вежает воздух... Между Оссой и Олимпом образовалась расщелина, которую назвали Темпейской долиной. По этой долине течет прозрачная река Пеней, которая берет начало в горах Пинда. Эта река лежит шумной сверкающей границей между Нижней, или Приморской, Македонией и Фессалией. К Пенею войско Александра подошло на рассвете. В долине висел густой белый туман, словно большое облако свалилось туда, закрыв проход. Лишь далеко, наверху, поднявшись над этим облаком, словно легкое утреннее видение, слабо розовела снежная вершина Олимпа. Александр остановил войско и послал разведчиков осмотреть горные проходы. Если фессалийцы задумали отпасть от Македонии и вступить в войну, то они засели теперь в этой узкой долине, скрытые горами и туманом. Отряды стояли неподвижно. Ни громкого голоса, ни бряцания меча. Ждали. Журчали в тумане волны Пенея, бегущего по камням. Слева, совсем недалеко, влажно вздыхало море... Солнце разгоралось, наступало утро. Все менялось на глазах. Пеней сбрасывал ночное покрывало тумана, с горных вершин спускались в долину широкие потоки света. Уже можно было различить на поверхности чистой воды Пенея темные маслянистые струи реки Европы, впадавшей в него. Серебристая зелень древних рощ, зарослей лавра и олеандра проступала сквозь туман... В это время на горной тропе появились разведчики. - В долине стоит фессалийское войско. У них выгодная позиция. Пробиться будет трудно. Разведчики, ходившие к боковому проходу" сообщили то же самое. - Проход занят сильным отрядом. Пробиться будет трудно. Александр на секунду задумался. Пути закрыты. Взять проходы нелегко, пришлось бы много положить войска, а войско его бесценно. - Пробиться будет трудно, - повторил Александр, - а мы и не будем пробиваться. Мы обойдем их. Военачальники переглянулись. Обойдем? По каким дорогам? Перед ними громоздятся крутые уступы суровой Оссы, а глава ее, седая от снега, покрыта белесым нетающим облаком... Но Александр узнал, что если повернуть к югу и подойти к морю, то здесь Осса не так страшна, как со стороны Пенея. Здесь ее склоны поднимались более отлого, по этим склонам уже можно было, хотя и с трудом, пробраться вверх и перевалить в равнину. Вот сюда-то и привел он свое войско. Фессалийцы ждали Александра в горных проходах. Они были готовы к бою. Сейчас македоняне вступят в долину, и фессалийцы обрушатся на них. Но все было тихо в горах. Македоняне исчезли. А македоняне в это время переваливали через Оссу. Всадники спешились, карабкались как могли. Где было очень круто, вырубали ступени, проходили сами и проводили лошадей. Александр шел вместе с ними, в первых рядах. И всему войску был виден пышный султан его блестящего шлема. Вдруг фессалийский пикет, стоявший на вершине горы, увидел, что войско Александра стремительно заполняет равнину. Македоняне оказались у них в тылу, вот они уже строятся к бою, вот и фаланга уже стоит, сверкая частоколом поднятых кверху сарисс! Начинать сражение с македонянами было бесполезно - фессалийцы не могли противостоять македонским фалангам. Фессалийские вожди, ошеломленные внезапным появлением Александра, сложили оружие. Александр пригласил к себе правителей всех фессалийских племен, всех знатных людей и военачальников. Фассалийцы собрались. Они мрачно и смущенно стояли перед македонским царем, ожидая расправы. Александр обратился к ним с речью. Он не хочет войны с ними и пришел сюда не как враг, а как друг. Пусть они вспомнят о своем родстве с македонянами - ведь Фессалию, что у моря, называют пеластическим Аргосом. Значит, они так же, как когда-то македоняне, пришли из Аргоса. Они родственны и по крови, потому что происходят от одного и того же предка - Геракла. Родственна их племени и мать Александра Олимпиада, она ведь из рода Эака, а фессалийцы тоже эакиды. И Александр пришел сюда не проливать родственную кровь, а закрепить с ними союз и дружбу. Под конец своей речи Александр сказал: - Я требую только тех привилегий, которые вы добровольно даровали моему отцу царю Филиппу. Вы признали его гегемонию над Элладой. Почему же вы теперь отказываете в этом мне, его сыну? Я так же, как мой отец царь Филипп, обещаю хранить и защищать ваши права, я обещаю, что в войне с Персией фессалийские всадники, которые пойдут со мной, получат равную со всеми долю военной добычи. А Фтию [Фтия - область в Фессалии.], родину нашего общего предка Ахиллеса, я почту освобождением от всяких податей. Лица фессалийцев прояснились. Они не ожидали, что Александр отнесется к ним так милостиво. Они поспешили принять эти выгодные и почетные условия. И тут же вынесли постановление: утвердить за Александром принадлежавшие его отцу права, а если Александру будет нужно, они двинутся вместе с ним в Элладу и помогут ему покорить непокорных. Так же быстро, обещая союз и дружбу, Александр склонил на свою сторону и соседние племена, которые жили возле Эпира, по верхнему течению Пенея, на склонах гор, на берегу моря, - энианов, малиев, долопов... Эти племена имели свои голоса в совете амфиктионов, каждое племя - один голос. А совет амфиктионов многое решал, и голоса их были нужны Александру. В Амбракию Александр направил послов. Пусть эмбракийцы успокоятся, македонский царь им не враг. Пусть они не волнуются, добиваясь автономии. Он и сам охотно предоставит им автономию, только пусть они лишь немного подождут! Фессалия затихла, успокоилась. Александр сделал все, чтобы установить дружбу. Он ушел, не тронув ни огнем, ни мечом земли Эака и Ахиллеса. Но, уходя, все же разместил повсюду свои гарнизоны - так было надежней. Так же неожиданно явился Александр и в Элладу. Эллинские города даже не успели закрыть свои горные проходы. Александр вошел в Фермопилы. Сюда он пригласил амфиктионов - членов союза амфиктионии. Амфиктионы собрались со всей Эллады. Лишь Фивы, Афины и Спарта не прислали своих послов. Александр предстал перед амфиктионами в блестящих воинских доспехах, но без шлема, с открытым лицом. Его юношеский голос, звонкий и чистый, был слышен далеко и отчетливо. Пелопоннесцы пришли настороженными, враждебными, готовыми к отпору, хотя и скрывали свою враждебность, увидев на своей земле македонское войско. Но, слушая Александра, они, сами не понимая, как это случилось, прониклись расположением к юному царю. Александр говорил по-эллински: - Вы уже решили, эллины, что справедливо было бы наказать персов за все то зло, которое они причинили Элладе. Отец мой царь Филипп готов был выполнить вашу волю и выступить в поход, но вы знаете, почему он этого не сделал. Вы вручили царю Филиппу командование нашими объединенными войсками, но царь Филипп умер. Теперь я, царь македонский, прошу вас предоставить это командование мне, сыну Филиппа. Амфиктионы нашли, что все правильно и справедливо. Они ведь уже признали вождем царя Филиппа, так почему же отказывать в этом царю Александру? Что изменилось? Только имя царя-полководца. Слава о военной доблести Александра эллинам уже была известна со дня битвы при Херонее. А самое главное, о чем думали с опаской, но о чем умалчивали, - непобедимая македонская фаланга уже стоит здесь, в Элладе. Этого тоже без должного внимания оставлять было нельзя. Амфиктионы согласились признать Александра вождем и вручить ему командование объединенными эллинскими и македонскими войсками. Гегемония была дарована Александру общим постановлением союза амфиктионов. Когда совещание закончилось, Александр простился с амфиктионами ласково и почтительно. Итак, царь македонский Александр получил гегемонию - верховное командование объединенными войсками. Но к походу в Азию еще столько препятствия! Из Афин, из Беотии все время приходят неприятные и оскорбительные вести. Фивы восстали, они почувствовали поддержку других городов. В Афинах Демосфен требует войны с Александром, которого называет мальчишкой и маргитом. В Элладе появляются письма персидского царя Дария, призывающие эллинов к восстанию против Македонии. Дарий обещает золото, много золота в помощь эллинам, - так он боится войны с Македонией. Однако эллинские государства не принимают персидских денег, они не продаются. Одна лишь Спарта приняла персидских послов и согласилась помочь персам... - И Демосфен принял золото Дария, - сообщили Александру тайные вестники, посланные из Афин. - Персидский царь прислал ему триста талантов, сказав: "Расходуй их по своему усмотрению. Но в моих интересах". - В интересах персов! - возмутился Александр. - Пускай лучше персы, чем мы? - Персы купили его! - хмуро сказал Гефестион. - Демосфен продался им! - Нет, - возразил старый Антипатр, - я не люблю Демосфена, но должен сказать правду: Демосфена купить нельзя. А деньги у перса он берет лишь для войны с нами. Персы сейчас не грозят Афинам. А царь Филипп грозил. И ты, Александр, грозишь. - Я не собираюсь разорять Афины! - Ты их не будешь разорять. Но верховную власть над ними возьмешь. Вот этого-то они и боятся пуще всего. Гора забот обрушилась на голову двадцатилетнего царя. Гора препятствий закрыла пути его стремлениям. Но это не смущало его, а только сердило. Он мог бы и сейчас подчинить Фивы и обезоружить Афины. Он знал - эти города не готовы к войне. И Спарта тоже еще не обрела своего прежнего могущества после того, как Эпаминонд разорил ее. В Кадмее, в Халкиде, на Эвбее, в Акрокоринфе еще стоят македонские гарнизоны, оставленные Филиппом. Но Александр не хотел воевать с Элладой. Ему нужны были не покоренные города, а союзники. Однако время идет, надо решать дела. В гневе, в ярости за все эти задержки Александр не понимал упорной враждебности афинских вождей, и прежде всего Демосфена. Близорукий, с ограниченным кругозором человек! Македоняне открывают Элладе пути к мировым завоеваниям, а он твердит одно: свободу Афинам! Какая свобода у Афин, если там даже и хлеба своего нет, чтобы накормить граждан! Александр не понимал, не хотел понять, что Демосфену была непереносима мысль подчинения его прославленной родины - и кому же? - македонянам, которых афиняне все-таки не считали чистокровными эллинами. Ослепленный патриотической преданностью Афинам, Демосфен не мог поверить, что поли-СЬ1 - замкнутые города-государства - отживают свое время, как отживает свое время и рабовладельческая демократия Афин; что рабы, выполняющие в афинском государстве все работы, оставляют свободных граждан без заработка, а значит, и без хлеба; что граждане афинские уже не те, какими были во времена нашествия персов, они изнеженны, болтливы, невоинственны, и если иногда Демосфену удается пробудить их отвагу, их патриотизм, то ненадолго; что вся система эллинских полисов со своей замкнутой жизнью умирает и что он со своими призывами и увещаниями не в силах воскресить ее, - все это не останавливало его внимания. Всеми силами своего пламенного красноречия Демосфен отстаивал свободу и национальную честь Афин, не понимая, что время работает против него. Яростно негодуя на упорное сопротивление Демосфена, Александр из Фермопил спустился в Беотийскую равнину. Он стал лагерем около Фив, вблизи фиванской крепости Кадмеи. Фивы сразу затихли. А в Афинах всполошились. Два дня пути - и Александр у афинских стен! Снова афиняне бросились поправлять городские укрепления. Снова город наполнился повозками поселян и их стадами. Оратор Демад горько говорил об этом: - ...Город, служивший предметом удивления и борьбы, как скотный двор, наполнился овцами и рогатым скотом! Демосфен еще пытался вдохновить афинян на борьбу, на сопротивление. Но афиняне, даже самые яростные противники Филиппа и Александра, пали духом. Все уже понимали, что не о борьбе, не о войне должна идти речь, а о том, чтобы смягчить Александра, чтобы отвести от Афин его карающую руку. Афиняне направили к Александру послов просить прощения за то, что они не сразу признали его гегемоном. Среди этих послов был и Демосфен - граждане афинские надеялись на его красноречие. С тяжелым сердцем и угрюмым лицом отправился Демосфен на поклон к Александру. Что он скажет ему? Может быть, сообщит, как ненавидел его отца Филиппа? Или доложит о письме к Атталу, с которым хотел заключить союз против Александра? Или откроет свою связь с персами и признается, что взял у них золото для войны с Александром? Дорога горела под ним. Чем дальше, тем тяжелее становилось Демосфену. Как встанет перед этим мальчишкой, как поднимет на него глаза? Каких оскорблений наслушается? Посольство медленно приближалось к Беотийской равнине. Вот уже начались скалистые отроги горы Киферона, которая спускается потом вдоль реки Асопа в Фиванскую область. Минуют Киферон, и перед глазами предстанет лагерь Александра... Демосфен остановил коня. Нет, он не может выполнить поручение афинян. Умолять македонянина о прощении - это было выше его сил. Он остановился, опустив глаза и нахмурясь. Он вернется. Послы без него сделают свое дело. Послы переглянулись, вздохнули. И долго глядели вслед Демосфену, который, повернув коня, поспешно уезжал обратно. Ну что ж, на этот раз собственная безопасность оказалась для знаменитого оратора дороже, чем интересы Афин! Александр принял афинских послов очень приветливо. Афиняне просят прощения? Александр прощает. Не так уж они виноваты, если их болтливые ораторы без конца сбивают с толку народ. Но Александр требует возобновить заключенные с его отцом договоры. Уполномочены ли послы на это? Да, они уполномочены. Договоры заключены. Афинские послы могут вернуться домой и успокоить афинских жителей. Он не собирается воевать с ними. Только пусть Афины пришлют своих послов в Коринф для дальнейших переговоров, так как в Коринфе Александр соберет уполномоченных всех союзных государств. Македонская партия в Афинах снова торжествовала. Афиняне были счастливы, что легко отделались и предотвратили гнев Александра. Народное собрание в Афинах постановило: оказать молодому царю еще большие почести, чем были оказаны Филиппу. Они наградили Александра двумя золотыми венками. Золотой венок - великая почесть. А два венка - вдвое большая почесть! Теперь Александру только закрепить свою гегемонию в войне против персов, - для этого он и созывает конгресс в Коринфе. Полный нетерпения, лишь уладив дела с Афинами, Александр двинулся с войском в Коринф. В Коринф собралось много народа. От всех эллинских государств прибыли послы. От всех, кроме Спарты. Спартанцы, как всегда, подчинялись только своим законам. - Мы не пойдем за чужим полководцем. Мы сами вожди и полководцы. Так нам завещано отцами. И так будет всегда. На конгресс явился Демий, ученик Платона. Его прислали эллины, живущие на азиатском берегу. Демий горячо убеждал собрание поскорее начать войну против персов, потому что эллинам в Азии живется очень тяжело. Были здесь и посланники острова Лесбоса, на котором правили друзья персов. - Эллины там несчастны. Они обречены на погибель! При большом стечении народа, в присутствии представителей всех государств Эллады, кроме Спарты, был возобновлен союз Эллады и Македонии. Формулу союза скрепили клятвой. Александра провозгласили полновластным стратегом, гегемоном союзных войск. После конгресса начались пиры и праздники. В Коринф со всех сторон Эллады собрались художники, скульпторы, философы, ораторы... Все они окружали Александра. - Ученик Аристотеля! - Победитель при Херонее! Они ловили каждое слово молодого царя, добивались хотя бы одного его взгляда... Александр знал, что в Коринфе, где-то в предместье города, живет философ Диоген. - Здесь ли он сейчас? - Нет. Он, как всегда, в своем пифосе! - Диоген не захотел явиться ко мне. Тогда я сам отправлюсь к Диогену! И царь, окруженный роскошной свитой, отправился повидаться с философом. В предместье города Карнее, на палестре, Александр увидел огромный, как амбар, поваленный набок и врытый в землю пифос. Возле этого пифоса лежал и грелся на солнце Диоген. Александр поздоровался с ним, тот ответил, не обернувшись. Царь с любопытством смотрел на этого человека, свободного от всех человеческих желаний. Ни богатства, ни славы, ни завоеваний - ему ничего не нужно. Вот он лежит на своем драном плаще - лысый, с косматой неопрятной бородой, прямые пряди нечесаных волос торчат клоками. Увидев перед собой роскошно одетых людей, Диоген лишь слегка повернул к ним свое угрюмое горбоносое лицо. - Я - царь Александр, - сказал Александр. - Я - киник [Киник, или, как теперь говорят, циник, от слова "кион" - "собака".] Диоген, - ответил Диоген. - Я слышал, что вы, киники, отрицаете все, - сказал Александр, - и даже богов. Правда ли? - Боги или не нужны, или вредны, - ответил Диоген. - А государство? Родина? - Для меня родина - весь мир. - Но почему не хочешь ты жить, как все, - в хорошем доме, приобретать богатство, наслаждаться искусством? - Мне хорошо и в моем пифосе. - Ну, а где же у тебя семья? - А на что мне семья? - Наступит зима, холод. У тебя нет даже очага. Где же ты согреешься? - Укроюсь одеялом. Александр, заглянув в широкую горловину пифоса, увидел там старое, в дырах, домотканое одеяло. - Мы, киники, сильнее природы, - сказал Диоген. - У нас нет желаний, и в этом наше благо. Ничто не может доставить нам горести. Ничего не имея, мы ничего не теряем. - Диоген, не могу ли я что-нибудь сделать для тебя? - помолчав, спросил Александр. - Можешь, - ответил Диоген. - Посторонись немного и не заслоняй мне солнце. Александр засмеялся и отошел. - Клянусь Зевсом, - сказал он, - если бы я не был Александром, я желал бы быть Диогеном! Кончились совещания. Кончились праздники. Теперь можно было вернуться домой и готовиться к походу в Азию. Все свершилось так, как хотел Александр. СНОВА ПРЕПЯТСТВИЯ Нет, не кончились заботы и неприятности. Едва он вступил во дворец, едва успел, сбросив плащ, согреть руки у пылающего очага, как Олимпиада прислала за ним, требуя, чтобы он пришел немедленно. Александр и сам пришел бы узнать, как она живет и здорова ли. Он только сначала хотел вымыться после дороги. Но мать требовала его сейчас. Он вошел в гинекей с неясным предчувствием какой-то беды. Что-то случилось... - Александр! - Мать встретила его объятиями, глаза у нее светились от счастья, что сын ее благополучно вернулся, что он у нее такой умный, такой талантливый и такой красивый! Все сделал: успокоил Фессалию, примирился с Элладой и взял в свои руки гегемонию! Он ее опора, ее защита! Александр глядел на нее ласково, с улыбкой. Он глядел на нее, как смотрит сильный на слабого, - с нежностью и жалостью. Конечно, он ее защита. Александр знал, что у матери много врагов, что многие ее тайно ненавидят... Что поделать, его мать излишне жестока. Но она его мать и самый близкий, родной ему человек. Ей одной он может довериться до конца. А кому еще так поверишь, если даже отец, его родной отец, изменил ему! - Так что же случилось! - Я не хотела, чтобы ты узнал это от других, Александр. - Что случилось? - Клеопатра умерла. - Что? - Она умерла. Александр заглянул в черные глаза Олимпиады, в которых горел глубокий зловещий огонь. - Ты убила ее? - Она повесилась. Александр гневно нахмурился. На лице и на груди у него выступили красные пятна. - Ты заставила? Олимпиада гордо подняла голову. - Да, я. - Зачем? - закричал Александр. - Зачем еще эта ненужная кровь? Кому была опасна эта женщина? - А ты думал, что я могу простить этой рыжей кошке все, что пережила из-за нее? Я не трогала ее. Я просто велела ей удавиться на ее собственном поясе. Александр резко повернулся и вышел из покоев Олимпиады. Антипатр, который оставался правителем Македонии на время отсутствия Александра, тоже не обрадовал: - Фракийцы опять шумят. Геты лезут на нашу землю. Трибаллы разбойничают. - Опять трибаллы? - Иллирийцы тоже. Царь Клит, этот сын угольщика, как видно, замыслил захватить проходы к югу от Лихнитского озера. - Сын угольщика? - Разве ты не знаешь, царь, что его отец Бардилис, прежде чем стать царем, был угольщиком? Царю Филиппу пришлось немало потрудиться, пока он отбросил этого разбойника Бардилиса с македонской земли. - Я помню. - А там еще и тавлентинцы со своим царем Главкием вооружаются. Идут заодно с иллирийцами против нас. Кроме того, слышно, что и автариаты поднимаются на помощь своим иллирийским сородичам, тоже готовятся вторгнуться к нам. Жажда добычи их всех сводит с ума. - А "вольные фракийцы"? - Они будут заодно с трибаллами. Боюсь, царь, что и меды не останутся в стороне, и бессы, и корпиллы. Это разбойники, которые даже для разбойников страшны. Царь Филипп не раз отбрасывал их всех и почти покорил - почти, потому что этих кочевников окончательно покорить невозможно. Но все же подчинил и дань наложил. А теперь они решили - Филипп умер, так и бояться им нечего. Даже и трибаллов за их беспримерную дерзость он наказать не успел. - Значит, накажу их я. Они все забыли, что такое македонское оружие. Скоро они об это вспомнят. С трех сторон подступали к Македонии враги, кочевые разбойничьи племена. Как уйдешь в Азию? Границы останутся открытыми, и варвары растерзают Македонию. Значит, надо теперь же, как только минует зима и весна откроет горные дороги и проходы, двинуть во Фракию войска и усмирить варваров. Филипп умер, Филиппа уже нет. Да, Филиппа нет, но есть Александр! Поход в Азию снова откладывался на неизвестное время. Всю зиму Александр, не щадя себя, не щадя своих полководцев и войско, готовил армию к походу, тренировал воинов. Он добивался, чтобы фаланга по одному слову команды могла моментально развернуться, сомкнуться, перейти в походный строй и снова построиться в бою. С огромным терпением и настойчивостью он добивался четкости в движениях, точности, быстроты. Он хотел, чтобы эта живая военная машина действовала безошибочно, незамедлительно, не путаясь, не ошибаясь. И полководцы, и простые воины уже мечтали о том дне, когда прозвучит походная труба и они избавятся от этой ежедневной, неотступной, неотвратимой муштры. Воля молодого царя была непреклонна, а усталости он не знал. Наконец отгремели, отсверкали весенним половодьем реки, ушли снега из горных ущелий, открылись проходы. Свежая зелень хлынула на склоны гор, задымились под солнцем сырые поля, из влажной земли на глазах напористо лезли посевы... В эти дни и запели по всей Македонии призывные военные трубы. Походным строем зашагала пехота. Тронулась в путь конница. Отряд за отрядом пошли легковооруженные войска. Александр торопил войско. Сам он мог сутками не слезать с коня. Но войску нужен отдых и обед. Лошадей надо кормить. И он терпеливо ждал на привалах, когда разгорятся костры, когда сварится обед или ужин и когда снова можно сесть на коня. Он решил прежде всего ударить на трибаллов. Никаких уступок, никакого промедления. Пусть почувствуют мстящую руку македонянина. Племя это сильное и опасное. Но если Александр собирается сражаться с несметной персидской армией, то устрашит ли его разбойничье племя варваров? Дорога была нелегкой - лесистые холмы, овраги, ледяные ручьи на дне оврагов, бегущие с гор. Скалистые отроги вставали по сторонам, загораживая горизонт... В землю трибаллов было два пути. Или подняться вверх по течению Аксия, пройти через северные проходы и через земли агрианов, верных Македонии. Или повернуть на восток, в долину Гебра, подняться на гору Гем и оттуда напасть на трибаллов. Александр выбрал второй путь. Эта дорога пролегала через земли чубатых фракийцев, людей ненадежных и опасных, которых он не хотел оставлять у себя в тылу. Об этих фракийских племенах шла злая слава: если эллины попадали к ним в плен, то уже не ждали пощады и не получали ее. Невысокие фракийские горы постепенно окружали македонское войско. С каждым днем становилось теплее, с каждым днем прибавлялось зелени на горах. На десятый день пути войска Александра перевалили через отроги Малых Балкан и остановились перед утесами высокой фракийской горы Гем. Здесь и раскинули лагерь, чтобы дать войскам отдых перед боем. Александр задумчиво смотрел на снежные вершины горной гряды. Об этих горах говорил Гомер: ...Гера же вдруг, устремившись, оставила выси Олимпа, Вдруг пролетела Пиерии холмы, Эмафии долы, Быстро промчалась по снежным горам фракиян быстроконных... - "Фракиян быстроконных"... - повторил Александр. - Как бы эти быстроконные фракияне нужны были мне в моем войске! Прежде чем войти в ущелье и перевалить через невысокий хребет Малых Балкан, Александр на заре послал разведку. Разведчики вернулись смущенные. - Ущелье забито фракийцами. Они ждут, приготовились стрелять из-за каменных уступов. Но самое главное - вот что придумали: втащили на гору свои огромные повозки и поставили их перед собой. Как полезем через перевал - так и сбросят они на нас эти свои повозки. Наше войско смешается, а они тотчас и нападут. Этеры, военачальники стояли вокруг Александра. - Что делать? - Идти вперед. Другого пути нет. Полководцы переглянулись - не велика слава погибнуть под телегами варваров! Смущение пробежало и среди войска. Повозки с тяжелыми колесами из деревянных кругляков нависли над головами. Стоит македонянам тронуться, как повозки с грохотом повалятся на них. - Пусть валятся, - сказал Александр, - а вы сделаете то, что я вам скажу. Гоплиты, слушайте меня. Когда повозки повалятся на вас - расступайтесь и пропускайте их, пусть летят дальше вниз, а вы оставайтесь по сторонам. А там, где узко и расступиться некуда, пригнитесь к земле, прижмитесь друг к другу и накройтесь щитами. Повозки прокатятся по щитам, а вы останетесь целы и невредимы. И тогда уже прямо в бой. Вперед! И первым, подняв щит, полез на гору. Фракийцы выжидали. Их рыжие лисьи шапки виднелись над заслоном огромных, грубо сделанных повозок. Увидев, что македоняне двинулись на перевал, они с дикими торжествующими криками столкнули со скалы свои повозки. Грохот, звон щитов... Словно горный обвал обрушился на македонян. Но что же это? Фракийцы с ужасом увидели, что их повозки никому не причинили вреда. Они катятся вниз, в ущелье, кувыркаясь и распадаясь на части. Македоняне расступились и пропустили их. А где некуда было отступать, они вдруг, укрывшись щитами, превратились в большую черепаху, и повозки лишь прогрохотали по железу. И вот македоняне уже лезут наверх, и удержать их больше ничем нельзя. Александр послал вперед лучников. А вслед за ними двинул фалангитов. Он сам повел их. Фракийцы выбегали из-за скал в надежде остановить это надвигающееся на них бедствие, но тут же падали, сбитые стрелами. Воющий свист стрел не умолкал, заполняя ущелье, пока не вступила в бой фаланга. Выставив сверкающие жала копий, заслонившись щитами, македоняне двинулись на легковооруженное фракийское войско. Фракийцы еще пытались сопротивляться, хотя поняли, что стену сомкнутых македонских щитов пробить невозможно. Но когда увидели перед собой высокие белые перья Александрова шлема, они бросили оружие и побежали в горы в панике, в ужасе, в отчаянии. Догонять их не стали. Горцы бегали быстро, знали все горные тропы, ущелья и пещеры, где можно спрятаться. Но семьи свои, женщин и детей, увести не успели. Македоняне взяли их и все их добро как военную добычу. Ни один македонянин не погиб в этой битве. Они перевалили через Гем и пошли дальше, оставив на склонах горы почти полторы тысячи неподвижных тел, над которыми уже кружили птицы. ТРИБАЛЛЫ Сирм, царь трибаллов, уже знал, что Александр идет по фракийской земле. Ему было известно могущество македонских фаланг. Но и трибаллы умели воевать. Они однажды крепко поколотили македонян, когда те шли из Скифии. И всю добычу у них отняли! Да и сам царь Филипп не ушел от них, его унесли отсюда на щитах, почти мертвого. А уж на что опытный был, уж на что свирепый был вояка! Теперь к ним идет Александр. Мальчишка, который думает, что если он назвался царем, то уже стал полководцем. Пусть идет. Сирм знает, как встречать непрошеных гостей. Если Филипп кое-как вырвался из его рук, то Александр, пожалуй, тут свой путь и закончит. Однако царь трибаллов изменился в лице, когда разведчики донесли ему, что Александр разбил фракийцев, перевалил через Гем и теперь идет прямо к Истру. Сирм немедленно созвал военный совет. - Как отнестись к этому? Как это понять? Случайная удача македонянина? Оплошность горцев, пропустивших его? Или... нам действительно надо его опасаться? Советники Сирма ответили, что, пожалуй, надо опасаться. Филиппа нет, но осталось его грозное войско. Александр неопытен, но у него есть опытные полководцы. Надо опасаться! Трибаллы, вооружившись, ждали Александра. Разведчики ни днем ни ночью не покидали постов, прислушиваясь, не донесется ли гулкий топот коней, не отзовется ли эхом в горах тяжелая поступь македонской фаланги. Македоняне приближались. И в стране, постепенно нарастая, начал распространяться ужас. Не остался спокойным и царь Сирм. На Истре, среди его широкой голубизны, возвышался каменистый, заросший лесом, большой остров Певка. На этот почти неприступный остров Сирм приказал переправить всех женщин, стариков и детей. Туда же бежали и те фракийцы, которые жили по соседству с племенем трибаллов. Трибаллы в эти дни не расставались с оружием. Ждали. От ожидания нервы напрягались, как натянутая тетива лука. А македоняне уже шли по фракийскому плоскогорью, которое расстилалось сразу за Гемом. Взбодренные победой над горцами, они шагали уверенно и легко. Добыча не отягощала их - Александр поручил Филоте, сыну Пармениона, и этеру Лисании отправить пленных и награбленное добро в близлежащие приморские города, подвластные Македонии. Александр покинул Гем, не оглянувшись. Он стремился дальше, вперед, к великой реке Истру, где засели трибаллы, Трибаллы, снова трибаллы! Вот он припомнит им нынче страдания Филиппа, его отца, он припомнит им тот злосчастный день, когда воины, осторожно ступая, внесли во двор царского дома на своих щитах полумертвого македонского царя! Старые полководцы предостерегали Александра: - Эти так легко не дадутся, царь. Будь осторожен! Александр отвечал резко: - Легко или нелегко, но они будут разбиты. На пустынном плоскогорье стояла тишина, слышались только мерный шаг пехоты да топот тяжелых коней по каменистой земле, кое-где прорезанной скупыми ручьями весенней воды. "Какие печальные места! - думал Александр, невольно отвлекаясь от своих военных забот. - Уже и сейчас вода еле струится и трава не в силах прикрыть камень. А что же здесь летом? Солнце высушит ручьи, выжжет землю... Бесплодная степь, пустыня. Вот и колодцы здесь почти бездонны, так глубоко вода. Если бы не овраги и не весенние потоки, настрадались бы от жажды... Ах, широкий Аксий, ах, светлый Лудий!" Хороша Македония, многоводна, многолесна. Сейчас Александру казалось, что лучше Македонии нет на свете земли. Но такой всегда предстает человеку родина, когда он покидает ее хотя бы даже ненадолго. Однообразие каменистой долины утомляло. Александр уже с нетерпением вглядывался в полуденную даль - не блеснет ли наконец из-за гор, из-за свежей зелени лесных зарослей живая синева Истра? Память, словно это было вчера, повторяла слышанное давно, еще в детстве. Вот он, совсем маленький мальчик, недавно вошедший в мегарон, сидит и слушает рассказы отцовских этеров об их походах, о тех местах, где им приходилось побывать с царем Филиппом, о битвах, о победах, о разорении городов... И почти каждый их этих бородатых воинов упоминал о великой реке Истр. Вот и сейчас, чуть покачиваясь на широкой спине сильного фессалийского коня - Букефала он берег в походах, - Александр будто слышит свой разговор с Антипатром. Александр, еще мальчик, пристает к Антипатру с расспросами: "Антипатр, а откуда она течет, эта река Истр?" "Не знаю. Откуда-то с гор, что около Адриатики. На ее берегах живет множество племен". "А какие племена там живут?" "Ближе к нам - иллирийские, фракийские. А если к северу - там кельты, кельтские племена - бойи, инсубры, сенопы, гезаты..." "А еще дальше какие?" "Дальше, у истоков, живут геты. Потом галатские племена - скордиски, тавриски... А еще германские галаты. Рослые, с желтыми волосами. Из всех варваров самые дикие". "А Истр больше Аксия?" "Ха! Он больше Нила, что где-то в Египте. Говорят, тоже большая река. Но Истр куда больше!.." А потом он и сам увидел Истр, когда покорял медов. Какая река, какой красоты, какой мощи. Александр вздрогнул, словно проснувшись. Впереди блистало под солнцем голубое серебро воды. - Истр?! Он живо оглянулся, ожидая увидеть Антипатра, с которым только что мысленно разговаривал. И тут же вспомнил, что Аитипатра он оставил в Македонии править делами. - Нет, это не Истр, - ответил кто-то из этеров, - это река Лигин. - Ах да, Лигин. Значит, до Истра еще три дня пути! Три дня - и я загляну в лицо Сирму. Еще целых три дня. Войско Александра переправилось через Лигин и продолжало путь, продвигаясь к Истру. Странные вести приносили царю разведчики, перебежчики и внезапно захваченные рыскавшие по лесам отряды, посланные выследить Александра. - Войско трибаллов готово к бою... Но царь Сирм испугался, ушел на остров Певку. И семья его с ним. И его приближенные... Но трибаллы готовы его защищать. Александр не так далеко отошел от Лигина, когда новое донесение остановило его. - Трибаллы на Лигине! То ли они хотят зайти в тыл и закрыть проходы, то ли ищут Александра. - Они меня найдут очень скоро, - сказал Александр. Он тотчас повернул войско назад к Лигину. Фаланга шла скорым маршем. Александр нетерпеливо стремился застигнуть врага тогда, когда тот совсем его и не ожидает. Так поступал персидский полководец царь Кир, о котором рассказывал не раз в тишине Миэзы Аристотель. Так поступал и его отец. Вожди трибаллов, возбужденные яростью против македонянина, жаждавшие немедленно сразиться с ним, были разгневаны и раздосадованы. Они пришли к Лигину, увидели следы македонского лагеря, недавно стоявшего у реки. - Ушел! - Не успели захватить! Среди трибаллов еще были те, которые помнили, как Филипп свалился с коня. Привыкшие к разбою, к жестоким расправам, к беспощадным битвам, они заранее торжествовали победу. Вечером на берегу Лигина, в лесу, загорелись костры военного лагеря трибаллов. Бледное пламя с лиловыми дымками еле светилось в зеленом сумраке деревьев. Трибаллы готовили пищу, с тем чтобы, отдохнув и подкрепившись, с новыми силами ринуться в погоню за Александром. И вдруг среди сумеречной тишины, среди мирного потрескивания пылающих костров над головами трибаллов зловеще прогудела стрела. Они еще не успели сообразить, что произошло, как лес внезапно наполнился шумом летящих камней, воющих стрел и дротиков, - все кругом было пронизано их густым смертоносным дождем. Трибаллы вскочили, забегали среди костров, хватаясь за оружие. Многие тут же и падали, сраженные дротиком или стрелой. Наконец трибаллы выбежали из леса на открытое место. Они решили, что это лишь легковооруженные отряды Александра, лучники и пращники, у которых даже щитов нет. Но, выбежав из леса, трибаллы дрогнули. На расстоянии полета стрелы перед ними стояла македонская фаланга, защищенная с флангов конницей. Она стояла, готовая к бою, неотвратимая, как судьба. Трибаллы поняли, что Александр умышленно выманил их из леса. И что от битвы, которой они искали и которой теперь испугались, им уже никуда не уйти. Дротики, стрелы, камни летели с обеих сторон. Гудящая, сверкающая металлом гроза бушевала над головами трибаллов и македонян. Александр приказал Филоте, сыну Пармениона, двинуть всадников на правое крыло войска трибаллов. Полководцев Гераклида и Сопола с их всадниками послал на левое крыло. А сам повел на центр фалангу. Торчавшие вверх сариссы у фалангитов по мановению руки Александра опустились, направив на врага свои длинные жала. Мощная, обороненная щитами, построенная во много рядов стена грозных македонских воинов двинулась на трибаллов... Сражение длилось недолго. Трибаллы не могли устоять. Они нарушили строй, побежали. Они бежали обратно в лес, к реке, надеясь скрыться в густой чаще. Дротики и стрелы летели им вслед, кони настигали и убивали копытами... До леса добежали немногие, они ворвались в чащу и скрылись во тьме. Остальное войско трибаллов осталось лежать на широкой равнине, и македоняне уже грабили убитых. Поле битвы затихло как-то внезапно. Александр оглянулся и увидел, что наступила ночь. Над поляной еще светилось заревое майское небо, а лес уже стоял в черной мгле, скрывая тех, кто нашел там убежище. Александр снял шлем, откинул рукой влажные кудри, вытер вспотевший лоб. - Есть пленные? - Очень мало, царь. Но убитых трибаллов много. Тысячи три, не меньше. - А наших? - Мы потеряли одиннадцать всадников, царь. И сорок пехотинцев. Александр кивнул головой. - Утром похороним их и принесем жертвы. Пока ставили палатки и разжигали костры, Александр, сопровождаемый друзьями-этерами, обошел поле битвы. Он молчал. Молчали и друзья. - Александр, - наконец негромко сказал Гефестион, - можно спросить тебя? - Спрашивай. - Я не пойму тебя, Александр. Как ты разгневался, когда убили... когда заставили умереть Клеопатру... Александр нахмурился. - ...и когда убили тех, кого надо было убить. Тебе было тяжело. - Это так. Мне было тяжело. Но... - А вот теперь, когда после тебя в поле остаются тысячи убитых... И ты сам, своей рукой убиваешь людей, глядя им прямо в лицо. И ничего. Спокоен. Весел даже. Как же это? Александр пожал плечами: - Разве убивать на войне - это убийство? И разве те, что лежат в поле, люди? Это враги, Гефестион, враги, которых я победил. И все. Чего же тут ты не понимаешь? Александр над этим не задумывался. ОСТРОВ НА ИСТРЕ Если бы не войско, которому надо давать отдых в пути, Александр мчался бы день и ночь. Его тренированное тело могло выдерживать любые лишения, а жажда действия и побед не давала покоя. Кроме того, тайная, еще не вполне осознанная страсть к открытиям - а что там, за этими горами, а что за Истром? - гнала его вперед. Но Александр считал это мальчишеским любопытством и скрывал даже от друзей свою смешную слабость. На третий день, когда войско уже подходило к Истру, Александр все зорче, все встревоженней всматривался в даль. Уходя из Македонии, он послал гонцов в Византий с требованием прислать на Истр несколько кораблей. У него был договор с этим городом о взаимной помощи. Но захочет ли теперь Византий помочь Александру? Если кораблей на Истре не окажется, это не только затруднит войну с варварами. Это будет уже и вражда с Византием. - Что за горы впереди? - Это Бабагадские горы, царь. - Значит, мы уже у Истра. Горы приближались, вырастали, заслоняя горизонт. Александр начал торопить коня. И вот наконец перед ним открылось спокойное голубое сияние большой реки. Это был Истр. Александр окинул реку мгновенным взглядом. Корабли?.. Есть корабли! Несколько ниже по течению, над берегом, поднимались мачты, де