ял, скрестив на груди руки, и одобрительно кивал головой. - Так что же было на самом деле? - спросил кто-то из слушателей. Имран сказал: - Конечно же, Валех ни в какой хадж не ездил, но значение его поступка по отношению к бедной женщине было таково, что по богоугодности превосходило паломничество в Мекку. Поэтому Салех все время видел своего друга впереди себя. - Барак Аллах! - вскричали слушатели. - Какая поучительная история, расскажи еще что-нибудь. Имран взглянул на Кахмаса, но тот исчез. - Завтра, - сказал Имран, - ночь скоро кончится, надо немного отдохнуть. Он вернулся на свое место, встряхнул тюфяк, улегся и, более не помышляя о бегстве, мгновенно заснул. Имран совершенно не выспался и весь день, качаясь на спине верблюда, то и дело срывался в сон, рискуя свалиться на землю. Но к вечеру почувствовал себя бодрым, и когда его позвали к костру, не стал отнекиваться, пошел и занял указанное место. Все с нетерпением ждали нового рассказа, но из вежливости молчали. Имран же, не видя знакомой фигуры, и вовсе не спешил, боясь осрамиться без поддержки. Мало-помалу разговор, прерванный появлением Имрана, возобновился. Говорили, как это водится у мужчин, о женщинах. Особенно горячился один работорговец, утверждая, что красивая женщина - это зло и порождение Иблиса, и что мужчина, покупая красивую женщину, становится на путь, ведущий к погибели. - Вы все, наверное, слышали, что сахиб аш-шурта Сиджильмасы потерял голову из-за красивой рабыни и в результате лишился всего? Кто-то спросил: - А откуда ты знаешь, что из-за рабыни? - Мне ли не знать, - усмехнулся работорговец, - я сам продал ему эту рабыню. Продал, когда почувствовал, что сам теряю голову. Я иудей, семья у нас - это главное, поэтому и продал от греха. Работорговец тяжело вздохнул и замолчал. - Глупости все это, - сурово сказал караван-баши, - воспитывать как следует нужно женщину и тогда вместо вреда от нее будет польза. - Скажи, ходжа, - обратился он к Имрану, - нет ли на этот счет ясного указания посланника нашего Мухаммада? Едва эти слова утвердились в сознании нашего героя, как у костра появились очертания Ходжи Кахмаса. Автор не оговорился. Это были именно очертания, так как линии его фигуры дробились, таяли, появлялись вновь, и сам он более походил на разреженное облако, которое можно встретить в утренних полях. Но все же это была фигура Ходжи Кахмаса, и она кивала Имрану. - Есть, - ответил Имран, - конечно же, есть, но лучше я расскажу вам то, что случилось с самим пророком. Рассказ о воспитании жены "Рассказывают, что Посланник часто нуждался в уединении, а во время его мог сидеть где-нибудь в пещере или гулять по окрестностям. И как-то шел он через деревню и на окраине увидел молодую женщину, сидящую на самом солнцепеке. Перед ней стоял глиняный кувшин, что-то завернутое в белую тряпицу и палка. Солнце стояло высоко, и жара была сильная. При виде кувшина пророк понял что хочет пить, да так, что в горле у него пересохло. - Мир тебе добрая женщина, - обратился к ней Посланник. - И тебе мир, путник, - ответила женщина. - Не вода ли в этом кувшине? - спросил Мухаммад. - Вода, - сказала женщина и протянула ему кувшин, - на, попей. Пророк утолил жажду, с благодарностью вернул кувшин и спросил: - А почему ты сидишь здесь, в такую жару? - Муж мой сейчас в поле работает, - ответила женщина, - почему мне должно быть лучше, чем ему? - А что в этой тряпице? - Хлеб. - Хлеб, а в кувшине вода, и что это значит? - У него на обед сегодня хлеб и вода, вот и я буду, есть то же самое. - Ты очень достойная женщина, да будут благословенны люди, воспитавшие тебя, - сказал пророк. - А скажи, добрая женщина, что в таком случае означает эта палка, лежащая рядом с тобой? - спросил пророк. - Муж мой вернется с работы усталый, может у него будет плохое настроение и ему захочется побить меня, я положила ее рядом, чтобы он не искал ее долго и не раздражался попусту. Ничего на это не сказал пророк, а только поблагодарил ее еще раз и пошел своей дорогой." Имран кончил говорить. Раздался смех и одобрительные возгласы. После недолгого обсуждения этой истории люди, сидящие у костра, стали просить у Имрана новый рассказ. Имран не заставил себя долго уговаривать, и приступил к следующей повести. Рассказ об испытании веры "Рассказывают, что во времена пророка Муса был у него противник по имени Фирун. Это был маг и чернокнижник. Он имел влияние на людей, и умело пользовался этим. Но когда пришел Муса и стал проповедовать, люди начали прислушиваться к нему, ибо он проповедовал добро и разум. Фирун же, видя, что теряет свое влияние, стал всячески насмехаться над Мусой, собрал единомышленников, с которыми ходил по пятам за пророком и подвергал сомнению чудеса, которые он творил. Фирун говорил, что это не чудеса, а иллюзии и обман зрения. Тогда Муса рассказал о своем восхождении на гору, о своей беседе с Аллахом и о том, как палка, брошенная на землю, стала змеей, как доказательство. Фирун с приспешниками бросили палки на землю и палки превратились в змей. Народ в страхе бежал от них. Но Муса воззвал к Аллаху и бросил свою палку на землю, и она превратилась в дракона, который сожрал этих змей. Видя это, сторонники Фируна сказали: " О Муса, мы уверовали в твоего Бога" и перешли на его сторону. Обозленный Фирун закричал: "Эй ты! Давай встретимся завтра у реки и померяемся силой, посмотрим, кто из нас сумеет остановить ее." Утром у реки собрался народ и стал ожидать чуда. Муса выступил первым, простер руку и изрек: "Река! Останови свое течение в доказательство единственного Аллаха". Но река продолжала свое движение, несмотря на неоднократные призывы пророка. И тогда выступил Фирун и закричал: "Посмотрите люди, я не только остановлю бег этих вод, но и поверну их вспять." Сказал и, о чудо, река остановилась и потекла в обратную сторону. Потрясенный Муса ушел под хохот и улюлюканье черни. Он поднялся на гору и спросил у Аллаха, зачем, мол, ты выставил меня на посмешище, зачем отказался от меня и поддержал этого мошенника? И ответил ему голос: "О Муса, ты заключил с ним спор и придя домой лег спать, уверенный в том, что я не оставлю тебя. А твой противник всю ночь молился и обращаясь ко мне говорил, что если я помогу ему остановить реку, то он уверует в меня и впредь будет других обращать в мою веру. Поэтому я помог ему и не помог тебе, чтобы было это для тебя уроком. Нельзя уверовав раз, всю оставшуюся жизнь жить на проценты. Вера это ежедневный духовный труд и испытание." - Вот такой урок преподал Аллах своему посланнику, - закончил Имран свой рассказ. Барак Аллах, - сказали служители, а караван-баши заметил: Вот пример истинной справедливости. А Имран, поблагодарив всех за внимание, отправился спать, оглядываясь в поисках уже исчезнувшей фигуры Кахмаса. Он встряхнул тюфяк и расстелил его на земле, предварительно потопав ногами, отпугивая предполагаемых змей и скорпионов. Затем он улегся, глубоко вздохнул и закрыл глаза уверенный, что сразу заснет, но в мире, заключенном внутри век, он тотчас увидел неторопливо вышагивающих верблюдов, пальмы и заросли кактусов. В какой то миг он было заснул, но чей-то гортанный возглас, донесшийся от костра, вспугнул его. Имран лежал, повернув лицо в сторону огня; он и дома, в зимние дни, любил засыпать, чувствуя на лице отблески пламени. Кто-то бросил в костер охапку сухой травы. Взвившееся яркое пламя заставило его зажмуриться. Он повернулся на спину и стал смотреть на низкое черное небо с рассыпанными по нему сверкающими камнями. Среди черноты вдруг возникла летящая звезда, прочертила видимую линию и взорвалась, рассыпав сноп искр и озарив полнеба. Зачарованный Имран, широко раскрыв глаза и затаив дыхание, следил за происходящим. Затем, когда в небесах все затихло, он долго искал глазами блуждающую звезду и когда увидел, то понял, что она летит прямо на него. Имран хотел вскочить и отбежать в сторону, но не успел даже подумать об этом, как звезда упала к его ногам, осветив серебристую дорогу. Когда он пошел по ней, оказалось, что она ведет прямо в ночное небо. Вскоре он был так высоко, что Имран едва мог различить внизу спящий лагерь, догорающий костер и людей вокруг. Затем ему пришло в голову, что с такой высоты можно увидеть свой дом, и он стал смотреть в сторону, где должны были находиться отроги Атласа. Имрана разбудили капли дождя, упавшие на лицо. Со Средиземного моря под утро набежали тучи, и погода испортилась. Вскоре началась обычная утренняя суета, предшествующая выступлению. В сумеречном утреннем свете караван шел, оставляя справа великую пустыню Сахару. Погонщик на головном верблюде все время забирал левее, чтобы скорее выйти к морю. Местность, которую они пересекали, имела дурную славу из-за разбойников. Где-то вдали прогремел гром. В небе засверкали молнии, и началась гроза. Моросящий с утра дождь усилился, на землю стали падать градины, поднялся сильный ветер. Едва начался ливень, Имран соскочил с верблюда и пошел, держась за поводья. Одежду он, как истинный крестьянин, снял и спрятал под седло. - Не отставайте, держитесь ближе друг к другу, - слышались команды караван-баши, который скакал взад-вперед вдоль каравана. - Тут недалеко роща, - кричал он, - поспешите, переждем в ней грозу. Впереди действительно виднелась пальмовая роща, но едва люди поравнялись с ней, как из-за деревьев появились вооруженные всадники и со свистом и улюлюканьем напали на караван. Имран осознал происходящее, только когда прямо перед ним возник всадник. Свесясь с коня, он летел, целя пикой в грудь нашего героя. В последний миг Имран, словно осененный свыше, нырнул под верблюда, не преминув, впрочем, ухватиться за копье, проносящееся мимо, и выдернуть разбойника из седла. Бедуин, вероятно, сломал себе шею при падении, так как лежал, не подавая признаков жизни. Имран осторожно выглянул из-под верблюда. Вокруг царила страшная суматоха, крики, лязг оружия, стоны раненых. Охрана каравана отчаянно сопротивлялась, но силы были неравны, и исход боя был предрешен. Отряд бедуинов сжимал кольцо, чтобы никто не мог ускользнуть, но пока еще была возможность это сделать. Имран достал свою одежду, держа ее в правой руке, оседлал лошадь сваленного им разбойника и вонзил в ее бока пятки. Кобыла рванулась вперед, а Имран припал к ее холке, желая быть менее заметным. Дождь ли тому был причиной или то, что на Имране не было одежды, но ему удалось проскочить цель разбойников. Кто-то из бедуинов оглянулся, но в пылу боя не обратил внимания на испуганную лошадь без всадника. После часа бешеной скачки Имран пустил лошадь шагом, давая ей отдохнуть. Погони за ним не было. В подходящем месте он спешился и сотворил молитву Аллаху всевышнему, благодаря его за спасение. Стоило бежать из тюрьмы, чтобы попасть в лапы разбойников! В пути Имран наслушался о бесчинствах, творимых на дорогах бедуинами и об участии тех несчастных, что попадали к ним в рабство. Имран ехал весь день и к вечеру оказался на побережье. Море он увидел впервые, а увидев, радостно засмеялся, оно оказалось именно таким, каким он его представлял. Имран привязал лошадь к пальме, росшей неподалеку, разделся и с опаской полез в воду. Освоившись, радостно возбудился, стал плескаться и нырять, ухая перед каждым погружением в воду. Давно он не испытывал такого щенячьего восторга. "Хорошо бы сюда детей", - подумал Имран и вдруг поймал себя на том, что впервые мысль о детях не причинила ему обычной боли. Вероятно, все дело было в свободе выбора. Между тем начинало темнеть. Имран выбрался на берег и стал готовиться к ночлегу. Собрал и свалил у пальмы коряги, выброшенные морем, расседлал лошадь. В переметных сумах, притороченных к седлу, нашлось много необходимых вещей: кремень с тесалом, зерно для лошади, тонкие хлебные лепешки, корчага с питьевой водой. Имран разжег костер, дал зерна лошади и, положив под голову седло, лег у костра и заснул. Утром Имран увидел мальчишку, выходящего из моря. В одной руке у парня была острога, а в другой - нанизанная на прут связка диковинных морских животных. Они были, каждое величиной с кулак, бурого цвета и имели множество длинных щупалец. - Что ты с ними будешь делать? - с любопытством спросил Имран. - Продам в корчму, - с достоинством ответил мальчик. - Их что, едят? - Едят. - А где корчма? - спросил Имран, почувствовав голод. - Там, - показал мальчик. Имран двинулся в указанном направлении и вскоре увидел дымок, поднимавшийся над небольшим строением. Корчма была сложена из скальных пород и находилась у дороги. В этот ранний час хозяин предложил гостю всего два блюда: вчерашний кус-кус или только что выловленного тунца, жареного в оливковом масле. Имран выбрал тунца и в ожидании заказа сел на открытой веранде. С нее было видно море, и Имран с любопытством наблюдал за плывущим под парусами кораблем. Расспросив хозяина, он выяснил, что до Кабилии быстрее и безопаснее добираться морем. Торговые суда ходят вдоль средиземноморского побережья, огибая всю оконечность Ифрикии, и заходят почти во все порты. В нескольких часах езды отсюда порт Оран, там много кораблей стоит. Имран последовал дельному совету. В Оране он заехал на рынок и продал барышнику лошадь, затем налегке пошел в порт и сел на корабль, идущий в Джиджелли. Оказавшись на палубе, наш герой прошел на корму, решив, что там безопаснее, отыскал себе местечко, утвердился и сказал сидящему рядом негру: - Вот, брат, куда меня совесть занесла. Главное, чтобы от берега далеко не отплывали, а то я плавать не умею. Негр не понял его языка, но на всякий случай покивал головой. Кто знает, что на уме у этих арабов, уж лучше согласиться. Абу Абдаллах, в прошлом миссионер, а ныне генерал армии берберов, сидел на площадке углового башенного укрепления. На его плечи был накинут белый берберский плащ, в руках он держал стрелу, наконечником которой чертил у ног какие-то линии. Сначала он сидел прямо у входа в башню, но почувствовав сквозняк, передвинулся. Боли в пояснице все время донимали его. Странно, в бою он их не чувствовал, а только в минуты покоя. Абу Абдаллах потянулся и с любопытством посмотрел вниз. С самого утра у крепости появился человек и сел недалеко от ворот. Генералу сразу доложили об этом. - Что с ним делать, о Абдаллах? - спросил Рахман, начальник стражи. - Прогнать или арестовать? Он ведет себя подозрительно. - Не трогайте, посмотрим, что будет дальше, - распорядился генерал. Глядя, как человек сидит, подобрав полы халата и надвинув на глаза зеленую чалму, он едва удерживался от смеха. Смешным было то, что человек также, как и он что-то чертил палочкой перед собой. Имрану понадобилось три месяца, чтобы добраться до Абу Абдаллаха. Месяц он плыл на корабле, остальное время бродил по Римской Мавритании, пока ему не посоветовали идти в Икджан. Имя бывшего йеменского проповедника было у всех на устах, но сам он был неуловим. Вчера вечером хозяин постоялого двора указал на этот рибат. Утром Имран подошел к крепости и вдруг, утратив мужество, сел недалеко от ворот. Упорство, с каким он двигался навстречу возможной смерти, было достойным уважения. Что с ним сделает Абу Абдаллах, узнав о его причастности к аресту махди? Тяжело вздохнув, Имран поднял голову и увидел бербера, глядящего на него с крепостной стены. - Мир тебе, уважаемый! - крикнул Имран. - И тебе мир, ходжа. Давно ли из Мекки? Имран замялся и пробормотал что-то невразумительное. - Я тоже там был лет пять назад, - сказал бербер. - Послушай, уважаемый, - спросил Имран, - а не знаешь ли ты некоего Абу Абдаллаха? - Знаю, - удивился Абу Абдаллах, - на что он тебе? - У меня к нему дельце пустяковое, поручение. - Можешь сказать мне. Я передам. Имран вновь вздохнул и сказал: - Приятель, это было бы лучше всего, но я должен сказать ему лично. На шум из ворот вышел охранник, но увидев с кем разговаривает Имран, повернул обратно. - Эй, - окликнул охранника Абу Абдаллах, - пропусти этого человека! Может быть, я завтра зайду? - с надеждой спросил Имран, но стражник уже открыл дверь в воротах и наш герой, едва передвигая ноги, вошел в крепость. В сопровождении начальника стражи, Имран прошел под сводами арочной галереи и оказался во внутреннем дворе. - Оружие есть? - спросил Рахман. - Нет, - ответил Имран. Рахман привел его в небольшой зал со сводчатым потолком, с лавками вдоль стен, покрытыми циновками. На стуле с высокой спинкой сидел человек, который разговаривал с Имраном с крепостной стены. Имран понял, что перед ним тот, кого он ищет. - Ты Абу Абдаллах? - спросил Имран на всякий случай. - Я Абу Абдаллах, - с улыбкой ответил генерал. - Что привело тебя ко мне? - Я могу сказать тебе это наедине. Генерал посмотрел на Рахмана и сказал: - Оставь нас. Имран проводил взглядом начальника стражи. - Сколько предосторожностей, - усмехнулся Абу Абдаллах, - наверное, сообщение очень важное? - Меня просили передать, что тот, кто тебя послал, находится в Сиджильмасе и ждет, когда ты явишься за ним. - Тот, кто меня послал? - озабоченно спросил генерал, - Куда послал? Но в следующий миг глаза его сузились от догадки. - Эй, ходжа, правильно ли я тебя понял? - Я не знаю, как ты меня понял, - честно ответил Имран. - Назови имена? - потребовал Абу Абдаллах. - Меня зовут Имран, того, кто меня послал, зовут Ибрахим, и если я не ошибаюсь, того, кто тебя послал, называют Седьмой Совершенный. Разве не он послал всех вас добыть для него власть? Генерал внимательно посмотрел на Имрана и произнес: - А ты умнее, чем кажешься на первый взгляд. Но не говори больше нигде и никогда подобного, ибо это упрощенный и дерзкий взгляд на то, что я делаю для махди. Мною движет в первую очередь любовь к людям. Махди - это справедливость. Но в любом случае прими мою благодарность. Какой награды ты хочешь? Имран развел руками. - Клянусь, никакой. Позволь мне вернуться домой. Имран затаил дыхание, все оказалось значительно проще, чем он себе воображал, но Абу Абдаллах сказал: - Я вижу - ты устал с дороги. Ступай, отдохни. Потом ты расскажешь мне некоторые подробности и сможешь вернуться домой. Кстати, ты даже не сказал, принадлежишь ли ты к ас-сабийа? - Я не посвящен, - ответил Имран, врать не имело смысла. - Хорошо. Абу Абдаллах вызвал Рахмана и распорядился отвести гостя в покои для отдыха. Имран поднялся, готовый следовать за начальником стражи. - Да, и еще, - добавил даи, - дай ему другую одежду, а эту пусть выстирают. Идите. Оставшись один, он лег на лавку, накрывшись плащем, и закрыл глаза. Хорошо было бы немного поспать. Абу Абдаллах почти не спал этой ночью, принимая донесения лазутчиков, а сегодня ночью он ждал к себе вождей племени Котама. Абу Абдаллах улыбнулся: после того, как берберы под его предводительством взяли Милу, нанеся поражение эмиру Абдаллаху II, вожди сами стали ездить к нему, а раньше было наоборот. Пять лет ему понадобилось после того, как он встретившись в Мекке с паломниками, пришел в их страну, чтобы направить их ненависть к арабам в нужном направлении. Пять лет он возделывал их умы. Не все поверили в него, некоторых пришлось убрать, да простит Аллах ему эти прегрешения! Всевышнему известно ради чего были совершены эти убийства. Но Абу Абдаллаха помнил, как при посвящении один худжжат сказал ему, что многое простится тому, кто приближает приход махди. Абу Абдаллах вновь улыбнулся, вспомнив худжжата, он подумал о том, что так и не поднялся ни на одну ступень иерархической лестницы ас-сабийа, оставшись миссионером низшего звена. Мысли Абу вернулись к сегодняшнему гонцу, принесшему весть об учителе. Странный человек, он рассмешил его утром своим поведением. Но почему он не требовал сразу встречи с ним, неся такое важное известие? Он ведет себя, как простолюдин, но одежда на нем более высокого звания. В его простоватой речи Абу Абдаллах почувствовал какое-то неожиданно глубокое знание, отблеск некой истины, истины опасной, как лезвие меча. Абу Абдаллах понял, что заснуть ему не удастся. Он поднялся и, перекинув через руку шерстяной плащ, вышел во двор. Сначала он поднялся на крепостную стену. Здесь дул холодный ветер, он закутался в плащ и обошел крепость по периметру стен, оглядывая окрестности. Абу Абдаллах быстро продрог и подумав, что может совершенно застудить поясницу, спустился вниз. Во дворе горели два костра, над одним на треножнике стоял котел, в котором варилась манная каша, рядом стоял повар и на доске длинным ножом шинковал овощи, готовясь засыпать их в варево; над вторым костром на таком же треножнике стоял большой медный чан, в котором кипела вода для хозяйственных нужд. Старый бербер, кривой на один глаз, смешивал в тазу воду для стирки в необходимых пропорциях. Он взял грязную одежду, приготовленную для стирки, и принялся встряхивать перед тем, как опустить в воду. Абу Абдаллах узнал халат Имрана. Бербер, поймав взгляд даи, пояснил: - Смотрю, не осталось ли чего. Бывает, забудут вынуть, потом сокрушаются. - Правильно ты делаешь, - сказал Абу Абдаллах. - Смотри внимательней. Ободренный одобрением, бербер проверил карманы, а затем ощупал подкладку, говоря: - Бывает, что монета провалится в прореху и катается по подкладке. Абу Абдаллах кивнул, наблюдая за ним. - Исфах-салар! - воскликнул бербер. - Что я говорил! Здесь что-то хрустит. Заинтересованный Абу-Абдаллах подошел поближе. - По-моему, специально зашито, - сказал старик, вперив одинокий глаз в Абу Абдаллаха. Генерал, ощупав подол, вытащил кинжал, висевший на поясе, и распорол подкладку. Плотно свернутый лист бумаги он сунул за пазуху и сказал старику: - Можешь стирать. Для отдыха Имрану отвели комнату без окон и без двери. Точнее, это была ниша в крепостной стене. Он не спал, когда пришел Рахман, без лишних слов поднялся и последовал за ним. Едва он вошел в уже знакомое помещение, как сразу почувствовал тревогу. Что-то произошло за то время, пока он отдыхал, и это "что-то" грозило ему новыми бедами. В этой последовательности была уже какая-то закономерность. Сначала брезжила надежда на свободу, а затем все рушилось, и его положение усугублялось. Небеса словно испытывали его на прочность. - Оставь нас, - обратился Абу Абдаллах к начальнику стражи. Тот молча повиновался. Полководец извлек из рукава, сложенный лист бумаги и протянул Имрану. - Прочитай, что там написано. Имран взял бумагу, повертел ее в руках и виновато взглянул на собеседника. - Что? - спросил Абу Абдаллах. - Прости, но я не умею читать, - ответил Имран. - А тебе известно, что там написано? - Нет, господин. - Кому ты должен был передать эту бумагу? Имран развел руками. - Я впервые ее вижу. - Ты лжешь! - воскликнул Абу Абдаллах. - Ты лазутчик. С какой целью ты послан сюда? Отвечай или я прикажу бить тебя до тех пор, пока ты не сознаешься. - О, Абу Абдаллах, - возмутился Имран, - так нельзя, объясни, что это за бумага? - Эта бумага была зашита в полу твоего халата. - Что же такого написано в этой бумаге, почему ты усомнился во мне? После недолгого молчания Абу Абдаллах медленно произнес: - В этой бумаге написан твой смертный приговор. - Будь я проклят! - воскликнул Имран. - Два раза Аллах давал мне возможность унести ноги, но мое скудоумие не позволило это сделать. О, Абу Абдаллах, я не знаю, что там написано, порочащего меня, но я клянусь, что это не мой халат. Я тебе сейчас все расскажу, и ты поймешь меня, и простишь. Имран замолчал, с надеждой глядя на полководца. - Говори, - разрешил Абу Абдаллах. Имран, торопясь, стал рассказывать все с самого начала, сбиваясь, забегая вперед. В какой-то момент он почувствовал, что все о чем он говорит, выглядит неправдоподобно, что речь его звучит неубедительно. И он с ужасом понял, что Абу Абдаллах не верит ни единому его слову. Собственно, Имран и сам себе уже не верил, потому что слишком много удивительного произошло с ним за последние несколько месяцев. Когда же он дошел до того места, где умерший ходжа Кахмас появлялся у костра и вкладывал в его уста поучительные истории, лицо Абу Абдаллаха потемнело от ярости и кулаки его сжались. Но Имран не мог остановиться, он довел свой рассказ до конца и замолчал, опустив голову: - Значит, это ты выследил махди? Абу Абдаллах задал очень простой вопрос. Вернее это был не вопрос, а утверждение. И Имран понял, что не может ответить отрицательно, от этого нельзя было уйти, именно он был повинен в аресте мессии. Абу Абдаллах, держась за поясницу, со стоном поднялся и, подойдя к двери, открыл ее, чтобы позвать Рахмана. Начальник стражи стоял неподалеку и с готовностью встретил его взгляд. - Послушай, - сказал Имран, - у любого человека есть за душой что-нибудь предосудительное. А разве ты свободен от греха? Абу Абдаллах с изумлением обернулся. - Ведь главное в том, что нами движет, а не в том, что из этого получается, это уже не в нашей власти. Аллаху дороги наши намерения, а не дела. За свои поступки мы страдаем всю жизнь. За то, что я сделал я не взял денег, не извлек корысти, я только хотел сохранить свою жизнь, а это, согласись, право любого человека. - Где ты научился так излагать? - спросил Абу Абдаллах. - У меня в тюрьме был хороший учитель, - угрюмо ответил Имран. - Впрочем, захочешь жить - не так заговоришь, - справедливо заметил Абу Абдаллах. - А ты не дурак, - продолжил он, - а знаешь в чем разница между дураком и умным? Имран молчал. - Умный человек может оправдать любую совершенную им подлость. - О, Абу Абдаллах! - сказал Имран, - Ты не можешь лишить меня жизни, это несправедливо. Все, что я сделал в Сиджильмасе, я сделал ради своих детей, но сюда я пришел для того, чтобы спасти мессию, искупить свой грех. Отпусти меня. В моей жизни не было ничего хорошего, кроме семьи, я должен их увидеть. Мои дети еще малы, я им нужен. Абу Абдаллах поманил Рахмана и сказал, указывая на Имрана: - Арестуй его, а утром предашь смерти. Имран хотел что-то еще сказать, но понял, что не в состоянии более проронить ни слова. Все было кончено. Абу Абдаллах не поверил ему. Начальник стражи, обнажив саблю, подошел к арестованному и сказал: - Иди вперед. Имран кивнул и пошел. Его привели в подземелье и заперли в каком-то склепе, не оставив ни единого лучика света. Всю ночь он провел без сна, расхаживая взад вперед и наступая на крысиные хвосты, а утром за ним пришел сам Абу Абдаллах. Прикрыв глаза ладонью, Имран посмотрел на него и спросил: - Что, решил собственноручно меня убить? Генерал вошел в склеп, огляделся и спросил: - Ну, как дела? - Бывали дни и получше, - ответил Имран. - Я передумал, - сказал Абу Абдаллах, - останешься со мной, пока я не найду учителя. Если он жив и здоров, то я тебя отпущу, а если нет, то уж не обессудь. - Все это время я буду сидеть здесь? - Все это время ты будешь следовать за мной. - В качестве кого? - Даже не знаю... Секретарем тебя взять, но ты не грамотен. Ни тучностью, ни богатырской силой ты не отличаешься, а то был бы телохранителем. Но должен признаться, что ты мне симпатичен. У тебя повадки простофили, но речи человека, видящего суть. Пожалуй, мне от тебя будет польза. Пойдем, я распоряжусь, чтобы тебе дали хорошее платье, оружие и коня. Через час мы выступаем. * * * Семь лет спустя Имран во главе передового отряда ворвался в Сиджильмасу. Пока воины брали приступом дворец Мидраридского наместника, он в сопровождении нескольких человек, направился в тюрьму для выполнения приказа Абу Абдаллаха. Когда-то он вышел из этой тюрьмы, чтобы упрятать туда махди, теперь он вошел в нее, чтобы освободить его. Круг замкнулся. Со странным чувством вошел он в тюремный двор. Каким условным оказался этот мир! Люди и стены когда-то вызывающие ужас, были теперь в его власти. Впрочем, вряд ли кто-нибудь узнал бы в нем прежнего, робкого крестьянина. Энергичный, вооруженный, уверенный в себе человек отдавал приказы не терпящим возражения голосом. Охрана даже не пыталась сопротивляться, впрочем, это было не по ее части. Сражаться и сторожить - это разные вещи, несмотря на то, что и там и здесь присутствует оружие. Побросав пики, табарзины и мечи, они стояли, ожидая своей участи. Имран вошел в кабинет начальника тюрьмы, извлек из-под стола тучного, посеревшего от страха человека, и сказал ему: - Меня интересуют двое заключенных и одна бумага. - Я к вашим услугам, господин, - пролепетал начальник тюрьмы, - только не убивайте меня. - Ты получал фирман о помиловании человека, убившего мутаккабиля? - Нет, господин, было только одно помилование человека, убившего любовника своей жены и все. - Вот как? - усмехнулся Имран. - Ну что ты будешь делать, никому нельзя верить. Еще меня интересуют два человека, одного звали Ибрахим, он был арестован, как исмаилитский проповедник, второго звали Убайдаллах, его арестовали, как лжепророка. Начальник тюрьмы полез в свои книги и, полистав их, заявил, что Ибрахим был послан на золотые прииски и при попытке к бегству убит. Убайдаллах жив и находится в тюрьме. - Веди меня к нему, - приказал Имран. - Подожди, посмотри как звали человека, получившего помилование. - Зачем же мне смотреть? - возразил начальник тюрьмы. - Я прекрасно помню, помилование случается не часто. Его звали Имран ибн Али ал-Юсуф. - Дай мне этот фирман, - потребовал Имран. Получив вожделенную бумагу, он бережно сдул с нее пыль и спрятал в рукаве. - Веди, - приказал он. Махди сидел в подземелье, в одиночной камере без окон - заросший человек в лохмотьях. Когда Имран объявил арестанту о свободе, в его безучастных глазах мелькнуло любопытство. - Кто ты? - Я посланец Абу-Абдаллаха, - почтительно пояснил Имран. - Кто такой Абу Абдаллах? - Твой миссионер, ты же махди. - Да, я махди, - словно припоминая что-то, произнес заключенный, - конечно же,...как давно это было. Так значит, все получилось? - Да, Абу Абдаллах освободил для тебя всю Ифрикию. - Откуда он взялся, этот Абу Абдаллах? - с внезапным подозрением спросил Убайдаллах. - Из Саны. - Из Саны? Это в Йемене! Худжжатом там был Мунир. Абу Абдаллаха я не знаю. Но где он сам? - В Кайруане, ждет тебя. - Почему он не приехал за мной? - Много неотложных дел. Пока шла война, все пришло в упадок, начались грабежи. Но Абу Абдаллах быстро навел порядок, прекратил разбой. И ты знаешь, что самое главное? - Что? - Он отменил некоранические налоги, - восторженно сказал Имран. - Не слишком ли много он на себя взял? - спросил Убайдаллах. - Его послали проповедовать , а не править. - Да, господин, ему сейчас приходится нелегко, - ответил Имран. Убайдаллах внимательно посмотрел на Имрана и спросил: - Кто правит в Сиджильмасе? - Власть отныне принадлежит тебе, господин, - поклонившись, сказал Имран. - Хорошо, - согласно кивнул Убайдаллах, - мне нужна будет горячая вода, новое платье, брадобрей, несколько рабынь и несколько часов отдыха. Затем мы отправимся в Кайруан и посмотрим на героя "йасуку лана ал-мулк". Поскольку мессия не мог явить себя народу в таком виде, он решил эти несколько часов провести в тюрьме, вернее в доме начальника тюрьмы, благо он примыкал к узилищу. Для этого по приказу Убайдаллаха, семья начальника была выброшена из дома. Затем Убайдаллах приказал отвезти себя во дворец правителя, где изъявил желание увидеть султана. Сделать этого не удалось, так как Мидраридский наместник успел бежать. Тогда Убайдаллах приказал разорить город и после этого выступил в Кайруан. * * * При въезде в Кайруан, едва процессия поравнялась с бассейном Аглабидов, Убайдаллах приказал остановиться. - Почему меня никто не встречает? - обратился он к Имрану. Имран развел руками. Поведение махди беспокоило его все больше и больше. - Отправляйся к своему хозяину, - сказал Убайдаллах, - и скажи ему, чтобы встретил меня, как подобает. Я подожду его здесь. Имран, пришпорив коня, помчался вперед. Скрывшись из поля зрения, он натянул поводья, замедляя ход скакуна, а въехав в медину вовсе пустил коня шагом и вздохнул с облегчением. Присутствие махди угнетало его. Улица, по которой он ехал, была узка и все время забирала вправо. Отдавшись своим невеселым мыслям, Имран не заметил, как заблудился. Увидев перед собой тупик, он вдруг сообразил, что поскольку махди жив и здоров, то генерал отпустит его домой. Следующая мысль была о том, что генерал обещал его казнить, если с махди что-нибудь случится. Подумав об этом, Имран улыбнулся. За прошедшие годы он стал правой рукой Абу Абдаллаха. Имран поворотил коня и погнал его обратно. Спросив у прохожего дорогу, он вскоре оказался у крепостных ворот, выехал из них и повернул налево в сторону дворца эмира. Генерал сидел на троне в окружении вождей племени котама. Трон был жесткий, с высокой прямой спинкой. Последний пользовавший Абу Абдаллаха лекарь посоветовал ему избегать мягких подушек для пользы поясницы. Приветствовав стоявших у дверей воинов, Имран свободно прошел в тронный зал. Его все знали. Увидев Имрана, генерал изменился в лице. - Ты вернулся один! - громовым голосом воскликнул полководец. В этот момент Имрану стало страшно, он вдруг понял, что Абу Абдаллах сдержал бы свое слово. - Махди ждет подобающей его сану встречи, - сказал Имран, - он стоит у бассейна. Радость, появившаяся на лице Абу Абдаллаха, сменилась недоумением. Он переглянулся с вождями, но не увидев на их лицах понимания, не долго думая, обратился к ним. - О, достойные, скорее он прав. Мы окажем ему почтение и, глядя на нас, народ примет его. - А разве он не явит народу свою избранность каким-либо поступком? - спросили вожди. - Явит, - колеблясь сказал Абу Абдаллах, - но все же народу лучше указать путь, ведь он часто заблуждается. Вспомните, как смеялись над Иса. Впрочем, оставайтесь здесь, а я поеду ему навстречу. Генерал не медля более, встал и в сопровождении Имрана вышел из зала. Поглядывая на Абу Абдаллаха, Имран заметил, что тот озабочен. Оседлав коней, они выехали из двора и помчались, огибая медину. Когда поравнялись с гробницей Зауйя Сиди Сахиб эль-Балуй, полководец замедлил ход и спросил: - Что скажешь, Имран? Имран пожал плечами и ответил: - Он меня беспокоит с самого начала. - В дороге ничего не случилось? - Нет, но он приказал разорить Сиджильмасу. - Зачем это? - озадачился Абу Абдаллах. - Не знаю, он ведет себя не как мессия, а как мстительный человек. - Но-но, не забывайся. - По-моему, он обижен тем, что ты не приехал за ним в Сиджильмасу. - Но я же послал за ним тебя. Впереди показались стены водохранилища и множество вооруженных людей. - Который из них? - спросил Абу Абдаллах. - В белой одежде, на белом коне, - ответил Имран. - Когда он успел переодеться? Убайдаллах знал толк в эффектах, белые одежды сразу выделили его. Вокруг войска собралась толпа праздного народа, переговариваясь, они глазели на всадника на белом коне. - Абу, разреши мне уехать домой сейчас? - сказал Имран. - Что, прямо сейчас? - изумился Абу Абдаллах. - Почему нет, учитель жив, - резонно заметил Имран. - Вон он, красуется перед тобой. - Нет, - твердо сказал генерал, - ты мне нужен. - Но ты же обещал. - Я помню свои обещания, - сухо сказал Абу Абдаллах, - поговорим позже об этом. Как ты думаешь, что он от меня хочет? - Почестей, соответствующих его сану. - Ты знаешь, какие они? - Откуда мне знать, я же из деревни. - И как мне теперь быть? - Скажи, что мессия случается на земле не каждый день, никто не знает, какой прием ему полагается. Генерал с улыбкой взглянул на Имрана. - Вот за что я тогда сохранил себе жизнь, за твою непосредственность деревенскую и всегда неожиданное суждение о ситуации. - Абу, я очень устал, - взмолился Имран. - Еле сижу в седле, разреши мне отдохнуть немного. - Ладно, езжай, - сказал Абу Абдаллах. Имран тут же, пока полководец не передумал, поворотил коня и умчался. Генерал остался один, подбирая слова приветствия. Расстояние между ним и махди неумолимо сокращалось. Люди, собравшиеся вокруг, заметили знаменитого полководца, из толпы послышались радостные крики и славословия в его адрес. Генерал подумал, что никогда еще любовь народа к нему не была так неуместна, как в эту минуту. Он с волнением смотрел на человека, ради которого оставил доходную должность мухтасиба в Басре и отправился в неизвестность. Вера в махди окрыляла его все эти годы. Но, несмотря на волнение, он заметил тень недовольства, мелькнувшую на лице махди. Абу Абдаллах приблизился к Убайдаллаху так, что морды их лошадей соприкоснулись. - Приветствую тебя, учитель, - сказал полководец. - Я проторил твой путь и рад видеть тебя в добром здравии. Хвала Аллаху! - Абу Абдаллах, - сказал Убайдаллах, - так, кажется, тебя зовут? Мы довольны тобой и воздадим тебе по заслугам. А теперь громко приветствуй меня, назови махди, склони голову передо мной и встань слева от меня. - Добро пожаловать, о, Махди, - во всеуслышанье сказал Абу Абдаллах, поклонился и, тронув коня, занял место слева от учителя. Убайдаллах воздел руки к небу, приподнялся на стременах и закричал громовым голосом: - Люди, я махди, которого вы ждали, я принес вам справедливость. Как уже было сказано выше, Убайдаллах знал толк в эффектах. Все это произвело впечатление: загадочное появление на окраине города всадника на белом коне, длительное ожидание, разнотолки, заявление и видимое почтение, проявленное властелином города, сыграли свою роль. Восторженный рев был ему ответом. Убайдаллах сжал колени, и его белая лошадь двинулась вперед. Толпа расступилась перед ним. Генерал подождал немного, затем, оглянувшись и встретившись глазами с командиром отряда, сделал ему знак следовать за собой и после этого тронул своего коня. Весть о пришествии махди распространилась с необычайной быстротой. На пути следования кортежа сбегались толпы людей. Но наряду с приветствиями махди также славили и Абу Абдаллаха. - Да ты просто народный герой, - заметил Убайдаллах. - Посмотри, как они тебя любят. - Мой господин, все, что я сделал, я сделал с твоим именем на устах, - почтительно сказал полководец. Особенно много людей собралось у мечети Сиди Окба. Генералу пришлось даже пустить вперед солдат, чтобы расчистить путь. - А скажи мне, какой ступени ты достиг в иерархии нашего ордена? - спросил Убайдаллах. - Я так и остался миссионером низшего звена, - с улыбкой сказал Абу Абдаллах. - С кем из наших людей ты общаешься? - Я думал, что в этом уже нет необходимости. - Ты заблуждаешься. Военные успехи вскружили тебе голову, и ты забыл о дисциплине. Генерал промолчал. - Надо послать за моим племянником в Саламию. - Хорошо, я пошлю, - сказал Абу Абдаллах. Имран, отпущенный полководцем, направился к мечети Трех Дверей и, ориентируясь от нее, нашел улицу, которая привела его к лавке, торгующей птичьими клетками. Клетки были разной величины, на любой вкус и очень красивые. Он осмотрел все, любуясь ими, слушая объяснения хозяин