икову нести людям тепло? Белинский, я вижу, что ты -- хочешь. Выйти из строя! Товарищи солдаты! Вот перед вами симулянт Белинский. Он не хочет честно служить Родине, он все время ходит в санчасть, его там уже видеть не могут с его туберкулезом! Вы пойдете в котельную, рядовой Белинский. Я вас сам вылечу. А вы чего там бормочете, Щепкин? О профессиональной армии бредите? Чтобы честные люди за вас служили, а вы -- "ля-ля, тополя"? Не будет этого! Замполит сказал: гораздо дешевле противостоять блоку НАТО с такими, как вы. Особенно как Белинский. Чтобы равенство, и если сдохнуть, то одновременно. Взвод -- газы! Надень противогаз, уродина! Во какие лица у всех одинаковые стали! Где Шишкин, где Рубинштейн -- ни одна собака не разберет. Заодно и национальный вопрос решили. А еще говорят, что в армии плохо. В армии -- лучше некуда! Кто не верит, будет сегодня после отбоя читать остальным вслух "Красную звезду". Взвод, напра-во! Ложись! На прием пищи, в противогазах, по-пластунски, бего-ом!.. арш! Инспекция ИНСПЕКТОР. К нам поступили сигналы о воровстве на вашем ракетном крейсере. ОФИЦЕР. Воровство? На крейсере? ИНСПЕКТОР. Да. ОФИЦЕР. Это абсолютно исключено. ИНСПЕКТОР. Где он у вас? ОФИЦЕР. На пятом пирсе. ИНСПЕКТОР. Пройдемте на пятый пирс. ОФИЦЕР. Чего зря ходить? Мы на нем стоим. ИНСПЕКТОР. А где же ракетный крейсер? ОФИЦЕР. Какой ракетный крейсер? Занавес В мире животных (Радиоперехват) - Кабан, Кабан, я Белка. Как слышишь? Прием. -- Белка, слышу тебя хорошо. ТЫ где? Прием. -- Кабан, я лечу за тобой, за тобой лечу! Как понял? Прием. -- Белка, я Кабан, не понял: зачем летишь за мной? Прием. -- Кабан, повтори вопрос! Вопрос повтори! Прием. -- Зачем ты, Белка, летишь за мной, Кабаном? -- Не знаю, Кабан! Приказ Хорька. Как понял? Прием. -- Ни хера не понял! Какого Хорька, Белка? Я Кабан. Кто такой Хорек? Кто это? Прием. -- Кабан, ты дятел! Как понял? Прием. -- Понял тебя. Белка. Я -- Дятел. Повторяю вопрос про Хорька. Кто это? -- Кабан, сука, ты всех заманал, лети вперед молча! Конец связи. Занавес Высокие широты - Здравствуйте, товарищи североморцы! - Здрав-ав-ав-ав-ав-ав! - Поздравляю вас с наступлением полярной ночи! -- Уе!Уе-о!Уе-о! Занавес Санчасть ГЕНЕРАЛ. Доктор, мне скучно. НАЧМЕД. А вы, дуся, водочкой. ГЕНЕРАЛ. Куда водочкой, доктор? Спирт не берет! ' НАЧМЕД. А вы картишки раскиньте... Штабные учения, то-се... Некоторым помогает. ГЕНЕРАЛ. Надоело. НАЧМЕД. Тогда крови попейте, ласточка моя! ГЕНЕРАЛ. Опять крови? НАЧМЕД. Как прописано, голубчик! По Уставу. ГЕНЕРАЛ. Да я вроде только завязал... НАЧМЕД. А вы опять развяжите, мамуня. Войну какую-нибудь. ГЕНЕРАЛ. Скучно, доктор! НАЧМЕД. Тогда, мамочка моя, стреляться. По две пули перед едой. Занавес Акт приемки спектакля "ОТЕЛЛО" в драмкружке дома офицеров Прикордонского военного округа Политуправление Прикордонского военного округа приказывает: 1. Запретить сцену пьянства лейтананта Кассио как клевету на офицерский состав. 2. Запретить сцену похищения генералом Отелло его сожительницы Дездемоны как клевету на моральный облик генералитета. 3. Запретить поручику Яго расистские высказывания в отношении старшего по званию как подрывающие дисциплину. 4. Сократить сцену шторма до 2-- 3 баллов, ветер южный, умеренный. 5. Крик Отелло "ОЮЮЮ!" сократить в четыре раза. 6. Сократить целиком образ девицы Бьянки как неверно ориентирующий личный состав. 7. Сократить реплику "В Алеппо турок бил венецианца" как неверно ориентирующую турок. 8. Заменить сцену потери Дездемоной платка на сцену потери ею карты укрепрайона. 9. Ввести в пьесу образ шпиона Джимкинса, крадущего у Дездемоны карту укрепрайона. 10. Сделать Отелло белым. 11. Присвоить имя "Отелло" миноносцу "Непоправимый", а его самого переименовать в Отелкина. 12. Запретить Отелкину душить Дездемону. Душить шпиона Джимкинса, укравшего карту укрепрайона. 13. Автору -- продолжить работу над пьесами, рассказывающими о нелегкой судьбе бойцов невидимого фронта. Сельская жизнь СТЕПАН ИВАНЫЧ. Чтой-то у нас выросло? АГРОНОМ. Урожай, Степан Иваныч. СТЕПАН ИВАНЫЧ. А чегой-то: никогда не росло, а вдруг выросло? АГРОНОМ. Перестройка, Степан Иваныч. СТЕПАН ИВАНЫЧ. И чего теперь? АГРОНОМ. Посидите тут, узнаю. (Уходит, возвращается.) Убирать надо, Степан Иваныч! СТЕПАН ИВАНЫЧ. Да ну! АГРОНОМ. Честное слово. СТЕПАН ИВАНЫЧ. Побожись. АГРОНОМ. Век воли не видать. Занавес Человек и закон ЗАКОН. Так нельзя. ЧЕЛОВЕК. Отзынь, фуфло! ЗАКОН. Нельзя так. Статья это. ЧЕЛОВЕК. Да пошел ты... ЗАКОН. Ну как знаешь. (Уходит.) Занавес Киллер - Здравствуйте. Вы слесарь? - Я киллер. - А я слесаря вызывал. - А я -- киллер. - А где же слесарь? - Откуда мне знать? - Странно. Присылают кого ни попадя. Ну, входите. -- Зачем? -- Ну, раз пришли... -- Спасибо, я так. -- Что значит "так"? -- Через порог. -- Что вы, через порог нельзя! -- Почему? -- Поссоримся. -- Я что-то не пойму.. Вы Скворцов? -- Скворцов. -- Ну правильно! А я -- киллер! -- Да понял, не тупой. Господин Киллер, не в службу, а в дружбу, сбегайте в ДЭЗ, спросите -- что они там все, с ума посходили? Занавес Рашен Канары (Исполняется на языке оригинала) Хау мач... вот это? Большое, синее -- хау мач? Ду ю спик инглиш? Спэниш? Че, онли спэниш? Ну, эль момент. Э-э... Их бин купить вот это. Зис -- хау доллара? Вот, блин, тупой. Ай вонт зис! Зис! Давай, загорелый, соображай! Завязывай лопотать по-своему, не хиляет, лисен сюда. Лисен сюда, говорю! Зис хочу! Зис, зис и вон зис! Их бин башлять! Доунт андэрстэнд? Онли спэниш? Хенде хох! ГЫ-ы-ы... Шутка, смайл! Купить, купить это все! Не понимать? Косишь, чернявый? Кэш, андэрстэнд, кэш? Да опусти руки-то! Ай эм раша, ре-лакс! Нихт стрелять. Мир, дружба, долларз! Покупать это все. Цузамен, наличман! Ну? Хилтон, муйня вот эта синяя с дельфинами... Их бин владеть! Так! Резвее сучи ногами, чувак, квикли за лоером, одна нога здесь, другая -- хиа! Май нейм из Паша фром Люберцы, салям алейкум, ферштейн? И давай, отмороженный, заманал уже, начинай понимать по-русски, включаю счетчик! Что такое собака Баскервилей? Это Муму, которой удалось выплыть. Может ли женатый человек позволить себе причинно-следственную связь? В чем сила москитов? В подавляющем большинстве! Когда уходить с корабля крысе, если она капитан? Что такое человек с точки зрения обезьяны? Это пример того, до чего может довести труд! Dura lex... Закон суров, но это -- закон (лат.). Встать, суд идет! Вон, уже идет. Где, где... Вон, в длинном, два мужика и баба. Не угадал. Вон баба, с краю, с фиксой. А по центру как раз мужик. Сам ты пальто, это мантия. Это ж суд идет! Ничего не медленно, дурачок. Куда спешить? Видал в коридоре у стенки тетку с глазами завязанными? Сам ты расстрел -- это Фемида! Намек гипсовый для умных вроде тебя. Потому что видеть вас больше никого не может! Весы? Были весы, вчера еще были, в овощной унесли. А потому что не стой с завязанными глазами. А ты чего любознательный такой? Не журналист часом? А кто? Так, подышать зашел? Тикал бы ты отсюда, парень, пока эти трое в пути. Вон уже все разошлись давно, кроме конвоиров, обвиняемый мемуары пишет, адвокаты пиво пьют в прокуратуре, а ты все торчишь среди помещения. А суд-то идет! Смотри, они уже близко. Получше разглядеть хочешь? Не советовал бы. Люди пожилые, мирные: придут, чайку под гербом попьют и разойдутся. А не ровен час кого встретят -- засудят к чертовой бабушке! Рефлекс. Слева, в очечках, видишь? С виду пришибленный, а такой умелец, статьями закидает по мозжечок, удивиться не успеешь. Тут Кони не валялся. Так что тикай, парень, тикай, это я тебе как секретарь суда советую. Мне ж потом тебя протоколировать руки отсохнут. Отползай тихонечко к дверям и растворяйся в пейзаже, только конвоира не разбуди, он за это убивает. Стартер в прошлом был снайпером, и бегуны это знали. Приснился Петр Первый, стригущий бороды Карлу Марксу и Фридриху Энгельсу. Червяка мутило от слов "рыболов-спортсмен". Моисей сорок лет водил евреев по оккупированным палестинским территориям. Смердящих осторожно называли сильными духом. На круглых дураков число "пи" не распространяется. На удары судьбы отвечал ударами по ней же. Возле ударенного пыльным мешком задохнулось сорок человек. Kультуру -- в массы! КРИТИКЕССА. Что вы хотели этим полотном? ХУДОЖНИК. Я хотел это... (Теребит бороду.)В общем, значит, тут такое дело... (Чешет голову.) Эх-ма! (Сморкается.) КРИТИКЕССА. Больше ничего не хотели? ХУДОЖНИК. Да оно как бы... (Скребет шею пятерней.) КРИТИКЕССА. Желаю вам новых. Занавес Исповедь СЛУЖИТЕЛЬ КУЛЬТА. Грешил ли ты, сын мой? ПРИХОЖАНИН. Ох, грешил. Ох, как грешил! Просто, если рассказать... Вот хоть вчера... (Шепчет.) СЛУЖИТЕЛЬ КУЛЬТА. Да ну! (Прыскает.) ПРИХОЖАНИН. Вот тебе и ну. СЛУЖИТЕЛЬ КУЛЬТА. А она? ПРИХОЖАНИН. А она... (Шепчет.) СЛУЖИТЕЛЬ КУЛЬТА. Врешь! (Хихикает.) ПРИХОЖАНИН. Ей-богу Два раза. СЛУЖИТЕЛЬ КУЛЬТА. Врешь! ПРИХОЖАНИН. Вот те крест. И главное: каждый день! СЛУЖИТЕЛЬ КУЛЬТА. ОЙ! (Хохочет.) ОЙ, нет! ПРИХОЖАНИН. Каждый день по два раза! ГЫ-гы. СЛУЖИТЕЛЬ КУЛЬТА. А-а-ах... Ф-фу... ПРИХОЖАНИН. А по субботам мы... СЛУЖИТЕЛЬ КУЛЬТА. Стой! Не могу! Прекратить! А-а-ах. .. (Плачет от смеха.) Но ты хоть раскаиваешься? ПРИХОЖАНИН. То есть! СЛУЖИТЕЛЬ КУЛЬТА. Я отпускаю тебе, сын мой! ПРИХОЖАНИН. Да я никуда не ухожу, папа! Занавес На чай ПАССАЖИР. Можно чаю? ПРОВОДНИЦА. А яду тебе не надо? ПАССАЖИР. Яду не надо. ПРОВОДНИЦА. А то могу налить. ПАССАЖИР. Спасибо, не надо. ПРОВОДНИЦА. Вы не стесняйтесь. ПАССАЖИР. Мне бы чаю. ПРОВОДНИЦА. Чаю, значит? ПАССАЖИР. ЕГО. ПРОВОДНИЦА. С сахарком? ПАССАЖИР. ЕСЛИ МОЖНО. ПРОВОДНИЦА. Ложечкой не размешать? ПАССАЖИР. Спасибо, я сам. ПРОВОДНИЦА. А яду, значит, не надо? ПАССАЖИР. Вы уже предлагали. ПРОВОДНИЦА. Работа такая. ПАССАЖИР. Понимаю. ПРОВОДНИЦА. Работать никто не хочет, а кататься взад-вперед -- пожалуйста, чаю ему, трясь, хресь, елкин вексель, алкин штепсель, три аршина, восемь в кубе, через драный компостер налево! ПАССАЖИР. Если не трудно, повторите, пожалуйста, еще раз. Проводница повторяет еще раз. ПАССАЖИР. Большое спасибо, теперь запомнил. ПРОВОДНИЦА. А ТЫ КТО? ПАССАЖИР. А Я -- ЛИНГВИСТ. ПРОВОДНИЦА. Лингвист, возьми яду! Занавес Санкции (Пьеса в трех актах) Акт первый МАРЬ ИВАННА. Я вас последний раз предупреждаю, Ка-питолина Петровна: если Совет Безопасности проголосует за санкции, я за себя не ручаюсь! Конец первого акта Акт второй КАПИТОЛИНА ПЕТРОВНА (входя). Ну что, Марь Иванна, -- съели? МАРЬ ИВАННА (темнея лицом]. Проголосовали? КАПИТОЛИНА ПЕТРОВНА (пританцовывая). Еще как проголосовали! Конец второго акта Акт третий На крюке, удавленная бельевой веревкой, висит Калитолина Петровна. ДИКТОР (появляясь в телевизоре). Марь Иванна! Совет Безопасности отменил принятые накануне санкции. Занавес Вам письмо! ПОЧТАЛЬОН. Это Восковой тупик, двенадцать? ЧЕЛОВЕК. Да. ПОЧТАЛЬОН. А вы, значит, Крюкин? ЧЕЛОВЕК. КрЮКИН Я ПОЧТАЛЬОН. Пляшите, Крюкин, вам письмо ЧЕЛОВЕК. Ура-а! (Пляшет.) ПОЧТАЛЬОН. Что это? ЧЕЛОВЕК. Что? ПОЧТАЛЬОН. Что это вы такое сплясали? ЧЕЛОВЕК. Да я так вообще... ПОЧТАЛЬОН. Вы, Крюкин, еще раз такое спляшете, я милицию вызову (Уходит.) Занавес  * ИЗ ЦИКЛА "Монологи у шлагбаума" *  Таможенник Идут и идут... Вроде, думаешь, уже все -- нет, опять они с тетками, с птичками, с чемоданами. Сколько их, а? Как погром -- так никого... Выйдите из режимной зоны, гражданин! Страна большая, вот что я вам скажу. Каждого в мирное время не разглядишь. В Москве -- Иванов, в Херсоне -- Сидоренко, а заглянешь в душу -- все Шнейерсоны! Сумочку откройте. Лекарства -- нельзя. Я вижу, что это анальгин, гражданка выезжающая. А я говорю -- нельзя! Потому что анальгин нужен тем, кто остается жить на Родине! А что у вас, гражданин? Альбом? Почему нельзя -- можно, только фотографии выньте. А откуда я знаю, что это за пруд с гусем? Может, это засекреченный пруд с засекреченным гусем. Что значит "родина" -- мало ли кто где родился? Я, может, в Генштабе родился, на карте мира. Вот не поставлю вам штампик, и будете смотреть на свой пруд с гусем, пока не ослепнете. И маму анфас нельзя. В профиль -- тем более. А кто подтвердит, что это ваша мама? Может, это директор швейной фабрики, которая самолеты выпускает? Кто вам сказал, что вы похожи? Ничего общего. И папу нельзя. Может, он у вас в "ящике". Что значит "живой"? Это он еще не выезжал, вот он и живой! А это что за листочек? На память о сынишке? Палка, палка, огуречик? Надо было ставить печать у оценщика -- и на палках, и на огуречике отдельно. А сейчас мы с вами пройдем и оформим контрабанду живописи. Вот такой у нас с вами огуречик получается, гражданин выезжающий. И не надо багроветь, надо внимательно читать декларацию! Что вы читали, какую? "Прав человека"? Это вы на зоне будете читать, начальнику конвоя, после работы! А у вас, гражданин, где вещи? Как, это все? Авоська с визой и ботинки фабрики "Скороход"? Хотите ноги скорей унести? А как фамилия? Как?! Коган-Каценеленбо-ген? Через черточку? Как вы жили тут с такой фамилией, проходите скорей! А вы чемодан открывайте, гражданин, и вещи выньте. Плед отдавайте сразу -- это импорт. И крестик снимайте -- это народное достояние. И зачем вам там -- крестик? Вам дай волю -- всю Россию увезете... Не дадим! Что можно? Подушку с матрацем можно и матрешку на память о перестройке. Все! А канарейку будем просвечивать. Я, гражданин выезжающий, вообще никогда не шучу. Будем просвечивать канарейку и резать ее вдоль, потому что в ней может быть контрабанда: камешки, металлы драгоценные, иконы... Я вижу, что это канарейка, а не кашалот, а вот вы что за птица, это мы сейчас посмотрим! Нам торопиться некуда, мы тут по гроб жизни! А то они все -- туда, а я, по уши в правовом государстве, сюсюкайся с ними? Так они ж не уедут тогда. Ведь плакать будут, взлетно-посадочную полосу целовать... Я, может, для того и стою тут, посланец Страны Советов, чтобы они уехали счастливыми оттого, что уехали! Чтобы до конца дней своих вздрагивали на своей исторической родине, вспоминая настоящую. Тигр Ахр-р-р! Они думают, что я заболел. Идиоты. "Он ничего не ест, скорее за ветеринаром!.." Приперся этот дурачок, залез ко мне в пасть по пояс, все потроха обстучал... Потом вылезает и говорит: "Очень тяжелый случай, у животного не в порядке печень". Сам ты животное! Я здоров, как завхоз! И твое счастье, что я политический тигр, а не уголовный -- сожрал бы тебя за клевету, только мозги бы выплюнул. "Печень"... Я голодовку объявил после Мадрида! Я теперь их тухлятину жрать не буду. Я теперь знаю, как тигров кормить положено -- мясом их кормить положено, мясом! Нету мяса? Пускай отправляют в Мадрид, там есть. Там все есть! Замечательный город, чего меня раньше туда не пускали? Наверное, было указание сверху, из дирекции. Интриги, ахр-р-р! Совали в такие дыры -- от названий мороз по коже! "Сык-тыв-кар"... Вот я вам теперь в Сыктывкар полечу! В Мадрид, ахр-р-р! Тем более сюда меня теперь все равно не пустят, я документы съел... Вон он, дрессировщик Сундуков с женой своей, стервой, носится по аэропорту, как мартышка по манежу Домой-то хочется! А до-кументики -- тю-тю... В Мадрид, ахр-р-р! Отдельный вольер без сквозняков! Я не могу больше на семи метрах между пони и бегемотом -- они меня угнетают своим интеллектом, эти травоядные! И потом: там тепло все время, и никто не празднует праздника "Русская зима". А здесь все празднуют праздник "Русская зима" -- это надо, чтобы отморозило мозги, такое праздновать! Звери дубака дают, а им хаханьки. Им мерзнуть некогда, они воруют. В один день попону с лошади стянули, кусок барьера и ящик с песком. Зачем человеку ящик с песком? А то еще -- сперли с моей клетки замок... Клиника, честное слово! Ну, я походил по цирку.. Мрачное, доложу вам, местечко. И люди какие-то нервные... Я же не инспектор манежа -- чего от меня шарахаться? Я уже не говорю об уважении к профессии. "Синьоры, эль тигро грандиозо, когтидо полметро!" А здесь? "Ваня, давай тащи этот вонючий матрац на манеж!" А на манеже -- дрессировщик Сундуков с женой-стервой... Слушайте, я пятый год с тумбы на тумбу хожу, а такого дурака не видал. Пьет все, что горит, сморкается на пол, читает "Советский спорт". Царь природы! Вон он, по аэропорту бегает, документы ищет... А я их съел! Сам теперь пускай через горящий обруч прыгает и тухлятину жрет в гробу я его видал! Господа! Никто не знает, как по-испански будет "я прошу политического убежища"? Мама Сыночка, как только приедешь на место, сразу напиши. Открытки я положила в низ чемодана. Знаешь, этот город, куда ты летишь... я все время забываю... да, Нью-Йорк, -- это очень большой город. ТЫ сразу купи там карту и отметь кружочком, где будешь жить, чтобы не заблудиться... Я знаю, как ты ориентируешься! Как Иван Сусанин ты ориентируешься! ТЫ потерялся на Красной площади, когда тебя принимали в пионеры. Когда тебя подобрали милиционеры на площади Дзержинского, ты все еще искал Мавзолей. Я думала, я сойду с ума, когда они привели тебя, в соплях и красном галстуке. Ты плакал, что не увидел дедушку Ленина. Ты правильно плакал! Те, что его тогда увидели, все поняли гораздо раньше. Этот Ленин так на них подействовал! И потом -- ты все время думаешь о чем-то своем, поэтому с тобой все время что-то случается. Кстати, там есть океан, так ты купайся, но осторожно. Что ты машешь руками? Ты плаваешь как твой отец -- он, наверно, давно утонул где-нибудь. В пионерлагере ты чуть не захлебнулся в блюдечке с чаем. а тут целый океан -- и я должна быть спокойна? Кстати, я чуть не забыла: ты помнишь Розу Львовну из второго подъезда? Слушай, у нее был зять, ты его знаешь -- когда в семьдесят пятом хоронили Зелика, он одолжил у тебя трешку до среды... Так он ее не отдает, потому что давно уехал! Там, где конверты, его адрес -- обязательно напиши ему, он даст тебе много хороших советов! Не маши на меня руками, там ужасная безработица' Не такие опытные инженеры по технике безопасности, как ты, наверняка нужны. Когда будешь устраиваться на работу, не забудь показать свой диплом и фотографию из газеты -- они всех уволят, а тебя возьмут! И я тебя умоляю: не ходи там вечером пешком, там это очень опасно! Не маши на меня руками! Во-первых, в Америке много наркоманов, а во-вторых -- негры. Я очень уважаю негров за их борьбу за их права, но кажется, они тоже не любят евреев. И еще вот что хочу тебе сказать: там, среди капиталистов, бывают очень разные люди. Не маши на меня руками, а слушай! Бывают такие, которые ради сверхприбыли не пожалеют живого человека. Так ты, пожалуйста, не перенапрягайся, хорошо ешь и чаще бывай на свежем воздухе. Что ты смеешься? Ты же у меня как природа: осенью желтый, весной зеленый. Обо мне не волнуйся: все, что мне надо, у меня есть, а молоко будет приносить Люся. И не уговаривай меня, ты же знаешь: я решила посмотреть, чем тут закончится. Нет, но они же обещали, они же не могут снова обмануть -- люди перестанут им верить! Как только придет социализм с человеческим лицом, я тебе сразу напишу.. И перестань махать на меня руками -- когда ты машешь на меня руками, у тебя лицо, как у того социализма, что сейчас! Да, чуть не забыла: в этом Нью-Йорке, там есть биржи, так ты на них не ходи. Они носятся как угорелые, тебя затопчут насмерть, это я тебе как мать говорю! И не играй в азартные игры. Что ты смеешься? Ты проиграл Семе в дурака сто рублей или не проиграл? Так он уже давно там, ждет не дождется твоего приезда. Ты опять ему все проиграешь, а остальное пропьешь. Молчи! ТЫ не знаешь, сколько людей спивается при капитализме! Мне Фира рассказывала, она сама видела в программе "Время"... Что ты опять машешь руками? Потерпи, уже недолго осталось, будешь махать руками на ту статую, которая там стоит... Я знаю, что она молчит, -- а что она может тебе сказать, когда ты ей совершенно посторонний человек? Ну хорошо, сыночка, не сердись. Что, тебе уже пора? Ну иди. Хорошо, что ты летишь Аэрофлотом, это так надежно... Подойди, я тебя поцелую. Кстати, ты помнишь, что там бушует СПИД? И можно, я попрошу этого молодого человека, чтобы он ничего не искал у тебя в чемодане? Он же все равно ничего не найдет, а ты потом не сможешь как следует сложиться. Ну, не надо так не надо. Прощай. То есть, конечно, до свиданья, конечно... Иди. Стой. Сыночка! Если будет плохо с деньгами, ты не стесняйся, звони. Из дальних странствий -- Хай! -- Чего? -- Привет! Это я. Итс ми. -- Итс кто? -- Ну как же? Я жил тут, напротив! -- Ах да, да... Припоминаю. -- Ну как вы? Я тут не был семь лет... -- Мы? Помаленьку. -- У вас тут такие перемены... -- У нас? Секундочку.. Маш, говорят, у нас перемены! голос из КУХНИ. Пускай идет к такой-то матери! -- Вот видите, все по-прежнему. -- Ну как же! А путч? А СНГ? -- А-а. Так это у них. -- А у вас... -- А у нас по-прежнему. Ну вот разве что... Даже не знаю. Ну вот Петька женился. -- Петька женился? Поздравляю! -- Спасибо, он уже развелся. Что еще? Коганы вернулись. -- Вернулись Коганы??? -- Ага. И снова уехали. Вы Петрачкова Иван Борисыча знали? -- Петрачкова? А как же! -- Умер он. -- О господи! -- Да чего там "о господи" -- реанимировали. Так что ничего, буквально ничего не изменилось. Вот вы приезжайте к нам лет так через... Впрочем, вы где живете? -- В Сан-Франциско. -- Вот и живите себе. Если что-нибудь изменится, я вам сообщу по факсу. -- У вас есть факс? -- Если что-нибудь изменится -- будет. Занавес Под микроскопом ПЕРВАЯ АМЕБА. Слушай, чего он на нас все смотрит? ВТОРАЯ АМЕБА. Смотрит -- значит, надо. ПЕРВАЯ. Я не могу размножаться, когда он смотрит. ВТОРАЯ. Ой, какие мы нежные. ПЕРВАЯ. Да! Мы нежные! Нежные мы! ВТОРАЯ. Хорош выдрючиваться, делай как все. ПЕРВАЯ (плача). Это унизительно... ВТОРАЯ. Не смеши людей! Занавес Когда я слышу слово "народ", моя рука тянется к валидолу Звуки жизни (Радиопьеса) -- Па-алучай! (Звук удара.) -- Я требую уважения к правам человека! -- На! (Звук удара.) -- Если вы не прекратите, всем будет хуже! -- А вот тебе и ногой! (Звук удара.) -- Низкий негодяй, умрите! (Выстрел.) -- Это вы мне? -- Вам. -- Странно. (Стук тела.) Занавес Чушкин и Амальгамский ЧУШКИН (поднося кулак). Видал? АМАЛЬГАМСКИЙ. Да уж не раз. ЧУШКИН. И чего думаешь? АМАЛЬГАМСКИЙ. Думаю, надо бы помолчать. ЧУШКИН. А ты скажи. АМАЛЬГАМСКИЙ. Зачем? ЧУШКИН. Я же вижу, тебе свербит сказать. АМАЛЬГАМСКИЙ. Спасибо, я потерплю. ЧУШКИН. Во-от! Хитрожопые вы, за это вас народ и не любит! Занавес Патриот и прохожий ПАТРИОТ (входя с топором). Где тут живут эти... ПРОХОЖИЙ. Какие? ПАТРИОТ. Ну, такие... ПРОХОЖИЙ. Такие тут больше не живут. Занавес В песочнице -- Давай играть, будто ты серб, а я хорват! -- А это как? -- Ну, ты моих всех убьешь, а я твоих всех... -- Ух ты! Класс! А потом? -- А потом: будто ты абхаз, а я грузин! Мы с тобой понарошку помиримся, а потом я сзади нападу. А Толька будет как будто русский, отвернется и ничего не заметит! -- Здоровско! А потом? -- А потом ты будешь как будто еврей. -- А ты? -- А я не еврей. -- А кто? -- Да какая разница? Занавес Недоразумение ПУТЕШЕСТВЕННИК. Скажите, это что за деревня? УЧАСТНИК. Бородино. ПУТЕШЕСТВЕННИК. А чего народу столько собралось? УЧАСТНИК. А тут сейчас начнется... ПУТЕШЕСТВЕННИК. Я отойду. Вы скажете, что я за вами? Занавес Время -- вперед! -- Почему вы не уезжаете, Исаак Моисеевич? -- А что? -- Как "что"? Но все же уезжают! -- Разве? -- Все уже давно уехали, Исаак Моисеевич! -- Куда? -- Вы что, сами не знаете? -- Боже, неужели обратно в Бердичев? -- Какой Бердичев? В Израиль! -- Зачем? -- Как "зачем"? Вы что, газет не читаете? -- А что-нибудь случилось? -- Как "что-нибудь"? Как "что-нибудь"? -- Розочка, накапай молодому человеку валерьянки и включи радио: мы таки немного отстали от жизни. Занавес Среди бела дня МИЛИЦИОНЕР. Гражданин, можно вас на минуточку? ГРАЖДАНИН. Не-ет! Не-ет! Не-е-ет! (Делает себе харакири.) Занавес Встреча с народом (Из далекого прошлого) ФАРАОН. Как жизнь, ребята? РАБЫ. Плохо, господин. ФАРАОН. Есть-пить дают? РАБЫ. Мало, господин. ФАРАОН. Я чувствую вашу озабоченность. Сейчас вообще трудное время. Сейчас нам всем надо проявить выдержку, не поддаваться эмоциям. Пока не отбалансиру-ется механизм перехода на феодальные рельсы. РАБЫ. Поскорей бы, господин. ФАРАОН. А я так скажу: чтобы лучше жить. надо лучше работать. Мы на правильном пути. Мне кажется, вы согласны. РАБЫ. Мы согласны, господин, только скажи надсмотрщикам, чтобы не били! ФАРАОН. Это неоднозначный вопрос. Совсем без плетей мы еще не можем. Но знаете, я верю в египетский народ! По-моему, это ясно. РАБЫ. Ясно, господин. Спасибо тебе за все. ФАРАОН. Вам спасибо, что пригласили. Трудности у вас, конечно, еще будут, но я смотрю в будущее с оптимизмом. Аплодисменты, крики "приходи еще" Занавес Перестройка МУЖИК (стоя босиком в луже и топая ногой). Свобода-а! Брежнев -- дурак, Ленин -- сволочь, Сталин -- скотина, Горбач -- козел! Свобода-а-а-а!.. Занавес Вольтерьянцы -- Знаешь, что сказал Вольтер? -- Нет. -- Вольтер сказал: "Я не разделяю ваших убеждений, но готов отдать жизнь за ваше право их свободно высказывать!" -- Прямо так и сказал? -- Ага. -- Еще раз повтори. -- "Я не разделяю ваших убеждений..." -- А они о чем спорили? -- Какая разница? Главное: этот за, а тот против, но терпит. Я, говорит, не разделяю ваших убеждений... -- Чьих? -- Что? -- Ну, кому он это говорил все время? -- Тебе не все равно? - Так если какой-нибудь козел... -- Мало ли что! Козел не козел, а выскажись! -- Это кто сказал? -- Вольтер. -- Вольтер, а дурак. Занавес Мылодрама (В четырех действиях с криками в антракте) Действие первое, перестроенное -- Товарищи, мойте руки с мылом! -- Тамбовский волк тебе товарищ! -- Не хотим с мылом! -- С мылом -- не хотим! -- Надо, милые. Ну что вы как маленькие. Перед едой-то.. -- Ешь свое мыло сам! -- По-да-вись! -- Ату его! -- Аида жрать немывши! -- Свобода-а-а! Конец первого действия Действие второе, демократическое -- Господа! Подойдите понюхайте, как пахну. -- Чего идти? Отсюда слышно! -- Да, браток. Амбре у тебя... -- Это все ерунда. Вы меня вдохните. -- Ну-ка... Ох ты мать. Вот это да! Уши закладывает. -- Имеем право! -- Почешите мне вот здесь, господа. Конец второго действия Действие третье, смутное -- Вы кто? -- Мы? Местные. -- То-то я гляжу: ростом вроде местные, а лиц не видать. -- Лиц ему.. Пятый год на ощупь скребемся. -- Слушайте, а что, если -- того?.. -- Чего? -- Я в смысле... может, помыться? -- Типун тебе на язык! -- Нет, я ведь так, пофантазировать просто... Помыться, положим, с этим... как же его... ну брусочки такие... у этого, которого мы повесили тогда в поликлинике... как же это называлось? -- Мыло. -- Вот! С мылом. Да горячей водой, как при тоталитаризме! Конец третьего действия Крики в антракте: -- Отойдите от меня! -- Куда? -- Немедленно прекратите пахнуть! -- Воздуху! Кислороду! Умира... Действие четвертое, гигиеническое -- Строиться, уроды! Мылься -- р-раз! Мылься -- два! Смывай! Руки к осмотру, сволочи! Занавес Когда государство повернулось лицом к человеку, человек закричал от ужаса. Все равно нищие -- так уж хоть пойдем по миру! Когда стране снится свобода, у пограничников встает шлагбаум. Втянуть звук обратно в фанфары! Человеку со школы разрешается пошуметь во время перемен. Русский парламентаризм: Стенька на Стеньку.. Ветер перемен не должен свистеть в ушах. Думали -- оттепель, а это мартовские иды... Дети согбенных вырастают горбатыми. Иногда эпохи замирают, глядя на секундомер. Бывает, что варвары занимают в империи руководящие посты. Плешь на голове Цезаря не должна считаться достижением республиканцев. Флюгер был приколочен намертво, и ветер обреченно дул в указанном направлении. С рычагов власти надо снимать отпечатки пальцев. Нашедшего выход затопчут первым. ЧЕЛОВЕК ПРОИЗОШ╗Л ОТ ОБЕЗЬЯНЫ. НО С БОЖЬЕЙ ПОМОЩЬЮ. Египетские ночи КЛЕОПАТРА. Скажите, кто меж вами купит ценою жизни ночь мою? ПЕТР ИВАНОВИЧ чижиков. Ценою жизни? КЛЕОПАТРА. Да! ПЕТР ИВАНОВИЧ ЧИЖИКОВ. Одну НОЧЬ? КЛЕОПАТРА. Ну, две. Занавес Ошибка резидента Пивная. Над столами -- Иванов. Петров, Мушкин и другие. ИВАНОВ. Мужики, никто не знает -- столица Венесуэлы, семь букв? ПЕТРОВ. Кого? ИВАНОВ. Венесуэлы. (Пауза.) Извините. ПЕТРОВ. Смотри, а то можно и по хлебалу. ИВАНОВ. Да нет, я так... ПЕТРОВ. Я предупредил. (Пауза.) МУШКИН (из угла). Каракас. ПЕТРОВ. Что? МУШКИН. Столица Венесуэлы -- Каракас. ПЕТРОВ. Кто это? ИВАНОВ. Не знаю. ПЕТРОВ. С тобой? ИВАНОВ. Первый раз вижу. ПЕТРОВ. Вяжи его, ребята! Шпион!
Не люблю народ Что, слышали! Не люблю народ! Впрочем, храбрись не храбрись, а написал такое -- и стало не по себе. Как раньше -- от слов "не люблю КПСС". Шутка ли! Любовь к народу -- ведь это и есть тот эталонный метр, которым измеряется добропорядочность отдельного субъекта. Любишь народ? Скажи громче, не стесняйся! Что ж, поклясться в этом большом и чистом чувстве не забыл еще ни один политик -- от Нерона до депутата райсовета все как один любят. Политики, впрочем, имеют дело со статистическими величинами -- с массами, так сказать. Поэтому и любовь их носит довольно прикладной характер. И вообще, в любви к массам есть раздражающая расплывчатость, которую не приведи бог конкретизировать. Когда самец-производитель покрывает все стадо, это не любовь. Это что-то другое. Но бог с ними, с политиками. А вот лично я совершенно бескорыстно народ не люблю. Для тех, кто понял меня неточно, специально поясню: не люблю любой народ. Русский не люблю очень. Еврейский -- терпеть не могу. Даже от малого, корякского, бросает в дрожь. Взамен готов попробовать полюбить каждого отдельно взятого индивида. И этого, икающего за ларьком? И этого. Но в отдельности от статистических величин. Когда я слышу слово "народ", моя рука тянется к валидолу. Икающего за ларьком можно отпоить, вымыть с мылом и почитать ему на ночь адаптированный для детей пересказ Библии. В одном случае из ста, при благоприятном расположении звезд, он впоследствии что-нибудь такое осознает и перейдет с портвейна на сухое. Индивид в принципе способен на восхождение. У народных масс эта самая масса слишком велика для восхождения наверх. Зато для лавинообразного схода вниз -- в самый раз. Поэтому Гете и Гейне идут поштучно, а счет кричавших "хайль" шел на миллионы. И в любом языке пропорции будут те же. Народ не способен написать "Божественную комедию" -- зато может изгнать с родины ее автора, а потом много веков подряд им гордиться. Народ присваивает себе гениев. Нашему среднестатистическому соотечественнику чрезвычайно важно, например, что Толстой, которым гордится весь мир, -- русский! Нашего среднестатистического соотечественника это самоутверждает. Когда человека хотят надуть, ему льстят. Но чтобы успешно польстить индивиду, надо хоть мало-мальски знать его тайные "клапаны", о чем предупреждал однокашников еще принц Гамлет. Тут легко ошибиться... А льстить народу -- нет ничего проще! Текст имеется даже в ожеговском словаре русского языка. И как раз на слове "народ". "Советский н. -- н.-герой, н.-созидатель". "Великий русский н." Замените, по обстоятельствам, "советский" на "немецкий", а "русский" на, скажем, "полинезийский" -- и вперед, в большую политику. "Н." ждет вас! Отечеством, предупреждал Дюрренматт, называют государство, когда надо проливать за него кровь. По аналогии: великим, трудолюбивым, мудрым и еще уж бог знает каким народом называют жителей этого государства, когда их надо в очередной раз надуть. Уж сколько раз твердили миру!.. АН глядь: снова -- не один человек, а сразу миллионы раздулись от самодовольства и готовы к употреблению. Но откуда эта восторженная готовность личности расслабиться и получать удовольствие от слияния с массой себе подобных? Или человеку мало самого себя? Или срабатывают атавистические, пещерного происхождения механизмы: когда вместе со всеми, то в безопасности? Бог весть. Только весь опыт цивилизации показывает: как раз вместе со всеми-то и опаснее во сто крат! Все полеты в исторические пропасти, какие помнит человечество, совершались коллективно, с флагами и предметами культа, с криком "ура". Даже колбаса -- и та бывает отдельной, а венцу творения сам бог велел. И уж точно: во все времена, а в смутные в особенности, надежда -- на отдельного человека. На миллионы отдельных людей. На атеистов и верующих, кадетов и социалистов -- лишь бы каждый осознавал себя личностью, суверенитет которой в конечном счете важнее суверенитета страны; осознавал -- человеком, а не крупицей народа, воином Аллаха, солдатом партии, проводником идей чучхе... Ты помнишь наши встречи? Мемуары сержанта запаса Посвящается С. А. У историй, рассказанных ниже, наряду со множеством недостатков, на которые автору, несомненно, еще будет указано, имеют одно скромное достоинство: все они произошли на самом деле. История болезни В конце февраля 1981 года меня прямо с полкового стрельбища увезли в медсанбат. Из зеленой машины с крестом вылез незнакомый мне лейтенант и зычно крикнул: -- Шендерович тут есть? Не поручусь, что. крикни это лейтенант на месяц позже, ответ был бы утвердительным. Дело в том, что я, пользуясь популярным в стране лагерным сленгом, доходил. У меня болела спина. Зеленые круги перед глазами были намертво вписаны в квадрат полкового плаца. Я задыхался, у меня разжимались кулаки -- не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом: выпадали из рук носилки со шлаком во время нарядов в котельной. Человек, не служивший в Советской Армии, резонно спросит тут: не обращался ли я к врачам? Человек служивший такого не спросит. Потому что самое опасное для советского солдата не болезнь. Самое опасное -- это приход в санчасть, ибо тут ему открывается два пути. Либо его госпитализируют, и он будет мыть полы в означенной санчасти с мылом каждые два часа, пока не сгинет окончательно, -- либо не госпитализируют, и его умысел уклониться от несения службы будет считаться доказанным. Меня из санчасти возвращали дважды -- и оба раза с диагнозом "симуляция". В первый раз майор медицинской службы Жолоб постучал меня по позвоночнику и попросил нагнуться. Кажется, он искал перелом. Не найдя перелома, майор объявил мне.что я совершенно здоров. Через неделю после первичного обстукивания я заявился в санчасть снова и попросил сделать мне рентген. Наглость этой просьбы была столь велика, что майор временно потерял дар командной речи -- ив воскресенье меня повезли на снимок. А еще через неделю я был приведен пред ясные майорские очи и вторично поставлен в известность о своем совершенном здоровье. Апропо майор сообщил, что если еще раз увидит меня на территории полковой санчасти, то лечить меня будут на гауптвахте. Юноша я был смышленый и проверять, как держит слово советский офицер, не стал. Мне хватило ежедневного лечения у старшего сержанта Чуева, о каковом сержанте и первых четырех месяцах службы под его началом я, если хватит цензурных слов, расскажу отдельно. Так, днем топча плац, а по ночам не вылезая из нарядов, я всю зиму привыкал к существованию на грани отключки -- поэтому появление на стрельбище в конце февраля зеленой машины с крестом и крик незнакомого лейтенанта воспринял как очередное доказательство бытия господня. В медсанбате мне выдали пижаму, отвели в палату и велели лежать не вставая. В истории всех армий мира не наберется и десятка приказов, выполненных с такой педантичностью: я лег и тут же уснул. Когда к концу дня меня растолкали на прием пищи, я, одурев от сна, попросил принести мне чаю в постель. "А палкой тебе по яйцам не надо?" -- спросили меня мои новые боевые товарищи. "Не надо", -- вяло ответил я и снова уснул. Что интересно,чаю мне принесли. На третий день к моей койке начали сходиться мед-санбатовские ветераны. Разлепляя глаза среди бела дня. я видел над собой их уважительные физиономии. Еще никогда выражение "солдат спит -- служба идет" не реализовалось так буквально. При первой встрече со мной рентгенолог, лейтенант медслужбы Анкуддинов, с нескрываемым любопытством переспросил: -- Так это ты и есть Шендерович? И я ответил: -- В этом не может быть сомнений. Тут я был не прав дважды. Во-первых, окажись на месте Анкуддинова другой офицер, я бы за такой ответ огреб по самое не могу, а во вторых, сомнения в том, что я Шендерович, уже были. На второй или третий день после прилета в столицу ордена Ленина Забайкальского военного округа город Читу нас, лысых дураков, построили в шеренгу, и прапорщик Кротович, человек интеллекта запредельного, выкликнул, глядя в листочек: -- Шендеревич! -- Шендерович. товарищ прапорщик, -- неназойливо поправил я. Прапорщик внимательно посмотрел, но н