а только снежная корка в волосок толщиной. Впрочем, и здесь тоже не очень уж симпатично. Со всех сторон торчат страшные ледяные зубья, готовые проткнуть каждого, прежде чем он успеет свалиться ниже. Такое описание было мало привлекательным! Хорошо, что мы нашли "такое удачное место"! Между тем Вистинг окончил свою работу, и его вытащили наверх. На вопрос, рад ли он, что опять очутился наверху, он улыбаясь ответил: - Внизу было так уютно! Теперь мы вытащили сани наверх, и пока все у нас обстояло хорошо и благополучно. - Но нужно быть осторожнее, - сказал Хассель, - когда мы пойдем дальше, потому что я едва не провалился когда мы с Хансеном подтаскивали сюда сани. Он улыбнулся, будто вспомнив о чем-то приятном, И Хассель, оказывается, тоже убедился в том, что лучше быть осторожным. Чтобы найти, трещины, не нужно было их искать! Ничего другого, кроме трещин, здесь вообще не было! Не могло быть и речи о том, чтобы продолжать путь по этой "свинской дыре", - мы уже давно убедились, что, несмотря на все принятые нами меры предосторожности, мы все-таки угодили в это место. Мы принялись искать место для палатки. Но сказать легче, чем сделать. Найти достаточно большое место и для палатки, и для оттяжек было трудновато. Палатку мы поставили на маленьком, повидимому, надежном участке, а оттяжки протянули во все стороны над трещинами. Мы уже стали знатоками местности. Вот эта трещина идет сюда и сюда, а От этой отходит еще вторая трещина, идущая так-то и так-то. Совсем как реки, о которых мы учили когда-то в школе. Я буквально содрогался, глядя на трещины, - для палатки едва хватило места. Тем временем мы постарались поместить все свои вещи в безопасное место... Собаки были оставлены в упряжи, так что риск потерять их был ничтожен. Вистинг отправился было к своим саням, - по этой дороге он уже проходил несколько раз, - как вдруг я увидел над снегом только его голову, плечи и руки. Он провалился, но падая удержался, расставив руки. Он выбрался сам. И эта трещина, как и другие, была бездонна. Мы забрались в палатку и сварили себе латтскэус ( Мясо с овощами.-Прим, перев.). Мы предоставили погоду самой себе и постарались расположиться поудобнее. Был час дня. С тех пор, как мы очутились в палатке, стало значительно тише, и не успели мы оглянуться, как и совсем стихло. К трем часам начало проясняться, и мы вышли взглянуть на "это безобразие". Погода заметно улучшалась, и на северной части горизонта проглядывало что-то вроде голубого неба. На юге был туман. Там среди густейшей мглы можно было с трудом различить очертание какого-то куполообразного образования. Вистингу и Хансену захотелось его исследовать. Оказалось, что этот купол не что иное, как одно из тех маленьких образований, которые мы и раньше видели в этой области. Они ударили по нему палкой, и, действительно, он был полым, и там открывалась темнейшая пропасть. Хансен просто задыхался от блаженства, рассказывая об этом. Хассель бросал на него завистливые взгляды. В четыре часа прояснилось, и небольшой отряд из трех человек отправился на разведку, чтобы найти выход отсюда, Я был одним из этих троих, а потому все мы перевязались длинной веревкой. Я не люблю проваливаться, когда для того, чтобы избежать этого, нужно так мало труда. Мы направились к востоку, по тому направлению, которое вывело нас и раньше из этой местности. Не прошли мы и нескольких шагов, как уже выбрались. Было уже настолько ясно видно, что мы могли осмотреться. Наша палатка стояла в северо-восточном углу участка, переполненного множеством небольших ледяных бугров. Мы без труда узнали "свинскую дыру". Мы прошли еще немного на восток, пока не нашли сносной дороги, и затем вернулись к палатке. Мы поторопились привести все в порядок и уйти отсюда поскорей. Настоящим облегчением было снова очутиться на надежном грунте, и полным ходом мы помчались на юг. Знаком того, что мы все еще не совсем вышли из опасной местности, были несколько маленьких "стогов" в южном направлении. Они пересекали наш курс. Длинные, но узкие трещины, через которые мы проходили, напоминали нам о том, что мы должны идти с оглядкой. Подойдя к линии бугров, лежавших на нашем пути, мы остановились, чтобы обсудить положение. - Если мы пройдем здесь прямо поперек, - сказал Хансен, - то сэкономим больше времени, чем если будем объезжать. Я должен был, конечно, согласиться с этим. Но, с другой стороны, здесь был гораздо больший риск. - А попробуем все-таки! - добавил Хансен. - Не выйдет, так не выйдет. Я был слаб и дал уговорить себя, и мы бодро двинулись вперед между "стогами". Я видел, что Хансен был доволен. Все это было как раз по его вкусу. Приходилось рисковать жизнью. К своему удивлению, мы прошли несколько таких образований, не заметив ничего особенного, и надеялись было уже, что наше дело выгорит. Как вдруг три передовых собаки Хансена исчезли, а остальные сразу остановились. Без особого труда он выволок их наверх и перебрался. Мы все, следовавшие за ним, перешли без всяких происшествий. Однако, дальнейшее продвижение казалось довольно сомнительным, потому что через несколько шагов опять провалились три собаки. Мы теперь снова оказались в совершенно такой же местности, что и раньше. Трещины шли в разных направлениях, как в разбитом оконном стекле. С меня уже было довольно, и я не желал больше принимать участия в этой скачке смерти. Я решительно заявил, что мы должны повернуть, держаться своего старого следа и объехать всю эту местность. У Хансена был очень удрученный вид: - Но ведь мы сейчас перейдем, - возразил он. - Весьма возможно,-сказал я,-но сначала мы поедем обратно. Очевидно, это было для него жестоким ударом. 0н только-что облюбовал себе одно из образований и хотел померяться с ним силами. Это был торос, который, судя по его внешнему виду, с таким же успехом мог бы образоваться и в дрейфующем льду. Казалось, что он состоит из четырех огромных льдин, поставленных друг к дружке "на попа". Даже и не исследуя его, мы прекрасно знали, что внутри этого тороса находится зияющая бездна. Хансен бросил на него последний скорбный взор и повернул. Теперь можно было вполне ясно видеть все окрестности. Это место находилось, как я уже раньше заметил, в котловине. Мы объехали ее кругом по краю и поднялись к югу на более высокое место без всяких происшествий. Здесь мы увидели один из своих флагов. Он стоял восточнее и, таким образом, подтверждал каше предположение, что мы зашли слишком далеко на запад. Мы снова задели краешком область трещин, ибо нам пришлось перейти еще раз несколько трещин и мимо большой дыры. Но этим все и кончилось, и мы снова могли наслаждаться надежной почвой. Хансену, впрочем, понадобилось сначала пойти, заглянуть в дыру. Вечером мы доехали до двух снежных хижин, построенных нами в прошлую поездку, и расположились там лагерем в сорока двух километрах от склада. Хижины были забиты снегом, поэтому мы оставили их в покое. К тому же погода теперь была такая мягкая и приятная, что мы предпочли палатку. День этот был богат событиями, и нам оставалось только радоваться, что мы так легко отделались. Вообще же, наст был хороший, и мы проехали играючи. Когда на другое утро мы выехали, небо было покрыто тучами и видимость плохая; не успели мы отъехать далеко, как очутились среди такой густой метели с юго-западным ветром, что едва могли видеть перед собой на расстоянии длины десяти саней. Мы предполагали-было в тот же день достичь склада, но если так будет продолжаться, то более чем сомнительно, что мы найдем его. Однако, мы продолжали нажимать. До склада было еще далеко, а потому нам нечего было опасаться, что мы проедем мимо. Между тем небо в зените все время было ясно, а потому у нас была некоторая надежда на то, что ветер и метель прекратятся. Но обстоятельства не сложились столь благоприятно. Ветер скорее увеличивался, чем - уменьшался. На санях Вистинга у нас был наш самый испытанный одометр, и мы знали, что на него мы можем положиться. Поэтому Вистинг проверял пройденное расстояние. В половине второго дня он повернулся ко мне и обратил мое внимание на то, что теперь как раз пройдено необходимое расстояние. Я окликнул Хаисена и попросил его смотреть во все глаза. И вдруг в то же самое мгновение склад вынырнул налево от нас на расстоянии длины всего каких-нибудь нескольких саней. Он вырисовывался в туманном воздухе в виде настоящего снежного дворца. Хорошая проверка и одометра, и компаса! Мы подъехали к складу и остановились. На своем пути к юту нам нужно было найти три важных пункта, - и первый из них был найден. Все мы были рады и довольны. 160 километров от "Фрамхейма" досюда были пройдены за четыре перехода, и теперь мы могли дать отдых своим собакам и отпустить им столько тюленьего мяса, сколько они смогут съесть, Переход досюда превосходно подействовал на наших собак. Теперь все они, за одним лишь исключением, были в самом хорошем состоянии. Этим исключением был "Уранус". Нам никогда не удавалось откормить его. Он оставался тощим я худым и ждал своей смерти у склада на 82o южной широты. Если "Уранус" был поджар, то грешно сказать то же самое о "Йоле". Бедняжка! Несмотря на свое положение, она старалась и поспевала за всем. Она вела себя молодцом и работала изо всех сил, но если ее размеры не уменьшатся до ухода с 82o южной широты, то и ей придется последовать за "Уранусом" в лучший мир. Наши ящики с провиантом и наше снаряжение, оставленные нами здесь в прошлый раз, были почти совсем занесены снегом. Но откопать их было недолго. Первым делом мы принялись за тюленей и нарубили их мяса для собак. Не было надобности уговаривать их скушать большие великолепные куски мяса с висящим на нем салом. Собаки славно принялись за угощение, и, пока еще было нарубленное мясо, они ели его, но когда оно кончилось, они без всякого стеснения набрасывались и на целую тушу. Одно удовольствие было смотреть на них, когда они лежали на снегу, наслаждаясь мясом. В начале все шло мирно и благородно. Всем собакам хотелось есть, и они думали только о том, чтобы утолить свой первый голод. Но когда это совершилось, то окончились и мирные отношения. Хотя "Хай" еще и наполовину не кончил того, что ему дали, однако ему понадобилось пойти к "Рапу" и отнять у того все то, что он ел. Конечно. это не могло произойти без шума и лая, и в результате на месте происшествия появился Хансен. Тут "Хай" исчез. Это было великолепное животное, но ужасно упрямое. Если что-нибудь приходило ему в голову, то выбить это было нелегко. Во время одной из поездок для устройства окладов случилось как-то, что я кормил собак Хансена. "Хай" быстро проглотил свой пеммикан и стал оглядываться, где бы ему раздобыть еще. Так и есть, вот "Рап" уписывает свою порцию - как раз кусочек для "Хая". Раз, два, три, и он уже вцепился в загривок собаке, заставил ее отдать пищу и собирался было управиться с нею сам. Между тем, я наблюдал за всем этим, и, прежде чем "Хай" успел сообразить, я в свою очередь схватил его за шиворот. Ударив его по морде кнутовищем, я старался отнять у него пеммикан. Однако это было дело нелегкое. Никто из нас не хотел сдаваться. Дело дошло до того, что во время битвы за первенство мы оба покатились по снегу. После довольно горячей схватки я оказался победителем, и "Рап" получил свою пищу обратно. Всякая другая собака сейчас же отдала бы все, если бы ее ударили по морде, но только не "Хай"! Приятно было войти в палатку. День был холодный, Ночью ветер перешел в северный, и всему снегу, который накануне несся к северу, теперь нужно было только сделать полный оборот: дорога свободна, а перевозка даром! Он и использовал этот случай в самых широких размерах. Когда на следующее утро мы проснулись, среди бурана ничего не было видно. Нам пришлось ждать и утешаться тем, что это ничего не значит, так как: было решено, что мы пробудем здесь два дня. Но, как известно, пережидать в палатке нет никакого удовольствия, особенно если ты все время принужден лежать в мешке. Болтать скоро надоедает. Писать тоже нельзя все время. Еда - хорошее времяпрепровождение, если для этого есть возможность; чтение тоже хорошая вещь, если есть что читать. Но когда твое меню ограничено, а библиотека при санных поездках обычно страдает некоторой неполнотой, то обе эти возможности отпадают. Однако, все же есть занятие, которому при этих условиях можно беззаботно предаваться, и это - сладкий сон. Да, счастлив тот, кто в такие дни может спать целые сутки напролет! Но не все наделены таким даром, а те, у кого он есть, не хотят в нем признаваться. Я слышал такой храп, что просто боялся, как бы люди не задохлись, но сознаться в том что они спали, никто никогда не хотел! Иные даже нахально утверждают, что они страдают бессонницей. Но так далеко никто из нас не заходил. Днем ветер утих, и мы вышли немного поработать, Мы разобрали старый склад и сложили новый. Ведь здесь у нас было теперь три комплекта санного снаряжения, .которое не так уж было нам нужно, и его следовало тут оставить. Восточной партии во время ее путешествия могло кое-что и пригодиться, но немногое, Этот склад был довольно разнообразен и мог бы принести пользу, если бы кто-нибудь вздумал исследовать пространства к югу от Земли короля Эдуарда VII. В наших же условиях мы не попользовались ничем. Одновременно были уложены сани, и с наступлением вечера все было готово к отправлению. Собственно говоря, с этой работой можно было бы и не торопиться, так как мы все равно весь следующий день должны были просидеть на месте. Но в этих местах быстро узнаешь, что всегда лучше использовать время наступившей хорошей погоды. Никогда не знаешь, сколько времени она продлится. Но следующий день упрекнуть было не в чем. Можно было спать, спать, сколько влезет. Однако, работа все же шла своим чередом. Собаки грызли да грызли, с каждым часом набираясь сил. Пройдемся же пока к нашим нагруженным саням и посмотрим, что на них находится. Первыми стоят сани Хансена - носом к югу. За ними следуют сани Вистинга, Бьолана и Хасселя, У них у всех почти одинаковый вид. Провиантом все они снабжены совершенно одним и тем же. Ящик Э 1 содержит около 5300 галет и весит 50,38 килограммов; ящик Э 2 - 112 порций собачьего пеммикана, 11 колбас с молочной мукой, шоколад и галеты всего весом брутто 80,40 килограммов; ящик Э 3 - 124 порции собачьего пеммикана, 10 колбас молочной муки и галет, вес брутто 74,90 килограммов. Вес нетто всего провианта на каждых санях - 303,2 килограмма. Со снаряжением и включая собственный вес, сани весили почти 400 килограммов. Сани Хансена отличались от других тем, что у них все обвязки были алюминиевыми, а не стальными, и не было одометра; на этих санях не должно было быть железа, так как Хансен вез главный компас. На трех остальных санях были и компас, и одометр. Таким образом, у нас было три одометра и четыре компаса. Из инструментов мы везли два секстана и три искусственных горизонта-два зеркальных и один ртутный. Один гипсометр для измерения высоты и один барометр-анероид. Для метеорологических наблюдений - четыре термометра; кроме того, два бинокля. Из медицинского оборудования была взята походная аптечка. Хирургических инструментов у нас было немного: щипцы для зубов и машинка для стрижки бороды. Швейное оборудование было богато. Про запас мы взяли с собой маленькую, очень легкую палатку. Это было необходимо, если бы кому-нибудь из нас пришлось возвращаться домой. Также два примуса. Керосином мы были снабжены в изобилии, так как его было у нас 102 литра, разделенных на трое саней. Мы. оставили его в обыкновенной упаковке, но она оказалась слишком слабой, -не настолько, чтобы мы потеряли сколько-нибудь керосина, но все же, чтобы держать бидоны целыми, Бьолану приходилось постоянно их запаивать. У нас было хорошее снаряжение для запаивания. У каждого из нас был свой личный мешок, где хранилась вся запасная одежда, дневники и журналы для наблюдений. Было также несколько запасных отдельных ремней для лыжных креплений. Первое время у нас были двойные спальные мешки, то-есть один внутренний и один внешний. У нас было пять пар часов, из которых три пары предназначались для наблюдений. Мы решили проехать расстояние между 80o и 82o южной широты дневными переходами по двадцать восемь километров. Мы легко могли бы проезжать и вдвое больше, но так, как дело шло о том, чтобы дойти, а не о том, чтобы передвигаться быстро, то мы и выбрали такие небольшие переходы. Кроме того на путь от склада до склада пищи у нас было достаточно, и потому мы могли себе это позволить. Нас очень интересовал вопрос, как наши собаки будут справляться с нагруженными санями. Мы, конечно, рассчитывали, что дело пойдет, однако, не предполагали, чтобы оно шло так, как это было на самом деле. Двадцать шестого октября мы покинули 80o южной широты при небольшом северо-западном ветре и ясной и мягкой погоде. Теперь я должен был занять свое место в качестве бегущего кпереди и потому встал в нескольких шагах перед санями Хансена, повернув лыжи в надлежащем направлении. Последний взгляд назад: здесь все в порядке. И я побежал. Я подумал... нет, времени для дум у меня не оказалось. Не успел я и глазом моргнуть, как меня настигли собаки. Произошла свалка, но, к счастью, они остановились, так что я обошелся на сей раз без повреждений. Я, конечно, обозлился, но так как был благоразумен и понял, что это и без того смешное .положение станет еще более смешным, если я дам волю своему гневу, то решил, что умнее будет промолчать. Да и кого же, собственно говоря, винить? Я был единственным, кого можно было в чем-то упрекнуть. Зачем, спрашивается, я не бежал с нужной скоростью? Я решил переменить политику - в этом ведь нет ничего постыдного - и присоединиться к косолапым. Так я выполнял свои обязанности лучше. Все в порядке? Вперед! Ну и понеслись же мы! Впереди Хансен мчался, как метеор. Следом за ним по пятам Вистинг, затем Бьолан и Хассель. Все они были на лыжах и бежали, прицепившись к саням. Я же решил бежать следом, так как думал, что собаки в конце концов выдохнутся. Однако, скоро это мне надоело. Первые десять километров мы проехали в час. Для меня это было вполне достаточно! Я подошел к Вистингу, примостился к его саням и оставался здесь до тех пор, пока мы не достигли 80o30' южной широты, то-есть проехали пятьдесят километров. Да, это было приятной неожиданностью. Об этом мы и не мечтали - катиться к полюсу на лыжах, прицепившись к саням! Благодаря поразительному таланту Хансена управлять собаками, всем нам было легко. 0н командовал своими собаками, а собаки признавали в нем своего хозяина. Они знали, что в ту минуту, как они перестанут исполнять свои обязанности, их остановят и последует всеобщая порка. Случалось, конечно, как и везде, что время от времени природа брала верх над выучкой. Но следовавшее затем "причащение" надолго прекращало все подобные поползновения. Дневной переход при таком способе был быстро пройден, и мы рано встали лагерем. Уже на следующий день мы заметили огромные торосы на востоке, которые мы впервые увидели между 81 и 82o южной широты во время второй поездки для устройства склада. Это показывало, что воздух был очень чист. Но мы не видели их больше, чем в первый раз. На основании опыта, приобретенного нами по постройке снежных гуриев, мы поняли, что гурии, которые мы строили теперь по пути на юг, будут служить нам на обратном пути прекрасными отличительными знаками. Поэтому мы решили использовать эту систему вех в возможно широких размерах. Мы построили всего сто пятьдесят гуриев вышиной в два метра. На них пошло 9000 глыб, вырезанных нами из снега большими ножами, сделанными для этой цели. В каждом гурии оставлялась записка с его номером и местом расположения, а кроме того с обозначением, сколько еще нужно проехать и в каком направлении, чтобы встретить следующий гурий, лежащий севернее. Может показаться, что моя предосторожность была чрезмерной. Но я всегда считал, что ста этих бесконечных, лишенных всяких примет пространствах, никогда нельзя быть чересчур осторожным. Стоит только потерять здесь дорогу-и добраться домой будет довольно трудно. Кроме того такая постройка гуриев давала еще и другие преимущества, которые мы все признали и оценили. Каждый раз, когда мы останавливались для постройки гурия, для наших собак наступал час отдыха, а это им требовалось, чтобы выдерживать темп. Первый гурий мы поставили на 80o23' южной широты. Для начала мы довольствовались постройкой их на каждом 13-м и 14-м километре. Тридцатого мы застрелили первую собаку. Пала жертвой собака Хансена "Буле". Она была слишком стара, чтобы поспевать за нами, висла только и мешала. Мы оставили ее в складе под гурием, и она потом доставила нам, вернее - собакам, большое удовольствие. В тот же день мы достигли другого важного пункта - склада на 81o южной широты. Наш курс прошел чуть восточнее его. Маленькие доски от ящиков. которыми был отмечен склад поперек, были видны на далеком расстоянии. При позднейшем исследовании мы не заметили на них никаких признаков осадков. Они так и стояли, как мы их поставили. Поблизости от склада мы прошли через две значительные трещины; повидимому, они были заполнены снегом и потому не причинили нам никаких затруднений. Мы дошли до склада в два часа дня. Все оказалось в полнейшем порядке. Флаг развевался, и по нему почти не было заметно, что он все время был поднят, однако он полоскался здесь вот уже восемь месяцев. Снежные сугробы вокруг склада были около полуметра вышиной. Следующий день был яркий и солнечный. Солнце просто опаляло кожу на лице. Мы выложили все свои меховые одежды для просушки. В глубине спальных мешков всегда скопляется немного инея. Кроме того, мы воспользовались удобным случаем для определения своего места и проверки наших компасов. Они оказались в порядке. Мы пополнили провиант, истраченный нами по пути сюда, и первого ноября поехали дальше. На следующий день стоял густой туман, и была весьма неприятная погода. Возможно, что она ощущалась больше благодаря тому, что накануне была такая хорошая погода. Когда мы шли здесь на юг в первый раз, то собаки Хансена попали в трещину, но это пустяки. Вообще же, у нас тут не было никаких неприятностей. Не ожидали мы их и на этот раз. Но то, чего в этих местах меньше всего ждешь, как раз и случается. Снег был рыхлый, и идти было тяжело. Время от времени мы проходили через узкие трещины. Однажды среди мглы мы увидели большую отверстую пропасть. Мы были от нее недалеко, так как иначе не заметили бы ее в таком тумане. Но все шло благополучно, пока мы не прошли двадцать два километра. Тут Хансену пришлось переезжать трещину в метр шириной. К несчастью, во время этого маневра носок его лыжи попал между гужиками задних собак, и Хансен упал поперек трещины. Все это имело нехороший вид. Собаки были уже на метр с лишним впереди по ту сторону трещины. Но сани стояли над самой трещиной и, когда Хансен упал, сдвинулись так, что незначительный толчок повернул бы их вдоль трещины, и, само собой разумеется, они свалились бы в пропасть. Собаки почуяли, что их хозяин и господин в данный момент "неспособен причащать". И потому не пропустили благоприятного момента! Как разъяренные тигры сцепились все псы упряжки и стали драться так, что только клочья летели. Это вызывало, конечно, короткие, быстрые рывки гужиков, вследствие чего сани все больше и больше валялись боком в трещину. Одновременно и собаки в пылу битвы придвигались все ближе и ближе к краю пропасти. Если бы это продолжалось и дальше в таком же роде, то все было бы безвозвратно потеряно. Один из .нас перепрыгнул через трещину, кинулся в середину собачьей своры и, к счастью, остановил их. Тем временем Вистинг бросил Хансену веревку и извлек его из мало приятного положения. Сани были спасены. Потом, когда мы тронулись дальше, я все же подумал: "А может быть, Хансен и наслаждался своим положением? Быть распростертым над головокружительной пропастью с перспективой сверзиться туда каждую минуту - это ведь как раз в его вкусе!" Мы прошли свои двадцать восемь километров и встали лагерем. От 81o южной широты мы начали ставить гурии через каждые девять километров. На следующий день мы наблюдали самую низкую температуру за все наше путешествие -34,5o С. Ветер дул с юго-востока, но не очень сильный. Все же летняя погода что-то не чувствовалась! Теперь у нас завелась привычка, которую мы сохранили в течение всего своего похода на юг, а именно - при постройке гурия, которая приходилась как раз посреди нашего дневного перехода, завтракать. Завтрак этот был не очень жирный. Три-четыре сухих овсяных галеты - и все. Если кому-нибудь хотелось пить, он мог подбавить снегу к галете - получались "хлеб и вода". Блюдо не из очень соблазнительных в наших родных широтах. Но широта играет в жизни очень большую роль. Если бы здесь нам предложили еще "хлеба и воды", то мы с радостью приняли бы такое предложение! В этот день мы прошли трещину, последнюю на долгое время вперед - и она была всего лишь несколько сантиметров шириной. Впереди местность имела прекрасный вид. Она была покрыта длинными, почти незаметными волнистыми образованиями: мы замечали их только благодаря тому, что возводимые нами гурии часто очень скоро исчезали из вида. Третьего ноября дул свежий ветер с юга с сильной метелью. Наст был вязкий, но собаки, сверх ожидания, хорошо справлялись с санями. Температура поднялась, как обычно при ветре с этой стороны, до -10o С, Ехать при такой температуре было одним удовольствием, несмотря на то, что дул ветер. Через день подул легкий ветер с севера. Вязкий наст, который был накануне, совершенно пропал, а прекрасная дорога соблазняла наших собак неожиданно пускаться во всю прыть. Это был тот день, когда мы должны были бы дойти до склада на 82o южной широты; но так как стоял туман, то шансов на это было мало. К вечеру вся дистанция была пройдена, но не было видно никакого склада. Правда, и видимостью нельзя было похвастать: длина десяти саней - вот и все. Самое благоразумное, что при таких обстоятельствах нам оставалось делать, - это разбить лагерь и ждать, пока не прояснится. В четыре часа на следующее утро проглянуло солнце. Мы дали ему время пригреть и разогнать туман - и затем вышли. Что за утро встретило нас! Ясно до прозрачности и тепло. В глубокой-глубокой тишине простиралась перед нами могучая пустыня, ровная - такая ровная и белая-белая. Однако, нет, там вдали ровная поверхность нарушалась, - белое было чем-то зацвечено. Мы дошли до третьего важного пункта - самый дальний форпост цивилизации на юге был достигнут; это был наш последний склад. Несказанное облегчение! Мы уже чувствовали себя наполовину победителями. В тумане мы прошли на пять с половиной километров западнее. Но теперь оказалось, что если бы мы продолжали идти вчера в тумане, то как раз наткнулись бы на ряд своих флажков. Вдали виднелись флаг за флагом, а черные тряпочки на них, казалось, развевались гордо, словно кичась тем, как они хорошо выполнили свой долг. Здесь, как и у склада на 81o южной широты, почти не было заметно никаких осадков. Снежные сугробы вокруг склада, как и там, достигали такой же высоты - полуметра. Невидимому, на этом участке господствовали те же условия погоды. Склад так и стоял, как мы его поставили, а сани так и лежали, как мы их положили. Выпавшему и наметенному снегу даже и их не под-силу было покрыть. Небольшой снежный нанос, плотный и твердый, послужил нам прекрасным местом для установки палатки. Мы сейчас же принялись за ожидавшую нас работу. Прежде всего был отправлен на тот свет "Уранус". Хотя он всегда производил впечатление худого и костлявого, однако, теперь оказалось, что у него вдоль хребта масса жиру. Его оценят по достоинству, когда на обратном пути мы дойдем досюда. По виду "Йолы" нельзя было предполагать, что она намерена выполнить поставленные ей условия. Оставалась еще одна ночь. Если она успеет за это время устроиться, то тем лучше для нее. Собачьего пеммикана в складе хватило ровно на то, чтобы как следует накормить собак и снова нагрузить сани. Всякого иного провианта у нас было так много, что мы могли оставить значительную его часть лежать здесь до нашего возвращения. Следующий день мы провели на месте, чтобы дать собакам основательно отдохнуть в последний раз. Мы воспользовались прекрасной погодой для просушки своего снаряжения и проверки инструментов. С наступлением вечера все было готово, и теперь мы порадовались на свою усердную осеннюю работу. Мы выполнили целиком то, что имели в виду: перенести свою базу с 78o38' южной широты на 82o южной широты. "Йоле" пришлось последовать за "Уранусом". Их обоих сложили на верхушке склада, а рядом лежали восемь малюток, которое так никогда и не увидели дневного света. За время своего здесь пребывания мы решили строить гурии на пути к югу через каждые пять километров и устраивать склады на каждом градусе широты. Хотя собаки и везли сейчас сани легко, однако мы знали, что если им все время придется тащить тяжелые сани, то это в конце концов на них отразится дурно. Поэтому, чем скорее и чем больше мы сможем сгрузить с саней, тем будет лучше. Седьмого ноября в восемь часов утра мы покинули 82o южной широты. Теперь перед нами открывалось неизвестное, и только с этого момента дело пошло всерьез. Вид барьера повсюду был все тот же: ровная поверхность и великолепный наст. Уже у первого построенного нами гурия пришлось застрелить "Лусси". Нам было очень жаль убивать это прекрасное животное, но делать было нечего. Ее фавориты - "Карениус", "Сэуен" и "Шварц" - жалобно выли на гурий, когда мы проезжали мимо. Им, вероятно, было тяжко покидать возлюбленную; однако, долг призывал, а кнут так близко и так грозно взвивался над каждым, кто не хотел его слушаться. Теперь мы увеличили свои дневные переходы до тридцати семи километров. Таким образом, мы могли проходить градус в три дня. Четвертого мы решили остановиться на отдых. Собаки изумительно крепли с каждым днем и теперь достигли наивысшего предела в отношении своего здоровья и тренировки, С большой легкостью они делали дневной переход ее скоростью семи с половиной километров в час. Нам не приходилось делать ни шагу. От нас требовалось только уменье катиться на лыжах за санями, прицепившись к ним. В тот же вечер нам пришлось прикончить последнюю из наших "дам" - "Эльсе", Она была гордостью Хасселя и украшением его упряжки. Но что поделаешь? За последнее время ее поведение шло вразрез с "хорошим тоном", а за это у нас раз навсегда было установлено одно наказание: смерть. И ее мы тоже положили на верхушку гурия. Когда вечером мы остановились на 82o20' южной широты, то в юго-западной части горизонта были большие белобурые массы облаков, какие обычно лежат над землей. Все же в этот вечер мы не могли различить никакой земли, но когда на следующее утро вышли из палатки и направили в ту сторону свои бинокли, то ясно увидели возвышенную землю, освещенную утренним солнцем. Теперь мы с уверенностью могли различить отдельные вершины и сказать, что это та самая земля, которая простирается к юго-востоку от ледника Бердмора на Южной Земле Виктории. Наш курс все время прокладывался на истинный юг; на этом месте мы находились приблизительно в 400 километрах к западу от ледника Бердмора. Наш курс будет продолжать идти все время на истинный юг. В тот же вечер, девятого ноября, мы по счислению дошли до 83o южной широты. Полуденная высота на следующий день дала нам 83o 1' южной широты. В построенном нами здесь складе был оставлен провиант на пять человек и двенадцать собак на четыре дня. Он был сделан четырехугольным - два метра во все стороны - из твердых, прочных снежных глыб. На верхушке мы поставили большой флаг. В этот вечер случилось нечто, замечательное: дезертировали три собаки, убежавшие по нашему старому, следу обратно на север. Это были фавориты "Лусси", которым, очевидно, пришло в голову вернуться обратно и поискать свою возлюбленную. Для нас всех это было тяжелой потерей, а особенно для Бьолана, так как это были его собаки. Все три были отличными собаками и принадлежали л лучшим у нас. Бьолан взял одну собаку из упряжки Xансена, и хотя теперь делю у него шло не совсем уж гладко, однако, он все-таки поспевав за нами. Одиннадцатого нам удалось взять пеленг горной цепи в направлении с юга на запад (истинный). Мы уже подошли к земле значительно ближе и с каждым днем различали на ней все больше и больше подробностей. Могучие вершины, одна выше и диче другой, вздымались на высоту до 4000 метров. Нас всех особенно поражали большие голые склоны у многих из этих гор. Мы ожидали увидеть их более покрытыми снегом. Так, например, гора Фритьофа Нансена была совсем сине-черная. Только на самой вершине она увенчивалась большой могучей снежной шапкой, гордо поднимая свою сверкающую макушку на высоту 4000 метров. Дальше к югу поднималась гора Дона Педро Кристоферсена. Она была больше покрыта снегом. Но ее длинная крыше подобная вершина в большей своей части оставалась голой. Еще дальше к югу видны были вершины гор Алисы Ведель-Ярлсберг, Алисы Гаде и Рут Гаде. Все они были покрыты снегом от подножья до вершины. Я никогда в жизни не видел более прекрасного и более дикого ландшафта! Казалось, что уже отсюда можно разглядеть подъем во многих местах. Вот например, ледник Лив; без сомнения, он представляет собой ровный, хороший подъем, но зато расположен слишком далеко на север. Он страшно велик, и его интересно было бы исследовать поближе. Подъем на гору кронпринца Улава был менее привлекателен. Но и он тоже лежит слишком далеко к северу. А вот, как раз на юг, чуть западнее, есть, по-видимому, хороший подъем. Горы, лежащие ближе всего к барьеру, как будто бы не доставят нам особых затруднений. Что встретится нам потом между горой Дана Педро Кристоферсена и горой Фритьофа Нансена, сказать было трудно. Тринадцатого мы дошли до 84o южной широты. Б этот день мы сделали интересное открытие: увидели горную цепь, тянувшуюся к востоку. Она образовывала, как нам казалось с того места, глубокий изгиб, соединяясь здесь с горами Южной Земли Виктории. Этот изгиб шел прямо на истинный юг, и наш курс был проложен прямо туда. В складе на 84o южной широты мы оставили, кроме обычного количества провианта на пять человек и двенадцать собак, на четыре дня еще и бидон керосина в семнадцать литров. Спички у нас были в изобилии, и потому мы могли оставлять их во всех складах. Барьер все продолжал быть таким же ровным, а дорога была такая хорошая, какая вообще может здесь быть. Мы думали было, что придется давать собакам день отдыха на каждом градусе, но это оказалось лишним. Казалось, что они не могут устать! Даже те собаки, у которых болели ноги, теперь совсем понравились. Вместо того, чтобы терять силы, собаки с каждым днем становились как будто все сильнее и напористее. Теперь и они заметили землю, и, невидимому, им особенно нравилась сине-черная гора Фритьофа Нансена. Хансену часто с большим трудом удавалось удерживать их на надлежащем курсе. Поэтому на другой день мы, не задерживаясь, покинули 84o южной широты и направились дальше к изгибу. В этот день мы прошли свои тридцать семь километров среди густого тумана и не видя земли. Жалко будет проехать вслепую вдоль новой земли, но все же мы надеялись на лучшую погоду,,. В минувшую ночь для разнообразия был слышен гул во льду. Но он не был настолько силен, чтобы стоило о нем говорить! Он слышался приблизительно, как редкая перестрелка пехоты, - то там, то здесь под нашей палаткой раздавались ружейные выстрелы. Артиллерия еще не выехала на позиции! Мы не обращали на это никакого .внимания. Правда, утром я слышал, как кто-то произнес следующую фразу: - Ночью я уж думал, что мне попали в ухо! Но я знал, что это не лишило его сна, так как именно этой ночью он чуть не выжил нас всех из палатки своим храпом. В то же утро мы прошли через массу трещин, видимо, недавнего образования. Большинство из них было всего лишь около дюйма ширины. Здесь, значит, произошел небольшой местный сдвиг, вызванный одним из многих маленьких ледников на земле. На следующий вечер все было опять тихо, и больше мы уж не слышали ни малейшего звука. Пятнадцатого ноября мы дошли до 84o 40' южной широты. Теперь мы быстрыми шагами приближались к земле. Горная цепь на востоке, казалось, уклонялась к северо-востоку. Подъем, который мы уже давно для себя выбрали и уже давно рассматривали, отклонял нас от юга чуть-чуть на запад, но так немного, что этот обход можно было и не считать. Изгиб, видневшийся на юге, производил более неспокойное впечатление и мог, по-видимому, изобиловать большими неровностями. На следующий день местность стала принимать несколько другой характер. Огромные волнистые образования, казалось, шли, вздымаясь к земле. В глубине одной из таких впадин нам встретилась чрезвычайно неровная поверхность. Огромнейшие трещины и бездны прежде делали это место почти непроходимым, но теперь все было занесено снегом, и мы прошли здесь без всяких затруднений. В этот день - шестнадцатого ноября - мы дошли до 85o южной широты и разбили лагерь на вершине одного из волнистых образований. Долина, через которую мы должны были проходить на завтра, была довольно широка и по другую сторону заметно поднималась вверх. На западе, по направлению к ближайшей земле, волна поднималась так высоко, что заслоняла от нас большую часть земли. К вечеру мы построили обычный склад и на следующий день отправились в дальнейший путь. Как видно было с места нашего лагеря, нам предстояло пройти через огромное волнистое образование. Во время подъема на другую сторону нам досаждала жара на сильном солнечном припеке. Однако, судя по анероиду, подъем был не выше ста метров. От вершины этой волнистой возвышенности барьер шел сначала ровно, и мы еще издали видели растрескавшуюся почву. "Ну, теперь, - подумал я, - нам не придется скучать, выбираясь на землю!" Ведь было вполне естественно, что барьер, частью зажатый здесь, окажется сильно растрескавшимся. Расселины, замеченные нами, были огромными старыми трещинами, отчасти занесенными снегом. Мы легко обошли их. Теперь перед нами снова открылась огромная впадина с соответственным высоким подъемом на другую сторону. Вниз мы ехали шикарно - поверхность была совершенно ровная и хорошая, нигде никаких признаков трещин или ям, "Ну, их мы еще встретим, когда заберемся наверх", - подумал я. Подниматься на горку было довольно трудно,-мы ведь не привыкли ездить по горам. Я вытягивал шею все больше и больше, стараясь увидеть, когда же, наконец, мы поднимемся. И какой же вид открылся перед нами! Ни малейшей неровности, ни малейшего препятствия. Местность поднималась дальше ровно и постепенно. Я думаю, что мы уже и тогда были на твердой земле. Большие трещины, обойденные нами далеко внизу, по всей видимости, лежали на границе. Гипсометр показал 260 метров над уровнем моря. Мы находились теперь у самого подъема и приняли окончательное решение попробовать пройти именно здесь. По этому случаю мы разбили лагерь. Было еще рано; но нам оставалось многое сделать к завтрашнему утру. Здесь нужно было просмотреть весь наш запас провиант