с телефоном.
Через несколько секунд хриплый мужской голос произнес:
-- Говорите, и лучше, чтобы вы действительно сообщили мне нечто важное.
-- Это Том Пасмор, Андрес.
-- Кто? А, друг Леймона.
-- Андрес, я очень беспокоюсь о нем. Вчера вечером он ушел на встречу с
полицейским, но там его не было, и назад он тоже до сих пор не вернулся.
-- И из-за этого ты поднял меня с постели? Как ты думаешь, почему
Леймону дали прозвище мистер Тень? Просто подожди еще, и он появится.
-- Я ждал всю ночь, Андрес, -- возразил Том. -- А он сказал мне, что
обязательно вернется.
-- Может быть, он просто хотел, чтобы ты так думал, -- это напоминало
Тому вчерашний разговор с Хобартом Эллингтоном.
Том молчал. Наконец Андрес, зевнув, спросил:
-- Ну, хорошо, и что ты хочешь, чтобы я предпринял по этому поводу?
-- Я хочу съездить к нему домой.
Андрес вздохнул.
-- Хорошо. Но дай мне хотя бы час. Я должен выпить хотя бы чашку кофе.
-- Час? -- переспросил Том.
-- Почитай пока книжку.
Они договорились, что Андрес будет ждать Тома перед входом в отель со
стороны "Пещеры Синбада" в одиннадцать тридцать.
Рядом со швейными машинами и саксофонами, шеи которых были изогнуты как
буквы в записках Джанин Тилман, мужчина лет пятидесяти в белой рубашке с
закатанными рукавами прислонился к стене и, закурив сигарету, стал наблюдать
сквозь темные очки за входом в отель "Сент Алвин". Том отвернулся от окна и
стал ходить по комнате. Он начинал понимать, как это люди могут рвать на
себе волосы, грызть ногти, биться головой о стену. Конечно, это не лучшее
времяпрепровождение, но такие вещи наверняка могут хотя бы немного отвлечь
от беспокойства.
И тут ему вдруг пришла в голову одна идея. Возможно, она была не
слишком удачной, но это поможет скоротать время до приезда Андреса. И
поможет ответить на вопрос, который Том так и не решился задать Кейт Редвинг
давно, в той, прошлой жизни, когда он считал, что самое тяжелое -- это
пережить одинокие обеды в клубе на Игл-лейк. Том сел за стол, поднял
телефонную трубку и чуть было не начал на самом деле грызть ногти. Его вдруг
охватили сомнения в правильности того, что он собирался сделать. Он вспомнил
об Эстергазе, прикладывающемся к бутылке, зажатой у него между колен, потому
что ему везде мерещились привидения, и о реально существовавшем детективе по
фамилии Дэмрок, который совершил самоубийство. Том набрал номер справочного
бюро и узнал телефон интересующего его абонента.
Затем, не дав себе времени опомниться, он набрал этот номер.
-- Алло, -- произнес на другом конце провода голос, от звуков которого
на Тома нахлынули воспоминания о тенистых деревьях и холодной воде.
-- Баз, это Том Пасмор, -- сказал он.
На другом конце провода повисла тревожная тишина, затем Баз произнес.
-- Ты, наверное, не читал газет. Или ты звонишь из очень далекого
места.
-- В огне пожара погиб не я, а кто-то другой, -- сказал Том. -- Я
вернулся на Милл Уолк с Леймоном фон Хайлицом. Но никто больше не знает, что
я жив, Баз, и я прошу вас никому не рассказывать. Это очень важно. Через
пару дней все узнают об этом, но пока...
-- Если ты хочешь оставаться для всех мертвым, я никому ничего не
скажу, -- заверил его Баз. Ну, может быть, только Родди -- он так же, как и
я, очень горевал о вас. Я звонил тебе домой, чтобы выразить соболезнования
твоей матери, но трубку взял доктор Бонавентуре Милтон, и я сразу понял, что
он не даст мне поговорить с Глорией. -- Баз несколько раз с шумом вдохнул и
выдохнул воздух. -- У меня даже голова закружилась от волнения. Я так рад,
что ты жив! Мы с Родди видели статью в газете, и это сразу напомнило нам тот
случай, когда в тебя чуть не попала пуля, и мы стали задавать себе вопрос...
ну, ты понимаешь...
-- Да, понимаю, -- сказал Том.
-- О, Господи! Но чье же тело они нашли в таком случае?
-- Это была Барбара Дин.
-- О, Боже! Ну конечно! А ты вернулся на остров с Леймоном. Я понятия
не имел, что ты вообще знаком с ним.
-- Леймон знает всех.
-- Том, -- сказал Баз. -- Ты вернул нам наш портрет! Я не знаю, как
тебе это удалось, но мы с Родди навечно у тебя в долгу. Вчера нам позвонили
из полиции Игл-лейк и сказали, что мы можем его забрать. Если я могу что-то
для тебя сделать, можешь располагать мною в любое время.
-- Мне действительно нужно узнать у вас одну вещь. Это может показаться
вам странным, и вы можете сказать, что это вовсе не мое дело.
-- Что ж, попробуй.
-- Кейт Редвинг как-то упомянула в разговоре со мной о вашей прежней
работе.
-- А, -- последовала пауза. -- И ты хочешь знать, что заставило меня ее
оставить.
-- Да.
-- А Кейт не сказала тебе, что я работал с Бони Милтоном?
-- Она просто сказала, что это был известный опытный врач, и несколько
минут назад кое-что заставило меня вспомнить об этом. Баз снова замялся.
-- Что ж, я... -- он вдруг рассмеялся. -- Мне действительно немного
неловко говорить об этом. Но, думаю, что могу изложить тебе голые факты,
никого не компрометируя. Иногда я брал папки Бони домой на ночь, чтобы быть
в курсе историй болезней наших пациентов. Я был педиатром, так что поначалу
я читал лишь то, что относилось к детишкам, которых я лечил. Но потом я
начал читать истории болезни их родителей, чтобы знать, к чему
предрасположены мои пациенты. У меня возникла мысль, что все случившееся с
родителями так или иначе отражается на их детях. Бони не придавал особого
значения этой идее -- он вообще не любил новых идей, но особо не возражал
против моей работы, тем более что я всегда был очень тактичен, если замечал,
что он что-то пропустил или где-то ошибся. Но однажды я совершил ошибку,
случайно захватив домой папку пациента, которого Бони держал только для
себя. И, прочтя ее, я увидел, что дело пахнет трагедией, если ты понимаешь,
о чем я говорю. Опухоль матки, внутриматочное кровотечение и еще несколько
вещей, которые требовали по меньшей мере дальнейшего обследования. К тому
же, пациентке не помешало бы обратиться к психиатру. Ты понимаешь, о чем я
говорю. Все это было связано с событиями, случившимися с этой женщиной в
детстве. И это могло означать только одну вещь. Я не могу рассказывать
подробнее, Том. В общем, я поговорил об этом с Бони, и он пришел в ярость.
Меня вышвырнули из больницы, и это одна из причин, почему я не веду
пациентов в Шейди-Маунт.
-- Вы не знали полицейского по фамилии Дэмрок? -- спросил Том.
-- А ты, похоже, решил как следует покопаться в прошлом. Нет, я почти
не знал его. Но я знал о нем, и я узнал бы его, если бы встретил на улице.
Как раз в тот период, о котором я рассказываю, произошли так называемые
убийства "Голубой розы".
-- Это случилось после первого убийства?
-- После первых двух. Я должен был стать третьим -- думаю, ты знаешь об
этом. Не могу сказать, чтобы это было одним из моих любимых воспоминаний. Но
Леймон наверняка рассказал тебе о том, каким образом я связан со всем этим.
Том подтвердил, что так оно и было.
-- Конечно, не было никакой связи между моей встречей с маньяком и тем,
что Бони выкинул меня из больницы. Однако я до сих пор не уверен, что на
меня напал именно Дэмрок. И могу с уверенностью сказать еще одну вещь -- это
наверняка был не Бони.
-- Конечно, нет, -- сказал Том, хотя в этот момент ничто не показалось
бы ему невозможным.
Через несколько секунд они распрощались. Том побродил немного по
комнате, думая о тех фактах, которые только что сообщил ему Баз. Он
почувствовал, что не может больше оставаться один, и спустился вниз, в бар.
Том выпил две "кока-колы", не сводя глаз с окна. Наконец к тротуару
подъехало обшарпанное красное такси.
65
Том пригнулся на заднем сиденье, как только машина свернула на Калле
Дроссельмейер.
-- В чем дело? -- спросил Андрес. -- Тебе кажется, что кто-то следит за
тобой? -- Он отпил кофе из пластмассовой чашки с отверстием в крышке и
усмехнулся. -- Ас чего ты это взял?
Том медленно выпрямился. Они были уже в нескольких кварталах от отеля.
Впереди на расстоянии двухсот ярдов находились магазинчики, которые казались
воплощением рая на земле, когда Том смотрел на них из машины Сары Спенс.
-- А вы не заметили мужчину в темных очках и белой рубашке, стоявшего
напротив отеля.
-- Да, я видел его, -- сказал Андрес. -- Не стану утверждать, что это
не так.
-- Леймон заметил его, когда мы только поселились в "Сент Алвин". И с
тех пор этот мужчина все время стоял там и наблюдал за входом в отель.
-- Ну что ж, осторожность никогда не повредит, -- признал Андрес. -- Но
в том, что мы делаем сейчас, нет абсолютно никакого смысла. Надо же --
вытащить меня из постели, чтобы искать Леймона! Когда этот человек не хочет,
чтобы его видели, никто не в силах отыскать его. Я знаком с Леймоном сорок
лет и знаю, что этот человек может свести с ума кого угодно. Он никогда не
объясняет своих действий. Это чистая правда. Он говорит: я буду там-то и
там-то. И что же -- он действительно бывает именно там? Иногда, возможно. Он
говорит: увидимся через два часа. И когда же он является? Хорошо, если через
два дня. Разве Леймона волнует, что мне пришлось подняться с постели,
проспав всего два часа? Нисколько не волнует. Или его беспокоит, что ты
волнуешься по поводу его отсутствия? Уверяю тебя, что нет, друг мой. Такой
уж он человек. Леймон всегда работает, он то здесь, то там, он может
простоять двенадцать часов под дождем и сделать после этого очень ценный
вывод типа: "Очень немногие на Милл Уолк носят малиновые носки. У него в
голове играет совсем другая музыка".
-- Я знаю, но... Андрес, однако, еще не закончил свою речь.
-- И теперь мы едем в этот дом! У тебя что -- есть ключ? Или ты
думаешь, что он оставил дверь открытой? Не стоит даже думать о том, что ты
сумеешь обвести вокруг пальца Леймона фон Хайлица.
-- Я вовсе не пытаюсь перехитрить его, -- возразил Том. -- Я просто
хочу его найти. А если вам так хочется обратно в постель, я пойду пешком.
-- "Я пойду пешком", -- передразнил его Андрес. -- Ты думаешь точно так
же, как он. Ты так беспокоился о Леймоне, что не спал всю ночь, а теперь
хочешь, чтобы я отправился обратно в постель. Ну и что, по-твоему,
произойдет, если я поеду домой? Жена спросит меня, нашел ли я Леймона. Я
скажу: нет, потому что я хочу спать. А она скажет в ответ: ты будешь спать,
когда найдешь Леймона. -- Андрес покачал головой. -- Не так просто быть
другом такого человека. Как ты думаешь, кто нашел его, когда он истекал
кровью на заднем дворе Армори-плейс? Кто доставил его в больницу? Или ты
думаешь, что он добрался туда сам?
-- Значит, вы тоже беспокоитесь о нем? -- Том только сейчас понял это.
-- Ты невнимательно слушаешь меня, -- сказал Андрес. -- Это мой крест
-- беспокоиться о Леймоне фон Хайлице. Так что давай приедем к нему домой,
найдем его за приготовлением чая, и Леймон скажет что-нибудь вроде: "Конь
твоего дедушки потерял правую переднюю подкову". И ты отправишься к себе в
отель, размышляя над его фразой, а я отправлюсь спать, не думая о ней.
Потому что я слишком хорошо знаю Леймона, чтобы думать обо всем, что он
сказал.
Андрес свернул с Калле Берлинштрассе на Эджуотер-трейл. Мимо мелькали
Ватерлоо-парейд, Балаклава-лейн, Омдурман-роуд. Дома становились все больше,
улицы все шире. Виктория-террас, Стоунхендж-серкл, Эли-плейс,
Салисбери-роуд. Том снова был среди мирных городских пейзажей своего
детства, где на больших лужайках стрекотали кузнечики, а яркий солнечный
свет падал на хибискусы и бугонвилии с яркими красными цветами. Все дети,
живущие в этом районе, посещали школу Брукс-Лоувуд, а дорожная пробка
случалась лишь в том случае, если один слуга наезжал на велосипеде на
другого, и по мостовой разлеталось чисто выстиранное белье.
Йоркминстер-плейс. Крыши некоторых домов были выложены терракотовой
черепицей, стены других были мраморными -- они как бы глотали солнечный
свет, а третьи были построены из серого камня или дорогого белого дерева.
Все дома были с широким крыльцом, массивными колоннами и верандами,
напоминавшими поля. Широкие зеленые газоны орошались бьющей из фонтанчиков
водой.
Свернув на Седьмую улицу, Андрес остановил машину у обочины. Затем,
положив руку на спинку сиденья, он обернулся к Тому.
-- А теперь я посижу здесь, как это всегда было с Леймоном, а ты сходи
в дом. Хорошо? И ты увидишь то, что должен увидеть. А потом вернешься,
расскажешь мне об этом, и мы решим, что делать дальше.
Том похлопал Андреса по руке и вылез из машины. С океана со стороны
Истерн Шор-роуд до него доносились приятные запахи детства. Свернув на
Эджуотер-трейл, Том пошел в сторону Истерн Шор-роуд. Том чувствовал спиной,
что за ним наблюдают. В просветах между большими красивыми домами виднелся
океан.
Возле его дома стоял экипаж доктора Милтона. По дорожке, ведущей от
дома Лангенхаймов, двое мужчин несли обернутый холстом диван в сторону
фургона с надписью: "Внутренние перевозки". Тома не покидало чувство, что за
ним следят. Напротив, оно становилось все сильнее и сильнее. Он быстро
прошел мимо дома Джейкобса и оказался на дорожке, ведущей к дверям фон
Хайлица. Лужайка была выкошена совсем недавно -- Том услышал со стороны Ан
Дай Блумен едва различимое жужжание газонокосилки. На окнах, как всегда,
висели толстые шторы, заслонявшие частную жизнь владельца дома от любопытных
глаз соседских мальчишек. "С ним все в порядке, -- подумал Том. -- Мне не
следует идти дальше". Вернувшись в отель "Сент Алвин", фон Хайлиц наверняка
отчитает Тома за то, что он исчез, в то время как был очень нужен для
наблюдения за малиновыми носками или потерянными лошадиными подковами с
правой передней ноги. Взглянув через плечо на собственный дом, Том неохотно
продолжал свой путь. В том месте, где бетонная дорожка сворачивала, огибая
дом, и вела к заброшенному гаражу, Том обнаружил придавленный сигаретный
окурок. Подойдя к дому сзади, Том заметил масляное пятно на середине между
задней дверью и гаражом.
Он остановился. Конечно, на всех подъездах к старым гаражам были
масляные пятна. Даже у людей, у которых никогда не было машины, на подъездах
к гаражам бывают масляные пятна. Задняя дверь наверняка будет закрыта. Том
позвонит несколько раз, а потом вернется к машине, чтобы успокоить Андреса.
Обойдя блестящее масляное пятно, Том приблизился к двери.
Один из стеклянных квадратов, тот, что ближе к дверной ручке, был
выбит, словно кто-то ударил по нему кулаком, чтобы потом просунуть руку и
открыть дверь. Том положил руку на дверную ручку, слишком взволнованный,
чтобы вспомнить, что собирался позвонить в звонок. Повернув ручку, он
потянул дверь на себя.
-- Эй? -- произнес Том, но слова его прозвучали не громче шепота. Он
оказался в гардеробной, где висели на латунных крючках пальто, которые
Леймон носил, наверное, всю свою жизнь. Два или три пальто валялись на полу.
Том прошел в кухню. На рабочем столике рядом с раковиной виднелось
напоминавшее перышко, пятно крови. Из крана медленно капала вода -- когда
одна капля ударялась о дно раковины, другая как раз начинала расти на конце
крана. На другом столике, под висячими полками стояла почти пустая бутылка
рома.
-- Нет, -- произнес Том дрожащим голосом.
"За еще один спокойный день", -- вспомнил он слова полицейских,
распивавших в баре точно такой же ром.
Он вышел из кухни, борясь с подступавшей к горлу тошнотой. На полу в
комнате были разбросаны бумаги и валялись перевернутые шкафчики для
картотеки. Конский волос и лоскуты торчали из вспоротых диванов, на которых
они когда-то сидели и разговаривали с мистером Тенью. Поверх всего этого
валялись разодранные книги. Ничего не видя, Том шагнул в комнату.
-- Леймон!!! -- закричал он, и на этот раз голос его был громче трубы.
-- Леймон!!!
Том сделал еще шаг вперед, и нога его уперлась в толстую пачку бумаг,
выпавшую из валявшейся на полу папки. Том наклонился, чтобы поднять бумаги,
и из папки высыпались новые листы. Некоторые были помечены "Кливленд, 1940",
другие -- "Мотель "Кроссдкиз", "Бейкерзфилд". Листы были исписаны
размашистым почерком, который Тому никогда не доводилось видеть раньше. Том
хотел положить их на журнальный столик, на который они с фон Хайлицом клали
когда-то ноги, но тут увидел, что столик расколот пополам, а на его кожаной
поверхности, висящей лоскутами над сломанным деревом, отпечатались пыльные
следы сапог. Он не мог пробраться через месиво, царящее в комнате, это был
настоящий хаос. Том перешагнул через шкафчик, из которого были вывалены
подшивки "Свидетеля", и случайно крутанул колесо валявшегося тут же
велосипеда. Изуродованные картины валялись поверх газет и рваных книг,
выкинутые из конвертов пластинки -- поверх гор бумаги. Бродя среди всего
этого хаоса, Том увидел вдруг открытую пустую папку, на которой было
написано "Гленденнинг Апшоу 1938-39". Рядом с ней валялась другая, с
надписью "Убийства "Голубой розы". Письменные столы были перевернуты, ящики
из них вынуты и отброшены прочь, то здесь, то там валялись ножницы и
бутылочки клея. Осколки зеленых абажуров ламп валялись поверх распоротых
диванов. К тому же, от диванов исходил резкий запах свежей мочи. Под
глобусом, стоявшим когда-то на одном из шкафчиков с картотекой, Том снова
увидел слова "Голубая роза". Протянув руку, он взял конверт от пластинки
Гленроя Брейкстоуна.
-- О, Боже, -- произнес он.
Со стены над лестницей на Тома смотрело красное пятно в форме руки. В
ноздри ему ударил другой резкий неприятный запах, и, повернув голову, Том
увидел на пустом участке ковра кучу человеческих испражнений. Рядом лежала
небольшая кучка монет. Перебравшись через кучи бумаг и несколько шкафчиков,
Том оказался у лестницы. Прямо под отпечатком руки он увидел на пороге
несколько красных точек.
Быстро взбежав по лестнице, Том распахнул дверь спальни. В воздухе
висел запах крови и пороха. С кровати стащили матрац, а потом вспороли и
кровать и матрац чем-то острым.
Посреди комнаты Том увидел лужу крови, к которой стекались ручейки,
вытекавшие из-под матраца со стороны гардероба. Ковер был весь в кровавых
следах ног, красных кляксах и точках. На белой двери гардероба Том увидел
еще один отпечаток окровавленной руки. Чувствуя, как парит вокруг него
облако небывалой жестокости, Том двинулся по скользкому от крови полу к
гардеробу. Когда Том открыл дверцы, прямо на руки ему выпал труп его отца.
Шок был слишком сильным, чтобы он мог закричать. Том осторожно вынул
тело из гардероба и опустил его на пол. Затем он обнял отца и стал целовать
его спутанные волосы. У него возникло вдруг ощущение, словно он вылез из
собственного тела -- какая-то часть его отделилась и теперь парила над
комнатой и видела все вокруг -- вспоротую кровать, кровавые следы ног,
ведущие к гардеробу и от него, точки, оставленные чем-то круглым, что
обмакнули в кровь его отца. Он видел как бы со стороны самого себя,
трясущегося и плачущего над телом Леймона фон Хайлица.
-- Это зонтик, это следы зонтика, -- сказал он самому себе, но слова
эти были такими же бессмысленными, как малиновые носки или потерянные
конские подковы.
Прошло довольно много времени, потом Том услышал, что кто-то распахнул
настежь заднюю дверь дома. Кто-то позвал его по имени, и имя вернуло душу
Тома в его тело. Осторожно положив голову отца на ковер, он пятился и
пятился назад, пока не уперся в кровать. На лестнице послышались шаги.
Поджав под себя ноги, Том слушал, как шаги приближаются к двери. Как только
в дверях появилась фигура мужчины, Том резко кинулся на него, свалил, подмял
под себя и занес над ним кулак.
-- Это я, -- кричал извивающийся под ним Андрес. -- Это я, Том.
Том всхлипывая, слез с Андреса.
-- Он там, -- пробормотал юноша, но Андрес уже вскочил на ноги и
кинулся в спальню. Он опустился рядом с телом на колени, погладил мертвого
старика по голове и закрыл ему глаза.
Том поднялся. Ноги плохо слушались его. Лицо фон Хайлица изменилось
каким-то непостижимым образом, не имевшим ничего общего с растрепанными
волосами или ставшими неожиданно гладкими щеками -- просто теперь это было
другое лицо, которое абсолютно ничего не выражало.
-- Это очень тяжело, -- сказал Андрес. -- Тяжело для тебя и для меня.
Но мы должны немедленно уйти отсюда. Они вернутся и найдут нас здесь, а
потом пристрелят обоих и скажут, что это мы убили Леймона фон Хайлица. -- Он
встал и внимательно посмотрел на Тома. -- Не знаю, куда ты собираешься идти,
но тебе необходимо переодеться. Если ты выйдешь отсюда в таком виде, тебя
арестуют через несколько секунд.
Том взглянул вниз и увидел на собственных коленях кровавые пятна.
Андрес взял из шкафа костюм с вешалкой и направился к двери.
-- Чем здесь пахнет? -- спросил вдруг его Том.
Озадаченный, Андрес принюхался к воздуху.
-- Ты прекрасно знаешь, чем здесь пахнет. Ты что -- рехнулся?
-- Вовсе я не рехнулся. Скажи мне, какой запах ты чувствуешь.
-- Ты такой же, как он, -- Андрес посмотрел на лежащее на полу тело. --
Я чувствую тот же запах, что и ты. Этот запах чувствует любой, находясь
рядом с человеком, которого застрелили.
-- А больше ты ничего не чувствуешь?
На лице Андреса отразились тревога и отчаяние.
-- А что я должен чувствовать?
-- Сигары, -- произнес Том.
-- Многие копы курят сигары, -- Андрес взял Тома за руку и повел по
коридору к лестнице.
-- Сними ботинки, -- сказал Андрес, когда они вошли в кухню. Он снял с
вешалки пиджак и перекинул через руку брюки.
-- Прямо здесь?
-- Снимай ботинки, -- повторил Андрес. -- Ты слишком здоровый, чтобы
переодеваться в машине.
Том развязал шнурки и снял ботинки. Он передал испачканный в крови
пиджак, жилет и брюки Андресу, Андрес смял их и взял под мышку. Затем он
профессиональным движением портного протянул Тому брюки, но тут же отдернул
руку.
-- Погоди, сначала вымой руки.
Том покорно подошел к раковине и только сейчас заметил, что руки его
испачканы кровью. Он поглядел на Андреса и увидел у него на рубашке
несколько красных пятен.
-- Ну давай же, -- поторопил его Андрес. Том начал медленно смывать с
ладоней кровь.
Когда он надел чистые брюки и завязал ботинки, Андрес протянул ему
ремень и стал внимательно смотреть, как Том пытается застегнуть его на
нужную дырочку. Снова жилет, снова пиджак.
-- Твоя карточка, -- сказал Том. Андрес хлопнул себя ладонью по лбу и
стал шарить в карманах испачканного кровью пиджака, пока не нашел то, что
искал. Он положил карточку в карман рубашки, но потом достал ее и протянул
Тому.
Они прошли за гаражом и вышли на задний двор большого белого дома,
третьего по счету от дома Спенсов. Котла-то, в то время, которое ушло теперь
безвозвратно и казалось прошлой жизнью, в доме этом жила семья по фамилии
Харбиндер. Теперь дом был пуст, как и дом Харбиндеров на Игл-лейк, а сами
они увезли в Европу свою двадцатилетнюю дочь, чтобы девушка забыла механика,
за которого в порыве страсти неосторожно вышла замуж.
-- Если бы я знал, что делать дальше, то обязательно сказал бы тебе, --
произнес Андрес.
-- Я должен поговорить с одним полицейским, -- сказал Том.
-- С полицейским! Но ведь то, что мы видели, сделала полиция.
-- Только не этот человек, -- твердо сказал Том.
66
В самом конце Калле Хоффманн находилась залитая бетоном площадь под
названием Армори-плейс. Здесь стояли скамейки, росли ряды пальм, а между
двумя рядами каменных ступеней, ведущих к входу в полицейское управление и
суд Милл Уолк, были посажены бугонвилии. Оба здания, представлявшие собой
большие белые кубы, выделялись на фоне ярко-синего неба. На другой стороне
Армори-плейс находились казначейство, здание парламента, старая резиденция
губернатора и правительственная типография. От Армори-плейс расходились в
разные стороны узкие улочки с изобилием ресторанов, кафе, баров, аптек,
адвокатских контор, магазинчиков, торгующих канцелярскими принадлежностями и
лавок букинистов. Именно на одну из таких улиц под названием Аллея сахарного
тростника Андрес с неохотой согласился отвезти Тома.
-- Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? -- спросил Том.
-- Нет, -- честно признался Том. -- Но Леймон собирался встретиться с
человеком, пока его не перехватили другие полицейские. Я не знаю, кому еще я
могу доверять.
-- Может быть, ты не можешь доверять и ему тоже, -- сказал Андрес.
Том вспомнил, что Хобарт Эллингтон рассказал ему, как Натчез ждал целый
час в задней комнате его магазина и сказал:
-- Но ведь должен же я с чего-то начинать.
Андрес сказал, что подождет его за углом, Том зашел в маленькую
греческую кофейню, заказал чашечку кофе и отнес ее в кабинку у стены. Сев за
стол, он пригубил обжигающий напиток. На мгновение к нему вернулись боль и
отчаяние -- он позволил себе вспомнить о смерти Леймона фон Хайлица, -- и
Том наклонился над чашкой кофе, чтобы спрятать слезы.
"Я -- любитель преступлений". Конечно, это звучит немного абсурдно.
Смахнув слезы, Том направился к телефону-автомату в задней части кафе.
Рядом с телефоном висел на потрепанном шнуре справочник абонентов Милл Уолк
с фотографией Армори-плейс на обложке. Фотография была сделана так, что
создавалось впечатление, будто снимали маленький красивый уголок
тропического городка -- белые строения и пальмы на фоне ярко-голубого неба.
Том набрал номер полицейского управления, напечатанный на развороте
справочника.
Потребовалось довольно много времени, чтобы ему позвали наконец Дэвида
Натчеза, а когда тот взял трубку, голос его звучал сухо и недружелюбно.
-- Детектив Натчез слушает. Что вам надо?
-- Я хочу поговорить с вами. Я в маленькой греческой кофейне как раз за
Армори-плейс.
-- Вы хотите поговорить со мной. А нельзя ли немного уточнить тему
нашей беседы.
-- Вчера вечером вы должны были встретиться с Леймоном фон Хайлицом в
задней комнате магазина, находящегося напротив отеля "Сент Алвин". Я хотел
поговорить о том, что он собирался вам рассказать.
-- Но он так и не пришел, -- сказал Натчез. -- И, честно говоря, ваш
звонок вызывает у меня большие подозрения.
-- Фон Хайлиц мертв, -- сказал Том. -- Двое полицейских, должно быть,
схватили его, как только он вышел из отеля. Его доставили в его собственный
дом и там убили. Потом полицейские перевернули дом. Вас интересуют такие
вещи, детектив Натчез? Надеюсь, что да, потому что больше мне не с кем об
этом поговорить.
-- Кто вы такой?
-- Я -- человек, который написал капитану Бишопу о Хасслгарде.
Последовала долгая пауза.
-- Думаю, что я просто обязан хотя бы посмотреть на вас, -- сказал
наконец Натчез.
-- Я сижу в маленькой...
-- Я знаю это место, -- перебил его Натчез и повесил трубку.
Том вернулся в свою кабинку и сел лицом к двери. Что-то должно было
случиться сейчас, и для него почти не имело значения, что именно случится.
Один человек войдет в эту дверь или целая дюжина. Человек, который выслушает
его, или люди, которые схватят его и убьют. Вот будет интересно, когда они
обнаружат, что он уже мертв, но вряд ли это заинтересует их надолго. На
следующий день они будут сидеть в другом баре, попивая свой любимый ром и
разговаривая о замечательных, спокойных дежурствах. Вся жизнь Тома до этого
момента словно закрылась перед ним, отделилась и уплыла куда-то сама по
себе, подобно тому, как сознание покинуло его тело в залитой кровью спальне
его отца. И сейчас от Тома осталась лишь та часть, которая склонялась
несколько часов назад над телом Леймона фон Хайлица. А теперь он должен был
доделать работу мистера Тени. Том глотнул остывшего кофе и стал ждать, что
же произойдет дальше.
Примерно через шесть минут -- ровно столько времени, сколько
требовалось человеку, чтобы повесить трубку, спуститься с последнего этажа
здания полицейского управления, потом по широким ступеням на Армори-плейс,
пройти по узким улочкам с названиями времен колониального Милл Уолк --
острова, который больше не существовал, на Аллею сахарного тростника, --
мимо окна кофейни к двери прошел коренастый мужчина в темно-синем костюме.
Он сразу заметил Тома, и по его цепкому взгляду Том понял, что Натчез
мгновенно оценил обстановку, вобрал в себя все, что видел вокруг: небритого
грека, продававшего кофе, огромный кусок свинины, вращающийся на вертеле
гриля, выставленного в окне, телефон, двери в туалет, увеличенные
черно-белые фотографии с видами Пороса, висевшие над кабинками, старушку с
ребенком, сидевшую у стойки в передней части кафе, -- в общем, все то, что
Том просто не замечал до этой секунды. А сейчас внимание его вдруг
сфокусировалось на всех этих деталях, и Том понял, что только внимание,
повышенное внимание поможет ему остаться в живых.
Он шел мимо ряда кабинок, мускулистый мужчина, которого Том видел до
этого мельком всего один раз. Самый обычный мужчина с короткими темными
волосами и крупными чертами лица. И все же от него исходила какая-то
энергия, полностью отрицавшая любую неопределенность и не признававшая
многочисленных оттенков серого цвета. Зияющая пропасть отделяла этого
человека от таких людей, как Леймон фон Хайлиц: Том понял, что хорошим
детективом можно быть двумя способами, и такие люди, как Дэвид Натчез,
всегда будут считать людей типа фон Хайлица слишком испорченными,
пристрастными и театральными, чтобы принимать их всерьез.
Натчез жестом попросил, чтобы ему сделали чашку кофе и, скользнув в
кабинку, уселся напротив Тома. За следующие полторы минуты он почти
полностью разрушил теорию, выстроенную только что Томом.
-- Вы уверены, что фон Хайлиц мертв? -- быстро спросил Натчез.
-- Я только что видел его труп. Кстати, меня зовут Том Пасмор.
-- Я знаю это, -- Натчез улыбнулся. -- Вы были в больнице в тот день,
когда умер Майкл Менденхолл. И у вас был очень интересный разговор с
доктором Милтоном и капитаном Бишопом.
-- А я и не думал, что вы заметили меня тогда.
-- Не знаю, почему вы так решили -- ведь вы сразу заметили, что я
замечаю все вокруг, когда я подходил к кофейне. -- Грек принес Натчезу кофе,
и тот потянулся к чашке, не сводя глаз с лица Тома. -- Вообще-то на острове
преобладает мнение, что вы умерли от отравления угарным газом в больнице на
севере. Насколько я понимаю, на самом деле вы вернулись сюда с фон Хайлицом.
-- Натчез глотнул кофе. -- Несмотря на все, что случилось, я завидую твоим
отношениям с этим человеком. Я ничего не знал о Леймон фон Хайлице, пока
капитан Бишоп не послал меня к нему в дом, чтобы принести машинку, на
которой предположительно напечатали письмо, касавшееся Хасслгарда. Но,
познакомившись с мистером Тенью, я постарался разузнать о нем побольше. Он
был великим человеком -- я не из тех, кто привык произносить громкие слова
всуе. Я очень уважаю его. Тот человек был настоящим, природным гением своего
дела. Жаль, что мне так и не представилась возможность познакомиться с ним
поближе.
На Тома снова накатила волна эмоций, и он отвернулся, чтобы скрыть
набежавшие на глаза слезы. У него, как у ребенка, дрожал подбородок. Твердая
рука Натчеза сжала его запястье.
-- Послушай, Том, многое из того, что происходит на этом острове,
просто невыносимо для меня. Но когда негодяи Фултона Бишопа убивают
величайшего детектива нашего столетия за пять минут до того, как он должен
был встретиться со мной, я считаю это личным оскорблением. Мы будем сидеть с
тобой тут, пока ты не расскажешь все, что знаешь. Теперь я никогда уже не
смогу поработать с Леймоном фон Хайлицом, и ты тоже, но мне кажется, мы
можем быть очень полезны друг другу. -- Натчез отпустил запястье Тома. --
Расскажи мне о письме, которое ты написал.
-- Мне придется начать с того дня, когда Уэнделл Хазек появился пьяный
перед нашим домом с целым мешком камней, -- сказал Том.
Натчез поставил локти на стол и, подперев руками подбородок,
приготовился слушать.
Спустя полчаса Том закончил свой рассказ словами:
-- На полу спальни, где я нашел его, я заметил ровные круглые пятнышки.
Они остались в тех местах, где зонтик моего дедушки попадал в пятна крови
фон Хайлица. И еще я почувствовал запах сигар. И я подумал, что он стоял там
и наблюдал, как убивали Леймона, запихивали его тело в гардероб. Я чуть не
сошел с ума, вспоминая, как разозлился на Леймона только за то, что он
открыл мне глаза на горькую правду. В общем, после того как Андрес увел меня
оттуда, заставил переодеться в чистый костюм, единственное, что я смог
придумать, это позвонить вам.
-- Так значит, ты действительно сделал это все, -- произнес Натчез. --
Черт меня побери!
-- Нет, я просто был рядом с ним, -- сказал Том. -- Я не решался даже
допустить мысль, что мой дедушка мог убить Джанин Тилман и Антона Гетца.
-- И все же ты узнал это. И ты вычислил, кто убил Мариту Хасслгард. И
это была твоя идея -- написать письма, которые вспугнули Глена Апшоу...
-- До такой степени, что он убил моего отца.
-- Апшоу убил бы и тебя, если бы ты пошел с фон Хайлицом. К тому же,
судя по твоим словам, у фон Хайлица возникла та же самая идея.
"Но он никогда бы не узнал о записках, если бы я не рассказал ему", --
подумал Том, и в мозгу его снова всплыли имена всех людей, которые остались
бы живы, если бы он спокойно доехал до квартиры Денниса Хэндли, чтобы
посмотреть рукопись "потерь при Пойнтоне". Фоксвелл Эдвардс, Фридрих
Хасслгард, Майкл Менденхолл и Роман Клинк, Барбара Дин, Леймон фон Хайлиц.
-- Единственная ошибка, которую ты совершил, -- сказал Натчез, --
состояла в том, что ты адресовал письмо не тому полицейскому. А сейчас мы
отправимся в Клуб основателей и сообщим Гленденнингу Апшоу кое-какие
неприятные новости. -- Он встал и положил на стол три доллара.
Том тоже встал и увидел за окном фигуру человека, тревожно наблюдающего
за ним.
-- Твой друг Андрес? -- спросил Натчез.
Том кивнул.
-- Настоящий сторожевой пес, правда? -- Натчез вышел из кафе.
Увидев его, Андрес попятился, тревожно глядя на Тома.
-- Погодите, -- сказал Натчез.
-- Все в порядке, Андрес, -- успокоил его Том. Но Андрес сделал еще шаг
назад. -- Это человек, с которым хотел поговорить Леймон фон Хайлиц. Сейчас
мы с ним поедем к моему дедушке. Поезжай домой -- я позвоню тебе, когда все
будет закончено.
Повернувшись, Андрес пошел за угол, где оставил машину, продолжая,
однако, бросать назад полные тревоги взгляды.
Том и Натчез прошли узкими улочками к задней части здания управления
полиции. Детектив велел Тому ждать его на площади -- Натчез подъедет за ним
на машине -- и направился в сторону гаража. Том прошел мимо типографии в
другой конец площади, чувствуя, как выделяется среди окружающих в костюме
отца. Полицейские в синей форме сидели, подставив физиономии солнцу, на
скамейках под пальмами. Том услышал звон церковных колоколов, и только
сейчас понял, что сегодня воскресенье.
-- Я никак не могу понять одну вещь, -- сказал Натчез, останавливая
машину перед помещением для охраны на въезде в Клуб основателей. -- Как
связались друг с другом твой дедушка и Фултон Бишоп. Ведь Фултон Бишоп был
самым обычном молодым полицейским с западной части острова. Не думаю, чтобы
он когда-либо проявлял неординарные способности, но кто-то всегда следил за
его карьерой, добивался, чтобы его постоянно повышали по службе и сразу же
забирали у него дела, с которыми он явно не мог справиться. -- Спешащий к
ним охранник презрительно разглядывал видавший виды черный "студебеккер",
который взял в гараже полицейского управления Натчез. -- Взять хотя бы это
дело с убийствами "Голубой розы". Бишоп запутался в этом деле так, что
дальше некуда. Но вместо того, чтобы послать его, отстранив от дела, на
маленький тихий участок вроде Элм-гроув, его снова повысили в звании и
перевели в управление, а Дэмрок...
Охранник обошел машину и склонился к окну со стороны Натчеза.
-- Вы приехали по делу, сэр? -- спросил он. Натчез расстегнул портмоне
и, вынув оттуда полицейский значок, сунул его прямо под нос охраннику.
-- Отойдите от машины или я проеду прямо по вашим ногам, -- сказал он.
Охранник быстро убрал с окна руки и испуганно попятился назад.
-- Да, сэр, -- пробормотал он. Натчез въехал во владения клуба.
-- А Дэмрок, -- продолжил он прерванный разговор, -- увяз в этом деле
по уши, и это постепенно свело его с ума. Я не очень хорошо знаком с этим
местом. Куда ехать дальше?
-- Направо, -- сказал Том. -- Так значит, вы не верите в то, что
убийства "Голубой розы" совершил Дэмрок?
-- Сам Дэмрок наверняка считал, что это он их совершил. А почему фон
Хайлиц никогда не работал над этим делом?
-- Убийства "Голубой розы" интересовали его, это все, что я знаю.
Леймон сказал мне, что в те годы он был все время занят расследованием
разных других дел, а когда освободился и смог заняться этими убийствами,
дело уже считалось раскрытым... А теперь поезжайте вон туда.
Натчез свернул с Сьюзан Ленглен-лейн на Бобби Джоунс-трейл и сказал:
-- Господи, кто только давал названия этим улицам? Джо Раддлер?
Том показал пальцем на дом деда, и Натчез остановил машину.
Я, конечно, тоже люблю спорт, -- продолжал Натчез. -- Но этот парень
своими воплями оскорбляет вкус общественности.
Они вышли из машины.
-- Что вы собираетесь ему сказать? -- спросил Том.
-- Соображу по ходу дела.
Натчез быстро взбежал по ступенькам. Они прошли по террасе и зашли
через арку во внутренний дворик бунгало. Натчез нажал на кнопку звонка.
-- У него есть слуги?
-- Мистер и миссис Кингзли. Им обоим за восемьдесят.
Натчез снова позвонил, но прошло еще несколько минут, прежде чем они
услышали за дверью шарканье Кингзли.
Натчез не снимал палец со звонка, пока дверь не открылас,ь и в проеме
не появилась костлявая фигура дворецкого.
-- Извините, сэр, но мистера Апшоу нет... -- Кингзли увидел Тома,
стоящего за спиной Натчеза, и его и без того бледное лицо стало белее
бумаги. Лицо его напоминало череп.
-- Здравствуйте, Кингзли, -- произнес Том.
Старик попятился от двери, жадно ловя ртом воздух. Натчез мягко надавил
на дверь. Если бы он нажал сильнее, Кингзли вряд ли удержался бы на ногах.
-- Маета Том, -- пробормотал дворецкий. -- А мы думали... -- Он
остановился, чтобы перевести дыхание. На Кингзли не было ливреи, рукава
рубашки были закатаны.
-- Я знаю, -- сказал Том. -- Газета допустила ошибку. Где мой дедушка?
Натчез вошел в прихожую и быстро прошел в коридор, ведущий к гостиной и
кабинету, а дальше -- к столовой и задней веранде. Натчез свернул в кабинет.
Кингзли испуганно посмотрел ему вслед.
-- Мистера Апшоу нет, маета Том, -- сказал он. -- Он спешно уехал
куда-то около часа назад и оставил распоряжение упаковать его вещи. Он
сказал, что проведет остаток лета в "Спокойствии", -- Кингзли присел на
стоявшую рядом маленькую деревянную скамеечку.
-- А он не сказал, куда поехал?
-- Мистер Апшоу сказал, что я не должен разговаривать с репортерами и
не должен никого пускать в дом -- но мы, конечно же, не знали, что вы... --
Кингзли, как завороженный, смотрел на Тома. -- Мне так стыдно вспоминать тот
день, когда вы звонили сюда с Игл-лейк. После этого ваш дедушка был так
подавлен. Мы все ждали сообщения о ваших похоронах, поэтому, когда сегодня
раздался этот звонок...
Натчез быстро вышел в коридор и сердито посмотрел на дворецкого. За ним
шла испуганная миссис Кингзли.
-- Его нет, -- сказал он, затем спросил, обращаясь к Кингзли. -- Что
еще за звонок?
-- Звонили из полиции Игл-лейк, -- сказала миссис Кингзли. -- Мой муж
как раз упаковывал вещи в спальне мистера Апшоу, и