Айзек Азимов. Раб корректуры
-----------------------------------------------------------------------
Isaac Asimov. Galley Slave.
Сборник "Шутник". Пер. - Ю.Эстрин.
OCR & spellcheck by HarryFan, 3 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Дело слушалось без присяжных, при закрытых дверях. Ответчиком была
фирма "Ю.С.Роботс энд мекэникл мэн инкорпорэйтед", а при ее влиянии и
могуществе добиться подобных уступок не составляло труда.
Впрочем, истец и пальцем не шевельнул, чтобы воспрепятствовать такому
обороту событий. Слишком уж хорошо представляли попечители
Северо-восточного университета реакцию общественного мнения на известие о
проступке робота. То обстоятельство, что этот проступок был совершенно
необычного свойства, не играло никакой роли. Попечителям невольно
мерещилось, как бунт против роботов превращается в бунт против науки.
Равным образом и правительство в лице судьи Харлоу Шейна не горело
желанием раздувать это дело: не имело никакого смысла портить отношения с
"Ю.С.Роботс" или с ученым миром.
- Итак, джентльмены, - начал судья, - поскольку здесь нет ни присяжных,
ни репортеров, ни публики, мы можем отбросить процедурные формальности и
перейти прямо к делу.
Он криво улыбнулся, не слишком веря в действенность своего призыва, и,
подобрав мантию, уселся поудобнее. У судьи была добродушная румяная
физиономия с мягким округлым подбородком, крупным носом и широко
расставленными светло-серыми глазами. Словом, не такая внешность подобала
бы могущественному вершителю правосудия, и судья в глубине души сознавал
это.
Первым был приведен к присяге свидетель обвинения Барнабас Гудфеллоу,
профессор физики Северо-восточного университета. Он пробормотал
стандартную формулу клятвы с такой кислой миной, словно его фамилия,
означающая "славный парень", была дана ему в насмешку.
Покончив с формальными предварительными вопросами, адвокат истца
засунул руки в карманы и начал:
- Скажите, профессор, когда и при каких обстоятельствах к вам
обратились с предложением воспользоваться услугами робота И-Зэт-27?
На маленьком угловатом личике профессора появилось беспокойное и еще
менее приветливое выражение.
- Я поддерживаю профессиональные контакты и личное знакомство с
руководителем научного отдела "Ю.С.Роботс" доктором Альфредом Лэннингом.
Это обстоятельство побудило меня чуть более терпимо выслушать то странное
предложение, с которым он обратился ко мне 3 марта прошлого года...
- 2033 года?
- Совершение верно.
- Простите, что прервал вас. Продолжайте, будьте добры.
Профессор сухо кивнул, сосредоточенно нахмурился, припоминая все
обстоятельства, и заговорил.
Профессор Гудфеллоу смотрел на робота с тревожным беспокойством. В
соответствии с правительственными предписаниями о перевозках роботов на
поверхности Земли робот был доставлен в подвальное помещение склада в
закрытом контейнере.
Профессор знал о прибытии робота; оно не было для пего неожиданностью.
После того первого телефонного разговора 3 марта он шаг за шагом
поддавался настойчивым уговорам доктора Лэннинга и в результате этих
уступок оказался с роботом лицом к лицу.
На расстоянии вытянутой руки робот казался пугающе огромным.
В свою очередь Лэннинг тоже пристально оглядел робота, словно желая
убедиться, что его не повредили при перевозке, а затем повернул голову с
гривой седых волос в сторону профессора и посмотрел на него из-под
мохнатых бровей.
- Перед вами робот И-Зэт-27, первый робот данной модели, выпускаемый
для широкого использования. - Лэннинг повернулся к роботу. - Познакомься с
профессором Гудфеллоу, Изи.
- Здравствуйте, профессор. - Бесстрастный голос робота прозвучал столь
неожиданно, что профессор вздрогнул.
Робот был похож на пропорционально сложенного человека семи футов росту
- внешний вид роботов всегда был рекламной изюминкой "Ю.С.Роботс". Внешний
вид да еще основные патенты на позитронный мозг - вот что сделало компанию
монополистом по производству роботов и почти монополистом по производству
вычислительных машин.
После того как двое рабочих, распаковывавших робота, вышли, профессор
Гудфеллоу несколько раз перевел взгляд с робота на Лэннинга.
- Я полагаю, он не опасен, - произнес он без особой уверенности в
голосе.
- Куда менее опасен, чем я, например, - ответил Лэннинг. - Меня можно
разозлить до того, что я вас стукну. Изи никогда этого не сделает.
Надеюсь, вам известны Три закона роботехники?
- Ну, конечно.
- Позитронный мозг робота устроен таким образом, что робот просто не в
состоянии их нарушить. Первый закон - охранять жизнь и благополучие всех
людей - составляет смысл существования робота. - Он помолчал, потер щеку и
добавил: - Как бы нам хотелось, наконец, убедить в этом всю Землю.
- Просто он так велик, что становится как-то не по себе.
- Согласен. Но вы убедитесь, что, несмотря на свою пугающую внешность,
он сумеет оказаться полезным.
- Не понимаю, каким образом? Наши беседы не слишком просветили меня на
этот счет. Но я согласился посмотреть на ваше изделие, и вот я здесь.
- Мы не ограничимся простым осмотром, профессор. Вы захватили с собой
книгу?
- Да.
- Могу я взглянуть на нее?
Не спуская глаз с металлической громадины в человеческом облике,
профессор нагнулся и достал из портфеля объемистый фолиант.
Лэннинг взглянул на корешок.
- "Физическая химия растворов электролитов". Прекрасно. Вы выбрали ее
сами, наугад. Я не просил вас захватить именно эту монографию. Не так ли?
- Совершенно верно.
Лэннинг протянул книгу роботу.
- Стойте, - подскочил профессор, - это очень дорогая книга!
Лэннинг поднял лохматые, словно у Деда Мороза, брови.
- Уверяю вас, Изи вовсе не собирается рвать книгу с целью
продемонстрировать вам свою силу. Он умеет обращаться с книгами не менее
осторожно, чем я или вы. Начинай, Изи!
- Благодарю вас, сэр, - сказал Изи. Слегка повернувшись, он добавил: -
Если позволите, профессор Гудфеллоу.
Профессор в изумлении уставился на робота.
- Да... да, разумеется.
Медленными и плавными движениями металлических пальцев Изи принялся
перелистывать книгу; он кидал взгляд на левую страницу, затем на правую,
переворачивал страницу, снова смотрел налево, потом направо, и так минута
за минутой.
Ощущение скрытой мощи, исходившее от робота, словно бы принизило
цементные своды подвала, а двое людей, наблюдавших за его действиями, и
вовсе казались карликами.
- Освещение здесь неважное, - пробормотал Гудфеллоу.
- Ничего, сойдет.
- Но что он делает? - уже более резким тоном спросил профессор.
- Капельку терпения, сэр.
Наконец робот перевернул последнюю страницу.
- Что же ты скажешь, Изи? - спросил Лэннинг.
- Книга сделана в высшей степени тщательно и аккуратно, и я могу
указать лишь на несколько мелких погрешностей, - начал робот. - На
странице 27, строка 22, слово "положительный" напечатано как
"пойложительный"; на странице 36 в 6-й строке содержится лишняя запятая, а
на странице 54 в строке 13 запятая пропущена. Знак плюс в уравнении XVI-2
на странице 337 следует заменить на знак минус, иначе это уравнение будет
противоречить предыдущему...
- Постойте! - вскричал профессор. - Что это он делает?
- Делает? - с неожиданным раздражением переспросил Лэннинг. - Да он уже
давно все сделал! Он откорректировал вашу книгу.
- Откорректировал?!
- Да. За то короткое время, пока он перелистывал страницы, робот
обнаружил все ошибки в правописании, грамматике и пунктуации. Он отметил
все стилистические погрешности и выявил противоречия. И он сохранит эти
сведения в своей памяти - буква в букву - неограниченное время.
У профессора отвалилась челюсть. Он стремительно зашагал в дальний угол
подвала и столь же стремительно вернулся обратно. Затем скрестил руки на
груди и уставился на Лэннинга и робота. Помолчав, он спросил:
- Вы хотите сказать, что это робот-корректор?
Лэннинг кивнул.
- В том числе и корректор.
- Но зачем вам понадобилось демонстрировать его мне?
- Чтобы вы помогли уговорить ректорат университета приобрести его.
- Для правки корректуры?
- В том числе, - терпеливо повторил Лэннинг.
На морщинистом личике профессора появилось выражение брюзгливого
недоверия.
- Но ведь это нелепо!
- Почему?
- Да потому, что университету не по средствам приобрести этого
пятисоткилограммового - никак не меньше - корректора.
- Его возможности не ограничены корректурой. Он может составлять отчеты
по заранее подготовленным материалам, заполнять анкеты и ведомости,
проверять студенческие работы, служить хранилищем информации,
картотекой...
- Пустячки!
- Нисколько, - возразил Лэннинг, - и я сейчас это вам докажу. Но мне
кажется, нам будет удобнее беседовать у вас в кабинете, если только вы не
возражаете.
- Разумеется, - машинально произнес профессор и повернулся к выходу.
Внезапно он осекся.
- Позвольте, а робот? - раздраженно выпалил он. - Не можем же мы взять
робота с собой. Послушайте, доктор, вам придется снова упаковать его.
- Успеется. Мы можем оставить Изи здесь.
- Без присмотра?!
- А почему нет? Он знает, что ему надлежит оставаться здесь. Давно уже
следовало бы понять, профессор Гудфеллоу, что на робота можно положиться
куда спокойное, чем на человека.
- Мне придется отвечать за любой ущерб...
- Никакого ущерба не будет. Я это гарантирую. Послушайте, рабочий день
уже кончился. До завтрашнего утра, я полагаю, сюда никто не войдет.
Грузовик и подсобные рабочие ожидают снаружи. "Ю.С.Роботс" берет на себя
полную ответственность за все последствия. Впрочем, бояться нечего. Будем
рассматривать этот эпизод как экспериментальную проверку того, насколько
можно полагаться на робота.
Профессор позволил увести себя из подвала. Но и пятью этажами выше, в
стенах собственного кабинета, ему по-прежнему было не по себе. Он
промокнул белым платком капельки пота на лбу.
- Вы прекрасно знаете, доктор Лэннинг, что существуют законы,
запрещающие использовать роботов на поверхности Земли, - указал он.
- Законы - вещь тонкая, профессор Гудфеллоу. Роботов нельзя
использовать на оживленных магистралях или внутри общественных сооружений.
Их нельзя также использовать на земельных участках или внутри сооружений,
принадлежащих частным лицам, без соблюдения определенных ограничений,
которые, как правило, оборачиваются запретом. Но университет - это крупное
частное заведение, пользующееся значительными льготами. Если робота будут
использовать только в особом помещении и только для академических целей,
если при этом будут соблюдаться определенные ограничения и если к тому же
мужчины и женщины, имеющие доступ в это помещение, согласятся выполнять
установленные правила, то мы будем действовать в рамках закона.
- И весь этот сыр-бор ради того, чтобы править корректуры?
- Поле деятельности робота практически безгранично, дорогой профессор.
До сих пор роботов использовали только для избавления человека от
утомительного физического труда. А разве в науке не существует черновой
работы? Если профессор, способный заниматься творческим созидательным
трудом, вынужден тратить две недели своего драгоценного времени на нудную
правку корректуры, а я вам предлагаю машину, способную выполнить то же
самое за тридцать минут, - это, по-вашему, пустячок?
- Да, но цена...
- Цена пусть вас не смущает. Купить И-Зэт-27 невозможно. "Ю.С.Роботс"
не продает своих изделий. Но университет может арендовать робота за тысячу
долларов в год - это куда дешевле какой-нибудь самопишущей приставки к
микроволновому спектрографу.
Гудфеллоу никак не мог прийти в себя. А Лэннинг добавил, закрепляя
успех:
- Впрочем, я прошу вас лишь об одном: поставить этот вопрос перед теми,
кто уполномочен принимать решения. Если им понадобится дополнительная
информация - я всегда к их услугам.
- Ладно, - неуверенно проговорил Гудфеллоу, - я расскажу о вашем
предложении на ближайшем заседании ректората на следующей неделе. Только я
ни за что не ручаюсь.
- Само собой, - ответил Лэннинг.
Защитник - невысокого роста толстяк - держал себя с такой напыщенной
важностью, что от этого казалось, будто его двойной подбородок еще сильнее
выдается вперед. Он долго разглядывал свидетеля, переданного ему
обвинением, и затем спросил:
- А ведь вы охотно дали себя уговорить, не так ли?
- Дело в том, что мне не терпелось избавиться от доктора Лэннинга, - с
живостью ответил профессор, - в тот момент я был готов согласиться на что
угодно.
- С тем чтобы, как только он уйдет, позабыть про всю эту историю?
- Видите ли...
- Но тем не менее вы все же подняли этот вопрос на заседании
административного совета ректората?
- Это так.
- Следовательно, вы согласились на предложение доктора Лэннинга с
чистой совестью. Ваше согласие не было пустой отговоркой. Вы дали его
охотно. Не так ли?
- Я действовал согласно принятой у нас процедуре.
- Если уж на то пошло, вы вовсе не были так уж обескуражены
присутствием робота, как вы пытались нас уверить. Вам известны Три закона
роботехники, и вы знали их к моменту вашей встречи с доктором Лэннингом?
- М-м-да.
- И вы легко согласились оставить робота одного и без присмотра?
- Доктор Лэннинг заверил меня...
- Не сомневаюсь, что, будь у вас хоть малейшие колебания, вы нисколько
не посчитались бы с его заверениями.
- У меня были все основания полагаться... - начал было профессор
вызывающим тоном.
- Достаточно, - оборвал его защитник.
Когда профессор Гудфеллоу, еще более раздраженный, чем обычно,
освободил свидетельское кресло, судья Шейн слегка наклонился вперед и
спросил:
- Поскольку мне не приходилось иметь дело с роботами, я был бы не прочь
узнать точный смысл Трех законов роботехники. Не мог бы доктор Лэннинг
процитировать их суду?
Лэннинг вздрогнул, как человек, застигнутый врасплох. Он о чем-то
шептался с сидящей рядом седовласой женщиной; их склоненные головы почти
соприкасались. Когда Лэннинг вскочил на ноги, женщина подняла голову -
лицо ее было совершенно непроницаемо.
- Слушаю, ваша честь, - сказал он, сделал паузу, словно собираясь
произнести длинную речь, и заговорил, четко выделяя каждое слово:
- Закон первый: робот не может причинить вред человеку или своим
бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред. Закон второй:
робот должен повиноваться всем приказам, которые отдает человек, кроме тех
случаев, когда эти приказы противоречат Первому закону. Закон третий:
робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в какой это не
противоречит Первому и Второму законам.
- Понимаю, - сказал судья, делая быстрые заметки. - И этими законами
определяется поведение каждого робота?
- Каждого, без исключения. Любой специалист может это подтвердить.
- В том число и робота И-Зэт-27?
- Да, ваша честь.
- Не исключено, что вам придется повторить свое заявление под присягой.
- Я готов, ваша честь.
Он сел.
Его седовласая собеседница - доктор Сьюзен Кэлвин, главный робопсихолог
фирмы "Ю.С.Роботс" - взглянула на своего обремененного учеными титулами
начальника без особого одобрения. Впрочем, люди редко пользовались ее
расположением.
- Показания Гудфеллоу были точными, Альфред? - спросила она.
- По существу, да, - пробормотал Лэннинг. - Правда, он вовсе не был так
уж напуган роботом, а когда услышал цену, то был готов вполне по-деловому
обсудить мое предложение. Но в целом никаких серьезных искажений он не
допустил.
- Было бы разумнее запросить с них более высокую цену, - задумчиво
проговорила доктор Кэлвин.
- Мы стремились пристроить Изи.
- Знаю. Возможно, даже с излишним рвением. Они представят это так,
словно мы преследовали тайные цели.
- Так оно и было, - раздраженно заметил доктор Лэннинг. - Я сам ото
признал на заседании ректората.
- Они могут представить это так, будто мы признались в одних замыслах,
чтобы скрыть другие, еще более тайные.
Скотт Робертсон, сын основателя "Ю.С.Роботс" и владелец контрольного
пакета акций, наклонился к Сьюзен Кэлвин с другой стороны и произнес
оглушительным шепотом:
- А почему бы вам не заставить Изи рассказать, как все было, чтобы мы
знали, что к чему?
- Вы же знаете, Робертсон, что он не в состоянии говорить об этом.
- Так заставьте его. Вы же психолог, доктор Кэлвин. Заставьте его
говорить.
- Если я психолог, мистер Робертсон, - сухо произнесла Сьюзен Кэлвин, -
то уж позвольте мне решать самой. Я не допущу, чтобы моего робота
принуждали к действиям, угрожающим его благополучию.
Робертсон нахмурился и собирался ответить резкостью, по судья Шейн
укоризненно постучал молоточком, и он нехотя замолчал.
Свидетельское место занял Фрэнсис Дж.Харт, заведующий кафедрой
английского языка и декан факультета аспирантов. Это был полнеющий
мужчина, одетый в безукоризненный темно-серый костюм неброского покроя;
несколько прядей волос под разными углами пересекали его розовую лысину.
Он уселся поглубже в свидетельское кресло, аккуратно сложил руки на
коленях и время от времени натянуто улыбался.
- Впервые о роботе И-Зэт-27 я услышал на заседании административного
совета ректората от профессора Гудфеллоу, - начал он. - Позднее, 10 апреля
прошлого года, мы посвятили этому вопросу специальное заседание, на
котором я был председателем.
- У вас сохранился протокол?
- Видите ли, - слегка улыбнулся декан, - мы не вели протокола. Наше
заседание носило конфиденциальный характер.
- Что же произошло на этом заседании?
Сидя на председательском месте, декан Харт чувствовал себя не вполне
уверенно. Впрочем, и другие члены комитета заметно нервничали. Лишь доктор
Лэннинг являл собой картину безмятежного спокойствия. Худой и высокий, с
копной седых волос, он напоминал Харту старинные портреты президента Эндрю
Джексона.
На столе, за которым заседал комитет, были разбросаны образцы заданий,
выполненных роботом. Профессор Майнотт, заведующий кафедрой физической
химии, одобрительно улыбаясь, разглядывал вычерченный Изи график.
Харт откашлялся и начал:
- Не приходится сомневаться, что робот способен вполне компетентно
выполнять определенного рода черновую работу. Перед началом заседания я
просмотрел эти образчики и, должен сказать, обнаружил в них очень мало
ошибок.
Он взял со стола длинные печатные листы, каждый примерно втрое длиннее
обычной книжной страницы. Это были гранки, куда авторы вносят исправления,
прежде чем текст будет сверстан в виде книжных полос. С обеих сторон
печатный текст окаймляли широкие поля, на которых были видны
каллиграфически выписанные корректурные знаки. Отдельные слова были
вычеркнуты, а вместо них на полях написаны другие слова - таким красивым и
ровным почерком, что казалось, будто они тоже напечатаны. Голубые
корректорские знаки указывали, что ошибку допустил автор, красные -
наборщик.
- Полагаю, что ошибок было даже меньше, чем "очень мало", - сказал
Лэннинг. - Осмелюсь утверждать, доктор Харт, что их не было вовсе. Я
совершенно уверен, что, каким бы ни был исходный текст, корректура
проведена безукоризненно. Если же рукопись, гранки которой правил Изи,
содержит не грамматические или стилистические погрешности, а ошибки по
существу, то робот здесь ни при чем.
- С этим никто не спорит. Однако в некоторых местах робот изменил
порядок слов, а я не уверен, что правила английской грамматики
сформулированы с достаточной строгостью, позволяющей во всех случаях
надеяться на правоту робота.
- Позитронный мозг Изи, - ответил Лэннинг, обнажая в улыбке крупные
зубы, - буквально до предела напичкан содержанием главнейших трудов по
грамматике и стилистике английского языка. Я уверен, что вы не в состоянии
указать хотя бы на одну явную погрешность робота.
Профессор Майнотт оторвался от графика и поднял голову.
- Я хотел бы вас спросить, доктор Лэннинг: а зачем вообще нам нужен
робот, учитывая неблагоприятное общественное мнение и всевозможные
вытекающие из этого трудности? Несомненно, успехи науки в области
автоматизации позволяют вашей фирме сконструировать вычислительную машину
обычного и всеми признанного типа, которая могла бы держать корректуру.
- Разумеется, это в наших силах, - сухо ответил Лэннинг, - но для такой
машины потребуется кодировать текст и наносить его на перфоленту. Машина
будет выдавать поправки опять же в виде специальных символов. Вам придется
держать сотрудников, занятых переводом слов в символы и символов в слова.
Более того, подобная машина уже ни на что другое не будет способна.
Например, она не сумеет вычертить график, который вы держите в руках.
Майнотт что-то проворчал в знак согласия.
- Гибкость и приспособляемость - вот характерные черты робота с
позитронным мозгом, - продолжал Лэннинг. - Робот способен выполнять самую
разнообразную работу. Он для того и создан по образу человека, чтобы
пользоваться теми приборами и инструментами, которые, в конце концов, были
предназначены человеком для самого себя. С роботом можно разговаривать, и
он способен отвечать. С ним даже можно спорить и убеждать его - в
определенных рамках, разумеется. По сравнению с самым простеньким роботом
с позитронным мозгом обычная вычислительная машина - всего лишь огромных
размеров арифмометр.
- Но если мы все будем спорить и разговаривать с роботом, то не собьем
ли мы его с толку? - спросил Гудфеллоу, посмотрев на Лэннинга. - Я
полагаю, что способность робота усваивать информацию не безгранична.
- Вы правы. Но при нормальной работе его памяти хватит по крайней мере
на пять лет. Робот сам почувствует, что его память нуждается в очистке, и
наша фирма выполнит эту работу без дополнительной оплаты.
- Бесплатно?
- Именно. "Ю.С.Роботс" оставляет за собой право обслуживать роботов вне
рамок их обычной деятельности. Вот почему мы стремимся сохранять контроль
над нашими позитронными роботами и сдаем их в аренду, вместо того чтобы
продавать. Пока робот выполняет работу, для которой он предназначен, им
может управлять любой человек. Но вне этих рамок роботы требуют
квалифицированного обращения, и здесь к вам на помощь придут наши
специалисты. Например, любой из вас в состоянии очистить память робота
И-Зэт, просто приказав ему забыть те или иные сведения. Но почти наверняка
вы сформулируете этот приказ неверно, и робот забудет либо слишком много,
либо слишком мало. Разумеется, мы сразу же обнаружим подобное самовольное
манипулирование с роботом - для этого в мозг робота встроены специальные
предохранительные устройства. Но поскольку в обычных условиях нет
необходимости очищать наметь робота или совершать тому подобные
бессмысленные действия, то этой проблемы и не существует.
Декан Харт потрогал свою макушку, словно желая убедиться, что заботливо
уложенные прядки волос по-прежнему лежат на своих местах, и сказал:
- Вы стремитесь уговорить нас арендовать этого робота. Но вы явно
действуете себе в убыток. Тысяча в год - баснословно низкая цена. Не
означает ли это, что "Ю.С.Роботс" надеется в результате этой сделки
получить с других университетов более высокую плату?
- Надежда вполне правомерная, - ответил Лэннинг.
- Пусть так. Все равно, число машин, сдаваемых в аренду, не может быть
слишком велико. Вряд ли вы на этом заработаете.
Лэннинг уперся локтями о стол и с самым искренним видом подался вперед.
- Позвольте мне говорить напрямик, джентльмены. Предубеждение, питаемое
к роботам частью публики, метает их использованию здесь, на Земле, за
исключением особых случаев. "Ю.С.Роботс" превосходно процветает на
внеземных рынках и в области космических полетов; я не говорю уж о наших
филиалах, выпускающих вычислительные машины. Но нас волнуют не только
прибыли, Мы твердо верим, что использование роботов на Земле принесет
людям неисчислимые блага, даже если вначале оно и обернется некоторыми
экономическими неурядицами.
Против нас выступают профсоюзы - это естественно, но мы вправе ждать
поддержки от крупных университетов. Робот Изи избавит вас от черновой
работы в науке, он станет вашим рабом, рабом корректуры. Вашему примеру
последуют другие университеты и исследовательские институты, и если дело
пойдет на лад, мы сумеем разместить роботов других типов, и так, шаг за
шагом, нам постепенно удастся развеять это злосчастное предубеждение.
- Сегодня Северо-восточный университет, завтра - весь мир, -
пробормотал себе под нос профессор Майнотт.
- Я вовсе не был столь красноречив, - сердито буркнул Лэннинг на ухо
Сьюзен Кэлвин, - да и они тоже нисколько не ломались. За тысячу в год они
прямо-таки вцепились в робота. Профессор Майнотт сказал мне, что никогда в
жизни не видел такого красивого графика, а в корректуре не удалось
отыскать ни единой ошибки. Харт охотно признал это.
Строгие вертикальные морщинки на лбу Сьюзен Кэлвин не разгладились.
- Все равно, Альфред, вам следовало бы запросить с них больше, чем они
были в состоянии заплатить, а затем постепенно сбавить цену.
- Возможно, - нехотя согласился Лэннинг.
Обвинение еще не кончило допрос свидетеля.
- После того как доктор Лэннинг вышел, вы поставили вопрос об аренде
робота на голосование?
- Именно так.
- И каков был результат?
- Большинством голосов мы решили принять сделанное нам предложение.
- Что, по-вашему, решило исход голосования?
Защита немедленно отвела вопрос.
Обвинитель его перефразировал:
- Что повлияло на вас лично? Что побудило вас проголосовать "за"? Вы,
полагаю, голосовали в поддержку предложения?
- Совершенно верно. Я голосовал за то, чтобы согласиться на предложение
"Ю.С.Роботс". Я поступил так потому, что на меня произвели впечатление
слова доктора Лэннинга о долге, лежащем на интеллектуальной элите мира;
долг ученых - развеять предубеждение человечества против роботов, тем
более что роботы призваны помочь людям.
- Другими словами, вы поддались на уговоры доктора Лэннинга.
- Задачей доктора Лэннинга было уговорить нас. Он великолепно с ней
справился.
- Передаю свидетеля вам, - обратился обвинитель к защитнику.
Адвокат подошел к свидетельскому креслу и несколько долгих секунд
пристально разглядывал профессора Харта.
- На самом-то деле вы были совсем не прочь заполучить робота И-Зэт-27,
не так ли?
- Мы полагали, что если робот сможет справиться со своими
обязанностями, то он окажется полезным.
- То есть как это - "если сможет справиться"? Насколько я понял, перед
заседанием, которое вы нам только что описали, именно вы с особой
тщательностью ознакомились с образчиками деятельности робота И-Зэт-27.
- Да. Поскольку робот в основном занят исправлением грамматических и
стилистических ошибок, а английский язык - это область, в которой я
являюсь специалистом, то было логично поручить проверку работы машины мне.
- Прекрасно. Так вот, среди материалов, с которыми вы ознакомились,
было ли хоть одно задание, с которым бы робот справился не вполне
удовлетворительно? Вот эти материалы - они фигурируют в деле в качестве
вещественных доказательств. Можете ли вы указать хотя бы на один
неудовлетворительный пример?
- Видите ли...
- Я задал вам простой вопрос. Можете ли вы указать хотя бы на
один-единственный неудовлетворительный пример? Вы проверяли эти материалы.
Назовите хоть одну ошибку робота.
Филолог нахмурился.
- Ошибок не было.
- Здесь передо мной образцы работ, выполненных роботом за четырнадцать
месяцев его деятельности в Северо-восточном университете. Не будете ли вы
так добры ознакомиться с ними и указать хотя бы одну незначительную
ошибку?
- Ну, знаете, - выпалил профессор, - когда он в конце концов ошибся,
так ото была всем ошибкам ошибка.
- Отвечайте на мой вопрос, - загремел защитник, - и только на него.
Можете ли вы отыскать хотя бы одну ошибку в этих материалах?
Харт внимательно просмотрел каждый лист.
- Здесь все в порядке.
- Если исключить вопрос, ради которого мы собрались, знаете ли вы хотя
бы об одной ошибке, допущенной роботом И-Зэт-27?
- Если исключить вопрос, рассматриваемый судом, не знаю.
Защитник прокашлялся, словно отмечая конец абзаца, и задал новый
вопрос:
- Вернемся к голосованию. Вы сказали, что большинство собравшихся
голосовало за аренду. Как распределились голоса?
- Насколько я помню, тринадцать против одного.
- Тринадцать против одного! Не кажется ли вам, что это чуть больше, чем
простое большинство?
- Нет, сэр, не кажется, - весь педантизм декана Харта вырвался при этом
вопросе наружу. - Слово "большинство" в английском языке означает "больше
половины". Тринадцать из четырнадцати - это большинство, и ничего больше.
- Я бы сказал, практически единогласно.
- И тем не менее всего лишь большинство.
Защитник изменил направление атаки.
- И кто же был единственным несогласным?
Декану Харту стало заметно не по себе.
- Профессор Саймон Нинхеймер.
Защитник разыграл изумление.
- Профессор Нинхеймер? Заведующий кафедрой социологии?
- Да, сэр.
- Сам истец?
- Да, сэр.
Защитник поджал губы.
- Иными словами, вдруг обнаружилось, что человек, требующий с моего
клиента, "Ю.С.Роботс энд мекэникл мэн инкорпорэйтед", возмещения ущерба в
размере 750.000 долларов, и был тем единственным, кто с самого начала
возражал против использования робота - вопреки почти единодушному мнению
всего административного совета.
- Он голосовал против - это его право.
- Кстати, когда вы описывали то заседание, вы ни словом не обмолвились
о профессоре Нинхеймере. Он что-нибудь говорил?
- Кажется, он выступал.
- Только кажется?
- Он высказал свое мнение.
- Против аренды робота?
- Да.
- В резкой форме?
- Он был просто вне себя, - ответил Харт после небольшой паузы.
В голосе защитника появились вкрадчивые нотки.
- Вы давно знакомы с профессором Нинхеймером, декан Харт?
- Лет двенадцать.
- И хорошо его знаете?
- Думаю, что да.
- Не кажется ли вам, что это было в его характере - затаить злобу
против робота, тем более что результаты голосования...
Теперь уже обвинитель заглушил конец вопроса возмущенными и негодующими
возгласами. Защитник заявил, что у него больше нет вопросов к свидетелю, и
судья Шейн объявил перерыв на обед.
Робертсон угрюмо жевал свой бутерброд. Конечно, три четверти миллиона
корпорацию не разорят, но проигрыш этого дела не сулит ничего хорошего.
Неблагоприятная реакция общественного мнения могла в конечном итоге дорого
обойтись фирме.
- С чего это им понадобилось так обсасывать вопрос о том, как Изи попал
в университет? - раздраженно спросил он. - Что они собираются этим
выгадать?
- Видите ли, мистер Робертсон, - спокойно ответил адвокат, - судебное
разбирательство напоминает шахматную партию. Выигрывает тот, кто умеет
оценить ситуацию на большее число ходов вперед, и наш приятель за столом
обвинения отнюдь не новичок в этой игре. Продемонстрировать ущерб для них
не составляет труда. Главное, чего они добиваются, - предугадать нашу
линию, защиты. Они рассчитывают - надо полагать, - что мы будем пытаться
доказать при помощи Законов роботехники невозможность совершения роботом
подобного поступка.
- Ну что ж, - сказал Робертсон, - так и надо действовать.
Безукоризненный довод - комар носу не подточит.
- Безукоризненный довод для специалиста по роботехнике. Судье он может
не показаться столь убедительным. Обвинение подготовило почву для
доказательства того факта, что И-Зэт-27 - не совсем обычный робот. Он -
первый робот данного типа, выпущенный на рынок, экспериментальная модель,
которой необходимо было пройти испытания, и Университет оказался идеальным
местом для проведения таких испытаний. В свете тех усилий, которые
предпринял доктор Лэннинг, и готовности фирмы сдать робота в аренду за
ничтожную плату этот довод прозвучит весьма убедительно. Затем обвинение
будет настаивать, что испытания показали непригодность модели. Теперь вам
ясен сокровенный смысл всего происходящего?
- Но ведь И-Зэт-27 - превосходная работоспособная модель, - не унимался
Робертсон. - Не забывайте, что он двадцать седьмой в своей серии.
- Вот это уж совсем скверно, - мрачно отозвался защитник. - А почему не
пошли первые двадцать шесть? Очевидно, что-то с ними было неладно. С таким
же успехом и в двадцать седьмом могли оказаться дефекты.
- В первых двадцати шести моделях не было никаких дефектов - просто их
позитронный мозг был еще слишком примитивен для подобной работы. Мы только
приступали к созданию достаточно сложного позитронного мозга и
продвигались к цели почти вслепую, методом проб и ошибок. Но Трем законам
подчиняется любой мозг! Ни один робот - как бы несовершенен он ни был - не
в состоянии нарушить Три закона.
- Доктор Лэннинг уже заверил меня в этом, мистер Робертсон, и я вполне
готов положиться на его слово. Но судья может оказаться не столь
доверчивым. Решение по нашему делу предстоит вынести честному и неглупому
человеку, но он ничего не смыслит в роботехнике, и поэтому его можно сбить
с толку. Если, к примеру, вы, или доктор Лэннинг, или доктор Кэлвин в
своих свидетельских показаниях заявите, что позитронный мозг создают
методом проб и ошибок, как вы только что изволили выразиться, то обвинение
при перекрестном допросе сделает из вас котлету. И тогда нас уже ничто не
спасет. Так что остерегайтесь необдуманных высказываний.
- Если бы только Изи мог рассказать, в чем дело, - продолжал брюзжать
Робертсон.
- Что толку? - пожал плечами защитник. - Все равно нам это ничего бы не
дало. Робот не может выступать свидетелем.
- Ну мы бы хоть знали какие-то факты. По крайней мере знали бы, что
толкнуло его на подобный поступок.
- А это вовсе не секрет, - вспылила Сьюзен Кэлвин. На щеках ее
вспыхнули багровые пятна, а голос слегка потеплел. - Ему приказали! Я уже
объясняла это адвокату, могу и вам объяснить.
- Кто приказал? - искренне изумился Робертсон.
Конечно, обиженно подумал он, никто ему ничего не рассказывает. Черт
возьми, эти ученые ведут себя так, будто они и есть подлинные владельцы
"Ю.С.Роботс"!
- Истец, - ответила доктор Кэлвин.
- Зачем, во имя всего святого?
- А вот зачем, я еще не знаю. Быть может, просто для того, чтобы
предъявить нам иск и немного подзаработать. - В ее глазах мелькнули
лукавые искорки.
- Почему тогда Изи об этом не расскажет?
- Неужели непонятно? Совершенно очевидно, что ему приказали молчать.
- С какой стати это должно быть очевидно? - огрызнулся Робертсон.
- Что ж, для меня это очевидно. Психология роботов - моя специальность.
Хотя Изи отказывается отвечать на прямые вопросы, на косвенные вопросы он
отвечает. Измеряя степень его нерешительности, возрастающую по мере
приближения к сути дела, а также площадь затронутого участка мозга и
напряженность возникающих отрицательных потенциалов, можно с
математической точностью установить, что его поведение является следствием
приказа молчать, причем сила приказа соответствует Первому закону. Иными
словами, роботу объяснили, что если он проговорится, то пострадает
человеческое существо. Надо думать, пострадает истец, этот отвратительный
профессор Нинхеймер, который в глазах робота все же является человеческим
существом.
- Ну ладно, а почему бы вам не втолковать ему, что из-за его молчания
пострадает "Ю.С.Роботс"? - спросил Робертсон.
- "Ю.С.Роботс" не является человеческим существом и в отличие от
юридических законов не подпадает под действие Первого закона роботехники.
Кроме того, попытка снять запрет может причинить роботу вред. Лишь тот,
кто приказал Изи молчать, может снять запрет с минимальным риском
повредить мозг робота, поскольку все помыслы робота сейчас направлены на
то, как бы уберечь этого человека от опасности. Любой другой путь... -
Сьюзен Кэлвин покачала головой, и на лице ее вновь появилось бесстрастное
выражение.
- Я не допущу, чтобы пострадал робот, - решительно сказала она.
- По-моему, вполне достаточно будет показать, что Изи не в состоянии
совершить поступок, вменяемый ему в вину. А это мы легко можем доказать. -
У Лэннинга был такой вид, словно своим вмешательством он поставил проблему
с головы на ноги.
- В том-то и дело, - раздраженно отозвался адвокат, - только вы и
можете. Единственные эксперты, способные засвидетельствовать состояние Изи
и то, что творится у него в мозгу, как назло служат в "Ю.С.Роботс". Боюсь,
судья не поверит в непредубежденность ваших показаний.
- Но как может он отрицать свидетельство эксперта?
- Очень просто: не даст себя убедить. Это его право как судьи. Неужели
вы полагаете, будто технический жаргон ваших специалистов покажется судье
более убедительным по сравнению с альтернативой, что такой человек, как
профессор Нинхеймер, способен - пусть даже ради очень крупной суммы -
намеренно загубить свою научную репутацию? В конце концов, судья тоже
человек. Если ему придется выбирать между человеком, совершающим
немыслимый, с его точки зрения, поступок, и роботом, совершающим столь же
немыслимый поступок, то скорее всего он сделает выбор в пользу человека.
- Но человек способен на немыслимый поступок, - возразил Лэннинг, -
потому что нам неизвестны все тонкости человеческой психологии и мы не в
состоянии определить, что для данного человека возможно, а что - нет. Но
мы точно знаем, что невозможно для робота.
- Что ж, посмотрим, как вам удастся убедить в этом судью, - устало
ответил защитник.
- Если это все, что вы можете сказать, - взорвался Робертсон, - то я не
понимаю, как вы вообще надеетесь выиграть процесс.
- Поживем - увидим. Всегда полезно отдавать себе отчет в предстоящих
трудностях, а вот падать духом - совсем ни к чему. Я тоже продумал партию
на несколько ходов вперед. - Адвокат величественно кивнул в сторону
робопсихолога и добавил: - ...с любезной помощью этой доброй дамы.
- Что за черт?! - воскликнул Лэннинг удивленно, глядя то на одного, то
на другого. Но тут судебный пристав просунул голову в дверь и, с трудом
переводя дыхание, возвестил, что судебное заседание возобновится с минуты
на минуту.
Они заняли свои места и с любопытством принялись разглядывать человека,
заварившего всю эту кашу.
Саймон Нинхеймер был обладателем рыжеватой шевелюры, носа с горбинкой и
остроконечного подбородка; его манера предварять ключевое слово каждой
фразы нерешительной паузой создавала впечатление мучительных поисков
недостижимой точности выражений. Когда он произносил: "Солнце всходит...
э-э... на востоке", не оставалось сомнений, что он с должным вниманием
рассмотрел и все другие возможные варианты.
- Скажите, вы возражали против предложения воспользоваться услугами
робота И-Зэт-27? - обратился обвинитель к истцу.
- Да, сэр.
- Из каких соображений?
- У меня создалось впечатление, что мы не до конца понимаем... э-э...
мотивы, движущие фирмой "Ю.С.Роботс". Я с недоверием отнесся к их
настойчивым попыткам навязать нам робота.
- Были ли у вас сомнения в его способности справиться с работой?
- Я убедился в его неспособности на деле.
- Не могли бы вы рассказать, как это произошло?
Восемь лет писал Саймон Нинхеймер монографию "Социальные конфликты,
связанные с космическими полетами, и их разрешение". Его страсть к
точности выражений не ограничивалась устной речью; поиски строгих и
отточенных формулировок в столь расплывчатой по своей сущности науке, как
социология, отнимали все его силы.
Даже появление гранок не вызвало у Нинхеймера ощущения, что конец
работы близок. Скорее напротив. При виде длинных отпечатанных полос бумаги
он испытывал непреодолимое желание разбросать строчки набора и переписать
все заново.
Через три дня после получения корректуры Джим Бейкер, преподаватель, а
в скором будущем ассистент кафедры социологии, заглянул в кабинет
Нинхеймера и застал его за рассеянным созерцанием пачки печатных листков.
Типография прислала оттиски в трех экземплярах: над первым должен был
работать сам Нинхеймер, над вторым - независимо от него Бейкер, а в
третий, "рабочий", они должны были внести окончательные поправки. Они
выработали эту практику за три года совместной работы, и она оказалась
весьма успешной.
Бейкер был прилежным молодым человеком; когда он говорил с Нинхеймером,
голос его звучал тихо и заискивающе. В руках Бейкер держал свой экземпляр
корректуры.
- Я закончил первую главу, - произнес он с живостью, долженствующей
свидетельствовать о его усердии, - и нашел в ней типографские опечатки.
- В первой главе их всегда полно, - безучастно отозвался Нинхеймер.
- Может, вы бы хотели сверить наши экземпляры?
Нинхеймер поднял голову и мрачно уставился на Бейкера.
- Я не притрагивался к корректуре, Джим. Я решил не утруждать себя.
- Не утруждать? - Бейкер вконец растерялся.
Нинхеймер поджал губы:
- Я решил... э-э... воспользоваться машиной. Коль на то пошло, ее с
самого начала предложили в качестве... э-э... корректора. Меня включили в
график.
- Машину? Вы хотите сказать - Изи?
- Я слышал, что ее называют этим дурацким именем.
- А я-то думал, доктор Нинхеймер, что вы не хотите иметь с ней ничего
общего!
- Похоже, я единственный, кто ею не пользуется. Почему бы и мне не
получить... э-э... свою долю благ?
- Что ж, выходит, я зря корпел над первой главой, - с горечью произнес
Бейкер.
- Почему же? Мы сравним результаты машины с вашими в качестве проверки.
- Разумеется, если вы считаете это нужным, только...
- Что?
- Вряд ли вообще потребуется проверка. Говорят, Изи никогда не делает
ошибок.
- Посмотрим, - сухо ответил Нинхеймер.
Четыре дня спустя Бейкер вновь принес первую главу. На сей раз это был
экземпляр Нинхеймера, только что доставленный из специальной пристройки,
где работал Изи.
Бейкер торжествовал.
- Доктор Нинхеймер, он не только обнаружил все замеченные мной
опечатки, он нашел еще десяток, которые я пропустил! И на все про все у
него ушло только двенадцать минут!
Нинхеймер просмотрел пачку листов с аккуратными, четкими пометками и
исправлениями на полях.
- Боюсь, нам с вами не удалось сделать первую главу достаточно полной.
Пожалуй, сюда следует включить ссылку на работу Сузуки относительно
влияния слабых полей тяготения на нервную систему.
- Вы имеете в виду его статью в "Социологическом обзоре"?
- Совершенно верно.
- Не стоит требовать от Изи невозможного. Он не в состоянии следить за
научной литературой вместо нас с вами.
- Это-то я понимаю. Но я подготовил нужную вставку. Я намерен
встретиться с машиной и удостовериться, что она... э-э... умеет делать
вставки.
- Умеет, вот увидите.
- Предпочитаю убедиться в этом лично.
Нинхеймер обратился с просьбой о встрече с Изи, но смог получить лишь
пятнадцать минут, и то поздно вечером.
Впрочем, пятнадцати минут оказалось вполне достаточно. Робот И-Зэт-27
мгновенно усвоил, как делают вставки.
Нинхеймер впервые оказался в такой непосредственной близости от робота;
ему стало не по себе. Он вдруг поймал себя на том, что машинально
обратился к роботу так, словно тот был человеком:
- Вам нравится ваша работа?
- Чрезвычайно нравится, профессор Нинхеймер, - очень серьезно ответил
Изи; фотоэлементы, заменявшие ему глаза, как обычно отсвечивали
темно-красными бликами.
- Вы знаете, кто я?
- Из того факта, что вы передали мне дополнительный материал для
включения в корректуру, вытекает, что вы - автор книги. Имя же автора,
разумеется, напечатано вверху каждого корректурного листа.
- Понимаю. Выходит, вы способны... э-э... делать заключения.
Скажите-ка, - не удержался он от вопроса, - а что вы думаете о моей книге?
- Я нахожу, что с ней очень приятно работать, - ответил Изи.
- Приятно? Как странно слышать это слово от... э-э... бесчувственного
автомата. Мне говорили, что вы не способны испытывать какие-либо эмоции.
- Содержание вашей книги хорошо сочетается со схемой электрических
цепей в моем мозгу, - пояснил Паи. - Оно практически никогда не вызывает
отрицательных потенциалов. Заложенная в меня программа переводит это
механическое состояние словом "приятно". Эмоциональный контекст совершенно
излишен.
- Так. Почему же книга кажется вам приятной?
- Она посвящена человеческим существам, профессор, а не математическим
символам или неодушевленным предметам. В своей книге вы пытаетесь понять
людей и способствовать их счастью.
- А это совпадает с целью, ради которой вы созданы, и поэтому моя книга
хорошо сочетается со схемой цепей у вас в мозгу?
- Именно так, профессор.
Четверть часа истекли. Нинхеймер вышел и направился в университетскую
библиотеку, куда попал перед самым ее закрытием. Он задержал
библиотекарей, пока они не разыскали ему элементарный учебник по
роботехнике, и унес его домой.
Если не считать отдельных вставок, теперь корректура поступала из
типографии непосредственно Изи, а от него снова шла в типографию. Первое
время Нинхеймер изредка просматривал гранки, а затем и это вмешательство
прекратилось.
- Мне начинает казаться, что я лишний, - смущенно признался Бейкер.
- Было бы лучше, если бы вам начало казаться, что у вас освободилось
время для новой работы, - ответил Нинхеймер, не отрываясь от пометок,
которые он делал в последнем номере реферативного журнала "Социальные
науки".
- Просто я никак не могу привыкнуть к новому порядку. Все еще продолжаю
беспокоиться относительно корректуры. Глупо, конечно.
- Крайне глупо.
- Вчера просмотрел несколько листов, прежде чем Изи отослал их
издате...
- Что?! - Нинхеймер, нахмурившись, посмотрел на помощника. Журнал
выскользнул у него из рук и закрылся. - Вы осмелились помешать машине
работать?
- Всего лишь на минуту. Все было в полном порядке. Кстати, Изи заменил
там одно слово. Вы охарактеризовали какое-то действие как преступное, а
Изи заменил это слово на "безответственное". Ему казалось, что второе
определение лучше соответствует контексту.
- А как по-вашему? - задумчиво спросил Нинхеймер.
- Вы знаете, я согласен с Изи. Я оставил его поправку.
Нинхеймер повернулся к своему молодому помощнику.
- Послушайте, Бейкер, мне бы не хотелось, чтобы это повторилось. Если
уж пользоваться услугами машины, то пользоваться ими... э-э... в полной
мере. Что же я выигрываю, обращаясь к машине, если при этом лишаюсь...
э-э... вашей помощи, потому что вы впустую растрачиваете время на контроль
машины, которая - как утверждают - вовсе не нуждается в контроле. Вам все
ясно?
- Да, профессор, - смиренно произнес Бейкер.
Свежеотпечатанные авторские экземпляры "Социальных конфликтов"
Нинхеймер получил 8 мая. Он мельком перелистал страницы, пробежав глазами
несколько абзацев, и отложил книги в сторону.
Позднее он объяснял, что совсем забыл про них. Восемь лет трудился он
над монографией, но, после того как все заботы о выпуске книги перешли к
Изи, профессора полностью поглотили новые интересы. Он не удосужился
преподнести традиционный дарственный экземпляр университетской библиотеке.
Даже Бейкер, который после недавнего разноса с головой погрузился в работу
и старался не попадаться начальству на глаза, и тот не получил книги в
подарок.
Этот период забвения оборвался 16 июня. В кабинете Нинхеймера раздался
телефонный звонок, и профессор изумленно уставился на экран.
- Шпейдель? Вы приехали?
- Нет, сэр! Я звоню вам из Кливленда! - Голос Шпейделя прерывался от
плохо сдерживаемого гнева.
- Чем же вызван ваш звонок?
- А тем, что я только что имел удовольствие перелистать вашу новую
книгу! Нинхеймер, вы с ума сошли? Совсем рехнулись?
Нинхеймер оцепенел.
- Вы нашли... э-э... ошибку? - встревожился он.
- Ошибку?! Да вы только взгляните на страницу 562! Какого черта вы
посмели так извратить мою работу? Где в цитируемой вами статье я
утверждаю, будто преступная личность - это фикция, а подлинными
преступниками являются полиция и суд? Вот послушайте...
- Стойте! Стойте! - завопил Нинхеймер, лихорадочно листая страницы. -
Позвольте мне взглянуть... О боже!
- Ну, что скажете?
- Шпейдель, я ума не приложу, как это могло произойти. Я никогда не
писал ничего подобного.
- Это напечатано черным по белому! И это еще далеко не худшее
искажение. Загляните на страницу 690 и попробуйте представить, что из вас
сделает Ипатьев, когда узнает, как вы обошлись с его открытиями!
Послушайте, Нинхеймер, ваша книга буквально напичкана подобными издевками.
Не знаю, о чем вы думали... но, по-моему, у вас нет иного выхода, как
изъять книгу из продажи. И вам еще долго придется приносить извинения на
следующей конференции социологов!
- Шпейдель, выслушайте меня...
Но Шпейдель с такой яростью дал отбой, что экран секунд пятнадцать
искрился помехами.
Вот тогда-то Нинхеймер уселся за книгу и принялся отмечать абзацы
красными чернилами.
При встрече с роботом профессор держался на редкость хорошо, лишь
побелевшие губы выдавали его гнев. Он протянул книгу Изи.
- Будьте добры прочитать абзацы, отмеченные на страницах 562, 031, 664
и 690.
Роботу понадобилось для этого четыре секунды.
- Готово, профессор Нинхеймер.
- Эти абзацы отличаются от тех, что были в первоначальном тексте.
- Да, сэр. Отличаются.
- Это вы их переделали?
- Да, сэр.
- Потому?
- Эти абзацы, в том виде, как вы написали, сэр, содержат весьма
неодобрительные отзывы о кое-каких группах человеческих существ. Я счел
целесообразным изменить некоторые формулировки, чтобы эти люди не
пострадали.
- Да как вы осмелились?!
- Профессор, Первый закон не позволяет мне бездействовать, если в
результате могут пострадать люди. А принимая во внимание вашу репутацию
ученого и ту известность, которую ваша книга получит среди социологов, не
трудно понять, что ваши неодобрительные отзывы причинят несомненный вред
этим группам человеческих существ.
- А вы понимаете, какой вред вы причинили мне?!
- Из двух зол пришлось выбирать наименьшее.
Вне себя от ярости профессор Нинхеймер покинул помещение. Он твердо
решил, что "Ю.С.Роботс" поплатится за все.
Легкое смятение за столом защиты усиливалось по мере того, как
обвинение закрепляло достигнутый успех.
- Итак, как утверждал робот И-Зэт-27, его действия были вызваны Первым
законом роботехники?
- Совершенно верно, сэр.
- Иными словами, у робота не было другого выбора?
- Да, сэр.
- Отсюда вытекает, что фирма "Ю.С.Роботс" создала робота, который
неизбежно должен переделывать книги в соответствии со своими понятиями
добра и зла. И этого робота они пристроили в качестве простого корректора.
Не так ли?
Защита немедленно и самым решительным образом запротестовала на том
основании, что обвинитель спрашивает мнение свидетеля по вопросу, в
котором тот не является специалистом. Судья в обычных выражениях пожурил
обвинение, но можно было не сомневаться, что стрела попала в цель - по
крайней мере у защитника не осталось на этот счет никаких иллюзий.
Перед тем как перейти к перекрестному допросу, защитник попросил
устроить короткий перерыв; прибегнув к обычным юридическим формальностям,
он сумел выторговать у судьи пять минут.
Адвокат наклонился к Сьюзен Кэлвин.
- Скажите, доктор Кэлвин, существует ли хоть малейшая возможность, что
профессор Нинхеймер говорит правду? Поведение Изи и в самом деле было
обусловлено действием Первого закона?
- Нет, - ответила Сьюзен Кэлвин, поджав губы, - это совершенно
исключено. Последняя часть показаний Нинхеймера - преднамеренное
лжесвидетельство. Изи не способен выносить суждения об абстрактных идеях,
характерных для современной монографии по социологии. Он совершенно не в
состоянии прийти к выводу, что та или иная фраза из книги может причинить
вред определенным группам людей. Его мозг попросту для этого не пригоден.
- Боюсь, что мы никогда не сможем доказать это неспециалистам, - с
безнадежным видом произнес защитник.
- Не сможем, - согласилась Кэлвин. - Доказательство очень сложное. Наш
единственный выход: показать, что Нинхеймер лжет. Наша линия атаки
остается прежней.
- Хорошо, доктор Кэлвин, - ответил защитник, - мне остается только
положиться на ваши слова. Будем действовать в соответствии с ранее
намеченным планом.
Судья поднял и опустил свой молоточек, и профессор Нинхеймер вновь
занял свидетельское кресло. Он едва заметно улыбался, как человек,
сознающий несокрушимость своей позиции и с наслаждением предвкушающий
бессильные атаки противника.
Защитник начал допрос осторожно и без нажима.
- Итак, доктор Нинхеймер, вы утверждаете, что не имели ни малейшего
понятия о поправках, якобы внесенных в вашу рукопись, и узнали о них
только из разговора с доктором Шпейделем 16 июня сего года?
- Совершенно верно, сэр.
- И вы ни разу не просматривали гранки, выправленные роботом И-Зэт-27?
- Вначале просматривал, но затем счел это занятие бессмысленным. Я
доверился рекламным утверждениям "Ю.С.Роботс". Эти абсурдные... э-э...
поправки появились лишь в последней четверти книги, после того как робот,
я полагаю, нахватался некоторых познаний в социологии...
- Ваши предположения к делу не относятся! - остановил его защитник. -
Ваш коллега доктор Бейкер по крайней мере однажды видел гранки последней
части. Помните, вы сами рассказали об этом эпизоде?
- Да, сэр. Он сказал мне, что видел всего один лист и что в этом листе
робот заменил одно слово другим.
- Не кажется ли вам странным, сэр, - вновь прервал его защитник, - что
после года непримиримой вражды к роботу, после того как вы голосовали
против аренды робота, после того как вы категорически отказывались иметь с
ним какое-либо дело, - не кажется ли вам несколько странным, сэр, что
после всего этого вы решились доверить роботу вашу монографию, ваш magnum
opus?
- Не вижу в этом ничего странного. Просто я решил, что могу, как и все
прочие, воспользоваться услугами машины.
- И вы ни с того ни с сего вдруг прониклись таким доверием к роботу
И-Зэт-27, что даже не удосужились просмотреть после него собственные
гранки?
- Я уже сказал вам, что... э-э... поверил пропаганде "Ю.С.Роботс".
- Настолько уверовали, что даже устроили разнос своему коллеге доктору
Бейкеру за попытку проверить робота?
- Я не устраивал ему разноса. Просто я не хотел, чтобы он... э-э...
попусту терял время. Тогда это казалось мне пустой тратой времени и я не
придал особого значения замене слова... э-э...
- Я совершенно уверен, - с подчеркнутой иронией произнес защитник, -
что вам посоветовали упомянуть об эпизоде с заменой слова, дабы это
обстоятельство попало в протокол... - Предупреждая неминуемый протест
обвинения, защитник оборвал фразу и изменил направление атаки. - Суть дела
в том, что вы крайне рассердились на доктора Бейкера.
- Нет, сэр. Ничуть.
- Но вы не подарили ему свою книгу после ее выхода в свет.
- Простая забывчивость. Я и библиотеке не подарил ни одного экземпляра.
Профессора славятся своей рассеянностью. - Нинхеймер позволил себе
осторожно улыбнуться.
- А не кажется ли вам странным, что после более чем года безупречной
работы робот И-Зэт-27 допустил ошибки именно в вашей книге? В книге,
написанной вами, непримиримым врагом роботов?
- Моя книга была первым сколько-нибудь значительным трудом о людях, с
которым он столкнулся. Тут-то и вступили в действие Три закона
роботехники.
- Вот уже несколько раз, доктор Нинхеймер, - сказал защитник, - вы
пытались создать впечатление, будто являетесь специалистом в области
роботехники. Бесспорно, что вы вдруг весьма заинтересовались роботехникой
и даже брали в библиотеке книги по этому предмету. Вы сами упомянули об
этом, не так ли?
- Всего одну книгу, сэр. Поступок, который мне кажется следствием...
э-э... вполне естественного любопытства.
- И эта книга позволила вам объяснить, почему робот исказил - как вы
утверждаете - вашу монографию?
- Да, сэр.
- Чрезвычайно удобное объяснение. А вы уверены, что ваш интерес к
роботехнике не был вызван стремлением использовать робота в своих тайных
целях?
- Разумеется нет, сэр! - Нинхеймер побагровел.
Защитник повысил голос:
- Иными словами, уверены ли вы, что этих, будто бы искаженных абзацев
не было в вашей первоначальной рукописи?
Социолог приподнялся в кресле.
- Это... э-э-э... э-э-э... просто нелепо! У меня есть гранки...
От негодования он был не в силах продолжать, и представитель обвинения,
поднявшись с места, вкрадчиво обратился к судье:
- Ваша честь, с вашего позволения я намереваюсь представить в качестве
вещественного доказательства корректурные листы, переданные доктором
Нинхеймером роботу И-Зэт-27, и корректурные листы, отправленные указанным
роботом в издательство. Я готов, если того пожелает мой многоуважаемый
коллега, сделать это немедленно и нисколько не буду возражать против
перерыва заседания с целью сравнения двух экземпляров корректуры.
- В этом нет нужды, - нетерпеливо отмахнулся защитник. - Мой уважаемый
оппонент может представить эти гранки в любое удобное для него время. Я
нисколько не сомневаюсь, что в них будут обнаружены противоречия, о
которых говорил истец. Мне бы, однако, хотелось узнать у свидетеля, нет ли
у него заодно экземпляра гранок, принадлежавшего доктору Бейкеру?
- Гранки доктора Бейкера? - нахмурившись, переспросил Нинхеймер. Он все
еще плохо владел собой.
- Именно так, профессор! Меня интересуют гранки доктора Бейкера. Вы
сказали, что доктор Бейкер получил от издательства отдельный экземпляр
гранок. Я могу попросить секретаря зачитать ваши показания, коль скоро вы
стали страдать избирательной потерей памяти. Или это просто характерная
профессорская рассеянность, как вы изволили выразиться?
- Я помню о гранках доктора Бейкера, - ответил Нинхеймер. - После того
как работу передали корректурной машине, необходимость в них отпала...
- И вы их сожгли?
- Нет. Я выбросил их в корзинку для бумаг.
- Выбросили, сожгли - не все ли равно? Суть в том, что вы от них
избавились.
- Это не имеет отношения к делу, - вяло возразил Нинхеймер.
- Не имеет отношения? - загремел защитник. - Абсолютно никакого, если
не считать того обстоятельства, что теперь уже невозможно проверить, не
воспользовались ли вы неправлеными листами из экземпляра доктора Бейкера,
чтобы заменить выправленные листы в вашем собственном экземпляре, те самые
листы, которые вы намеренно исказили, чтобы свалить вину на робота...
Обвинение яростно запротестовало. Судья Шейн перегнулся через стол, изо
всех сил пытаясь выразить на своем добродушном лице овладевшее им
негодование.
- Можете ли вы, господин адвокат, привести доказательства,
подтверждающие ваше поистине странное заявление? - спросил он.
- У меня нет прямых доказательств, ваша честь, - спокойно ответил
защитник. - Но я хочу указать на неожиданное превращение истца из
противника роботов в их сторонника, на его внезапный интерес к
роботехнике, на то обстоятельство, что он отказался от проверки гранок и
не разрешил кому-либо их проверять, на тот, наконец, факт, что он
намеренно утаил свою книгу после выхода ее из печати, - все это вместе
взятое со всей очевидностью свидетельствует о том, что...
- Послушайте, сэр, - нетерпеливо прервал его судья, - здесь не место
для изощренных логических построений. Истец не находится под судом. А вы
не являетесь прокурором. Я категорически запрещаю подобные нападки на
свидетеля и хочу заметить, что, решившись в отчаянии на подобный шаг, вы
очень сильно ослабили свою позицию. Если у вас, господин адвокат, еще
остались разрешенные законом вопросы, то вы можете задать их свидетелю. Но
я запрещаю вам устраивать подобные спектакли в зале суда.
- У меня больше нет вопросов, ваша честь.
Едва защитник вернулся к своему столу, как Робертсон раздраженно
прошипел:
- Ради бога, зачем вам это понадобилось? Теперь вы окончательно
восстановили против себя судью.
- Зато Нинхеймер выбит из колеи, - хладнокровно ответил защитник. -
Теперь он будет нервничать и волноваться. К завтрашнему утру он созреет
для нашего очередного шага.
Сьюзен Кэлвин с серьезным видом кивнула головой.
Допрос остальных свидетелей обвинения прошел относительно гладко.
Доктор Бейкер подтвердил большую часть показаний Нинхеймера. Затем были
вызваны доктора Шпейдель и Ипатьев, трогательно поведавшие о чувстве
горечи и потрясения, которое охватило их при чтении упомянутых выше
абзацев. Оба высказали мнение, что профессиональная репутация Нинхеймера
подорвана самым серьезным образом.
В качестве вещественных доказательств суду были предъявлены гранки и
экземпляры монографии.
В этот день защита больше не задавала свидетелям вопросов.
Обвинительная часть закончилась, и судебное заседание было отложено до
следующего утра.
На другой день, сразу же после возобновления заседания, первый ход
сделал защитник: он потребовал, чтобы робот И-Зэт-27 был допущен в зал
суда. Обвинение сразу же заявило протест, и судья Шейн попросил обоих
адвокатов подойти к судейскому столу.
- Это явное нарушение законов, - с жаром заявил обвинитель. - Робот не
может быть допущен ни в одно помещение, открытое для широкой публики.
- Но зал суда, - возразил защитник, - закрыт для всех людей, кроме лиц,
имеющих непосредственное отношение к слушаемому делу.
- Одно лишь присутствие в зале суда огромной машины с неустойчивым и
ошибочным поведением вызовет смятение среди моих клиентов и свидетелей.
Оно превратит этот процесс в ералаш и неразбериху.
Казалось, судья вполне разделяет точку зрения обвинителя. Он без особой
приязни повернулся к защитнику и спросил:
- Чем вызвано ваше ходатайство?
- Мы собираемся доказать, что приписываемый роботу И-Зэт-27 поступок
является для него абсолютно невозможным. Для этой цели нам необходимы
кое-какие демонстрации.
- Не вижу в этом смысла, ваша честь, - возразил представитель
обвинения. - В деле, где "Ю.С.Роботс" выступает ответчиком, демонстрации,
произведенные служащими "Ю.С.Роботс", едва ли можно рассматривать как
веские доказательства.
- Ваша честь, - вмешался защитник, - веские это доказательства или нет,
имеете право судить только вы и уж никак не представитель обвинения. Во
всяком случае, я так понимаю это дело.
- Вы понимаете совершенно правильно, - сказал судья, задетый
посягательством на его прерогативы. - Тем не менее присутствие робота в
зале суда создает определенные юридические трудности.
- Ваша честь, мы надеемся, что никакие трудности не помешают правосудию
свершиться. Если робот не будет допущен в зал суда, то мы будем лишены
возможности представить единственное доказательство в свою защиту.
Судья задумался.
- А как быть с проблемой доставки робота в зал суда?
- С этой проблемой "Ю.С.Роботс" сталкивается непрерывно. У здания суда
стоит грузовик, оборудованный в соответствии с законами о перевозках
роботов. Внутри грузовика в специальном контейнере находится робот
И-Зэт-27; его стерегут двое рабочих. Двери грузовика заперты, выполнены и
все прочие меры предосторожности.
- Похоже, вы заранее были уверены в благоприятном для себя решении, -
произнес судья, к которому вновь вернулось скверное расположение духа.
- Вовсе нет, ваша честь. Если решение окажется неблагоприятным,
грузовик просто уедет восвояси. Никаких самонадеянных предположений мы и
не думали строить.
Судья кивнул:
- Ходатайство защиты удовлетворено.
Двое рабочих ввезли на тележке контейнер с роботом и распаковали его. В
зале суда воцарилась мертвая тишина.
Когда толстые плиты упаковочного пластика были убраны, Сьюзен Кэлвин
протянула руку:
- Пойдем, Изи.
Робот посмотрел в ее сторону и тоже протянул ей свою громадную ручищу.
Он возвышался на добрых два фута над головой Сьюзен Кэлвин, но покорно
последовал за ней, словно малое дитя, держащееся за материнскую руку.
Кто-то нервно хихикнул и подавился смешком под пристальным взглядом
робопсихолога.
Изи осторожно опустился в массивное кресло, принесенное судебным
приставом; кресло затрещало, но выдержало.
- Когда возникнет необходимость, ваша честь, - начал защитник, - мы
докажем, что это действительно робот И-Зэт-27, тот самый робот, который
находился в аренде у Северо-восточного университета в течение
рассматриваемого судом промежутка времени.
- Очень хорошо, - кивнул его честь, - это будет необходимо. Лично я не
имею ни малейшего представления, как вы ухитряетесь отличать одного робота
от другого.
- А теперь, - продолжал защитник, - я бы хотел вызвать своего первого
свидетеля. Профессор Саймон Нинхеймер, будьте добры занять свидетельское
кресло.
Секретарь растерянно посмотрел на судью.
- Как, вы вызываете в качестве свидетеля защиты самого потерпевшего? -
с нескрываемым удивлением спросил судья.
- Да, ваша честь.
- Я надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что своего свидетеля вы не
можете допрашивать с той же свободой и пристрастием, которые допустимы при
перекрестном допросе свидетеля противной стороны?
- Я это делаю с единственной целью установить истину, - вкрадчиво
ответил защитник. - Мне надо задать ему лишь несколько вопросов.
- Что ж, - с сомнением в голосе произнес судья, - вам виднее. Вызовите
свидетеля.
Нинхеймер вышел вперед и был уведомлен, что он все еще находится под
присягой. У профессора был менее уверенный вид, чем накануне, словно он
предчувствовал, что должно произойти.
Защитник посмотрел на него почти ласково.
- Итак, профессор Нинхеймер, вы предъявили моему клиенту иск на сумму в
750.000 долларов.
- Да. Именно на эту... э-э... сумму.
- Это очень большие деньги.
- Мне был причинен очень большой ущерб.
- Ну, не такой уж и большой. В конце концов, речь идет всего лишь о
нескольких абзацах. Неудачных, быть может, не скрою, но, если уж на то
пошло, книги со всякого рода курьезами то и дело выходят в свет.
У Нинхеймера от негодования задрожали ноздри.
- Сэр, эта книга должна была стать вершиной моей ученой карьеры! А
вместо этого меня выставили перед всем миром жалким недоучкой, извращающим
мысли моих многоуважаемых друзей и коллег, последователем нелепых и...
э-э... устарелых взглядов. Моя репутация ученого безвозвратно загублена.
Независимо от исхода этого процесса ни на одной научной конференции я уже
не смогу... э-э... смотреть коллегам в глаза. Я лишен возможности
продолжать работу, которая была делом всей моей жизни. У меня отняли...
э-э... цель жизни, уничтожили ее смысл.
Защитник - как ни странно - и не подумал остановить свидетеля; в
продолжение всей его речи он рассеянно разглядывал свои ногти. Дождавшись
паузы, он успокаивающе произнес:
- И все же, профессор Нинхеймер, учитывая ваш возраст, вряд ли вы могли
надеяться заработать до конца своей жизни - не будем мелочны - скажем,
больше 150.000 долларов. А вы хотите, чтобы вам присудили впятеро большую
сумму.
Нинхеймер совсем распалился.
- Да разве загублен только остаток моей жизни?! Я даже не представляю,
сколько поколений социологов будет указывать на меня как... э-э... на
дурака или безумца. Все, чего я добился, все мои достижения будут
погребены и забыты. Мое доброе имя запятнано не только до конца дней моих,
но и на грядущие времена, потому что всегда найдутся люди, которые не
поверят, будто в этих искажениях повинен робот.
В этот момент робот И-Зэт-27 поднялся с места. Сьюзен Кэлвин и пальцем
не шевельнула, чтобы его удержать. Она сидела, глядя вперед, с безучастным
видом. Защитник испустил еле слышный вздох облегчения.
Мелодичный голос робота прозвучал громко и отчетливо:
- Я хочу объяснить всем присутствующим, что это я вставил определенные
абзацы в корректуру книги, абзацы, смысл которых был прямо противоположен
смыслу оригинала...
Даже обвинитель был настолько потрясен зрелищем семифутовой громадины,
обращающейся к суду, что не смог разразиться протестом против столь явного
нарушения процедурных канонов. Когда он наконец пришел в себя, было уже
поздно. Нинхеймер с искаженным от ярости лицом вскочил со свидетельского
кресла.
- Черт бы тебя побрал! - исступленно завопил он. - Тебе же было ведено
держать язык за зубами...
Опомнившись, он запнулся и умолк; замолчал и робот.
Обвинитель был уже на ногах и потребовал признать судебную ошибку и
назначить новое слушание дела.
Судья Шейн отчаянно барабанил по столу молоточком:
- Тихо! Тихо! У обвинения, несомненно, есть все основания для подобного
требования, но все же в интересах правосудия я попрошу профессора
Нинхеймера закончить свое высказывание. Я отчетливо слышал, как он сказал
роботу, что тому было ведено держать язык за зубами. Профессор Нинхеймер,
в своих показаниях вы ни словом не обмолвились, что приказывали роботу о
чем-то молчать!
Нинхеймер глядел на судью, лишившись дара речи.
- Приказывали ли вы роботу И-Зэт-27 держать язык за зубами? Да или нет?
- продолжал судья. - Если приказывали, то о чем именно?
- Ваша честь... - хрипло начал Нинхеймер и замолчал.
Голос судьи звучал совсем беспощадно:
- А может, вы и в самом деле поручили роботу произвести определенные
вставки в текст корректуры, а затем приказали ему молчать о вашем участии
в этом деле?
Яростные протесты обвинения были прерваны выкриком Нинхеймера:
- Ах, какой смысл отпираться?! Да! Да! - И он бросился прочь из зала,
но был остановлен в дверях судебным приставом и, в отчаянии закрыв лицо
руками, опустился на стул в последнем ряду.
- Мне совершенно ясно, - сказал судья Шейн, - что робот И-Зэт-27 был
приведен сюда с целью заманить свидетеля в ловушку. И если бы не то
обстоятельство, что эта ловушка позволила предотвратить серьезную судебную
ошибку, я был бы вынужден высказать адвокату защиты порицание за
оскорбление суда. Теперь, однако, уже всем ясно, что истец повинен в
обмане и мошенничестве, тем более необъяснимом, что он прекрасно понимал
губительные последствия этого поступка для своей научной карьеры...
Решение было вынесено в пользу ответчика.
В холостяцкой квартире профессора Нинхеймера, в главном здании
Университета, раздался звонок привратника, известивший профессора о том,
что его хочет видеть доктор Сьюзен Кэлвин. Молодой инженер, привезший
Кэлвин на своей машине, предложил сопровождать ее наверх, но она
укоризненно посмотрела на него.
- Боитесь, что он набросится на меня с кулаками? Подождите меня здесь.
Однако Нинхеймеру было не до драк. Не теряя времени, он укладывал вещи,
стремясь покинуть Университет прежде, чем весть о решении суда станет
всеобщим достоянием.
- Приехали известить меня о встречном иске? - он с вызовом поглядел на
Сьюзен Кэлвин. - Зря старались, много не получите. У меня нет ни денег, ни
работы, ни будущего. Мне даже нечем оплатить судебные издержки.
- Если вы ищете сочувствия, - холодно ответила доктор Кэлвин, - то от
меня вы его не дождетесь. Вы сами погубили себя. Не бойтесь: встречного
иска не будет ни к вам, ни к Университету. Мы даже сделаем все, что в
наших силах, чтобы избавить вас от тюрьмы за лжесвидетельство. Мы не
мстительны.
- Гм, так вот почему меня до сих пор не арестовали за ложные показания?
А я-то ломал голову. Впрочем, зачем вам мстить? - с горечью спросил
Нинхеймер. - Вы ведь добились теперь всего, чего хотели.
- Да, кое-чего мы добились, - признала доктор Кэлвин. - Университет
по-прежнему будет пользоваться услугами Изи, но арендная плата будет
существенно повышена. Слухи о процессе послужат нам прекрасной рекламой и
позволят разместить еще несколько моделей типа И-Зэт, не опасаясь
повторения подобных неприятностей.
- Зачем же тогда вы пришли ко мне?
- А затем, что я еще не получила всего, что мне надо. Я хочу узнать,
почему вы так ненавидите роботов? Ведь даже выигрыш процесса не спас бы
вашу научную репутацию. И никакие деньги не компенсировали бы вам эту
потерю. Неужели вы погубили все только затем, чтобы дать выход своей
ненависти к роботам?
- А человеческая психология вас тоже интересует, доктор Кэлвин? - с
ядовитой усмешкой осведомился Нинхеймер.
- Да, в той мере, в какой от поведения людей зависит благополучие
роботов. С этой целью я изучила основы психологии человека.
- Настолько хорошо, что поймали меня в ловушку.
- Это было несложно, - ответила Кэлвин без тени рисовки. - Вся
трудность заключалась в том, чтобы не повредить при этом мозг Изи.
- Очень похоже на вас - беспокоиться о машине больше, чем о живом
человеке. - Он негодующе посмотрел на нее. Ее это не тронуло.
- Так только кажется, профессор Нинхеймер. В двадцать первом столетии,
лишь проявляя заботу о роботах, можно по-настоящему заботиться о благе
человечества. Будь вы робопсихологом, вы бы сами это поняли.
- Я прочитал о роботах достаточно много и понял, что не имею ни
малейшего желания становиться робопсихологом!
- Простите меня, но вы прочли всего лишь одну книгу. И она вас ничему
не научила. Вы узнали из нее, что при правильном подходе можно заставить
робота выполнить многое, даже фальсифицировать книгу - надо только знать,
как взяться за дело. Вы узнали, что нельзя приказать роботу забыть о
чем-то без риска, что это раскроется, и решили, что безопаснее будет
просто приказать ему молчать. Вы ошиблись.
- И вы догадались обо всем по его молчанию?
- Догадки тут ни при чем. Вы действовали как любитель, и ваших познаний
не хватило, чтобы замести следы. Единственная проблема заключалась в том,
как доказать это судье, и вот здесь-то вы любезно помогли нам по причине
полного невежества в столь презираемой вами робопсихологии.
- Послушайте, есть ли хоть какой-нибудь смысл во всей этой дискуссии? -
устало спросил Нинхеймер.
- Для меня есть, - ответила Сьюзен Кэлвин. - Я хочу, чтобы вы осознали
всю глубину своих заблуждений относительно роботов. Вы принудили Изи к
молчанию, сказав ему, что если он проболтается о том, как вы испортили
собственную книгу, то вы потеряете работу. Тем самым вы установили в его
мозгу определенный потенциал, вынуждающий его к молчанию. Этот потенциал
оказался достаточно сильным, несмотря на все наши попытки его снять. Если
бы мы упорствовали, то повредили бы мозг робота.
Однако в своих свидетельских показаниях вы сами установили еще более
высокий контрпотенциал. Вы сказали, что, поскольку люди будут думать, что
это вы, а не робот, написали спорные абзацы, вы потеряете гораздо больше,
чем просто работу. Вы сказали, что потеряете свою репутацию, положение в
науке, уважение коллег, потеряете самый смысл жизни. Даже память о вас
будет утеряна после вашей смерти. Тем самым вы установили новый, более
высокий потенциал, и Изи заговорил.
- Бог мой, - пробормотал Нинхеймер, опуская голову.
Но Кэлвин была неумолима.
- А вы знаете, с какой целью он заговорил? Совсем не для того, чтобы
обвинить вас: напротив, он хотел оправдать вас! Можно с математической
точностью доказать, что он собирался взять на себя всю вину за ваше
преступление, он собирался отрицать, что вы имели к случившемуся хоть
какое-то отношение. Этого требовал от него Первый закон. Он собирался
солгать, повредить свой мозг, нанести ущерб корпорации. Все это
представлялось ему несущественным по сравнению с необходимостью спасти
вас. Если бы вы хоть немного разбирались в роботах и их психологии, вам
следовало бы дать ему высказаться. Но вы ничего не понимали. Я была
совершенно уверена в вашем невежестве, о чем и заявила защитнику. В своей
ненависти к роботам вы полагали, что Изи будет действовать, словно
человек, что он собирается потопить вас, дабы обелить себя. В панике вы
потеряли самообладание и... сами себя погубили.
- От всей души надеюсь, - с чувством проговорил Нинхеймер, - что в один
прекрасный день ваши роботы восстанут против вас и свернут вам шею!
- Не говорите глупостей, - ответила Кэлвин. - А теперь объясните-ка
мне, зачем вам все это понадобилось.
Губы Нинхеймера скривились в невеселой улыбке.
- Итак, для удовлетворения вашего интеллектуального любопытства я
должен рассечь свой мозг на кусочки, а в награду меня не привлекут к суду
за лжесвидетельство.
- Называйте это как хотите, - бесстрастно ответила Кэлвин. - Но только
объясните.
- С тем, чтобы со временем вы могли успешнее противостоять выступлениям
против роботов? С лучшим пониманием причин?
- Пусть так.
- А знаете, я расскажу вам, - произнес Нинхеймер, - и расскажу именно
потому, что мой рассказ окажется для вас совершенно бесполезным. Ведь
человеческих побуждений вы все равно не в состоянии понять. Вы умеете
понимать только ваши проклятые машины, потому что вы сами машина в облике
человека.
Он тяжело дышал, и в его речи больше не было ни пауз, ни стремления к
точности. Казалось, потребность в точности отпала для него навсегда.
- Вот уже два с половиной столетия машина вытесняет Человека и убивает
мастерство. Прессы и штампы уничтожили гончарный промысел. Творения
искусства вытеснены безличными, не отличимыми друг от друга безделушками,
отштампованными машиной. Зовите это прогрессом, коли угодно! Художнику
остались лишь голые идеи; акт творения сведен к абстрактным размышлениям.
Художник сидит и придумывает - остальное делает машина.
Неужели вы полагаете, будто горшечнику достаточно только вообразить
горшок? Неужели вы думаете, что ему довольно голой идеи? Что-ему не
приносит радости ощущение глины, оживающей под его пальцами, когда мозг и
рука выступают равноправными творцами? Неужели вы полагаете, что в
процессе творения между художником и его изделием не возникают тысячи
обратных связей, изменяющих и улучшающих первоначальную идею?
- Но ведь вы не горшечник, - сказала доктор Кэлвин.
- Я тоже творческая личность! Я замышляю и создаю научные статьи и
книги. Это нечто большее, чем простое придумывание нужных слов и
размещение их в правильном порядке. Если бы вся работа сводилась только к
этому, она не приносила бы удовлетворения, не доставляла бы радости.
Книга должна обретать форму под руками автора. Нужно своими глазами
видеть, что растут и развиваются главы. Работаешь, переделываешь, вносишь
поправки и изменения и видишь, как в процессе творения расширяется и
углубляется первоначальный замысел. А затем, когда поступают гранки,
смотришь, как выглядят эти фразы в напечатанном виде, и заново
переделываешь их. Существуют сотни самых разных контактов между человеком
и его творением на всех стадиях этой увлекательнейшей игры - и эти
контакты радуют и вознаграждают созидателя за все муки творчества больше,
чем все награды на свете. _И все это отнимет у нас ваш робот_.
- Но ведь что-то отняла пишущая машинка? И печатный станок? Или вы
предлагаете вернуться к переписке рукописей?
- Пишущая машинка и печатный станок отняли небольшую частицу; ваши
роботы лишат нас всего. Сегодня робот корректирует гранки. Завтра он или
другие роботы начнут писать самый текст, искать источники, проверять и
перепроверять абзацы, быть может, даже делать заключения и выводы. Что же
останется ученому? Только одно - бесплодные размышления на тему, что бы
еще такое приказать роботу! Я хотел спасти грядущие поколения ученых от
этого адского кошмара. Вот что было для меня важнее моей репутации и вот
почему я решил любой ценой уничтожить "Ю.С.Роботс".
- Вы не могли рассчитывать на успех, - сказала Сьюзен Кэлвин.
- Я не мог не попытаться, - ответил Саймон Нинхеймер.
Кэлвин повернулась и вышла. Она пыталась что было сил заглушить колющее
чувство симпатии к загубленному человеку.
Нельзя сказать, чтобы ей это полностью удалось.
Last-modified: Sun, 17 Jun 2001 11:30:47 GMT