быстрее, черт возьми, -- сказал я ему. -- Сейчас, сейчас, настраиваю, -- лавочник-конструктор ударил кулаком по крышке телевизора. -- Я тут внес кое-какие изменения, -- объяснил он. -- Мне всегда казалось, что телевизор тратит слишком много электричества. Всякие там лучи в трубке, свет, электроны, которые из него вылетают, и так далее. И тогда я изобрел вот это. -- Он поправил сложную конструкцию, которая висела перед телевизором. Она была собрана из частей неизменного "Механо". -- Это как солнечный элемент, только КПД выше. Она собирает лучи, исходящие из экрана, преобразует их в электрическую энергию и снова питает ей телевизор. Круто? Я кивнул. -- Очень круто. -- Однако обрати внимание: есть одно существенное препятствие, которое я до сих пор не смог преодолеть. -- Ну скажи. -- Как заставить телевизор завестись для того, чтобы он начал работать. -- Воткни вилку в розетку, идиот. -- Блестящая мысль, -- покачал головой Норман. -- Подумать только, все про тебя говорят, что ты... -- Да включай уже! Норман включил телевизор. На экране снова появилось лицо Т.С. Давстона. На этот раз оно было еще моложе и обрамлено бородкой и длинными прямыми волосами. Это был Т.С. Давстон образца примерно шестьдесят седьмого года. За кадром звучал голос комментатора. Вот что он говорил. -- Эта трагедия произошла сегодня вскоре после полудня на территории замка Давстон. Гости лэрда Брэмфилда, среди которых были султан Брунея, президент США и господин Садам Хусейн, развлекались его любимым видом спорта: взрывали овец. Как рассказывают присутствовавшие главы государств, Т.С. Давстон едва успел натянуть рогатку, готовясь к выстрелу, когда резинка порвалась, и динамит взорвался у него в руке. -- Жуткое дело, -- сказал Норман. -- Именно так он хотел бы уйти из жизни. Я покачал головой. -- Но какой тактичный человек, -- сказал Норман. -- Какой тактичный! -- Тактичный? -- Ну, сам подумай. Он погиб в полдень в среду. В среду я закрываюсь сразу после обеда. Если бы он погиб в любой другой день, мне бы пришлось закрыть лавку в знак траура. Я бы потерял половину дневного дохода. Норман сел рядом со мной, и вытащил пробку из бутылки капустного самогона. И протянул бутылку мне. Я сделал большой глоток прямо из горлышка. -- Он не может быть мертв, -- снова сказал я. -- Не будет такого. -- Чего? -- Норман уставился на меня. -- Я видел будущее. Я тебе говорил об этом. В шестьдесят седьмом году, когда я накурился этих брэнтстокских сигарет. Я уверен, что умрет он не так. Норман еще раз уставился на меня. -- Возможно, ты ошибаешься. Я не думаю, что будущее невозможно изменить. И если он взорвался, прямо на глазах у всех этих президентов и так далее... -- Да, наверно. Боже мой! -- Я вцепился себе в горло. -- Я горю! Господи Иисусе! Норман отнял у меня бутылку. -- Так тебе и надо: не будешь глотать по полбутылки, -- ухмыльнулся он. Я может, и не могу предсказывать будущее -- пока что -- но это я предвидел. -- Это точно обман, -- сказал я, когда мне удалось отдышаться. -- Наверняка. Он подстроил собственную смерть. Как Говард Хьюз. -- Не ругайся. -- Не что? -- Говард Хьюз. Это брентфордский рифмованный сленг четвертого поколения. Это значит... -- Не волнует. Могу поспорить: именно это он и сделал. Норман отхлебнул чуть-чуть самогона. -- А зачем? -- спросил он. -- С чего бы это ему так делать? -- Не знаю. Наверно, чтобы скрыться от преследования. -- Ага, точно. Человек, который обожает быть в центре внимания. Человек, который оттягивается в обществе богачей и знаменитостей. Человек, который собирался устроить главное событие двадцатого века. Человек... -- Ладно, -- сказал я, -- свою точку зрения ты объяснил. Но я все равно не могу этому поверить. -- Он Леонардо, -- сказал Норман. И он действительно был Леонардо. Я жаждал увидеть тело. Не из болезненного любопытства -- я просто должен был знать: мог ли он действительно быть мертв. Это казалось невозможным. Не тот самый Давстон. Не мертв. Чем больше я думал об этом, тем больше я укреплялся в мысли, что это не могло быть правдой. Он наверняка это подстроил. А если да -- какой способ лучше, чем разорвать себя на мелкие кусочки на глазах у кучи народа? На такие мелкие, что опознать невозможно? Норман сказал, что знает по меньшей мере шесть способов получше. Но я проигнорировал Нормана. Мы оба были на похоронах. Мы получили приглашения. Мы могли отдать последние почести телу Т.С. Давстона в замке Давстон и даже помочь отнести гроб к месту успокоения на маленьком островке посреди единственного озера, оставшегося в поместье. Видимо, он оставил в завещании распоряжения, где его следует похоронить. Черный длинный сверкающий лимузин приехал, чтобы отвезти нас туда. За рулем сидел Жюлик. -- Масса Давстон на небесах, -- только и сказал он. То, что мы увидели, подъезжая к замку Давстон, немало меня позабавило. Там были тысячи людей. Тысячи и тысячи. Многие держали в руках зажженные свечи, и большая часть тихо плакала. Укрепленная ограда замка была завалена цветами. И фотографиями Т.С. Давстона. И кошмарными стихами на клочках бумаги. И шарфами футбольных клубов (он был владельцем нескольких). И эмблемами со знаком Геи, сделанными из скотча и бутылочек от жидкости "Фэри" -- название на бутылочках было старательно заклеено (в передаче "Умелые ручки" его память почтили минутой молчания). И еще там было полно репортеров. Репортеров со всех концов света. С камерами на крышах автобусов -- и все нацелены на замок Т.С. Давстона. Они повернулись в нашу сторону, когда мы подъехали. Толпа расступилась, и ворота широко открылись. Жюлик направил лимузин к замку по длинной извилистой аллее. Внутри замок выглядел в точности так, как я его запомнил. Больше интерьер никто не отделывал. Открытый гроб покоился на обеденном столе в большом зале и, когда я стоял перед ним, на меня нахлынули воспоминания о том замечательном времени, которое я здесь провел. О том, как я здесь напивался в дым, накуривался в хлам, и наслаждался невоздержанностью. О таких непотребствах, что, возможно, мне стоило включить их в эту книгу, чтобы оживить те главы, которые получились не слишком интересными. -- Посмотрим на него? -- сказал Норман. Я глубоко вздохнул. Очень глубоко. -- Лучше уж сейчас, -- сказал Норман. -- Он, наверно, начал пованивать. Он не начал пованивать. Если не считать аромата дорогого лосьона после бритья -- его собственной марки, "Мужской Табак". Он лежал в открытом гробу, разодетый, словно на праздник собрался. Что вряд ли. На его лице было то умиротворенное, отстраненное выражение, которому столь часто отдают предпочтение усопшие. Одна рука лежала у него на груди. Между пальцами кто-то поместил небольшую сигару. Я чувствовал, как на меня нахлынули переживания -- как огромные волны, набегающие на каменистый берег. Как ураганный ветер, врывающийся в устье пещеры. Как гром, раскатывающийся над открытым полем. Как спелая репа, что пляшет в коровьем гнезде на сумочной фабрике. -- Неплохо он выглядит для мертвенького, -- сказал Норман. -- А? Да, неплохо. Особенно для человека, которого разнесло на мелкие кусочки. -- Видишь ли, это все набивка. Удалось найти только голову и правую руку. Смотри, я отогну воротник -- увидишь, где пришили оторванную шею... -- Даже не думай! -- Я схватил Нормана за руку. -- Он же умер! Я думал, это будет манекен, или что-нибудь такое. -- С руки сняли отпечатки пальцев, -- сказал Норман. -- И даже если он был готов потерять руку, чтобы симулировать собственную смерть, пожертвовать головой, мне кажется -- это немного слишком. Я вздохнул. -- Тогда так тому и быть. Т.С. Давстон умер. Конец эпохи. Конец долгой, пусть и неблагополучной, дружбе. -- Я залез в карман пиджака и вытащил пачку сигарет. И засунул ее Т.С. Давстону в нагрудный карман. -- Красивый жест, -- сказал Норман. -- Чтобы его духу было что покурить на той стороне. Я торжественно кивнул. -- Хотя жаль, что они не его сорта, -- добавил с ухмылкой Норман. -- То-то бы он обозлился. На похоронах было невесело. Как всегда на похоронах. Во время погребения многочисленные знаменитости выступали с надгробными речами и декламировали поистине ужасные стихи. Элтон Джон прислал свои извинения (ему укладывали волосы), но устроителям удалось прибегнуть к услугам одного из бывших участников "Дейв Кларк Файв", который спел их суперхит "На такие мелкие кусочки (Ты разбила мое сердце, уходя)". Сама процедура погребения не обошлась без происшествий. Особенно в тот момент, когда мы пытались разместить гроб в шлюпке -- викарий свалился в воду. -- Ты его толкнул, черт побери, -- шепнул я Норману. -- Я все видел. Не отвертишься. А потом -- все назад, в поместье: выпить, покурить, нюхнуть табачку, закусить печеньем, и вежливо поболтать о том, каким в общем и целом славным парнем был этот самый Давстон. Ну, и прочесть завещание. -- Я пошел домой, -- шепнул я Норману. -- В завещании все равно мне ничего не обломится. -- А может и обломится: сюрприз, вроде как. В конце концов, я был свидетелем при его подписании. -- Если это будет карточка с автографом, я тебе заеду по физиономии. Я уже раньше видал поверенного Т.С. Давстона. Мы не были знакомы, но у меня хранились несколько увлекательных видеозаписей с его участием. Так что мне было известно, что он одел под свой лучшего покроя костюмчик. Нас было по меньшей мере полсотни человек, и мы сидели в большом зале лицом к столу, который так недавно еще служил подставкой гробу. Большинство присутствовавших были мне незнакомы, но подозревал, что они, должно быть, приходятся Т.С. Давстону родственниками. Эти гады проявляются только на свадьбах и похоронах. -- Итак, -- начал поверенный, усаживаясь за огромный стол и тайком поправляя корсет под жилетом. -- Это печальный момент для всех нас. И даже для всего нашего народа. Англия потеряла одного из своих самых выдающихся и возлюбленных сыновей. Не думаю, что мы когда-нибудь увидим здесь подобных ему. -- Эту фразу он спер, -- сказал Норман. -- Да, но не у тебя. -- Согласно завещанию, многое отходит благотворительным фондам и трестам, -- продолжал поверенный. -- Но речь сейчас пойдет не об этом. Без сомнения, вы прочтете все в газетах, как только произойдет официальная утечка информации. Речь здесь пойдет об большей части состояния, замке и поместье, долях в предприятиях, и основном капитале. Начнем с самого начала. Большой Бал Тысячелетия. Т.С. Давстон оставил конкретные инструкции, из которых следует, что подготовка к балу должна продолжаться. Бал состоится в память о нем, и хозяином бала станет его наследник. Я сказал -- "наследник", а не "ики" потому, что наследник -- только один. Это единственное лицо должно провести Большой Бал Тысячелетия точно так, как его запланировал Т.С. Давстон, или оно утратит права на наследство. Понятно ли это? Присутствующие дружно кивнули. А мне и дела не было. -- Твоя физиономия близится к заезду, -- сказал я Норману. -- Единственным наследником состояния Т.С. Давстона является... -- поверенный сделал паузу для пущего эффекта. Шеи вытянулись, дыхание затаилось. -- Является... -- Он вытянул из верхнего кармана пиджака золотой конвертик и аккуратно вскрыл его. Норман толкнул меня под ребра. -- В дрожь бросает, а? Так в завещании написано. Я закатил глаза. -- Является... -- Поверенный опустил взгляд к карточке. -- Мой лучшайший друг... Норман вскочил на ноги. -- Вот это сюрприз. Чего не ожидал, того не ожидал. -- Эдвин, -- сказал поверенный. Норман сел на место. -- Шучу, -- сказал он. -- Я же говорил, возможны сюрпризы. Меня привели в чувство с помощью содержимого сифона с газировкой. Жаль, что я потерял сознание, потому что драку я пропустил. К отдельным личностям, когда им не везет, лучше близко вообще не подходить. Хотя начал, похоже, Норман. -- Не могу поверить, -- отплевывался я газировкой. -- Он оставил все мне. -- Ты -- новый лэрд Брэмфилд, -- сказал Норман. -- Ну и как тебе оно? -- Я богат, -- ответил я. -- Я мульти-мульти-мульти-мультимиллионер. -- Дай тогда фунтик взаймы, -- сказал Норман. Меня просто трясло, когда я подписывал всякие бланки, которые дал мне поверенный. Норман внимательно смотрел мне через плечо, просто чтобы убедиться, чтобы я не подписал чего лишнего. Поверенный одарил Нормана неимоверно обозленным взглядом, и засунул несколько листков обратно в свой портфель. -- Вот, -- сказал я, когда закончил. -- Я закончил. Поверенный улыбнулся самой заискивающей своей улыбкой. -- Смею надеяться, сэр, -- сказал он, -- что вы продолжите пользоваться услугами нашей компании. -- Фига с два, -- сказал я. -- Жми на газ. Норман вытолкал поверенного и вернулся. -- Итак, -- сказал Норман, -- ваше лэрдство, прикажете показать вам ваш новый дом? Я взял щепотку табаку из серебряной чаши и сунул ее в нос. -- Я видел весь этот дом, -- сказал я. -- Большую часть его я отделывал сам. -- Ну, все же есть, наверно, что-то, что вам хотелось бы посмотреть. -- Ах да, конечно, -- я чихнул. -- Будьте здоровы, -- сказал Норман. -- Я хочу осмотреть секретные лаборатории. Посмотреть, чем же он все-таки занимался все эти годы. Вся эта Великая Цель. Вся это генетическая бредятина. Вся эта стряпня, чтобы получить жуткие средства, которые изменяют сознание. -- Ага, -- сказал Норман, потирая руки. -- Я тоже хочу взглянуть. -- Так отведи меня туда. -- Конечно, -- сказал Норман. -- И где это? Я сделал гримасу, которая должна была означать "да ладно тебе". -- Да ладно тебе, -- сказал я. -- У тебя есть свои ключи. Ты знаешь все, что можно знать об этом доме. -- Вот здесь ты прав, -- сказал Норман. -- Так где это? -- Норман, -- сказал я. -- Хватит молоть чепуху. Ты же знаешь, что я тебя вижу, как облупленного. С этой минуты можешь считать, что ты тоже миллионер. -- Вот уж нет, спасибо, -- сказал Норман. -- Не нужны мне деньги. -- Не нужны? -- Нет, мне на жизнь вполне хватает. Хотя... -- Хотя? -- Я бы не отказался от еще одного набора "Механо". -- Он твой. Размером с вагон. Так где секретные лаборатории? -- Я сдаюсь, -- сказал Норман. -- Так где они? -- Так, ладно, -- я взял щепотку с другого блюда, и снова засунул ее в нос. -- Придется отправиться на поиски. С чего начать, как ты думаешь? Норман пожал плечами. -- Как насчет этого кабинета? Здесь могут быть спрятаны секретные планы. -- Какая хорошая идея. Кабинет Т.С. Давстона (теперь мой кабинет!) располагался на первом этаже. Великолепная комната, вся отделанная в стиле Гринлинга Гиббонса (1648-1721), английского скульптора и резчика, прославившегося своими работами по дереву. А также размерами члена. Ну, может быть, больше все-таки резьбой по дереву. Но раз уж я разбогател, могу говорить все, что мне хочется. -- Обои портят этот кабинет, -- сказал Норман. -- Звезды и полосы, помилуйте! -- Хм, -- сказал я. -- Обои выбирал я. -- Очень красиво, -- сказал Норман. -- Отличные обои. -- Ты так говоришь просто, чтобы доставить мне удовольствие. -- Конечно. Придется к этому привыкать, раз уж ты разбогател. Теперь все будут к тебе подлизываться. И никто тебе не скажет ничего, чего ты не хотел бы услышать. -- Не говори так! -- Не говорить как? -- сказал Норман. -- Я вообще молчу. Мы обыскали кабинет. Мы сняли заднюю стенку с картотеки. Но картотека была пуста. Все ящики в столе тоже были пусты. А также полки, на которых обычно были свалены все бумаги. -- Кто-то обчистил кабинет, -- сказал я. --Забрал все. -- Может, он оставил инструкции в завещании. Что все компрометирующие материалы должны быть уничтожены. Он, наверно, не хотел, чтобы после его смерти что-нибудь выплыло наружу, и замарало его светлый образ в сердцах людей. -- Ты думаешь, так все и было? -- Думаю, да. Но ты можешь сказать, что ты первый об этом подумал, если хочешь. -- Норман, -- сказал я, -- неужели то, что я теперь немыслимо богат, может испортить наши дружеские отношения? -- Конечно, нет, -- сказал Норман. -- Ты мне и раньше не слишком нравился. Я сел в кресло Т.С. Давстона. (Теперь мое!) -- Так ты хочешь сказать, что ни малейшего понятия не имеешь, где могут быть эти секретные лаборатории? -- Ни малейшего абсолютно, -- Норман уселся на стол. -- Убери задницу с моего стола, -- сказал я. Норман встал. -- Извини, -- сказал он. -- Вот кого первым поставят к стенке после революции, -- прошептал он. -- Что ты сказал? -- Ничего. -- Но должны же где-то здесь быть секретные лаборатории. Я уверен, если мы их найдем, мы найдем ответ на все вопросы. Думаю, Великая Цель -- это то, ради чего он жил. В этом был смысл его жизни. Норман пожал плечами. -- Можешь поверить, я их искал. Искал годами. Но если они здесь и есть, я не знаю, где они. Единственная потайная комната, которую я нашел -- это тайный музей. -- И где он? -- Туда ведет потайной ход. -- Показывай. Норман показал. Это был отличный потайный ход. Надо было отодвинуть доспехи, а потом ползти на карачках. Норман снова полз впереди. -- Не вздумай бздеть, -- предупредил я его. Наконец мы доползли до потайной двери и Норман открыл ее потайным ключом -- его собственным дубликатом, который он сделал из соображений удобства. Он включил свет, и я воскликнул: -- Ни фига себе! -- Здорово, а? Настоящий музей. И точно -- это был просто настоящий музей. Настоящий черный музей. Я бродил среди экспонатов, и каждый из них рассказывал свою позорную историю. -- Хм, -- сказал я, беря в руки очки. -- Это, должно быть, те очки, которые "потерял" викарий Берри, прежде чем зажечь динамитную шашку вместо свечки в церкви. А вот это -- кожаный садомазохистский чайник тетушки Чико. А это шкатулка, обтянутая человеческой кожей, которую показывал нам профессор Мерлин, когда ты... -- Спасибо, не хочу и вспоминать об этом. -- А что у нас здесь? Машинка для изготовления значков, и значки при ней. "Движение Черных Крэдов". -- Это не те террористы, которые взрывали дома членов кабинета министров? -- Динамитом. Они самые. А посмотри-ка сюда. Обуглившиеся фотографии. Похоже на кадры из видеозаписи. -- Те, что тот журналист передал редактору. Тому, который... -- Ап-ЧХИ, -- сказал я. -- Проверочное слово -- "динамит". -- Фу, -- сказал Норман. -- А взгляни на этот галстук-бабочку. Весь в пятнах крови. Тот тип с телевидения, который разоблачал коррупцию в правительстве -- он не такой носил? Его ведь так и не нашли? Я покачал головой. -- Ого, смотри-ка, Норман, -- сказал я. -- Тут и твое есть кое-что. Я передал ему один из экспонатов, и он уставился на него. -- Мое йо-йо, -- сказал он. -- Опытный образец. Какие воспоминания. Кто, интересно, все-таки запатентовал его? -- Какой-то мистер Крэд, насколько я знаю. Без всякого сомнения, тот же мистер Крэд, который основал "Движение Черных Крэдов". -- А, -- сказал Норман. Он надел петлю йо-йо на палец, и отпустил ярко раскрашенную деревяшку. Она застряла в нижней точке и больше не поднималась. -- Вот так всегда, -- сказал Норман, дергая веревочку. -- А нет, стой-ка. Тут что-то застряло. Смотри, бумажка какая-то. -- Может, это карта, где обозначены секретные лаборатории. -- Ты так думаешь? -- Нет. -- Я выхватил у него из рук крошечный обрывок мятой бумаги и попытался его расправить. А потом я прочел то, что на нем было написано, и снова сказал: -- Ни фига себе! -- Что там? -- спросил Норман. -- Список из шести фамилий. Но я их не знаю. Посмотри, они тебе что-нибудь говорят? Норман прищурился и внимательно изучил список. -- Разумеется, говорят, -- сказал он. -- Так кто они такие? -- Ну, помнишь, как мы видели ту тайную встречу, на которой Т.С. Давстон выступал со своей идеей о том, что правительство должно взять на себя ввоз наркотиков? -- Помню, конечно. -- Так вот, на ней было шесть человек. Тот старпер. И этот как-его-там-в-лицо. И та лысая дамочка, которая обычно носит парик, и... -- Норман, -- сказал я. -- Ты знаешь, что это означает? -- Что кто-нибудь из них может знать, где находятся секретные лаборатории? -- Нет! Ты что, не понимаешь? Этот список засунули в йо-йо не случайно. Его засунули сюда, чтобы мы нашли его. Мы -- ты и я, люди, которые видели это совещание. Его лучшайшие друзья. Бумаги из его кабинета забрали не для того, чтобы уничтожить -- их украл один из этих людей. Или не один. -- Я не слишком улавливаю, что тебе позволило прийти к таким умозаключениям. -- Норман, -- сказал я. -- Прочти, что написано сверху списка. Норман прочел верхнюю строку вслух. Там было всего два слова. И эти слова были: "ВЕРОЯТНЫЕ УБИЙЦЫ". -- Норман, -- сказал я. -- Т.С. Давстон погиб не в результате жуткого несчастного случая. Т.С. Давстона убили. 20 С отклонениями обмена веществ: Мертвый. Словарь политкорректного человека -- Убили! -- воскликнул Нортон, и присвистнул. И продолжал насвистывать -- довольно приятную песенку, но скоро мне это надоело. -- Прекрати этот дурацкий свист, -- сказал я. -- Нам надо подумать. -- О чем? -- О том, что нам делать! Нашего лучшайшего друга убили. Норман открыл рот, собираясь что-то сказать, но промолчал. -- Ну давай, -- сказал я. -- Да нет, ничего. Я просто собирался сказать, что он хотел бы уйти из жизни именно так. Но скорее всего, что нет. Хотя, если подумать, то именно так, вероятно, ему было суждено уйти. У него должно были быть сотни врагов. -- Да, но у нас есть список. -- И что? Если его убили, это мог быть кто угодно. -- Значит, мы должны сузить его до наиболее вероятных лиц под подозрением. -- Легко, -- сказал Норман. -- Легко? -- Конечно, легко. Нужно просто вычислить того единственного человека, который мог получить больше всего выгоды от смерти Т.С. Давстона. Это и будет тот, кто тебе нужен. Стопроцентно. -- И как нам это сделать? -- Это тоже легко. Я вздохнул. -- Хочешь подсказку? Я кивнул. -- Ладно. Тот единственный человек, который мог получить больше всего выгоды от смерти Т.С. Давстона сейчас в этой комнате -- и это не я. -- Идиот, -- сказал я Норману. -- У меня есть алиби. Да ты и сам знаешь -- мы вместе сидели в "Летящем Лебеде", когда это случилось. -- Ну, ты же так и сказал бы, правда? -- Кончай. Я считаю, наш долг -- отдать убийцу Т.С. Давстона в руки правосудия. -- Зачем? Ты только посмотри на эту комнату. Она похожа на кухню Эда Гейна. Или подвал Буффало Билла из "Молчания ягнят". Или квартиру Джонатана Доу из "Семи". Здесь все доказательства преступлений, которые он совершил. На десерт ему досталось то, что он заслужил, так почему бы не оставить все, как есть? Разумная мысль, но мне она не понравилась. Да, здесь действительно были все доказательства. Т.С. Давстон оставил нам ключ к разгадке в йо-йо, но он также оставил все доказательства так, чтобы мы их нашли. А еще он оставил мне все свои деньги, что автоматически делало меня главным подозреваемым, если кто-то будет расследовать его убийство. А также это делало меня еще кое-кем... -- Гадство! -- сказал я. -- Прошу прощения? -- сказал Норман. -- Мне только что в голову пришла одна жуткая мысль. -- Значит, и там ничего не изменилось. -- Нет. Заткнись и подумай вот о чем: если Т.С. Давстона убили ради денег, значит, тот, кто его убил, так их и не получил, так ведь? Потому что их получил я. Это значит... -- Боже мой, боже мой, -- сказал Норман. -- Это значит, что следующей их жертвой, вероятно, будешь ты. -- Гад! Гад! Гад! -- Я ни при чем. -- Я не про тебя. Т.С. Давстон. Он снова меня подставил. Подставил меня, даже с того света. Я получаю все его деньги, но если не найду того, кто убил его, убьют меня. -- Во всяком случае, -- сказал Норман, -- он по-спортивному дал тебе шанс. Он же оставил тебе список ВЕРОЯТНЫХ УБИЙЦ. И тем самым показал, что заботится о тебе. Мы вернулись в мой кабинет. Я сел в свое кресло и позволил Норману разместить свою задницу на моем столе. -- Шесть имен в списке, -- сказал я. -- Как ты считаешь, эти шестеро приглашены на бал? -- Наверняка. -- Откуда такая уверенность? -- А мне было поручено править список. Я решал, кто получит приглашение, а кто -- нет. Я одарил Нормана довольно-таки испепеляющим взглядом. -- Ах да, -- сказал он. -- Твое могли потерять на почте. -- А ну убери жопу с моего стола, -- сказал я. Деньги проблемы не составляли, поэтому я прибегнул к услугам частного детектива. В брентфордских "Желтых страницах" был только один -- по имени Ласло Вудбайн. Я решил, что любой, кому хватает наглости назваться именем самого известного в мире выдуманного сыщика, на что-нибудь да сгодится. Ласло оказался симпатичным типом. Более того -- он, несомненно, походил на меня. Он только что завершил дело Билли Барнса. Я помнил Билли со школьных дней в Амбаре. Он был тем мальчиком, который всегда знал больше, чем нужно знать детям его возраста. Как тесен мир! Я объяснил Ласло, что мне нужна вся информация, которую он сможет собрать о шести ВЕРОЯТНЫХ УБИЙЦАХ. И она нужна мне быстро. Большой Бал Тысячелетия должен был состояться через два месяца, и я намеревался быть к нему готовым. Последние месяцы двадцатого века оказались не слишком интересными. Я ожидал шума и суеты. Шумной суеты и суетливого шума. Но все было довольно тихо. Большей частью шел дождь, а газеты обсуждали только "проблему двадцать первого века". Главное, мы все знали о ней уже много лет. О том, как часы во многих компьютерах не справятся с двухтысячным годом, и как компьютеры во всем мире зависнут, или сойдут с ума, или что там еще может с ними случиться. Но лишь очень немногие на самом деле воспринимали это всерьез, и газеты не слишком этим интересовались. До сего дня. До того момента, когда уже было слишком поздно хоть что-нибудь делать. Вот теперь это стало сенсацией. Вот теперь это могло посеять панику. Но не посеяло. Среднему человеку с улицы, похоже, не было до этого дела. Средний человек с улицы просто пожимал плечами и говорил: -- Все будет в порядке. А почему средний человек с улицы вел себя таким образом? Почему он был так умиротворенно спокоен? Почему он глядел на все это остекленевшими глазами, в которых застыло выражение "а-мне-по-фигу"? И почему практически каждый средний человек с практически каждой улицы? Почему? Ну так я вам скажу -- почему. Средний человек с улицы ходил под постоянным кайфом. Средний человек с улицы был накачан чуть ли не по глаза, в которых застыло выражение "а-мне-по-фигу". Средний человек с улицы пользовал "Нюхательный табак Давстона". Вот именно: Нюхательный табак Давстона. "Щепотка с утра -- и жизнь к тебе добра". Только лишь об этом говорили люди в эти последние месяцы. Все люди. Пробовали этот сорт, тот сорт, и еще вон тот. Этот возносил тебя в небеса, этот опускал на землю, а если смешать эти два, ты вообще забывал и о том, и о другом. Это стало национальным наваждением. Это стало последней модой. Занимались этим каждый средний человек с почти каждой улицы. И каждая -- женщина. И еще раз каждый -- ребенок. Так что с того, что близился конец света? Все они, похоже, сошлись на мысли, что они могут с ним справиться -- если не с улыбкой на лице, то, по крайней мере, с пальцем в ноздре. И так они и ходили кругами, словно лунатики. В бакалею -- из бакалеи. Норман говорил, что дела еще никогда так хорошо не шли -- хотя сладостей он продавал не так уж много. Нюхательный табак Давстона, а? Кто бы мог подумать? Кто бы мог подумать, что с нюхательным табаком Давстона что-то не так? Что, возможно, в него входило что-то еще, кроме молотого табака и специй? Что, возможно, в нем были еще и... как бы это сказать... НАРКОТИКИ? И даже если бы кто-то мог об этом подумать, смог ли бы этот кто-то докопаться до причины -- почему они там были? Смог ли бы этот кто-то установить, что существует заговор в мировом масштабе? Что на самом деле это дело рук Тайного Правительства мира, прикрывающего свое вонючее брюхо в преддверии краха цивилизации? Очень сомневаюсь. Я не смог. Что, вообще говоря, позор. Потому что если бы я смог это сделать, я бы смог что-нибудь предпринять. Потому что, в конце концов, я все же был хозяином фирмы. Я мог бы убрать эту смесь с прилавков. Я мог бы даже разоблачить заговор. Свергнуть Тайное Правительство мира. Спасти человечество от надвигающегося кошмара. Но я не догадался, и вот вам -- получите. Я был слишком занят, чтобы о чем-то догадаться. Я пытался выследить убийцу, и еще я пытался организовать прием: БОЛЬШОЙ БАЛ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ. Поверенный Т.С. Давстона снабдил меня гигантской папкой, в котором во всех подробностях описывался бал. Все следовало сделать именно так, как запланировал Т.С. Давстон. А если нет -- тут поверенный потер руки -- я потеряю все. Все. Я не был намерен потерять все, так что я следовал инструкциям самым неукоснительным образом. В это время Норман был моей несущей опорой. Он принимал самое деятельное участие еще в изначальном планировании бала, и он договорился со своим дядей, что тот возьмет лавку на себя на то время, пока он будет помогать мне в замке Давстон. Однако были и моменты, когда он и я были очень близки к размолвке. -- Гномы здесь, -- сказал он однажды вечером в пятницу, ворвавшись в мой кабинет и грохнув задницу на мой стол. -- Какие гномы? -- Тех, что наняли для бала. На просмотр прибыли четырнадцать, а нам нужно только семь. -- Кому вообще может понадобиться больше семи гномов? -- сказал я, вынимая зеленую сигару из коробки с увлажнителем и проводя ей под носом. -- А что собираются делать эти семь гномов? -- Побриться налысо. Потом, на балу, они будут ходить в толпе гостей, а на головах у них будут кокаиновые дорожки. Зеленая сигара воткнулась мне в левую ноздрю. -- Что? -- проговорил я. -- Что? Что? Что? -- Внимательно надо читать то, что напечатано мелким шрифтом. -- Грубо, -- сказал я. -- Это грубо. Норман угостился сигарой. -- Если ты считаешь, что это грубо, подожди до встречи с теми, кто будет пепельницами. Я пошел на просмотр гномов. В высшей степени неприятное занятие. Хотя все они и были готовы к унизительному бритью голов, мне легче от этого не было. В конце концов я решил, что отбирать их по половому признаку. Из четырнадцати семь было мужского пола, и семь -- женского. В свете девяностых годов, политкорректности и во избежание дискриминации, я отверг всех мужчин и выбрал женщин. Интерьер-дизайнер, некий Лоуренс, был приглашен, чтобы привести большой зал в порядок перед торжеством. Лоуренс был знаменит. Он блистал в страшно популярном шоу от Би-Би-Си, в котором соседи ремонтировали комнаты друг другу таким образом, чтобы вызвать максимальные неудовольствие и досаду. Мне нравилось это шоу, и мне очень нравился Лоуренс. Длинные волосы, кожаные брюки. Он расхаживал в ковбойских сапогах, выходил из себя и начинал вопить, что все не так, это нужно передвинуть, а вон-то -- сломать и выкинуть. Лоуренсу не пришлась по вкусу художественная коллекция Т.С. Давстона. То есть чрезвычайно не понравилась. Он заявил, что Каналетто давно вышел из моды, и пририсовал на них картинах фломастером пару быстроходных катеров. Я не слишком много понимаю в искусстве, но с уверенностью могу сказать, что катера мне понравились. Однако мне не понравилось, когда он заявил, что придется убрать две колонны, которые поддерживали галерею для менестрелей. Я сказал ему: -- Нельзя это делать. Галерея рухнет. Лоуренс затопал сапогами и стал красен лицом. -- Они разрушают линии, -- завопил он. -- Я хочу развесить по галерее водопады искусственных фруктов. Или исчезнут колонны, или исчезну я. Я знал, что не могу обойтись без Лоуренса, но знал также, что колонны должны остаться. К счастью, дело спасло появление Нормана. Он предложил, чтобы Лоуренс их слоем невидимой краски. Невидимая краска Нормана произвела на непостоянного Лоуренса большое впечатление, и вскоре наш бакалейщик принялся за работу, закрашивая, по инструкциям Лоуренса, полотна Рембрандта и Караваджо, а также доспехи, которые не удалось убрать. Кроме того, благодаря их совместным усилиям дверные проемы стали выглядеть шире, ступени на лестницах -- ниже, а интерьер в целом -- значительно симпатичнее. Понятия не имею, где Т.С. Давстон нашел шеф-повара. По всей видимости, он тоже был знаменит, но я никогда о нем не слышал. Он был низенький, толстенький, смугленький, потненький, и постоянно ругался. Как абсолютно все шеф-повара, он был полным психом и ненавидел всех. Он ненавидел Лоуренса, он ненавидел меня. Я представил его Норману. Он возненавидел и Нормана. -- А это мой водитель, Жюлик. -- Ненавижу, -- заявил шеф-повар. По крайней мере, готовить он любил. И особенно он любил, любил, любил готовить для богатых знаменитостей. А когда я сказал ему, что ему представится возможность сделать это для почти четырехсот представителей этой социальной группы, он расцеловал меня в губы и заявил, что приготовит блюда настолько изысканные, что они превзойдут все, когда-нибудь подававшееся на стол за всю историю человечества. С этими словами он гордо повернулся и со всего маху врезался в невидимую колонну. -- Ненавижу этот чертов дом, -- сказал он. Ласло Вудбайн вышел на связь по телефону. По его словам, он и его помощник (некто или нечто по имени Барри) стояли на пороге раскрытия дела и были уверены, что смогут назвать имя убийцы в ночь Великого Бала Тысячелетия. Мне это очень понравилось. Прямо как у Агаты Кристи. Мэри Кларисса Кристи (1890-1976), британская писательница, автор многочисленных детективных романов. Слишком во многих расследование ведет Эркюль Пуаро. И если вы не ходили в театр на ее знаменитую "Мышеловку", не расстраивайтесь -- наш детектив уже сходил. Итак, истекали последние недели века. Лоуренс обещал мне, что ему нужно еще всего два дня, чтобы закончить. Между прочим, в том телешоу ему на все про все как раз и давали эти два дня. Но это, наверно, специальные дни, так сказать, Би-Би-Си-дни, каждый из которых может растягиваться чуть ли не до месяца. Норман деловито расхаживал по дому со странным сооружением из деталек неизменного "Механо" на голове. Оно, по его словам, укрепляло волосы. Норман пришел к выводу, что волосы начинают выпадать потому, что заболевают. Поэтому для того, чтобы они оставались здоровыми, с ними надо проводить общеукрепляющие мероприятия. В частности, регулярные гимнастические упражнения. Он изобрел систему, которую назвал "Волоспорт". Суть его метода состояла в размещении миниатюрного тренажерного зала на голове. У меня сложилось впечатление, что волоспорту вряд ли удастся добиться того успеха, который имели йо-йо. И однажды утром я проснулся с ощущением, что все это кончилось. Двадцатый век. 31 декабря. Восемь часов утра. Всего двенадцать часов до начала Великого Бала Тысячелетия. У меня началась паника. 21 А теперь -- дискотека! "Маска" -- Проснись, проснись и пой! -- Норман ворвался ко мне в спальню, сжимая в руках поднос с чаем, а под мышкой -- объемистую папку. Яуставился на него в полном изумлении. И паника тоже изумленно замерла. -- Что с твоими волосами? -- спросил я. -- Ах, это, -- Норман поставил поднос на золоченый столик рядом с кроватью. -- Что с моими волосами? -- Что с твоими волосами?! Мне приходилось видеть тонкие волосы, но толстых волос я еще ни разу видал. -- Небольшая проблема с моим волоспортом. На несколько дней прервал тренировки, и вот результат -- мышцы волос затягивает жирком. Думаю, сегодня вечером буду щеголять в шляпе. Лихо сдвинутой на затылок. Привет, Клавдия, привет, Наоми. Принимавшие участие в ночном отдыхе лица женского пола, зевая, отозвались на его приветствия. Наоми вставила зубы на место, а Клавдия занялась поисками своего бандажа. Норман присел на кровать. -- Пшел нах! -- приглушенно послышалось из-под одеяла. -- Извини, Кейт, я тебя не заметил. -- Норман подвинулся. -- Тут я принес кое-что, -- продолжил он, протягивая мне несколько таблеток. -- Это что? -- Лекарство, вроде как. Я подумал, что ты как раз впадаешь в панику. Это поможет. -- Восторг. -- Я швырнул таблетки в рот и запил их глотком воды. -- Ничего на свете лучше нету, чем дурь на пустой желудок. -- Из этого стакана Наоми только что достала зубы, -- сказал Норман. -- Ладно, не бери в голову. Я принес список гостей. Будет просто здорово, если ты еще раз попробуешь запомнить, кто есть кто среди кто-есть-ктех. Да, еще мне только что звонил Ласло Вудбайн. Говорит, что сегодня будет разоблачать убийцу. И что ты можешь его не узнать, он замаскируется. -- Зачем замаскируется? -- Чтобы было интереснее. Так что ни о чем не беспокойся. Все под контролем. Транспорт для знаменитостей. Еда, питье, музыка, декорации, шоу-программа, в общем, все. И все, что от тебя требуется -- просто быть там. Все именно так, как должно быть. Я глотнул чаю. Без сахара. Я его выплюнул. -- Да неужели кто-то приедет? Ну, то есть, Т.С. Давстон умер, кто же захочет идти к нему на вечеринку? -- Еще как пойдут. К тому же и на приглашениях написано: "В том маловероятном случае, если хозяина разорвет на мелкие кусочки вследствие несчастного случая с динамитом и резинкой от рогатки, прием, без всякого сомнения, состоится. С собой брать бутылку и птицу. С нами будете свободны, если вы не старомодны." -- Классный был чувак. -- Просто Браунинг. -- Поэт или пистолет? -- Пистолет, -- сказал Норман. -- Разумеется, пистолет. Как мы смеялись. Шуточка была та еще. -- Ну ладно, хватит -- сказал Норман. -- Мне надо идти, подрегулировать свой павлиний костюм. А ты еще раз просмотри список. Пока-пока. -- И с этими словами он поднялся и вышел, захлопнув за собой дверь. Я бросил портфель на пол, взгляд на Наоми, и решил, что дела подождут. Трахнувшись, умывшись, почистив зубы, побрившись и трахнувшись еще раз, я спустился к завтраку. После завтрака я осмотрел большой зал. Лоуренс наконец закончил работать над ним, и прекрасный образец готики превратился в то, что, по его мнению, должно было изображать восточный дворец. Камень древних стен замазали кричащей красной краской, поверх которой грубо намалевали китайские иероглифы. Галерею для музыкантов обмотали гирляндами пластиковых фруктов -- личи и китайских апельсинов. На полу валялось несколько воздушных шариков, а вывеска "С Новым Годом!" свалилась со своего места над входом. С главной люстры свисало нечто, что я с первого взгляда принял за дохлую собаку. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это, видимо, китайский дракон, изобретательно сооруженный из лейкопластыря и бутылочек из-под "Фэри". Лоуренс немного вышел за рамки бюджета в пятьсот фунтов. Согласно его счету -- фунтов