Маргарет!" Я закончил рассказ, доведя его до настоящей минуты, когда мисс Трелони отправилась на прогулку (сейчас я думал о ней, как о "мисс Трелони", а не как о "Маргарет"). Трелони довольно долго сидел молча - минуты две-три, но они тянулись бесконечно. Вдруг он повернулся ко мне и резко бросил: - Теперь расскажите мне все о себе! Это походило на некий намек и я почувствовал, что краснею. Мистер Трелони не сводил с меня глаз, спокойных и вопрошающих, заглядывающих прямо в душу. На губах его играло подобие улыбки и это усиливало мое замешательство, хотя и приносило некоторое облегчение. Я привык всегда прямо выражать свои мысли и потому заговорил, глядя ему в глаза: - Меня зовут, как я уже сказал, Росс, Малкольм Росс. По профессии я - барристер и был назначен на должность королевского адвоката в последний год правления Королевы. Работа моя идет вполне успешно. К моему облегчению, он сказал: - Да, я знаю. Я всегда слышал о вас лишь хорошее! Где и когда вы познакомились с Маргарет? - Вначале на балу десять дней назад. Затем на пикнике, который устраивала леди Стратконнел на реке. Мы проплыли от Виндзора до Кукхэма. Map... мисс Трелони оказалась в одной лодке со мною. Я немного занимаюсь греблей, и в Виндзоре у меня есть своя лодка. Мы о многом беседовали... Естественно... - Естественно! - в голосе его промелькнули сардонические нотки, но тепла в нем не было. Я предложил, что, поскольку нахожусь в присутствии сильного человека, мне следует показать и свою силу. Мои друзья, а иногда и противники считают меня сильным человеком. В данном случае показать слабость означало проявить скрытность. Я оказался в трудном положении, мне постоянно нужно было помнить о том, чтобы не помешать своими неосторожными словами счастью Маргарет, учитывая ее любовь к отцу. Я продолжал: - Место, время дня и окружающая природа были настолько приятными, что наш располагающий к доверию разговор позволил мне заглянуть в ее внутреннюю жизнь. Подобная вещь доступна по отношению к молодой девушке любому человеку моих лет и с моим жизненным опытом! Лицо Трелони помрачнело, но он промолчал. Теперь я должен был придерживаться определенной линии разговора, и я продолжал, прикладывая к этому максимальные усилия. Ситуация могла обернуться серьезными последствиями и для меня также. - Я не мог не заметить, что она испытывает некоторое одиночество. Думаю, я понял его, ведь и во мне многое сохранилось от ребенка. Я побуждал ее говорить со мной откровенно и счастлив был преуспеть в этом. Между нами возникло взаимопонимание. - Тут на его лице промелькнуло нечто, заставившее меня живо продолжить: - Сэр, как вам известно, она не говорила ни о чем недостойном. Лишь рассказала со свойственной ей импульсивностью о своем тяготении к отцу, которого она любит и понимает, и о стремлении больше ему довериться и войти в круг его интересов. Поверьте мне, сэр, это было прекрасно. Об этом может лишь мечтать сердце отца. Все было достойно, и она поделилась со мною, очевидно, потому что не считала меня посторонним, которому нельзя довериться... - я помолчал. Продолжать было не просто, и я боялся повредить Маргарет. Он сам облегчил Мне задачу: - Ну, а вы? - Сэр, мисс Трелони очень мила и красива! Она молода и ее разум подобен хрусталю! Ее симпатии приводят в восторг! Я еще не стар и ни к кому не привязан. До сих пор я не испытывал подобных чувств, могу сказать это вам, хотя вы и являетесь ее отцом! Здесь я невольно опустил глаза. Подняв же их, увидел, что мистер Трелони все еще рассматривает меня проницательным взглядом. Казалось, лицо его осветилось искренней добротой, когда он с улыбкой протянул мне руку и сказал: - Малкольм Росс, я слыхал о вас, как о человеке бесстрашном и благородном. Я рад, что у моей дочери такой друг. Продолжайте! Сердце мое дрогнуло. Первый шаг к завоеванию отца Маргарет был сделан. Могу заметить, что продолжая рассказ, я стал более словоохотлив и манеры мои также оживились. - С годами мы приобретаем опыт, позволяющий пользоваться своим возрастом благоразумно! У меня большой опыт. Я боролся за него, работал ради него всю жизнь и чувствую, что применял его разумно. Я решился попросить мисс Трелони считать меня своим другом и позволить помогать ей при необходимости. Она пообещала мне это. Я и помыслить не мог, что возможность послужить ей возникнет столь скоро и подобным образом, но именно в тот вечер с вами случилось несчастье. Испытывая отчаяние и одиночество, она послала за мной! Я помолчал. Он все еще смотрел на меня. - Когда было обнаружено ваше письмо с инструкциями, я предложил ей свои услуги. Вы знаете, что они были приняты. - И каковыми были для вас эти дни? - Его вопрос поразил меня. В нем было что-то от голоса Маргарет, нечто, напоминающее ее характер в беззаботные минуты и заставляющее меня почувствовать себя мужчиной, защитником. Я заговорил более уверенно: - Эти дни, сэр, несмотря на тревогу и боль, которые я испытывал из-за девушки, любимой мною с каждым часом все более, были самыми счастливыми в моей жизни! После этих слов он столь долго молчал, что я забеспокоился было, не слишком ли много себе позволил. Наконец, он сказал: - Полагаю, говорить столь много от имени другого человека нелегко. Ваши слова могли бы обрадовать сердце ее бедной матери! - По лицу его скользнула тень, и он заговорил быстрее: - Вы определенно уверены во всем этом? - Я знаю свое сердце, сэр. По крайней мере, думаю, что знаю! - Нет-нет! - возразил он. - Я говорю не о вас. Здесь все в порядке. Но вы говорили о ее привязанности ко мне... и все же, она жила здесь, в моем доме, целый год... И после этого жаловалась вам на одиночество. Я никогда, - мне грустно сознаться в этом, но это правда, - за весь год, не видел ни одного знака ее привязанности ко мне! - голос его дрогнул и он смолк, погрузившись в раздумья. - Так значит, сэр, мне выпала честь за несколько дней увидеть больше, чем вам за всю ее жизнь! - мои слова вывели его из задумчивости, и он с удивлением заметил: - Я об этом вовсе не догадывался, мне казалось, что она ко мне безразлична. По-моему, это наказание за мое пренебрежение к ней, за то, что я полагал ее отношение местью юного создания с холодным сердцем. Какая радость знать, что дочь моей жены тоже меня любит! - Он непроизвольно откинулся на подушки, погрузившись в воспоминания. Как же, должно быть, он любил ее мать! Его влекла скорее любовь к ребенку своей жены, нежели к собственно дочери. Волна симпатии к нему прокатилась по моему сердцу. Я начал постигать страсти этих молчаливых и замкнутых натур, успешно скрывавших горячую жажду любви друг к другу! Меня не удивило, когда он вполголоса пробормотал: - Маргарет, дитя мое! Нежная, ласковая, сильная и правдивая! Как ее милая мать! До самых глубин своего сердца я рад был, что говорил с отцом Маргарет искренно. - Четыре дня! - произнес мистер Трелони. - Шестнадцатого! Так значит, сегодня двадцатое июля? Я кивнул, и он продолжал: - Итак, я четыре дня пролежал в трансе. Это не впервые. Однажды я провел в трансе три дня при необычных обстоятельствах и даже не подозревал этого, пока мне не сказали. Как-нибудь я вам об этом расскажу, если вам это интересно. На меня волной накатила радость. Ведь отец Маргарет настолько доверяет мне... Тут он вдруг объявил деловым будничным тоном: - Пожалуй, пора мне встать. Когда Маргарет придет, скажите ей, что со мной все в порядке. Это избавит ее от потрясения! И скажите Корбеку, что как только смогу, я увижусь с ним. Я хочу видеть эти светильники и все о них узнать! Я пришел в восторг от его обхождения со мной. В нем были заметны родственные чувства, способные поднять меня со смертного ложа. Я поспешил выполнить его распоряжения, но едва взялся за ключ, как он остановил меня: - Мистер Росс! Мне не понравилось обращение "мистер". Зная о моей дружбе с его доверью, он уже называл меня Малкольмом, и возвращение к формальному обращению несколько испугало меня. Должно быть, это касалось Маргарет. Мысленно я звал ее "Маргарет", а не "мисс Трелони", тем более перед опасностью потерять ее. Теперь я понимаю, что тогда был настроен вступить за нее в сражение, лишь бы не терять. Невольно напрягшись, я вернулся. Мистер Трелони, будучи по натуре проницательным, словно прочел мои мысли и лицо его, только что жесткое, потеплело. - Присядьте на минуту, поскольку лучше поговорить сейчас, нежели потом. Мы с вами мужчины; что касается моей дочери - все это новость для меня, и неожиданная, потому мне и хотелось узнать об этом подробнее. Имейте в виду, я, будучи ее отцом, имею важные обязанности, и они могут оказаться болезненными. Я... - казалось, он не знал, как начать, и это возродило мои надежды. - Полагаю, из того, что вы говорили о моей дочери, следует ваше намерение просить ее руки? - Именно так! После того вечера на реке я собирался найти вас - конечно, через надлежащее время - и спросить, могу ли я поговорить с ней об этом. События сблизили нас больше, чем я смел надеяться, но первоначальное намерение свежо в моем сердце и крепнет с каждым часом. Лицо его смягчилось, как видно, мысленно он возвращался к собственной юности. - По-видимому, Малкольм Росс - это обращение вновь ободрило меня - пока что вы еще не делали моей дочери никаких заявлений? - Только не на словах, сэр. Скрытый смысл моей фразы вызвал серьезную и добрую улыбку на его лице, и он с серьезным сарказмом заметил: - Не на словах! Это опасно! Ведь слова сомнительны, и она могла бы не поверить им! Я почувствовал, что заливаюсь краской. - Слова диктуют деликатное отношение к ее беззащитному положению и уважение к ее отцу, хотя я не знал вас тогда еще, сэр. Но и не будь этих преград, я не осмелился бы делать заявление ввиду ее горя и волнений. Мистер Трелони, даю вам слово чести: сейчас мы с вашей дочерью всего лишь друзья - не более! Он протянул ко мне руки и с жаром сжал мои. Затем великодушно произнес: - Я удовлетворен, Малкольм Росс. Конечно, до тех пор, пока я ее не увижу и не дам вам своего разрешения, вы не сделаете ей никаких заявлений - на словах, - с улыбкой добавил он. Лицо его снова посуровело. - Время не ждет и мне еще нужно кое-что обдумать, и проблемы эти столь насущны и необычны, что я не могу терять ни часа. Иначе мне не следовало углубляться в обсуждение жизненного пути дочери и ее будущего счастья с незнакомым человеком. - Голос его прозвучал с достоинством и гордостью, которые произвели на меня впечатление. - Я не забуду ваших пожеланий, сэр, - пообещал я, открывая дверь. Я услышал, как он запер ее за мной следом. Когда я сообщил Корбеку о том, что Трелони полностью поправился, тот запрыгал, словно ребенок. Но вдруг замер и попросил меня проявить осторожность и поначалу не упоминать ни о том, как были найдены светильники, ни о первом посещении гробницы. Это на случай, если мистер Трелони заговорит со мной на эту тему, а он это "несомненно сделает", добавил Корбек, бросив на меня косой взгляд; выдающий его осведомленность о моих сердечных делах. Я согласился с ним, чувствуя, что он совершенно прав. Причина осталась для меня не совсем ясной, но я знал, что Трелони - человек необычный и ни в коем случае нельзя было ошибиться и не проявить скрытность. Скрытность - качество, всегда чтимое сильным человеком. Реакция прочих на поправку больного была весьма различной. Миссис Грант расплакалась от избытка чувств, а затем бросилась хлопотать, желая оказаться полезной в подготовке дома "для хозяина", как она всегда его называла. Лицо сиделки вытянулось - она лишилась интересного больного. Но разочарование длилось не более мгновения, и она порадовалась, что беда миновала. Сиделка готова была прийти к больному по первому зову, но сейчас она занялась упаковкой своей сумки. Я пригласил сержанта Доу в кабинет, чтобы остаться с ним наедине, когда сообщу ему эти новости. Даже его железное самообладание пошатнулось, когда я рассказал ему о способе пробуждения Трелони. Я тоже удивился, услышав первые слова сержанта: - А как он объяснил первое нападение? Ведь он уже был без сознания, когда произошло второе. До этой минуты собственно нападение, благодаря которому я и очутился в этом доме, не занимало мои мысли, не считая упоминания о нем мистеру Трелони. - Знаете, мне не пришло в голову спросить его об этом! Профессиональный инстинкт в этом человеке был столь силен, что подавил все прочие. Детектив выслушал мой ответ с неодобрением - Вот почему раскрывают лишь малое количество дел, - заметил он, - когда в них не принимают участие наши люди. Ваш детектив-любитель никогда не доведет дело до конца. Что касается обычных людей, напряжение, опасности проходит, и они обо всем забывают. Это похоже на морскую болезнь, - философски добавил он. - Будучи на берегу, вы о ней даже не вспоминаете, а бежите в буфет подкрепиться! Ну, мистер Росс, я рад, что дело закрыто. Полагаю, мистер Трелони сам разберется в своих делах, коль он выздоровел. Впрочем, возможно, он ничего не будет делать. Поскольку он, очевидно, ожидал каких-то событий и не обратился в полицию, я считаю, он хотел исключить всякую возможность наказания. Думаю, нам сообщат официально о несчастном случаи или о случае сомнамбулизма для очистки совести отдела регистрации, вот и все. Что касается меня, сэр, скажу вам честно, меня это спасет. Мне и впрямь сдается, что я начал сходить с ума. Слишком много тайн, это не моя область: я удовлетворяюсь либо фактами, либо их причинами. Теперь я могу умыть руки и вернуться к полноценной и чисто криминальной работе. Разумеется, сэр, я буду р3д знать, что вы прольете свет на эту загадку. Буду весьма признателен, если вы сообщите мне, каким образом человека вытащили из постели, когда именно его укусила кошка и в чьих руках был нож во второй раз. Ведь наш приятель Сильвио не способен на такой подвиг. Видите ли, я до сих пор об этом думаю! Мне нужно будет держать себя в руках, иначе ж эти мысли будут отвлекать меня, когда я буду занят прочими делами!.. Когда Маргарет вернулась с прогулки, я встретил ее в прихожей. Она все еще была бледной и грустной, а я, как ни странно, ожидал встретить ее повеселевшей. Едва она меня увидела, как глаза ее загорелись, и она выжидательно впилась в меня взглядом. - У вас для меня хорошие новости? - спросила она. - Отцу лучше? - Да! А как вы об этом догадались? - Поняла по вашему лицу. Я должна пойти к нему. - Он сказал, что пошлет за вами, как только оденется. - Сказал, что пошлет? - изумленно повторила она. - Значит он очнулся и снова в сознании. А я и не знала, что все столь замечательно! О Малкольм! Опустившись на ближайший стул, она расплакалась. Я и сам испытывал волнение. То, как она назвала меня по имени, обещало мне чудесные возможности, и я буквально таял. Заметив мое волнение, она протянула мне руку. Я крепко сжал ее и поцеловал. Подобные минуты являют удобные возможности возлюбленным - они дар Богов! До этого мига, несмотря на мою любовь к ней, у меня была лишь надежда. Но теперь, когда она с готовностью позволила мне пожать ей руку, ее пылкое ответное пожатие и огонь любви в темных, глубоких глазах, красноречиво говорили сами за себя обо всем, чего только мог пожелать самый нетерпеливый из возлюбленных. Мы не произнесли ни слова, да они и не были нужны. Слова показались бы пустыми и жалкими и не смогли бы выразить наших чувств. Рука об руку, словно дети, мы пошли к лестнице и стали ожидать на площадке приглашения мистера Трелони. Я шепотом рассказывал ей на ухо - насколько это было приятнее разговора на расстоянии! - о том, как очнулся ее отец, о его словах и обо всем, что произошло между нами, опуская то, что мы говорили о ней самой. Вскоре в комнате прозвенел колокольчик и Маргарет, выскользнув из моих рук, приложила палец к губам. Она подошла к двери и тихо постучала. - Войдите, - произнес мистер Трелони громким голосом - Это я, отец! - голос ее дрогнул от любви и надежды. В комнате послышались быстрые шаги, дверь распахнулась, и Маргарет кинулась в его объятия. Слов почти не было, донеслось лишь несколько несвязных фраз. - Отец! Дорогой отец! - Мое дитя! Маргарет! Мое милое, милое дитя! - Ах, отец, отец! Наконец-то, наконец-то! И вот отец с дочерью вошли в комнату, и дверь за ними закрылась. Глава 14. Родимое пятно В ожидании вызова в комнату мистера Трелони, который, как я чувствовал, произойдет обязательно, время тянулось медленно, и мне было очень одиноко. После нескольких первых мгновений эмоционального подъема при виде радости Маргарет я как-то от всего отдалился и оказался в одиночестве, и на некоторое время чувство обладания, характерное для влюбленного, охватило меня. Но длилось это чувство недолго. Счастье Маргарет так или иначе зависело от меня, и, осознавая это обстоятельство, кажется, я утратил основную часть своего "я". Последние слова, сказанные Маргарет, когда она закрывала за нами дверь, позволили оценить ситуацию в целом, в прошлом и в настоящем времени. Эти две гордых, сильных личности хотя и были отцом и дочерью, начали познавать друг друга только тогда, когда выросла дочь. Природа Маргарет относилась к типу людей, которые взрослеют быстро. Гордость и сила каждого из них и сдержанность, бывшая основной чертой их характеров, создали барьер в их взаимоотношениях с самого начала. Каждый начал уважать скрытность другого довольно поздно, и взаимное непонимание переросло в привычку. И, таким образом, эти два любящих сердца, страстно жаждущих сочувствия друг друга, долго находились в разлуке. Но теперь все уладилось, и в самой глубине своей души я радовался, что, наконец, Маргарет была счастлива. Пока я раздумывал на эту тему и мечтал о своих личных делах, открылась дверь, и мистер Трелони пригласил меня войти. - Входите, мистер Росс! - сердечно произнес он, но не без некоторой формальности, которой я так страшился. Я вошел в комнату, и он протянул мне руку, которую я пожал с удовольствием. Он не сразу отпустил ее и все еще держал в своей, подводя меня к дочери. Маргарет смотрела то на меня, то на него; ее глаза, наконец, опустились. Когда я близко подошел к ней, мистер Трелони отпустил мою руку и, глядя прямо в глаза дочери, сказал: - Если все происходит так, как бы мне этого хотелось, мы не должны ничего держать в тайне друг от друга. Малкольм Росс уже так много знает о моих делах, что, я полагаю, он должен оставить их в том положении, в котором они пребывают сейчас, и молча удалиться, или он должен узнать о них еще больше. Маргарет! Не хочешь ли ты, чтобы мистер Росс взглянул на твое запястье? Она бросила на него призывный взгляд, но даже при этом было ясно, что, видимо, она решилась. Без слов она подняла правую руку, так что браслет в виде распростертых крыльев, прикрывающих кисть, сполз вниз, открыв поверхность кисти. Меня пронзил ужас. На ее кисти виднелась тонкая зубчатая красная линия, из которой, казалось, свешивались красные пятна, похожие на капли крови! Так стояла она - воплощение истинной гордой терпимости. Ох! Но она выглядела гордой! Сквозь всю присущую ей мягкость, все ее великодушное пренебрежение к собственной личности, которое я ощущал в ней, и которое никогда не было столь заметно, как сейчас, - сквозь весь огонь, который, казалось, сиял из темной глубины ее глаз, освещая мне самую душу, - сверкала, вне всякого сомнения, и гордость. Гордость, основанная на вере; гордость, рожденная чистотой сознания; гордость истинной королевы Старого времени, когда принадлежность к королевскому роду предполагала наличие способности быть первым и величайшим, и храбрейшим во всех высоких деяниях. Так мы простояли несколько секунд, после чего глубокий, торжественный голос ее отца, казалось, бросил мне вызов: - Что Вы скажете теперь? Не будучи способным выразить ответ словами, я подхватил правую руку Маргарет в свою, пока она опустила вниз, и, крепко сжимая ее и оттянув другой рукой золотой браслет, склонился и поцеловал ее запястье. Когда, не отпуская ее руки, я поглядел ей в лицо, то увидел на нем выражение такой радости, о которой мог мечтать, когда думал о небе. Затем я обернулся к ее отцу. - Вы получили мой ответ, сэр! Его мужественное лицо осветила торжественная улыбка. Он сказал единственное слово, когда положил и свою руку на наши, сомкнутые, в то время как он нагнулся, целуя дочь: - Хорошо! Стук в дверь прервал нашу беседу. В ответ на бесстрастное "Входите!", произнесенное мистером Трелони, появился мистер Корбек. Когда он разглядел позы, в которых мы находились, его как бы откачнуло назад; но в то же мгновение мистер Трелони подскочил к нему и подвел его к нам. Пока он пожимал ему обе руки, казалось, он преобразился. Весь энтузиазм его юности, о котором рассказывал нам мистер Корбек, казалось, вернулся к нему в одно мгновение. - Значит, вы достали лампы! - почти крикнул он. - Мои предположения оправдались в конце концов. Пройдемте в библиотеку, где мы сможем быть одни, и расскажите мне об этом! И пока он рассказывает, Росс, - сказал он, обернувшись ко мне, - будьте добры, в знак старой дружбы, достаньте ключи от сейфа, чтобы я смог взглянуть на эти лампы! Затем они втроем (дочь с любовью держала руку отца), прошли в библиотеку, в то время как я поспешил в Часерри Лэйн. Когда я вернулся с ключами, они все еще полностью были захвачены своей беседой; но к ним вскоре после моего ухода присоединился доктор Винчестер. Мистер Трелони, узнав от Маргарет о его постоянном внимании и доброте и о том, как он, несмотря на большое противостояние, постоянно исполнял список его пожеланий, попросил доктора остаться и выслушать с нами всю историю. - Это, возможно, заинтересует вас, - узнать конец всего дела! Мы рано отобедали в тот день. После этого долго сидели вместе, а затем мистер Трелони произнес: - А теперь, я думаю, лучше всего нам расстаться и спокойно улечься спать пораньше. Мы можем продолжить свой разговор завтра, а сегодня мне хотелось бы все обдумать. Доктор Винчестер ушел первым, с любезной предусмотрительностью прихватив с собой мистера Корбека и оставив меня. Когда они ушли, мистер Трелони сказал: - Думаю, было бы хорошо, если бы вы тоже ночевали у себя дома. Мне хотелось бы спокойно провести вечер с дочерью; есть множество вещей, о которых мне следовало бы рассказать ей, и только ей. Возможно, уже завтра я смогу сообщить о них также и вам; но в данный момент было бы лучше, чтобы нас ничто не отвлекало, и мы были в доме одни. Я прекрасно понимал и разделял его чувства, но опыт последних нескольких дней был еще не забыт, и после некоторого промедления я спросил: - Но не может возникнуть при этом какой-либо опасности? Если бы вы знали, как мы... К моему удивлению, Маргарет прервала меня: - Малкольм, опасностей не предвидится. Я останусь с отцом! - Говоря эти слова, она прильнула к нему, как бы защищая его своим телом. Ничего не ответив, я поднялся и направился сразу же к выходу. Мистер Трелони сердечно сказал мне вслед: - Приходите как только вам захочется, Росс. Приходите к завтраку. После этого нам с вами захочется поговорить. - Он тихо вышел из комнаты, оставив нас вдвоем. Я начал целовать руки Маргарет, которые она протянула мне, затем притянул ее к себе, и наши губы встретились в первый раз. В ту ночь я спал мало. Ощущение счастья с одной стороны и беспокойство с другой не оставляли мне места для сна. Но даже если меня охватило беспокойство, в то же время я был столь счастлив, как никогда. Ночь пролетела столь быстро, что рассвет как бы обрушился на меня, не прокрадываясь по своему обыкновению. Еще не было девяти часов, когда я появился в Кенсингтоне. Все мое беспокойство испарилось, подобно облаку, как только я встретил Маргарет и увидел, что бледность лица уже уступила место обычному яркому румянцу. Она сказала, что отец спал хорошо и скоро присоединится к нам. - Я твердо знаю, - прошептала она, - что мой добрый и предусмотрительный отец специально не встал еще, чтобы я могла первой встретить тебя, и наедине! После завтрака мистер Трелони повел нас в кабинет, говоря по дороге: - Я просил Маргарет присутствовать при нашем разговоре тоже. Когда мы сели, он серьезно произнес: - Вчера вечером я сказал, что у нас есть что рассказать друг другу. Осмелюсь предположить, что Вы думали, что это касается Маргарет и вас. Это так? - Я думал именно так. - Хорошо, мой мальчик, все правильно. Мы говорили с Маргарет, и я знаю о ее желаниях. Я крепко пожал протянутую им руку, а затем поцеловал Маргарет, подвинувшую свой стул ближе ко мне, чтобы мы смогли держаться за руки во время разговора с ним, а он продолжал, несколько поспешно, что было неожиданно для меня: - Вы знаете очень многое о моей охоте за этой мумией и вещами, ей принадлежавшими; осмелюсь добавить, что вы догадываетесь о многих моих теоретических доводах. Но это я могу объяснить в любое время позже, спокойно и уверено, если возникнет в том необходимость. О чем мне обязательно надо посоветоваться с вами сейчас, заключается в следующем: Маргарет и я не достигли соглашения по одному вопросу. Я говорю о проведении эксперимента; эксперимента, который смог бы увенчать все, чему я посвятил двадцать лет исследований, жизни в опасности и массу подготовительной работы. С помощью этих трудов мы могли бы узнать о вещах, которые в течение веков были скрыты от глаз и из памяти человечества. Мне бы не хотелось, чтобы моя дочь присутствовала при этом, так как не могу закрыть глаза на тот факт, что эксперимент может быть сопряжен с опасностью - великой опасностью неизвестной природы. Однако, я неоднократно встречался в своей жизни с исключительными опасностями неизвестного происхождения; таким же опытом обладает мой бесстрашный ученик, который помогал мне в работе. Что касается меня, я готов пойти на любой риск. Это послужило бы на пользу науке, истории и философии; и мы смогли бы перевернуть еще одну старую страницу человеческой мудрости в наш прозаический век. Но мне ненавистна мысль подвергать такому риску свою дочь. Ее юная счастливая жизнь слишком драгоценна, чтобы можно было обращаться с ней столь легкомысленно, особенно теперь, когда она находится на самом пороге нового счастья. Я не желаю видеть, как она лишится жизни, как случилось с ее дорогой матерью... Он на мгновение замолчал и прикрыл глаза руками. В то же мгновение Маргарет оказалась возле него, обнимая и целуя его, успокаивая ласковыми словами. Затем, выпрямившись, держа одну руку на его плече, она сказала: - Отец! Мама не приказывала тебе оставаться возле нее, даже когда ты задумал отправиться в то полное опасностей путешествие в Египет, хотя эта страна в то время была целиком охвачена войной, чреватой всякими опасностями. Ты сам рассказывал мне, как она считала тебя вправе быть свободным и ехать туда, куда тебе нужно, хотя, ты говорил, что она знала, что тебе грозят опасности, и беспокоилась о тебе, и вот тебе доказательство! - Она приблизила к его глазам свое запястье со шрамом, который, казалось, источал кровь. - Теперь дочь своей матери поступает так, как на ее месте поступила бы мать! - Затем она обернулась ко мне: - Малкольм, ты знаешь, что я люблю тебя! Но любовь зиждется на доверии, и ты должен доверять мне в опасности не меньше, чем в радости. Ты вместе со мной должен стоять рядом с отцом перед этой неизвестной опасностью. Вместе мы можем преодолеть ее; или вместе мы не добьемся успеха - вместе мы умрем. Таково мое желание; мое первое желание, предъявляемое будущему мужу! Ты же думаешь, что я права как дочь, правда? Скажи отцу, что ты об этом думаешь! Она была похожа на королеву, снисходящую до мольбы. Моя любовь к ней возрастала безмерно. Я встал возле нее, взял ее за руку и сказал: - Мистер Трелони! В этом Маргарет и я представляем одно целое! Он крепко сжал наши руки, затем с глубоким волнением произнес следующее: - Именно так поступила бы ее мать! Мистер Корбек и доктор Винчестер пришли в точно назначенное время и присоединились к нам в библиотеке. Несмотря на безмерное счастье, которое охватило меня, я предчувствовал, что наша встреча будет весьма важной. Ведь я не мог забыть о только что случившихся странных событиях; мысль о том, сколь странные вещи могут происходить, не оставляла меня, довлела надо мной, как облако, которое окутало всех нас. Видя, в каком серьезном настроении находятся мои товарищи, я понял, что каждый из них занят некоей доминирующей над всем другим мыслью. Мы сели, образуя кружок вокруг мистера Трелони, который придвинул свое огромное кресло к окну. Маргарет села возле него справа, я - рядом с ней. Мистер Корбек слева, а доктор Винчестер - напротив. После нескольких секунд молчания мистер Трелони обратился к мистеру Корбеку: - Вы рассказали доктору Винчестеру, как мы условились обо всем, что произошло до сих пор? - Да, - подтвердил он. Мистер Трелони продолжал: - А я рассказал все Маргарет, так что все мы знаем обо всем! - Затем, обернувшись к доктору, он спросил: - Правильно ли я представляю себе, что вы, зная все, что знаем мы, наблюдавшие за этим явлением в течение многих лет, хотите принять участие в эксперименте, который мы надеемся произвести? Ответ доктора был прямым и бескомпромиссным: - Конечно! Ведь даже когда это дело было внове для меня, я обещал продолжать его до конца. Теперь, когда я многое знаю и оно оказалось столь интересным, я не оставлю его ни за какие ваши посулы. Будьте совершенно спокойны, в отношении меня. Я - ученый и исследователь различных явлений. У меня нет никого, кто принадлежал бы мне, и никто не зависит от меня. Я совершенно одинок и свободен делать с собой все что мне угодно, распоряжаться всем, вплоть до собственной жизни! Мистер Трелони торжественно поклонился и, повернувшись к мистеру Корбеку, сказал: - Я знаком с вашими идеями в течение многих лет, старина, так что у меня нет нужды задавать вам подобные вопросы. Что же касается Маргарет и Малкольма Росса, они уже высказали мне свои желания и не сомневаются по поводу принятого решения. - Он помолчал несколько секунд, словно приводил в порядок мысли; затем начал излагать свою точку зрения и намерения. Он объяснял все очень тщательно, видимо, постоянно имея в виду, что некоторые из нас, слушавших его, были совершенно невежественны в отношении корней и природы тех явлений, о которых шла речь; он объяснял их по ходу своего рассказа: - Эксперимент, который предстоит нам произвести, имеет своей целью определить, существует или не существует некая сила, некая реальность в старой Магии. Вероятно, сейчас создались самые удачные условия для проведения этого испытания; мне бы хотелось сделать все возможное, чтобы оригинальная конструкция оказалась эффективной. В то, что существует некая магическая мощность, я твердо верю. Невозможно создать, или организовать, или симулировать мощь и в настоящее время; но я полагаю, что если в старое время такая мощь существовала, она могла обладать свойством исключительной долговечности. Что ни говори, Библия не является мифом, а в ней мы читаем, что солнце остановилось по приказанию человека и что осел - не человек - заговорил. И если Ведьма из Аэндора смогла вызвать Саулу душу Самуила, почему не могут существовать ведьмы с равными силами и почему хотя бы одна из них не дожила до сих пор? В самом деле, ведь сказано в Книге Самуила, что Ведьма из Аэндора была одной из многих и то, что именно она помогла Саулу было чисто случайным совпадением. Он только искал среди многих, кого он изгнал из Израиля, "всех тех, которые имели Гадателей [Гадатель - по поверьям древних египтян и иудеев - прирученное колдуном животное, в которое вселяется при гадании дух колдуна.] и были колдунами". Эта египетская Царица Тера, правившая примерно за две тысячи лет до Саула, была колдуньей и тоже имела Гадателя. Посмотрите, как священнослужители ее времени и последующие представители этого сословия пытались стереть ее имя с лица земли и прокляли дверь ее гробницы, так чтобы никто не смог когда-нибудь прочесть ее утраченное имя. И они преуспели настолько хорошо, что даже Мането, историк египетских царей, писавший в десятом веке до Рождества Христова, и располагавший всей совокупностью преданий жречества за сорок столетий до него, имея доступ к любой записи, нигде не упомянул ее имени. Кстати, никому из вас не пришло в голову, когда вы думали о более поздних временах, кто же был ее Гадателем? Тут речь его прервал доктор Винчестер, когда с силой всплеснув руками, он вскричал: - Кот! Мумия кота! Я знал об этом! - Мистер Трелони рассмеялся, довольный. - Вы правы! Имеются все доказательства, что Гадателем Царицы-колдуньи был кот, которого мумифицировали вместе с ней и эту мумию не только положили в ее гробницу, но и поместили в саркофаг рядом с ее саркофагом. Именно он вцепился мне в кисть, оцарапав своими острыми когтями. - Он помолчал. Замечание Маргарет было чисто девчоночьим: - Тогда мой бедный Сильвио оправдан! Как я рада! Отец погладил ее по голове и продолжал: - Эта женщина, кажется, обладала даром предвидения экстраординарной силы. Предвидела далеко, далеко вперед и выходила за грани своего времени и современной ей философии. Казалось, она предвидела последствия, вызванные слабостью собственной религии, и приготовила для себя в случае опасности выход в другой мир. Все свои надежды она связывала с Севером, откуда всегда дули холодные, бодрящие ветры, превращавшие жизнь в радость. Сначала казалось, что ее внимание привлекают семь звезд Большого Ковша [Большой Ковш - видимо, название созведия Большой Медведицы в древнем Египте.]; на стенах гробницы иероглифами записано, что при ее рождении на Землю упал огромный каменный метеорит, из середины которого извлекли драгоценность - рубин из Семи Звезд, который она считала талисманом своей жизни. Казалось, что он определяет ее судьбу, вокруг которой сосредоточились все ее мысли и заботы. Волшебная Шкатулка, так искусно составлена из семи изящных стенок, как мы знаем из того же источника, тоже происходит из метеорита. Число семь было для нее магическим числом, и это неудивительно для женщины с семью пальцами на одной руке и с семью пальцами на одной ноге. Имея талисман, состоявший из семи рубинов редкой красоты, расположенных точно в соответствии со звездами Большого Ковша, определившего время ее рождения, причем каждая звезда этой драгоценности семиконечна, что само по себе является чудом минералогии, - она придавала этой драгоценности магическое значение. Кроме того как мы знаем из содержания стелы на ее гробнице, она родилась в седьмом месяце года - месяце начала наводнения Нила. В это время Правящей Богиней была Хатор, Богиня ее собственного дома, из Антефов Фивейской линии, - Богиня, которая в различных видах символизирует красоту, удовольствие и возрождение. Кроме того, в этом седьмом месяце, который по более позднему египетскому календарю начинается с 28 октября и длится до 27 числа нашего ноября, на седьмой день Большой Ковш как раз поднимается над горизонтом в небе Фив. Итак, в жизни этой женщины удивительным, странным образом группируются столь различные явления. Число семь, Полярная Звезда и созвездие из семи звезд, Богиня месяца Хатор, которая была ее собственным, особенным Богом, богом ее семьи, Антефов Фивейской династии, чьим королевским символом она была и чьи семь форм правили любовью, удовольствиями жизни и возрождением. Если когда-нибудь и было основание для существования магии, для символической силы, используемой в мистических целях, то оно должно было возникнуть именно здесь и именно в это время. Вспомните, кроме того, что эта женщина владела всеми научными познаниями своего времени. Ее мудрый и предусмотрительный отец позаботился обо всем, зная, что, используя собственную мудрость, она должна будет бороться с интригами жрецов. Не забывайте, что в древнем Египте наука астрономия зародилась давно и развилась до невероятно высокой степени и что астрология, следуя за астрономией, также добилась больших успехов. И, возможно, что в дальнейшем, при изучении световых лучей, мы обнаружим, что астрология также является подлинной наукой. У меня есть нечто особенное, некоторые соображения, на которые мне хотелось бы обратить ваше внимание именно теперь. Вспомните, что египтянам были знакомы науки, в отношении которых мы, несмотря на прогресс, удивительно невежественны. Например, акустика, точная наука для строителей храмов Карнака, Луксора или Пирамид, сегодня кажется чудом для Белла, Кельвина, Эдиссона и Маркони. Создатели старинных чудес, возможно, предусмотрели практический способ использования таких сил, а между ними и силы света, о которых в настоящее время мы не можем и мечтать. Но на эту тему я буду говорить позже. Шкатулка Царицы Теры, возможно, является волшебной и содержит силы, о которых мы не имеем ни малейшего представления. Мы не можем открыть ее; должно быть, она закрывается изнутри. Каким же образом тогда она открывается? Она сделана из твердого камня удивительной прочности, скорее похожего на драгоценный камень, чем на обычный мрамор, крышка ее сделана из камня такой же прочности, а при этом грани имеют столь сложные формы, что точнейший инструмент нашего времени не в состоянии помочь изучить их. Каким образом были созданы столь совершенные формы ее граней? Как был выбран такой камень, что эти полупрозрачные пятна на нем соответствуют взаимному расположению семи звезд Большой Медведицы? По какой причине будучи освещенным звездным светом, Шкатулка начинает светиться изнутри? Почему, когда я подбираю лампы определенной формы, свечение еще больше усиливается; и при этом Шкатулка никак не реагирует на обычный свет, независимо от мощности его источника света? Повторяю, что в шкатулке сокрыты великие чудеса науки. Мы обязательно убедимся, что именно с помощью света удастся открыть ее каким-то образом: или путем облучения светом, выделенным из какого-нибудь вещества, обладающего чувствительностью, скажем, к механическому удару, или путем высвобождения некоей большой энергии. Надеюсь только на то, что при нашей невежественности мы не используем никакие грубые способы, которые могли бы разрушить этот механизм; поэтому не будем пользоваться знаниями нашего времени, а постараемся найти способы, преподанные нам, как чудо, более пяти тысяч лет тому назад. Кроме того, в шкатулке могут находиться сведения для добра или зла, для просвещения мира. Мы знаем, что египтяне изучали свойства трав и минералов для магических целей - для белой и черной магии. Мы знаем, что некоторые из старых колдунов могли наводить сны любого вида. Я практически не сомневаюсь в том, что это явление достигалось посредством гипнотического воздействия, которое в виде искусства или науки родилось на берегах древнего Нила. Но, кроме того, в Египте, видимо, овладели искусством составления лекарств, и их фармакопея давно превзошла наши знания в этой области. Некоторые из современных лекарств могут, в какой-то степени, наводить сны. Мы можем даже устанавливать различия между хорошими и плохими снами - сны удовольствия, или беспокоящие, или мучительные сны. Но, кажется, эти древ