Перевод С. Митиной
Вот уже несколько лет миссис Г.Т. Миллер жила одна в уютной квартире (две
комнаты и кухонька) в перестроенном доходном доме близ Ист-Ривер. Она была
вдова; после Г. Т. Миллера осталась довольно изрядная страховка. Круг ее
интересов был узок, друзей она, в сущности, не имела и вылазки совершала
обычно не дальше продуктового магазина на ближайшем углу. Другие жильцы,
видимо, ее попросту не замечали: одежда у нее была будничная, волосы -
короткие, серовато-седые, уложены кое-как; лицо простое, ничем не
примечательное; косметики она не употребляла; в последний день рождения ей
минул шестьдесят один год. Занималась она, как правило, делами самыми
повседневными: содержала в безупречной чистоте свои две комнаты, время от
времени выкуривала сигарету, готовила себе еду и ухаживала за канарейкой.
А потом повстречалась с Мириэм. В тот вечер шел снег. Миссис Миллер
вытерла после ужина посуду и, листая вечернюю газету, наткнулась на рекламу
фильма, который шел в соседнем кинотеатре. Название звучало заманчиво, и она
влезла в бобриковое пальто, зашнуровала ботики и вышла из квартиры, оставив
в прихожей гореть лампочку: ничто не вызывало у нее такого тревожного
чувства, как темнота.
Снежок был приятный, падал медленно, не оставляя следов на тротуаре.
Ветер с реки свирепствовал только на перекрестках. Миссис Миллер шла
торопливо, опустив голову и ничего не видя вокруг, словно крот, вслепую
прокладывающий себе ход под землей. По дороге она зашла в аптеку-закусочную,
купила пакетик мятных конфет.
Перед кассой кино выстроилась длинная очередь, и ока стала в самый хвост.
В зрительный зал - проскрипел усталый голос - будут пускать немного погодя.
Миссис Миллер пошарила в кожаной сумочке и набрала ровно столько мелочи,
сколько нужно на билет, без сдачи. Казалось, очередь еле ползет; миссис
Миллер огляделась, ища, на чем бы остановить взгляд, и вдруг в глаза ей
бросилась девочка - она стояла под навесом, у самого его края.
Никогда еще миссис Миллер не видела таких длинных, необыкновенных волос:
совершенно белые, с серебристым отливом, как у альбиноса, они свободно
ниспадали до пояса шелковистыми струями. Девочка была худощавая, хрупкая.
Было особое неброское изящество в том, как она стояла, засунув большие
пальцы в карманы отлично сшитого пальто из лилового бархата.
Непонятное волнение охватило миссис Миллер, и, когда девочка посмотрела в
ее сторону, она тепло ей улыбнулась. Девочка подошла, спросила:
- Вы не сочтете за трудность мне помочь?
- Почему же, охотно, если смогу.
- О, это очень просто. Я хочу только, чтобы вы купили мне билет; иначе
меня не пропустят. Деньги у меня есть - вот.
И грациозным движением она протянула миссис Миллер три монеты: две по
десять центов, одну - в пять.
В кино они вошли вместе. Билетерша предложила им подождать в фойе: через
двадцать минут картина кончится.
- Я чувствую себя форменной преступницей, - весело заговорила миссис
Миллер, усаживаясь в кресло. - Ну, я в том смысле, что это же против правил,
верно? Ой, я надеюсь, что не сделала ничего предосудительного. Ведь твоя
мама знает, где ты, детка? Конечно же, знает, да?
Девочка ничего не ответила. Она расстегнула пальто, сняла его и аккуратно
сложила у себя на коленях. Под пальто на ней было строгое темно-синее
платье. С шеи свисала золотая цепочка, и она перебирала ее чуткими
музыкальными пальцами. Повнимательней присмотревшись к девочке, миссис
Миллер решила, что самое в ней примечательное - не волосы, а глаза:
светло-карие, неподвижные, совершенно недетские, и огромные, чуть не во все
ее маленькое лицо. .
Миссис Миллер предложила ей мятную конфету.
- Как тебя зовут, детка?
- Мириэм, - ответила девочка таким тоном, будто бы это почему-то должно
было быть известно миссис Миллер,
- Ой, до чего забавно, а? Меня тоже зовут Мириэм. И ведь имя не то чтобы
очень распространенное. Нет, только не говори мне, что твоя фамилия -
Миллер.
- Я просто Мириэм.
- Но это ужасно забавно, да?
- В известной степени, - ответила Мириэм, перекатывая во рту мятную
конфету.
Миссис Миллер вспыхнула, неловко заерзала в кресле.
- У тебя очень большой запас слов для такой маленькой девочки.
- Вот как?
- Да, очень. - И миссис Миллер поспешила переменить тему: - Ты любишь
кино?
- Право, затрудняюсь сказать, - ответила Мириэм. - Я еще не была ни разу.
Фойе понемногу заполняли зрительницы; из зала доносился отдаленный грохот
бомбежки - шла кинохроника. Миссис Миллер поднялась, зажав сумочку под
мышкой.
- Пожалуй, мне надо бежать, а то как бы не остаться без места, - сказала
она. - Рада была с тобой познакомиться.
Мириэм едва кивнула в ответ.
Снег шел всю неделю. Люди и машины двигались по улице совершенно
беззвучно; казалось, жизнь идет тайком. прячась за блеклой, но непроницаемою
завесой. И в этом падающем безмолвии не было ни земли, ни неба, лишь
взметаемый ветром снег, что покрывал изморозью витрины, выстуживал жилье,
приглушал шумы города, мертвил его. Свет приходилось зажигать прямо с утра,
и миссис Миллер потеряла счет дням: пятница слилась с субботой, и потому в
магазин она отправилась в воскресенье, - закрыто, разумеется.
В тот вечер она довольствовалась яичницей и мисочкой томатного супа.
Потом надела бумазейный халат, намазала лицо кремом и удобно устроилась в
постели, положив к ногам грелку. Она читала "Нью-Йорк таймс", когда в дверь
позвонили. Сперва, ей подумалось, что это ошибка и, кто бы там ни был за
дверью, все равно он сейчас уйдет. Но звонок все звонил - сперва раз за
разом, потом беспрерывно. Она посмотрела на часы: начало двенадцатого. Нет,
это что-то невероятное, ведь в десять она всегда уже спит.
Миссис Миллер вылезла из постели, прошлепала босиком через гостиную.
- Иду, иду, потерпите, пожалуйста.
Замок заело, и пока она поворачивала его то в одну, то в другую сторону,
звонок звонил, не умолкая ни на секунду.
- Прекратите! - выкрикнула миссис Миллер. Наконец замок поддался, и она
чуть-чуть приоткрыла дверь. - Бога ради, в чем дело?
- Здравствуйте, это я, - сказала Мириэм.
- Ох... Нну-у, здравствуй, - ответила миссис Миллер и нерешительно вышла
в холл. - Ты - та самая девочка...
- Я уж думала, вы никогда не откроете, но все равно держала палец на
кнопке. Я знала, что вы дома. Вы мне не рады?
Миссис Миллер не нашлась, что ответить. На Мириэм было все то же
бархатное пальто, но на сей раз еще и такой же берет; белые волосы разделены
на две сверкающие косы и завязаны на концах огромными белыми бантами.
- Раз уж мне пришлось столько дожидаться, вы могли бы, по крайней мере,
впустить меня, - сказала она.
- Но ведь уже страшно поздно.
Мириэм посмотрела на нее пустыми, непонимающими глазами.
- А какое это имеет значение? Дайте же мне войти. Здесь холодно, а я в
шелковом платье.
Легким жестом она отстранила миссис Миллер и вошла в квартиру.
Она положила пальто и берет на кресло в гостиной. Платье на ней и в самом
деле было шелковое. Белый шелк. Белый шелк - в феврале. Юбка красиво уложена
в складку, рукава длинные, при каждом ее движении платье слегка шуршало.
- А мне у вас нравится, - объявила она, расхаживая по комнате. - Нравится
ковер, синий цвет - мой любимый. - Потом потрогала одну из бумажных роз,
стоявших в вазе на кофейном столике. - Искусственные, - тусклым голосом
протянула она. - Как грустно. Все искусственное наводит грусть. Верно?
И она уселась на диван, грациозно расправив складки платья.
- Что тебе нужно? - спросила миссис Миллер.
- Сядьте, - сказала Мириэм. - Мне действует на нервы, когда человек
стоит,
Миссис Миллер без сил опустилась на кожаный пуфик.
- Что тебе нужно? - повторила она.
- А знаете, по-моему, вы вовсе не рады, что я пришла.
И миссис Миллер снова не нашла ответа; только чуть повела рукой. Мириэм
хихикнула и удобно откинулась на гору ситцевых подушек. Миссис Миллер
отметила про себя, что сегодня девочка не такая бледная, какой она ей
запомнилась с того раза: щеки у нее горели.
- Откуда ты узнала мой адрес?
Мириэм нахмурилась.
- Ну это вообще не проблема. Как вас зовут? А меня?
- Но я же не значусь в телефонной книге.
- Ой, давайте поговорим о чем-нибудь другом.
- Твоя мама просто ненормальная, не иначе, - сказала миссис Миллер, -
Позволяет такому ребенку разгуливать ночью, да еще одела тебя так нелепо.
Нет, она сошла с ума, не иначе.
Мириэм встала и направилась в тот угол гостиной, где на цепи свисала с
потолка укрытая на ночь птичья клетка. Она заглянула под покрывало.
- Канарейка! Ничего, если я разбужу ее? Мне хочется послушать, как она
поет.
- Оставь Джинни в покое, - вскинулась миссис Миллер. - Не смей ее будить,
слышишь?
- Да. Но я не понимаю, почему нельзя послушать, как она поет, - сказала
Мириэм. - Потом вдруг: - У вас не найдется чего-нибудь поесть? Я умираю с
голода. Хотя бы молоко и сандвич с джемом, и то было бы прекрасно.
- Вот что, - проговорила миссис Миллер, поднимаясь с пуфа. - Вот что, я
тебе приготовлю вкусные сандвичи, а ты будешь умницей и потом сразу же
побежишь домой, ладно? Ведь уже за полночь, я уверена.
- Снег идет. - Голос у Мириэм был укоризненный. - На улице холодно и
темно.
- Ну, прежде всего, тебе вообще незачем было сюда являться, - ответила
миссис Миллер, стараясь совладать со своим голосом. - А погода от меня не
зависит... Хочешь, чтобы я тебя покормила, - обещай сперва, что уйдешь.
Мириэм провела бантом по щеке, взгляд у нее стал сосредоточенный, словно
она обдумывала это предложение. Потом повернулась к птичьей клетке.
- Что ж, ладно, - сказала она. - Обещаю.
Сколько ей лет? Десять? Одиннадцать? В кухне миссис Миллер нарезала
четыре ломтика хлеба и открыла банку с клубничным вареньем. Налив стакан
молока, ока сделала передышку, чтобы закурить. И зачем она пришла? Рука ее,
державшая спичку, тряслась; так она сидела, словно оцепенев, пока огонек не
опалил ей палец.
В комнате пела канарейка, - пела, а ведь такое бывало только по утрам.
- Мириэм! - крикнула миссис Миллер. - Мириэм, я же тебе сказала, не
тревожь Джинни.
Никакого ответа.
Она крикнула еще раз; и снова - лишь пение канарейки. Она затянулась,
обнаружила, что зажгла сигарету не с того конца и... нет, выходить из себя
не надо, нельзя.
Миссис Миллер внесла поднос с едой в гостиную и поставила его на кофейный
столик. Первое, что ей бросилось в глаза, - клетка по-прежнему укрыта. А
Джинни поет. Что же это такое творится? И в комнате - никого. Миссис Миллер
прошла через нишу, ведущую в спальню, и остановилась в дверях, - у нее
перехватило дыхание.
- Ты что это делаешь?
Мириэм вскинула на нее глаза - взгляд у нее был какой-то странный. Она
стояла у комода, а перед нею - раскрытая шкатулка для украшений. С минуту
она смотрела на миссис Миллер в упор, пока не вынудила ту взглянуть ей прямо
в глаза, и вдруг улыбнулась,
- Здесь нет ничего стоящего. Но вот эта вещица мне нравится. - В руке у
нее была брошь-камея. - Очаровательная.
- Мне кажется... Послушай, лучше бы тебе все-таки положить ее на место, -
еле выговорила миссис Миллер и вдруг почувствовала: надо немедленно
опереться на что-то, не то она упадет. Она прислонилась к дверному косяку;
голова налилась невыносимой тяжестью, сердце сдавило, оно заколотилось
сильно и тяжко. Лампа замигала, будто в ней что-то разладилось.
- Прошу тебя, детка... Подарок покойного мужа...
- Но она красивая, я ее хочу, - сказала Мириэм. - Отдайте ее мне.
И пока миссис Миллер стояла в дверях, лихорадочно подыскивая слова,
которые каким-то образом помогли бы ей спасти брошку, до нее дошло, что за
помощью ей обратиться совершенно не к кому, она одна как перст: мысль эта не
приходила ей в голову очень давно, и полнейшая ее беспощадность ошеломляла.
Однако здесь, в ее собственной квартире, в притихшем под снегом городе были
столь явные тому доказательства, что она не могла от них отмахнуться, не
могла - как уже поняла с поразительной ясностью - им противостоять.
Мириэм набросилась на еду с жадностью, и, когда с молоком и сандвичами
было покончено, пальцы ее паучьими движениями забегали по тарелке, сгребая
крошки. На лифе ее платья поблескивала камея; белый профиль загадочным
образом повторял лицо самой Мириэм.
- До чего вкусно, - вздохнула она. - Теперь бы еще миндальное пирожное
или глазированную вишню, было бы совсем замечательно. Сладости - хорошая
штука, правда?
Миссис Миллер, кое-как примостившись на краешке пуфа, курила сигарету.
Сетка у нее на голове сбилась набок, выбившиеся пряди волос рассыпались по
лбу. Глаза бессмысленно глядели в пространство, на лице загорелись красные
пятна, словно неизгладимые следы свирепой затрещины.
- Найдется у вас конфета? Пирожное?
Миссис Миллер стряхнула пепел прямо на ковер. Повела головой, пытаясь
сосредоточить взгляд на чем-то одном. - Ты обещала, что уйдешь, если я
приготовлю тебе сандвичи.
- Бог мой, да неужели?
- Ты дала обещание, а теперь я устала, и вообще мне нехорошо.
- Не надо злиться, - сказала Мириэм. - Я же вас просто дразню.
Она взяла с кресла пальто, перекинула через руку, надела перед зеркалом
берет. Потом вдруг склонилась к самому лицу миссис Миллер и прошептала:
- Поцелуйте меня на прощание.
- Право же... Пожалуй, лучше не надо... - ответила миссис Миллер.
Мириэм вздернула плечо, выгнула бровь.
- Ну, как угодно, - сказала она, пошла прямиком к кофейному столику,
схватила вазу с бумажными розами и, сойдя с ковра, швырнула ее об пол.
Осколки брызнули во все стороны, цветы она придавила ногой. Потом медленно
двинулась к двери, но, прежде чем закрыть ее за собою, обернулась и бросила
на миссис Миллер взгляд, исполненный лукаво-невинного любопытства.
Весь следующий день миссис Миллер пролежала в постели - встала только
раз, чтобы задать корм канарейке и выпить чашку чая; измерила температуру -
нормальная; а сны были горячечные, сумбурные, и порожденная ими неясная
тревога не покидала ее и тогда, когда она не спала, а просто лежала,
уставясь широко раскрытыми глазами в потолок. Один сон вплетался во все
остальные, повторяясь, словно неуловимо-таинственная тема сложной симфонии;
картины его были особенно четкие, будто выведены уверенной и сильной рукой:
девочка в подвенечном платье и венке из листьев шествует во главе серой
процессии, спускающейся по горной тропе; все почему-то молчат, но вот
какая-то женщина в заднем ряду спрашивает: "Куда она нас ведет?" - "Это
неведомо никому", - отвечает ей старик из переднего ряда. "Но до чего же она
хороша, правда? - вмешивается третий голос. - Совсем как морозный узор...
Такая сверкающая и белая!"
Проснувшись во вторник утром, миссис Миллер почувствовала себя лучше;
резкие узкие полосы солнца косо падали сквозь прорези жалюзи, и в их свете
рассеялись ее болезненные видения. Она распахнула окно - началась оттепель,
день был по-весеннему мягкий: чистые новенькие облака громоздились на фоне
синего, не по-зимнему яркого неба; за коньками невысоких крыш виднелась
река, и теплый ветер закручивал дымы над трубами буксиров. Большой
серебристый автофургон пропахивал заснеженную улицу, двигаясь меж двух рядов
сугробов, и воздух полнился шумом его мотора.
Наведя порядок в квартире, миссис Миллер сходила в магазин за продуктами,
потом получила деньги по чеку и завернула в кафетерий Шрафта - там она
позавтракала и с удовольствием поболтала с официанткой. Ну что за чудесный
денек, настоящий праздник - идти домой было бы просто глупо.
Поэтому на Лексингтон-авеню она села в автобус и доехала до Восемьдесят
шестой улицы, а здесь решила немножко походить по магазинам.
Она и сама не знала, что ей нужно и чего хочется, - просто бродила без
всякой цели, разглядывая прохожих, торопливо и деловито сновавших мимо, и от
их вида у нее возникало щемящее чувство одиночества.
И вот тогда-то, стоя у перехода на углу Третьей авеню, она увидела того
человека - это был кривоногий старик в клетчатой кепке и потертом коричневом
пальто; согнувшись, он с трудом тащил охапку переполненных коробок. До нее
вдруг дошло, что они улыбаются друг другу; в улыбке этой не было ни
малейшего дружелюбия - просто холодная вспышка взаимного узнавания. А вместе
с тем она была совершенно уверена, что видит его впервые.
Он прислонился к опоре надземки и, когда миссис Миллер стала переходить
улицу, повернулся и пошел следом. Так он и шел за нею, чуть ли не по пятам;
уголком глаза она следила за его колеблющимся отражением в стеклах витрин.
Потом в середине квартала остановилась, резко повернулась к нему лицом.
Он тоже остановился и, ухмыляясь, вскинул голову. Но что она могла сказать
ему? Что могла поделать? Вот сейчас, средь бела дня, на людной Восемьдесят
шестой улице? Незачем было и останавливаться. И, презирая себя за
беспомощность, она лишь ускорила шаг.
Вторая авеню - улица мрачная; мостовая ее словно собрана из кусков: где -
асфальт, где - булыжник, где- бетон; и всегда здесь пустынно, безлюдно.
Миссис Миллер прошла пять кварталов, не встретив ни души, и все это время
слышала шаги и скрип снега у себя за спиной. Когда она поравнялась с
цветочным магазином, шаги были все так же близко. Опрометью вбежала она в
магазин и припала к стеклянной двери; старик проходил мимо, все так же глядя
прямо перед собой; он не сбавил шага, но сделал странный многозначительный
жест: коснулся рукою кепки.
- Шесть белых, вы сказали? - переспросил продавец.
- Да, шесть белых роз, - ответила миссис Миллер.
Из цветочного магазина она отправилась в посудный и выбрала там вазу, как
предполагалось - взамен той, что разбила Мириэм; однако цена была
непомерная, а сама ваза (подумалось миссис Миллер) чудовищно безвкусная. Но,
раз начавшись, непонятные эти покупки следовали одна за другой, будто по
заранее намеченному плану - плану, которому она подчинялась помимо своего
сознания и воли.
Она купила пакетик глазированных вишен, потом зашла в кондитерскую под
названием "Никербокер" и взяла шесть миндальных пирожных, уплатив сорок
центов.
За последний час снова похолодало; зимние облака, словно помутневшие
линзы, не пропускали солнечного света, и небо стало окрашиваться в
полупрозрачные тона ранних сумерек; сырой туман смешался с ветром, и голоса
немногих детей, шумно игравших на горках грязного снега, звучали безрадостно
и одиноко. Вскоре упали первые белые хлопья, и, когда миссис Миллер дошла до
своего дома, снег падал густой завесой, и следы на тротуарах исчезали, едва
успев появиться.
Красивые белые розы стояли в вазе. Глазированные вишни поблескивали на
керамической тарелочке. Миндальные пирожные, посыпанные сахарной пудрой,
ждали, когда к ним протянется нетерпеливая рука. Канарейка, сидя на
качающейся жердочке, хлопала крыльями и склевывала семена с брикета.
Ровно в пять часов в дверь позвонили. Миссис Миллер уже знала, кто это.
Она пошла через гостиную в прихожую, и подол ее халата волочился по полу.
- Это ты?
- Разумеется, - сказала Мириэм; голос ее резко зазвучал на лестничной
площадке. - Отворите.
- Уходи, - ответила миссис Миллер.
- Пожалуйста, побыстрей... У меня тяжелая поклажа.
- Уходи, - повторила миссис Миллер. Она вернулась в гостиную, закурила
сигарету и села, спокойно слушая, как надрывается звонок: он все звонил, и
звонил, и звонил.
- Уходи, ничего тебе не поможет. Все равно я тебя не впущу.
Вскоре звонок умолк. Минут десять миссис Миллер просидела, не двигаясь. С
лестницы не доносилось ни звука, и миссис Миллер решила, что Мириэм ушла. На
цыпочках подкралась она к двери и чуть приоткрыла ее:
Мириэм полусидела на большой картонной коробке, держа на руках красивую
фарфоровую куклу.
- Право, я уж думала, вы никогда не откроете, - сказала она капризно. -
Ну-ка, помогите мне внести эту штуку, она ужасно тяжелая.
Не натиск чужой силы, сродни колдовской, ощутила миссис Миллер, нет,
скорее какое-то непонятное безразличие; она внесла коробку. Мириэм - куклу.
Мириэм свернулась клубочком на диване, даже не потрудившись снять пальто и
берет, и без всякого интереса смотрела на миссис Миллер - та опустила
коробку и теперь стояла рядом, стараясь выровнять дыхание.
- Благодарю вас, - сказала Мириэм. При свете дня она выглядела изнуренной
и обессиленной, волосы ее уже не светились прежним блеском. У фарфоровой
куклы, которую она любовно прижимала к себе, был изысканный пудреный парик,
и ее бессмысленные стеклянные глаза глядели в глаза Мириэм, ища в них
утешения. - А у меня для вас сюрприз, - продолжала она. - Загляните-ка в
коробку.
Опустившись на колени, миссис Миллер разняла картонные створки и вынула
еще одну куклу, затем - синее платье (то самое, в котором Мириэм была тогда
в кино); и, оглядев остальное, сказала:
- Тут все одежда. В чем дело?
- А в том, что я пришла к вам жить, - ответила Мириэм, терзая пальцами
стебелек глазированной вишни. - Как это мило с вашей стороны - купили мне
вишен...
- Но это исключено! Бога ради, уходи, уходи и оставь меня в покое. -
...розы, и миндальные пирожные. Щедрость просто необыкновенная. Знаете, эти
вишни - объедение. До вас я жила у одного старика; он был ужасно бедный, и
мы никогда не ели ничего вкусного. Но здесь, я думаю, мне будет хорошо. - На
мгновенье она смолкла, крепче прижимая к себе куклу. - Так вот, покажите
только, где разложить мои вещи...
Лицо миссис Миллер превратилось в маску, исчерченную уродливыми красными
морщинами; она зарыдала - то было какое-то странное судорожное всхлипывание,
плач всухую, словно бы оттого, что она не плакала так давно, миссис Миллер
вообще позабыла, как это бывает. Незаметным движением она подалась назад и
стала медленно, осторожно пятиться, покуда не очутилась у двери.
Спотыкаясь, пробралась она через холл, бросилась вниз по лестнице и на
следующей же площадке бешено забарабанила в ближайшую дверь; ей открыл
плотный рыжеволосый коротыш, и, оттолкнув его, она вбежала в квартиру.
- Да что с вами такое, черт побери? - удивился он.
- Что там стряслось, котик?
Из кухни, вытирая руки, вышла молодая женщина. К ней и кинулась миссис
Миллер.
- Слушайте! - выкрикнула она. - Мне стыдно, что я вот так к вам врываюсь,
но... В общем, я миссис Г. Т. Миллер, живу над вами... - Она уткнулась лицом
в ладони... - Нет, если рассказать, подумаете - бред.
Женщина подвела ее к стулу и усадила, коротыш нетерпеливо позвякивал в
кармане мелочью.
- Я живу над вами, и ко мне приходит одна девочка, и знаете, я ее просто
боюсь. Сама уходить не хочет, выгнать ее я не в силах, а она задумала что-то
страшное. Уже украла у меня камею, теперь опять затевает что-то, еще хуже,
что-то ужасное!..
- Родственница, что ли? - осведомился коротыш. Миссис Миллер помотала
головою.
- Не знаю, кто она. Зовут ее Мириэм, но кто она, я толком не знаю.
- Да вы успокойтесь, милуша. - Молодая женщина похлопала миссис Миллер по
плечу. - Вот он, Гарри, он живо управится с этой девчонкой. Сходи туда,
котик.
- Квартира 5-А, дверь не заперта, - добавила миссис Миллер,
Коротыш ушел, а женщина принесла мокрое полотенце и обтерла миссис Миллер
лицо.
- Какая вы славная, - сказала миссис Миллер. - Мне совестно, что я вела
себя, как последняя дура, но эта ужасная девчонка...
- Все ясно, милуша, - стала успокаивать ее женщина. - Вы только не
волнуйтесь, не надо.
Миссис Миллер опустила голову на сгиб локтя; ее вдруг охватил такой покой
- впору уснуть. Но тут молодая женщина повернула ручку приемника: звуки
рояля и глуховатый голос наполнили тишину. Женщина стала отбивать ногою
такт, очень точно, ритмично.
- Может, и нам подняться, а?
- Не хочу больше ее видеть. Близко подходить не хочу.
- Угу, но вам бы, знаете чего, вам бы позвать полицию.
Тут они услышали на лестнице шаги. Коротыш вошел в комнату нахмуренный,
озадаченно поскреб в затылке.
- Там - никого, - сказал он в явном замешательстве. - Смылась, наверно.
- Гарри, ты балда, - объявила женщина. Мы тут сидим безвылазно и уж
наверняка бы не пропустили... - Она осеклась под его острым взглядом.
- Я всю квартиру обшарил, и никого там нет, ну ни души. Ни души, ясно?
- Скажите мне... - Миссис Миллер встала. - Скажите, большую коробку вы
видели? А куклу?
- Нет, мэм, не видел.
И тогда, словно вынося приговор, молодая женщина обронила:
- Да-а... И такой поднять тарарам...
Миссис Миллер тихонько открыла дверь своей квартиры, прошла на середину
гостиной, постояла, не двигаясь. Нет, с виду как будто ничего не изменилось:
розы, пирожные, вишни - все на месте. Но комната опустела; и даже если бы
исчезла вся мебель, все привычные глазу вещицы, она и то не казалась бы
такой опустевшей - безжизненная, застывшая, как похоронное бюро. Перед
глазами маячил диван, какой-то чужой, но чужой по-новому, и в том, что на
нем никого не было, таился особый смысл, пронзающе-ужасный: уж лучше бы на
диване лежала, свернувшись клубочком, Мириэм. Миссис Миллер все глядела и
глядела на то место, куда своими руками поставила коробку, и секунду-другую
пуф бешено вертелся у нее перед глазами. Потом она выглянула в окно: да,
бесспорно, река там, вдали, настоящая, бесспорно и то, что сейчас идет снег,
но все равно ни в чем, что видят твои глаза, нельзя быть уверенным до конца:
Мириэм здесь, это так явственно ощутимо, и все же где она? Где? Где?
Славно во сне, миссис Миллер опустилась на стул. Комната теряла привычные
очертания; темнело, темнота все сгущалась, и она ничего не могла поделать:
не было сил поднять руку и включить лампу.
Она закрыла глаза, и вдруг - толчок изнутри, ее словно вынесло на
поверхность, как пловца, что выныривает откуда-то из глубоких зеленых
глубин. В дни ужаса или безмерной скорби бывают минуты, когда разум
застывает, будто ждет озарения, а меж тем покой исподволь окутывает его,
словно обматывая пряжей; состояние это сродни сну или какому-то
непостижимому забытью; во время такой передышки к человеку возвращается
способность рассуждать спокойно и здраво. Ну, а что, если на самом деле ей
никогда не встречалась девочка по имени Мириэм? Если тогда, на улице, она
испугалась просто сдуру? В конце концов, это же не имеет значения - как,
впрочем, и все остальное. Ведь единственное, что отняла у нее Мириэм, -
ощущение собственного "я", но теперь она чувствовала, что вновь обрела себя
самое - ту, что живет в этой квартире, готовит себе еду, ухаживает за
канарейкой; ту, на кого она может положиться, кому может полностью доверять
- миссис Г. Т. Миллер.
Успокоенная, вслушивалась она в тишину, и вдруг до сознания ее дошел
двойной звук: ящик комода открыли, снова закрыли; звук этот стоял у нее в
ушах еще долго после того, как смолк: открыли-закрыли. Потом, постепенно,
его грубая ощутимость сменилась шелестом шелкового платья, и шелест этот,
такой деликатный, слабый, все приближался, все нарастал, и вот уже от него
сотрясаются стены, и комнату захлестывает волна шорохов. Миссис Миллер
оцепенела, глаза ее открылись - и встретили мрачный взгляд в упор.
- Вот и я, - сказала Мириэм.
Компьютерный набор - Сергей Петров
Дата последней редакции - 21.11.99
Last-modified: Fri, 06 Sep 2002 08:26:17 GMT