утся все сестры и примутся трещать одновременно, но я не буду присутствовать при сем долгом споре. Итак, слушайте молча - перебивать запрещаю. Как все великие мыслители и ораторы, от общего я буду переходить к конкретному, от наблюдений к выводам. Вот наблюдения. Оглянитесь. Знаете ли вы, где сейчас находитесь? Конечно, знаете, ведь вы - иилане', а каждая иилане' знает, что в каждом городе есть амбесид. Хромосомы для его роста заложены в семя каждого города, как и хромосомы, определяющие развитие ханане. Сегодня я была возле него и видела никогда не открывавшуюся дверь. Ведь здесь нет самцов, и некого держать за нею. Она сделала паузу, чтобы слушавшие сумели подумать, заметила, что Фар' уже открыла рот, - но Сетессеи быстро наступила ей на ногу. Амбаласи сделала жест удовлетворения, но затем неодобрительно шевельнулась, не заметив мыслей в их позах. - Вам дан разум, но вы не пользуетесь им. Я привела вам факты и не вижу ваших выводов. Поэтому мне снова придется проделать за вас всю мыслительную работу, как я делала в прошлом и как мне еще придется делать в будущем. Вывод прост - этот город неполноценен, так как и вы, Дочери Бездарности, не образуете полноценного общества. Ах, вы неодобрительно ежитесь, выражаете непонимание? Но, по крайней мере, хотя бы слушаете. Объясняю-определяю, что есть общество. Это научный термин, о котором вы не имеете представления, как и о многом другом. Общество представляет собой совокупность организмов, принадлежащих к одному виду и связанных воедино взаимной зависимостью и разделением труда. Вот примеры. Насекомые. Они образуют общество, состоящее из рабочих особей, солдат, царицы - эйстаа, откладывающей яйца, взаимодействующих в полной гармонии. Или возьмем рогатых устузоу - оленей. Самец отгоняет врагов, чтобы самка могла выносить детенышей, Или представьте себе эфенбуру в океане, где все элининйил совместно преследуют добычу. Примеров достаточно. А теперь вспомните город, в который вы пришли, сделавшись фарги, где выросли и стали иилане'. Все города одинаковы, все они похожи на этот. Вот амбесид, где восседает и правит эйстаа. Вот ханане, где живут самцы. Чтобы жизнь в городе не прекратилась, они по очереди уходят на пляжи. Это живой город, это жизнеспособное общество. Жизнеспособное... такое, которое будет жить и расти и никогда не умрет. Оглядевшись, Амбаласи увидела неудовольствие в позах собравшихся. - А что мы имеем здесь? Ваше общество мертво в своей основе. Этот город жив, пока я распоряжаюсь в нем, он умрет, когда я его покину, вместе с системой нежизнеспособных верований, ведь мысли Угуненапсы умрут вместе с вами. Наверное, звать вас Дочерьми Смерти все же вернее. Ведь вы умрете, и идеи Угуненапсы тоже умрут. И я, например, вовсе не считаю такой исход несправедливым. Она покивала головой ошеломленной аудитории, позами выражавшей несогласие и неодобрение. - А теперь, - произнесла она, предвкушая развлечение, - заканчиваю. Я привлекла ваше внимание к важным вопросам и желаю слышать мнение Дочерей. Задвигались руки, послышались крики. Но протесты утихли, едва Энге выразила намерение говорить. Она начала с жестов почтения к Амбаласи. - Смените гнев благодарностью к премудрой Амбаласи, которая все знает и видит. Или же иилане' убивают вестницу, принесшую недобрые вести? Разве этому учила нас Угуненапса? Мы благодарим Амбаласи, указавшую истину, заметившую недостатки в нашей жизни. Задачу можно решить, лишь поставив ее. Теперь мы можем обратить к решению ее весь разум Дочерей. Мы должны вновь продумать все слова Угуненапсы - решения не может быть в ином месте. Если же его нет - мы умрем, как сказала сейчас Амбаласи. - Отогнув большой палец, Энге подняла его. - У задачи две части. И пустота обеих открыта нам, потому что ответа нет. Мы стоим на пустом амбесиде - в одиночестве. У нас не будет эйстаа, но мы должны создать систему приказов, которые будут идти с амбесида. Эту проблему следует решить в первую очередь, И только потом можно будет обратить свое внимание к пустому ханане. Приведя мысли в порядок, наведем порядок и в собственной жизни, и тогда мы создадим порядок и в городе. В ужасной правоте Амбаласи трудно усомниться. Что мы видим вокруг? Город, полный идеальной гармонии и... смерти. Мы состаримся и умрем одна за другой, и здесь воцарится пустота. Подумайте об этом. Горестные движения пробежали по телам вккмазших иилане', лишь Амбаласи кивала с мрачным одобрением. Теперь Дочери Жизни были безмолвны, как смерть. Конечно же, кроме Фар'. Пронзительным от волнения голосом, беспорядочно шевеля конечностями, она начала, - не обращая внимания на то, что ее трудно понять. - Я слышала твои слова, Энге, но ты заблуждаешься. Амбаласи - сведущая ученая, но ока не последовательница Угуненапсы. В этом ее ошибка и недостаток. Но теперь она вводит в заблуждение и тебя своими речами об эйстаа и ее власти. Мы отвергли ее и потому оказались здесь. Слушая растлевающие речи Амбаласи, мы забываем об Угуненапсе. Мы забываем о третьем принципе Угуненапсы. Эфенелейаа. Дух Жизни, великая эйстаа Города Жизни царит над всеми нами. Вспомним об этом и отвергнем низменный город Амбаласи с его примитивными амбесидом и ханане. Говоря обо всем этом, она только вводит нас в заблуждение. Повернемся же спиной к ней, обратим свои лица к Угуненапсе, последуем за ней по пути ее. Уйдем же с этого амбесида и навсегда закроем его вход, пусть зарастет лианами и дверь в ханане - и то и другое нам не нужно. Если этот город нам не подходит - оставим его. Уйдем в леса и на пляжи, чтобы жить на свободе, как сорогетсо. Нам не нужна эйстаа, нам не нужны затворники самцы. Уйдем на берег, где юные эфенбуру резвятся в морских волнах. Мы будем говорить с фарги, еще влажными от воды, мы введем их в свет и направим к светлому будущему дорогой Угуненапсы. Потрясенная, она умолкла: Амбаласи издала грубейший из известных звуков, крепче которого еще никто не слышал, руки ее сложились в немыслимом оскорблении, - Твои слова подобны помету тысячи гигантских ненитесков, одна такая лепешка заполнила бы весь амбесид, - загромыхала Амбаласи. - Я приказывала думать, а не заявлять о своей немыслимой тупости. Оставить город? Пожалуйста - первый же хищник тебя и сожрет. Приветствовать выходящих из волн фарги? Пожалуйста - только ближайший из родильных пляжей находится на том берегу океана. - Она медленно оглядела собравшихся Дочерей, свирепо изогнув тело и царапая когтями ног пол в едва сдерживаемом гневе. - Я оставляю вас, потому что уже слышать не могу всех этих глупостей. Обсудите все, когда я уйду. Город ваш, и ваши судьбы тоже принадлежат вам. Решайте же, нужны они вам или нет. У вас будет время на это: я поплыву на урукето вверх по реке, чтобы обследовать ее. И для поправки здоровья: вы, Дочери Отчаяния, подрываете его. А теперь скажи мне, Элем, ты поведешь урукето или мне придется самой управлять им? В тревожном молчании все взоры обратились к капитану урукето. Некоторое время она стояла, задумчиво склонив голову, а потом сказала: - Я следую учению Угуненапсы во всем. Но я следую и науке. Сюда нас привели наука и Угуненапса, воплотившаяся в Амбаласи, что создала этот городи тем дала нам жизнь. Энге и все присутствующие здесь умудрены в словах Угуненапсы. И я последую за ними куда угодно. Но пока решение принимается, я не нужна здесь. Поэтому я повезу Амбаласи и буду охранять ее, пока вы размышляете о будущем. Я считаю, что Фар' не права, потому что Амбаласи никогда прежде не ошибалась. И я говорю - не слушайте Фар', найдите путь, ведущий нас в будущее дорогой Угуненапсы и Амбаласи. Больше мне сказать нечего, я ухожу. Она повернулась и ушла с амбесида. Следом заторопилась Сетессеи: к путешествию нужно было еще столько подготовить. Амбаласи удалялась величественно и неторопливо, но прежде чем уйти, она остановилась, оставив за собой последнее слово. - Ну, Дочери Отчаяния, ваше будущее - между вашими большими пальцами. Я считаю, что всех вас ждет смерть: вы слишком глупы, чтобы жить. Если это не так - докажите. Если сумеете. Ланефенуу, эйстаа Икхалменетса, восседала на почетном месте амбесида, над нею возвышался урукето, пенились волны, но радости не было. Совершенно. Это ее амбесид, ее город, ее остров. Все, что она видела вокруг, принадлежало ей. Прежде это было причиной радости, теперь - черных мыслей. Она поглядела на деревья за стенами амбесида - туда, где они карабкались вверх по склонам давно погасшего вулкана. А потом выше - на мерзкую белую шапку на его вершине, державшуюся там несмотря на летнюю жару. Тело ее изогнулось и задергалось от злости - и Элилеп, разрисовывавший ее руки, отодвинулся подальше, опасаясь получить затрещину. Второй самец, державший поднос с красками, деликатно поежился, глядя на гневающуюся Ланефенуу. Заметив его движение, Ланефенуу обратила к нему один глаз, потом вновь посмотрела на снежную шапку. Симпатичный самец, нежный такой. Сейчас его?.. Нет, не стоит, - не сегодня, когда они покидают город. Элилеп затрясся так, что кисть в его руке заходила ходуном. - Заканчивай, - приказала Ланефенуу. - Я хочу, чтобы ты нарисовал у меня на груди океан и эту гору посреди него в мельчайших подробностях. - Великая эйстаа, говорят, что сегодня мы покидаем город? - Да, уже почти никого не осталось. Мы уплывем на последнем урукето. - Но я никогда не плавал на урукето. Страшно. Погладив его гребешок, Ланефенуу жестом приказала художнику оставить неразумные страхи. - Это потому что ты всего лишь бесхитростный самец, из океана попавший в ханане, где самцам и подобает пребывать. Ты ни разу не покидал остров теперь придется. Тебе и всем нам. Мы поплывем за океан, а тебе я приказываю оставить все страхи. Мы отправляемся в далекий Алпеасак, он больше Икхалменетса и изобилует вкусными животными, и ханане в нем просто прелесть. Но чувствительный к чужим настроениям, как все самцы, Элилеп не успокаивался. - Почему же эйстаа горюет и сердится, если далекий город так хорош? - Сержусь на зимнюю белизну, изгоняющую меня из моего города. Горюю о нем. Довольно. Что сделано, то сделано. На берегах далекой Гендаси нас ожидает новый город, город золотого песка. Куда более удобный, чем эта скала в океане. Пошли. Она встала и пошла через амбесид, самцы заторопились за нею. Подняв голову, она гордо шествовала к выходу. Может быть, и к лучшему, что она навсегда оставляет этот амбесид - место, где устузоу унизил ее, где добился повиновения эйстаа. Воспоминания заставили ее сжать пальцы, но выбора тогда не было. Ведь погибли два ее урукето. Выбора не было. Лучше окончить свару. Довольно смертей. Если бы тогда она не поверила Вейнте', ничего этого не было бы. Тело ее дергалось, выражая эмоции. Прошлое можно забыть вместе с островом и городом. Урукето ожидал ее, как она приказала, остальные уже отправились в путь. Приказав самцам подниматься наверх, она пошла следом и невольно оглянулась. Зелень внизу - над ней белизна. Рот ее сам собой открылся от нахлынувших чувств - она заставила себя стиснуть зубы. Довольно. Кончено. Ее город теперь зовется Алпеасак. Пусть зима приходит в Икхалменетс, теперь это не ее забота... Она стояла наверху в одиночестве и смотрела, смотрела, пока белая шапка над Икхалменетсом не исчезла в волнах. Глава шестая Es aii than heHa, man fauka naudinzan. Tigil Jiammar ensi tharp i Iheisi darrami thurla. Олень идет - охотники следом. Издалека зверя стрелой не сразить. Пословица тану Санонс не одобрял таких собраний тану. У саску был заведен другой порядок. Мандухто думали головой - не руками же работать тем, кто знал Кадайра, его пути в этом мире и прочие тайны. Когда дело касалось важных вещей, они и думали, и решали, А тут разброд и разговоры. Всякий может высказаться. Даже женщина! Но на морщинистом смуглом лице Саноне не отражались эти мысли, Невозмутимая физиономия ничего не выражала. Скрестив ноги, он сидел у огня, слушал и наблюдал, но не произносил ни слова. Не время. У него была причина сидеть здесь, хотя он саску, а не тану, и причина эта маячила в темноте, среди женщин, за рядом сидящих охотников. Почувствовав на себе его взгляд, Малаген быстро спряталась в тени. Выражение лица Саноне не изменилось... не изменилось и позже - хотя ноздри его раздувались от негодования, - когда орда визжащих детей промчалась мимо, засыпав его песком. Отряхнувшись, он обратил лицо к Херилаку, поднявшемуся, чтобы говорить. - Сделано многое. Вырезали новые шесты для травоисов, починили кожаную упряжь, мяса накоптили. По-моему, сделали все, что нужно было сделать. Говорите, кто знает что еще не закончено? Меррис вскочила на ноги, отвечая оскорбительными жестами охотникам, пытавшимся ее остановить. Ростом с любого охотника и не слабее мужчины, эта женщина со дня смерти Улфадана управлялась с хозяйством одна. - Ты говоришь - уходить из долины саску. А я говорю - остаться. Женщины вокруг нее молчали, охотники разразились возмущенными воплями. Она подождала, пока голоса умолкли, и вновь заговорила: - Охотники, у вас рты не с того конца, говорите - говорите, а слышится вовсе не то. Здесь есть еда, в горах хорошая охота. Зачем уходить? Женщины отозвались одобрительным ропотом, разгорелась жаркая перебранка. Невозмутимый Саноне прислушивался. Подождав немного, Херилак понял, что тишины ему не дождаться, и рявкнул, призывая к молчанию, Ему повиновались - ведь он командовал охотниками в битвах с мургу и они уцелели. - Здесь не место обсуждать такие вопросы. Тану не убивают тану. И не командуют другими тану. Уйдут те охотники, кто хочет. А те, кто не желает, пусть остаются. - Только охотники! - прогремела Меррис. - А у женщин больше нет голоса? Сдержав гнев, Херилак подумал: неплохо бы ей угомониться. - Пусть каждая женщина разговаривает со своим охотником, пусть все сами решают, чего хотят. Мы собрались здесь для того, чтобы выяснить, готовы ли те, кто хочет уйти из долины. - А вот я не хочу уходить! - Меррис протолкалась к огню и огляделась. Разве что меня отсюда выгонят. Что скажет мандукто саску Саноне? Все с интересом уставились на Саноне. Он поднял руки к плечам ладонями наружу. И ответил на марбаке почти без акцента: - Саску и тану вместе воевали на берегу, потом воевали здесь, в этой долине. Мы рады видеть тану здесь, но мы отпускаем всех, кто хочет уйти. Тану и саску как братья. - И сестры, - коротко дополнила Меррис. - Я остаюсь! - С этими словами она повернулась и отошла. Женщины сочувствовали ей, но молчали. Все они свободны, как заведено у тану, всяк живет сам по себе. Не нравится саммадар - можешь искать новый саммад. Но с охотником отцом твоих детей - связывает нечто более крепкое. Охотники рвутся в лес, их не остановишь. Разговор все шел и шел. Костры догорели, дети отправились спать. Саноне терпеливо ждал своего часа и, почувствовав, что он настал, поднялся. - Я пришел сюда по двум причинам... Могу ли я говорить с тану? - Не спрашивай, говори, - велел Херилак. - Боевая дружба - прочные узы. - Тогда я требую, чтобы родившийся здесь мастодонт по имени Арнхвит, через которого с нами говорит Кадайр, остался в долине. Ясно ли это вам? - Об этом никто и не думал спорить. - Саску благодарят. Теперь второе. Среди вас есть не тану, но саску. Это Малаген, женщина храброго воина Симмахо. - Убитого!.. - гневно выкрикнул Невасфар. Саноне печально кивнул. - Погибшего в битве с мургу. Но женщина эта, Малаген, жива, и она саску. - Теперь она моя женщина, и не о чем говорить! - крикнул Невасфар, шагнув вперед со сжатыми кулаками. - Она уйдет со мной. - А я слышал, что у тану каждый говорит за себя. Что же ты решаешь за Малаген? Саноне прищурившись смотрел на охотника снизу вверх. Невасфар затрясся от гнева. Взяв его за руку, Херилак успокаивающе сказал: - Охотник уважает седины. Садись. - Подождав, пока Невасфар, бурча под нос, возвратится на место, Херилак ткнул пальцем в сторону женщины саску. - Хочешь говорить, Малаген? Со страхом глянув в сторону саммадара, Малаген закрыла лицо руками. Херилак не хотел никаких неприятностей. Женщина, конечно, промолчит - так положено у саску. Он знал, что Малаген решила уйти с Невасфаром. Понимал Херилак, что Саноне внимательно глядит на него, ожидая ответа. Выбирать было не из чего. - Я не вижу ничего сложного. Разве Саноне не говорил, что тану и саску вместе бились в городе на берегу океана, а потом пришли в эту долину, где снова вступили в бой. И по великодушию своему он сказал, что тану вольны как остаться здесь, так и беспрепятственно уйти отсюда. Мы ведь братья... и сестры тоже. Так говорят и тану. Пусть Малаген уходит с нами, если желает. Саноне ощутил недовольство, оказавшись побежденным собственными словами, но он не стал проявлять его - просто в знак согласия поднял руку, встал и отправился восвояси. Глядя в удалявшуюся спину мандукто, Херилак надеялся, что саску не сочтут случившееся поводом для раздоров и несогласия. Вместе бились, можно и спокойно расстаться. Он опять повернулся к саммадам. - Утром уходим. Все ли согласны с выбранным путем? На севере слишком холодно, не стоит возвращаться к заснеженным перевалам. Идем на восток тем же путем, которым пришли, до великого моря. Там осмотримся и примем решение. - Там же широкая река. Через нее придется переправляться, - заныл фракен. Он был уже стар и немощен, к тому же не пользовался почти никаким уважением. Никто не обращал внимания на его прорицания над совиными шариками. - Эту реку мы уже пересекали, алладжекс. Сделаем плоты, а мастодонты переплывут сами в нешироком месте. Это нетрудно. Кто-нибудь еще хочет говорить? Значит, решено. Утром уходим. Как всегда перед дальней дорогой, протестующих и сердито похрюкивающих мастодонтов запрягли еще до рассвета. К восходу все уже было готово. Стоя у тропы, Херилак проводил первого слона взглядом. Путь знакомый, и не в обычае было, чтобы саммадары предводительствовали в пути. С огромным облегчением он заметил Саноне среди провожавших саску. Подойдя к мандукто, Херилак положил руку на его плечо. - Мы еще встретимся, друг мой. Печальный Саноне отрицательно качнул головой. - Не думаю, мой друг. Я не молод и более не хочу покидать нашу долину. Я повиновался указаниям Кадайра, видел такое, чего прежде саску не знали. И теперь я устал. А ты? Мне кажется, что и ты более не пройдешь этим путем. Херилак грустно кивнул. - Теперь в этом нет нужды. Я буду искать тебя на небе среди звезд. - Все мы идем путем Кадайра. Если Керрик жив и ты встретишь его, передай: Саноне от имени всех саску благодарит его за подаренную жизнь. - Я передам, - ответил Херилак, отвернулся и более не смотрел на долину саску, с которыми многое связывало его народ. Возле реки он нагнал медленно шествующие саммады, миновал их. Саммад Келлиманса был невелик - всего один мастодонт. Но, проходя мимо, Херилак заметил, что саммад вырос вдвое. Шагая широко, как воин, Меррис вела вперед своего мастодонта. - Вижу среди тану тех, кто хотел остаться у саску, - сказал Херилак. Меррис вышагивала, набив рот копченым мясом. Достав изо рта непрожеванный кусок и сплюнув, она заговорила: - Разве саммадар Херилак не рад меня видеть? - Ты тану. - Конечно. Поэтому я и решила, что мне нечего делать в этой тесной долине - работать в полях и судачить о пустяках с женщинами саску. Тану не может жить без леса, тану вольны идти, куда захотят. Херилак был озадачен. - Тогда зачем ты все это наговорила? Я не вижу причин... - Он недоумевал, пока не заметил хитринки во взгляде женщины. Тут его осенило. Херилак разразился хохотом и одобрительно хлопнул женщину по плечу. - Ты хитра, как женщина, и решительна, как охотник. Ты знала, что Саноне недоволен тем, что Малаген, женщина саску, оставляет долину. И ты лишила его возможности протестовать, прежде чем он решился на это. Ты вовсе не собиралась оставаться! - Это ты сказал, отважный Херилак. Слабой женщине приходится прибегать ко всяким уловкам, чтобы уцелеть в мире могучих мужчин. И с этими словами она угостила его не менее дружеским ударом, так что Херилак даже пошатнулся, но не перестал хохотать. "Понял ли Саноне, что его провели?" - гадал Херилак. Он мог заподозрить это еще вчера, но теперь, узнав об уходе Меррис, конечно же догадается... Как все-таки хорошо вновь идти. Он тронул металлический нож Керрика, висевший теперь у него на груди, и подумал: жив ли он... Если жив Херилак разыщет его. Тропа шла вдоль леса к северу - к броду через реку. Там, возле воды, их дожидались Ханат и Моргил, изгнанные из долины за кражу священного порро. Заметив их приближение, Ханат замахал руками, а Моргил лежал на траве без движения. Херилак встревожился. Может быть, что-то случилось или где-то рядом мургу? Схватив стреляющую палку и копье, он сбежал к воде. Увидев его, Ханат замахал вновь и грузно осел на землю возле приятеля. - Что случилось? - спросил Херилак, ожидая увидеть раны и кровь, но не находя их. - Это порро, - сиплым голосом произнес Ханат, указывая на глиняный кувшин возле входа в шатер. - Плохой порро. - Надо было думать, прежде чем красть. - Э-э, украденный порро был вовсе недурен. - Охотник облизал пересохшие губы. - Но вот когда мы сами приготовили его, получилась гадость. На вкус то, что надо, но на следующий день охотник такой больной... - Значит, вы научились его делать? Как же? - заглянув в горшочек, Херилак понюхал. - Достаточно просто. Мы следили за ними. Саску такие охотники, что даже не слышали нас. Сделать его легко. Берешь эту штуку, которую они выращивают, - тагассо, кажется... Растираешь, доливаешь воды, выставляешь на солнце, добавляешь мха - и готово. Моргил шевельнулся и, открыв налитый кровью глаз, простонал: - Точно, мох - он всему виной. Переложили, должно быть. Херилак не выносил таких глупостей. - Саммады уходят. - Мы пойдем следом. Завтра, должно быть. Все будет в порядке. - Если вы не будете пить этого зелья, - добавил Херилак, ногой опрокинув горшок с порро. Вонючая жидкость быстро впиталась в песок. - Это мох, только мох, - пробормотал Моргил. Глядя на младенца, Керрик встревожился. - Она что, больна? Открыла глаза и смотрит... По-моему, она ничего не видит. В ответ Армун заливисто расхохоталась. - Ты не помнишь, что Арнхвит когда-то смотрел точно так же? С младенцами так всегда бывает. Она будет очень хорошо видеть. Просто нужно немного потерпеть. - Ну, ты готова идти? - Я уже не первый день говорю тебе об этом. Мне просто нетерпится уйти отсюда. Она не смотрела на укрытие мургу, но Керрик понимал ее чувства. Он понимал, что сам тянет с уходом, но теперь причин для проволочки не осталось. Все, что они взяли с собой, уместилось на двух травоисах. Малая доля поклажи одного мастодонта... но где его теперь взять? Поэтому пришлось ограничиться тем, что они с Харлом могли увезти. Армун и Даррас позаботятся о младенце. Арнхвит понесет лук и копье. И хорошо, если Ортнар сам одолеет дорогу. Настало время отправляться. Мухи облепили заднюю часть только что освежеванной туши оленя путешественники уже не могли взять ее с собой. Самцам понравится. Смахнув мух, Керрик взвалил мясо на плечо. - Не оставлять же портиться. Отнесу и пойдем. Увидев, что отец уходит, Арнхвит окликнул его и пустился вдогонку. - Не хочется покидать друзей, - сказал он на иилане', когда мать уже не могла его слышать. Керрик не просил его об этом, но понимание приходит по-разному: Армун никогда не скрывала ненависти к самцам. - Мне тоже. Но в жизни часто приходится поступать против собственного желания. - Почему? - Иногда просто нельзя поступить иначе. Мы должны уйти отсюда, потому что вот-вот могут нагрянуть охотницы и обнаружат нас. А Имехеи не может ходить, и Надаске' не оставит его одного. - Имехеи заболел? Надаске' не говорил мне. - Это особая болезнь. Когда она пройдет, он сможет ходить. - Значит, тогда они разыщут нас. И мы снова будем говорить. - Будем, - согласился Керрик, не вдаваясь в подробности. Надаске' сидел у самой воды рядом с неподвижным телом друга и лишь поднял голову, когда они подошли. Он немного оживился, когда Арнхвит принялся рассказывать, как они собирались в дорогу, как он теперь хорошо стреляет из лука и какие острые наконечники у его стрел. Керрик одобрительно поглядывал на сьп ia - совсем иилане'. Но будет ли он помнить эти слова вдали от озера и своих приятелей? - Мокрый-из-моря-могучий воин, - отозвался Надаске', - он уйдет, и нам так будет не хватать мяса, которое он носил-убивал. Арнхвит горделиво выпятил грудь, не замечая сложных знаков, касающихся размера и количества добычи, Честно говоря, он сумел сразить только одну, не очень крупную, ящерицу. Керрик глубоко сочувствовал Надаске', скрывавшему под непринужденными словами глубокую грусть и отчаяние. - Все будет хорошо, - проговорил Керрик. - С тобой и с нами. - Все будет хорошо, - повторил Надаске', но жесты его выражали полную безнадежность. Имехеи привычно похрапывал в озере, но одна рука его под водой бессознательно шевельнулась в прощальном жесте. - Как только мы разыщем безопасное место, вы придете к нам... произнес Керрик, но Надаске' отвернулся и уже не слушал его. Держа Арнхвита за руку, Керрик возвратился к своим. - Поздновато, - буркнул Ортнар, подволакивая вперед больную ногу, - а путь далек. Нагнувшись, Керрик подобрал шесты травоиса. Его примеру последовал Харл. Тану молча направились в лес. Арнхвит все время оглядывался. Но тропа повернула, и двое его друзей, оставшиеся у озера, исчезли за деревьями. Глава седьмая Apsohesepaa anulonok elinepsuts kakhaato'. В паутине жизни нитей больше, Чем в море - капель воды. Апофегма иилане' Амбаласи сидела на стволе упавшего дерева на берегу и нежилась в теплых лучах солнца. Такая редкая радость - отдыхать, наслаждаться солнцем, природой, размышлять о могучей реке. Воды реки были коричневыми от почвы; противоположный берег едва виднелся вдали. Течение несло травянистые островки. Небо было безоблачным, однако где-то, должно быть, недавно разразилась сильная гроза - и теперь по реке то и дело величественно проплывали сломанные деревья. Зацепившись за мель, одно из них пристало к берегу неподалеку. С ветвей на землю посыпались крохотные верещащие устузоу. Пробегая мимо Амбаласи, один из них дернулся, заметив ее движение, - и покатился по песку после щелчка хесотсана. Бурый мех, хватательный хвост. Амбаласи когтем перевернула зверька на спину. Что-то шевельнулось у него на животе, высунулась крошечная головка. Сумчатое с детенышем. Отлично. Сетессеи приготовит образец для исследования. Вновь усевшись на дерево, Амбаласи удовлетворенно вздохнула. Отсутствие докучливых спорщиц Дочерей во много раз усиливало радость мышления. Здесь гармонию ее трудов не нарушали настырные неумехи, она вспоминала о них только затем, чтобы ощутить блаженство от того, что их нет рядом. Капитан урукето Элем другая - она иилане' науки. Амбаласи умела направлять ее речи. И ненавистное имя Угуненапсы ни разу не прозвучало и не проступило на ладонях за все время долгого путешествия. Думы Амбаласи нарушил треск ветвей за спиной. Она повернула голову, но так, чтобы одновременно видеть и реку и джунгли. Подняла хесотсан, но, увидев одну из членов экипажа, опустила оружие. В руках у той был большой струнный нож, с помощью которого она прокладывала себе дорогу в подлеске. Это было нелегко - разинув рот, иилане' шаталась и едва не падала от усталости. - Прекращение труда! - громко скомандовала Амбаласи. - Живо в воду! Охладись. Выронив струнный нож, иилане1 без сил рухнула в воду. Вынырнув, она показала Амбаласи ладонь, цвет которой означал благодарность. - Благодари, благодари. Мало того, что мне приходится руководить неумехами, я должна еще и думать за них. Сиди в воде, пока не сможешь закрыть рот. Амбаласи поглядела на реку: урукето не было видно. Впрочем, это неважно - еще рано, ведь она отпустила их на целый день: порадовать энтиисенатов, наловить рыбки для урукето. В лесу вновь затрещали ветки, и на берег вышли Сетессеи и две иилане', чем-то тяжело нагруженные. Бросив свою ношу на землю, они присоединились к сидевшей в воде подруге. Сетессеи тоже тяжело дышала, широко открыв рот, но все-таки она перегрелась не так, как остальные. - Открытие, предсказанное Амбаласи. - Великолепно. Судя по очертаниям суши и расположению притоков, там должно быть озеро. - Теплое, кишащее рыбой, окруженное солнечными пляжами. - Необитаемое? - Множество всякого рода живности, Кроме сорогетсо. - Я так и думала. Как и везде. Это озеро - ближайшее к городу. Вынуждена с некоторой неуверенностью заключить, что обнаруженная мной группа сорогетсо - единственная в этих краях. И уж конечно на всей реке. Что отсюда следует? - Непонимание-смысла желание-просвещения. - А следует, верная Сетессеи, то, что наши сорогетсо вовсе не местные жители. Их привезли сюда и поселили, как я и предполагала. Одинокая колония - плод темных экспериментов какой-то неизвестной ученой. Что еще ты обнаружила? - Интересные экземпляры - летающие создания без перьев и шерсти, и кое-что еще... Тем временем купальщицы вылезли на берег, и Сетессеи велела им притащить принесенные мешки. В одном из них оказалась небольшая клювастая ящерица, длиной с руку. Амбаласи с интересом взглянула на нее и распрямила длинный хвост. - Подвижная, ходит на четырех лапах, при опасности может улепетывать на задних, острый клюв позволяет ей питаться всем чем угодно: ветвями, грубыми листьями. - Вкусные. Они сидят на гнездах под деревьями. Я пресытилась однообразной едой. Надоело консервированное мясо. Я убила двух и одну съела. - Исключительно в научных целях. - Исключительно. Но, поразмыслив, я решила: раз мясо так вкусно, следует собрать яйца. - И ты, конечно, собрала их. Сетессеи, ты становишься настоящей ученой. Новый источник питания всегда важен. Мне тоже надоело мясо угря. Рассматривая ящерицу, Амбаласи машинально разинула рот... и закрыла его: интересы науки требовали, чтобы экземпляр целым сохранился до вскрытия. Будем называть его наэб - из-за клюва, А теперь покажи, что ты еще принесла. Амбаласи не переставала удивляться разнообразию новых видов на континенте. Этого следовало ожидать, но удивление росло и росло. Жук чуть побольше ладони, крошечные устузоу, огромные бабочки... Восхитительное разнообразие. - Удовлетворительно в высшей степени. В консервирующие емкости их - и так уже много времени прошло после их смерти. Возвратимся в город и отметим наше открытие. Увы, этот день недалек. В голосе Амбаласи слышались грустные интонации, что, вероятно, было связано с Дочерьми. Сетессеи сбегала к реке за водяными плодами, которые охлаждались в воде. Поблагодарив, Амбаласи попила, но от мрачных дум ее отвлечь не удалось. - Исследования-удовольствия подходят к концу, впереди вселяющие уныние споры. Не хочу даже думать о том, что ждет нас в городе. Однако скоро вернется урукето - ив обратный путь. - Интересы науки требуют продолжения процесса познания, - вкрадчиво сказала Сетессеи. Амбаласи со вздохом сделала отрицательный жест. - Ничто не может принести мне большего удовольствия, чем продолжение наших научных работ. Но я опасаюсь за город, который вырастила здесь, - он остался в руках этой бестолочи. Я призвала их повернуться лицом к реальности и оставила их, чтобы увидеть - в состоянии ли они решить свои проблемы подходящим для их верований способом. Как ты считаешь, смогут они справиться с этим?.. Согласна, в высшей степени маловероятно... Посмотри! Или глаза мои плохо видят от старости - или это урукето! - Великая Амбаласи видит, как молодая фарги. Они возвращаются. - Великолепно. Немедленно подготовь образцы, чтобы погрузить их еще до темноты. Я считала дни и следила за ориентирами. Теперь мы поплывем вниз по течению. Если отправимся на рассвете, - то уже днем будем в Амбаласокеи. - Неужели мы так близко? - Нет, здесь очень быстрое течение. Сообразно своему положению, Амбаласи отдыхала, пока остальные готовили образцы. Энтиисенаты приближались к берегу, высоко выпрыгивая из воды. Умные существа, милые - одно удовольствие видеть их. Урукето размеренно плыл позади, замедляя ход, - наконец огромный клюв оказался на берегу, гигант остановился. Элем спустилась с высокого плавника, чтобы помочь Амбаласи подняться наверх. На скользкой поверхности клюва было невозможно зацепиться когтями. Забравшись на широкий лоб животного, Амбаласи остановилась передохнуть. - Вы его накормили? - спросила она. - Вполне, даже слишком. Энтиисенаты ловили угрей, правда, не таких крупных, как в устье, и урукето ел их с большим удовольствием. - А тебе на самом деле понятно поведение безмозглой твари? - Долгое наблюдение и совместное пребывание позволяют этого достичь. Но это своего рода искусство - оно дает великое удовлетворение. Я часто его чувствую, когда... Элем смущенно осеклась, жестом попросив прощения; оранжевый гребень ее покраснел. Амбаласи ответила знаком: поняла-не возражаю. - Радость понимания-руководства овладела тобой. В этом я не вижу ничего плохого. Я обратила внимание, что за многие дни, которые мы провели вне города, это твой первый промах: ты хотела произнести запретное имя. Но сейчас - скажи его вслух. Ну! Угуненапса? - Благодарю, так приятно слышать его... - Но не мне. Я просто хотела попривыкнуть к этим грубым звукам, терзающим нервные окончания. Угуненапса... Утром отплывем, днем будем в городе. Поэтому я прощаю твою оплошность. Мелкая неприятность по сравнению с тем, что меня ожидает завтра. Элем сделала жест, означающий надежду. - Может быть, все не так плохо... Амбаласи издала грубый звук. - Неужели ты, знающая своих сестер, считаешь, что это возможно? Элем благоразумно промолчала и попросила разрешения начинать погрузку. Праведный гнев придал сил Амбаласи, и она легко добралась до верхушки плавника и спустилась в прохладную утробу урукето, где сразу же уснула, понимая, что завтрашний день потребует от нее всех сил. Сетессеи разбудила ее звуками, призывающими к вниманию. - Показался город, великая Амбаласи. Я подумала, что ты захочешь подготовиться к прибытию. Может быть, украсить твои руки знаками победы и силы? - Нечего тратить краску, чтобы произвести впечатление на этих никчемных. Лучше принеси мяса, чтобы хватило сил выслушивать их глупости. Урукето заметили издали: на причале их встречала Энге. Амбаласи жестом выразила одобрение: знает ведь, что ее присутствие я могу выносить, и оберегает меня от своих перекорщиц. - Сетессеи, отнеси образцы в лабораторию. Вернусь сразу же, как только разузнаю, что произошло в наше отсутствие. Надеюсь на лучшее, но рассчитываю только на худшее. Пыхтя и отдуваясь, Амбаласи выбралась на деревянный причал, Энге приветствовала ее знаками радости. - Ты радуешься, что я вернулась в добром здравии, или хочешь сообщить мне добрую весть? - И то и другое, великая Амбаласи. Долгое изучение восьми принципов Угуненапсы вывело меня к седьмому из них. Я говорила тебе, что ответ на все наши вопросы кроется в ее словах, и я верила в это. Правда, у меня были сомнения... - Пощади меня, Энге. Изложи результаты. Не нужно рассказывать, как ты пришла к ним. Неужели ты хочешь меня убедить, что за время моего отсутствия все ваши проблемы разрешились с помощью одних только философских принципов? Если так, то я немедленно вступаю в ряды Дочерей. - Мы с радостью примем тебя. Но, несмотря на то что решение кажется достижимым, существует проблема... Амбаласи тяжело вздохнула. - Ничего неожиданного. Формулируй проблему. - Дело касается Фар' и тех, кто следует за нею. - И это не неожиданность. Что же натворило мерзкое создание? - Со всеми своими компаньонками она переселилась к сорогетсо. - Что?! Каждый участок кожи Амбаласи, способный менять цвет, ало зарделся, цвета трепетали, словно сердце, готовое лопнуть. Энге со страхом отступила, неуверенно сделав жест: опасно для здоровья. Амбаласи щелкнула зубами. - Были отданы указания, строжайшие приказы. Сорогетсо должны были покинуть город и никогда не возвращаться. И никто не должен был ходить к ним. Я немедленно покину город и разрушу его, если неповиновение будет продолжаться. Немедленно! Трепещущая Энге пыталась что-то сказать. Наконец Амбаласи, едва не потерявшая от ярости дар речи, сделала знак, разрешая ей говорить. - Мы все поняли, подчинились и выполняем. Но Фар' отказалась повиноваться приказам. Она сказала, что если мы отвергли власть эйстаа, то следует отвергнуть и твою власть. И она увела всех своих подруг. Если жить в городе значит повиноваться, сказала она, то зачем нам город? Они ушли к сорогетсо. Чтобы жить среди них, чтобы жить, как они, и обратить их в истинную веру Угуненапсы, и там, в джунглях, воздвигнуть истинный город в ее честь. - И это все? - спросила Амбаласи, вновь обретая контроль над собой, хотя прекрасно знала ответ. - Нет, Фар' ранена, но она не вернется. Кое-кто остался с ней, а большинство вернулось. - Немедленно отправь непокорных на разделку-чистку-консервирование угря, и пусть работают, пока я их не отпущу. Впрочем, если бы все зависело только от меня, они бы этого не дождались. Я пойду к сорогетсо. - Это опасно. - Я не боюсь. - Но я хочу еще рассказать о наших успехах. - Когда покончим с этим скверным делом. Скажи Сетессеи, чтобы шла ко мне, и пусть прихватит лечебную сумку. Немедленно. ...Одна из молодых лодок уже подросла настолько, что могла вместить двоих иилане'. Путешествие могло быть приятным, если бы лодку успели выучить. Она дергала щупальцами, пенила воду, косилась на Сетессеи, которая безжалостно давила на нервные окончания. Кое-как они спустились к оконечности перешейка, миновали ограду. Гнев Амбаласи мало-помалу прошел, и она успокоилась. Сейчас нужен был трезвый рассудок, а не ярость. Она так стиснула хесотсан, что он стал извиваться у нее в кулаке. Она взяла оружие, чтобы защищаться от хищников, но никак не могла одолеть желания расправиться с Фар'. Неповиновение строгому приказу, нарушение чистоты научного эксперимента! На этот раз непокорная Дочь зашла слишком далеко. Кстати, Энге говорила, что она ранена. "Хорошо бы смертельно", подумала Амбаласи. Может быть, капелька токсина вместо болеутоляющего поможет делу? В лесу было зловеще тихо. Привязав суетливую лодку к берегу, Сетессеи взяла оружие на изготовку и поспешила вперед. Не дойдя до плавучего дерева, на тенистом пляже у озера они натолкнулись на небольшую группу иилане'. Трое из них склонились над кем-то, лежавшим на земле, и, когда Амбаласи потребовала внимания, в страхе зажестикулировали. Трепеща, они уставились на ученую. - Вы заслуживаете смерти, уничтожения и расчленения за то, что пренебрегли моими приказами и пришли сюда. Вы исполнены злостной глупости. А теперь скажите мне, где находится зловреднейшая и глупейшая из вас, имя которой Фар', хотя я бы назвала ее Нинпередапсой - великой ослушницей и разрушительницей. Дочери в страхе расступи