о память об изувеченном Кроффе Тесле в его коляске, сделанной в форме чаши, с парой обслуживающих сервов, осталась. Какой стойкий человек! Однажды его посетили три "брата". Они пришли к нему просто так, из любопытства... Тогда Ери поинтересовался, не жалеет ли Тесла о своем спасении. Лекс каламбурил, чтобы одержать над Ери верх. Он тогда еще спросил, правда ли, что Братья этого экзотического кроврлюбивого Братства пьют друг у друга кровь. Это оказалось вторжением в частную жизнь Теслы, что вызвало гнев лейтенанта, гнев, смешанный с тоской. Тоской но оставшимся вдали братьям, тоской по утраченным конечностям. Теперь и Лександро, оставшись один, перенес духовную ампутацию. Он никогда не думал, что такое может с ним случиться, никогда не думал, что будет так страдать. Все его молитвы к Рогалу Дорну были ничто, пыль и тлен. Его не покидало чувство безнадежности и тщетности, и эта пропасть была глубже и разрушительнее любого теплового колодца. Он вспоминал, как исповедывался перед Ло Чангом, капелланом с лицом, испещренным лунными кратерами. Исповедь проходила в часовне, где в нише, задрапированной пурпурным бархатом, что придавало ей сходство с вертикально поставленной шкатулкой для драгоценностей, висел, ощерив зубы, большой, эллипсоидной формы череп тиранида. Ло Чанг сидел за резной ширмой на скамье боли. Правда, использовал он ее не потому, что был обязан физически страдать, выслушивая признания брата в мелких грехах... Совсем нет. Хотя возможно, что болевые ощущения, связанные с запором, приносили ему определенное удовольствие... но таким образом он мог частично прочувствовать несчастье брата, а потом пойти и облегчиться, избавив себя от ощущений душевного и физического дискомфорта, материализовавшегося в виде грубых отходов, пригодных разве что для ультразвуковой утилизации. - Сейчас, когда я молюсь нашему При-марху, чтобы он снова открылся мне, - прошептал тогда Лекс, - я не чувствую ничего, кроме внутреннего холода... когда раньше я ощущал там присугствие духа Дорна, ощущал его тепло, его сияние... Словно Рогал Дорн лишил меня ауры своего благословения, своей милости... ********* Благодаря походу на Лакрима Долороса теперь стало больше известно о структуре и функционировании флота-гнезда тиранидов. Каждый пятый корабль из общего числа вторгшихся в пределы той звездной системы, был уничтожен или выведен из строя благодаря стараниям десантников или усиленному обстрелу крейсерами. После чего Имперские силы отступили, позволив кораблям-улиткам наброситься на дикий мир джунглей и его невежественных обитателей. Пятая часть кораблей пришельцев по приблизительным подсчетам соответствовала примерно пяти тысячам. Если только не произошло ошибки в меньшую сторону. Вероятность такой ошибки была довольно высока. Значительная часть флота, скрытая в Ворпе, была погружена во мглу, Часть. Все-таки... весомая часть. И флот передвигался очень медленно - в историческом измерении. И довольно быстро - в космическом. Он мог пополняться, мог из людей, обирая их детородные органы и гены, плодить рабов-монстров, создавать живую технику. Но в целом поход, как будто, закончился успешно, разве нет? Были получены новые сведения. Больше стало известно о Матках-Геноклеях, которые производили потомство правящего класса тиранидов, а также о полной гамме биологи-1ческих конструкций, понятных этим Маткам... о Гонокрадах, Зоатах... и клонированном живом оружии и живой технике, генетически выведен-? ных на базе плененных особей. Больше стало известно об Энергетической Коре, перекачивавшей жидкости внутри каждого корабля. Многое от^ крылось о Сенсорных Пучках, которые преобразуют нейрохимические сигналы. Обнаружились новые факты о Мозговых Синапсах Гнезда, которые, объединяя каждый отдельный корабль со всеми остальными, слипаются в Сверхразум, обостряют процессы восприятия тиранидов и их созданий... - Вы разрушили мозговой синапс гнезда, - терпеливо объяснял Ло Чанг Лексу. - Орган, который связывает тиранидное судно со Сверхразумом флота-гнезда. Он объединяет проклятых тварей и их биологические создания внутри судна, настраивая всех на одну телепатическую волну восприятия. Чем ближе они подходят к нему, тем сильнее его влияние на них. Твое собственное психическое состояние, как мне кажется, соответствовало уровню точка ноль один... Тот орган был способен увеличить чувствительность твоей психики в сотни раз. Наши Терминаторы-Библиары ощущали его силу; но Библиары прошли специальную подготовку, чтобы противостоять влиянию... К тому же у тебя на глазах страшной смертью умер твой брат Тандриш. В непосредственной близости от тебя. Отсюда твои страдания, и недоумение, от этих страданий. Теперь ты непроизвольно не позволяешь ауре Дорна соприкоснуться с твоей израненной душой, чтобы защитить себя от... излишней экзальтации. Тебя все еще беспокоит смерть Тандриша. И Веленса тоже. Эта боль прошла по каналу неопределенной потери, который был перекрыт органом в момент его гибели. Открой свою душу Дорну, Д'Аркебуз. Пусть свет Дорна развеет мрак смерти^ Но все было напрасно. Как горько было ему осознавать, что Бифф и Ери, уйдя из жизни, травмировали его душу и разум. Лексу нужно было очиститься от этого привкуса горечи, который так тяготил его. Ему было больно и стыдно знать, что Бифф умер героической смертью, спасая их от глупости, от обмана того Зоата. Он переживал и смерть Ери, который формально тоже умер как герой, хотя на самом деле пал жертвой навязчивого состояния, суть которого заключалась в том, чтобы уберечь Лекса от рокового для него героического поступка. И это чувство стыда тоже коробило его, К своему вящему удивлению, он горевал, потому что со смертью Ери и Биффа потерял частицу себя. Было ли предположение Ло Чанга относительно стократного увеличения переживания всего лишь его догадкой? Не были ли вина и боль Лекса навеяны агонией умирающего инопланетного нервного органа? Или он в самом деле искренне горевал по поводу утраты своих двух братьев? Впрочем, имело ли это какое-то значение? Как раз имело, потому что теперь он знал, что в кругу Братьев лишился братьев. Случись это десять лет назад, как бы радовался он освобождению от этой парочки, преследовавшей его со времен Трейзиора... Но сейчас... Он, который покинул своих настоящих родственников, двух своих глупых сестер, был вынужден признать то, мысли о чем никогда прежде не допускал. Только це^ ной потери, окончательной и безвозвратной, он понял, что имел двух братьев, двойную темп, самого себя... и теперь их не стало. С их смертью он утратил собственную тень. Странно, но теперь его могучего тела, его плоти и крови ему стало недостаточно. По настоятельному совету Ло Чанга он продолжал истово молиться, но это не приносило никаких результатов. Пыль... Пепел... - Ты должен смирять свою душу в Соли-тории, - сказал капеллан, - оставайся там до тех пор, пока не найдешь средство излечить ее. Капеллан вышел из-за ширмы и отправился в сторону освященного кубрика Аблутория, чтобы облегчиться и снять с себя груз исповеди Лександро. Только не было средства, чтобы облегчить душу самого Лекса. По этой причине стоял Лекс на коленях наедине со Вселенной, которая могла поглотить не только душу, но и мир со всеми его обитателями. Где-то там, среди звезд, скрывались мятежные правители и повстанцы... Их можно было нейтрализовать. Где-то существовали таинственные инопланетяне, подобные сланнам и эльдарам, жестокие племена орков... Им можно было указать их место. Сейчас на них неотвратимо надвигались орды хитрых и безжалостных тиранидов, которые были способны человеческую и иную плоть превращать в извращенные орудия для нужд своей таинственной империи Сверхразума... Кроме того, в космосе, подобно чумной заразе, скрывались невидимые, но готовые в любую минуту проявиться неслыханные Силы Хаоса... Среди немых звезд, заглушенных вакуу-мом, стоял только треск погремушки смерти, сопровождаемый безумными воплями. Кулаки должны сплотиться и противостоять ереси. Задача эта была по силам только сверхчеловеческим телам, подпитываемым пламенной верой в Примарха и Бога-Императора. Пока тело Лекса не имело следов ранений. Могучее и красивое. Его не покидали мысли о синих глазах Ери, выцарапанных кривыми когтями; о белокурых локонах, письменах на его щеке, его наглой высокомерной улыбке. Он думал об острых зубах Биффа, его зеленых глазах, гротескной татуировке, блестящих черных волосах - все это было оторвано от тела. Как нужно было Лексу чтить своих погибших братьев, чтобы к нему снова вернулась благодать Дорна? Постепенно он понял... ************* Сначала он пошел в опустевшую келью Биффа. На рабочем столике рядом с полировальным колесом и сосудом с парафином лежали кости руки с полузаконченной гравировкой. Пыль, скопившаяся за время отсутствия Кулаков, покрывала все предметы. Но слизать или высосать ее с них не осмелился ни один серв, хотя пол и матрац блистали безупречной чистотой, На стене висела икона с изображением Дорна. Среди кусочков кожи ящерицы Лекс обна-ружил древний складной нож. Он взял его в руки и пальцем проверил остроту лезвия и кончика, потом провел тонкую линию и вздрогнул. Бифф с его огромными кулачищами был способен заниматься поделками с помощью такого примитивного орудия труда, а он, Лекс, сомневается в собственном умении. Его внимание привлек завалявшийся на полке гравировальный инструмент. Судя по более толстому слою покрывавшей его пыли, к нему не прикасались еще дольше. Этот изящный инструмент он взял с собой. Он направился в ближайший скрипторий, здороваясь по пути с проходившими мимо Братьями. Когда ему повстречался киберубор-щик, он решил, что было бы неплохо попросить этот брюхоногий полуавтомат почистить и отполировать гравировальный инструмент. Но что-то его удержало. Глядя на безмолвного слугу, он сам облизал вещицу и отполировал ее своей желто-зеленой туникой так, что на ее серебряном корпусе заблестела инкрустация. В скриптории занимались кандидаты в члены Братства. Новые мускулы Кулаков. Мускулы и умы. Как заметил Лекс, на большинстве экранов светились те или иные страницы "Кодекса Астартов". Один из соискателей предпочел работать над рукописным вариантом фолианта. Каждая страница этого священного для организации десантников учебника начиналась с прописной буквы в серебряных и золотых завитках орнамента. Лекс улыбнулся новичку мимолетной улыбкой. Внимание бывалого Боевого Брата, отмеченного за длительную службу металлическим стержнем во лбу, вызвало у парня благоговейный трепет. Лекс нашел свободное место у контрольной панели, украшенной золоченой бронзой, и нажал несколько кнопок. Начался поиск запрошенных им данных. Наконец экран выдал предмет его поиска - топографическую таблицу сектора крепости-монастыря, относящегося к Апотекарию... ********* В маленькой комнате, как он и ожидал, не было ни хирургов-следователей, ни технических священников. Ученые мужи работали где-то в другом месте, изучая пробы и данные, доставленные Кулаками с тиранидных кораблей-наутилусов. Возможно, этой комнатой не пользовались уже лет десять. Это была та самая лаборатория, которую сержант Хаззи Рорк показывал трем братьям на голограмме еще на Некромонде в те стародавние времена. Здесь еще находилась все та же стальная рама и механическая рука. Тут же имелась ванночка для рук из прозрачного стеклосплава, а над ней резервуар с жидкостью. На стене, окованной медью, висел хирургический скипетр, обвитый змеей. Его сжимала латаная перчатка с шипами на костяшках пальцев. Верхний конец обвитого змеей стержня перерастал в острые хирургические щипцы. Лекс повернул кран, позволив прозрачной бесцветной жидкости наполовину заполнить стеклянный сосуд. Он плюнул в него, и жидкость тотчас зашипела и задымилась. Бесспорно, это была все та же кислота. Едкая aqua imperialis. Гравировальное стило Лекс положил на скамью из пласталя, на которой покоился стеклянный сосуд. Потом до пояса разделся. Тело его было безупречно чистым, без единой отметины. Гладким, незапятнанным, если не считать контурных линий, следов давнишних имплантаций. Но шрамов от ран не имелось. Зато какой же запятнанной была его душа! Отказавшись от услуг механического захвата, он опустил в прозрачный сосуд левую руку. Едкая жидкость, зашипев, вскипела и принялась разъедать его плоть. Из сомкнутых губ Лександро тоже вырвался звук, похожий на шипение. Но не больше. Так он и стоял, прикованный к месту, но не физическими узами, а волей, навязанной его могучим мышцам, и терпел невыносимую пытку, наслаждаясь этой мукой. Усилием воли он заставил свои пальцы лежать не шевелясь на дне сосуда, в то время как пузырящаяся жидкость начала белеть от растворяющейся в ней ткани... *********** Длилось это достаточно долго. Несмотря на противоречивые сигналы о нестерпимой боли, посылаемые разорванными нервами, мышцы левой руки Лекса все же повиновались ему, когда из сосуда он вытащил скелет, оставшийся на месте его кисти и положил кости, связанные остатками разъеденной соединительной ткани на скамью. Предплечье и плечо имели мышечный и кожный покров. 380 От ладони остались голые кости. Ну ничего, поверх этой арматуры хирурги смогут нарастить новые нервные волокна, синтетическую мышечную ткань и кожу и восстановят кисть руки. Так что он не сделал из себя калеку. Он не собирался отказывать Братству в своем кулаке. Это было бы святотатством... а святотатство не входило в его намерения. Правой рукой Лександро поднял со скамьи гравировальный инструмент. Поставив его в рабочее положение, медленно он начал наносить на собственные кости пясти и фаланги рисунок. Красивым шрифтом, стараясь писать как можно мельче, снова и снова выводил на собственных костях Лександро имена Ереми Веленса и Биффа Тандриша, а также их настоящей родины: Муравейник Трейзиор, Некромонд. Он к каждой букве стремился к совершенству. Через два часа, когда полностью исписанными оказались все кости тыльной стороны ладони, он перевернул ее и продолжил наносить все те же письмена и на ладонную часть руки. То и дело на раскаленный наконечник гравировального инструмента сбегала, охлаждая его, слеза. Наконец он остановился. Подняв покрытую гравировкой руку, он, поворачивая ее, внимательно рассмотрел, после чего пробормотал: - Простите меня. К кому он обратил свою мольбу? К Ери и Биффу? К Рогалу Дорну? К Богоимператору? Несмотря на то, что мышцы левой кисти руки по запястье полностью отсутствовали, разъеденные кислотой, равно как и нервы, пальцы его медленно начали сжиматься. Чудесное действие сжало кости его руки-в... кулак. Скелет имперского кулака. Ошарашенно уставился он на кулак, обра-зованный покрытыми гравировкой костями. И перед его лихорадочным внутренним взором предстало изображение личного геральдического знака, который будет у него, когда он станет офицером, хотя теперь у него больше не было амбициозного желания удостоиться такой чести... Нет. Ситуация была слишком неподходящая. ************ В тот момент, когда казалось, что только тонкая красная нить веры спасает вечно изменяющуюся паутину Империи от мятежников и еретиков, орков и генокрадов, что могло быть ужаснее, чем появление прародителя этих генокрадов - огромного флота тиранидов? На самом деле, что могло быть страшнее этой угрозы? Если не считать Сил самого Хаоса?.. Но сражаться с ними Лекс никогда бы не смог. Он не должен был допускать ни единой мысли о Тзинче, потому что одна мысль могла испортить его... Как бы здорово было снова оказаться на Некромонде, в своем муравейнике, и стать на девственно невинным, когда тебя страшит такая ерунда, как понижение в положении, загрязнение отходами, разборки между уличными группировками, хищные кочевники, таинственные шабаши ведьм, мутанты, голод и другие мелочные заботы. Но Лекс больше не был невинным. Он нес ответственность. Клетку своих сжатых костей он подносил Примарху... И в его сердце как будто разверзлась другая клетка... ... куда ударил луч сияющего света Рогала Дорна. Этот анакомый свет, неся благословение, пронзил его как шпага, с нанесенным на ее острие жгучим бальзамом.