очные таблетки. -- Оральные контрацептивы? Какого черта? Да она мне на дух не нужна. -- Гаскелл, радость моя, какой ты наивный. Для убедительности, только для убедительности. Это делает мои с ней отношения куда реальнее, не находишь? Все равно, что одеть презерватив на искусственный член. Гаскелл смотрел на нее, разинув рот. -- Бог мой, уж не хочешь ли ты сказать, что вы... -- Еще нет. Длинный Джон Силвер пока в своей коробке, но вскоре, когда она почувствует себя вполне эмансипированной... -- Она задумчиво улыбнулась, глядя на камыши. -- Может, не так уж плохо, что мы здесь застряли. Это даст нам время, такое чудное время, а ты пока посмотришь на уток... -- Болотных птиц, -- поправил Гаскелл, -- и если мы не вернем этот катер вовремя, нам придется платить по огромному счету. -- Счету? -- сказала Салли. -- Ты что, рехнулся? Уж не думаешь ли ты, что мы будем платить за эту посудину? -- Но ты же арендовала ее на лодочной станции. Только не говори мне, что ты взяла ее без спросу, -- сказал Гаскелл. -- Господи, это же воровство? Салли засмеялась. -- Честно говоря, Джи, ты чересчур морально устойчив. Но ты непоследователен. Ты крадешь книги в библиотеке и химикаты в лаборатории, но когда деле доходит до катеров, тут у тебя высокие принципы. -- Книги -- совсем другое дело, -- с жаром сказал Гаскелл. -- Верно, -- сказала Салли, -- за книги не сажают в тюрьму. В этом вся разница. Если хочешь, можешь продолжать думать, что я стащила лодку. Гаскелл вытащил платок и протер очки. -- А ты хочешь сказать, что не крала? -- Я взяла ее взаймы. -- Взаймы? У кого? -- У Шея. -- Шеймахера? -- Верно. Он сказал, что мы можем пользоваться катером, когда захотим, вот мы и взяли. -- А он в курсе? Салли вздохнула. -- Послушай, он ведь сейчас в Индии, сперму собирает, так? Какое это имеет значение, в курсе он или нет? К тому времени, когда он вернется, мы уже будем далеко. -- Твою мать, -- выругался Гаскелл устало, -- когда-нибудь благодаря тебе мы окажемся в дерьме по самую маковку. -- Гаскелл, радость моя, иногда твои волнения надоедают мне до чертиков. -- Вот что я тебе скажу. Меня беспокоит твое чертовски вольное отношение к чужой собственности. -- Собственность -- то же воровство. -- Ну еще бы. Остается внушить это полицейским, когда они тебя наконец схватят. Легавым в этой стране не нравится, когда воруют. Легавым равно не нравилась и мысль о хорошо упитанной женщине, по всей видимости убитой и погребенной под десятью метрами и двадцатью тоннами быстро схватывающегося бетона. Подробности насчет упитанности исходили от Барни. -- У нее были большие сиськи, -- утверждал он в седьмой версии того, что он видел. -- И эта рука, вытянутая вперед... -- Ладно, о руке мы уже все знаем, -- сказал инспектор Флинт. -- Мы об этом уж слышали, но о груди ты говоришь впервые. -- Я ошалел от этой руки, -- сказал Барни. -- Я хочу сказать, о сиськах в такой ситуации как-то не думаешь. Инспектор повернулся к мастеру. -- А вы заметили грудь покойной? -- спросил он. Но мастер только отрицательно покачал головой. Слов у него уже не было. -- Значит, это была упитанная женщина... Как вы думаете, сколько ей лет? Барни задумчиво потер подбородок. -- Не старая, -- сказал он наконец. -- Определенно, не старая. -- Двадцать с небольшим? -- Может. -- Тридцать с небольшим? Барни пожал плечами. Он пытался вспомнить что-то, что в тот момент показалось ему странным. -- Но точно моложе сорока? -- Нет, значительно моложе, -- сказал Барни неуверенно. -- Что-то вы никак не определитесь, -- заметил инспектор Флинт. -- Ничего не могу поделать, -- сказал Барни жалобно. -- Когда ты видишь бабу на дне грязной ямы, а сверху на нее льется бетон, как-то не с руки спрашивать, сколько ей лет. -- Разумеется. Я понимаю, и все же подумайте хорошенько. Может, было в ней что-то особенное... -- Особенное? Ну, вот эта ее рука. Инспектор Флинт вздохнул. -- Я спрашиваю, было ли что-нибудь необычное в ее внешности. Например, ее прическа. Какого цвета у нее волосы? Барни вспомнил. -- Я чувствовал, что там что-то было не так, -- сказал он довольным голосом. -- Ее волосы. Они были наперекосяк. -- Ну, это неудивительно. Трудно сбросить женщину в десятиметровую яму, не повредив ей прически. -- Да нет, не то. Они были набекрень и примяты. Будто ее кто стукнул. -- Наверное, ее действительно кто-то стукнул. Если то. что вы говорите о фанерной крышке, правда, то она попала в яму не по своей собственной воле. Но вы так и не можете поточнее определить ее возраст? -- Ну, -- начал Барни, -- отдельные ее части выглядели молодо, а другие нет. Вот все, что я могу сказать. -- Какие части? -- спросил инспектор, от всей души надеясь, что Барни не примется снова за руку. -- Ну, ее ноги не соответствовали ее титькам, понимаете? -- Инспектор не понимал. -- Они были тонкие и все скрюченные. -- Что? Ноги или сиськи? -- Конечно, ноги, -- ответил Барни. -- Я ж говорил, что у нее такие славные, большие... -- Мы собираемся расследовать это дело как убийство, -- сказал инспектор директору училища десятью минутами позже. Директор сидел за письменным столом и с отчаянием думал, какая это будет скверная реклама для училища. -- Вы абсолютно уверены, что это не мог быть несчастный случай? -- В данный момент все свидетельские показания говорят не в пользу несчастного случая, -- сказал инспектор. -- Однако абсолютно уверенными в этом мы сможем быть только тогда, когда достанем тело, а это, боюсь, займет немало времени. -- Времени? -- переспросил директор. -- Вы что, хотите сказать, что вы не сможете достать ее сегодня утром? Инспектор покачал головой. -- Об этом не может быть и речи, сэр, -- сказал он. -- Мы сейчас рассматриваем два способа достать ее оттуда, и оба потребуют нескольких дней. Один -- пробуриться через бетон, и другой -- выкопать еще один шурф рядом с первым и попробовать добраться до нее по горизонтали. -- Боже ж ты мой, -- воскликнул директор, глядя на календарь. -- Но ведь это значит, что вы тут будете ковыряться еще несколько дней. -- Боюсь, что так. Тот, кто ее туда засунул, все хорошо предусмотрел. Но мы постараемся беспокоить вас как можно меньше. Из окна директору были видны четыре полицейские машины, пожарная машина и большой синий фургон. -- Как же все некстати. -- пробормотал он. -- С убийством всегда так, -- сказал инспектор и поднялся. -- Такое уж это дело. А пока мы закрываем вход на площадку и будем вам благодарны за содействие. -- Сделаем все, что нужно, -- сказал директор и тяжело вздохнул. В учительской реакция на скопление такого количества людей в форме вокруг шурфа для сваи была разной, как, впрочем, и на дюжину полицейских, обыскивающих стройплощадку, которые время от времени останавливались и что-то осторожно складывали в конверты. Но кульминацией явилось прибытие синего фургона. -- Это передвижной отдел по убийствам, -- объяснил Питер Фенвик. -- Судя по всему, какой-то маньяк убил женщину и спрятал ее на дне одного из шурфов. Новые левые, сгрудившиеся в уголке и обсуждавшие возможные последствия существования в стране такого количества военизированных фашистских ублюдков, вздыхали, как бы сожалея о своем несостоявшемся мученичестве. Но продолжали выражать сомнения. -- Да нет, серьезно. -- сказал Фенвик. -- Я спросил одного из них, что они там делают. Я сначала подумал, что это тревога из-за подложенной террористами бомбы. Доктор Кокс, начальник научного отдела, поддержал его. Кабинет доктора находился непосредственно над котлованом. -- Просто страшно подумать, -- пробормотал он. -- Каждый раз, как я туда смотрю, я думаю, что она должна была пережить. -- Как вы думаете, что они складывают в эти конверты? -- Улики, -- сказал доктор Боард с видимым удовлетворением. -- Волосы. Кусочки кожи и следы крови. Все, что обычно сопутствует такому преступлению, как убийство. Доктор Кокс поспешно покинул комнату, а на лице доктора Мейфилда появилась гримаса отвращения. -- Какая гадость, -- сказал он. -- А может, все это какая-то ошибка? Кому это понадобилось убивать женщину именно здесь? Доктор Боард задумчиво взглянул на него и отпил глоток кофе. -- Да я могу назвать дюжину причин, -- заявил он удовлетворенно. -- В моем вечернем классе есть по меньшей мере десяток женщин, которых бы я с радостью задушил и сбросил в яму. К примеру, Сильвию Сванбек. -- Тот, кто это сделал, наверняка знал, что сегодня они зальют ямы бетоном. -- сказал Фенвик. -- Похоже, это кто-то из здешних. -- Возможно, один из наших наименее общественно сознательных студентов, -- предположил доктор Боард. -- Полагаю, у полиции не было времени проверить, не отсутствует ли кто из наших сотрудников? -- Вероятнее всего, к училищу это не имеет никакого отношения, -- сказал доктор Мейфилд. -- Какой-то маньяк... -- Чего уж, давайте называть вещи своими именами, -- прервал его доктор Боард. -- Во всем этом определенно есть элемент преднамеренности. Убийца, кто бы он ни был, очень тщательно все продумал. Странно только, почему он не засыпал тело несчастной женщины землей, чтобы ее нельзя было заметить. Наверное, он собирался это сделать, но ему кто-то помешал. Судьба щедра на такие сюрпризы. Уилт сидел в углу учительской и пил кофе, сознавая, что он один-единственный не пялится из окна. Что же, черт возьми, ему теперь делать? Самым разумным было бы пойти в полицию и объяснить, что он пытался таким способом избавиться от надувной куклы, которую ему кое-кто дал. Только вот поверят ли они ему? Если это все, то почему тогда он обрядил куклу в парик и одежду жены? И почему он оставил ее надутой? Почему он ее просто не выбросил? Он как раз просчитывал все за и против, когда вошел заведующий машиностроительным отделением и возвестил, что полиция намерена пробурить еще один шурф параллельно первому, вместо того,чтобы пытаться пробраться к ней через бетон. -- Они рассчитывают, что смогут наткнуться на какие-либо ее части, торчащие в стороны, -- объяснил он. -- Судя по всему, у нее одна рука была поднята, и есть шанс, что весь этот льющийся сверху бетон прижал руку к стенке ямы. Так будет значительно быстрее. -- Не понимаю, куда торопиться, -- сказал доктор Боард. -- Полагаю, она достаточно хорошо сохранится в этом бетоне. Я бы сказал, он ее мумифицировал. Уилт в своем углу сильно в этом сомневался. Даже Джуди, которая была чрезвычайно стойкой куклой, вряд ли способна выдержать давление двадцати тонн бетона. Она должна была лопнуть, это и ежу понятно, так что единственное, что полиция найдет, так это пластиковую руку от куклы. Вряд ли они будут выкапывать всю лопнувшую куклу. -- И еще одно соображение, -- добавил начальник машиностроительного отделения. -- Если рука торчит в сторону, то они сразу смогут взять отпечатки пальцев. Уилт улыбнулся про себя. Вот уж чего они не найдут у Джуди, так это отпечатков пальцев. Он допил кофе и в несколько улучшенном настроении отправился в класс старших секретарей. Он нашел их в большом возбуждении в связи с убийством. -- Вы думаете, это убийство на почве секса? -- спросила маленькая блондинка с первой парты, когда Уилт раздавал экземпляры книги "Этот остров сегодня". Он давно заметил, что глава о превратностях судеб подростков обычно нравится старшим секретарям. В ней повествовалось о сексе и насилии. Все это уже лет на двенадцать устарело, как, впрочем; и старшие секретари. Сегодня, однако, книга не потребовалась. -- Я вообще не думаю, что это было убийство, -- сказал Уилт, садясь за стол. -- Конечно убийство. Они видели тело женщины там, внизу, -- настаивала маленькая блондинка. -- Им показалось, что они видели нечто, похожее на тело, -- поправил Уилт. -- А это не значит, что так оно и есть. Это все шутки человеческого воображения. -- А полиция думает иначе, -- заметила крупная девица, чей отец был какой-то шишкой в городе; -- Иначе чего бы это они так суетились. У нас однажды произошло убийство на поле для гольфа, нашли части тела в яме с водой. Шесть месяцев там пролежали. Сначала они выловили ступню. Она была такая распухшая и зеленая... -- Бледная девица из Уилстантона в третьем ряду упала в обморок. Пока Уилт приводил ее в чувство и отводил в медкабинет, класс занимался Криппеном, Хейем и Кристи. Когда Уилт вернулся, девы толковали о кислотных ваннах. -- ...и все, что они нашли, это вставные зубы и камни из почек. -- Создается впечатление, что вы весьма осведомлены насчет убийств, -- сказал Уилт крупной девице. -- Папа часто играет в бридж с главным констеблем, -- объяснила она. -- Тот приходит к нам обедать и рассказывает потрясающие истории. И еще он считает, что пора опять начать вешать преступников. -- Меня это не удивляет, -- мрачно сказал Уилт. Старшие секретари часто оказывались знакомы с главными констеблями, жаждущими вернуть казнь через повешение. Обычно все их разговоры сводились к маме, папе и лошадям. -- Во всяком случае, повешение безболезненно, -- заявила крупная девица. -- Сэр Франк говорит, что хорошему палачу хватит двадцати секунд, чтобы привести осужденного из камеры смертников, поставить над люком, накинуть петлю на шею и нажать на рычаг. -- Почему такие привилегии только для мужчин? -- с горечью спросил Уилт. Класс посмотрел на него с осуждением. -- Последней женщиной, которую они повесили, была Руфь Эллис, -- сказала блондинка с первой парты. -- И вообще, с женщинами по-другому, -- заметила крупная девица. -- Почему? -- опрометчиво спросил Уилт. -- Нужно больше времени. -- Больше времени? -- Миссис Томсон пришлось привязывать к стулу, -- вмешалась блондинка. -- Она вела себя постыдно. -- Должен сказать, я нахожу ваши умозаключения несколько своеобразными, -- сказал Уилт. -- Вне всякого сомнения, постыдно женщине убить своего мужа. Но я не вижу ничего постыдного в том, что она стала сопротивляться, когда пришли, чтобы повести ее на казнь. Я считаю... -- Да не поэтому, -- перебила крупная девица, которую невозможно было сбить с раз избранного пути. -- Что не поэтому? -- спросил Уилт. -- Надо больше времени. Их заставляют одевать непромокаемые штаны. Уилт вздрогнул от отвращения. -- Непромокаемые что? -- спросил он, не подумав. -- Непромокаемые штаны, -- сказала крупная девица. -- Бог ты мой. -- вздохнул Уилт. -- Понимаете, когда петля затягивается, у них все внутренности вываливаются, -- продолжала крупная девица, ставя последнюю точку. Уилт дико посмотрел на нее и шатаясь вышел из класса. В коридоре Уилт прислонился к стене и почувствовал, что его тошнит. Эти мерзкие девки могли дать сто очков вперед газовщикам. По крайней мере, парни не вдавались в такие отвратительные анатомические подробности. К тому же все старшие секретари были из так называемых хороших семей. Когда он почувствовал, что в состоянии вернуться в класс, прозвенел звонок. Уилт вошел в комнату и стыдливо собрал книги. -- Фамилия Уилт о чем-нибудь вам говорит? Генри Уилт? -- спросил инспектор. -- Уилт? -- переспросил заместитель директора, которому поручили разбираться с полицией, пока сам директор проводил время более продуктивно, стараясь нейтрализовать действие той негативной огласки, которую вызвало это отвратительное дело. -- Да, конечно. Он один из наших преподавателей гуманитарных наук. А в чем дело? Что-нибудь... -- Если вы не возражаете, сэр, я хотел бы с ним поговорить. Наедине. -- Но Уилт совершенно безобидный человек, -- сказал заместитель директора. -- Я уверен, что он ничем не сможет вам помочь. -- Возможно, но тем не менее... -- Уж не хотите ли вы сказать, что Генри Уилт имеет отношение... -- заместитель директора замолчал, увидев выражение лица инспектора. Оно было угрожающе безразличным. -- Я бы не хотел в данный момент вдаваться в подробности, -- сказал инспектор Флинт, -- и не стоит торопиться с выводами. Заместитель директора взял телефонную трубку. -- Вы хотите, чтобы он спустился вниз к машинам? -- спросил он. Инспектор Флинт отрицательно покачал головой. -- Чем незаметнее, тем лучше. У вас случайно не найдется свободной комнаты? -- Есть. рядом. Вы можете ей воспользоваться. Уилт сидел в столовой за ленчем вместе с Питером Брейнтри, когда секретарша заместителя директора передала ему его просьбу. -- А попозже нельзя? -- спросил Уилт. -- Он сказал, что это очень срочно. -- Вероятно, он наконец решил назначить тебя старшим преподавателем, -- сказал Брейнтри оптимистично. Уилт проглотил остатки своей яичницы по-шотландски и поднялся. -- Сильно сомневаюсь, -- сказал он, неохотно покидая столовую и поднимаясь по ступеням. Уилта терзало ужасное предчувствие, что этот вызов менее всего был связан с его продвижением по должности. -- Значит так, сэр, -- сказал инспектор, когда они уселись. -- Меня зовут Флинт, инспектор Флинт из уголовного отдела, а вы мистер Уилт, так? Генри Уилт? -- Да, -- ответил Уилт. -- Вот что, мистер Уилт, вы, наверное, догадались, что мы расследуем предполагаемое убийство женщины, чье тело предположительно было спрятано в одном из шурфов для свай нового корпуса. Полагаю, Ъы об этом знаете. -- Уилт кивнул. -- Естественно, мы интересуемся всем, что могло бы нам помочь. Не могли бы вы взглянуть вот на эти записи? Он протянул Уилту листок бумаги. Заголовок гласил: "Заметки о роли насилия и распаде семьи". Затем следовала серия подзаголовков. "1. Растущая роль насилия в общественной жизни как средство для достижения политических целей. а. Бомбы, б. Угоны самолетов, в. Похищения, г. Убийства. 2. Низкая эффективность полицейских методов борьбы с насилием. а. Негативный подход. Полиция способна реагировать на преступление только после его совершения. б. Применение насильственных методов самой полицией. в. Низкий интеллектуальный уровень среднего полицейского. г. Изобретательность, как тактика преступников. 3. Роль средств массовой информации. ТВ учит прямо на дому, как совершать убийства". Там было не только это. Еще много другого. Уилт обреченно смотрел на листок бумаги. -- Вам знаком этот почерк? -- спросил инспектор. -- Да, -- ответил Уилт, исподволь осваивая тот эллиптический язык, что свойствен судам. -- Вы признаете, что написали эти заметки? -- Инспектор протянул руку и отобрал у Уилта лист бумаги. -- Да. -- Таково ваше мнение о работе полиции? Уилт попытался взять себя в руки. -- Это наброски, которые я делал, готовясь к занятиям с практикантами-пожарниками, -- пояснил он. -- Просто так, черновик. Нужно еще поработать... -- Но вы не отрицаете, что вы их писали? -- Конечно, нет. Я только что сказал, что это мои записки, так ведь? Инспектор кивнул и взял в руки книгу. -- Ваша книга? Уилт посмотрел на "Открытый дом". -- Раз там написано, что моя, значит, моя. Инспектор открыл книгу. -- Верно, -- сказал он с изумлением, -- совершенно верно. Уилт уставился на него. Не было смысла делать хорошую мину при плохой игре. Пора с этим кончать. Они нашли проклятую книгу в корзине велосипеда, а заметки, должно быть, вывалились у него из кармана на строительной площадке. -- Послушайте, инспектор, -- сказал он. -- Я могу все объяснить. Я действительно был на стройплощадке... Инспектор встал. -- Мистер Уилт, если вы собираетесь сделать заявление, то я должен предупредить вас, что... Уилт отправился в фургон передвижного центра по расследованию убийств и там, в присутствии полицейского стенографа, сделал заявление. Тот факт, что он прошел в синий фургон, но не вышел из него, был с интересом отмечен сотрудниками, находившимися в это время в учебном корпусе, студентами, сидевшими в столовой, и двадцатью пятью коллегами-преподавателями, глазевшими из окон учительской. 9 -- Будь она проклята, эта штука. -- в сердцах сказал весь измазанный мазутом Гаскелл, стоя на коленях рядом с двигателем. -- Надо же, даже сейчас, в век технического монархизма, они не способны сделать приличный двигатель. Этот, должно быть, сооружался еще для Ноева ковчега. -- Ковчег, -- сказала Салли, --а потом еще рубили головы королям. Кстати, учти, что Ева -- регинофилка. -- Кто? -- Регинофилка. Монархистка. Поимей это в виду. Она вся за королеву, так что оставь свои антибританские настроения. Мы же не хотим, чтобы она взяла пример с двигателя и бросила работать. Может, дело вовсе не в рулевом управлении. -- Если бы я смог снять головку, я бы сказал, -- заметил Гаскелл. -- И какая от этого польза? Другая появится? -- спросила Салли и пошла в каюту, где Ева размышляла, что они будут есть на ужин. -- Крошка весь в мазуте и все еще развлекается с двигателем. Винит во всем рулевое управление. -- Рулевое управление? -- Это такое соединение, детка. -- С чем? -- Тазобедренная кость соединяется с голенью. А тут все соединяется с поршнем. Все знают, что поршень -- символ пениса. Механизированный мужской заменитель секса. Честно, Гаскелл такой регрессивный. -- Я не знаю, -- сказала Ева. Салли снова легла на койку и закурила сигару. -- Вот это мне в тебе и нравится, Ева. Ты ничего не знаешь. Невинность очаровательна, детка. Свою я потеряла в четырнадцать. Ева покачала головой. -- Эти мужчины, -- сказала она с укором. -- Он по возрасту годился мне в дедушки, -- сказала Салли. -- Он и был моим дедушкой. -- Не может быть! Какой ужас! -- Ну не буквально, -- рассмеялась Салли. -- Он был художником. С бородой. Потом запах краски на его халате, и эта студия, и он захотел нарисовать меня обнаженной. В те дни я была такой чистой. Он заставил меня лечь на кушетку и уложил мои ноги. Он всегда укладывал мои ноги, а потом отходил в сторону, смотрел на меня и рисовал. Однажды, когда я лежала на кушетке, он подошел ко мне, согнул мне ноги, и. не успела я опомниться, как он уже был на мне, халат задран и... Ева сидела и зачарованно слушала. Она могла все себе так ясно представить, даже запах краски в студии, и кисти. У Салли была такая интересная жизнь, полная событий, и такая своеобразно романтическая. Ева попыталась вспомнить, какой она была в четырнадцать лет. Она даже с мальчиками не встречалась, а вот Салли в четырнадцать уже лежала на кушетке в студии знаменитого художника. -- Но он же вас изнасиловал, -- наконец сказала она. -- Почему вы не заявили в полицию? -- В полицию? Ты не понимаешь. Я училась в ужасно элитарной школе. Они бы тут же отправили меня домой. Школа была прогрессивной и все такое, но я не должна была позировать этому художнику, и мои родители никогда бы меня не простили. Они были очень строгие. -- Салли вздохнула, опечаленная невзгодами своего полностью выдуманного детства. -- Теперь ты понимаешь, почему я так боюсь мужчин. Если тебя изнасиловали, то ты хорошо знаешь, что такое мужская агрессивность. -- Полагаю, вы знаете, что это такое, -- сказала Ева, испытывая некоторые сомнения по поводу того, что такое мужская агрессивность. -- Ты смотришь на мир по-другому. Как говорит Гаскелл, ничто в мире само по себе не плохо и не хорошо. Оно просто существует, вот и все. -- Я как-то ходила на лекцию по буддизму, -- сказала Ева, -- и мистер Подгетт сказал... -- Там все неправильно. Буддизм -- это же просто сидеть и ждать. Это пассивное отношение. Нужно делать так, чтобы что-то происходило. Будешь долго сидеть и ждать, считай, что умерла. Кто-нибудь обязательно о тебя споткнется. Надо, чтобы все происходило, как хочешь ты, а не кто-то другой. -- Звучит как-то недружелюбно по отношению к другим, -- сказала Ева. --Я хочу сказать, что если все будут делать только то, что они хотят, это не будет слишком приятно другим людям. -- Пусть другие горят в аду, -- сказала Салли. -- Это сказал Сартр, а он должен знать. Надо делать то, что ты сам хочешь, и без всяких угрызений совести. Как говорит Джи, крысы -- это парадигма. Ты что думаешь, крысы только и прикидывают, что хорошо для других? -- Да нет, я так не думаю, -- ответила Ева. -- Правильно. Крысы не знают этики. Ни в чем. Они просто совершают поступки. И не иссушают себе мозги рассуждениями. -- А что, по-вашему, крысы могут думать? -- спросила Ева, основательно заинтересовавшись проблемами крысиной психологии. -- Конечно нет. Крысы просто есть. Крысам плевать на Schadenfende8. -- А что это такое? -- Троюродная сестра Weltschmerz9, -- ответила Салли, гася сигару в пепельнице. -- Поэтому мы можем делать, что захотим и когда захотим. Основной принцип. Только люди вроде Джи понимают, как оно все действует. Ученые. Лоуренс был прав. Для Джи главное голова, а тела вроде бы и нет. -- У Генри тоже почти что так, -- сказала Ева. -- Он все читает и рассуждает о книгах. Я ему говорила, что он не знает, что такое настоящая жизнь. Сидя в передвижном отделе по убийствам, Уилт быстро набирался опыта. На лице сидящего напротив инспектора Флинта отражалось все возрастающее недоверие. -- Давайте еще разок, -- сказал инспектор. -- Вы утверждаете, что то, что эти люди видели на дне ямы, на самом деле надувная пластиковая кукла с влагалищем. -- Влагалище -- это несущественно, -- ответил Уилт, призывая на помощь последние запасы непоследовательности. -- Возможно, -- сказал инспектор. -- У большинства кукол этого нет, но... ладно, пропустим. Что я хотел бы знать, так это, уверены ли вы, что там, внизу не живое человеческое существо? -- Абсолютно, -- ответил Уилт, -- и если бы оно там было, то вряд ли было бы сейчас живым. Инспектор разглядывал его с неудовольствием. -- Без вас знаю, -- сказал он. -- Я бы не сидел тут, если бы существовала хотя бы малейшая вероятность, что тот, кто там, внизу, еще жив. -- Верно, -- согласился Уилт. -- Правильно. Теперь пойдем дальше. Как получилось, что на том, что эти люди видели и что они приняли за женщину и что, как вы утверждаете, на самом деле является куклой, была одежда, что у нее были волосы и, что особенно важно, голова у нее была расплющена, а одна рука вытянута вперед? -- Так уж она упала, -- сказал Уилт. -- По-видимому, рука зацепилась за стенку и поднялась вверх. -- А расплющенная голова? -- Честно говоря, я кинул на нее комок глины, -- признался Уилт. -- Может, поэтому? -- Вы бросили комок глины ей на голову? -- Именно это я и сказал, -- согласился Уилт. -- Я слышал, что вы сказали. Но я хочу знать, что заставило вас бросать комок глины на голову надувной куклы, которая, как мне кажется, не сделала вам ничего плохого. Уилт заколебался. Проклятая кукла доставила ему массу неприятностей, но момент казался мало подходящим для того, чтобы вдаваться в подробности. -- Право, не знаю, -- сказал он. -- Думал, это поможет. -- Поможет чему? -- Поможет... Ну, не знаю. Я просто бросил, и все. Был здорово навеселе. -- Хорошо, мы к этому еще вернемся. На один вопрос я так и не получил ответа. Если это кукла, то почему она была одета? Уилт нервно оглянулся и встретился глазами с полицейской стенографисткой. Выражение этих глаз не вызывало на откровение. А они еще болтают о презумпции невиновности. -- Вы мне не поверите, -- сказал Уилт. Инспектор внимательно посмотрел на него и закурил сигарету. -- И все же? -- Если честно, так я сам ее одел, -- сказал Уилт, сгорая от стыда. -- Сам одел? -- Да, -- подтвердил Уилт. -- Позвольте спросить, и какую цель вы преследовали, одевая ее? -- Не могу сказать. Инспектор многозначительно вздохнул. -- Все правильно. Начнем с начала. Мы имеем дело с куклой, которую вы одели и привезли сюда глубокой ночью, затем сбросили ее на дно десятиметровой ямы и накидали комки глины ей на голову. Вы это хотите сказать? -- Да, -- ответил Уилт. -- А не лучше ли будет, чтобы сберечь время и силы всех здесь присутствующих, признаться, что там, на дне ямы, сейчас покоится в мире, под двадцатью тоннами бетона, тело убитой женщины? -- Нет, -- сказал Уилт. -- Совершенно определенно не лучше. Инспектор Флинт снова вздохнул. -- Можете быть уверены, мы обязательно доберемся до дна, -- сказал он. -- На это потребуются время, деньги и, видит Бог, терпение, но когда мы докопаемся до дна... -- Вы найдете надувную куклу, -- сказал Уилт. -- С влагалищем? -- С влагалищем. В учительской Питер Брейнтри стоял горой за Уилта. -- Говорю вам, я знаю Генри семь лет, и знаю его хорошо. Что бы там ни случилось, он. не имеет к этому никакого отношения. Мистер Моррис, заведующий гуманитарным отделением, скептически посмотрел в окно. -- Они держат его там уже четыре часа, -- сказал он. -- Это неспроста, значит, они считают, что он имеет какое-то отношение к убитой женщине. -- Они могут считать, что хотят. Я знаю Генри, и если бы бедолага даже захотел, он все равно не смог бы никого убить. -- Он же во вторник стукнул этого наборщика. Значит, он способен на иррациональное насилие. -- Неправда. Это наборщик его стукнул, -- сказал Брейнтри. -- После того как Уилт обозвал его сопливым сраным недоумком, -- пояснил мистер Моррис. -- У того, кто так обзывает наборщиков, определенно с головой не в порядке. Они убили старину Пинкертона, вы же знаете. Он отравился выхлопными газами. -- Если называть вещи своими именами, то они чуть не убили и старину Генри. -- Конечно, этот удар мог повредить ему мозги, -- заметил мистер Моррис с мрачным удовлетворением. -- У мужчин сотрясение мозга иногда вызывает самые странные последствия. Мгновенно превращает его из приятного, тихого и безобидного человека, такого, как Уилт, в маниакального убийцу, который внезапно идет вразнос. И более странные вещи случались. -- Полагаю, Генри первый с вами согласился бы, -- сказал Брейнтри. -- Вряд ли он получает большое удовольствие от сидения в этом фургоне и от допроса. Хотел бы я знать, что они с ним там делают. -- Просто задают вопросы. Ну, к примеру: "Какие у вас отношения с женой?" или "Не можете ли вы сказать, где были в субботу вечером?" Они всегда начинают исподволь, приберегают самое главное напоследок. Питер Брейнтри в ужасе молчал. Ева. Он начисто забыл про нее, а что касается того, что Генри делал вечером в субботу, то уж он-то точно знал, что говорил ∙Генри по тому поводу, когда тот появился у него на пороге весь в грязи и выглядел так, как будто ему час до смерти остался. -- По-моему, -- продолжил доктор Моррис, -- очень странно, что они начинают допрашивать Уилта в отделе по убийствам сразу после того, как находят тело на дне ямы, заполненной бетоном. Очень это странно. Не хотел бы я быть на его месте. -- Он встал и вышел, а Питер Брейнтри остался сидеть, размышляя, не должен ли он что-нибудь предпринять, например, позвонить адвокату и попросить его прийти и поговорить с Генри. Наверное, еще рано, да и сам Генри может потребовать адвоката, если сочтет нужным. Инспектор Флинт закурил очередную сигарету с явно угрожающим видом. -- Какие у вас отношения с женой? -- спросил он. Уилт заколебался. -- Нормальные, -- ответил он. -- Просто нормальные? Не больше? -- У нас вполне хорошие отношения, -- сказал Уилт, сознавая, что допустил ошибку. -- Так-так. И, я надеюсь, она подтвердит ваш рассказ насчет надувной куклы? -- Подтвердит? -- Тот факт, что вы имеете привычку одевать куклу и с ней развлекаться? -- У меня нет такой привычки, -- возмущенно сказал Уилт. -- Да я просто спрашиваю. Вы же первый начали говорить о том, что у нее есть влагалище. Не я. Вы это сообщили добровольно, и, естественно, я предположил... -- Что вы предположили? -- спросил Уилт. -- Вы не имеете права... -- Мистер Уилт, -- сказал инспектор, -- попробуйте поставить себя на мое место. Я расследую дело о предполагаемом убийстве; и тут появляется человек, заявляющий: то, что два свидетеля описывают, как тело упитанной женщины тридцати с небольшим лет... -- Тридцати с небольшим? У кукол нет возраста. Если бы этой проклятой кукле было больше, чем шесть месяцев от роду... -- Пожалуйста, мистер Уилт, разрешите мне продолжить. Как я уже говорил, я расследую дело, которое на первый взгляд является делом об убийстве, а вы сами признались, что засунули куклу с влагалищем в эту яму. Если бы вы были на моем месте, к какому бы выводу вы пришли? Уилт попытался придумать какое-нибудь самое невинное объяснение, но не смог. -- Вы же первый должны согласиться, что это выглядит странно. Уилт кивнул. Это выглядело чертовски странно. -- Правильно, -- продолжал инспектор. -- Теперь давайте попытаемся найти самое безобидное объяснение вашим действиям, и прежде всего тому, что вы делаете особый акцент на наличие у куклы влагалища... -- Да ничего я не акцентирую. Я сказал об этом для того, чтобы подчеркнуть, что выглядит она очень натурально. Я вовсе не хотел сказать, что у меня есть привычка... -- Он замолчал, удрученно глядя в пол. -- Продолжайте, мистер Уилт. Иногда полезно выговориться. Уилт с отчаянием посмотрел на инспектора. Разговоры с ним не приносили ему не малейшей пользы. -- Если вы подразумеваете, что моя интимная жизнь сводилась к совокуплению с блядской надувной куклой, одетой в платье моей жены... -- Минутку, -- сказал инспектор, с многозначительным видом гася сигарету. -- Наконец-то мы сделали шаг вперед. Вы признаете, что то, что находится там, внизу, одето в платье вашей жены? Да или нет? -- Да, -- удрученно сказал Уилт. Инспектор Флинт поднялся. -- Полагаю, самое время пойти и немного поболтать с миссис Уилт. -- Боюсь, это будет затруднительно. -- сказал Уилт. -- Затруднительно? -- Дело в том, что она уехала. -- Уехала? -- переспросил инспектор. -- Я правильно вас понял, вы сказали, что она уехала? - Да. - И куда она уехала? - В этом все дело. Я не знаю. - Вы не знаете? - Честно, не знаю, -- сказал Уилт. - Она вам не сказала, куда уезжает? - Нет. Просто когда я вернулся домой, ее не было. -- Она не оставила записки или чего-нибудь в этом роде? -- Оставила, между прочим, -- подтвердил Уилт. -- Хорошо, давайте поедем к вам домой и посмотрим на эту записку. -- Боюсь, это невозможно. -- сказал Уилт. -- Я от нее избавился. -- Вы от нее избавились? -- спросил инспектор. -- Вы от нее избавились? Каким образом? Уилт жалобно взглянул на стенографистку. -- По правде говоря, я подтер ею зад, -- сказал он. Инспектор Флинт смотрел на него, как на сумасшедшего. -- Что вы сделали? -- Ну, туалетная бумага в уборной кончилась, и я... -- он замолчал. Инспектор закурил очередную сигарету. Руки у него тряслись, а в глазах была та отрешенность, которая предполагала, что он только что заглянул в какую-то отвратительную бездну. -- Мистер Уилт, -- заговорил он, когда ему удалось взять себя в руки. -- Я всегда считал себя спокойным, терпеливым и гуманным человеком, но если вы всерьез рассчитываете, что я поверю хотя бы одному слову из вашей нелепой истории... у вас не все дома. Сначала вы мне говорите, что засунули куклу в яму. Затем вы признаетесь, что одели ее в платье жены. Теперь вы утверждаете, что она уехала, не сказав куда, и в довершение у вас хватает нахальства сидеть здесь и говорить, что вы подтерли задницу единственным надежным доказательством, способным подтвердить ваше заявление. -- Но это правда, - сказал Уилт. -- Херня! -- закричал инспектор. -- Мы оба знаем, что миссис Уилт больше нет, и нечего делать вид, что это не так. Она на дне этой блядской ямы, и это вы ее туда засунули. -- Вы меня арестуете? -- спросил Уилт, когда они тесной группой шли через дорогу в направлении полицейской машины. -- Нет, -- сказал инспектор, -- вы просто помогаете полиции в расследовании. Так сегодня и сообщат в новостях. -- Дорогой мистер Брейнтри, ну, конечно, мы сделаем все, что от нас зависит, -- сказал заместитель директора. -- Уилт всегда был хорошим членом лашего коллектива, и, по-видимому, это какая-то ужасная ошибка. Убежден, что нет причин для беспокойства. Вскоре все выяснится само собой. -- Надеюсь, вы правы, -- сказал Брейнтри, -- но есть некоторые усложняющие дело факторы. Прежде всего Ева... -- Ева? Миссис Уилт? Уж не хотите ли вы сказать... -- Я ничего не хочу сказать. Я только говорю, что... в общем, ее нет дома. Она ушла от Генри в прошлую пятницу. -- Миссис Уилт ушла... я совсем ее не знаю, только по разговорам. Не она ли сломала ключицу мистеру Локьеру в классе по дзюдо несколько лет назад? -- Это была Ева, -- сказал Брейнтри. -- Она не похожа на женщину, которая позволит Уилту засунуть себя... -- Совершенно верно, -- поспешно сказал Брейнтри. -- Если уж кому и грозит быть убитым в их доме. так это Уилту. Думаю, следует известить об этом полицию. Их разговор был прерван появлением директора, который принес экземпляр вечерней газеты. -- Полагаю, вы это уже видели, -- сказал он, размахивая газетой. -- Просто ужас какой-то. -- Он положил газету на стол и показал на заголовки. УБИТАЯ ЖЕНЩИНА ПОГРЕБЕНА В БЕТОНЕ У ТЕХУЧИЛИЩА. ПРЕПОДАВАТЕЛЬ ПОМОГАЕТ ПОЛИЦИИ. -- О, Господи, -- сказал заместитель директора. -- О, Господи. Как возмутительно некстати. Худший момент трудно было бы придумать. -- Нам это и в лучший момент ни к чему, -- рявкнул директор. -- И это еще не все. Уже было с полдюжины звонков от родителей, желающих знать, нет ли у нас привычки нанимать на постоянную работу убийц. Кстати, кто он такой, этот Уилт? -- Он из гуманитарного отделения, -- сказал заместитель директора. -- Уже десять лет у нас работает. -- Гуманитарное отделение. Мог бы сам догадаться. Если они там не поэты, то маоисты или... Хотел бы я знать, где, черт побери, Моррис их находит. И теперь еще этот проклятый убийца. Один Бог знает, что я сегодня буду говорить комиссии по образованию. У них в восемь чрезвычайное заседание. -- Я возражаю против того, чтобы Уилта называли убийцей, -- сказал преданный Брейнтри. -- Нет никаких доказательств, что он кого-то убил. Директор внимательно на него посмотрел, затем снова вернулся к заголовкам. -- Мистер Брейнтри, если некто помогает полиции в расследовании убийства, то он не обязательно убийца, хотя предположение такое есть. -- Вне всякого сомнения, это не поможет нам поднять ранг училища, -- тактично вмешался заместитель директора. -- Как назло, у нас на пятницу намечен визит инспекционного комитета. -- Если судить по тому, что я услышал от полиции, это также не ускорит строительство нового административного корпуса, -- сказал директор. -- Они говорят, что понадобится не меньше трех дней, чтобы пробурить новый шурф и вытащить тело. Значит, придется устанавливать новую сваю, а мы и так сильно отстали от графика и истратили уже половину денег. Почему, ради всех святых, он не выбрал какое-нибудь другое место, чтобы избавиться от своей жены, будь она проклята? -- Я не думаю... -- начал Брейнтри. -- Мне безразлично, что вы думаете, -- сказал директор. -- Я просто передаю вам, что думает полиция. Брейнтри ушел, оставив их спорить и придумывать способы борьбы с той оглаской, которую вызвала эта история. Он спустился в кабинет заведующего гуманитарным отделением и на