разобранной на ночь. Кемаль улыбается во сне, удовлетворенно причмокивая губами. Ему явно снится что-то очень приятное. Возможно, вчерашний вечер и удача с поимкой банана. Таиландский служащий отеля, в униформе, стараясь не производить шума, выносит из комнаты большой чемодан и синюю фирменную сумку авиакомпании, которая доставила туристов из Германии в Бангкок. Кемаль проснулся. Кемаль. Где мой сосед по комнате? Уехал, что ли? Служащий. Он перебрался в другую комнату. И попросил меня перенести его багаж. К е м а л ь. Ну что ж... Буду жить один. Служащий. Сомневаюсь. Эта комната - на двоих. Вам кого-нибудь подселят. К е м а л ь. А что, если тот кто-то тоже не захочет делить комнату со мной? Что тогда? Служащий. У нас останавливаются гости из самых разных стран. Администрация подберет вам соседа. Он мягко прикрыл за собой дверь. Кемаль легко вскочил с постели, обернулся простыней и, сдвинув занавеску, выглянул в окно. Внизу, во дворе отеля, среди высоких пальм, сухо шелестящих широкими листьями, в тени которых пышно цветут многокрасочными цветами кусты бугенвиллий, расположился овальный бассейн, до краев наполненный прозрачной голубоватой водой. В нем, как рыбки в аквариуме, лениво плещутся стайки крошечных девочек в ярких бикини и иногда, как бы невзначай, бросают взоры на окна отеля. Несколько европейских туристов шумно плавают среди девочек, как бегемоты в окружении рыбной мелочи. 14. Экстерьер. Купальный бассейн. День. На аккуратном обрубке древесного ствола, в окружении бугенвиллий притаился "Дом доброго Духа" - вырезанная из дерева миниатюрная модель буддийского храма. Из его резных окошек струятся дымки благовоний, смешиваясь с ароматом цветов. Такой крошечный макет храма можно найти в каждом таиландском доме. По поверью, они предохраняют домочадцев от дурных духов. И во дворе этого отеля-небоскреба, рядом с плавательным бассейном, "Дом доброго Духа" выполняет функцию защитника, и не только таиландских девочек, плещущихся в бассейне, но и массивных европейцев, еще не загорелых, непривычно белотелых в этой многоцветной красочной обстановке. Кемаль появился у бассейна, сразу выделившись своим видом среди остальных туристов - он был в трусах. Немцы же - абсолютно нагие, нисколько не стесняясь окружающих их девчонок, трясут мокрыми телами, хохоча и громко, как хозяева, перекликаясь. Только несколько довольно пожилых туристов подремывают в тени пальм в шезлонгах, прикрыв колени купальными простынями. Девочки, в бикини, по трое, по пятеро дружно облепляют каждого прилегшего на траву туриста, как муравьи, ползают по их обширным телесам, массируя мягкими прикосновениями крошечных пальчиков, локотков и коленок. Туристы, изнемогая от наслаждения, раскинули руки и ноги, отдавшись во власть этим маленьким неутомимым волшебницам. А тем туристам, что укрылись в шезлонгах под пальмами, такие же, почти нагие, девочки доставляют радость по-другому. Стоя на коленях по бокам шезлонга, они, щебеча, кормят своих клиентов, сокрушая щипцами красные панцири больших крабов, и, обмакнув их мясо в фарфоровые чашечки с пахучими диковинными специями, своими пальчиками просовывают деликатес в жующие рты пожилых европейцев. Голые мужчины с усевшимися к ним на колени голенькими девочками играют в карты, свесив ноги в прохладу бассейна. Они иронично поглядывают на Ке-маля, облаченного в трусы, и обмениваются саркастическими замечаниями. Петер не удержался громко съязвить. П е т е р. Да вы знаете, почему он прикрывается? Нечего показать! Кемаль. Вы крупно ошибаетесь, милейший. Если сброшу трусы - вы не будете знать, что делать. Сравнение окажется не в вашу пользу. На все сто процентов. А я добрый, не хочу вам доставить мужские страдания. Одному бог дал, другого - обделил. Петер. Вы слышали? Он бросает нам вызов! А ну-ка, девочки, сорвите с него трусы, посмотрим, что этот турок прячет от нас! Две девчушки выбрались из воды, зайдя в тыл Ке-малю, и под хохот немцев рванули с него трусы. Он еле успел подхватить их на коленях, но, запутавпшсь в них, оступился и рухнул в бассейн, подняв фонтан брызг. Одна из девчонок двинулась за ним, плывшим на спине. И, догнав, с хохотом вскарабкалась ему на живот, усевшись верхом, как на коня. Кемаль не стал злиться и тоже расхохотался. Кемаль. Эй, как тебя зовут? Девчонка (все еще хихикая). Кампонг. Кемаль. Кампонг... Хорошее имя. Послушай, милая, сколько тебе лет? К а м п о н г. Одиннадцать. К е м а л ь. Да ты что? Ты же еще совсем ребенок. К а м п о н г. Нет, не ребенок. У нас здесь девочки созревают очень рано. Я уже могу родить ребенка. К е м а л ь. Как же ты можешь родить, если у тебя и грудей-то нет? Кампонг. А для чего мне груди? Я не собираюсь кормить ребенка. А для того, чтобы спать с мужчиной, они ни к чему. Смотри, вот она моложе меня, а как работает! Кемаль глянул туда, куда она показывала пальцем. На траве, возле самого края бассейна, укрывшись от солнца, под усеянными цветами ветвями бугенвиллий, раскинулся белым телом, лежа на спине, широко расставив ноги, голый мужчина. На нем, поднимаясь и опускаясь ритмично, как при верховой езде, ерзает на его члене совсем крошечная, как дитя, девочка. Подобравшая под себя ножки и пластично шевелящая раскинутыми в стороны ручками, она напоминала одну из статуэток многорукого танцующего бога Шивы, которыми был усеян двор отеля. Безглазые каменные Шивы, казалось, оценивающе следили за девчушкой, имитировавшей их танец на белом теле заморского туриста. Кемаль, скосив взгляд, обнаружил еще одну пару под пальмой, занимавшейся тем же делом и в той же позе. Кампонг. Хочешь, я тебе сделаю то же самое?.. И не хуже их... Я ведь старше. Кемаль. Ну-ка, еще раз... Сколько тебе лет? Кампонг. Я же сказала... Одиннадцать исполнилось. Кемаль. Врешь ты все. Он поднялся, упершись ногами в плитки дна бассейна так, что над водой высилась лишь его усатая голова. Кампонг, как обезьянка, ловко вскарабкалась ему на плечи, сцепив ладошки на его лбу. Кампонг (назидательно, заглядывая ему в глаза). Запомни, белый человек, таиландские женщины никогда не лгут. Мы рано созреваем, но зато и рано старимся. Кемаль. Ладно, ладно... Не обижайся... А где твои родители? Кампонг. Далеко. В горах. Кемаль. Они знают, чем ты тут занимаешься? Кампонг. Думаю, да. Хотя они ни разу меня не навестили. Да они и не знают, где я обитаю. К е м а л ь. Не верю. Как это может быть? Кампонг. Все нормально. Они продали меня. Привезли в Бангкок - самый большой город у нас - и продали за семьдесят долларов... и мою младшую сестру... моложе меня... К е м а л ь. Кому вас продали? К а м п о н г. Отелю. Нам здесь хорошо. Всегда сыты. Красивая одежда. А в горах мы голодали. А здесь еще и деньги копим. Выйдем замуж - будет приданое. К е м а л ь. Все! Хватит! Молчи. Мне расхотелось купаться. Прощай. Кампонг. И я с вами. Если вам не нравится здесь, то пойдем в вашу комнату. К е м а л ь. А это совсем не обязательно. Одиннадцать лет... Расскажешь - не поверят. Убирайся! К а м п о н г. Не сердитесь. Вы останетесь довольны. К е м а л ь. Ладно, ладно. Давай спрыгни с меня. И оставь меня в покое... Одиннадцать лет... Что же это делается на белом свете? Кампонг. Неужели вам не нравится у нас, в Таиланде? Это же рай для мужчин! Вернетесь в Европу и долго будете вспоминать нас, "сиамских кошечек". Скучать будете... и захочется снова вернуться сюда. Вот увидите! Кампонг встала на его плечах во весь свой маленький рост, как дочка, а вернее даже внучка, и ласточкой прыгнула в бассейн, сразу затерявшись среди других крошечных купальщиц. Две маленькие обезьянки на вершине пальмы переглянулись, словно дивясь тому, что творят их сороди- чи - люди, и обе уставились вниз, на воду бассейна, кишевшую, как рыбками в аквариуме, прелестными девочками в разноцветных бикини, чей смех и визги слышны были очень далеко. 15. Интерьер. Комната отеля. Утро. Стук в дверь. Кемаль вскочил, прикрыл простыней свое голое тело и пошел открывать. На пороге стоял тот же самый отельный служащий, с большим чемоданом и туристской сумкой, другого цвета, нежели у тех, кто прибыл одним рейсом с Кемалем. Позади него, сверкая очками и улыбаясь, стоял японец. Служащий. Я привел вашего нового соседа. Японец. Здравствуйте. Я немножко говорю по-немецки. Кемаль. Проходите. Приятно познакомиться. Вы откуда? Японец. Час тому назад я прилетел из Токио. Кемаль. Токио... Токио... Где это? Японец. Вы действительно не знаете? Весь мир знает, где находится Токио. Даже папуасы на Новой Гвинее. Японские автомобили завоевали мир. Мы даже обогнали вашу Германию. Кемаль. Если хотите знать правду, меня это нисколько не огорчает. Японец. Как так? Вы не испытываете патрио- тических чувств к вашей стране? Насколько я знаю, немцы известны в мире своей любовью к отечеству. К е м а л ь. Считайте, что я - исключение. Японец. Не могу поверить. Вы просто очень скромны. И ваша скромность только подчеркивает национальное величие немецкого характера. Что, впрочем, в неменьшей степени характерно и для нас, японцев. Мы - два великих народа, и мир с восторгом взирает на нас, дивясь и завидуя нашим успехам. Японец, сверкая стеклами очков, протянул Кема-лю руку для пожатия, и, когда турок протянул ему свою, простыня соскользнула с его бедер, упала на пол, полностью обнажив его большое, тучное тело. Японец зашелся от восторга. Я п о н е ц. О, мой бог! Какое богатство! Какой подарок женщинам! Я завидую вам белой завистью. Ну, знаете, не ожидал... С вашего позволения... Я бы сказал вот что... С таким инструментом вы можете запросто завоевать мир. Вернее, половину мира. Его лучшую часть. Вам даже не нужно производить столько автомобилей, сколько мы производим. Только демонстрировать это... и вы повергнете мир к своим ногам. И наконец, это убеждает меня в том, что ваш гениальный земляк Ницше был прав, абсолютно прав... Вы, немцы, - сверхчеловеки. К е м а л ь. Вы меня растрогали, уважаемый. Но если сказать вам всю правду, я не хотел бы, чтобы мои... достоинства были приписаны немцам. Они незаслуженно возомнят о себе бог знает что... Я - не немец. Я - турок. Турецкий рабочий в Германии. Знаете такой народ? Японец. Турок? Турция? Ваша столица - Багдад? К е м а л ь. Наша столица - Анкара. Нетрудно запомнить. И, пожалуйста, не удивляйтесь, когда кто-нибудь не знает вашего Токио. Раздался робкий стук в дверь. Японец. Это, видимо, к вам. К е м а л ь. Я никого не жду. Но открыть все равно надо. Кемаль, задрапировавшись в простыню, открыл дверь. Перед ним стояла Кампонг с другой девочкой. Обе босиком и в ярких купальных бикини, плотно облегавших их худенькие детские тела. Их волосы были еще мокрыми после купания, но в них были заплетены многокрасочные цветы бугенвиллии. Кампонг. Здравствуйте. Это - моя сестра. Я п о н е ц. О, какие чудесные крошки! Сиамские кошечки! Какой сюрприз! Какое гостеприимство! Нет на свете лучшего уголка, чем Таиланд! Кемаль в гневе захлопнул дверь перед девочками. Кемаль (японцу). Вы знаете, сколько им лет? Уве- рен, ваша внучка старше. Я п о н е ц. Я вижу, вы - пуританин. В таком случае, могу я полюбопытствовать: что привело вас в Таиланд? Сюда приезжают чаще всего для того, чтобы хорошо провести время... с такими вот... сиамскими кошечками. И право же, это не самое худшее времяпрепровождение в наш индустриальный век. 16. Экстерьер. Улицы Бангкока. День. Перед фронтоном отельного небоскреба толпятся туристы, слушая пояснения гида. Гид. Таиланд - быстро развивающаяся страна, и каждый ее день отмечен новым шагом на пути прогресса. Например, в одной лишь нашей древней столице - Бангкоке число автомобилей давно перевалило за миллион. Но при этом, как элемент нашего экзотического прошлого, мы сохранили... конечно же, в первую очередь, для туристов, и наши, уходящие в века, виды транспорта. Вы можете сесть вот в такой экипаж на двух колесах, но движимый не мотором и не лошадью, а че-ловеком, только его силой. Это может создать вам иллюзию возвращения в далекую древность. Одним за другим рикши подкатывают свои легкие коляски к тротуару и, усадив туриста на мягкое сиденье, уносятся в бурлящий поток улицы. Петер сел к рикше, Кемаль, смущенно оглядыва- ясь, - к другому. Грузный турок, опустившись на сиденье, придавил его так низко к оси коляски, что немолодой возница еле стронул ее с места. Догнав рикшу с Петером, в плетеном тропическом шлеме, они понеслись рядом, прижатые бесконечными потоками автомобилей к самой кромке тротуара. Увидев, что Кемаль оказался рядом, Петер гневно прикрикнул на своего рикшу, и тот, прибавив ходу, оставил вторую коляску позади. Это раззадорило Кемаля, и он тоже велел своему рикше не отставать. Тот прибавил скорость. Оба рикши несутся рядом, колесо-к колесу. Сами они напрягаются изо всех сил, тяжело дыша и истекая потом. Обгоняют бесчисленные мотоциклы, пешеходов, чьи лица размытыми очертаниями проносятся на предельной скорости. Коляски вынеслись на берег Меконга - полноводной могучей реки, со множеством пароходиков, преодолевающих бурное течение, с конусными башнями буддийских храмов на другом берегу. Повозка Петера оторвалась от Кемалевой. Рикша последнего, нездорового вида старик, рухнул, в оглоблях, на асфальт и растянулся на нем, с трудом хватая пересохшим ртом густой и влажный, сильно загазованный воздух. Кемаль выскочил из коляски и, опустившись на колени, склонился над ним. Толпа зевак окружила их. Люди что-то лопочут, кричат. Турок беспомощно озирается вокруг, не зная, что предпринять. И тут он увидел того еврея-туриста, с которым рядышком летел сюда из Франкфурта. Тот быстро протолкался сквозь толпу и, тоже опустившись на колени, взял руку рикши и стал прощупывать пульс. К е м а л ь. Вы - доктор? Еврей. Пожалуйста, не отвлекайте меня. У него очень слабый пульс. Да, я доктор. Чему вы удивляетесь? Каждый третий еврей-врач. А каждый второй - фармацевт. Так вот, мой дорогой, помогите мне поднять его и уложить в коляску. У него очень плохое сердце. Вдвоем они перенесли неподвижное тело рикши и осторожно уложили его на мягкое сиденье коляски. К е м а л ь. Чем еще я могу помочь, доктор? Еврей. Пожалуй, вот чем. Тут недалеко есть аптека. Я выпишу рецепт, а вы уж сбегайте - принесите лекарство. Да, подождите... Так как у несчастного, я уверен, нет при себе денег, я вам вместе с рецептом дам несколько монет. Полагаю, этого хватит. Но, но, не беспокойтесь. Все мы - люди. И у нас только по одному сердцу. И очень мало запасных частей к нему. Этого человека надо доставить домой. Ему, нужен покой и уход. К е м а л ь. Как разыскать его дом? Кемаль обежал глазами толпу и, к счастью, обна- ружил в ней Сомкит, фокусницу, которой он бесстыже загнал в промежность очищенный банан. Турок смутился и покраснел. К е м а л ь. Я узнал вас. С о м к и т. Я не удивляюсь. Многие в этом городе узнают меня. И особенно туристы. Я могу вам помочь? Я спрошу у него адрес. Кемаль. Садитесь в коляску. Мы доставим его домой. Сомкит села в коляску рядом с больным рикшей и заговорила с ним на их родном языке. Кемаль впрягся в оглобли и потянул коляску. Удивительное зрелище предстало взорам прохожих: пара таиландцев сидит в коляске рикши, а запряжен в нее - огромный европеец, с большими черными усами, и мчится во весь дух по запруженным улицам Бангкока. 17. Экстерьер. Улицы Бангкока. Вечер. Вечер опустился на Бангкок. Как обычно в тропиках, быстро, без перехода стемнело. Город погрузился в густой, тяжелый мрак. И как по команде, тысячи, десятки тысяч огней вспыхнули вдоль улиц, яркими гирляндами протянувшись в бесконечность. Многокрасочные линии неона, как радуги, озарили витрины роскошных магазинов, заиграли у гостеп- риимно распахнутых входов в рестораны; засветились фары автомобилей: красные - в одном направлении и белые - в обратном, потекли нескончаемым потоком светлячков над жирным асфальтом. Пучки света озарили макушки пальм в черном небе и длинные, словно лакированные, листья банановых деревьев. Сомкит и Кемаль бродят в толпе, заполнившей тротуар, крепко держа друг друга за руки, словно боясь потеряться, быть разлученными в этом чудовищном людском муравейнике. Вспышки неоновых огней играют на их лицах, окрашивая их то в зеленый, то в оранжевый, то в золотой цвета и превращая людские потоки в карнавальную процессию с ее удивительным разнообразием костюмов, платьев, головных уборов, от индийских тюрбанов и женских сари до тропических одежд типа сафари, в которые облачились тут, в Бангкоке, тяжеловесные европейцы, прогуливаясь в обнимку со своими узкоглазыми восточными красотками. Они минуют шумный немецкий Бирхаус-огромную пивную под открытым небом, вернее, под кронами высоких деревьев. Пивные бочки, дубовые столы с литровыми фаянсовыми кружками. Все так же, как в Мюнхене. И эта гигантская пивная так и называется-"Мюнхен", готическими буквами оповещающая об этом Бангкок. И уж совсем как в Германии, все столы оккупиро- ваны немцами-туристами, в зеленых тирольских шляпах, с игривым пером на тулье. И чтоб ни у кого не возникло сомнения в их баварском происхождении, почти все немцы натянули на свои раздобревшие тела белые рубашки, пересеченные шлейками коротких кожаных штанов из зеленой замши. Оркестр, в такой же униформе, играет марши и тирольские польки, а посетители, натягивая шлейки на мускулистых плечах, раскачиваются в ритм этой музыке с высоко поднятыми в руках массивными кружками, покрытыми пенными шапками пива. Их таиландские подружки, стиснутые широкими боками мужчин, выглядят маленькими детишками, которых родители забыли вовремя уложить спать. Внимание Кемаля и Сомкит привлекла забавная картинка. Перепивший немец, с переполненным пивом пузом, зажатым в кожаные короткие штанишки, явно ищет глазами туалет, неуверенно покачиваясь на толстых волосатых ногах. Выручает его странный официант - специально обученный большой шимпанзе, в красной каскетке набекрень и укрытый красной раздувающейся пелериной от шеи до колен. Шимпанзе, обнаружив пребывающего на грани детского греха клиента, подает ему серую лапу и ведет, раскачиваясь с ним в такт и для устойчивости опираясь о землю свободной лапой. Так они и бредут, держась за руки и в одном ритме покачиваясь. Пока не дошли до туалета. Человек ввалился в помещение, а обезьяна осталась дожидаться его снаружи. Стоило немцу вывалиться оттуда, неловко застегивая короткие замшевые штаны, как шимпанзе возник перед ним и протянул ему из-под красной пелерины лапу, собранную в горсть - без всяких слов понятный жест, требующий вознаграждения за труд. Получив деньги, животное беспечно удалилось в предвкушении очередного клиента, налитого до ушей пивом, а брошенный им огромный немец, одетый как мальчик, недоуменно озирается, пытаясь сообразить, где же его стол и вся компания, гремящая тяжелыми кружками. Кемаль и Сомкит развеселились. С о м к и т. Хотите посидеть? Кемаль. Нет. Сомкит. Понимаю. Вам и так надоели ваши приятели? Кемаль. Какие у меня тут приятели, моя девочка? Я им - чужой, а они мне - и подавно. Я в их стране - иностранный рабочий. Тебе это о чем-нибудь говорит? Мой народ, Сомкит, как и твой, продает своих детей на сторону от бедности, нищеты. Одна лишь разница: турки избавляются от своих сыновей, отправляя их в чужие края на фабрики и заводы. А Таиланд торгует своими дочерьми прямо здесь, дома. С о м к и т, Я впервые встречаю бедного европей- ца. Кемаль. Я даже и не европеец. Я - турок. Я делаю самую черную работу в Германии. Работу, которой немец не станет марать свои руки. А сюда я попал совершенно случайно... По воле Аллаха... Где бы я смог наскрести денег, чтоб отправиться в такой дальний вояж? Чтоб быть откровенным с тобой, признаюсь: у меня даже нет денег, чтоб пригласить тебя в ресторан поужинать. Петер. Тогда отдай свою даму тому, у кого на это хватает денег. Петер возник перед ними с пенной шапкой пива в кружке. Узнав Сомкит, он расплылся в интимной улыбке. Петер. Фрейлейн, если я не ошибаюсь, это вы... которая стреляла бананами из известного места, пардон... и попала мне, шалунья, прямо в лицо... хе-хе... Сочту за честь пригласить вас со мной отужинать. С о м к и т. Но вы видите... я же не одна. Петер. Ну, что ж... Мы можем накормить и его... заодно. С о м к и т. Я не уверена, что мой кавалер пылает желанием составить вам компанию. П е т е р. А мы можем спросить его прямо сейчас... если вы настаиваете... Каков будет ваш ответ, господин турок? Кемаль взял из его руки кружку с пивом, осторож- но поставил ее на ближайший столик и со всего размаху влепил немцу затрещину, чуть не сбив его с ног. Петер. Полиция! Из-за его спины на крик вынырнул шимпанзе в красной пелерине. Петер. Здесь в полиции служат обезьяны? К е м а л ь. Слушай, ты! Мы сейчас не в Германии, где ты - немец, а я - никто, грязный турок. Понял? Тут полиция нас обоих считает европейцами. Петер все же попытался ударить его в ответ, но между ними встала Сомкит, раскинув руки. С о м к и т. Эй! Слушай, Европа! Давайте обойдемся без полиции. Каждый пойдет своей дорогой. Я, например, с ним. Она прижалась к Кемалю и повела его, взяв за руку. Сомкит. Если я вам не надоела, мы можем поужинать у меня. Вокруг них кипит полуночный Бангкок. В небе выплясывают пестрые рекламные щиты, написанные на разных языках - по-немецки, по-английски, по-французски, по-японски. Зазывалы, в униформе, стоя у входа в злачные места, хватают прохожих за руки, умоляют заглянуть, суля невиданные утехи. Таиландские девочки, раздетые почти донага, улыбаются туристам из окон. Они прелестны. И улыбки их не вульгарны, а невинны, как у детей. Сомкит и Кемаль свернули в переулок и сразу окунулись в густую тьму. Без ярких витрин и буйства неона. Здесь тянулись пустыри с кучами песка и штабелями цемента в бумажных мешках, силуэты бетономешалок, с разинутыми и умолкшими на ночь ртами. Они подошли к высоченной конструкции возводимого здания, еще пустой, без стен, лишь с бетонными перекрытиями этажей, напоминавших ребра скелета - скелета небоскреба. Каждая комната дома открыта внешнему миру и отделена от соседней только тонкими перегородками будущих стен. Все это напоминало пчелиные соты огромного улья, устремленного к самым звездам в темном небе. Но соты лишь поначалу казались необитаемыми. Приглядевшись, можно было различить слабые огоньки в каждой из комнат и передвигающиеся тени их обитателей. Здесь теплилась жизнь. Тихая жизнь, почти незаметная со стороны, для постороннего глаза. Словно боящаяся привлечь к себе внимание. В каждой открытой, без наружных стен, ячейке шла своя жизнь. Кипело в кастрюлях на электроплитках варево. Кто-то стирал в пластмассовых тазиках, кто-то подводил уже засыпающих в этот поздний час детей к самому краю жилища, и дети с разных этажей мочились наружу, направляя тоненькие струйки, как легкий дождь, вниз, прямо на улицу, на бушующие огни города. Грузовым лифтом, перепачканным строительным мусором, Кемаль и Сомкит поднялись куда-то к звездам и через отсутствующую стену вылезли на бетонное перекрытие этажа. Сомкит. Вот мы и дома. В этой, еще не построенной комнате, я и живу. Бесплатно. Получается экономия. А когда строительство будет закончено - придется убираться. Здесь поселят туристов. С большими кошельками. А я поищу другую стройку. В Бангкоке, слава богу, с этим нет проблем. Кемаль. Кто все эти люди, что живут здесь? Сомкит. Это те, кто строит отель. Рабочие. Днем здесь кипит работа, а ночью они тут спят... Со своими семьями. С рассветом их родственники исчезают, забрав свои пожитки, только мужчины остаются, чтоб продолжить работу. Кемаль. Куда же уходят их семьи на день? Сомкит. Кого это интересует? Они все бездомные. Перебрались в столицу из провинции, с гор. Половина жителей Бангкока не имеют крыши над головой. К е м а л ь. А ты-то как сюда попала? Сомкит. Хоть я и устроилась на хорошую работу, но денег, чтобы купить квартиру, не накопила. Пока... у меня бесплатная крыша. Брат мой здесь работает. Я ночую с его семьей. Кемаль. Постой. Скажем, через месяц-другой отель достроят. Что тогда? Сомкит. Этот достроят-начнут другой. И брат, надеюсь, без работы не останется. И снова будет ночлег. Ты почему так загрустил? Все это не так уж плохо. Ночью дует прохладный ветерок - отлично можно выспаться. А вид какой отсюда! Весь Бангкок под ногами. Построят здесь красавец-отель, и вы, европейцы, будете много платить, чтоб полюбоваться отсюда городом, как мы сейчас. Пошли. Я познакомлю тебя с братом. К сожалению, он ни на каком языке, кроме нашего, не разговаривает, но кто сказал, что гостеприимство нуждается в словах? 18. Интерьер. Недостроенный небоскреб. Ночь. Ступени из еще не обработанного бетона мелькают одна за другой по мере того, как две пары ног преодолевают их: мужские - большие и женские - совсем крохотные. Сомкит и Кемаль поднимаются по пролетам лестницы, еще без перил, и перед ними на каждом этаже в клетках комнат без наружных стен и дверей открывается незатейливая, протекающая у всех на виду жизнь обитателей недостроенного небоскреба. Голый мужчина - отец семейства - с намыленной головой стоит на шершавом бетонном полу, а женщина, в каком-то тряпье, поливает его, как из душа, из кувшина. Большая семья тесно сбилась на соломенных циновках. Глаза всех устремлены на светящийся экран маленького телевизора. Никакой мебели, ничего... Бетон, соломенные циновки... и телевизор. Другая семья уселась кружком прямо на бетонном полу. Тусклая лампочка свисает на электрическом шнуре с потолка. Пар поднимается над кастрюльками. Мать разливает какое-то варево детям в тарелки. Еще один этаж преодолевают Кемаль и Сомкит. Здесь темно. Только слабый язычок пламени на свече озаряет крохотный "Дом доброго Духа" и лица молящихся вокруг него. 19. Экстерьер. Улицы Бангкока. Раннее утро. Краешек солнца блеснул первым лучом из-за горизонта, когда Сомкит и Кемаль покинули место своего ночлега. По всем этажам недостроенного небоскреба, как муравьи, спешат вниз семьи рабочих, унося на плечах весь свой нехитрый скарб. И без всякого перерыва, как только женщины и дети покинули здание, в открытых, без наружных стен, комнатах начинают греметь пневматические молотки, вздымая тучи цементной пыли, окутывая серым облаком весь скелет будущего отеля. 20. Экстерьер. Улицы Бангкока. Раннее утро. В саду пивной "Мюнхен" гаснут огни фонарей, гирляндами провисших над неубранными, грязными столиками. Официанты в белых курточках собирают пивные кружки, снимают мокрые скатерти. Последние посетители в тирольских костюмах, покачиваясь и цепляясь друг за друга, покидают это ночное заведение, горланя немецкие песни. Только один немец никак не уйдет. Он уснул прямо за столом, уставленном кружками и грязными тарелками, уронив с головы зеленую тирольскую шляпу с пером. Его растолкал официант. Официант. Вы не дойдете домой. Петер. Отведи меня. Заплачу. Официант. Мне нельзя отлучаться до конца смены. Но если заплатите нашему шимпанзе, он доставит вас домой. Только назовите отель. Обезьяна понимает по-немецки. Держась за руки и покачиваясь, Петер с шимпанзе, в красной каскетке и пелерине, бредут по пустой сонной улице. У телеграфного столба немец остановился и, вырвав свою руку из лапы обезьяны, сосредоточился на растегивании своих коротких штанов. Потом стал мочиться. Шимпанзе неодобрительно покачал головой и смущенно оглянулся по сторонам. К ним уже спешил полицейский, гневно выкрикивая что-то на таиландском языке. Петер удивленно уставился на полицейского, затем перевел мутный взор на обезьяну. Петер, Что он говорит? Ты понимаешь его? Озадаченный шимпанзе лишь пожал плечами. 21. Экстерьер. Улицы в Бангкоке. Утро. По сонной улице цепочкой движутся бритоголовые монахи, укутанные в оранжевые одеяния, неся в руках черные горшочки с крышками. У каждого домика, скрытого за кустами бугенвиллий, они останавливаются, и хозяйки выносят им подаяние: целлофановые мешочки с вареным рисом, жареную рыбу, что-то еще. Монахи благодарно кланяются и складывают продукты в горшочки. Затем, опять цепочкой, направляются к следующему дому. С о м к и т. Вот так каждое утро совершают монахи свой обход, собирая пропитание для своих собратьев в монастыре. И не бывает случая, чтоб им отказали. Самая бедная хозяйка сочтет позором не вынести им чего-нибудь, специально для них приготовленное. Сомкит и Кемаль завтракают в уличном ресторане, расположившемся на тротуаре. Весь ресторанчик - это тележка уличного торговца, два крохотных детских столика и такие же миниатюрные складные табуреточки. На тележке, от которой через улицу тянется к розетке в стене электрический шнур со штепселем, исходят паром котлы со снедью. Монахи по очереди подходят к тележке, и хозяин каждого подряд наделяет едой из котлов, ссыпая ее им в горшочки. На столике, за которым завтракают Сомкит и Кемаль, полно маленьких фарфоровых пиадочек с различной снедью. Турок с аппетитом опорожняет одну за другой. Сомкит (смеясь). Да ты объешь хозяина! Наши столько не едят. К е м а л ь. А мне все это - на один зуб. Живи я здесь-разорился бы. Кстати, я без денег. Все - в отеле. С о м к и т. О, не пугай хозяина. С ним случится удар. Наши считают европейцев богатыми. И вдруг ты - без гроша! Ладно, я возьму расхода! на себя. Пусть считает, что я тебя, богача, сопровождаю от имени властей. Кемаль (тоже смеясь). В таком случае, я тебя приглашаю за мой счет... сегодня у нас по программе экскурсия на лодках по каналам - посмотреть вашу сельскую жизнь. Ты будешь моей девушкой. 22. Экстерьер. Река и каналы. День. Узкие длинные лодки с подвесным мотором на корме пересекают широкую реку, борясь с сильным течением. На корме, у руля, под конусной соломенной шляпкой, застыл, как изваяние, лодочник. Мимо них течение проносит плавучие островки яркой и густой зелени, сбившейся в огромные кучи. Туристы сидят на скамьях парами: европейские мужчины в обнимку с таиландскими девочками. На самом носу лодки - Кемаль и Сомкит, прижавшись друг к другу, любуются живописными видами, уплывающими назад, за корму. Петер тоже на экскурсии, у него на коленях - "сиамская кошечка", но он не сводит глаз с Сомкит, запавшей, видать по всему, ему в душу. Здесь, как и в самолете, есть стюардессы в элегантных униформах. Они обносят пассажиров фруктами: красными кусками арбузов, желтыми порциями очищенных от кожуры ананасов, розовыми дольками папайи. Река живет своей напряженной жизнью, далекой от туристской ленивой неги. Старый пароход, пыхтя и отдуваясь, таскает от берега к берегу толпы людей. Баржи, груженные рисовой соломой, напоминают огромные стога, смытые с берега рекой. Лодки, переполненные сбившимися в кучу овцами и козами, оглашают воздух неумолкаемым блеянием. Куры кудахчут в решетча- тых клетках. Когда течение выносит туристскую лодку ближе к берегу, там, среди густых зеленых зарослей, вдруг возникает слоновья голова с задранным хоботом и раздается его трубный низкий рев. Иногда попадаются и рабочие слоны. Подгоняемые сидящими у них за ушами смуглыми погонщиками, они переносят, обхватив хоботом, связки бревен драгоценного красного дерева. Купола буддийских храмов отливают золотом среди зелени. Туристы въехали в узкий канал, протянувшийся прямой линией, зажатый с обеих сторон плотной стеной тропического леса. На канале, прямо на воде, раскинулся базар. На лодках. Крестьяне и крестьянки, в конусных, плетенных из соломы шляпах, передвигаются с места на место на осевших под грузом овощей и фруктов лодках, предлагая покупателям свой товар. Там же варится в котлах рис, жарится на сковородках мясй и рыба. Кричат продавцы. От борта к борту передается товар, принимаются деньги. 23. Экстерьер. Деревенская улица. День. Маленькая обезьянка, обхватив лапками гладкий ствол пальмы, ловко взбирается до самой макушки дерева, где, под веером широких листьев, висят гроздья крупных зрелых кокосов. Схватив один из плодов, размером с ее голову, она начинает вертеть его, пока ветка, на которой он растет, не ломается, и кокос, как ядро, летит вниз, в толпу туристов, которые с хохотом разбегаются в стороны, избегая ушибов. Владелец обезьяны, старик-крестьянин, разрубает тяжелым ножом один орех за другим, в каждую половинку засовывает соломинку и протягивает плоды туристам. Одни пьют кокосовое молоко через соломинку, другие-прямо из скорлупы, держа ее как чашку. Именно так и делает Кемаль, перепачкав себе усы. Сомкит же тянет молоко через соломинку. Им весело, они непринужденно смеются. Таиландский мальчик выпустил из плетеной клетки большую кобру. Она свернулась в траве кольцами, подняв плоскую голову, похожую на древесный лист. В другой клетке мечется небольшой пушистый зверек с хищной мордочкой. Гид. Сейчас вы увидите битву между опаснейшей из змей - коброй и мангустой. Этот маленький зверек - единственный из животных, способный сразиться и победить могущественную королеву джунглей. Другой полуодетый мальчик жестами расставляет туристов в круг, позванивая монетами в коробке, давая таким образом понять, что за это зрелище придется раскошелиться. Мангуста выбежала из открытой мальчиком клетки, сделала несколько прыжков и замерла перед коброй, стоя на задних лапках, словно загипнотизированная ею. Кобра зашипела, взвилась листообразной плоской головой над зверьком, выжидая удобный момент для атаки. Но мангуста ее опередила. Она совершила молниеносный прыжок и впилась острыми зубками в свернутое кольцами тело змеи. А кобра обмоталась спиралью вокруг пушистого зверька и ищет незащищенное место, чтобы вонзить в него свое ядовитое жало. И тут мангуста каким-то неуловимым движением маленькой головки впилась в змеиную шею. Кобре наступил конец. Кемаль, как дитя, сгорая от любопытства, протолкался в первый ряд зрителей, чтобы получше все разглядеть, а к Сомкит, не проявлявшей интереса к надоевшему ей аттракциону, рассчитанному на туристов, подкатил Петер, давно выжидавший удобного момента, когда девушка останется одна. Петер. Наконец-то ваш повелитель испарился. И я хочу воспользоваться случаем и похитить вас у него. С о м к и т. И это называется у вас дружбой? Уводить у друга его подружку? Петер. Наши отношения никак не назовешь дружбой. Нас связывает лишь арендная плата, которую он мне платит за чердак в моем доме, где он и еще не- сколько таких же бедных турок обитают. С о м к и т. Что это означает? Что вы богаты? П е т е р. Не так уж и богат... Но, во всяком случае, мои средства позволяют мне потратиться на дорогой подарок для такой прелестной особы, как вы. Вот так болтая, они не заметили, как углубились в банановую рощу, потеряв из виду свою группу. И тогда из-за кустов выскочило несколько таиландцев, одетых по-крестьянски. Они сбили Петера с ног, молниеносно связав ему руки за спиной. Тоже самое сделали и с Сом-кит. Туристы, после боя кобры с мангустой, вернулись к лодке. Гид пересчитывает их. Г и д. У нас не хватает одного туриста. Нужно его подождать. К е м а л ь. И моей девушки не видно. Я пойду поищу ее. Гид. Смотрите и вы не заблудитесь. Кемаль бегом мчится по банановой роще. К е м а л ь (кричит, приложив ладони рупором ко рту). Сомкит! Сомкит! Где ты? Мы уезжаем! А гид, сверясь со списком, выкрикивает из лодки. Гид. Господин Петер Вейс! Поспешите! Мы не можем долго ждать! У нас впереди большая программа. Туристы в лодке пока еще не встревожены и добродушно посмеиваются. Голоса. -А зачем этому Петеру Вейсу откликаться? Он слишком занят барышней. - Наш гид только портит ему удовольствие. - Им там хорошо, дадим им время побаловаться. Кемаль задохнулся от быстрого бега. Остановился, озирается по сторонам. Из банановых зарослей не доносится ни звука человеческого голоса. Лишь птичий гомон вокруг. На лодке туристы уже не смеются, а опасливо переглядываются. Гид. Что же нам делать? Пойти всем искать? Мимо них прошмыгнула на большой скорости остроносая лодка с мотором на корме. За рулем - молодой крестьянин в конусной шляпе. Еще несколько таиландцев - на скамьях. И не видят туристы, что ногами крестьяне придавили ко дну лодки связанных Петера и Сомкит, а также Кемаля. Лодка с пленниками ушла вверх по каналу, исчезнув, как в тоннеле, в тропических зарослях, сомкнувших вершины деревьев над водой. Потом судно, не снижая скорости, миновало деревню, расположившуюся на берегу, а точнее, можно было бы даже сказать, в воде. Хижины стоят на сваях, а с землей их связывают мостики. Перед каждым домом торчат из воды деревянные шесты, вроде колодезных журавлей, а на их концах висят сети, которые крестьяне то опускают в реку, то извлекают их назад, поднимая в воздух, но уже с трепещущей в ячейках серебристой рыбой. Здесь вся жизнь - на воде. Наполовину ушли в реку черные буйволы, оставив снаружи лишь криворогие головы. На их спинах играют голые детишки, с плеском прыгая в воду и снова взбираясь на меланхоличных, подремывающих животных. Девушки, стоя по грудь в воде у свай, чистят свои белые зубы пастой, выдавливая ее на щетки, привезенные из города, а рты полощут водой из канала и туда же сплевывают ее. От пронесшейся лодки поднялась волна, разбилась о сваи, накрыв девушек с головой. А лодка уже снова в джунглях, мчится по каналу, не снижая скорости. Большие заголовки в таиландских газетах: ДВОЕ ГЕРМАНСКИХ ТУРИСТОВ ВЗЯТЫ ЗАЛОЖНИКАМИ В ДЖУНГЛЯХ ОБЪЯВЛЕН ТРЕБУЕМЫЙ ВЫКУП ЗА КАЖДОГО - 1 000 000 НЕМЕЦКИХ МАРОК ВЛАСТИ ПРИНИМАЮТ ВСЕ МЕРЫ ДЛЯ ОСВОБОЖДЕНИЯ ЗАЛОЖНИКОВ И ВЫРАЖАЮТ НАДЕЖДУ, ЧТО ЭТОТ ПЕЧАЛЬНЫЙ ИНЦИДЕНТ НЕ СКАЖЕТСЯ НА ТУРИСТИЧЕСКОМ БИЗНЕСЕ В ТАИЛАНДЕ 24. Интерьер. Деревенская хижина из бамбука. День. Полицейский вертолет кружит над джунглями. Таиландские пилоты внимательно обследуют все, что проплывает под ними. Стрекот вертолета то усиливается, приближаясь, то затихает, удаляясь от одиноко стоящей хижины, скрытой густыми кронами деревьев. Сомкит сидит за дощатым столом вместе с теми крестьянами, что захватили их. Старший. Придется писать еще одно письмо. Дадим еще пару дней, чтобы они подумали. Пиши большими буквами, красиво. Сомкит. Как я буду это делать? Вы чуть не сломали мне руки, стянув веревками. Не могу даже пальцами двигать. Старший. Наши ребята перестарались. Ты уж их прости... темные... неграмотные люди. Но не печалься. Ты получишь компенсацию... Когда получим выкуп. Сомкит. Что я получу? С т а р ш и и. Во сколько ты ценишь свои услуги? С о м к и т. Сто тысяч! Старший. Слишком много... за красивый почерк. С о м к и т. Германский консул не смог разобрать ваши каракули. Старший. Ладно. Садись и пиши. Потом договоримся. Мы тебя не обидим. 25. Интерьер. Темная яма в земле. День. Глубокая яма в земле. Сверху она накрыта свежеотесанными жердями крест-накрест и этим напоминает, если смотреть изнутри, тюремные решетки. Слабый свет проникает в щели м