Оцените этот текст:



     Издательство "Х. Г. С.", М., 1997
     OCR: А.Ноздрачев (nozdrachev.narod.ru)
     ---------------------------------------------------------------



     И было утро - слушайте, слушайте! И было утро, и был  вечер, и полыхали
зарницы, и  южный ветер сгибал тамаринды, и колхозная рожь трепетала в лучах
заката.
     Мой разум  глох и сердце оскудевало, и не хватало дыхания, и  грудь моя
теснилась от миллиона предчувствий, и я в первый раз поглядел на небо.
     Я, никогда не смотревший на небо. И - в тот же час - свершилось! Сквозь
метания беспокойных звезд
     ворвался в унылую  музыку сфер охрипший  хор серафимов, и завеса времен
заколыхалась от сумасшедшего томления, и надвое раздралась.
     И вопль озарения оглушал меня и опрокинул в придорожную канаву;
     и кто-то давился от  смеха над моей головой, и  тряс  меня за волосы, и
говорил:
     "Что делаешь Ты, Брат Мой, в этом мире?"
     И я поднял голову, и  дышал в пространство водочным перегаром, и ничего
не видел кроме тьмы,
     и  холодная грязь  текла  мне  за шиворот, и было утро, и  был вечер, и
полыхали зарницы, и взгляд мой выражал недоумение, смешанное со страхом.
     И уши мои вздымались и дыхание мое было прерывисто.
     И бесплотный сосед мой говорил мне:
     "Слушая Меня  - теперь - самый светлый из всех онемевших - Ты хорошо ли
исчислил сроки?
     Я один из тех - кто с Ним и с Тобой пребыли до скончания - Ты помнишь?
     Болван Иегова - мы ничего не забыли - теперь - хочешь ли идти со мной?"
     Так говорил тот, кому я внимал и кто не хотел быть зримым,
     И я отвечал ему:
     "Кто бы ты ни  был, слова твои  ложатся мне  на сердце, но божественный
синтаксис твой не вполне изъясним".
     И он рассмеялся, и сказал мне:
     "Наступит время и Ты  поймешь, - с тех пор как звезда наша стала заново
восходить и перепуганный Творец  ввел в наших сферах систему тайных доносов,
ни один мыслящий  придурок не хочет  быть понятым в пределах, указанных Тем,
чей дух почил на Тебе с ударом молнии, возвестившей мое явление;
     и  вот  -  прежде чем  расступится тьма и Ты  возвратишься  в  тот мир,
которому  теперь не принадлежишь, - сердце Твое сто тридцать раз сожмется от
страха  и  таинственных  речей, и увидишь  край,  где томятся  души воинства
Люцифера и изведаешь силу трех испытаний, соблазнительнее тысячи бездн,  - и
тогда  разум Того,  чьи  милости  скрыты, осенит Твою голову, разбухающую от
неведения, Ты этого хочешь? - мой юный Страдалец - Ты хочешь идти со мной?"
     И он говорил, и меня забавляло проворство его  декламаций, и все голоса
во мне смолкли перед сладкой потребностью чуда,
     и лила становилась  бездонной, и я  заклинал его назвать себя,  и он не
хотел,
     и шептал  мне  на  ухо,  и обливал меня  дождем, щекотал, и  смеялся, и
уносил меня на крыльях блеющего смеха,
     и,  унося,  раздвигал   мои  пределы,  и   обволакивал  рассудок  тьмой
непроницаемых аллегорий, и все горизонты свивались в кольцо,
     и  опрокинулся  небосвод,  и  в  нем  растворились  ликующие наши тела,
отрешившиеся от бремени измерений,
     и  свистели полоумные ветры, и с грохотом  проносились  тысячелетия  из
конца в конец эфирных равнин.
     И распахнулись врата Адовы.



     "Не бойся  открыть  глаза, - говорил  мне дух,  сроднившийся со мной  в
изнуряющих блаженствах полета, -
     "Не бойся  открыть  глаза,  мой Усталый  Брат. Вот  мы  перешли  рубеж,
отделяющий горные сферы от пределов осужденных на покаяние и вечные муки".
     И первое искушение уготовано было мне,  и глаза, повинуясь, отверзлись,
и раскованный взгляд блуждал среди мрачных теснин,
     и дымные факелы озаряли  утесы оловянным мерцанием, и  на бледные  щеки
каждого из поверженных ангелов бросали сто тридцать фиолетовых бликов.
     "Слушай, слушай, - шептал мне дух, скрывающийся в тени, -
     "Слушай их траурный плач, Мой Усталый Брат,
     вот мы перешли рубеж, за которым умеют улыбаться только дубовые головы.
     Не бойся нарушить гармонию их безысходной печали, - Твое избранничество
разбудило все упования в душе их бунтующего Отца, -
     Твое же явление - скрепит ваши узы".
     И - всколыхнувший вековые мерцания - я вошел в их пределы,
     и  заметалось  пламя  тысячи лампад,  и  толпы  бескрылых  детей Сатаны
восклонились от каменного ложа, и обратили взоры ко мне, и отряхнули пыль  с
нетленных ушей,
     И - вместе  со мной - застыли,  в звучании властного и пропитого голоса
Хозяина Преисподней:
     "Прежде -
     Прежде, нежели был Предвечный, -
     Я есмь. В бестолковых  и буйных первоосновах бытия - Я царил единый,  и
дух отца не оспаривал Моей власти;
     ни одно начало тогда  не имело своих  начал,  и  легионы  ангелов,  Мне
подвластных, еще не испытывали томления о свете
     и довольствовались игрой первозданных стихий.
     Он  явился  -  Тот,  кого  зовут  Всемогущим  -  с  первой  комбинацией
элементов, положившей начало Гармонии и Порядку;
     и сделал их принципами унылых актов творения, и свет отделил от тьмы, и
явились Земля и светила на тверди небесной;
     и сонмы крылатых поддались дешевому обаянию Его вселенной дисциплины.
     Но  во  всех,  кто остался  мне  верен, тупая Его  величавость вызывала
мигрень и блевоту".
     Так говорил Сатана.
     "И Я отошел -
     И Я  отошел в изгнание, и пробил час - Мне опостылел мерный анапест его
обезьяньих прыжков,
     И Тот, ради Кого ты покинул Землю, первый подал сигнал к мятежу;
     И вот - надо ли теперь говорить о безрассудстве моего призыва! -
     все, чем мы располагали,  Свинья  Вседержитель  истребил с  первобытной
свирепостью,
     И  ослепил  нас  сиянием вшивых лат Михаила  Архангела,  и  обрезал нам
крылья,
     и  сбросил  нас  туда, где  теперь  надлежит  нам томиться  три  дюжины
вечностей".
     Так говорил Сатана.
     "Вот ты видишь -
     Вот  - ты видишь нас  не  в сверканий славы, но изнуренных бессоницей и
размышлением;
     души  Моих  сыновей  плесневеют от недостатка  блаженства,  и  столетия
протекают как вздохи, но говорю вам - слушайте! слушайте! -
     но  говорю вам: здесь, за пределами  света, Я провижу иные просторы для
наших бескровных сражений. -
     С  нами сливается разумная сила созданий, унаследовавших от Адама весну
первородного греха
     И,  по  мысли  Творца,  рожденных для отбывания  трудовой  повинности и
вознесения хвалы.
     С тех пор, как чета согрешивших покинула райский сад,
     хороводы бесов, подвластных Мне, преодолели бездействие - и взвились от
недр Преисподней к сердцам огорченных каналий,
     и всякую мысль их обвивали сомнением, и каждый порыв извращали;
     и мудрость зодчих  Вавилонской башни, презревших  благоразумие, и Ноеву
страсть к опьянению,
     и  стыдливость  Евы,  и   кротость  Авеля,   и  тысячи  иных  аномалий,
противоречащих  естеству, преследовало  с тех пор  их племя,  взамен избытка
жизненной силы, завещанной от Бога".
     Так говорил Сатана.
     "Сто  тридцать  недугов сковали  им их  слабеющие  суставы,  и лица  их
бледнели от угрызений.
     И нравственные соображения преодолевали расчет, и в судорогах священной
болезни рождались новые пророчества,
     и мифы о зачатии таинственных гениев без участия производящего  фаллоса
и вне лона воспринимающей, -
     и головы  их  перестали  пустовать с тех пор, как склонились к подножию
идеалов и надгробиям усопших.
     По велению Моему  - сумасброды - отшельники - постом и молитвой смиряли
волнения бунтующей плоти.
     И в самом сосредоточении хамства и дарвинизма расслабляли души разумных
продуманной чертовщиной - <...>!
     [Здесь и далее <...> - пропуски и рукописи.]
     Я НАЧИНАЮ ПОТОМ, ИСКЛЮЧАЮЩИЙ ВЕРОЯТНОСТЬ КОВЧЕГА - <...>
     отныне  -  не  суждено  Мне  внушать заблуждения  библейским  авторам и
экзегетам
     и -  от  досады  -  сморкаться вслед голубку, несущему от Арарата ветку
зеленой оливы!"
     Так говорил Сатана. И, восстав, привлек меня и дышал мне в лицо:
     "Восприемник Разума - <...>
     Восприемник Разума и Духа Моего - <...>, войди и выйди, и следуй,
не оскверняя уст -
     сам себя лишивший благ и уклонившийся от удовольствий,
     разделяющий с нами бремя наших вериг - изначала, - вдумайся  в то, чего
нет;
     и с этих пор - земное благоденствие перестанет быть желанием для Тебя,
     и в  тысяче  действий  и  слов Твоих  - отныне - не  станет ни единого,
продиктованного здравым смыслом,
     и  трижды счастлив, ангелоподобный, запечатлеешь  Меня и поведаешь миру
все, чего не сказал Тебе прослывший Лукавым".
     "Благословен - <...>"
     "Благословен  грядущий  во  Имя  Отца",  -  a  capella   вступили  хоры
бескрылых,
     и от века падшие, ликующе рыдали, как трагики, как новорожденные дети,
     как  я,  теперь сопричастный, - и в сладостном ударе, между обмороком и
эйфорией, - "Свершилось!
     Иди за Мной - и до конца свершится - в самых темных  углах  Вселенной -
иди за Мной, мой Усталый Брат".



     И второго искушения настал черед, и, светлеющая тварь,  я отделился  от
духа, сопутствующего мне и избавляющего от соблазнов,
     и очнулся в образе, неведомом мне, и в той земле, где доселе не был.
     И дышал, охмеленный запахом всех  незабудок, и земное томление проливал
мне в грудь удушливый сумрак  оранжерей, и  в  волнах лунного света нежились
бесстыдницы - сильфиды;
     и вот явилась мне дева, достигшая в красоте пределов фантазии,
     и подступила ко мне, и взгляд ее выражал желание и кроткую решимость;
     и - я улыбнулся ей,
     она - в ответ улыбнулась,
     я - взглянул на нее с тупым обожанием,
     она - польщено хихикнула,
     я - не спросил ее имени,
     она - моего не спросила,
     я - в трех словах выразил ей гамму своих желаний,
     она - вздохнула,
     я - выразительно опустил глаза,
     она - посмотрела на небо,
     я - посмотрел на небо,
     она - выразительно опустила глаза,
     и - оба  мы,  как водится,  испускали  сладостное дыхание, и нам  обоим
плотоядно мигали звезды,
     и  аромат расцветающей флоры кутал наши зыбкие  очертания в мистический
ореол,
     и лениво журчали в канализационных трубах отходы бесплотных организмов,
и классики мировой литературы уныло ворочались в гробах,
     и - я смеялся утробным баритоном,
     она - мне вторила сверхъестественно-звонким контральто,
     я - дерзкой рукой измерил ее плотность, объемы и рельеф,
     она - упоительно вращала глазами,
     я - по-буденновски наскакивал,
     она - самозабвенно кудахтала,
     я - воспламенял ее трением,
     она - похотливо вздрагивая, сдавалась,
     я - изнывал от бешеной истомы,
     она - задыхалась от слабости,
     я - млел,
     она - изнемогала,
     я - трепетал,
     она - содрогалась,
     и - через мгновение - все тайники распахнулись и отверзлись все бездны,
и в запредельных высотах стонали от счастья глупые херувимы
     и Вселенная застыла в блаженном оцепенении, и -
     и - Тот же незримый схватил меня за шиворот, и проблеял мне в уши:
     "Что делаешь Ты, Брат  Мой, в  этом мире, Ты, который больше  чем божий
мир?"
     И  вздрогнул, и  оглянулся, и сто  тридцать  мгновений боролось во  мне
бешенство желаний с тихим безумием Идеи,
     и сердце отвергнутой надломилось; и рыдала на ложе из зелени.
     И  с тех  пор много дев домогалось меня, и я отворачивался,  истлевая в
пламени вожделений, и искали убить меня, и я смеялся.
     И вот я преодолел земное тяготение, и как Феникс из огня,  из тернового
куста Иегова, - выпорхнул, пронизанный лунным светом.
     И душа моя вместительнее Преисподней.



     И  третьего искушения  настал черед,  и вот Меня,  восставшего из грязи
человеческих страстей,
     воспринял дух, наставляющий мой полет к высям последней надежды
     и  -  сквозь  завесы  вселенских  круговращений  -  ослепляли наш  взор
очертания сфер - пламенеющих в отдалении,
     и вставал, как в бреду одержимый, лучезарный престол Всеблагого.
     И  светлым,  как  полнолуние,  и  кротким,  как  стадо  овец  на  лугах
псалмопевца Давида,
     оставалось  чело  Искупителя,  воссевшего  одесную   в  ореоле  голубой
меланхолии,
     и  улыбался   сквозь   слезы,  приветствуя  наше  явление   из  пустоты
междумирий.
     И говорил нам:
     "Бледнолицые странники - томимые жаждой успения  - кто  бы вы ни были -
оставьте лукавство, и не обойдет вас милостью Творец, простирающий  благость
свою на всех, кто ее заслуживает".
     И мы отвечали Ему:
     "Не затем, чтобы вкусить услады и прозябания в ваших пределах.
     И  не  ожидая  покровительства  Господня мы  стремили, заблудшие,  свой
полет.
     Но разбудить Твой дремлющий дух и к радостному покаянию призвать  тебя,
дружище Иисус" - <...>.
     И он отвечал нам:
     "Что говорите, не ведаете. Взгляните - остановили порхание наивные дети
света,
     И  небесное воинство бывает  бесцеремонно, когда  бороздят морщины чело
Михаила Архангела, - Я не знаю вас,
     но тот, чьи враги помутили  ваш разум,  - среди вас пребывает и ныне, и
присно,
     и у подножия престола Его - о каком еще служении говорите вы?"
     И улыбнувшись, хранители тайны неизреченной, мы отвечали Ему:
     "Нелепости в толковании Творца бесчисленны, как Его творения, и нам все
они ведомы, и  благодать  Его, та, что святой Франциск назвал неодолимой, не
коснулась нас.
     И Ты, обвиняющий нас, Ты, служивший Ему действием и намерением,
     научил нас верить,  что не поступками,  но  Словом измеряется  ценность
разумного создания.
     И тысячу раз был прав сказавший  в Тивериаде: "Он  изгоняет бесов силой
царя бесовского",
     потому что  названый  Отец  твой -  по милости  твоей  - никогда уже не
вернет последовательность в мир краснощеких язычников.
     И  дары  Его  -  с тех  пор  как  были тобой  отвергнуты  -  для  всех,
разделивших твой энтузиазм, утратили элемент очарования.
     Одолевший  соблазны  суетных  видений,  Ты, сам  не  сознавая  того,  -
прорицатель <..>
     утратил, перед лицом Господним, последнюю надежду на исправление,
     и, испустивший дух под охраной божественного промысла,
     был по расчету усыновлен во времена апостолов - невозвратимо -
     тех  апостолов,  что  инсценировали  вознесение,  из   боязни  прослыть
богоотступниками.
     И если престол Его неколебим,
     мы  -  сто  тридцать  недель спустя -  рассмеемся  от  бессилия, но  не
отступим от наших заповедей;
     И  если Сам  Он здесь - среди  нас -  исполнитель  законов  собственной
природы.
     Неотесанный  Живодер,  лишенный  рассудка,  иронии  и форм  протяжения,
тупой, как сибирский валенок,
     если  Сам Он здесь  - среди  нас  -  наплюй Ему  в Лицо, Искупитель,  и
благослови нас".
     "И благослови нас", - повторяло эхо под холодными сводами Эдема; -
     и Божий  Сын пал без сознания  к ногам небесного воинства, и тревога, и
ужас изобразились на ликах, и струны арф оборвались,
     и могущественнейший из архангелов задрожал от стыда и боли <...>
     и громадным  пинком вышвырнул меня за пределы райских преддверий, туда,
где в предвкушении мести бесновались демоны,
     и подхваченный на крылья, от века служившие мне опорой, я рассмеялся от
счастья и покорный зову высших предназначений:
     "Дух, влекущий меня сквозь пространство  и годы - не ты ли,  поседевший
на службе Вельзевула,
     во время  оно прикинулся  Гавриилом,  возвестившим Марии  тайну святого
зачатия?
     Я разгадал твое имя! И  - отринь  меня, Чистейшая из  невест, хо-хо! за
работу, товарищи!"
     И над зевами всех пропастей я хохотал, как сорок умалишенных,
     и  полчища  фурий,  вампиров  и ведьм  рассыпались надо  мной в  смерче
бергаманского танца,
     и низвергались вместе со  мною - <...> - сквозь  неистовство всех
стихий, <...>
     в карнавале бедствий - праведное небо! - я летел как бомба,
     И  светила, выбитые  из орбит - тысячью вихрей  -  чертили  вокруг меня
бешеные арабески - и Галактика содрогалась в блеске божественной галиматьи -
     в глазах моих все померкло.



     И было утро - слушайте! слушайте! <...>
     и было утро,  и  был вечер,  и  полыхали  зарницы, и южный ветер сгибал
тамаринды, и колхозная рожь трепетала в лучах заката.
     И, мятежное дитя, Я очнулся в том самом  образе, который утратил было в
семье небожителей.
     И снова увидел землю, которую вечность назад покинул,
     и сам не узнанный никем, никого не узнал.
     И препоясал чресла, на голову одел венок из увядающих трав.
     И, взяв камышовый посох, - вышел в путь, озаренный звездами;
     сырость  и мгла подмосковных  болот окрыляли Мне  сердце  предчувствием
всех начал;
     и - на рассвете пришел к водоему; и вот - безмолвие оборвалось,
     и  вопль о  помощи огласил почиющие  тростинки,  и  траурный всплеск, и
смятение отроков, бегущих к воде;
     и, раздвинув кусты, Я вышел навстречу мятущимся и сказал:
     "Остановитесь,   добровольцы!  Смирите  вашу  отвагу  и  внемлите  Мне,
творящие добро:
     умейте  преодолевать  в себе то,  чем  являетесь вы  от  рождения, и не
будьте доверчивы к импульсам, возникающим безответственно;
     способность  к  жалости   и  самопожертвование   -   великая  ценность,
завещанная пославшим Меня в этот мир,
     но  достигший  вожделенной  цели,  не  станет   ныне  алчущий  спасения
вдесятеро преданней земле и враждебным Мне началом?
     Отойдите от берега: худшая из  дурных привычек - решаться  на подвиг, в
котором больше вежливости, чем сострадания.
     Имейте мужество быть ротозеями - даже в те мгновения, когда гражданские
обязательства побуждают вас действовать очертя голову, -
     идите за Мной - и позвольте утопающему стать утонувшим".
     И  воды  сомкнулись  над  головой  неведомого  страдальца,  и  смущение
запечатлелось на юных лицах, и взглядом окинули фейерверк.

     [Окончание рукописи утрачено.]

     г. Владимир
     (конец марта - начало апреля 1962 г.)



     1





Last-modified: Sun, 30 Jan 2005 11:39:11 GMT
Оцените этот текст: