сообщали вам, что они учатся что-то там делать на компьютерах). Они выпили вместе. Конор спросил ее, не захочет ли она посмотреть его маленькую квартирку. Женщина ответила, что он забавный парнишка, и согласилась. -- Ты настоящий домосед, правда? -- спросила девушка после того, как он включил свет в квартирке. Потом, после занятий любовью, она спросила его о полосах на спине и животе. -- "Эйджент Оранж", -- ответил Конор. -- Хотелось бы мне научить их всех как следует произносить эти слова. И вот теперь он один боролся с последствиями запоя, больше всего желая увидеть сейчас Майка Пула и поговорить с ним об "Эйджент Оранж", поинтересоваться новостями о Тиме Андерхилле. 8 Майкл Пул работает и отдыхает 1 -- Все решено, -- произнес Майкл. -- В январе в Сингапуре медицинская конференция, организаторы предлагают скидку на билеты туда и обратно. Он поднял глаза от номера "Американского терапевта". В ответ Джуди только сжала губы, не отрываясь от телешоу "Сегодня". Джуди завтракала, стоя у некоего подобия стойки посреди кухни. Майкл сидел один за длинным кухонным столом. Три года назад Джуди объявила, что кухня морально устарела, оскорбляет ее эстетические чувства и стала совершенно бесполезной, и потребовала переделать ее. Теперь она каждое утро завтракала стоя в восьми футах от стола, за которым сидел муж. -- А какая тема конференции? -- спросила Джуди, по-прежнему глядя на экран. -- "Педиатрия в травматологии". С подзаголовком "Травматология в педиатрии". Джуди бросила на него чуть иронический, но вполне дружелюбный взгляд и с хрустом откусила кусочек тоста. -- Все должно сработать, -- продолжал Майкл. -- Если повезет, мы сможем отыскать Андерхилла и решить все вопросы за неделю-две. Авиабилет будет действителен лишнюю неделю. Джуди так и не повернулась к нему. -- Ты прослушала вчера сообщение Конора на моем автоответчике? -- С чего бы это мне слушать твои сообщения? -- Гарри Биверс послал Конору чек на две тысячи долларов, чтобы покрыть расходы на поездку. Никакой реакции. -- Конор не мог в это поверить. -- Как ты думаешь, они правильно сделали, что заменили Тома Брокоу Брайаном Гамбелом? Я всегда считала его каким-то чересчур легковесным. -- А мне он всегда нравился. -- Ну что ж, возможно ты прав, -- Джуди обернулась, чтобы поставить в раковину свои почти не испачканные тарелку и чашку. -- Это все, что ты хочешь сказать? Джуди повернулась к мужу, явно едва сдерживаясь: -- Ах, извините. Мне позволено добавить что-то еще? Ну так вот, мне не хватает по утрам Тома Брокоу. Если честно, старина Том иногда возбуждал меня. (Четыре года назад, в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, после смерти их сына Роберта -- Робби, -- Джуди положила конец их с Майклом физической близости.) Шоу больше не кажется мне таким интересным, как и многое другое на этом свете. Но я думаю, так иногда бывает, не правда ли? С сорокалетними мужьями ведь тоже происходят иногда странные вещи. -- Джуди посмотрела на часы и гневно взглянула на мужа. -- У меня всего двадцать минут, чтобы добраться до школы. Умеешь ты выбрать момент... -- Ты так ничего и не сказала по поводу поездки. Джуди вздохнула. -- Как ты думаешь, где Гарри Биверс взял деньги, которые он послал Конору? На той неделе звонила Пэт Колдуэлл. Она рассказала, что Гарри плел ей какие-то байки о правительственной миссии. -- О? -- Несколько секунд Майкл молчал. -- Гарри любит воображать себя Джеймсом Бондом. Но не все ли равно в конце концов, где он взял эти деньги. -- Хотелось бы мне понять, почему тебе так необходимо лететь в Сингапур в компании пары психов, чтобы разыскать еще одного такого же психа. Джуди нервно одернула полу своего парчового жакета. На секунду она показалась Майклу похожей на Пэт Колдуэлл. Джуди не пользовалась косметикой, и в ее светлых волосах давно уже поблескивали серебристые седые пряди. Затем она одарила наконец мужа первым прямым, открытым взглядом за это утро. -- А как же твоя любимая пациентка? -- Посмотрим. Я скажу ей обо всем сегодня. -- А твои компаньоны займутся всеми остальными, не так ли? -- И все с огромным удовольствием. -- А ты с не меньшим удовольствием будешь рыскать по всей Азии. -- Но ведь совсем недолго. Джуди опустила глаза и улыбнулась. В улыбке этой было столько горечи, что у Майкла похолодело внутри. -- Я хочу знать, не нуждается ли Тим Андерхилл в моей помощи. Он -- наше недоделанное дело. -- Я понимаю только одно. Была война, ты убивал людей, в том числе детей. Что ж, в этом суть войны. Но когда война закончена, она должна быть закончена. -- Я думаю, что в каком-то смысле не заканчивается ничто и никогда. 2 Это была правда. В Я-Тук Майкл Пул действительно убил ребенка. Обстоятельства дела были туманны, но факт оставался фактом: он выстрелил и убил ребенка, стоявшего в тени сарая. Майкл ни в чем не был выше Гарри Биверса. Он был таким же, как Гарри Биверс. В прошлом Гарри Биверса тоже был ребенок, с которым он столкнулся лицом к лицу, как и Майкл Пул с малышом, стоявшим в тени сарая. Все было по-другому, только исход дела оказался одинаковым, и именно исход дела имел значение для них обоих. Несколько лет назад Майкл прочел в каком-то романе, названия которого он даже не запомнил, что ни одна история не существует в отрыве от своего прошлого, и именно прошлое делает понятной для нас эту историю. Это было правдой и касалось не только историй из книг. Майкл был тем, чем он был сейчас, -- педиатром сорока одного года, проезжающим через небольшой городок с томиком "Джейн Эйр", лежащим рядом на сиденье, -- отчасти и потому, что убил ребенка в Я-Тук, но в гораздо большей степени потому, что, прежде чем он вылетел из колледжа, Майкл встретил хорошенькую старшекурсницу по имени Джудит Рицман и женился на ней. Когда его призвали в армию, Джуди писала ему два-три раза в неделю, и Майкл до сих пор помнил некоторые ее письма наизусть. В одном из них она сообщала, что хочет, чтобы их первый ребенок был мальчиком, и собирается назвать его Робертом. И Майкл, и Джуди были такими, какими они стали из-за всего, что сделали или не сделали в прошлом. Он женился на Джуди, он убил ребенка, а потом пил, и пил, и пил, чтобы забыться. Джуди содержала мужа, пока он заканчивал медицинский колледж. Роберт -- его милый, ласковый, красивый, всегда унылый Роберт -- родился в Уэстерхолме и прожил свою скучную, не богатую событиями и ничего в сущности не значившую маленькую жизнь в этом небольшом городишке, который обожала его мать и ненавидел его отец, Робби поздно начал говорить, поздно начал ходить, плохо учился в школе. Но Майкл очень быстро понял, что ему в сущности наплевать, будет ли его сын учиться в Гарварде и вообще будет ли он учиться колледже. Робби принес в его жизнь радость. Когда мальчику было пять лет, из-за частых головных болей его положили в больницу, где работал отец. Тогда-то у него и обнаружили первую раковую опухоль. Потом были другие опухоли -- на спинном мозге, на печени, на легких. Майкл купил сынишке белого кролика, которого Робби назвал Эрни в честь одного из героев "Сезам-стрит". Когда Робби ненадолго становилось лучше, он таскался с этим кроликом по всему дому, как обычно таскаются дети с плюшевыми мишками. Болезнь Робби продолжалась три года -- три года, внутри которых, казалось, существовал свой отсчет времени, свой собственный ритм, никак не связанный с ритмом окружающего мира. Когда Майкл оглядывался назад, ему казалось, что годы эти прошли очень быстро -- тридцать шесть месяцев уложились не более чем в двенадцать. Внутри же этого срока каждый час тянулся неделю, неделя -- год, а все эти три года унесли с собой молодость Майкла Пула. Но, в отличие от Робби, он пережил их -- эти три года. Он качал сына на руках, когда тот боролся уже за каждое свое дыхание, -- в конце концов Робби довольно легко расстался с жизнью. Майкл положил своего дорогого мертвого мальчика на кровать и, наверное, в последний раз обнял жену. -- Я не хочу видеть этого проклятого кролика, когда вернусь домой, -- сказала Джуди. Она хотела, чтобы Майкл убил зверька. И он действительно чуть не убил кролика, хотя приказание жены напоминало ему волю злой королевы из сказки. Как и жена, Майкл дошел до такой степени отчаяния, что вполне был способен на это. Однако вместо этого он отнес кролика в поле на северной окраине Уэстерхолма, вынул клетку из машины, открыл дверцу, и Эрни выпрыгнул наружу. Он огляделся вокруг своими маленькими глазками (немного напоминавшими глаза Робби), немного попрыгал около клетки и стремглав кинулся в лес, видневшийся неподалеку. Сворачивая на стоянку около госпиталя Святого Варфоломея, Майкл вдруг понял, что ехал от своего дома на Редкоут-парк до Оутер Белт-роуд, на которой стояла больница, то есть практически через весь город, со слезами на глазах. Он проехал семь поворотов, пятнадцать дорожных знаков, восемь светофоров и одну из забитых машинами нью-йоркских дорожных развязок на Белт-роуд, практически ничего не видя. Он не помнил, как ехал через город. Его щеки были мокрыми, глаза распухли. Майкл достал носовой платок и вытер лицо. -- Не будь кретином, Майкл, -- сказал он сам себе, взял с сиденья "Джейн Эйр" и вышел из машины. Огромное, неправильной формы сооружение цвета сгнивших осенних листьев с башенками, контрфорсами и крошечными окошками, вкрапленными в фасад, стояло прямо напротив автомобильной стоянки. Главной обязанностью Майкла было осматривать всех младенцев, родившихся за ночь. С тех пор, как в одноместную палату больницы положили Стаси Тэлбот, то есть уже два месяца, раз в неделю, в те дни, когда Майкл навещал ее, он старался задержаться в палате для новорожденных подольше. После того, как был осмотрен последний младенец и Майкл заглянул ненадолго в послеродовую палату, чтобы удовлетворить свое любопытство относительно женщин, произведших на свет этих карапузов, он направился наконец к лифту, чтобы подняться на девятый этаж, в онкологическое отделение. Лифт остановился на третьем этаже, и внутрь вошел Сэм Стайн, хирург-ортопед, с которым Майкл был знаком. У Стайна была красивая белая борода и массивные плечи. Он был на пять-шесть дюймов ниже Майкла Пула, но вид у Стайна был настолько самоуверенный, что создавалось впечатление, что он смотрит на Майкла сверху вниз, хотя на деле ему приходилось изрядно задирать свою бороду, чтобы заглянуть коллеге в глаза. Лет десять назад Стайн неправильно прооперировал ногу одного из юных пациентов Майкла, а затем долго объяснял постоянные жалобы мальчика на боль истерией. Наконец, после неудачных попыток свалить вину на всех по очереди терапевтов, которые наблюдали мальчика, в особенности на Майкла Пула, Стайна заставили повторно прооперировать ногу ребенка. Ни Стайн, ни Майкл не забыли этого эпизода, и Майкл больше никогда не направлял к нему своих больных. Стайн взглянул на книгу в руках Майкла, нахмурился и посмотрел на панель лифта, чтобы определить, где они находятся. -- Как подсказывает мне мой опыт, доктор Пул, у приличного медика обычно нет времени отдыхать за чтением романов, -- сказал он. -- А я и не отдыхаю, -- ответил Майкл. Майкл дошел до двери палаты Стаси Тэлбот, не встретив по пути ни одного из почти семидесяти врачей Уэстерхолма (Майкл как-то подсчитал, что примерно половина этих людей с ним не разговаривает. А из оставшейся половины немногим пришло бы в голову задуматься над тем, что он делает в онкологическом отделении. Для них он был просто обычным, нормальным медиком). Майкл предполагал, что для кого-нибудь, вроде Сэма Стайна, то, что происходило сейчас со Стаси Тэлбот, тоже не выходило за рамки обычной медицины. Для него же это было не просто медицинским случаем, это напоминало ему о том, что случилось с Робби. Майкл вошел в палату и погрузился в темноту. Глаза девочки были закрыты. Майкл помедлил несколько секунд, прежде чем подойти к ней. Шторы были опущены, свет потушен. В застоявшемся воздухе висел запах цветов из магазинчика на первом этаже больницы. Грудь Стаси едва заметно вздымалась под сеткой переплетенных трубок. На простыне рядом с рукой девочки лежал томик "Гекльберри Финна". Судя по закладке, Стаси почти дочитала книгу. Майкл подошел к кровати. Девочка открыла глаза. Узнав Майкла, она улыбнулась. -- Я рада, что это вы. Стаси Тэлбот давно уже не была его пациенткой. По мере того, как болезнь захватывала один за другим разные ее органы, девочку передавали от одного специалиста к другому. -- Я принес тебе новую книжку, -- сказал Майкл, кладя томик на стол. Затем он сел рядом с девочкой и взял ее руки в свои. От иссохшей кожи Стаси исходил жар. Майкл видел каждый волосок бровей девочки. Волосы Стаси выпали, и на голове ее была пестрая вязаная шапочка, придававшая ей немного восточный вид. -- Как ты думаешь, у Эммалин Грандерфорд был рак? -- спросила Стаси. -- Думаю, что нет. -- Я все надеюсь прочитать в книге про кого-нибудь вроде меня, но, наверное, нет таких книг. -- Ты -- не совсем обычный ребенок. -- Иногда я думаю, что все это не может происходить со мной на самом деле. Что я просто все это выдумала, а на самом деле лежу дома, в своей постели и притворяюсь больной, чтобы не идти в школу. Майкл открыл карточку Стаси и прочитал сводку надвигающейся катастрофы. -- Они нашли еще одну, -- сказала Стаси. -- Я вижу. -- Наверное, опять повезут на процедуры, -- Стаси попыталась улыбнуться Майклу, но ей это не удалось. -- А я даже люблю ездить на сканирование. Это такое грандиозное путешествие -- мимо поста. По всему коридору. И еще на лифте! -- Должно быть, действительно интересно. -- Я все время падаю в обморок и должна лежать, лежать и лежать. -- И женщины в белом исполняют каждое твое желание. -- К сожалению. Глаза девочки неожиданно расширились, и она сжала горячими пальцами руку Майкла. Через несколько секунд Стаси расслабилась и сказала: -- В такие моменты мне приходит в голову, что кто-то там, кто бы это ни был, который выслушивает наши молитвы, наверное, уже не может слышать моего имени. -- Я посмотрю, -- сказал Майкл. -- Может быть, мне удастся устроить, чтобы кто-нибудь из медсестер вывозил тебя время от времени из палаты, раз тебе так нравится путешествовать, особенно на лифте. На секунду личико Стаси озарилось улыбкой, в глазах даже мелькнуло некое подобие надежды. -- Я как раз хотел сказать тебе, что и сам отправляюсь в путешествие, -- сказал Майкл. -- В конце января я уеду недели на две-три. -- Маска болезни снова вернулась на лицо Стаси Тэлбот. -- Я еду в Сингапур. А может быть, еще и в Бангкок. -- Один? -- Нет, с несколькими друзьями. -- Очень таинственно. Думаю, я должна поблагодарить вас за то, что вы меня предупредили. -- Я пришлю тебе оттуда тысячу открыток с жонглерами, подбрасывающими в воздух змей, и со слонами, переходящими улицы, по которым ездят рикши. -- Договорились -- я путешествую в лифте, а вы путешествуете по Сингапуру. Не стоит беспокоиться. -- Буду беспокоиться, если захочу. -- Не надо делать мне одолжений, -- Стаси отвернулась. -- Я действительно не хочу, чтобы вы обо мне беспокоились. У Майкла было такое чувство, что все это уже происходило с ним когда-то. Он наклонился и погладил лоб Стаси. Девочка поморщилась. -- Мне очень жаль, что ты на меня сердишься. Я зайду навестить тебя на следующей неделе, и мы сможем подробнее все обсудить. -- Откуда вы знаете, что я чувствую? Я ведь такая глупенькая. И вы понятия не имеете, что творится у меня внутри. -- Хочешь верь, хочешь не верь, но, мне думается, я представляю себе, что творится у тебя внутри. -- Вы когда-нибудь видели камеру для сканирования изнутри, доктор Пул? Майкл встал. Когда он наклонился, чтобы поцеловать Стаси, девочка отвернулась. Выходя из комнаты, Майкл слышал, как она плачет. Прежде чем покинуть больницу, он несколько секунд помедлил около поста. 3 В тот же вечер Пул обзвонил всех остальных по поводу чартерного рейса. -- Конечно, запиши меня, парнишка, -- сказал Конор Линклейтер. -- Это просто замечательно, -- сказал Гарри Биверс. -- А я уже беспокоился, когда ты наконец свяжешься с нами. -- Тебе известен мой ответ, Майкл, -- сказал Тино Пумо. -- Кто-то должен приглядывать за лавочкой. -- Считай, что ты только что стал любимым героем моей жены, -- сказал ему Майкл. -- Ну хорошо. Но все-таки... может быть, ты возьмешь на себя труд помочь нам раздобыть адрес Тима Андерхилла? Его книгу напечатало издательство "Гладстон Хаус". Кто-нибудь там должен знать его адрес. Они договорились, что перед отъездом соберутся выпить все вместе. 4 В один из вечеров на следующей неделе Майкл Пул возвращался домой из Нью-Йорка в снежную бурю. На обочине дороги, напоминая трупы на поле битвы, валялись опрокинутые машины, многие сильно разбитые и покореженные. В нескольких сотнях ярдов впереди видна была мигалка полицейской машины. Красный свет сменялся желтым, затем синим. Машины двигались в одну линию, едва видные за пеленой снега, мимо казавшейся огромной белой машины "скорой помощи" и полисменов, размахивавших светящимися жезлами. На секунду Майклу показалось, что он увидел Тима Андерхилла, всего облепленного снегом и похожего на гигантского белого кролика. Тим стоял рядом с машиной и размахивал фонарем. Чтобы остановить Майкла? Или чтобы осветить ему путь? Повернув голову, Пул увидел, что принял за Тима огромное дерево, засыпанное снегом. Желтый отсвет полицейской мигалки упал на переднее сиденье. 9 В поисках Мэгги Ла 1 Пумо казалось, что все пошло вкривь и вкось и в один прекрасный момент все развалилось на части. Тино ненавидел отель "Палладиум", он ненавидел "Майкла Тодда". Еще он ненавидел "Ареа", "Рокси", "Си-Би-Джи-Би", "Маник", "Данситерию" и "Ритц", потому что Мэгги так и не появилась ни в одном из этих мест. Он мог часами сидеть в баре, напиваться, пока не упадет замертво, и все это приведет лишь к тому, что сотни завсегдатаев ночных баров будут иметь возможность пнуть его ногой, прежде чем приложиться к следующей бутылке "Роллинг Рок". Когда Тино в первый раз прошел мимо швейцара в огромный, напоминавший амбар зал, который использовали в "Палладиуме" для приемов и вечеринок, он явился туда прямо с нескончаемого заседания бухгалтерской группы "Сайгона". На нем был его единственный серый фланелевый костюм, купленный еще до войны во Вьетнаме и достаточно тесный, чтобы вместить в себя Целиком сегодняшнего Пумо. Тино слонялся в толпе, пытаясь отыскать глазами Мэгги Ла. Постепенно он стал замечать, что все, с кем он сталкивался, пристально смотрят на него несколько секунд, а затем расступаются, чтобы дать пройти. Посреди зала, полного народа, Пумо был окружен чем-то вроде карантинной зоны, санитарного кордона пустоты. Однажды, услышав за спиной громкий смех, Пумо обернулся, чтобы посмотреть, не сможет ли и он разделить всеобщее веселье, но лица смеявшихся тут же превращались в каменные маски, встретившись с его взглядом. Наконец Пумо удалось, пробравшись к стойке, обратить на себя внимание молодого бармена с подкрашенными глазами и белым коком на макушке. -- Я интересуюсь, не знакома ли вам девушка по имени Мэгги Ла, -- начал Тино. -- Я рассчитывал встретить ее здесь сегодня вечером. Она -- китаянка маленького роста, симпатичная. -- Я знаю ее, -- ответил бармен. -- Наверное, Мэгги появится попозже. Тино вдруг жутко разозлился на Мэгги. "Может быть, "Майкл Тодд", а может быть, и нет. Ла-ла", -- вспомнилось ему. Теперь-то Пумо ясно понимал, что эта записка -- очередной трюк, чтобы поиздеваться над ним. Он быстро отошел от стойки и вскоре обнаружил, что стоит перед белокурой девушкой, которой на вид было лет шестнадцать. На обеих щеках ее были нарисованы звездочки, одета она была в некое подобие блестящей черной ночной рубашки. Девушка была как раз во вкусе Тино. -- Я хочу, чтобы ты пошла со мной ко мне домой, -- сказал Пумо. Девушка немедленно разрешила для Тино загадку странного поведения окружающих: -- Я не хожу домой с легавыми из отдела наркотиков, -- сказала она. Это было примерно через неделю после Хэллоуина. Следующие две недели он не отлучался из ресторана. Борясь с тараканами, ему пришлось разворотить всю кухню. Как только он вместе с дезинфекторами отдирал одну из панелей стены, оттуда прыскали сотни насекомых, желая спрятаться от света. Их убивали в одном месте -- на следующий день они появлялись в другом. Долгое время они жили за кухонной плитой. Чтобы отрава не испортила пищу, Пумо и персонал кухни огородили плиту и все места, где они собирались морить насекомых, пластиковыми щитами, так чтобы ничего не попало на столы, где готовили еду. Они оттащили тяжеленную плиту на середину кухни. Шеф-повар Винх жаловался, что они с дочкой не могут спать ночью из-за постоянного шороха внутри стен. Винх с дочкой недавно перебрались в "офис" -- небольшую комнатку в подвале ресторана, потому что сестра Винха, в доме которой они жили, ждала еще одного ребенка, и ей потребовалась их комната. Обычно в "офисе" стояли кушетка, письменный стол и коробка с бумагами. Теперь письменный стол перенесли в гостиную Пумо, а Винх и Хелен спали на полу на матрацах. Эта недопустимая ситуация из временной грозила перерасти в постоянную. Хелен не только плохо спала, она к тому же мочилась в постель каждый раз, когда все-таки засылала. Винх утверждал, что недержание Хелен усилилось после того, как она увидела Гарри Биверса, сидящего в баре. Все вьетнамцы считали Гарри Биверса дьяволом, насылающим проклятия на детей. Чем было вызвано это мистическое убеждение, Пумо понять не мог, но с этим ничего нельзя было поделать. Иногда, когда Тино слышал в очередной раз эту чушь, ему хотелось просто-напросто удавить Винха, останавливало его не только то, что это грозило тюрьмой, но, что еще хуже, он никогда не сможет найти себе нового шеф-повара. Одна головная боль накладывалась на другую. Мэгги так и не появилась и за следующие десять дней не прислала ему ни одной весточки. К тому же по ночам Пумо стал сниться Виктор Спитални, выбегающий из пещеры в Я-Тук, облепленный осами и пауками. Министерство здравоохранения прислало ему повторное предупреждение, а инспектор бормотал что-то об использовании не по назначению нежилого помещения. В офисе действительно сильно воняло мочой. За день до того, как в "Войс" появилось следующее послание Мэгги Ла, опять звонил Майкл Пул и попросил выяснить, не знает ли кто-нибудь в издательстве "Гладстон Хаус", где живет Тим Андерхилл, если, конечно, у Тино есть время. -- Да, конечно, -- пробурчал в ответ Пумо. -- Как не быть. Целый день валяюсь в постели с томиком стихов. Он все-таки нашел в справочнике телефон издательства. Женщина, ответившая на звонок, переадресовала его в редакцию. Там женщина по имени Коразон Фэйр сказала, что ничего не знает об авторе по имени Тимоти Андерхилл и отослала его к некой Дине Меллоу, которая отослала его к Саре Гуд, которая отослала его к Бетси Флэгг, которая вроде бы говорила, что что-то слышала об Андерхилле. Оказалось, что нет. Дальше его направили в отдел рекламы, где он переходил из рук в руки от Джейн Бут к Мэй Апшоу, а от нее к Марджори Фэн, которая отошла от телефона минут на пятнадцать, а затем появилась вновь с информацией, что лет десять назад мистер Андерхилл написал в издательство письмо, в котором просил никому не сообщать его местонахождение и не давать о нем никакой информации, рискуя в противном случае вызвать сильное недовольство автора, а связываться с ним и пересылать почту следует через агента мистера Фенвика Тронга. -- Фенвик Тронг? -- переспросил Пумо. -- Это его настоящее имя? На следующий день была среда. Пумо отвез Винха на рынок, Хелен в школу и вышел около газетного стенда на углу Восьмой улицы и Шестой авеню, чтобы купить свежий номер "Виллидж Войс". Ему попадались по дороге и другие стенды, которые были даже ближе к дому, но именно этот стенд находился всего в нескольких кварталах от небольшого кафе "Ля Гросериа", где Пумо сможет посидеть в зальчике, освещенном неярким солнечным светом, падающим сквозь большие окна, выцедить пару чашечек "Капучино" в окружении похожих на балерин изящных официанточек с белыми утренними лицами и прочитать каждое слово на "доске объявлений" "Виллидж Войс". Он нашел объявление Мэгги прямо над картинкой посреди страницы: "Мой вьетнамский котик! Попробуй еще в том же месте в то же время? Синяки и татуировки. Ты должен полететь на восток с остальными и взять свою девочку с собой". Наверное, брат Мэгги слышал от Гарри Биверса об их поездке и сообщил сестре. Пумо попытался представить себе, как это будет, если он отправится в Сингапур с Майклом Пулом, Линклейтером, Гарри Биверсом и Мэгги Ла. У Тино тут же сжался желудок и показалось, что "Капучино" отдает медью. Мэгги наверняка захватила бы с собой кучу шмоток, которые пришлось бы тащить ему, причем большую их часть -- в бумажных пакетах. Она из принципа потребовала бы, чтобы Пумо хотя бы раза два сменил отель, флиртовала бы с Майклом Пулом, пикировалась с Гарри Биверсом и милостиво разрешала бы присутствие Конора Линклейтера. Тино почувствовал, что его начинает прошибать пот. Он подал знак, чтобы принесли счет, расплатился и вышел. Несколько раз в течение дня Пумо набирал номер Фенвика Тронга, но у агента все время было занято. В одиннадцать часов он отдал в общем-то ненужные распоряжения о закрытии ресторана, принял душ, переоделся и заторопился в заднему входу отеля "Палладиум". Минут пятнадцать Пумо стоял и мерз у входа вместе с остальными, напоминая самому себе одну из собак в проволочном загоне, пока наконец кто-то не узнал его и не пропустил внутрь. "Если бы не та статья в "Нью-Йорке", -- подумал Пумо, -- мне вообще не удалось бы войти". На сей раз на нем был пиджак от "Джорджио Армани" и элегантные черные брюки, серая шелковая рубашка и узкий черный галстук. Его могли бы принять за сутенера, но уж никак не за инспектора отдела по борьбе с наркотиками. Пумо раза два прошелся взад-вперед по бару с бутылкой пива в руках, прежде чем понял наконец, что Мэгги Ла обвела его вокруг пальца два раза подряд. Он пробрался через толпу к одному из столиков, за которым, освещаемые пламенем свечей, шептались о чем-то экстравагантно одетые молодые люди. Но Мэгги не было и среди них. "Все пошло прахом, -- думал Пумо. -- В какой-то момент -- я не успел заметить в какой -- жизнь моя перестала иметь смысл". Вокруг крутилась молодежь. Из невидимых колонок доносились оглушительные раскаты рок-музыки. Тино вдруг очень захотелось оказаться дома, полежать на диване в джинсах и послушать "Ролинг Стоунз". Все равно Мэгги не появится ни сегодня, ни в другой раз. В один прекрасный день какой-нибудь здоровенный юнец -- ее новый дружок -- появится на пороге Пумо, чтобы забрать пластмассовое радио, маленький желтый фен и пластинки с этой жуткой лающей музыкой -- все, что осталось от Мэгги. Пумо протиснулся в бар и заказал водку с мартини со льдом. "Не забудь оливку, разбавь вермутом и не жалей льда", -- требовал Майкл Пул в сомнительном заведении Мэнли, где, конечно же, не было ни оливок, ни льда, а только кувшин с какой-то весьма подозрительной "водкой", которую, как утверждал Мэнли, он достал у какого-то майора из Первого десантного. -- Впервые за сегодняшний вечер ты выглядишь счастливым, -- произнес низкий голос за спиной Пумо. Он обернулся и увидел создание неопределенного пола в причудливом одеянии. Кожа над ушами создания была чисто выбрита. Блестящие черные волосы стояли дыбом на самой макушке и ниспадали на спину. Под балахоном создания Пумо удалось наконец разглядеть грудь, а под широким поясом -- бедра, видимо, все-таки женские. Пумо попытался представить себе, каково оказаться в постели с женщиной, у которой выбрита половина головы. Минут через пятнадцать девица уже прижималась к Пумо на заднем сиденье такси. -- Укуси меня за ухо, -- сказала она. -- Прямо здесь? Девица подняла голову, Пумо обнял ее за плечи и сомкнул зубы на мочке уха. Над ушами была видна теперь жесткая черная щетина. -- Сильнее, -- потребовала девушка. Пумо укусил сильнее, она удовлетворенно вскрикнула. -- Ты не сказала мне, как тебя зовут, -- вспомнил Пумо. Рука девушки скользнула ему в брюки, она потерлась грудью о его руку. Тино почувствовал приятное возбуждение. -- Друзья зовут меня Дракула. Но не потому, что я сосу кровь. Она не позволила Пумо включить свет в коридоре, и пришлось пробираться в спальню в темноте. Девушка, хихикая, толкнула Пумо на постель. -- Ложись, -- сказала она, расстегнула ремень Тино, сняла с него ботинки и спустила брюки. Он освободился от пиджака и сдернул галстук. -- Тино красивый, -- промурлыкала Дракула. Она наклонилась и лизнула его член. -- Каждый раз, когда я это делаю, я чувствую себя как в церкви, -- сказала девушка. -- О-о-о, -- застонал Пумо. -- Где ты была всю мою жизнь? -- Ты не хочешь знать, где я была, -- длинным ногтем девушка пощекотала мошонку Пумо. -- Не беспокойся, у меня нет дурных болезней. Я просто живу в приемной у доктора. -- Почему? -- Наверное, мне нравится чувствовать себя женщиной. Вымотанный, окончательно утомленный действием алкоголя Пумо позволил ей продолжать. Дракула уселась ему на грудь, напоминая всадника из племени апачей. -- Тебе нравится Дракула? -- спросила она. -- Думаю, я женюсь на Дракуле, -- сказал Пумо. Девушка расстегнула и скинула рубашку, обнажив упругие, торчащие в разные стороны груди. -- Укуси меня, -- потребовала она, тыкая ими Пумо в лицо. -- Сильно. Пока я не скажу остановиться. Пумо легонько куснул один из сосков, девушка в ответ вдавила костяшки пальцев в его висок. -- Сильнее, -- она впилась ногтями в его член. Пумо укусил ее уже со всей силой. -- Сильней! -- Он повиновался. Наконец он почувствовал на губах вкус крови, девушка вскрикнула, застонала и крепко сжала руками его голову. -- Хорошо, хорошо. -- Одной рукой она снова нащупала член Пумо. -- Все еще стоит? Хороший Тино. Наконец она позволила ему опустить голову. -- А теперь маленькая Драк отправляется обратно в церковь. Пумо рассмеялся и откинулся на подушку. Он думал, слышен ли был крик Дракулы Винху и Хелен. Решил, что скорее всего нет -- их разделяло два этажа. Наконец Пумо кончил, фонтаном разбрызгав сперму по щекам и по лбу девушки. Она уселась теперь так, что обе руки Пумо оказались прижатыми к простыне ее ногами, и несказанно удивила его тем, что начала обеими руками втирать сперму в лицо. -- Никогда так не кончал с тех пор, как мне было двадцать, -- сказал Пумо. -- Но мне больно рукам, когда ты так сидишь. -- Бедный мальчик, -- Дракула потрепала его по щеке. -- Я буду тебе очень признателен, если ты все-таки слезешь с моих рук. Девушка торжествующе взглянула на Пумо и со всей силы ударила его в висок. Пумо попытался подняться, но получил еще один удар. На несколько секунд он отключился, а очнувшись, увидел блестящие в торжествующей ухмылке зубы Дракулы и руку, занесенную для нового удара. Пумо закричал, и кулак немедленно обрушился на его голову. -- Убивают! -- орал он, но никто не слышал. Всего девушка нанесла Пумо ударов двадцать, прежде чем он отключился окончательно, тупо глядя на ее губы, испачканные спермой и размазавшейся губной помадой. 2 Когда Пумо пришел в себя, было уже темно. Он не мог сказать, сколько времени провалялся без сознания. Болело все его тело, боль волнами расходилась от двух очагов -- головы и мошонки. Губы распухли и казались каждая размером с бифштекс. Тино в панике схватился за свой член -- все было в порядке. Пумо поднес руки к лицу -- они были темными от крови. Пумо поднял голову, чтобы взглянуть на свое тело. Острая боль пронзила виски. Тяжело дыша, Пумо уронил голову на подушку, затем поднял ее более осторожно. Он весь продрог. Тино увидел собственное голое тело, лежащее на мокрых от крови простынях. Волнами накатывала и ненадолго отпускала боль. Теперь губы уже казались размером с кирпич каждая. Влажными от крови пальцами он коснулся лица. Пума начал обдумывать, как бы ему подняться с кровати. Неожиданно заинтересовавшись, который час, Пумо поднял к глазам левую руку и обнаружил, что на ней нет больше часов. Пума огляделся. С тумбочки возле кровати исчезло радио с часами. Он осторожно сполз к краю кровати, нащупал пол одной ногой, а затем опустился на оба колена. Облокотившись грудью о кровать, Пумо пришлось проглотить рвоту, наполнившую рот. Когда Тино поднялся на ноги, у него закружилась голова и потемнело в глазах. Саднящими руками он схватился за изголовье кровати. Боль продолжала пульсировать в висках. Сжав руками голову, Пумо медленно дотащился до ванной. Не зажигая свет, он умыл лицо холодной водой и только после этого осмелился взглянуть на себя в зеркало. На него смотрела гротескная пурпурная маска, лицо человека-слона. Желудок Тино снова сжало и, прежде чем он упал на пол, его еще раз вырвало. 10 Сны и разговоры 1 -- Да, я лежу, и нет, я не изменил своего мнения по поводу поездки, -- Пумо разговаривал по телефону с Майклом Пулом. -- Ты бы посмотрел сейчас на меня. Или лучше не надо. Меня нельзя сейчас никому показывать. Я почти никуда не выхожу, чтобы не пугать детей. -- Это какая-то новая шутка? -- Хотелось бы мне, чтобы это было шуткой! Меня избила и ограбила психопатка. -- Ты хочешь сказать, что тебе разбили физиономию? -- Что-то в этом роде. Я когда-нибудь объясню, каким образом, хотя, честно говоря, обстоятельства весьма и весьма пикантные. -- Ну хотя бы намекни. -- Что ж, никогда не снимай никого по имени Дракула. -- Из трубки послышался смешок. -- Я остался без часов, без радио с часами, новых ботинок от "Маккриди и Шрайбера", ремня с кошельком, зажигалки "Данхилл", которая, правда, не работала, пиджака от "Джорджио Армани", всех кредитных карточек и трехсот долларов наличными. К тому же, когда он или она уходил, дверь внизу осталась незапертой, и какой-то чертов бродяга забрался внутрь и обоссал весь холл. -- И как ты теперь себя чувствуешь? О, Боже, какой глупый вопрос. Я хочу сказать, как ты вообще себя чувствуешь. Почему ты сразу же не позвонил мне? -- Как я чувствую себя вообще? Вообще я чувствую, что убил бы сейчас кого-нибудь, не моргнув. Эта история просто потрясла меня. Мир полон жестокости, нигде нельзя чувствовать себя в безопасности. С каждым в любой момент может случиться что-нибудь страшное. Из-за этой психопатки или психопата я, кажется, боюсь теперь выходить на улицу. Каждый, кто не дурак, должен бояться выходить на улицу. Послушайте, будьте осторожны там, в Сингапуре. Не рискуйте зря. -- Хорошо, -- пообещал Майкл. -- Единственное, что вышло из всего этого хорошего, так это то, что вернулась Мэгги. Оказывается, я просто-напросто разминулся с ней в том баре, где снял эту Дракулу. Бармен рассказал ей, что видел, как я ушел с кем-то другим. Мэгги пришла на следующий день, чтобы проверить, и увидела мою физиономию в два раза больше ее обычного размера. Так что Мэгги решила вернуться. -- В любом дерьме попадаются алмазы, как говорит Конор, или что-то там в этом роде. -- Да, я говорил с агентом Андерхилла. Вернее, с его бывшим агентом. -- Ну не томи. -- В общем, наш парнишка действительно уехал в Сингапур, как и обещал. Тронг -- хочешь верь, хочешь не верь, а этого агента зовут Фенвик Тронг -- не знает, живет ли он там до сих пор. Там все как-то странно. Чеки Андерхиллу пересылали в какой-то там небольшой банк в Чайна-таун. Тронг никогда даже не знал его адреса. Он пересылал ему почту на какой-то почтовый ящик. Время от времени Андерхилл звонил, чтобы поругаться, пару раз он увольнял Тронга. Я так понял, что за те шесть лет, что они работали вместе, звонки становились все более обидными, оскорбительными. Тронг говорил, что Тим каждый раз бывал пьян или под наркотиком, или и то и другое вместе. Через несколько дней он звонил опять и со слезами умолял Тронга на него работать. Наконец тому показалось, что это уж слишком, и он ответил, что не может больше работать на Андерхилла. Видимо, с тех пор тот обходился без агента. -- В таком случае не исключено, что Тим все еще там, но разыскивать его нам придется самим. -- И у него наверняка не в порядке с головой. Я бы на твоем месте тоже остался дома. -- Итак, разговор с агентом убедил тебя, что Тим Андерхилл скорее всего, и есть Коко. -- Мне хотелось бы ответить нет, но... -- Мне тоже хотелось бы, чтобы ты ответил "нет". -- Так что подумай -- действительно ли он стоит того, чтобы рисковать из-за него собственной шеей. -- Я нисколько не сомневаюсь в том, что Тим Андерхилл стоит того, чтобы рисковать из-за него жизнью, гораздо больше, чем этого стоил Линдон Бейнз Джонсон. -- Что ж, давай прощаться, а то идет моя лучшая половина, -- закончил разговор Пумо. 2 -- Мне кажется, на свете не существует больше взрослых мужчин, -- сказала Джуди. -- Если они вообще когда-нибудь существовали. Теперь есть только выросшие мальчишки. Это просто ужас какой-то, Майкл очень умный, очень внимательный человек, он отдает всего себя работе, но то, во что он верит, это же просто смешно. Когда дело доходит до определенных вещей, выясняется, что у него совершенно детская система ценностей. -- У него, по крайней мере, есть хоть какая-то система ценностей, -- сказала Пэт Колдуэлл. Этот разговор, как и многие другие их разговоры, происходил по телефону. -- Иногда мне кажется, что у Гарри она если и есть, то в зачаточном состоянии. -- Майкл до сих пор верит в армию. Он пытается это отрицать, но это правда. Эта детская игра кажется ему реальностью. Ему нравилось быть частью целого. -- Гарри тоже, видимо, жил настоящей жизнью только во Вьетнаме. -- Весь фокус в том, что Майклу хочется назад. Опять быть одним из отряда. -- А Гарри, мне кажется, хочется делать хоть что-нибудь. -- Что-нибудь делать? Но ведь он мог бы найти работу. Опять работать юристом. -- М-м-м, что ж, может быть. -- Ты знаешь, что Майкл собирается продать практику, точнее, свою долю? Что он хочет перебраться в Уэстерхолм и работать в трущобах? Ему кажется, что он делает недостаточно. У него пунктик, что надо работать в таком месте, чтобы иметь право считать себя настоящим врачом. Не пытаться заняться политикой, а быть ближе к жизни. -- Значит, он решил использовать эту поездку, чтобы лишний раз все обдумать? -- предположила Пэт. -- Он решил использовать эту поездку, чтобы поиграть в армию. Об этом его комплексе вины по поводу Я-Тук я вообще не хочу упоминать. -- О, а Гарри всегда гордился тем, что произошло в Я-Тук. Когда-нибудь я покажу тебе его письма. По поводу Я-Тук я вообще не хочу даже упоминать. 3 В ночь перед отъездом в Сингапур Майклу Пулу приснилось, что он бредет ночью мимо гор к людям в форме, сидящим вокруг костра. Подойдя ближе, Майкл видит, что это не люди, а призраки: через их тела просвечивает костер. Призраки смотрят, как он приближается. Форма их была изодрана и заляпана грязью. Во сне Майкл просто спокойно отметил про себя, что ко