была не просто обличи╜тельной, она была остроумной. Хэнзард невольно заулыбался, слу╜шая ее. В том же духе они продолжали беседовать, коротая вечер за чашкой не по-вечернему крепкого кофе. Вот уже две недели, с тех пор, как стало ясно, что приказ не будет отменен, они говорили о чем угодно, кроме бомбы. Хэнзард-2 глядел на себя настоящего с чувством, близким к ужасу. Он видел тусклую улыбку, бегающие глаза, способные остановиться лишь на кофейной чашке; лицо -- бледное, с дряблой, потерявшей упругость кожей. Но самое ошеломляющее в облике марсианского Хэнзарда -- это было ощущение фальши. Слов, которые произно╜сились, не было слышно, но, вне всякого сомнения, все эти слова были ложью. В двадцать один час тридцать минут Хэнзард-1 допил кофе и, сопровождаемый Хэнзардом-2, вышел в коридор. Началось бесцель╜ное и неестественное хождение. Во время этой маниакальной про╜гулки Хэнзард-2 испытал еще одно потрясение, встретив выходящего из туалета Уорсоу, который осклабился и пробормотал в спину капитана несколько эпитетов, вполне понятных даже для неумею╜щего читать по губам. Хэнзарда не удивило такое отношение со стороны Уорсоу, зато он неожиданно поразился привычному для военного человека факту, что Уорсоу, несмотря на свою ненависть, должен ему подчиняться. Отсюда оставался всего лишь шаг до обоб╜щения: как странно все-таки устроен мир, люди в котором добро╜вольно покоряются невидимым путам условностей -- и Хэнзард ничуть не меньше, чем Уорсоу. Более того, высокоморальный капитан Хэнзард связан сильнее, чем кто бы то ни было, поскольку безо всяких серьезных причин, а только потому, что такого поступка от него ждали, готов участвовать в уничтожении человечества, в попрании всего, что он считал мо╜ральным. Вряд ли можно полагать утешением, что на Земле живут миллионы столь же податливых людей. Наконец Хэнзард-1 закончил прогулку и заперся у себя. Офицер╜ская каюта, в которой жил Хэнзард, напоминала скорее тупиковое ответвление коридора, чем комнату, и даже несколько огрызков светлого дерева, пытающихся притвориться мебелью, не придавали ей жилого вида. Хэнзард надеялся, что прототип уляжется спать, но тот достал из стенного шкафчика книгу и уселся читать. Это была Библия. Хэнзард не заглядывал в Библию с тех пор, как четверть века назад готовился к конфирмации, и сейчас с удивле╜нием взирал на листы с нудными библейскими изречениями и на того, кто сидел над этими листами, выискивая в них сокровенный смысл. Этот угрюмый нервничающий незнакомец все меньше напоминал Хэнзарду-2 себя. Неужели с ним можно добиться полного единения? А впрочем, можно попробовать. Ведь религия предназначена как раз для таких моментов, когда рушатся последние надежды и "че╜ловек ходит подобно призраку". Однако проку от Библии видно не было. Во-первых, она чересчур толстая. К тому же, ни единое место в этом томе не казалось подходящим для данного случая. Пророки, апостолы, поблекший образ Христа, который, как говорят, страдал среди сусальных пей╜зажей ради Хэнзарда -- все никуда не годилось. На краю гибели оказалось так же трудно верить в воскрешение и жизнь вечную, как и в четырнадцать лет, когда он, уступая родителям, согласился на конфирмацию. Интересно, зачем это было нужно родителям? Неу╜жели они тоже всего лишь уступали обветшавшим условностям? Нет, он не нашел утешения, но испытал извращенную радость, вроде той, которую получаешь, когда мучаешь себя, раздражая больной зуб. Мазохистское наслаждение получал он, перечитывая те строки священных книг -- Иова, Экклезиаста, Иеремии,-- кото╜рые укрепляли и усиливали его неверие: "И сказал я в сердце моем: "и меня постигнет та же участь, что и глупого: к чему же я сделался очень мудрым?" И сказал я в сердце моем, что и это -- суета; Потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто, и увымудрый умирает наравне с глупым. И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо все -- суета и томление духа!" Хэнзард понимал, что лучше всего вступать в контакт во сне, когда прихотливые мелодии бодрствующего сознания будут при╜глушены и будет звучать лишь простое "до" Хэнзарда-1 и октавой ниже -- "до" Хэнзарда-2. И все же ему не терпелось попробовать. "Сейчас,-- подумал он,-- может получиться". Он осторожно опустился в сидящее тело прототипа. Странно и не слишком приятно ощущать, как совмещается реальная и призрачная плоть, как на мгновение пресекается дыхание, а затем возобновля╜ется, синхронизировавшись с дыханием Хэнзарда-1. Зрение сперва замутилось, а потом он обнаружил, что его глаза скользят по пе╜чатному тексту, не читая, а лишь наблюдая, как мимо движутся буквы. Он сосредоточился на смысле текста и попытался привести себя в то эмоциональное состояние, которое, по его соображениям, дол╜жно быть у Хэнзарда-1. Но хотя он ощущал, как две гортани одинаково вибрируют от непроизнесенных фонем, два разума про╜должали существовать совершенно раздельно. Порой ему казалось, что память пробуждается с какой-то странной независимостью, или мимолетно ощущал отголоски чужой печали, но эти ощущения скорее напоминали иллюзорное восприятие, когда нам кажется, будто мы видим что-то краем глаза, но стоит взглянуть на поме╜рещившийся образ в упор, как он скрывается в той тьме, из которой явился. Ничего не получалось. Хэнзард нехотя отделил себя от тела двой╜ника, решив ждать, пока тот не уснет. Хэнзард не мог уснуть. Весь последний месяц он принимал все более сильные дозы снотворного, и теперь оно перестало действовать. Он лежал в темноте на койке, вспоминая, как ребенком лежал ночами без сна, пытаясь силой воображения перенестись из спальни куда-нибудь далеко-далеко, например -- на Марс, и веря, что если хорошенько притвориться, то так оно и выйдет. Вот именно, так оно и вышло, точь-в-точь так. Ну, и что дальше? В какие еще миры он мог бы послать себя силой воображения? Например -- в безумие: великолепное радостное бе╜зумие, которое так скрашивает жизнь Питмана. Или в сон? Он вспомнил Шекспира: "Умереть, уснуть.-- Уснуть! И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность". Он поднялся с койки, поправил рубашку и вышел в коридор. Куда теперь? В обсерватории он замер у обзорного окна, глядя на мертвые камни Марса. В юности он был уверен, что Марс кишит жизнью. Даже когда появились снимки, сделанные "Маринером" (ему тогда было тринадцать), он не мог им поверить. В тринадцать лет никто не верит в существование такой штуки, как смерть. По часам командного пункта было полпервого ночи, а снаружи наступало утро. Ярко освещенные скалы отбрасывали такие густые тени, что глаза начинали болеть, если глядеть слишком долго. "Ложись спать, ублюдок! -- со злостью думал Хэнзард-2.-- Спи, кому говорят!" Он нервно расхаживал по обсерватории, боясь, что если присядет, то может незаметно уснуть. Он нарочно не спал всю предыдущую ночь, чтобы не страдать сегодня от бессонницы, и теперь мучился от собственной предусмотрительности. Хэнзард-1 сидел, глядя на марсианский пейзаж. Что привлекало его в этой бесплодной пустыне? Все-таки в конце концов Хэнзард вернулся в свою комнату и, не раздеваясь, лег на койку. В темноте было невозможно узнать, спит ли он, и потому пришлось рискнуть еще раз. Глаза Хэнзарда-1 были закрыты, челюсть расслабилась, приотк╜рыв рот, легкие глубоко вдыхали воздух. Его рука разжалась, чтобы взять ящик с патронами, потому что на охоте им может потребо╜ваться много патронов. "На какую дичь?" -- спросил он, но взрослые продолжали разговаривать резкими, как у циркульной пилы, голо╜сами, не обращая на него внимания. Он шел по полю, усеянному острыми черными камнями, при каждом шаге из-под ног взлетали рои жужжащих мух. Патронный ящик был таким тяжелым, а он -- таким маленьким: это было нечестно! Просто удивительно, как мало людей здесь, на Марсе... должно быть, они заперты под землей или еще где-то. Почему он не взял винтовку вместо этого ящика? Хотя вот она, винтовка -- у него в руках. Он совершенно один с винтовкой в руках среди выжженных камней. Глаза запорошило пеплом, и слезы текут по щекам. Он шел к пламени, метавшемуся на гори╜зонте. Винтовку он держал, как его учили, но она была такая тяжелая и все время опускалась к земле. Какой-то человек поливал рис огнем из пластикового садового шланга. Тогда он уперся при╜кладом в землю, потому что был слишком мал и не мог стрелять по-другому. Он глядел на человека со шлангом, на его странную военную форму. Хэнзард ненавидел этого человека как никогда и никого в мире. Мужчина с лицом Хэнзарда направил на него огнемет, и оба они проснулись, крича одним и тем же криком. -- Это было нехорошо,-- сказал он, удивляясь, что понадобилось так много времени, чтобы понять и произнести вслух эту самооче╜видную истину. Потом откуда-то из полузнакомых глубин естества пришли словно не им сказанные слова: -- Это и сейчас нехорошо. Он печально покачал головой. Хорошо или нет, с этим он не может поделать ничего. -- Нет, ты можешь! -- настаивал голос. Хэнзарду казалось, что, проснувшись, он продолжает видеть сон. Голос был его голосом и, в то же время, принадлежал не ему. Хэнзард расслабился и разрешил себе улыбнуться. Он сошел с ума! Боже, какое это облегчение! Любопытно было бы посмотреть сейчас на себя со стороны, понаблюдать, что он делает... -- Слушай меня! -- сказал его чужой голос, и он прислушался.  Глава 17 КАТАКЛИЗМ -- Доброе утро, Натан! Я вижу, к вам вернулся аппетит. -- Да, аппетит вернулся за все прошедшие дни. Сколько бы я ни ел, желудок кажется пустым, как барабан. Как вам понравится, если я съем сегодня обеды за все пропущенные дни? -- О, да у вас еще и настроение хорошее! Поздравляю с возвра╜щением к цивилизации. Мне вас сильно недоставало. -- Надеюсь, я вернулся в подходящий момент? Питман неуверенно взглянул на подчиненного: это что, шутка? Прямо скажем -- она не слишком удачна, поэтому генерал ограни╜чился чуть заметной улыбкой, показывающей, что шутку он уловил. -- Вы уже приготовили кофе? -- Да, но боюсь, я сделал его малость крепковатым. Генерал Питман налил себе чашечку и отхлебнул маленький глоточек. -- Да, чуть-чуть крепковато. Питман заколебался, выбирая, пить ли ему этот кофе или подо╜ждать, пока вновь закипит вода, но потом решил, что сойдет и так. -- Я тут думал...-- начал Хэнзард. -- В армии мы стараемся не поощрять думанье,-- благодушно перебил Питман. Он отделил от брикета два ломтика замороженного хлеба и за╜правил их в тостер. -- Я думал о том, что вы говорили в тот день, когда я только что прибыл сюда. Я полагаю, что вы были правы. -- Это меня ничуть не удивляет,-- генерал поморщился от вто╜рого глотка кофе,-- но вам, Натан, придется напомнить тот случай. Я говорю так много верных вещей... -- Вы говорили, что использовать бомбы -- это геноцид. -- Неужели я действительно сказал такое? Вероятно, это было сказано в гипотетическом смысле. Что касается лично меня, то я не испытываю ничего, кроме презрения, к людям, распаляющим свою совесть громкими словами, и особенно -- этим словом. Вы же пони╜маете, что нельзя выиграть войну, не разбив яиц,-- Питман, очень довольный удачным совпадением, аккуратно вылил на электриче╜скую сковородку два яйца.-- Поэтому я надеюсь, что вы не относи╜тесь к подобным разговорам чересчур серьезно. В вашем возрасте уже не следует быть таким смертельно серьезным. -- Однако, если это слово вообще имеет смысл... -- Вот именно, Натан! Вы верно поняли суть дела. Оно не имеет смысла. Это просто красная тряпка, чтобы махать ею перед либера╜лами. -- Но ведь есть классический пример геноцида. -- Да?..-- генерал Питман с усмешкой взглянул на Хэнзарда, словно подзадоривая его продолжать. В уголках генеральского рта играла бесовская улыбка.-- Вы имели в виду Германию? Что ж, давайте обсудим этот ваш пример. Я согласен -- Освенцим был большой глупостью. Не понимаю, кому могла понадобиться такая бессмысленная трата человеческих ресурсов. Ну и, конечно, методы, которыми все это достигалось -- именно они породили большинство предрассудков. Подобные заблуждения трудно рассеять, они глубоко внедряются в сознание -- вот что, с моей точки зрения, хуже всего. Но сейчас эти предрассудки не имеют к делу никакого отношения. Бомба -- самое демократичное оружие, какое только можно пред╜ставить. Она не делает ни малейших различий между людьми. Вот так-то. А кофе вы, Натан, делаете вшиво. -- А вы, генерал, шутите непристойно. -- Ну, знаете ли, это уже граничит с наглостью. Но мне хочется продолжить беседу, и я пропускаю ваши слова мимо ушей. -- Вкус кофе станет получше, если добавить молоко и сахар. -- Какой варварский обычай! -- посетовал Питман, однако совету Натана последовал. -- Варварский? -- переспросил Хэнзард.-- С каких пор вы стали обращать внимание на такой предрассудок, как варварство? Питман совершенно искренне рассмеялся. -- Это уже лучше, Натан, я снова вас узнаю. Видите ли, к такого рода вопросам надо подходить осторожно. Кстати, не желаете ли ломтик хлеба -- в отличие от кофе, он приготовлен неплохо. Так вот, не кажется ли вам, что вся жизнь...-- нож выскользнул из руки генерала и со стуком упал на пол, но Питман, кажется, и не заметил этого. Справившись с внезапно отяжелевшим языком, он закончил фразу: -- ...вся жизнь -- это огромная и бессмысленная трата чело╜веческих ресурсов. Питман слабо засмеялся, потом поднял глаза на Хэнзарда. -- О, Натан, уберите ваш пистолет... Вы что, думаете, я нападу на вас со столовым ножом? Вы же видите, мне нехорошо, я слишком ослаб...-- он прикрыл глаза.-- Натан, из вашего благородного по╜ступка не выйдет ничего хорошего. Совсем ничего... Если бы вы потерпели до последней минуты, то, может быть, смогли бы оста╜новить меня. Но ведь на Марсе есть и другие базы. Как вы остановите их? А Россию?.. Какой глупый Натан... зачем вы меня отравили? Хэнзард холодно глядел на генерала. Питман осторожно откинул╜ся на спинку стула, так, чтобы не упасть после потери сознания. -- Знаете, мне всегда было интересно... интересно, как я буду умирать... на что это похоже. Я скажу: мне это нравится... Он заснул, улыбаясь. Хэнзард усмехнулся. Он знал, что завтра проснувшийся Питман будет унижен и подавлен. В кофе не было ничего, кроме дозы снотворного, безусловно, несмертельной. Выходя из офицерской сто╜ловой, Хэнзард запер за собой дверь. Он вернулся в свою комнату и занялся тем, что Пановский назвал "небольшим перепаиванием проводов". Стандартные блоки, в кото╜рых надо было производить переделки, Хэнзард позаимствовал на складе. Пановский изрядно преуменьшил трудности работы, на самом деле она была не так проста, но Хэнзарда выручало то, что несколько часов назад он решал эту задачу под наблюдением Пановского. Сейчас, когда счет времени пошел на минуты, казалось немыс╜лимым заниматься электронными головоломками, но Хэнзард при╜казал себе не торопиться. Слишком много было поставлено на кон, и второй попытки у него не будет. Когда все было собрано, проверено и перепроверено, Хэнзард сложил свое хозяйство в две сумки, а самый существенный элемент спрятал отдельно в вентиляционном канале обсерватории. Судьбе было угодно, чтобы на посту возле передатчика он обна╜ружил Уорсоу. -- Рядовой Уорсоу, генерал приказал вам срочно явиться к нему в обсерваторию. -- Сэр? -- на лице Уорсоу проступило сомнение, с чего бы это Питман возжелал видеть его. -- Я побуду на посту вместо вас, а вам лучше не заставлять его ждать. Подозреваю, что приказ как-то связан с нашивками, которых так недостает на вашем рукаве,-- Хэнзард заговорщицки подмигнул. Уорсоу четко козырнул и удалился. "Еще один идиот,-- подумал Хэнзард,-- и он тоже уходит из моей жизни с улыбкой на лице". Все-таки хорошо, что не пришлось еще один, последний, раз убивать Уорсоу. Хэнзард не хотел больше никого убивать. Он открыл помещение передатчика ключом, снятым с Питмана, подсоединил к передатчику самое главное из приспособлений, то, которое должно остаться на Марсе, и нажал кнопку. Буквы на стальной стене мгновенно изменились с "Марс" на "Земля". Он снова был дома, хотя времени, чтобы целовать родную землю, у него не было. Охрана, конечно, заметила, что передатчик сработал, и вряд ли Хэнзарда ждет сердечная встреча. Он взглянул на часы: 14.18. Он успел вовремя -- через две минуты у Хэнзарда-2 кончился бы воздух. Теперь оставалось разобраться с передатчиком лагеря Джексон. Хэнзард закончил последние соеди╜нения и собрал передатчик, не нуждающийся в приемнике, в тот самый момент, когда стальная дверь распахнулась и внутрь ворва╜лись охранники. Они открыли шквальный огонь по человеку, которого уже не было в кабине. Когда Пановский в первый раз обрисовал свой план, Хэнзард не поверил. -- Передатчик без приемника? -- возразил он.-- Вы же сами говорили, что это невозможно. Такая вещь действительно не имеет смысла. -- Подумаешь-- смысл! -- фыркнул Пановский.-- Что вы по╜нимаете в смысле? У тяготения есть смысл? Может быть, смысл есть у святой троицы? Или у квантово-волновых свойств элементарных частиц? Слава Божья сильнее проявляется в парадоксах, нежели в пошлых логических выкладках. Я был вполне искренен, когда гово╜рил, что, вообще говоря, передатчик, работающий без приемника,-- невозможен. Но это вовсе не значит, что его нельзя сделать. При╜емник обязан находиться там, куда вы собираетесь зашвырнуть свои тюки. Так почему бы вам не отправить приемник туда вместе со всем остальным барахлом? -- А еще лучше было бы поднять себя самого за шнурки от ботинок,-- добавил Хэнзард. -- Самый цимес,-- невозмутимо продолжал Пановский,-- за╜ключается в словечке "мгновенно". Если передача действительно происходит мгновенно, а не очень-очень быстро, скажем, как свет, то где находится ваша драгоценная туша в момент передачи? Еще тут -- или уже там? Разгадка в том, что она сидит и здесь, и там одновременно. А отсюда -- передатчик без приемника. Достаточно приклепать к объекту набор из трех передатчиков и трех приемни╜ков, установить передатчики на "тут", а приемники -- на "там", ткнуть кнопку и -- бабах! Ну что, усекли? Хэнзард мрачно помотал головой. -- Но вы же видели, как это действует. Вы уже путешествовали с этим хозяйством по всему дому. -- Да, разумеется. Но я скорей готов поверить, что тут действует - черная магия, а не законы природы, тем более что в ваших выкладках присутствует даже магическое число "три". -- Числа и вправду обладают магическими свойствами, особенно число "три". Но сейчас это число обусловлено другими причинами. Три точки определяют плоскость. Посредством воображаемой пло╜скости, которую определяют три приемника, мы локализуем пере╜даваемый объект в желаемой области пространства. Кажется, это должно быть ясно и ежу. -- Даже ежу видна дырка в ваших рассуждениях, доктор. Чтобы определить положение объекта в пространстве, требуется не три, а четыре точки. Это же обычная эвклидова геометрия. -- Можете получить по эвклидовой геометрии свою пятерку. Ра╜зумеется, чтобы система заработала, должна быть четвертая пара "передатчик-приемник". Но она не будет странствовать вместе с остальными. Она останется на месте и будет реперной точкой. По╜ложение "тут" передатчиков и "там" приемников образуют две пи╜рамиды с общей вершиной в фиксированной точке за пределами передаваемого объекта. Что теперь скажет ваш ежик, капитан? -- Где будет эта точка? -- На Марсе, конечно же. Где ей еще быть? Первой точкой, для которой Пановский получил точные данные относительно ее координат -- широты, долготы и высоты -- был его собственный дом. Именно сюда явился Хэнзард после того, как покинул лагерь Джексон/Вирджиния. Пановский с Бриджеттой бы╜ли в Москве, и Хэнзард вполне удачно оказался в одиночестве. Он поставил первый приемник-передатчик в обговоренном заранее ме╜сте -- за собранием сочинений Бульвера-Литтона. Затем, захватив сумки с остальным оборудованием, отправился в дальнейший путь, имея в запасе тридцать секунд опережения графика. Куда труднее было получить достаточно точную информацию от╜носительно двух других точек. Данные про пирамиду Хеопса Панов╜ский нашел в одном из старых номеров "Вестника научной теософии". Хэнзард появился на вершине ветхой пирамиды. С высоты залитая лунным светом пустыня представляла столь замечательное зрелище, что Хэнзард, невзирая на срочность своей задачи, потратил чуть ли не десять секунд, любуясь расстилающимся внизу ландшафтом. Кто-то, возможно -- турист, заметил силуэт Хэнзарда на фоне луны и стал что-то кричать. Ночной ветер относил слова в сторону, до Хэнзарда долетали разрозненные звуки, по которым нельзя было даже определить язык, не говоря уже о смысле слов. Хэнзард оставил вторую пару приборов на крошащихся камнях и двинулся дальше, к последней точке триангуляции. Он обнаружил себя посреди огромного поля, залитого бетоном, из которого, довольно далеко друг от друга, выступали бугорки мо╜гильных плит. Перед ним лежали восемьдесят акров мемориала погибшим во Вьетнаме. Мемориал был воздвигнут неподалеку от Канберры правительством либералов, которое вывело Австралию из войны. С великодушием, не имевшим аналогов в истории, прави╜тельство почтило здесь память павших врагов в количестве, равном числу своих погибших. Хэнзард установил последний приемник-передатчик на одном из надгробий. С того момента, как он оставил лагерь Джексон, прошла одна минута тридцать две секунды. Оставалось еще несколько се╜кунд, чтобы почтить умерших. -- Война -- это плохо,-- сказал он убежденно. Он мог бы еще добавить, что зло -- необратимо, прошлое невоз╜можно исправить. Мальчик мертв навсегда, и вполне возможно, что этот камень стоит на его могиле. Можно лишь не допускать нового зла. Но он ничего не сказал вслух. Последний долг погибшим был отдан, запас времени иссяк. Хэнзард нажал кнопку на последнем передатчике-приемнике. Те╜перь реле времени оставляло ему пятнадцать секунд на устройство личных дел. Хэнзард расстегнул вторую сумку и вынул оттуда нейтрализатор. Радиус его действия был около шести футов. -- Я бы посоветовал тебе сматываться отсюда,-- сказал он сам себе. Если быть точным, то это произнес Хэнзард-2, но ответа от Хэн-зарда-1 он не услышал. Только теперь Хэнзард понял, что все это время обманывал сам себя. В какой-то неприкосновенной части мозга Хэнзард-1 давно принял решение и держал его в секрете от своего другого "Я". Спорить было поздно -- почва под ногами Хэнзарда затвердела одним резким толчком. Хэнзард понял, что его машина сработала, и секунду назад реальная Земля переместилась на противоположную точку своей орбиты, ее ось перевернулась вверх тормашками, а здесь осталось только эхо прежней Земли. -- Этого не может быть,-- сказал Хэнзард.-- А если этот бред все-таки может быть, то он окажется пострашнее любой бомбы. -- Потухните, Натан! Вы что, еще не поняли, что я всегда прав? -- А вы подумали, что произойдет с населением реального мира? Все-таки их благополучие важнее нашего. -- Да, я подумал о них! Главным событием для них будет то, что люди северного полушария неожиданно увидят южные созвездия. Не исключено, что на ночной стороне Земли случится несколько кораблекрушений. Поверьте, это ничтожная плата по сравнению с тем, что они сами себе приготовили. -- Но как это может остановить бомбы? В любом случае они будут отправлены с Марса. -- Наплевать! Бомбы отправятся на спутники-приемники, кото╜рые останутся вне передающего поля. Земля окажется по ту сторону Солнца, а спутники -- здесь. -- И сбросят бомбы на Землю суб-вторую? -- Дважды наплевать. Не забывайте, что для первичной материи ничего вторичного не существует. С точки зрения бомб, Земля просто исчезнет. Кстати, эхо Земли не будет притягивать спутники, они улетят по касательным к своим орбитам и в конце концов попадают на Солнце.-- Пановский ухмыльнулся.-- Представляю, что поду╜мают вояки с Марса, когда Земля неожиданно исчезнет из виду? Как по-вашему, они обвинят в этом русских? Однако Хэнзард был не в том состоянии, чтобы шутить. -- Все равно я не могу поверить. Это же не теннисный мячик, который можно зашвырнуть куда угодно. Это же Земля, черт бы ее побрал! Целиком! -- Вы считаете это возражением? Надо бы знать, что большой масштаб только упрощает дело. Башенные часы появились раньше наручных, а ведь Солнечную систему постоянно сравнивают с ча╜совым механизмом. Примите во внимание, что, сдвигая Землю, я ни в малейшей степени не теряю ее импульса. Если бы удалось направить Землю абсолютно точно, она продолжила бы свой путь по орбите плавно, как звезда русского балета. Такой же точности я гарантировать не могу, но расчеты показывают, что ничего особо страшного не случится. -- А переворот вверх ногами? -- Надо же как-то сохранить последовательность времен года, а они связаны с положением Земли на орбите. Я, по сути дела, пере╜мещаю Землю на шесть месяцев вперед. Поворот земной оси ком╜пенсирует этот сдвиг. Так что Земля полетит далеко и вверх тор╜машками. Хэнзарду было нечем дышать. "Идиот! -- со злостью думал Хэнзард-2.-- Ну зачем ты остался в пределах поля нейтрализации? Зачем?" "Какая теперь разница?" -- в ответе была грусть, которую Хэнзард не мог признать за свою. Те шесть недель, что они прожили врозь, действительно сделали их разными людьми. "Ты что, думаешь, вы теперь квиты? Полагаешь, твоя гибель сможет оплатить его смерть? Идиот". "Нет, это не из-за него". "Но тогда -- почему? И как же Бриджетта?" Хэнзард-1 не ответил или уже не смог ответить. Да для него и не было никакой Бриджетты. Хэнзард-2 с трудом высвободил свое тело из кокона умершей плоти. Сброшенное тело не утонуло в почве, которой для него просто не существовало, а медленно поднялось вверх и поплыло над бетон╜ным полем, словно воздушный шарик, сморщившийся к концу дол╜гого дня. Притяжение Земли-2 не действовало на первичное веще╜ство тела, и оно неотвратимо притягивалось реальной Луной, сто╜явшей низко над горизонтом и скрытой сейчас облаками. Луна, в свою очередь, начала медленное падение на Солнце, потому что больше никакая сила не удерживала ее на месте. Какой-то отголосок, еще звучавший в глубине мозга Хэнзарда, подсказал ему, отчего Хэнзард суб-первый выбрал для себя смерть. Несмотря ни на что, он оставался прежним офицером, и невыпол╜нение приказа было для него равносильно самому отвратительному из преступлений -- предательству. Хэнзард стащил с себя дыхательную маску, с которой не расста╜вался с предыдущего вечера. Теперь у него снова был целый мир воздуха, которым можно дышать, мир земли, по которой можно ходить, мир людей, которые могли придать смысл его поступку и всей его жизни. Этот мир, эхо реального мира, был теперь его Реальным Миром. И войны, которая могла бы разрушить этот мир -- не будет. Глава 18 СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ Такси остановилось около "Нью-Сент-Джорджа" -- отеля, кото╜рый при нормальном положении вещей был бы не по карману Хэн-зарду. Хэнзард спросил у портье, какой номер занимает Пановский. Случайно или нет, это оказался тот самый номер, который Хэнзард невидимо занимал сорок дней назад. Хэнзард застал Пановских в одиночестве, если, конечно, так можно сказать о двух людях. -- Натан! Я чертовски рад снова вас видеть! Едва избежав столкновения, они подкатили к нему на своих креслах. -- Я боялся,-- сказал Пановский в камилавке,-- что мне при╜дется уехать, не повидавшись с вами. -- Он отправляется в Рим,-- объяснил другой Пановский,-- что╜бы повидаться с папой, а поскольку Ватикан запретил людям пере╜двигаться с помощью передатчиков, то Бернар летит самолетом. Вы, Натан, ведь и сами прилетели? Вас так долго не было! Хэнзард, соглашаясь, кивнул. -- Египетские власти были ошарашены, обнаружив меня на вер╜хушке пирамиды. А потом, когда стала исчезать Луна... -- Ох уж эта Луна! Я так глуп, что не заслуживаю будущей жизни. Пинок под задницу -- вот чего я заслуживаю. Хэнзард, скептически улыбаясь, выслушал тираду Пановского. -- Не хотите ли вы сказать, будто на самом деле просмотрели Луну? Продумали каждую мелочь, а Луну забыли? Пановские виновато взглянули друг на друга. -- Во всяком случае,-- скромно сказал первый,-- мы убедили в этом правительство. -- Не будем об этом,-- вмешался второй Пановский.-- Хотя правительство относится к нам уже не так бесчеловечно, но все же я уверен, что эта комната наверняка прослушивается. Скажите лучше, Натан, вы верите, что хотя бы иногда цель оправдывает средства? Конечно, без Луны не будет приливов, ни здесь, ни на суб-первой Земле, течения в океанах перепутаются, начнутся жут╜кие бедствия, беспорядки, трагедии. Но