ь, - это уже чересчур. Все-таки мы взрослеем ежеминутно. Она решила, что подождет полчаса - на случай, если продюсер все-таки объявится. А пока можно было развлечься, донимая секретаршу. - А вы не пробовали улыбаться? Улыбка - вот в чем секрет быть хорошей секретаршей. - Миранда видела, что секретаршу трясет от злости. - Если вы не умеете улыбаться, тогда вам надо сменить работу. Внимание, улыбочка. - Она раскрыла журнал, давая понять, что она здесь надолго. Ровно через полчаса, когда секретарша принялась звонить в полицию, Миранда отложила журнал и встала. - Да, и еще одно: по моему скромному мнению, французские математики все недоучки. Она с боем прорвалась сквозь толпы туристов на Оксфорд-стрит. Как всегда, это ее удручало. Прогулки по Оксфорд-стрит вгоняли ее в депрессию; их можно было сравнить с тем, как если бы вы наблюдали за массовым избиением детей. Невозможно пройти по Оксфорд-стрит и не разочароваться в людях. Когда попадаешь на Оксфорд-стрит, ты понимаешь, что для человечества нет надежды. Туристы скупают дешевые полицейские каски из папье-маше и футболки с дурацкими надписями типа: "Мои родители были в Лондоне и не купили мне там ничего, только эту вшивую футболку". В книжных не протолкнуться от немцев и скандинавов. Азиаты торгуют джинсами прямо на улице и очень довольны собой. Если в жизни вас интересуют исключительно деньги и если вам хочется делать деньги, то здесь для вас - рай земной. Недалекие отставные мошенники впаривают прохожим всякий хлам на картонных коробках, и прохожие, что характерно, его покупают. Аукционные распродажи в мелочных лавках - приукрашенный вариант той же самой уличной торговли, а ведь есть покупатели, которые свято верят, что там можно приобрести стоящий телевизор или CD-плейер всего за пятерку. Нищие со своими собаками на поводке и спальными мешками, из которых они не вылазят даже в августе, когда на улице двадцать пять градусов, смотрятся просто смешно. Жалко, что букмекеры не принимают ставки на предсказание. Она бы поставила энную сумму на то, что двадцатый век будет последним столетием со свободным пространством. Дальше история будет делиться на два периода: "когда было место" и "когда места не стало". Мы будем жить в постразумной стране в мире, "в котором нет места", размышляла Миранда. Конец света случится не из-за Большого взрыва; мы все тихо погибнем, сжимая в руках игровой джойстик и уткнувшись носом в задницу какого-нибудь Паоло из Генуи. Туристы курсировали по улице, высматривая достопримечательности, о которых читали в книжках. Лондон - это круто. Почему? Потому что так говорят американцы. А по сути, в Лондоне не больше очарования, чем в закопченных кирпичных постройках викторианской эпохи. Весь Лондон построен на мертвых костях; здесь все не просто подержано и вторично, а сто раз перепродано и вторично. И населяют его самые что ни на есть унылые персонажи, причем в количестве явно избыточном. Лондон - большая пепельница, переполненная историческими окурками. Миранда подумывала о том, чтобы по дороге домой заглянуть на Ватерлоо, но она была неподходяще одета для попрошайничества, и ее табличка "Голодная и бездомная" тоже осталась дома. Табличка работала на ура. Бизнесмены, спешащие на поезда, подваливали с непристойными предложениями, а потом, пристыженные, бросали ей в коробку не меньше фунта. Она зашла в магазин, чтобы купить кроссовки. В самом конце Оксфорд-стрит был большой спортивный магазин. Продавец, который ее обслуживал, почему-то все время хрюкал. Он хрюкал вежливо и учтиво, но весь процесс выбора и примерки кроссовок, покупки и обмена любезностями на прощание сопровождался нечленораздельным хрюканьем. Может быть, это самое хрюкотание было его политической декларацией, непринятием общепринятого языка в знак протеста против вселенской несправедливости, а может быть, он сегодня не выспался, или просто хотел показать, насколько бессмысленной и непонятной является вся окружающая нас действительность, в том числе и язык. Вот к этому все и идет. Скоро всем заправлять будут немцы, а Британия превратится в испытательный полигон для новых компьютерных игр, где людей будут пичкать бодрящими препаратами, созданными опять же на компьютерах, чтобы они вставали по утрам и чтобы периодически напоминать им о том, что они существуют. Немцам это доставит немало хлопот, но оно того стоит - поскольку позволит им притворяться, что у них есть партнеры. И вот верный признак: никто совершенно не интересуется математикой. Она ненавидела Лондон и знала, что никуда отсюда не уедет. * * * На следующий день она снова поехала в офис к продюсеру. Что ее больше всего взбесило - что она не сумела взбесить секретаршу, которая явно считала ее придурочной. И в довершение ко всем радостям, продюсера опять не оказалось на месте, и сообщения для Миранды он не оставлял. Однако, когда Миранда пустилась в пространные рассуждения о плачевных достижениях французских математиков за последние сто лет, секретарша встала из-за стола, взяла пальто и вышла, не проронив ни слова. Что это было: обеденный перерыв или неспособность справиться с несостоятельностью французских математиков? Миранда подождала еще четверть часа, борясь с искушением обшарить столы и шкафы на предмет информации или денег. Вив пригласила ее на чашечку кофе, и по дороге в "Арому" она размышляла о том, что ей делать с продюсером и куда подевался ее последний пинцет. Она заказала два эспрессо и задумалась, сколько еще продлится их дружба с Вив. Наверное, каждый из нас представляет собой ходячую копилку ненависти. Все, что есть в жизни плохого, мы копим в себе: вечно опаздывающие автобусы, разочарования, обиды, измены. Очень немногие люди способны глотать неудачу и боль, безболезненно их переваривать и выводить из организма. Вив была как раз из таких людей. Не будучи слабохарактерной, она совершенно не напрягалась. Она была хороша собой как раз в меру: достаточно красива, чтобы привлечь любого мужчину, которого ей захочется, но при этом не так красива, чтобы это было опасно для жизни. Длинные стройные ноги и упругая грудь заранее обрекают тебя на то, что ты либо становишься крайне самодовольной мерзавкой, либо в тебе развивается чрезмерная скромность. Вив можно было бы недолюбливать за ее непрошибаемый оптимизм, но как раз эта черта в ней Миранде и нравилась. У нее все получалось в жизни, и было приятно осознавать, что хотя бы у одного достойного человека все получается. Пока Вив размешивала сахар в кофе, Миранда явственно видела ее будущее: сейчас она вовсю наслаждается жизнью, но однажды она остепенится, беспощадно, но безо всяких напрягов, станет хорошей, в меру сварливой женой и хорошей, в меру суетливой матерью. Ее извечная невозмутимость слегка поколеблется, но только слегка. Пытаясь прозреть свое собственное будущее, Миранда видела только неистовые завихрения, помехи на линии и непредвиденные сотрясения. - А почему ты называешь брата Дан Тридцать Три Несчастья, - спросила Вив. - Дан-Невезучий было бы правильнее. Он же не виноват, что его поранило метеоритом. - Виноват. - И во вторжении в Кувейт виноват? - Виноват. Вив пожаловалась на то, что обегала все магазины, но нигде не нашла подходящий торшер. - В Лондоне всего три магазина, - заявила Миранда. - Вот почему так непросто найти нужную вещь. Не потому что выбор большой, а потому что наоборот. - Как так? - В Лондоне всего три магазина. Что бы ты ни искала, компакт-диск с напевами альпийских горцев, мыло без запаха или стиральную машину, если ты не нашла ничего подходящего в магазинах, где должна продаваться искомая вещь, значит, ты ее и не найдешь. Сама проверь в следующий раз. Знаешь, как теперь снимают массовку в фильмах? Снимают дюжину человек, а потом просто клонируют их на компьютере, чтобы заполнить пространство. В Лондоне все точно так же. Сплошное однообразие и никакого выбора. Миранда предполагала, что на самом деле это будет не три, а три с чем-то. 3,1415 и так далее. Верный ответ - число "пи". Но она не стала делиться этой догадкой с Вив, потому что Вив была в меру пытлива в интеллектуальном смысле и становилась просто неугомонной, когда речь заходила о математике. Миранда гордилась тем, что она знает кого-то, кто стоит в очереди за счастьем. - Я нашла один торшер, который мне понравился, но он стоит три сотни. Стильный такой торшер, но металлическая палка с лампочкой на конце столько не стоит. Вив работала медсестрой в больнице. Так вот оно и бывает в больших городах: вселенская несправедливость - человеку, который убирает говно за другими людьми, который возится с их кровью и болью, который помогает им преодолеть Великий Страх, жить в этом городе просто не по карману. Консультанты, которые ничего не знают, работают в компаниях, которые ничего не делают (как правило, "ничего", о котором они ничего не знают), где они переливают из пустого в порожнее и получают за день годовую зарплату Вив. И если б они еще были забавные, так ведь нет. Речь идет о представителях тех профессий, которые не приносят людям ничего, кроме страданий и боли: налоговые полицейские, адвокаты, старшие официанты, ведающие винами, телепродюсеры, архитекторы, продавцы компьютеров, начальники отдела кадров. Миранда знала одного консультанта по плавательным бассейнам. Он не строил плавательные бассейны и не обслуживал плавательные бассейны; он просто давал советы, в каком направлении надо думать, если ты собираешься строить плавательный бассейн. За время их разговора его телефон звонил трижды. Он зарабатывал годовую зарплату Вив за неделю - Тони просиживал штаны у себя в конторе, распинаясь о том, что людям следует помогать, и тратил большую часть заработанных денег на шкафчики под картотеку; он зарабатывал больше, чем Вив. Миранда знала лишь одного человека, кто зарабатывал меньше Вив, - она сама. Но опять же она не знала вообще никого, кто зарабатывал так же мало. Вив смогла выжить в Лондоне исключительно потому, что она не платила за квартиру. У них с хозяином была договоренность. Она не платила ему за квартиру, но ему разрешалось входить к ней в ванную в любое время, в частности - когда она принимает ванну. Подобное соглашение должно было неминуемо плохо кончиться: либо выродиться в невыносимую мерзость, либо продлиться совсем недолго. Но Вив утверждала, что ее квартирный хозяин - джентльмен старой формации и образчик учтивости, который невозмутимо рассказывает о своей роли в Корейской войне и с уважением передает ей мочалку, когда - где-то раз в месяц - наведывается к ней в ванную. "Ему важно знать, что есть место, куда всегда можно прийти поболтать", - настойчиво твердила Вив. Вив жила в этой квартире три года, но галантный джентльмен, подающий мочалку, уже двадцать лет обеспечивал бесплатным жильем представительниц славного корпуса медсестер. Вив была в меру жесткой, чтобы справляться с жизнью, не отгораживаясь от нее; как хороший вышибала, она была достаточно крепкой, чтобы не подпускать к себе настоящие неприятности, но никогда не отказывалась посмеяться. Если бы Миранда была мужчиной, она бы женилась на Вив не раздумывая. Вив было двадцать шесть. Пройдет еще два-три года, и Вив - Миранда это видела как наяву - выйдет замуж за хорошего человека, но Миранды не будет рядом. Она не могла избавиться от мысли, что она этого не увидит, и поэтому ей было грустно. Выспросив про торшер поподробнее, Миранда сказала, что ей надо в туалет, но как только она вышла из поля зрения Вив, она выскочила из кафе и поднялась на последний этаж "Либерти", где тут же увидела нужный торшер, быстро схватила его - продавца у кассы не наблюдалось - и спустилась обратно в кафе. - Вот. Это тебе, - сказала Миранда. - Мой подарок тебе на свадьбу. - А я разве выхожу замуж? А почему я об этом не знаю? - Но ты ведь когда-нибудь выйдешь. И я хочу первой тебя поздравить. - Ты сумасшедшая, - сказала Вив. - У тебя нет таких денег. Конечно, это так мило с твоей стороны, но я не приму такой дорогой подарок. Миранда ни капельки не сомневалась, что на этом их дружба с Вив кончится. Вив - девушка умная, и она сообразит, что поступок Миранды продиктован не стремлением к оригинальности, а заскоком больного мозга, и быстренько сделает ноги. - Если не хочешь подарок на свадьбу, пусть это будет Премия Миранды Пьяно за то, что ты есть. Вив все-таки приняла подарок, хотя ей явно было неловко. По дороге домой Миранда увидела замечательный пинцет, и хотя перед уходом она положила свой хороший пинцет на самое видное место, она подумала, что перехитрит феномен исчезающих пинцетов, имеющий место в ее квартире, если купит еще один про запас. Для подстраховки. Попутно она еще сперла белую футболку. Торшер и футболку она записала к себе в записную книжку: сколько они стоят и откуда она их слямзила. Воровство она не одобряла; она заплатит за них потом - когда станет богатой и знаменитой, а это будет уже совсем скоро. А если нет, стало быть, не повезло... Она не любила магазинных воров, как выяснилось в тот раз, когда ее поймали, арестовали и отвели в участок; продюсеры - тараканы в людском обличье, им не интересно вообще ничего, кроме них самих, это самые неприятные люди из всех, кого она знала, а она знала немало продюсеров. * * * - Что бы ты дал человеку, у которого все есть? - Я бы дал ему в челюсть. Проснулась она от того, что Тони елозил языком ей по спине. Для Тони это было проявление наивысшего возбуждения, а для сонной Миранды - неприятная слюнявая влажность между лопатками. Можно написать юмористическую репризу, снабдить ее подробной инструкцией о паузах и интонации и дать прочитать двум актерам: у одного номер получится жутко смешным, у другого - до жути натянутым. Точно так же и когда тебе водят мокрым языком по спине: это может быть и прелюдией к исключительному оргазму, и досадным раздражителем сродни протекающему крану - все зависит от того, кто именно водит языком тебе по спине. - Сходи за газетой, - пробормотала она в подушку. - А я пока постараюсь проснуться. Тони быстро примчался назад. - Смотри, что у меня для тебя есть, - сказал он, не имея в виду газету. Почему-то мужчины упорно считают, что ими должны восторгаться только за то, что у них есть эта самая штука. Эта штука у них всю жизнь, но каждый раз они носятся с ней, как малые дети с новой игрушкой, словно это величайшее сокровище во вселенной. Каждый раз, когда их причиндал возбуждается, они требуют бурных оваций и считают себя героями. - Поздно, Тони. Ты слишком долго ходил. - Меня не было всего пять минут. - Я тебя не дождалась. Пришлось заниматься самообслуживанием. Дыхание Тони горячило ей шею. Он искал подходящее место, чтобы впиться в нее зубами. Он почему-то считал, что это еще один беспроигрышный возбудитель. - Нет, Тони. Поздно, - сказала она, переворачиваясь на бок и пряча голову под подушку. Тони, насаженный на кол собственной мощной эрекции, издал громкий вопль, в котором ярость боролась в горьким разочарованием. Он знал, что настаивать бесполезно; однажды он проявил настойчивость, но только однажды. Большим и указательным пальцами она обхватила его левое яйцо и сжала со всей силы. Дважды повторять не пришлось. - Ты сумасшедшая, Миранда, и ты это знаешь, - сказал он, уходя на работу. Да, она это знала. Все люди на свете делятся на две категории. Те, кто боится показаться неинтересным, скучным и ординарным: тусклый цвет, незаметный на общем фоне. Эти тусклые люди, которые без труда маскируются где угодно и подо что угодно, яростно рвутся ко всему ярко раскрашенному и броскому, стремятся к эпитетам типа "крышей поехал", "с дуба рухнул", "совсем малахольный", "придурковатый"; совершенно нормальные люди выставляют себя сумасшедшими и психопатами, чтобы их приглашали на вечеринки или чтобы им отдавали долги, а те, у кого действительно беда с головой, просто мечтают о том, чтобы вернуться к нормальной жизни, и отдали бы все, лишь бы быть тихим кассиром где-нибудь в Гильдфорде. Однажды в Хокни Миранда познакомилась с ди-джеем, чей сценический псевдоним звучал как Злоебучая Психованная Скотина, и она вовсе не удивилась, когда узнала, что днем он работает помощником налогового инспектора. По-другому и быть не могло. Когда Тони ушел и больше не путался под ногами, она промучилась целый час, размышляя над определением смешного, но никак не могла сосредоточиться - она думала о помощи людям. Что она сделала для других? Периодически она делала что-то приятное Вив, но это, наверное, не считается. Потому что с Вив они дружат. Она устраивала марафоны в плане бесплатно кому-нибудь отсосать. Но это не может считаться благотворительностью. Однажды она помогла старушке, которая упала на улице, и терпеливо выслушивала ее бессвязные излияния о уже двадцать лет как покойном муже на протяжении получаса, пока не приехала "скорая". Врачи извинились, что они так долго; они обслуживали какого-то мужика, который жаловался, что у него не стоит и он не может доставить радость своей новой подружке. Но Миранда на самом деле вовсе не собиралась никому помогать, у нее в ежедневнике не было записи: "надо кому-то помочь"; она просто проходила мимо, когда старая клюшка свалилась на тротуар, и ей не хватило душевной черствости, чтобы пройти мимо. Так что это не считается. Потом позвонила Хедер. Ее подруга срочно искала кого-нибудь, кто посидит с ребенком. Миранда уже собиралась вежливо отказаться, но тут Хедер сказала: - Они заплатят сто фунтов. Видимо, совсем уже вилы, подумала Миранда. У нее не было никакой, пусть даже самой убогой квалификации в качестве приходящей няни, разве что она, вероятно, заметит, если в доме начнется пожар. Мамаша даже и не скрывала своего беспокойства насчет доверить ребенка Миранде, так что та даже слегка оскорбилась. Если ты кидаешь собственного ребенка на попечение чужого и незнакомого человека, то сделай хотя бы вид, что тебе это по кайфу. Миранда уже потихонечку злилась на себя за то, что согласилась на подобную авантюру, пусть и за сотню фунтов; она собиралась перевернуть всю квартиру в надежде найти хоть один из шести пинцетов, которые исчезают таинственным образом и бесследно. Ребенку было всего три месяца, но он весьма категорично выражал свое неудовольствие по поводу ухода любимой мамочки. Миранда уже забыла, как звали ребенка. Она попыталась решить проблему смешного, но не смогла. Озарения опять не случилось. Вот почему женщины никогда не добиваются ничего выдающегося: когда ты заводишь ребенка, ты без проблем можешь вкалывать на заводе или управлять банком, но думать тебе уже не дадут. Она попыталась перенести ребенка в другую комнату, потом - на другой этаж, но он продолжал истошно орать и тем самым мешал ей сосредоточиться. - Надеюсь, тебе, это будет хороший урок насчет крика, - сказала Миранда, оттащив люльку с ребенком в гараж. Она поставила люльку на заднем сиденье "вольво", закрыла дверцу машины, закрыла дверь гаража и уселась на кухне, где теперь воцарилась блаженная тишина. Она выпила чаю, который, как она очень надеялась, был из дорогих сортов, и вновь задумалась над формулой смешного. Вот что ее действительно интересовало: найти единственно верное определение, что есть смешное. Только это и ничего больше. Абсолютное комическое манило, как свет в ночи. Это был очень тревожный знак, что помимо определения смешного ее больше ничто не заботило; но она была вовсе не против, чтобы сосредоточиться на одном, потому что доказано, что без тяжелой работы ты ничего не добьешься. Ньютон, Лейбниц, Гаусс, Гильберт, Рамануджан - их обвиняли во всех грехах и пороках, кроме одного: лености. И они добились существенных результатов. Все остальное ее не заботило: хлеб насущный, культура, счастье и далее по списку. И это ее беспокоило - в перспективе. Если все так и пойдет, то ничего другого уже не останется. Проблема смешного была ее последним убежищем - действующей связью с миром. Ну ладно, есть еще кое-что. Но оно далеко не всегда интересно. Закрыть орущего ребенка в машине - в этом тоже есть что-то смешное. Движущий импульс большинства шуток - столкновение абсурда и жизненной правды; но здесь было другое. Миранда представила, как она мило воркует с мамашей, зная, что ее милая деточка подверглась суровой аскезе в запертом гараже. Без пятнадцати четыре Миранда забрала ребенка из гаража и поменяла ему пеленки. В пять минут пятого мама вернулась. - Какая-то она сонная, - заметила она. - У нас был трудный учебный день: учиться никогда не рано, - сказала Миранда. Мамашка выписала ей чек, хотя изначально речь шла о наличных. Все как обычно: когда тебе что-то нужно, ты обещаешь золотые горы, но как только ты это получишь, ты начинаешь жаться. Миранда боялась, что чек не примут, и отнюдь не ввиду отсутствия средств на счету плательщика - все в доме так и вопило о благоденствии и состоятельности, - а потому что мамаша была из тех ловких деловых женщин, у которых всё всегда происходит через задний проход. Скорее всего деньги будут лежать на сберегательном счету, и Миранде придется потратить неделю, чтобы их все-таки выцепить. В итоге все сводится к одному: ты никогда не жалеешь о проявленном бессердечии. В автобусе по дороге домой Миранда размышляла над следующей простой истиной: если ты знаешь хоть одного человека, который сделает для тебя что-то - хотя бы перейдет на ту сторону улицы, - не дожидаясь ответной услуги, значит, тебе повезло. Тони ничего для нее не делал; то, что он делал якобы для нее, он делал для себя - в перспективе. Она была, вероятно, самой красивой девушкой из всех, с кем он когда-либо спал, и она видела по его лицу, на котором благоговение боролось с безмерной и искренней благодарностью, что овес, предназначенный для Пони, еще никогда не был ему так сладок. Но он все-таки ее растрогал, вдруг поняла Миранда. Она обязательно сделает что-нибудь для кого-то, кого она даже не знает, для кого-то на другой стороне земли, кто оказался в глубокой заднице - для кого-то, кто никогда ничего не сделает для нее и кто, вполне вероятно, жутко бы ей не понравился, если бы им довелось познакомиться. Тони был уже дома, на кухне - жарил какую-то пикшу, рисуясь своей хозяйственностью. - Твой выход, солнышко, - сказала она. * * * - Зачем крокодил переплыл через реку? - Я не знаю. Спросите у крокодила. Миранда засела на телефоне и выяснила, что в Бирме арестовали двух эстрадных комиков. Ей потребовалось всего три звонка, что однозначно указывало на то, что это - сама судьба. Двое собратьев по ремеслу в тисках старомодной добротной диктатуры, которая не признает смешного. Достойная причина, лучше и не придумаешь. Миранда сильно подозревала, что самое юморное в этих двоих страдальцах - их имена, что их лучшие шутки не выходят за рамки крокодилов, переплывших реку, что они, вероятно, избивают своих жен, и что милитаристский режим, который, вполне вероятно, делает все, чтобы обеспечить самым необходимым неблагодарные массы, имел все основания заключить их под стражу по причине их полной и неподдающейся исправлению дефективности. И тем не менее никто бы не смог обвинить ее в том, что она ввязывается в это дело ради какой-то личной выгоды. Она не была их другом, она их вообще не знала. Чем они смогут ей отплатить? Пришлют ей по почте лохань риса со специями? Или устроят ей выступление посреди джунглей? Все разрешилось буквально за полдня. Около дюжины телефонных звонков. Она даже слегка растерялась. Конечно, хотя это было такое мероприятие, в котором все потенциальные участники проявляют поразительный эгоизм и леность, именно из-за этих двух качеств они с охотой подписываются на благородные филантропические дела. Никто не любит участвовать в благотворительных концертах, потому что никто не любит работать задаром, но еще хуже - если тебя не зовут в них участвовать. Саму Миранду пригласили принять участие в благотворительной программе только однажды. Это было громадное облегчение, что ее пригласили - потому что если ты не участвуешь в благотворительных выступлениях, ты не можешь считаться полноправным членом гильдии, - но она не смогла поехать, потому что концерт проходил в Карлисле, по ту сторону огненной стены. Концерт был в пользу забастовщиков-рабочих матрасной фабрики; он был назначен на воскресенье, и рабочие уже два дня как пришли к соглашению с руководством, но никто об этом не сообщил организаторам концерта, которые вместо того, чтобы собрать хоть какие-то деньги, еще и попали на тридцать фунтов, ушедших на выпивку для артистов. Френку она позвонила первому. Френк всегда и на все соглашался, он согласился бы приехать к тебе домой и пропылесосить ковры, не говоря уже о том, чтобы выступить в благотворительном концерте. Все остальные тоже не отказались. Состав участников сложился легко, как хорошо подогнанные кусочки картинки-головоломки. Потом она позвонила в новый концертный клуб в Брикстоне, который отчаянно нуждался в рекламе, и там им охотно предоставили сцену. Вот так все просто. Может быть, это такой непреложный принцип бытия, что делать хорошее проще, чем продвигать собственную карьеру? Была в этом какая-то обреченность, которая Миранде не нравилась. И обреченность непреодолимая. Ближайшее будущее представлялось ей в виде двух крайностей. Либо полный провал, либо взрывной успех - причем и то, и другое ее пугало. Она не хотела, чтобы какие-то никчемные личности были связаны с ее карьерой, и она не хотела войти в историю как Миранда Мандалей. Она обнаружила, что Мандалей - это такой город в Бирме, когда взяла атлас, чтобы посмотреть, где вообще эта Бирма находится. Но единственный путь вперед - это вперед. Она обзвонила всех, кого знала. Дважды. Потом обзвонила тех, кого не знала, и озадачила и их тоже. А за телефон платит Тони. * * * Миранду никогда особенно не волновало, сколько зрителей будет в зале. Это ошибка - думать о том, сколько народу придет на тебя посмотреть; тебя должно волновать качество представления - если в зале будет всего лишь шесть человек, все равно придется выкладываться, как если бы их было шестьдесят. Если не больше. Однако на этот раз все было по-другому; она посвятила несколько недель своей жизни на подготовку этого мероприятия. Вечер уже начинался, а зрителей было всего человек десять; при том, что артистов должно было выступить двенадцать. Миранда специально пригласила так много, зная, что низкое качество большинства номеров компенсируется их количеством. Тем более, что зная то раздолбайство, которое распространено в эстрадно-артистических кругах, можно было с уверенностью предположить, что кто-нибудь из участников обязательно не появится. Она украдкой выглянула в зал и попыталась догадаться, кто эти люди: один очевидный представитель городского дна, несколько животноводов - заводчиков скунсов, которые рассматривали свою дремучую ординарность как мощный удар против межконтинентального беззакония, один кислого вида профессор с унылыми длинными патлами, щеголеватый врач (разведенный гинеколог, который теперь вовсю развлекается), три невнятные расплывчатые тетки, настолько незапоминающиеся, что Миранда забыла про них, на них глядя (как общие фразы в тексте), и пожилая пара - скорее всего родители кого-то из артистов. Ни одного журналиста не наблюдалось. Телепродюсеров - тоже. Она уже пожалела о том, что не разрешила Тони прийти. Она заставила его купить пять билетов, но она никогда не пускала его на свои представления. В такие моменты Миранда задумывалась о своей идеальной работе. Для нее идеальной работой было бы сидеть в маленькой комнате, смежной со спортивным или тренажерным залом, где большое количество привлекательных (по крайней мере не шибко страшных) молодых людей, сильных и рьяных, будут обслуживать ее весь день, в плане расслабиться после упорных физических упражнений. Альпинисты, боксеры, пловцы относились к числу наиболее любимых Мирандой тел. Это была соблазнительная идея, но и пугающая тоже. Соблазнительная - потому что она сгладит все мысли, сотрет все остальное. Пугающая - по той же самой причине; она боялась, что не устанет от скачек в постели весь день напролет, хотя на - практике это, наверное, надоедает после трех-четырех часов. Конечно, истории рассказывают всякие - каждый любит приврать, похваляясь своими успехами, - но реальный предел лежит где-то в этих пределах. Да, конечно, можно провести в кровати все выходные с перерывами на дозаправку и заездами на пит-стопы, но если наяривать без перерыва, то по времени так и получится. Они подождали еще пятнадцать минут, и к тому времени, когда Френк вышел на сцену со своей байкой про портфель, количество зрителей в зале увеличилось еще на восемь голов. Френка не беспокоило, много зрителей или мало. Он мог бы выступать и в пустом зале, только для себя. В этом смысле он был просто непревзойденным. Он был великим конферансье, может быть, даже величайшим, а это значит, что он всем нравился; он умел развлечь публику, не будучи слишком смешным и не имея шумного успеха. На сцену вышел Капитан Никудышний, и когда он сказал "здравствуйте" второй раз (очень старый "разогревочный" трюк), зрители сдались, почти без борьбы, и одобрительно завопили. В буфете подавали крепкие напитки, и Миранда вовсе не исключала, что кто-то пришел на концерт, заранее уторчавшись, но столь радушный прием все равно ее озадачил. Может быть, Никудышний придумал какую-нибудь забавную походку или вспомнил свой древний номер и достал из штанов причиндал? Это был его лучший номер - изображение знаменитостей и персоналий посредством члена. Обернуть его вафельным полотенцем: Ясир Арафат. Нацепить на него темные очки: Стив Вандер. Осторожно засунуть под крайнюю плоть две половинки зубочистки: Дракула. Модель инвалидного кресла: Стивен Хокинг. Зубные протезы: "Челюсти". "Коран": аятолла Хомейни. Вафельный рожок из-под мороженого, без мороженого: статуя Свободы. Пачка пятидесятифунтовых банкнот: любой член Европарламента. Наручные часы: Биг-Бен. Из-за этого номера его не раз выгоняли из клубов, пинками, и он не раз бывал бит - высшая похвала комедианту. Однажды его избили арабы, а однажды - что само по себе занимательно - израильтяне. Единственный недостаток такого номера, который либо вызывает у зрителей отвращение, и они покидают зал, либо смеются до слез, заключается в том, что это всегда очень опасно - работать с очень смешным материалом, на фоне которого менее смешной материал кажется уже совсем несмешным. Это была гениальная выдумка. Единственная гениальная выдумка Капитана Никудышнего. Но потом Миранда поняла, что он просто наткнулся на золотую комическую жилу. Как это было с ней на прошлой неделе. Зрители были способны только на то, чтобы смеяться до колик. Обычно Капитан Никудышний не любил выступать первым, но сегодня он сам попросил, чтобы его поставили первым, потому что у него заболела жена, и он хотел побыстрее вернуться домой. Решить, когда тебе выступать, это вообще очень непросто. Как правило, никто не хочет выходить первым, когда зрители еще зажаты, но и ближе к концу программы - это тоже опасно, потому что, хоть зал и настроен доброжелательно, от тебя слишком многого ожидают. Памятуя о том, что выступать будут профессионалы, Миранда нисколечко не обольщалась насчет качества выступлений. Комики-профессионалы, действующий и будущие, не видят смысла выкладываться и смешить публику, если им за это не платят. Сочная Люси вообще не явилась. Джонни Яркий и Марк Грант чуть не подрались в метро по поводу, кто будет показывать сценку с заварным кремом (оба, независимо друг от друга, подготовили номер с заварным кремом). Но никто особенно не напрягался. Великий смысл поучаствовать в этом мероприятии заключался в том, чтобы потом говорить: "Я принял участие в том благотворительном мероприятии в пользу каких-то бирманских юмористов", - и не важно, пошло ли мероприятие на пользу бирманским юмористам, и есть ли кто-то, кто мог бы сие засвидетельствовать. Зайа злился: - Почему мне нельзя сидеть в зале? Я обещаю, я буду ржать, как полоумный. Что, кстати, создаст нужную атмосферу в зале. Нед сказал: - Семейство шизокрылые, вид - бредятина обыкновенная. Капитан Никудышний закончил, и Френк объявил Неда. Миранда переключилась - она слушала "Зеленую комнату", но ей было интересно, чем Нед порадует публику на этот раз. Нед был единственным из всех сценических юмористов, в кого она лично видела, как швыряют предметы. Однажды в него запустили большим гаечным ключом, который бы точно проломил ему черепушку, если бы попал. - Вот, подкрути гайки в своей дурьей башке, - так зритель, кинувший ключ, объяснил свой порыв. Благодаря этому досадному инциденту в программе Неда появился единственный по-настоящему смешной номер, и его нисколько не беспокоило, что этим номером он обязан своему несостоявшемуся убийце. - Почтальон подходит к калитке и видит табличку: "ОСТОРОЖНО, СОБАКА!" - начал Нед. - Посмотрев вглубь и не увидев никакой собаки, он входит и тут же слышит собачий вой. Тут из дома выбегает хозяин и орет: "Ну вы что, все читать разучились, что ли? Написано же, ОСТОРОЖНО. Ты сегодня уже третий, кто наступил на собаку!" Зрители рассмеялись. Первые зрители, которые рассмеялись над этой шуткой. Не то чтобы они смеялись до слез, но все-таки анекдотец им показался забавным. Они, должно быть, решили, что это только начало. И что будет какое-то продолжение. Таковы все зрители, даже те, которые ходят на эстрадных юмористов: они приходят, заранее убежденные, что у человека на сцене всегда есть что им предложить, что он (человек на сцене) знает что-то такое, чего не знают они, и что даже если начало было не ахти, потом артист обязательно "раскочегарится", пусть даже совсем чуть-чуть. Также Нед был единственным комиком, у кого она лично видела, как зрители настоятельно требовали свои деньги "взад"; но такое бывало редко, обычно недовольные зрители ограничивались замысловатыми матюгами и гаечными ключами. Неда приглашали вовсе не для того, чтобы он покорял сердца зрителей - его приглашали, потому что другие на его фоне всяко выглядели приличнее. Миранда решила уничтожить аудиторию. Ее разозлил их кошмарный вкус. Нед сказал: "Семейство шизокрылые, вид - бредятина обыкновенная", - и они рассмеялись. Да, все правильно. Они пришли поучаствовать в благотворительном мероприятии, и как хозяйка она должна быть довольна, что они смеются, а не психовать по этому поводу... но это было невыносимо. Она также заметила, что этот ирландец с длинными волосами а-ля Иисус, редкостный подхалим, завороженно пялится на ее грудь. Сейчас его звезда стремительно восходила; он приехал в Лондон пару месяцев назад и уже превзошел ее по популярности. Бредовые романы в стиле рейв и толпы восторженных телепродюсеров. Вошел Френк и начал рассказывать про портфель. Про портфель с жизнью. Лет десять назад Френк нашел в поезде забытый кем-то портфель. В портфеле была Жизнь, замаскированная под триста тысяч фунтов двадцатифунтовыми купюрами. Френк хотел оставить деньги себе. Он уже придумал, что будет с ними делать: большой первый взнос за дом или большую квартиру, начальный капитал, чтобы открыть свое собственное дело в рамках малого бизнеса, длительное кругосветное путешествие со всеми удобствами. Десять лет назад у Френка было меньше морщин, но он был таким же тощим, таким же безденежным и безработным. Он хотел оставить деньги себе, но решил, что завтра он отнесет портфель в полицейский участок, потому что всегда верил в честность. Если ты сам нечестный, то нельзя ожидать, чтобы другие были честными с тобой, сказал он себе. Он знал, что если оставит деньги себе, он умрет как личность. Нечестность убьет его душу. Он всегда ненавидел нечестность, больше всего на свете, и не важно, в чем она выражалась, эта нечестность: что тебя обсчитали в ресторане или что политики лгут избирателям. Нечестность - это всегда нечестность. Его поступок был продиктован осуждением нечестности, но это был не поступок. Фред весь день прорыдал и заснул в слезах. На следующее утро он взял портфель и поехал в участок. Минут пятнадцать он походил взад-вперед перед входом, потом поехал домой и весь день до вечера перебирал купюры. - Я отчаянно пытался заделаться лицемером. Я очень старался, но у меня ничего не вышло. На следующий день он дважды прошелся туда-сюда перед входом в участок, пока не собрался с духом войти. Реакция полицейских огорчила его еще больше. - Понимаете, было бы славно, если бы мне оказали хотя бы какое-то уважение... все-таки это был благородный поступок... но они на меня смотрели как на идиота. Огорчения продолжались, когда объявился хозяин портфеля, ювелир из Ирана, совершенно ненормальный персонаж, который выскочил на станции, чтобы купить сиропа от кашля, и отстал от поезда. - Понимаете, было бы славно получить хоть какое-то вознаграждение, пусть даже занюханную десятку. Но он мне даже не позвонил, чтобы сказать "спасибо". То есть он позвонил, но вовсе не для "спасибо". Знаете, что он мне сказал? "Мистер Джонс, вы, должно быть, совсем идиот". Вот что он мне сказал. Специально для этого и позвонил. Также Френк сообщил о своем благородном поступке в местную газету в надежде, что о нем напишут хвалебную заметку, но они написали про белку, которая укусила молочника. Френк пил. Он пил бы по-черному, но у него не было денег, поэтому он пил по-черному периодически. Когда Миранда впервые услышала историю про портфель, ей было смешно; но теперь эта история была исполнена такой злобы, что Миранде было неприятно находиться в той же комнате, где она звучит. Френк жил с какой-то пожилой испанкой, причем они оба даже не отрицали, что живут вместе исключительно потому, что на лучшее им рассчитывать не приходится. Френк был вообще странный; весь какой-то колючий, как мешок с вязальными спицами, с неизменным стаканом в руках; но и она тоже была не подарок - этакая заботливая мамаша, только ни капельки не заботливая. Но Френк имел крышу над головой, а иногда даже горячий завтрак. Как говорил сам Френк, загадочно и пугающе: "Совсем мало - это значительно больше, чем ничего, хотя вы, молодые и глупые, этого не понимаете". Френк работал на эстраде уже пятнадцать лет. Это такой род деятельности, где твоя судьба может разительно перемениться буквально за время обеда, и из золотушного, никчемного пьяницы в костюме почтенного двадцатилетнего возраста, который и в лучшие времена не поражал изяществом кроя, из законченного неудачника, терзающего публику в количестве пяти-шести человек, которые жалеют, что вообще пришли и потратили вечер на такое убожество, ты превращаешься в человека, которому предлагают оплатить дом со всеми удобствами или хотя бы две пинты пива. Но с Френком подобного не случится. Есть люди, которые получают все, потому что такой у них образ жизни: они продаются за две пинты пива, они мечут бисер перед самой завалящей публикой в количестве пяти-шести человек и имеют самое отдаленное отношение к смеху, но, к сожалению для Френка, он был не из их числа. Нед, наконец, закончил - превысив оговоренное время минут на двадцать, - и Френк вышел на сцену, чтобы объявить Миранду. По пути он подхватил сумочку де