Пер Лагерквист. Юхан Спаситель
-----------------------------------------------------------------------
Пер. со шведск. - Ю.Поспелов.
В кн.: "Пер Лагерквист. Избранное". М., "Прогресс", 1981.
OCR & spellcheck by HarryFan, 2 October 2001
-----------------------------------------------------------------------
Мое имя Юхан, но все называют меня Спасителем, потому что я спасу людей
на земле. В этом мое предназначение, и потому меня так называют. Я не
такой, как другие, и никто здесь в городе не похож на меня. В моей груди
господь зажег огонь, который никогда не гаснет, я чувствую, как он горит
во мне, горит день и ночь. Я знаю, что должен спасти людей, что ради них я
буду принесен в жертву. Моя вера, вера, которую я им проповедую, принесет
им освобождение.
Да, я знаю, как сильно я должен верить, верить за них, за всех, кто
сомневается, кто алчет, и жаждет, и не может насытиться. Я должен укрепить
их. В тоске и горе взывают они ко мне, и я, будто мановением доброй и
ласковой руки, освобожу их от всех бед - и не будет больше ни забот, ни
тревог.
Да, я спасу людей на земле. В четырнадцать лет я понял, что в этом мое
предназначение. С тех пор я не такой, как другие.
Я даже одет не так, как все. На куртке у меня два ряда серебряных
пуговиц, вокруг пояса - зеленая лента, а на рукаве - красная. На шее у
меня висит на шнурочке крышка от сигарной коробки, на которой нарисована
молодая и красивая женщина - что это такое, я уже не помню. Вот так я
одет. А на лбу у меня звезда, которую я сам вырезал из жести, звезда сияет
на солнце, ее видно издалека, она сверкает так, что все обращают на нее
внимание.
Когда я иду по улице, люди смотрят мне вслед. Они удивляются.
"Смотрите, Спаситель", - говорят они. Они знают, что это я. Знают, что я
пришел, чтобы спасти их.
Но они меня не понимают. Они верят не так, как нужно верить. Не так,
как верю я. В них не пылает огонь, как во мне. Поэтому я должен говорить с
ними, учить их верить, поэтому я должен пока быть среди них.
По-моему, это очень странно: они видят своего Спасителя, слышат его, он
живет среди них, и все-таки они его не понимают. Но когда-нибудь глаза у
них раскроются, и они увидят его таким, каков он есть.
Сегодня базарный день. Я был на площади и проповедовал, как обычно. Там
были крестьяне со своими телегами. Все собрались вокруг меня. Я говорил им
обо всем том, что ношу в себе, о слове божием, которое я должен возвестить
миру, и о том, что я пришел освободить их, что я помогу им обрести покой.
Они слушали внимательно, я думаю, их утешили мои слова.
Я не знаю, почему они смеялись. Я не смеюсь никогда. Для меня все
серьезно. И когда я стоял, глядя на всех этих людей, и думал, что у
каждого из них есть душа, которую нужно спасти от гибели, я чувствовал,
сколь велика и серьезна моя задача. Как это чудесно - говорить и видеть,
что тебя слушают. Мне даже показалось на миг, что передо мной неисчислимые
толпы людей, среди них и те, кто не пришел сегодня меня послушать (ведь
когда базар небольшой, народу бывает не так много), показалось, что я вижу
всех людей земли, всех алчущих и жаждущих покоя, и я несу им спасение. Это
был миг блаженства, я никогда его не забуду.
Мне кажется, сегодня я говорил вдохновенно и они понимали меня.
Когда я кончил, один из них выступил вперед и от имени всего собрания
вручил мне кочан капусты. Я взял его с собой и дома сварил удивительно
вкусный и сытный суп. Уже давно я не ел горячего. Боже, благослови этого
доброго человека.
Как жаль людей! Все они несчастны, все страдают, все в отчаянии.
Булочник Юханссон несчастен оттого, что лишился покупателей, с тех пор как
рядом открылась другая булочная. Хлеб у него все такой же хороший, он мне
часто дает кусочек. Хлеб всегда хорош. Полицейский Экстрем, с которым я
часто разговариваю, несчастен потому, что жена у него плохая хозяйка и
совсем перестала о нем заботиться. Даже городской судья и тот несчастен,
потому что потерял своего единственного сына.
Только я счастлив. Во мне ведь горит огонь веры, который никогда не
гаснет, который будет гореть и гореть, пока не сожжет меня. Я не знаю ни
забот, ни тревог, я не такой, как они. Таким мне быть нельзя.
Нет, мне нельзя отчаиваться. Ведь я должен верить за них.
Они взяли меня на казенный кошт, чтобы я мог посвятить себя своему
делу, ни о чем больше не заботясь. Мне здесь хорошо, нас кормят два раза
каждый день. Все здесь бедные и несчастные люди, мне их очень жаль. Они
добрые и тихие, кажется, еще никто не понимал меня так хорошо, как они.
Они тоже называют меня Спасителем и очень уважают.
По вечерам я им проповедую. Они слушают меня с благоговением, каждое
слово западает им в душу. Как сияют их глаза, когда я говорю! Они
хватаются за меня, за мои слова, как за свою единственную надежду. Да, они
понимают, что я пришел их спасти.
После ужина я всегда собираю их вокруг себя и вдохновенно говорю о той
вере, которая может преодолеть все, которая превратит этот мир в
счастливую обитель, дарованную нам господом. Начальник говорит, что это
можно, что это разрешается. Он мной доволен. Потом мы идем отдыхать. В
комнате нас четверо. Над моей постелью висит звезда, она сияет надо мной
всю ночь, она бросает свет на мое лицо, когда я сплю. Я не такой, как
другие.
О страшное отчаяние в моей душе! Отчаяние и тоска душат нас всех!
Исчезла звезда, звезда спасения, которая одна только может указать нам
путь! Утром, когда я проснулся, гвоздь, на который я ее повесил, был пуст.
Никто не знает, куда она пропала. Тьма поглотила нас, я ищу луч света, но
не нахожу ничего, не нахожу пути из этой ужасной тьмы. Все убиты горем,
весь город погружен в печаль. Из окна нашего дома мы видим, каким серым и
мрачным стало небо, кажется, будто дома и улицы посыпаны пеплом, нигде ни
огонька.
Как же нам быть? Как избавиться от отчаяния, охватившего нас?
Все с надеждой смотрят на меня. Но что я такое, раз над моей головой не
сияет звезда и небесный свет не ведет меня? Теперь я - ничто, такой же
бедняк, как все.
Кто же тогда спасет нас?
Все уладилось, все хорошо. Я целый день благодарил господа.
Старый Энук спрятал ее. Мы нашли ее у него под матрацем. Теперь все
счастливы и спокойны. После этого испытания моя вера окрепла еще больше.
Это была только шутка, я не сержусь.
Иногда я чувствую такое одиночество и пустоту вокруг. Мне кажется, что
люди не понимают, зачем я послан к ним. Я сомневаюсь в своей власти над их
душами. Сумею ли я освободить их?
Они всегда так хорошо улыбаются, когда я проповедую, их лица светлеют,
едва они завидят меня. Но верят ли они в меня по-настоящему?
По-моему, очень странно, что они не понимают, кто я такой, не чувствуют
огня, пылающего во мне, неземного вдохновения, сжигающего мою душу. Ведь
сам-то я хорошо это чувствую.
Иногда во время проповеди мне вдруг кажется, будто я совсем один, хотя
вокруг толпятся люди, много людей, слушающих меня. Я - как пламя, которое
вздымается все выше и выше к небу, становясь все чище и ярче. Но никто не
греется возле него...
О сомнение, которое хочет сломить меня! Ты, только ты и повинно в том,
что мы так несчастны и униженны.
Сегодня я был в гостях у птиц и цветов. Они были рады, что я пришел.
Жаворонки пели, фиалки и одуванчики выглядывали из травы. Я проповедовал
им в полной тишине. Все слушало. Жаворонки повисли над моей головой, чтобы
послушать. Какой душевный покой чувствовался в природе, здесь все так
хорошо понимают меня.
Если бы люди были цветами и деревьями, они бы тоже поняли меня. Да, они
были бы куда счастливее!
Но они привязаны к земле, хотя и не принадлежат ей. Они как растения,
вырванные с корнем, и солнце палит их, и земля ждет, когда они сами станут
землею. Ничто не может сделать их счастливыми, ничто не может их спасти,
кроме слова божьего, которое я им несу. И тогда все станет на свои места,
и земля станет пахнуть лилиями, и люди обретут покой.
Когда я вечером возвращался домой, возле пивных было много народу, и
все звали своего Спасителя и хотели, чтобы я проповедовал. Но я отвечал,
что говорил с моим богом и теперь должен идти домой, чтобы обдумать то,
что он мне сказал.
Может быть, я поступил неправильно, но я чувствовал себя чужим среди
них и с печалью в сердце пошел домой.
О сердце, как мне тяжело жить! Как тяжко бремя, которое я несу!
Сегодня, когда я, погруженный в свои мысли, шел по улице, я попал вдруг
в толпу детей, выходивших из школы. Они окружили меня. "Смотрите,
Спаситель идет, - кричали они, - Спаситель идет!" Их было много, и мне
пришлось остановиться. И тогда один из них раскинул руки и закричал:
"Распятый! Распятый!" Я думаю, кто-нибудь подучил их, потому что остальные
тоже раскинули руки и вокруг меня зазвенели детские голоса: "Распятый!
Распятый!"
Меня будто ударили ножом. Я почувствовал, как остановилось сердце,
холодный пот выступил на лбу. Под их крики и шум я кое-как выбрался из
толпы. Я вошел во двор столяра Лундгрена, сел и заплакал.
Я люблю детей. Никто их так не любит, как я. Когда я смотрю в их чистые
глаза, я чувствую радость, которую не может дать ничто другое на свете. Я
хотел бы, чтобы они ко мне приходили. Я сажал бы их на колени, гладил бы
по голове, и они прижимались бы щекой к моей щеке...
Я часто видел, что так делает маленький сын булочника Юханссона, когда
сидит по вечерам на пороге со своим отцом: он гладит отца по щеке и
обнимает за шею, и так они сидят долго-долго, не тревожась ни о чем на
свете. Как часто мне хотелось, чтобы детская рука вот так же ласкала и
меня...
Но тот, кто послан на землю, чтобы спасти людей, бредет в одиночестве,
он как чужой среди них. У него нет очага, нет земных радостей, нет и
печалей. Он - изгой, ибо в нем пылает огонь, который испепелит их. Кто он,
непохожий на остальных?
Распятый! Распятый!
Только верить и верить! Верить за них всех! Каждый вечер я прихожу
такой усталый, будто прожил тысячи чужих жизней. Я свертываюсь клубочком,
как зверь, и засыпаю. Лишь звезда горит надо мной, смертельно усталым,
горит, чтобы я снова проснулся и верил еще сильней.
Почему такое предназначение выпало именно мне? Часто, когда я сижу у
окна и смотрю сверху на город, мне кажется странным, что именно я призван
спасти их. Ведь я такой ничтожный, многие в мире обладают большей силой и
большей властью, чем я. Призвание давит меня, как ноша, для которой я
слишком слаб, и я падаю на колени. В такие мгновения мою душу наполняет
отчаяние и страх...
Но разве Спасителю дозволено упасть? Разве дозволено ему чувствовать
страх?
О, почему я, самый слабый из всех, должен верить за них!
Сегодня, когда я шел по площади, я встретил судью. Он кивнул мне.
- Здравствуй, Юхан, - сказал он.
Я даже остановился...
Он не назвал меня Спасителем!
"Здравствуй, Юхан", - сказал он только... Только Юхан, больше ничего.
С той поры, когда я был еще ребенком, меня никто так не называл. Теперь
я вспомнил, что так звала меня мать. Она сажала меня на колени и гладила
по голове... Теперь я вспомнил, я только подумал немножко и вспомнил...
"Здравствуй, Юхан..."
Она была такая добрая. По вечерам она приходила домой, зажигала лампу и
готовила ужин, а потом я забирался к ней на колени. Волосы у нее были
совсем золотые, а руки красивые и белые-белые, потому что целыми днями она
мыла полы... Теперь я вспомнил... Я обнимал ее за шею... Я помню...
"Здравствуй, Юхан..."
Как хорошо мне стало, когда судья сказал это. Тепло и хорошо. И в душе
сразу как будто все успокоилось - ни тревоги, ни тоски.
Только Юхан, больше ничего.
О, если бы я мог быть таким, как все! Если бы мог снять с себя бремя
своего предназначения, стать одним из них, таким, как они. Жить спокойно и
безмятежно своими земными заботами, как все, день за днем, и вечерами
приходить усталым от будничных дел, которые сделал как нужно, усталым от
них, а не от веры, одной только веры...
Может быть, я сумел бы помогать столяру Лундгрену. Или, если бы это
оказалось трудным, подметать двор.
И я бы стал таким, как они. И огонь не жег бы меня больше. И не терзало
отчаяние.
Только Юхан, больше ничего... Они бы все знали, кто я, видели бы каждый
день, что я занят своим делом. А, Юхан, это который подметает двор у
столяра!..
О, зачем я избран спасти их, я, самый жалкий и слабый из всех! Я,
который хотел бы только тишины и покоя, благодарный за то, что мне
позволено жить на земле. Как пришелец, опустившийся на колени перед
богатым столом, как едва заметный росток.
О господи, отец мой, если можно - пусть минует меня чаша сия!
Нет, нет. Мне нельзя сомневаться. Нельзя покинуть их.
Что же смущает мою душу? И толкает меня низвергнуть их в пропасть, во
тьму, покинуть их?
Это ужасно! Неужели я не верю больше?
Нет, нет! Я верю, верю, как никогда раньше! Я спасу их. Я, только я
должен спасти их!
Я иду и иду в ночи, иду не останавливаясь. По улицам, потом по дороге,
далеко в лес и обратно... Дует ветер, несутся облака... Где я?.. Голова
горит... Я так устал...
Нет, я верю. Я верю. Я спасу их, я буду принесен в жертву ради них.
Скоро, скоро...
Но почему тогда я чувствую такую тоску? Разве можно Спасителю так
тосковать и отчаиваться?
Нет, нет...
Я, кажется, снова в лесу. Слышится шум деревьев... Зачем брожу я здесь?
Почему я не там, не с людьми, которые ждут и ждут...
Но ведь они меня не понимают.
А как им понять меня, который весь - отчаяние и тоска? Как им поверить
мне, который бродит во тьме, не зная покоя?
Нет, не могу я спасти их! Не могу!
Да, их Спаситель в тоске и страхе. Он как птица, что кричит высоко в
небе над их головами. Они слышат ее крик там, в поднебесье, но не знают, о
чем она кричит им, потому что птица так высоко. И пока она, истекая
кровью, замертво не упадет на землю, они не поймут. Только после этого они
поймут, потом они смогут верить.
Распятый! Распятый!
Да, меня принесут в жертву.
Они освободятся ценой моей крови, моей бедной крови...
Скоро, скоро случится это...
Спите спокойно в ночной тиши - все цветы, все луга, все деревья, все
люди на свете! Обрети покой, милая сердцу земля. Я освобожу тебя. Я ночью
не сплю над тобой. Вся твоя тоска - моя. Ты не будешь страдать, не будешь.
Ведь я отдам за тебя жизнь.
Как тихо в лесу... Я иду по опавшей листве... Моих шагов не слышно...
Много цветов и листьев гниет осенью, и под деревьями так мягко идти...
Пахнет гнилью...
Колокол бьет в городе... Раз... Два...
О, я так устал, так устал... Мне нужно домой.
Я пойду и прилягу, я не могу больше. Они ведь ждут, удивляются, куда
это я пропал.
Вот я, кажется, на дороге. Какая вязкая глина... Наверное, вчера шел
дождь... А какой ветер!
Нет, колокола бьют и бьют. Воздух дрожит... Кажется, произошло что-то
ужасное... Много колоколов, они звенят, они стонут, как в день Страшного
суда. Что это? Нужно бежать.
Это пожар! Пожар! Бушует пламя, небо стало кроваво-красным. Это горит
город! Это горит мир, все гибнет!
О боже, я должен спасти их. Я должен. Они ждут меня - он не идет,
почему он не идет?
Но я бегу, я бегу! Я спасу вас! Только глина мешает, но я ведь бегу!
Горит земля, горит небо - целое море огня! Я должен спасти их, я должен
спасти их!
Сердце, не бейся так сильно, не надо, сердце, родное мое, не надо! Ведь
я не смогу бежать, а я должен спасти их! Ты же знаешь, я должен спасти их!
Сплошное море огня. И грохочет шторм. Пылающее небо обрушивается на
землю и поджигает ее.
Я встречаю людей - все бегут туда же.
- Мир гибнет! - кричу я им.
- Э, - отвечают они, - это всего-навсего богадельня.
Да, всего-навсего богадельня. Все эти несчастные, алчущие и жаждущие,
потому что они не в силах верить, - они в огне. Они гибнут! Только я могу
их спасти.
Сердце, не бейся так, не делай мне больно, я скоро добегу, уже скоро,
скоро...
Бьются языки пламени, дым застилает улицу, я чувствую жар...
И вот я у цели.
Начальник здесь, и много народу собралось.
- Я спасу их! Спасу! - кричу я.
- Там некого спасать! - кричат они, пытаясь меня задержать. Они не
понимают. Я бросаюсь в огонь.
Дым душит меня. Нет, я не упаду, нет, их Спаситель не может упасть. Я
проберусь - вот прихожая... коридор... комната...
Здесь пусто. Их нет. Они наверху.
Дым на лестнице душит меня, огонь слепит... Нет, я не упаду... Я спасу
их... Всех... Всех...
Где они?
Я ощупью двигаюсь вперед, как во сне. Плотная стена дыма. Языки
пламени. Очень трудно устоять на ногах.
Где они?
Старый Энук, который сам уже не ходит... И Антон - он хромой, и старуха
Кристина - она ничего не понимает, совсем как ребенок, и Самуэльсон, и
Манфред...
Я не вижу их - их нет...
Я ползу по полу - пламя ползет за мной... Кругом шумит... ревет...
рушится... Где они?.. Тут нет ни столов, ни кроватей - ничего, пусто и
холодно... будто никто не живет здесь и не жил... Где они? Здесь их нет...
Здесь только я... только я...
Кругом горит, горит! Рушатся балки, бушует пламя... Я мечусь в огне...
Где они? Где они? Все несчастные люди... Я не нашел их, их нет - только
огонь, только пламя, только я, только я...
О мое сердце, это ты горишь? Может быть, это только ты? Я чувствую, как
ты сжигаешь мое тело, мою грудь, скоро не останется ничего, кроме тебя!
Сердце, поглоти все! Я хочу быть только тобою, только тобою, сердце,
алчущее и жаждущее, только тобою, огонь, сжигающий меня!
Ничем другим... ничем другим... только тобою...
Нет, я не могу больше... не могу... это - конец... Да, я падаю...
Падаю... Это конец...
О господи, прости, что я не нашел людей, которых должен был спасти! Я
не нашел их... Прости, сердце, которое горит... горит, пылая жаждою
принести себя в жертву... умереть... умереть...
Я знаю, ты простишь меня... Ты простишь, сердце, которое сгорело ради
тебя... Во имя тебя... Это ты любишь... Да, это ты любишь... Ты позволишь
ему сгореть... Сгореть... Позволишь обрести покой... Покой...
Распятый! Распятый!
Last-modified: Wed, 03 Oct 2001 16:56:43 GMT