у всех остальных. И этот его имидж - мистер Чистюля, это всего лишь фасад. "Предпочитаю кое-чего не видеть и не слышать вовсе", - так она мне сказала. Ее слова. Она собирается с духом. Следующим вечером, по совету Оснарда, он отвез ее пообедать в "Ла Каса дель Мариско", за любимым их столиком у окна. И она вдруг заказала омара, что немало его удивило. - Я же не из камня сделана, Гарри. У меня тоже бывают настроения. Я меняюсь. Я такое же человеческое существо, как все. Или ты хочешь, чтоб я всегда ела только креветок и палтуса? - Господь с тобой, Лу. Заказывай что угодно, лишь бы ты была довольна. "Она созрела", - решил он, наблюдая за тем, как жена ловко расправляется с омаром. - Рад сообщить вам, мистер Оснард, сэр, что второй костюм, который вы у меня заказывали, готов, - говорил наутро Пендель по телефону, установленному у него в мастерской. - Отглажен, сложен, упакован, как полагается, и ждет встречи с вами. А я в самом скором времени жду от вас чека. - Замечательно. Когда мы все встретимся? Просто сгораю от нетерпения примерить его. - Боюсь, что "все" не получится, сэр. Нет, встретиться, конечно, можно, но... момент еще не настал. Я снимаю мерку, я занимаюсь раскроем - словом, делаю все самостоятельно и единолично. - Как прикажешь это понимать, черт побери? - Это означает, что я сам и доставляю заказ. Никого не допускаю к этому делу. Только вы и я, и никаких третьих лиц, никакого стороннего вмешательства. Я говорил с ними неоднократно, но они пока что не стронулись с места. Вся сделка ведется только через меня, иначе никакой сделки. Такова их политика, нам остается только сетовать. Встретились они в баре "Коко", в Эль Панама. Пендель разразился пылкой речью: - Такова ее мораль, Энди, я же предупреждал! Она непреклонна! Нет, она очень уважает тебя, и ты ей нравишься. Но она всегда проводит четкую линию. Одно дело - честь и повиновение мужу. И совсем другое - шпионить за своими коллегами, работать на британского дипломата, в то время как сама она американка. И тут уже не принимается во внимание факт, что ее начальничек предает самые священные для нее понятия. Можно назвать это лицемерием, но таковы уж женщины! "Никогда даже не упоминай об этом мистере Оснарде! - говорит она мне вдруг. - И не смей приводить его домой, и не рассказывай о нем детям, он их отравит. Никогда не говори ему, что я согласилась сделать эту ужасную вещь, о которой ты просил, иначе уйду в молчаливую оппозицию". Вот такие дела, Энди. Говорю тебе честно и прямо, теми же самыми словами, как бы ни казалось это обидным. Когда Луиза уперлась, ее не сдвинуть даже бомбардировщиком "Стелз". Оснард забросил в рот гость орешков кешью, откинул голову на спинку кресла и начал жевать. - Лондону это не понравится. - Придется скушать, ничего не поделаешь. А куда им деваться, Энди? Оснард задумчиво продолжал жевать. "Да. Деваться им некуда, - мрачно согласился он". - И подписывать она тоже ничего не станет, - добавил после паузы Пендель. - Так же, как и Мики. - Умная девочка, - жуя, пробормотал Оснард. - Ладно. Зарплата ей будет начисляться с начала этого месяца. И убедись, что все расходы на нее учтены. Машина, электричество, отопление. Хочешь еще выпить или обойдемся? Луиза была завербована. На следующее утро Пендель проснулся с сильнейшим ощущением раздвоенности, ничего подобного за долгие годы борьбы за выживание, мелких уловок и хитростей он еще не испытывал. В него словно вселился не один, а сразу несколько человек. Причем некоторые были вовсе незнакомы ему, а кое-кто явился из прежней жизни - то были надзиратели и товарищи по заключению. Но все, сколь ни покажется странным, были на его стороне, шли вместе с ним в одном направлении, разделяли его великую цель. - Похоже, что наступает нелегкая неделя, Лу! - крикнул он жене через занавеску в душе. Это был первый пробный выстрел в начавшейся кампании. - Масса звонков, новые заказы. - Луиза мыла голову. Она очень часто мыла голову, иногда по два раза на дню. А зубы чистила раз по пять, не меньше. - Играешь сегодня в теннис, дорогая? - как можно более небрежным тоном осведомился он. Она выключила воду. - В теннис, дорогая? Сегодня у тебя игра, да? - Ты хочешь, чтоб я пошла играть? - Но сегодня четверг. В ателье клубный вечер. Мне всегда казалось, что по четвергам ты играешь в теннис. С Джо-Энн. - Ты хочешь, чтоб я играла в теннис с Джо-Энн? - Я просто спрашиваю, Лу. Ничего не хочу. Только спрашиваю. Мы же знаем, ты хочешь держать себя в форме. И тебе это здорово удается. Так. Теперь досчитать до пяти. Два раза. - Да, Гарри. Сегодня я действительно собиралась играть в теннис с Джо-Энн. - Вот и правильно. Вот и хорошо. - Приду домой после работы. Переоденусь. Потом поеду в клуб и буду играть в теннис с Джо-Энн. Корт зарезервирован с семи до восьми. - Что ж, передавай ей привет. Она славная женщина. - Обычно Джо-Энн играет два сета по полчаса каждый. Первый для тренировки удара слева, второй - для удара справа. Ну а для ее партнера все, соответственно, наоборот. Если, конечно, он не левша. Чего про меня никак не скажешь. - Ясненько. Понял. - А дети поедут в гости к Окли, - добавила она. - Будут есть там эти чудовищные чипсы, от которых толстеют, пить эту омерзительную колу, от которой разрушаются зубы, смотреть всякие мерзости по телевизору и ползать по их грязному полу - все в целях налаживания отношений между двумя семьями. - Что ж, хорошо. Спасибо. - Не за что. И она снова включила душ и принялась снова намыливать волосы. Потом вдруг резко выключила. - А после тенниса, поскольку сегодня четверг, я собираюсь посвятить себя работе. Планировать и организовывать встречи сеньора Дельгадо на следующую неделю. - Понимаю. И расписание у него весьма плотное, насколько я слышал. Впечатляет. Отдерни эту чертову занавеску. Пообещай ей, что отныне будешь настоящим. Но реальность никогда не была любимым предметом Пенделя. По дороге в школу он напевал "Цель моя возвышенна и славна", и детям казалось, что отец их пребывает в самом радужном настроении. Войдя в ателье, он вдруг увидел все как бы чужими глазами. Новые синие ковры и мебель изумляли своей роскошью. Впечатляли также "Уголок спортсмена" в стеклянной клетушке Марты и новая, сияющая позолотой рама портрета Брейтвейта. Чьих это рук дело? Моих! Его восхитил аромат свежесваренного кофе и вид свежей студенческой листовки с выражениями протеста, лежащей у него на письменном столе. Около десяти вечера звонок звонил уже почти непрерывно. И в этом звоне ему слышалось обещание. Первым потребовал к себе внимания поверенный в делах Соединенных Штатов, прибывший с помощником, бледным молодым человеком. Поверенный заказал новый обеденный пиджак, который называл смокингом. У входа в ателье стоял его бронированный "Линкольн", за рулем - строгий шофер с короткой стрижкой. Поверенный был выходцем из состоятельной бостонской семьи и провел всю жизнь, почитывая Пруста и играя в крокет. Темой его разговора было предстоящее празднование Дня Благодарения, с барбекю для всех американских семей и грандиозным фейерверком - последнее служило источником постоянного беспокойства для Луизы. - У нас нет другой более цивилизованной альтернативы, верно, Майкл? - тягучим и гнусавым голосом говорил поверенный, пока Пендель размечал воротник мелком. - Именно, - ответил бледный помощник. - Или мы будем обращаться с ними, как с порядочными воспитанными людьми, или же прямо скажем, что ребята они плохие и мы им не доверяем. - Именно, - снова согласился с ним бледный помощник. - Люди ценят уважение. Если б сам я не верил в это, то не посвятил бы лучшие годы своей жизни этой комедии под названием "дипломатия". - Не будете ли столь любезны немного согнуть руку в локте, сэр, - пробормотал Пендель, упершись ребром ладони в изгиб локтя поверенного. - Военные нас просто возненавидят, - сказал поверенный. - А эти лацканы, Гарри, они не будут оттопыриваться? Немного, на мой взгляд, крупноваты. Тебе не кажется, Майкл? - Один раз хорошенько отгладить, и вы о них и не вспомните, сэр. - Нет, на мой взгляд, все замечательно, - сказал бледный помощник. - А длина рукава, сэр? Так или чуточку короче? - Прямо не знаю, что и сказать, - ответил поверенный. - Колеблюсь. - Насчет военных или рукавов? - спросил помощник. Поверенный пошевелил запястьями, окинул их критическим взглядом. - Нет, по-моему, все замечательно, Гарри. Так и оставим. У меня нет ни малейших сомнений, Майкл, дай волю этим парням с холма Анкон, и тогда б дорогу блокировали тысяч пять человек, выстроенных в боевом порядке. И все бы кругом только и знали, что кричать о контроле за загрязнением воздушной среды. Помощник мрачно усмехнулся. - Но мы далеко не так примитивны, Майки. И философия Ницше - далеко не образец поведения для единственной в мире супердержавы, входящей в двадцать первый век. Пендель немного повертел перед собой поверенного, чтобы получше разглядеть спину. - Ну а общая длина пиджака, сэр? В целом? Сделаем чуточку длинней или удовлетворимся тем, что имеем? - Удовлетворимся, Гарри. Все замечательно, просто шикарно. И простите за то, что я сегодня немного рассеян. Просто мы пытаемся предотвратить новую войну. - И я от всей души желаю вам успеха в этом благородном деле, сэр, - со всей искренностью заметил Пендель, провожая поверенного с помощником вниз, к лимузину, возле которого расхаживал коротко стриженный водитель. Он ждал и не мог дождаться, когда же они наконец уедут. В ушах звенела божественная музыка, а он сидел и торопливо строчил в свою портновскую книгу. По мнению поверенного в делах США, трения между военными и дипломатическими американскими кругами достигли критической точки. Суть обсуждаемой проблемы сводится к тому, как лучше справиться со студенческими волнениями, если эта, по их выражению, гидра снова поднимет голову. Если верить словам поверенного, высказанным в строжайше конфиденциальной обстановке... Что они ему говорили? Да всякую ерунду. Что он услышал? Поразительные вещи! И это было всего лишь репетицией. - Доктор Санчо! - воскликнул Пендель и восхищенно развел руками. - Не виделись целую вечность, сэр! Сеньор Люсильо, страшно рад! Марта, где же наша жирная молодая телятина? Санчо был пластическим хирургом, а по совместительству - обладателем пассажирских пароходов и богатой жены, которую ненавидел всеми фибрами души. Люсильо являлся перспективным парикмахером. Оба приехали в Панаму из Буэнос-Айреса. Оба в последний раз шили у Пенделя двубортные костюмы-тройки из мохера для поездки в Европу. Оба решили заказать теперь белые пиджаки для яхты. - Как на домашнем фронте, все спокойно? - спросил Пендель, проводив дорогих гостей наверх и предложив им по бокалу. - Никаких путчей не планируется? Я всегда говорил, Южная Америка единственное на свете место, где сегодня ты кроишь джентльмену новый костюм, а через неделю видишь в этом костюме его статую. Нет, никаких путчей вроде бы не предвидится, со смехом подтвердили они. - Но Гарри, ты слышал, что сказал наш президент вашему президенту, когда думал, что их никто не подслушивает? Пендель не слышал. - Там было целых три президента, сидели в одной комнате. Панамский, аргентинский и из Перу. "Да, - говорит президент Панамы, - вам, ребятам, хорошо. Вас переизбрали на второй срок. А у нас в Панаме переизбрание запрещено конституцией. Это просто нечестно, вот что!" Тогда наш президент оборачивается к нему и говорит: "Что ж, мои дорогие, может, все потому, что я могу два раза, а вы только по одному!" Тогда президент Перу и говорит... Но Пендель так и не услышал, что же сказал президент Перу. В ушах снова запела божественная музыка, и он уже представил, как усердно записывает в портновскую книгу о закулисных попытках прояпонски настроенного президента Панамы продлить свои полномочия и в двадцать первом веке, о чем тайно поведал лицемерный Эрни Дельгадо своему личному секретарю и незаменимому помощнику Луизе, известной так же, как Лу. - Вчера вечером после заседания эти ублюдки от оппозиции подослали женщину и она дала мне пощечину, - с гордостью в голосе пожаловался Пенделю Хуан Карлос, член Законодательного собрания, пока тот размечал мелком плечи его утреннего пиджака. - В жизни еще не видел такой суки! Выходит из толпы, подбегает ко мне с улыбкой. А кругом сплошь телекамеры и журналисты. И не успел я опомниться, как влепляет мне хук правой. Ну, что мне было делать?.. Дать ей сдачи перед телекамерами, что ли? Хуан Карлос - и избивает женщин? А если ничего не сделать, так обзовут гомосеком. И знаете, что я сделал? - Просто представить себе не могу, - ответил Пендель, обмеряя талию Хуана Карлоса и прибавляя дюйм с учетом роста столь перспективного политика. - Поцеловал ее прямо в губы. Засунул язык в ее поганый рот. А она так и хрюкала от удовольствия, как свинья. Полный восторг! Все меня просто заобожали! Пендель был потрясен. Пендель был преисполнен восторга. - Так вот откуда эти слухи, уважаемый Хуан Карлос! Вот почему они выдвинули вас председателем одного весьма ответственного комитета, верно? - строго спросил он. - Что ж, видно, вскоре мне придется одевать вас для президентской инаугурации. Хуан Карлос хрипло расхохотался. - Ответственного? Комитета Бедноты?Да это самый паршивый комитет в городе! Ни денег, ни будущего. Сидим и пялимся друг на друга и знай говорим о том, как мы жалеем бедных. А потом отправляемся куда-нибудь съесть приличный ленч. В еще одной приватной и доверительной беседе за закрытыми дверями с личным помощником Эрнесто Дельгадо, высасывающий из канала все соки и действующий исключительно в интересах узкой и строго засекреченной группы панамцев и японцев, обмолвился, что в Комитет бедноты на имя Хуана Карлоса вскоре должны поступить документы весьма конфиденциального свойства, где речь идет о будущем канала. В ответ на вопрос, при чем тут Комитет бедноты, Дельгадо загадочно улыбнулся и заметил, что в этом мире далеко не все является таковым, каким кажется с первого взгляда. Она сидела у себя, за письменным столом. Набирая номер ее рабочего телефона, он так ясно представлял себе и ее, и все, что ее окружает. Элегантный коридор на верхнем этаже здания, оригинальные двери с жалюзийными отверстиями для воздуха наверху; ее просторный кабинет с высокими потолками и видом на старый железнодорожный вокзал, который так портила теперь вывеска "Макдоналдс" - предмет ее постоянного раздражения; ее суперсовременный письменный стол с мерцающим экраном компьютера и телефоном прямой связи. Момент нерешительности, перед тем как Луиза сняла трубку. - Просто подумал, может, тебе хочется съесть сегодня на ужин чего-то особенного? - А почему ты спрашиваешь? - Подумал, что по пути домой мог бы заскочить на рынок. - Салат. - Короче, чего-нибудь легкого после тенниса, да, дорогая? - Да, Гарри. После тенниса я предпочла бы какое-нибудь легкое блюдо. Типа салата. Как обычно. - Трудный выдался день? Старина Эрни совсем замучил, да? - Послушай, Гарри, чего ты от меня хочешь? - Просто хотелось услышать твой голос, вот и все, дорогая. Ему не понравился ее смех. "Что ж, в таком случае торопись, потому что минуты через две этот голос будет переводить для группы банкиров из Киото, инвестирующих портовое строительство, которые совсем не говорят по-испански и очень плохо - по-английски. И очень хотят встретиться с президентом Панамы". - Я люблю тебя, Лу. - Хотелось бы верить, Гарри. Ладно, извини, но я очень занята. - Так, стало быть, из Киото? - Да, Гарри, из Киото. Пока! "КИОТО" в полном экстазе записал он заглавными буквами. Вот это источник информации! Что за женщина! Вот это заговор! Очень хотят встретиться с президентом. И наверняка встретятся. И Марко тоже будет там и проводит их в самые секретные апартаменты Его Сиятельства. И Эрни оставит свой нимб на вешалке и тоже будет сопровождать их. И Мики узнает об этом через своих высокооплачиваемых информаторов в Токио или Тимбукту, где бы там они ни находились. И козырной агент Пендель доложит обо всем этом слово в слово. Антракт. Пендель, запершись у себя в мастерской, судорожно перелистывает местные газеты - в последнее время он скупает их все. Ничего. Ни единого упоминания о банкирах из Киото, инвестирующих портовое строительство, ни единого японца в сегодняшнем меню. Отлично. Значит, сведения об этой встрече не просочились в средства массовой информации. Стало быть, это тайная, засекреченная встреча, и Марко проведет их к президенту черным ходом, всю эту стайку узкогубых японских банкиров, притворяющихся, что ни черта не говорят по-испански, хотя на самом деле прекрасно говорят. Еще один слой магической краски, и умножаем результат на два. А кто там еще мог бы быть, кроме коварного Эрни? Ну, конечно же! Гийом! Хитрый лягушатник собственной персоной! Да вот он, стоит прямо передо мной, дрожит, будто осиновый лист! - Месье Гийом, сэр, приветствую вас, как всегда, опаздываете! Марта, стаканчик виски для нашего месье! Гийом - выходец из Лиля. Мелкий, быстрый, похож на мышку. По профессии консультант-геолог, исследующий пробы грунта в местах перспективного строительства. Только что вернулся из Колумбии, пробыл в Медельине целых пять недель. И вот теперь, захлебываясь от волнения, рассказывает Пенделю, что за время его пребывания в городе зафиксировано двенадцать случаев похищения людей и двадцать одно убийство - и это только по официальным данным. Пендель шьет ему однобортный коричневый костюм из альпаки с жилетом и запасной парой брюк. И очень искусно переводит разговор на колумбийских политиков. - Если честно, понять не могу, как это их президенту хватает совести показываться на людях! - говорит он. - Все эти скандалы, убийства, наркотики! Гийом отпивает глоток виски и растерянно моргает. - Гарри, я каждый день благодарю бога за то, что я всего лишь навсего простой инженер. Копаю. Изучаю почву. Пишу отчет. Потом уезжаю домой. Обедаю. Занимаюсь любовью с женой. Существую. - Плюс еще получаете очень приличную зарплату, - напоминает ему Пендель. - Да, и аванс тоже, - согласился Гийом. И нервно уставился в высокое зеркало, словно ища там подтверждение своему существованию. - И первым делом несу денежки в банк. И если кто-то вдруг захочет пристрелить меня, пусть знают, что это напрасная трата сил и средств. Еще одним участником встречи был француз по имени Гийом Делассу, вышедший на пенсию выдающийся специалист по геологии. В настоящее время работает по найму, обладает обширными международными связями на политическом уровне, в том числе и с меделлъинским картелем. Ценится в определенных кругах как несравненный интриган международного уровня, считается опаснейшим человеком в Панаме. Время ленча. Сандвичи Марты с тунцом пользуются особым успехом. Сама Марта поспевает везде, и в то же время ее будто бы и нет вовсе, она нарочно избегает встречаться взглядом с Пенделем. Густые клубы сигаретного дыма, грубый мужской смех. Панамцы умеют повеселиться, теперь можно заниматься этим и в клубе "П и Б". Рамон Радд привел с собой красивого мальчика. Пиво разливают из ведерка во льду, бутылки вина обернуты тканью, чтоб не согрелись, повсюду разбросаны местные и заграничные газеты, непрерывно звонят мобильники. Пендель един в трех ипостасях - он и портной, и гостеприимный хозяин, и шпионских дел мастер. Так и мечется между примерочной и клубной комнатой, время от времени забегает в кабинет, записать несколько фраз в портновскую книгу, чтобы, не дай бог, не забыть. Он слышит больше, чем говорят, запоминает больше, чем слышит. Старый гвардеец - и к нему очередь новых рекрутов. Разговоры, по большей части, вертятся вокруг скандалов, денег и лошадей. Говорят также о женщинах и реже - о канале. Беспрерывное хлопанье входной двери, гул голосов, в котором вдруг прорезаются крики: "Рафи! Мики!" Это когда в клубе появляется парочка знаменитых плейбоев. Рафи весь в золотых цепях, кольцах и браслетах, сверкает золотыми зубами и новенькими итальянскими туфлями. А на плечи накинут пестрый пиджак от "П и Б", потому что Рафи ненавидит скучные тусклые вещи. Он любит яркие пиджаки, смех, солнце и жену Мики. И сам Мики, мрачный и несчастный, но цепляющийся за своего друга Рафи, словно утопающий за соломинку. Словно Рафи - это единственное, что у него осталось после того, как он напился и распугал всех остальных. Эти двое входят вместе и тут же разделяются. Рафи облепляет целая толпа, Мики же направляется в примерочную, и его бог знает какой по счету костюм должен быть изысканнее, чем у Рафи, нарядней, чем у Рафи, дороже, чем у Рафи, прохладней, соблазнительней. Ну, что, Рафи, ты по-прежнему собираешься выиграть скачки на Золотой кубок первой леди в воскресенье? Затем вдруг гул голосов стихает. И над ними доминирует уже один голос, Мики, звучный и печальный, доносящийся из примерочной. И объявляющий всей честной компании, что его новый костюм - просто кусок дерьма. Он говорит это сначала одними словами, потом другими, и все прямо в лицо Пенделю. Точно бросает вызов, который он должен был бросить Доминго, но не осмелился, и вместо этого нападает на Пенделя. А затем повторяет все то же самое, но уже в новой, более резкой и непристойной форме, потому что знает: собравшиеся ожидают от него именно этого. И Пендель, стоящий всего в двух футах, замирает, и лицо его каменеет от злобы. В другой день Пендель просто отошел бы на шаг, добродушно отшутился, предложил бы Мики выпить, пригласил бы зайти в другой раз, когда он, Мики, будет в лучшем расположении духа. Или же тихонько проводил бы его вниз и усадил в такси. Между товарищами по заключению и прежде разыгрывались подобные сцены, и Мики на следующий же день признавал свою ошибку. Присылал дорогие подарки: орхидеи, вино, драгоценные антикварные безделушки, и ко всему прилагалась карточка со словами извинения и благодарности. Но ожидать этого от Пенделя сегодня было никак нельзя. Вселившаяся в него черная кошка гнева сорвалась с поводка и набросилась на Мики, ощерив зубы и выпустив когти. И принялась терзать и рвать его на части с яростью, которой никто и никогда не ожидал от Пенделя. Чувство вины, которое он испытывал перед Мики за то, что пользовался его моральной неустойчивостью, злословил о нем, эксплуатировал его, продавал, навещал в тюрьме и был свидетелем его унижения, выплеснулось наружу, трансформировавшись в слепую ярость. - Почему я не могу шить костюмы, как Армани ? - несколько раз повторил он, не спуская глаз с изумленного лица Мики. - Почему я не делаю такие костюмы, как у Армани? Поздравляю, Мики! Ты сэкономил тысячу баксов. Так что сделай мне одолжение. Ступай к Армани и купи себе костюм. А сюда больше не возвращайся. Потому что у Армани костюмы от Армани получаются лучше, чем у меня. Дверь вон там. Мики не сдвинулся с места. Его выставили в самом смешном виде. Разве мог мужчина столь внушительных размеров купить себе готовый костюм от Армани? Но Пендель все не унимался. В груди кипели стыд, ярость и предчувствие надвигающегося несчастья. Мики - мое творение, Мики - мой провал, мой товарищ по заключению, мой шпион, посмел явиться и оскорблять меня в моем собственном доме! - Знаешь что, Мики? Костюм от меня не рекламирует мужчину, он его определяет. Возможно, ты просто не хочешь этого. Боишься. Возможно, в тебе просто нечего определять. Взрыв смеха из комнаты. И Мики тут же понял, в чей адрес. - Костюм от меня, Мики, это не пьяный выкрик. Это линия, это форма, это силуэт, который радует глаз. Он сдержанно подсказывает миру, что ему надо о тебе знать, но не больше. Старина Брейтвейт называл это благоразумием. И если кто-то все же замечает, что костюм от меня, я прихожу в смущение. Значит, в нем что-то не так. Мои костюмы предназначены вовсе не для того, чтоб улучшать внешность, делать тебя самым красивым парнем в комнате. Они ничуть не вызывающи. Они лишь намекают. Они позволяют строить предположения. Они делают тебя притягательным для людей. Они помогают тебе улучшить жизнь, расплатиться с долгами, стать влиятельным человеком в этом мире. Потому что когда придет мой черед последовать за стариной Брейтвейтом на великое предприятие под названием небеса, мне почему-то хочется верить, что я увижу там людей, расхаживающих по улицам в моих костюмах и имеющих о себе самих лучшее мнение благодаря именно этому обстоятельству. Слишком уж много во мне всего накопилось, Мики. Настал твой черед разделить со мной эту тяжкую ношу... Он умолк и перевел дух, к горлу подкатывала икота. Собрался сказать что-то еще, но тут вмешался Мики. - Гарри, - прошептал он, - клянусь богом, все дело в штанах. Больше ни в чем. В них я выгляжу стариком. Состарившимся прежде времени. И не вываливай на мою несчастную голову всю эту муру. Я и без того знаю тебе цену. В висках у Пенделя застучало. Он очнулся, огляделся и увидел встревоженные и удивленные лица своих клиентов. Потом перевел взгляд на Мики - тот сжимал в руке брюки из альпаки. В точности таким же жестом прижимал он к груди оранжевые штаны от своей тюремной униформы, точно боялся, что кто-то их отберет. Он увидел Марту, застывшую неподвижно как статуя, на ее изуродованном лице отражались испуг и неодобрение. Он разжал кулаки, опустил руки и выпрямился в полный рост. - Вот что, Мики. Я доведу эти брюки до совершенства, - уже более мягким тоном заверил он друга. - Совсем не хочу, чтоб мы тут с тобой грызлись. Насчет брюк ты, пожалуй, прав. Да весь мир просто влюбится в тебя в этих брюках! И в пиджаке тоже. И пока что еще не знаю, кто будет платить за этот костюм, ты или я. Как думаешь? - Господи... - прошептал Мики и оперся на руку Рафи. Ателье опустело и погрузилось в полуденную спячку, клиенты разошлись. Пора зарабатывать деньги, утешать жен и любовниц, заключать новые сделки, ставить на лошадей, собирать сплетни. Марта тоже исчезла. Наверное, занимается. Сидит, зарывшись в свои книги. Пендель вернулся в раскроечную, включил Стравинского, убрал со стола оберточную бумагу, куски ткани, мелки и ножницы. Открыл свою портновскую книгу на последних страницах, там, где начал вести шифрованные записи. И напрочь забыл о выходке друга, просто не позволял себе больше думать об этом. Муза звала. Затем вырвал из чековой книжки на пружинке листок разлинованной бумаги, украшенный почти королевской эмблемой дома "Пендель и Брейтвейт". Ниже каллиграфическим почерком Пенделя был выписан счет на имя мистера Эндрю Оснарда, на сумму в две с половиной тысячи долларов и на его домашний адрес в Пайтилла. Пендель разложил чековую книжку на ровной и твердой поверхности стола. Затем взял старую ручку, приписываемую легендой самому Брейтвейту, и архаичным почерком, который он долго вырабатывал, поскольку именно такой был принят в портняжной среде, дописал чуть ниже несколько слов: "постарайтесь оплатить безотлагательно, буду очень обязан", что на условном языке означало, что в чеке кроется нечто большее, чем просто просьба о деньгах. Затем из папки в среднем ящике стола он извлек лист чистой белой бумаги без всяких там водяных знаков (Оснард дал ему целую пачку) и принюхался к ней. Так он делал всегда. Она не пахла ничем. Ну, разве что совсем чуть-чуть, тюремным дезинфектантом. Ты просто окружен всякими волшебными веществами, Гарри. Чего стоит, к примеру, копирка для одноразового использования. А что ты делаешь, когда получаешь такой листок? Проявляю его, дубина, что ж еще, по-твоему? Где, Энди? И как? Занимайся своим делом и не морочь голову. В ванной. И заткнись наконец, надоел. Осторожно наложив копирку на счет, он достал из ящика сверхтвердый карандаш "2Н", тоже подаренный Энди, и начал писать под звучные аккорды Стравинского. До тех пор, пока Стравинский вдруг не стал раздражать его, и он выключил проигрыватель. У дьявола всегда самые сладкие песни, говорила тетушка Рут. Он поставил Баха, но вдруг вспомнил, что Луиза просто обожает Баха, и, снова выключив проигрыватель, работал в благословенной тишине, что было вовсе для него нехарактерно. Выводил слово за словом, приподняв от усердия брови и высунув кончик языка. Мики был забыт, беглость снова взыграла в нем. Он писал и прислушивался, не раздадутся ли за дверью подозрительные шаги или шорох. И постоянно сверялся с иероглифами в портновской книге. Изобретал и обобщал. Организовывал, усовершенствовал. Придавал черты правдоподобности. Искажал факты. Выстраивал порядок из хаоса. Ему так много надо успеть сказать. А времени так мало. Японцы за каждым углом. Китайцы с континента их подстрекают... Пендель парил в небесах. То взлетал на самые вершины, то опускался на дно. То он гений, то раб своего болезненного воображения, то повелитель своего царства, то принц и лакей в одном лице. И черная кошка всегда рядом. И французы, как всегда, участники заговора. Да это настоящий динамит, Гарри, мальчик! Власть гнева, вот он нагнетается, набухает, затем находит выход, и происходит взрыв. И освобождение. Он царь и властелин всего земного, он доказательство величия божьего замысла. Греховное головокружение творца и созидателя, занятого расхищением, воровством, искажением, изобретением. И все это дело рук и мысли всего лишь одного, доведенного до крайности и разгневанного мужчины, жаждущего искупить свою вину. И рядом постоянно бьет хвостом кошка. Так, сменить копирку, смять в комок использованную, выбросить в корзину. Перезарядить и продолжать палить из всех орудий. Вырывать страницу за страницей из портновской книги - и в огонь их, в огонь! - Кофе хочешь? - спросила Марта. Величайший на свете конспиратор, оказывается, забыл запереть дверь. В камине за спиной пылал огонь. Обугленные комки бумаги следовало еще растоптать и растереть в порошок. - Кофе был бы очень кстати. Спасибо. Она затворила за собой дверь. Стояла скованная, на лице ни тени улыбки. - Помощь нужна? И избегала смотреть ему в глаза. Он вздохнул. -Да. - Что надо сделать? - Скажи, если бы японцы действительно планировали втайне построить новый канал и заручились поддержкой панамского правительства, как поступили бы студенты, узнав об этом? - Сегодняшние студенты? - Ну да, твои. Те, что говорят с рыбаками. - Устроили бы бунт. Вышли на улицы. Атаковали бы президентский дворец и Законодательное собрание, блокировали бы канал, призвали бы к всеобщей стачке, попросили помощи у других стран региона, начали бы антиколониальный крестовый поход по всей Латинской Америке. Потребовали бы свободы для Панамы. И еще мы подожгли бы все японские лавки и повесили бы всех предателей, начиная с президента. Достаточно? - Да, спасибо. Уверен, что вполне подойдет. И еще, наверное, собрали бы людей, что живут по ту сторону моста, - задумчиво добавил он. - Естественно. Студенты - это всего лишь авангард пролетарского движения. - Мне страшно жаль, что так вышло с Мики, - пробормотал после паузы Пендель. - Не знаю, что на меня нашло. Не мог остановиться. - Если не можем нанести удар врагу, бьем по друзьям. Тебе, должно быть, это хорошо известно. - Да, знаю. - Медведь звонил. - Насчет статьи? - Нет, о статье не упоминал. Сказал, что ему надо с тобой повидаться. Срочно. Он на своем обычном месте. И знаешь, он так говорил... точно угрожал. Глава 17 Бульвар Бальбоа" на Бальбоа Авеню являл собой просторный пивной бар с низко нависающим потолком из полистирена и фонарями в решетчатых деревянных абажурах. Несколько лет тому назад его взорвали, никто уже не помнил, почему. Большие окна выходили на Бальбоа Авеню, за ней виднелась полоска моря. За длинным столом под защитой телохранителей в черных костюмах и темных очках сидел мужчина с тяжелой челюстью, рядом стояла телевизионная камера. Медведь на своем месте, сидит и читает собственную газету. Столы вокруг него пусты. На нем полосатый блейзер от "П и Б" и шестидесятидолларовая шляпа-панама из бутика. Черная пиратская бородка так и блестит, сразу видно, что недавно вымыта шампунем. И к ней очень идут очки в черной оправе. - Ты звонил, Тедди, - решился напомнить ему Пендель, после того как просидел не меньше минуты по другую сторону от развернутой газеты. Газету нехотя отложили. - О чем это ты? - спросил Медведь. - Ты звонил, я пришел. А знаешь, блейзер отлично на тебе смотрится. - Кто купил рисовую ферму? - Один мой друг. - Абраксас? - Ну, конечно, нет. - Почему это "конечно, нет"? - Сидит без денег. - Кто это тебе сказал? - Он, кто ж еще. - Может, ты платишь Абраксасу? Может, он на тебя работает? Может, вы вместе торгуете наркотиками, как его отец? - Тедди, ты что, с ума сошел? - Как это тебе удалось рассчитаться с Раддом? Кто такой этот сумасшедший миллионер, которым ты хвалишься на всех углах, даже не давая Радду и рта открыть? Это же просто оскорбительно! На кой хрен ты открыл этот дурацкий клуб у себя в лавке? Что-то кому-то продал? Что вообще, черт возьми, происходит? - Я портной, Тедди. Шью одежду для джентльменов, потихоньку расширяюсь. Собираешься бесплатно дать мне рекламу в своей газете? Не так давно была статья в "Майами Геральд", не знаю, может, ты читал... Медведь вздохнул. Голос у него был страшно невыразительный. Сострадание, человечность, любопытство - все это вытравилось из него давным-давно. Если вообще когда-то было. - Позволь объяснить тебе кое-какие принципы журналистики, - сказал он. - Я зарабатываю деньги двумя путями. Первый: люди платят мне за сочинительство историй, вот я их и сочиняю. Я ненавижу писанину, но должен что-то жрать, должен финансировать свои аппетиты. Второй: люди платят мне за то, чтоб я не писал историй. Это для меня куда как лучше, потому что не надо ничего кропать, а денежки идут. И если правильно разыграть карты, то за ненаписанное я получаю больше, чем за всякие там байки. И, наконец, есть третий способ, который не нравится мне вовсе. Я называю его своим последним источником. Иду к кое-каким людишкам в правительстве и предлагаю купить у меня кое-какую информацию. Но этот способ оптимальным не назовешь. - Почему? - Знаешь, не люблю торговать втемную. Когда имеешь дело с обычным человеком, ну, к примеру, таким, как ты или вон тот, и я знаю, что могу погубить его репутацию, или бизнес, или брак, и он тоже это знает, тогда весь вопрос в цене. И мы всегда можем с ним договориться, это нормальные коммерческие отношения. Но когда я иду к людям из правительства, - он удрученно покачал головой, - то понятия не имею, что представляет для них ценность. Некоторые из них умны. Другие просто ослы. Там не поймешь, знают они или просто не говорят тебе. Так что переговоры сводятся к блефу. Я блефую, они в ответ тоже, времени уходит уйма. Иногда они тоже угрожают мне каким-нибудь досье, что на меня имеется. И мне не хочется тратить на это жизнь. Хочешь, чтоб сделка состоялась, давай мне ответ и быстро, и избавь от лишних хлопот. И тогда я назову тебе приличную цену. А поскольку в твоем распоряжении имеется сумасшедший миллионер, то его, очевидно, следует учитывать при оценке твоих средств. Пендель принялся изображать улыбку. Она возникала постепенно: сначала в одном уголке рта, потом - в другом, затем затронула щеки и наконец глаза, когда взгляд удалось сфокусировать. И наконец голос. - Знаешь, Тедди, создается впечатление, что ты собрался применить ко мне один старый фокус. Говоришь мне: "Улетай, улетай, всем все известно", а сам рассчитываешь перебраться в мой дом, когда я буду еще на пути к аэропорту. - Ты работаешь на американцев? Знаешь, кое-кому в правительстве это может не понравиться. Когда на их территорию суется англичанин, они тоже готовы применить самые жесткие меры. Другое дело, когда они сами занимаются этим. Предают собственную страну. Но это их выбор, они здесь родились. Это их страна, и они могут поступать с ней как им заблагорассудится, такими уж создал их господь. Но ты являешься сюда со стороны, ты иностранец, и предаешь вместо них, и они этого не потерпят. Даже представить невозможно, что они с тобой сделают. - Ты прав, Тедди. Должен с гордостью признать, я действительно работаю на американцев. Генерал, главнокомандующий Южной группировкой, просто обожает простые однобортные пиджаки, к которым заказывает дополнительную пару брюк и еще такую штуковину, которую предпочитает называть жилеткой. Поверенный в делах, тот, напротив, любит смокинги из тонкого мохера и твидовые пиджаки, последние носит исключительно в отпуске, в Норт-Хейвен. Пендель поднялся и почувствовал, как мелко дрожат у него колени. - Ты не знаешь обо мне ничего плохого, Тедди. Если б знал, то не спрашивал бы. А причина, по которой ты не знаешь обо мне плохого, заключается в том, что и нечего знать. И раз уж мы обсуждаем денежные проблемы, буду очень признателен, если ты наконец заплатишь мне за этот симпатичный блейзер. Чтобы Марта могла накупить себе новых книжек. - Как ты можешь трахать эту уродливую полукровку! Нет, это выше моего понимания. Пендель оставил Медведя в той же позе, в какой нашел: голова откинута, бороденка вздернута, сидит и читает то, что напечатал в своей газете. Приехав домой, Пендель с горечью обнаружил, что там ни души. Так вот каково оно, его вознаграждение за тяжкие повседневные труды! Мужчина с двумя профессиями, вкалывающий до полного изнурения, должен сам привозить себе еду по вечерам. Но есть и утешительные обстоятельства. На письменном столе Луизы лежит отцовский портфель. Открыв его, он достает объемистый офисный дневник с выбитой на обложке готическим шрифтом надписью: "Доктор Э. Дельгадо". Рядом с ним угнездилась папка с разного рода заметками и корреспонденцией, помеченная одним словом: "Встречи". Позабыв обо всем на свете, в том числе и об угрозах Медведя, Пендель вновь превращается в завзятого шпиона. Включает яркую настольную лампу. Подносит зажигалку Оснарда к одному глазу, щурит второй и щелкает, глядя в крошечный глазок, стараясь, чтобы в объектив не попал кончик носа и пальцы. - Мики звонил, - говорит из постели Луиза. - Сюда? - Нет, мне на работу. Опять собирается покончить с собой. - О, господи!.. - Говорит, что ты сошел с ума. Что совсем лишился рассудка. - Что ж, очень мило с его стороны. - И знаешь, я с ним согласилась, - и с этими словами она выключила свет. Это было их третье казино за воскресную ночь, но Энди, несмотря на обещание Фрэн, все не решался испытать судьбу. Она почти не видела его последнюю неделю, не считая нескольких часов сна по ночам да торопливых любовных утех по утрам, перед тем как он в спешке отбывал на работу. Всю остальную неделю он проводил в посольстве в обществе Шепарда, тот в свитере "фэрайл" (25) и черных парусиновых туфлях на резиновой подошве только и знал, что бегал за кофе. Так, по крайней мере, представляла себе Фрэн. Не слишком справедливо с ее стороны обувать Шепарда в черные парусиновые туфли, ведь она никогда не видела на нем таких. Но при виде Шепарда всякий раз вспоминала своего учителя по физкультуре, на нем всегда красовались такие туфли, и