-- На крышу. Влезли туда и все облили смазочным маслом. И смылись. Пошел дождь, все протекло, и дождь, и масло. Испортило тете весь дом. -- Серьезно, Билейн? Ты меня прямо растрогал! Но хватит разговоров! Ты хочешь Воробья или ты хочешь, чтобы мы ушли отсюда? -- Собираетесь одолжить мне 10 кусков, а? Которых я даже не получу и буду платить вам 15 процентов в месяц? Ничего поинтересней не предложите? Ну посудите сами: вы на моем месте клюнули бы на такое тухлое предложение? -- Билейн, -- улыбнулся Сандерсон, -- если есть за что мне благодарить судьбу, так за то, что я не на твоем месте. Обе его обезьяны ухмыльнулись. -- Ты спишь с этими ребятами, Сандерсон? -- Сплю? Что значит сплю? -- Ну, спишь. Закрываешь глаза. Ладошку под щеку. В таком роде. -- Мне бы тебя шлепнуть, Билейн, чтобы от тебя осталось не больше бздеха в пустой церкви! Обе мартышки захихикали над этим. Я вдохнул, выдохнул. Я почувствовал, что почему-то начинаю злиться. Но a. мной это часто бывало. -- Так ты говоришь, Сандерсон, что можешь дать мне в руки Воробья? -- Без сомнения. -- Ну так пошел ты в жопу. -- Что? -- Я сказал: пошел в жопу! -- Да что с тобой, Билейн? Начинаешь злиться? -- Да. Да. Именно. -- Одну минуту... Сандерсон притянул к себе обеих обезьян. Я услышал, как они жужжат и стрекочут. Потом кучка рассыпалась. Сандерсон глядел сурово. -- Это твой последний шанс, опарыш. -- Что? Какой? -- Мы решили отдать тебе птицу за 5 тысяч. -- 3 тысячи. -- 4 тысячи -- и это все. -- Где ваши сраные бумаги? -- Они у меня, здесь... Он залез к себе в пиджак и выкинул их на стол. Я попробовал их прочесть. Сплошной юридический жаргон. Я должен подписать долговое обязательство "Акме Ликвидаторам". 15% в месяц. Это я понял. И там было что- то еще. -- Там все еще написано 10 тысяч долгу. -- А, мистер Билейн, это мы можем исправить, -- сказал Сандерсон. Он схватил бумаги, зачеркнул 10, надписал 4, поставил подпись. Швырнул бумаги мне на стол. -- Теперь распишись... Я нашел ручку и подписал этот чертов договор. Сандерсон схватил бумаги и засунул в пиджак. -- Громадное мерси, мистер Билейн. Всего хорошего. -- Вместе с двумя обезьянами он направился к выходу. -- Э, а где Красный Воробей? Сандерсон остановился, обернулся. -- А-а, -- сказал он. -- Бэ, -- сказал я. -- Жди нас завтра на Большом центральном рынке в два часа дня. -- Это большой рынок. Где? -- Найди мясной магазин. Стой возле свиных голов. Мы тебя найдем. -- Свиных голов? -- Да. Мы тебя найдем. Они повернулись и вышли из кабинета. Я сидел и смотрел на стены. У меня было такое чувство, что меня кинули. 48 И вот в два часа дня я стоял на Большом центральном рынке. Я нашел мясной магазин и стоял возле свиных голов. Они смотрели на меня дырками вместо глаз. Я встретил их взгляд, пыхнул сигарой. Сколько грустного на свете. Бедные варят из этих черепов суп. Я подумал: кажется, меня продинамили. Эти ребята могут не прийти. Ко мне шел какой-то бедный. Он был одет в лохмотья. Когда он подошел поближе, я заговорил с ним: -- Эй, друг, дашь доллар на пиво? У меня язык уже вывесился... Недоносок повернулся и пошел прочь. Иногда я подаю, иногда не подаю. Смотря с какой ноги встал утром. Наверно. Кто знает? Денег в мире не хватает на всех. Никогда не хватало. Я не знаю, что с этим делать. Потом я увидел их. Сандерсона и двух его обезьян. Они шли ко мне. Сандерсон улыбался и нес что-то, накрытое материей. Похоже было на птичью клетку. Птичья клетка? Они остановились передо мной. Сандерсон окинул взглядом свиные головы. -- Радуйся, Билейн, что ты не свиная голова. -- Почему? -- Почему? Свиная голова не может трахать бабу, есть конфеты, смотреть телевизор. -- Что у тебя под тряпкой, Сандерсон? -- Кое-что для тебя, малыш, тебе понравится. -- Точно, -- сказала одна из обезьян. -- Ага, -- сказала другая. -- Эти мальчики когда-нибудь не соглашаются с тобой, Сандерсон? -- Им умирать неохота. -- Нам жить охота, -- сказала одна обезьяна. -- До старости, -- сказала другая. -- Я спрашиваю, Сандерсон, что у тебя в клетке? -- Нет, это не твоя клетка, эта клетка пустая. -- Ты хочешь дать мне пустую клетку? -- Это приманка, Билейн. -- Зачем тебе нужна приманка? -- Мы просто любим поиграть. Мы игривые. -- Замечательно. Ну а где настоящая клетка? -- На переднем сиденье твоего автомобиля. -- Моего автомобиля? Как вы туда... -- Ну это мы умеем, Билейн. -- А как же ты сказал, что мне понравится? -- Что понравится? -- Да вот эта клетка. Ты сказал, что она мне понравится. И твои шестерки согласились. -- Это шутка. Мы любим шутить. Это светская болтовня. -- Светская болтовня? Когда ты перестанешь болтать? Когда начнется дело? -- На переднем сиденье твоего автомобиля, Билейн. Убедись. Мы пошли. До встречи в городе. Через 30 дней. Они удалились. А я остался со свиными головами. Так. Я вышел оттуда и направился на стоянку. По дороге увидел прислонившегося к стене понурого алкоголика. Его атаковали мухи Я остановился и засунул ему в карман доллар. Наконец я очутился на стоянке. Я подошел к машине, залез. Там стояла еще одна клетка, накрытая. Я посмотрел, подняты ли все окна Потом набрал в грудь воздуху и стащил тряпку. В клетке была птица Красная. Я присмотрелся. Это был не воробей. Это была канарейка покрашенная в красный цвет. Хм-м, хм- м. Угу. Ох. Могли поймать воробья и покрасить красным. Нет, подсунули сраную канарейку. И я не могу ее выпустить. Сдохнет с голоду. Придется оставить у себя. Влип. Шляпа. Я завел машину и выехал со стоянки. Наплевав на светофоры вырвался на шоссе. Внезапно я услышал тихий звук. Дверца клетки открылась, и птица вылетела. Она стала метаться по кабине. Красная канарейка. Водитель на соседней полосе увидел эту ерунду и стал надо мной смеяться. Я показал ему палец. Лицо его исказила злобная гримаса. Я увидел, что он протянул куда-то руку. Он опустил стекло, направил на меня пистолет, выстрелил. Стрелок он был паршивый. Промахнулся. Но я почувствовал ветер от пролетевшей мимо носа пули. Птица продолжала метаться, и я нажал на газ. В обоих моих окнах появились отверстия, одно входное, другое выходное. Я не оглядывался. Я дал полный газ и ехал так до своего поворота. Там я оглянулся. Друга моего не было видно. Тут я снова почувствовал птицу. Она стояла у меня на макушке. Я чувствовал ее кожей. Потом она опорожнилась. Я чувствовал, как капают мне на голову ее какашки Не особенно приятный день. Не самый для меня удачный, черт возьми. 49 Я сидел в кабинете. Кажется, это была среда. Новых дел не наклевывалось. Я по-прежнему занимался Красным Воробьем, обдумывал, просчитывал ходы. Единственный ход, который приходил мне в голову, -- убраться из города, пока не истекли 25 дней. Черта с два. Они не выкурят меня из Голливуда. Я и есть Голливуд -- то, что от него осталось. В дверь очень вежливо постучали. -- Да, -- сказал я, -- смелее. Дверь открылась, и появился маленький человек во всем черном -- черные туфли, черный костюм, даже рубашка черная. Только галстук на нем был зеленый. Как зеленый лимон. За спиной у него маячил телохранитель-горилла. Только у гориллы больше мозгов. -- Я Джонни Темпл, -- сказал он, -- а это мой помощник Люк. -- Люк, да? А что делает Люк? -- То, что я ему скажу. -- Может, скажешь ему, чтобы убирался? -- В чем дело, Билейн, тебе не нравится Люк? -- А должен нравиться? Люк сделал шаг вперед. Лицо у него сморщилось, как будто он хотел заплакать. -- Ты не любишь меня, Билейн? -- спросил Люк. -- Ты не встревай, Люк, -- сказал Темпл. -- Да, не встревай, -- сказал я. -- Ты любишь меня, Джонни? -- спросил Люк. -- Конечно! Конечно! А теперь, Люк, иди, встань перед дверью и никого не впускай и не выпускай. -- Тебя тоже? -- Ты о чем, Люк? -- Тебя тоже не впускать и не выпускать? -- Нет, Люк, меня ты впускай и выпускай. Но больше никого. Пока я тебе не скажу. -- Ладно. Люк отошел и встал перед дверью. Темпл подтащил кресло, сел. -- Я от "Акме Ликвидаторов". Я должен тебя проинструктировать. Наш коммивояжер, Гарольд Сандерсон... -- Коммивояжер? Ты называешь его коммивояжером? -- Он у нас один из лучших. -- Надо думать, -- согласился я. -- Посмотри на это. Я показал на птичью клетку, подвешенную в углу. В ней сидела красная канарейка. -- Это он мне всучил, -- сказал я. -- Гарри может всучить кожу с мертвого тела, -- сказал Темпл. -- И всучал, наверно, -- сказал я. -- Это к делу не относится. Мы должны тебя проинструктировать. -- Ну давай инструктируй. -- Это неостроумно, Билейн. Мы одолжили тебе 4 куска под 15 процентов месячных. Это будет 600 долларов. Мы хотим убедиться, что ты все понял, прежде чем придем получать. -- А если у меня не будет? -- Мы всегда получим, мистер Билейн, тем или иным способом. -- Вы ломаете ноги, Темпл? -- Наши методы варьируются. -- Допустим, ваши методы не оправдались. Вы убьете человека за 4 куска и проценты? Темпл вытащил пачку сигарет, постучал одной об стол и прикурил от зажигалки. Потом медленно затянулся, выдохнул. -- Ты меня утомляешь, Билейн. Потом он сказал: -- Люк... -- Да, Джонни? -- Видишь красную птицу в клетке? -- Да, Джонни. -- Люк, теперь ты туда подойди, возьми птицу из клетки и съешь ее живьем. -- Да, Джонни. Люк направился к клетке. -- ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ТЕМПЛ, ВЕРНИ ЕГО! ВЕРНИ ЕГО! ВЕРНИ ЕГО! -- закричал я. -- Люк, -- сказал Темпл. -- Я передумал, не надо есть эту птицу живьем. -- Мне ее сперва поджарить, Джонни? -- Нет, нет, пусть сидит. Вернись и стань перед дверью. -- Да, Джонни. Темпл посмотрел на меня. -- Видишь, Билейн, мы непременно получим деньги, так или иначе. И если не срабатывает один метод, мы применяем другой. Мы не имеем права споткнуться. Нас знает весь город. Мы дорожим своей репутацией. Мы не можем допустить, чтобы на нее легло пятно. Постарайся это усвоить. -- Кажется, я понял, Темпл. -- Отлично. Первая выплата у тебя через 25 дней. Ты проинструктирован. Темпл встал, улыбнулся. -- Всего хорошего, -- сказал он. Повернулся. -- Люк, открой дверь, мы уходим. Люк повиновался. Темпл обернулся и взглянул на меня в последний раз. Он уже не улыбался. Наконец они удалились. Я подошел к клетке и посмотрел на мою красную канарейку. Местами краска уже слиняла, из-под нее проглядывал природный желтый цвет. Птица была a(,/ b(g- o. Она смотрела на меня, а я смотрел на нее. Потом она издала слабенький птичий звук "чик!" -- и мне почему-то стало приятно. Мне легко угодить. Сложнее -- остальному миру. 50 Я решил пойти домой и немного выпить. Надо было все продумать. Дело Красного Воробья и моя жизнь зашли в тупик. Я подъехал к дому, поставил машину и вылез. Надо убираться из этой квартиры. Я прожил здесь 5 лет. Можно сказать, свил гнездо -- только ничего не вылуплялось. Слишком многие знали, где я живу. Я подошел к моей двери, отпер ее. Толкнул, но что-то ей мешало. Тело. Там развалилась девушка. Нет, черт, это была надувная кукла, одна из тех надувных штук, с которыми некоторые мужчины сожительствуют. Только не я, извините. Девушка была полностью надута. Я поднял ее и перенес на кушетку. Потом увидел записку, привязанную к ее шее: "Билейн, отстань от Красного Воробья, иначе будешь дохлее этой резиновой барухи". Приятная записка. Итак, у меня был гость. Который не желает, чтобы я продолжал дело. Но это вселило в меня надежду. Красный Воробей должен существовать -- в противном случае такой записки не написали бы. Единственное, что мне надо сделать, -- это напасть на след. След должен быть. Уж больно много кругом признаков. Возможно, я вышел на что-то крупное. Возможно, в международном масштабе. А может быть, в потустороннем? Красный Воробей. Черт возьми, это становится интересно. Я налил себе как следует, врезал. Тут зазвонил телефон. Я поднял трубку. -- Да? -- Писюн, чем занимаешься? По спине у меня пробежал мороз. Это была одна из моих бывших жен, Пенни. Последнее, что я слышал о ней лет 5 назад, после нашего развода, -- она исчезла куда-то с неким Сэмми, крупье из Лас-Вегаса. -- Простите, мадам, вы ошиблись номером. -- Я узнала твой голос, Писюн. Как поживаешь? Она дала мне такую кличку. Без всяких оснований. -- Паршиво поживаю, -- сказал я. -- Тебе нужно общество. -- Угу. -- Ты никогда не знал, что тебе нужно, Писюн. -- Может, и так, зато знал, что мне не нужно. -- Я поднимаюсь. -- Угу. -- Я внизу. Я звоню из холла. -- Где Сэмми? -- Кто? -- Сэмми. -- А-а, он... Слушай, я поднимаюсь. Пенни повесила трубку. Я чувствовал себя ужасно, словно кто-то обмазал меня всего говном. Я допил стакан, налил другой. Постучали. Я открыл дверь. Там стояла Пенни, на 5 лет постаревшая, на 15 килограммов потяжелевшая. Она улыбалась жуткой улыбкой. -- Рад меня видеть? -- Заходи, -- сказал я. Она перешла за мной в другую комнату. -- Налей мне выпить, Писюн! -- Сейчас... -- Э, что это? -- Что? -- Резиновая штука. Резиновая женщина. -- Это надувная кукла. -- Ты ей пользуешься? -- Пока нет. -- Что она здесь делает? -- Не знаю. На стакан. Пенни скинула куклу на пол и села со стаканом. Врезала. -- Я скучала, Писюн. -- По чему? -- А, по разным пустякам. -- Например? -- Сейчас не припомню. Она глотнула из стакана, окинула меня взглядом, улыбнулась. -- Мне нужны деньги, Писюн. Сэмми смылся со всем, что у меня было. -- Я в пролете, Пенни. Один тип пришьет меня, если я не заплачу проценты по займу. Я отошел, снова налил нам обоим, вернулся. -- Мне совсем немного, Писюн. -- Я нищ, черт возьми. -- Я тебе его поцелую. Помнишь, тебе нравилось? -- Слушай, у меня всего 20 долларов. На... Я вынул деньги и отдал ей. -- Мерси... Пенни спрятала их в сумочку. Мы сидели и потихоньку пили. -- Иногда мы неплохо жили, -- сказала она. -- Вначале, -- ответил я. -- Не знаю. Меня это стало угнетать. -- Слушай, мы развелись, потому что не смогли ужиться. -- Да, -- сказала она. -- А ты с этой теткой спишь? -- Нет, кто-то ее подкинул. -- Кто ? -- Не знаю. Кто-то надо мной мудрует. -- Хочешь со мной переспать? -- Нет. -- Можно я еще посижу и выпью? -- Долго? -- Часика два. -- Ладно. -- Спасибо, Писюн. Уходила она уже пьяной. Я дал ей еще 20 долларов на такси. Она сказала, что ей недалеко. Она ушла, я остался сидеть. Потом поднял надувную куклу и посадил на кушетку рядом с собой. Я пил водку с тоником. Вечер выдался тихий. Тихий вечер в аду. А земля горела, как гнилое полено, источенное термитами. 51 Вы не представляете себе, как быстро проходят 25 дней, когда ты не хочешь, чтобы они прошли. Я сидел в своем кабинете, как вдруг распахнулась дверь. Это был Джонни Темпл. При нем две новые обезьяны. -- "Акме Ликвидаторы", -- сказал он. -- Мы пришли за деньгами. -- У меня нет, Джонни. -- У тебя нет шестисот долларов? -- У меня нет шестидесяти. Джонни вздохнул. -- Нам придется наказать тебя в назидание другим. -- Это как? Хотите бить меня из-за паршивых шестисот долларов? -- Не бить, Билейн, а убрать тебя. Совсем. -- Я тебе не верю. -- Неважно, во что ты веришь, -- сказала она из обезьян. -- Ага, неважно, -- сказала другая. -- Нет, подожди минуту, Джонни. Говоришь, вы убьете меня за проценты с 4-х тысяч? За 4 тысячи, которых я в глаза не видел? И Красного Воробья вы мне не достали. Что же вы делаете с теми, кто вам много должен? Почему вы их не убьете? Почему меня? -- Дело вот в чем, Билейн. Мы мочим тебя из-за мелочи. По городу разносится слух. И тем, кто должен нам много, становится страшно. Они соображают: если мы с тобой так поступили из-за ерунды -- какую же баню мы устроим им? Понял? -- Да, -- сказал я, -- понял. Но ведь мы говорим сейчас о моей жизни. Как будто она ничего не значит, а? -- Не значит, -- сказал Джонни. -- У нас бизнес. А бизнес ничем не интересуется, кроме прибыли. -- Это что-то немыслимое, -- сказал я, потихоньку выдвигая ящик стола. -- Стой! -- сказал один из громил и, шагнув вперед, сунул люгер мне в ухо. -- Эту железку я возьму. Он забрал из ящика мой 0,32. -- Толстожопый, а проворный, -- сказал я ему. -- Да. -- Он улыбнулся. -- Ладно, Билейн, -- сказал Джонни Темпл, -- мы возьмем тебя прокатиться. -- Средь бела дня?! -- Тебя лучше будет видно. Вставай, поднимайся! Я встал из-за стола, и его шестерки зажали меня с боков. Темпл шел сзади. Мы вышли из кабинета, направились к лифту. Я сам нажал кнопку. -- Спасибо, опарыш, -- сказал Джонни. Подошла кабина, двери раскрылись. Пусто. Меня затолкнули внутрь. Поехали вниз. Пустота в груди. Первый этаж. Вестибюль. Мы вышли на улицу. Там было людно. Кругом пешеходы. Я хотел закричать: эй, эти люди меня убивают! Но побоялся -- они могли кончить меня на месте. Я шел с ними. День был прекрасный. Мы остановились перед их машиной. Шестерки сели сзади, я между ними. Джонни Темпл сел за руль. Он выехал на улицу. -- Все это скверный, бессмысленный сон, -- сказал я. -- Это не сон, Билейн, -- сказал Джонни Темпл. -- Куда вы меня везете? -- В Гриффит-парк, мы устроим маленький пикник. Маленький пикник на уединенной тропинке. В интимной обстановке. -- Бляди, как можно быть такими бездушными? -- спросил я. -- Очень легко, -- сказал Джонни, -- мы такими уродились. -- Ага, -- заржал один из громил. Мы продолжали ехать. Мне не верилось, что это происходит со мной. Может быть, это не произойдет. Может быть, в последнюю минуту они скажут мне, что это шутка. Просто хотели меня проучить. Что-нибудь в таком роде. Наконец мы приехали. Джонни остановил машину. -- Так. Вынимайте его, ребята. Мы немного прогуляемся. Один из громил выдернул меня из кабины. Потом оба взяли под руки. Джонни шел позади нас. Мы очутились на заброшенной конной тропинке. Ее загораживали кусты и ветви деревьев, солнце сюда не проникало. -- Слушайте, ребята, -- начал я. -- Хватит вам. Скажите мне, что это шутка, и мы пойдем куда-нибудь выпьем. -- Это не шутка, Билейн, мы тебя кончаем, -- сказал Джонни. -- 600 долларов. Не могу поверить. Я не могу поверить, что мир устроен таким образом. -- Устроен. Мы тебе изложили наши соображения. Шагай, -- сказал Джонни. Мы пошли дальше. Потом Джонни сказал: -- Вот вроде подходящее место. Повернись, Билейн. Я повернулся. Я увидел дуло. Джонни выстрелил. Четыре раза. Прямо мне в живот. Я упал ничком, но сумел перевернуться на спину. -- Большое спасибо, Темпл, -- выдавил я. Они ушли. Не знаю, я, наверное, потерял сознание. Потом очнулся. Я понимал, что мне осталось недолго. Кровь вытекала из моего тела. Потом мне почудилась музыка -- музыка неслыханная. А потом совершилось. Что-то стало вырисовываться передо мной, приобретать очертания. Оно было красное-красное -- подобно музыке, невиданно красное. Это был он: КРАСНЫЙ ВОРОБЕЙ. Гигантский, сияющий. Красавец, живой, невиданной величины, невиданного великолепия. Он стоял передо мной. А потом... возникла Леди Смерть. Она стояла рядом с Воробьем. И никогда еще не выглядела такой прекрасной. -- Билейн, -- сказала она, -- ты влип в нехорошую историю. -- Мне трудно говорить, Леди... Разъясните мне все обстоятельства. -- Твой Джон Бартон очень проницательный человек. Он чувствовал, что Красный Воробей реален... как-то, где-то существует. И что ты его найдешь. Ты нашел. Большинство остальных -- Дежа Фаунтен, Сандерсон, Джонни Темпл -- были аферисты, они хотели тебя обмануть, вытянуть из тебя деньги. Поскольку ты и Муссо -- последние могикане старого Голливуда, подлинного Голливуда, они решили, что у тебя много денег. Я улыбнулся. -- Леди, а что за надувная кукла у меня в комнате? -- А, это? Это почтальон. Он слышал, что ты уехал на поиски Красного Воробья, и захотел еще раз отплатить тебе за побои. Взломал дверь и подбросил куклу. -- Что теперь, Леди? -- Я оставляю тебя с Красным Воробьем. Ты в хороших руках. Прощай, Билейн, я была рада знакомству. -- Да... И я остался с гигантской сияющей птицей. Она стояла надо мной. Этого не может быть, подумал я. Такое не должно происходить с людьми. Нет, такое не должно происходить. А потом, глядя на меня, Воробей медленно раскрыл клюв. Страшная пустота дохнула на меня. А в клюве возник громадный желтый вихрь, невероятный, o`.ab-%% солнца. Это не так должно происходить, снова подумал я. Клюв раскрылся широко, голова Воробья надвинулась, и ослепительное желтое солнце разлилось вокруг и поглотило меня.