ливо. Царица Ада с мольбой сложила пухлые руки, звякнув драгоценными браслетами. - Так отними у перса Карию, Александр! Отними у него Галикарнас! Вся карийская знать возмущена, что со мной так поступили. Все лучшие люди Карии будут поддерживать тебя я помогать тебе - это я обещаю. Одно только имя мое, имя царицы карийской, даст тебе множество друзей. Александру не надо было долго объяснять, как выгоден ему союз с царицей Адой. Он это понял мгновенно. "Лучшие люди" - это люди знатные, богатые, влиятельные. И он, конечно, поддержит царицу Аду, если эти "лучшие люди" поддержат его. Александр разослал глашатаев: - Царь македонский Александр всем эллинским городам в Карий дарует автономию, освобождает их от всех податей и дани. Правительницей Карий назначает царицу Аду. Эллинские города, стоявшие на карийской земле, тотчас откликнулись. К Александру отовсюду шли посольства с золотыми венками, с предложением дружбы, союза и помощи, если только их помощь понадобится македонскому царю. Друзья-этеры и многие военачальники поздравляли царя. Как хитро склонил он на свою сторону Карию! И только Черный Клит был в недоумении: - К чему это вдруг ты назвал себя сыном Царицы Ады? Разве у тебя нет своей матери, что понадобилась чужая? Вторая жена - это я понимаю. Но вторая мать?.. - Я тебе объясню, Клит, - терпеливо ответил Александр, хотя речи Клита его раздражали. - Царица Ада - властительница Карии, а я, как сын царицы Ады, теперь тоже получаю законные права на Карийское царство, и мне не нужно будет воевать с карийцами. - Ты хитроумный человек, Александр! - удивился Клит. - И откуда ты такой хитроумный? Прошло несколько дней отдыха в Алиндах. Во дворце, украшенном финикийскими коврами, бронзой и прозрачным янтарем, царица Ада окружила Александра нежностью и заботой. Удобно ли ему спать? Не голоден ли он? Она присылала ему сладкие и жирные угощения, которых он не мог есть. А в излишне мягкой постели, которую стелили ему, он задыхался. Но вот наступил день, и снова затрубили походные трубы. Отдохнувшее войско построилось быстро и охотно. Александр тепло простился с царицей Адой. - Только не забудь, Александр, сын мой, что в Галикарнасе сейчас Мемнон с персидским войском! - напомнила она. - Нет, царица Ада, я помню об этом. Но Мемнон бежал от меня при Гранике, бежал из Эфеса, бежал из Милета. Надеюсь, что из Галикарнаса ему убежать от меня не удастся! Александр уже сидел на коне, когда перед ним появилось несколько карийских придворных поваров: - Царица Ада прислала нас к тебе, царь. Мы будем тебе готовить обеды и ужины. Царица боится, что ты испортишь себе желудок, твой повар дурно готовит! Александр засмеялся. - Поблагодарите царицу Аду, - ответил он, - и скажите ей, что я от своего воспитателя Леонида получил еще более искусных мастеров этого дела - деятельную жизнь и воздержанность в пище! Это самые лучшие повара! ОПЯТЬ МЕМНОН Мемнон на могучем рыжем коне объезжал Галикарнас, осматривая укрепления. Дарий, уже не надеясь на своих персидских военачальников, поручил Мемнону защиту жемчужины карийских прибрежных городов - Галикарнаса. Дарий был удручен и разгневан. Вокруг него гремело столько похвальбы, столько надменного презрения к врагу! И при первой же схватке с Македонянином, командуя бесчисленным войском, персы проиграли битву. Если бы Дарий в свое время послушался Мемнона, который советовал опустошить берег, Александра в Азии уже давно не было бы. Но нет, древняя слава ослепила глаза ему и его полководцам. Где же они, кричавшие о непобедимости персидского войска? Легли на берегах краника! И Мифрабузан, и Нифрат, и Петин... И молодой сын царя Арбупал... Теперь лишь Мемнон, энергичный, мужественный человек, может спасти Персию! Дарий не ошибся, передав эллину войну против эллина-македонянина. Мемнон ненавидел македонских царей за ту власть, которую они взяли над Элладой. Он ненавидел Александра за высокое звание вождя объединенных войск, которым наградила его Эллада. И за победу при Гранике ненавидел, потому что эта победа прогремела но всем землям Азии... А кроме того, Александр жестоко унизил его, Мемнона, - Македонянин трижды заставил бежать его, отважного, опытного полководца, из городов, которые он защищал! Теперь Александр идет на Галикарнас. Здесь Мемнон еще раз встретится с ним. И сделает все, чтобы эта встреча была последней. Как радостно вздохнет Эллада, когда он сбросит с нее это македонское иго! В свите Мемнона были люди, разделявшие его чувства и надежды. Они тоже были из Эллады: афиняне Эфиальт и Фразибул, не пожелавшие подчиниться македонской гегемонии; полководец Аминта, сын Антиоха, только что бежавший из Эфеса от Александра вместе со своим отрядом; Неоптолем из рода линкестийцев, бежавший к Мемнону сразу после смерти Филиппа, опасаясь, что его изобличат в причастности к убийству македонского царя... Рядом с Мемноном ехал правитель Галикарнаса - персидский военачальник Офонтопат. - С моря ему не подступиться, - сказал Офонтопат, - нет, не подступиться. Мемнон молча смотрел на стены и толстые башни Галикарнаса, поднимавшиеся над гладкой синевой залива. - Это так, - скупо ответил Мемнон, - но вот со стороны суши... - А что со стороны суши? - Офонтопат пожал плечами. - Стены старого акрополя починили, рвы выкопаны - пусть попробует подкатить к стенам свои осадные машины. Ты же сам, Мемнон, присутствовал при этих работах! - И все-таки тревожно, - проворчал Мемнон. - Что-то надо бы сделать еще... - С моря нам его бояться нечего, - презрительно усмехнулся Аминта. - Вы слышали? Он распустил свой флот. - Может быть, он сошел с ума? - удивился афинянин Эфиальт. Фразибул поддержал его: - И такому безумцу Эллада доверила войско! - Но он не весь флот распустил, - ядовито заметил линкестиец Неоптолем, - он все-таки обезопасил себя - двадцать кораблей оставил! - Ха-ха! На потеху, что ли? "У него какая-то непостижимая уверенность в своей непобедимости, - думал Мемнон, - может, это и помогает ему побеждать? Но конец тебе придет, Александр, царь македонский, конец тебе придет скоро. Иди, бросайся, захватывай города в Азии. А мой флот направится тем временем к островам, к берегам твоей родины в глубокий тыл... Что ты скажешь тогда, царь македонский, когда я окружу тебя на азиатской земле и отрежу тебя от Македонии, а в Элладе тебя свергнут? Клянусь Зевсом и всеми богами, я тогда выслушаю тебя внимательно!" Так думал Мемнон, но молчал, не желая ни с кем делиться своими планами раньше времени. К ночи примчались разведчики и сообщили, что войско Александра приближается к Галикарнасу. И потом являлись один за другим: - Александр идет на Галикарнас. - Александр берет маленькие города с ходу. Идет на Галикарнас. - Александр близко. Идет на Галикарнас. И наступил день, когда Мемнон с высокой башни Галикарнаса своими глазами увидел идущее македонское войско. Оно приближалось, не останавливаясь, не замедляя шага. Сначала рыжая туча пыли на горизонте. Потом смутный блеск высоких копий. Потом стройные ряды конницы... И вот он сам, впереди, сверкает доспехами, и алый плащ развевается за его плечами. Если бы долетела отсюда тяжелая стрела, Мемнон сумел бы прицелиться! Галикарнас загудел. Галикарнасцы, персидские войска и эллинские наемники теснились на стенах. Всюду бряцало оружие. Слышалась громкая команда военачальников... Вскоре из конца в конец начали перекликаться военные трубы - неприятель под стенами города. Офонтопат и Мемнон следили за действиями Александра. - Что он хочет делать, Мемнон? - Расположился у самых стен. Думаю, хочет осадить нас. У входа в старый город по берегу загорелись македонские костры. Мемнон видел, как Александр в сопровождении этеров разъезжает у стен Галикарнаса. - Как тигр ходит вокруг, ищет лазейки. - Ты прав, Мемнон, как тигр. Но ведь лазейки-то нет! Мемнон пытался разобраться, что так томит его душу? Уж не напился ли он воды из Салмакиды? В Галикарнасе был источник Салмакида. Говорили, что если выпьешь из него, то станешь слабым, как женщина. Полно! Мемнон разобьет Александра. В Галикарнасе у него не отряд наемников, а персидское войско. Он прогонит Александра с великим позором. А если боги позволят, то и убьет его, отомстит за все свои поражения, за все горе, причиненное ему и его родине!.. Но где-то в глубине сознания возникла угроза: "А если не ты разобьешь его? Если он разобьет тебя и возьмет Галикарнас?" "О нет! - вздохнул Мемнон. - Этого не будет! Ему не взять Галикарнаса... Не взять... Стены крепки, а таранов он не подведет - ров не позволит подвести тараны... Нет. И войска у меня больше, чем у него!" С этой мыслью он уснул, будто провалился во тьму. А на рассвете тревожный оклик ударил его в сердце: - Македоняне заваливают ров! Ров, шириной более тридцати локтей [Локоть - 0,4624 м.] и в пятнадцать локтей глубиной, был скоро засыпан. Три "черепахи" - стенобитные машины с широкими навесами - защищали македонян, когда они работали у рва. Землю подровняли, и тараны со зловещим грохотом поползли к стенам Галикарнаса. Неуклюже двинулись и осадные башни, с которых можно обстреливать защитников города, стоящих на стенах. Одна за другой подходили машины, словно немые чудовища. Ни копья, ни стрелы, ни дротики были не в силах остановить их. И так весь день, без передышки. Тяжелый мрак душной ночи свалился на землю. Но осадные работы не прекращались. Работали при факелах. Александр сам следил за расстановкой машин, поспевал всюду. Не спали и его полководцы, выполняя быстрые распоряжения царя. В эту ночь стражу при машинах несли отряды Александра-Линкестийца. Царь появился на минуту и снова исчез. Он ничего не сказал Линкестийцу, только взглянул и тут же умчался, пропал во тьме. - Видит. Всегда видит! - с отчаянием прошептал Линкестиец. - Значит, все-таки не доверяет. Он никогда не забудет, что мои братья были замешаны в заговоре против его отца. Но ведь и я не забуду, что мои братья казнены на могиле царя Филиппа. Он следит за мной. Любой неосторожный или неправильно истолкованный мой шаг грозит мне смертью от его руки. Я вижу это. Я читаю это в его жестоких глазах. И так будет до конца моей жизни. Внезапно красное пламя распахнуло черноту ночи. Персы подожгли стенобитные машины! Линкестиец опомнился. Его стража тотчас подняла тревогу. Сильней тревога, громче! Не уследили, не углядели... Македоняне бросились спасать машины. Линкестиец сам гасил пламя, рискуя сгореть. В македонском лагере затрубили трубы, призывая к бою, и тотчас как эхо откликнулись военные трубы в Галикарнасе. Персы, запалив машины, сделали вылазку. Они с криком бросились на македонян. Македоняне приняли их на копья. Уцелевшие македонские тараны ударили по стенам. Появились проломы. Македоняне лезли в проломы. Персы отбивали их... Дрались врукопашную. А внутри города, взамен разбитой стены, персы уже строили новую стену; персов было много, и нагромождение камней быстро росло. Машины македонянам удалось отстоять. Лишь немногие сгорели. Персов загнали обратно в город. Убитые остались лежать у внешней стены. В этой битве за машины Линкестиец сражался с отвагой отчаяния. Но при свете последней вспышки пламени Линкестиец внезапно увидел своего племянника, молодого Неоптолема, который дрался на стороне врага. Лицо Неоптолема было искажено ненавистью и залито кровью. Линкестиец видел, как Неоптолем, теснимый македонянами, взмахнул кинжалом и упал... Пламя погасло, все исчезло во тьме. Битва продолжалась при скупых отсветах факелов. Линкестиец бросился было помочь Неоптолему, но опомнился и, простонав, остановился. - Ты ранен? - спросил кто-то в темноте. - Да, - ответил Линкестиец. Утром, среди множества убитых врагов, грудами лежавших у стены, Линкестиец увидел тело Неоптолема. Македоняне не узнали его. А Линкестиец не посмел узнать. Надо было похоронить племянника, надо было отдать ему погребальные почести. Но как? Царю донесут об этом: Неоптолем перебежчик, предатель! Сердце Линкестийца сгорало от горя и страха. Становилось не под силу терпеть этот скрытый плен, не под силу жить под занесенным мечом Александра, готовым в любое время упасть на голову. Наутро царь хоронил своих погибших воинов. Разрешил и врагам похоронить своих. Линкестиец видел, как унесли Неоптолема. Он облегченно вздохнул. Душа его племянника получит свое вечное убежище - могилу и не будет, бесприютно тоскуя, блуждать по земле. Но свою тоску ему было трудно скрыть. Наступило затишье. Македоняне и персы залечивали раны, готовились к новому бою. Александр не собирался отступать, а Мемнон не собирался сдавать город. Через несколько дней Александр двинул войско на штурм. Это была большая битва. Рушились стены и башни. Завывали стрелы; камни из камнеметов, тяжко гудя, проносились над головами. Было мгновение, когда македоняне дрогнули и растерялись, увидев, как персы всем войском вдруг хлынули на них из проломов. Но Александр был здесь. Выхватив меч, он погнал коня на врагов, в самую кипящую битву, и македоняне без оглядки кинулись за ним... Бились среди развалин разрушенной внешней стены, бились у проломов, бились у распахнутых настежь городских ворот... И снова взяли верх македоняне. Вот они уже теснят персов. Те, отчаянно сопротивляясь, отступают к тройным воротам. Отступают, но еще не сдаются, еще стараются устоять. Крики торжества, крики отчаяния... Отряды Мемнона бегут всей массой в панике, в беспорядке, они бегут к мосту, ведущему к воротам. Но мост трещит под ними, подламывается, и люди с воплями валятся в ров... А сверху сыплются смертоносные тяжелые стрелы, обрушиваются на головы македонские копья и мечи. Самая страшная резня началась в воротах. Персидское войско, спасаясь от македонян, вернулось в город. Но не все успели туда вбежать. Ворота захлопнулись, и тех, кто остался у закрытых ворот, македоняне убили. Убили всех. Разгоряченные битвой и победой, македонские отряды были готовы лезть на стену, город был в их руках... И вдруг прогремела труба. Отбой! Царь остановил сражение. Полководцы устремились к нему - рассвирепевшие от побоища, с окровавленными мечами в руках, недоумевающие, возмущенные. - Если мы сейчас ворвемся в Галикарнас, - сказал Александр, - он будет разрушен. Зачем нам в наше владение получать развалины? Подождем. Я думаю, что теперь, видя, как мы сильны, Мемнон сдаст Галикарнас. Ночью, когда менялась вторая стража, в крепости вдруг запылала большая деревянная башня, с которой персы поджигали вражеские машины. И сразу вдоль всех стен города жарко вспыхнули деревянные портики. В то же время загорелись стоящие у самой стены дома. Ветер раздувал пламя, охватывая город. Галикарнас горел. Александр проснулся от криков тревоги. Его шатер был полон зловещих красных отсветов. Схватив меч, он выбежал из шатра. Над городом в черном небе полыхало зарево. - Это Мемнон! - охрипнув от ярости, крикнул Александр. - Это он! Я знаю! Немедленно в город! Тушить! Поджигателей убивать на месте! И сам, надев доспехи, поспешил в горящий Галикарнас. Живыми в крепости остались только жители, которых находили в домах; они не воевали и не поджигали. Но все, кто воевал, и весь персидский гарнизон погибли под македонскими мечами. Александр рыскал по городу, искал Мемнона, искал его наемников, убивал поджигателей и снова искал Мемнона. Уж теперь-то Александр доберется до него! Мемнона не было. Наконец галикарнасцы рассказали: Мемнон велел поджечь город, а сам со своими военачальниками, сатрапами и наемниками ушел на персидские корабли, подошедшие в темноте, и уплыл на остров Кос. Наступил рассвет. Царь македонский, почерневший от дыма, в обгорелом плаще, нахмурясь, смотрел на погибший город. Разваленные дома, черное пожарище. На безмолвных улицах - неподвижные тела убитых. Кое-где еще тлеют красные головни, ветер поднимает седой горячий пепел над провалившимися крышами, над грудами кирпича и глины... Александр вернулся в лагерь, отдал приказ: - Павших похоронить с почестями. А что осталось от города - сровнять с землей! - Царь, - доложили ему, - в горах засели персы. И с ними наемники. Александр устало махнул рукой. - Пусть сидят там. Нам не время возиться с ними. Царица Ада сама закончит войну здесь. Какое значение имеют теперь эти жалкие отряды? Галикарнаса больше нет. ЛИНКЕСТИЕЦ Снова дороги войны. Снова костры военных лагерей, маленькие города побережья, покорно открывающие свои ворота македонским фалангам, короткий отдых, пополнение припасов, и опять дороги... Пармениона Александр отправил в Лидию, в Сарды. Он дал ему большое войско и велел взять с собой обоз. Вместе с Парменионом он отослал и Линкестийца с его конницей. Пусть они проведут зиму в Сардах, а потом встретят царя во Фригии. Незадолго до этого у Александра с Парменионом произошел неприятный разговор. Узнав, что царь собирается идти дальше по азиатскому побережью, Парменион попросил выслушать его, - Царь, не сочти это трусостью или усталостью, - сказал он, - страха я не знал никогда, а рука моя еще крепка, чтобы держать меч. Но скажи: зачем тебе продолжать этот поход? Пока все идет счастливо для нас, но боги могут изменить нашу судьбу. Царь Филипп хотел отвоевать эллинские города, закрепить их за собой, утвердить свою власть над Элладой и вернуться в Пеллу. Так вот я и думаю, царь, не пора ли и нам завершить здесь наши дела? Александр смотрел на него с изумлением. - Завершить наши дела, Парменион, теперь, когда мы побеждаем! Клянусь Зевсом, я тебя не понимаю. Разве менее могущественной станет Македония, если мы завоюем все побережье? А мы его завоюем. Я это чувствую, я это знаю. И мне нужно только одно, клянусь богами: если кто-то не хочет помочь мне, то пусть хотя бы не мешает! Парменион увидел, что в глазах Александра начинают сверкать гневные огни. С царем Филиппом еще можно было поспорить, но тут лучше не вступать в спор. И Парменион, подчиняясь приказу царя, ушел в Лидию. А царь со своим войском продолжал путь по берегу Срединного моря. С каждым днем спадала жара, дышать становилось легче. Начинались зимние дожди. Македоняне удивлялись: - Это и есть зима? У нас уже снег на горах. - Да. Вьюга теперь завывает в ущельях, без мохнатого плаща не выйдешь. Почему-то приятно было поговорить об этом - о снежных буранах, об озерах, покрытых льдом... И о том, как хорошо прийти в жарко натопленное жилище, и как это красиво, когда идет тихий, густой снег. Середина зимы застала Александра в Ликии [Ликия - полуостров на юго-западе Малой Азии.], маленькой приморской стране, окруженной горами. Главный город ликийцев Фаселида стоял на берегу моря. Город был богатый, торговый, с тремя гаванями. Фаселиты навстречу македонскому царю выслали посольство. Старейшины города покорно попросили у Александра дружбы и увенчали его золотым венком... Александр уже привык принимать золотые венки. Он уже не волновался, не краснел от радости и гордости, а считал, что это так и должно быть, что города и страны, через которые лежит его путь, обязаны принимать его с почестями, если не хотят испытать силу его меча. Стояла нежаркая погода. Войско нагружало обозы и вьючных животных провиантом и кормом для лошадей. Со всех концов страны везли сюда обильные припасы, опустошая собственные закрома. Фаселиты молчали, улыбались, - а что же еще оставалось им делать? Войско надо кормить. Разве только одну их страну оно опустошает на своем пути? Лишь бы не жгли и не грабили. Лишь бы оставили в живых... Фаселиты старались развлекать царя пирами, охотой. Но как-то выпал тихий, золотистый день, когда Александру захотелось побыть одному со своими мыслями, подышать морем, отдохнуть под равномерный плеск его синих волн. Был раскинут шатер. Александр лежал на ковре возле самой воды. Длинная прозрачная волна возникала и таяла возле его ног. Александру казалось, что и море припадает к его ногам и отдает ему царские почести. Александр старался забыться. Но думы и заботы не давали покоя. Он давно уже идет по берегу моря. Он мог бы и раньше войти во внутренние страны Азии. Но ему нельзя было оставить побережье. На море еще следит за ним большой персидский флот. В бою победить этот флот невозможно - значит, надо взять его измором. Александр занимает все прибрежные города, все гавани, чтобы персидским кораблям некуда было пристать. А ведь морякам нужны и хлеб, и пресная вода. Но где они все это возьмут? Александр не даст им высадиться. Вот и пусть их боевые корабли болтаются в море без всякой пользы. И Александр не отступит от берега. Он будет идти до тех самых мест, где, как ему сказали местные жители, скалистые отроги Тавра подступают к самой воде. Скалы не дадут персам пристать к берегу. А тогда уже Александр свернет к городу Перге, а из города Перги - во Фригию, во внутренние земли огромного Персидского царства. Но до Фригии еще далеко... Далеко. С тонким звоном набегали волны, исчезая в белом песке. Пахло горькими сухими травами, растущими в опаленных солнцем горах. Благодатное чувство покоя и отдыха нежило Александра. Заботы, неприятные думы понемногу отошли. Он заснул. Этеры-телохранители, сидевшие невдалеке, примолкли. Пусть отдохнет, ему не слишком часто выпадает тихая минута. - Сколько же городов мы взяли, пока дошли сюда от Галикарнаса? - задумчиво спросил молодой этер и военачальник Аминта. Ответил полководец Кратер, который участвовал во всех битвах: - Почти тридцать. Здесь, в Ликии... Он хотел было перечислить все эти взятые без боя города, но Гефестион, подняв руку, остановил его: - Тише... Смотрите! Над головой Александра кружилась ласточка. Она кружилась и щебетала, да так громко и тревожно, будто старалась разбудить царя, будто предостерегала от какой-то опасности. Александр слабо отмахивался от нее рукой - ее щебетание мешало ему. Однако ласточка не улетала, она даже опустилась ему на голову и все кричала и щебетала. И наконец, совсем разбудила его. Александр поднялся. Ласточка, что-то крикнув ему в последний раз, улетела. Царь следил за ней глазами. - Что это значит? Что она хотела мне сказать? Друзья, изумленные этим, не знали, что отстать. Послали за жрецом. Жрец Аристандр, выслушав их, сказал: - Это - знамение, посланное богами, царь. Ласточка - друг человека, и ей всегда хочется помочь человеку. Если она узнала что-то недоброе, она всегда спешит предупредить об этом. - О чем же хотела предупредить меня эта птица? - настороженно спросил Александр. Жрец нахмурился. - Ласточка возвестила тебе, царь, что кто-то из друзей злоумышляет против тебя, - сказал он и грозно поглядел на этеров, - но возвестила также, что умысел этот будет раскрыт. Ученик Аристотеля, блестяще образованный, Александр был все же человеком своего времени и безоговорочно верил всяким приметам и предсказаниям. Взволнованный, он поднял глаза на своих друзей. Мгновенно в памяти встало зловещее утро, красная заря, отец с окровавленной грудью, падающий ему на руки... - Кто? Гефестион, бледный, положив руку на грудь, подошел к нему. - Успокойся, царь. Среди нас нет предателей. Телохранители-этеры стояли перед Александром и смотрели ему в глаза. - Царь, мы готовы умереть за тебя! Горькая морщинка легла у Александра между бровями. Он вздохнул, оглянулся кругом. В бою он легко защитит свою жизнь. Но как защититься от измены и предательства? Все словно померкло. Сверкание моря утомляло глаза. Выцветшее небо было пустым и гнетущим. - Гефестион?! В голосе Александра прозвучала мольба. - Нет, нет, Александр! - сердечно ответил Гефестион и подошел ближе. - Никогда я не изменю тебе. До самой смерти! - Не обижай нас, царь! - сказал Неарх. Гарпал растерялся, ему стало страшно. Он ничего не замышлял, но вдруг царь подумает иначе? Эригий стоял, закусив губу, и чуть не плакал от обиды. Неарх сердито хмурился. - Я верю вам, друзья, - сказал Александр. - Ласточка ведь могла и ошибиться! Но подозрение уже, как отрава, вошло в сердце Александра. Веселясь ли на пиру со своей обширной свитой, отправляясь ли в горы на охоту, занимаясь ли делами в канцелярии, он вдруг вскидывал глаза и незаметно вглядывался в лица окружающих его друзей. "Кто?!" Прошло несколько дней. Ласточка с ее щебетанием понемногу уходила в забвение. Но однажды утром, когда Александр сидел с Евменом, разбираясь в делах канцелярии, явился посланец из Лидии, от Пармениона. Усталый, почерневший от загара и пыли, он вошел в царский шатер и снял шлем. По его лицу Александр понял, что посланец явился с недоброй вестью. - Царь, меня прислал военачальник Парменион. Там, - он кивнул через плечо, - мой отряд. Мы привели пленника. Вот письмо. Александр принял свиток. Письмо было короткое, но его вполне хватило, чтобы глубоко омрачить душу. Парменион писал, что ему попался в плен перс Сисина, посланный Дарием. Сказал, что едет к фригийскому сатрапу Азитию. Но когда допросили как следует, сознался, что он послан Дарием к Александру-Линкестийцу. Линкестиец. Все-таки Линкестиец! Тут же вспомнилась ласточка, которая, по словам Аристандра, предупреждала его. Потемнев лицом, царь приказал привести перса. - Ты - Сисина? Перс, худой, дрожащий, будто охваченный ледяным ветром, стоял, опустив голову под грозным взглядом царя. - Да. Я - Сисина. - Зачем ты послан к Линкестийцу? Рассказывай все и говори правду. Светлые глаза Александра как кинжалы пронзали Сисину. Ему казалось, что царь и так видит его мысли и скрыть их все равно невозможно. - Великий царь Дарий получил от Линкестийца письма... - Как попали эти письма от Линкестийца к Дарию? - Их передал Аминта, сын Антиоха, тот, который бежал от тебя из Македонии к царю Дарию. - Что велел передать твой царь Линкестийцу? - Царь велел дать ему клятву, что... что если он... - Ну? - Если он... убьет... - Ну? - Если он убьет царя македонского Александра, то великий царь Дарий отдаст ему Македонию. Александр с минуту не мог произнести ни слова. Сисина, серый как пепел, неподвижно стоял перед ним. - Ну? И еще что? - А еще... что даст ему за это тысячу золотых талантов. - Дальше. - Все. - Что же ответил Линкестиец? - Я не видел его. Царь позвал стражу. - Возьмите перса. Александр тотчас созвал военный совет. Пока собирались его полководцы, он в раздумье ходил взад и вперед, тяжело ступая грубыми походными сандалиями по цветному персидскому ковру, взятому у Граника. ...Как он просил тогда пощады, как заверял! Царь, защити меня, я ни в чем не виноват! Царь, я буду верно служить тебе!" Царь... А ведь Александр еще и не был тогда царем. Это, что ли, подкупило его и обмануло? Линкестийцы убили царя Филиппа. А сын Филиппа пощадил Линкестийца! На совет Александр созвал только близких друзей. Те уже понимали, что произошло что-то страшное. А когда узнали, что произошло, возмутились. - Я ему поверил, - сказал Александр, - я его простил. И разве я обижал его потом? Клянусь Зевсом! Он был моим этером, он был моим стратегом во Фригии у Геллеспонта. Теперь он командует у Пармениона фессалийской конницей. Как еще мне было возвысить его? Этеры гневно зашумели. Они беспощадно поносили Линкестийца и весь линкестийский род, жадный, преступный, ненавистный... - Что же мы решим, друзья? - спросил царь. - Как нам поступить с Линкестийцем? Гефестион выхватил кинжал. Его нежное красивое лицо исказилось от ярости. - Никакой пощады! Я сам убью его. - Убить Линкестийца! - закричали этеры. - Никакой пощады изменнику. - Убрать, пока не натворил худшего, - сурово сказал Черный Клит. - А ты, Александр, поступил неразумно, отдав конницу человеку, которому нельзя доверять. Фессалийская конница - большая сила. Что, если эта сила теперь на его стороне? Александр нахмурился. Он не терпел упреков. Но сейчас приходилось терпеть - Клит был прав. Решение было единодушным - схватить Линкестийца немедленно. В тот же день, к вечеру, из ворот Фаселиды отправились в путь несколько всадников в длинных азиатских одеждах. Доехав до перекрестка, они повернули коней в сторону лидийского города Сарды. Александр-Линкестиец, военачальник фессалийской конницы, вместе с Парменионом прибыл на зимовку в Сарды. Получив приказ царя вести конницу в Сарды, Линкестиец еле сумел скрыть свою радость. Наконец-то он уйдет от этих холодных наблюдающих глаз, наконец-то он сможет не следить так напряженно за каждым своим шагом, за каждым словом, за выражением лица. Ни одного дня он не был счастлив с тех пор, как увидел кровь своих погибших братьев, с тех пор, как назвал Александра, сына Филиппа, царем. Почести, власть, высокое положение... Он командует конницей. Он сидит за царским столом. Он сверкает доспехами среди царских этеров. Но хоть бы раз он встретил утреннюю зарю с легким сердцем и улыбнулся наступающему дню! Линкестиец покорно склонял голову перед Александром. Улыбался его друзьям. И втайне думал только об одном - как ему утолить свою ненависть и отомстить сыну Филиппа? Как часто, наблюдая издали за царем, он мысленно говорил ему: "По какому праву носишь ты царскую диадему? Ведь такое же право есть и у меня, а я, как раб, трепещу перед тобою. Но не настанет ли день, когда ты, Александр, попросишь у меня пощады? Не наступит ли день, когда я сам надену царский венец?" Но одному ничего не достигнуть. Нужны союзники. Кто поможет ему? Персы. Только враги сына Филиппа - персы... Конница расположилась среди широкой долины, у реки. Линкестиец объехал свой лагерь. Все было спокойно. Люди отдыхали. Кони ушли на пастбища. Возле палаток горели костры, конники варили ужин. Слышались негромкие разговоры, смех, иногда перебранка... Линкестиец поднял глаза - вдали, на фоне желтого закатного неба, четко рисовались лиловые силуэты горы и башен старой лидийской крепости. Парменион? А что думает Парменион? Парменион сейчас в Сардах. Линкестийцу показалось, что Парменион тоже с легким сердцем уехал в Сарды от Александра. Линкестиец сам слышал, как Филота однажды назвал царя мальчишкой, а ведь Филота - сын Пармениона. Что, если отправиться в крепость и попытаться проникнуть в мысли старого полководца? Желтая вечерняя заря, тишина в горах и долинах. И - одиночество. Такое полное, безысходное одиночество! Линкестиец вздохнул, провел рукой по щеке. Отросла щетина. И тут же, как мальчик, обрадовался. Вот и пусть растет. Он не будет здесь бриться, царь не видит его! Линкестиец слез с коня. Для него был поставлен шатер, приготовлен ужин. Занятый своей пумой, отослал сопровождавшую его свиту. Ночью он не мог спать, выходил из шатра, смотрел на звезды. Мысли все о том же - как найти союзников его делу? Может быть, все-таки поговорить с Парменионом? Он ведь тоже не слишком ладит с царем. Однако когда взошло солнце и трезвый дневной свет успокоил его, Линкестиец испугался своих ночных мыслей. Довериться Пармениону? Он сошел с ума! Парменион так же, как и Антипатр, умрет за своих царей по одному их слову! "Ну, а если царем буду я? Тогда они и за меня умрут!" Но прежде надо стать царем. А еще прежде - Дождаться известий от Дария. Линкестийцу удалось послать ему несколько писем. Но Дарий медлит с ответом. Почему он медлит? Почему же он медлит? Сейчас, когда глаз Александра не следит за Линкестийцем, - зачем он теряет время?! Проходили дни, пустые, томительные. Линкестиец исправно нес свою службу. И ждал, ждал тревожно, с нарастающим нетерпением тайных известий от персидского царя. А всадники в азиатских одеждах, посланные из Фаселиды, уже приближались к лидийской земле. Они прибыли в Сарды незаметно, никто не обратил на них внимания. Так же незаметно пробрались в лагерь Пармениона. Здесь один из них сбросил азиатскую одежду. Перед изумленной македонской стражей явился царский телохранитель Амфотер, брат полководца Кратера. Амфотер приказал тотчас проводить его к Пармениону, но о его появлении в лагере молчать. Парменион не удивился, увидев Амфотера. Он протянул руку, ожидая получить письмо. - Письма нет - оно у меня в голове, - сказал Амфотер, - приказ царя передам тебе устно. Парменион позаботился, чтобы никто не помешал им и никто не подслушал их разговора. В тот же день к Линкестийцу явился отряд, посланный Парменионом. Начальник отряда потребовал у него оружие. Линкестиец все понял, как только воины окружили его. Он молча отдал меч и позволил надеть оковы. "Кто узнал? Кто предал?" Он ни о чем не спрашивал - разве ему ответят? Парменион, когда Линкестийца привели к нему, посмотрел на него уничтожающим взглядом. - Ты мог бы выслушать меня? - сказал Линкестиец. - Нет, - ответил Парменион, - я не слушаю речей изменников. - В чем меня обвиняют? - Ты сам знаешь. - Кто оклеветал меня? Парменион рассердился: - Тебя оклеветали? Ведь, кажется, не мне и не кому-нибудь другому вез письмо перс Сисина от царя Дария, а тебе, Линкестийцу! Зевс и все боги, его оклеветали! И он, гневно махнув рукой, приказал отправить Линкестийца к царю с хорошей стражей и ни под каким видом не снимать с него оков. "А я хотел найти в нем союзника!" - подумал Линкестиец. - Напрасно ты меня так презираешь, - сказал он, глядя на Пармениона дерзкими глазами. - Еще неизвестно, как повернется твоя судьба. Под рукой царя жизнь полководца полна превратностей. Парменион ответил ему с достоинством: - Как бы моя судьба ни повернулась, изменником я никогда не буду. Линкестийца повезли к царю. Не было длинней и тяжелей дороги, чем эта. Линкестиец не глядел по сторонам, не разговаривал ни с кем. Но когда они спешились в Фаселиде, он потребовал, чтобы его провели к царю немедленно. Но Александр не принял его. - Гефестион, я не могу его видеть. Избавь меня от этого. Перед Линкестийцем стояли друзья царя Александра. Он затравленно глядел то на одного, то на другого. Каменные, враждебные лица. Ни одной искры сочувствия в глазах. Ведь когда жрец предупреждал царя об измене друга, он смотрел прямо на них, на друзей, стоявших около Александра, он бросил на них тень подозрения из-за этого предателя! - Я могу оправдаться, пусть только царь выслушает меня! Пусть он меня только выслушает. Ну, не ради меня самого, хоть ради Антипатра, преданного друга царской семьи, ведь его дочь - моя жена! - Царь не хочет видеть тебя. Линкестиец глядел на Гефестиона и не узнавал его. Куда девалась нежная красота этого человека? Рот кривился от сдержанной ярости, в огромных глазах горела ненависть... Он был страшен. Линкестиец обратился к Кратеру. Полководец стоял хмурый и печальный. - Кратер, скажи Александру, что умоляю его выслушать меня. Ведь все обвинение держится только на лжи проклятого перса. Разве не могли это устроить мои враги, чтобы лишить меня милости царя? - Тебя надо убить, - ответил Кратер. - Неарх, ты - давний друг царя. Я знаю, если он выслушает меня, его сердце смягчится" он поверит мне! - Он тебе уже поверил однажды! - с горечью и презрением сказал Неарх. Александр слышал эти мольбы. Они не трогали его. "Мать была права, - думал он, - сколько раз она предупреждала меня, сколько раз предостерегала! Я верил ему, Линкестийцу, а он в это время договаривался с персидским царем о моей смерти!" МОРЕ ОТСТУПИЛО Перед тем как выступить из Фаселиды, Александр спросил, как ему пройти во Фригию? Он не знал страны, и у него не было карты. Карту составляли в пути землемеры и географы, которые шли вместе с ним в его войске. Фаселиты охотно объяснили Александру: - Сейчас твой путь пойдет через Памфилию. Это соседняя с нами страна. Отсюда ты поднимешься к памфилийскому городу Перге. А оттуда - прямая дорога в Великую Фригию. - А как ближе пройти в Пергу? - К Перге можно пройти двумя путями. Один путь - через горы, это путь далекий и очень трудный. Другой путь - по берегу моря, здесь идти ближе и легче. Но сейчас зима, и тебе, царь, придется идти через горы. - Если берегом короче и легче, то почему же через горы? - Потому что зимой по берегу не пройти. Сейчас дуют южные ветры, берег залит водой. Ты не пройдешь, царь. - Я пройду. - Там скалы и море, царь, а берег всего лишь узкая полоска. Если бы дул северный ветер, он бы отогнал волны. Но дует южный, и волны бьются о скалы. Пройти там сейчас невозможно! - Невозможно? Я не знаю такого слова! Наутро, лишь только засветилось над городом нежно-серое небо, Александр тронулся в путь. Александр разделил армию. Большую часть пехоты, часть конницы и обоз послал в Пергу через горы. - Линкестийца отправьте с обозом, - приказал Александр, - и чтобы охрана была крепкой. И Линкестийца, как раба, повезли в оковах вслед за войском, в котором он так недавно был военачальником блестящей фессалийской конницы. Сам Александр с остальными отрядами спустился к Памфилийскому заливу. Залив был окружен горами, тесно подступившими к воде. Желтые и серые скалы поднимались над заливом террасами, как ступенями, одна над другой. Фаселиты называли их лестницей. У их подножия лежала узкая кромка берега, та самая дорога, по которой решил пройти Александр. Дул сильный ветер с юга, в горах гудело. Зеленые пенистые волны мчались издали, от самого горизонта, и с размаху расшибались о серые скалы. Казалось, все огромное море поднялось, чтобы обрушиться на прибрежную полосу земли. Шум и грохот воды оглушали людей. Берега не было, море закрыло его. Войско со страхом смотрело, как бушуют внизу волны. Но Александр не замедлил шага. Он спустился с горы и вошел прямо в этот грохочущий прибой. Войско тронулось следом; оно не могло остаться на скалах, когда царь идет впереди. Волны захлестывали Александра, но он не останавливался, и войско шло за ним. Даже у старых, видавших много тяжелых походов воинов замирало сердце. Море - противник жестокий, оно похоронит их всех в это страшное зимнее утро. Но царь идет - и войско идет за ним. Идет, обреченное на неизбежную гибель. И тут случилось что-то непонятное. Южный ветер вдруг упал, из-за гор поднялся ветер с севера и круто погнал волны обратно в широкое море, в холодную лиловую даль. Береговая полоса обнажилась. Воины шли по мокрой гальке, пораженные чудом, которое совершилось на их глазах, - море отступило перед их царем! Нет, тут дело не простое - Александру помогают боги. Видно, правда, что он с ними в родстве! Воинам Александра - македонским горцам, пахарям и звероловам - было очень легко поверить во всякое чудо. Безудержная отвага их молодого полководца, его неизменные удачи при самых опасных положениях, когда он со своим войском выходил невредимым там, где всякий другой встретил бы гибель, - все это поражало воображение. И проще всего им было решить, что тут дело не обходится без вмешательства богов. Шли целый день, огибая Памфилийский залив. Море порой отступало, далеко обнажая берег, порой возвращалось назад, и тогда македоняне шли по грудь в воде. Вода кипела среди камней, как в котле. Но теперь уже никакая опасность не могла остановить воинов. К концу дня скалы отошли от берега, и широкая долина Памфилии приняла македонское войско. Отходя в долину, македоняне оглядывал