Клойстергэме как Дни Дэчери? Проктор
отвечает утвердительно, но упускает из виду, что он был бы немедленно узнан
Джаспером по фигуре, походке, манерам и голосу. Друд не стал бы рисковать
без нужды, поселяясь у Топов, которые так хорошо его знают - скорее он
поискал бы приюта у людей незнакомых; он не решился бы жить в такой близости
от Джаспера, который в прошлом имел возможность изучить каждый его жест, а
теперь, памятуя о своем преступлении, был бы вдобавок настороже против
всякого нового лица, как возможного сыщика. Сомнительно также, чтобы Эдвин
Друд, такой, каким его изобразил Диккенс, - слабовольный, вспыльчивый,
легковерный и несдержанный, - способен был проявить осмотрительность и
энергию, необходимую для роли Дэчери. В Дэчери нет ничего мало-мальски
напоминающего Эдвина Друда и есть очень много такого, что вызывает
представление о совсем другом человеке. Наконец, совершенно невероятно,
чтобы человек, зная, кто на него напал и какая опасность грозит из-за этого
его близким, согласился скрываться, а не выступил тотчас открыто. Диккенс
глубоко понимал человеческую натуру. Поверим, что это понимание и тут ему не
изменило, равно как и способность мыслить логически.
Но это еще не все. Диккенс как бы случайно, а на самом деле весьма
обдуманно, вводит одно обстоятельство, которое решительно опровергает всякие
предположения насчет тождества Друда и Дэчери. В памятный сочельник Эдвин
встретится со старухой, курящей опиум. Эта встреча произвела на него сильное
впечатление, так как в старухе он увидел какое-то сходство с Джаспером,
каким тот был во время одного из своих припадков. Он дал ей денег, а она
предупредила его об опасности, угрожающей "Нэду" - каковым именем его зовет
один только Джаспер. Через несколько часов ее предсказание оправдалось. Если
Эдвин остался жив, он, без сомнения, это запомнил.
В дальнейшем Дэчери встречается с этой же самой старухой - и он ее не
узнает! Он поражен ее рассказом. Для него это полная новость, а ведь для
Эдвина это было бы незабываемое личное переживание. То, что для одного новые
и ценные сведения, для другого была бы вещь давно известная. По всем
указанным причинам Дэчери - это не Эдвин Друд. {По этом поводу Чарльз
Уильямс в своих "Приложениях" к "Эдвину Друду" (впервые опубликованных в
серии "World's Classic" в 1924 г.) замечает следующее: "Многие поддерживали
версию, что Дэчери - это сам Эдвин Друд, но ее, очевидно, приходится
отвергнуть на основании собственных слов Диккенса. Если бы Джаспер потерпел
неудачу, Эдвин Друд был бы единственным лицом, которое могло быть Диком
Дэчери. но при существующем положении он единственное лицо, которое Диком
Дэчери быть никак не может". (Прим. перев.)}
Может быть, это Грюджиус?
Это уже гораздо более серьезное предположение. Мистер Грюджиус - опекун
Розы, и она поручила ему сообщить Джасперу о разрыве помолвки. Для этого он
и является к Джасперу через день или два после исчезновения Эдвина. Разговор
между ними весьма примечателен как по тому, что в нем сказано, так и по
тому, чего в нем не сказано. "(Странные вести я здесь услышал", - таково
первое замечание мистера Грюджиуса. Второе имеет целью заставить Джаспера
высказаться, действительно ли он верит в виновность Невила Ландлеса. Третье:
"Я должен сообщить вам известие, которое вас удивит". Он говорит "холодно и
невозмутимо", "с раздражающей медлительностью". Мало-помалу, как бы стремясь
ранить как можно глубже, он сообщает Джасперу о разрыве отношении между
"исчезнувшим юношей" и Розой. Он видит, как Джаспер падает в обморок при
этом известии, и, "сидя на стуле прямой, как палка, с деревянным лицом",
наблюдает его возвращение к жизни. Мистер Грюджиус, без сомнения, понимал,
что представляет собой Джаспер. Он пользовался полным доверием Розы и
Невила. Он один знал о кольце. Впоследствии он следит за тайными
передвижениями Джаспера в Лондоне и, не колеблясь, называет его негодяем.
Надо думать, у него были к тому основания. У него есть и сильный
побудительный мотив для борьбы с Джаспером, как неумолимым врагом Невила и
обидчиком Розы. Вероятно, он подозревал его еще и в худших преступлениях. Он
юрист и знает, как добывать улики. Во всем этом деле у него есть личная
заинтересованность. Диккенс постепенно развертывает его характер, как видно
предназначая его для какой-то важной роли. Лондон, его постоянное
местопребывание, находится всего в нескольких часах езды от Клойстергэма. Во
время отлучек его профессиональные обязанности может исполнять Баззард. А
часть своих личных дел он передал мистеру Тартару. По целому ряду
соображений мистер Грюджиус вполне пригоден для роли Дэчери.
И тут же все здание рушится: мистер Грюджиус все-таки не мог быть Диком
Дэчери. Два обстоятельства тому препятствуют: его место в развитии действия
и его внешность. Недаром Диккенс так четко показал нам и то и другое.
Дэчери появился в Клойстергэме еще раньше, чем мистер Грюджиус услышал
от Розы, насколько острым стало положение и насколько необходимо надзирать
за всеми действиями Джаспера. Однако, судя по тому, что нам о нем
рассказано, он все это время находился в Лондоне; он всегда под рукой, когда
нужно с ним посоветоваться. Если бы он исчезал надолго, это создавало бы
перерывы в действии; его отсутствие не могло оставаться незамеченным. Кроме
того, мистер Грюджиус просто не может замаскироваться - всякая подобная
попытка обречена на неудачу. Джаспер немедленно узнал бы столь "Угловатого
Человека" в любом обличье.
По внешности и манерам Грюджиус не только не похож на Дэчери, он прямая
его противоположность.
Дэчери имеет вид военного - у мистера Грюджиуса "неуклюжая, шаркающая
походка". У Дэчери "белоснежная шевелюра, на редкость густая и пышная"
(очевидно, большой парик). Грюджиусу не нужен парик необычных размеров, так
как его голову украшает лишь "скудная поросль" "прилизанных" волос. А ведь
всякая маскировка, привлекающая внимание, нелепа и даже вредна, - если она
не вызвана необходимостью. Далее: Грюджиус "очень близорук". Из всего, что
делает Дэчери - наблюдает издали за людьми, мгновенно замечает всякую
мелочь, - ясно, что зрение у него превосходное. У мистера Грюджиуса
медлительная, запинающаяся речь; Дэчери за словом в карман не лезет, он
говорит и держится так, что его можно принять за дипломата. Грюджиус -
"долговязый и нескладный", "с чересчур длинными ступнями и пятками"; Дэчери
изящен; он расшаркивается перед мэром - действие, требующее грации и свободы
движений; создается впечатление, что он "привык общаться с лицами высокого
ранга". Грюджиус, по собственному признанию, "чрезвычайно угловатый
человек"; Дэчери весь учтивость и вылощенность, он безупречно владеет собой.
Грюджиус говорит отрывисто, словно отвечая вытверженный урок; Дэчери -
приятный собеседник с плавной и живой речью; Грюджиус - человек с резко
выраженной индивидуальностью, его "чудаковатость" везде выпирает; Дэчери
легко меняет свои повадки - оп умеет подладиться к любому обществу.
О внешности Дэчери мы мало что знаем; было бы трудно нарисовать его
портрет; и отметим кстати - это существенно, - что среди первоначальных
иллюстраций, просмотренных самим Диккенсом, нет ни одной, изображающей этого
таинственного незнакомца. Но одна его черта указана - и даже с нажимом. Хотя
у Дэчери седые волосы (свои или парик - в данном случае не важно), брови у
него черные. Это всячески подчеркнуто. "Седовласый мужчина с черными
бровями" - так его нам рекомендуют с самого начала. Цвет бровей, очевидно,
естественный, по двум причинам: во-первых, если бы он их красил, то уж,
наверно, постарался бы подогнать к цвету волос, а во-вторых, крашеные брови
легко распознать. Черные брови говорят о том, что и волосы у него черные или
по крайней мере темные. Но у мистера Грюджиуса волосы "грязно-желтые", как
облезлая меховая шапка. Да и сам он весь сухой и тусклый, по окраске похожий
на "горсть пересушенного нюхательного табака". Сейчас на этом больше незачем
останавливаться. Достаточно, что все конкретные факты, связанные с мистером
Грюджиусом, свидетельствуют о невозможности его преображения в Дэчери.
Мы считали нужным так подробно рассмотреть эту последнюю гипотезу и
доказать ее несостоятельность, чтобы очистить поле для единственного
остающегося решения, которое, как мы смеем думать, одно только может
выдержать любую проверку и удовлетворить всем требованиям.
ГЛАВА V - Дэчери путем исключения -
Так кто же этот незнакомец, появившийся в Клойстергэме?
Продолжая наше расследование, будем исходить из мысли, что технически
этот роман совершенен, план его хорошо разработан, все детали, даже самые
мелкие, точно подобраны. Не станем ожидать в нем промахов и объяснять
что-либо недосмотром. Если заранее допускать авторские ошибки, лучше уж
сразу отказаться от исследования. Увлеченье, с каким Диккенс работал над
этим романом до последней минуты, позволяет думать, что сам он не находил в
нем недостатков.
Его дочь рассказывает, что утром 8 июня он был в прекрасном настроении,
говорил, что намерен весь день работать над этой книгой, которая "горячо его
интересует". Первую половину дня он работал в "шале" {Швейцарский домик,
подаренный Диккенсу Фехнером и поставленный в саду в Гэдсхилле, имении
Диккенса. (Прим. перев.)}, а когда пришел домой к раннему обеду, то был
молчалив и рассеян, что домашние приписали его поглощенности своим занятием.
Джон Форстер тоже подтверждает, что Диккенс чем дальше, тем все сильнее
увлекался работой над этим романом, очевидно считая его удачным и стоящим
труда. В октябре он "с большим воодушевлением" читал Форстеру первый выпуск;
в декабре читал вслух только что написанную новую главу - ту, где появляется
мистер Сластигрох - ""с бьющим через край юмором". По всему видно, что
Диккенс был доволен своей книгой и уверен в том, что успешно осуществил
поставленную в ней задачу.
Мы установили, кем Дэчери не был - кем он не мог быть. Попробуем,
пользуясь тем же методом, установить, кем он был - кем он не мог не быть.
Диккенс вовсе не собирался сделать разгадку легкой, но, с другой стороны,
как только мы вступаем на правильный путь, это становится заметно. Идя по
ложному следу, мы приходим к путаной, неправдоподобной н вялой развязке.
Когда мы нащупываем правильную путеводную нить, она приводит нас к
убедительному и драматически сильному финалу.
Допустим, что среди персонажей романа есть один, который до сих пор
оставался несколько в тени, но тем не менее представляет собой яркую фигуру;
который сам редко говорит, но о котором говорят много; который питает
инстинктивную н острую неприязнь к Джасперу, но его не боится; у которого
есть все основания подозревать Джаспера, но нет сколько-нибудь конкретных
улик; которому очень важно его обвинить, чтобы оградить других от его
последующих обвинений; который готов на любые жертвы, чтобы спасти Розу и
Невила от его козней; который обладает огромной силой воли; который может
исчезать так, что его отсутствие не будет замечено; который привык к
переодеваниям и умеет играть роль. Допустим, мы найдем такой персонаж -
разве это не будет значить, что мы нашли самого Дэчери и разглядели
подлинное лицо под маской?
А такой персонаж есть - и он действительно удовлетворяет всем
требованиям. Поставим его на место Дэчери - и все получает объяснение, н
замысел автора увенчивается ярким н драматическим финалом.
Для того чтобы это понять, нужно не только подобрать все намеки,
разбросанные по пути самим Диккенсом, но еще н рассмотреть хорошенько то,
что он искусно скрыл или раскрыл лишь наполовину.
Будем двигаться от конца к началу - начнем с большого парика на голове
Дэчери, с его развевающихся седых кудрей н с того странного обстоятельства,
что он вечно забывает надеть шляпу или же избегает ее носить. Многие уже
отмечали, что бросающаяся в глаза маскировка нелепа - если она не вызвана
необходимостью. Большой парик - "седая шевелюра, на редкость густая и
пышная" - необходим и неизбежен, если под ним скрыта голова женщины. Тогда
длинные кудри полезная предосторожность - на случай, если какая-нибудь
непокорная прядь выбьется из-под парика. И естественно, что женщине
неприятно надевать шляпу - тем более мужскую - поверх парика, да еще когда
под ним упрятаны собственные локоны. Это вдвойне неприятно в жаркую погоду -
а мы знаем, что Дэчери появляется в Клойстергэме летом. И втройне неприятно
для тех, кто привык к свободным обычаям тропического климата. Женщина может
чувствовать себя уверенно в мужском костюме, но у нее всегда останется
сомнение, способна ли она с должной непринужденностью носить мужскую шляпу.
Тем более когда к этому добавляется еще большой парик! А ведь Дэчери
осмотрительный человек, взявшийся за очень важное дело. Так мог ли он с
самого начала проявить легкомыслие и поставить под угрозу все свое
предприятие из-за неряшливости в какой-нибудь - хотя бы и мелкой - детали?
Даже когда шляпа при нем, он не знает, что с ней делать, и зажимает ее
по-женски под мышкой, вместо того чтобы держать по-мужски в руке. А когда
ему о ней напомнили, он "машинально поднял руку к голове, словно думал найти
там другую шляпу". Вполне естественный жест, если парик прикрывает женские
локоны, да еще, может быть, очень густые. Как раз то ощущение, которое может
возникнуть при таких обстоятельствах у женщины, привыкшей не к жесткой
мужской шляпе, а к мягкой женской. Далее у Дэчери есть привычка "встряхивать
волосами". Какой мужчина это делает? И какая женщина этого не делает? Что
Дэчери - женщина. это столь же очевидно, как если бы автор сам нам это
сказал.
У седовласого Дэчери черные брови. Парик может скрыть естественный цвет
волос и так изменить внешность, что введет в заблуждение окружающих, но
всякая попытка изменить цвет бровей неизбежно обнаружится при близком
рассмотрении. Дэчери не мог пойти на такой риск. Он не актер, которого видят
только издали, на сцене, он ходит среди людей, его могут разглядеть вблизи.
Стало быть, надо искать женщину с темными бровями, по всем вероятиям смуглую
брюнетку. Какой у Дэчери цвет кожи - не сказано, но ясно одно: если снять с
него парик, под ним окажутся темные волосы.
Теперь разберем другие его характерные черты. Дэчери обладает редкой
выдержкой, это смелый, решительный, уверенный в себе человек, хотя и
прикидывается "старым лентяем, праздно живущим на свои средства". Он прямо
идет к человеку, подозреваемому в зверском убийстве, и встречается с ним
лицом к лицу. Он не боится себя выдать, не думает об опасности. Весь его
план так хорошо подготовлен, все его действия так обдуманы, как будто ему
уже не в новинку играть роль. Он непринужденно разговаривает с Джаспером, он
точно знает, как вести себя с тупоголовым и падким на лесть мистером Сапси,
он для всякого находит нужный тон и не испытывает никаких колебаний. Он и с
ворчуном Дердлсом умеет обойтись и с бродяжкой Депутатом держаться
по-товарищески. Женщина, которую мы ищем, должна обладать всеми потребными
для этого качествами.
Дэчери похож на военного, ловок в обращении, у него изящные манеры,
свободная походка. Женщина, которую мы ищем, должна быть статной, вероятно
красивой, живой, смышленой, увлеченной своим делом, но способной на большое
самообладание и терпеливой. Злопамятной она может быть и страстной, но
порывистость ей чужда, и цель ее скорее справедливость, чем просто месть.
Дэчери хорошо знает Клойстергэм - его усиленные старания показать
обратное это подтверждают. Ему необходимо, чтобы все видели в нем чужака и
чтобы Джаспер, в особенности, не заподозрил в нем какого-либо знакомства с
делом Эдвина Друда. Как бы он ни был убежден в виновности Джаспера, ему еще
предстоит добывать улики; если бы не это, он мог бы действовать быстро. Но
единственный открытый для него путь - это медленно, осторожно, тайно
наблюдать за преступником, напасть на след и пройти по нему до конца,
остерегаясь малейших промахов. Такое дело человек может -взять на себя
только, если у него есть сильные личные побуждения, перевешивающие мысль об
опасности - например, желание спасти тех, кто в свою очередь могут стать
жертвами убийцы. А жертвы эти в данном случае - Невил Ландлес, на которого
воздвигнуто несправедливое обвинение, угрожающее его жизни; и Роза, которая
подвергается безжалостному преследованию, угрожающему ее счастью. Очевидно,
Дэчери это кто-то тесно связанный с ними обоими, кому они дороги, кто не
пожалеет себя ради их спасения.
Есть ли в романе женщина, к которой подходят все эти характеристики?
Высокая, темноволосая, красивая, с живым умом, с безупречным самообладанием,
с решительным и бесстрашным правом? Женщина, которая ненавидит Джаспера и
любит Невила и Розу? У которой хватит терпения н мужества, чтобы тягаться с
умным преступником, полным коварства н злобы? Женщина, умеющая играть роль и
уже знакомая со всеми хитростями переодевания? Женщина, у которой есть
достаточные побудительные мотивы для желания разоблачить подозреваемого
злодея, оправдать невинных, спасти преследуемых. Которая готова пожертвовать
собственной жизнью во имя чести одного и счастья Другой? Да, такая женщина в
романе есть; автор наметил ее с самого начала и последовательно проводит эту
линию до конца.
Ее образ всегда перед нами, хотя сама она редко появляется на сцепе. Ее
немногие слова всегда звучат в наших ушах, хотя сама она говорит редко.
Умелый драматург подготовляет нас к появлению главного героя, заставляя
других говорить о нем и этим возбуждать ожидания. Точно так же поступает и
Диккенс: и пока эта женщина, предназначенная для главных действий, медлит на
заднем плане, другие описывают ее так, что у читателя не остается сомнений в
ее способности выполнить то, для чего она избрана автором.
Высокая, красивая, цыганского тина, девушка с массой кудрявых волос и
темными глазами - так ее нам неоднократно описывают. Девушка с горячей
кровью, но безупречно владеющая собой. Девушка властная и гордая. "На
редкость красивая, стройная девушка, почти цыганского типа, черноволосая, со
смуглым румянцем; чуть-чуть с дичинкой, какая-то не ручная; сказать бы,
охотница - но нет, скорее это се преследуют, а не она ведет ловлю. Тонкая,
гибкая, быстрая в движеньях; застенчивая, но не смирная; с горячим взглядом;
и есть что-то в ее лице, в ее позах, в ее сдержанности, что напоминает
пантеру, притаившуюся перед прыжком" (глава V). Вот первый набросок.
"Застенчивая, но не смирная" - истинная женщина, пока с ней мягки, но
отважная и неукротимая, если ее раздражить. У нее несчастливая юность. В
детстве с ней поступали жестоко, отчим бил ее хлыстом как собаку, и все же
она "скорее дала бы разорвать себя на куски, чем обронила перед ним хоть
одну слезинку". Этой женщине Роза, под первым впечатлением от нее, говорит:
"Вы такая сильная н решительная, вы можете одним пальцем меня смять. Я ничто
рядом с вами". И пока они разговаривают, эта женщина обращает на Розу
"властный, испытующий" взгляд.
Многое свидетельствует о ее необычайных духовных силах. Она легко
учится сама и учит других, она оказывает па людей влияние. Ее привязанность
к Розе глубока и постоянна. Таково же ее отвращение к Джасперу, чей истинный
характер она прозрела с первого взгляда. Она готова пойти против всего и
всех, чтобы вызволить Розу из его когтей. Она видит, что нежная беспомощная
сиротка боится этого человека и его зловещих повадок. "При таких же
обстоятельствах, пожалуй, и вы бы его испугались?" - говорят ей. "Нет. Ни
при каких обстоятельствах", - с ударением отвечает она. А после того как
Джаспер, уверенный в своей безопасности, стал домогаться Розы, эта женщина
выразила силу своих чувств в следующих словах: "Ты знаешь, милочка, как я
тебя люблю, но я скорее согласилась бы увидеть тебя мертвой у его ног..."
Но еще до всего этого, еще гораздо раньше, Диккенс уже подал нам знак,
уже намекнул, для какой роли предназначена эта женщина. В тот вечер, когда
Роза пела, а Джаспер одним своим присутствием и своими взглядами довел ее до
обморока, напуганная девушка ищет защиты у своей новой подруги - и вот что
об этом сказано: "Яркое смуглое лицо склонилось над прижавшейся к коленям
подруги светлой головкой, густые черные кудри, как хранительный покров,
ниспали на полудетские руки и плечики. В черных глазах зажглись странные
отблески - как бы дремлющее до поры пламя, сейчас смягченное состраданием и
нежностью. Пусть побережется тот, кого это ближе всех касается!"
Это не только ясный сигнал само по себе, это еще напоминает нам о
присущей Диккенсу творческой манере - заранее, иногда очень задолго,
предсказывать подготовляемую им развязку. Всякий, кто штудировал его книги,
без сомнения замечал, как у него в момент кульминации вдруг вновь всплывает
какая-нибудь ранее сказанная фраза, неоднократно повторявшийся жест,
характерная черточка. Стирфорс спит, закинув руку за голову, - в этой же
позе он лежит, когда его находит мертвым. Мистер Честер умирает с той же
насильственной улыбкой на лице, под которой он при жизни скрывал свою
жестокость. Орудия судьбы тоже отмечены заранее. Мы наперед знаем, каким
образом кара настигнет Джонаса Чезлвита, что приведет Сайкса к гибели, как
Ральфа Никльби заманят в ловушку, кто уготовит Веггу его позорный конец.
Диккенс любил в нужный момент выпускать на сцену некоего "носителя рока".
Началось это еще с безвестного Брукера в "Николасе Никльби", но самый яркий
пример - это Неджет в "Мартине Чезлвите". К той же категории принадлежат
Компейсон в "Больших надеждах", мисс Маучер, благодаря которой совершается
арест Литтимера, Риго в "Крошке Доррит" и Бицер в "Тяжелых временах". Можно
назвать еще н других. Сами они могут быть хороши или плохи, симпатичны или
отвратительны, но все они предназначены на роль Немезиды в тех драмах, в
которых участвуют, и они выполняют возложенную на них миссию. Наилучшую
иллюстрацию этого диккенсовского приема - заранее в скрытой форме предрекать
развязку - мы видим в "Повести о двух городах", в том месте, где Сидней
Картон говорит Люси Манетт. "О мисс Манетт, когда в личике малютки,
прижавшемся к вам, вы будете находить черты счастливого отца, когда в
невинном создании, играющем у ваших ног, вы увидите отражение собственной
светлой красоты, вспоминайте иногда, что есть на свете человек, который с
радостью отдал бы жизнь, чтобы спасти дорогое вам существо". Это полная
аналогия с тем, что сделано в "Эдвине Друде": если Сидней Картон явно
намечен для своей решающей роли, то женщина, о которой идет речь, столь же
явно намечена для своей: "Пусть побережется тот, кого это ближе всех
касается!"
В самом стиле Диккенса, в его творческом методе находим мы опору, когда
утверждаем, что вершительница возмездия в трагедии Эдвина Друда с первых же
глав предуказана автором. В критический момент она выступит из безвестности,
в которой пока пребывает. Ее внешний облик мы установили - это черноволосая
женщина с темными глазами, статная, красивая, обходительная. Ее сила волн
нам известна. Ее побудительные мотивы понятны. А теперь мы имеем еще и
прямое указание автора.
Имя этой мстительницы - Елена Ландлес.
ГЛАВА VI - Доказательства -
"Интерес будет непрерывно возрастать с самых первых строчек", - уверял
Диккенс Джона Форстера. Теперь, когда мы назвали Елену Ландлес как
единственно возможного кандидата на роль Дэчери, мы обязаны показать, что
это предположение согласуется со всем, что нам открыл из своего замысла
автор, что оно лучше всех других разъясняет загадочные места и приводит
роман к наиболее правдоподобному окончанию.
Елена - сестра человека, заподозренного в убийстве. Тень, которая легла
на него, омрачает и ее собственную жизнь. Можно ожидать, что первой ее
заботой будет изжить общее недоброжелательство и рассеять сомнения. Это
самое она и делает, и делает успешно, несмотря на все трудности. Когда Невил
уехал в Лондон, она осталась в Клойстергэме. И вот какие черты ее характера
выделяет мистер Криспаркл, говоря об этих днях с Невилом:
"Ваша сестра научилась властвовать над своей гордостью. Она не
утрачивает этой власти даже тогда, когда терпит оскорбления за свое
сочувствие к вам. Без сомнения, она тоже глубоко страдала на этих улицах,
где страдали вы. Тень, падающая на вас, омрачает и ее жизнь. Но она победила
свою гордость, не позволила ей стать надменностью или вызовом, и ее гордость
переродилась в спокойствие, в незыблемую уверенность в вашей правоте и в
конечном торжестве истины. И что же? - теперь она проходит по этим самым
улицам, окруженная всеобщим уважением. Каждый день и каждый час после
исчезновения Эдвина Друда она бестрепетно, лицом к лицу, встречала людскую
злобу и тупость - ради вас - как гордый человек, знающий свою цель. И так
будет с ней до конца. Иная гордость, более хилая, пожалуй, сломилась бы, не
выстояла, но не такая гордость, как у вашей сестры, - гордость, которая
ничего не страшится и не делает человека своим рабом... Она истинно
мужественная женщина". Эта высокая похвала служит еще лишним указанием па
значительность роли, которую предстоит сыграть Елене, а также объясняет,
почему эта роль на нее возложена.
Между братом и сестрой существует полное взаимное понимание. Даже без
слов они знают, что каждый думает и как он поступит. Психологически они
едины, хотя и имеют раздельное существование. Елена сильнее Невила и
подчиняет его себе - вот вся разница между ними. У них нет тайн друг от
друга, их склонности одинаковы. Чего хочет один, того хочет и другой, что
один замыслил, то другой спешит воплотить в действие. Горе Невила становится
горем Елены, надежды Невила - ее собственными надеждами. Что он хотел бы
сделать, то она делает.
"Вы не знаете, сэр, - говорит Невил, - как хорошо мы с сестрой понимаем
друг друга - для этого нам не нужно слов, довольно взгляда, а может быть, и
того не надо. Она не только испытывает к вам именно те чувства, какие я
описал, она уже знает, что сейчас я говорю с вами об этом" (глава VII). И
когда, непосредственно вслед за этим разговором, брат к сестра встречаются,
мистер Криспаркл видит наглядное подтверждение их внутренней близости: "в
быстром ее взгляде, обращенном к брату, сверкнуло то мгновенное и глубокое
понимание, о котором только что говорил Невил".
А еще раньше, описывая их взаимоотношения, Невил произносит фразу, в
которой тоже заключено скрытое пророчество: "Когда я буду говорить о своих
недостатках, сэр, пожалуйста, не думайте, что это относится и к моей сестре.
Сквозь все испытания нашей несчастной жизни она прошла нетронутой. Она
настолько же лучше меня, насколько соборная башня выше вон тех труб!" Какую
бы роль ему ни предстояло выполнить, роль его сестры будет более
значительной: грядущие события уже отбрасывают на них свою тень.
Эта общность чувств и стремлений брата и сестры многое объясняет.
Становится, например, понятным один эпизод из их прошлой жизни, который надо
рассматривать как умышленное изображение того, что произойдет в дальнейшем.
"Никакая жестокость не могла заставить ее покориться, хотя меня
частенько смиряла, - говорит Невил мистеру Криспарклу. - Когда мы убегали из
дому (а мы за шесть лет убегали четыре раза, только нас опять ловили и
жестоко наказывали) - всегда она составляла план бегства и была вожаком.
Всякий раз она переодевалась мальчиком и выказывала отвагу взрослого
мужчины. В первый раз мы удрали, кажется, лет семи".
Из всех сигналов, какие автор зажигает перед нами, это самый яркий. Это
заблаговременное объяснение всего, что может произойти. Это грубая наметка
дальнейшего развития событии. Это миниатюрная картинка, которая потом будет
расширена и усложнена. Девочка в семь лет составляла план бегства,
переодевалась мальчиком, выказывала отвагу взрослого мужчины. Так уж,
наверно, в двадцать лет, движимая сильнейшим побудительным мотивом, она
захочет и сумеет снова проявить отвагу взрослого мужчины. А для Дэчери,
выслеживающего каждый шаг Джаспера, нужна поистине неукротимая отвага.
Достигнув желаемого в Клойстергэме н сделав, таким образом, в своем
лице все, что можно, для брата, она уезжает в Лондон. С этой минуты над ней
как бы опускается занавес. Нам внушают, что она в Лондоне, но это ниоткуда
не видно.
Поехать она поехала, но осталась ли там? Если она временами исчезала,
Невил, с которым у нее такое глубокое взаимопонимание и такая общность
чувств, конечно, сберег ее тайну. Это естественно для него, и такую линию он
бы и вел. Кроме него, один только мистер Грюджиус знал о ее действиях; что
он был в курсе всего происходящего, видно из многих мест в книге. Да и сама
логика вещей требует, чтобы Грюджиус и Елена действовали совместно. Он
следил за Джаспером в Лондоне, видимо знал, когда его можно там ожидать, и
считал чрезвычайно важным не выпускать его из глаз. Тем более важно было
следить за ним в Клойстергэме, и непохоже, чтобы Грюджиус, опытный юрист,
этого не понимал. Джаспер большую часть времени проводил в Клойстергэме, его
наезды в Лондон могли быть лишь кратковременны и случайны, и, конечно,
Грюджиус не удовлетворился бы до тех пор, пока наблюдение не было бы
установлено и тут и там. Мистер Грюджиус знал, что делает Елена, он
находился в постоянном контакте с ней, па это есть множество указаний. Ей
даже трудно было бы (крыть от него свои передвижения из-за соседства их
квартир, но и помимо этого, по многим причинам им было выгодно довериться
друг другу и действовать заодно. В случае надобности Елену можно было
вытребовать в Лондон - дорога заняла бы лишь несколько часов - и это,
вероятно, было одним из соображений, по которым она не остригла волосы (как
делала ребенком), а прибегла к помощи парика. Впрочем, надо полагать, тут
действовало еще и другое соображение: красивой девушке, влюбленной в
каноника Криспаркла, не хотелось обезображивать себя, пока можно было
обойтись иными средствами. В главе "XX Диккенс вводит одну подробность -
мелкую, по, как всегда у него, нагруженную значением, - с помощью которой он
намекает на наличие связи между Грюджиусом и Еленой Ландлес.
Когда Роза бежала в Лондон после дерзких признаний н темных угроз
Джаспера, мистер Грюджиус в тот же вечер показывает ей из своего окна, где
живут Невил и Елена. "Можно мне завтра пойти к Елене?" - спрашивает Роза.
Нет, собственно, никаких причин, почему бы ей нельзя было пойти. До их
квартиры два шага; Розу и Елену связывает нежная дружба: никакой опасности в
их свидании нет, а выгода от пего очевидная. И тем не менее эта невинная
просьба вызывает у мистера Грюджиуса странную реакцию: "На этот вопрос, -
говорит он неуверенно, - я вам лучше отвечу завтра" По ходу действия
совершенно безразлично, будет ли дан ответ сегодня или завтра. Но если автор
хотел подать нам какой-то скрытый намек, то и эта отсрочка и сугубая
осторожность мистера Грюджиуса - очень ловкий прием. Почему, в самом деле,
мистер Грюджиус откладывает свой ответ? Объяснение может быть только одно:
мы по этому пустячку должны догадаться о весьма важном факте: Елены
сейчас нет в Лондоне. Но на другой день она вернулась - и мистер
Грюджиус немедленно признает необходимым, "чтобы мисс Елена узнала из уст
мисс Розы о том, что произошло и чем ей угрожают". Удивительная перемена
взглядов всего за какие-нибудь двенадцать часов!
Но Диккенс все время боится выдать свой секрет, сказать слишком много;
поэтому, роняя подобные намеки, он тут же снабжает их "объяснениями". На сей
раз объяснение таково: Грюджиус, видите ли, колеблется потому, что Джаспер
шпионит за Невилом и Еленой. Но ведь это соображение не могло отпасть за
ночь - оно одинаково весомо что наутро, что накануне вечером. Реально тут
только желание Грюджиуса, чтобы Елена все узнала - и это лишний раз
подтверждает, что они работают сообща. Поведение Елены в этом эпизоде тоже
не мешает рассмотреть повнимательнее. Она мгновенно придумывает, как
расстроить планы Джаспера, и только осведомляется, что лучше - "подождать
еще каких-нибудь враждебных действий против Невила со стороны этого негодяя
- или постараться опередить его?" Иными словами, она вполне готова
действовать - не начать борьбу, а даже закончить ее, если нужно. На мин) ту
Диккенс показывает ее нам в этом качестве, а затем убирает ее со сцены.
После этого знаменательного разговора Елена исчезает со страниц романа. Зато
Дэчери вновь появляется в Клойстергэме!
Теперь пересмотрим сызнова все особенные черточки Дэчери, ибо в них
заключены кое-какие косвенные указания, которые Диккенс сообщает как бы
мельком, предоставляя нам либо принять их в расчет, либо отбросить - по
желанию. {По этому поводу можно выдвинуть возражение, что ни одна женщина не
заказала бы для себя той еды, из которой состоят описанные в романе трапезы
Дэчери: "Жареная камбала, телячья котлетка и пинта хереса" в "Епископском
Посохе" и "хлеб с сыром, салат и эль" у миссис Топ. Но это возражение
отпадает, если вспомнить, что, во-первых, привычки в пище с тех пор сильно
изменились, а во-вторых, Елене Ландлес, если она скрывалась под маской
Дэчери, пришлось бы приспосабливаться к взятой на себя роли. Спросить чашку
чаю значило бы сразу обнаружить свое женское естество: к тому же херес был в
те времена самым дешевым и общеупотребительным напитком. Что же касается
эля, то его пили даже школьники, как оно и описано во многих случаях у
Диккенса, и то, что мог пить маленький Дэвид Копперфилд, конечно, не
повредило бы здоровой молодой женщине. (Прим. автора.)}
Манера Дэчери встряхивать волосами и носить шляпу под мышкой уже дала
нам первый ключ к его опознанию. "Я зайду к миссис Тол", - с живостью
говорит он, когда ищет квартиру, хотя его направляли к мистеру Топу:
женщина, естественно, предпочитает вести переговоры с хозяйкой, а не с
хозяином. А когда Дэчери ночью возвращается домой и видит горящий в окне у
Джаспера красный свет, его "задумчивый взгляд обращается к этому маяку и
сквозь него еще куда-то дальше". Почему "задумчивый" и что лежит там
"дальше"? Надежды Дэчери не сводятся лишь к успешному обвинению преступника.
Есть для него еще "далекая гавань, которой ему, может быть, не суждено
достигнуть", к которой он может приблизиться лишь "после опасного плавания".
Любовь! Любовь, граничащая с обожанием, - к этой любви невольно обращается
задумчивый взор одинокой женщины сквозь "остерегающий огонь", которым
намечен ее нынешний опасный путь.
Курящая опиум старуха во второй свой приезд в Клойстергэм случайно
встретилась с Дэчери. Когда она упомянула имя Эдвина Друда, Дэчери
"покраснел" - "от усилий", - поясняет Диккенс. Сообщить один голый факт, без
комментариев, он не решается. Чуть приоткрыв путь, ведущий к разгадке, он
спешит его замести.
На этой обманчивой книге следовало бы надписать: "Берегись объяснений!"
Всякий раз, как Диккенс начинает что-то объяснять, он делает это не для
того, чтобы помочь читателю, а чтобы увести его в сторону. Он говорит, что
Джаспер носит шелковый шарф - "длинный черный шарф из крепкого крученого
шелка, обмотанный вокруг шеи" - и тут же поясняет: это потому, что горло у
него не совсем в порядке - запоздалое объяснение и неверное! Так и в эпизоде
со старухой: когда Диккенс объясняет, что Дэчери покраснел "от усилий" - вот
уж действительно грандиозное усилие - поднять с земли монетку! - он просто
старается сбить нас со следа и уверить нас, что никакой другой причины не
могло быть - такой, например, как волнение при неожиданном известии.
Свое расследование Дэчери ведет именно так, как вела бы его Елена,
предпочтительно перед всеми другими персонажами. Когда Сапси заговаривает о
необъяснимом исчезновении Эдвина Друда, Дэчери тотчас задает вопрос: "Есть
ли серьезные подозрения против кого-нибудь?" Он хочет знать все, что
касается Нэвила Ландлеса, это его больше всего интересует. Едва
познакомившись с Дердлсом, он спрашивает: "Вы, надеюсь, позволите
любопытному чужестранцу как-нибудь вечерком зайти к вам, мистер Дердлс, и
поглядеть на ваши произведения?" - и, получив утвердительный ответ, говорит:
"Непременно зайду", и тут же уславливается с Депутатом, что тот его
проводит. Цель его - выяснить, не знает ли Дердлс чего-нибудь; кроме того,
женщина инстинктивно стремится обеспечить себе присутствие третьего лица.
Дердлс, без сомнения, окажется каким-то звеном в цепи улик, хотя ему самому
это пока неизвестно. Все его поведение показывает, что он не догадывается о
важности того, что знает. Скрывать свою тайну он не будет - ему и невдомек,
что он владеет какой-то тайной. Но весьма вероятно, что в роковой сочельник
он опять слышал жалобный крик и опять счел его "призраком крика" и связал
его со своим прошлогодним сном. Такого рода совпадения были одним из любимых
приемов Диккенса. Также весьма вероятно, что безобразный мальчишка, поджидая
Дердлса, по неизменному своему обыкновению, видел в ту ночь своего заклятого
врага, Джаспера, и только не понял, какое это имеет отношение к тайне Эдвина
Друда. Задача Елены - связать воедино все эти мелкие факты и накопить
достаточно улик, что даст ей возможность обвинить Джаспера и спасти Невила и
Розу. К тому моменту, когда роман обрывается, то есть и его середине, она
уже успела кое-что сделать, как показывают меловые черточки. Почему она
прибегла к этому громоздкому способу записи? Если под видом Дэчери
скрывалась женщина, она, конечно, ничего не могла писать от руки. Ее тотчас
узнали бы по почерку {В ту эпоху девочек обучали писать итальянским
"заостренным" шрифтом с росчерками; мальчиков учили "круглом)" шрифту.
Разница между тем и другим очень заметная, и пол писавшего легко было
определить. (Прим. автора.)}. Для записей, если они были нужны, ей пришлось
бы придумать какой-нибудь другой, не столь изобличающий способ. Меловые
черточки на дверце буфета вполне удовлетворяли этому требованию. Может быть,
Диккенс, вводя их, преследовал еще и какую-то другую цель, но этого мы не
знаем и рассуждать об этом бесполезно. Достаточно того, что для женщины в
роли Дэчери они были безопасны и позволяли одним взглядом обозреть,
насколько подвигается вперед расследование. К тому дню, до которого доведено
повествование, Дэчери сделал три записи. Расшифровать их можно следующим
образом:
1. "Очень маленький счет" из нескольких неровных черточек, записанный
Диком Дэчери до его встречи со старухой. Ничего существенного пока не добыто
- Дэчери проделал лишь подготовительную часть работы: познакомился в новом
своем обличье с Джаспером, Сапси, Дердлсом и Депутатом.
2. "Средней величины" черточка, которую он нанес после встречи со
старухой. Эта встреча позволяла о многом догадываться, но дала так мало
определенного и прямо идущего к делу, что Дэчери отметил ее лишь "не очень
большой" черточкой.
3. "Толстая длинная черта от самого верха дверцы до самого низа",
которую Дэчери наносит после того, как видел старуху в соборе. Дэчери
установил, что старуха по каким-то причинам враждебна Джасперу, что она
настойчиво его преследует, что "Нэд", которому по ее словам "угрожает
опасность", как-то связан в ее представлении с Джаспером как носителем этой
угрозы, то есть его потенциальным убийцей. Сразу столько важных сведений!
Естественно, понадобилась "толстая" черта.
Но меня могут спросить: а как насчет голоса Елены? Разве Джаспер не
узнал бы ее по голосу? Тут мы видим блестящий пример того, как Диккенс,
предвидя опасность, заранее старается ее парировать. Во-первых, он несколько
раз подчеркивает, что у Елены "низкий грудной голос", то есть такой,
который, исходя от мужчины, не вызовет