поступлю. -- Он повернулся к Аригу. -- Ты просишь меня взвалить на плечи тяжкий груз ответственности. Какие гарантии ты можешь мне дать? Почему я должен поверить, что твоя армия не станет грабить наши богатые долины, едва ты окажешься за пределами крепости? Может, ты оставишь в Гунибе заложников, чтобы обезопасить нас от твоего предательства? -- Гарантии? -- тут же отозвался Ариг. -- Я готов дать клятву твоего народа или любую другую, какая тебе подойдет. Поклоняешься ли ты Фосу, как видессиане? Он, похоже, совсем неплохой бог -- для крестьян, конечно. В устах аршаума эта была высшая похвала чужому божеству, хотя глубоко верующего Скилицеза передернуло. Грашвил отрицательно качнул головой. При этом движении вьющиеся серебристые волосы взметнулись под золотым шлемом. -- Имперские жрецы в голубых плащах болтают много и красиво -- чего не отнимешь, того не отнимешь. Но мой народ предпочитает наших старых богов неба, земли, камней и рек. Я и сам -- старый упрямый человек. Наши боги забавляют меня. -- В его тоне звучала легкая насмешка над собой, но весь горделивый облик вождя свидетельствовал о том, что он знает себе цену, и люди недаром разделяют его мнения. -- В таком случае -- отлично! -- сказал Ариг. Он заговорил деловито и сурово, от дипломатической любезности и "видессианского ораторского стиля" не осталось и следа. -- Оставить тебе заложников, говоришь? Я бы хотел в таком случае ответных гарантий в том, что никто из моих людей не пострадает. Если же хотя бы один из них погибнет из-за предательства, пусть дух эрзерумца последует за ним в загробный мир, и будет ему там рабом. -- Клянусь Тахандом, Повелителем Громов! Так и будет! -- Грашвил внезапно принял какое-то трудное решение. -- Я оставлю в крепости лишь небольшой гарнизон. Остальные мои воины и я сам -- мы отправляемся с вами. Хаморы сейчас в большом смятении, так что дорога в этом году будет безопасной. Кроме того, -- добавил Грашвил, бросив на Арига хитрый взгляд, -- сторожевые псы помогут вернее сдержать все твои красивые обещания. -- Не сомневаюсь, -- ответил Ариг столь прямо, что Горгид удивленно воззрился на него. -- Но тебе придется не отставать от нас. Знаешь ли, мы идем довольно скорым шагом. Грашвил усмехнулся. -- Ты хорошо знаешь степь. Поверь, что в горах я справлюсь получше твоего. Мои люди будут следовать за твoими неотступно, как чертополох, виснущий на хвостах ваших лошадей. -- Он тронул лошадь и приблизился к Аригу. -- Договорились? -- Договорились. Я хочу принести клятву. -- Будет лучше, если мы принесем ее ночью. Грашвил повернул голову, чтобы отдать распоряжение Вартангу, но тот уже мчался по направлению к Гунибу, размахивая руками в знак того, что переговоры закончились миром. Грашвил громко рассмеялся, глядя на Вартанга: -- Моя дочь сделала неплохой выбор! Остаток дня аршаумы и солдаты гарнизона провели у стен крепости, внимательно наблюдая друг за другом. Ни один из кочевников не был приглашен в саму крепость. Ариг был оскорблен этим. Гуделин пытался развеять дурное настроение аршаума: -- Он нарушил вековые обычаи, вообще согласившись иметь с нами дело. Будь справедлив к нему! Немолодой жрец с длинной густой бородой, спускавшейся ниже пояса, явился, чтобы сообщить Толаи подробности обряда клятвы верности. Переводить все это пришлось Скилицезу. Религиозный видессианин, вынужденный помогать двум язычникам-шаманам, чувствовал себя явно не в своей тарелке. Выслушав эрзерумца, Толаи задумчиво кивнул: -- Сильный ритуал. Когда стемнело, жрец -- его звали Тазмак -- запалил два ряда костров. Пламя пылало справа и слева, создав узкий коридор длиной приблизительно в десять метров. -- Нам придется пройти сквозь огонь? -- заинтересовался Виридовикс. Он уже слышал от Горгида о ритуале в стане аршаумов, но самого обряда не видел. -- Нет, у них другой обычай, -- отозвался Гуделин. Тазмак, облаченный в полосатый халат, подвел к кострам собаку. Толаи в маске демона и бахромчатой одежде присоединился к жрецу. Оба шамана начали произносить заклинания или молитвы -- каждый на своем языке. Обращаясь к своим соотечественникам, Толаи сказал так: -- Это животное будет служить символом нашего договора. Ничто не заставило бы обычную собаку пройти между узких языков пламени, рвущихся к небу, но сейчас, повинуясь магии Тазмака, она покорно шла среди костров. -- Как собака переборола страх перед огнем, так пусть дружба между нами переборет все препоны,-- произнес Толаи. Тазмак вторил Толаи на своем языке -- для эрзерумцев. В конце пылающего коридора стоял рослый мускулистый горец, обнаженный по пояс. Он опирался на большой топор, похожий на халогайский. Когда собака появилась перед ним, горец взмахнул топором и перерубил животное пополам. Сверкнула и погасла сталь. Эрзерумцы разразились громкими криками, радуясь доброму знаку. -- Пусть та же участь постигнет любого, кто предаст наш договор! -- выкрикнул Толаи, вызвав у аршаумов одобрительные возгласы. Перекрывая гул голосов, Грашвил прокричал на хаморском языке: -- Выступаем завтра! Не все аршаумы знали на этом языке хотя бы слово, но смысл сказанного был им понятен. -- Жутковатый символизм, -- заметил Гуделин, указывая на принесенного в жертву пса. -- И это все, что ты можешь сказать? -- осведомился Горгид. -- Впрочем, лучше и не пытаться выяснить, какая участь ожидает предателей. Слишком уж хорошо помнится, что случилось с Боргазом. -- О-ох, -- в ужасе простонал чиновник и нежно погладил себя по брюшку, как бы желая удостовериться в том, что лезвие магического топора еще не разрубило его. ---------- Воздух дрожал в жарком мареве. Внизу расстилалась долина -- еще одна на пути большой армии. Виридовикс с подозрением вглядывался в открывшийся ему пейзаж. -- Любопытно! Что же ожидает нас здесь? -- Что-то совершенно не похожее на все, что мы видели прежде, -- уверенно ответил Горгид. При первом же появлении разведчиков-аршаумов пастухи стали перегонять стада в горы, а крестьяне бросились к укрепленным замкам, принадлежащим местной знати. Вооруженные всадники собрались в отряды, готовые, если потребуется, дать отпор. Виридовикс фыркнул, глядя на грека: -- А, ты у нас теперь Великий Друид! Только твои предсказания совсем не похожи на предсказания! Что тебе стоило сказать -- "здесь мы увидим то же, что и везде"? -- Я думал, здесь ты чувствуешь себя как дома, -- отозвался грек. -- Эта земля еще противоречивее твоего вертлявого нрава! Ариг заметил: -- Я ничего не понимаю. Кочуя, мы покрываем расстояния, в тысячу раз большие, чем те, которые занимает эта дурацкая куча камней. Но все наши кланы составляют один народ -- аршаумов. Ариг выглядел усталым. К армии присоединилось несколько отрядов горцев. Кагану досталась неблагодарная работа -- следить, чтобы эти вспыльчивые, разноречивые, непонятные люди не вцепились друг другу в глотку. Горцы разговаривали на пяти различных языках, исповедовали четыре религии, причем каждая решительно отвергала остальные три и подчеркивала собственное превосходство. -- Как ты прав, дорогой Ариг! -- поддержал его Виридовикс. -- В моей родной Галлии есть такое племя -- аллоброги, они обитают на юго-западном направлении от моих лексовиев. Довольно паршивое стадо кельтов. Но все же кельтов! А здесь один горец не понимает другого, если они сидят на разных холмах на расстоянии чуть больше плевка. -- Мы, видессиане, считаем, -- вмешался Ланкин Скилицез, -- что это Скотос смешал языки Эрзерума, когда местные жители отказались от истинной веры и не узрели величия Фоса. -- Какой смысл топить себя в предрассудках и туманить голову заблуждениями? -- разъярился Горгид. -- Для всего, и этого в том числе, имеются вполне разумные объяснения! Можно назвать вполне естественные причины... -- Увидев, что Скилицез готов взорваться, грек добавил: -- Ну хорошо, ты говоришь, в Эрзеруме потрудился Скотос. И как вмешательство Скотоса объясняет, например, то обстоятельство, что жители Меша -- такие же ортодоксы, как и ты? Они понимают древний язык литургии Фоса, но ни слова не говорят на современном видессианском. И даже Грашвил не разбирает их диалекта. Офицер в замешательстве подергал себя за бороду. Он явно не привык спорить с фактами, когда речь заходила об ортодоксальной видессианской вере. Наконец Скилицез сказал: -- Ну хорошо, хорошо. Так что это за знаменитая "естественная причина", с которой ты так носишься? -- Во-первых, местность. -- Грек загнул один палец. -- Расстояния ничего не значат. Шаумкиил и Галлия -- равнинные страны, там нет гор. Люди и идеи передвигаются свободно, поэтому ничего удивительного, что разные племена так сходны между собой. Эрзерум разрезан на узкие долины, отделенные друг от друга почти непроходимыми горами. Каждая долина -- это отдельный мир, это бастион, это крепость! Ни одно племя не может даже мечтать о том, чтобы захватить власть над всей страной. Поэтому ни один язык, ни один обычай не стал общим для всех. Горгид сделал паузу, чтобы отхлебнуть вина. Вина Эрзерума не были такими тонкими и выдержанными, как в столице, однако все же лучше, чем кумыс. По дну долины, вдоль журчащего речного потока, двигался кавалерийский отряд, готовясь занять позиции на обоих берегах. Над головами всадников развевались яркие флаги. Горгид отложил бурдюк с вином -- он предпочитал добрый спор хорошей выпивке. -- Вторая причина такой пестроты... Ха! Очень просто. Эрзерум -- это мусорная свалка истории. Каждое племя, побежденное Макураном, Видессом, Васпураканом, Пардрайей, искало убежища здесь. И довольно многие осели в горах. Это относится, например, к шоргали, бежавшим от хаморов, когда те -- один Фос знает сколько столетий назад -- вошли в Пардрайю. Только так им удалось уцелеть. -- Нет, вы только подумайте, какой он у нас умный? -- сияя, сказал Виридовикс. -- Он сунул свой любопытный нос в грязную лужу и сделал ее чистой, как утреннее небо. Лично я ни за что бы не догадался! -- Чистой? -- фыркнул Скилицез. -- Мутной, ты хочешь сказать! Ну-ка объясни мне, теоретик, почему меши ортодоксальны в вере? Ты растолковал нам, как они оказались здесь. Но если следовать твоим предположениям, они должны были воспринять веру от еретиков-васпуракан! -- Интересный вопрос, -- признал грек. Поразмыслив немного, он медленно произнес: -- Я бы сказал, они ортодоксальны именно по той же причине, почему васпуракане не ортодоксальны. - Ты опять говоришь парадоксами! -- вскричал Скилицез. - А эти греки для того и созданы, чтобы ходить кругами, -- заявил Виридовикс. -- Да провалиться вам обоим к воронам, -- рассердился грек. -- Лучше выслушайте до конца. Здесь нет никакого парадокса. Васпураканам по душе была религия Видесса, но они боялись, чтобы влияние Империи не распространилось на их маленькую страну -- через жрецов Фоса. Поэтому "принцы" так твердо держатся своего учения. Они чтут Фоса и вместе с тем держатся от Империи на расстоянии. Однако для меши Васпуракан был тем, чем для самого Васпуракана был Видесс. Привлекательные идеи, одновременно с тем таящие угрозу потери политической независимости. Поэтому меши остановились на ортодоксальной ветви учения Фоса. А Видесс был слишком далеко, чтобы представлять угрозу. Судя по гримасе, которую скорчил Скилицез, ему нелегко было переварить все эти доводы. Однако Гуделин, до этого мгновения сохранявший полное спокойствие, заявил: - Мне нравится твоя мысль. Она многое объясняет. В частности, почему хатриши и намдалени до сих пор привязаны к своим глупым ересям... -- А ведь и верно! -- воскликнул Горгид. -- Об этом я почему-то не подумал. Что ж, хорошая теория тем и хороша, что объясняет сразу много фактов. -- Он призадумался, а потом махнул рукой, показывая на пестрые отряды союзников аршаумов. -- Эрзерум сам по себе -- богатейшая кладовая разнообразных случаев. -- Красиво болтаешь, -- сказал Ариг. -- Лично я просто рад тому, что горцы едины в ненависти к Йезду. -- Ты совершенно прав, -- согласился Скилицез. Йезды предавали огню и мечу не только Васпуракан и Видесс. Почти столько же мародеров пробивалось на север, в эрзерумские долины. Поэтому местные жители, обычно не жаловавшие чужаков, с радостью приветствовали любых врагов Йезда. Это было единственным, что помогало Аригу командовать столь пестрым сборищем. Месть общему врагу казалась слишком заманчивой, чтобы размениваться на мелкие усобицы. Аршаум подозвал к себе гонца: -- Пусть подойдет... как его? Хамрез из Какули. Послушаем, что он скажет об этих всадниках, которые уже готовы вспороть нам брюхо. Отряды армии аршаумов все еще двигались вниз по течению. Сквозь поднятую лошадьми пыль сверкали наконечники копий. Племя Хамреза обитало всего в двух днях пути отсюда к северу. Вождь был худощавым человеком мрачного вида с огромными, могучими ручищами. На нем красовались бронзовый шлем с кольчужной сеткой, закрывающей лицо и шею, и длинная, до колен, куртка из плотной кожи с нашитыми костяными пластинками. Хамрез поклонялся Четырем Пророкам Макурана. Несколько строк из их Писания были вытатуированы у него на лбу. Ариг спросил Хамреза о местных воинах. Мрачное лицо вождя вытянулось, он нахмурил лоб, и одна из строк татуировки почти исчезла в морщинах. -- Они из Братства. Так они зовутся здесь. Не трусы, должен признать. Я видел их в бою. А соседи их называют... -- Он произнес какое-то слово на своем гортанном языке и присовокупил к нему грязный жест. Ариг с ухмылкой повторил: -- Ублажители злого духа. Я слыхивал подобное выражение. А что оно означает? -- Что означает, то и означает, -- ответил Хамрез. Он выглядел оскорбленным. -- Я не говорю на их языке. Скоро сам все узнаешь, -- заключил он таинственно и ускакал. Ариг переглянулся со своими старейшинами. Те один за другим пожимали плечами. -- Можешь спросить еще кого-нибудь, -- предложил Гуделин. -- Зачем терять время? Я скоро сам их увижу, -- ответил аршаум. И повысив голос, окликнул солдата: -- Нарба, поедешь с нами! Чем дальше на юг, тем чаще мы будем встречать людей, говорящих по-васпуракански. Подняв на копье белый щит, всадники поскакали к реке. Горцы проводили парламентеров насмешливыми свистками, шипеньем и улюлюканьем. Виридовикс озадаченно подергал себя за рыжий ус: -- Странно эти эрзерумцы относятся к ребятам из Братства! Можно подумать, они -- отъявленные бандиты. Однако поглядеть на их выправку и вооружение -- похоже, они стоят половины нашей армии. Воины, ожидавшие на противоположном берегу небольшой горной речки, и вправду выглядели дисциплинированными. Они сидели на хороших конях, их доспехи -- шлемы с плюмажем, кольчуги, плотные кожаные куртки и бронзовые поножи -- выглядели весьма внушительно. Вооружены они были копьями и луками. Разведчики-аршаумы, не желая, чтобы из-за какой-нибудь оплошности случайно был развязан военный конфликт с горцами, держались от реки на почтительном расстоянии. Несколько эрзерумцев из Братства наложили стрелы на тетивы и выехали вперед, приблизившись к берегу реки. Завидев отряд аршаумов, высланный на переговоры чернобородый гигант в оранжевой куртке кивнул молодому воину в такой же оранжевой куртке, стоявшему рядом, и тот поднес к губам костяной рог. Прозвучало несколько звонких сигналов. Всадники замерли в ожидании. Виридовикс внимательно оглядел их строй. -- Смотрите-ка! Они тут все будто разбиты попарно, и каждая пара носит свой цвет. В правоте Виридовикса нетрудно было убедиться. Достаточно было бегло оглядеть ряды воинов Братства, чтобы увидеть напарников, одетых в зеленое, фиолетовое, красное, коричневое, синее. -- Странно, -- молвил Гуделин. Чужие, не сходные с видессианскими, обычаи всегда вызывали у него неприязнь. -- Любопытно. Что бы все это значило? Краска бросилась в лицо Горгида. Сперва его окатило волной жара, затем по спине прошла ледяная дрожь. Внезапно он понял смысл слов Хамреза. До этого времени жизнь грека протекала если и не слишком счастливо, то, во всяком случае, без излишних осложнений. Если догадка верна, то скоро они получат ее подтверждение. Впрочем, у Горгида было не слишком много времени для раздумий. Тряхнув головой, чернобородый великан в оранжевой куртке пришпорил лошадь и двинулся к берегу. Река оказалась совсем неглубокой -- коню по брюхо. Не колеблясь ни мгновения, его товарищ с рогом у пояса последовал за ним. Тревожные крики пронеслись вдоль строя воинов, но великан успокоил их взмахом руки. Рослый горец на крупной лошади буквально навис над щуплым Аригом. Но аршаум, чувствуя за спиной сильную армию, выдержал пронзительный взгляд эрзерумца с царственной надменностью. Наконец горец одобрительно хмыкнул и проговорил что-то на своем языке. Ариг покачал головой. -- Видесс? -- спросил аршаум. -- Нет, -- ответил чернобородый; похоже, это было единственное известное ему слово на языке Империи. Он попытался заговорить на васпураканском. Нарба Кайс перевел: -- Все как обычно: он хочет знать, кто мы такие и что, во имя Зла, делаем здесь. - В таком случае они, должно быть, поклоняются Четырем Пророкам? -- сказал Скилицез, узнав типичное выражение приверженцев этой веры. -- Во имя Зла и есть! Тут он попал в точку. Во имя Авшара, если выражаться точнее, -- сказал Виридовикс. Ариг начал рассказывать. Когда он произнес "Йезд", оба воина злобно заворчали. Младший потянулся за шипастой булавой, висящей у него на поясе. Крепости, запиравшие ущелья и проходы в горах, -- Гуниб и другие -- не допускали в Эрзерум кочевников. Единственные степняки, проникавшие сюда, были бандами йездов с юга. Поначалу горцы решили, что Ариг из их числа, но, узнав от Нарбы Кайса о своей ошибке, засмеялись. -- Мы просим пропустить нас через горы и снабдить провиантом и фуражом, -- сказал Ариг. -- В моем отряде есть теперь и эрзерумцы. Мы не грабим местных жителей. Полные мешки добычи мы набьем южнее -- в Машизе! Чернобородый резко обернулся, оглядел армию Арига, отметил в ее рядах горцев. -- Мне плевать на них! -- громко сказал он и тут же признал: -- Хотя они служат доказательством правоты твоих слов. Но Ариг видел, о чем тот думает: жадный блеск в глазах выдавал мечты о добыче, которую горец хотел бы захватить в долине. Затем чернобородый взял себя в руки, словно очнулся от сладкого сна. -- Вы назвали себя. Теперь мой черед. Меня зовут Килеу, вождь Клятвенного Братства ирмидо. А это Атрокло, мой... -- Он произнес какое-то слово на своем языке. Атрокло, судя по юному лицу и коротенькой курчавой бородке, было не более двадцати лет. Услышав свое имя, он улыбнулся вождю. Горгид знал такие улыбки. Он оставил их в своей маленькой провинциальной Элладе, когда поехал искать счастья в Рим -- казалось, вечность назад. Нет, отныне жизнь его уже не будет такой, как прежде. Килеу засмеялся в бороду. У него было суровое, но открытое лицо -- хорошее лицо для вождя. -- Так вы решили врезать йездам? Мне это нравится! В разговор вмешался Атрокло. У него оказался звонкий, высокий голос. Он что-то спросил вождя. Тот махнул рукой, как бы позволяя ему говорить. Атрокло произнес на ломаном васпураканском: -- Колдун -- ты говорил. Он прошел здесь. Я так думаю. Все взгляды, как магнитом, притянулись к молодому воину. Атрокло слегка покраснел, смущенный всеобщим вниманием. Впрочем, румянец был почти незаметен на смуглой коже. -- Четыре дня назад. В поле черный жеребец. Мертвый. Не знали, почему мертвый. Хорошая лошадь когда-то -- я думаю. Использовали больше смерти... до смерти! Никогда нет животное так изможденное! Как скелет с кожей. Одно копыто без подковы -- стерто до крови. Я подумал: так жестоко замучить лошадь в смерть! Я думаю теперь: отчаяние или магия. Никто не хочет даже тронуть эту мертвую лошадь. Следующий день -- князь Аболо обнаружить: два лучших коня исчезнуть. Кто был вор? Нет знания. -- Авшар! -- воскликнули друзья Арига в один голос. -- Четыре дня назад, -- горько проговорил вождь аршаумов. -- Мы потеряли еще два дня. Авшар постоянно опережает нас. Эти эрзерумцы тяжкой обузой висят у нас на шее и замедляют наше передвижение. Килеу не сводил с аршаума пристального взгляда. Жесты очень много говорили внимательному наблюдателю, даже если он не понимал языка. Кратко переговорив с Атрокло, вождь ирмидо вновь вернулся к васпураканскому языку. -- Я начинаю верить вам, -- сказал он, взглянув Аригу прямо в лицо. -- Мы тоже пострадали от шакалов Юга! Так случалось не один раз. Ответь мне на один вопрос. Ты не откажешься принять к себе Клятвенное Братство? Полагаю, наши прекрасные соседи, -- добавил вождь, и в его густом басе прозвучала ирония, -- уж как-нибудь стерпят наше присутствие. -- Почему бы и нет? Один эрзерумец задержит нас с тем же успехом, как и тысяча. А воины у тебя в отряде, кажется, неплохие. Хамрез из Какули говорил, будто вы отнюдь не робки в бою. - Помимо иного прочего, -- добавил Атрокло и рассмеялся. - Вот вам еще один довод, -- сказал Скилицез, обращаясь к Килеу, -- аршаумы превосходят вас численностью в три раза. -- Что есть, то есть, -- признал Килеу, разводя руками. -- Выбора у меня, похоже, нет. Вас не в три, а в десять раз больше, чем нас. Нам вряд ли удалось бы задержать вас, не пропустив через наши земли. -- Его лицо помрачнело. -- Что ж! Я прыгну на спину белого леопарда, схвачу его за уши и стану молиться Четырем, чтобы добрые боги отвели беду от моего стада. Атрокло снова затрубил в рог. Горгид видел, как на виске юноши пульсирует жилка. На этот раз прозвучал совершенно другой сигнал -- вероятно, мирный. Клятвенное Братство перестроилось в походную колонну. -- Если ты предашь нас, клянусь: тебе придется ответить за это! -- сказал Килеу Аригу. -- Передай это Хамрезу и его дружкам. Пусть их больше, чем нас, -- я заставлю его заплатить. -- Нет, -- отозвался Ариг, -- если они предадут тебя, то я сам спрошу с них за это. - Хорошо сказано, вождь! -- воскликнул Килеу, когда Нарба перевел ему слова аршаума. -- Слушай. Нынче ночью я приглашаю тебя к себе на пир. Приходи со своими друзьями. Пригласи от моего имени также эрзерумцев, которые следуют за твоей армией. -- В голосе вождя послышались веселые нотки. -- Скажи им: в моем замке будут развлечения на любой вкус, не только на наш собственный. -- Я приду на пир, но сяду не в замке, а за его стенами, -- ответил Ариг. Ему не нужны были предостерегающие взгляды Скилицеза, чтобы насторожиться при виде невысокого, но очень прочного замка, на который показывал ему вождь ирмидо. Атрокло проговорил что-то гневным тоном, но Килеу оборвал его. -- Не осуждаю тебя за осторожность, -- сказал Килеу Аригу. -- Лио -- доброе укрепление. Я мог бы отсиживаться здесь десять лет, задумай я что-нибудь подлое. Что ж! Ты прав. Пусть пир развернется под стенами на закате. Твои людям лучше разбить лагерь прямо здесь, у воды. Это создаст должное расстояние между мной и тобой. Килеу выдержал паузу, пристально наблюдая за Аригом. По реакции кочевника горец пытался оценить искренность всех высказанных прежде слов. Но Ариг сказал кратко: -- Итак, прощай до заката. Он отвернул лошадь, оставив Килеу размышлять над этим лаконичным ответом. Ариг передал приглашение ирмидо другим эрзерумцам. Хамрез, который относился к Братству хоть и неприязненно, но с уважением, согласился провести с ними ночь. Грашвил также ответил согласием, добавив, что не знает об ирмидо ничего -- ни хорошего, ни дурного. Другие вожди решительно сказали "нет"; на их лицах появилось выражение ужаса и отвращения. Один из них, Эроми из племени редах, ушел сам и забрал с собой сотню своих воинов, едва заслышал о том, что ирмидо решили присоединиться к армии аршаумов. -- Попутного ветра в спину, -- сказал Скилицез. -- Обойдемся и без них. Мы приобретем больше, чем потеряем, если эти воры уберутся отсюда. На стенах замка Лио все еще стояли воины, но надо рвом с водой опустился подвесной мост. С внешней стороны рва уже устанавливали столы и скамьи. Суетились воины и слуги. Внутри крепости дымились костры -- там жарилось мясо. Свежий ветерок доносил запах готовящихся блюд. Ноздри Виридовикса непроизвольно расширялись, улавливая заманчивые ароматы, и кельт с довольной ухмылкой поглаживал себя по животу. Но приятные ожидания не мешали ему внимательно рассматривать ирмидо, пока он вместе с остальными гостями во главе с Аригом ехал мимо пшеничных полей. Кельт остался весьма доволен увиденным. -- Если бы они замышляли недоброе, -- сказал он, привязывая лошадь к дереву, -- они не стали бы смешивать нас со своими людьми. Останься мы в одном отряде, лучники со стен легко перестреляли бы нас. Это нетрудно сделать даже при таком бледном свете. А сейчас, вздумай они осыпать нас стрелами, им пришлось бы наделать дырок в головах своих вождей. Думаю, за это их никто бы не поблагодарил. -- Точно, -- заметил Горгид. Грек снял пылинку со своей расшитой орнаментами туники, от души надеясь, что жирное пятно на штанах останется незамеченным. В этот вечер Горгид облачился в видессианскую одежду; меньше всего ему хотелось, чтобы ирмидо приняли его за степняка. Килеу и Атрокло одновременно поднялись со скамьи и поклонились приблизившимся аршаумам, показывая им, где они могут сесть. Виридовикса засунули между толстым ирмидо, который был на несколько лет старше кельта, и худощавым -- тот был чуть моложе его. Один немного говорил на хаморском языке; другой не понимал ни слова. Со сдержанным любопытством воины Братства поглядывали на необычного гостя. Однако, обнаружив, что тот совершенно не понимает их языка, вернулись к своему основному занятию -- выпивке. Виридовикс поднял оловянную кружку, чтобы служанка наполнила ее вином. Когда девушка отошла, покачивая бедрами, Виридовикс невольно проводил ее глазами. После смерти Сейрем кельт дал себе клятву не прикасаться к женщинам до конца своей жизни. Легко было соблюдать эту клятву, пока он находился в армии аршаумов. Но время неуклонно залечивало душевные раны, а тело начало выдвигать свои требования. И оказавшись в горах, он провел ночь в стогу с девушкой из племени меши. Конечно, одна ночь со служанкой не могла послужить заменой глубокому чувству, которое кельт испытывал к Сейрем. На пиру за столом с мужчинами не сидело ни одной женщины. Не было видно ни жен, ни сестер вождей. Видимо, эрзерумцы придерживались каких-то макуранских обычаев. Привыкший к более свободным нравам степняков, Виридовикс скучал. Одним только своим присутствием женщины оживляли любое пиршество. От Горгида также не укрылось отсутствие женщин, но грек сделал свои выводы. Слева и справа от него сидели ирмидо; один сосед Горгида носил черную куртку, прошитую серебром, другой -- одежду фиолетового и желтого цвета. Ни один из соседей грека не говорил ни по-видессиански, ни на языке аршаумов. Горгид вздохнул. Похоже, ему предстоял долгий скучный вечер. Служанка, подававшая блюда Горгиду, послала ему приглашающую улыбку. В ответ он сделал каменное лицо. Девушка отвернулась с недовольным видом. Неожиданно один из ирмидо, сидевший напротив Горгида, заговорил на видессианском языке: -- Можно мне говорить с тобой, для тренировки? Я был тогда юноша -- служил два года в Империи, наемный солдат. Потом мой брат умер здесь. Я получил его земли. Меня звать Ракио. -- Рад познакомиться, -- искренне ответил Горгид и назвал свое имя. Ракио было около тридцати лет. Он не отличался особенной красотой, и все же в его лице чувствовалось своеобразное обаяние. Когда он улыбался, становилась заметной щербинка в переднем зубе. Он довольно коротко стриг бороду, у него был крупный нос и густые, выдающиеся вперед брови. Славный парень, подумал Горгид. Однако, когда на столе появилась еда, грек на время совершенно забыл о своем собеседнике. Год в степи не прошел для него даром. Он давно привык к баранине и козлятине -- они были весьма недурны, особенно с луком и диким чесноком. Даже мясо, поджаренное наспех на костре из кизяка, Горгид находил теперь вполне вкусным. Но горошек, шпинат, спаржа, над которой поднимался парок, были роскошью, а от нее он уже почти отвык. После плоских жестких лепешек -- настоящий мягкий хлеб, еще теплый, только что вынутый из печи! Это привело Горгида в состояние, близкое к экстазу. Он слегка распустил пояс. -- Просто великолепно! Ракио смотрел на него с улыбкой. -- Однажды я ел с хаморами, -- сказал ирмидо. -- В Империи. Мне понимать, что ты чувствовать. Грек плеснул каплю вина на землю -- в честь богов, и высоко поднял кружку. -- За хорошую еду! -- воскликнул он и осушил ее до дна. Смеясь, Ракио последовал его примеру. Точно так же поступил и Гуделин, сидевший неподалеку. Слух у толстого бюрократа был таким же обостренным, как и вкус. Между столами бродил певец, аккомпанирующий себе на лютне. Неподалеку от певца подбрасывал в воздух дюжину острых ножей ловкий жонглер. Ножи сверкали, летая с невероятной быстротой. Кто-то бросил жонглеру монету. Он подхватил ее на лету, не уронив ни одного ножа. Две девушки с факелами в руках танцевали между воткнутыми остриями вверх кинжалами. Когда служанка, разносившая вино, проходила мимо Виридовикса, тот улучил момент и обхватил ее за талию. Девушка улыбнулась и провела пальцем по огненным усам кельта. Уже не в первый раз их цвет завораживал женщин, привыкших видеть только черные бороды и темные кудри. Виридовикс легонько куснул служанку за кончик пальца. Та засмеялась, прижавшись к нему теснее. Килеу прогудел что-то, обращаясь к Виридовиксу. Несколько человек одобрительно загалдели. Нарба Кайс перевел кельту: -- Они просят тебя не забирать служанку, пока она не разольет гостям все вино, что осталось у нее в кувшине. -- Справедливое требование. -- Виридовикс хлопнул девушку пониже спины. -- Давай побыстрее, милая. Не зная по-видессиански ни слова, она тем не менее легко поняла его. К этому времени Ариг уже растворился в ночи, прихватив с собой грудастую служанку. Исчезли и Грашвил, и Вартанг -- каждый со своей случайной подругой. Килеу оглядывался по сторонам с довольным видом. Он не скрывал радости по поводу того, что гостям пришлись по душе и пир, и развлечения и что между хозяевами и приглашенными установились добрые отношения. Но ни один ирмидо так и не встал из-за стола. Девушка-прислужница повертелась возле Горгида и снова ушла ни с чем. Недоумевая, Ракио поднял брови: -- Она тебе не понравилась? Может быть -- более полную? Более худую? Может, найти помоложе? Ты -- наш гость. Мы не хотим -- нынче ночью ты один в холодной постели. -- Озабоченность Ракио выглядела вполне искренней. -- Прими мою благодарность, -- отозвался грек, -- но сегодня я не хочу женщины. Ракио насмешливо пожал плечами, как бы желая сказать: уж не сошел ли ты с ума, друг? Горгид опустил глаза, уставившись на свои руки. Он знал, чего хочет, но понятия не имел о том, как подступиться к делу. К тому же он боялся ошибиться и тем самым нанести хозяевам смертельное оскорбление. И вместе с тем порой он был уверен... Горгид решил на время отложить трудный разговор. Служанка подала блюдо с засахаренными фруктами. Но вот и с десертом покончено. Избегать щекотливой темы больше нельзя. Горгид почувствовал, как отчаянно колотится сердце. Похолодевшими губами он выговорил -- как можно легче и непринужденнее: -- Прекрасный вечер. И так много красивых пар мужчин за столом... Ракио уловил ударение на слове "пары". Он шевельнул бровями, будто желая предостеречь гостя от необдуманных слов: -- Чужеземцы считают нас грязными выродками за то, что у нас все не так, как у других людей... Как вы это называете? Шиворот-навыворот. Ракио глядел на Горгида с подозрением. Много лет неприязнь, брезгливость, ужас отгораживали ирмидо от всех остальных племен и народов. Вспомнив мудрое рассуждение Платона, Горгид постарался передать его как можно точнее: -- "Влюбленный, совершив нечто преступное или позорное, предпочтет быть уличенным кем угодно -- пусть даже родным отцом, -- но только не предметом своей страсти. Влюбленные никогда не покажут друг перед другом слабости или трусости. В бою они способны на чудеса храбрости. Армия любовников, какой бы она ни была малочисленной, может завоевать весь мир". Вот и все. Слова произнесены. Грека охватило мрачное упорное отчаяние. Сейчас он поймет, что ошибся. Сейчас Ракио презрительно усмехнется и... Но ирмидо изумленно раскрыл рот. После секунды ошеломленного молчания он что-то быстро проговорил на своем языке. Оба соседа Горгида -- и тот, что в черном с серебром, и разноцветный -- стали пожимать ему руки, хлопать по спине, предлагать лучшие куски мяса, поднимать кубки с вином в его честь. Облегчение разлилось по душе Горгида, омывая его сладким дождем. Он разнял медвежьи объятия соседа и тут же подскочил от неожиданности, когда кто-то хлопнул его между лопаток. С широкой ухмылкой за спиной Горгида стоял Виридовикс. -- Похоже, к тебе они отнеслись более дружески, чем ко мне, хотя ты не слишком-то оценил их вина. Мне кажется, ты почти не пил. Горгид кивнул на девушку. Та держала кельта за руку и явно была недовольна задержкой. -- Каждому свое, Виридовикс. -- Ты прав! Например, эта голубка -- мне. Не так ли, моя милая пташка? Она пожала плечами, не поняв вопроса. Виридовикс пощекотал ее шею. Девушка засмеялась. Виридовикс отвел ее подальше от столов, отыскав уютное местечко на полянке с шелковистой травой. Разложив плащ, Виридовикс похлопал по нему ладонью. Мягкая трава и запах цветов превращали это ложе в изысканную постель. Девушку звали Фамар. Судя по всему, ей не терпелось заняться любовью. Они торопливо сорвали друг с друга одежду. Виридовикс с удовольствием ощущал под ладонями теплую, мягкую кожу Фамар. Когда кельт уложил ее на плащ и приподнялся над ней, девушка вдруг покачала головой, словно не соглашаясь. Некоторое время она пыталась что-то втолковать ему, и наконец Виридовикс сдался. -- Давай сделаем так, как ты хочешь, -- пробормотал он. -- В конце концов, я никогда не отказываюсь попробовать что-нибудь новенькое. Девушка повернулась, прижавшись к нему спиной, словно желая сесть к нему на колени. Капелька пота стекла по ее бедру. -- Довольно необычная позиция... -- начал было кельт. И вдруг его осенило. Внезапно все, что он видел до этого в земле ирмидо, стало ему более чем понятным. Будто сложились в единую картину разрозненные кусочки мозаики. Виридовикс громко захохотал. Фамар обернулась. В ее взгляде смешались удивление и недовольство. -- Я не над тобой, девочка. -- Кельт нежно погладил ее по колену, все еще усмехаясь. -- Теперь я понимаю, почему ты предпочитаешь такой способ. А Горгид, этот бедный дурень!.. Бедный! Несчастный кот, упавший в котел со сметаной. -- Он рассуждал, словно Фамар могла его понять, но вскоре разговоры показались ему лишними. -- Ладно. Так на чем мы с тобой остановились?.. В это время Горгид рассказывал ирмидо о том, как очутился в Империи, и об обычаях его -- теперь навеки потерянной -- родины. Ирмидо забросали грека вопросами. Разумеется, самое жгучее любопытство вызывала у них одна тема. На протяжении многих веков соседние племена презирали ирмидо за их нетрадиционное сексуальное предпочтение. Тем удивительнее показалось им то обстоятельство, что нечто подобное имеется и в других странах и мирах. Грек рассказал им об объединявшихся в пары воинах Спарты, о свободных обычаях Афин, о Священной Дружине Фив. Сто пятьдесят пар любовников погибли до единого человека, защищая родные Фивы от Филиппа Македонского. Этот трагический эпизод потряс многочисленных слушателей грека. У многих на глазах выступили слезы. -- А когда закончилась битва? -- спросил Ракио (он переводил рассказ Горгида для остальных). -- Что, этот царь надругался над телами павших? -- Нет, -- ответил Горгид. -- Ни один из них не был убит ударом в спину, все триста человек встретили смерть лицом к лицу. И когда Филипп увидел это, он сказал: "Позор тем, кто скажет хотя бы одно дурное слово о столь отважных воинах". Когда Ракио закончил переводить, из груди собравшихся вырвался дружный вздох. Наступила тишина. Все склонили головы, отдавая молчаливую дань почтения людям, павшим почти три столетия назад. Горгид был по-настоящему тронут. Но спустя короткое время неистощимое любопытство взяло верх над остальными чувствами: -- Могу я узнать, с каких времен существует ваше Клятвенное Братство? Ракио задумался. -- Думаю, оно существует всегда. Со времен Фраотриша, первого среди благословенных Четырех. Вот когда. Горгид знал: это все равно что сказать "вечно". Он еле слышно вздохнул. В конце концов, в жизни имелись вещи поважнее его любимой истории. - Мне показалось сначала, что воины вашего Братства разбиты на пары. Но ты -- один, если я не ошибаюсь. - Посмотри туда. Видишь -- трое: Падауро, Ристи и Ипейро. Их трое, не пара. Есть еще тройка, в эту ночь они на юге, в дозоре. Довольно много таких, как я. Нас называют "сиротами". У меня нет друга навсегда. Пока нет. Я теперь старший сын в семье, поэтому вошел в Братство, когда стал взрослый. Собственная ненаблюдательность рассердила грека. Он должен был догадаться обо всем и сам, когда увидел Ракио одного. Желая скрыть смущение, Горгид отпил большой глоток вина и только после этого задал следующий вопрос: -- А почему ты "сирота"? Ты... м-м-м... ну, не хочешь следовать всем обычаям Клятвенного Братства? Ракио нахмурил лоб, не сразу поняв, о чем спрашивает Горгид. Затем на всякий случай ирмидо уточнил: -- Ты спрашиваешь -- нравятся ли мне женщины? -- Он улыбнулся и перевел этот разговор остальным собравшимся. Ирмидо засмеялись; кто-то бросил в Ракио коркой хлеба. -- Просто я не спешу, -- пояснил Ракио Горгиду. -- Я так и понял, -- сухо ответил Горгид, перейдя к своей обычной сдержанной манере разговора. Брови Ракио дрогнули. На этот раз на его лице был написан откровенный вопрос. Горгид наклонил голову и вдруг вспомнил, что этот жест, обычный в Греции, здесь никому ничего не говорит. Тогда он просто кивнул. Факелы, зажженные вокруг пиршественных столов, постепенно затухали. Горгид и Ракио ушли рука об руку. ---------- Воронка -- так эрзерумцы называли этот перевал. Далеко на юго-западе в лучах полуденного солнца сверкала, как моток серебряной проволоки, река Мауш. Вдоль реки тянулась полоса яркой зеленой растительности, но дальше начинались серо-коричневые степи плоскогорья. Там заправляли йезды. Завидев наконец степь, аршаумы разразились радостными воплями. Но Виридовикс ничуть не пожалел о том, что эта отрадная, с точки зрения кочевников, картина исчезла из виду, когда армия начала спускаться по южному склону. -- Эта пустыня еще хуже той, что мы видели на Видессианском плато, -- сказал кельт. -- Там я, честно говоря, не думал, что бывает еще хуже. -- Да, это безводная пустыня, -- согласился Гуделин. -- Но там, где удается провести воду, эта почва приносит обильные урожаи. Ты и сам сможешь убедиться в этом, когда наш путь пройдет по междуречью Тиба и Тубтуба. Там снимают три урожая в год. -- В жизни не поверю, -- заупрямился кельт. Прохладная лесист