ан в этом вопросе. Но не это главное. Предлагаемые мною мероприятия для завершения войны касаются вас исключительно с практической стороны. Личные мои интересы заставляют меня просить у вас помощи, но в коем случае не симпатий. Прежде всего, я выделю основное зерно моего плана, и вы поймете, что обстоятельства заставляют вас присоединиться ко мне. Я не сомневаюсь, что мы оба разделяем непоколебимую уверенность в том, что происходящий конфликт должен закончиться победой человеческой расы. Теперь подробности. Мои источники разведывательной информации сообщили, что по направлению к Земле движутся большие силы кораблей. Эта новость была воспринята крайне враждебно, и были мобилизованы все мало-мальски пригодные корабли-дальнерейсовики. В этой единственной попытке планеты будут разыгрывать свое будущее, саму возможность своего существования. Разумеется, иного выбора они не имеют. Земля всегда проводила политику производства всех промышленных товаров и компонентов космических двигателей здесь, на Земле. Если основное контрольное оборудование приходит в негодность, его уже нельзя заменить. То же касается топлива и основных элементов космических двигателей Фосколо. Теперь, когда Земля оттянула свои силы, повстанцам остается только одно - атаковать. Это должно произойти рано или поздно - и лучше раньше, потому что время оказывает на механизмы разрушительное воздействие. Я не знаю подробностей планов повстанцев, но уверен, что на одно они должны надеяться обязательно - на победу. Они должны атаковать и захватить мохавскую базу Космического центра. Любой иной курс будет самоубийством. Именно там находятся все необходимые для космической деятельности припасы. Ее захват или уничтожение будут концом для войска защитников. Этого можно добиться следующим способом. Прежде необходимо нанести удар в космосе, чтобы отвлечь силы флота защитников. Затем - захват мохавского комплекса. Это необходимо осуществить с Земли, потому что ракетные снаряды слишком мощны, чтобы можно было пробиться в космосе. После захвата нужно закрепить победу высадкой атакующих. Это обеспечит окончательный и полный успех. Итак, подробности. Ян, я прошу тебя связаться с флотом повстанцев для координации операции. Когда это будет сделано, израильские силы нападут и захватят Космический центр и будут удерживать его до прихода подкрепления. Прежде чем они примут решение согласиться или отказаться, я хотел бы напомнить им налет на Энтеббе (*) и восстание в Варшавском гетто. Пришло время вновь покинуть гетто... Ян остановил воспроизведение и повернулся к Бен-Хаиму. - Я думаю, этот человек безумен. О чем это он говорил? - Не безумен, просто преступно рационален. Он предлагает нам спасение, подразумевая под ним гибель. А чтобы помочь нам решиться, приводит цитаты из нашей истории. Он думает, что у нас извилины, как у школяров с талмудом. - Варшавское восстание было во времена Второй мировой войны, - сказала Двора. - Евреи были порабощены нацистами, погибали от истощения и болезней. Они восстали и сражались с поработителями, с голыми руками против пушек, и все были перебиты. Они знали, что погибнут, но не сдались. - Энтебби? - спросил Ян. - Что это значит? - Налет коммандос. Им предстояло пройти половину диаметра планеты, и рейд не имел ни малейшего шанса на успех. Тем не менее, они выиграли. Сергуд-Смит заткнет за пояс даже такого искусителя, как Сатана... --------------------------------------------------------------- (*) Налет на Энтеббе - операция по освобождению заложников в Энтеббе, столице Уганды. Погибли все палестинские террористы, трое заложников, и командир операции - брат нынешнего премьер министра Израиля, Йонатан Натаниягу. Убито также большое количество угандийских солдат, помогавших террористам, и кроме того - уничтожена большая часть ВВС - МиГов советского производства, вместе с ангарами и взлетными полосами. (прим. Е.Ванштейна) --------------------------------------------------------------- - Не совсем понимаю, что это за искушение, - сказал Ян. - Вам же нельзя вступать ни в какие войны. Вам можно только сидеть и смотреть, что происходит снаружи. - По сути это именно так. Но свобода наша, говоря откровенно, не более чем иллюзия свободы. Мы вольны в своей стране, но не больше. И тут, опять же, нам не чуждо чувство справедливого и несправедливого. Мы окружены целым миром экономически и физически порабощенных государств. Должны ли мы помочь им? Мы, бывшие в рабстве тысячелетиями, знаем, что это такое. Разве мы можем не помочь обрести другим то, о чем всегда мечтали сами? Я уже сказал, что он говорит с нами, как со школярами. Я стар, потому, быть может, слишком сомневаюсь. Мне нравится покой. Но послушаем голос молодых. Двора, что ты думаешь? - Я не думаю, я знаю! - сказала она порывисто. - Борьба! Другого пути быть не может. - Мое сомнение столь же простое, - сказал Ян. - Если есть хоть малейший шанс на успех, я готов сражаться. Сергуд-Смит говорит, что предлагает мне связаться с атакующим флотом. Очень хорошо. Я расскажу не только о его плане, но и о наших догадках и о том, что же все-таки за личность этот Сергуд-Смит. Так что ответственность за окончательное решение будет с меня снята. Мой ответ готов. Я согласен с его предложением. - Да, в вашем положении я сделал бы то же самое, - сказал Бен-Хаим. - Вам нечего терять, но есть что выигрывать. Хотя все это выглядит слишком хорошо. У меня такое чувство, будто этот человек придумал очень изощренную игру. - Это неважно, - сказала Двора. - Его тайные умыслы нас не касаются. Если это ловушка, то нападающие будут предупреждены и смогут принять меры. Если ловушки нет, израильтяне вступят в последнюю свою битву, чтобы на свете не было больше войн. Бен-Хаим глубоко вздохнул и качнулся вперед-назад в своем кресле. - Сколько раз это было сказано? Война ради прекращения всех войн. Неужели это когда-нибудь случится? Это могло иметь значение, а, может быть, это было совершеннейшей чепухой. Ян почувствовал вдруг себя в капкане, как и израильтяне. На самом деле он хочет иметь дело с Сергудом-Смитом лишь в одном случае - чтобы убить его. Но вместо этого он будет на него работать. - Нет. Но теперь будет именно так, - сказала Двора. - Включи, Ян. Дослушаем до конца. - ...пришло время вновь покинуть гетто. Поэтому как следует обдумайте то, что я вам сказал. Взвесьте свои решения. Обратитесь в Кнессет, узнайте их мнение. Это предложение нельзя принимать выборочно. Либо целиком принимаете, либо отказываетесь. Все, или ничего. Таков мой единственный аргумент. Чтобы принять решение, вы имеете время, хотя его и немного. Атакующий флот прибудет примерно через десять дней. Вам нужно нанести удар на заре того дня, о котором вам сообщат. На раздумье вам четыре дня. Вечером в пятницу ваша радиостанция передаст обычную мемориальную службу в память усопших. Если пожелаете принять участие, достаточно сообщить в числе прочих имя Ян Кулозик. Он человек без предрассудков, так что, я думаю, не будет возражать. Если же вы не захотите участвовать в спасении человечества, ничего не предпринимайте. Больше вы меня не услышите. - Возлагает на нас вину, - сказал Бен-Хаим, когда экран потемнел. - Вы уверены, что он никогда не изучал теологию? - В отношении моего зятька я ни в чем не могу быть уверенным. Хотя теперь я уверен, что все его недавние доводы - ложь. Пожалуй, его можно назвать отцом лжи, говоря вашим языком. Что будете делать? - То, что он велел. Внести предложение в Кнессет, наш парламент. Переложим на их плечи хоть частицу вины и ответственности. Бен-Хаим повернулся к телефону, и Ян с Дворой покинули комнату. Из-за автоматически регулируемого освещения они не заметили, что, пока они слушали Сергуда-Смита, наступила темнота. Они вышли на балкон, оба молчали, каждый был погружен в собственные мысли. Ян оперся о перила и всматривался в мерцающие огни города на склонах темной долины. Ночь была безлунная, звезды горели чисто и ярко, заполняя небо по мере того, как на горизонте погасал далекий закат. Мир в тишине, покое и безопасности. А Сергуд-Смит хочет, чтобы они отказались от него и стали воевать за идеалы. Ян не стал гадать, каким будет их решение; свое он принял достаточно быстро. Обернувшись, он увидел, что Двора тихо сидит на диване, положив руки на колени. - Ты, наверное, проголодался, - сказала она. - Давай, я что-нибудь состряпаю. - Одну минуту. Как ты думаешь, что решит Кнессет? - Будет говорильня. Они в этом очень сильны. Это стариканы, они предпочитают болтовню действиям. Сергуду-Смиту надо было дать им на раздумье не четыре дня, а месяц. - Значит, ты не думаешь, что они примут решение? - Примут, конечно. Против. Играть без проигрыша, они всегда предпочитают играть без проигрыша. - Возможно, именно поэтому они и состарились. - Ты смеешься надо мной? Дай мне посмотреть на твое лицо. Двора потянула его, усадив рядом на диване, и увидела, что он и впрямь улыбается. Она не смогла удержаться, чтобы не улыбнуться в ответ. - Ну что ж, возможно, я начинаю злиться без оснований. Этого еще не произошло. Но так и будет, как я сказала. Вот тогда-то я разозлюсь. Если это произойдет, что ты будешь делать? Если они скажут "нет"? - Даже не хочется думать над такой возможностью. Вернусь и попытаюсь связаться с Сергудом-Смитом, вероятно. Не могу же я укрываться здесь, когда на карту поставлена судьба всего мира, всех планет. Возможно, мне удастся контакт с атакующим флотом, я расскажу, что знаю. Сейчас нет смысла гадать. Говоря эти слова, Ян вдруг понял, что они держат друг друга за руки. О чем я думаю, встревожился Ян, после чего понял, что ни о чем не думает. Но чувствует, реагирует физически. И он знал, даже не спрашивая, что Двора чувствует то же. Он хотел спросить ее, но не стал, побоялся. Повернувшись к ней, он увидел, что она смотрит на него. Затем, не делая осознанной попытки, она оказалась в его объятиях. Прошло неизмеримое время, прежде чем он оторвался от ее губ, но не выпустил ее из рук. Слова ее прозвучали очень тихо: - Пойдем в мою комнату. Это место слишком часто посещают. Он встал, но с трудом смог выразить свои колебания: - Я женат, Двора. Моя жена за много световых лет отсюда... Она прижала палец к его губам. - Тсс. У меня на уме химия, а не матримония. Следуй за мной. Он повиновался. Совершив над собой усилие. 13 Нам, видно, так и не удастся поесть, - сказал Ян. - Ты очень прожорливый мужик, - ответила Двора. - Большинству мужчин этого было бы достаточно. Она отбросила ногой покрывало, и коричневое ее тело во всю длину вытянулось в свете утреннего солнца, врывавшегося в окно. Ян пробежал подушечками пальцев по ее боку и по твердой выпуклости живота. Она задрожала от прикосновения. - Я так рада, что живу, - сказала она. - Быть мертвым, наверное, очень серо и скучно. На этом свете гораздо веселее. Ян улыбнулся и потянулся к ней, но она отодвинулась и встала - великолепная теплокровная скульптура, которая выгнув спину, поправляла волосы. Затем она потянулась за платьем. - Это ты заговорил о еде, а не я, - сказала она. - Но как только ты поднял этот вопрос, я осознала, что тоже проголодалась. Пойдем, я приготовлю завтрак. - Сначала я должен сходить в свою комнату. Она рассмеялась, вставляя гребень в стянутые узлом волосы. - Зачем? Мы же с тобой не дети! Мы взрослые. Мы можем делать что захотим и где захотим. Из какого мира ты явился? - Не такого, как этот. Во всяком случае, тогда он был не таким. В то время в Лондоне - боже, кажется, с тех пор прошли столетия - я полагал, что являю собой весьма самостоятельную персону. Пока не обратил на себя внимание властей. С тех пор я жил в социальном кошмаре. Я не стану рассказывать тебе о трудностях и невзгодах жизни на Халвмерке, не буду даже пытаться. Завтрак - гораздо лучшая идея. Оборудование здесь было функциональным в отличие от сверхроскошной Уолдорф-Астории. Он отнесся к этому одобрительно. Трубы, шипя и булькая, в конце концов выпустили горячую струю воды. Водопровод работал, и он был уверен, что любой человек в этой стране имеет точно такую же водопроводную систему. До сих пор он не обдумывал концепцию демократий. Равенство физического комфорта - так же, как и равенство возможностей. Голодное урчание под ложечкой отмело все философские раздумья, он быстро умылся и оделся. Затем прошел по запаху в большую открытую кухню, где за длинным деревенским столом сидели молодые мужчины и женщина. Они кивнули, когда он входил, и Двора вручила ему дымящуюся чашку кофе. - Сначала еда, потом представление, - сказала она. - Как ты предпочитаешь яйца? - На тарелке. - Разумное решение. Тут есть "матсо брей"(*) - если ты не имел возможности пробовать нашу кухню, можешь воспользоваться случаем. --------------------------------------------------------------- (*) матсо - это, конечно, маца, а вот "брей", или даже "бри", что звучит более правдоподобно - все равно опознать не удалось. (прим.Е.Ванштейна) --------------------------------------------------------------- Молодая чета откланялась и выскользнула, даже не будучи представленной. Ян подумал, что здесь, в самом сердце тайной службы, имена должны быть ложные. Двора накрыла стол и села напротив него. Она ела с не меньшим аппетитом, чем у него, и они вели легкий разговор о вещах, не имевших особого значения. Они как раз заканчивали есть, когда вернулась девушка, буквально ворвавшись в комнату. Улыбка Дворы сейчас же исчезла. - Бен-Хаим просит, чтобы вы сейчас же пришли. Беда, большая беда! Беда носилась в воздухе. Бен-Хаим сидел, устало поникнув, в том же кресле, где они его оставили вчера вечером, и, возможно, провел в нем все это время. Он сосал давно потухшую трубку и, похоже, даже не замечал этого. - Похоже, Сергуд-Смит начинает давить. Мне надо было сразу догадаться, что он не ограничится тем, что попросит нашего участия. Это не его метод. - Что случилось? - спросила Двора. - Аресты. Во всем мире, в каждой стране. Доклады все еще продолжают поступать. Они говорят, что это защитная мера. Вызванная чрезвычайными обстоятельствами. Наши люди. Все. Деловые представители, торговые миссии, даже тайные оперативники, которые, как мы думали, все еще не раскрыты. Две тысячи, а может, и больше. - Давление, - сказал Ян. - Он стягивает петлю. Как вы думаете, что он еще может сделать? - Что еще он может сделать? Те несколько тысяч наших граждан, что находились за пределами Израиля и присоединившихся стран, уже у него в руках. Других нет. - Я уверен, что еще что-то задумал. Я знаю теперь стиль деятельности Сергуда-Смита. И это только первый шаг. К несчастью, Ян убедился в своем правоте уже через час. Все телевизионные программы, по каждому из ста двадцати каналов, были прерваны выпуском сообщений экстренной срочности. Выступал доктор Вал Рам Махат, президент Объединенных Наций. Должность эта была почетной, и деятельность доктора обычно сводилась к открытию и закрытию сессий ООН. Тем не менее, подобные выступления поручались ему. Военный духовой оркестр проиграл патриотические марши; мир тем временем смотрел и ждал. Затем изображение оркестра растаяло, и появился доктор Махат. Он кивнул невидимой аудитории и заговорил знакомым, хорошо поставленным голосом: - Граждане мира! Мы ведем ужасную войну, принесенную нам анархиствующими элементами, врагами всех верноподданных граждан великого Благосостояния Земли. Но я здесь не за тем, чтобы обсуждать эту великую войну, которую ведут, и успешно, во благо человечества наши граждане-солдаты. Я здесь для того, чтобы сообщить вам о еще более страшной опасности, которая угрожает нашей безопасности. Отдельные личности из Израильского Конклава Объединенных Наций ради собственной выгоды утаивают жизненно необходимые продукты. Это спекулянты на войне, они делают деньги на горе других людей. Продолжаться этому мы не позволим. Они должны понять, что другие последуют их примеру, должно свершиться правосудие. Доктор Махат вздохнул; на его плечах лежало бремя ответственности за мир. Но он был человеком мужественным, и потому продолжал: - Пока я говорю, наши солдаты движутся в Египет, Иорданию, Сирию и все остальные важные сельскохозяйственные страны этого региона. Ни один из вас не будет голодать, это я вам обещаю. Поставки продуктов будут продолжаться несмотря на усилия эгоистичного меньшинства. Восстание будет подавлено, и мы все вместе совершим марш победы. Президент растаял под аккомпанемент заблаговременно записанных аплодисментов, и на его месте возник бело-синий флаг Земли, трепещущий на ветру. С энтузиазмом заиграл духовой оркестр. Бен-Хаим повернул выключатель. - Я не понял, - сказал Ян. - Я понял, и даже очень хорошо, - ответил Бен-Хаим. - Вы забыли, что весь мир, собственно, и не знает о нашем существовании. Они будут только счастливы, если эти страны будут оккупированы ради того, чтобы не опустели их желудки. Наши Земли преимущественно заселены фермерами, кооперативно сбывающими свои продукты. Но мы - единственные, кто помогает им проводить ирригацию и удобрять земли, чтобы получать в пустыне урожаи, и мы обеспечиваем им сбыт. И наша страна осуществляла все грузоперевозки по воздуху. До сегодняшнего дня. Видите теперь, что они с нами делают? Нам дали пинка, чтобы мы сидели у себя и не высовывались. Последуют и другие дискриминационные меры. Все это - дело рук Сергуда-Смита. Никого другого не побеспокоил бы, особенно в такое бурное время, забытый уголок Земли, в котором мы находимся. И поглядите, какой он прекрасный историк оказался. Зачем, спрашивается, нужна эта издевательская терминология двадцатого столетия, эти антисемитские ярлыки, уходящие корнями в средневековую Европу? Спекулянты, дельцы наживаются на чужом горе. Сообщение совершенно ясное. Ян кивнул. - Подталкивает вас под руку. Если вы сделаете, как он предлагает, страна не пострадает. - В любом случае мы пострадаем. Мы проиграем - или мы проиграем. Пока сильные мира сего не обращали на нас внимания, мы были в целости и сохранности. Наше крошечное равновесие на страхе, несколько наших атомных бомб в обмен на их мириады атомных бомб - благодаря этому нас просто предпочитали не замечать. Пока мы поддерживали мир на Ближнем Востоке, зная свое место, и следили, чтобы они регулярно получали свежие апельсины и авокадо в зимнее время, мы их не беспокоили. Сейчас Сергуд-Смит сжимает клешню, и война дает ему в этом идеальное оправдание. Войска будут медленно, шаг за шагом, подбираться к нашим границам. Нам их не остановить. Они оккупируют все наши внешние военные базы. Когда это будет сделано, они сбросят бомбы или ворвутся на танках. Это безразлично. Мы проигрываем в любом случае. - И Сергуд-Смит это сделает, - сказал гневно Ян. - Не из мести за то, что вы ему не помогаете - это было бы проявлением чувств, а к персоне чувственной всегда можно воззвать, а, может быть, и заставить переменить решение. Нет, Сергуд-Смит сделает это даже в том случае, если все его планы потерпят неудачу. То, что он начинает, он заканчивает. Он хочет, чтобы вы в этом не сомневались. - Вы знаете его очень хорошо, - сказал Бен-Хаим, глядя Яну в лицо. - Я теперь понимаю, почему он послал вас в качестве эмиссара. Ведь не было необходимости лично вам передавать послание. Но он хотел, чтобы мы ни на секунду не усомнились в его решимости, чтобы мы знали, что он за человек. Выходит - вы адвокат дьявола. Помоги вам боже, нравится вам это, или нет. Вновь мы сталкиваемся с отцом лжи. Лучше не дадим нашим раввинам вцепиться в эту теорию, иначе они немедленно убедят нас в ее истинности. - Что будем делать? - спросила Двора, и голос ее был пуст и потерян. - Необходимо убедить Кнессет, что единственный наш шанс - следовать линии, предложенной Сергудом-Смитом. Я отправлю сообщение по радио, что мы готовы сотрудничать, - согласится Кнессет к этому времени или нет, неважно. Рано или поздно, они к этому придут. Тут нет альтернативы. А затем произойдет вторая Диаспора. - Что? О чем вы? - Диаспора имела место тысячи лет назад, когда евреев изгнали из земли Израильской. На сей раз мы выйдем сами и добровольно. Если атака на мохавскую базу не удастся, возмездие будет мгновенным и атомным. Вся наша маленькая страна превратится в радиоактивную точку. Следовательно, мы должны разработать план уменьшения смертности, если это возможно. Потребуются добровольцы, которые останутся, чтобы обеспечить заслон и прикрыть наше отступление. Все остальные тихо уйдут, просочатся в соседние страны, где у нас есть добрые друзья, арабы. Надеемся, что если налет будет удачным, все смогут вернуться по домам. Если нет - ну что ж, мы уже уносили в чужие земли нашу религию и культуру. Мы выживем. Двора кивнула с мрачным согласием, и Ян впервые узнал, что этот народ прошел сквозь тысячелетия и познал жесточайшие преследования. Он понял, что в будущем они окажутся в точности таковы, какими были в прошлом. Бен-Хаим содрогнулся, как от порыва холодного ветра. Он вынул из рта остывшую трубку и уставился на нее, словно впервые заметил ее присутствие. Аккуратно положив ее на стол, он поднялся и медленно вышел из комнаты. Впервые его походка выглядела походкой старика. Двора смотрела, как он уходит, потом повернулась к Яну и крепко прижалась к нему, лицом к груди, словно искала убежища от темного будущего, надвигающегося на них с неумолимой быстротой. - Как знать, чем все это закончится, - сказала она, и голос ее был очень тих, что он едва расслышал ее. - Миром для всего человечества. Ты сама это сказала. Война, которая положит конец все войнам. Я был в этой борьбе с самого начала. А теперь - не знаю, хорошо это, или нет, но похоже, что твой народ тоже вступил в нее. Я могу лишь надеяться, что знаю, о чем думает Сергуд-Смит. Или эта попытка принесет нам гибель, или она принесет окончательный мир. День близился к завершению, и уже почти наступили сумерки, когда прибыл вертолет, упавший с неба с ревом двигателей и лопастей. Ян и Двора находились в саду; за Яном явился посыльный. - Взгляните, - сказал Бен-Хаим, указывая на лежащий на полу запечатанный портфель. - Вам специальная депеша от представительства Объединенных Наций в Тель-Авиве. Ее доставили в наш предположительно тайный офис по соседству, который следил за их связными. Способ передачи депеши указывает на того, кто ее послал. На самом деле это сообщение для меня - дескать, им известно о нашей организации больше, чем мы представляем. И для вас - откройте и посмотрите. - Портфель еще не раскрывался. - Заперт наглухо. Комбинаторный замок. Можем ли мы надеяться, что вам и на этот раз известен правильный номер? Не нужно ли отправить Двору в сад? Наш приятель - человек слишком больших масштабов, чтобы взрывать старика. Можно? Не дожидаясь ответа, Бен-Хаим нагнулся и быстро прикоснулся к кнопкам. Замок щелкнул и открылся. Ян поднял портфель и поставил его на стол. Внутри была черная форма, черные сапоги и черная матерчатая фуражка с эмблемой в виде лучистой звезды. На мундире лежал прозрачный пластиковый конверт. В нем находилось удостоверение на имя Джона Холлидея, и толстый технический учебник с компьютерным диском под обложкой. В учебник была вложена кривая записка. Она была адресована Яну. Он взял ее и прочитал вслух: - "Джон Холлидей - техник ООН, работающий в центре связи в Каире. Также состоит в резерве Космических сил в качестве техника по связи. Тебе следует побыстрее вжиться в эту легенду, Ян, и тут должен помочь учебник. Ты имеешь два дня, чтобы освоить специальность и отправиться в Каир. Твои друзья в Израиле, без сомнения, смогут обеспечить тайный выезд. В городе тебе надо будет надеть форму и отправиться прямо в аэропорт. Приказы будут дожидаться тебя прямо на контроле Безопасности. Желаю удачи. Все мы от тебя зависим.", - Ян поднял глаза. - Вот и все. Без подписи. Так и должно было быть. Все они знали, что Сергуд-Смит на своем пути не делает зарубок. 14 - А ты неплохо выглядишь, солдат, - сказал человек из Безопасности, холодно оглядывая Яна сверху донизу, словно пытаясь обнаружить на его мундире незастегнутую пуговицу. Таковых не оказалось. - Я прибыл сюда, как только получил приказ. - Если ты здесь купаешься в роскоши, не думай, что можешь забывать об исполнении своих обязанностей. Произведя ритуальное внушение, человек из Безопасности сунул удостоверение в свой терминал и кивнул Яну, который прижал подушечки пальцев правой руки к опознавательной панели. Почти столь же мгновенно был сделал снимок сетчатки глаза. Удостоверение было возвращено Яну, личность его установлена. Должно быть, Сергуд-Смит вел досье на высшем уровне - никто не следил за его действиями. - Ну что же, сэр, похоже, вам предоставляется транспорт высшего класса, - перемена в тоне сотрудника Безопасности была неожиданна и внезапна, и Ян понял, что его новый статус гораздо выше того, что ожидал этот человек. - Скоро сюда прилетит реактивный самолет. Будьте любезны, подождите в баре, а я кого-нибудь за вами пришлю, когда самолет прибудет. Вы не возражаете? Я позабочусь о вашем багаже. Ян кивнул и направился в бар, не слишком обрадованный своим положением высокого чина из Безопасности. Он был совершенно одинок. Одно дело - понимать это в теории, другое - подвергнуться одиночеству в действительности. Позади все время маячила смутная тень Сергуда-Смита, и это лишь способствовало беспокойству. Партия в шахматы, причем Сергуд-Смит передвигает все фигуры. Ян до сих пор не мог понять, что задумал этот человек. Пиво было безвкусное, но холодное, и он ограничился одной бутылкой. Нынче был не тот день, чтобы ходить с тяжелой головой. Он был здесь наедине с барменом-египтянином, который зловеще протирал бокал за бокалом. Каирский аэропорт не мог пожаловаться на чрезмерную загрузку. Не было и признака оккупационных войска, придававших такой вес речи президента Махата. Было ли так в действительности? Ян не мог об этом судить. Но его положение было достаточно реальным, и он глядел на предстоящее вторжение без особого энтузиазма. События гнались за ним, перегоняли, и было трудно воспринимать их смену. Тоскливые годы, проведенные на Халвмерке в сравнении выглядели почти привлекательно. Когда он вернется (если вернется), жизнь там будет тихой и спокойной. У него будет семья: жена, ребенок, нет, много-много детей. Главное же сейчас - будущее планеты. Элжбета... она почти отсутствовала в его мыслях. Он увидел ее в памяти - улыбающуюся, протягивающую к нему руки. Но удержать образ оказалось трудно; он расплывался. Более прочным был образ Дворы, нагой и близкой, и пряный запах ее тела щекотал ноздри... Черт... Он опорожнил стакан и жестом потребовал еще. Как ни опасно было его пребывание на Земле с момента возвращения, оно, тем не менее, было... занятным? Нет, так не скажешь. Интересно - вот верное слово, и чертовски возбуждающее, поскольку он знал, что жить ему оставалась всего ничего. Не надо теперь думать о будущем, поскольку он не сомневался больше, что он остался один. Смотреть и ждать, остается только смотреть и ждать... - Техник Холлидей, - раздалось по переговорной системе. - Техник Холлидей, пройдите к третьему выходу. Ян выслушал сообщение дважды, прежде чем оно проникло в его мозг. Он отставил бокал и направился к третьему выходу. Его поджидал там все тот же офицер Безопасности. - Будьте любезны, пройдите со мной, сэр. Самолет заправляется и почти готов к вылету. Ваш багаж уже на борту. Ян кивнул и прошел за ним на жару; солнце жгло, отражаясь от бетона. Они подошли к сверхзвуковому двукрылому истребителю с белой звездой военно-воздушных сил США. Два механика поставили трап, Ян поднялся, и один из них последовал за ним и запер люк. Пилот обернулся и приветливо помахал через плечо. - Кому-то невтерпеж, чтобы ваша задница оказалась отсюда подальше. Оторвали меня от покера, не дали доиграть в самую ответственную минуту. Пристегнитесь! Под ними заревели, завибрировали двигатели, и они, взлетев по пологой траектории, перешли на крейсерскую скорость. - Мохаве? - Нет, черт бы ее... Не хотел бы я этого. Я так давно в этой пустыне, что, похоже, у меня начинает расти горб, как у верблюда. Он бы и вырос наверняка, если бы мы полетели в Мохаве. Но нет, мы держим курс прямиком на Байконур, а сейчас под нами торговые линии. Эти русские никого не любят, даже самих себя. Запрут себя в тесной комнате, кругом стража да ружья. Заставят подписать на топливо восемь тысяч бумажонок. Вытащат крабов из-под шкафа... Клянусь, я там встречал одного старого болвана, он натаскивает крабов... Говорит, они прыгают дальше техасских крабов, да и на четырнадцати ногах к тому же... Потребовалось немного усилий, чтобы отключиться от потока пилотских воспоминаний. Очевидно, голос у него работал независимо от мозгов, потому что самолет он вел с большой точностью, постоянно следил за приборами и проверял курс, не замолкая ни на секунду. Байконур. Ян вспомнил, что это где-то в Южной России. Не самая важная база, слишком маленькая для кораблей крупнее орбитальных лифтеров. Она и существует, вероятно, только для подтверждения того, что Советы состоят в членах многонационального клуба. Его оттуда, несомненно, переправят в космос. И он не будет ничего знать о своем назначении. Военная истерия еще более усугубила традиционную русскую паранойю, и башня Байконура вошла с ними в контакт сразу же, как только они оказались над Черным морем. - Получите предупреждение, Эйр-Форс четыре три девятки. В случае малейшего несоблюдения правил наказание последует автоматически. Вы нас поняли? - Принял? О, господи, Байконур, да я вам клянусь, уже семнадцать раз принял. Мой автопилот зафиксирован на вашей частоте. Я придерживаюсь установленной вами высоты в двадцать тысяч. Я - всего лишь пассажир на этом самолете, так что ведите его сами и обращайтесь к своей механике, если вам нравится отдавать приказы. Глубокий голос с непоколебимой настойчивостью продолжал: - Отклонения запрещены. Вы приняли меня, Эйр-Форс четыре три девятки? - Принял, принял, - устало сказал пилот, отступая перед славянской флегматичностью. Была ночь, когда они пролетели над советским берегом и стали приближаться к космическому комплексу. Под ними проплывали огни городов и сел, но сам Байконур был затемнен из соображений безопасности. Было страшновато смотреть, как самолет опускается все ниже и ниже, оставаясь полностью под управлением наземных служб. Одно дело - абстрактно понимать, что радарная и электронная связь не нуждаются в освещении, что прекрасно способны действовать в полнейшей темноте; совсем другое дело - слышать, как замолкает двигатель, как выпускается тормозной парашют - и в любом направлении при этом ничего не видно. Все эти действия контролируются с Земли компьютером, а сама земля впереди при этом совершенно неразличима. Посадочные огни самолета были погашены, как и сигнальные огни аэродрома. Ян обнаружил, что сдерживает дыхание. Они совершили идеальную посадку на все еще невидимую дорожку. Лишь когда они остановились в конце полосы, управление вновь перешло к пилоту. - Черт, чувствуешь себя, как паршивый пассажир, - пробормотал тот, устанавливая на место инфракрасные очки-консервы; появилась машина "СЛЕДУЙТЕ ЗА МНОЙ", и они направились за нею в чернеющий ангар. Свет вспыхнул не раньше, чем за ними закрылась дверь. Ян, моргая от непривычно-яркого света, расстегнул ремни. Одетый в такую же, как у него, форму офицер ждал у подножия трапа. - Техник Холлидей? - Да, сэр. - Возьмите чемодан и следуйте за мной. Через двадцать минут стартует челнок обеспечения. Если поторопимся, успеем. Пошли. Теперь Ян стал всего лишь пассажиром. Ракета на химическом топливе вылетела на низкую орбиту сразу за пределами атмосферы. С ней состыковался челнок дальнего следования, и пассажиры, все военные, переправились на него. Любой из них при отсутствии тяжести чувствовал себя, как дома. Ян был счастлив, что уже работал в космосе, иначе неопытность выдала бы его сразу же. Уже сидя в кресле, пассажирам пришлось ждать, пока кончится погрузка; тем временем они имели возможность получить сомнительное удовольствие от русских блюд из концентратов. Еда обладала структурой мыла и сильно смахивала на рыбу. Зато, прежде чем воспользоваться туалетом, Ян прочитал инструкцию, как это следует делать при отсутствии тяжести. На эту тему ходит не меньше страшных историй, чем о санитарных узлах в подводных лодках. Напряжение очень быстро сменилось скукой, поскольку ничего другого здесь не оставалось, как смотреть видеозаписи или дремать. К несчастью, космическая колония на Лагранже находилась на максимальном расстоянии от Земли в 200000 миллионах миль, так что путешествие предстояло долгое. Притворясь спящим, Ян бессовестно подслушивал своих спутников-космонавтов. Колония служила базой для Земных Сил и штаб-квартирой земному Оборонному флоту. Беседа, по большей части, состояла из сплетен и слухов, и он постарался запомнить как можно больше - может пригодиться в качестве легенды. Разговаривая с соседями, он вскоре обнаружил, что большинство из них резервисты, никогда прежде не служившие в регулярных Космических силах. Это воодушевляло, поскольку обещало сгладить возможные в будущей его деятельности шероховатости. Но выяснилось, что подобные предостережения лишние: Сергуд-Смит продумал его будущее с доскональной точностью. Когда, наконец, они опустились на Лагранж-5 и разгрузились, Яну не предоставили даже возможности полюбоваться внутренним устройством промышленной колонии. На выходе из воздушного шлюза его ждал посыльный. - Техник Холлидей! - кричал он проплывающим мимо людям. - Кто из вас техник Холлидей? Ян помедлил лишь мгновение, затем оттолкнулся и поплыл к этому человеку. Личина его, должно быть, еще не раскрыта, и это заслуга Сергуда-Смита. - Одевайтесь, Холлидей, а вещи свои оставьте здесь. Они подождут вашего возвращения. Сейчас отправляется наш разведчик, и нам позарез нужен техник. Вы - тот счастливчик, на которого пал выбор. - Он взглянул на распечатку, которую держал в руке. - Капитана зовут Лестрап. Корабль - Ида Питере Два Пять Шесть. Пошли. Они воспользовались джакстером, открытым скелетным каркасом с закрепленными на нем шестью креслами. Кроме этого, здесь было еще четыре дюзы и панель управления. Пилот был знаком с этим экипажем, и очень аккуратно оттолкнул его от воздушного шлюза, выйдя на новую траекторию еще до завершения разворота. Земной флот выглядел внушительно. Вокруг колоний длиной в два километра сгруппировались космические корабли дальнего плавания всех размеров - от гигантских транспортников до джакстеров, наподобие того, на котором летели они - между этими кораблями было множество различий в размерах, формах и функциях. Они совершили облет флота по дуге, направляясь к сверкающей игле разведчика. В сравнении с двигателями и запасными топливными баками в нижней части, каюты экипажа на носу выглядели крошечными. Корабль щетинился антеннами и всевозможными детекторными устройствами. В космосе, за пределами станций раннего предупреждения, именно такие корабли служили глазами и ушами флота. Джакстер подплыл к нему, притормозил и остановился, включив ненадолго боковую маневренную дюзу. На носу корабля красовался огромный опознавательный номер ИП-256, как раз над открытой дверцей воздушного шлюза. Ян отстегнул ремень безопасности, всплыл над сиденьем и оттолкнулся в строну корабля. Он мягко вошел в шлюз, схватился за одну из скоб и, нажав круглую кнопку, помахал на прощание пилоту джакстера. Наружный люк медленно закрылся. Когда давление в шлюзе стало равно давлению на корабле, внутренний люк автоматически открылся. Ян отстегнул шлем и поплыл во внутренние помещения корабля. Круглая камера - видимо, жилая каюта, - была в диаметре не больше трех метров. Как выяснил Ян, здесь было около девяти кубических метров жилого пространства. Замечательно. Никаких излишеств для наших славных космических парней. Из круглого люка в носовой части комнаты показалась голова и уставилась на Яна сверху вниз. Красное лицо с чуть вытаращенными глазами. - Ничего себе работенка, а, тех, - лети себе да любуйся достопримечательностями. - Вне всякого сомнения, это был капитан Лестрап; с каждым гневным словом в строну Яна летела внушительная струя слюны. - Ну-ка, снимай костюм и забирайся сюда. - Слушаю, сэр, - сказал Ян, подчинясь инструкциям. Через два часа после отшвартовки и отправления в путь Ян уже не любил капитана. К тому времени, когда он получил разрешение быть свободным, то есть спустя двадцать часов после прибытия на корабль, он его уже ненавидел. Было очень болезненно, проспав всего лишь три часа, оказаться разбуженным и вновь возвратиться в рубку управления. - Тех Холлидей, я собрался ненадолго прикрыть глаза, а это означает, что ты на вахте. Ничего не касайся, ничего не трогай, по той причине, что ты некомпетентный резервист-любитель. Машина выполнит все то, на что ты неспособен. Если загорится маленькая сигнальная лампочка или послышаться гудочки, немедленно меня разбуди. Понял? - Да, сэр. Но я способен следить за оборудованием, потому что я умею... - Я что, тебя спрашивал? Или приказывал говорить? Прежде чем захочешь что-либо сказать, мистер, получи разрешение у меня. Понял? Если ответишь что-нибудь кроме "да, сэр", это будет неподчинением приказу, и я приму против тебя меры. Ну, а теперь что скажешь? Ян устал и с каждым мгновением становился все злее. Он ничего не говорил и с удовольствием пронаблюдал красный цвет лица, который приобретала с каждой минутой кожа офицера. - Я приказываю говорить! Ян медленно сосчитал до пяти и сказал: - Да, сэр. Это было очень слабой местью, но пока и этого было достаточно. Ян проглотил возбуждающую таблетку и постарался не тереть больные и слезящиеся глаза. Рубку управления освещало лишь слабое сияние красных ламп. Звезды заполняли экран обзора, мерцающий текст и графика детекторных аппаратов появились на мониторах. Сейчас они проходили через внешнюю сеть, и очень скоро их доклады будут еле доноситься из этого участка пространства. Ян, хотя и не получил указаний от Сергуда-Смита, знал точно, что ему делать в этой ситуации. Они уходили от Земли на полной скорости, уходили в пространство, в строну атакующего флота. Здесь был уже предел действия орбитальных радиотелескопов. Здесь уже корабль ИП-256 искал признаки приближающегося повстанческого флота. Яну следовало держать себя в руках и не раздражать более капитана Лестрапа. Он стыдил себя за потерю самоконтроля, за то, что посмел оказать немое противодействие. Как только капитан вернется на вахту, он извинится перед ним. После этого Ян сделает все, от него зависящее, чтобы создать себе репутацию хорошего космонавта, и будет выполнять в точности то, что от него потребуют. Пусть даже для этого будет нужна невероятная воля. И так будет, пока они не определят точное положение нападающих и не будут в этом полностью уверены. А когда это случится, Ян с удовольствием воспользуется возможностью, отрезав метровый кусок электрического провода, удавить этого со