Эдгар Берроуз. Возвращение в джунгли
Титул оригинала:
ЭДГАР БЕРРОУЗ
ТАРЗАН
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ДЖУНГЛИ
ТАРЗАН И ЕГО ЗВЕРИ
Полный перевод с последнего английского издания
Э. К. БРОДЕРСЕН
Издательство "А. Ф. МАРКС"
ПЕТРОГРАД
1923
Государственное малое предприятие "Гарт". Художник X. Лузанов. Э.
Берроуз "Тарзан. Возвращение в джунгли", "Тарзан. Тарзан и его звери".
Подписано в печать 06.06.90. Формат 84Х 108'/32. Усл. печ. л. 18, 48.
Тираж 500 000 экз. Зак. 1296.
Минский ордена Трудового Красного Знамени полиграфкомбинат МППО им. Я.
Коласа. 220005, Минск, Красная, 23.
ISBN 5-440-01151-Х
---------------------------------------------------------------
OCR, Spellcheck: Максим Пономарев aka MacX
---------------------------------------------------------------
I
НА ПАРОХОДЕ
-- Magnifique! -- вырвалось восклицание у графини де Куд.
-- Что такое? -- удивился граф, обернувшись к молодой жене. -- Что
приводит вас в восхищение? -- И граф повел взглядом вокруг.
-- О, пустяки, дорогой мой, -- ответила графиня, и краска залила ей
лицо, на котором и до того играл румянец. -- Я только вспомнила
умопомрачительные нью-йоркские "небоскребы", как их там называют, -- и
хорошенькая графиня глубже откинулась в удобном кресле и снова взялась за
журнал, который только что "из-за пустяков" уронила на колени.
Муж снова зарылся в книгу, не преминув, однако, кротко изумиться в
душе, что, спустя три дня после отъезда из Нью-Йорка, графиня вдруг
прониклась восхищением перед теми самыми зданиями, которые недавно называла
безобразными.
Вскоре граф опустил книгу. -- Скучно, Ольга, -- сказал он. -- Я думаю
поискать товарищей по несчастью и предложить им сыграть в карты.
-- Вы не особенно любезны, мой супруг, -- отозвалась, улыбаясь, молодая
женщина. -- Но я прощаю вам, потому что и мне все надоело. Ступайте,
займитесь вашими скучными картами.
Когда он ушел, она исподтишка бросила взгляд в сторону высокого
молодого человека, лениво развалившегося в кресле невдалеке.
-- Magnifique! -- снова шепнула она.
Графине Ольге де Куд двадцать лет. Ее мужу -- сорок. Она жена верная и
честная, но в выборе мужа ей не пришлось принимать никакого участия, а
потому весьма вероятно, что она не питает безумной любви к мужу, который дан
ей судьбой и волей титулованного отца -- знатного русского барина. Однако,
из того, что у нее вырвалось одобрительное восклицание при виде
великолепного молодого чужестранца, -- еще не следует, что она мысленно
предала мужа. Она восторгалась, как восторгалась бы прекрасным экземпляром
любого вида. К тому же молодой человек бесспорно привлекал внимание.
Пока она рассматривала его профиль, он встал и ушел с палубы. Графиня
де Куд подозвала проходившего мимо лакея.
-- Кто этот господин? -- спросила она.
-- Он записан под именем г. Тарзана из Африки, сударыня, -- отвечал
тот.
-- Владение довольно обширное, -- подумала молодая женщина, и
любопытство разгорелось в ней еще сильней.
По дороге в курительную комнату, у самых дверей, Тарзан поравнялся с
двумя мужчинами, которые о чем-то оживленно шептались. Он не обратил бы на
них никакого внимания, если бы не виноватый взгляд, который один из них
бросил в его сторону. Они напомнили ему мелодраматических злодеев, которых
он видел на парижских сценах. Оба были смуглые, темноволосые, а взгляды,
которыми они обменивались исподтишка, видимо о чем-то сговариваясь, еще
более довершали сходство.
Тарзан вошел в курительную и разыскал себе кресло немного в стороне от
других. Ему не хотелось разговаривать, и, потягивая маленькими глотками свой
абсент, он с грустью мысленно возвращался к только что пережитым дням. И
снова и снова спрашивал себя -- разумно ли он поступил, отказавшись от своих
прав в пользу человека, которому ничем не обязан. Не ради Вильяма Сесиля
Клейтона, лорда Грейстока, он отрекся от своего происхождения. А ради
женщины, которую любят они оба -- и он, и Клейтон, и которая по странному
капризу судьбы досталась Клейтону, а не ему.
Она любит его, Тарзана, и поэтому примириться еще трудней, но все-таки
он знает, что не мог бы поступить иначе, чем поступил тогда, вечером, на
маленькой железнодорожной станции в глубине Висконсинских лесов. Важнее
всего для него -- ее счастье, а из краткого своего знакомства с цивилизацией
и цивилизованными людьми он вынес убеждение, что без денег и известного
положения жизнь кажется большинству из них невыносимой.
У Джэн Портер с детства было и то, и другое, и если бы Тарзан отнял их
теперь у ее будущего мужа, она несомненно была бы несчастна. Тарзану ни на
минуту не приходила в голову мысль, что она могла бы отказаться от Клейтона,
если бы тот лишился титула и поместий. Верный и честный по природе, он не
сомневался в том, что и другим присущи эти качества. И в данном случае он не
ошибался. Ничто не могло бы связать сильнее Джэн Портер с Клейтоном, как
если бы на последнего обрушилось несчастье.
От прошлого мысли Тарзана обратились к будущему. Он старался с
удовольствием думать о возвращении в джунгли, где родился и вырос, -- в
жестокие, коварные джунгли, в которых провел двадцать лет из двадцати двух.
Но кто будет рад ему там, когда он вернется? Никто. Разве Тантор-слон
останется ему другом. Все остальные будут убегать от него или преследовать
его, как делали когда-то.
Даже обезьяны его собственного племени вряд ли протянут ему руку
дружбы.
Цивилизация пока немного дала Тарзану, но она научила его искать
общества себе подобных и испытывать искреннее удовольствие от тепла
товарищеского общения. И жизнь, лишенная такого общения, уже казалась ему
страшной. Ему было трудно представить себе мир, в котором у него не было бы
ни единого друга, ни одного живого существа, говорящего на тех новых языках,
которые Тарзан так полюбил. Вот почему Тарзан не находил облегчения в мыслях
о том будущем, которое сам себе уготовил.
Погруженный в свои мысли, с папиросой в зубах, он сидел в своем углу,
как вдруг его взгляд упал на зеркало, висевшее напротив него и отражавшее
стол, за которым четверо мужчин играли в карты. В это время один из играющих
поднялся, собираясь уходить, и подошел другой, с вежливым поклоном,
по-видимому, предлагая занять освободившееся место, чтобы игра могла
продолжаться. Это был один из тех двоих людей, которых Тарзан видел
шептавшимися у дверей курительной, -- тот, что поменьше ростом.
Это обстоятельство немного заинтересовало Тарзана, и, продолжая
раздумывать о будущем, он начал следить, глядя в зеркало, за группой у
стола, позади него. Из всех играющих, Тарзан знал по имени только одного
игрока, графа Рауля де Куд, на которого чрезмерно внимательный лакей указал
ему как на своего рода знаменитость -- человека, занимающего высокий пост во
французском военном министерстве. Граф сидел напротив только что
примкнувшего к игре пассажира.
Вдруг отражающаяся в зеркале картина сильно привлекла внимание Тарзана.
Вошел второй заговорщик и стал за креслом графа. Тарзан видел, как он,
обернувшись, украдкой оглядел комнату, но не достаточно всмотрелся в зеркало
и не заметил в нем внимательных глаз Тарзана. Украдкой он вытащил что-то из
кармана, что именно, Тарзан не мог разглядеть: рука закрывала вынутый
предмет.
Рука медленно приблизилась к графу и бесшумно опустила в карман его
сюртука то, что держала. Человек не тронулся с места, продолжая смотреть в
карты французу. Изумленный Тарзан, весь внимание, старался не пропустить ни
одной подробности.
Минут десять игра продолжалась по-прежнему, пока граф не выиграл
крупную ставку у недавно присоединившегося партнера; тогда -- Тарзан это
ясно видел -- человек, стоявший позади графа, кивнул своему сообщнику. Тот
тотчас встал, указывая пальцем на графа.
-- Если бы я знал, что этот господин -- профессиональный шулер, я не
дал бы вовлечь себя в игру, -- заявил он. В один миг граф и два других
игрока были на ногах. У графа лицо побледнело.
-- Что это значит, сэр? -- крикнул он. -- Знаете ли вы, с кем говорите?
-- Я знаю, что я говорю -- ив последний раз -- с человеком, плутующим в
карты.
Граф перегнулся через стол и ладонью ударил говорящего по губам. Их
окружили.
-- Тут недоразумение, сэр, -- кричал один из игроков. -- Ведь это же
граф де Куд, из Франции.
-- Если я ошибся, -- заявил обвинитель, -- я охотно принесу извинения.
Но пусть сначала господин граф объяснит -- что это за карты он опустил к
себе в карман.
Тут человек, который на глазах Тарзана положил карты в карман графа,
попытался выскользнуть из комнаты, но, к великому своему неудовольствию,
увидел, что в дверях стоит высокий сероглазый незнакомец.
-- Pardon? -- сказал этот человек, стараясь обойти Тарзана.
-- Подождите, -- отвечал Тарзан.
-- Но почему? -- задорно воскликнул тот. -- Разрешите мне пройти!
-- Погодите! -- повторил Тарзан. -- Мне думается, что вы можете кое-что
разъяснить.
Молодец потерял терпение и, пробормотав сквозь зубы проклятие,
попробовал оттолкнуть Тарзана. Человек-обезьяна только улыбнулся и, повернув
верзилу, схватил его за шиворот и потащил к столу, не обращая внимания на
его проклятия, удары и старания вырваться. В первый раз Николай Роков имел
дело с мускулами, благодаря которым их обладатель вышел победителем из
стычек с Нумой-львом и с Теркозом -- гигантской обезьяной-самцом.
Человек, бросивший де Куду обвинение, и два другие игрока вопросительно
глядели на графа. Другие пассажиры столпились вокруг, ожидая разъяснения.
-- Этот человек сошел с ума, -- говорил граф. -- Джентльмены, прошу
вас, обыщите меня.
-- Обвинение смехотворно, -- сказал один из игроков.
-- Стоит вам только засунуть руку в карман сюртука графа, и вы
убедитесь, что обвинение правильное, -- настаивал негодяй и, так как
остальные не решались, он сделал шаг по направлению к графу, -- ну что же, я
сам это проделаю, раз вы не хотите.
-- Нет, -- возразил де Куд. -- Обыскать себя я позволю только
джентльмену.
-- Бесполезно обыскивать графа. Карты у него в кармане. Я сам видел,
как они были положены туда.
Все обернулись с удивлением в сторону говорящего -- молодого человека
крупного телосложения, держащего за шиворот выбивающегося пленника.
-- Тут заговор, -- сердито крикнул де Куд. -- У меня нет никаких карт,
-- и с этими словами он опустил руку в карман. Мертвая тишина воцарилась на
мгновенье. Граф мертвенно побледнел и медленно вынул руку, в которой были
три карты.
Он обвел всех взглядом, полным немого ужаса, и мало-помалу краска обиды
залила ему лицо. Сострадание и презрение читалось в чертах людей,
присутствующих при обесчещении мужчины.
-- Это заговор, мсье, -- говорил сероглазый незнакомец. -- Джентльмены,
-- продолжал он, -- господин граф не знал, что у него в кармане есть карты.
Они были положены туда без его ведома, во время игры. С того места, где я
сидел, вон в том кресле, я в зеркало видел все происходящее. Вот этот
господин, которому я сейчас помешал скрыться, положил карты в карман графа.
Де Куд перевел глаза с Тарзана на человека, которого тот держал.
-- Бог мой! Николай! -- воскликнул он. -- Вы? Потом, обернувшись к
своему обвинителю, он пристально всмотрелся в него.
-- А вас, сударь, я не узнал без бороды. Это сильно меняет вас, Павлов.
Теперь мне все понятно. Все ясно, господа.
-- Что же нам делать с ними, мсье? -- спросил Тарзан. -- Не передать ли
их капитану?
-- Нет, друг мой, -- заторопился граф. -- Это дело личное, и я прошу
вас ничего не предпринимать. Достаточно того, что я очищен от подозрения.
Чем меньше мы будем иметь дело с этими типами, тем лучше. Но как мне
благодарить вас за вашу огромную услугу? Позвольте мне передать вам мою
карточку, и если когда-нибудь я смогу быть вам полезен, помните, что я в
вашем распоряжении.
Тарзан отпустил Рокова, быстро вышедшего из курительной вместе со своим
сообщником. В дверях Роков обернулся к Тарзану: -- Мсье будет не раз иметь
случай пожалеть, что впутался в чужое дело.
Тарзан улыбнулся и, поклонившись графу, протянул ему свою карточку.
Граф прочел:
Г. Жан К. Тарзан.
-- Г. Тарзан, -- сказал он, -- вы в самом деле должны пожалеть, что
помогли мне, потому что вы навлекли на себя ненависть двух самых отъявленных
негодяев Европы, могу вас уверить. Избегайте их, мсье, как только возможно.
-- Дорогой граф, -- отвечал Тарзан со спокойной улыбкой, -- я знавал
более страшных и внушающих ужас врагов, но и сейчас я жив и невредим. Я
думаю, что этим двум никогда не удастся причинить мне зло.
-- Будем надеяться, мсье. Но не повредит, если вы будете настороже и
будете помнить хотя бы, что с сегодняшнего дня у вас есть враг, который
ничего не забывает, никогда не прощает, и что в его отравленном злобой мозгу
вечно зарождаются планы новых жестокостей против тех, кто в чем-нибудь
помешал ему или чем-нибудь оскорбил. Дьявол -- милый проказник по сравнению
с Николаем Роковым.
В этот вечер, войдя к себе в комнату, Тарзан нашел на полу записку,
подсунутую, очевидно, под дверь.
Развернув ее, он прочел:
"Г. Тарзан, несомненно, вы не отдавали себе отчета в том, какое
серьезное оскорбление вы нанесли, иначе вы не сделали бы того, что сделали
сегодня. Я готов верить, что вы поступили так по неведению и без намерения
оскорбить незнакомого вам человека. В виду этого я охотно позволю вам
принести извинения, и если вы дадите мне обещание, что не будете больше
вмешиваться в дела, вас не касающиеся, буду считать дело ликвидированным.
Иначе... впрочем, я уверен, -- вы поймете, что наиболее разумно выбрать
путь, который я предлагаю.
С полным уважением Николай Роков".
Злая усмешка заиграла на минуту на губах у Тарзана, но он сейчас же
перестал думать о происшедшем и лег спать.
В одной из соседних кают графиня де Куд говорила со своим мужем.
-- Почему вы так мрачны, дорогой Рауль? -- спрашивала она, -- весь
вечер вы были очень удручены. Что вас беспокоит?
-- Ольга, Николай здесь, на пароходе. Вы этого не знали?
-- Николай! -- воскликнула она. -- Но это невозможно, Рауль, не может
быть. Он сидит в тюрьме в Германии.
-- Я и сам так думал до сегодняшнего дня, пока не увидел его и того
другого негодяя -- Павлова. Ольга, я не могу дольше выносить его
преследований. Не могу, даже ради вас. Рано или поздно я передам его
властям. Я даже на половину решился уже рассказать обо всем капитану до
того, как мы подойдем к берегу. На французском пароходе мне ничего не стоило
бы, Ольга, выполнить эту роль Немезиды.
-- Ах, нет, Рауль! -- с этим восклицанием графиня опустилась на колени
перед мужем, сидевшим на диване с опущенной головой. -- Не делай этого.
Вспомни, ты обещал мне. Скажи, что ты этого не сделаешь. Не пугай меня,
Рауль.
Де Куд взял обеими руками руки жены и некоторое время молча смотрел в
ее побледневшее расстроенное лицо, словно стараясь прочесть на нем, почему
она, в сущности, защищает этого человека.
-- Пусть будет так, как ты хочешь, Ольга, -- наконец сказал он. -- Я не
понимаю. Он потерял всякое право на твою верность, любовь, уважение. Он
постоянно угрожает твоей жизни и чести, жизни и чести твоего мужа. Будем
надеяться, что ты никогда не пожалеешь о том, что защищаешь его.
-- Мне кажется, Рауль, -- резко перебила она его, -- что я ненавижу его
не меньше, чем ты, но... кровь гуще воды...
-- Я не прочь был бы сегодня исследовать состав его крови, -- проворчал
де Куд свирепо. -- Они определенно старались запятнать мою честь, Ольга, --
и он рассказал ей все, что произошло в курительной комнате.
-- Если бы не этот незнакомец, их замысел имел бы успех. Кто поверил бы
мне на слово, раз карты, оказавшиеся при мне, говорили против меня? Я уж и
сам готов был усомниться в себе, когда этот г. Тарзан притащил к столу
вашего драгоценного Николая и разъяснил всю их трусливую махинацию.
-- Г. Тарзан? -- переспросила явно удивленная графиня.
-- Да. Вы знаете его, Ольга?
-- Я видела его. Лакей как-то показал его мне.
-- Я не знал, что он так известен.
Ольга де Куд перевела разговор на другие темы. Она вдруг поняла, что не
так просто объяснить, почему лакей показал ей г. Тарзана. Возможно, что она
чуть-чуть покраснела: граф, ее муж, смотрел на нее со странно ироническим
выражением. -- Ах, -- подумала она, -- нечистая совесть всюду находит пищу
для подозрений.
II
ЗАВЯЗЫВАЮТСЯ УЗЫ НЕНАВИСТИ И..?
Только поздно вечером на другой день Тарзан встретил тех двух
пассажиров, в дела которых он вмешался, движимый негодованием. Совершенно
неожиданно он опять наткнулся на них в тот момент, когда те меньше всего
этого желали.
Они стояли на палубе в уединенном месте и в то время, как Тарзан с ними
поравнялся, горячо спорили с какой-то женщиной. Тарзан обратил внимание, что
она богато одета и молода, судя по стройной, хорошо сложенной фигуре; но
лицо у нее было закрыто густой вуалью, скрывающей черты лица. Все они стояли
спиной к Тарзану, -- мужчины по обе стороны женщины, -- и он незаметно мог
подойти к ним совсем близко. Он понял, что Роков угрожает, женщина молит; но
говорили они на незнакомом ему языке, и только по внешнему виду молодой
женщины было ясно, что она испугана.
В манере Рокова была такая определенная угроза физического насилия, что
человек-обезьяна на мгновение приостановился и, подойдя к ним вплотную,
инстинктивно почуял атмосферу опасности. Он еще колебался, когда мужчина
грубо схватил женщину выше кисти и стал крутить ей руку, как будто
рассчитывая таким способом вырвать у нее обещание. Что случилось бы, если бы
Рокову не помешали -- об этом можно строить различные предположения. Но тут
стальные пальцы схватили его за плечо, и сильная рука бесцеремонно заставила
его обернуться и встретить холодные серые глаза незнакомца, который уже один
раз встал на его пути.
-- Sapristi! -- прошипел разъяренный Роков. -- Что это значит? С ума вы
сошли, что ли, что снова оскорбляете Николая Рокова?
-- Вот мой ответ на вашу записку, мсье, -- спокойно ответил Тарзан,
отбросив от себя негодяя с такой силой, что тот ударился о перила...
-- Тысяча чертей! -- завопил Роков. -- Скотина, ты мне жизнью заплатишь
за это! -- И, вскочив на ноги, он бросился на Тарзана, стараясь на ходу
вытащить револьвер из кармана. Женщина в ужасе отпрянула.
-- Николай! -- крикнула она. -- Не делай, о! не делай этого! Скорее,
мсье, бегите, или он убьет вас.
Но вместо того, чтобы обратиться в бегство, Тарзан спокойно пошел
навстречу нападающему.
-- Не стройте из себя посмешища, мсье, -- сказал он. Роков вне себя от
ярости из-за того унизительного положения, в которое поставил его
незнакомец, в конце концов вытащил револьвер. Остановившись, он хладнокровно
поднял его на уровень груди Тарзана и потянул собачку. Курок щелкнул по
пустой камере, рука человека-обезьяны быстро выбросилась вперед, как голова
рассерженного пифона: легкое усилие -- и револьвер полетел далеко за борт и
упал в Атлантический океан.
Мгновение они стояли оба лицом к лицу. Наконец, Роков овладел собой. Он
заговорил первый:
-- Вам уже дважды было угодно, мсье, впутаться в дела, которые вас не
касаются. Дважды вы позволили себе унизить Николая Рокова. На первый раз я
решил оставить дело без внимания, полагая, что мсье действовал по неведению,
но на этот раз я не забуду. Если мсье неизвестно, что за человек Николай
Роков, то я могу его уверить: из-за этой последней своей дерзкой выходки у
него будут основательные причины узнать и запомнить это раз и навсегда.
-- Вы трус и негодяй, мсье, -- отвечал Тарзан, -- и больше мне нечего
знать о вас, -- и он обернулся к женщине, чтобы спросить, не повредил ли ей
Роков, но она исчезла. Тогда, не удостоив больше ни единым взглядом Рокова и
его товарища, Тарзан продолжал свою прогулку по палубе.
Тарзан не мог не спрашивать себя с удивлением, что за заговор тут
устраивается. Что замышляют эти люди? В общем облике женщины под вуалью,
которой он только что помог, было что-то знакомое, но, не видев ее лица, он
не мог решить, встречался ли с ней раньше. Единственное, что он заметил, --
это кольцо своеобразной работы на одном из пальцев той руки, которую схватил
Роков; и Тарзан решил обратить внимание на руки всех пассажирок, с которыми
ему придется столкнуться, чтобы установить, кого преследует Роков, и
справиться, не было ли у нее от него новых неприятностей.
Тарзан вернулся к своему креслу на палубе и погрузился в размышления и
воспоминания о тех уже многочисленных образчиках людской жестокости,
людского себялюбия, злобы, свидетелем которых ему пришлось быть с того дня,
когда четыре года тому назад, в джунглях, его взор впервые упал на другое
человеческое существо -- на черного Кулонгу, копье которого положило конец
жизни Калы, огромной обезьяны-самки, и тем самым лишило юного Тарзана
единственной матери, которую он знал.
Он вспомнил, как краснокожие убили Кинга, как мятежники "Стрелы"
бросили на произвол судьбы профессора Портера и его спутников, как жестоко
расправлялись со своими пленниками черные вожди и женщины племени Мбонга;
как много мелочной зависти проявляли военные и гражданские чиновники колоний
Западного Берега, в лице которых он впервые столкнулся с представителями
цивилизованного мира.
-- Боже! -- говорил он себе. -- Они все одинаковы. Плутуют, убивают,
лгут, обманывают, и все это из-за того, от чего отказались бы звери
джунглей: из-за денег, которые могут доставить им утонченные наслаждения
немощных. Жалкие привычки делают их рабами их несчастной участи, а они
твердо убеждены в том, что они цари творения, наслаждающиеся единственно
ценным в жизни. В джунглях вряд ли один уступил бы спокойно другому свою
подругу. Жалкий мир, неразумный мир, и Тарзан от обезьян был безумцем, когда
решился променять на него свободу и счастье джунглей.
Вдруг, во время этих размышлений, его охватило ощущение, что сзади на
него устремлены чьи-то глаза; старый инстинкт дикого зверя выбился из-под
оболочки цивилизации, и Тарзан обернулся так быстро, что молодая женщина,
украдкой разглядывающая его, не успела даже отвести взгляда, и серые глаза
человека-обезьяны с выражением вопроса встретились прямо с ее глазами. Затем
она опустила глаза, и Тарзан увидел, как слабая краска залила отвернувшееся
личико.
Он незаметно усмехнулся: вот к чему привело его некультурное и
негалантное поведение, ведь он не опустил глаз, когда встретился взглядом с
молодой женщиной. Она была очень молода, что заставляло Тарзана ломать себе
голову: где он видел ее раньше? Он принял прежнее положение и скоро заметил,
что она поднялась и ушла с палубы. Когда она проходила мимо, Тарзан
обернулся, рассчитывая, что ему удастся по какому-нибудь признаку
установить, кто она.
Он не разочаровался. Проходя, она подняла руку к черной волнистой массе
волос, спускающихся узлом на затылок, -- присущий женщинам жест, когда они
чувствуют, что сзади их провожает одобряющий взгляд, -- и Тарзан увидел на
одном из пальцев этой руки кольцо своеобразной работы, которое он незадолго
до того видел на руке женщины под вуалью.
Так вот кого преследует Роков! Эту молодую красивую женщину! Тарзан
лениво раздумывал, кто бы она могла быть и какие отношения могли связывать
такую милую женщину с этим угрюмым бородатым русским.
После обеда в тот же вечер Тарзан прошел на нос судна и оставался там,
пока совсем не стемнело, беседуя с младшим офицером; когда последний был
отозван к своим обязанностям в другое место, Тарзан лениво облокотился о
перила, любуясь переливами луны на волнах. Он стоял в тени боканца, и идущие
по палубе двое мужчин не заметали его. Тарзан, однако, успел уловить из их
разговора достаточно, чтобы это заставило его бесшумно последовать за ними,
чтобы выяснить, какая новая дьявольская штука у них на уме. Он узнал голос
Рокова и узнал в его спутнике Павлова.
Тарзан расслышал всего несколько слов: "И если она закричит, ты можешь
душить ее, пока...". Но этого было достаточно, чтобы в нем загорелось
желание приключения, и он не упускал из виду двух мужчин, которые теперь
быстрыми шагами шли по палубе. Он дошел с ними до дверей курительной
комнаты, где они задержались на минуту, словно желая убедиться в присутствии
какого-то лица.
Затем они прямо направились к каютам первого класса на верхней палубе.
Тут Тарзану труднее было остаться незамеченным, но это ему все-таки удалось.
Когда они остановились у одной из полированных дверей, он проскользнул в
боковой проход, на расстоянии десяти -- двенадцати футов.
В ответ на стук в дверь, из каюты раздался женский голос, спросивший
по-французски: "Кто там?".
-- Ольга, это я, Николай, -- был ответ уже знакомым горловым звуком
Рокова.
-- Почему ты не оставишь меня в покое, Николай? Когда ты перестанешь
меня мучить? -- послышался голос женщины сквозь тонкую перегородку. -- Ведь
я тебе ничего дурного не сделала.
-- Ну, Ольга, Ольга, -- убеждал тот миролюбивым тоном, -- мне надо
только сказать тебе пару слов. Я тебе ничего не сделаю, даже не войду в
каюту. Но не могу же я кричать через дверь.
Тарзан услышал звук поворачиваемого ключа. Он выдвинулся вперед
настолько, чтобы разглядеть, что произойдет, когда откроется дверь, потому
что в ушах его еще звучали злополучные слова: "И если она закричит, ты
можешь душить ее".
Роков стоял прямо перед дверью. Павлов прижался вплотную к стене
коридора рядом. Дверь открылась. Роков остановился на пороге, прислонившись
спиной к дверям, и шепотом говорил с женщиной, которая Тарзану не была
видна. Потом Тарзан услышал голос женщины, пониженный, но достаточно
громкий, чтобы можно было разобрать слова:
-- Нет, Николай, -- говорила она, -- это бесполезно. Грози, чем хочешь,
я никогда не соглашусь. Выйди из комнаты. Ты не имеешь права входить сюда.
Ты обещал, что не войдешь.
-- Прекрасно, Ольга, я не войду, но раньше, чем я покончу с тобой, ты
тысячу раз пожалеешь, что не исполнила моей просьбы. В конце концов я все
равно добьюсь своего, так лучше было бы, если бы ты сберегла мне время и
хлопоты, себя избавила от бесчестья, а твоего...
-- Николай, Николай! -- перебила женщина, и Тарзан видел, как Роков,
посторонившись, кивнул Павлову, а тот одним прыжком бросился к дверям каюты
мимо Рокова, предупредительно распахнувшего ему дверь. Роков быстро
попятился назад. Дверь захлопнулась. Тарзан услышал звук поворачиваемого
внутри ключа. Роков продолжал стоять у дверей, наклонив голову, словно
стараясь не пропустить ни одного слова. Скверная усмешка скривила его губы
под бородой.
Тарзан слышал, как женщина требовала, чтобы Павлов вышел из каюты.
-- Я вызову мужа, -- кричала она. -- Он вас не пощадит. Из-за дверей
донесся насмешливый хохот Павлова.
-- Комиссар судна приведет вашего супруга, сударыня, -- заявил он. --
Этот офицер уже предупрежден, что вы в отсутствие мужа принимаете какого-то
мужчину в своей каюте при запертых дверях.
-- Муж поймет, в чем дело!
-- Весьма возможно, но комиссар зато не поймет, а равно и газетные
репортеры, которые таинственным образом будут обо всем осведомлены, как
только мы высадимся на берег. Они найдут, что это презанимательная история,
и то же подумают ваши друзья, когда прочтут об этом за завтраком -- дайте
высчитать... сегодня вторник... -- да, за завтраком в пятницу утром. Интерес
ничуть не уменьшится от того, что они узнают, что человек, которого женщина
принимала у себя в каюте, -- русский слуга, лакей ее брата, выражаясь точно.
-- Алексей Павлов, -- раздался голос женщины, холодный и бесстрашный,
-- вы трус, стоит мне прошептать вам на ухо одно имя, и вы откажетесь и от
требований, и от угроз и тотчас оставите мою каюту с тем, чтобы и впредь,
надеюсь, больше не попадаться мне на глаза.
После этого на мгновение все затихло; женщина, должно быть, наклонилась
к негодяю и шептала ему на ухо то, на что сейчас намекала. Минута молчания,
потом изумленное проклятие мужчины, шум борьбы, вопль женщины -- и снова
молчание.
Крик не успел еще отзвучать, как человек-обезьяна выскочил из своего
укромного местечка. Роков бросился бежать, но Тарзан схватил его за ворот и
потянул назад. Ни один из них не произнес ни слова, оба чувствовали
инстинктивно, что там, за дверью, происходит убийство. Тарзану было ясно,
что Роков не думал идти так далеко: его цели были гораздо глубже, -- глубже
и, может быть, страшнее, чем грубое, хладнокровное убийство.
Не колеблясь и не окликая, человек-обезьяна оперся огромным плечом о
тонкую панель и под дождем разлетевшихся щепок вбежал в каюту, таща за собой
Рокова. Перед ним на кровати лежала женщина, а Павлов сжимал пальцами нежную
шею, в то время как жертва то била его по лицу, то тщетно старалась оторвать
от своей шеи свирепые пальцы, несшие ей смерть.
Шум заставил Павлова вскочить на ноги. При виде Тарзана глаза у него
загорелись ненавистью и угрозой. Женщина, шатаясь, приподнялась на койке.
Одной рукой она держалась за горло, дыхание с трудом вырывалось из груди.
Хотя она была растрепана и смертельно бледна, Тарзан узнал в ней молодую
женщину, которую он видел утром на палубе.
-- Что все это значит? -- сказал Тарзан, повернувшись к Рокову, в
котором он инстинктом чувствовал зачинщика. Тот молчал, нахмуренный.
-- Нажмите кнопку, пожалуйста, -- продолжал человек-обезьяна, -- нам
надо вызвать сюда одного из офицеров -- дело зашло слишком далеко.
-- Нет, нет, -- вскричала женщина, разом вскочив на ноги. -- Прошу вас
не делать этого. Я уверена, что мне, в сущности, не хотели причинить вреда.
Я рассердила этого господина, и он потерял самообладание, -- вот и все. Мне
не хотелось бы, чтобы делу был дан ход, прошу вас, мсье, -- и голос ее
звучал так умоляюще, что Тарзан не решился настаивать, хотя здравый смысл
подсказывал ему, что во всем этом кроется нечто, о чем должны были быть
осведомлены надлежащие власти.
-- Вы, значит, хотите, чтобы я ничего не предпринимал? -- спросил он.
-- Ничего, прошу вас, -- отвечала она.
-- Вы согласны и в дальнейшем подвергаться преследованиям этих двух
негодяев?
Она не находила ответа и выглядела очень несчастной и расстроенной.
Тарзан видел, как лукавая, торжествующая усмешка скривила губы Рокова.
Женщина, очевидно, боялась, не решилась откровенно высказаться в присутствии
этих двух негодяев.
-- В таком случае, -- сказал Тарзан, -- я буду действовать на
собственный страх и риск. Вас, -- продолжал он, обернувшись к Рокову, -- и
вашего сообщника, я предупреждаю, что отныне и до конца переезда я не выпущу
вас из виду и если случайно узнаю, что один из вас, хотя бы косвенно,
причиняет неприятности этой молодой особе, я тотчас непосредственно призову
вас к ответу, и не думаю, чтобы вы остались довольны.
-- Теперь вон отсюда, -- и, схватив Рокова и Павлова за шеи пониже
затылка, он выбросил их с силой за дверь, ударив при этом каждого ногой,
чтобы они подальше откатились в проходе. Затем он обернулся к женщине. Она
смотрела на него, широко раскрыв глаза от удивления.
-- А вы, сударыня, сделаете мне огромное одолжение, если дадите мне
знать, как только кто-нибудь из этих прохвостов станет снова беспокоить вас.
-- Ах, мсье, -- отвечала она, -- я надеюсь, что вам не придется
пожалеть о вашем добром деле. Вы приобрели злого и изобретательного врага,
который не остановится ни перед чем, пока не удовлетворит свое чувство
мести. Вы должны быть, право, очень осторожны, мсье...
-- Простите, сударыня, меня зовут Тарзан...
-- Мсье Тарзан. А из того, что я не хотела вызвать офицера, не делайте
заключения, будто я недостаточно благодарна вам за смелую и рыцарскую
защиту. Спокойной ночи, мсье Тарзан, я никогда не забуду, чем обязана вам,
-- и с очаровательной, подкупающей улыбкой, обнаружившей два ряда чудесных
зубок, молодая женщина поклонилась Тарзану. Он пожелал ей спокойной ночи и
вышел на палубу.
Он был очень удивлен, что здесь на пароходе уже двое -- граф де Куд и
эта девушка -- терпели низости Рокова и его товарища и не соглашались
передать их в руки правосудия. Прежде чем лечь спать, он мыслями часто
возвращался к красивой молодой женщине; жизнь ее, очевидно, опутана какой-то
сетью, соприкоснуться с которой судьба заставила и его. Он вспомнил, что
даже не знает, как ее зовут. Что она замужем, ясно по узкому золотому кольцу
на среднем пальце левой руки. Он невольно спрашивал себя: кто этот
счастливец?
Тарзан не видел больше ни одного из участников маленькой драмы, которую
мельком наблюдал, до последнего вечера переезда. Уже стемнело, когда он
неожиданно оказался лицом к лицу с молодой женщиной. Они оба вынесли свои
кресла с разных направлений к одному и тому же месту. Она встретила его
милой улыбкой и почти сразу заговорила о том, чему он был свидетелем в ее
каюте два дня тому назад.
Казалось, что ее смущает, как бы знакомство с такими людьми, как Роков
и Павлов, не очернило ее в его глазах.
-- Я надеюсь, что мсье не судил обо мне, -- начала она, -- по той
несчастной случайности, во вторник вечером. Я много перемучилась из-за
этого: я в первый раз после того решилась выйти из каюты. Мне было стыдно,
-- просто закончила она.
-- Никогда не судят о газели по тем львам, которые нападают на нее, --
возразил Тарзан. -- Я видел раньше тех двоих за работой, в курительной
комнате, накануне того дня, когда они напали на вас, насколько помнится; и,
ознакомившись с их методами, я пришел к убеждению, что сама их вражда служит
лучшей рекомендацией тому, кого они преследуют. Люди, им подобные,
прилепляются только к злому и низкому и ненавидят все прекрасное и
благородное.
-- Вы очень добры, давая этому такое объяснение, -- ответила она,
улыбаясь. -- Я уже слышала о том, что произошло за картами. Муж все
рассказал мне. Он говорил о необычайной силе и смелости г. Тарзана, перед
которым он вечно будет чувствовать себя в долгу.
-- Ваш муж? -- переспросил Тарзан.
-- Да. Я -- графиня де Куд.
-- Я вдвойне вознагражден, сударыня, раз я оказал услугу супруге графа
де Куд.
-- Увы, мсье, я уже настолько обязана вам, что вряд ли когда-нибудь
рассчитаюсь, -- не увеличивайте же тяжести моих обязательств, -- и она
одарила Тарзана такой прелестной улыбкой, что он почувствовал: мужчина может
решиться на гораздо больший подвиг только для того, чтобы заслужить такую
улыбку.
В тот день он больше не видел ее и в суете приезда, на следующее утро,
упустил ее из виду. Но в выражении ее глаз, когда они расставались накануне,
было что-то преследовавшее его. В них была печальная задумчивость, когда они
говорили о том, как легко и странно завязываются дружеские отношения во
время океанских путешествий, и как одинаково легко эти отношения обрываются
раз навсегда.
Тарзан думал, увидит ли он ее еще когда-нибудь...
III
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ НА УЛИЦЕ МОЛЬ
Приехав в Париж, Тарзан направился прямо к своему старому другу д'Арно
и получил от морского офицера основательную взбучку за то, что отказался от
титула и поместий, которые по праву принадлежали ему -- сыну Джона Клейтона,
покойного лорда Грейстока.
-- Надо быть сумасшедшим, друг мой, -- говорил д'Арно, -- чтобы так
легко отказаться не только от богатства и положения, но и от возможности
неоспоримо доказать, что в жилах ваших течет кровь двух наиболее благородных
английских семей, а не кровь дикой обезьяны-самки. Просто невероятно, как
они могли поверить вам, в особенности мисс Портер.
Ведь я-то никогда не сомневался в вашем происхождении, даже тогда,
когда в дебрях ваших африканских джунглей вы, подобно хищному зверю,
сильными челюстями разрывали сырое мясо своей добычи и вытирали сальные руки
о свои бедра. Даже тогда, хотя я не имел ни малейших доказательств, я знал,
что вы ошибаетесь, считая себя сыном Калы.
А теперь, имея в руках дневник вашего отца, описывающий ужасную жизнь,
которую он и ваша мать вели на диком африканском берегу; имея запись о вашем
рождении и самое убедительное и важное доказательство -- отпечаток ваших
детских пальчиков на странице дневника, вы соглашаетесь оставаться бродягой
без денег, без имени -- это уму непостижимо.
-- Мне не нужно лучшего имени, чем Тарзан, -- возразил
человек-обезьяна, -- а что касается того, чтобы оставаться бродягой без
гроша денег, то это вовсе не входит в мои планы. В самом деле, ближайшая и,
я надеюсь, последняя дружеская услуга, о которой я хочу просить вас -- это
найти мне занятие.
-- Вот еще! -- проворчал д'Арно. -- Вы отлично знаете, что я не подумаю
искать вам место. Разве я не говорил вам тысячу раз, что у меня хватит на
двадцать человек? И что половина всего, что принадлежит мне, -- ваше? И
отдай я вам все целиком, оно и на одну десятую не вознаградило бы вас,
Тарзан, за вашу дружбу и за то, что вы сделали для меня в Африке! Я не
забыл, друг мой, что если бы не вы и ваша изумительная смелость, я погиб бы
на костре в деревне людоедов Мбонга. Не забываю я также, что только
благодаря вашему самоотверженному уходу, я вылечился от тех ужасных ран,
которые они мне нанесли, -- только позже я понял, что значило для вас
оставаться в то время со мной в амфитеатре обезьян, тогда как сердце рвалось
на берег.
Когда мы, наконец, добрались туда и увидели, что мисс Портер и ее
спутники уехали, я начал понимать, чем поступились вы ради совершенно
незнакомого человека. Я и не думаю деньгами вознаграждать вас, Тарзан.
Случайно, сейчас могут понадобиться деньги. Если бы вам понадобилась
какая-нибудь жертва с моей стороны, было бы то же самое. Я всегда буду вам
другом, потому что вкусы у нас одинаковые, и потому что я восхищаюсь вами.
Это все вне моей власти, но деньги я могу вам дать и даю.
-- Хорошо, -- засмеялся Тарзан, -- не будем ссориться из-за денег. Мне
нужно жить и, следовательно, нужны деньги. Но я рад был бы что-нибудь
делать. Вы не можете дать лучшего доказательства своей дружбы, чем найти мне
занятие. В бездействии я очень скоро пропаду. А что касается моих родовых
прав, -- они в хороших руках. Клейтон их не отнял у меня. Он уверен, что
будет лучшим английским лордом, чем человек, родившийся и выросший в
африканских джунглях. Вы знаете, что я и сейчас только наполовину культурный
человек. Если бы, хотя бы на минуту, я пришел в ярость, -- инстинкт дикого
зверя, которым я, в сущности, остался, сметет весь мой небольшой запас
мягких и утонченных приемов культуры. Но мало того, -- предъяви я свои
права, я бы лишил любимую женщину состояния и положения, которое ей теперь
обеспечит замужество с Клейтоном. Этого я сделать не мог, -- не правда ли,
Поль?
-- Не говоря уже о том, -- продолжал он, не ожидая ответа, -- что
вопрос о происхождении не имеет для меня серьезного значения. Условия, в
которых я рос и воспитывался, привили мне сознание, что в человеке, как и в
животном, ценно только то, в чем сказывается его духовная и физическая
доблесть. И я так же охотно признаю своей матерью Калу, как и бедную,
несчастную маленькую англичанку, которая умерла через год после того, как
произвела меня на свет. Кала, дикая и жестокая, была по-своему всегда добра
ко мне. Я, верно, кормился у ее волосатой груди с того дня, как умерла моя
мать. Она со всей яростью подлинной материнской любви сражалась за меня с
дикими обитателями леса и с членами ее собственного племени. И я, со своей
стороны, я тоже любил ее, Поль. И сам не понимал -- насколько сильно любил,
пока безжалостное копье и отравленные стрелы черного Кулонги не отняли ее у
меня. Я был еще ребе