это позволяет
профессия банкира, и пользуется всеобщим уважением, поскольку является
автором нескольких эссе, получивших премию Французской Академии. Он много
сделал для индийской торговой компании, устраивал обеды в честь философов и
"сумел в течение двадцати лет составить себе состояние". Это был очень
серьезный, молчаливый человек - черты характера, свойственные как глупцам,
так и мудрецам. Вероятно, селадон Гиббон* был очень удивлен, когда,
встретившись в Париже в большом свете с мадам Неккер, узнал в ней
мадемуазель Кюршо, за которой он когда-то ухаживал и брак с которой не
состоялся потому, что его отец "и слышать не хотел о подобном союзе". Его
удивление еще более усилилось, когда он узнал, что "Неккер** не знает
чувства ревности"***.
Автор "Истории упадка и разрушения" весело играет с другой молоденькой
девушкой, которая впоследствии прославится под псевдонимом мадам де
Сталь****. Тем временем, пока мадам Неккер основывает больницы, дает
торжественные обеды в честь философов, пытаясь таким образом развлечь
утомившегося на службе супруга, дела идут все хуже и хуже - бедность,
несмотря на советы философов и управление маркиза де Пезе, стесняет действия
даже самого короля. И все-таки Неккер, подобно Атласу, поддерживает здание
французских финансов в течение пяти лет, отказавшись от полагающегося ему
жалованья и во всем получая поддержку своей благородной супруги. Полагаем, в
его голове родилось множество идей, которые он из-за свойственной ему
робости не высказал открыто. В его опубликованном с разрешения короля Compte
Rendu (вот, кстати, еще один образчик новой эры) обещаны чудеса,
осуществлению которых на практике мешает, очевидно, гениальность таких вот
Атласов-Неккеров. Неккер, подобно другим, обдумывает план мирной революции
во Франции, ведь в его глубокомысленной тупости или в неразговорчивом тупом
глубокомыслии так много честолюбия.
* Эдвард Гиббон (1737-1794) - выдающийся английский историк, автор
знаменитой книги "История упадка и разрушения Римской империи". ** Неккер
Жак (1732-1804)- женевский банкир, переселившийся во Францию. С 1777 г.
генеральный директор финансов. Как иностранец, министром он быть не мог.
Приняв должность, Неккер отказался от всякого жалованья. Был на этой
должности до 1781 г. В 1788 г. вновь сыграл видную роль в подготовке и
созыве Генеральных штатов. В сентябре 1791 г. эмигрировал.
*** Письмо Гиббона от 16 июня 1777 г. - Примеч. авт.
**** Сталь Анна Луиза Жермен (1766-1817) - французская писательница,
дочь банкира Неккера.
Ну а пока что его кошелек Фортуната оборачивается древним, как мир,
режимом скаредной экономии. Более того, он додумался до всеобщего
налогообложения, включая дворянство и духовенство, до создания собраний в
провинциях и еще многого другого, до чего додумался и Тюрго! Умирающий
Морепа волей-неволей поворачивается по ветру в который раз, и Неккер уходит,
о чем многие сожалеют.
Оказавшись не у дел, в, положении частного человека, Неккер ждет своего
часа и внимательно наблюдает за происходящим со стороны.
Восьмидесятитысячный тираж его новой книги "Administration des finances"
расходится в несколько дней. Он ушел, но он опять вернется (эта ситуация
повторится), потому что его поддерживает возбужденное общественное мнение.
Не правда ли, удивительно интересная личность этот генеральный контролер
финансов, начинавший свою карьеру всего лишь банковским клерком в Телюссоне!
Глава шестая. ПУСТОЗВОНЫ
Итак, общество вступило в бумажный век, или иначе в эру надежд.
Разумеется, на его пути были препятствия и был даже грохот войны, который
издали слышен едва ли не как веселый марш, и, конечно, молчаливо
подразумевалось, что мрачный двадцатипятимиллионный хаос голода и невежества
пока еще не разбушевался под ногами шествующих.
Взгляните только на Лоншан*: здесь, как обычно, в конце поста можно
увидеть светских людей Парижа и даже всей Франции. Заканчивается страстная
неделя, но они не посещают мессу, им больше нравится красоваться друг перед
другом в лучах яркого весеннего солнца12. Словно бесконечная
гирлянда цветов (тюльпаны, георгины, лилии), едет в раззолоченных открытых
каретах через Булонский лес толпа людей, считающих себя солью земли, цветом
жизни! И никто из едущих не подумал о том, что твердая, по их мнению (каждый
из них уверен - тверже алмаза), почва, по которой катятся кареты, всего лишь
бумажка с геральдическими знаками, прикрывающая скрытое пока от глаз
огненное озеро. О, глупцы! неведома для вас истина, да вы и не пытались
найти ее. Вы и ваши отцы сеяли ветер, теперь вы пожнете бурю. Ведь
давным-давно сказано: воздаяние за грех - смерть.
* Место в Булонском лесу, где находился средневековый монастырь. В
XVIII в. приобрело популярность гуляние в Лоншане.
В Лоншане, да и в других местах тоже, бросается в глаза следующее:
каждой даме или кавалеру прислуживает человеческое существо, не то эльф, не
то чертенок, хотя и молодой, но уже со следами увядания, появляющимися
всегда у тех, кто рано научился ловчить и развратничать, - без такого рода
эльфов никак не обойтись во всяких непредвиденных случаях. Существо это
зовется жокеем (слово пришло во французский язык из английского) и в связи с
этим воображает, что оно английской породы. В самом деле, англомания
прогрессирует в обществе все сильнее, что само по себе говорит о многом. Раз
уж Франция встала на путь свободы, то в тишине, наступившей после безумия
войны, само собой проснулось чувство любви к соседней стране, в которой
свобода давно победила, не так ли? Ведь восхищаются же английской
конституцией, английским национальным характером такие образованные мужи,
как герцог де Лианкур или герцог де Ларошфуко*, стремящиеся перенести из
Англии на французскую почву все, что можно.
* Герцог де Ларошфуко-Лианкур Франсуа Александр Фредерик (1747-1827) -
известный политический и общественный деятель, член Академии наук, после 10
августа 1792 г. эмигрировал в Англию, вернулся во Францию после прихода к
власти Наполеона.
Герцог де Ларош-Гийон и де Ларошфуко д'Анвиль Луи Александр (1743-1792)
- политический деятель, член Академии наук, с начала революции одним из
первых перешел на сторону третьего сословия, после восстания 10 августа 1792
г. подвергался преследованиям и был убит во время "сентябрьских избиений" в
провинции.
Переносят же всегда то, что полегче, не правда ли? Именно такого рода
деятельность пришлась по сердцу не вышедшему в адмиралы герцогу Шартрскому
(он пока еще не герцог Орлеанский и уж тем более не Эгалите), который, став
близким другом принца Уэльского и то и дело бывая в Англии, пропагандирует
во Франции английский образ жизни, т. е. прежде всего кареты, седла, сапоги
с отворотами и рединготы, что по-английски всего лишь куртка для верховой
езды. К образу жизни несомненно принадлежит и манера верховой езды, поэтому
всякий, кто хочет быть с веком наравне, должен научиться ездить на лошади a
l'Anglaise, приподнимаясь на стременах и презирая старую посадку, которая,
по словам Шекспира, подобает лишь "маслу и яйцам", едущим на рынок. С
бешеной скоростью мчится по улицам Парижа карета нашего храброго герцога, и
никто из парижских кучеров не владеет бичом лучше, чем
герцог-непрофессионал.
Оставим жокеев-эльфов и перейдем к настоящим йоркширским жокеям,
которые тренируют скаковых лошадей и ездят на них во время скачек. Скачки
также стали модными во Франции благодаря монсеньеру и, добавим, наущению
дьявола. У принца д'Артуа, который тоже содержит скаковую конюшню, служит
ветеринаром некий Жан Поль Марат*, швейцарец из Нешателя, человек, много
претерпевший и немного помешанный. Пари и судебные процессы сопровождают как
в Лондоне, так и в Париже одну загадочную личность, некоего шевалье д'Эона,
который одинаково элегантно носит и брюки и юбку. Златые дни контактов между
народами! А также грязных дел и мошенничества, которые процветают, помогают
и приветствуют друг друга, несмотря на разделяющий страны Ла-Манш. Видите
запряженную четверкой английскую карету, которая появляется на скачках в
Венсенне или Саблоне? В этой карете восседает рядом с их высочествами и их
негодяйствами некий доктор Додд13**, англичанин, в которого, к
несчастью, влюбилась виселица.
* Жан Поль Марат (1743-1793) - выдающийся деятель Великой французской
революции XVIII в., ученый, медик и физик, социолог и публицист. Владел
семью языками. За теоретические изыскания и практическую деятельность врача
Шотландский университет присудил ему звание доктора медицины, а город
Ньюкасл - звание почетного гражданина за его самоотверженную и плодотворную
работу по борьбе с эпидемиями, свирепствовавшими в то время. Бенджамин
Франклин, Гете и другие видные мыслители с уважением отзывались о научных
трудах Марата. Был убит французской аристократкой Шарлоттой Корде.
** Додд Уильям (1729-1777) - английский священник, вел расточительный
образ жизни, повешен за подделку ценных бумаг.
Герцог Шартрский, как и многие другие принцы, в юности подавал большие
надежды, к сожалению совершенно не оправдавшиеся. Обладая громадными
имениями Орлеанов, имея тестем герцога де Пентьевра, он должен вскоре
(умирает его шурин, молодой Ламбаль, ведший нездоровый образ жизни) стать
самым богатым человеком Франции. Предавшись уже в молодые годы, так сказать,
трансцендентальным формам разврата, он довел себя до того, что полностью
облысел, в его жилах течет больная, испорченная кровь. Его лоснящееся,
красное, словно отполированная медь, лицо усеяно головками карбункулов. Этот
юный принц - своеобразный символ надвигающейся катастрофы! Все здоровое в
нем полностью выгорело, остался лишь пепел чувственности да еще разная
дрянь, которая дурно пахнет; от всего того, что мы называем душой и что
влияет на наше поведение и интуицию, осталась лишь привычка пускать пыль в
глаза или совершать нелепые, вызывающие буйства, которая становится
маниакальной и приведет в конце концов к мрачному хаосу. Парижане
покатываются со смеху, видя его кучерское искусство, - он делает вид, что не
замечает этого.
Им стало вовсе не до смеха в тот день, когда они узнали, что герцог
ради наживы занес свою святотатственную руку на сад
Пале-Руаяля14*: он хочет уничтожить цветники, вырубить ставшие
священными для парижан каштановые аллеи, под сенью которых так хорошо гулять
с какой-нибудь оперной нимфой. Общий стон вырвался из груди парижан: в самом
деле, куда теперь пойти бездельнику? Огорчен и Филидор**, который, бывая в
кафе "Режанс", любил остановить свой взор на зелени парка. Напрасны
сетования: беспощадный топор обрушился на деревья, бедные нимфы с плачем
разбежались. Не плачьте, бедные нимфы, принц посадит новый сад, правда
поменьше прежнего, но зато в нем будет фонтан, будет стреляющая ровно в
полдень пушка, а вокруг него встанут пышные здания, и в них можно будет
найти как предметы низкой пользы, так и предметы умственные, но также и
такие, которые едва ли в состоянии представить бедное человеческое
воображение. Итак, Пале-Руаяль стал и теперь останется навсегда тем местом
нашей планеты, где устраиваются шабаши ведьм и где обитает сам Сатана.
* Пале-Руаяль - дворец, построен в 1629-1636 гг. Людовик XIV подарил
его своему брату Филиппу Орлеанскому. В дальнейшем дворец переходил по
наследству потомкам герцога. В 1781 г. герцог Орлеанский (будущий Филипп
Эгалите) поручил перестроить однотипные, обрамляющие сад корпуса с галереями
и аркадами для сдачи в наем под различные лавки, кафе.
** Франсуа Андре Даникен-Филидор (1726-1795) - великий шахматист и
выдающийся композитор своего времени, любил бывать в кафе "Режанс", первом
шахматном клубе Парижа, в котором бывал, между прочим, и Дидро.
До чего только не додумаются смертные! В далеком Анноне, в Виваре,
братья Монгольфье поднимаются в воздух с помощью склеенного из бумаги шара,
наполненного дымом от тлеющей шерсти*. Провинциальное собрание в Виваре
решило устроить в этот день перерыв в своей работе. Члены собрания и местные
жители криками и аплодисментами приветствуют это событие. Быть может, оно
свидетельствует о том, что непобедимый аналитический метод собирается
взобраться на райские небеса?
Весть об этом событии взволновала весь Париж - он жаждет увидеть все
своими глазами. И вот братья Монгольфье на улице Сент-Антуан (здесь
находится известный писчебумажный магазин и склады Ревельона) поднимают на
шаре в воздух сначала уток и кур, вслед за ними поднимутся в воздух и
люди**. Но этим дело не кончилось, и вот химик Шарль***, выделив в
лаборатории водород, догадывается заполнить им сделанный из глазированного
шелка шар. Он вместе со своим товарищем поднимается на воздушном шаре из
Тюильрийского сада - один из Монгольфье обрубает канат. Смотрите, смотрите,
они поднимаются! Сто тысяч сердец трепещут от страха и восторга, и вдруг
толпа кричит (крик этот подобен рокоту моря), видя, как поднимающийся вверх
шар становится все меньше и меньше. Смотрите, смотрите, он уже стал
маленьким блестящим кружочком, напоминающим табакерку Тюрго (в просторечии
пустячок Тюрго), а потом месяц на ярком дневном небе! Наконец шар
опускается, и нет человека, который бы не приветствовал смельчаков.
Герцогиня Полиньяк вместе с друзьями ожидает их в Булонском лесу, несмотря
на ужасный холод (это было 1 декабря 1783 г.). Все французское рыцарство с
герцогом Шартрским во главе несется галопом навстречу отважным
воздухоплавателям15 .
* 5 июня 1783 г. - Примеч. авт.
** Октябрь и ноябрь 1783 г. - Примеч. авт.
*** Шарль Жак Александр Сезар (1746-1823) - французский физик, который
вместе с Никола Робером поднялся впервые в воздух на шаре, наполненном
водородом. В 1787 г. открыл один из газовых законов - закон Шарля.
Какое великолепное изобретение, как это прекрасно подняться в воздух к
самому небу! К сожалению, у него есть и недостаток - шар ведь совершенно
неуправляем. Оно в достаточной мере символично - таков уж сам век благих
ожиданий: он удивительно легко поднимается над поверхностью, парит над нею и
вдруг кубарем падает вниз - всегда именно там, где повелела судьба.
Вспомните Пилатра*, шар которого взорвался: легко подняться, но спуск иногда
оканчивается трагически! Ну что ж, людям ведь нравится (хотя бы с помощью
воздушного шара) взлетать в райские кущи.
Взгляните на доктора Месмера**, когда он в длинной, похожей на тогу
древнего жреца одежде, глубоко задумавшись и возведя очи горе, проводит в
огромном зале магнетический сеанс. Царящую в зале священную тишину нарушают
лишь нежные музыкальные аккорды; вокруг обыкновенных чанов с водой (они,
видите ли, помогают постичь тайны магнетизма) сидят, собравшись в кружок,
великосветские красавицы, образуя как бы живой страстоцвет. Затаив дыхание,
каждая ждет, когда дрогнет зажатый в ее руке прутик, ждет этого сигнала
магнетического озарения и осуществления рая на
* Пилатр де Розье Жан Франсуа (1756-1785) - химик, физик,
воздухоплаватель. Погиб во время неудачной попытки пересечь Ла-Манш на
воздушном шаре.
** Месмер Франц Антон (1734-1815) - немецкий врач, впервые заговоривший
о "животном магнетизме" (или, как тогда говорили, "месмеризме"), т. е.,
выражаясь современным языком, о гипнозе.
земле. О женщины! О мужчины! Не пора ли задуматься, во что верите?
Вместе с красавицами мы здесь видим одного из членов парламента Дюпора*,
некоего Бергаса**, д'Эпремениля*** и, наконец, химика Бертолле****,
присутствующего здесь по поручению герцога Шартрского.
Однако они боятся, как бы в это дело не вмешалась Академия наук со
своими Байи*****, Франклинами и Лавуазье******. Конечно, она
вмешалась*******, и потому, набив карманы луидорами, Месмер исчез. Вот он
прогуливается по набережной Боденского озера в старинном городе Костанца,
сосредоточенно размышляя о случившемся, а может быть, о чем-то еще. А ведь в
самом деле, в какие бы одежды вы ее ни рядили, рано или поздно откроется
великая древняя истина: удивительное это существо - человек; изумительна в
нем способность властвовать над себе подобными; богата и кипуча жизнь внутри
его, богат и кипуч мир вне его, и никогда никакому непобедимому
аналитическому методу, с его физиологиями, учениями о нервной системе, с его
медициной и метафизикой, не понять его, а стало быть, и не объяснить. Вот
почему в любую эпоху знахарь и шарлатан не останутся без денег.
* Дюпор Адриен (1759-1798) - лидер парламентской оппозиции накануне
революции, депутат Учредительного собрания, член клуба фейянов, сторонник
конституционной монархии. ** Бергас Никола (1750-1832) - адвокат, депутат
Учредительного собрания, автор контрреволюционных брошюр.
*** Дюваль д'Эпремениль Жан Жак (1746- 1794) - лидер парламентской
оппозиции, во время революции оказался в контрреволюционном лагере, казнен.
**** Бертолле Клод Луи, граф (1748-1822) -французский химик,
прославившийся работами по получению хлора.
***** Байи Жан Сильвен (1736-1793) - французский астроном и политик,
изучал спутники Юпитера, написал пятитомную историю астрономии. В 1789-1791
гг. был мэром Парижа. Казнен во время якобинской диктатуры.
****** Лавуазье Антуан Лоран (1743-1794) - открыл в 1772 г. закон
сохранения вещества в химических реакциях, в 1779 г. открыл кислород. Казнен
во время якобинской диктатуры
******* В августе 1784 г. - Примеч. авт.
Глава седьмая. ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДОГОВОР
Как в пропущенном через призму свете один цвет в строгой
последовательности сменяет другой, так и начавшийся век надежд и благих
ожиданий, расцвечивая всякий раз наш горизонт в какую-то определенную
краску, должен непременно привести к исполнению этих надежд и ожиданий.
Весьма сомнительно! В этом веке любят говорить о всеобщей
благожелательности, о непобедимом аналитическом методе, об излечении от
безобразных пороков, но ведь нельзя же в конце концов не замечать
существование двадцати пяти миллионов темных, диких, умирающих от голода и
непосильного труда людей, для которых иконой (ессе signum)* является
"виселица высотой в сорок футов". Ведь в самом деле, подумав об этом,
невозможно же не усомниться?
Во все времена, как в прошлом, так и в будущем, грех порождает
страдание и муки, и, нам кажется, мы верно прочитали написанное на стене**.
Франция именует себя христианнейшей державой, и в ней действительно много
церквей и соборов, но среди первосвященников много таких, как Рош-Эмон или
кардинал ожерелья*** Луи де Роган. Голос низов, похожий не то на стон, не то
на вой, слышится давно (тому свидетельство - жакерии и голодные бунты), но
слышит его только небо. Среди миллионов задавленных нищетой людей наберется
несколько тысяч, которым, так сказать, не повезло и они попали в стесненные
обстоятельства, но процветают (лучше, наверное, сказать, медленно
разоряются) в стране буквально единицы. Похожая на пойманную арканом и
взнузданную лошадь или на затравленного зверя, из мяса которого
высокопоставленные охотники собираются вырезать лакомые кусочки,
промышленность кричит своим высокооплачиваемым покровителям и руководителям:
предоставьте же руководство мне самой, избавьте меня от вашего руководства!
А что представляет собой французский рынок? Потребности населения, которые
он удовлетворяет, двоякие: во-первых, он удовлетворяет потребности миллионов
в продуктах питания, причем грубых и самых дешевых; во-вторых, потребности
небольшой, но пестрой группы людей - от солистов Оперы до гонщиков и
куртизанок, которым требуются предметы роскоши и разные деликатесы. В
сущности такое положение дел нельзя назвать иначе как безумием.
* "Ессе signum" - "вот знак" (лат.). Речь идет о крестьянстве и
городских низах, которым грозит виселица за бунты, вызванные голодом.
** Библейская аллюзия. Имеется в виду надпись: "Мене, текел, фарес".
*** История с ожерельем - история с кражей бриллиантов, в которую были
замешаны авантюрист Калиостро и французская королева Мария Антуанетта, -
произошла в канун революции 1789 г.
Исправить это положение и все переделать может только непобедимый
аналитический метод! Честь и слава ему! Однако позволительно спросить
(известно, что метод родился в мастерской и лаборатории): а за их пределами
годится он на что-нибудь? С его помощью легко обнаружить логическую
непоследовательность или поставить под сомнение доводы какого-нибудь
спорщика. Но ведь давно известно: сомнение способно порождать духов, а вот
справиться с ними ему не дано. И вот логические доводы растут, множатся,
образуя своего рода "мощный логический вихрь", который втягивает в себя
сначала слова, потом вещи, и они в нем бесследно исчезают. Обратите внимание
на то, что все эти нескончаемые теоретические разглагольствования о человеке
и его душе, о философии государства, о прогрессе человечества и т. д. и т.
п., составляющие неотъемлемую часть (своего рода обиходную мебель) сознания
каждого, не смогут служить опорой для благих ожиданий, потому что они
обыкновенные предвестники состояния безысходности и отчаяния. Такие
глашатаи, как Монтескье, Мабли* и многие другие, исследовали в своих
сочинениях бесчисленное множество вопросов, теперь к ним присоединился Жан
Жак Руссо, который в своем труде "Общественный договор", ставшем новым
Евангелием, доказал, что правительство есть результат сделки, или договора,
заключенного ради общего блага, и тем самым решил наконец загадку
государственной власти. Еще одна теория? Да, но ведь были и другие и,
вероятно, будут еще, как это всегда бывает во времена упадка. Каждая из них
обладает определенными достоинствами и родилась на свет благодаря законам
Природы, которая, двигаясь поступательно, ничего не делает напрасно на своем
великом пути. И разве не является самой правильной та теория, которая
рассматривает все теории (как бы они ни были серьезно и тщательно
разработаны) по самой их сути неполными, вызывающими вопросы и сомнения, а
иногда даже и ложными? Каждому надлежит знать, что Вселенная, в которой он
живет, есть нечто бесконечное, о чем ведь она и сама открыто говорит. И надо
оставить попытки постичь ее логически - надо быть довольным хотя бы тем, что
удалось поставить в окружающем нас хаосе одну-две опоры, и то хорошо. Вот
почему тот факт, что молодое поколение, отвергнув скептицизм отцов с их "Во
что я должен верить?", страстно уверовало в Евангелие Жан Жака, представляет
собой важный шаг в развитии общества и свидетельствует о многом.
* Аббат Мабли Габриель Бонно (1709-1785) - французский
коммунист-утопист, брат известного французского философа-просветителя
Кондильяка, автор "Исследований по истории Франции".
Будь же благословенна надежда! Ибо с самого начала истории человечества
звучат пророчества о приходе новой эры (эры благочестия, например), и вот
что замечательно, не было до сих пор пророчества об эре изобилия и
ничегонеделания. Не верьте же, друзья мои, пророчествам о стране изобилия и
ничегонеделания, в которой царят счастье, благожелательность и нет больше
безобразных пороков! Ведь человек не из тех животных, что счастливы своей
судьбой - аппетит к сладкой жизни у него огромен. Да и может ли бедный,
слабый человек найти в этой бесконечной, грозно-таинственной и яростно
бушующей Вселенной, уж не говорю, счастье, а просто почву под ногами, чтобы
существовать, не воспитав в себе терпения и неустанного, энергичного
стремления к цели? Горе ему, если нет в его сердце горячей веры, а великое
слово "долг" превратилось для него в пустяк! Что же касается
сентиментального прекраснодушия, так необходимого при чтении романтической
повести или в каком-нибудь патетическом случае, то во всем остальном оно
просто ни на что не годно. Ведь если человек духовно здоров, он не станет
этим хвастаться, ну а если станет, то, значит, роковая болезнь уже гложет
его. Кроме того, сентиментальное прекраснодушие - близнец лицемерия, быть
может, лучше сказать: не одно ли это и то же? И не является ли лицемерие той
дьявольской первоматерией, которая породила все виды лжи, мерзости и
глупости и которая абсолютно враждебна всякой правде? Ибо лицемерие по самой
своей природе есть дистиллированная ложь, т. е. ложь в квадрате.
Ну а как быть, если вся нация, сверху донизу, пропитана лицемерием? В
таком случае (и я это утверждаю с полной уверенностью) она очистится от
него! Ибо жизнь ведь нельзя свести к одному лишь хитро придуманному обману
или самообману: уже в том, что ты или я живем и дышим, имеем те или иные
желания и потребности, уже в одном этом заключена великая истина, ведь
нельзя же удовлетворить эти потребности с помощью какого-нибудь
иллюзионистского фокуса, их можно удовлетворить только фактически. Так что
давайте займемся фактами, благословенными или гнусными - это ведь во многом
зависит от того, насколько мудры мы с вами. Ну а самый низкий и уж конечно
совсем не благословенный из известных нам фактов, которому бедные смертные
неукоснительно повиновались, есть примитивный факт каннибализма: я могу
сожрать тебя. И что будет, если эта примитивная потребность вдруг пробудится
в нас (и это наряду с самыми усовершенствованными методами науки) и мы
начнем ее вновь удовлетворять!
Глава восьмая. ПЕЧАТНОЕ СЛОВО
Во Франции на все смотрят с практической точки зрения и потому, мало
обращая внимания на предсказываемые теорией усовершенствования, видят пока
только одни недостатки. Вами обещана так необходимая обществу перестройка,
но что-то с ней не ладится? Очевидно, надо начинать ее, так кто же начнет ее
с самого себя? Недовольство тем, что творится вокруг, а еще больше тем, что
творится наверху, все возрастает, причем фактов для него более чем
достаточно.
Не стоят упоминания ни уличные песенки (их пели и раньше, во времена
умеренного деспотизма), ни рукописные газеты (Nouvelles a la main). Башомон*
со своими приспешниками и наемниками может положить конец "гнусному ремеслу
подслушивания" (между прочим, записи агентов составили тридцать томов),
потому что печать, все еще не обладающая полной свободой, ведет себя
довольно распущенно. "Изданные в Пекине" и распространяемые тайком памфлеты
читает весь Париж. Некий де Моранд**,
* Де Башомон Луи Пти (конец XVII в. - 1771) - писатель, принадлежал к
компании светских людей и литераторов, собиравшихся в салоне мадам Дюбле.
** Де Моранд Шарль Тевено (1748 - ок. 1803) - журналист. В течение ряда
лет издавал в Англии сатирическую газету "Курье де л'Эроп". Вернулся во
Францию во время революции, после 10 августа 1792 г. за защиту королевской
власти был посажен в тюрьму. Ходили слухи, что он погиб во время
"сентябрьских избиений". Эта версия нашла отражение у Карлейля.
который пока еще не попал под нож гильотины, издает в Лондоне регулярно
выходящую газету "Европейский курьер". Или вот еще пример: некий бунтарь
Ленге*, также пока незнакомый с гильотиной, выслан из Франции решением своих
братьев-адвокатов, поскольку французский климат не гармонирует с его
темпераментом. Он издает книгу (скорее, дикий вопль) под названием "Правда о
Бастилии" ("Bastille Devoilee"). Словоохотливый аббат Рейналь осуществил
наконец свое заветное желание: вышла в свет его "Философская история"**
(она, говорят, написана его друзьями-философами, но издана под его именем и
принесла ему известность). Книга пустая, велеречивая, со множеством уверток
и уклонений от истины. Палач сжигает книгу на площади, а автор отправляется
путешествовать, разумеется считая себя мучеником. Это произошло в 1781 году,
и, вероятно, книге в последний раз оказаны столь высокие почести - даже
палачу становится ясно, этим ничего не добьешься.
* Ленге Симон Никола Анри (1736-1794) - адвокат, публицист. Более двух
лет отсидел в Бастилии. Написал мемуары о Бастилии (Лондон, 1783 г.).
Впоследствии эмигрировал, вернулся в 1791 г. и принял деятельное участие в
революции, казнен. Приписанное ему Карлейлем издание "La Bastille devoilee,
remarques et anecdotes sur le chateau de la Bastille" в действительности
представляет собой опубликованное в 1789-1790 гг. собрание документов из
архива Бастилии и мемуаров.
** Полное название - "Философская и политическая история европейских
учреждений и торговли в обеих Индиях". Индиями именовались испанские
колониальные владения в Центральной и Южной Америке.
Давайте заглянем в залы суда, где слушаются дела о разводах или
решаются денежные споры, ведь каждое из них рассказывает о семейной жизни, и
как рассказывает! В окружном парламенте Безансона и Экса (Aix) слушается
дело молодого Мирабо - вся Франция с интересом следит за ним. Воспитанный
Другом Людей, он, побывав за свои двадцать лет и в королевской тюрьме, и в
пехотном полку, и еще во многих других местах, пожив и на чердаках, обычном
местожительстве начинающего писателя, научился уже в эти молодые годы
"противостоять деспотизму", представьте себе, даже деспотизму людей и богов.
Как часто розовый флер всеобщей благожелательности и Astraea Redux скрывает
от глаз безрадостную, мрачную пустыню, вернее, настоящий ад свар и раздоров,
в которые превратились семейные святыни! Например, старый Друг Людей сам
ведет бракоразводный процесс и запирает иногда всю свою семью, конечно
исключая себя самого, под замок. Он много писал о перестройке общества и об
освобождении его от крепостного рабства и, однако ж, использовал в своих
личных интересах шестьдесят записок об аресте (Lettres de Cachet). В нем
причудливо соединились проницательность, решимость, мужественная
принципиальность и неумение управлять собой, сварливая, какая-то сумасшедшая
раздражительность. Черствость и жадность - как далеки они от того
прекрасного, чем живет душа человеческая! О глупцы, как можно ожидать, что
наступит новый, прекрасный, как молодая трава, век, который принесет любовь,
изобилие, реки, полные вина, нежнейшую музыку в каждом дуновении ветра, и
затаптывать в грязь чувственности (и, что ни день, все глубже и глубже) те
самые качества души вашей, на которых только и держится ваше существование,
- посмотрите, ведь вы неудержимо падаете в бездну!
Следовало бы заняться и преданным забвению делом об алмазном ожерелье.
Как Сатана в Вальпургиеву ночь собирает ведьм, так и здесь, но только при
ярком дневном свете образовался жуткий хоровод, в котором закружились и
носящий красную шляпу кардинала Луи де Роган, и закоренелый преступник -
сицилианец Бальзамо-Калиостро*, и придворная модистка госпожа де Ламот, "в
лице которой было что-то пикантное", а вместе с ними и высокопоставленные
прелаты, мошенники, предсказывающие будущее, карманники и проститутки. Какой
смрад подняли они! Дело это было скандальным еще и потому, что трон здесь
впервые столкнулся с уголовщиной. Девять месяцев по всей Европе только и
было разговоров что о загадке ожерелья, и изумленная Европа вдруг увидела,
как одна ложь сменяла другую, как язвы коррупции, жадности и глупости
покрыли тела и высших и низших и что всюду царит одна лишь алчность. Впервые
тебе больно и горько, и ты льешь слезы, прекрасная королева! Впервые твое
честное имя заляпано грязью, от которой тебе уже не очиститься до самой
смерти. Ни у кого из тех, кто живет в одно время с тобой, не шевельнулись в
сердце любовь и жалость к тебе, они появятся лишь у будущих поколений, когда
твое сердце, навсегда исцеленное от всех печалей, уснет холодным сном
могилы. Отныне эпиграммы становятся не просто злыми и резкими, они теперь
отвратительно жестокие, гнусные и нецензурные. И вот наступает 31 мая 1786
года, когда из Бастилии выходит жалкий, ведавший ранее раздачей милостыни
кардинал Роган, и толпа кричит ему: "Ура!", хотя давно не любит его (да и за
что, собственно?), но он теперь в ее глазах важная персона, потому что двор
и королева ненавидят его16.
* Калиостро Аллесандро (настоящее имя Джузеппе Бальзамо) (1748-1795) -
авантюрист, выдавал себя за медика, алхимика, натуралиста, мага, заклинателя
духов. В 1784 г. приезжал в Петербург, имел огромное влияние в высшем
обществе. Выслан из России как лицо, симпатизирующее масонам. В Риме был
осужден на пожизненное заключение.
Пока что эра надежд дает лишь слабый, тусклый свет, а между тем небо
уже обложили мрачные тучи, предвестники урагана и землетрясения! Да, да, вы
видите обреченный на слом мир: ведь в нем исчезло именно то качество,
которое делает людей свободными, - способность повиноваться; в нем
постепенно исчезает и рабское послушание одного человека другому. Остается
лишь рабское подчинение своим желаниям, причем наиболее греховным, которые
неизбежно сменит скорбь. Взгляните только на эту гниющую кучу лжи и
чувственности, над которой мерцает болотный, обманный огонек сентиментальной
чувствительности и над которой (по их взаимному согласию) возвышается
виселичный камертон "высотой в сорок футов", также сильно подгнивший.
Добавим, что французам (в отличие от представителей других наций) в
особенности свойственна способность к возбудимости как в хорошем, так и в
самом дурном смысле. Именно поэтому следует ожидать мятежа, взрыва с самыми
непредсказуемыми последствиями. Напомним еще раз слова Честерфилда: "Здесь
налицо все признаки, которые мне известны из истории".
Поневоле подумаешь: будь проклята философия, которая разрушала здание
религии, оправдываясь тем, что "необходимо уничтожить мерзость (ecraser
l'infame)"*. Будьте прокляты и те, кто осквернял святыни и довел их до того
мерзкого состояния, когда сама собой появилась мысль об их уничтожении. И
горе всем вам, живущим в это мерзостное и разрушительное время! Но
придворные, конечно, возразят, что во всем виноваты Тюрго и Неккер с их
безумным стремлением все переделать, или что во всем виновата королева с ее
высокомерием, что виноват, например, он или она, или что всему причиной
то-то и то-то. Друзья мои! Виноват во всем каждый негодяй, будь то вельможа
или чистильщик сапог, который, мошеннически притворясь деятельным и
энергичным, совершенно никакой деятельности не обнаружил, нельзя же считать
деятельностью регулярный прием пищи. Бездеятельность и ложь (знайте же, что
ложь не исчезает бесследно, но, подобно брошенному в землю зерну, всегда
приносит плод), накапливаясь со времен Карла Великого, т. е. вот уже тысячу
лет, давно ждут, когда наступит день расплаты. Ужасен будет этот день,
поистине день Страшного суда, ибо вырвется наружу в тот день копившийся
веками гнев. О брат мой! Чем быть мошенником, уж лучше умереть! Но если ты и
не последуешь этому совету, то все-таки подумай над тем, что, умерев, ты
расплатишься наконец за все и навсегда, что ремесло обмана проклято, как
проклят на веки вечные и сам обманщик, даже после своей смерти, хоть и
получил он выгоду от своего обмана при жизни. Еще древний мудрец сказал, что
вечно оно, ибо сделана о том запись в книге судеб самого Господа Бога!
* Знаменитый призыв Вольтера: "Раздавите гадину!" относился не к
религии, как пишет Карлейль, а к религиозному фанатизму и нетерпимости
официальной католической церкви того времени.
Больно душе, когда не сбывается надежда. И все-таки, как уже было
сказано, она всегда остается, ведь нельзя уничтожить надежду, ибо она
неуничтожима. И наверное, самое замечательное и трогательное - это то, что
всегда светил французам луч надежды, в какие бы мрачные лабиринты ни
забрасывала их судьба. Всегда будет сиять нам надежда - и в дружеской
беседе, и в криках гнева и озлобления. Струится ли с неба мягкий вечерний
свет - то свет надежды; полыхает ли красное пламя пожарища - то свет
надежды; царит ли вокруг темный ужас - и сквозь его мрачные тучи светит
голубое пламя надежды; и никогда не кончается она, потому что даже отчаяние
есть своего рода надежда. Как это ни горько и печально, но у нас теперь
ничего не осталось, кроме надежды, потому-то мы и называем эру, в которую
живем, эрой надежды.
Представьте себя на месте человека, перед которым лежит ящик Пандоры, и
представьте, что вы хотите узнать, что в нем, не открывая его. Тогда вам
надо будет обратиться к литературе данной эпохи, ибо ничто не представляет
эпоху лучше, чем оставшаяся от этой эпохи литература. Едва словоохотливый,
привыкший к околичностям аббат Рейналь сказал свое пустое, но громкое слово,
а вечно спешащее поколение уже приветствует нового автора. Это Бомарше,
автор комедии "Женитьба Фигаро", которая наконец-то (в 1784 году) после
многих препятствий поставлена на сцене и выдержала уже сто представлений,
вызывая всеобщее восхищение. Читателю наших дней довольно трудно
представить, в чем магия и внутренняя сила этой пьесы, почему она привлекала
к себе так много зрителей, но, приглядевшись попристальнее, он поймет, что,
во-первых, комедия отразила страсть к любовным похождениям, так характерную
для этого времени, а во-вторых, в ней прозвучало то, что все чувствовали и
страстно хотели высказать. Содержание комедии не отличается широтой, сюжет
вымученный, герои выражают свои чувства недостаточно ярко, сарказм тоже
получился несколько натянутым, однако эта бедная и сухая пьеса всех
захватила и увлекла, и каждый понял содержащиеся в ней намеки и увидел в ней
самого себя и те положения, в которые ему приходилось попадать. Вот почему
вся Франция аплодирует ей, и она уже прошла на сцене сто раз. Послушайте,
что говорит в этой пьесе цирюльник. "Как вам удалось всего этого добиться,
ваша светлость? - спрашивает он и сам же отвечает: - Вы дали себе труд
родиться". И, слыша это, все хохочут, и громче и веселее всех хохочут
дворяне, страстные лошадники и англоманы. "Неужели маленькая книжка
представляет такую большую опасность?" - спрашивает господин Карон и льстит
себя надеждой, что эта не очень удачная острота полна здравого смысла.
Захватив при помощи с размахом поставленной контрабанды золотое руно, смирив
адских псов в парламенте Мопу и ныне получив лавры Орфея в театре "Комеди
Франсез", Бомарше взобрался на вершину земной славы и присоединился к
небольшой кучке сидящих там полубогов. Нам еще предстоит говорить о нем, но
это будет тогда, когда от его славы ничего уже не останется.
Особенно показательны две книги, вышедшие как раз накануне вечно
памятного взрыва и жадно читавшиеся всеми образованными французами: книга
Сен-Пьера "Поль и Виргиния"* и книга Луве "Кавалер де Фоб-лас"**. Каждую из
них можно рассматривать как последнее слово уходящей феодальной Франции -
это первое, что бросается в глаза. В первой будто слышится мелодическая
скорбь погибающего общества: повсюду здоровая природа в неравной борьбе с
больным, предательским искусством, и ей не скрыться от него даже в скромной
хижине, построенной на острове где-то далеко-далеко в океане.
* Бернарден де Сен-Пьер (1737-1814) - французский писатель,
естествоиспытатель, ученик Руссо. Во время Великой французской революции был
далек от политики, занимал пост интенданта Ботанического сада в Париже.
Автор широко известного романа "Поль и Виргиния", где рассказывается история
трогательной любви дочери дворянина Виргинии и сына крестьянки Поля,
выросших на лоне природы и свободных от сословных предрассудков.
** Луве де Кувре Жан Батист (1760-1797) - французский писатель, автор
фривольно-авантюрного произведения в 13 томах "Жизнь и похождения кавалера
Фобласа".
Гибель и смерть обрушиваются на возлюбленную, и, что самое
примечательное, смерть здесь