функционировать предприятия, производившие необходимую стране продукцию. Он даже успел заметить несколько грузовиков, которые работали на бензине и вывозили товары, доставленные на кораблях. В СССР каждая капля бензина и дизельного топлива шла на военные нужды. Гражданским транспортом служили ослы, лошади и люди. Молотов думал, что на причале их будет встречать автомобиль, но его ожидания не оправдались -- их ждал фургон, запряженный лошадьми. Молотов нисколько не обиделся -- ящеры имели обыкновение обстреливать машины, считая, что их пассажиры обязательно окажутся важными персонами. В результате важные персоны передвигались, как и все остальные, -- на повозках. Когда Молотов и его переводчик уселись в фургон, возница удивил их, поздоровавшись по-русски: -- Добрый день, господин Молотов. -- И вам добрый день, только я прошу вас называть меня _товарищ_ Молотов, -- ответил комиссар иностранных дел. "Господин" -- так называли аристократов до революции, ему больше нравилось простое слово "товарищ". -- Как пожелаете, -- добродушно согласился возница. Молотов решил, что русский для него не родной язык, поскольку говорил он с характерным английским акцентом. Возможно, его родители когда-то приехали в Соединенные Штаты, и он выучил язык своих предков, разговаривая с ними, -- или он американец, который изучал русский язык, как переводчик Молотова -- английский. Когда фургон сдвинулся с места, русский переводчик наклонился вперед. Вид у него был крайне недовольный. Молотов его прекрасно понимал: если в переводчике нет необходимости, ему придется отправиться туда, где от него будет больше пользы, а именно: с винтовкой в руках, терпя всяческие лишения, стараться выжить, участвуя в военных действиях против ящеров. -- Вы едете в здание казначейства США, товарищ комиссар иностранных дел, -- сказал возница. -- Наш первый президент Джордж Вашингтон принял присягу перед старым зданием городского муниципалитета. Камень, на котором он стоял, сейчас хранится в стеклянной витрине, чтобы все могли его видеть. -- Очень интересно, -- пробормотал Молотов. -- Товарищ комиссар иностранных дел, -- вмешался переводчик и показал вывеску на углу улицы. -- Мы сейчас едем по Уолл-стрит. Он с опаской оглядывался по сторонам, словно в любой момент ожидал нападения взвода жирных плутократов в цилиндрах, визитках и коротких гетрах. Пальцы у них должны быть унизаны кольцами с огромными бриллиантами, а в зубах торчат толстые сигары. Молотов тоже принялся оглядываться по сторонам. Некоторые прохожие на знаменитой улице действительно были одеты в деловые костюмы, но большинство носили простую рабочую одежду или военную форму. И хотя выглядели они не такими измученными и потрепанными, как жители Москвы, истерзанной войной, они не производили впечатления людей богатых или даже процветающих. -- Здание казначейства находится напротив нью-йоркской фондовой биржи, -- словно пытаясь их утешить, сказал возница. Если бы у русского переводчика имелся подходящий к случаю амулет, он бы обязательно его вытащил и принялся лепетать молитвы, чтобы защититься от козней идеологического врага Советов. Казначейство располагалось в высоком здании, построенном в прошлом веке в стиле Возрождения. С точки зрения Молотова, который верил в социалистический реализм, как Папа Пий XII в переселение душ, тот факт, что внешний вид сооружения не имел никакого отношения к его функциям, являлся очередным доказательством лживости капиталистической системы. А то, что на фоне небоскребов здание казначейства казалось серым карликом, показывало, где в действительности находится средоточие экономического могущества Соединенных Штатов. На ступенях стояла бронзовая статуя мужчины в старомодном костюме; когда Молотов проходил мимо нее, переводчик пояснил: -- Джордж Вашингтон, первый президент Соединенных Штатов. -- Он одет, как аристократ, -- заявил Молотов, едва скользнув взглядом по статуе первого президента. Услышав его презрительное замечание, человек, который их сюда привез, что-то тихонько пробормотал. Молотов рассмеялся про себя, однако лицо его оставалось совершенно бесстрастным. Когда они вошли внутрь, лакей провел Молотова и его переводчика в просторную, ярко освещенную комнату. Все, кто находился внутри, встали со своих мест, чтобы приветствовать гостей. -- Доброе утро, товарищ комиссар иностранных дел, -- сказал Корделл Халл. -- Рад вас видеть. -- Я тоже рад, что мне представилась возможность встретиться с нашими союзниками в общей борьбе с империалистическими агрессорами со звезд, -- официальным тоном ответил Молотов. -- Хорошо, что здесь присутствуют представители Великобритании, народ которой оказал героическое сопротивление силам инопланетян, вторгшимся на территорию их страны. -- Вы знакомы с лордом Бивербруком и лордом Галифаксом? -- спросил государственный секретарь США. -- Я имел честь встречаться с лордом Бивербруком в Москве, когда он возглавлял англо-американскую миссию, целью которой являлось оказание помощи Советскому Союзу после бессовестного и ничем не обоснованного нападения фашисткой Германии на СССР, -- ответил Молотов, кивнув британскому министру. -- Рад снова вас видеть, Молотов, -- сказал лорд Бивербрук и протянул руку. Он был высоким, румяным человеком за шестьдесят, с умным открытым лицом и бьющей через край энергией, которой мог бы позавидовать и юноша. -- Вы представите меня лорду Галифаксу? -- попросил Молотов. -- Нам с ним не довелось встречаться лично. То, что Молотов знал про Галифакса, ему совсем не нравилось. Посол Британии в Соединенных Штатах служил министром иностранных дел при Невилле Чемберлене перед началом войны и весь первый год. После захвата Гитлером Скандинавии, Нидерландов и Франции правительство Чемберлена пало. Пока Галифакс занимал свой пост, он постоянно выступал за то, чтобы отдавать ненасытным гитлеровским захватчикам одну страну за другой. Однако сейчас он вежливо кивнул Молотову и протянул ему Правую руку. Левый рукав его пиджака безжизненно висел вдоль тела; у Галифакса от рождения была сухая рука без кисти. -- Я рад, что нам удалось наконец познакомиться, -- пробормотал он. -- Я тоже, -- ответил Молотов и окинул его оценивающим взглядом. Галифакс оказался выше Бивербрука -- около двух метров, -- а его лысина могла дать сто очков вперед лысине британского министра. Что касается Молотова, он высоким ростом похвастаться не мог, но это -- как, впрочем, и многое другое -- нисколько не мешало ему в работе. -- А теперь, когда все формальности соблюдены, я предлагаю перейти непосредственно к делу. -- Да, да, разумеется. -- Корделл Халл собственноручно выдвинул стул для Молотова, а затем для его переводчика. Молотов пришел в ужас -- так не полагается вести себя человеку, который занимает пост не ниже его собственного. Страсть американцев всюду демонстрировать равенство высших и низших классов даже в тех случаях -- и особенно в тех случаях, -- когда его нет и в помине, казалась ему лицемерием. Однако дипломатия не может существовать без лицемерия. -- Давайте обсудим, в каком состоянии в настоящий момент находится наш альянс, а затем поговорим о дальнейших шагах в борьбе с общим врагом, -- предложил Молотов. -- К сожалению, не всегда возможно заранее спланировать будущие шаги, -- заметил лорд Бивербрук. -- Прошлым летом мы, к нашему великому сожалению, узнали, что проклятые ящеры тоже планируют свою кампанию. -- На нас сначала напали фашисты, а потом ящеры, -- вмешался Молотов. -- И мы прекрасно понимаем, что вам пришлось испытать. -- Поскольку Россия -- большая страна... -- начал лорд Галифакс. -- Поскольку Советский Союз -- большая страна, -- демонстративно ледяным тоном поправил его Молотов. -- Да. Разумеется. Поскольку Советский Союз -- большая страна, -- повторил лорд Галифакс, -- вы имели возможность некоторое время не прекращать торговые операции и поставки и, следовательно, в смысле стратегических запасов находились в более выгодном положении, чем мы. -- Именно по этой причине вы сразу же использовали отравляющий газ, -- сказал Молотов. -- Да. И сумели, как и мы с нашей бомбой из взрывчатого металла, застать ящеров врасплох. Бивербрук и Галифакс надулись от важности, словно именно они сбросили на ящеров бомбы с ипритом. Возможно, Бивербрук действительно имел какое-то отношение к принятию этого решения: он довольно активно работал в области развития оружия. Молотов считал использование отравляющего газа палкой о двух концах. Сразу вслед за англичанами к его помощи прибегли немцы -- причем применили гораздо более смертоносную разновидность. Кроме того, у немцев имелись ракеты, с помощью которых они могли доставлять бомбы с газом на очень большие расстояния. Уже в который раз Молотов порадовался, что ящеры захватили Польшу. Впрочем, лучше бы они приземлились в Германии. Похоже, Бивербрук тоже подумал о немецком отравляющем газе, поскольку сказал: -- Сотрудничество в области развития технологий между союзниками еще далеко от идеала. Мы так и не получили из Берлина... -- Вы ничего не получите из Берлина, как, впрочем, и из Вашингтона, -- перебил его Корделл Халл. -- Кстати, из Токио тоже. -- Я хотел сказать, из Германии, -- ответил лорд Бивербрук. -- Итак, мы не получили из Германии никаких данных, касающихся нового отравляющего газа. А также довольно долго не поступало сообщений о том, как продвигаются их исследования по ядерному оружию. -- Раньше мы с ними были врагами; наш союз с Германией является необходимостью, -- заявил Молотов. -- Вас не должно удивлять, что иногда он дает трещины. Альянс СССР с Америкой и Великобританией, заключенный против Германии, тоже был необходимостью, а перед ним -- пакт между Германией и Советской Россией. Союз сохраняется не потому, что он заключен, а потому, что полезен. Что сказала Австрия, когда отказалась помочь России во время Крымской войны, после того как Романовы спасли трон Габсбургов? "Мир будет потрясен нашей неблагодарностью, но мы на это готовы" -- кажется, так. Если ты играешь в подобные игры, будь готов к тому, что в них постоянно меняются правила. Британцы знают, как это бывает. "Интересно, знают ли американцы?" -- подумал Молотов. Молотова продолжала беспокоить Германия почти так же сильно, как ящеры, и потому он сказал: -- По нашим сведениям, немцы будут готовы использовать ядерные бомбы следующей весной. Он не стал говорить, что узнал это от самого Риббентропа. Соединенные Штаты и Великобритания представляли не меньшую, чем Германия, опасность для Советского Союза. -- Мы от них не отстаем, -- спокойно проговорил Корделл Халл. -- Если все пойдет хорошо, мы, возможно, даже их перегоним. Риббентроп ничего ему про это не говорил. "А знает ли Риббентроп о том, что происходит в Америке?" -- подумал Молотов. По правде говоря, он не уставал удивляться тому, что Риббентроп вообще что-то знает. -- Если дело обстоит так, как вы говорите, война с ящерами примет кардинально иной поворот, -- заметил он. -- Именно, -- сказал Халл. -- У вас ведь тоже скоро должно появиться свое атомное оружие? -- Разумеется, -- ответил Молотов. К сожалению, оружие должно было появиться, но это вовсе не означало, что оно появится. "Сколько еще пройдет времени, прежде чем Сталин отдаст приказ начать расстреливать физиков -- просто от отчаяния и безысходности?" У великого Сталина много самых разных достоинств -- он и сам любит о них говорить, но терпение не из их числа. -- Если мы продемонстрируем ящерам, что обладаем серьезным оружием, которое можем противопоставить их военной машине, -- проговорил лорд Галифакс, -- возможно, нам удастся вступить с ними в переговоры и заключить мир на приемлемых для нас условиях. "Тот, кто единожды попытался умиротворить агрессора, никогда не отказывается от своих попыток и потом", -- подумал Молотов. -- А _я_ надеюсь, что нам удастся изгнать их с нашей планеты, -- сказал он. -- Тогда историческая диалектика сможет и дальше управлять миром. "И тогда Британия окажется на свалке истории". -- Даже при самом благоприятном стечении обстоятельств это будет совсем не просто, -- заметил лорд Бивербрук. -- А сейчас обстоятельства складываются не слишком для нас удачно. Если вы не забыли, на Землю летит колонизационный флот ящеров -- что-то вроде "Мейфлауэра", который доставил англичан в Новый Свет. Неужели их армия бежит оставив колонистов без поддержки и помощи, без надежды приземлиться? Вряд ли. Молотов об этом не подумал. И не сомневался, что Сталин тоже не рассматривал данную проблему под столь неожиданным углом зрения. Однако слова Бивербрука звучали вполне разумно, даже с точки зрения диалектики. Ящеры -- самые настоящие империалисты, это очевидно. А что империалисты делают? Они не просто покоряют другие территории, где живут мирные люди. Они создают там колонии -- и сражаются, защищая то, что, как они считают, принадлежит им по праву. -- Я не могу смириться с постоянным присутствием на Земле инопланетян, -- медленно проговорил он. -- Должен заметить, что краснокожие индейцы тоже не слишком радовались, когда у них появились новые соседи, -- ответил Бивербрук. -- Нам прежде всего нужно позаботиться о том, чтобы они нас не захватили и не подчинили себе, как это произошло с индейцами. -- Чрезвычайно важное замечание, -- сказал Корделл Халл. -- Одна из причин, по которой индейцы потерпели поражение, заключалась в том, что они никогда не объединялись в борьбе с белыми пришельцами. Точнее, недостаточно часто. Если два соседних племени враждовали, им не приходило в голову заключить союз и изгнать белых поселенцев со своих территорий. В несколько лет со всеми такими племенами было покончено. Нам не следует забывать, что мы не можем себе этого позволить. Какими бы отвратительными ни считали мы своих соседей, жизнь под игом ящеров будет значительно хуже. Молотов думал не об индейцах, а о русских царях, которые расширяли свои владения за счет степных кочевников и жителей Кавказа. В принципе все то же самое. Халл совершенно прав: об этом должны помнить лидеры мировых держав, в том числе и великий Сталин. -- Я передам ваши соображения генеральному секретарю партии большевиков товарищу Сталину, -- сказал Молотов. -- А также сообщу ему, что я полностью с ними согласен, -- добавил он. -- Благодарю вас, товарищ комиссар иностранных дел, -- улыбаясь, проговорил Корделл Халл. -- Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что вы впервые за время всех наших переговоров высказали свое личное мнение по поводу обсуждаемого вопроса. Молотов задумался, а потом медленно кивнул. -- Вы правы, господин государственный секретарь, -- сказал он. -- Прошу меня простить за совершенную оплошность. Уверяю вас, я допустил ее невольно. * * * Генрих Ягер купил три метра веревки и получил у хозяина лавки три франка сдачи. Два из них оказались довоенной чеканки, третий вместо привычного герба украшал топор с двумя лезвиями, два стебля пшеницы и буквы ETAT FRANCAIS [Государство Франция]. Она была из алюминия и казалась невесомой. Хозяин, видимо, заметил недовольный взгляд Ягера. -- Виши требует, чтобы мы использовали эти монеты, -- сказал он, пожав плечами. -- Кстати, и ящеры тоже. Ягер тоже пожал плечами и сунул монету в карман. Чем меньше он демонстрировал свое весьма приблизительное знание французского в Альби, тем спокойнее себя чувствовал. Они с Отто Скорцени и так задержались здесь дольше, чем собирались. Другие операции, спланированные Скорцени, срабатывали с точностью до минуты. Здесь же казалось, что часы вдруг замедлили ход. Ягер свернул веревку в моток и вышел из лавки на авеню дю Марешаль Фош. Всякий раз, когда он оказывался на улицах Альби, в голову ему приходили строчки из стихотворения английского поэта: "Красно-розовый город, старый, как само время". Дома здесь были выстроены из красного и розового кирпича с примесью коричневого и желтого тонов. Если кому-нибудь вдруг придет в голову до конца своих дней поселиться в глухой провинции, лучше Альби места не сыскать. Алюминиевая монетка, выпущенная на монетном дворе маршала Петена, ушла на покупку килограмма зеленых бобов, после чего Ягер отправился на квартиру, которую они снимали со Скорцени. По дороге домой Ягер молил всех святых, чтобы Скорцени не привел с собой очередную шлюху. Когда у него было дело, он ни на что другое не отвлекался. Но в свободное время ему требовалось чем-нибудь себя занять, и тогда он пускался во все тяжкие. И пил без меры. Впрочем, вернувшись на квартиру, Ягер обнаружил трезвого Скорцени в полном одиночестве, причем его товарищ по оружию не мог сдержать счастливой улыбки. -- Угадай, что случилось! -- вскричал эсэсовец. -- Старина дядюшка Генри прислал нам последнюю деталь, без которой мы не могли собрать нашу игрушку. -- Правда? Здорово, -- сказал Ягер. Миномет не производил впечатления опасного оружия, в особенности в разобранном виде. Кусок металлической трубы, железная пластина основания, три железки для треноги, какие-то ремешки, шурупы и оптический прицел. Каждая из них по отдельности пришла по почте, причем ни у кого не вызвала ни малейших подозрений. Но сейчас, когда они наконец получили основание, им требовалось всего несколько минут, чтобы собрать миномет. -- Давай займемся делом, -- предложил Скорцени, который едва сдерживал возбуждение. -- Днем? -- Ягер покачал головой. Он до сих пор не мог убедить себя в разумности плана Скорцени. -- На заводе работает три смены. Если мы нанесем удар ночью, будет все то же самое, только у нас появится больше шансов уйти отсюда живыми. -- Знаешь что, Ягер, ты ужасный зануда, -- проворчал Скорцени. -- А ты иногда ведешь себя так, будто окончательно спятил, -- заявил Ягер. Он уже давно понял, что нельзя допускать, чтобы Скорцени получил преимущество, пусть даже самое минимальное и в самом несущественном вопросе. Иначе он обязательно постарается сесть тебе на шею. Единственное, к чему он относился серьезно, это сильный характер, под стать его собственному, а таких было совсем немного. Громкий хохот Скорцени наполнил крошечную квартирку, которую они занимали. -- Я спятил? Может быть, и правда спятил, но я получаю удовольствие и доставляю ящерам массу хлопот. -- У них будет гораздо больше хлопот, когда мы с ними покончим, -- заявил Ягер. -- Может, прогуляемся мимо завода еще разок, вдруг мы что-нибудь упустили? -- Наконец-то я слышу разумную вещь! -- Возможность действовать и опасность всегда возбуждали Скорцени. -- Пошли. -- Сначала замажь шрам, -- сказал Ягер, ему приходилось напоминать об этом Скорцени всякий раз, когда они выходили на улицу. Ящеры плохо отличали людей друг от друга, но весьма заметный шрам и огромный рост Скорцени привлекали к себе взгляды прохожих -- всех без разбора, включая и предателей-коллаборационистов. -- Зануда, -- повторил Скорцени, но принялся наносить коричневый тональный крем на щеку. В результате у всякого, кто на него смотрел, возникало ощущение, будто он получил страшные ожоги, но ящеры не искали человека с обожженной щекой. Им был нужен человек со шрамом. "И уж конечно, они не станут церемониться с его спутником", -- подумал Ягер. Мешковатые штаны, твидовый пиджак, матерчатый берет... на взгляд Ягера, Скорцени был похож на немца в потрепанной французской одежде, а не на бедняка-француза, на долю которого выпало немало тяжких испытаний. Но он знал, что ящеры не столь требовательно, как он, относятся к внешнему виду. Он считал, что берет придает Скорцени неотразимый вид, а тот утверждал, что берет похож на коровью лепешку, надетую на голову. Впрочем, по большей части он все равно его носил; сейчас береты во Франции украшали головы тех, кто поддерживал виши, -- именно то, что нужно. Завод находился на улице Де-ла-Круа-Верт, в северо-восточной части города. По дороге к ней Ягер и Скорцени миновали театр и Национальный парк. Они шли не спеша, засунув руки в карманы, словно им было совершенно нечем заняться. Скорцени подмигнул хорошенькой девушке, та вздернула носик и гордо прошествовала мимо. Скорцени громко расхохотался. Когда Ягер и Скорцени подошли к заводу по производству противогазов, из ворот выезжали грузовики. Они направлялись на восток, чтобы спасти ящеров от немецкого газа. Сам завод располагался в огромном, малопримечательном здании из оранжевого кирпича. Снаружи здание не производило никакого впечатления, и только охрана с оружием в руках указывала на то, что здесь размещается что-то очень важное. Ягер даже головы не повернул в сторону ящеров-охранников, лишь искоса взглянул на них, когда они со Скорцени проходили мимо. Что касается Скорцени, тот вел себя так, словно шел мимо пустыря. Природа наградила его высокомерием и завышенным самомнением, но дело свое он знал великолепно. Они с Ягером позавтракали в маленьком кафе, в нескольких кварталах от завода. Жаркое из цыпленка -- практически без цыпленка -- было ужасным, даже по меркам военного времени, но вино, которое здесь подавали, оказалось просто превосходным. После нескольких стаканов вы переставали замечать одинокие плевочки моркови и картошки, которые составляли компанию крошечным кусочкам курицы -- или кролика, а может быть, кошатины. Закончив есть, Ягер и Скорцени тем же путем отправились домой. Ящеры не обращали на них никакого внимания. Скорцени принялся насвистывать, но через несколько тактов Ягер сильно пихнул его локтем в бок -- Скорцени насвистывал веселую немецкую песенку. Оказавшись в квартире, Скорцени начал от нетерпения подпрыгивать на месте, точно ребенок, получивший новую игрушку. -- Я хочу заняться ими прямо сейчас! -- говорил он. -- Ну, давай, сейчас! Хочу сейчас! -- Лучше подождать ночи, -- без устали твердил ему Ягер. -- У нас больше шансов, что никто не заметит, как мы устанавливаем миномет в Национальном парке. -- Но они скорее обратят внимание на двух парней, которые что-то тащат на себе ночью, -- возражал Скорцени. -- Если куда-то идешь с ящиками средь бела дня -- ты рабочий. Если таскаешься с ящиками и коробками по ночам, лучшее, что про тебя подумают: ты грабитель, который отправился на дело. А не повезет, прохожие решат, что ты уже все провернул, и попытаются отнять у тебя добычу. -- Нет, -- стоял на своем Ягер. -- Парк недалеко от нашего дома -- именно по этой причине мы и сняли здесь квартиру. Мы прихватим все наше имущество за один раз, устроимся в чудесных зарослях вязов, которые нашли, и начнем стрелять. Мы выпустим восемь или десять снарядов за одну минуту, а потом сделаем оттуда ноги. По-моему, отличный план. -- Было бы здорово посмотреть, как они взлетят на воздух, -- мечтательно проговорил Скорцени. -- Боюсь, не удастся нам полюбоваться на дело рук своих. Уходить из города придется так, чтобы оказаться как можно дальше от завода. -- Почему? -- с деланно удивленным видом спросил Ягер. -- Только потому, что мы сбросим на завод и окрестности десяток бомбочек, начиненных табуном [Нервно-паралитический газ]? Подумаешь, постараемся просто не дышать, когда будем проходить мимо, и все. -- Ты прав, может быть, нам удастся проскочить. -- Но прежде чем Ягер начал возмущаться, Скорцени расхохотался. -- Да шучу я, сынок. Шучу. -- С табуном шутки плохи. Ягер бросил опасливый взгляд на снаряды с отравляющим газом, которые они со Скорцени пронесли через границу из Германии во Францию под самым носом у ящеров. Если хотя бы в одном из них нарушилась герметичность и произошла утечка газа, Ягер никогда не добрался бы до Альби. -- Ну, с этим не поспоришь, -- ответил Скорцени. -- Жуткая штука, тут ты прав. Фюрер не собирался его использовать, даже против ящеров, пока Британия не начала швырять в них бомбы с ипритом. Думаю, тогда он решил, что и ему можно. -- Фюрер знает, как действует отравляющий газ, -- сказал Ягер. -- Он ведь побывал в окопах Франции. Он помнил ту войну. Крики страха, которые раздавались со всех сторон, когда начинали падать бомбы, начиненные газом, попытки быстро достать противогаз и натянуть его на лицо, прежде чем щупальца отравляющего вещества доберутся до тебя и начнут пожирать твои легкие, вопли твоих товарищей, не успевших надеть спасительную маску... Ты задыхаешься в липнущем к лицу противогазе, каждый вдох дается с трудом, и ты готов сорвать его -- и будь что будет, потому что больше нет сил терпеть. Прошло четверть века, а воспоминания о тех минутах остались такими же живыми и яркими, словно все произошло вчера, настолько яркими, что Ягер почувствовал, как его охватывает страх, а по спине побежали струйки пота. -- Ладно, Ягер, -- проворчал Скорцени, -- сделаем по-твоему, сегодня ночью, когда будет темно и тихо. Не похоже, что небо затянут тучи, а нам будет только на руку, если мы сможем увидеть сквозь деревья Полярную звезду. Самый лучший ориентир, когда идешь на север, лучше компаса, в особенности если кто-нибудь испортил наши метки. -- Точно, -- сказал Ягер. Место для миномета они выбрали заранее. Благодаря отличным картам Альби и французским друзьям (нет, партнерам: французы были врагами виши, когда Петен стал сотрудничать с немцами, и остались таковыми, когда коллаборационисты примкнули к ящерам) они знали точное расстояние от Национального парка до завода по производству противогазов. Нужно было только навести миномет в нужном направлении, прицелиться и начать стрелять. Чтобы убить время до наступления ночи, они играли в скат. Как и всегда, Скорцени выиграл у Ягера, впрочем, они играли на франки, так что потери не казались Ягеру реальными. Ягер считал, что хорошо играет в карты, и порой ему казалось, что Скорцени мухлюет. Однако ему ни разу не удалось его поймать, да и Скорцени непременно обратил бы все в шутку. Так что ничего не поделаешь. Когда спустились сумерки и небо стало пурпурно-серым, Скорцени засунул карты в карман и сказал: -- Приготовить ужин? -- Мне казалось, ты хотел уйти сегодня ночью, -- ответил Ягер, и товарищ по оружию наградил его мрачным взглядом. Как и всякий человек, который проводит много времени вне дома, Скорцени научился относительно прилично готовить: жареное мясо, жаркое... Он бросал все, что оказывалось у него под рукой, в котелок и немного тушил на огне. Ягер особыми талантами в этой области не отличался и просто кивнул, предлагая Скорцени заняться делом. Впрочем, не нужно особого таланта, чтобы смешать бобы, капусту, лук, морковку и картошку. Жаркое получилось скучным и совсем не вкусным, но утолило голод. А сейчас Ягера ничто другое не интересовало. В квартире, которую они снимали, окна закрывались плотными черными маскировочными шторами, и после ужина Ягер включил свет, предоставив Скорцени возможность выиграть у него еще немного дурацких алюминиевых денег. Семь, восемь, девять, десять, одиннадцать... время тянулось так медленно, что казалось, будто оно остановилось. Когда пробило полночь, Скорцени надел на спину большой холщовый мешок с деталями от миномета, килограммов тридцать -- не меньше, а Ягер взял рюкзаки со снарядами, которые они со Скорцени принесли из Германии. Они аккуратно закрыли за собой дверь, спустились по лестнице и, стараясь не шуметь, вышли на улицу. Время от времени металлические детали стукались друг о друга, и им казалось, что звук разносится по всему спящему городу. "Интересно, сколько человек сейчас пялится на нас в окна?" -- думал Ягер, шагая по авеню дю Марешаль Фош в сторону Национального парка. А еще он постоянно задавал себе один и тот же вопрос -- удастся ли им вообще добраться до парка. Снаряды и запалы в его рюкзаке весили немало, а он не отличался могучей силой Скорцени. Он с трудом переставлял ноги, но упрямо шагал вперед, когда они наконец подошли к парку. Неожиданно послышался шорох в кустах, и Ягер тут же выхватил пистолет, который носил за поясом брюк. -- Какая-то парочка развлекается, -- тихонько хохотнув, прошептал Скорцени. -- Может, два мужика, только здесь слишком темно, и я не вижу. На окруженной со всех сторон деревьями крошечной полянке, которую они выбрали заранее, влюбленных парочек не было, и Ягер с облегчением вздохнул. Как-то раз утром он нашел здесь брошенное письмо на французском языке. -- Нам не понадобится ни компас, ни Полярная звезда, -- сказал он. За несколько дней до этого Скорцени вымазал белой краской ветку дерева в роще. Установить подставку на серый камень, спрятанный в траве, направить дуло в сторону ветки, помеченной белой краской, -- и ящеры, а с ними и люди, работающие на них, получат по заслугам. Скорцени принялся собирать миномет, ободрал в темноте костяшки пальцев и тихонько выругался. Он столько раз делал это в их маленькой квартирке, что куча невинных на вид деталей почти мгновенно превратилась в смертоносное оружие. Скорцени сориентировал его, руководствуясь белой веткой, затем подправил прицел. Наконец он удовлетворенно фыркнул и начал настраивать миномет на необходимое расстояние. Ягер тем временем вынимал из рюкзаков снаряды и раскладывал их рядом с минометом. Даже если не знать, что находится внутри, с одного взгляда было ясно: хорошего от них не жди. -- Подержи мне зажигалку, -- попросил Скорцени. -- Нужно убедиться, что я правильно прицелился. Не хочется промахнуться. -- Совсем не хочется. Ягер вытащил из кармана зажигалку, вспыхнул маленький язычок пламени, а сам Ягер затаил дух -- ему вдруг показалось, что прямо на него наведено орудие танка ящеров. Впрочем, если они услышат топот ног, приближающийся к роще, и вопрос: Qu'est-ce que c'est? [Что здесь такое? (фр.)] -- этого тоже хватит. Казалось, прошла уже целая вечность -- а на самом деле, наверное, полминуты, -- когда Скорцени сказал: -- Порядок. Можешь погасить. Ягер быстро спрятал зажигалку в карман. Сердце отчаянно билось у него в груди, Ягеру чудилось, будто стук разносится по всему парку. Через пару минут здесь начнется такой грохот, что он заглушит все остальные звуки. Скорцени тихонько хлопнул его рукой по спине, и Ягер решил, что получил сигнал действовать. Он схватил снаряд и засунул его в миномет. Бабах! Раздался такой оглушительный грохот, что Ягер вздрогнул. Когда он стрелял из танка, от внешнего мира его отделяло несколько сантиметров брони. Он схватил второй снаряд, послал его вслед за первым. Бабах! Между выстрелами он отчаянно пытался услышать сквозь звон в ушах крики и выстрелы французских солдат. Ничего он не услышал и молил всех святых, чтобы это не оказалось иллюзией. Ягер принес в парк двенадцать снарядов и надеялся, что им удастся использовать большую часть, прежде чем поднимется шум. Им потребовалось около минуты, чтобы расстрелять все. Скорцени снова хлопнул его по спине, на сей раз так сильно, что Ягер с трудом удержался на ногах. -- Когда-нибудь я возьму тебя в свой отряд минометчиков! -- заявил эсэсовец, прижав губы к уху Ягера. -- Я страшно рад, -- без особого энтузиазма ответил Ягер. -- Давай, пора возвращаться, а то кто-нибудь нас тут заметит и сообразит, что к чему. -- Минутку. -- Скорцени схватил миномет, несмотря на то что по плану они собирались оставить его в парке. Рядом располагался маленький пруд, куда он и швырнул оружие. -- До утра его не найдут, а может, и вовсе не заметят. К тому времени, с божьей помощью, мы уже будем далеко. -- С божьей помощью, -- повторил Ягер. -- Давай, пошевеливайся. В тот момент, когда они вошли в дом, где снимали квартиру, и закрыли за собой дверь, из-за угла появились какие-то люди, они мчались к парку. Ягер и Скорцени бросились по лестнице наверх. Больше всего они боялись, что, когда поднимется шум, из их дома начнут выскакивать на улицу люди и обязательно заметят, что два жильца из четырнадцатого номера оказались не дома, -- и тогда у них возникнут нежелательные вопросы, на которые тут же найдутся ответы. Однако в коридоре было пусто, и Ягер, с облегчением вздохнув, закрыл за собой дверь. Где-то вдалеке завыли сирены и зазвонил колокол: машины "скорой помощи" и пожарники спешили на место происшествия. С самым серьезным видом Ягер протянул Скорцени руку, которую эсэсовец пожал с не менее серьезным видом. Скорцени вытащил пробку из бутылки с вином, сделал большой глоток и протянул ее Ягеру. Тот вытер горлышко рукавом и тоже основательно к ней приложился. -- За удачу, -- сказал он. Скорцени энергично кивнул. Впрочем, уже в следующее мгновение Ягер представил себе, за что они пьют: в эту самую минуту французы, мужчины и женщины, задыхаются, мучительно пытаясь набрать в легкие воздух, только потому, что они, в надежде прокормить свои семьи, решились работать на ящеров. Лично ему, Генриху Ягеру, они ничего плохого не сделали. -- Ужасными делами мы с тобой занимаемся, -- мрачно проговорил он. -- Ты только сейчас понял? -- спросил Скорцени. -- Да ладно тебе, Ягер, ты же не наивный юнец. Если мы не будем воевать с ящерами всеми доступными нам средствами, мы проиграем. Ну да, при этом страдают невинные люди... плохо, конечно, но так устроен мир. Мы сделали то, что должны были сделать, то, что приказали нам наши командиры. -- Да, -- безжизненным голосом сказал Ягер. Скорцени не понимал одной простой вещи -- и никогда не поймет, даже если доживет до ста лет, что маловероятно, учитывая его образ жизни. "То, что ты должен сделать" и "приказ командира" -- это не всегда одно и то же. Однако солдатам не следует углубляться в столь сложные философские вопросы. Ягер задумался над ними только тогда, когда узнал, что делали немцы с евреями на востоке. С тех пор он уже не мог закрывать глаза и делать вид, что ничего не видит. Он отлично понимал, какая судьба ждет Землю, если ящеры победят в войне. Как и Скорцени, он был готов практически на все, лишь бы помешать им. Но в отличие от эсэсовца отказывался считать все, что делал, правильным и благородным. Вот еще одно, не бросающееся в глаза, различие между ними, но оно есть, и Ягера это радовало. * * * Пытаясь отдышаться, Йенс Ларссен остановился на вершине перевала Бертауд. Воздух белым облачком слетал с его губ. Снег мягким покрывалом окутал землю, изукрасил ветки громадных сосен, словно сошедших с рождественской открытки. Снег и лед превратили сороковое шоссе в скользкую слаломную трассу, к которой следовало относиться со всей серьезностью. -- Отсюда вниз по склону, -- сказал Йенс. Чтобы вернуться в Денвер, расположенный примерно в пятидесяти милях, ему придется сначала спуститься на милю вниз. При нормальных обстоятельствах дорога была бы легкой, но только не сейчас. Если велосипед наткнется на ледяной бугорок и заскользит вниз, когда поднимаешься вверх по склону, падения не избежать. Спускаясь же вниз по скользкой дороге, можно с необычайной легкостью сломать ногу или свернуть себе шею -- если не удастся справиться с управлением. -- Очень медленно и осторожно, -- громко напомнил себе Йенс. -- Очень осторожно. Часть пути наверх он шел рядом с велосипедом и еще дольше спускался вниз. Все равно, если повезет, он будет в Денвере через пару дней. А дальше Металлургическая лаборатория может собирать пожитки и отправляться в Ханфорд, штат Колумбия. В Табернаше, на севере, Йенс купил вязаную матросскую шапочку. Одному богу известно, как она сюда попала; Табернаш находится так далеко от моря, что и представить себе трудно. Он натянул ее на уши, и они тут же начали отчаянно чесаться. Кроме того, еще осенью он перестал бриться, и у него отросла роскошная рыжая борода, которая отлично грела щеки и подбородок. -- Интересно, узнает ли меня Мэри Кули? -- пробормотал он. Айдахо-Спрингс лежал всего в двадцати милях или около того к востоку. Он погладил рукой ствол своей винтовки, которая висела у него на плече. Впрочем, сейчас, оказавшись рядом с Айдахо-Спрингс, Йенс уже не злился на официантку, наградившую его триппером, _больше_ не злился. Таблетки, которые дала ему доктор Генри, сделали свое дело. Болезнь его не беспокоила, похоже, он полностью вылечился. "Пусть сучка живет", -- решил он и почувствовал себя ужасно великодушным. Небо постепенно серело, значит, скоро снова пойдет снег. Йенс мчался по шоссе, понимая, что чем ниже успеет спуститься до снегопада, тем лучше. Тот, кто вырос в Миннесоте, на личном опыте знает, что такое зимняя непогода. Впрочем, путешествуя по стране прошлой зимой, он тоже многому научился. Ларссен миновал брошенный "студебеккер". Сломанные легковые машины и грузовики постоянно встречались ему на дороге, по одной или сразу по несколько штук. Из них может получиться отличное убежище, если действительно начнется сильный снегопад. Где-то в стороне от дороги завыл кугуар. Похоже, для диких зверей наступили благословенные времена, совсем как в далеком прошлом. Мало кто из людей сейчас в состоянии подняться в горы, чтобы поохотиться, как раньше. От мысли, что ящеры принесли Земле пользу, Йенс почувствовал себя как-то странно и сжал руки на обтянутом черной кожей руле велосипеда. Лично ему ящеры не сделали ничего хорошего. Если бы они остались на страницах бульварных журналов, где им самое место, они с Барбарой никогда не расстались бы. Он обязательно с ней поговорит, когда вернется в Денвер -- и с Сэмом Игером. Ларссен представлял себе этот разговор с тех самых пор, как отправился на запад. Он снова потянулся за спину и погладил рукой ствол винтовки. Прежде чем он успел добраться до Айдахо-Спрингс, стемнело, и начался снегопад. Ларссен продолжал ехать, пока не достиг брошенной машины, стоящей посреди дороги. -- "Кадиллак", -- сказал он и подъехал поближе. Здесь будет удобнее, чем в большинстве других машин, мимо которых он проезжал. Окна и двери "Кадиллака" были закрыты, словно его хозяин не сомневался, что обязательно вернется и заберет свою собственность. Йенс с удовольствием разбил прикладом винтовки окно у водительского места, открыл дверь, которая заскрипела на ржавых петлях, и потянулся к замку задней двери. После этого он аккуратно закрыл переднюю дверцу. "Наверное, нужно было выстрелить в замок, чтобы через дыру в окне внутрь не задувал холодный воздух, -- подумал он. -- Может быть, поискать другую машину?" -- А, плевать, -- сказал он громко. Он выбил стекло не целиком и все равно открыл бы окно, чтобы не задохнуться. Даже если в "Кадиллаке" отвратительно воняет сыростью, лучшего места, чтобы разложить спальный мешок, не найти. Заднее сиденье оказалось длинным и достаточно широким, здесь было бы отлично заниматься любовью. Впрочем, владельцы "Кадиллаков" вряд ли балуются со своими подружками на заднем сиденье автомобиля. Ларссен развернул спальный мешок и достал из рюкзака, привязанного к багажнику велосипеда, пару шерстяных одеял. У него осталось немного хлеба и домашнего масла, которое он купил в Табернаше. Он перекусил, подумав о том, что в последнее время отвратительно питается и потому стал похож на тощее пугало. Затем он залез в спальный мешок, положил сверху одеяла и довольно быстро согрелся. Винтовку он устроил между сиденьями. -- Пусть только кто-нибудь сунется, он об этом горько пожалеет, -- заявил он. На следующее утро Йенс проснулся, толком не отдохнув. Вокруг царила звенящая тишина, которая его страшно удивила. Казалось, будто вчерашний снег укрыл весь мир толстым покрывалом из белых перьев. Когда он садился на велосипед, тихий ск