вопрос. - Сейчас, сейчас. - Поросячьи глазки детектива сверкнули. - Если что вдруг не так - ну, к примеру, если вы заявите, что у вас нет наличных, потому как вы забыли, что банки в этот день не работают, - я вызову полицию там же, в Чикаго. - Но ведь и вам тогда придется многое объяснять. Хотя бы почему вы перегнали машину на север. - Ничего нет проще. Скажу, что вы заплатили мне пару сотен - они как раз будут при мне, - чтоб я пригнал вашу машину в Чикаго. Вы-де сказали, что для вас этот путь слишком утомителен. Сами же с герцогом пожелали лететь. А я, только когда добрался до Чикаго и как следует пригляделся к машине, понял, что к чему. Вот так-то... - Детектив передернул своими огромными плечищами. - Мы не собираемся изменять своему слову, - заверила его герцогиня Кройдонсная. - Но как и вам, мне хотелось убедиться, что мы понимаем друг друга. Огилви кивнул. - По-моему, понимаем. - Приходите в пять, - сказала герцогиня. - Деньги будут приготовлены. После ухода Огилви герцог Кройдонский покинул свое добровольное уединение и возвратился на прежнее место. На столике стояли рюмки и бутылки - запас их со вчерашнего дня был обновлен. Налив в стакан виски, герцог плеснул туда немного содовой и залпом выпил. - Я вижу, вы с самого утра опять за свое, - ехидно заметила герцогиня. - Надо же прополоскать себя. - Герцог снова налил висни, но на этот раз отхлебнул совсем немного. - Я словно весь вывалялся в грязи после того, как побыл в одной комнате с этим типом. - Зато так называемый "тип" явно менее разборчив, - парировала жена. - А то он мог бы сказать, что не желает быть в одной комнате с пьяницей, сбившим ребенка... Герцог побелел. Трясущимися руками он поставил стакан. - Ну, уж это удар ниже пояса, дорогая. - ...и постыдно бежавшим потом, - добавила герцогиня. - Ну нет, клянусь, это вам с рук не сойдет! - гневно вскричал герцог. Он сжал кулаки и, казалось, сейчас набросится на нее и ударит. - Ведь вы же виноваты, вы! Это вы заставили меня уехать, даже остановиться не дали. Если б не вы, я бы остановился. Вы сказали, что это ни к чему: что сделано, то сделано. Вот вчера хотел же я пойти в полицию. Вы воспротивились! А теперь у нас на шее сидит эта проказа... этот мерзавец, который лишает нас последних остатков... - Герцог не договорил и умолк. - Можно считать вашу истерику оконченной? - осведомилась герцогиня. Ответа не последовало, и она продолжала: - Могу ли я напомнить вам, что мне не пришлось долго вас убеждать. Если бы вы захотели или намеревались поступить иначе, мое мнение не имело бы для вас никакого значения. А что касается проказы, то вы едва ли заразитесь: вы так старательно отходили подальше, - предоставив мне одной вести все переговоры с этим чудовищем. - Зря я начал этот разговор, - вздохнул герцог. - Простите великодушно. - Если вам необходимо поспорить, чтобы привести в порядок свои мысли, - безразличным тоном заметила герцогиня, - извольте: я не возражаю. Герцог снова взял свой стакан. - Странно, - сказал он, медленно поворачивая стакан в руке, - но у меня некоторое время назад вдруг появилось такое чувство, будто случившееся, несмотря на весь ужас, как-то сблизило нас! Это было сказано явно с намерением заключить мир, и герцогиня заколебалась. Для нее разговор с Огилви тоже был унизительным и тягостным. Где-то глубоко внутри у нее тоже возникла жажда покоя. И все же она не могла пересилить себя и пойти на примирение с герцогом. - Если даже и так, - сказала она, - то я этого не почувствовала. - И не без яда добавила: - Во всяком случае, сейчас не время для нежностей. - Вы правы! - И точно слова супруги были сигналом, снимавшим запрет, герцог одним духом допил виски и снова наполнил стакан. Герцогиня бросила на него испепеляющий взгляд: - Была бы вам очень признательна, если бы вы, по крайней мере, сохранили ясность сознания. Полагаю, мне самой придется иметь дело с банком, но может понадобиться ваша подпись на документах. Уоррену Тренту предстояло выполнить две добровольно взятые на себя миссии, и обе были ему неприятны. Во-первых, предъявить Тому Эрлшору обвинение, с которым выступил против него накануне Кэртис О'Киф. "Он беззастенчиво обирает вас, - сказал магнат о старшем бармене. - И, судя по всему, уже давно". О'Киф сдержал слово и подкрепил свое обвинение документом. Утром, в начале одиннадцатого, некий молодой человек, который назвался Шоном Холлом из корпорации отелей О'Кифа, вручил Уоррену Тренту докладную на семи страницах, составленную на основе наблюдений, - с фактами, датами и даже указанием точного времени. Человек, доставивший этот доклад лично Уоррену Тренту в его апартаменты на пятнадцатом этаже, был явно смущен. Владелец отеля поблагодарил его и тут же сел читать документ. По мере того как Трент читал, выражение лица его становилось все мрачнее. В отчете разоблачались не только махинации Тома Эрлшора, но и других служащих, которым Трент доверял. Особенно неприятным было то, что его обманывали главным образом те работники, которых он вообще не считал необходимым проверять, а некоторых - как, например, Тома Эрлшора - даже считал своими личными друзьями. Было также очевидно, что в масштабе всего отеля эти хищения приводили к более значительным убыткам по сравнению с указанными в отчете. Внимательно прочитав отпечатанные на машинке страницы. Трент аккуратно сложил их и спрятал во внутренний карман пиджака. Трент понимал, что, если бы поддался первой реакции, его ярость не знала бы предела и тогда он стал бы изобличать и карать одного за другим всех тех, кто обманул его доверие. От такого поступка он мог бы даже получить некоторое, хоть и грустное, удовлетворение. Но чрезмерный гнев в последнее время оставлял у него чувство опустошенности. Надо самому лично, лицом к лицу встретиться с Томом Эрлшором, решил он, и больше ни с кем другим. Этот отчет, думал Уоррен Трент, оказался полезным, по крайней мере, в том, что освободил его от всяких обязанностей по отношению к служащим. До вчерашнего вечера, размышляя о "Сент-Грегори", Уоррен Трент всегда помнил о своем долге перед преданными ему подчиненными. Теперь же, убедившись в их нечестности, он был свободен в своих действиях. И как результат перед ним открывалась возможность, которую до этого он старался избегать, а именно: распорядиться отелем так, как он сам сочтет нужным. Но даже и теперь такая перспектива казалась ему в высшей степени отталкивающей, и именно поэтому он решил сделать то, что ему было менее неприятно, - до конца выяснить отношения с Томом Эрлшаром. Бар "Понталба" находился на первом этаже отеля и сообщался с вестибюлем через украшенные бронзой и кожей двустворчатые двери, которые вращались в любую сторону. Три застланные ковром ступеньки вели в помещение, где были расставлены столики и удобные мягкие кресла, а также находились отдельные кабины. В отличие от других баров и коктейль-холлов "Понталба" был ярко освещен. Завсегдатаи могли видеть друг друга и весь бар, напоминающий по форме букву "Г". Перед стойкой бара высилось около десяти табуретов с мягкой обивкой - для посетителей, пришедших в бар в одиночестве. Эти табуреты вращались, что позволяло людям обозревать весь бар. Было без двадцати пяти двенадцать, когда Уоррен Трент вошел в бар "Понталба". Зал был почти пуст, если не считать молодой парочки в одной из кабин да двух мужчин со значками участников конгресса, которые негромко беседовали за столиком у дверей. Приток посетителей ожидался лишь минут через пятнадцать, когда наступит время ленча, и уж тогда Тренту навряд ли представилась бы возможность спокойно все выяснить. Но ему, решил владелец отеля, хватит и десяти минут для того разговора, который он намеревался провести. Официант, заметив хозяина, ринулся было к нему, но тот движением руки дал понять, что не нуждается в его услугах. Том Эрлшор стоял за стойкой бара спиной к залу и сосредоточенно рассматривал таблицу в газете, разложенную на кассовом аппарате. Уоррен Трент решительно прошел через зал и сел на табурет у стойки. Теперь ему хорошо было видно, что старший бармен изучает бюллетень скачек. "Значит, вот куда уплывают мои денежки", - подумал Уоррен Трент. Эрлшор резко повернулся - на лице его отразился испуг, тотчас сменившийся легким удивлением, а затем и показной радостью. - Ах, мистер Трент, так ведь можно человека и на тот свет отправить. - Он проворно сложил бюллетень и сунул в задний карман брюк. Его испещренное морщинами лицо и обрамленное, как у Деда Мороза, бахромой седых волос вокруг лысой макушки, расплылось в улыбке. "Почему я раньше не замечал, что улыбка у него такая заискивающая?" - подумал Уоррен Трент. - Давненько вы к нам не заглядывали, мистер Трент. - А ты хотел бы, чтоб было иначе? Эрлшор помедлил, прежде чем ответить. - Почему же?.. - Я, например, считал, что, когда человека не беспокоят, это ему только на руку. Еле заметная тень промелькнула по лицу старшего бармена. И он принужденно рассмеялся. - Вы всегда любите пошутить, мистер Трент. Но раз уж вы заглянули сюда, я сейчас вам кое-что покажу. Давно собирался подняться к вам в кабинет, да все никак не было времени. - Эрлшор открыл ящик под полками, достал конверт и вынул цветную фотографию. - Это Дерек - мой третий внук. Здоровый растет чертенок, весь в мать, а все благодаря тому, что вы для нее сделали. Этель - вы, конечно, помните, так зовут мою дочь, - часто спрашивает про вас, всегда посылает вам приветы, как и вся моя семья. - Он положил фотографию на стойку бара. Уоррен Трент взял снимок и, даже не взглянув на него, тут же вернул назад Эрлшору. - Что-нибудь случилось, мистер Трент? - в замешательстве спросил Том Эрлшор. И не получив ответа, добавил: - Может быть, смешать вам коктейль? Трент было отказался, но передумал: - Джина с шипучкой. - Слушаю, сэр! Сейчас будет готов! - Том Эрлшор быстро взял с полок нужные бутылки. Наблюдать за его работой всегда было удовольствием. Обычно, принимая у себя гостей, Уоррен Трент вызывал Тома Эрлшора обслуживать их, главным образом, чтобы похвастать искусством своего бармена, чья техника в приготовлении коктейлей не уступала их вкусовым качествам. Вот и сейчас тот с блеском продемонстрировал свое искусство и, в последний раз высоко взмахнув миксером, поставил напиток перед хозяином. Уоррен Трент отхлебнул и удовлетворенно кивнул головой. - Угодил? - спросил Том Эрлшор. - Вполне, - ответил Уоррен Трент. - Ничуть не хуже тех, что ты обычно готовишь. - Взгляды их встретились. - Мне особенно приятно сказать тебе это, Том, потому что это твой последний коктейль в моем отеле. Смущение бармена сменилось явным испугом. - Вы, конечно, это не серьезно, мистер Трент. Вы не могли сказать такое всерьез. Пропустив мимо ушей эти слова, хозяин отодвинул стакан. - Зачем ты это делал, Том? Почему именно ты - из всех моих служащих? - Клянусь богом, я не понимаю... - Не обманывай меня, Том. Ты и так слишком долго меня обманывал. - Я же говорю вам, мистер Трент... - Брось врать! - резкий окрик разорвал тишину зала. Мирный говор за столиками смолк. По тому, как тревожно забегали глаза старого бармена, Уоррен Трент понял, что за его спиной все повернулись в их сторону. Он почувствовал, как гнев, которому он не хотел давать воли, захлестывает его. Эрлшор судорожно глотнул. - Прошу вас, мистер Трент. Ведь я работаю здесь уже тридцать лет. И вы никогда не говорили со мной в таком тоне. - Голос его был еле слышен. Уоррен Трент достал из внутреннего кармана пиджака докладную, подготовленную людьми О'Кифа, перевернул две страницы и, закрыв рукой часть текста на третьей, рявкнул: - Читай! Эрлшор нащупал очки, надел их на нос. Руки его дрожали. Он пробежал глазами несколько строчек и остановился. Затем бросил взгляд на Уоррена Трента. Теперь в его глазах уже не было оскорбленного изумления. Только животный страх загнанного зверя. - Вы ничего не сумеете доказать. Уоррен Трент стукнул ладонью по стойке. Уже не обращая внимания на посетителей, он повысил голос и дал волю гневу: - Если я пожелаю этим заняться, то докажу. И не заблуждайся на этот счет. Ты воровал и обманывал меня и, как все воры и преступники, оставил за собой следы. От страха Тома Эрлшора прошиб пот. У него было такое чувство, словно мир, в котором он чувствовал себя так уверенно и безнаказанно, вдруг взорвался и рассыпался на куски. Он уже и не помнил, когда начал обманывать хозяина, и за эти годы привык к мысли о своей неуязвимости. И сейчас он со страхом думал о том, догадывается ли владелец отеля, как велик отхваченный им кусок. Уоррен Трент ткнул пальцем в лежавшую между ними на стойке докладную. - Эти люди почуяли вонь, потому что - в противоположность мне - у них не было слепого доверия к тебе, они не считали тебя своим другом. - От внезапного волнения у него перехватило дыхание. - Но если понадобится, - продолжал он, - я найду улики. На твоей совести ведь куда больше грехов, чем здесь написано, так? Том Эрлшор нехотя кивнул. - Ладно, можешь продолжать спать спокойно: я не собираюсь отдавать тебя под суд. Если я это сделаю, у меня будет такое чувство, точно я уничтожил часть себя. Некое облегчение отразилось на лице старшего бармена, но он все еще желал лучшего исхода. - Клянусь вам, - взмолился он, - если вы поверите мне, это никогда больше не повторится. - Ты хочешь сказать, что теперь, когда тебя накрыли после стольких лет мошенничества и воровства, ты наконец окажешь мне честь и перестанешь у меня воровать? - Мне ведь будет очень трудно, мистер Трент, в мои-то годы найти себе другую работу! А у меня семья... - Знаю, Том, - спокойно сказал Уоррен Трент. - Я это хорошо помню. Эрлшор покраснел, и это свидетельствовало хоть о каком-то запоздалом пробуждении совести. - Денег, которые я здесь получал, - неуклюже начал он, - никогда не хватало. Всегда долги: то что-то надо купить детям... - И еще букмекеры, Том. Не будем забывать о них. Букмекеры вечно преследовали тебя, не так ли? Вечно требовали денег. - Это был выстрел наугад, но молчание Тома Эрлщора показывало, что Трент попал в цель. - Ну, хватит, Том, - резко сказал Уоррен Трент, - мы уже достаточно наговорились. А теперь вон из отеля и никогда больше не смей сюда приходить. Тем временем зал бара стал наполняться, люди шли через широкие двери из, вестибюля, громко переговариваясь. Шум возобновился и все нарастал. Молодой помощник бармена подбежал к стойке и стал поспешно готовить напитки, которые уже нетерпеливо ожидали официанты. Он изо всех сил старался не глядеть на владельца отеля и своего бывшего начальника. Том Эрлшор растерянно моргал глазами. Машинально он пробормотал: - Ведь уже час ленча... - Это тебя теперь не касается. Ты больше не работаешь здесь. По мере того как бывший бармен осознавал безнадежность своего положения, выражение лица его разительно менялось. Маска почтительности сошла, на ее месте появилась кривая усмешка. - Хорошо, - объявил он, - я уйду. Но и вы здесь недолго задержитесь, великий и всемогущественный мистер Трент, потому что вас тоже вышвырнут отсюда, как собаку, - все об этом знают. - Что же они такое знают? Глаза Тома Эрлшора сверкнули. - Они знают, что вы уже ни на что не способны, вы - отработанный пар, вздорный полоумный старик, который, куда там отелем, пустой коробкой из-под сигарет не способен распорядиться. Вот почему вам не видать скоро этого отеля, как своих ушей. И когда вы наконец полетите отсюда вверх тормашками, я вместе с другими от души повеселюсь. - Он на секунду умолк, тяжело дыша и прикидывая, продолжать поношения или лучше остановиться. Возобладала жажда мщения. - Всю жизнь, насколько я себя помню, вы распоряжались такими, как я, словно своей собственностью. Допустим, вы действительно платили на несколько центов больше других и бросали своим служащим подачки, корча из себя Иисуса Христа и Моисея в одном лице. Но вам не удалось никого из нас одурачить. Мы все раскусили: вы делали это, чтоб заткнуть рот профсоюзам, а еще потому, чтобы иметь возможность сказать: вот какой я щедрый и великодушный. Так что эта милостыня нужна была больше вам самому, чем нам. Ну, а мы уж сами о себе заботились и потешались над вами вдосталь. Можете мне поверить, никто не терялся, и вам никогда не узнать всей правды. Эрлшор наконец умолк, сам испугавшись, не слишком ли далеко он зашел. Позади них зал быстро наполнялся. Уже были заняты два последних табурета рядом с ними у стоики. Под нарастающий гул зала Уоррен Трент барабанил пальцами по обтянутой ножен стойке. Странно, но злость его куда-то ушла. Ее место заняла твердая решимость не медлить больше и тотчас взяться за выполнение второй миссии. Он поднял глаза на человека, которого, как ему казалось, так хорошо знал в течение тридцати лет, но в котором на самом деле ошибался. - Том, тебе никогда не понять, каким образом и почему ты оказал мне сейчас большую услугу. А теперь уходи, пока я не передумал и не отправил тебя в тюрьму. Том Эрлшор повернулся и, ни на кого не глядя, вышел из зала. Уоррен Трент прошел через вестибюль гостиницы по направлению к выходу на Каронделет-стрит, стараясь избегать взглядов своих служащих, которые с почтительностью смотрели вслед ему. Он был в плохом настроении, убедившись сегодняшним утром, что улыбка может прикрывать предательство, а за радушием способно скрываться самое мерзкое неуважение. Язвительные слова о том, что над его попытками улучшить положение служащих весело глумились, основательно ранило его, главным образом, потому, что в этом была известная доля правды. Ну хорошо, думал он, дайте мне еще пару дней, тогда посмотрим, кто будет смеяться последним. Он вышел на залитую солнцем улицу. Завидев его, швейцар в форме почтительно шагнул к нему навстречу. - Такси! - приказал Трент. Вообще-то он намеревался пройти квартала два пешком, но резкая боль в ноге, как ножом полоснувшая его, когда он спускался по ступенькам, заставила изменить решение. Швейцар свистнул, из плотного потока машин вынырнуло такси и подкатило к подъезду. Уоррен Трент с трудом уселся на заднее сиденье. Швейцар подобострастно прикоснулся к фуражке и услужливо захлопнул дверцу. Вот еще один никому не нужный жест, подумал Уоррен Трент. Он знал, что с сегодняшнего дня будет с подозрением относиться ко многому, на что раньше не обращал внимания. Машина тронулась, и, поймав в зеркальце вопрошающий взгляд шофера. Трент сказал: - Поезжайте прямо. Мне нужен телефон. - Телефонов полно в гостинице, босс, - ответил шофер. - Это уж мое дело. Мне нужен телефон-автомат. - Трент не склонен был объяснять, что предстоящий телефонный разговор слишком секретный, чтобы вести его из отеля. Шофер пожал плечами. Проехав два квартала, он свернул к югу на Канал-стрит и еще раз внимательно посмотрел на своего пассажира в зеркальце машины. - Прекрасный сегодня денек... А телефоны там, у гавани. Уоррен Трент кивнул, довольный тем, что у него есть еще несколько минут до решающего шага. После того как они пересекли Чупитулас-стрит, движение на улицах стало заметно меньше. Вскоре машина остановилась у стоянки напротив здания управления порта. Телефонная будка находилась всего в нескольких шагах. Трент дал шоферу доллар и не взял сдачи. Потом, уже направившись к будне, вдруг передумал, пересек площадь Иле-плаза и остановился на набережной Миссисипи. Полуденная жара сразу навалилась на него, тепло асфальта проникало даже сквозь подошвы ботинок. Солнце, вот кто истинный друг стариковских косточек, подумал Трент. На другом берегу реки, ширина которой здесь составляла полмили, в жарком мареве виднелся город Алджирс. В этот день от реки шло особенно сильное зловоние. Впрочем, нечистоты, грязь и тухлый запах ила давно уже стали неотъемлемым свойством владений Отца Вод. Таи и в нашей жизни, подумал Уоррен Трент, застой и грязь неизменно окружают тебя. Мимо в сторону моря проплыло грузовое судно, - его сирена заунывно приветствовала шедший навстречу караван барж. Баржи несколько изменили курс, и грузовое судно прошло мимо них, не сбавляя хода. Скоро оно сменит одиночество реки на еще большее одиночество океана. Интересно, подумал Уоррен Трент, сознают ли это люди там, на борту, или же им это безразлично. Быть может, нет. А может быть, как и он сам, они давно уже свыклись с мыслью, что в этом мире нет места, где человек не был бы одинок. Трент вернулся к телефонной будке, вошел и плотно прикрыл за собой дверь. - Оплата в кредит - по абонементу, - сказал он телефонистке. - Вашингтон, округ Колумбия. Несколько минут ему пришлось отвечать на вопросы, по какому делу он звонит, прежде чем его наконец соединили с человеком, который ему был нужен. В трубке послышался резкий, грубоватый голос одного из самых влиятельных в стране профсоюзных лидеров, и, как поговаривали, одного из самых продажных. - Слушаю. Да говори же. - Доброе утро, - сказал Уоррен Трент. - Я надеялся, что успею вас застать до того, как вы уйдете обедать. - Вы заказали три минуты, - вмешалась телефонистка, - прошло уже пятнадцать секунд. - Некоторое время назад, - быстро заговорил Уоррен Трент, - при нашей встрече вы сделали мне одно предложение. Возможно, вы уже и не помните о нем... - Я всегда все хорошо помню, хотя кое-кому и хотелось бы, чтоб это было не так. - Очень сожалею, что в тот раз я был чрезмерно краток. - Передо мной секундомер. Прошло полминуты. - У меня к вам есть деловое предложение. - Я занимаюсь только деловыми предложениями. Это всеми признано. - Раз уж время для вас - главнейший фактор, - отпарировал Уоррен Трент, - не будем его растрачивать на казуистику. Вы уже несколько лет пытаетесь проникнуть в гостиничное дело. А кроме того, вам хочется укрепить позиции вашего профсоюза в Новом Орлеане. Я предлагаю помощь вам и в том и в другом. - Сколько это будет стоить? - Два миллиона долларов - под первую закладную на отель. За это вы получите возможность открыть отделение вашего профсоюза и подписать контракт на тех условиях, какие вы поставите. Я считаю это естественным, поскольку вы вложите в дело деньги. - Так, - в раздумье произнес собеседник. - Так, так, так... - Скажите, вы можете выключить этот проклятый секундомер? - спросил Уоррен Трент. На другом конце провода послышался смешок. - Я его и не включал. Кстати, удивительно, что подобным способом можно заставить людей пошевеливаться. Так когда вам нужны деньги? - Деньги - в пятницу. Решение - завтра до полудня. - Значит, ко мне вы обратились к последнему, да? Когда все остальные вам уже отказали? Лгать не имело смысла, и Уоррен Трент коротко ответил: - Да. - Понесли большие убытки? - Не столь большие, чтобы нельзя было поправить дело. Люди О'Кифа считают положение не безнадежным. Они хотят купить отель. - А может, стоит принять их предложение? - Если я его приму, для вас дело будет закрыто. Наступило молчание, и Уоррен Трент не нарушал его. Он понимал, что человек на другом конце провода прикидывает, подсчитывает. У Трента не было никаких сомнений в том, что его предложение обдумывается со всей серьезностью. За последнее десятилетие Международное содружество поденных рабочих неоднократно пыталось проникнуть в гостиничное дело. Но до сих пор в этой области - в отличие от большинства других настойчиво и успешно проводившихся операций - все их усилия оставались тщетными. Причиной тому было необычайное единство - правда, лишь в данном конкретном случае - между владельцами отелей, которые опасались Сообщества, и более честными профсоюзами, презиравшими его. Таким образом, для Сообщества контракт с "Сент-Грегори", отелем, до сих пор не охваченным профсоюзами, явился бы брешью в этой цитадели организованного сопротивления. Что до Содружества, то сумма в два миллиона долларов - если оно решит пойти на такую трату - не представит большого ущерба для профсоюзной казны. Ну, а сам Уоррен Трент - это он прекрасно понимал, - если они обо всем договорятся с Содружеством, будет оплеван и заклеймлен позором, как предатель, предпринимателями и владельцами отелей. Даже собственные служащие осудят его за подобный поступок - по крайней мере, те из них, кто окажется достаточно информированным и узнает, что он их предал. В течение уже многих лет суммы, во много раз превышающие эту, расходовались на никак не удававшиеся попытки проникнуть в гостиничное дело. Именно служащие теряли в этом случае больше всего. Парадокс заключался в том, что если бы Трент подписал контракт с профсоюзом, то жалованье служащим пришлось бы даже немного повысить - в качестве дружелюбного жеста. Но в любом случае жалованье следовало повышать - давно следовало; Уоррен Трент сам намеревался это сделать, если бы удалось уладить дело с закладной. А кроме того, существующий порядок распределения пенсий был бы ликвидирован и заменен тем, который действует в профсоюзе, а выиграла бы от этого лишь казна Сообщества. Но главное: служащим пришлось бы в обязательном порядке платить взносы - от шести до десяти долларов в месяц. Таким образом была бы сведена к нулю не только надбавка к жалованью, но служащие стали бы приносить домой даже меньше того, что приносят сейчас. Что ж, размышлял Уоррен Трент, придется пережить осуждение коллег - владельцев отелей. Что же до всего остального. Трент старался заглушить свои чувства воспоминанием о Томе Эрлшоре и ему подобных. Резкий голос в трубке прервал его мысли. - Я пришлю к вам двух своих помощников по финансам. Они сядут на самолет сегодня днем. За ночь они уже разберут по косточкам все ваши книги. Я подчеркиваю: буквально разберут по косточкам, поэтому не пытайтесь скрыть от них того, о чем нам следует знать. - Угроза, отчетливо прозвучавшая в этих словах, лишний раз напоминала о том, что только отчаянному смельчаку или человеку легкомысленному могло бы прийти в голову сыграть шутку с профсоюзом поденных рабочих. - Мне нечего скрывать, - возмутился владелец "Сент-Грегори". - Вы будете иметь доступ к любым моим документам. - Если завтра утром мои люди доложат, что все в порядке, вы подпишете с нашим профсоюзом контракт на три года, указав, что в вашем отеле будут работать лишь члены нашего профсоюза. - Это было сказано уже ультимативно, а не вопросительно. - Естественно, я с удовольствием подпишу его. Конечно, предстоит еще получить согласие на собрании служащих, но я уверен, что смогу гарантировать благоприятный исход. - Уоррен Трент на какой-то миг почувствовал себя неловко: а может ли он это гарантировать? Его служащие будут несомненно против альянса с Содружеством. Тем не менее многие посчитаются с его рекомендацией, если она окажется достаточно весной. Но удастся ли ему собрать большинство голосов? - Никакого голосования я не допущу, - отрезал президент поденных рабочих. - Но ведь в соответствии с законом... - Не вам учить меня законам о труде! - прервал его резкий сердитый голос. - Я знаю их досконально и получше вашего. - Наступила пауза. Затем он буркнул, поясняя: - Это будет Соглашение о добровольном присоединении. А в законе ничего не сказано о том, что добровольное присоединение требует голосования. Конечно, подумал Уоррен Трент, можно сделать все и так. Процедура была неэтичной, аморальной, но, бесспорно, законной. Подпись владельца отеля на контракте сама по себе обяжет всех служащих, хотят они того или нет, присоединиться к соглашению. Ну и пусть, мрачно подумал Трент, пусть будет так. Это лишь упростит дело, а исход его все равно одинаков. - Как вы собираетесь оформить сделку? - спросил Трент. Он понимал, что это щекотливый вопрос. Ревизионные комиссии Сената неоднократно строго взыскивали с руководителей профсоюза поденных рабочих за то, что они вкладывают крупные капиталы в предприятия, с которыми у них имеются трудовые соглашения. - Вы дадите расписку пенсионному фонду нашего профсоюза и получите два миллиона долларов на условиях восьми процентов годовых. Расписку дадите под первую на отель. Южное отделение профсоюза будет хранить закладную в интересах пенсионного фонда. Дьявольски хитроумная махинация, подумал Тоент, она, по сути дела, противоречит духу всех законов об использовании профсоюзных денег и в то же время юридически не задевает ни одного из них. - Кредит будет дан вам на три года, но мы тут же аннулируем вашу расписку и пустим в ход закладную на отель, если вы дважды подряд не уплатите своих восьми процентов. - Согласен, - задумчиво проговорил Уоррен Трент, - но кредит мне нужен на пять лет. - Мы дадим вам только на три. Условия были кабальными, но и за три года можно попытаться сделать отель хотя бы конкурентоспособным. - Хорошо, я согласен, - нехотя выдавил из себя Уоррен Трент. Раздался щелчок - на другом конце провода повесили трубку. Выходя из телефонной будки, несмотря на возобновившийся приступ боли, Уоррен Трент улыбался. После злополучной сцены в вестибюле отеля, закончившейся демонстративным отъездом доктора Николаса, Питер Макдермотт сокрушенно подумал, какие еще неприятности ждут его впереди. По здравому размышлению он решил, что ничего не добьется, войдя в объяснения с руководителями конгресса стоматологов. Если доктор Ингрэм выполнит свою угрозу и уговорит участников конгресса выехать из отеля, это едва ли произойдет раньше завтрашнего утра. Следовательно, сейчас вернее и благоразумнее переждать часок-другой, пока не остынут страсти. Потом, если потребуется, он поговорит и с доктором Ингрэмом, и с другими руководителями конгресса. Что же до присутствия газетчика во время этой злополучной сцены, то ущерб уже нанесен и тут ничего не поделаешь. Питер, исходя из интересов отеля, лишь надеялся, что тот, кто принимает решения относительно публикации материалов, сочтет инцидент малозначительным. Вернувшись к себе в кабинет, он провел остаток утра в обычных делах. Его так и подмывало пойти разыскать Кристину, но он удержался от искушения, инстинктивно понимая, что здесь тоже не нужно спешить. Правда, он отдавал себе отчет в том, что довольно скоро придется перед ней извиниться за допущенную утром оплошность. Он решил заглянуть к Кристине около полудня, но выполнить свое намерение не сумел. Раздался звонок от дежурного помощника управляющего, который сообщил, что в номере, занимаемом мистером Стэнли Килбриком из Маршаллтауна, штат Айова, побывал вор. Судя по всему, ограбление произошло ночью, хотя гость заявил об этом лишь только что. В числе пропавших вещей указано много ценностей, а также внушительная сумма денег - постоялец, по словам помощника управляющего, крайне расстроен. Детектив из охраны отеля уже побывал на месте преступления. Питер набрал номер начальника охраны. Он понятия не имел, на месте ли Огилви, так как часы, когда толстяк должен находиться на службе, были тайной, ведомой лишь ему самому. Вскоре, однако, Питеру сообщили, что Огилви уже взялся за расследование и сообщит о ходе его, как только сможет. Через какие-нибудь двадцать минут он собственной персоной вошел в кабинет Питера Макдермотта. Начальник охраны медленно и грузно опустился в кожаное кресло, лицом к Питеру. - Что скажете? - спросил Питер, пытаясь подавить в себе инстинктивную неприязнь к детективу. - Пострадавший - настоящая нюня. Попался на удочку. Вот список украденного. - И Огилви положил перед Питером исписанный лист бумаги. - Копия осталась у меня. - Спасибо. Я передам его нашим страховым агентам. Ну, а комнатаесть следы взлома? Полицейский отрицательно покачал головой. - Дверь явно открыли ключом. В том-то вся и загвоздка. Килбрик признался, что гульнул прошлой ночью в Квартале. Я думаю, ему бы следовало прихватить с собой мамашу. Утверждает, что потерял ключ. С этого его не сдвинешь. Я же думаю, что он просто влип в историю с какойнибудь шлюхой. - Разве он не понимает, что правильные показания дадут нам лишние шансы найти украденное? - Я это уже слазал ему. Не подействовало. С одной стороны, он чувствует себя довольно глупо. А с другой, он, видно, подсчитал, что по страховке получит с отеля все, что потерял. А может, даже и больше. Кстати, он говорит, что в бумажнике у него было четыреста долларов. - Вы ему верите? - Нет. Ну что же, подумал Питер, их гостю придется спуститься на землю. Отель компенсирует стоимость исчезнувших вещей на сумму до ста долларов; что же до наличных, - ничего. - А что Бы думаете об этом вообще? Вам это кажется единичным случаем? - Нет, - ответил Огилви. - Я считаю, что у нас в отеле орудует профессиональный вор. - Какие у вас для этого основания? - То, что случилось сегодня утром - об этом поступила жалоба из номера шестьсот сорок один. До вас она, видно, еще не дошла. - Если мне и докладывали, то я забыл, - сказал Питер. - Рано утром - насколько я понимаю, еще до рассвета - какой-то тип открыл дверь шестьсот сорок первого ключом. Постоялец проснулся. А тот, другой, притворился пьяным и сказал, что спутал этот номер с шестьсот четырнадцатым. Постоялец из шестьсот сорок первого снова заснул, а проснувшись, удивился, как это ключ от шестьсот четырнадцатого мог подойти к шестьсот сорок первому. Вот тогда-то я обо всем и узнал. - Портье мог по ошибке выдать не тот ключ. - Мог, да не выдал. Я уже проверял. Ночной дежурный клянется, что не выдавал никаких ключей. К тому же, в шестьсот четырнадцатом - супружеская пара; они рано легли вчера вечером и больше не вылезали. - У нас есть описание человека, который заходил в шестьсот сорок первый? - Да, но недостаточно точное, так что проку от него мало. Для полной уверенности я свел вместе клиентов из обоих номеров - из шестьсот четырнадцатого и шестьсот сорок первого. И тот, что заходил в шестьсот сорок первый, был не из шестьсот четырнадцатого. Про ключи я тоже не забыл: ключ от одного номера не открывает двери другого. - Похоже, вы правы: это профессиональный вор, - подумав, сказал Питер. - И в таком случае пора разработать соответствующие меры. - Кое-что я уже сделал, - заметил Огилви. - Я предупредил портье, чтобы в ближайшие дни дежурный спрашивал имена всех, кому выдает ключи. Если дежурный заметит что-то неладное, он должен выдать ключ, но при этом хорошенько рассмотреть человека, который его взял, и тут же поставить в известность одного из моих людей. Уже предупреждают горничных и посыльных, чтобы присматривали за всяким сбродом и подозрительными личностями, которые шатаются по отелю. Мои люди будут работать сверхурочно, по ночам на каждом этаже выставим пост. Питер одобрительно кивнул. - Звучит внушительно. А вы сами не думаете переехать в отель на день-другой? Если хотите, я устрою вам номер. На лице Огилви, как показалось Питеру, промелькнуло встревоженное выражение. Полицейский отрицательно замотал головой. - Это излишне. - Но вы хоть будете поблизости, чтобы с вами можно было связатьс я? - Конечно, я буду поблизости. - Сказано это было поспешно, но как-то недостаточно уверенно. И словно почувствовав свою промашку, Огилви добавил: - Даже если меня не будет здесь все время, мои люди знают, что делать. Все еще не успокоившись на этот счет, Питер спросил: - Ну, а как вы договорились с полицией? - Они дают пару детективов в штатском. Я расскажу им о том, другом происшествии, и они, думаю, проверят, кто из голубчиков находится сейчас в городе. Если это жулик с послужным списком, нам, может, посчастливится поймать его. - А тем временем наш приятель - кто бы он там ни был - тоже ведь не будет сидеть сложа руки. - Это точно. И если мозги у него варят так, как я полагаю, то он уже смекнул, что мы нацелились на него. Поэтому он постарается побыстрее прокрутить все дела и смыться отсюда. - И это лишний раз доказывает, - подхватил Питер, - что вы всегда должны быть под рукой. - По-моему, я обо всем подумал, - возразил Огилви. - Я тоже так считаю. Собственно, никаких упущений я просто не вижу. Единственное, что меня беспокоит: в ваше отсутствие кто-то может оказаться недостаточно быстрым или смекалистым. Ведь что ни говори, подумал Питер, а начальник охраны знает свое дело, когда соизволяет взяться за него. Питера бесило то, что из-за отношении, существовавших между ними, ему приходилось всякий раз упрашивать Огилви, хотя тот - как, например, в данном случае - просто обязан был находиться на своем посту. - Словом, волноваться вам нечего, - изрек полицейский, подался вперед, высвобождая из кресла свои необъятные телеса, и враскачку направился к двери, однако Питер инстинктивно чувствовал, что тот сам не очень спокоен. Через секунду-другую Питер, в свою очередь, поднялся и, выйдя из кабинета, остановился возле секретарши лишь затем, чтобы попросить ее сообщить страховым агентам о недавнем ограблении, а также продиктовать опись краденого, которую он получил от Огилви. Покончив с этим, он направился к Кристине. К сожалению, ее не оказалось на месте. Он решил, что зайдет к ней еще раз, сразу после ленча. Затем он спустился в вестибюль и направился в главный зал ресторана. Едва переступив порог, Питер сразу заметил, что сегодня клиентов обслуживают очень быстро, - значит, отель перегружен. Питер приветливо кивнул устремившемуся к нему метрдотелю Максу. - Здравствуйте, мистер Макдермотт. Столик на одного? - Нет, сегодня сяду со всей бандой. - Питер редко пользовался своей привилегией, позволявшей ему, как заместителю управляющего, занимать отдельный столик в ресторане. Как правило, он садился вместе с остальными служащими за большой круглый стол, отведенный для них рядом с входом на кухню. Ревизор Ройял Эдвардс и Сэм Якубек, коренастый, лысеющий главный бухгалтер, уже обедали, когда Питер сел рядом с ними. Док Викери, главный инженер, подсевший к ним несколькими минутами ранее, изучал меню. - Ну, что там достойного внимания? - спросил Питер, опускаясь на стул, отодвинутый Максом. - Попробуйте суп из зелени, - посоветовал Якубек, с аппетитом поглощая свою порцию. - Не сравнится с домашним, чертовски хорош. - Сегодня гвоздь программы - жареные цыплята. Мы уже заказали, - добавил своим скрипучим бухгалтерским голосом Ройял Эдвардс. Не успел отойти метрдотель, как возле них беззвучно возник молоденький официант. Несмотря на все инструкции, самостийно сложившаяся "колония" руководства отеля неизменно обслуживалась наилучшим образом. Как уже не раз убеждался Питер и другие, трудно было втолковать работникам ресторана, что клиенты, которые платят за услуги, важнее, чем администраторы. Главный инженер захлопнул меню и, глядя на официанта поверх очков в толстой оправе, которые по обыкновению сидели у него на самом кончике носа, сказал: - То же самое и мне, сынок. - Присоединяюсь. - И Питер вернул официанту меню, так и не раскрыв его. Официант замялся. - Я не очень уверен в жареных цыплятах, сэр. Лучше бы выбрать что-нибудь другое. - Ну вот, - сказал Якубек, - самое время предупреждать об этом. - Я легко могу поменять ваш заказ, мистер Якубек. И ваш тоже, мистер Эдвард