мог попытаться тебя так подставить?" Может быть. Возможно, да, я знаю. У агента мысль, что это кто-то из враждебной религии - католический, баптистский, даосистский, иудейский, англиканский ревнивый конкурент. Это мой брат, говорю я ему. У меня есть старший брат, который, возможно, ещё жив, и легко представить себе Адама Брэнсона, убивающего уцелевших так, чтобы полиция подумала, что произошло самоубийство. Соц.работница делала за меня мою работу. Легко представить себе, как она попала в смертельную ловушку, предназначенную для меня. Бутылка со смесью аммиака и хлорной извести ждала меня под раковиной, чтобы я открутил крышечку и упал мертвым от запаха. Книга выпадает из руки агента и, раскрывшись, приземляется на ковер. Другую руку агент запускает в свои волосы. "Матерь Божья," - говорит он. Он говорит: "Лучше бы ты не рассказывал мне, что твой брат всё ещё жив". Может быть, говорю я. Возможно, может быть, да, это было. Я видел его в автобусе один раз. Это случилось примерно за две недели до смерти соц.работницы. Агент сверлит глазами меня, сидящего на кровати и покрытого крошками от тостов. Он говорит: "Нет, этого не было. Ты никогда никого не видел". Его зовут Адам Брэнсон. Агент трясёт головой: "Нет, это не так". Адам звонил мне домой и угрожал убить меня. Агент говорит: "Никто не угрожал тебя убить". Нет, он это сделал. Адам Брэнсон колесит по стране, убивает уцелевших, чтобы отправить нас всех в Рай, или чтобы показать миру Правоверческое единение, или чтобы отомстить тем, кто донёс о трудовом миссионерском движении, я не знаю. Агент спрашивает: "Ты понимаешь фразу возмущение общественности?" Агент спрашивает: "Ты знаешь, чего будет стоить твоя карьера, если люди узнают, что ты не единственный уцелевший легендарного дьявольского Правоверческого Культа Смерти?" Агент спрашивает: "Что если твоего брата арестуют, и он расскажет правду о культе? Он подорвёт всё, что команда авторов говорила миру о твоём жизненном пути". Агент спрашивает: "И что потом?" Я не знаю. "Потом ты ничто," - говорит он. "Потом ты всего лишь еще один известный лжец," - говорит он. "Весь мир будет тебя ненавидеть," - говорит он. Он кричит: "Ты знаешь, к каким срокам заключения приговаривают за массовое надувательство? За искажение? За ложную рекламу? За клевету?" Он подходит вполтную, чтобы прошептать: "Должен ли я тебе говорить, что в сравнении с тюрьмой Содом и Гоморра будут напоминать Миннеаполис или собор Святого Павла?" Он скажет мне, что я знаю, говорит агент. Он поднимает ДСП с пола и заворачивает его в сегодняшнюю газету. Он говорит, что у меня нет брата. Он говорит, что я никогда не видел ДСП. Я никогда не видел никакого брата. Я сожалею о смерти соц.работницы. Я скорблю по всей моей мертвой семье. Я глубоко любил соц.работницу. Я ей навеки признателен за помощь и руководство, и я каждую минуту молюсь о том, чтобы моя умершая семья не горела в Аду. Он говорит, что я возмущен полицией, которая слишком ленива, чтобы найти настоящего убийцу соц.работницы, и вместо этого пристает ко мне. Он говорит, что я просто хочу забыть обо всех этих трагических грустных смертельных вещах. Он говорит, что я просто хочу продолжать жить. Он говорит, что я доверяю моему замечательному агенту и очень дорожу его каждодневным руководством. Он говорит мне, что я глубоко признателен. Прямо перед тем, как вошла горничная, чтобы убраться в комнате, агент говорит, что он отправит ДСП прямиком в машину для уничтожения бумаг. Он говорит: "Теперь подними зад с постели, ты, ленивый мешок говна, и помни всё, что я тебе сейчас сказал, потому что когда-нибудь, очень скоро, тебе придется говорить это полиции". 17 Из туалетных кабинок по обе стороны от меня доносятся стоны и дыхание. Трахаются там или испражняются, мне все равно. В стенках кабинки по обе стороны от меня имеются дырки, но я не могу в них смотреть. Пришла ли сюда Фертилити, я не знаю. Если Фертилити здесь и сидит рядом со мной, храня молчание, пока мы не останемся одни, я попрошу ее о самом большом чуде. Рядом с дыркой справа от меня написано: Я сидел здесь, ждал упорно, хотел срать, но только пёрнул. Рядом с этим написано: История моей жизни. Рядом с дыркой слева от меня написано: Дрочи упорнее. Рядом с этим написано: Поцелуй меня в зад. Рядом с этим написано: С удовольствием. Это в аэропорте Нового Орлеана, самом близком к СуперСтадиону аэропорте, где завтра состоится матч СуперКубка, где в перерыве я поженюсь. А время уходит. Снаружи в коридоре моя свита и моя новая невеста ждут меня больше двух часов, а я сижу здесь, и мои внутренности готовы вывалиться через задницу. Мои брюки сложились гармошкой у лодыжек. Бумажная подкладка для туалетного сидения пропиталась водой из унитаза и увлажнила мою голую кожу. Я чувствую густой запах человеческих испражнений с каждым вдохом. Кабинка за кабинкой пустеют, но каждый раз, когда последний человек уходит, появляется другой. На стене нацарапано: Ты знаешь, чем заканчиваются жизнь и порнофильмы. Единственная разница между ними в том, что жизнь начинается с оргазма. Рядом с этим нацарапано: Все идёт к концу, который и есть самая волнующая часть. Рядом с этим нацарапано: Какая тантрическая мысль. Рядом с этим нацарапано: Здесь пахнет говном. Последняя кабинка пустеет. Последний человек моет руки. Последние шаги к выходу. В дырку слева я шепчу: Фертилити? Ты там? В дырку справа я шепчу: Фертилити? Это ты? Я боюсь, что еще один человек зайдёт почитать газету и разразится захватывающим поносом на шесть блюд. Из дырки справа доносится: "Я ненавижу тебя за то, что ты назвал меня проституткой по телевидению". Я шепчу в ответ: Прости. Я всего лишь читал текст, который мне дали. "Я знаю". Я знаю, что она знает. Красный рот в дырке говорит: "Я звонила, зная, что ты предашь меня. Здесь свободой воли и не пахнет. Это то же самое, что у Иисуса с Иудой. Ты, в общем-то, всего лишь пешка в моих руках". Спасибо, говорю я. Шаги, кто-то входит в мужской туалет, и кто бы это ни был, он занимает кабинку слева от меня. Я шепчу в дырку справа: Мы не можем говорить сейчас. Кто-то вошёл. "Всё окей, - говорит красный рот. - Это всего лишь старший брат". Старший брат? Рот говорит: "Твой брат, Адам Брэнсон". И в дырке слева показывается дуло пистолета". И голос, мужской голос говорит: "Привет, братишка". Пистолет, просунутый в дырку, вращается вслепую, целясь в мои ступни, целясь в мою грудь, мою голову, дверь кабинки, унитаз. Рядом с дулом пистолета нацарапано: Отсоси его. "Не дёргайся, - говорит Фертилити. - Он не собирается тебя убивать. Я это знаю". "Я тебя не вижу, - говорит Адам, - но у меня шесть пуль, и одна из них обязательно найдет тебя ". "Ты никого не убьешь," - говорит красный рот черному пистолету. Они переговариваются через мои голые белые колени. "Он провел у меня в номере всю прошлую ночь, приставив пистолет к моей голове, и всё, что он сделал, это испортил мне прическу ". "Заткнись," - говорит пистолет. Рот говорит: "У него нет ни одной пули". Пистолет говорит: "Заткнись!" Рот говорит: "Прошлой ночью я видела еще один сон о тебе. Я знаю, что они сделали с тобой, когда ты был ребенком. Я знаю, то, что с тобой случилось, было ужасно. Я понимаю, почему секс тебя пугает". Я шепчу: Со мной ничего не случилось. Пистолет говорит: "Я пытался остановить это, но сама идея о том, что старейшины делали с вами, парни, привела меня в ужас". Я шепчу: Все было не так уж плохо. "В моем сне, - говорит рот, - ты плакал. Ты был всего лишь маленьким мальчиком, и ты не понимал, что должно было произойти". Я шепчу: Я оставил всё это в прошлом. Я известная прославленная религиозная знаменитость. Пистолет говорил: "Нет, ты не оставил". Нет, оставил. "Тогда почему ты всё ещё девственник?" - говорит рот. Завтра я женюсь. Рот говорит: "Но ты ведь не будешь заниматься с ней сексом". Я говорю: она очень милая и очаровательная девушка. Рот говорит: "Но ты ведь не будешь заниматься с ней сексом. Ты же не исполнишь свою супружескую обязанность". Пистолет говорит рту: "Церковь обрабатывала всех тендеров и бидди так, что они никогда не хотели заниматься сексом во внешнем мире". Рот говорит пистолету: "Что ж, вся эта практика была попросту садистской". Кстати, насчет свадьбы, говорю я. Мне бы не помешало самое большое чудо, что у тебя есть. "Тебе нужно больше, чем это, - говорит рот. - Завтра утром, когда состоится твоя свадьба, твой агент умрет. Тебе понадобится хорошее чудо и хороший адвокат". Смерть моего агента - не такая уж плохая вещь. "Полиция, - говорит рот, - обвинит тебя". Но почему? "Там будет бутылка твоего нового одеколона. Запах Истины, - говорит рот. - И он задохнется, вдыхая его". "На самом деле это хлорная известь с аммиаком," - говорит пистолет. Я спрашиваю: Так же, как у соц.работницы? "Вот почему полиция схватит тебя," - говорит рот. Но соц.работницу убил мой брат. "Так точно, - говорит пистолет. - И еще я украл ДСП и твои папки регистрации происшествий". Рот говорит: "И он тот, кто подстроит смерть твоего агента от удушья". "Расскажи ему лучшую часть," - говорит пистолет рту. "Всё чаще и чаще в моих снах, говорит рот, - полиция обвиняет тебя в убийстве всех уцелевших Правоверцев, чьи самоубийства выглядели фальшивыми". Всех этих Правоверцев убил Адам. "Да, именно их," - говорит пистолет. Рот говорит: "Полиция думает, что, возможно, ты совершил все эти убийства, чтобы стать знаменитым. Ни с того ни с сего ты из жирного уродливого уборщика превратился в религиозного лидера, а завтра ты станешь самым удачливым серийным убийцей страны". Пистолет говорит: "Удачливым, вероятно, не совсем подходящее слово". Я говорю: Я был не таким уж жирным. "И сколько ты весил? - говорит рот. - Будь честным". На стене написано: Сегодня Худший День Всей Твоей Оставшейся Жизни. Рот говорит: "Ты был жирным. Ты и сейчас жирный". Я спрашиваю: Так почему бы тебе просто не убить меня? Почему бы тебе не вставить пули в пистолет и не застрелить меня? "Пули у меня заряжены," - говорит пистолет, и дуло вертится по сторонам, указывая на мое лицо, мои колени, мои ступни. Рот Фертилити. Рот говорит: "Нет, у тебя нет пуль". "Есть," - говорит пистолет. "Тогда докажи это, - говорит рот. - Застрели его. Прямо сейчас. Застрели его. Застрели". Я говорю: Не стреляй в меня. Пистолет говорит: "Я не хочу этого делать". Рот говорит: "Лжец". "Вообще-то, я хотел застрелить его уже давно, - говорит пистолет, - но чем известнее он становится, тем лучше. Вот почему я убил соц.работницу и уничтожил записи о его душевном здоровье. Вот почему я приготовил фальшивую бутылку с хлоргазом, чтобы агент ее понюхал". С соцработницей я всего лишь притворялся безумным извращенцем, говорю я. На стене нацарапано: Сри или проваливай. "Не важно, кто убьет агента, - говорит рот. - Полиция будет ждать у штрафной линии, чтобы арестовать тебя за массовые убийства, сразу, как ты уйдешь от камер". "Но не беспокойся, - говорит пистолет. - Мы будем там, чтобы спасти тебя". Спасти меня? "Просто дай им чудо, - говорит рот, - и у тебя будет несколько минут хаоса, чтобы ты мог выбраться со стадиона". Я спрашиваю: Хаоса? Пистолет говорит: "Ищи нас в машине". Рот говорит: "В красной машине". Пистолет говорит: "Откуда ты знаешь? Мы же ее еще не угнали". "Я знаю всё, - говорит рот. - Мы украдем красную машину с автоматической коробкой передач, потому что я не умею пользоваться рычагом". "Окей, - говорит пистолет. - В красной машине". "Окей," - говорит рот. Я был перевозбужден. Я говорю: Просто дай мне чудо. И Фертилити дает мне чудо. Величайшее чудо в моей карьере. И она права. И там будет хаос. Там будет настоящее столпотворение. 16 Одиннадцать часов следующего утра, агент всё ещё жив. Агент жив в одиннадцать десять и в одиннадцать пятнадцать. Агент жив в одиннадцать тридцать и в одиннадцать сорок пять. В одиннадцать пятьдесят координатор мероприятий доставляет меня от гостиницы до стадиона. Все постоянно вокруг нас, координаторы и представители и менеджеры, и я не могу спросить агента, принес ли он бутылочку Запаха Истины и когда он собирается понюхать ее. Я не могу ему просто так сказать, чтобы он не нюхал никаких одеколонов сегодня. Что там яд. Что брат, которого у меня никогда не было и которого я ни разу не видел, залез в багаж агента и подложил ловушку. Каждый раз, когда я вижу агента, каждый раз, когда он исчезает в ванной, или когда я должен отвернуться на минуту, это может быть последний раз, когда я его вижу. Не то чтобы я очень уж любил агента. Я могу легко представить себя на его похоронах: во что я буду одет, что я скажу в прощальной речи. Хихикаю. Затем я вижу, как мы с Фертилити танцуем Аргентинское Танго на его могиле. Я не хочу проходить по делу о массовом убийстве. Это то, что соц.работница назвала бы ситуацией приближения/избегания. Что бы я ни сказал насчет одеколона, свита повторит это полиции, если он задохнется. В четыре тридцать мы на задворках стадиона со складными столиками, ресторанной едой и взятой напрокат одеждой, смокинги и свадебное платье висят на вешалках, и агент всё ещё жив и спрашивает меня, что я планирую объявить своим большим чудом этого перерыва. Я не рассказываю. "Но оно большое?" - интересуется агент. Оно большое. Оно достаточно большое, чтобы все на стадионе захотели дать мне пинка под зад. Агент смотрит на меня, подняв одну бровь, хмурится. Мое чудо такое большое, что потребуются все полицейские этого города, чтобы удержать толпу от расправы надо мной. Я не говорю агенту об этом. Я не говорю, что в этом вся задумка. Полиция будет очень занята, спсася мою жизнь, и она не сможет арестовать меня за убийство. Я не рассказываю агенту эту часть. В пять часов агент всё ещё жив, и меня заковывают в белый смокинг с белым галстуком-бабочкой. Мировой судья подходит и говорит мне, что всё под контролем. И всё, что я должен делать, это вдыхать и выдыхать. Невеста прибывает в своем свадебном платье, втирая вазелин в палец для кольца, и говорит: "Меня зовут Лора". Это не та девушка, которая была в лимузине вчера. "Это была Триша," - говорит невеста. Триша заболела, поэтому Лора будет ее дублершей. Всё окей. Я всё ещё женюсь на Трише, несмотря на то, что ее здесь нет. Триша - та, кто по-прежнему нужен агенту. Лора говорит: "Камеры ничего не узнают". У нее вуаль. Люди едят пищу, доставленную разносчиком. Рядом со стальными дверями, ведущими на боковые линии, люди из цветочной лавки, готовые выкатить алтарь на футбольное поле. Подсвечники. Беседки, покрытые белыми шелковыми цветами. Розы и пеоны и белый сладкий горох и левкой, все они ломкие и липкие от лака для волос, чтобы держали форму. Охапка шелкового букета невесты, который она понесет, - это шелковые гладиолусы и белые георгины из искусственного шелка и тюльпаны, тянущие за собой ярды белой шелковой жимолости. И всё это смотрится красиво и реально, если ты на достаточном расстоянии. На поле яркий свет, говорит гримерша и делает мне большой красный рот. В шесть часов Супер Кубок начинается. Это футбол. [[прим.11]] Это Кардиналы против Кольтов. Пять минут первой четверти, шесть очков у Кольтов. У Кардиналов ноль, и агент всё ещё жив. Рядом со стальными дверями, ведущими на стадион, алтарные мальчики и подружки невесты, одетые как ангелы, флиртуют и курят сигареты. Когда Кольты на 40-ярдовой линии, это их второй мяч вне игры, и составитель графика кратко излагает мне, как я проведу свой медовый месяц в туре по семнадцати городам для раскрутки книг, игр и статуэток для приборной панели. Основание моей собственной мировой религии по-прежнему на повестке дня. Сейчас идет подготовка к мировому турне, раз уж надоедливый вопрос насчет моих занятий сексом закрыт. План включает визиты доброй воли в Европу, Японию, Австралию, Сингапур, Южную Африку, Арегентину, Новую Гвинею и на Британские Виргинские острова, а затем возвращение в Соединенные Штаты, как раз вовремя, чтобы успеть на рождение моего первенца. Чтобы я не терялся в догадках, координатор говорит, что агент предпринял определенные меры, чтобы моя жена родила нашего первого ребенка в конце моего девятимесячного турне. Долгосрочное планирование говорит, что у моей жены должно быть шесть, возможно семь детей, образцовая Правоверческая семья. Координатор мероприятий говорит, что мне не придется даже пальцем пошевелить. Если в это вовлечен я, то зачатие должно быть непорочным. Свет на поле слишком яркий, говорит гримерша и мажет мои щеки красным. В конце первой четверти агент приносит мне какие-то бумаги на подпись. Документы о разделе прибыли, говорит агент. Сторона по имени Тендер Брэнсон, именуемая в дальнейшем ЖЕРТВА, дарует стороне, именуемой в дальнейшем АГЕНТ, право получать и распоряжаться всеми денежными суммами, получаемыми Телевизионным и Торговым Синдикатом Тендера Брэнсона, включая, но не ограничиваясь доходами от продажи книг, создания телепрограмм, произведений искусства, живых представлений, косметики, именного мужского одеколона. "Подпиши здесь," - говорит агент. И здесь. Здесь. И здесь. Кто-то вставляет белую розу в мою петлицу. Кто-то на коленях начищает мои ботинки. Гримерша по-прежнему не унимается. Теперь агенту принадлежит копирайт на мой образ. И мое имя. В конце первой четверти счет семь-семь, и агент всё ещё жив. Личный фитнесс-тренер вкалывает мне 10 кубиков адреналина, чтобы у меня зажглись глаза. Старший координатор мероприятий говорит, что всё, что я должен сделать, это пройти к 50-ярдовой линии, к центру стадиона, туда, где будет стоять свадебная процессия. Невеста пойдет с противоположной стороны. Мы все встанем на платформу из деревянных ящиков с пятью тысячами белых голубей, спрятанных внутри. Звуки церемонии заранее записаны в студии, и именно это будет слышать публика. Я не должен буду говорить ни слова до моего предсказания. Когда я наступлю на кнопку, скрытую под моей ногой, голуби вылетят. Идёшь. Говоришь. Голуби. Раз плюнуть. Костюмер сообщает, что нам придется использовать корсет для создания нужной фигуры, и говорит, чтобы я скорее раздевался на глазах у всех. Ангелы, команда, еда, люди с цветами. Агент. Сейчас. Всё, кроме трусов и носков. Сейчас. Костюмер стоит с резиново-проволочным орудием пыток, называемым корсет, в которое я должен влезть, и говорит, что это мой последний шанс отлить в ближайшие три часа. "Тебе бы не пришлось одевать этого монстра, - говорит агент, - если бы ты продолжал сбрасывать вес". Сейчас четыре минуты второй четверти, и никто не может найти обручальное кольцо. Агент обвиняет координатора мероприятий, который обвиняет костюмера, который обвиняет управляющего собственностью, который обвиняет ювелира, который должен был предоставить кольцо в обмен на рекламу его имени на дирижабле, летающем вокруг поля. Снаружи дирижабль кружит по небу, демонстрируя имя ювелира. Внутри агент грозится предъявить иск за нарушение контракта и пытается связаться с дирижаблем. Координатор мероприятий говорит мне: "Сымитируй кольцо". Камеры будут снимать только наши с невестой головы и плечи. Просто изобрази, что ты надеваешь кольцо на палец Триши. Невеста говорит, что она не Триша. "И помни, - говорит координатор, - произноси слова только губами, всё заранее записано". Девять минут второй четверти, и агент всё ещё жив и кричит в свой телефон. "Прострелите его, - кричит он. - Потяните курок. Дайте мне пистолет, и я сделаю это сам. Просто уберите этот чертов дирижабль с моих глаз". "Этого нельзя делать," - говорит координатор мероприятий. В тот момент, когда свадебная процессия появится на стадионе, люди из дирижабля сбросят четыре с лишним тонны риса на автостоянку. "Пошли со мной," - говорит старший составитель графика. Время занимать места. Кольты и Кардиналы уходят с поля, пыхтя. Счет двадцать-семнадцать. Толпа требует продолжения матча. Ангелы и команда выкатывают алтарь с шелковыми цветами, зажженные подсвечники и платформу, заполненную голубями. Корсет сжимает все мои внутренние органы так, что они поднимаются в глотку. Приближается время второй половины, а агент всё ещё жив. Я могу делать только маленькие полу-вдохи. Личный фитнесс-тренер подходит ко мне и говорит: "Вот, это придаст цвета твоим щекам". Он подносит маленькую бутылочку к моему носу и говорит, чтобы я глубоко вдохнул. Толпа в нетерпении, часы тикают, счет почти равный, и я вдыхаю. "Теперь другой ноздрей," - говорит тренер. И я вдыхаю. И всё исчезает. Кроме гула крови, несущейся по венам моих ушей, и сердца, сдавленного корсетом, я в стороне от всего. Ни черта не чувствую. Ни черта не вижу. Ни черта не боюсь. В отдалении координатор показывает мне рукой в сторону искусственного газона. Он показывает на линию, прочерченную на поле, и на группу людей, стоящих на свадебной платформе, покрытой белыми цветами, в центре поля. Гул моей крови постепенно исчезает, и я слышу музыку. Я иду мимо координатора на стадион с тысячами кричащих на своих местах людей. Музыка доносится изниоткуда. Сверху кружит дирижабль с надписью: Поздравления от семьи товаров Мэни Файн и семьи товаров Филип Моррис. Невеста, Лора, Триша, кто угодно, появляется с противоположной стороны. Не открывая рта, мировой судья говорит: БЕРЕШЬ ЛИ ТЫ, ТЕНДЕР БРЭНСОН, ТРИШУ КОННЕРС, ЧТОБЫ БЫТЬ ВМЕСТЕ, ПЛОДИТЬСЯ И РАЗМНОЖАТЬСЯ ТАК ЧАСТО, КАК ВЫ СМОЖЕТЕ, ПОКА СМЕРТЬ НЕ РАЗЛУЧИТ ВАС? Ты чувствуешь эхо сотен динамиков. Не открывая рта, я говорю: ДА. Не открывая рта, мировой судья говорит: БУДЕШЬ ЛИ ТЫ, ТРИША КОННЕРС, ВМЕСТЕ С ТЕНДЕРОМ БРЭНСОНОМ, ПОКА СМЕРТЬ НЕ РАЗЛУЧИТ ВАС? И Лора шевелит губами: ДА. Телевизионные камеры дают крупный план, и мы имитируем кольца. Мы имитируем поцелуй. Вуаль по-прежнему на своем месте. Лора по-прежнему Триша. Со стороны всё выглядит идеально. За кадром полиция высыпает на поле. Агент, должно быть, мертв. Одеколон. Хлоргаз. Полиция на 10-ярдовой линии. Я беру у мирового судьи микрофон, чтобы сделать мое большое предсказание, мое чудо. Полиция на 20-ярдовой линии. Я беру микрофон, но он не включен. Полиция на 25-ярдовой линии. Я говорю: Проверка, проверка, раз, два, три. Проверка, раз, два, три. Полиция на 30-ярдовой линии, наручники раскрыты и готовы защелкнуться на мне. Микрофон оживает, и мой голос ревет из аудиосистемы. Полиция на 40-ярдовой линии, говорит: Вы имеете право хранить молчание. Если вы решите отказаться от этого права, всё, что вы скажете, может быть и будет использовано против вас ... И я отказываюсь от своего права. Я делаю мое предсказание. Полиция на 45-ярдовой линии. Мой голос орет над стадионом, я говорю: СЕГОДНЯШНЯЯ ИГРА ЗАКОНЧИТСЯ СО СЧЕТОМ: КОЛЬТЫ - ДВАДЦАТЬ СЕМЬ, КАРДИНАЛЫ - ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ. КОЛЬТЫ ПОБЕДЯТ В СЕГОДНЯШНЕМ СУПЕР КУБКЕ С РАЗНИЦЕЙ В ТРИ ОЧКА. И открываются врата Ада. Хуже этого может быть лишь то, что двигатель номер два только что заглох. Я здесь один на борту Рейса 2039, у меня осталось всего два двигателя. 15 Чтобы сделать работу правильно, ты берешь один лист золоченой бумаги и оборачиваешь его вокруг листа белой бумаги. Вкладываешь купон между свернутыми листами. Держишь марки возле свернутых листов. Затем сворачиваешь лист фирменного бланка вокруг всего этого и кладешь это в конверт. Приклеиваешь этикетку с адресом на конверт, и ты заработал три цента. Делаешь это тридцать три раза, и ты уже заработал доллар. Место, где мы проводим эту ночь, - идея Адама Брэнсона. Письмо, которое я сворачиваю, гласит: Вода, поступающая в дом ВИЛЬСОНОВ, несет в себе опасных паразитов? Там, где мы находимся, должно быть безопасно. Золоченая бумага вокруг белой, внутри купон, лист марок, фирменный бланк, все это идет в конверт, и я на три цента ближе к побегу. Вода, поступающая в дом КЭМЕРОНОВ, несет в себе опасных паразитов? Мы втроем сидим вокруг обеденного стола, Адам, Фертилити и я, наполняем эти конверты. В десять часов мать семейства запирает входную дверь дома и на обратном пути на кухню останавливается, чтобы спросить, чувствует ли наша дочь себя лучше. Доктора смогли помочь ей? Она будет жить? Фертилити, до сих пор с рисом в волосах, говорит: "Опасность всё ещё существует, пока что". Конечно, у нас нет дочери. Сказать, что у нас есть дочь, было идеей Адама Брэнсона. Вокруг нас собрались три или четыре семьи, дети и родители, разговаривающие о раке и химиотерапии, ожогах и пересадке кожи. О стафилококке. Мать семейства спрашивает, как зовут нашу маленькую девочку. Адам, Фертилити и я смотрим друг на друга, у Фертилити высунут язык, чтобы лизнуть конверт. Смотреть на Адама - все равно что смотреть на фотографию того, кем я был. Мы одновременно называем три разных имени. Фертилити говорит: "Аманда". Адам говорит: "Пэтти". Я говорю: Лора. Только все эти три имени накладываются друг на друга. Наша дочь. Мать семейства смотрит на меня в обожженных остатках белого смокинга и спрашивает, почему нашу дочь положили в больницу? Мы одновременно называем три разные болезни. Фертилити говорит: "Сколиоз". Адам говорит: "Полио". Я говорю: Туберкулез. Мать семейства смотрит, как мы сворачиваем, желтое поверх белого, купон, марки, фирменный бланк, ее взгляд возвращается к наручникам, защелкнутым на одном из моих запястий. Вода, поступающая в дом ДИКСОНОВ, несет в себе опасных паразитов? Это Адам привел нас сюда. Всего на одну ночь, сказал он. Здесь безопасно. Теперь, поскольку я серийный убийца, Адам знает, как мы можем отправиться на север утром, на север до самой Канады, но на эту ночь нам нужно было место, где можно спрятаться. Мы хотели есть. Нам нужно было заработать немного наличности, поэтому он привел нас сюда. Это после стадиона и после толп, пытающихся прорвать линию полицейского оцепления. Это сразу после моей фальшивой свадьбы, когда агент был мертв, и полиция сражалась за то, чтобы я остался в живых, чтобы они могли казнить меня за убийство. Толпа со всего крытого СуперСтадиона высыпала на поле в тот момент, когда я объявил, что Кольты выиграют. Один браслет наручников уже защелкнулся на моей руке, полиция не могла ничего сделать с бегущей пьяной лавиной, катившейся на нас от боковых линий. Где-то оркестр играл государственный гимн. Со всех направлений люди падали на поле через бортики. Сжав кулаки, люди бежали к нам по траве. Там были Аризонские Кардиналы в своей форме. Там были Индианаполисские Кольты, по-прежнему на своей скамейке, шлепающие друг друга по задницам и дающие друг другу пять. В тот момент, когда полиция добралась до края свадебной платформы, я пнул ногой кнопку, и пять тысяч белых голубей взмыли вверх, окружив меня плотной стеной. Голуби отогнали полицейских достаточно далеко назад, чтобы стадо болельщиков успело достичь центра поля. Полиция отбивалась от стада, а я схватил букет невесты. Сидя здесь и наполняя конверты, я хочу рассказать всем, как я совершил мой великий побег. Как баллоны со слезоточивым газом для усмирения толпы летали над головой, оставляя за собой дымный след. Как рев толпы эхом отдавался от купола. Как я схватил шелковую белую охапку шелковых цветов у невесты, как слезы струились у нее по лицу. Как я поднес политый лаком для волос букет к горящей свече и получил факел, чтобы сдержать любого нападавшего. Держа факел из гладиолусов и резко схватив горячую проволоку искусственной жимолости, я спрыгнул со свадебной платформы и пробил себе дорогу через футбольное поле. 50-ярдовая линия. 40-ярдовая линия. Тридцать. Я, в белом смокинге, делал обманные движения и прокладывал себе путь, совершал рывки и повороты. 20-ярдовая линия. Чтобы меня не схватили, я хлестал горящими георгинами из стороны в сторону перед собой. 10-ярдовая линия. Десять тысяч полузащитников вышли, чтобы вырубить меня. Некоторые из них пьяны, некоторые из них профессионалы, никто из них не колет себе такие качественные химикаты, как у меня. Руки хватают мои белые фалды. Мужчины ныряют мне под ноги. Стероиды спасли мне жизнь. Затем - гол. Я прохожу под стойкой ворот, по-прежнему направляясь к стальным дверям, через которые я выберусь с поля. Мой факел сгорел, от него остались лишь несколько крошечных шелковых триллиумов, и я бросаю его назад через плечо. Я протискиваюсь через стальные двойные двери и задвигаю внутри массивный засов. Толпа молотит в закрытые двери, но я здесь в безопасности на несколько минут, один, с ресторанной пищей и гримершей. Труп агента под белой простыней на каталке рядом с буфетом. В буфете, главным образом, сэндвичи с индейкой и вода в бутылках, свежие фрукты. Салат с макаронами. Свадебный торт. Гримерша ест сэндвич. Она показывает головой на мертвого агента и говорит: "Хорошая работа". Она говорит, что тоже ненавидела его. На ней массивный золотой Ролекс агента. Гримерша говорит: "Хочешь сэндвич?" Я спрашиваю: Здесь только с индейкой или есть какие-то другие? Гримерша дает мне бутылку с минеральной водой и говорит, что мой смокинг горит сзади. Я спрашиваю: Как отсюда выбраться? Вон там дверь, говорит гримерша. Стальные двери за моей спиной прогибаются внутрь. Иди по длинному коридору, говорит гримерша. Поверни направо в конце. Выйди через дверь с надписью "Выход". Я говорю спасибо. Она говорит, что остался еще сэндвич с бужениной, если я хочу. Сэндвич у меня в руке, я выхожу через дверь, которую она мне показала, иду по коридору, выхожу через выход. Снаружи на стоянке красная машина, красная машина с автоматической коробкой передач, Фертилити за рулем, и Адам рядом с ней. Я забираюсь на заднее сиденье и закрываю дверцу. Фертилити, сидящей спереди, я говорю закрыть окно. Фертилити играет с ручками радиоприемника. Толпа высыпает за мной через выходы и бежит, чтобы окружить нас. Их лица приближаются ко мне настолько близко, что я чувствую их плевки. Затем с небес приходит самое большое чудо. Начинается дождь. Белый дождь. Манна небесная. Я клянусь. Дождь такой скользкий и тяжелый, что стадо падает, подскальзывается и падает, падает и растягивается. Белые частички дождя падают в окна машины, на коврик, в наши волосы. Адам с удивлением заглядывается на чудо этого белого дождя, помогающего нам убраться. Адам говорит: "Это чудо". Задние колеса пробуксовывают, их заносит в сторону, а затем оставляют черный след, когда мы уезжаем. "Нет, - говорит Фертилити и давит на газ, - это рис". На дирижабле, кружащем над стадионом, написано ПОЗДРАВЛЯЕМ и СЧАСТЛИВОГО МЕДОВОГО МЕСЯЦА. "Лучше бы они этого не делали, - говорит Фертилити. - Этот рис убивает птиц". Я говорю ей, что этот рис, убивающий птиц, спас наши жизни. Мы выехали на улицу. Затем поехали по шоссе. Адам поворачивается на переднем сидении, чтобы спросить меня: "Ты собираешься съесть весь этот сэндвич?" Я говорю: Он с бужениной. Нам нужна попутка в северном направлении, сказал Адам. Он знал об одной, но та покидала Новый Орлеан лишь на следующее утро. Он больше десяти лет делал это, тайно путешествуя взад-вперед по стране без денег. Убивая людей, говорю я. "Отправляя их к Богу," - говорит он. Фертилити говорит: "Заткнитесь". Нам нужно немного наличности, говорит нам Адам. Нам нужно выспаться. Поесть. И он знает, где мы можем все это найти. Он знает место, где у людей гораздо большие проблемы, чем у нас. Нам только надо немножко соврать. "С этого момента, - говорит нам Адам, - у вас двоих есть ребенок". У нас его нет. "Ваш ребенок смертельно болен," - говорит Адам. Наш ребенок не болен. "Вы прибыли в Новый Орлеан, чтобы ваш ребенок мог лечь в больницу, - говорит Адам. - Вот всё, что вам нужно сказать". Адам говорит, что дальше он покажет дорогу. Адам говорит Фертилити: "Поверни здесь". Он говорит: "Теперь поверни вот здесь". Он говорит: "Проедь еще два квартала и поверни налево". Там, куда он показывает дорогу, мы можем остаться на ночь бесплатно. Нас могут обеспечить пищей. Мы займемся какой-нибудь сдельной работой, сверкой документов или наполнением конвертов, чтобы заработать немного наличности. Мы можем принять душ. Посмотреть по телевизору, как мы совершаем побег, в вечерних новостях. По словам Адама, я настолько ужасно выгляжу, что во мне никто не признает сбежавшего массового убийцу, который испортил Супер Кубок. Там, куда мы едем, у людей свои большие проблемы, о которых они должны беспокоиться. Фертилити говорит: "Кстати, сколько людей нужно убить, чтобы стать из серийного убийцы массовым?" Адам говорит нам: "Сидите в машине тихо, а я пойду внутрь, чтобы умаслить хозяев. Просто помните: ваш ребенок очень болен". Затем он говорит: "Мы на месте". Фертилити смотрит на дом, на Адама и говорит: "Это ты очень болен". Адам говорит: "Я крестный отец вашего бедного ребенка". Табличка перед домом гласит: Дом Рональда МакДональда. 14 Представь, что живешь в доме, который каждый день оказывается в другом городе. Адам знал три пути из Нового Орлеана. Адам привел Фертилити и меня на остановку грузовиков на границе города и сказал, чтобы мы выбирали. Аэропорты просматриваются. На железнодорожных станциях и автовокзалах ведется наблюдение. Мы не можем все втроем путешествовать автостопом, а Фертилити отказывается вести машину всю дорогу до Канады. "Я абсолютно не люблю водить машину, - говорит Фертилити. - Кроме того, способ путешествий твоего брата гораздо веселее". На следующий день после Дома Рональда МакДональда мы втроем стоим на бесконечной гравийной парковке рядом с кафе для дальнобойщиков. Адам достает нож для линолеума из заднего кармана и выдвигает лезвие. "Ну, люди, и каково же наше решение?" - говорит он. Ничто здесь не идет строго на север. [[прим.12]] Адам был внутри и поговорил со всеми водителями грузовиков. Мы должны выбрать вот из чего, говорит Адам, загибая пальцы. Есть Поместье Уэстбери, следующее на запад по Шоссе 10 в Хьюстон. Есть Плантаторский Дом, направляющийся по Шоссе 55 в Джексон. Есть Замок Спрингхилл, следующий на северо-запад в Боссиер Сити по Шоссе 49 с остановками в Александрии и Пайнвилле, а затем направляющийся на запад по Шоссе 20 в Даллас. Возле нас на песке припаркованы полуфабрикаты домов, дома заводского изготовления, дома-прицепы. Они разбиты на половины и трети и прицеплены сзади полу-грузовиков. Открытая часть каждого куска-модуля запечатана прозрачным пластиком, и внутри видны темные контуры диванов, кроватей, ковров, свернутых в рулон. Основные приборы. Готовые кухни. Мягкие кресла. Пока Адам болтал с водителями, выясняя, куда каждый из них направляется, Фертилити в местном туалете красила мои светлые волосы в черный цвет в раковине и смывала косметику, имитирующую загар, с моего лица и рук. Мы наполнили достаточно конвертов, чтобы купить мне поношенную одежду и бумажный пакет с жареной курицей, бумажными салфетками и салатом из сырых овощей. Мы втроем стоим на автостоянке, Адам крутит нож в руке и говорит: "Выбирайте. Люди, которые доставляют эти прекрасные дома, не будут ужинать весь вечер". Большинство водителей-дальнобойщиков ездят по ночам, говорит нам Адам. В это время прохладнее. И движение меньше. Во время жаркого, напряженного дня водители сворачивают с трассы и спят в спальных ящиках, прикрепленных сзади к кабине каждого грузовика. Фертилити спрашивает: "В чем разница между этими вариантами?" "Разница, - говорит Адам, - в уровне вашего комфорта". Вот так Адам ездил по стране вдоль и поперек последние десять лет. В Поместье Уэстбери есть банкетный зал и встроенный камин в гостиной. В Плантаторском доме есть раздельные санузлы и укромный уголок для завтрака. В Замке Спрингхилл имеется ванна с водоворотом в очаровательной ванной комнате. В очаровательной ванной комнате есть также две раковины и зеркальная стена. Гостиная и хозяйская спальня со стеклянными потолками. В обеденном укромном уголке встроенный шкаф для фарфора с дверцами из флинтгласа. Всё зависит от того, в какую половину ты попадешь. Повторяю: это всего лишь части домов. Разрезанные дома. Дома, выведенные из строя. В той половине, куда ты попал, могут быть все спальни, или только кухня и гостиная без спален. Там может быть три ванных комнаты и больше ничего, а может и вообще не быть ванной. Свет нигде не включается. Вся водопроводная система сухая. Не важно, сколько роскошеств ты получишь, все равно чего-то будет не хватать. Не важно, как внимательно ты выбираешь, ты никогда не будешь абсолютно счастлив. Мы выбрали Замок Спрингхилл, и Адам делает ножом надрез в нижней части пластиковой обертки с открытой стороны. Адам делает надрез примерно 60 сантиметров, столько, сколько нужно, чтобы его голова и плечи проскользнули внутрь. Спертый воздух выходит изнутри дома через разрез, горячий и сухой. Когда Адам проскользнул внутрь до пояса, а его зад и ноги все еще снаружи рядом с нами, Адам говорит: "В этом - васильково-синий интерьер". Его голос доносится через стену прозрачного пластика, он говорит: "Здесь у нас первоклассный комплект мебели. Модульный гарнитур для гостиных. Встроенная микроволновка на кухне. Плексигласовая люстра в столовой". Адам целиком протискивается внутрь, затем его блондинистая голова вылезает из пластика и усмехается нам. "Калифорнийские королевские кровати. Столешницы под дерево. Скромный комод в европейском стиле и вертикальные жалюзи, - говорит он. - Вы сделали превосходный выбор своего первого дома. Сначала Фертилити, а затем я, пролезаем через пластик. Так же, как внутренность дома, цвета и контуры мебели, выглядела стертой и неопределенной снаружи, так же и внешний мир, реальный мир выглядит нечетким и нереальным с внутренней стороны пластика. Неоновые огни стоянки грузовиков тусклые и смазанные. Шум трассы изнутри кажется мягким и приглушенным. Адам встает на колени, берет моток прозрачного скотча и запечатывает изнутри разрез, который он сделал. "Он нам больше не понадобится, - говорит он. - Когда мы будем сходить там, куда направляемся, мы выйдем через заднюю дверь, как все нормальные люди". Ковер от-стены-до-стены стоит свернутым возле одной из стен, ожидая, когда соберут дом. Мебель и матрасы стоят вокруг, покрытые защищающими от грязи тонкими пластиковыми чехлами. Кухонные шкафы все залеплены скотчем. Фертилити щелкает выключателем люс