репнуть, и нога будет служить как положено. Танцоры хлопали себя ладонями по бедрам, вызывая танцоров лайли-тенду выйти к ним. Те встали на колени, их влажная кожа сверкала в сиянии светящихся грибков. Волны ослепительной синевы накатывались на их тела. Танцоры же Нармолома стали совершенно черными, но потом на этом фоне стали взрываться зеленые пятна и полосы. Сами же танцоры гремели погремушками, стрекотали и раскачивались взад и вперед, почти невидимые, кроме ярких всполохов красок. Танцоры лайли-тенду отвечали зелеными и розовыми вспышками, что означало одобрение и сильное возбуждение. Танцоры Нармолома подхватывали их узоры и как эхо повторяли их. Таким образом началась долгая импровизация вызовов и откликов, которая постепенно перерастала в крещендо движений, музыки и красок. Потом интенсивность представления стала волнообразно затихать, сопровождаясь печальным пением рогов. И вдруг наступила мертвая тишина. Зрители переливались лазурью и густым синим цветом, означавшими восторг и полное одобрение. "Историю, историю, историю, расскажите нам историю!" - раз за разом повторяли эти узоры большими и яркими символами. Встал и вышел в круг, образованный актерами и зрителями, Укатонен. На толстых ластах приковыляла, чтобы присоединиться к нему, Нарито - глава лайли-тенду. Собравшиеся люди суши и моря бешено аплодировали. Анито отвернулась - память о недавнем прошлом была еще жива. Сколько раз приходила она сюда, и каждый раз ее ситик исполнял роль руви-тенду в этом представлении. И хотя то время ушло, Анито было больно видеть на его месте кого-то другого. Укатонен сыграл на своем роге еще одну печальную мелодию, а Нарито ответила на нее целой серией нот, сыгранных на флейте. Барабанщик отозвался мощными гулкими ударами по выдолбленному бревну - так было официально открыто торжественное кворбирри. Знакомая всем история развертывалась одновременно в музыке, танцах и цветных узорах. Первые попытки сухопутных тенду жить в море были сыграны и пояснены стилизованной речью кожи Укатонена. Это был очень древний, очень традиционный стиль, вполне соответствующий статусу энкара, но в этой древней манере Анито внезапно прослеживала движения, узоры, фразеологические обороты совершенно современные и оригинальные. Было ясно - Укатонен - мастер кворбирри. Нарито отозвалась на вызов впечатляющего представления Укатонена с изяществом и силой. Она исполняла роль моря и живущих в нем созданий, она проверяла способность тенду жить в океане. Анито бросила взгляд на Моуки и Иирин. Они были в буквальном смысле поглощены кворбирри. Иирин достала свой живой камень и изображала на нем картину всего происходившего перед ней. Анито видела десятки раз, как это делает Иирин, как она записывает разговоры, а затем просматривает их вновь и вновь. Иирин говорила, что это помогает ей учить язык и что записи помогут ее народу лучше понять, о чем говорят тенду. А что могут понять ее люди в кворбирри? И какая часть этой стилизации будет понята самой Иирин? Волна сожаления прокатилась по спине Анито. Ей было жаль это новое существо. Она была слепа к нюансам стиля и техники, которые превращали кворбирри в уникальное зрелище. Представление близилось к концу, то есть к рассказу об установлении торговых отношений между лайли-тенду и руви-тенду. Укатонен и Нарито взялись за руки и плясали в круге, их движения символизировали слияние и гармонию. Затем каждый из них вовлек еще кого-то из зрителей в этот танец, хоровод ширился и ширился, пока его участниками не стали все зрители и танцоры, включая даже Иирин. Круг становился теснее, его участники ритмично чирикали, опускаясь на колени в песок. Танец перешел во всеобщее слияние. Анито ощутила соленую кровь лайли-тенду и знакомую - сладковатую - жителей Нармолома. Джуна с восторгом смотрела, как расцветают в радужных красках танцоры, как меняется темп танца. Она нащупала свой компьютер и превратила его в видеокамеру. Да, людям из отдела Контакта с инопланетянами это зрелище должно понравиться. Съемка делалась автоматически, и Джуна могла спокойно наслаждаться невиданным спектаклем. Ей казалось, что перед ней разворачивается лишенное внутреннего содержания переплетение цвета и движений. Иногда ей попадались отдельные знакомые слова или символы, но скорее всего это было нечто вроде эквивалента джазового пения, преимущественно импровизационного и абстрактного. Представление, достигнув кульминации, шло к концу, и наконец аудитория взорвалась шквалом визуальных аплодисментов, что было ничуть не менее красиво и занимательно, чем само представление, которое только что доставляло зрителям такое наслаждение. Аплодисменты постепенно перешли в ритмизованное повторение одних и тех же слов. Слова требовали какой-то истории. Укатонен и один из морских тенду вышли в центр круга. И зрители, и участники представления покрылись рябью одобрения. Джуну поразила наступившая тишина. Единственными звуками был тихие вздохи ветра и прибоя, да изредка случайный шорох погремушки, когда кто-то из танцоров менял позу. Иногда слышался и еще один слабый шорох - это компьютер, меняя фокус, вращал кольца объектива. Укатонен сыграл длинную монотонную мелодию на своем роге, сделанном из витой раковины. Прогремели гулкие удары по выдолбленному бревну, заменявшему здесь барабан. К Укатонену присоединился морской тенду, и они начали танцевать строгий стилизованный танец, который как бы сопровождал сложнейшие торжественные узоры языка кожи, излагавшие смысл происходящего. Этот формализованный язык был почти недоступен для Джуны, она улавливала лишь отдельные повторяющиеся слова. Им эхом вторил морской тенду. Нить повествования переходила от одного исполнителя к другому, выражаясь визуальными вопросами и ответами. История касалась моря и тенду. Джуна наклонилась вперед, стараясь глубже вникнуть в смысл повествования. Вполне возможно, что это что-то вроде мифа - о сотворении мира? Но если он повествует о том, как тенду вышли из моря, то почему складывается впечатление, будто история рассказывается от конца к началу? Впрочем, по мере развития сюжета Джуна стала понимать, что это рассказ о том, как тенду копили знания о море. Рассказ завершился тем, что Укатонен и морской тенду взялись за руки и стали отплясывать вместе. Потом они стали вводить в танец зрителей и танцоров, образовывая огромный круг. Прохладные влажные руки подхватили и Джуну с Моуки, вовлекая в танец. После длительного сидения на песке движение показалось Джуне исключительно приятным. Она поводила плечами, изгибала спину, имитировала движения тенду и их тихое постанывание. Потом все начали становиться на колени, изгибаясь то вправо, то влево. Джуна тоже опустилась на колени, время от времени ощущая, как ее касаются прохладные влажные тела участников танца. Она вдруг почувствовала слабый укол и утонула в слиянии прежде, чем успела испугаться. В панике она попыталась было сопротивляться, но с ней был Моуки, он встал преградой между нею и другими участниками слияния, он давал ей время для адаптации. Когда она успокоилась, Моуки позволил слиянию проникнуть сквозь его защитный блок. Он останавливался каждый раз, когда Джуна начинала волноваться. Она ощущала и эго Укатонена, который действовал согласованно с Моуки, руководя им и успокаивая ее. Постепенно Джуна начала ощущать и присутствие других, кроме Укатонена и Моуки. Острое солоноватое чувство любопытства доминировало в слиянии. Они ждали, чтобы Джуна открыла себя деревенским и морским людям. Джуна в страхе жалась к Укатонену и Моуки, ужасаясь даже мысли, что какие-то чужаки будут шнырять в ней, касаясь ее самых интимных чувств. Ее друзья укрыли ее, гарантируя защиту и покой. Когда она снова успокоилась, они потихоньку стали снимать блокировку, давая возможность слиянию проникнуть к ней. Когда Джуна опять стала волноваться, блокировка окрепла. Так постепенно Джуна начала как бы растворяться в слиянии, оно проникало к ней во все возрастающих дозах через защитное эго друзей. Теперь всеобщее слияние омывало ее подобно теплым водам моря. Моуки, Анито и Укатонен поддерживали ее, помогая обучиться искусству плавания в этих водах. А потом слияние кончилось, и Джуна очнулась на берегу, чувствуя себя успокоенной и в мире со всем миром. Она встала и пошла в море, чтобы смыть налипший на кожу песок. Море фосфоресцировало, оно горело зеленым светом, омывая тело Джуны. Быстро движущийся зеленый след совсем рядом заставил Джуну испуганно вздрогнуть и втянуть в легкие воздух, чтобы закричать, но тут на поверхность вынырнул лайли-тенду. Она выдавила из себя неуверенный смешок, когда тот высветил слова приветствия. Она ответила ему тем же и глубоко нырнула, забавляясь случившимся, а потом поплыла прочь от берега, оставляя за собой сверкающий зеленый след - свечение потревоженного движением планктона. Джуна освобожденно вздохнула, поднырнула под накатывающуюся волну и открыла глаза навстречу фосфоресцирующей зеленой завесе. Она плыла в ночном море, давая холодному морскому огню искрами сверкать на ее коже. Слияние прошло великолепно, особенно благодаря защите Моуки и других. Она испытала великолепные ощущения, особенно после того, как удалось расслабиться. Аллу-а принесло ей чувство, что она - Джуна - есть неотторжимая часть чего-то очень большого: бесконечного и живого, как море или лес. И оно ничуть не походило на насилие. Джуна распрямилась и стрелой вынеслась на поверхность, вдыхая сладость воздуха. Это не ее мир, это не ее люди, и все же слияние почему-то дало ей ощущение возвращения домой. Джуна поплыла к берегу и вскоре вышла на пляж, роняя капли зеленого огня. Соль и планктон она смыла в ближайшем пресном ручейке. А потом свернулась клубочком возле Анито и других и крепко заснула. Анито проснулась очень рано. Напилась, выкупалась в ручье, а потом долго стояла на берегу, глядя на океан, пока волны спокойно плескались у ее колен. Сегодня состоится ее первый нерест. Она была благодарна вчерашнему слиянию, но хотя лайли-тенду стали после него ей ближе и понятнее как группа, индивидуально они оставались чужими. Брачный сезон всегда страшил Анито. В это время даже Илто становился каким-то далеким и раздражительным. Один раз, когда она была совсем еще юной, он даже накричал на нее, почему-то спутав с соперником-самцом. Правда, он немедленно извинился, но память о том случае все еще саднила. Неужели и она станет такой же? Она вспомнила силу своего случайного эротического возбуждения и неумение его контролировать. Раздались звуки шагов по воде. Это был Укатонен. Он погладил ее плечо. - Волнуешься? - спросил он. Она высветила утвердительный ответ. - Всегда немножко страшно, пока наконец не возбудишься. А когда начинается гон, то уже ничто другое не имеет значения. У тебя все будет хорошо. - Он протянул ей только что пойманную рыбу. - Дар одного из твоих воздыхателей. Тебе сегодня надо хорошо поесть. Нерест берет много сил, а подкрепиться никакой возможности не будет. Вместе с Укатоненом Анито вернулась в гнездо. Иирин и Моуки помогали Нинто готовить обильный завтрак. - У тебя, по-видимому, куча воздыхателей, - сказал Укатонен. - Это все понатащили самцы лайли-тенду. Анито ела, пока не набила желудок до отказа. Остатки наименее скоропортящихся продуктов Нинто сложила в сумку Анито, завернув предварительно в зеленые листья. Та повесила сумку через плечо и высветила слова благодарности. Ее проводили на пляж, где Нарито уже ожидала женщин Нармолома, которые должны были принять участие в нересте с мужчинами лайли-тенду, Когда Анито пошла к другим женщинам, Нинто ласково сжала ей плечо. - Не волнуйся, - сказала она. - Тебе это понравится. Анито согласилась. Она с трудом проглотила слюну - глотка пересохла от волнения. Укатонен вышел вперед и дотронулся до ее руки. - Поскольку в Нармоломе еще нет главного старейшины, я буду наблюдать за гоном от лица деревни, - сказал он. Анито сразу успокоилась. Там будет Укатонен. Он о ней позаботится. Значит, все будет хорошо. Самцы лайли-тенду вышли из моря на берег и уселись вокруг Нарито. Женщины же Нармолома сели в кружок вокруг Укатонена. Каждая группа слилась. Анито почувствовала мощное эго Укатонена, возбуждающее в них желание. В ее репродукционных органах вспыхнул жар. Когда Укатонен разорвал контакт, этот жар уже ощущался ее кожей, Анито опустила глаза. Ее кожа приобрела цвет тусклой бронзы, но в нижней части живота, на бедрах и на ягодицах этот цвет был ярче и золотистее. С другими женщинами происходило то же самое. У мужчин слияние еще не кончилось. На каждую женщину приходилось примерно по три мужчины. - Нужно будет пригласить их посетить нас в верховьях реки на время брачного сезона. Тогда нам не пришлось бы драться за хороших самцов, - сказала одна из женщин. Это была Нанто. В прошлый сезон она нерестилась с Илто. Другие женщины выразили полное согласие. - Жаль, что море так далеко, - сказала Янито. - Было бы совсем неплохо всегда иметь достаточное количество самцов для нереста. - Для этого вам следует выбирать больше тинок-самцов в качестве своих бейми, - вмешался Укатонен. - Но ведь бейми-самки более полезны, - ответила Барито. - Их неоплодотворенные яйца - хорошая пища для нейри. - Кроме того, - заявила Нанто, - это вряд ли помогло бы. К тому времени, когда новые бейми-мужчины достигнут половой зрелости, меня уже давно не будет. - Нам всегда нужны энкары, - сказал Укатонен. - Возможно, некоторым вашим старейшинам, у которых есть взрослые бейми-самцы, следовало бы подумать о том, чтобы стать энкарами. Большинство женщин отвернулись: мысль о расставании с Нармоломом расстраивала их, но в то же время они не хотели сказать ничего, что могло бы обидеть энкара. Анито, сочувствуя, погладила плечо Укатонена. Он был прав - в деревне слишком мало мужчин. Это была проблема, над которой новому главному старейшине придется серьезно задуматься. - Лайли-тенду кончили сливаться, - сказала Ханто. Мужчины теперь тоже были бронзового цвета. Анито обнаружила, что ее взгляд приковывают к себе золотые полосы в нижней части живота и на боках самцов. Ее внутренний жар стал усиливаться и как бы распространяться по всему телу. Она ощутила внезапную потребность оказаться рядом с самцами. Сила этого влечения испугала ее. Она хотела бежать, нырнуть в море, почувствовать, как оно все крепче обнимает ее с погружением в глубину. Нарито жестом указала на океан. Анито с трудом удержалась от того, чтобы не рвануться вперед, и чинно последовала в воду за Укатоненом и женщинами Нармолома. Желто-черные рыбы, подобно стае испуганных птиц, брызнули во все стороны, когда они вступили в волны. Анито нырнула прямо к песчаному, покрытому мелкой рябью дну. Два стремительных сильных тела нырнули следом, их золотые полосы ярко сверкали в подводном сумраке. Анито стрелой взмыла к поверхности, взлетев в воздух в красивом мощном прыжке. Самцы следовали за ней вплотную. Теперь к ним присоединились еще двое, и Анито увидела, что со всех сторон окружена ослепительно сверкающими золотом самцами. Она ощущала в воде их возбуждение - соленое и жгучее, как перец. Ее кожа горела огнем. Она поглядела вниз: теперь все тело сияло золотом. Скоро яйца будут готовы к оплодотворению, и тогда наступит время для совокупления. Она рванулась вперед, нырнула - очень глубоко, уводя за собой самцов и чувствуя, как растет давление на ушные перепонки, с гордостью ощущая свою силу и скорость. Иногда на золотом фоне кожи у нее проступали синие разводы. Она выдохнула из легких воздух и пошла вверх, окутанная облаком серебристых пузырьков. Она позволила мужчинам догнать себя, дразня их близостью своего присутствия. А самцы бешено вились вокруг. Они выпрыгивали из воды, они оповещали о своем возбуждении серебряными фонтанами брызг. Теперь мужчины были полностью золотые, что заставляло ее кожу гореть еще сильнее. Один из них проплыл совсем рядом, задев Анито своим телом. Она снова нырнула, а из ее уст вырвался тихий брачный стон. Вода завибрировала ответными криками самцов, и возбуждение Анито перешло в яростный сексуальный зов течки. Это чувство захлестнуло ее, она уже не могла больше сдерживать себя. Анито снова простонала, блеском золота оповещая мир о силе своего желания. На мгновение она поняла страх Иирин перед слиянием. Еще одно быстрое тело скользнуло рядом, заставив сжаться кожу на спине Анито. Она снова рванулась к поверхности. Самцы выскакивали почти вплотную, их тела горели в лучах солнца. Страх исчез, вытесненный страстным желанием. Она качалась на морской зыби, спина изогнута в знак готовности. Один из самцов схватил ее, и она ощутила, как спина сама собой изгибается еще больше. Она подставила клоаку и ощутила, как клоака самца прикасается к ней. Внезапная теплота выброшенной спермы проникла в нее, замутила воду, придав ей известковый горьковато-мускусный привкус, что еще сильнее возбудило Анито. Незнакомые мышцы, о существовании которых она и не подозревала, теперь сокращались, загоняя сперму вглубь - туда, где хранилась гроздь яиц. Самец отпустил Анито, и она почувствовала, как ее обхватывает другой партнер. Мыслей не было - ею владели лишь инстинкт и страсть. Анито совокуплялась снова и снова, потеряв счет самцам, которые обнимали ее. Было уже темно, когда она вышла из океана - усталая, умирающая от голода и измученная. От резких движений ныла спина. Живот, казалось, отяжелел от яиц и спермы. Клоака тоже болела, но эта боль была приятна. Какая-то часть Анито все еще жаждала изгибаться, быть схваченной, но по мере того, как морской ночной воздух охлаждал ее темнеющее тело, это желание пропадало. На пляже ее ожидала Нинто. Она обняла Анито за плечи, как только та вступила на песок, и, поддерживая, повела к гнезду. - Извини, я где-то потеряла твою еду, - сказала Анито, когда они проходили мимо полосы истоптанного песка, где утром сидели женщины. Нинто покрылась рябью смеха. - Она бы тебе только мешала, - сказала она. - Но ты выглядишь так, будто утром тебе потребуется солидный завтрак. - А где же Укатонен и все остальные? - Спят где-то в другом месте. Я подумала, что сегодня тебе, возможно, захочется побыть одной. Анито поблагодарила Нинто. Ей и в самом деле хотелось побыть одной, чтобы последние остатки брачного возбуждения исчезли вместе со сном. Так много случилось за этот день, что никакой компании ей не требовалось, во всяком случае, пока она хорошенько не выспится. Нинто развернула пакет с рыбьей икрой и водорослями и протянула его Анито. Та сразу откусила огромный кусок. - Ну как - понравилось? - спросила Нинто. - Спроси меня об этом завтра, - сказала Анито, прожевывая еду. - Я так устала и так голодна, что вряд ли могу оценить по-настоящему. На груди Нинто появился смешок. - Я-то знаю, каково тебе сейчас, - сказала она. - Я однажды тоже нерестилась с морскими людьми, когда была молодой. Это куда более утомительно, чем нереститься с деревенскими, но зато и куда интереснее. - Серо-голубая тоска по ушедшим временам на мгновение окрасила тело Нинто. - Да, удовольствие велико, но я все равно больше люблю нереститься со своими. Теперь покрылась цветом сожаления кожа Анито. - Я-то очень хотела, чтобы мой первый брачный сезон был в Нармоломе. Нинто провела по ее плечу костяшками пальцев. - Не печалься, у тебя для этого будет еще много-много лет. Анито отвернулась, вся посерев от горя. - В чем дело? - спросила Никто. - Что случилось? - Для меня время жизни в Нармоломе истекает. Укатонен заберет меня, чтобы сделать энкаром. Мне придется уйти оттуда через год-другой. Нинто положила руку на плечо подруги. Ее кожа так и осталась окрашенной печалью. - А он не... Он не возьмет меня вместо тебя? - наконец спросила она. - Нет, Нинто, - ответила Анито, глубоко тронутая предложением своей тараны. - Этого я принять от тебя не могу. Кроме того, ему нужна именно я. - Почему? - спросила Нинто. - Из-за этого существа? Анито подтвердила ее догадку. Она отвернулась, охваченная горем и гневом. - Он думает, что новый народ слишком важен, чтобы я могла оставаться в деревне, - сказала она, снова повернувшись к Нинто. - Но ведь это несправедливо! Ты только что стала старейшиной. Если б он взял меня, смысла было бы больше. Баха вполне готов стать старейшиной. Давай я упрошу Укатонена взять меня вместо тебя. - Нет, - ответила Анито, - я сама согласилась на это в обмен на его суждение о том, может ли Иирин усыновить Моуки. А кроме того, я думаю - он прав. Новый народ - это очень важно. Если б ты только видела, что они натворили в Лайнане... - Анито покачала головой и отвернулась. - Необходимо, чтобы кто-то привел их в гармонию, пока они не наделали еще больших бед. Никто не знает Иирин лучше меня и Укатонена. Но... - добавила она, снова поворачиваясь к Нинто, - я не хочу этого. Я хочу остаться в Нармоломе. Если б у меня был выбор, я так бы и поступила, но это был бы очень эгоистичный выбор. Теперь уже отвернулась Нинто, и надолго. - Я восхищаюсь твоим мужеством, - сказала она. - И твоим пониманием того, в чем состоит твой долг. Если есть хоть что-то, что я могу для тебя сделать, ты только скажи. Анито выразила и понимание чувств подруги, и свою благодарность. Они сомкнули руки, после чего Никто скрылась во тьме. Анито же поудобнее устроилась в гнезде, зарылась в листья всем своим измученным и ноющим телом и уснула, думая о своей тарине. Джуна смотрела, как Укатонен ведет небольшую группу самцов сухопутных тенду, которые должны были принять участие в брачных играх с самками морских тенду. А вчера в нересте с морскими людьми ради товаров участвовала Анито. Сегодня же она лежит в состоянии полного физического истощения. Этот внезапный взрыв сексуальности среди аборигенов очень встревожил Джуну. Еще недавно они казались ей почти бесполыми. А теперь они же заключают сделки - меняют секс на товары. Она недоуменно покачала головой. Теоретическая статья по проблемам ксеноантропологии, записанная в ее компьютере, утверждает, что контакт с аборигенами всегда превращается в процесс открытий и переоценок, но она не представляла себе, что пересматривать и переоценивать придется так часто и по сути дела - абсолютно все. Она устала от неожиданностей. Джуна подхватила свою сумку для сбора еды и сделала знак Моуки. Им нужен завтрак, а чтобы заняться им, никого, кроме них, нет. Свежие дары моря были приятной заменой сырого мяса птиц и рептилий, а вот фруктов им явно не хватало, а ведь именно они составляют большую часть питания сухопутных тенду. Мед они сменяли на морские водоросли, соль и другие товары. Они вышли на пляж и пошли вдоль моря по колени в воде. Моуки внимательно всматривался в песок. Наконец он кивнул. Джуна поставила корзину и проследила направление его взгляда. Моуки тронул ее за руку, и Джуна взглянула на него. - Видишь пузыри, которые поднимаются из песка? - сказал он на языке кожи. - Там прячутся моллюски. - Моуки стоял как раз возле скопления большого числа маленьких норок в песке. - Они могут слышать наши шаги. Поэтому стой тихо, пусть они забудут, что мы тут. Они подождали, пока несколько волн не накатилось на берег. Потом Моуки сказал: - Готовь решето. Джуна кивнула и вытащила из корзины большое решето с высокими краями. Когда набежала следующая волна, Моуки вдруг прыгнул, как будто в нем распрямилась какая-то пружина, и стал бешено копать песок, горстями кидая его в решето. Когда пришла следующая волна, Джуна наполовину опустила решето в воду и стала трясти его, чтобы песчинки провалились через ячейки, оставив на сетке гальку и всякую прибрежную живность. Подошел Моуки и показал Джуне, что съедобно, а что - нет. - Вот это хорошо, - сказал он держа в руках странную раковину из восьми сегментов. - Очень вкусно, и мы их поймали сразу четыре или пять. Ты хочешь показать ее своему говорящему камню? - Не обязательно, Моуки. Я полагаю, он уже видел такие. Одну из них я нашла мертвой на песке, через день после того, как мы сюда приплыли. Но все равно спасибо. Им понадобилось еще раз пять останавливаться для охоты, пока в корзине не набралось достаточно моллюсков для приличного завтрака. Нашли они еще и немного морских водорослей, промыли их и все притащили в гнездо, где еще спала Анито. К тому времени, когда она проснулась, завтрак уже был готов. Она потянулась - осторожно, явно чувствуя боль. Моуки протянул ей фляжку с пресной водой, которую Анито вылила на себя, после чего на ее теле проступила яркая бирюзовая окраска. - Спасибо. Вот теперь все хорошо. - Мы тебе принесли завтрак, - сказала Джуна, протягивая лист с горкой моллюсков и водорослей. Анито поблагодарила. - Ты отличный учитель, - сказала она Моуки. Тот отвернулся - сконфуженный и гордый. Анито коснулась руки Джуны. - А ты быстро учишься, Иирин. Спасибо. Джуна опустила глаза, обрадованная неожиданной похвалой. - Спасибо, кене. Ешь. Должно быть, после вчерашнего ты очень голодна. Рябь смешливого согласия высветилась на коже Анито, которая в этот самый момент засунула в рот песчаного осьминога и втягивала в себя его шевелящиеся щупальца. Джуна улыбнулась при виде столь забавного зрелища. Завтрак протекал в дружественном молчании. А потом Анито отослала Джуну и Моуки, велев им развлекаться по собственному желанию остаток дня. - Завтра начнется тяжелая работа. Надо будет обработать все морские водоросли, которые лайли-тенду соберут для нас. Утро Джуна и Моуки провели в исследовании маленького скалистого островка. Они посидели на ветках деревьев, любуясь, как нерестятся тенду, выпрыгивая из воды и снова ныряя, потом осматривали выдолбленные прибоем пещеры, где морские тенду хранили свои припасы, и поплавали в пресной воде внутреннего озерка. Днем Джуна закаталогизировала несколько эндемичных видов и постаралась дополнить свои лингвистические и экологические заметки. Нового накопилось много. Двух-трех часов, которые Джуна уделяла в день работе, было явно мало для кодирования всех наблюдений. А теперь вот придется возиться с этими морскими водорослями. Джуна вздохнула, жалея, что в сутках так мало часов. - Что-нибудь не так? - спросил Моуки. - Нет, просто мне так много нужно сделать, а времени на это не хватает. - Давай я тебе помогу, - предложил Моуки. Джуна покачала головой, одновременно с нежностью проведя по его руке костяшками пальцев. - Спасибо, Моуки, но тут ты мне помочь не можешь. Я должна учить эти говорящие камни, чтобы они запомнили все, что я знаю, и пересказали бы моему народу. - Покажи, как их учить, и я помогу, - ответил Моуки, покрываясь желтовато-серым цветом. Джуна покачала головой, припомнив правила Протокола. - Очень многому придется учиться. Годы времени. - Но я буду твоим бейми много лет. Учи меня, - уговаривал Моуки. - Тебе нужна помощь. Тенду нужна помощь. Я твой бейми. Я научусь у тебя и помогу своим людям. Джуна изумленно смотрела на Моуки. Он уже много раз поражал ее глубиной своего мышления. Ее бейми не ребенок. Более того, он прав. Тенду предстоят большие изменения, и они нуждаются в любой помощи, которую только сумеют получить. Моуки мог оказаться исключительно важной фигурой в качестве переводчика. Конечно, это означало новое нарушение Протокола, но... Она поглядела на Моуки. Она уже столько всего понарушала... Так имеет ли значение еще одно нарушение? - Ладно, Моуки, буду тебя учить. Моуки тут же уселся перед ней. Уши растопырены, готов слушать. Но Джуна вдруг поняла, что не знает, с чего начинать. - Начнем завтра. Мне надо продумать, как тебя учить. Моуки кивнул и взял ее за руку. Оба отправились купаться. Утром следующего дня морские тенду стали вытаскивать на берег сети, битком набитые водорослями. Сухопутные тенду сначала промывали их в соленой воде океана, потом в пресной. Затем водоросли грубо размалывали с помощью двух плоских камней и бросали в яму, наполненную пресной водой. Оттуда эту массу вынимали, используя специальные сита; на них оказывался тонкий осадок, похожий на лист плотной бумаги. Влажные" листы выкладывали на сушильные полки, изготовленные из шестов и циновок. Это был долгий и необычайно трудоемкий процесс, прерываемый частыми послеполуденными дождями, когда приходилось хватать листы и тащить их в пещеры. Как только небо очищалось от туч, листы и циновки тащили обратно. Во время очередного перерыва из-за дождя Джуна и Моуки сидели на дереве. И пока дождь поливал их, Джуна сделала попытку обучить Моуки стандартному языку. Тут же, однако, выяснилось, что Моуки не может произнести большую часть нужных звуков. Джуна вытерла дождевые струи с лица, а потом передвинулась на край ветки, чтобы посмотреть, скоро ли кончится этот упорный и сильный дождь. - Бесполезно, Моуки. Ничего из этого не выйдет. Я не могу обучить тебя своему языку. Твой рот не приспособлен к тому, чтобы произносить нужные звуки. - А ты покажи мне слова, - не сдавался Моуки. - А я их выучу. - Я пыталась, Моуки, - ответила Джуна. - Не получается. - Я видел, как ты смотришь на слова в своем говорящем камне. Покажи мне их. Я их запомню. - Чтение! - воскликнула вслух Джуна. - Ну конечно же! Ладно, Моуки, - продолжала она уже на языке кожи, - вот посмотри на этот значок. Моуки выучил весь алфавит еще до того, как кончился дождь. Когда они потащили из пещеры маты с водорослями, он все время практиковался в изображении букв. Какие-то бейми остановились и в изумлении смотрели, что он делает. - Я учусь языку нового существа, - гордо сказал он им. - И что это значит? - спросила одна из бейми. Это была Пейни - одна из самых младших бейми в деревне. - Не знаю, - пришлось сознаться Моуки. - Но как же можно учиться чему-то, не зная, что оно означает? - удивлялась Пейни. - Я же только начал, - ответил Моуки. - Завтра Иирин научит меня еще чему-нибудь. На следующий день уже несколько бейми сидели и наблюдали за уроком Джуны. Сегодня она учила Моуки цифрам. Он быстро выучил их и усвоил простейшие примеры сложения и вычитания, хотя дело затрудняла десятеричная система, изобретенная существами с десятью пальцами на руках и отличная от восьмеричной у тенду, которые имели восемь пальцев. Остальные бейми выучились счету так же быстро, как и Моуки. Когда урок кончился, они убежали, а цифры горели и бегали по их коже подобно замысловатой движущейся татуировке. Джуна засмеялась и вернулась к своим делам. На следующий день уже Укатонен наблюдал за тем, как она учит Моуки и других бейми складывать буквы в слова. - Чему ты их учишь? - спросил Укатонен, отослав ее учеников работать. - Я учу их языку кожи нашего народа. - Но у вас ведь нет языка кожи, - сказал Укатонен. - Я думал, вы разговариваете голосом. - У нас есть способ писать слова, так что мы можем их видеть. Моуки хотел научиться говорить так, как говорят новые существа. Но он не может передавать послания, как мы - звуками, зато способен говорить тем, другим способом. Он очень хочет учиться, и поэтому я его учу. - Анито и я тоже должны этому обучиться. Будешь нас учить? Таким образом Анито и Укатонен тоже присоединились к ученикам Джуны, а затем и другие старейшины. Вскоре все жители Нармолома научились высвечивать на теле простые фразы в письменном варианте стандартного языка, разговаривая друг с другом. Сначала Джуна опасалась, что ее обучение может принести аборигенам вред, но потом поняла, что для тенду это просто забава. Их восхищала форма букв, да и вообще чужая грамматика. Даже лайли-тенду и те выходили из океана и садились на песок, чтобы учиться у деревенских стандартному письменному языку. И к тому времени, когда сбор водорослей был закончен, уже сложился "пиждин" на основе языка кожи тенду и письменного стандартного языка. На пути к берегу материка лайли-тенду резвились и прыгали в воде вокруг плотов, а их кожа светилась путаницей слов, фраз и букв, выбранных восторженными тенду не из-за их значения, а скорее из-за внешнего вида. Они достигли материка, вытащили плоты на низкий берег спокойной бухты. Лайли-тенду вразвалочку вышли на берег, чтобы официально проститься с деревенскими. Они скользнули в воду и увели плоты обратно на свой остров. Те лайли-тенду, которые не тащили плотов, высоко выпрыгивали из воды. Блестящие бессмысленные слова и буквы горели у них на груди, превращая своих обладателей в подобие кошмарного сна типографа. "Прощай!", "До свидания!", "Ешь рыбу", "Прыгай выше!" вдруг высветили они по какому-то наитию. Дальше шла фантасмагорическая абстрактная мешанина слов и букв. Джуна махала им рукой и говорила "До свидания" и на языке кожи, и на стандартном. Вскоре морские тенду скрылись в волнах, а пустые плоты двигались подобно призрачному флоту сквозь сумрак начинающегося шторма. Анито взвалила свой груз на плечи, привязав его поясными лямками, чтобы не соскользнул со спины, когда они начнут карабкаться по деревьям. Джуна тоже подняла свой мешок. Взвалив его на плечи, она последовала за деревенскими тенду в знакомый сумрак джунглей. 18 Ветви гигантского дерева на простирались к путникам, как бы приветствуя их возвращение. Анито, вспыхнув от счастья яркой бирюзой, одним прыжком перемахнула через пропасть, отделявшую ее от ветвей колосса - дерева Нармолома, родного дома Анито. Как прекрасно вернуться домой, как приятно сложить свою тяжелую поклажу в кладовую. Ее радость, впрочем, слегка поблекла, когда она стала рассматривать свое новое помещение. Оно выглядело ужасно. Пол, стены, потолок заляпаны черной грязью, оставленной здесь сезоном наводнений. - Нет, ты только погляди на эту грязищу! - воскликнула Иирин. Анито высветила знак согласия. - Придется все это вычистить, - сказала она, бледная от усталости. Она и в самом деле выдохлась. Путешествие было трудным, шли с тяжелым грузом, да еще приходилось торопиться, чтобы поскорее попасть домой. Анито хотелось одного - поесть и тут же крепко уснуть на свежей подстилке из листьев. В дверь просунула голову Нинто. - Ну и грязь, - сказала она. - Проведите ночь у меня. Моя комната не была затоплена. А это можете начать убирать завтра, когда отдохнете. - Мы на тебя и без того взвалили немалую ношу, - запротестовала Анито. - Ну уж если тебе так кажется, то можете позаботиться о нашем ужине, - ответила Нинто и высветила улыбку. - Ладно, - согласилась Анито. - Иирин, вы с Моуки отправляйтесь за фруктами и листьями для подстилки. А я схожу на охоту и принесу сотового меду с одного из моих деревьев на. Анито оставалась в дверях, глядя на уходящих Иирин и Моуки, а затем перевела взгляд на такое знакомое дупло деревни-дерева. Полые воды залили его почти до трети высоты, а схлынув, оставили повсюду слой ила и грязи. Как бейми главного старейшины она раньше жила на верхних ярусах, которые никогда водой не заливались. - А ведь славно вернуться домой, - сказала Нинто, подходя к Анито и оглядывая внутренность колоссального дупла. Анито с любовью дотронулась до руки своей тарины, начисто позабыв о собственных домашних проблемах. - Приятно, - сказала она. - Еще как приятно-то! Этой ночью Анито долго лежала без сна в своем гнездышке из свежих листьев, прислушиваясь, как еле слышно поскрипывает дерево под дыханием легкого ночного ветерка, как разносится тихий гул пчел-тиланов, нагнетающих крылышками свежий воздух в свои ульи, а через них и во всю пустотелую сердцевину гигантского дерева. Она глубоко втягивала в себя знакомые домашние запахи: древний запах древесины, ила, светящихся грибков, слабый привкус меда и зелени, влажный аромат свежей подстилки. Рябь радости медленно бродила по ее коже, пока наконец Анито не провалилась в сон. Наконец-то она была дома. Джуна привязала веревку к корзине, доверху заполненной полужидкой вонючей грязью, и дернула ее, подавая сигнал деревенским, сидящим наверху на развилке, что уже можно тащить. Она посмотрела, как корзина поднимается вверх, а потом зашлепала по илу, скопившемуся на дне дупла, чтобы начать загружать новую корзину. В Нармоломе шла весенняя уборка. Деревенский народ чистил свои комнаты, осушал пруд на дне дупла, вытаскивал оттуда накопившуюся грязь и отбросы. Работа была утомительная и грязная, но Джуна, к собственному удивлению, чувствовала себя счастливой. Она подняла тяжелую корзину и поглядела вверх. Стены огромного дупла дерева на поднимались со всех сторон вверх рядами балконов, теряющимися в вышине. Отсюда верхнее отверстие дупла выглядело пятном света диаметром не больше ладони. Корзины возносились и падали обратно, чтобы их вновь загрузили на дне. Дерево гудело, как живое существо, звуками кипучей деятельности. Даже пчелы-тиланы звенели особенно громко, копаясь в богатой питательными веществами грязи. Вчера Анито выдавила из своей аллу в сосуд с чистой водой несколько капель какой-то жидкости. Потом этой водой опрыскали пол, потолок и стены комнаты. Она тут же заполнилась пчелами. К тому времени, когда сосуд опустел, все было покрыто ровным плотным слоем насекомых. Когда же они вернулись часом позже домой с охапками свежей листвы, комната стала неузнаваемой. Пол блестел, как хорошо протертая скипидаром мебель, грибки на стенах и потолке ярко светились. Джуна улыбнулась, вспомнив детскую волшебную сказку о принцессе, которой служили невидимые слуги. Жизнь среди тенду, безусловно, имела свои прелести. Протяжный басовитый раскат грома и стук дождя по грязи вывели Джуну из задумчивости. Она подтащила корзину к висевшей веревке, привязала ее к ручке и дернула. Та, однако, и не подумала натянуться. Джуна подняла глаза и увидела, что работавшие наверху тенду спускаются вниз. Они сделали перерыв, чтобы спрятаться от грозы. Дожди теперь стали реже. Приближался сухой сезон. Эта гроза была первой за три дня. Джуна взобралась на вершину дерева, чтобы дождь смыл вонючую грязь с кожи. К ней присоединились Моуки и Укатонен. Они таскали корзины компоста на платформы, сделанные на ветвях; они понадобятся для лесного хозяйства аборигенов в сухой сезон. - Они только-только созревают, - сказал Моуки, протягивая ей парочку плодов ати, обладавших острым, но одновременно сладким вкусом. Джуна поблагодарила его на языке кожи. - Надо уходить вниз, - сказал Укатонен. - Идет сильная буря. Так обычно и бывает после долгой засухи. Джуна улыбнулась. Даже после восьми месяцев жизни среди тенду ей было трудно думать о трех днях прекрасной погоды как о длительной засухе. Они спустились внутрь дупла. Джуна с удовольствием оглядывалась по сторонам. Большая часть времени, которое она прожила с тенду, прошла в пути. Она устала от путешествий. Дома было так хорошо. Анито уже ждала их с кусками сотов, выложенными на зеленом листе, и с горшочком мелкорубленого мяса, маринованного в остром присоленном фруктовом соке. Когда они кончили обедать, Анито села плести неоконченную корзину, а Укатонен принялся наклеивать перья на стрелы для духовой трубки. Иирин протянула руки к Моуки, и они слились. Теперь она уже вполне прилично овладела аллу-а. Научилась контролировать некоторые инстинктивные реакции вроде сокращения зрачков, сердцебиения и кровяного давления. Могла прослеживать много простейших функций другого организма и до известной степени научилась управлять ходом слияния. Она вошла в аллу-а. Ее страх и беспомощность остались далеко позади. Она научилась ставить блокировку, чтобы замедлить приток ощущений, научилась поддерживать средний уровень интенсивности аллу-а и наслаждаться им. Теперь слияние было ей столь же необходимо и желанно, как и Моуки. Органи