плывем  ночью  и чувствуем устойчивость оставшихся еще следов зимы.
Снег  на  обрывах,  как  постоявший сутки  бетон,  уже крепкий, схватился. И
мерзлый  лед наледей,  когда  идешь по нему, гудит  под  сапогами. И, как от
молодого бетона, от снега и льда пахнет свежей сыростью.
     Но  все это  лишь наши  ощущения.  Рискованно  доверять  им  полностью.
Поэтому там,  где струя заносит  под снежный навес, мы режем  струю и с ходу
вылетаем  в  заводи  напротив снежников.  Подальше от  них, подальше.  Пусть
обратным потоком развернет байдарку - это поправимо.
     На реке появляются острые черные скалы.  Они клыками торчат над руслом,
а  снизу, как застывшей лавой, заплыли наледями. Два часа ночи.  Солнце  уже
взошло и прозрачным малиновым лаком вымазало дальние бесснежные горы. Черные
клыки  скал  резко выделяются  на фоне гор.  А  справа по  берегу -  еще  не
освещенный солнцем, но уже чувствующий его и готовый воспламениться снежник,
     -  Петр, а  Петр - дразнит нашего  доблестного  кинооператора Рубинин.-
Сейчас бы сюда оленей. Да? Отличный кадр - байдарки поставить у скалы, Деева
с веслом  на  наледь, а  оленей с  нартами  или  просто цепочкой  пустить по
снежнику... Что скажешь?
     - Олени! -  громко шепчет Варламов.  А я  с досадой думаю, что опять он
увидел их первый. Глазастый этот Мальчик  Гена.- Вон на берегу.  За скалой у
наледи...
     Действительно там два оленя. Других  не видно. Наверное, это дикие  или
отбившиеся от стада. Петр не успевает развязать мешок с кинокамерой, как они
срываются с места и, перемахнув снежник, исчезают за бугром.
     Впереди  слышен  шум.  Я  встаю  в  байдарке  во   весь  рост.  Наледь.
Образцовая,  по  всем  правилам.  Река  разделяется на  несколько  рукавов и
вгрызается в перегородившие реку пласты льда.
     Начинается. Надо приставать.
     ...А за  этой наледью - другая. И  еще одна. И так два дня наледей. Два
дня трудной работы и различных ухищрений среди извилистых каналов и нависших
над  ними голубых глыб, среди коварных ледовых мостов. А потом мы  вышли  на
Войкар. На обычную порожистую реку.
     На порогах было нелегко,  но  даже в  самых острых эпизодах всех нас не
покидало  ощущение,  что поход  закончился еще  до  Войкара.  И рубеж  этот,
отделяющий трудный  и опасный поход от привычного  сплава  на байдарках, как
некая  четкая  и  внушительная  географическая  граница,  проходил  там, где
кончилась последняя наледь. Он, этот рубеж, был для нас тем же, чем, скажем,
для исследователей Севера является Полярный круг.
     Не вдаваясь поэтому в подробности плавания по войкарским порогам, автор
хочет напомнить читателю, что  на  всем  протяжении этого  документального и
отчасти  научно-популярного  повествования  он  лишь  дважды  позволил  себе
привести цитаты. Такая сдержанность,  как кажется автору, дает ему право еще
раз  воспользоваться  готовой  и  весьма  подходящей   для  данного   случая
формулировкой.
     Цитата будет  из  книги Юлиуса  Пайера  "725 дней  во  льдах  Арктики".
Заканчивая  описание  полного открытий  и  испытаний  странствия в просторах
Ледовитого океана  и  подчеркивая свое уважение к Северу,  как  к достойному
сопернику, Пайер пишет:
     "С пересечением Полярного круга рассказ об экспедиции должен прерваться
сам собой".