Филип Пулман. Полярные огни --------------------------------------------------------------- © Copyright 1995 Филип Пулман © Copyright 2002 О.В.Новицкая (anna_lilas()mtu-net.ru), перевод с английского --------------------------------------------------------------- Philip Pullman Northern Lights ╘ Philip Pullman, 1995. First published Scholastic Ltd .1995 Scholastic Children's Books Commonwealth House, 1-19 Oxford Street, London WCIA INU, UK a division of Scholastic Ltd. London- New York -Toronto- Sydney -Auckland- Mexico City - New Delhi -Hong Kong. ╘ О.В.Новицкая, перевод, 2002 ...На краю Пучины дикой - зыбки, а быть может Могилы Мирозданья, где огня И воздуха, материков, морей, В помине даже нет, но все они В правеществе загадочно кишат, Смесившись и воюя меж собой, Пока Творец Всевластный не велит Им новые миры образовать.... ...Укрыв В глубокой тьме причины всех вещей... Джон Милтон "Потерянный Рай", кн. 2 и 3. "ПОЛЯРНЫЕ ОГНИ" - это первая часть трилогии "ПРИЧИНЫ ВСЕХ ВЕЩЕЙ" . В первой части действие происходит в мире , в чем-то похожем на наш, но в чем-то отличном от него. Во второй части действие происходит в нашем мире. В третьей части действие переносится из одних миров в другие. КНИГА ПЕРВАЯ  * Часть первая * ОКСФОРД. Глава 1. Графин токайского Люра и ее альм крались вдоль стены парадной обеденной залы, стараясь, чтобы их не заметили из кухни. Три стоявших в ряд гигантских стола уже накрыли к ужину, и в полумраке тускло поблескивали серебро и хрусталь. Для удобства гостей слуги заботливо отодвинули тяжелые дубовые скамьи. По стенам залы, почти теряясь во мраке, висели портреты предшественников нынешнего магистра. Стараясь не скрипеть половицами, Люра добралась наконец до невысокого подиума, метнула настороженный взгляд в сторону кухни и, увидев, что в дверях никого нет, на цыпочках приблизилась к стоявшему на возвышении почетному столу. Ножи и вилки здесь были не из серебра, а из чистого золота, и гостей поджидали не дубовые скамьи, а четырнадцать резных кресел красного дерева с бархатной обивкой. Подойдя к креслу магистра, Люра легонько щелкнула ногтем по хрустальному бокалу. Раздался чистый, нежный звон. -- Ты что творишь! -- негодующе прошелестел альм. -- Тише! Пантелеймон, а именно так звался Люрин альм, сейчас был в обличье бражника, и его бурые крылышки почти растворялись в сумраке полутемной залы. -- Ничего я не творю, -- буркнула Люра в ответ. -- Какая разница? Они там, в кухне, так гремят кастрюлями, что все равно ничего не услышат. А лакей явится только со звонком. Кого бояться-то? Однако она проворно накрыла ладошкой хрустальный бокал, и звон затих. Взмахнув крылышками, Пантелеймон сквозь приоткрытую дверь впорхнул в рекреацию, а мгновение спустя уже снова был рядом с Люрой. -- Все чисто. Давай шевелись! Пригибая голову к коленкам, Люра стрелой прошмыгнула вдоль стола, юркнула в дверь рекреации и застыла как вкопанная посередине комнаты. Внутри было темно, но в камине жарко пылали поленья, то и дело взметывая вверх огненные снопы искр. Люра прожила в колледже всю свою коротенькую жизнь, но никогда еще ей не приходилось переступать порог рекреации. Да и немудрено. Входить сюда могли только профессора, да их гости, причем, заметьте, гости исключительно мужского пола. Женщины внутрь не допускались. Даже пыль вытирать здесь должны были не горничные, а дворецкий. Он, и никто другой. Пантелеймон опустился на Люрино плечико. -- Ну что, довольна? Нагляделась? Пошли отсюда! -- Еще чего! Мы же только пришли! Я хочу посмотре-е-е-ть. В центре комнаты блестел полированной столешницей розового дерева огромный овальный стол, на котором красовались хрустальные графины с вином и бокалы. Там же примостились серебряная мельничка для табачного листа и целая батарея курительных трубок. На буфетной полке ждали своего часа жаровня и корзинка с маковыми головками. -- А неплохо они тут устроились, а, Пан? -- прищелкнула языком Люра. Она опустилась в обитое зеленой кожей кресло и почти утонула в нем, - таким оно оказалось глубоким. Ухватившись обеими руками за подлокотники, Люра выпрямилась, залезла в кресло с ногами и огляделась по сторонам. С портретов на нее с явным неодобрением взирали ученые мужи -- почтенные бородатые старцы, облаченные в профессорские мантии. -- А интересно, о чем они тут разгова... -- Люра осеклась на полуслове, поскольку за дверью раздались голоса. -- Говорил же я! Давай за кресло, живо! -- выдохнул Пантелеймон, и послушная Люра с быстротой молнии скрылась за креслом. Правда, "скрылась" -- это сильно сказано. Кресло стояло посередине комнаты, так что Люра просто притаилась за его спинкой, сжавшись в комочек. Дверь отворилась, и комнату залил яркий свет. Один из вошедших держал в руках лампу. Из своего укрытия Люра видела только его ноги в темно-зеленых брюках да начищенные до блеска кожаные башмаки. Кто же это? Наверное, кто-нибудь из слуг. Вот он прошел через всю комнату и поставил лампу на боковой столик. Низкий голос прорезал тишину: -- Лорд Азриел уже прибыл, Рен? Это был голос магистра. Люра сидела ни жива ни мертва от страха. Альм дворецкого (собака, как у всех слуг) дробной рысцой протрусил через комнату и послушно улегся у ног Рена. А вот наконец и сам магистр, вернее, его ноги в стоптанных черных туфлях, которые ни с чем не спутаешь. -- Никак нет, ваша милость, -- ответил дворецкий. -- И из аердока тоже никаких известий. -- Как только он приедет, проводите его в обеденную залу. Он, вероятно, будет голоден с дороги. -- Слушаюсь. -- Вы приготовили для него токайское? -- Как вы изволили приказать, урожая тысяча восемьсот девяносто восьмого года. Помнится, это его слабость. -- Отлично. Я вас более не задерживаю. -- Прикажете оставить лампу здесь? -- Да, разумеется. И во время ужина зайдите еще разок поправить фитиль. -- Слушаюсь. Дворецкий почтительно поклонился и вышел; его альм потрусил следом. Из своего ненадежного укрытия Люра видела, как магистр подошел к высокому дубовому гардеробу, стоявшему в углу комнаты, достал из него магистерскую мантию и, не торопясь, облачился в нее. Он двигался по-стариковски медленно и словно бы с усилием, ведь лет ему было немало, за семьдесят, хотя на вид и не скажешь. Ворона, альм магистра, примостилась на дверце гардероба и терпеливо ждала, когда процедура облачения закончится. Вот она тяжело слетела вниз и устроилась у старика на правом плече. Люра чувствовала, что Пантелеймон, хоть он и молчит, весь напрягся, как туго натянутая струна. Сама же она просто умирала от любопытства. Дело в том, что лорд Азриел, о котором магистр говорил дворецкому, приходился нашей Люре родным дядей. И дядю этого она в равной степени обожала и боялась. Занимался он чем-то ужасно важным и ужасно непонятным: какой-то "большой политикой", какими-то сверхсекретными экспедициями, чуть ли даже не войной, только где-то очень далеко, на краю света. Так что Люра никогда не знала, расставаясь с дядей, когда им доведется свидеться вновь. Значит, сегодня. Вот и всыплет же он ей, если поймает ее здесь. Ну и пусть всыплет. Не привыкать. "Как-нибудь переживу. В первый раз, что ли?" -- пронеслось у Люры в мыслях. Как вдруг... Как вдруг она увидела нечто такое, что разом поставило все с ног на голову. Магистр достал из кармана маленький бумажный пакетик и положил его на край стола. Затем он с трудом вытащил притертую пробку из графина, наполненного золотистым вином, развернул пакетик и тонкой струйкой всыпал в вино какой-то белый порошок. Достав из кармана карандаш, он тщательно перемешал содержимое и, убедившись, что порошок полностью растворился, закупорил узкое горлышко графина пробкой. Альм-ворона хрипло каркнула. Магистр что-то прогудел ей в ответ, метнул настороженный взгляд из-под тяжелых набрякших век и вышел, притворив за собой дверь. -- Пан, ты видел, видел? -- выдохнула Люра. -- Ой, да все я видел. Быстро... Уходим, пока лакей не вернулся. Не успел он договорить, как из обеденной залы позвонили. -- Все, -- упавшим голосом произнесла Люра. -- Это звонок к ужину. Что-то я со временем не рассчитала. Верный Пантелеймон в мгновение ока произвел разведку на местности. -- Там уже полно лакеев, -- сообщил он, вернувшись из залы. -- Может, через другую дверь? Нет, туда тоже нельзя. Другая дверь, которой, кстати, воспользовался магистр, выходила в коридор между библиотекой и преподавательской. Именно в это время там толпится весь колледж: кому-то надо мантию взять, кому-то бумаги оставить, не идти же с ними к ужину. Можно было бы рискнуть и затеряться в толпе ученых мужей. Можно было бы ретироваться через столовую. Ну, подумаешь, попадешься под руку кому-нибудь из лакеев. Ну наорут. Большое дело! Но из-за этого белого порошка, который магистр всыпал в графин с вином, мысли в голове у бедной Люры совсем разбрелись, так что она решительно не знала, что делать. За дверью раздались шаги. Это лакей. Хочет проверить, все ли в порядке. По традиции после ужина профессора собираются в рекреации, чтобы насладиться бокалом доброго вина и жареным маком. Люра сломя голову бросилась к стоявшему в углу гардеробу и скользнула внутрь, едва успев прикрыть за собой дверцу. За Пантелеймона она не боялась. Стены в комнате темные, да и кто заметит бражника? Ну, в крайнем случае, залетит под кресло. В комнате стояла тишина, только слышно было, как сопит лакей. Сквозь щелочку между дверцами Люра увидела, как он поровнее разложил курительные трубки и придирчиво осмотрел батарею графинов и бокалов на столе. Затем он обеими руками пригладил волосы и что-то негромко сказал своему альму. У всех слуг альмы были собаками. Но этот слуга был не просто лакей, а обер-лакей, так что альмом его была не просто какая-то там шавка с хвостом, а гончая. И гончая эта что-то явно учуяла, но, к великому облегчению Люры, к гардеробу не подошла. А попадись девочка обер-лакею -- ей несдобровать, ведь он уже дважды так колотил ее! Вдруг Люра услышала где-то возле своего плеча шепоток. А, да это Пантелеймон! Проскользнул-таки за ней следом! -- Все. Пиши пропало. Теперь будем здесь сидеть. Ведь говорил же я тебе! Ну почему ты меня никогда не слушаешь, скажи на милость! Люра дождалась, пока обер-лакей выйдет, ведь ему пора было прислуживать за магистерским столом. Из обеденной залы доносился гул голосов; слышно было, как там собирается народ. -- Да, не послушалась и правильно сделала, -- зашипела она в ответ, как только за лакеем закрылась дверь. -- Иначе мы бы ничего не узнали. Ты что, не понимаешь? Ведь магистр всыпал в графин с вином яд. Пан, миленький, это то самое токайское, про которое он говорил дворецкому. Они же хотят отравить лорда Азриела! -- А может, никакой это не яд? -- Как это не яд? Конечно яд! А зачем же тогда магистр специально дожидался, пока дворецкий уйдет, и только потом подсыпал порошок? Если бы это был не яд, он бы спокойно всыпал его и при дворецком. Не-е-ет, все это неспроста. Я чувствую. Тут пахнет политикой. Не зря слуги без конца шепчутся об этом по углам, я же не глухая! Ой, Пан, а вдруг мы предотвратим злодейство? -- Вздор! -- отозвался Пан неожиданно резко. -- Ты хочешь сказать, что собираешься четыре часа кряду просидеть в этом гробу? Вот так, скорчившись? Послушай меня: я слетаю посмотрю, как там, в коридоре, а когда будет чисто, скажу тебе, ладно? Бражник с готовностью вспорхнул с Люриного плеча. В узкой полоске света был четко виден его силуэт. -- Нет, Пан, не ладно, -- твердо сказала девочка. -- Никуда я отсюда не уйду. Я должна, должна понять, что они затевают. И никакой это не гроб. Вон смотри, тут какая-то мантия висит. Ее можно подстелить под себя, и будет мягко. Все это время Люра сидела на корточках. Теперь она осторожно выпрямилась в полный рост и, стараясь не шуметь, попыталась на ощупь определить, что же именно висит в шкафу на распялках. Гардероб, между прочим, оказался куда просторнее, чем она думала. А висели в нем профессорские и докторские мантии, все крытые шелком, а некоторые даже с меховой оторочкой. -- Это что, все одного магистра? -- изумленно прошептала Люра. -- Куда ему столько? Разве у одного человека может быть так много мантий? А-а, знаю, наверное, когда его приглашают в какой-нибудь другой университет и избирают там почетным доктором, то в придачу к диплому дают какую-нибудь красивую накидушку. Вот он привозит ее сюда, вешает в шкаф и потом наряжается, да? Слушай-ка, Пан, а может, это все-таки не яд, ты как думаешь? -- Я думаю, что это яд. И еще я думаю, что не нашего все это ума дело. И еще я думаю, что самая большая глупость, которую ты можешь сделать, а понаделала ты их, к слову сказать, немало, так это ввязаться в историю, которая к тебе, Люре, никакого отношения не имеет. -- То есть как это не имеет? -- возмутилась Люра. -- Не могу же я вот так, за здорово живешь, сидеть и смотреть, как они травят моего дядю? -- Не можешь -- не смотри, кто тебя неволит? Уйди куда-нибудь. -- Эх, Пан, сдрейфил, да? -- Да, сдрейфил, и не боюсь в этом признаться. Скажи-ка мне, что ты собираешься делать? Что? Как выскочишь, как выпрыгнешь из шкафа и метким ударом ноги выбьешь стакан с ядом из его слабеющих рук? Очень красиво, нечего сказать. -- Ничего подобного я делать не собираюсь, -- отчеканила Люра. -- Заметь, тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было. Пойми, пожалуйста, Пан, ведь после того, что я видела, у меня выбора нет. Ты когда-нибудь про совесть слышал? Знаешь, что это за штука такая? Сам посуди: могу я сидеть себе где-нибудь в библиотеке, болтать ногами и знать при этом, что здесь в эту самую минуту творится? Поверь, я же не нарочно. Я не хотела. Пан помолчал немного, подумал и сказал: -- А вот и врешь. Именно, что хотела. Ты всегда мечтала пробраться сюда, спрятаться и подглядеть. Как же я раньше-то не догадался! -- Хорошо. Да, я всегда этого хотела. Да, мне интересно. Ведь все же знают, что они тут что-то делают. Тайны у них какие-то, посвящения. Что, посмотреть нельзя? -- Нельзя. Потому что нас это не касается. Хочется им играть в прятки -- пусть играют. Ты выше должна быть, понимаешь? Выше. А не подслушивать и не прятаться тут по шкафам, как дитя малое. -- Ой-ой-ой, какие мы важные, какие мы взрослые! Хватит меня отчитывать, я не маленькая! Какое-то время Люра и альм молчали, при этом Люра ерзала на жестких досках, путаясь в полах мантии, а исполненный праведного гнева Пантелеймон сидел у одной из этих мантий на воротнике и оскорбленно поводил усиками. Казалось, все мысли в голове у Люры сбились в пестрый беспорядочный клубок. Эх, поговорить бы с Паном, все, глядишь, и встало бы на свои места. Ну уж нет. Первой мириться -- ни за что! Ничего не поделаешь, попробуем разобраться сами. Итак, что же ее сильнее всего тревожит? Страх. А за кого? Ведь не за себя же. Она так часто попадала во всякие дурацкие передряги, что за себя уже давно не боялась. Разучилась. Значит, страх за лорда Азриела. Зачем он приезжает? Он и так-то в колледже редкий гость, а уж сейчас, со всей этой политической неразберихой... Не станет же такой занятой человек приезжать, только чтобы выпить-закусить да трубочку выкурить со старинными приятелями. Нет, что-то непохоже. Правда, и лорд Азриел, и магистр были членами какого-то Правительственного Совета. Про Совет этот Люра знала, что они что-то там такое советуют премьер-министру. Но тогда заседания этого Совета должны проходить во дворце, а уж никак не в рекреации колледжа Вод Иорданских. Ничего не понятно. Все последние дни слуги шушукались, что тартары захватили Московию и рвутся на север, к Санкт-Петербургу. Санкт-Петербург -- ключ к могуществу над Балтией и всей Западной Европой. А куда ездил лорд Азриел? Куда-то на Север. В Лапландию, что ли. Когда они виделись в последний раз, он собирался в экспедицию. -- Пан, а Пан, -- позвала Люра. -- Что? -- А как ты думаешь, только честно, война будет? -- Сейчас -- нет. Иначе стал бы лорд Азриел приезжать сюда с визитом! Так что на этой неделе войны не будет. -- И я так думаю. А потом? -- Ш-ш-ш.. Сюда идут. Люра приникла к щелочке между дверцами шкафа. В рекреацию вошел дворецкий, чтобы, как велел магистр, подправить у лампы фитиль. Дело в том, что и в преподавательской, и в библиотеке уже давно пользовались современными яндарическими лампами, но здесь, в рекреации, по-прежнему зажигали лигроиновые, свет которых был мягче и приятнее глазу. Здесь магистр не потерпел бы никаких нововведений. Дворецкий поправил фитиль, подбросил в камин еще одно полено и, воровато оглянувшись на дверь, зачерпнул пригоршню табаку из мельнички. Не успел он приладить на место крышечку, как на двери, ведущей в коридор, щелкнул, отворяясь, замок. К восторгу Люры, дворецкий подпрыгнул, как ужаленный, проворно сунул табак в карман и повернулся навстречу гостю. -- Мое почтение, лорд Азриел, -- произнес он с поклоном. Люра почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок. Настал великий миг! Из ее укрытия двери в коридор видно не было, и ей стоило великого труда сидеть тихо и не высовываться. -- А, это вы, Рен, -- раздался хрипловатый низкий голос лорда Азриела, всегда отзывавшийся в душе Люры каким-то смешанным чувством ужаса и восторга. -- Ну, к ужину я, надо полагать, опоздал, так что обожду здесь. Дворецкий растерянно покрутил головой. Как правило, гости получали доступ в рекреацию только по личному приглашению магистра, и лорд Азриел не знать об этом просто не мог. Однако, заметив пристальный взгляд его милости, устремленный на подозрительно оттопыренный карман ливреи, где лежал краденый табачок, верный слуга благоразумно решил сделать, как велено. -- Прикажете доложить их милости магистру, что вы прибыли? -- Да, пожалуй. И насчет кофе распорядитесь. -- Слушаюсь, милорд. Дворецкий почтительно поклонился и вышел. Альм потрусил за ним по пятам. Лорд Азриел подошел к камину, передернул плечами и с наслаждением потянулся всем своим длинным телом, облаченным в дорожное платье. Ни дать ни взять проснувшийся лев! Как всегда при виде дядюшки, Люра затрепетала. Все. Теперь и речи не может быть о том, чтобы как-нибудь выползти из шкафа. Придется сидеть и ждать. Авось пронесет. Альм лорда Азриела, снежно-белая пума, потерлась об его ноги. -- Здесь будешь показывать?.. -- промурлыкала она. -- Наверное. Это удобнее, чем в лекционном зале. Потом еще разговоров не оберешься. К слову сказать, они ведь захотят на образцы взглянуть. Надо приказать, чтобы кофры занесли сюда... Плохо дело, Стельмария. Что же нам с тобой делать, а? Вот-вот жди беды. -- Тебе бы отдохнуть. Ты сядь. Лорд Азриел рухнул в кресло. Теперь Люра не видела его лица, потому что он сидел к ней спиной. -- Отдохнуть -- это хорошо. Да и переодеться не мешало бы. У них тут с этим строго. Штрафанут меня на дюжину бургундского за неподобающий вид, а? Отдохнуть... Будь моя воля, я бы проспал трое суток, не меньше. Так ведь... В дверь постучали, и в рекреацию вновь вошел дворецкий с серебряным кофейным прибором на подносе. -- Благодарю вас, Рен, -- улыбнулся лорд Азриел. -- А что это за графин на столе? Токайское? Мое любимое? -- По личному распоряжению их милости магистра. Специально для вас, милорд, -- с готовностью ответил дворецкий. -- Вина-то этого, токай урожая девяносто восьмого года, почитай, не больше трех дюжин осталось. -- Увы, ничто не вечно под луной, -- насмешливо протянул лорд Азриел. -- Поставьте поднос сюда. Ах, да, Рен, присмотрите, чтобы те два кофра, что я оставил внизу, подняли в рекреацию. -- Что, прямо сюда, милорд? -- Именно так. И еще мне понадобится экран и волшебный фонарь, их тоже необходимо принести прямо сюда и прямо сейчас. Дворецкий невольно открыл рот и хотел не то возразить, не то спросить что-то, но вовремя осекся под ледяным взглядом лорда Азриела. -- Вы, кажется, забываетесь, милейший, -- процедил он. -- Делайте, как вам говорят, без разговоров. -- Слушаюсь, милорд. Прошу меня извинить... Не сочтите за дерзость, я просто подумал, может, нужно обер-лакею Кавсону сказать; он ведь не знает, натворит еще дел с перепугу. -- Как хотите. Можете сказать. Между обер-лакеем Кавсоном и дворецким Реном существовало многолетнее подспудное соперничество. Обер-лакей был выше по рангу, зато дворецкий был вхож в профессорские круги, чем дорожил и гордился чрезвычайно. Сейчас ему представился шанс натянуть нос задаваке-лакею и лишний раз проявить свою осведомленность о том, что же на самом деле творится в святая святых колледжа. Дворецкий поклонился и вышел. Люра, затаив дыхание, следила за тем, как дядя налил себе чашку кофе и осушил ее единым духом. Потом налил еще одну и начал прихлебывать обжигающий кофе маленькими глоточками. Гардеробная пленница изнывала от любопытства. Подумать только: кофры с образцами! Волшебный фонарь! Зачем все это? Почему такая срочность? Почему здесь, в рекреации? Лорд Азриел поднялся с кресла и повернулся к камину спиной. Теперь Люра его хорошо видела. Она вновь поразилась тому, насколько он не похож на всех этих дряхлых согбенных старцев в докторских мантиях. Он был совсем другой: высокий, широкоплечий, поджарый, с жестким обветренным лицом и глазами, в которых, казалось, плясами черти. Что ты чувствуешь, когда смотришь в эти глаза? Трепет? Пожалуй. Ненависть? И это возможно. Но только не жалость. Такого не пожалеешь. И таким не покомандуешь. Все его движения были исполнены могучей силы и какой-то звериной грации. В этой заставленной мебелью комнате ему было тесно, как тесно тигру в клетке. Видно было, что мысли его где-то далеко-далеко. Пума-альм подошла к Азриелу и потерлась ему головой о колено. Он долго, с какой-то непостижимой задумчивостью, смотрел в ее зеленые глаза, потом повернулся к столу. Внезапно Люра почувствовала, что сердце у нее падает. В руках у лорда Азриела был графин с токайским. Вино золотистой струей хлынуло в бокал. -- Не-е-е-т! -- раздался Люрин сдавленный крик. Лорд Азриел резко повернулся. -- Кто здесь? Более медлить девочка была не в силах. Она как-то боком вывалилась из шкафа и, уже совершенно не соображая, что делает, выбила бокал из рук дяди. Остановившимися глазами она ошеломленно следила за тем, как токай взметывается вверх, выплескивается на край стола, на ковер, потом бокал падает и разбивается вдребезги. Лорд Азриел резко схватил ее за руку и рывком заломил запястье назад. -- Люра?! Да как ты посмела! -- Ой! Больно! Дядя, я все скажу, только руку... руку отпустите. -- Девчонка! Я тебе покажу больно! Еще не так больно будет! Как ты посмела сюда прийти?! -- Дядя, я же вас от смерти спасла! На мгновение в комнате повисла тишина. Давясь от рыданий, Люра пыталась вырвать руку из железной хватки лорда Азриела. Не плакать! Только не плакать! -- Что ты сказала? -- спросил дядя чуть мягче, но лицо у него все равно было мрачнее тучи. -- Что вино отравлено, -- выдавила из себя девочка. -- Я сама видела, как магистр подсыпал в него какой-то порошок. Лорд Азриел разжал пальцы. Люра, обмякнув, сползла на пол, и верный Пантелеймон тут же примостился у нее на плече. Девочка сидела, оцепенев от страха. Никакая сила не смогла бы заставить ее поднять глаза. -- Итак. -- В голосе лорда Азриела звенело ледяное бешенство. -- Я пробралась в рекреацию, -- пробормотала Люра несчастным голосом, -- потому что хотела... Ну, просто хотела посмотреть, какая она. Я знаю, что нельзя. Я хотела убежать потихоньку, пока никто не пришел. Потом услышала шаги. Пришел магистр. Пришлось прятаться. Вот сюда, в шкаф. Больше некуда. И я в щелочку видела, как он сыпал в вино какой-то белый... ну, порошочек. А если бы я не сказа... В дверь постучали. -- Принесли кофры, -- прошипел лорд Азриел. -- Марш в шкаф. И чтобы ни звука! Лучше не шути со мной. Словно маленький хорек, Люра скользнула внутрь гардероба и едва успела прикрыть за собой дверцу, как голос дяди произнес: -- Да-да, входите! Как он и говорил, снизу принесли кофры. -- Прикажете заносить, милорд? -- услышала Люра. Сквозь щелочку между дверцами она увидела старика-привратника, нерешительно переминавшегося с ноги на ногу на пороге рекреации. За его спиной маячил огромный деревянный сундук. -- Давайте, Шустер, давайте, -- распорядился лорд Азриел. -- Заносите оба. Ставьте вот сюда, рядом со столом. Ну все. Теперь Люра могла наконец перевести дух и даже чуть-чуть пожалеть себя. Плечо и запястье ныли немилосердно. Любая другая девочка на ее месте ревела бы в три ручья, но Люра была не из таковских. Она только закусила губу и осторожно попробовала подвигать больной рукой. Ага, вот так, кажется, легче. Боль потихоньку отпускала. Вдруг в комнате раздался звон бьющегося стекла и словно бы что-то пролилось на пол. -- Проклятье, -- прорычал лорд Азриел. -- Где были ваши глаза, Шустер? Вы только посмотрите, что вы наделали, старый вы осел! Люра сразу все поняла. Дядя украдкой смахнул со стола графин с токайским, да так ловко, что казалось, будто сделал это не он, а бедолага Шустер. Старик опустил тяжелый кофр на пол, кряхтя, распрямился и попятился. -- Прошу прощения, милорд. Уж не знаю, как это я... Недоглядел... Близко слишком подошел... Виноват... -- Хватит. Быстро несите тряпку какую-нибудь. Все же в ковер впитается! Ну, что вы стоите? Живо уберите этот свинарник! Шустер и его подручный со всех ног кинулись выполнять приказание. Не успела за ними закрыться дверь, как лорд Азриел уже стоял у шкафа и, почти не разжимая губ, говорил, обращаясь к Люре: -- Слушай меня внимательно. Раз уж ты все равно здесь, будешь мне помогать. Как только магистр войдет в комнату, глаз с него не спускай! Потом все мне расскажешь. Сделаешь все толково -- так и быть, помогу, вытащу тебя отсюда. Но только смотри у меня! -- Я поняла, дядечка, -- пискнула Люра. -- И если я услышу хоть один звук... Пеняй на себя. Он отошел от шкафа и вновь стал спиной к камину, словно бы грелся. В этот момент в рекреацию вернулись Шустер и его подручный, вооруженные ведром, тряпкой, а также совком и веником, чтобы замести осколки. -- Еще раз нижайше прошу меня извинить, милорд. Уж не знаю, как это я... -- Вздор. Лучше уберите тут, да поживее. Шустер заелозил тряпкой по ковру, пытаясь собрать пролитое вино. В дверь вновь постучали, и в рекреации появились дворецкий и Торолд, камердинер лорда Азриела. Они вдвоем втащили в комнату тяжелый кофр полированного дерева с блестящими медными ручками. Увидев Шустера, ползающего на четвереньках с тряпкой, оба остановились, как вкопанные. -- Увы. Вот оно, бывшее токайское, как ни прискорбно, -- раздраженно прокомментировал лорд Азриел. -- Что это? Волшебный фонарь? Сюда, пожалуйста, Торолд, ближе к шкафу. А экран, я думаю, мы повесим там, -- и он показал рукой на противоположный конец комнаты. Люра мгновенно сообразила, что ей из шкафа экран будет отлично виден. А интересно, дядя так нарочно устроил или нечаянно? Воспользовавшись всеобщей суматохой -- слуги разворачивали крахмальное полотно и натягивали его на раму, чтобы сделать экран, -- Люра торжествующе шепнула Пантелеймону: -- Видал? Не зря мы все это затеяли. -- Может, и не зря, -- пискнул непреклонный Пантелеймон своим бабочкиным голоском, -- а может, и очень даже зря. Прихлебывая остывший кофе, лорд Азриел мрачно наблюдал за тем, как Торолд с величайшим тщанием распаковывает кофр с волшебным фонарем. Он бережно снял крышечку с объектива и проверил уровень масла в лампе. -- Все в порядке. Прикажете послать за техником, милорд? -- Это лишнее. Я все сделаю сам. Спасибо, Торолд, вы свободны. Рен, как там, все уже поужинали? -- Заканчивают, милорд. Если я правильно понял обер-лакея Кавсона, то их милость магистр и профессора лишней минутки не помедлят, как узнают, что милорд здесь. Прикажете кофе унести? -- Да, вы свободны. -- Слушаюсь, сэр. С легким поклоном пухленький дворецкий подхватил поднос и вышел из комнаты. Следом за ним удалился и Торолд. Как только за ними закрылась дверь, лорд Азриел метнул в сторону гардероба такой взгляд, что Люра не на шутку испугалась, как бы дверцы шкафа под этим взглядом не разлетелись в щепья, словно от удара копьем или дротиком. Но вот он отвел глаза и о чем-то тихо заговорил со своим альмом-пумой. Пума медленно опустилась на ковер у его ног: красивая, настороженная, готовая к прыжку. Изумрудные глаза с вертикальными зрачками скользнули по комнате и сузились, застыв на ручке двери, ведущей в обеденную залу. Лорд Азриел, не отрываясь, смотрел туда же. Люре из шкафа дверь было не видно. Вдруг она услышала порывистый вдох... Наконец-то! В рекреацию кто-то вошел. -- А, магистр, не ждали меня! -- шутливо произнес лорд Азриел, делая широкий жест рукой. -- Прошу-прошу, приглашайте своих гостей. Я обещаю вам много интересного. Глава 2. Цель -- Север -- Лорд Азриел, сколько лет, сколько зим, -- прогудел магистр, входя в рекреацию и пожимая руку гостя. Из своего укрытия Люра успела заметить быстрый взгляд, который ученый старец бросил на стол, где еще несколько минут назад стоял злополучный графин токайского. -- Увы, магистр, к ужину я не поспел, так что прошел прямо сюда, без лишних церемоний, чтобы вас зря не беспокоить, -- отозвался лорд Азриел. -- О, господин проректор, мое почтение. Каким вы молодцом. Прошу прощения за неподобающий вид, я, что называется, с корабля на бал. Да-да, магистр, вы, я вижу, тоже заметили. Не судьба мне отведать вашего знаменитого токайского. Между прочим, не промочите ноги, потому что, по всей вероятности, вы прямо на нем и стоите. Я недоглядел, ну, и старик Шустер случайно смахнул графин на пол. Мое почтение, капеллан, я как раз недавно прочел вашу последнюю работу. Очень, очень интересно. Беседуя с капелланом, лорд Азриел отошел от стола, и взору Люры предстало бесстрастное лицо магистра. Ни один мускул на нем не дрогнул, но альм-ворона, примостившаяся на правом плече старика, суетливо перебирала клювом перья и ерзала, словно не находя себе места. В рекреации теперь безраздельно царил лорд Азриел, и, хотя он был безукоризненно учтив с владыкой здешних мест, расстановка сил сомнений не вызывала. Перевес был явно не в пользу магистра. В комнату один за другим входили профессора и неторопливо рассаживались в креслах вокруг стола и вдоль стен. Судя по всему, ученые мужи были заинтригованы, увидев деревянный кофр, экран и волшебный фонарь. Рекреацию заполнил гул голосов. Главный библиотекарь, проректор, дознаватель... Как хорошо Люра знала их. Ведь это они все эти годы ходили вокруг нее хороводом: учили, наставляли на путь истинный, утешали, совали под подушку маленькие подарочки, гоняли из сада, чтоб не лазила по деревьям и не ела зеленых яблок... Кроме них, у Люры никого в целом свете не было. И вероятно, знай она, что это за штука такая, -- семья, то, глядишь, и привязалась бы к ним, почитая их за семью. А может быть, даже не их, а, скорее всего, кухонную челядь. Ведь у высокоученых профессоров есть дела поважнее, чем душевный покой маленькой девочки, полупомоечного котенка, которого злодейка-судьба забросила в стены колледжа Вод Иорданских. Магистр зажег под серебряной жаровней спиртовку и распустил на маленьком блюде кусочек масла. Потом неторопливо раскрыл несколько маковых головок и высыпал их содержимое на горячий противень. Жареный мак всегда подавался после обильной трапезы. Принято было считать, что он проясняет голову и способствует подлинно сладостной беседе. По традиции магистр приготовлял это лакомство для гостей собственными руками. Под шипение масла и разноголосый гомон Люра, чуть осмелев, решила устроиться в своем шкафу поуютнее. Стараясь не шуметь, она сняла с распялки длинную, подбитую мехом мантию и подстелила ее под себя. -- Ну и зря, -- буркнул Пантелеймон. -- Подстелила бы что-нибудь поплоше. Смотри, разнежишься и, не ровен час, заснешь. -- А ты на что? -- беспечно ответила Люра. -- Вот и разбудишь меня, если я усну. Она приникла глазом к щели и стала вслушиваться в разговор, хотя особо вслушиваться было не во что. Все о политике, да что об этом скажет Лондон, а про тартар ни слова. Скука. Вот потянуло ароматом жареного мака, потом запахом табака, и Люра начала было клевать носом, как вдруг кто-то легонько постучал по столу. Разговоры разом прекратились, и низкий голос магистра прогудел: -- Господа, я думаю, что выражу общее мнение, если от лица всех присутствующих поприветствую лорда Азриела. Он в наших палестинах гость редкий, а значит, особенно нам дорогой, и, насколько я понимаю, сегодня вечером мы услышим кое-что чрезвычайно интересное. Не мне вам говорить, что время нынче непростое, уже завтра утром политическая ситуация призывает лорда Азриела в Лондон, его доклада ждут члены правительства в Уайт-Холле. Можно сказать, не преувеличивая, что лондонский поезд стоит под парами и ждет, чтобы принять нашего гостя, так сказать, на борт, едва его выступление перед нами закончится. Так что не будем терять времени понапрасну. Я предоставляю слово лорду Азриелу. Полагаю, что после его доклада у присутствующих возникнут кое-какие вопросы. Постараемся сформулировать их четко и кратко. Итак, прошу вас, милорд. -- Благодарю, -- прозвучал голос лорда Азриела. -- Для начала я хотел бы показать всем присутствующим несколько слайдов. Господин проректор, вам, вероятно, отсюда будет лучше видно. Может быть, мы попросим господина магистра пересесть в кресло рядом со шкафом... Седенький проректор к старости почти ничего не видел, так что элементарные приличия требовали усадить его поближе к экрану, а это, в свою очередь, означало, что магистр должен будет занять место рядом с главным библиотекарем, то есть буквально в метре от притаившейся в глубине гардероба Люры. Скрипнуло кресло, и девочка услышала, как магистр прошептал: -- Хитер, каналья! Он знал про вино. Голову даю на отсечение, что знал! -- Что будем делать, если он начнет требовать денег? -- шепнул библиотекарь в ответ. -- А что нам остается? Будем стоять насмерть. Лорд Азриел резко прибавил пламя, чтобы лампа волшебного фонаря горела поярче. Люра заерзала в своем шкафу, стараясь ничего не пропустить. Яркий круг на экране вдруг засветился. -- Свет, пожалуйста, погасите, -- повелительно произнес лорд Азриел, и комната в тот же миг погрузилась во тьму. -- Многие, вероятно, знают, что год назад я отправился с дипломатической миссией на Север, к его величеству королю Лапландии. Такова официальная легенда. На самом же деле я намеревался достичь Крайнего Севера, то есть полярных льдов, чтобы узнать о судьбе экспедиции Груммана. В последней депеше, адресованной Грумманом в Германскую Академию наук, говорится о некоем явлении природы, наблюдать которое можно только на Крайнем Севере. Именно это явление и составляло главный объект моих исследований. Кроме того, я пытался найти хоть какие-нибудь следы пропавшей экспедиции Груммана. Однако слайды, которые вы сейчас увидите, прямого отношения ни к одной из этих задач не имеют. Ну-с, начнем, пожалуй. С этими словами он вставил слайд в рамку и передвинул ее так, чтобы она оказалась строго напротив линзы проектора. Вместо ярко освещенного круга на экране возникла четкая черно-белая картинка. Снимок был сделан ночью, при полной луне. На фоне белого снега ясно вырисовывалась стоявшая чуть в отдалении избушка, возле стен которой выстроилась целая батарея разных приборов и приспособлений для философских изысканий: какие-то антенны, провода, фарфоровые изоляторы. На Люрин непосвященный взгляд, все это очень напоминало участок яндарического депо, мимо которого они проезжали по дороге на Ярнтон, только на экране все эти штуки были покрыты густой изморозью и серебрились в лунном свете. На переднем плане, вскинув руку в приветственном жесте, стоял человек в меховой парке с низко надвинутым на глаза капюшоном, так что и лица не различить. Рядом с ним стоял еще кто-то, росточком пониже. И все вокруг заливало это странное безжизненное сияние. -- Обратите внимание, этот снимок был сделан на пластинку с обычной эмульсией нитрата серебра, -- пояснил лорд Азриел. -- А вот взгляните на то же самое место, но снятое с применением специальной новейшей эмульсии. Разница во времени между двумя этими снимками -- что-то около минуты. Он заменил слайд в рамке, и на экране возникло новое изображение. Оно было намного темнее, словно лунный свет каким-то образом притушили. По-прежнему в отдалении маячила избушка, на черном небе ясно прорисовывалась ее засыпанная снегом крыша, но хитросплетения приборов тонули во мраке. А вот человек на этом снимке выглядел совсем по-другому. Он, казалось, купался в мерцающем сиянии, а из его воздетой кверху руки бил серебристый фонтан света. -- Этот световой поток, -- раздался голос Капеллана, -- он восходящий или нисходящий? -- Нисходящий, -- быстро ответил лорд Азриел, -- но это не свет. Это Серебристая Пыль. Он произнес последние слова с таким нажимом, что Люра мгновенно поняла, что речь идет об особенном явлении, ничего общего с обычной пылью не имеющем. Судя по реакции аудитории, девочка была недалека от истины. В комнате на мгновение повисла напряженная тишина, а потом начались вопросы, вопросы: недоверчивые, перебивающие друг друга. -- Не хотите же вы сказать... -- Помилуйте, неужели... -- Это что же... -- Коллеги, -- поднял голос Капеллан, -- я думаю, что лорд Азриел согласится нам кое-что пояснить. -- Я повторяю еще раз, -- вновь заговорил лорд Азриел в полной тишине, -- что перед вами изображение Серебристой Пыли, частицы которой оказывают на новую эмульсию воздействие, подобное воздействию фотонов на нитрат серебра. Именно этот феномен и являлся первоочередным объектом моих исследований во время экспедиции на Север. Обратите внимание, что фигура стоящего на переднем плане человека великолепно читается. Но мне хотелось бы, чтобы вы посмотрели вот сюда, на силуэт слева. -- С этими словами он указал на размытый абрис маленькой фигурки. -- Я было подумал, что это альм, -- удивленно произнес дознаватель. -- Отнюдь. Его альм-змея преспокойно обвилась у него вокруг шеи. Нет, господа, сей расплывчатый силуэт -- это ребенок. -- Ребенок после... рассечения? -- осторожно спросил чей-то голос и тут же осекся, словно сказал что-то лишнее, что-то такое, чего говорить не следовало. -- Нет, целый, и это особенно важно в свете того, что нам известно о природе Серебристой Пыли. Вновь повисло напряженное молчание, которое нарушил лишь хриплый выдох Капеллана. Такой звук издает человек, который много часов подряд изнывал от жажды, дорвался до кувшина с водой, осушил его одним глотком и наконец-то смог перевести дух. -- Та-а-а-к, -- не то выдохнул, не то крякнул Капеллан. -- Следовательно, эти потоки Серебристой Пыли... -- ... нисходят с неба, как вы совершенно справедливо изволили заметить, и словно бы окутывают собой человека. Я не собираюсь забирать эти снимки с