ающего ее ужаса. Спустя несколько минут истерика, внезапно охватившая ее, стала спадать, дрожь исчезла. Он вновь предложил ей бренди, уговаривая поскорее выпить. Стедмен выпил вместе с ней, поскольку тоже считал себя пострадавшим в этом смертельном эксперименте, вспоминая самый худший момент для себя, когда его пиджак зацепился за гусеницу танка. Он вспомнил ее руки, ухватившие его, и выражение лица, когда она изо всех сил старалась оторвать его от тяжелой машины. Бренди согрел их, притупив переживания после перенесенного шока. Теперь к ним вернулась способность к восприятию обычных вещей, поэтому когда их взгляды встретились в очередной раз, вспышка взаимного влечения, посетившая их еще в машине, вновь вернулась, и вспыхнула с новой силой. Стедмен не удивился, когда она сославшись на усталость, выразила желание прилечь. Так или иначе, но они уже оба знали, что главной причиной здесь было не просто занятие любовью, а более глубокая потребность взаимной близости. Для Стедмена это было чувство, которое он не ощущал уже давно, с тех пор, когда еще была жива Лилла. Странно, но сейчас воспоминания о ней не вызвали в нем чувства вины, которое он ощущал раньше, встречаясь со многими другими женщинами, даже с Мегги. Но сейчас, когда его чувства поднимали самые глубокие пласты воспоминаний, в его душе даже не было намека на это. Кто была она, эта Холли Майлс? И почему их влечение друг к другу было таким сильным? Он проводил ее наверх, где находилась ванна и спальня, и помог раздеться. Она приняла душ и нырнула в постель, разбрасывая по подушке капли воды с мокрых волос, которые теперь слегка изменили свой цвет и стали темнее. Она полулежала, опираясь на локоть, и наблюдала как он раздевался. Он был сложен достаточно хорошо, чтобы вызвать интерес у женщин, и знал об этом, и поэтому ее взгляд нисколько его не смущал. Он заметил, что она разглядывала его старые шрамы на спине, но не сделала на этот счет никаких замечаний. Он отправился в ванну, а когда вернулся, то увидел на ее лице признаки покоя и умиротворения, которые он с удовольствием готов был разделить. По мере того как напряжение спадало, внутри нее возникали ощущения возвращающейся жизни, и в первую очередь это были минутные приступы возвращающейся душевной боли. Она открыла глаза. - Почему, все-таки, они пытались убить нас, Гарри? - спросила она, немного отклоняясь, чтобы он мог видеть ее лицо. - Почему эти люди, находившиеся в танке, хотели сделать это? - Я не знаю, Холли, - солгал он. - Возможно, что у всех, кто связан с этим бизнесом, есть враги. У тебя они могут быть тоже. А может быть, кто-то пытался добраться и до меня. Мы же не знаем, кто на самом деле был в этом танке. - Похищать танк только для того, чтобы убить тебя? Стедмен пожал плечами. - Как я уже сказал, у тебя тоже могут быть враги. - Кто бы это ни был, я знаю о нем только одно: что он пытался убить меня. Стедмен настороженно взглянул на нее. - Убить тебя? Да почему ты считаешь, что кто-то хочет этого? - Я не знаю. Но только там я все время чувствовала опасность. А разве ты сам не чувствовал ее? - Возможно. Там словно бы были призраки зла, превратившиеся в реальность, как будто сам этот танк был живым существом, готовым к убийству. И в том, что она тоже почувствовала это, было нечто сверхъестественное. По ее телу пробежала дрожь, и он сильнее прижал ее к себе. - Выбрось это из головы, по крайней мере сейчас, - сказал он, пытаясь хоть как-то успокоить ее. - Они найдут останки тех, кто управлял этим стальным чудовищем, и когда их идентифицируют, мы, может быть, узнаем, кто пытался убить нас. Она прижалась к нему, стараясь отогнать одолевавшие ее мысли. - Но мне кажется, что есть еще очень многое, о чем ты не хочешь мне говорить. Неожиданно, у него появилось неодолимое желание рассказать ей все: про Мегги, Моссад, английскую разведку и про человека по имени Эдвард Гант. После стольких лет замкнутой самососредоточенности он чувствовал необходимость рассказать кому-то, может быть даже и не все, из того, с чем он столкнулся в этой жизни, но какой-то инстинкт удержал его от этого шага. Был ли этот инстинкт следствием его работы частным детективом, а также прежней службы в Моссад и в военной разведке? Или это была просто приобретенная за эти годы привычка не доверять никому? Он чувствовал, что очень хорошо знает девушку, находящуюся рядом с ним, но общее чувство самосохранения говорило ему, что она все еще незнакома ему. Может быть это, в конечном счете, и остановило его. - Да, - сказал он наконец, - есть еще многое, но будет гораздо лучше, если ты не будешь об этом знать. Она замолчала на какое-то время, а затем спросила: - Кто ты, Гарри? Кто ты на самом деле? Разве ты не можешь мне этого сказать? - Я уже сказал тебе, кто я. - Нет, это было бы очень просто, и это ничего не объясняет мне. Почему ты занимаешься торговлей оружием, Гарри? - Если бы не я, то все равно кто-то другой был бы на моем месте, сказал он. - Ты все время уходишь от ответа. Он погладил рукой ее щеку. - Подожди немного, Холли, - тихо сказал он. - Мы только что избежали смертельной опасности. Возможно уже завтра наши ощущения могут быть другими. Поэтому наберись терпения, хорошо? Она кивнула и слегка обняла его за шею. - Ты тоже почувствовал это влечение там, в машине? - неожиданно спросила она. Он улыбнулся в ответ и осторожно поцеловал ее. - Да, я почувствовал его тоже. - Тогда нам не следует терять время. Пусть все так и будет. Она поцеловала его со всей страстью, словно пытаясь освободиться от остатков ужаса, заставляющего сдерживать свои истинные чувства. Он слышал ее дыханье, когда их тела нервно вздрагивая, в очередной раз прижались друг к другу, вызывая новый прилив возбуждающего тепла. Его руки, обнимавшие ее спину, начали опускаться ниже, устремляясь к ногам, которые неожиданно для него раздвинулись сами, погружая его в теплое колышущееся пространство. Их желание нарастало почти одновременно, и это тоже в какой-то момент удивило его. Ее рука обнимала его шею, когда она целовала, а вторая осторожно, но настойчиво приглашала его внутрь, к завершению их совместного путешествия в мире чувства и страсти. Теперь ее рот был слегка приоткрыт, из-под полных губ виднелись кромки зубов, глаза чуть приоткрыты. Ее тело слегка ослабло, но мышцы продолжали равномерно сжиматься, словно прогоняя внутренние соки через узкие диафрагмы все быстрее и быстрее, пока не прорвался сплошной водопад чувств и эмоций. Они продолжали лежать, тесно прижавшись, даже после того, как прорвавшийся водопад чувств стал стихать. - Что происходит с нами? - спросила она, и ему показалось, что нервное напряжение вот-вот готово вернуться к ней. Он приложил палец к ее губам. - Сейчас еще трудно ответить на этот вопрос. Холли хотела, видимо, сказать что-то еще, но передумала и отвернулась в сторону. Однако Стедмен успел заметить ее растерянный взгляд. Он сам повернул ее назад и поцеловал. - Не думай об этом, хорошо? - Я боюсь связываться с тобой, - наконец сказала она. - Чего ты боишься, Холли? Неужели тебя смущает сам факт физической связи с мужчиной? - Ты не понимаешь... Ее слова прервал резкий и настойчивый телефонный звонок, донесшийся из холла. Она почувствовала как внезапное напряжение охватило Стедмена, и его взгляд стал сдержанным и отрешенным. - Гарри, что-то не так? Когда он взглянул на нее, то не сразу понял, где он находится. Его воображение было уже далеко отсюда, в другом времени и в другом месте. Там точно так же звонил телефон, в их брюссельской квартире, и они точно так же отдыхали после любовных наслаждений, только тогда рядом с ним была Лилла, которая не хотела, чтобы он брал трубку. Это был их последний вечер. Рассмеявшись, он шутливо прикрыл ее голову подушкой и подошел к телефону, объяснив это тем, что может быть передана срочная информация, возможно связанная с новым заданием. Подушка полетела через комнату вслед за ним и шлепнулась рядом с открытой дверью. Притворный гнев Лиллы вызвал тогда в нем только новую улыбку. Когда он поднял трубку, то увидел что Лилла встала и пошла вслед за ним, остановившись в дверях. Он отвернулся, чтобы не поддаваться на ее провокации. Незнакомый голос спросил по-французски, находится ли в данный момент у телефона месье Клеман, и он подтвердил это. Клеман было как раз то имя, которое он использовал, проживая в Брюсселе. Он мгновенно понял причину этого звонка, когда услышал в наушнике звук высокого тона, похожий на назойливый писк комара. Этот сигнал, излучаемый наушником телефонной трубки, обычно использовался для управления взрывным устройством, располагаемым поблизости от телефона. Подобную систему применяли израильские спецслужбы при охоте за одним из представителей ООП во Франции, Махмудом Хамшари. Когда он повернулся в сторону Лиллы, то понял, что уже слишком поздно что-то предпринимать. Внезапная огненная вспышка, озарившая застывший ужас на ее лице, объяснила ему, что спасенья нет. Для Лиллы. Он же каким-то чудом выжил. Специалисты по взрывам объяснили ему, что в тот момент, когда он повернулся в ее сторону, он изменил угол своего тела по отношению к находящемуся в комнате заряду, и шрапнель задела только его ноги. Они называли это чудом, но тогда он не чувствовал радости от своего спасения. Он не хотел жить, если Лилла должна была умереть. Это продолжалось три дня, три дня непрерывной агонии. Потом все кончилось. Сплошной мрак окутал его и превратил в сеятеля очистительной смерти, в символ мщения. Сейчас, при обстоятельствах чрезвычайно похожих на те, не перестававший звонить телефон звал его, напоминал ему, говорил ему, что прошлое никогда не уходит, оно всегда остается рядом. - Гарри? - Ее рука неожиданно легла на его плечо. - Что с тобой? Ты ужасно бледный. Наконец, когда его глаза обрели возможность видеть, он взглянул вниз, на озабоченное лицо Холли. - Ты собираешься отвечать? Он звонит уже давно, - сказала она. Он молча поднялся и подхватил халат, лежащий на спинке стула. Двигаясь почти автоматически, он все же понял обращенные к нему слова. - Оставайся здесь, - приказал он, и она увидела, что его движения приобрели определенную быстроту и уверенность. Он накинул халат и исчез за дверью. Стедмен спустился в холл и некоторое время оглядывался по сторонам, не обращая внимания на телефон. Все, казалось, было на своих местах, а там, где по его мнению могла быть спрятана бомба, он ничего не заметил. Он даже отодвигал кресла, проверял книжные полки и тумбочку под телевизором. Несколько успокоенный осмотром, он подошел к телефону, который как он знал, мог содержать бомбу и внутри себя. Он поднял аппарат и попытался прикинуть его вес. Он оказался вполне нормальным, и Стедмен рискнул поднять трубку и поднести ее к уху. - Стедмен, это вы? Со вздохом облегчения он узнал по голосу, что это звонит Поуп. - Ради Бога, Стедмен, отвечайте! - Да, это я, - тихо произнес детектив. На другом конце провода последовала пауза, затем вновь раздался грубоватый голос: - Что-то очень долго вы собирались отвечать. - Как вы узнали, что я дома? - Да ведь это моя работа - знать про все и про всех, - последовала короткая реплика. Но тон говорившего изменялся по мере того, как с толстяка спадало напряжение. - Я уже в общих чертах слышал, что произошло с вами, но теперь я хотел бы услышать конец этой истории. Стедмен ровно и очень спокойно рассказал ему о происшедшем, стараясь избегать эмоций и говорить так, как будто он делал обычный отчет о работе перед клиентом. Он не забыл упомянуть и о приглашении Ганта продолжить встречу. - Хорошо, - заметил Поуп. - Кстати, кто эта девушка, э... Холли Майлс? - Она свободный журналист и пишет статьи о торговле оружием для одного из воскресных журналов. - И Гант настаивает на том, чтобы она писала о нем? - Создается впечатление, что да. - Х-м, очень оригинально. Не похоже на него, чтобы он искал популярности. - Может быть он захотел наконец выйти из тени. - Стедмен повернулся, ощутив чье-то присутствие в комнате. В дверях он увидел Холли, которая накинула лишь одну его рубашку, которая придавала ей весьма соблазнительный вид. Она улыбнулась ему, и он немного расслабился. - Вы говорили, что этот танк преследовал вас? - Да, он пытался нас буквально уничтожить. - Вы уверены, что это была не просто попытка запугать вас? - Послушайте, я уже не один раз обсуждал все это с военными. Этот монстр сначала раздавил автомобиль, а потом пытался сделать то же самое и с нами, когда мы убегали от него! Он преследовал нас по меньшей мере пять минут. - Да, да, я понимаю. Очень странно. Стедмен уже начинал терять терпение. - И это все, что вы хотели мне сообщить? Мы знаем, что это странный факт, но и вы и я знаем, кроме этого... - Он оборвал фразу, вспомнив про Холли, все еще стоявшую в дверях. - Послушайте, кто все-таки был в этом танке? И кто приказал им сделать это? - Он был очень внимателен, стараясь не упомянуть в разговоре имя Ганта. На линии вновь возникла пауза. - Поуп? Вы слышите меня? - Да, да, мой дорогой друг, - заговорил толстяк после долгого молчания. - Танк был полностью разорван на куски еще во время падения на дно карьера, когда у него взорвались топливные баки и боекомплект. - Я знаю об этом. Скажите, а тела были сильно обожжены? - Я как раз и подхожу к этому, Гарри. - Поуп вновь замолчал, видимо старался подобрать слова. - Дело в том, Гарри, что там не было обнаружено даже остатков чьих-либо тел. Этот танк был абсолютно пуст. - Но это невозможно! Они либо смогли сбежать, либо были полностью уничтожены, превращены в пыль! - В голосе Стедмена зазвучала тревога, и он ощутил неприятный холодок в груди. - Никаких шансов на побег у них не было. И должны были бы оставаться хоть какие-то следы присутствия там людей, независимо от того как они потом могли быть уничтожены. Нет, Гарри, этот танк был пуст. Там не было никого, кто мог бы управлять им. Стедмен уставился на телефон, не веря услышанному. Когда он повернулся к Холли, то она увидела полную растерянность в его глазах. Глава 8 Только истинные арийцы могут рассчитывать на вечную жизнь, дарованную Граалем. Адольф Гитлер И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление. Даниил (12.2) Смит слегка подрагивал и поправлял шарф, проклиная про себя ночной холод. Что могло быть более отвратительным, чем сидеть ночью в такую погоду в церковном дворе, где со всех сторон на тебя смотрели древние могильные камни? Покосившиеся и изъеденные временем, они вызывали невольное ощущение, что их подземные обитатели все еще не успокоились. Он хотел было закурить, но передумал. Несмотря на то, что скамейка, где он сидел, была расположена в укромном месте, горящая сигарета могла быть замечена с проходящей недалеко от церкви старой дороги. Будет очень плохо, если кто-то заметит человека в таком месте и в такое время. Он не должен привлекать к себе внимание. Смит взглянул на часы. Светящийся циферблат показал ему, что до смены остается еще два часа. Еще целых два часа! И, спрашивается, зачем? Для того, чтобы наблюдать за этим вонючим домом напротив! Они не такие идиоты, чтобы устраивать подобные вещи каждую ночь. Господи, какая же это сволочь смогла приколотить женщину гвоздями к дверям? Его почему-то вдруг заинтересовало, наблюдает ли за домом кто-нибудь еще? Например, полиция? Очень странно, что они так пассивно относятся к этому случаю. И не хотят встречаться с газетчиками. Может быть для того, чтобы не вызвать подражаний? Ведь одно необычное убийство может вызвать серию подобных убийств. А к какому типу людей следует отнести самого Стедмена? Он слышал, что детектив сначала отказался помогать им, но после убийства его партнерши изменил решение. Гольдблат был буквально взбешен после своей первой встречи с ним, хотя именно Смит и предупреждал людей из Моссад о вероятном отказе. Он уже много лет следил за Стедменом, это была часть его работы как агента-наблюдателя в этой стране. Он видел, как стало набирать силы агентство и как Стедмен обрел относительно спокойное и обеспеченное положение, вернувшись в Англию. По всему было видно, что человек оставил войну и насилие за пределами своей новой жизни. Но почему он вдруг решил согласиться? Скорее всего, именно жуткая смерть миссис Уэт послужила причиной для этого! Ах, как бы он хотел быть свободным и от этой работы, и от этой организации. Джозеф Соломон Смит, пятидесяти восьми лет, ювелир из Велфемстоу. Для друзей просто Солли, а для его жены, Сейди, он всегда был просто Шмак. Солли перебрался в Англию вместе с тысячами других еврейских беженцев как раз перед началом Второй Мировой Войны, когда преследование евреев в Германии и Австрии начало приближаться к своему апогею. Тогда их много появилось в Англии, этих людей с новыми именами и фамилиями. Ситуация порой доходила до смешного, когда вновь прибывшие подыскивали себе очередную "благозвучную" фамилию. В группе, которая проходила через иммиграционный пункт как раз перед Солли, все как один заявили, что их фамилия Харрис, выбрав ее лишь потому, что слышали, как люди, прошедшие еще раньше их, весьма успешно ее использовали. Иммиграционные чиновники хватались за голову от этих многочисленных Харрисов и Кейнов, что, по мнению вновь прибывших, несло в себе хоть что-то "английское". Конечно, все службы, так или иначе связанные с приемом беженцев, понимали, что вновь прибывшие люди просто психологически не могут использовать все эти многочисленные "берги", "штейны" или "баумы", которые озвучивали имена, преследуемые в то время почти во всем мире. Он выбрал для себя фамилию Смит, потому что считал ее бесспорно английской, и кроме того, за время, проведенное на пересыльном пункте, он неоднократно слышал, как английские офицеры обращались к своим сослуживцам, используя именно ее. Из этого он заключил, что она еще относится и к разряду широко распространенных. Это было спасительное имя. Многие из тех, кто сменил свои еврейские имена, вновь вернулись к ним, когда почувствовали, что мировая война, а вместе с ней и весь ужас нацистского террора, приближались к своему концу. Но он не счел нужным вовлекать себя в эти дополнительные неприятности. Фамилия Смит его вполне устраивала. Он сбежал из Германии один. Его родители, сестра и два брата были задержаны при выезде и возвращены назад. Ему же удалось бежать, и он на всю жизнь запомнил ужасы тех дней, когда на его глазах погибли все его родственники, и в нем надолго осталось то тяжелое чувство, которое сродни несмываемому позору, за то, что он остался жить. Этот кошмар стал немного спадать, когда прошло уже около двадцати лет. Но его память по-прежнему хранила отголоски тех событий, а с ними и лица тех, кого он считал ответственными за этот геноцид, за преследование его нации, за убийство его семьи. Адольф Гитлер и его приспешник Генрих Гиммлер! Их лица постоянно преследовали его, потому что были причиной всех его страданий и его позора. Он не забывал о них, потому что был уверен, что зло, которое они посеяли в мире, может вновь очень легко прорасти. После войны, когда он узнал, что родственники, находившиеся в Германии, закончили свой путь в чадящем аду Освенцима, он предпринял поездку в Палестину в надежде разыскать там хоть кого-нибудь из близких, в безнадежной попытке загладить вину своего прошлого малодушия, принять участие в возрождении своей нации. Но новое поколение израильтян, с которыми он встречался и которым пытался высказать свои устремления помочь Израилю, думало уже по-иному. Для большинства из них время многовекового угнетения закончилось, по крайней мере в их сознании. Они вернулись к себе, в родную страну, и хотели либо обрести здесь свободу, либо погибнуть в борьбе за нее. Они были маленькой нацией в маленькой стране и воспринимали весь остальной мир за ее границами как огромного кровожадного волка, стоящего у дверей дома. Теперь народ Израиля не будет верить никому, никакой другой нации, а будет лишь сотрудничать с ними, торговать и, может быть, даже поддерживать их социальную политику. Но никогда не будет верить ни другой нации, ни другой стране. А поскольку они вынуждены жить в постоянном окружении врагов, их сила должна распространяться дальше границ их страны, чтобы они могли предотвратить любой неожиданный удар неприятеля. Они убедили Смита остаться в Англии, создать себе определенный облик, стать англичанином. И ждать. Быть готовым и ждать. Сначала он работал в небольшой ювелирной лавке, расположенной в лондонском районе Хеттон-Гарден. Проявив определенную настойчивость, он добился, как и некоторые другие переселенцы из Германии, компенсации за потерю семьи. Получив эти небольшие средства и женившись на Сейди, которая имела небольшой капитал, он смог открыть собственный магазин в Велфемстоу. У него был еще один источник дохода, о котором никто не знал, даже его жена. Это были деньги, которые он получал от израильской разведки. Сумма была небольшая, но небольшой была и работа, которую ему иногда приходилось выполнять. Когда он был моложе, то был нетерпелив и проявлял почти рабское угодничество к делам, но его просили только ждать, оставаясь в тени, и постоянно убеждали, что именно в этом и состоит его путь служения нации. Его день еще не наступил. Постепенно этот внутренний порыв стал в нем ослабевать и с годами угас совсем. Он уже без эмоций выполнял всевозможные мелкие поручения, одним из которых было длительное наблюдение за человеком по имени Стедмен с того самого момента, когда он вернулся в Англию и обосновался в детективном агентстве. Смит решил поближе познакомиться с работой агентства, заключив с ними контракт на проверку своего единственного служащего. Это расследование проводил отставной полицейский Блейк, который и представил Смиту полный отчет об этом человеке, в котором Смит и сам, естественно, не сомневался. Таким образом, Смиту удалось завязать дружеские отношения с Блейком, которого он часто приглашал как консультанта и в других, таких же надуманных делах, касающихся его бизнеса. Это дало ему возможность узнать кое-что от бывшего полицейского о делах агентства. Постепенно они стали добрыми приятелями, и даже часто встречались семьями. И если такое отношение к бывшему полицейскому со стороны преуспевающего еврея-коммерсанта и показалось бы необычным, то он не мог бы почитать это по другому, как желанием завязать хоть какие-то связи с представителями закона. Смит некоторое время пытался согреть руки своим дыханием, затем опустил их поглубже в карманы пальто. Да, он уже стар для такой работы, особенно в такую погоду, которая не сулит ничего хорошего для его здоровья, а здесь, как оказалось, он просто попусту теряет время. И почему этот Стедмен так интересует израильскую разведку? Смит проклинал манию секретности, которая постоянно исходила от его хозяев. Почему они не могли поручить это наблюдение своим штатным агентам? И что он скажет Сейди, которая не имеет никакого представления о Моссад и о той работе, которую он для них выполняет? Что он скажет, когда она спросит, чем он был занят в такое время? Она, конечно, будет подозревать женщину. Будет? Да она уже подозревает. Конечно, у него будет шанс сказать ей... Внезапно его размышления были прерваны, а тело напряглось помимо его воли, реагируя на что-то едва ощутимое, промелькнувшее перед его глазами. Что это было? Да и было ли? - спрашивал он сам себя. Или это всего лишь галлюцинация? Смит всматривался в темноту, щуря глаза и сдерживая дыханье. Да, вот опять, какое-то движенье там, в тени! Поеживаясь от холода, он встал со скамьи и чуть подался вперед, как будто это помогало ему лучше видеть. Он не был уверен, что заметил именно движение. Вокруг него было все спокойно, ветер давно стих, и воздух был почти неподвижен, даже не было колебаний тонких ветвей на ближайших деревьях. Он начал осторожно продвигаться в сторону дороги, стараясь, насколько это было возможным, не производить шума. У него был номер телефона, по которому он должен был позвонить в случае, если обнаружит что-то подозрительное. К сожалению, ближайшая телефонная будка находилась за два квартала отсюда. Как он проклинал их! Ведь если здесь действительно что-то случится, то сколько пройдет времени, прежде, чем он доберется до телефона! Но его убедили, что случиться ничего не должно, а наблюдение необходимо лишь как мера предосторожности. Он взглянул на часы. Они показывали 1:35 ночи. Ювелир неподвижно стоял и вглядывался в определенный сектор длинного дома, расположенного напротив. Он не заметил больше ничего, и уже собрался вернуться назад к скамейке, как что-то остановило его. Он не смог даже определить, что именно это было, и сосредоточил все свое внимание на дверях дома. Ему показалось, что он различает там длинную тень, пересекающую дверной проем. Сначала Смит решил, что это тень от деревьев, но потом быстро сообразил, что луна находилась по другую сторону дома, и все тени должны были бы иметь совсем другое направление. Поэтому он вновь пошел вперед, чтобы рассмотреть все поближе. Он старался ступать по траве, надеясь, что она будет заглушать звуки его шагов. Только подойдя к чугунной решетке церковного двора, Смит смог разглядеть фасад дома, и заметил, что входная дверь слегка приоткрыта. Как же он должен поступить? Позвонить по телефону, или продолжить наблюдение? Ведь если Стедмен спит, а это несомненно так, то ему может угрожать серьезная опасность. Но что может сделать он, старый человек, чтобы помочь детективу? По крайней мере, хотя бы предупредить. Возможно, что долгие годы, проведенные в ожидании реального дела, которому он был готов посвятить свою жизнь, или просто ощущения ложной тревоги, над которыми потом будут смеяться его молодые "работодатели" из Моссад, повлияли на него, и он решил взглянуть поближе на то, что происходит около дома, прежде чем обращаться за помощью. Осторожно выйдя из ворот церковной ограды, он пересек дорогу и направился к дому детектива. Когда он наконец добрался до приоткрытой двери, его охватила внутренняя дрожь. Он почувствовал, как необъяснимый страх обволакивает его, и заколебался. Как будто за этой дверью находилось нечто, ожидающее его появления здесь, и помимо его желания вынуждало войти внутрь. Он убеждал себя, что это всего лишь надуманные страхи, страхи старого глупого человека. В какой-то момент он даже хотел вернуться назад, но странное внутреннее чувство влекло его к этой двери, убеждая, что он обязательно должен увидеть это. Смит дрожащей рукой приоткрыл дверь немного пошире и вошел внутрь. Его дыхание участилось и походило на тяжелый хрип, который он старался подавить. Перед ним открывался коридор, похожий на глубокий темный тоннель, ведущий в бездну. Стояла полная тишина, нарушаемая лишь его прерывистым дыханием. С трудом передвигая ноги, он дошел до ступеней лестницы, а когда начал подниматься по ним, то старался крепче держаться за перила, чтобы ослабить свой вес при подъеме. Смит успел сделать два или три шага, когда почувствовал, что он не один в этом мрачном, наполненном ужасом пространстве. Его пристальный взгляд проследовал вдоль уходящих вверх ступеней, останавливаясь на каждой из них, будто отмечая собственные мысленные шаги. Он почти ощущал, что там, где темнота была абсолютной, кто-то ожидает его. Он чувствовал, как все его тело охватывает неуемная дрожь, и как из этой темноты подобно невесомому облаку надвигается зловещий призрак, опускаясь вниз, навстречу ему, пронизывая ледяным ужасом его сознание. Смит застонал и попытался бежать прочь, но почувствовал, как его тело парализовало ужасом, который не может сравниться даже с ужасом той ночи в Берлине, когда шла охота за его семьей. Его глаза расширились, неотрывно следя за тем, как темное движущееся облако непрерывно меняло форму, которая начинала походить на нечто уже осязаемое, но все еще сильно размытое. Это была всего лишь темная масса, нависшая над лестницей, но уже отделившаяся от остального пространства лестничного проема. Однако его сознание видело больше, чем его глаза. Темная масса приближалась и наконец остановилась прямо перед ним. Он попытался оторвать руки от перил, чтобы дотронуться до этой тени, но они не слушались его. Смердящий запах наполнял воздух, вызывая у него тошноту. Он медленно взглянул вверх, как бы оценивая размеры фигуры, возвышающейся над ним, и когда поднял голову, то увидел, что она уже обрела лицо, наклонившееся над ним. - Боже мой, - простонал Смит, а его голос перешел в протяжный вой. Ты!!! О, Боже мой, этого не может быть! И тогда он закричал. Стедмен проснулся за несколько минут до этого крика. Он лежал в темноте и пытался понять, что могло так неожиданно разбудить его. Он еще раз прислушался, надеясь обнаружить посторонние звуки, но ничего не услышал. В комнате становилось прохладно. Даже слишком прохладно для осени. Он проводил Холли домой ранним вечером. По дороге они все еще продолжали обсуждать историю с танком, взволнованные последним сообщением о том, что в нем на самом деле не было людей. Когда они были уже на полпути к ее квартире, этот разговор неожиданно направил мысли Стедмена на вопрос об управлении танком, и ему было трудно придумать что-то правдоподобное для объяснений девушке. Поскольку он не собирался посвящать ее во все подробности этого, даже и ему неясного дела, то он решил оставить это небольшой загадкой для нее. Размышляя над этим весь остаток пути, он, тем не менее, пришел к некоторым выводам, которые, может быть, и не давали полного ответа, но кое-что проясняли, если учесть тот факт, что других объяснений этому пока просто не было. Гант долгое время занимался технически сложными системами оружия, и поэтому можно было предположить, что в этот танк была встроена некая разновидность системы, управляемой на расстоянии. Но откуда? Из какой точки? Оператор, управляющий подобной системой, должен был все время видеть их, чтобы направлять танк в нужное место, а значит, и находится недалеко от них. Теория, которую начал развивать детектив, получила неожиданное подтверждение, когда он вспомнил про вертолет, который все утро кружил над полигоном. Они были так напуганы этой погоней, что не обращали внимания на вертолет, который, скорее всего, кружил именно над ними! Здесь должен быть ответ! Но почему танк так резко выехал на край карьера? Здесь его рассуждения имели крупный изъян, который он тут же сумел устранить. Возможно, а скорее всего так и было, что оператор недостаточно быстро среагировал на поведение танка у края карьера и совершил ошибку. Поцеловав на прощание Холли, он не вышел из машины и не стал подниматься к ней. Ее глаза выражали беспокойство, когда она пообещала встретиться с ним как можно скорее. На этом они расстались. На обратном пути он заехал в агентство, и ему очень повезло, когда он застал там Секстона и Стива, уже собиравшихся разъезжаться по домам. Он быстро поручил им два очень специфичных задания на ближайшие несколько дней. Все текущие дела при этом следовало передать в другие агентства, если они не терпели отлагательств. Еще раз напомнив им, что эта работа будет требовать чрезвычайной осторожности и внимания, он отправился к себе домой, на тихую улочку в Найтсбридже. Дома он приготовил кофе и, устроившись поудобнее в кресле, решил еще раз перечитать досье с материалами об Эдварде Ганте. Он выкурил пять сигарет и выпил три чашки кофе, прежде чем бросил папку на ковер у своих ног. Теперь можно было прикрыть глаза и расслабиться, собираясь с мыслями. Прежде всего, ему не нравился общий запах, который исходил от этого дела. Почему, спрашивается, английская разведка, со всеми ее возможностями и средствами, не нашла ничего лучше, как использовать его для выяснения тех или иных обстоятельств, связанных с Гантом? Объяснения Поупа на счет того, что Стедмен являл собой связующее звено между всеми участниками этого дела, звучало неубедительно. Можно было бы предположить, что его использовали просто для того, чтобы выманить тигра из засады. Даже использование его агентами Моссад и то выглядело более правдоподобным, хотя и жестоким. Действительно, их возможности в Англии были весьма ограничены, и безусловно, что ему намного легче было бы найти пропавшего агента, чем им. Но только ли это было нужно сделать? Не стояло ли за всем этим другой, более глобальной и более скрытой цели. Поэтому он и поручил Секстону узнать как можно больше о Ганте, вплоть до слухов, которые не нашли отражения ни в каких официальных документах, а Стиву следить за отелем рядом с Белсайз-Парк и контролировать все передвижения Гольдблата и Ханны. Стедмен решил пока не говорить ни тому, ни другому больше того, что им требовалось знать для работы, но предупредил, что опасность может подстерегать их на каждом шагу. Они отреагировали на это без особых внешних проявлений, но заметили, что если эта работа связана со смертью миссис Уэт, то они готовы работать столько, сколько понадобится, чтобы найти убийцу или убийц. И что можно было на это возразить? Он поужинал, позвонил Холли по номеру, который она оставила ему еще утром. Но телефон не отвечал. Он пожал плечами и положил трубку. Может быть, она заснула, а может быть отправилась навестить друзей. Прежде чем отправляться спать, он проверил хорошо ли заперты двери. Он лежал и постоянно прислушивался, периодически вздрагивая от прохладного воздуха. Почему все-таки он так неожиданно проснулся? Кругом было тихо, но напряжение внутри не спадало. У него появилось импульсивное желание вскочить с постели и броситься за оружием, как будто он почувствовал присутствие кого-то постороннего внизу на лестнице. Но что-то внутри остановило его. Тем не менее он всегда доверял своим инстинктам и никогда не игнорировал ощущения. Вскоре ему вновь показалось какое-то движение уже на ступенях лестницы, ведущей в спальню. Звуки были очень слабыми, едва различимыми, может быть скорее похожими на тяжелое дыханье. Затем он ощутил, как странный, тяжелый запах распространяется в воздухе, проникая в комнату из-под двери, запах, напоминающий испражнения и... он силился вспомнить, где он мог ощущать его раньше и что он ему напоминал. Наконец вспомнил. Много лет назад, когда один из пограничных израильских городов был разрушен врагами, он участвовал в поисках и захоронениях тел. Иногда по несколько дней не удавалось разобрать развалины и вытащить погребенные под ними останки. За это время тела уже начинали разлагаться. И вот теперь он чувствовал точно такой же запах, только более сильный и более отвратительный: зловоние давно разложившегося тела. Стедмен все-таки встал, собрав остатки внутренних сил. Он ощущал при этом усиливающуюся слабость, которая, обрекала тело на неподвижность. Он должен добраться до оружия. Теперь его движения были затруднены так, будто он находился в глубинах океана, испытывая на себе со всех сторон неимоверное давление. Обессилев, он сел на край кровати, стараясь подняться вновь и хоть как-то добраться до шкафа с одеждой, где лежал его пистолет. Он вставал и падал на край кровати, снова вставал, заставляя себя двигаться в направлении шкафа. Его глаза ни на мгновенье не оставляли дверь спальни, и он благодарил Бога, что перед сном запер замок, как, впрочем, и, двери внизу. Неожиданный звук глухого удара остановил его. Звук раздался где-то снаружи. В комнате все оставалось по-прежнему. Ему даже показалось, что он слышал стон и какие-то неясные слова, но не разобрал их. Только раздавшийся дикий крик привел его в чувство. И как будто спало заклинание, улетучилось колдовство и исчезла тяжесть. Стедмен подбежал к шкафу, достал металлический ящик и вынул из него пистолет, а потом подбежал к дверям спальни и нащупал ключ. Крик все еще стоял у него в ушах, но все стало тихо, как только он открыл дверь и выбежал на лестницу, держа оружие наготове. Он не зажигал света, уверенный, что не ошибется и в темноте. У самых нижних ступеней он заметил лежащую темную фигуру, и ему даже показалось, что он заметил и еще одну, которая удалялась вдоль холла в сторону открытой входной двери. Возможно, что это была всего лишь игра света от уличных фонарей, который слабо, но все-таки падал в окна, а может быть это был просто плод воображения, поскольку он не слышал никаких звуков, а все видение длилось лишь один миг. В темноте он различал только очертания фигуры человека, лежащего на ступенях лестницы. Он перепрыгнул через нее, подбежал к двери и быстро выглянул на улицу. Она была пуста. Но это ни о чем не говорило, так как не нужно было много времени, чтобы успеть укрыться в том же церковном дворе, как раз напротив его дома. Он закрыл дверь и одновременно включил свет в холле. Затем не выпуская оружия из рук, он поверил кухню и остальную часть холла, где стояли кресла, телевизор и диван. Только убедившись, что кругом все в порядке, он вернулся к скрючившемуся на полу телу. Глаза лежащего человека смотрели в одну точку на потолке, веки были широко разведены, обнажая глазные яблоки, зрачки расширены от неожиданно включенного света. Человек пытался двигать губами, но Стедмен не мог разобрать слова. Тело человека было напряженным, почти окостеневшим, а изо рта стекала слюна, и детектив понял, что это признаки кататонии, особого вида нервно-психического шока. Этот человек явно увидел кого-то, кто был живым воплощением самого дьявола. Глава 9 Иерархическая организация и посвящение через символические обряды, действующие лишь на воображение через магию и символику культа и оставляющие в покое сознание, вот та могущественная стихия, которую я разделяю. Не считаете ли вы, что наша партия должна широко использовать это? Порядок - это единственное, что имеет право на существование. Иерархический порядок преклонения перед вышестоящими. Адольф Гитлер Стедмен оставил машину на стоянке около больших железных ворот и ждал, когда по другую их сторону появится охрана. Вскоре из служебного помещения вышел человек в сопровождении двух овчарок, которые угрожающе посматривали на посетителя. - Мистер Стедмен? - спросил охранник, и детектив кивнул. - Удостоверение? - Голос человека звучал ровно, в нем в равной мере отсутствовали оттенки доверия и подозрительности. Стедмен был вынужден выйти из машины и, подойдя к воротам, показать ему свою лицензию. Охранник взял у него документ и сказал: - Немного подождите, сэр. После чего удалился во внутреннее помещение, оставив собак, которые наблюдали за детективом через решетку ворот. Стедмен вернулся к машине и встал, опершись о капот и положив руки в карманы. Его мысли были заняты странным человеком, посетившим его дом этой ночью. Он явно работал на Моссад, и Стедмен хотел, чтобы он поскорее отправился от шока. Ужас, застывший на лице этого человека, не давал покоя детективу, хотя после того ночного происшествия прошло уже достаточно времени. Что он мог там увидеть? И почему он оказался в его доме? Стедмен вновь п