Эфраим Севела. Сиамские кошечки Том шестой "Собрание сочинений Э. Севелы" Издательство "Грамма", М., 1997 OCR: Гершон. г. Хеврон. --------------------------------------------------------------- 1. Экстерьер. Площадь в Мюнхене Мариенплац в Мюнхене выглядит средневековой декорацией: каменные кружева причудливой готики, темные от времени фигуры рыцарей в доспехах и монахов в сутанах в нишах старинных зданий. Часы на башне собирают тысячные толпы туристов. Под бой курантов каждый час там кричит каменный петух, клавесины играют менуэт, и фарфоровые кавалеры, в камзолах и треуголках, и их дамы, в кринолинах, возникают из стены, медленно поворачиваясь в танце, проплывают перед задранными к небу лицами восхищенных туристов и местных зевак. Площадь полна праздной, беспечной публики. И в контраст ей продвигаются в толпе угрюмо-сосредоточенные люди в оранжевых жилетах. Эти восточного типа люди - турки - мусорщики, дешевая рабочая сила, приехавшие сюда из нищей страны, чтоб выполнять черную работу, до какой не опустятся избалованные эконо- мическим процветанием немцы. Турки не обращают внимания на башню с часами, не внемлют сладкой музыке. Они работают. Они толкают впереди себя тележки с корзинами и подбирают мусор из-под ног туристов: бумажные стаканы, обрывки газет, кожуру бананов. Затихает менуэт, танцующие кавалеры и дамы исчезают в каменных нишах до следующего боя часов. И на смену старинной музыке площадь заполняет перекличка тирольских песен, английских баллад, негритянских блюзов в исполнении уличных певцов, услаждающих туристов во всех концах площади. Турки здесь как на чужом пиру. Веселящаяся публика обтекает их, не замечая. Они не только мусорщики. На обочине дороги они копают траншею, меняют подземные трубы. Пот течет по их лицам из-под пластмассовых шлемов. Но глаза вспыхивают, когда над головами возникают длинные ноги немки-блондинки, в шортах или мини-юбке, - неутоленная мужская страсть на их усатых темных лицах. Кемаль, крупный, массивный турок в оранжевом жилете и желтом шлеме, в отличие от своих земляков, никакого внимания на женщин не обращает. Другие мысли одолевают его. Он не сводит глаз с лотерейного киоска, за которым, на стенде, вращается новенький "Фольксваген". За окошком - пожилая немка торгует лотерейными билетами. Как шелуха семечек, клочья билетов густо усеяли мостовую вокруг киоска, не принеся счастья их владельцам. Ножницы режут билет за билетом, и те падают наземь. С каждым новым упавшим клочком лицо Кема-ля мрачнеет все больше и больше. Женщина. Все, мой милый. На сей раз тебе не повезло. Кемаль. Еще два билета! Нет... пять! Женщина. Не завидую твоей жене. Она, бедняжка, небось, ждет не дождется этих денег, а ты все пустил по ветру. Кемаль. Сегодня потеряю - завтра выиграю. Автомобиль - за одну марку! Женщина. Мечтаешь на своем автомобиле домой, в Турцию, прокатиться? Кемаль. Автомобиль мне ни к чему. Если выиграю - деньгами возьму. Куплю дом в Турции. И буду жить в нем... с моими детьми. И с женой. Он достает из кармана и протягивает женщине помятую фотографию усталой женщины, окруженной пятью дочерьми. Женщина. Бедняга! Жить в разлуке! Как же ты без жены обходишься? Мужчина - в соку. Кемаль. Обхожусь. Я и без автомобиля обхожусь. Говорят, можно даже без еды обойтись... двадцать суток. Женщина. Послушай моего совета: не играй больше. Сохрани хоть что-нибудь для своей семьи. К е м а л ь. Еще только пять билетов. И-все! Клянусь! Женщина со вздохом берет у него деньги. Он пробегает пальцами поверх коробки с билетами, долго шевелит ими, словно заклиная судьбу, и выдергивает один за другим пять штук. Продавщица вскрывает их ножницами. Глаза Кемаля загораются надеждой. 2. Интерьер. Пивной бар. Вечер. Это самый большой в Мюнхене пивной бар - на две тысячи человек. Оркестр, в тирольских костюмах, играет марши. За круглыми столами краснолицые завсегдатаи заведения пьют пиво из литровых кружек, ритмично стуча ими в такт музыке. Кемаль с приятелем расположились за столиком в углу. Немцы обходят их и садятся там, где, хоть и тесно, но разместились свои. Пожилая официантка, тоже в тирольском костюме, с недостающими зубами во рту, ловко несет по полдюжины керамических кружек с пенящимся пивом в каждой руке, нанизав их ручки себе на пальцы. С грохотом ставит кружки на стол. И лишь посмеивается, когда какой-нибудь подвыпивший посетитель-немец одобри- тельно хлопает ее по широкому заду. Зато когда официантка проходила мимо двух друзей-турок и Кемаль протянул руку к ее бедру, она взвизгнула, как оскорбленная невинность. Официантка. Ты что себе позволяешь, вонючий турок? Один звонок в полицию - и ты вылетишь из Германии в свою нищую Турцию! К е м а л ь. Да кому ты нужна, старая лошадь? Мне от молоденьких отбоя нет. Официантка. С тобой пойдет немецкая женщина? Ой, мне дурно, держите меня! Да лучше повеситься! Приятель Кемаля (примирительно). Иди, иди, юная красотка. Тебя ждут за другими столиками. Он перевел взгляд с кипящей негодованием официантки на красочный плакат на стене. С плаката улыбались залу миниатюрные девочки восточного типа, с узким разрезом глаз и выступающими скулами. Надписи на плакате заманчиво взывали: "Таиланд - рай для мужчин", "Посетите Таиланд". Приятель Кемаля (сокрушенно вздохнув). Я могу притерпеться ко всему. Но обходиться без женщин - к этому никак не привыкну. 3. Экстерьер. Улица в Мюнхене. Вечер. Вечерняя улица в Мюнхене. За зеркальными стек- лами витрин роскошные блондинки - манекены улы баются застывшими улыбками прохожим. Одни - в бикини, почти нагишом, другие кутаются в шикарные шубы, не забывая при этом выставить из мехов аппетитную коленочку. Между витринами стоит живая блондинка, ни в чем не уступающая куклам-манекенам. Стоит возникнуть поблизости мужчине, она моментально отлипает от стены и обращается к нему. Блондинка. Хотите провести время? Пойдем-те. Не получив ответа, она отступает к стене с угасающей улыбкой на ярко накрашенных губах. Но как только появляется новый мужчина, ее лицо снова оживает, и она устремляется к своей добыче. Блондинка. Хотите провести время? Пойдемте. Перед нею - Кемаль с приятелем. Приятель Кемаля. Мы бы с радостью провели с тобой время, да не наскребем столько денег. Кемаль. Послушай, фрейлейн. Попробуй со мной, не пожалеешь. И даже сама заплатишь мне. Проститутка с презрительной миной отступила к стене, а приятели, смеясь, пошли дальше мимо ярких витрин. В одной из них, как на параде, - ряд задранных женских ног, затянутых в ажурные черные чулки. Приятель Кемаля плотоядно облизал губы. Приятель Кемаля. Я бы съел эти ножки. К е м а л ь. И за это придется заплатить. Приятель Кемаля (обняв земляка). Ладно, друг, пойдем туда, где нам это по карману. Одна марка - и полное удовольствие. Мои дети простят мне такую трату. Получат на марку меньше. Кемаль. Ты управляешься за одну марку, а я и за две не успеваю. Приятель Кемаля. Ты - без темперамента. И воображения маловато. Так ты свою семью пустишь по миру. 4. Интерьер. Пип-шоу. Вечер. Мужская рука нервно опускает одномарочную монету в щель. И сразу перед взором Кемаля отъезжает занавеска, открывая за стеклом возбуждающую изголодавших по женской ласке мужчин картину. В ярком свете на бархатном круглом возвышении медленно проплывает, кружась, лежащая на спине нагая женщина, с зазывно разведенными коленями. Со всех сторон в эту круглую комнату выходят стеклянные окошки будок, в каждой из которых доводит себя до оргазма этим зрелищем взмокший от возбуждения турок. В одной руке он держит наготове следующую монету, другой рукой он интенсивно мастурбирует, стремясь достичь желаемого результата до того, как зана- веска захлопнет перед ним окошко и вожделенно плывущая перед его воспламененным взором женщина с раскинутыми ногами не исчезнет из виду. И тогда придется шарить по карманам в поисках еще одной монеты. Кемаль и его приятель, смущенные и подавленные, проталкиваются к выходу сквозь рвущуюся в пип-шоу толпу турок. 5. Экстерьер. Улица и двор. Вечер. Красно-желтый мюнхенский трамвай огибает монумент Баварскому королю Максимилиану и останавливается за углом узкой улицы. Пневматические двери со стуком раздвигаются, и толпа пассажиров, в основном, турецких рабочих с их традиционными черными усами, вываливается наружу. Кемаль со своим приятелем - в этой толпе. Минуя каменную арку, турки входят во двор двухэтажного дома с высокой черепичной крышей со множеством крохотных окошек. Наружная железная лестница ведет прямо на чердак. По ней тянутся уставшие за рабочий день турки. Кемаль замыкает эту цепочку. Сверху он видит въезжающий в арку "Мерседес" хозяина дома. Довольно молодой, упитанный немец Петер вылез из машины и помахал оставшемуся последним у входа на чердак Кемалю. Петер. Эй! Скажи своим соседям: плату за жилье в этом месяце внесете на неделю раньше. Я уезжаю в отпуск. Кемаль. Желаю вам хорошо провести время. Но почему мы за это должны платить авансом? Петер. Поездка в Таиланд стоит немалых денег. И они мне нужны немедленно. Кемаль. Ну, это уж ваша проблема. Никто вас не вынуждает мчаться в Таиланд. Сидите дома, и вы сэкономите большую сумму. Петер. Вот что, я в твоих советах не нуждаюсь. Если завтра не получу с вас денег - считайте, что на следующий год я не продлю с вами контракт. Кемаль. Кто же тогда пойдет жить на этот чердак? Вы? Петер. Зачем? Кругом полно любителей жить на чердаках - ваши же братья, турки. Квартира этажом ниже им не по карману. Так что передай своим землякам мое распоряжение. 6. Интерьер. Чердак в доме Петера. Вечер. На чердаке, как в казарме, стоят рядами железные койки. На веревках сушится белье. На большой плите исходят паром чайники. Турки заняты каждый своим делом. Одни, раздевшись по пояс, умываются, другие-пишут письма, тре- тьи - латают одежду. Заунывная восточная песня, исполняемая женским голосом, течет из магнитофона. Кемаль, голый по пояс, ходит от койки к койке с шапкой в руке, и каждый турок бросает в шапку деньги. Первый ту рот (негромко посыпает проклятие в адрес хозяина). Чтоб он потерял все до последнего пфе-нинга в этом Таиланде! Второй ту рок. Хорошо, если бы какая-нибудь из этих сиамских кошечек откусила ему под корень! Третий ту рок. Чтоб его поразила импотенция там, в Таиланде, и все его денежки пропадут зря! Четвертый турок. Недешевое удовольствие... "рай для мужчин"... даже хозяину приходится денег занимать. Пятый турок. Скажу я вам, братцы, нам даже и мечтать не приходится о чем-нибудь таком. Кемаль. Почему? Чем мы хуже этих немцев? Или у нас короче? Пятый ту рок. Наши карманы короче... И с дыркой. Вот что. Кемаль. Это несправедливо. Куда смотрит Аллах? Старый турок. Не поминай Аллаха всуе. Он к этому разврату не имеет никакого отношения. Этот сосед Кемаля заметно старше всех остальных здесь, на чердаке. Сидя на своей койке, он раскла- дывает купленные по дешевке вещички, в основном - это женская одежда. Кемаль. Ради чего надрывать жилы? Выколачивать копейки? И тратить все на это барахло? Старый ту рок. А что еще мне осталось в этой жизни, как не забота о моей семье? Ты бы тоже мог своим купить... вместо того, чтобы тратить деньги на всякие глупости. Я знаю одно место... там сейчас распродажа за полцены. Приятель Кемаля (старому турку). Да ты на бабу жалеешь истратить марку-другую. Бывал когда-нибудь на пил-шоу? Даже не знаешь, что это такое. Все экономишь. Предпочитаешь на халяву себя ублажать ночью под одеялом... своею собственной рукой... Хохот прокатился под сводами чердака. Старик, обиженный, сгреб с койки купленное по дешевке барахло, сунул его в чемодан, который задвинул под койку. Старый турок. Над чем вы ржете, жеребцы? Мои дочери дома, в Турции, одеты как куклы. А будь у них отец такой, как вы, им бы было впору идти на панель. Кемаль схватил его за плечи и тряхнул. Кемаль. Кто пойдет на панель? Чьи дочери? А ну, повтори! Они сцепились не на шутку. Полетели опрокинутые стулья. С электроплиты, пуская клубы пара, рухну- ли на пол чайники, кастрюли. Драчунов растащили. К е м а л ь (никак не успокоясь). Я убью его! Сломаю шею любому, кто худым словом коснется моих дочерей. Приятель Кемаля. Да заткнись! Кто хотел обидеть твоих дочерей? У каждого остались дома дети... Думаешь, нам легче?.. Жить без семьи, вдали от дома... на этой чужбине... Да мы готовы душу заложить, чтоб вытащить наших дочерей из нищеты, чтоб защитить их. А есть места-видал рекламу?-где отцы отдают своих дочерей любому туристу за гроши. Здесь, в Европе, любой, кто наскребет копейку, летит в Таиланд, и любая девчонка - к его услугам. "Сиамские кошечки"... Даже несмышленых малолеток тамошние родители продают для утех туристам. К е м а л ь. Ты хочешь сказать, что есть еще на земле люди, которым хуже, чем нам, туркам? Приятель К е м а л я. А ты думал? В Африке дохнут с голоду как мухи. Старый турок. Действительно, мы еще не последние в этом мире. Немцы дают нам работу... К е м а л ь. Которой брезгуют сами. Старый ту рок. А кто тебя заставляет? Не вится - не берись. К е м а л ь. А кто прокормит мою семью дома? Старый турок. Вот и работай, пока не дали коленом под зад... береги, что заработал, и отсылай своим. Будешь жить с умом - поднакопишь денег и дома лавку откроешь... И жить будешь в семье... и руки без мозолей. Второй турок (сидящий у косого окна, пробитого в крыше). Эй, ты, бережливый! Глянь в окошко... специально для тебя... бесплатный стриптиз. Обитатели чердака прильнули к открытым окнам. В доме напротив, чуть ниже их чердака, через распахнутое окно отчетливо видна мясистая немка, переодевающаяся перед зеркалом. Ничуть не смущаясь разглядывающих ее турок, она сбросила бюстгальтер, обнажив две огромные, как дыни, груди. Турки в окнах чердака заскулили от вожделения. А она - хоть бы что, даже не прикрылась руками. Старый т у р о к. Отойдите от окна! Что вылупились, как кобели на сучку? Она же издевается над нами! Не видите, что ли? К е м а л ь. Она не для нас выставилась в окно нагишом. Хозяина нашего дома соблазняет. Я уж который раз вижу это представление. Третий турок. Напрасно старается. Наш хозяин свои денежки в товар получше вложит. Махнет в Таиланд... к "сиамским кошечкам"... 7. Экстерьер. Улица и площадь. День. Развороченная мостовая. Кучи тесаного камня. В глубокой траншее работают турки. На поверхности возникают их усатые головы в пластмассовых шлемах, над которыми взлетают и пропадают в яме кирки и лопаты. Красный кран на колесах разгружает с прицепа связки труб, укладывая их на желтый песок, выброшенный из траншеи. В кабине крана - Петер, домохозяин Кемаля. На Петере - джинсовая спецовка-комбинезон и такой же, как и у турок, пластмассовый шлем на голове. Кемаль и старый турок двумя тачками отвозят вынутый из траншеи песок. На них оранжевые жилеты безопасности, чтоб уберечь от снующих по площади автомобилей. Турки отъехали к тротуару, оставили свои тачки, а сами юркнули в двери магазина. Вскоре они появились в дверях с пестро упакованными пакетами под мышкой. Старый турок. Ты - умница. Послушался меня и своей семье доставишь радость. И все за гроши. Распродажа. За полцены - любой товар. К е м а л ь. За полцены, за полцены. А в кармане ни гроша не осталось. Даже на трамвайный билет. Старый ту рок. Аллах милостив. Он твои расходы компенсирует. Подкинет дополнительную работенку. Не пропадешь, парень. И семью ублажишь. Кемаль (смягчаясь, с удовлетворенной ухмылкой). Их-то обрадую. Это факт. Полагаю, я никого не забыл. Взял каждому чего-нибудь. Кемаль швырнул пакеты в тачку, но под укоризненным взглядом старого турка схватил их и, стряхнув песок, прижал плечами к своим бокам, а ладонями стал толкать тачку. Он проходит мимо автокрана. Петер ловко управляет рычагами, на крюке плывет связка труб. Вдруг она замирает над головой Кемаля. Турок от неожиданности втянул голову в плечи, гневно сверкнул глазами на своего домовладельца. Кемаль. Эй, полегче на поворотах. А то потеряешь жильца и арендную плату за последний месяц. Петер выпрыгнул из кабины в кучу песка. Петер. Ну, пока ты жив, давай рассчитаемся. Собрал все деньги? К е м а л ь. До копейки. Петер. Деньги с собой? Надеюсь, не истратил? Кемаль аккуратно сложил пакеты в тачку, достал из кармана бумажный сверток и протянул его Петеру. Кемаль. Посчитай. При мне. П е т е р. А ты думал, не пересчитаю? Деньги счет любят. Он принялся пересчитывать деньги, но его внимание вскоре было отвлечено женщиной, пересекавшей площадь. Чтоб преодолеть кучи песка вдоль траншеи, ей пришлось высоко задрать юбку, и взорам Петера и Кемаля открылись чудесных линий стройные ноги, способные свести с ума понимающих в этом деле мужчин. Кемаль даже рот разинул от восторга. Петер, уже забравшийся в кабину, ревниво пронес связку труб над самой головой Кемаля, слегка задев пластмассовый шлем, который соскочил и пал к ногам турка. Петер. Эй, зазевался на бабьи ножки? Останешься без головы. Кемаль, по натуре - человек горячий, взвился от обиды. Он бросился к крану, схватил домовладельца за ногу и выволок его из кабины. Тот зарылся головой в песок, вскочил на ноги и закатил турку кулаком по носу. Из ноздрей Кемаля хлынула кровь. Мужчины сцепились, катаясь клубком по земле и нанося друг другу ожесточенные удары. Послышались полицейские свистки. Напуганные назревающим, скандалом турецкие рабочие растащили тяжело дышащих драчунов. Петер (сплевывая кровь). Грязная турецкая собака! Кемаль (тоже сплевывая кровь). Грязная немецкая свинья! 8. Интерьер. Тюрьма. День. Тюремный охранник, звеня связкой ключей, отпирает обитую железом дверь. Кемаль сидит в глубине камеры, давно небритый и осунувшийся. Охранник. Выметайся! Твоим каникулам конец. В сопровождении охранника Кемаль проходит длинным коридором со множеством железных решеток по сторонам. За ними - носатые, небритые, в полосатых одеждах арестанты. Кемаль. Аллах! Сплошь - одни турки! Словно я вернулся в мое дорогое отечество. О х р а н н и к. Ты скоро там будешь. Можешь заказывать билет до дома. Кемаль уронил зажатые подмышкой пакеты, и по полу разлетелись женские вещи: свитера, блузки, головные платки. Он опустился на колени и стал собирать свои покупки. Охранник. Украл? Турок покосился на него снизу и грустно покачал головой. Кемаль. Нехорошо говоришь. Рабочему человеку... Это все - подарки для моей семьи. Понял? И купил я это за те гроши, что вы платите иностранному работнику. Он нежно прижимает к сердцу каждую поднятую с полу вещь, и взгляд его теплеет. К е м а л ь. Даже в тюрьме я был в окружении своей семьи., С моей дочерью Зейнаб, с моей дочерью Гю-зель, с моей младшенькой... Зухрой... С моей дорогой женой... 9. Экстерьер. Мариенплац. День. Гордость Мюнхена - красавица площадь Мариенплац в снегу. Темные каменные карнизы средневекового замка городской ратуши покрыты снежной оторочкой. Часы на башне показывают ровно двенадцать. Полдень. Ударили колокола. Каменный петух над часами закричал на всю площадь, как живой. Из ниши в стене под звуки менуэта выплыли в танце дамы с кавалерами ушедшей эпохи. Кемаль проталкивает свою тачку сквозь толпу, которая, как обычно, к полудню заполняет Мариенплац, чтобы полюбоваться карнавальной яркостью аттракциона на башне городской ратуши. Турок сосредоточенно подбирает с каменной мостовой бумажные стаканы, обрывки газет и прочий мусор, и ему недосуг, подобно туристам, восторгаться окружающей его красотой. Оказавшись рядом с лотерейным киоском, выставившим высоко над головами публики призовой автомобиль, он увидел рекламный плакат: "Таиланд - рай для мужчин!" - с узкоглазыми личиками восточных красоток, улыбающимися ему маняще и многообещающе. Выиграй поездку в Таиланд. Всего лишь за одну марку ты приземлишься в раю для мужчин! Кемаль пришел в замешательство, стал поспешно шарить по карманам. Пусто! Только в тачке лежат несколько пакетов. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он сгреб пакеты и, волнуясь, выложил их на прилавок лотерейного киоска, нервно разорвал обертку. Перед глазами немолодой киоскерши замелькали комплекты женского белья, платки... Кемаль. Милая фрау! Возьмите! Я купил их на распродаже. За полцены. За тридцать марок - все. А вам отдаю за одну марку! Дайте один билет! Только один! И можете забирать все это! Фрау скептически пощупала белье, вздохнула, словно оказывает ему большое одолжение, и небрежно смахнула все покупки Кемаля под прилавок. Фрау. Тяни билет! Кемаль. Два! Фрау. Только один! Кемаль в возбуждении пробегает пальцами по лотерейным билетам и, глубоко вздохнув словно перед прыжком в воду, вытянул маленький конвертик. Взял лежащие на прилавке ножницы, непослушными руками вспорол его и извлек розовую полоску бумаги. Глянул. Ошалело отляделся по сторонам и, еще не веря своим глазам, протянул бумажку киоскерше. Фрау (уставившись на турка). Он выиграл! Этот чертов турок! За несколько дешевых шмоток! Вот это выигрыш! Знаешь, сколько он стоит? Две тысячи марок! Кемаль застыл с закрытыми глазами, молитвенно прижав руки к оранжевой груди рабочего жилета, и в волнении шепчет. К е м а л ь. Я выиграл... Наконец-то... Аллах услышал мои молитвы... Две тысячи марок... Мои дети будут жить в новом доме... Моя жена будет ходить в шелках... Фрау. Или вы можете съездить в Таиланд. К "сиамским кошечкам". К е м а л ь (в упоении). К "сиамским кошечкам"... Как богатый немец. И мне, бедному турку, откроются все радости рая... Нет! Я возьму наличными. Счастье улыбнулось моей семье. Я отдам все до копейки моей дорогой жене, моим любимым дочерям. Последние звуки менуэта с башни городской ратуши растаяли над Мариенплац. Дамы с кавалерами уплыли в глубину ниши под старинными часами. И тогда над толпой туристов, над всей карнавальной Мариенп- лац разнесся вопль обалдевшего турка. К е м а л ь. Я выиграл! 10. Интерьер. На борту пассажирского авиалайнера. День. С темно-синей фирменной сумкой через плечо Кемаль застенчиво пробирается по проходу между кресел, ведомый роскошной блондинкой - стюардессой. Пассажиры, уже занявшие свои места, - исключительно мужчины. Женщины нет ни одной, если не считать стюардесс. У всех пассажиров такие же темно-синие фирменные сумки, как и у нашего героя, и это как бы роднит, объединяет тех, кто уже устроился и пристегнул ремни в ожидании взлета, со сдержанным любопытством листают одинаковые красочные буклеты с кукольными личиками "сиамских кошечек" и многообещающим лозунгом: "Таиланд - рай для мужчин!". Стюардесса подвела Кемаля к свободному месту. Он тяжело опустился в кресло, нашел пристежные ремни, стянул их на животе, взял, как и все, из кармана на спинке переднего кресла пестрый буклет, чтоб так же, как и остальные пассажиры, полистать его, как вдруг, к немалому своему удивлению, заметил на соседнем месте своего домохозяина Петера. Тот, в свою очередь, тоже обнаружил, что вместе с ним в Таиланд летит не кто иной, как презренный турок, жалкий иностранный ра- бочий, которого за драку с ним, немцем, он недавно упрятал в тюрьму. К е м а л ь (с вызовом). Вот, летим вместе в рай. Ты - за деньги... правда, наши, а я - бесплатно. Выиграл в лотерею. Петер. Стюардесса! Стюардесса, только что отошедшая от них, поспешила назад и с казенно-услужливой улыбкой склонилась к Петеру. Петер. Будьте любезны, нельзя ли поменяться местами с кем-нибудь из пассажиров... кто согласится лететь рядом... с турком? Стюардесса перевела понимающий взгляд с Петера на Кемаля. Стюардесса. Попробую. Хотя не уверена в успехе. Она отлучилась на миг и скоро привела краснощекого упитанного старика в зеленой баварской шляпе с пером. Баварец (с удовольствием разглядывая аппетитные формы стюардессы). Поменяться местами? Да как же можно отказать вам? Пожалуйста, дорогая. Для меня любая ваша просьба - закон. Язык не повернется отказать вам. Стюардесса. Вот и прелестно. Она помогла Петеру снять с верхней полки его фирменную сумку и поставила туда точно такую же сумку баварца. Он, отдуваясь, уселся в освободившееся кресло и пристегнул ремни. Затем взгляд его скользнул по соседу слева. Это был смуглый и усатый Кемаль, со злорадной усмешкой ожидавший дальнейшего развития событий. Ждать долго не пришлось. На толстых щеках баварца проступили красные пятна. Он побагровел так, что можно было подумать, его вот-вот хватит удар. Баварец. Стюардесса! Фрейлейн! Стюардесса поспешила на крик. Баварец. Я передумал. Хочу вернуться на прежнее место. Стюардесса. Но только что вы согласились пересесть сюда. Баварец. А сейчас я хочу назад. На свое законное место... Какое указано в моем билете. Я же на отдыхе. Не так ли? И этот отдых вступил в силу с того момента, как я сел в самолет. Не правда ли? Я должен наслаждаться положительными эмоциями? А тут... сплошное расстройство. Стюардесса метнулась к Петеру. Стюардесса. Ничего не могу поделать... Вам придется вернуться на прежнее место. П е т е р. А я разве не на отдыхе? Мне совсем ни к чему негативные эмоции. Стюардесса(в отчаянии). Пожалуйста, войдите в мое положение. Самолет заполнен до отказа. Проданы все места. Куда я вас посажу? Голос. Позвольте мне... Я сяду туда... Если никто не возражает. Петер, баварец, стюардесса и Кемаль обернулись на голос. Пожилой еврей, невысокий, лысоватый, в старомодном пенсне, встал со своего места, чтоб достать сверху дорожную сумку, и беспомощно улыбнулся стюардессе. Еврей. Я извиняюсь... не поможете ли вы мне снять оттуда сумку?.. Я здесь не самого высокого роста... Длинноногая стюардесса легко достала его кладь. Еврей. Спасибо, милая. Стюардесса. Это уж вам спасибо. Выручили. Вы - настоящий джентльмен. Еврей. Как мало нужно, чтоб прослыть джентльменом... А услышать это из ваших прелестных уст - вдвойне приятно. С очаровательной белозубой улыбкой она склонилась над ним, помогая застегнуть ремни. Стюардесса. Вы - немец? Еврей. Ваша интуиция вас не подвела, милая. Я не совсем немец. Я - немецкий еврей. Услышав это, Кемаль вскинул на него глаза безо всякой улыбки. А еврей, все еще возясь с ремнями и удобнее устраиваясь на новом месте, по близорукости не уловил изменившегося выражения лица у своего соседа. Еврей. Вот и разрешили проблему. Вам, дорогой, не кажется, что мир немножко свихнулся? Какая разница, с кем рядом сидеть? Лишь бы не храпел. Нам ведь предстоит долгий путь между небом и землей. Одиннадцать часов лету, если я не ошибаюсь. Разрешите представиться. Меня зовут... Кемаль (резко). Меня не интересует ваше имя. Я - правоверный мусульманин. И с евреем мне не о чем разговаривать. Еврей печально покачал головой. Еврей. Вы не правы. Позвольте вам заметить, всегда найдется о чем потолковать в таком долгом путешествии. Хотя бы о том, кому по праву принадлежит Палестина... Евреям или вашим братьям по вере - арабам. Кемаль. Это не нам решать. Все в руках Аллаха. И могу поклясться: его решение будет отнюдь не в вашу пользу. Над головами пассажиров прошелестел ласковый женский голос по радио. Голос. Начинаем полет по маршруту Франкфурт-на-Майне - Бангкок. Дамы и господа, экипаж самоле- та желает вам приятного путешествия. Вернее, только господа. Во всем списке пассажиров - ни одной дамы. Счастливого полета, господа. 11. Экстерьер. Улица в Бангкоке. Вечер. Бесконечная улица под перемигивающимися цветными фонариками. Сотни уличных кафе на тротуарах под открытым небом. В каждом из них-десятки юных, совсем детских головок с узким разрезом глаз, короткими носиками и пухлыми губками. Они напоминают стайки диковинных птичек, облепивших телеграфные провода. Они, зазывно улыбаясь, смотрят на толпы европейских туристов, фланирующих по тротуарам вдоль столиков кафе. Кое-кто из туристов уже успел прихватить таиландскую крошку, и они вышагивают нелепыми парами: огромные, кажущиеся гигантами, мужчины и малюсенькие девушки, прижавшиеся к ним, обхватив крошечной ручонкой не талию своего напарника, до которой им не дотянуться, а бедро. В этом водовороте обалдело глядящих по сторонам массивных мужчин легко обнаружить немцев, прибывших рейсом, которым летел и Кемаль, по темно-синим фирменным сумкам германской авиакомпании, висящим у каждого из них через плечо. Как большие корабли за маленьким лоцманским катером, немцы старательно следуют за своим таиландским гидом. Гид. Внимание, господа! У вас нет никакой необходимости спешить, не бросайтесь на первую попавшуюся девочку. Все еще впереди у каждого из вас. Таиланд так богат этим добром, я имею в виду наших красоток, как Ближний Восток нефтью, и спрос на них растет с каждым годом. Это - наше национальное богатство. И наша страна представляет вам, туристам, на выбор самый большой ассортимент, начиная с восьмилетних девочек. В нашем климате они очень рано созревают и, как диковинный деликатес, готовы к употреблению. Поэтому не спешите. Сначала оглядитесь. Пусть каждый отберет то, что ему больше всего по душе, о чем он, как о запретном плоде, мечтал у себя в Европе. Сладкая жизнь только начинается, господа. 12. Интерьер. Большой амфитеатр под крышей, усеянной фонариками. Ночь. Знойная восточная мелодия. Барабаны заунывно бьют в танцевальном ритме. Босоногие девочки с разрисованными личиками, в древних национальных костюмах и с прическами, как фарфоровые фигурки из буддийских храмов, исполняют старинный ритуальный танец. Гибкие, нежные движения крошечных тел, кукольные личики. Каждый шаг, каждый поворот полны чув- ственной грации. Гром аплодисментов, рев возбужденных мужских голосов. Вместе со своими соседями по самолету Ке-маль сидит в центре перед сценой и, как и они, захлебывается от восторга. Он кричит, отбивает ритм ладонями до онемения, подпрыгивает на своем месте. Из-за кулис вынырнул таиландец в европейском костюме - конферансье и, подняв руку, пытается успокоить перевозбудившуюся публику, состоящую из одних мужчин. Конферансье. Господа! Успокойтесь! И приготовьтесь лицезреть нашу самую пикантную сенсацию, которую вы, я не сомневаюсь, долго не сможете забыть. Даже когда вы покинете теплый, гостеприимный Таиланд и вернетесь в вашу холодную, пронизанную ветрами Европу. Каждый из вас, я уверен, знает, что такое сиамские кошечки. Это порода кошек, очень дорогая и распространившаяся по всему миру, обитая в самых состоятельных домах. Я даже не удивлюсь, услышав, что кое у кого из вас остались дома эти грациозные прелестные существа. Аудитория ответила одобрительным гулом. Конферансье удовлетворенно улыбается и кивает гостям. Конферанс ь е. Сиам - так прежде назывался Таиланд. Мы дали миру сиамских кошечек. Но если вы думаете, что это главный предмет нашей гордости, то вы глубоко заблуждаетесь. Наше подлинное национальное сокровище, к которому обращены восхищенные взоры всего мира - Европы и Америки, Австралии и Японии, - это наши женщины, чье небесное очарование не сравнимо ни с чем на земле. Они грациознее сиамских кошечек и прелестны, как восточные богини. Вот эти "сиамские" красотки, господа, эти таиландские девушки распахивают свои объятия вам, господа, в бесподобном танце сиамских кошечек! Как очарованное дитя, Кемаль пожирает глазами сцену. Двумя рядами ниже его сидит Петер с раскрытым от изумления ртом под пшеничными усами. На сцене - сиамские кошечки. Стоя на задних лапах, обтянутых переливающимися дымчатыми шкурами, пошевеливая хвостами и торчащими ушками, согласно двигаются в дремотно-ленивом танце под сладкую мяукающую музыку. Танец представляет собой соперничество котов за любовь самочки и завершается победой самого элегантного самца. Сцена пустеет, и на ней остается лишь эта пара. Самец вьется вокруг самочки, торжествуя победу, а она коварно уклоняется от его посягательств, пока ему, наконец, не удается заключить ее в свои объятия. И тут происходит нечто никем не ожидаемое. С самки спол- зает и ложится на пол дымчатая шкура кошки, и перед зрителями открывается абсолютно нагая таиландская девочка, крошечная и грациозная, смущенно-беззащитная перед стонущим от восторга залом. Исчезает, растаяв, самец. Вместо него из-за кулис к голой девочке, ослепленной лучами прожекторов, выбегает конферансье и, взяв ее за ручку, подводит к самой рампе, поближе к жадным взорам бушующей публики. Конферансье. Позвольте представить вам, господа, восходящую звезду Востока - нашу очаровательную госпожу Сомкит! Невидимый оркестр томно взвыл. Конферансье закурил сигару, снял с головы черный концертный цилиндр и поставил его на пол у самой рампы. Потом вынул изо рта дымящую сигару и элегантно, как бы играючи, положил ее на край цилиндра. Затем, пританцовывая, отодвинулся в сторону, откуда широким жестом пригласил нагую девочку по имени Сомкит подойти к шляпе с горящей сигарой. Мелкими шажками Сомкит подошла к черному цилиндру, застыла над ним, раздвинув крохотные ножки, и, изогнувшись назад "мостиком", коснулась руками пола, представив собой арку, опорой которой служили ее миниатюрные пятки и ладошки. Шляпа оказалась в самом центре под изогнутым дугой телом. Но сигара, пускающая колечки дыма, исчезла с верха черного цилиндра. Она непонятным образом очутилась между худыми бедрышками девочки, в самой глубине промежности, и оттуда продолжала пускать дымные колечки, как бывает, когда курильщик ритмично затягивается. Девочка, оставаясь стоять на "мостике", уставила в зал торчащую из промежности сигару, в ритм музыке попыхивая ею. Когда зал вздрогнул от грома оваций, Сомкит разогнулась над цилиндром, слегка присела и, не помогая себе руками, аккуратно положила сигару на круглый верх шляпы так, что покрытый пеплом ее кончик не касался материи, продолжая дымить. Пританцовывая, девушка отошла от черного цилиндра. Так же, пританцовывая, к цилиндру приблизился конферансье, снял с его верха сигару, зажал ее зубами и с наслаждением затянулся, окутав дымом черный цилиндр, уже красовавшийся на его маленькой, словно отлакированной голове. И снова зал зашелся от восторга. Обнаженная Сомкит застыла рядом с ведущим с неподвижной улыбкой на одеревеневших губах. Конферансье.А сейчас, господа,-пик, вершина нашего представления и вашего, ни с чем не сравнимого, удовольствия. Приготовьтесь к чуду! При этих словах Сомкит несколькими грациозными движениями переместилась к краю рампы, снова сделала "мостик", изогнувшись аркой, упираясь в пол пятками и ладошками. Колени ее разошлись в стороны, открыв жадным мужским взорам промежность. Конферансье, по-прежнему слегка пританцовывая и заглядывая девочке между ног, словно фокусник, извлек из-за фалды фрака большой желтый банан, изящными движениями пальцев очистил его от кожуры и коснулся его кончиком тела Сомкит под лобковыми кудряшками. Конферансье. А теперь тот, кому из вас повезет стать моим ассистентом, получит право своей собственной рукой продвинуть этот банан в сладчайшее место на теле Сомкит. Да, да, господа! Именно туда! И пусть вас не охватывает страх, что наша прелестная кошечка пострадает от этого. Отнюдь! Ее емкость, при всей миниатюрности Сомкит, весьма вместительна. Сейчас вы в этом убедитесь! Проведем аукцион за право стать моим ассистентом. Господа, кто согласен уплатить двадцать немецких марок? В разных концах амфитеатра взлетели вверх несколько рук. Конферансье. Цена возрастает вдвое! Кто готов решиться на сорок марок? Вы? Он указал на Петера поднявшего руку. Петер вско- чил и кивнул. Конферансье. Сорок марок! Раз! Сорок марок! Два! Из глубины амфитеатра вырвался чей-то крик. Крик. Сто марок! Конферансье. Сто марок! Раз! Сто марок! Два! Крик. Сто пятьдесят марок! Конферансье. Сто пятьдесят марок! Раз! Сто пятьдесят марок! Два! Сомкит продолжает стоять в "мостике". Голова ее запрокинута к полу и повернута лицом к публике так, что она может видеть все ряды амфитеатра, кипящие пришедшими в раж туристами. Видит она из кверху ногами. Тучный, весь в поту, турист, вытирая платком мокрое лицо, пробирается к сцене, отдает деньги конферансье и принимает из его рук банан. Он склоняется над бедрышками Сомкит и подрагивающей от возбуждения рукой, медленно, продлевая удовольствие, проталкивает банан ей в промежность. Когда банан полностью исчез в девичьем теле, он, облизнув губы, прихлопнул ладонью между ее бедер. Амфитеатр взревел, как конюшня, полная жеребцов. Тучный счастливчик, потирая от удовольствия руки, направился со сцены на свое место. Уступая ему дорогу, туристы не без зависти поглядывают на него. Конферансье. Итак, вы видели, куда рукой вашего коллеги загнан банан. И он покоится там, внутри нежнейшего тела нашей Самкит, дожидаясь апогея, кульминации нашего аттракциона. Сейчас Сомкит движением мускулов выстрелит в зал банан, как пушечное ядро. Кому повезет поймать его в воздухе - тот получит право бесплатно вернуть банан в то самое место, откуда он вылетит. Еще раз повторяю: бесплатно! Так что приготовьтесь, соберите всю вашу ловкость. Я начинаю отсчет! Три! Два! Один! Огонь! Банан вылетел из промежности девушки и дугой взвился над головами туристов, повскакавших с мест. К е м а л ь. Я! Я поймал! Он, захлебнувшись от радости, вскочил на ноги и демонстрирует всем вокруг банан, зажатый в кулаке. Петер, сидевший двумя рядами ниже его, протянул к нему обе руки. Петер. Слушай! Отдай мне - и я тут же уплачу тебе сто марок! Дай мне этот банан! К е м а л ь. Сто марок! Ты думаешь, что можешь купить мою мужскую честь за сто марок?! Таких денег нет, чтоб купить меня! И гордый собой, с чувством превосходства глядя на окружающих, Кемаль двинулся по проходу между рядами, неся в высоко поднятой руке, как факел, полураздавленный банан. Достигнув сцены, он неуклюже отодвинул в сторону маленького конферансье и подошел к Сомкит, терпеливо ожидавшей, выгнувшись аркой, уперевшись пятками и ладошками в пол. Встав рядом с ней, Кемаль отвесил глубокий поклон амфитеатру, затем, помахав рукой, показал, что банан все еще у него, потом склонился над животом девушки, левой, свободной рукой полез ей в промежность и деловито, пальцами расширив вход, правой рукой наотмашь загнал банан внутрь. Он спрыгнул со сцены под аплодисменты туристов, и конферансье снова начал отсчет. Конферансье. Три! Два! Один! Огонь! На сей раз банан шмякнулся прямо в лицо Петеру и разлетелся мокрыми брызгами вокруг. П е т е р (в большом возбуждении). Я поймал! Конферансье. Ничего вы не поймали. Я обращаюсь к залу: правильно я сказал? Публика (дружно поддержала его). ---Правильно! - Правильно! Конферансье. Итак, мы сейчас вложим Сом-кит свежий банан и начнем все сначала. 13. Интерьер. Комната в отеле. Утро. Солнечный зайчик пробился сквозь узкую щель на оконной занавеске и прилег на лицо Кемаля. Он спит на широкой кровати, стоящей рядом с другой такой же, но не